У киммерийца от таких слов слегка дрогнуло сердце.
      - Если хочешь убедиться в моей правоте, Бартатуя, - твердо сказал он, пойди сейчас в шатер к своей женщине. Пробираясь сюда, я видел, как она направляется к Курганам. С ней был еще один воин. Она несла Хондемиру то, что нужно ему для колдовства.
      На некоторое время Бартатуя опять потерял дар речи.
      - Теперь, - промолвил он после долгого молчания, - даже если я завоюю мир, сладость победы будет отравлена горечью измены. Мое блаженство было бы полным, как у богов, обитающих близ Предвечного Неба. Но сейчас я опозорен этой женщиной, опозорен своей мужской глупостью и доверчивостью. Я был марионеткой их кхитайского балагана, меня дергал за нитки укрывшийся за ширмой раб. В ослеплении я чуть не убил моего единственного друга! Эта презренная женщина вела меня за собой, как слабосильный мальчишка - смирного вола.
      - Бартатуя, друг мой, - сказал Конан, - ты не первый мужчина, которого обманула красивая женщина. И, уж конечно, не последний.
      - Но многие ли из этих людей, - проворчал Учи-Каган, - мечтали о всемирном престоле? А я мечтаю о нем. Что позволено обычному человеку запретно для Учи-Кагана. Что ж, идем обратно и поговорим с моими вождями. Скоро мы атакуем Курганы Спящих, и все эта суета вокруг подлой шлюхи не имеет большого значения. Лакшми и Хондемир в моих руках. Два крыла моего воинства пойдут в атаку, как запланировано. Возьмешь на себя команду одним из них? Я знаю, что плохо наградил тебя за службу, но все еще можно поправить.
      - Я бы взялся, каган, - отозвался Конан, - но дойдут ли твои люди за мной? Мы с тобой - люди одной закваски, хоть ты - гирканиец, а я киммериец. Но степнякам недостаточно будет моего слова, чтобы признать меня снова одним из своих полководцев.
      Бартатуя пожал Конану руку:
      - Идем со мной, друг. Все будет хорошо. Я знаю, как подтвердить истинность твоих слов, как доказать предательство Лакшми. Утром поведешь моих всадников в бой. И да не будет под Предвечным Небом второго, после Бартатуи, Учи-Кагана, кроме Конана из Киммерии!
      Звезды еще сверкали на небе, когда Лакшми вернулась с Курганов Спящих. Вокруг шумел пробуждающийся лагерь: воины завершали последние приготовления к битве. Женщина ощутила удовольствие при мысли о том, что она скоро сотворит с этим грязным стойбищем кочевников.
      Вскоре она переселится в роскошный дворец в центре красивого и богатого города. Рабы будут выполнять каждое ее пожелание, и величайшие люди мира будут валяться у ее ног, домогаясь благосклонного взгляда. А кто воссядет на трон, это все равно - хоть Хондемир, хоть Бартатуя, или кто-то другой, кого Лакшми выберет. Со временем всем станет ясно, у кого в руках настоящая власть.
      Она уже начала мысленно строить свой дворец. Размеров - неописуемых, башни - до облаков. Отделка - золото и жемчуг. Одежда - сплошь из тончайших шелков. А рабы - самые красивые... Но тут чьи-то пальцы мертвой хваткой схватили размечтавшуюся наложницу за предплечье.
      - Мы снова встретились, госпожа моя!
      Перед Лакшми возвышался грозный варвар из Киммерии.
      - Ты... - прошипела женщина. - Когда Хондемир сказал... - Она внезапно оборвала фразу: "Не ровен час, могут услышать! " - Когда мой господин увидит тебя, его гневу не будет предела! Как ты пробрался сюда, предатель? Еще один заговор против кагана?
      - Ты, кажется, потеряла самообладание, Лакшми, - оскалился довольно киммериец. - Я уже разговаривал с Учи-Каганом. Теперь он знает все. Пожалуй, он знает все главные подробности твоей измены. Какой человеческий ум в силах вообразить коварство такой прельстительной змеи, как ты?
      - Что за ложь ты влил ему в уши? - Она говорила сейчас намеренно громко, рассчитывая, что в темноте наверняка таятся какие-нибудь досужие слушатели. - Учи-Каган слишком доверчив. Он видит, что человек храбр в бою, и не думает, что этот воин лелеет честолюбивые помыслы. Ты изменник!
      Лакшми поняла, что киммериец тащит ее в широкий освещенный круг перед костром. А потом вспомнила про кинжал под набедренной повязкой. Нет, еще не время! Она, может, еще сумеет выпутаться из этой передряги: язык у нее хорошо подвешен и каган ее любит.
      - Слова тебе не помогут! - гремел Конан. - Учи-Каган не так доверчив, как ты думаешь. Услышав мое свидетельство, он потребовал доказательств. Он получил их!
      Теперь вендийка разглядела у костра множество мужчин. В центре, у огня, стоял Бартатуя. У ног его валялись три шамана, связанные, как телята перед клеймлением.
      Другие шаманы стояли на коленях, с руками, связанными за спиной, лица их были искажены от ужаса. В руках Учи-Каган сжимал кинжал, забрызганный кровью почти до рукояти. Острие кинжала дымилось, в воздухе висел запах паленого человеческого мяса.
      Когда Бартатуя глянул на Лакшми, женщина онемела от ужаса. Лучше бы ей воспользоваться отравленным клинком, пока была возможность! Ее острый ум помутился. Какая ложь спасет ее теперь от гнева Бартатуи?
      - Эти пустозвоны, увешанные амулетами, - проговорил каган, - сообщили нам много интересного. Правда, сначала они пугали нас гневом богов, но испытание горячим железом развязало их языки и освежило память. Итак, кажется, имела место церемония, на которую меня не пригласили. А ты удостоилась такой чести и проявила немалое усердие.
      - Я знала, что они замышляют против тебя, каган, - пролепетала Лакшми. - Я хотела разведать их планы.
      - Да, разведка в ночное время - твое любимое занятие. Где ты нашел ее, Конан?
      - Рядом с Курганами есть небольшой овраг, - ответствовал киммериец. Один из часовых помог ей пройти туда незамеченной.
      - Арестуйте этого человека, - приказал Бартатуя стоящим рядом с ним воинам - От него узнаем, нет ли еще предателей.
      - Как быть с женщиной, Учи-Каган? - спросил вождь с Востока, чье лицо было покрыто многочисленными рубцами и шрамами.
      - Легкой смерти ей не дождаться! - сказал Бартатуя и посмотрел на Лакшми каменным взглядом: - Ты могла стать женщиной властелина мира. Чего тебе не хватало?
      Она ничего не ответила, только стояла опустив глаза.
      - Девка плела интриги против тебя, - заметил Конан, - потому что такова ее гнусная суть. Она не может отвечать добром на добро. Скорпион, если возьмешь его в ладонь, непременно укусит - вот так и она. Точно так же предала бы она и Хондемира, и любого другого. Даже сейчас, стоя перед твоим судом, она лихорадочно строит планы, чтобы избежать своей участи.
      - Убить стерву - и дело с концом, - предложил каган герулов. - А то уже светает, пора выступать.
      Бартатуя положил руку на эфес меча и несколько мгновений смотрел на Лакшми. Потом отпустил оружие.
      - Нет, - сказал он. - После битвы, когда мы восстановим могильники, вот тогда она умрет. И все узнают, что значит обманывать доверие Учи-Кагана. Отвести ее в шатер и приставить часового. Убежать ей отсюда некуда, но смотрите, чтоб она не покончила с собой и не ускользнула от возмездия!
      Два крепких воина увели Лакшми. Она не в силах была говорить и не могла поднять глаз. Свидетели думали, что от стыда, но они ошибались. Женщина прятала улыбку. Она останется наедине с часовым, а часовой - просто мужчина. Мужчины были для нее послушными игрушками. Она уже звала - сегодня она не умрет, и мысли ее вновь обратились к предстоящему царственному великолепию.
      - Вернемся к более важным вещам, - сказал Бартатуя, когда изменницу увели. - Будини и герулы на рассвете предпримут первую атаку. Они ударят с северной стороны. Мы дадим защитникам вала время собрать в одном месте большую часть своих сил. Затем все остальные ударят с юга. Во главе этой атаки будет Конан. Конан, есть у тебя что сказать, прежде чем мы разойдемся?
      Конан стоял перед вождями.
      Шаманы все еще валялись на земле, но киммериец не обращал на них внимания.
      - Хорошо бы, если б у меня было время подготовить воинов к битве. Но что мечтать о невозможном! Запомните: у противника есть кони и луки и ему-то ничто не мешает ими пользоваться, туранцам как лучникам до вас, конечно, далеко, но стрелять они умеют. Да и в любом случае расстояние будет невелико, а доспехи на степняках легкие. В тесном строю любая стрела найдет свою цель.
      Главное - двигаться так быстро, как только возможно. Чем скорее перейдем к рукопашной, тем лучше. У врагов есть мечи, щиты и пики. Они хорошо владеют ими. Избегайте поединков на мечах. Используйте численное превосходство - три или четыре воина на каждого противника. Старайтесь выбить у них щит и рубите по горлу. Будет много неожиданностей, но это лучше, чем рухнуть зарезанным без всяких неожиданностей.
      Рассудительная речь киммерийца отрезвила вождей. Они стали хмуро расходиться - каждый к своим бойцам.
      - Как быть с этими, Учи-Каган? - спросил воин, охранявший связанных шаманов.
      Бартатуя обернулся:
      - С грязными ублюдками? Прикончи их. С этого дня каждого шамана, который ступит в мой лагерь, - убивать на месте.
      Он повернулся и направился к войскам, а стражник тем временем стал методично резать шаманам глотки.
      Конан подал знак Мансуру, и они отошли в сторону.
      - Мансур, - сказал Конан, когда они были уже достаточно далеко. Теперь можешь говорить, но тихо.
      - Там, в лагере, мои братья, согарийцы! Черт с ними, с туранцами, но Красные Орлы... Я не могу стоять и смотреть, как их убивают.
      - Тогда, - киммериец недоуменно пожал плечами, - считай, что они мертвы. Степняки вряд ли кому-нибудь дадут уйти. Даже если кто-то из солдат вырвется отсюда, гирканийцы догонят его и убьют. Они ступили на освященную землю... Лучше уж - быстрая смерть в бою. Так подобает умирать воинам.
      - Но они охраняют Ишкалу! - запротестовал Мансур.
      - Это уж наша забота, - ответил Конан. - Я буду на Курганах первым. И сделаю все возможное, чтобы найти твою девчонку и вытащить из мясорубки. Может, под шумок, вам двоим и удастся сбежать.
      - Нет! - возразил Мансур. - Я умру с моими братьями! Конан вздохнул:
      - Я боялся этого. Значит, такова судьба...
      Не говоря больше ни слова, он занес над Мансуром свой огромный кулак и тюкнул юношу по голове. Тот свалился на землю, как куль с овсом. Киммериец проверил его дыхание, потом вскинул юношу на могучее плечо и отнес парнишку к оврагу. Там он связал Мансура на всякий случай. Пусть побудет тут в безопасности до конца битвы...
      Уже светало, когда два воина отвели Лакшми в шатер. Мерзавка к тому времени состряпала план бегства, решив действовать напористо и быстро. Она присмотрелась получше к своим сторожам. Обычные кочевники-ашкузы, не похожие на таких ярких людей, как Бартатуя и Конан. С этими будет полегче.
      У входа в шатер женщина обернулась к своим стражам:
      - Вы, конечно, пройдете со мной... Как иначе вы будете следить, чтобы я не убила себя?
      Воины последовали за ней.
      Палатка была небольшой, и стражи оказались совсем рядом с соблазнительной вендийкой.
      - Разве это не приятнее, чем биться в рукопашной? - кокетливо спросила она. - Разве мое общество хуже вражеских мечей?
      - Молчи, женщина, - хмуро отозвался один из часовых. - Мы здесь, чтобы сторожить тебя, а не болтать попусту.
      - Но вы же меня не обыскали, - притворно забеспокоилась Лакшми. - Ведь я же могла спрятать оружие!
      Она сбросила на пол черный плащ. В глазах у степняков вспыхнул огонек похоти. Наложница кагана стояла перед ними в одной набедренной повязке и сандалиях. Никогда прежде они не видывали подобного зрелища.
      - Разве я не хороша? - лукаво вопрошала Лакшми, показывая свое шелковистое тело. - Я вендийская куртизанка, воспитанная в особой школе. Я знаю сотни способов доставить мужчине блаженство, о котором простые солдаты и мечтать не могут.
      Она прошлась мимо обалдевших воинов, вздымая грудь, как будто предлагая себя и одновременно сама млея от наслаждения. Стражников словно удар хватил.
      - Кстати, мы не закончили обыск.
      Лакшми сбросила сандалии и стала разматывать набедренную повязку; шелковая ткань соскользнула на землю. А плутовка успела ловко подхватить кинжал и спрятать его в ладони.
      - Вот, - проговорила она. - Я нага. Я ничего не прячу. Но если хотите убедиться, можно подойти поближе. - При этих словах она сама шагнула навстречу стражникам.
      Один из воинов осторожно коснулся рукой ее потрясающе белой кожи. Взметнулось смертоносное жало. На ладони у стражника остался тонкий порез. Еще через секунду острие оцарапало щеку другого воина. Оба степняка не сразу пришли в себя от замешательства: слишком быстро соблазн превратился в опасность.
      - Эй! - воскликнул один. Воин потянулся к мечу; и тут лицо его исказилось от удивления и ужаса: он почувствовал, что дотянуться до рукоятки меча стоит ему огромных усилий. Он попытался что-то сказать своему товарищу, но язык не слушался.
      Лакшми смеялась, глядя на двух здоровенных мужиков, которые один за другим свалились на землю и корчились в агонии. Они извивались, будто изнутри их терзали стальные крючья, глаза вылезли из орбит, пальцы судорожно хватали воздух.
      - Вы что, и впрямь вздумали, что можете обладать мной? - со смехом говорила коварная вендийка, переступая через умирающих, дразня их своей наготой. - Простая солдатня не смеет наслаждаться прекраснейшей женщиной мира, прекраснейшей, а вскоре - и самой могущественной. Мужичье вроде вас годно лишь на то, чтобы умирать по моей прихоти.
      Женщина продолжала смеяться, пока два кочевника, последний раз конвульсивно дернувшись, не отошли в мир иной.
      Лакшми быстро оделась. Выглянув из палатки, она увидела, что поблизости никого нет. Все на местах, готовятся к бою. Лакшми поспешила туда, где были привязаны лошади.
      Конан стоял впереди войска. Степняки расположились в сухом русле реки на юго-востоке от Курганов. Позиция для атаки киммерийцу особо-то не нравилась. Воины лежали на брюхе, набившись, как сельди в бочке. Жалкое подобие боевых порядков растянулось на сотни шагов. До защитного вала далековато. На таком пространстве легче легкого получить стрелу в кишки. Но другого пути нет! Другого места, где столько воинов могли бы подойти к валу незамеченными с самого большого кургана, не было.
      Помимо кольчуги и шлема, Конан прихватил и щит - самый большой, какой только смог подобрать. Не меньше двух футов в поперечнике, щит был отменно укреплен полосками вендийской стали. Такая надежная защита позволит в полную силу орудовать мечом.
      Со стороны Курганов послышался шум. Зазвенели трубы, застучали барабаны, зацокали копыта.
      - Они начали! - воскликнул Бартатуя, стоявший рядом с Конаном.
      - Подождем еще несколько минут, - отозвался киммериец. Его воины заметно забеспокоились, вслушиваясь в шум боя.
      - Не трогаться с места до приказа! - приказал Конан. - Иначе - верная смерть!
      Сам он внимательно прислушивался к звукам движущихся войск. Когда шум переместился в северном направлении, киммериец вышел вперед и поднял щит.
      - Вперед! - взревел великан варвар.
      Степняки с кровожадным кличем двинулись за киммерийцем. Прикрывшись щитом, Конан устремился к склонам могильника. И вдруг топот сотен ног позади стал глуше. Конан обернулся. Гирканийцы порядочно отстали от своего предводителя.
      - Вперед, сукины дети! Живее! - заорал варвар во всю глотку. - Вам что, жить надоело?!
      Многие степняки делали жалкие попытки бежать так же резво, как могучий киммериец. Конан изрядно приуныл, увидев, что большинство кочевников никогда в своей жизни нормально не бегали. Мало кому из них доводилось протопать хотя бы пару сотен шагов. Они бы выглядели забавно, если бы им не грозило оказаться под градом вражеских стрел.
      До безумия медленно степняки приближались к валу. На вершине маячил один-единственный часовой. Но когда кочевники подобрались к валу шагов на двести, часовой затрубил в серебряный рог, и на валу мгновенно появились воины. Туча стрел обрушилась на гирканийцев.
      Конан сгруппировался на бегу, как только мог, и прикрылся щитом. Он слышал свист стрел, крики падающих воинов...
      - Быстрее, Кром вас раздери! - рычал он.
      Степняки продолжали свое неторопливое движение, и Конан почувствовал, что сердце его готово вырваться из груди. Нет, так он не привык воевать! Конан видел, как многие воины, в одеждах различных гирканийских племен, отстают. Вперед рвались только одни ашкузы...
      Когда кочевники подкатили к валу вплотную, воины наверху тут же изменили угол обстрела. Внезапно за спинами защитников появился ряд конников. Они принялись разить стрелами степняков прямо поверх голов своих пеших товарищей. В результате стрелы посыпались гуще.
      Конан нахмурился, видя потери гирканийцев, А ведь они еще не убили ни одного врага!
      - Теперь все на вал! - прокричал он. - Еще несколько шагов, и нам будут не страшны их луки.
      И в этот момент гирканийцев оглушил стук копыт. Справа и слева от наступающих кочевников появились Красные Орлы. В таком бою преимущество на стороне тяжелой конницы. Согарийцы рубили легковооруженных врагов, как облачка дыма. Мечи и копья вздымались и опускались, расплескивая кровь, кромсая плоть и дробя кости. Стрелы, словно диковинные змеи, вгрызались в ряды гирканийского воинства. Тяжелые, шипастые палицы вышибали из человеческих голов липкие ошметки мозга. Копыта разгоряченных схваткой лошадей хлюпали в месиве из крови и разрубленного мяса. Кое-кому из степняков удавалось подсечь сухожилия согарийских скакунов и добить упавшего всадника. Но по большей части сражение превратилось в беспощадную бойню. Беспомощных пехотинцев топтали, рубили, кололи.
      Две линии всадников врезались в толпу кочевников, пытающихся пробиться ко входу на Курганы. Тут резни была особенно жестокой. Конные согарийцы секли гирканийцев, как серп пшеничные колосья.
      Конан вышиб очередного врага из седла и повернулся к Бартатуе, который сражался с воином, скатившимся с раненой лошади.
      - Дело плохо! - прохрипел киммериец. Учи-Каган извлек кинжал из тела убитого врага. - Надо отступить и перегруппироваться, - пояснил Конан, - Так они нас всех перебьют!
      - Да, - согласился Бартатуя.
      Вражеская стрела чуть не ужалила кагана в лицо и впилась в горло стоящего рядом степняка. Воин рухнул, с губ его скользнула струйка крови.
      - Назад! - громовым голосом прокричал Бартатуя. И подал сигнал к отступлению бьющимся поблизости воинам.
      То же самое сделал и Конан. Постепенно, линия за линией, гирканийцы стали отходить. И еще многих степняков отыскали стрелы согарийцев.
      Кован отступал, по-прежнему прикрываясь щитом. Одна стрела оцарапала варвару бедро, другая задела лодыжку. Только изощренное боевое мастерство да лучший, чем у других кочевников, доспех, спасли киммерийца от верной смерти.
      Оказавшись вне досягаемости вражеских стрел, кочевники расстроили боевые порядки и разбились на небольшие группки. Учи-Каган с отчаянием и гневом смотрел на покинутое поле брани.
      - Каковы потери?
      - Тысячи. А у них - хорошо, если сотня погибла. Может, сто пятьдесят. Конан оглядел притихших воинов, усевшихся на землю. - И по крайней мере каждый третий ранен, многие - серьезно.
      Они вновь соединились с северным крылом войска. В этих отрядах кочевники пострадали меньше, поскольку подступали к склонам не с такого дальнего расстояния, да и защищен северный вал был хуже.
      Встретиться с тяжелой кавалерией гирканийцам не довелось. Выслушав донесения вождей, Бартатуя отвел Конана в сторону.
      - Они знали! - зло проговорил каган. - Они знали, что атака с севера только уловка. Они хорошо подготовились, выставили стрелков и конников именно к южному проходу. А тяжелая кавалерия стояла у западного и восточного краев вала, готовясь окружить нас, как только мы минуем линию пеших защитников. - Он помолчал. - Это Лакшми. Ведьма побывала прошлой ночью на Курганах и разболтала врагам весь мой план атаки. Как долго удастся скрывать это от остальных вождей? Кто станет уважать правителя, доверившего важнейшие секреты рабыне-чужестранке?
      Конан ничего не ответил. Когда Бартатуя попросил совета, как организовать еще один штурм, киммериец вновь промолчал. Каган же продолжал злобствовать:
      - Среди погибших - столько ашкузов, моих соплеменников! Именно на них держалась вся моя власть! А теперь придется начинать все сначала восстанавливать разрушенный союз, который основан именно на вере в мою непобедимость!
      Конан увидел, что самоуверенный властитель, каким всегда выглядел Учи-Каган, превратился в простого человека, снедаемого сомнениями.
      - Скажи же мне, Конан, как я могу спасти положение?
      - Прежде всего - ничего не предпринимать до конца дня, - невозмутимо предложил киммериец. - Пусть люди отдохнут и соберутся с силами, помянут убитых друзей и родичей. А на закате мы снова атакуем. Для тех, кто боится сражаться в темноте, света будет еще достаточно.
      Киммериец и каган глянули на вал. Враги ходили среди брошенных на поле тел, добивая раненых и вытаскивая из трупов стрелы.
      - Они собрали все силы у этого прохода, - продолжил варвар, - а мы разобьемся на четыре группы и ударим сразу с четырех сторон. Жертв будет много, но такого, как сегодня, уже не случится. У врагов не хватит ни сил, ни оружия. А если б твои воины бегали порезвее, потери можно было бы еще уменьшить. Но это, увы, невозможно.
      - По крайней мере спасем свою честь, - хмыкнул Бартатуя. - Что бы потом ни случилось.
      - Об этом будет время позаботиться, - сказал Конан. - Может, придется отложить кампанию до следующего года. Достаточно одной победы и хороших трофеев, чтобы твои воины полюбили тебя, как прежде. Потери можно возместить - подрастут новые, молодые бойцы. А это - ценный опыт. Теперь ты знаешь, как защищаются другие народы, когда ты вырезаешь их под корень и у них нет пути к отступлению.
      Учи-Каган криво усмехнулся:
      - Хорошо, что не нуждаюсь в утешении! От тебя его не дождешься.
      Конан пожал плечами:
      - Я никогда не чувствовал в нем нужды, зачем же оно тебе? Тем, кто создан для власти, незачем жалеть друг друга.
      - Это правда, - кивнул Бартатуя. - Что ж, идем подбодрим людей...
      Но тут нечто новое привлекло его внимание. К поросшему травой валу, прямо к ведущему на Курганы проходу, промчался чей-то конь. На скакуне несся некто в черном плаще.
      - Эта ведьма опять здесь! - воскликнул Бартатуя. - Да сгниет она заживо!
      - Хватит с нее, - ответил Конан, - если в ее прекрасное тело попадет ловкий лучник.
      Но увы, эта надежда оказалась тщетной - Лакшми невредимой достигла Курганов.
      - Ладно, - проскрипел Бартатуя, - там я ее и прикончу. Только бы не исчезла до конца сражения! Легкой смерти она не дождется... Ну идем, дела не ждут.
      ГЛАВА 17
      Солнце уже лизнуло земной окоем, когда Хондемир приготовил все необходимое для таинства. Эта мрачная волшба была посложнее всего, что колдуну приходилось делать прежде. В удаче он не сомневался - его вера в собственные силы была беспредельна.
      Рядом с ним на алтаре распростерлась княжна Ишкала со связанными руками. Утром, пока Красные Орлы сражались с гирканийцами, колдуну ничего не стоило послать нескольких воинов за княжной. А потом согарийцы были заняты приготовлениями к новому сражению. Некому было проверить, как себя чувствует дочь князя.
      В багровых лучах заката видна была гирканийская орда, разделившаяся на четыре отряда. Когда солнце опустилось за линию горизонта, все четыре крыла степного воинства двинулись на штурм.
      - Они опять атакуют! - воскликнула Лакшми. Одетая лишь в набедренную повязку, она стояла у алтаря, помогая Хондемиру в последних приготовлениях. Мерзавка собственноручно, с дьявольской усмешкой на устах, сорвала с согарийской княжны одежды и повалила ее на алтарь. Время от времени Лакшми сладострастно пошлепывала лежащую девушку, как комнатное животное.
      - Не важно, - отмахнулся Хондемир. - Через несколько минут они увидят нечто, что вышибет из них воинственный дух. Давай начинать.
      Держа перед собой магический жезл, колдун начал петь, кидая в пламя алтаря предметы, которые Лакшми по очереди подавала ему. Постепенно небо над алтарем стало менять цвет. Глаза Ишкалы наполнились ужасом, но закричать она не могла - во рту у нее был кляп. Лакшми погладила княжну по голове и прошептала какие-то утешительные слова. Тем временем Хондемир занес над ней свой кривой нож.
      - Когда они поймут, что побеждены, - объяснял Бартатуя воинам, кто-нибудь попробует пробиться. Внутри Курганов ездить верхом нельзя. Я уже выделил тысячу воинов на самых быстрых конях, чтобы преследовать тех, кто попытается уйти в степь. Вы слышали слова Конана. И помните, что случилось сегодня утром. Идите так быстро, как только сможете. Стрелять будут не так сильно, как с утра, и кавалерийской атаки не будет: им не поспеть в четыре места разом. Теперь по местам. Как только солнце окрасит степной ковыль, мы атакуем!
      Войско разделилось на четыре крыла, и каждый двинулся к намеченному загодя месту. Даже теперь, после кровавой бойни, унесшей тысячи жизней, воинство степняков было так велико, что не каждый воин расслышал слова Учи-Кагана. Командиры отрядов доносили до бойцов суть приказа. Степняки вновь воспряли духом, они опять жаждали крови святотатцев и готовы были умереть за поруганные могилы предков.
      Конан и Бартатуя плечом к плечу готовились к атаке. Опять предстояло нападать с юга, у большого прохода. Бартатуя решил идти в бой впереди войска вместе с киммерийцем. Тогда степняки не дрогнут и не отступят. Не смогут же они бросить своего Учи-Кагана одного врагам на расправу?
      Они крепко сжимали мечи, и блики солнца играли на хищной стали клинков. На горизонте полыхало кровавое зарево заката. Когда последний луч солнца вспыхнул над степью, Бартатуя поднял руку.
      - Вперед! - закричал Учи-Каган.
      Крик предводителя отозвался в рядах воинов. Несколько мгновений спустя его подхватили в трех других отрядах.
      Конан устремился вперед легкой рысцой. Бартатуя, шедший рядом, изо всех сил старался не отстать от богатырской поступи варвара. Через некоторое время Конан оглянулся, чтобы посмотреть, сохраняют ли воины боевой порядок. Степняки наступали четырьмя неровными, далеко отстоящими друг от друга линиями. Ближе к валу это расстояние сократится. Если кочевники смешаются в одну бесформенную толпу, при вражеской контратаке они просто начнут давить друг друга я станут легкой мишенью, не успев даже воспользоваться мечами.
      Свистнули первые стрелы. Как и предвидел Конан, смертоносный ливень был не таким густым, как в прошлой битве. Да и гирканийцы действовали уже не так беспомощно, как прежде, вроде бы научились кое-как пользоваться щитами. Многие заранее надели доспехи попрочнее, сняв их с убитых и раненых.
      Когда наступающие были в ста шагах от вала, раздался стук копыт - еще одна конная атака. Красные Орлы летели вдоль склона, разбившись, по своему обыкновению, на два крыла. Вот они в двух местах атаковали гирканийские ряды! Но сейчас сделать это было уже не так просто. Как только кони врезались боевые порядки степняков, я воздухе мелькнули арканы. Кони и люди, захваченные петлями, валились на землю, где их легко добивали.
      Конники падали один за другим. Увязая в кровавой сутолоке, они становились легкой целью для аркана. Кавалерийская атака захлебывалась. Растерянные всадники, лошади без седоков, истекающие кровью раненые сбились в бесформенную толпу.
      С леденящим душу боевым кличем киммерийцев Конан ринулся прямо сквозь вражеский строй к проходу в Курганы. Противник выстроился теперь в три ряда, прикрывая проход. На близком расстоянии Конан мог не опасаться стрел и действовать более стремительно.
      Туранец с пикой наперевес кинулся на киммерийца, но короткий взмах меча лишил его и пики, и руки. Другой пытался достать неукротимого варвара саблей, но киммериец отразил выпад, потом краем щита ударил атакующего в лицо и рубанул упавшего воина по ребрам, пробив кольчугу и развалив тело практически пополам. Брызнула кровь, выползли на траву дымящиеся кишки.
      Тысяча гирканийцев, с пронзительными воплями и завываниями, атаковала туранское войско. Конан мельком увидел, как воин, вцепившись голыми руками в щит соперника, пытается сбить того с ног. Туранец вонзил нападающему гирканийцу меч в живот, но мгновение спустя упал сам - кочевник, умирая, впился зубами в глотку врагу.
      Битва не на жизнь, а на смерть кипела на подступах к Курганам. Кровь все больше заливала редкую степную траву, все выше громоздились груды изрубленных тел.
      Не желая увязать в этой бойне, Конан перепрыгнул через мертвые тела, по-кошачьи ловко изогнувшись, встал на ноги и двумя ударами сокрушил двух воинов - справа и слева от себя. Потом огляделся: вокруг раскинулись Курганы Спящих. Бартатуя последовал за киммерийцем, степняки тоже постарались не отстать от своих свирепых предводителей. Завидя наседающего врага, туранцы отступили в беспорядке. Вот теперь начнется настоящая резня!
      Пока пьяная от крови орда крушила все вокруг, Конан пустился в погоню за туранцем, оседлавшим лошадь и попытавшимся улизнуть незамеченным. Чтобы бежать быстрее, Конан бросил щит и спрятал в ножны меч. В конце концов, туранец все равно нужен живым...
      Всадник направлялся в самое сердце Курганов. Ему пришлось обогнуть невысокий погребальный холм. Конан быстро перебрался через могильник поверху и оттуда кинулся туранцу на плечи. Секундная борьба - и вот уже беглец простерся на траве. Глаза воина вылезли из орбит от ужаса, когда великан варвар приставил ему к горлу клинок.
      - Хочешь жить - говори быстро, - прохрипел киммериец. - Где Хондемир и согарийская княжна?
      - Там! - указал туранец. - На самом большом кургане! И вендийка там же. Они творят великую волшбу!
      Конан посмотрел в ту сторону, куда указывал палец воина.
      - Кром! - прорычал киммериец.
      Он вскочил на ноги и огляделся, не обратив внимания, как улепетывал чудом спасшийся туранец. Взгляд Конана скользнул вверх, по склону высокого холма. И внезапно гнев и ярость варвара сменились ужасом.
      Солнце уже зашло, в небе появились звезды. Но над большим курганом висело кипящее черное облако. В середине оно мерцало так ярко, что кровь в сравнении с этим пламенем могла показаться прозрачной водичкой. Звуки битвы умолкли. Ужасное зрелище наполняло страхом, куда большим, чем просто страх смерти.