Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Легенда о Стиве и Джинни - Темные огни

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Роджерс Розмари / Темные огни - Чтение (Весь текст)
Автор: Роджерс Розмари
Жанр: Исторические любовные романы
Серия: Легенда о Стиве и Джинни

 

 


Розмари Роджерс

Темные огни

Книга первая

ДЖИННИ

Часть первая

КНЯЗЬ

<p>Глава 1</p>

Огромная армия Порфирио Диаса расположилась у самых стен древнего города Пуэбла, и, хотя бой вспыхивал то тут, то там, почти все в лагере были воодушевлены. Еще один, от силы два дня, и они возьмут Пуэблу, а уж тогда откроется прямая дорога на Мехико. Да здравствует Диас, да здравствует революция!

Пока часовые несли вахту, большая часть великой армии спала или развлекалась. Впрочем, развлекались не слишком шумно, ибо генерал Диас любил дисциплину.

На задворках штаб-квартиры Диаса скучились повозки и фургоны тех, кто следовал за войском. В этих импровизированных заграждениях пищали цыплята, пробиралась корова или козел, порой вскрикивал ребенок, которого тут же успокаивали.

Женщины, готовясь ко сну, негромко переговаривались, оставив свои маленькие костры, постепенно превращающиеся в тлеющие угли.

— Говорят, что генерала Маркеса направили из Мехико на выручку гарнизону.

— Ха! Этого старого труса? Он бы не сделал и шагу без приказа начальства. Ну ничего, прежде чем он дойдет до Пуэблы, наш генерал уже будет там!

Прислонившись спиной к колесу фургона, Джинни равнодушно слушала «военные байки» и напряженно пыталась уловить среди лагерного шума звук знакомых шагов. Ее глаза искали в темноте силуэт того, кто должен был рано или поздно появиться и подойти к ней своей легкой походкой пантеры. Эта кошачья грация была частью его натуры.

Ее мужчина. Ее муж. Ну почему так затянулось совещание у генерала Диаса?

Тусклый свет догорающих у ее ног углей четко обозначал черты молодой женщины. Ее волосы были покрыты черной шалью, называемой ребозо. Как и на других женщинах в лагере, на ней была широкая юбка до щиколоток с красным узором и белая блузка с глубоким вырезом, едва прикрывавшая плечи. Ее загорелая, смугло-золотистая кожа даже при свете костра казалась значительно светлее, чем у других, а в глазах угадывался загадочный темно-зеленый оттенок. У нее были высокие скулы, четко очерченный, маленький упрямый подбородок и губы, вызывающие у мужчин неодолимое желание их поцеловать. Рот нимфы, как сказал ее кузен Пьер, когда Джинни исполнилось шестнадцать лет. В ту пору она была еще ребенком, хотя тело ее уже приобретало женственные формы и Джинни мечтала о своем первом бале, где ее должны были представить императору и императрице Франции. Сколько же воды утекло с тех пор! Да разве могла представить себе Джинни, что она, мечтавшая только о танцах, флирте и роскошных туалетах, когда-нибудь будет сидеть здесь в одежде мексиканской крестьянки, поджав под себя босые ноги, и ждать любимого человека.

Джинни устало прислонилась головой к колесу повозки, платок соскользнул с нее, и медно-золотистые локоны заструились вокруг ее лица. Скорее бы уж пришел Стив! Интересно, почему генерал Диас задержал офицеров дольше, чем обычно, на этом вечернем совещании? До сих пор офицеры армии в основном бездельничали, ожидая, когда гарнизон, удерживавший Пуэблу, исчерпав запасы еды и боеприпасов, сдастся на милость победителя. Но сейчас, когда пришла весть, что Маркес движется на них с запада, должно же хоть что-то измениться! Может, генерал решил, что пора кончать с этой детской игрой в «кошки-мышки» и задать врагам перцу! Да и в самом деле пора! Армии должны воевать, а не отсиживаться. От Пуэблы они двинутся на Мехико, а оттуда… «Да, — неожиданно подумала Джинни, — странно и представить себе, что после этого все кончится». Куда они отправятся после всего? И что станут делать? Она верила только в одно: на что бы ни решился Стив, он никогда больше не оставит ее. Слишком много они выстрадали — и по своей вине, и по чужой, поэтому никто и ничто уже не разлучит их.

— Знаешь, зеленоглазая ведьма, оказывается, я не могу жить без тебя. Ты единственная женщина, которая мне нужна, — сказал он Джинни в ту памятную ночь, когда примчался за ней в Веракрус. На следующий день отплывал корабль, на котором она забронировала каюту. Джинни до сих пор вздрагивала, думая о том, что Стив мог опоздать.

— Что бы ты сделал, узнав, что я уже уплыла?

— Думаешь, я бы дал тебе так просто удрать? Да я стал бы пиратом — грозой морей — и перехватил твое суденышко где-нибудь возле Монтеррея. Вот тогда, маленькое чудовище, я заставил бы тебя пройти по доске, подвешенной над водой, за то, что ты пыталась от меня улизнуть.

После всего пережитого мысль о том, что Стив любит ее, приятно волновала Джинни. Они полюбили друг друга с первого взгляда, но ни один из них не хотел признаться в этом. Сколько же времени они потеряли зря!

Она прикрыла глаза, и на губах ее появилась нежная улыбка. Однако в следующую секунду Джинни услышала голос мужа и широко открытыми глазами взглянула на него.

— Ты самая соблазнительная ведьмочка на свете, даже когда спишь, дорогая! — Он присел рядом и коснулся губами ее виска. — Господи, с каким удовольствием я бы сейчас выпил! И не вина, а воды. У генерала топят, как зимой, даже в такую жару, а ты изволь стоять перед ним в мундире, застегнутом на все пуговицы.

— Если ты успокоишься, я расстегну твой мундир и дам тебе выпить. Ну разве тебе не повезло: где найдешь более покладистую жену, чем я?

Джинни прильнула к Стиву; ее распущенные волосы упали на его лицо, и он обнял жену.

— Ты слишком восхитительна для жены солдата, даже наш генерал считает это бесспорным.

— Генерал? Ох, Стиви… — Зеленые глаза Джинни снова широко распахнулись, потом их прикрыли пушистые ресницы, однако Стив заметил в них что-то похожее на смущение.

— Да, генерал! И не прячь от меня глаза, а то я решу, что ты с ним не только флиртуешь.

— Но… я и не думала флиртовать! Просто ветер сдул эту проклятую ребозо как раз в тот момент, когда генерал проезжал мимо. Вот он и уставился на меня. Что было делать? Пришлось улыбнуться ему — я думала, он знает, кто я.

Прижимаясь к его сильной груди, Джинни заметила, что муж смотрит на нее с нежной, чуть насмешливой улыбкой, так хорошо ей знакомой.

— Ты — чудо, зеленоглазка, — промурлыкал он. — Я-то надеялся, что дон Порфирио тебя не заметит, но вышло иначе… — Он помолчал, возбуждая ее любопытство, и с явным облегчением сбросил с плеч офицерский китель.

— Ради всего святого, Стив, что же он сказал?

— Да, из-за тебя вышла целая история. Он и не знал, кто ты, а я, конечно, не стал ему объяснять. Но он не успокоился и велел Феликсу разыскать тебя и пригласить от его имени на вечеринку после сегодняшнего совещания. Значит, ты покорила его с первого взгляда.

— О нет, только не это!

— О да! А затем бедному полковнику пришлось, обливаясь потом, очень деликатно объяснить генералу, что ты не просто маленькая французская шлюха, которую подцепил один из солдат. Я и не подозревал об этом, пока не кончилось заседание штаба, хотя и недоумевал, почему наш генерал смотрит на меня волком.

— Надеюсь, он не рассердился? Стив, мне все время кажется, что ты надо мной подтруниваешь.

— Ну что ты, дорогая. Я опоздал потому, что он попросил меня остаться, после того как отпустил остальных. И Диасу совсем не нравится, что ты следуешь за мной в обозе армии, как обычная «солдадера». Он весьма прозрачно намекнул мне на это и строго заметил, что я офицер, а ты как-никак дочь сенатора Соединенных Штатов Америки. Как отнесется к этому общественность, когда мы триумфальным маршем войдем в Пуэблу, а затем и в сам Мехико? Что, если об этом узнают иностранные журналисты? — Насмешливый, почти резкий тон Стива заставил Джинни вздрогнуть. Неужели он на нее сердится? Или Стив раздражен недовольством генерала?

Взяв китель Стива, она рассеянно принялась складывать его, разглаживая руками. Джинни поняла, что может сделать сейчас только одно: набраться храбрости и взглянуть ему в глаза. Жесткие голубые глаза.

— Ну а если так, то что?

— Генерал не хочет, чтобы мир считал Мексику варварской страной. В цивилизованных странах жены армейских офицеров не следуют в обозе за своими мужьями!

— Надеюсь, ты не отошлешь меня из лагеря? Он не…

Стив взял ее за подбородок своими загорелыми пальцами и слегка его приподнял:

— Я никуда не собираюсь отсылать тебя, любовь моя, хотя и опасаюсь, что после того, как мы возьмем Пуэблу, тебя ждет новая работенка. — В тоне его уже не было насмешки.

— Я не…

— Если ты немного помолчишь, я объясню тебе, что к чему. Генералу, по его словам, нужна секретарша, чтобы держать в порядке бумаги, писать хорошим почерком и переводить. Тогда ты будешь официально приписана к штабу, и твое прелестное личико придаст штаб-квартире генерала Диаса особый шик. Тебе ведь известно, что у нас бывают пленные, не знающие ни слова по-испански, а ты немного говоришь по-немецки и по-итальянски, не так ли? Ну, а твой французский, дорогая, просто великолепен. Возможно, генерал Диас полагает, что присутствие женщины смягчит нравы, а кроме того, газетчиков, несомненно, вполне устроит такой поворот дела.

— Но… но тогда мы не сможем выкроить ни минуты, чтобы побыть вместе!

Стив рассмеялся и, наклонившись к Джинни, поцеловал ее:

— Мне приказано реквизировать для вас любую квартиру, куда бы ни двинулась армия, мадам. К счастью, поскольку я ваш муж, мне позволят разделить эту квартиру с вами — по крайней мере, в ночное время. Поэтому у вас не будет предлога избегать выполнения супружеских обязанностей.

— Так ты не сердишься?

— А что бы ты стала делать, если бы я действительно рассердился?

Ее глаза сверкнули:

— Дралась бы с тобой, кусалась и царапалась! Особенно потому, что во всем этом нет ни капли моей вины.

Он намотал ее волосы на руку и подтянул Джинни к себе:

— Ты маленькая злющая ведьма. Один Создатель знает, зачем я с тобой связался. Однако прошу тебя: старайся контролировать свои чувства и особенно язычок, когда начнешь работать у генерала. Он очень консервативен, но не без слабостей, хотя иногда кажется железным. Он надеется, что ты настоящая леди.

— Я могу держаться как леди, если нужно. — Джинни взглянула в лицо Стиву и прижалась к нему всем телом, обняв его за шею. — Но только не сегодня ночью — и не с тобой, — прошептала она, прежде чем прильнуть к его губам.

Их страсть, а может, и нечто более высокое, лежащее в основе их отношений, постоянно подвергалась испытаниям в течение полутора лет, когда они вели между собой маленькую войну, не доверяя друг другу, пока не поняли, что бессильны противостоять овладевшему ими чувству.

Стив Морган, первый любовник Джинни, вел себя с ней с неожиданной нежностью и по-рыцарски, что удивляло в человеке, привыкшем к легким победам и смотревшем на всех женщин с презрением. Джинни почти влюбилась в него, но внезапная жестокость и грубость Стива заставили ее возненавидеть его. Вот тогда он похитил Джинни, а она стала бояться его вспыльчивости, несдержанности, проявлявшихся особенно в те моменты, когда Стив сомневался в ее чувстве к нему. Но и при этом Джинни видела в нем не только повелителя и властелина своей судьбы, но и любовника. Тело Джинни против ее воли отзывалось на его ласки, хотя девушку возмущало отношение к ней Стива. Узнав о том, что ее возлюбленный вовсе не Стив Морган, а известный в Мехико Эстебан Альворадо из знатной и богатой семьи, Джинни едва оправилась от потрясения. Но потом, когда по настоянию деда Стива они поженились, Джинни поняла, как любит своего мужа.

Теперь, когда они лежали на импровизированном матрасе в своем фургоне, Джинни, прижавшаяся к плечу Стива, вновь ощутила, что она любит и любима. В те долгие страшные месяцы, когда она считала, что Стива расстреляли французские солдаты, у нее были и другие мужчины, но никто из них не вызвал у нее такого чувства. С ними все ограничивалось физическим влечением. Когда наконец она нашла Стива, тот, даже страдая от ревности, признался, что тоже очень любит ее.

«Ничто и никто нас не заставит больше разлучиться», — неожиданно сказала себе Джинни, укрылась одеялом, поплотнее прижалась к Стиву и почувствовала, как он притянул ее к себе. Да, наконец-то они были вместе. Джинни, конечно, знала, что завтра предстоит решающее сражение за Пуэблу, но заставила себя смириться с этой мыслью, надеясь на то, что Стив ради нее не будет сражаться с прежней бесшабашностью.

Город Пуэбла со множеством соборов и храмов раскинулся перед ними, неспособный дольше сопротивляться. Вот уже целый месяц Порфирио Диас сдерживал своих солдат, окруживших форпост империализма, и выжидал. Несколько ожесточенных стычек между осаждающими и осажденными, которые произошли за это время, нельзя было назвать настоящими сражениями. Но теперь стоическое терпение Диаса истощилось. Генерал Маркес, возглавивший отряды отборной кавалерии, прорвал «стальное кольце» солдат Эскобедо вокруг осажденного города Керетаро. В Мехико он пытался завербовать себе сторонников и занять денег на поддержку уже повсеместно проигранного дела императора Максимилиана. Не слишком преуспев в этом, он все же двинулся на выручку Пуэблы — так, по крайней мере, считали в лагере Порфирио Диаса.

У Джинни, сидевшей вместе с офицерами штаба в небольшом глинобитном домике, где расположилась штаб-квартира генерала Порфирио Диаса, ясный рассвет этого дня вызывал ощущение нереальности. Несмотря на общее напряжение, офицеры находили минутку пошутить с ней, игриво называя ее «ла тененте» — лейтенант. Впрочем, подобные шутки они позволяли себе лишь когда генерала не было поблизости. Джинни, в белом муслиновом платье, аккуратно причесанная, время от времени с удивлением ловила себя на том, что она то нервно ходит от окна к двери, то пытается разложить бумаги генерала, хранившиеся в шкатулках, покрытых черным японским лаком. Джинни не понимала, зачем все это нужно, поскольку генерал собирался вскоре переменить место дислокации штаба. Но так ли легко будет взять Пуэблу, как надеялись?

Все утро к штабу подлетали посыльные на взмыленных конях, вручая генералу депеши о ходе сражения. В полдень в штаб явился полковник Феликс Диас и одобрительно улыбнулся Джинни. Она поняла, что полковник прибыл за дальнейшими распоряжениями.

— Мы ворвемся туда к ночи, — прошептал он ей на ухо, прежде чем скрыться за дверью кабинета генерала. Его осанка и дружеская улыбка излучали такую уверенность в исходе дела, что Джинни вздохнула с облегчением.

Через некоторое время Джинни пригласил генерал и продиктовал ей письмо президенту Хуаресу, проинформировав его, что переговоры с генералом Нуриегой об условиях сдачи гарнизона продолжаются даже в разгар штурма, но в любом случае город будет взят к концу нынешнего дня, 4 апреля 1867 года, к вящей славе президента.

Как только письмо, тщательно запечатанное и заклеенное, передали молодому офицеру, выполнявшему обязанности курьера, генерал Диас откинулся на спинку стула, закурил сигару и со свойственной мужчинам Латинской Америки откровенностью уставился на молодую женщину, сидевшую напротив.

Генералу Порфирио Диасу, сильному и стройному, было далеко за тридцать. По цвету его кожи никто не заподозрил бы, что в жилах его течет кровь мексиканских индейцев.

— Значит, вы жена Эстебана Альворадо. Должен сказать, сеньора, что я вас представлял несколько иной. Особенно после того, как этот мошенник Феликс сообщил мне, что невесту для Эстебана избрал сам дон Франсиско Альворадо. — Генерал усмехнулся, заметив, что Джинни залилась румянцем. — Хотя мне и следовало догадаться, что вы настоящая красавица, — ведь капитан Альворадо слишком волновался, прося у меня отпуск, чтобы отправиться в Веракрус. Должно быть, вы с ним поссорились, не так ли? А теперь не хотите расставаться ни за что на свете, да? Что ж, увидев вас, я понял капитана.

Карие глаза генерала выражали искреннее восхищение, и Джинни смутилась, не зная, как себя с ним вести.

— Вы слишком добры, генерал, — застенчиво проговорила она.

Тот улыбнулся, приоткрыв белоснежную полоску зубов под черными усами.

— Когда-нибудь вы научите меня светским манерам и обхождению, принятым в хорошем обществе, сеньора. Вы знаете, что большую часть жизни я провел на войне, но мне всегда хотелось быть не только солдатом. Как знать, может, мне и удастся наверстать упущенное. Эстебан говорил мне, что вы воспитывались во Франции и много путешествовали по Европе. Когда-нибудь в свободное время вы расскажете мне о Европе — конечно же, если позволит ваш муж, — добавил он с веселым блеском в глазах.

Джинни невольно улыбнулась. Оказывается, Диас, «тигр юга», известный воин, умеет вести себя галантно, если хочет! Генерал очаровал Джинни, и, пока судьба Пуэблы решалась на поле боя, они целый час болтали о том о сем, причем Диас с интересом расспрашивал ее о европейских дамах и обычаях.

Вечером, когда они со Стивом расположились в небольшой комнате на втором этаже одной из лучших гостиниц Пуэблы и ели холодный ужин, Джинни рассказала мужу, как приятно провела время, беседуя с генералом.

Через приоткрытое окно до них долетали ликующие крики. Солдаты Диаса праздновали победу.

— А ты не хочешь присоединиться к ним? — спросила Джинни, сделав глоток отличного французского шампанского — военного трофея Стива.

— Боюсь, у генерала совсем другие планы, чем у его офицеров. А, кроме того, керида, насилие давно перестало тешить меня. — Он осушил свой бокал и поставил его на стол. Стоя возле камина, Джинни заметила, как потемнели глаза Стива, когда он медленно оглядывал ее, освещенную пламенем.

В этой небольшой комнатушке, словно изолированной от мира, казалось, можно было обрести душевный покой, однако, повинуясь неведомой силе, Джинни вдруг бросилась к мужу и приникла к нему, обвив его шею руками.

— Стив… — прошептала она, не в силах выразить внезапно охвативший ее безотчетный страх. У нее возникло какое-то странное предчувствие. Из самых недр ее души поднималось страстное желание быть рядом с ним, чувствовать прикосновение его рук — теперь и всегда.

— Детка, что случилось? Что тебя взволновало? — Потом Стив убеждал Джинни, что ей не стоит следовать вместе с армией до Мехико и добровольно выносить все трудности похода.

— Нет, ничего… ничего, — прошептала она, приблизив губы к его губам. Заставив себя улыбнуться, она смело взглянула ему в глаза. — Мне просто хотелось убедиться в том, что ты не остыл ко мне.

Он взял ее на руки и отнес на кровать. Огонь, ярко пылавший в камине, постепенно угасал, и, когда они заснули, угли уже тускло рдели.

Когда рассвело, страхи Джинни рассеялись, сменившись мыслями о заботах предстоящего дня. Стив ушел рано. Наспех позавтракав, он поспешил к солдатам своей роты, желая выяснить, как обстоят дела, ибо они все еще праздновали победу. Джинни, располагая временем, тщательно занялась своим туалетом и только потом спустилась вниз, чтобы присоединиться к генералу и штабным офицерам.

Генерал решил двинуться в Мехико немедленно, как показалось Джинни. Все полагали, что генерал Маркес находится в районе Сан-Лоренцо, не зная, что предпринять после падения Пуэблы. Значит, Стиву снова придется участвовать в сражении. Впрочем, в такое прекрасное утро эта мысль уже меньше пугала Джинни. Как странно: значит, больше всего ее тревожила затянувшаяся осада Пуэблы, напряженное ожидание кратковременных встреч со Стивом, хотя она знала, что для таких встреч ей было бы мало всей жизни!

Ну ничего, теперь наконец они двинутся вперед. Мехико падет под их натиском, как только что пала Пуэбла, и тогда…

До сих пор они редко говорили со Стивом о будущем. Что же их ждет? Джинни вдруг вспомнила, что Стив однажды упомянул о ранчо неподалеку от Монтеррея. Она надеялась, что он отправится туда вместе с ней. «Я ведь замужняя женщина, — подумала она, — но по-прежнему чувствую себя так, будто я его любовница». Удивительно, но именно такие отношения нравились ей больше всего. Джинни всегда считала брак чем-то унылым и скучным, похожим на заточение. Женатые люди перестают понимать, что такое любовь. Интересно, почему она исчезает после нескольких лет брака? Да и зачем вообще люди идут к алтарю и к тому же клянутся вечно любить друг друга? Но у них со Стивом все будет иначе — он никогда не наскучит ей, поскольку непредсказуем! А уж она позаботится о том, чтобы и Стив не скучал с ней.

Размышляя, Джинни быстро и ловко раскладывала бумаги генерала. Офицер, исполнявший обязанности секретаря до Джинни, с явным облегчением передал ей все дела. Штаб генерала Диаса все более напоминал муравейник, в котором совершалась целенаправленная и вполне разумная деятельность. Опыт подсказал генералу, что надо позволить людям отпраздновать победу, а затем дать им возможность прийти в себя после разгульной ночи. Между тем пленные, взятые под стражу, с тревогой ожидали своей участи. После этой ночи они стали заметно сговорчивее.

В десять часов маленькая приемная, примыкавшая к апартаментам генерала, была переполнена. Посыльные сновали взад и вперед. Командир партизан — «герильеро», прибывший в штаб генерала, чтобы проинформировать его о местонахождении войск империалистов, приблизился к столу, за которым сидела Джинни. Ей пришлось недвусмысленно объяснить ему, что следует принимать ванну, прежде чем так близко подходить к женщине.

Самой трудной для Джинни оказалась роль переводчицы. Среди пленников Пуэблы было несколько французов, которые в свое время женились на мексиканках и перебрались в Мексику. Теперь они сражались за императора. Слыша ее прекрасную французскую речь, они считали Джинни изменницей, и ей стоило немалого труда сохранять спокойствие во время допросов, которые проводил полковник Феликс Диас.

«Ты привыкнешь и к этому», — вполне резонно убеждала себя Джинни. Она чувствовала жалость к пленным французам и к храбрым австрийским офицерам. К счастью, полковник Диас решил не расстреливать пленных, а содержать под стражей до тех пор, пока ход событий не подскажет, как поступить с ними.

Джинни осталась в Пуэбле вместе с офицерами штаба, тогда как основная часть армии выступила в направлении Сан-Лоренцо, чтобы настичь Маркеса и навязать ему бой, покуда он проявлял нерешительность. Войска двинулись из Пуэблы во второй половине дня, и вместе с ними ушел Стив.

<p>Глава 2</p>

Джинни казалось, что никогда еще время не ползло так медленно. Стояла середина мая, и штаб генерала Диаса расположился в маленьком городке, раскинувшемся вокруг монастыря Святой Девы Гваделупской. Шпили огромного собора на холме Тепейяк казались декорацией в преддверии грядущих событий. Армия Диаса стала лагерем на полпути между городишком Гваделупа и красавцем Мехико и заняла выжидательную позицию.

Дон Порфирио делал все обдуманно и не спеша. Пока его неутомимые солдаты выкуривали сторонников императора из окрестных деревушек и маленьких городов, он ждал, чем кончится распря между городской верхушкой, генералом Маркесом и приверженцами дискредитировавшего себя императорского режима, которым удалось укрыться за стенами Мехико.

— Мехико — наша столица. Зачем ее разрушать? Рано или поздно они поймут, что их дело дрянь, и сдадутся. А пока мы вынуждены бездействовать, сеньора, поучите меня французскому и английскому, согласны?

В генерале ощущался фатализм индейских предков, но главными чертами его характера были храбрость и галантность, свойственные испанцам. Не вызывало сомнений, что общество молодой красивой женщины доставляет ему немалое удовольствие, особенно в это скучное время.

Знание нескольких языков и непринужденная светскость Джинни чрезвычайно располагали к ней генерала. В его штабе впервые появилась женщина, да еще настоящая леди, притом смелая и с сильным характером. А дон Порфирио никогда еще не встречал таких дам из высшего света. С ней можно было поговорить даже о политике и военной стратегии и при этом подивиться ее незаурядному уму и знанию предмета. Счастлив тот, кому досталась такая женщина — к тому же еще и красавица. Вот это жена! Дон Порфирио не упускал случая напомнить об этом Стиву.

— Похоже, генерал считает, что он первый заметил твои достоинства, дорогая, — однажды вечером сказал Стив. — Никогда не слышал, чтобы он делал столько комплиментов женщине. Теперь он присвоил мне звание майора, но при этом назначил меня курьером, так что мне придется гораздо чаще отлучаться. Просто удивительно!

— Надеюсь, ты не видишь в этом тайного умысла? — Джинни приподнялась на локте, взглянула ему в лицо и облегченно вздохнула, увидев, что он улыбается.

— Нет, я придаю значение своей военной карьере и новой должности, но, увы, должен сознаться, что это отчасти и моих рук дело. Уж очень мне надоело сидеть без дела с другими офицерами и думать, чем бы заняться, — особенно теперь, когда ты постоянно занята днем.

— Но ведь ты будешь уезжать на несколько дней, — жалобно проговорила Джинни, — я просто умру со скуки!

— А ты будешь тем временем кружить головы молодым штабным офицерам и покоришь сердце генерала Диаса. Не говоря уж об американских волонтерах, которые расквартировались в Текскоко.

— Да ты же угрожал избить меня, если я взгляну на другого мужчину!

— Так оно и случится, если я застану тебя на месте преступления, поэтому тебе придется действовать крайне осторожно.

Она укусила его за губу, так и не поняв, шутит он или говорит серьезно. А вдруг Стив просто дает ей понять, что и сам не упустит случая, если встретит хорошенькую девушку? «А ведь я до сих пор не так уж хорошо знаю его», — подумала Джинни, вглядываясь в лицо Стива с пристальным вниманием любящей женщины.

«Как же она красива! — размышлял между тем Стив. — Как прекрасны ее зеленые цыганские глаза с загадочной поволокой, как совершенно ее тело, покрытое загаром, как великолепны ее золотистые волосы с медным отливом!»

Стив с трудом признавался даже себе, что Джинни — единственная из всех женщин — имеет над ним огромную власть и заставляет его страдать от самой примитивной ревности. Но хуже всего было то, что он не мог представить себе жизни без нее. И это не оставляло ни малейших сомнений. С тех пор как он увидел Джинни, она, несмотря на все сопротивление Стива, заняла главное место в его душе. В один прекрасный день Стив понял, что любит ее, и это открытие было как гром среди ясного неба.

Эгоистичный с другими женщинами, Стив Морган неожиданно осознал, что полностью поглощен желанием понять Джинни, узнать, что совершается в ее душе. Видя ее беспокойство и тревогу, он не мог объяснить их причину. Медленно и нежно Стив притянул Джинни поближе к себе и стал молча ласкать, с удовлетворением отмечая, что она трепетно отдается его ласкам. Вдруг Джинни с легким вздохом опустила голову на его плечо; это означало только одно — она всецело в его власти. Но о чем же она все-таки постоянно думает, вот вопрос!

Между тем Джинни думала о той непреодолимой физической и духовной связи, которая их объединила и существовала, казалось, независимо от их воли. Когда они лежали вот так, как сейчас — прижавшись друг к другу обнаженными телами, — всегда возникало желание физической близости. Но ведь существовало и нечто иное, куда более тонкое и сложное — потребность быть вместе всегда, всю жизнь. Вот только бы ей научиться получше понимать его! Она выдержала все — упреки в неверности, насмешки над ее прежней жизнью, даже жестокость, но только потому, что любила Стива. Даже теперь, когда Стив стал с ней мягким и нежным, его тон бывал по-прежнему насмешливым. Но она все равно любила его, забыв о том, что случалось между ними раньше и как сильно он заставлял ее страдать. Теперь она боялась лишь одного — потерять его, увидеть, как он опять превращается в сурового, чужого человека, вызывающего у нее приступы безотчетного страха.

С тех пор, как он признался, что любит ее, стена, разделявшая их, рухнула. Им нужно было одно — время, которое позволит им лучше узнать и понять друг друга.

Стив нежно откинул волосы со лба Джинни и стал легонько целовать ее шею и щеки.

Интуиция подсказывала Джинни, что Стив понимает ее душевные проблемы, но не хочет об этом говорить, принуждать ее к откровенности. Похоже, он начал уважать ее независимость и внутреннюю свободу.

— Я люблю тебя, Стив, только тебя.

— Я знаю, детка. Я тоже тебя люблю.

Джинни до сих пор не понимала, как ей удалось увлечь этого человека. Раньше ей казалось, что Стив может бросить ее в любую минуту или походя оскорбить. Она сомневалась, что нужна ему, — разве что для плотских утех. В былые дни Стив не раз говорил ей, как ценит свободу и независимость. «Женщины, — сказал он однажды, — пытаются заманить мужчин в ловушку, именуемую браком, и пользуются для этого всеми средствами, предоставленными им природой, включая заламывание рук и горькие слезы…» Нет, от нее он такого не дождется. Бог наградил ее сильным характером. Неужели он начал это понимать?

Лежа в объятиях мужа и слушая, как он шепчет ей слова любви, Джинни забыла о своих страхах — да и как не забыть, если самое легкое его прикосновение заставляло ее трепетать? Не так уж важно, куда и надолго ли придется уезжать Стиву. Джинни верила, что он непременно вернется; что ж, она будет ждать его. Судьба соединила их, а любовь не даст им разлучиться.

Стив ускакал на рассвете, а к тому времени, когда примчался покрытый пылью посланец из Керетаро, Джинни уже сидела за письменным столом в небольшой приемной перед кабинетом генерала Диаса. Керетаро пал, и император отдал свою шпагу генералу Эскобедо. Говорили, что императора предал полковник Мигель Лопес, один из его ближайших друзей, похвалявшийся тем, что у него есть сторонники в обоих лагерях. Когда-то Мигель был и ее другом и помог их сближению со Стивом. Неужели возможно, что полковник Лопес — двойной агент, тайно служивший делу революции?

Джинни погрузилась в размышления, недоумевая, почему ее огорчила весть о взятии Керетаро, — ведь это значит, что война скоро закончится.

Вдруг Джинни услышала голос с сильным американским акцентом.

— Прошу извинить меня, мадам, но один из солдат на улице утверждает, будто вы говорите по-французски.

Подняв голову, Джинни увидела высокого бородатого мужчину в синей униформе с капитанскими нашивками.

Джинни побледнела, а ее зеленые глаза расширились.

Но не успела она и слова вымолвить, как капитан изумленно воскликнул:

— Джинни, Джинни Брендон!

Все закружилось перед глазами Джинни, но, наконец, овладев собой, она спокойно произнесла:

— А, Карл Хоскинс! Вот уж не ожидала увидеть вас здесь! Когда мы в последний раз виделись, вы…

Мужчина оперся руками на ее стол и даже наклонился к Джинни, словно не веря собственным глазам. Она заметила, как пристально он всматривается в ее лицо, будто и в самом деле хочет убедиться, что перед ним именно Джинни.

— Я перестал работать у вашего отца, когда мы перебрались в Калифорнию. Некоторое время… хм… был шерифом в Соединенных Штатах, пока мы не узнали… что вы, так сказать… — Он запнулся, подбирая слова, и на его лице проступил румянец. Джинни неожиданно отметила, что борода ничуть не портит этого привлекательного парня с нордической внешностью. Неужели прошло только два года с тех пор, как она была влюблена в Карла Хоскинса?

Его неожиданное появление здесь казалось совершенно необъяснимым. Просто непостижимое совпадение!

Пока Джинни все это обдумывала, румянец постепенно вернулся на ее щеки. Точнее, она залилась краской, но, слишком пораженная встречей, не заметила этого.

— Что же вы делаете здесь, скажите ради Бога? Да к тому же в форме?

— Господи! — позабыв о светских приличиях, Карл продолжал в упор смотреть на Джинни, не обращая внимания на любопытные взгляды мексиканских офицеров, считавших себя покровителями и защитниками очаровательной «ла тененте».

— Джинни Брендон! Просто не верится…

— Перестаньте глазеть на меня, капитан, — раздраженно сказала Джинни. — Вы так и не объяснили мне, что здесь делаете и почему на вас эта форма! Вы что, прибыли сюда по какому-то важному делу?

Хоскинс, наконец, взял себя в руки, хотя по-прежнему пялился на Джинни.

— Я один из американских волонтеров «Легиона чести». Мы прибыли в Мексику под командованием полковника Грина, чтобы помочь президенту Хуаресу. Нас только что перебросили в район Текскоко. Вот только встретить здесь вас я уж совсем не ожидал. Боже, да ведь, узнав о вашем исчезновении из Мехико, отец решил, что вас либо взяли в плен, либо вы вернулись в Париж… Господи, Джинни, — вдруг прорвало его, — вы и представить себе не можете, как все всполошились из-за вас. После того, как миссис Брендон вернулась вся в слезах, вне себя от тревоги и рассказала вашему отцу, что вас похитили, он убедил меня принести присягу и вступить в отряд рейнджеров, которые вызвались вас отыскать. Мы раза два напали на ваш след и, скорее всего, настигли бы вас, но…

Джинни снова вспыхнула: она слишком хорошо помнила то бесконечное путешествие через горы и пустыни, когда она была пленницей Стива. Тогда она ненавидела его и страстно желала лишь одного — сбежать от своего похитителя. Конечно, она надеялась, что ее отыщут и спасут. Джинни поняла, что Карл — один из немногих, кого отец посвятил в свои планы. Значит, его появление в штабе не так уж случайно, как она было подумала. Как-никак, а он все-таки шериф, представитель закона! Однако, надев мексиканскую форму, он уже не мог действовать как официальный представитель американского государства… Джинни обрадовалась, что Стива нет в лагере.

Зеленые глаза Джинни чуть сузились, когда она посмотрела на Карла, подсознательно желая выместить на нем раздражение, вызванное в ней внезапным страхом и беспокойством:

— Зачем вспоминать все это, с тех пор прошло слишком много времени. Как видите, сейчас я в полной безопасности. К тому же мне нравится дело, которым я сейчас занимаюсь, по крайней мере, я приношу хоть какую-то пользу.

Карл нахмурился. Он постепенно осознавал, что перед ним действительно Джинни Брендон — с теми же изумрудными смеющимися глазами, с таким знакомым ртом, столь часто кривившимся в иронической улыбке. Джинни Брендон, когда-то слывшая настоящей леди и отчаянной кокеткой. Он сходил с ума от ревности, когда она убежала из поезда в Эль-Пасо с тем самым французом, а уж потом, когда узнал, что ее похитил человек, несимпатичный ему и никогда не внушавший доверия, ревность и ярость захлестнули его. Тогда Карл хотел одного: найти и убить Стива Моргана — затравить его как бешеного пса, как самого последнего преступника, каковым, по его мнению, тот и был, — и спасти очаровательную дочь сенатора. Что произошло с ней за последние два года? Какой опыт она приобрела? И еще одна тайная мысль терзала его: вглядываясь в ее лицо, столь же прелестное и холодное, как и прежде, Карл думал: сколько же мужчин делили с ней постель?

— Мне все еще не верится, что это вы, — повторил Карл. Значит, вы и есть та самая женщина-лейтенант. Один из моих солдат говорил, что в штабе генерала Диаса появилась златокудрая леди, креолка или испанка, совершенно европейского вида. Черт возьми, неужели он и в самом деле решил, что вы родились в Мексике?

Услышав его пренебрежительный тон, Джинни сжала зубы от злости. Ох уж этот Карл, он всегда умел вывести ее из себя — она и сейчас видела, что он абсолютно не изменился, разве что отпустил бороду! Совсем уж некстати она вспомнила, что всегда не переносила его манеру целоваться.

— Вас привело сюда только любопытство? Ну что ж, капитан Хоскинс, придется вам кое-что разъяснить — для сведения ваших людей. Я приписана к штабу генерала, но не как военный специалист. Вам следует знать и то, — тут Джинни на секунду прикрыла глаза, а потом, распахнув их, встретилась со взглядом Карла, — что я жена майора Эстебана Альворадо, одного из доверенных лиц генерала.

Глаза Карла выразили недоверие и гнев:

— Вы, должно быть, шутите! Ваш отец, с которым я разговаривал месяца два назад, ни словом не обмолвился о…

— Он ничего не сказал о моем браке, потому что не знает о нем! Здесь, как видите, идет война, и мне лишь недавно удалось написать ему, о чем я, конечно, сожалею. Кстати, интересно, вы стали волонтером, чтобы найти меня или из патриотических соображений?

Карл покраснел:

— Я уже записался в легион, когда мне предложили стать волонтером, — сухо ответил он. — Но ваш отец был глубоко озабочен вашим исчезновением. Мы беседовали с ним перед тем, как я покинул Калифорнию. Вы не можете осуждать его за это. Уж очень долго он не имел от вас никаких вестей! А теперь вы объявляете мне, что вышли замуж и что ваш отец даже не знает об этом. Скажите, Джинни, какой бес в вас вселился?

Она метнула на Карла сердитый взгляд и раздраженно сказала:

— Полагаю, то, что касается меня, не имеет к вам никакого отношения. Я замужем, а значит, кроме американского, у меня есть еще и мексиканское гражданство. — Джинни заметила, что Карл побледнел, но глаза его выражали упрямство. Это еще больше разозлило Джинни, хотя она изо всех сил сдерживала себя. — Удивительно, Карл, вы словно не желаете замечать, что я уже совсем не та зеленая девица, какой была два года назад! Я нахожусь здесь по своей воле и замечу, кстати, что вполне счастлива.

Когда она произносила последние слова, ее голос совершенно невольно смягчился, а зеленые глаза потемнели от глубокого чувства.

На скулах Карла Хоскинса заиграли желваки, когда он заметил, как изменилась Джинни. Господи, до чего же она хороша, хоть и пострижена явно неумелой рукой и одета совсем просто. Но как она смеет говорить о счастье? Неужели Джинни спятила и вышла замуж за мексиканца? Карл Хоскинс через силу улыбнулся:

— Ну что ж, видимо, мне следует извиниться и поздравить вас с законным браком. Простите меня, Джинни. Поверьте, я был потрясен, увидев вас в штабе генерала.

Джинни ответила ему сдержанной улыбкой:

— Ваше появление, Карл, удивило меня не меньше. Так что же вы здесь делаете? Никто не убедит меня, что вы проскакали несколько часов верхом лишь для того, чтобы взглянуть на женщину, о которой сплетничают солдаты.

Карл вспыхнул:

— Боюсь, мне не следует об этом говорить, но я и в самом деле прибыл сюда с заданием. Полковник Грин просил меня передать записку генералу Диасу. У нас почти никто не умеет говорить по-французски, а между тем в ближайшее время мы ожидаем важного гостя: русского князя.

— Русского князя? — Изумленная Джинни подняла брови. — С чего это русский князь приезжает именно сюда, в Мексику, да еще в такое время?

— Князь Сарканов провел в Вашингтоне несколько месяцев. По поручению русского правительства он вел переговоры о продаже Аляски Соединенным Штатам. Его визит долго хранили в строжайшей тайне, но, кажется, государственный секретарь Стюард уже сообщил эту новость журналистам.

— Аляска! Я всегда думала, что там нет ничего, кроме снега и льдов.

— Да, так полагают многие, и мистер Стюард, видимо, хорошо понимает это. Однако Аляска находится в непосредственной близости к Соединенным Штатам, поэтому лучше уж ей быть под нашим контролем.

— Но с какой стати князь собирается пожаловать сюда?

— Ну… — Карл беспомощно развел руками, хотя и рад был тому, что наконец заинтриговал Джинни, — этого человека, как я понимаю, просто интересует война. Поэтому, получив разрешение президента Хуареса, он приезжает в Мексику как наблюдатель. Между тем я подозреваю, что полковник Грин опасается, как бы этот князь не вздумал встать под наши знамена и принять участие в военных действиях. Говорят, князь — прекрасный стрелок.

— Уверена, что он скоро поймет, чем отличается настоящая война от дуэли, — раздраженно заметила Джинни. Затем, вспомнив, кто она и почему состоит при штабе, важно добавила: — Думаю, стоит предупредить генерала о вашем приезде. Он был очень занят все утро — надеюсь, вы знаете, что Керетаро наконец пал? Но после того, что вы мне только что рассказали…

Карл Хоскинс наблюдал, как Джинни без умолку болтает с мексиканскими офицерами, которые время от времени бросали на него взгляды. Карл размышлял, кто же из них муж Джинни, но мысли его были не из приятных. Что, черт возьми, она нашла в этих мексикашках? Ведь Джинни могла бы стать французской графиней, а вместо этого отдала руку какому-то крестьянину-метису! Нет, он не видел в этом ни малейшего смысла.

Джинни исчезла за дверью кабинета Диаса, и Карлу пришлось охладить свой пыл — следовало дождаться хотя бы, когда она появится. Молодой мексиканский капитан, с которым Джинни только что разговаривала, подошел к Карлу и предложил ему стул, дружелюбно улыбнувшись и сверкнув белоснежными зубами.

— Так вы, значит, давний друг сеньоры Альворадо? Наверное, удивились, увидев ее здесь? Генерал Диас ума не приложит, как это раньше без нее обходился. Ему повезло: она такая образованная и знает столько языков.

— Уверен, что и муж сеньоры почитает себя счастливейшим из смертных, — заметил Карл, и улыбка мексиканца стала еще шире.

— Да уж, Эстебану Альворадо завидуют больше, чем кому-либо из офицеров генерала Диаса. Ну прежде всего тому, что его жена не побоялась отправиться вместе с ним на войну. Очень жаль, что его нет сейчас здесь.

Ага, значит, ее мужа нет, вот как! Карла пожирало любопытство. Стараясь не задавать слишком много вопросов, он все же выяснил у молодого офицера, что муж Джинни, близкий друг полковника Феликса Диаса, брата генерала, исполняет обязанности курьера при штабе.

Теперь капитан Хоскинс чувствовал себя куда увереннее, чем полчаса назад, когда переступил этот порог. Поскольку Диас использует Джинни как переводчицу, можно надеяться, что она не откажется помочь и полковнику Грину, ведь того считали весьма важным союзником. То, что президент Хуарес разрешил русскому князю присутствовать на театре военных действий, говорило само за себя: этот князь — важная птица. Но что думал об этом генерал Диас, получив распоряжение президента, никто не знал, хотя Джинни заметила, как недовольно он поджал губы. Впрочем, теперь у нее появились свои трудности. Карл Хоскинс явно не собирался так просто отказаться от ее общества, а Джинни никак не могла найти достойный предлог, чтобы уклониться от дальнейших встреч с ним.

Она была, конечно, рада, что Стива не оказалось рядом, но вместе с тем чувствовала необъяснимое раздражение и тоску. Подумать только, что ее нашел именно Карл Хоскинс! Ну почему, спрашивается, он, а не кто-то иной явился в штаб? Все страхи Джинни, казалось, давно рассеявшиеся, снова вернулись к ней, но теперь не было Стива, который успокоил бы ее. Кроме всего прочего, Стив всегда ревновал ее к Карлу и как-то даже заявил, что она его любовница. Интересно, станет ли Стив говорить об этом, когда вернется? Опасаясь реакции мужа, Джинни печально думала о том, как хрупок и ненадежен пока их союз. Да, они любят друг друга, это несомненно, но они слишком мало времени провели вместе, и взаимное доверие еще не укоренилось в их душах. К тому же как легко ранить сердце возлюбленного!

<p>Глава 3</p>

Любовь! Не прошло и недели, как Джинни опротивело это слово. Стоило ей согласиться разок отобедать с полковником Грином и его офицерами, и признания в любви посыпались на нее как из рога изобилия. Чуть не половина полка оказалась влюбленной в нее — так, по крайней мере, мог решить каждый, кто хоть раз видел огромные букеты цветов и перевязанные розовыми ленточками записки, которые приносили к небольшому бунгало, где она ночевала.

Джинни даже пожаловалась на это полковнику Диасу, но он лишь высмеял ее, при этом не слишком вежливо.

— Я, конечно, все понимаю, но уверен, что вы вполне сможете постоять за себя, если кто-нибудь из ваших поклонников забудется. Разве я не прав, дорогая? К тому же нам следует проявить великодушие и гостеприимство к нашим храбрым американским союзникам. Полагаю, вы просто напоминаете им о женах и невестах, оставленных дома. Согласитесь, что это так.

— А что скажет мой муж, когда вернется и увидит все это? Должна предупредить вас, что он всегда ревновал меня к капитану Хоскинсу. Теперь же, когда он убедится, что Карл постоянно таскается за мной, он…

— Тогда Эстебан еще раз возблагодарит судьбу, пославшую ему такую женщину, как вы! — Полковник Диас подмигнул Джинни. — Кстати, кто из американских волонтеров особенно докучает вам, малютка?

— Ну разве можно проявлять такую бессердечность? — Она гневно посмотрела на него, но Феликс лишь засмеялся и похлопал ее по плечу.

— Не принимайте все так близко к сердцу — неужели вам отказал юмор? Эти несчастные американцы боготворят вас, очаровательную женщину, достойную восхищения, с которой можно чуть-чуть пофлиртовать. А вот русский, приехав сюда, убедится, что в нашей армии есть не только крестьянки и маркитантки, но по-настоящему интересные и воспитанные леди.

— Его приезд навис надо мной, как скала, можете поверить, — мрачно парировала Джинни.

То ли потому, что Карл Хоскинс начал слишком уж фамильярничать с ней, то ли потому, что половина легиона стала приносить ей букеты, но Джинни вдруг поняла, что невольно тянется к «солдадерас» из лагеря и проводит с ними все больше и больше времени. Она чувствовала, что ей куда проще беседовать с простыми мексиканскими женщинами, чем со своими соотечественниками. Американцы, разумеется, вели себя всегда вежливо, но за их светскими манерами скрывалось желание обладать ею. Кроме того, ее брак с мексиканским офицером вызывал у них что-то вроде презрения. Они, видимо, полагали, что дочери сенатора не подобает снисходить до простого легионера.

В небольшой комнатушке, где они жили со Стивом, Джинни чувствовала себя все более и более одинокой, особенно с тех пор, как американцы зачастили в кантину на первом этаже в основном для того, чтобы хоть случайно ее увидеть. Джинни до смерти надоели вопросы Карла о ее браке — правда ли, что она счастлива и был ли ее выбор самостоятельным и свободным.

— Скажи, Джинни, а ты думала о вашей жизни после того, как все это закончится? Как и на что вы станете жить? Вряд ли твоего отца обрадует весть об этом браке…

— То есть о том, что я замужем за мексиканцем? Главное, что рада и даже счастлива я, и ни отец, и никто другой не сможет изменить этого. Вот что, Карл, если ты будешь вмешиваться в мои личные дела, я просто перестану разговаривать с тобой!

Поняв, что Джинни действительно рассердилась, Карл извинился. Он даже поклялся, что его интересует только одно — счастлива она или нет.

— Я все еще люблю тебя, Джинни, и ничего не могу с собой поделать. Ты покорила меня с первого взгляда, и было время, когда и ты смотрела на меня влюбленными глазами!

Джинни знала, что он прав и только чувство вины заставляет ее продолжать эти утомительные беседы с Карлом. Но вместе с тем она признавалась себе, что порой ей приятно и даже необходимо поговорить с человеком, проявляющим к ней искренний интерес. Джинни также надеялась, что Карл расскажет отцу, что ей совсем неплохо живется, и тогда тот, возможно, изменит мнение об отчаянном парне Стиве Моргане, которого всегда не переносил, да, пожалуй, не переносит и по сей день. Она надеялась, что Карл никогда не узнает, что Стив и ее муж — одно и то же лицо, хотя время от времени Джинни мучила мысль о том, как Стив отнесся бы к этому.

Обо всем этом она рассказала только одному человеку — генералу Диасу. Тот выслушал ее исповедь с изумлением:

— Неужели вы надеетесь, что ваш сорвиголова-муж затеет ссору с упрямым капитаном Хоскинсом и это отразится на наших отношениях с полковником Грином и его легионерами? Не беспокойтесь, сеньора, я сам объясню все нашему почтенному союзнику, а кроме того, постараюсь куда-нибудь отослать Грина и его волонтеров.

Джинни вспыхнула:

— Только не думайте, будто я хочу все скрыть от мужа! Ведь он придет в ярость, если это выплывет наружу!

— Послушайте, ни вам, ни мне не нужны неприятности, правда? Так вот, обещаю вам: как только знатный русский гость покинет наш лагерь, я уж постараюсь, чтобы пути Эстебана и капитана Хоскинса никогда не пересекались.

«Все это, конечно, хорошо, — думала Джинни, — но сможет ли генерал в чем-нибудь убедить Стива? Поверит ли Стив, что у меня с Карлом ничего не было и я вовсе не поощряла его ухаживаний?»

Джинни решила покинуть опостылевшую пустую комнату и перебраться поближе к фургонам и повозкам, где зазывно мерцали огоньки походных кухонь. Здесь в старой походной одежде, повязав голову платком, она, как в прежние времена, посидит с женщинами, поговорит с ними о войне, о мужчинах, о детишках. По обыкновению женщины начнут спрашивать ее о том, когда она сама заведет ребенка. Ведь она замужем, и когда же рожать, как не сейчас!

— Вам обязательно надо сходить помолиться Святой Деве Гваделупской, — серьезно сказала ей одна из женщин. — Вы только взгляните на мою Консуэло — видите, как быстро выросла девочка? Мануэль очень волновался, что я не беременею, я совершила паломничество к Святой Деве — и вот результат налицо!

— Но мне не с руки сейчас заводить ребенка. Вы же знаете, какой Эстебан непоседа, как любит путешествовать. Мне бы не хотелось разлучаться с ним.

— Но вам же придется где-нибудь обосноваться после войны, не так ли? Ничто так не привязывает мужчину к дому, как ребенок. Стоит ему почувствовать ответственность за малыша, как он не захочет надолго отлучаться. Уж я-то знаю!

У Карменситы было восемь детей и четвертый муж, поэтому ее поучения смешили сидящих у костра женщин. Но она лишь добродушно покачивала головой.

Однако разговор с ней заставил Джинни задуматься. Что изменится в ее жизни, если она забеременеет? Эта мысль испугала Джинни: ребенок свяжет ее по рукам и ногам, и она никогда уже не ощутит свободы. А Стив? Как он отнесется к этому?

«Ладно, зачем думать о том, чего нет», — твердо сказала себе Джинни, стараясь отделаться от этих мыслей.

И все же на следующий вечер она отправилась с женщинами в огромный собор у подножия горы, на которой когда-то, по преданию, один крестьянин увидел Святую Деву.

Это был день ангела Долорес Батисты, одной из близких подруг Джинни среди женщин-солдаток. Она состояла в гражданском браке с бывшим партизаном по имени Маноло, отличавшимся на редкость злобной физиономией. Теперь этот экс-герильеро служил в армии генерала Диаса и имел звание сержанта.

— Присоединяйтесь к нам после службы, донья Джения, — мы решили отпраздновать мой день ангела, — сказала Долорес.

Джинни так и не смогла отучить Долорес называть ее «донья» и всякий раз сердилась за это.

— Да ведь я была такой же «солдадера», до того как дон Порфирио взял меня к себе в штаб, — заметила она, но тут же улыбнулась и обняла маленькую смуглую Долорес за плечи, вложив ей в ладонь подарок — тонкую золотую цепочку и небольшой медальон с изображением Святой Девы Гваделупской. Она купила медальон в Веракрусе и хотела подарить его Соне, своей мачехе, в день возвращения в Калифорнию. К счастью, тогда прискакал Стив и увез ее с собой.

«Сегодня вечером я не позволю себе думать ни о чем дурном, а буду просто развлекаться», — решила Джинни, когда женщины, босые и беззаботные, весело двинулись вверх по склону.

Джинни улыбнулась при мысли о том, что сказал бы Стив, увидев ее сейчас. Бедняга Карл, он все еще влюблен в нее! Джинни на минуту встретилась с ним, прежде чем отправиться в храм, но сразу же удалилась в свою комнату, сославшись на головную боль. Уж Карл точно пришел бы в ужас, узнай он, что Джинни переоделась простой мексиканкой и выскользнула через черный ход, никому не сказав. Конечно, и генерал не одобрил бы этой эскапады, но Джинни знала, что ни солдаты, ни их жены не выдадут ее ни при каких обстоятельствах. Между тем сумерки постепенно сменились великолепной звездной ночью. От этого прогулка стала еще приятней, и Джинни почувствовала, что участие в скромном торжестве этих простых людей доставит ей истинное удовольствие. Боже, как давно она не танцевала да и вообще не показывалась на людях!

Они дошли до собора, смеясь армейским шуткам солдат. Небольшая группа американских волонтеров подошла узнать, не нужен ли дамам эскорт, и Джинни, понимая, что никто не узнает ее в толпе мексиканок, так же, как и они, обрушилась на американцев: — Проваливайте, гринго! Мы сами сможем за себя постоять.

Церковь была переполнена, как, впрочем, и всегда, и Джинни молилась вместе со всеми, блестящими глазами разглядывая величественную статую святой, почитаемой мексиканцами. Хотя Джинни не отличалась особой религиозностью и даже во Франции посещала католические соборы скорее из любопытства, здесь, с этими людьми, безоглядно верующими и уповающими на Божью Матерь, она невольно поддалась общему настроению.

Вечерняя месса была в самом разгаре, и все женщины, пришедшие вместе с Джинни, прониклись благостным ощущением и еще ниже спустили свои ребозо.

Месса все еще продолжалась, когда Джинни вдруг почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Она опустила голову ниже и закрыла лицо ладонями, поглядывая сквозь неплотно сжатые пальцы рук. Ей показалось, что по церкви пронесся порыв ледяного ветра, и она вздрогнула.

В церкви царил полумрак, и отличить одну прихожанку от другой было почти невозможно — только алтарь сиял, освещенный сотнями свечей. Между тем ощущение, что за ней пристально наблюдают, не проходило. Мануэла, стоявшая на коленях рядом с Джинни, шепнула ей на ухо:

— Похоже, мы кому-то понравились. Видишь двух идальго, стоящих у пилястры справа? Готова поклясться, что один из них так и пожирает нас глазами!

Мануэла, по праву гордившаяся своими великолепными черными кудрями, покрыла голову лишь тонкой белой мантильей, тогда как Джинни и другие женщины до бровей закутались в теплые шали. Она гордо вскинула голову.

— Ну надо же, везде ей мужики мерещатся, даже в церкви! — фыркнула Карменсита. Джинни промолчала: она тоже заметила двух мужчин там, куда указала Мануэла, и эти двое действительно смотрели на них.

Джинни видела их впервые, но больше не стала смотреть на них, а опустила глаза и закрыла лицо руками.

Выйдя из церкви, она испытала облегчение. У дверей все снова перекрестились, но Долорес внезапно решила вернуться и поставить свечу. Женщины остались ждать ее у ворот.

— Смотри, они выходят и снова глазеют на нас.

Мануэла коснулась локтя Джинни, и та увидела, как два хорошо одетых господина, разительно отличавшихся от прочих прихожан, появились в дверях храма и оглядели собравшихся женщин. Их лиц не было видно под полями широкополых шляп.

— Тихо! — сказала Карменсита. — Возможно, североамериканцы или какие-то другие иностранцы пробрались сюда из Мехико, чтобы разнюхать, как у нас дела. Хорошо бы наши парни посмотрели на них при ярком свете, а если надо, задали бы им два-три вопроса!

— Ну что ты к ним прицепилась, они же ничего дурного не делают — просто стоят и смотрят!

Мануэла сняла с головы мантилью и кокетливо накинула ее на плечи.

— Да ладно тебе, — проворчала одна из женщин по имени Мария Торрес, — скорее всего, они приняли нас за проституток, так что пойдемте-ка отсюда подобру-поздорову.

Джинни казалось, что Долорес слишком задерживается. Но кто же эти люди? Глаза у одного из незнакомцев были светлыми, значит, это не мексиканец. От этой мысли Джинни пришла в ужас и даже вздрогнула, хотя тут же решила, что у нее слишком разыгралось воображение. Кто бы ни были эти господа, они не имеют к ней никакого отношения, поэтому не стоит поддаваться напрасным страхам. Она не позволит испортить себе вечер!

Один из незнакомцев вдруг двинулся к ним, и женщины сбились в стайку, не зная, чего ожидать от него. Джинни отступила назад, желая спрятаться за спинами подруг. Она опустила голову и еще плотнее завернулась в шаль.

— Простите, сеньориты.

Женщины смутились еще больше, но Карменсита, самая старшая и самая смелая из них, подбоченилась и дерзко взглянула на незнакомца:

— С чего это вы решили, что мы незамужние, а? Мы пришли в церковь помолиться и обрести душевный покой.

— Поверьте, сударыни, я вовсе не хотел проявить к вам никакой неучтивости. Мой друг и я…

— Да, ваш друг! Что это он такой застенчивый? Он что, всегда посылает вас, когда нужно выполнить за него грязную работенку?

— Поверьте, сеньориты, — незнакомец снял шляпу и поклонился столь учтиво, что это произвело впечатление даже на Карменситу, — мой приятель, несомненно, присоединился бы ко мне и сказал вам то же самое, если бы знал наш язык. Но он здесь гость и очень хочет познакомиться с одной из очаровательных мексиканок.

— Неужели? Так вот, значит, что скрывается за вашей любезностью! Вы оба приняли нас за проституток — «путас», решив, что у нас сегодня выходной день, так? — воинственно спросила Карменсита, но Мануэла, покусывая полные алые губы, оттерла ее плечом.

— Позволь же сеньору объясниться, Карменсита. Уверена, он не спутает честных солдаток с проститутками!

— Мануэла больше всего хочет знать, кто из нас приглянулся господам, — шепнула одна из женщин на ухо Джинни. — Я еще не встречала такой любвеобильной женщины!

Мужчина был средних лет, стройный, с каштановыми волосами, разделенными на прямой пробор, и хорошими, даже изысканными манерами.

— Сеньориты, позвольте еще раз заверить вас, что ни я, ни мой друг и не помышляли вас оскорбить! Мы просто хотели узнать, не согласится ли кто-нибудь из вас составить компанию двум одиноким мужчинам, которые были бы рады угостить вас ужином и вином. Нам нужно ваше общество — и ничего больше.

— Ну еще бы! Разве могут столь знатные господа требовать другого от таких женщин, как мы! — проговорила Карменсита и раскатисто засмеялась.

— Конечно, твое общество господам не интересно, — оборвала ее Мануэла, а затем уже мягче добавила: — Сеньор, мы тронуты вашей добротой, но к кому из нас относится ваше приглашение?

— Сеньорита, кто же может устоять перед такими дивными, черными, как ночь, волосами? А мой друг считает, что скромность вашей подруги — лучшее украшение женщины.

Джинни, начиная злиться, подняла глаза и тут заметила, что женщины смотрят на нее весело, а мужчина — спокойно, но пытливо. Казалось, он хочет разглядеть, что скрывается под шалью, в которую закуталась Джинни.

— Не могу поощрить интерес вашего друга ко мне. Я замужняя женщина, сеньор, люблю мужа, — сказала Джинни на индейском диалекте местизо.

— Да, да, Джинни и ее муж, как голубки, вечно воркуют друг с другом.

В этот момент из храма выбежала Долорес и присоединилась к женщинам, с любопытством поглядывая на незнакомца.

— Пойдемте в лагерь. Мануэла, конечно, может остаться, если хочет. А вам, сеньор, пожелаю доброй ночи и удачи — но только в другом месте!

Джинни взяла Долорес под руку, и они двинулись вниз по холму. Мануэла последовала за ними.

— Мы ведь могли хоть немного задержаться, — проворчала она. — Мне уж больно хотелось взглянуть на друга этого сеньора.

— Ты куда лучше развлечешься сегодня ночью в лагере. Что до меня, то мне совсем не понравилось, как они глазели на нас в храме, когда шла месса.

Джинни не принимала участия в оживленной болтовне подруг. В незнакомцах она чувствовала нечто зловещее, неопределимое, а потому еще более угрожающее. И отчего они выбрали именно ее? Только когда они добрались до лагеря и увидели его костры, похожие в темноте на светлячков, ей удалось наконец избавиться от неприятных ощущений. В лагере она будет в полной безопасности и может вволю повеселиться.

Праздник устроили великолепный: все ели мясо, обильно приправленное чили, и пили текилу, раздобытую в Пуэбле после ее падения. Когда полились звуки гитар и скрипок и начались танцы, Джинни веселилась вместе со всеми.

Джинни так полюбила мексиканские танцы, что отдавалась им всей душой, забывая обо всем на свете. Ритмичная музыка завораживала ее. В эту ночь, как и всегда, у нее не было недостатка в партнерах. Несмотря на ночную прохладу, ей стало жарко, и она сняла ребозо. Кружась в танце, Джинни и не думала о том, как она соблазнительна. Ее золотистые волосы развевались, юбки крутились вокруг стройных ног, обнажая тонкие щиколотки.

Импровизированный концерт у костра постепенно стал привлекать зрителей. Солдаты, свободные от дежурства, потянулись на звуки музыки, надеясь посмотреть на зажигательные пляски, а если повезет, то принять в них участие.

Несколько американцев, только что вернувшихся с патрульной службы, также с любопытством наблюдали за танцующими, но, когда толпа раздвинулась и они узнали золотисто-рыжую шевелюру Джинни, их восхищению не было предела.

Однако Карл Хоскинс, сопровождавший полковника Грина, едва сдержал ярость, увидев пляшущую с простыми солдатами дочь сенатора. Узнал ее и генерал Диас, но спрятал улыбку под густыми усами.

— Она чувствует наши танцы как никто. Кто скажет, что она не настоящая мексиканка?

— Она цыганка — не знаю только, русская или венгерская. И, Бог свидетель, самая красивая женщина, которую я видел в Старом и Новом Свете!

Человек, который произнес это по-французски, ни на мгновение не отрывал глаз от танцующих. Затем он добавил:

— Ну, что вы думаете об этом, сеньор? Разве я сделал неправильный выбор? Мы, русские, всегда видим истинную красоту и грацию, даже если их умело скрывают.

— Помнится, эта дама довольно резко сказала мне, когда мы вышли из церкви, что она замужем, ваше сиятельство! А мексиканские мужья, знаете ли, чрезвычайно ревнивы.

— Возможно. Но ведь ее мужа сейчас здесь нет, не так ли? Она настоящая светская дама — вот что придает ей такой шарм. Вы, кажется, упомянули, что с вашим отъездом она станет моей переводчицей? Дьявольское везение, согласитесь!

— Будьте осторожны, князь. Поговаривают, что у мексиканок всегда при себе небольшой кинжал. Так они защищают свою честь.

Князь откинул голову и расхохотался. В его странных, сине-зеленых глазах на мгновение отразилось пламя костра.

— Наши русские цыганки поступают точно так же. Однако не волнуйтесь, сеньор Лердо. Я не намерен лезть на рожон. Поверьте, я выкажу этой даме только любезность.

<p>Глава 4</p>

Возможно, первая встреча Джинни с князем Иваном Васильевичем Саркановым произошла бы при менее экзотических обстоятельствах, если бы тот не приехал раньше времени. Едва генерал упомянул на следующее утро о появлении князя, Джинни сказала:

— Отчего же он приехал раньше, чем мы его ожидали? И откуда мне было знать, что сопровождавший его господин — сеньор Себастьян Лердо де Техада?

— То, что президент назначил сопровождающим члена кабинета министров, свидетельствует о важности визита. Да уж, сеньора, более неподходящего момента для танцев с крестьянками и «солдадерас» вы и выбрать не могли. Хорошо еще, что князь отнесся к этому с юмором.

— Очень рада, — ответила Джинни не без сарказма.

— Бросьте, сеньора! Я не сержусь на вас, хотя признаюсь, что вчера вечером мне было не до смеха. Жаль, что у князя назначено столько встреч, в том числе и с вашим любимчиком капитаном Хоскинсом, — он надолго лишит меня вашего общества.

— Я буду в восторге, если капитан Хоскинс не вымолвит при мне ни слова! — сердито воскликнула Джинни.

Довольно скоро Джинни призналась себе, что была несправедлива к князю. Он относился к женщинам истинно по-рыцарски. Но взгляд светлых глаз князя, острый и хищный, так не вязавшийся с его утонченной учтивостью и мягким выражением красивого лица, настораживал Джинни.

Накануне ночью Джинни было не слишком приятно, когда полковник Феликс Диас оттащил ее от подруг, ухватив за запястье, и, смеясь, шепнул, что на этот раз она уж точно попала в переплет. Джинни почувствовала себя еще хуже, узнав, что человек, заговоривший с ней возле церкви, оказался одним из членов кабинета министров президента Хуареса, а его спутник — тем самым русским князем, кого ожидали здесь с таким нетерпением.

Растрепанная, босая, в крестьянской одежде, Джинни предстала перед князем. Полковник Грин был взбешен, Карл Хоскинс клокотал от ярости, а сеньор Лердо не скрывал удивления.

Впрочем, все это как-то обошлось. Сеньор Лерда уехал в Сан-Луис, после чего Джинни стала гидом и переводчицей князя. Он не внушал ей симпатии, и что-то в нем по-прежнему настораживало Джинни.

Высокий, красивый, стройный, светловолосый — князь, несомненно, пользовался успехом у женщин и легко завоевывал их сердца любезностью, лестью, а также высоким положением. Он явно не терпел ни малейшего давления и в отношениях с людьми устанавливал свои правила. Чтобы ближе познакомиться с Джинни, он предложил ей прогулку верхом.

— Полагаю, вы ездите на лошади столь же грациозно, как и танцуете, мадам, — сказал он, игриво сверкнув глазами. Джинни с неудовольствием заметила, что во время прогулки взгляд его неотрывно следовал за ней. Князь словно не видел того, что она ему показывала.

Теперь Джинни одевалась и причесывалась очень скромно, а говорила с князем весьма холодно. Он же говорил с Джинни несколько иронически, словно показывая, что разгадал ее игру.

«Вот негодяй! — думала Джинни после прогулки. — Он, вероятно, думает, что я таким способом хочу привлечь его внимание». Она порадовалась, что не приняла приглашения князя отобедать вечером. Ей очень хотелось, чтобы поскорее вернулся Стив. Трудно проявлять терпение, так долго ожидая любимого. Когда Джинни наконец осталась в пустой комнате, ею овладел беспричинный страх. Он был таким сильным, что у нее разболелась голова.

Джинни охватило неудержимое желание убежать, исчезнуть, скрыться куда-нибудь от интриги, в которую, она чувствовала, ее пытаются вовлечь. «Да нет же, это просто смешно!» — подумала она. Ведь, в сущности, князь джентльмен и, даже если захочет, не сможет причинить ей вреда, ибо она всегда окружена друзьями. Но вот что действительно нужно сделать, так это выяснить, зачем ему понадобилось приезжать в Мексику и почему сам президент принимает его с такими почестями. Ну ничего, скоро князь отправится к себе на родину, в далекую Россию, армия генерала захватит Мехико, Стив вернется к ней и она будет с ним в полной безопасности.

Однако все было не так просто, как полагала Джинни. Князь Сарканов оказался человеком весьма умным и проницательным, и его было совсем непросто обвести вокруг пальца.

Карл Хоскинс злился на Джинни, считая себя униженным, а потому хотел объясниться с ней. Если князь оставлял ей свободную минуту, тут же появлялся бородатый капитан. Джинни не удавалось укрыться от него даже в штабе генерала. Карл смотрел на нее печальными, влюбленными глазами.

— Боже мой, Джинни, что с тобой стало? Разве можно путаться со всяким сбродом да еще и танцевать, как крестьянская девчонка? А теперь к тебе приставили этого русского князя. Может, как партнера для подобных танцев?

— Напротив, это меня приставили к князю, — резко возразила Джинни и покраснела от смущения и злости. Уж слишком этот Карл навязчивый! С тех пор, как она отказалась стать его любовницей, он пытался, хоть и весьма неуклюже, изображать любящего брата, но желание обладать ею, светившееся в глазах, выдавало его с головой. Вот и теперь он надоедал ей расспросами. — Что за человек твой муж? И почему его здесь нет?

— Карл, но ведь он солдат! Ему приходится выполнять приказы. И, пожалуйста, не заводи эту старую песню. Сколько раз надо повторять, что я люблю своего мужа! И буду любить его всегда! И жить я собираюсь теперь в Мексике!

— Ты несешь чушь! Вспомни о своем отце. — Карл давно уже перешел с Джинни на «ты». — Разве ему не следует уделять внимания? Зачем тебе хоронить себя заживо в этой глуши, да еще с человеком, который…

— Хватит, Карл! Если ты не оставишь меня в покое, я просто не стану тебе отвечать.

Тут к ней на помощь неожиданно пришел князь. Он зашел в штаб без свиты и, увидев Карла Хоскинса, смерил его презрительным взглядом.

— Что, капитан опять докучает вам? Может, мне попросить полковника Грина, чтобы он перевел его в другое место?

— А вы уверены, что полковник согласится на это, чтобы угодить вам?

Джинни не удержалась и показала князю коготки, но тот ответил ей лишь иронической улыбкой:

— Надеюсь, у меня больше влияния, чем вы полагаете. Пойдемте! — Он властно взял ее под руку и повлек к двери. — Думаю, сейчас самое время вас чуточку удивить, — загадочно сказал он. Князь помог ей сесть в открытый экипаж, предоставленный ему полковником Грином.

Они отправились в Куэрнаваку, бывшую резиденцию императора, где Джинни уже однажды была. В Ла Борда, летнем дворце императора, теперь размещалась штаб-квартира полковника Луиса Адиего, который явно готовился к их визиту и был предупрежден о нем заранее.

— Ваш багаж прибыл из Акапулько, — перевела Джинни князю слова одного из служащих и удивленно посмотрела на него. Неужели князь собирается пробыть в Мексике дольше, чем она предполагала? А если так, что у него на уме?

Джинни не рассчитывала, что путешествие затянется, и обрадовалась небольшому эскорту, который предоставил ей генерал Диас. Она чувствовала себя спокойнее, когда ее окружали знакомые лица, все более убеждаясь, что с князем надо быть настороже.

Наступил вечер, и князь, приняв приглашение полковника Адиего, решил пообедать во дворце.

Князь много говорил за обедом, а Джинни переводила. Потом полковник повел князя на экскурсию по бывшему императорскому дворцу. Князь делал вид, будто внимает каждому слову полковника Адиего…

К концу экскурсии у Джинни ныли ноги, и она обрадовалась, что их пригласили передохнуть в патио — внутренний дворик, куда принесли и прохладительные напитки.

— Кстати, справьтесь у полковника, не приезжал ли сюда сегодня днем кто-нибудь из моих соотечественников?

Джинни перевела вопрос князя, на который полковник ответил, что четыре русских матроса привезли вещи князя, а с ними прибыл и друг князя, граф Черников, который теперь отдыхает в своей комнате.

— Кажется, у вас, сеньора, сегодня не слишком хорошее настроение, — заметил князь. — Однако надеюсь, что встреча с графом доставит вам удовольствие — он очень интересный человек и много путешествовал. Весьма возможно, что у вас окажутся общие знакомые.

Джинни уловила в его словах какой-то тайный намек. Что-то, известное только князю, несомненно, забавляло его, но, что бы это ни было, Джинни решила сохранять полное спокойствие.

Видимо, князю очень хотелось, чтобы она встретилась с этим русским, но Джинни сомневалась, что у нее и графа Черникова могут найтись общие знакомые. Князь Сарканов был единственным русским, которого она когда-либо видела.

— На графе начинают сказываться бурно прожитые годы, — лениво и не без иронии заметил князь. — Впрочем, он человек достойный и прекрасный собеседник. Думаю, граф скоро придет.

Джинни ожидала увидеть сутулого пожилого человека, почти старика. Граф между тем был высок, хорошо сложен и очень моложав, хотя его волосы и усы начинали седеть. Он вышел из дома быстрым и легким шагом и не мигая уставился на Джинни глазами стального цвета. Она почувствовала, что краснеет под его пристальным взглядом.

Граф Черников тотчас извинился перед Джинни, что так внимательно смотрел на нее, и, наклонившись, поцеловал ей руку:

— Простите меня, мадемуазель! Но мне вдруг показалось… да, в самом деле сходство поразительное!

Изумленная Джинни переводила взор с улыбающегося лица графа на насмешливую физиономию Ивана Сарканова.

— Вы, кажется, сказали, граф, что я кого-то вам напоминаю? Какую-нибудь даму?

— В том-то и дело! Разве князь не сказал вам? Мне хотелось только взглянуть на вас, хотя ради этого я проделал длинный путь по ужаснейшим в мире дорогам! Однако игра стоила свеч, не так ли, дорогой князь? Мадемуазель, вы копия вашей матери.

— Вы знали мою мать? — спросила Джинни, затаив дыхание. Ее глаза вперились в графа. Тот подвинул кресло поближе к Джинни.

— Да, именно так, дитя мое! Надеюсь, вы не возражаете, что я вас так называю? Я знал вашу мать и вашу тетушку Селину, на редкость добрую и чувствительную женщину. Я имел честь навестить ее, прежде чем отправился вслед за князем в Америку.

— Не покажете ли мне, полковник, вашу коллекцию огнестрельного оружия, о которой вы давеча упоминали. Думаю, нам следует оставить эту парочку наедине — пусть поговорят о прошлом.

Английский язык князя оставлял желать лучшего, но полковник его понимал, ибо и сам не слишком хорошо изъяснялся по-английски. Джинни бросила на князя сердитый взгляд, но тот лишь улыбнулся и слегка прищурился. «Почему это Сарканов притворяется, что не владеет английским? Почему он так настаивал, чтобы ему дали переводчика?» Прежде чем Джинни собралась с мыслями, князь поклонился и последовал за полковником во дворец.

— Не сердитесь на князя, мадемуазель. Это я настоял на встрече с вами.

Услышав негромкий, но приятный голос графа, Джинни повернулась к нему:

— Признаюсь, граф, я ничего не понимаю и просто в отчаянии! Уж не хотите ли вы сказать, что князь все это подстроил? И мой приезд сюда, и нашу встречу? — В ее голосе слышалось раздражение, но граф протянул руку и мягко коснулся ее плеча:

— Потерпите немного, дорогая, и выслушайте меня — тогда вы все узнаете. Я понимаю, что вы удивлены и даже разгневаны. Но позвольте мне высказаться, а уж потом задавайте вопросы. Отнеситесь с юмором к пожилому человеку, который знал вашу мать и восхищался ею. Однажды я видел и вас, хотя вы этого не можете помнить — вы были тогда малюткой.

Глаза графа скользнули по фигуре Джинни, и она инстинктивно сжалась. У него был приятный голос, и звучал он очень мягко, но что-то во взгляде графа тревожило ее. Почему он так странно на нее смотрит? Что собирается рассказать?

— Доверьтесь мне и слушайте внимательно, даже если мой рассказ покажется вам совершенно невероятным. Клянусь, все, что вы услышите, чистая правда. Я ждал вашего совершеннолетия, чтобы посвятить вас в это, но, когда приехал в Париж, ваша тетушка сообщила мне, что вы в Америке. Ваша тетушка тонкая и проницательная женщина, но ей не следовало… впрочем, ладно — что сделано, то сделано, но моя миссия так и осталась невыполненной.

Прижав похолодевшие ладони к пылающим щекам, Джинни слушала графа сначала со всевозрастающим удивлением, а затем с недоверием. Если бы не его серьезность и спокойствие, Джинни, скорее всего, решила бы, что рассказанная им история, так похожая на роман, — чистейший вздор. Несколько раз она порывалась остановить графа, закричать, что все это невозможно и он не имеет права говорить такое о ее матери, да и о ней самой. Но глаза графа выражали такую решимость, что Джинни не хватило духу оборвать его.

— Вашей матерью была Женевьева Ла Круа…

Так начал он свой рассказ. И пока граф говорил, обдумывая каждое слово, перед мысленным взором Джинни предстала ее мать. Но не та болезненная женщина, похожая на тень, которая вечно лежала в постели, отвернувшись от света, а другая — такая же молодая и красивая, какой была теперь Джинни.

Очаровательная Женевьева, как некогда ее называли, юная и полная жизни, последовала зову сердца, как поступила и Джинни, ее дочь, по прошествии многих лет.

— Они встретились случайно в соборе Нотр-Дам де Пари, и он не мог оторвать от нее глаз… тогда Женевьеве исполнилось шестнадцать лет, и она еще училась в пансионе. Но когда человек молод, влюблен и настроен решительно… Короче, они нашли где встретиться. У вашей матушки была подруга, молодая замужняя дама, не чуждая романтических чувств, — она-то и устроила все. Так это началось. Я был доверенным лицом того, кто с ней встречался, но, слишком молодой и беспечный, я не смог предотвратить того, что случилось, хотя отлично знал: добром это не кончится.

Дитя мое, вы молоды, а потому поймете, что произошло между этими юными существами, страстно влюбленными друг в друга. Как я и предполагал, эта история, в конце концов, выплыла наружу, и родители вашей матери узнали обо всем. Тогда они поспешно выдали ее замуж за молодого американца, боготворившего ее. Правда, при других обстоятельствах он никогда не добился бы ее руки. Она уехала с ним в Америку — и там, в Новом Орлеане, вы и родились.

Едва шевеля губами, Джинни пролепетала:

— И… и, значит, мой отец…

— Ваш отец, ваш настоящий, отец, дитя мое, в то время был цесаревичем. Сейчас он — русский царь.

Последние слова графа вывели Джинни из состояния шока:

— Нет, нет и нет! Я слишком долго слушала вас и, заметьте, не перебивала! Но ваш рассказ — чистейший вздор. И это сказал бы любой на моем месте. Вы вдруг сваливаетесь мне на голову неизвестно откуда и спокойно объявляете, что мой настоящий отец… Нет, все это совершенно невероятно! Я, конечно, не знаю мотивов, заставивших вас, граф, рассказывать мне подобные бредни. Могу лишь представить себе…

— Дитя мое, тише!

Граф схватил дрожащие руки Джинни в свои, не позволяя ей высвободиться и вскочить на ноги. Потом снова заговорил:

— Вы должны выслушать меня до конца, как мы и условились! Ваш настоящий отец не мог жениться на вашей матери, хотя только этого и хотел, ибо любил ее. Но царская семья никогда не дала бы согласия на этот брак, да и семья Женевьевы едва ли хотела бы его. Вы представить себе не можете, какой скандал разразился бы в России, если бы цесаревич и ваша мать тайно обвенчались. Сколько бедствий постигло бы тогда нашу несчастную страну! Итак, Александр вернулся в Россию и вскоре обвенчался с принцессой, с которой был помолвлен. Но он не мог забыть свою первую любовь. Вы не поверите, но он до сих пор носит медальон с миниатюрным портретом вашей матери. Его убедили, что Женевьева счастлива в браке. Все его попытки разузнать о судьбе Женевьевы пресекала ваша добрейшая тетушка Селина, которая упрямо твердила одно: Женевьева счастлива, оставьте ее в покое! С этим мы не могли ничего поделать. По чистой случайности я узнал о побеге вашей матери во Францию, выяснил, что она бежала вместе с вами и вскоре умерла совсем еще молодой женщиной.

— Но… Господи, ведь даже в раннем детстве я чувствовала, что в жизни моей матери есть какая-то тайна. Она всегда была такой несчастной и бледной! Я расспрашивала всех о причине ее развода с отцом, но мне отвечали, что у меня слишком пылкое воображение и никаких тайн нет.

Граф тяжело вздохнул и участливо погладил руку Джинни:

— Все старались действовать в ваших интересах. Я же соблюдал интересы моего друга, теперешнего императора. Очень долгое время я скрывал от него одно важное обстоятельство: как врач, я весьма скоро понял, что ваша мать беременна. Об этом я поставил в известность лишь вашу тетушку Селину. Уже тогда мне было приказано доставить царевича домой, в Россию. Если бы я не подчинился, меня сослали бы в Сибирь. Селина поступила так, как считала необходимым. Лишь много лет спустя я рассказал Александру, что Женевьева подарила ему дочь. Кстати, дитя мое, — заметил он с улыбкой, — отыскать вас оказалось совсем непросто. Секретная полиция двух держав помогала разыскивать вас, не говоря уж об агентстве Пинкертона в Соединенных Штатах. И вот, наконец, мы получили долгожданную информацию о том, что вы находитесь при дворе несчастного императора Максимилиана.

Джинни смотрела на графа во все глаза:

— Нет-нет, я ничего не понимаю! К тому же я не могу оправиться от шока. Мысли мои в полном разброде. Но все же хочу вас спросить: какое мне дело до всего этого сейчас? Почему вы не оставили все как есть? Зачем приехали сюда и чего хотите от меня?

Граф все так же пристально смотрел на Джинни, словно не слышал ее гневной тирады:

— Боже, как вы похожи на нее! Удивительное сходство! Но теперь я вижу в вас и сходство с отцом: у вас чисто русские скулы и такой же разрез глаз.

— Но я никак не пойму, какое отношение имеет все это к вашему визиту. Мне все говорили, что я очень похожа на мать, но что из того? Зачем вы мне это говорите?

Джинни едва сдерживала рыдания: столько всего сразу обрушилось на нее. В душу заползал липкий страх. Она не желала больше ничего слушать.

— Неужели вы не понимаете зачем? — Голос графа звучал все так же ровно, но в глазах появилось суровое выражение, и он нахмурился. — А как вы сами думаете? Зачем я отправился в Америку с князем Саркановым? Только потому, что ваш отец желает увидеть вас!

<p>Глава 5</p>

«Ваш отец желает увидеть вас…»

Эти слова продолжали звучать в ушах Джинни на протяжении всего этого странного вечера.

«Мое дорогое дитя», — так граф Черников продолжал называть Джинни, не обращая внимания на ее бурные протесты. Граф покровительственно улыбался ей, и слова «дитя мое» то и дело слетали с его уст.

Он хотел, чтобы она отправилась с ним в Россию, — только свихнувшись, можно предлагать такое! Он говорил о долге и обязанностях, которые налагает близкое родство с царствующей особой. Хуже того — он и бровью не повел, когда Джинни сказала ему, что замужем и любит своего мужа.

— Но, дитя мое, как же вы можете выйти замуж без благословения отца? Конечно, вашим официальным опекуном считается сенатор Уильям Брендон. Но разве вы не знаете, в какую он пришел ярость, узнав о вашем браке от одного французского полковника? Ваш брак совершенно невозможен! Ваш муж, черт возьми, мексиканец, и сенатор, конечно же, сделал все, чтобы аннулировать этот брак!

— Но… — Джинни почувствовала, что задыхается, и напрягла голос: — Я же писала ему, пыталась все объяснить!

— Ах да, вы и в самом деле написали, что сеньор Альворадо из очень почтенного семейства. Тем не менее сенатор все же аннулировал ваш брак.

— Он не имеет права! Мне уже двадцать один год!

— Но, когда вы заключили этот союз, вам еще не исполнилось двадцати одного года. Да неужели вы не понимаете, что вам предлагают? Прежде всего вы княгиня. Даже если ваш отец не признает открыто ваше прямое родство с ним, существует много возможностей ввести вас в круг, близкий к государю. Он желает обеспечить вас всем, что соответствует вашему положению. Так, он подписал указ, по которому вы теперь будете называться княгиней Ксенией Александровной Романовой. Но это не все. Вы получите роскошное имение неподалеку от летнего дворца императора и, конечно, ежегодный доход, притом весьма щедрый. Подождите! — Он поднял руку, предупреждая возражения Джинни. — Сенатору Брендону совсем не обязательно знать все о вашем происхождении. Ему известно одно: что князь Сарканов намерен жениться на вас.

— Ни за что! — Джинни вскочила, прежде чем граф успел удержать ее. — Граф, я отвечаю за каждое свое слово. Я не позволю вам распоряжаться моей жизнью. Вы опоздали! Я уже взрослая женщина, и мне совершенно безразлично, что думают о моем замужестве оба мои отца. Дело сделано, и я не намерена ничего менять. Сомневаюсь, что здешний суд аннулирует мой брак с той же легкостью, как сделал это американский. Но даже в таком случае я предпочту быть любовницей моего избранника, нежели стать княгиней и выйти замуж за человека, которого уже ненавижу.

— Подумайте все же над моими словами, дорогая. Уверен, что вы вскоре измените решение. И никто, поверьте, не станет принуждать вас к браку с князем, если вы того не желаете. Представьте, однако, что будет, если даже ваш… э… муж решит, что поехать вам все-таки следует. Вдруг нам удастся убедить его отказаться от столь необдуманно заключенного союза?

— Моего мужа нельзя ни к чему принудить!

— Ну что ж, все равно подумайте обо всем этом, княгиня.

Джинни тотчас заявила, что думать ни о чем не намерена, но граф лишь улыбнулся, заметив, что упрямится она лишь из-за того, что слишком поражена услышанным.

— Вы просто в шоке, — добавил он, — однако, надеюсь, это не испортит вам аппетита. Ну а там, как говорится, поживем — увидим.

Граф всячески выказывал снисходительность к Джинни и вел себя с ней, как с непослушным, упрямым ребенком.

— Но я должна сегодня же быть дома, мне незачем проводить здесь всю ночь, — заявила Джинни. Граф посмотрел на нее с мягкой укоризной:

— Дорогая княгиня, неужели вы полагаете, что я способен похитить вас? Уж этого можете не опасаться!

Черников поднялся и предложил Джинни руку:

— Не обижайтесь на старика, которому чужды обычаи Нового Света и непонятна независимость здешних дам. Но как русская княгиня, нравится вам этот титул или нет, обопритесь на руку вашего друга. Мы поговорим за обедом, и я расскажу вам много интересного о русской жизни. Кто знает, вдруг это вас заинтересует и вы захотите туда отправиться?

Ошеломленная Джинни приняла руку графа, и они вместе вошли в дом.

Граф Черников, как и обещал, вел за обедом светскую беседу и рассказывал о русских обычаях. Джинни чувствовала бы себя уютнее, если бы ее не усадили рядом с князем, который то и дело бросал на нее выразительные взгляды. К нему она испытывала лишь гнев и презрение. Что же это за человек? Сначала, приняв ее за «солдадера», он решил познакомиться с ней у храма в Гваделупе. Однако, зная, что Джинни Брендон — внебрачная дочь императора, он приехал в Мексику, чтобы встретиться с ней и просить ее руки у сенатора Брендона, даже не видя ее и не поговорив с ней!

Когда обед закончился, Джинни решила ненадолго присоединиться к мужчинам в патио, чтобы не обидеть гостеприимного полковника Адиего. Впрочем, она тут же об этом пожалела, ибо граф Черников завладел вниманием хозяина, предоставив тем самым возможность князю побеседовать с Джинни. Сарканов иронически улыбнулся и посмотрел ей в глаза:

— Так, значит, он все рассказал вам, и теперь вы сердитесь на меня!

— А чего вы, собственно, ожидали? Разве можно вести столь бесчестную игру? Я не верю, что вам нужна была переводчица, вы просто хотели…

— То, что мне нужна переводчица, — чистейшая правда. По-английски здесь почти никто не говорит. К тому же, признаюсь, я влюбился в ваш портрет до того, как познакомился с вами. Я тотчас узнал вас в церкви.

— Я это слишком хорошо помню! А теперь вы привезли меня сюда и заставили выслушать самую странную историю, которую лучше бы мне никогда не слышать! Ну почему, почему меня не хотят оставить в покое? Почему никто не желает поверить, что я счастлива здесь и люблю своего мужа?

— Даже если это и так, малютка, ваше чувство не угаснет от поездки в Россию. Я вовсе не намерен навязывать вам свою особу, но, оказавшись в обществе, куда более вам подобающем, вы можете неожиданно для себя понять…

— Понять что?

Князь одарил ее улыбкой — насмешливой и загадочной:

— Кто знает? Разве в сказках принцессы не встречают принцев? Ведь не только у простолюдинов бывают широкие плечи и сильные мышцы.

Поняв намек, Джинни вспыхнула:

— Ну почему, почему вы так несносны?

— Почему вы считаете меня несносным? Только потому, что я честен и откровенен с вами? Не разочаровывайте меня, ведь я вижу, что вы светская дама. Вы же не станете отрицать, что ваш муж — не единственный мужчина в вашей жизни? Кстати, в Мехико вас называли самой очаровательной куртизанкой — или это ложь? Для этого были причины — увы, были!

Его взгляд, казалось, прожигал ее одежду, и Джинни вспомнила глаза других мужчин, смотревших на нее точно так же: в них горело только одно желание — обладать ею. Наконец-то он сбросил маску, этот русский князь, и, хотя он хочет унизить и оскорбить ее, глаза выдают его с головой. Похоть превращает его в самого обыкновенного мужчину, подобного многим. Но с какой стати она позволяет унижать себя? Джинни знала мужчин, их желания и страсти.

Она холодно посмотрела на князя своими зелеными глазами. Сейчас она напоминала пантеру, готовящуюся к прыжку.

Князь относился к тому типу людей, которым доставляет удовольствие борьба в любом ее проявлении. Заметив вызов во взгляде Джинни, он хищно улыбнулся и глубоко вдохнул; ноздри его раздувались. Да, эта женщина ему, несомненно, нравилась, а в гневе — особенно… Нет, портрет Джинни, который он видел в доме тетушки Селины, явно уступал оригиналу. Джинни следовало изобразить в одежде цыганки, с распущенными по плечам волосами — такой, как он впервые увидел ее в ту ночь, когда она вихрем кружилась в мексиканском танце.

Постепенно гнев Джинни стал проходить. Успокоившись, она потягивала ликер, привезенный графом Черниковым, но не спускала глаз с лица князя.

— Похоже, вы знаете обо мне довольно много. Не понимаю только, зачем вам понадобилось шпионить за мной. К тому же, узнав о той жизни, которую я вела до брака, вы могли предположить, что ваш император не одобрит поведения своей внебрачной дочери, откажется от своих намерений и не захочет ее видеть. Стоит ли тратить столько усилий, чтобы разочаровать своего высокого покровителя?

Князь засмеялся:

— А! Вы решили перенести военные действия на территорию противника, не так ли? Нет, я отнюдь не заблуждался на ваш счет! Вы настоящая женщина и обладаете мужеством, чтобы открыто это признать. Вы нравитесь мне, более того, мне начинает нравиться все, что связано с вами, — и с каждой минутой все больше и больше.

Она ответила ему холодным и насмешливым взглядом:

— Боюсь, ваше признание меня ничуть не тронуло, а уж коль скоро вы рассчитываете на прямоту и честность, скажу вам, князь, что вы мне совсем не нравитесь.

Она могла поклясться, что взгляд князя выразил гнев, хотя он все еще улыбался:

— Возможно, когда-нибудь вы измените свое мнение обо мне. Кстати, ваша открытая неприязнь к моей особе заставляет меня все больше восхищаться вами. Вы как башня из слоновой кости, которую следует завоевать.

— Нет нужды меня завоевывать, князь Сарканов, поскольку это уже сделал мой муж.

— О, опять эти женские разговоры о любви! Обыкновенная физическая страсть, которую маскируют высокими словами. Женщинам следовало бы поучиться у мужчин: те, по крайней мере, откровеннее в своих желаниях. — Вдруг он склонился к ней и, сверкнув глазами, шепнул: — Я хочу вас больше всех женщин на свете. Если это называется словом «любовь», значит, я люблю вас. Но, так или иначе, вы будете моей.

Джинни вскочила и пошла прочь, не ответив ему ни слова, но в сердце ее снова поселился страх.

«Вы будете моей». Но почему? Быть может, князь решил, что она без памяти обрадовалась, узнав о своем высоком происхождении, и надеялся, что она упадет в его объятия из чувства благодарности? Ведь именно князь способствовал ее неожиданному возвышению? Или на него так действует ее сопротивление, поскольку Сарканов не любит легкой добычи? Джинни особенно пугало какое-то тайное зло, которое она ощущала в князе. А может, это только игра ее воображения?

Джинни присоединилась к графу и полковнику Адиего, и их почтительность позволила ей снова почувствовать себя в относительной безопасности. Через минуту она почти стыдилась своего страха. «Ты слишком впечатлительна, — сказала она себе. — Так нельзя!» Ну что такого может сделать ей Сарканов? Она скажет генералу Диасу, что более не хочет оказывать князю свои услуги, поскольку тот весьма откровенно высказал ей свои намерения, которые несовместимы с ее положением… Но это она сделает в самом крайнем случае.

— Простите меня, господа, — обратилась она с очаровательной улыбкой к полковнику и графу, — но, по-моему, уже довольно поздно.

— Даже слишком поздно для вас возвращаться в Гваделупу, сеньора! — заботливо ответил Адиего. — Не сомневайтесь, что вам будут предоставлены апартаменты и служанка, так что вы с комфортом проведете ночь.

— Мы отправимся назад, как только рассветет, обещаю вам! — Князь незаметно подошел к ним и встал за спиной Джинни. — Надеюсь, вы не боитесь моих домогательств? — тихо добавил он по-французски. Граф Черников, услышав это, нахмурился.

— Не выношу, когда мне лгут! — резко бросила Джинни тоже по-французски. Она вымученно улыбнулась полковнику Адиего:

— Вы очень добры, полковник. Признаюсь, я очень устала, и если господа извинят меня, то…

— Пока наш гостеприимный хозяин распорядится, чтобы вас хорошо устроили, не прогуляетесь ли вы со мной по этому очаровательному саду? — любезно спросил князь. — Там, на солнечных часах, сохранились надписи на испанском языке, они чрезвычайно меня заинтересовали, и я хотел бы попросить вас помочь мне расшифровать их.

Полковник и граф Черников поднялись, и, не успев сообразить, что происходит, Джинни почувствовала, как князь взял ее под руку. Ей ничего не оставалось, как последовать за Саркановым. Ярость так захлестнула Джинни, что она не вымолвила ни слова, пока они не оказались в саду, где их уже никто не слышал.

— Как лунный свет смягчает контуры предметов! Здесь трудно себе представить, что где-то идет война, не так ли, мадемуазель?

Джинни была не расположена слушать человека, которому она не доверяла:

— Я не мадемуазель, и вы не имеете права насильно тащить меня сюда! Может, мне следует еще раз напомнить вам, что я…

Она почувствовала, как его рука, сжимавшая ее локоть, напряглась.

— Если вы хотите снова напомнить мне, что замужем, то позвольте заметить, что это уже не так. Впрочем, не волнуйтесь, то, что вы были любовницей, а не женой мужчины, которого называете «любимым», меня ничуть не смущает. Я даже восхищен вашей верностью этому человеку. Право же, я восхищаюсь вами все больше и больше, мадемуазель.

Джинни задыхалась от злости. Но внутренний голос приказывал ей успокоиться. Она не сомневалась, что этот человек хочет спровоцировать ее, а тем самым поставить в затруднительное положение.

Свет оранжевого фонаря, освещавшего патио, сюда не доходил, и теперь на них лился лишь свет луны, который придавал пейзажу мистическую призрачность. Белые известняковые плиты садовой дорожки ярко выделялись в этом загадочном полумраке, а неподвижный воздух был напоен ароматом жасмина и гардений. Да, поистине романтическая ночь, но сейчас Джинни было не до этого. Она понимала, что князь не осмелится причинить ей вреда, но вопреки логике отчаянно трусила, хотя и старалась не выказывать страха.

— Вы, кажется, просили меня перевести надписи на циферблате солнечных часов? — холодно спросила она, чтобы переменить тему. — Тогда покажите, где они находятся? Здесь становится прохладно.

— А не согреть ли вас? — усмехнулся князь. — Или вас знобит от страха передо мной? — иронически добавил он.

Сжав зубы, Джинни повернулась к нему, и они оказались лицом к лицу на узкой дорожке сада.

— У меня нет оснований бояться вас.

Луна светила ей прямо в лицо, а лицо князя было в тени, отчего казалось еще более зловещим. Он бесцеремонно приподнял ее подбородок, и теперь их разделяло лишь несколько дюймов.

— У вас нет причин бояться меня. Я уже говорил вам об этом. Кроме того, я намерен жениться на вас.

— Не знаю, какую игру вы затеяли, но уверена, что вы зашли слишком далеко. Зачем вы меня преследуете? На свете много женщин, которые с радостью отдадут вам руку и сердце, раз уж вы собрались жениться. А теперь — прошу вас, проводите меня в дом.

Она снова сердито взглянула на князя, не ведая о том, что в свете луны ее лицо казалось еще красивее. Увидев цыганский разрез ее глаз, прелестно очерченные скулы и волосы, словно излучающие свой собственный свет, князь Иван Сарканов, весьма опытный в делах любви, вдруг почувствовал, как учащенно забилось его сердце. До чего же она хороша! А главное, от нее исходил вызов. Князь никак не ожидал встретить такое сопротивление. Из бесед с ее тетушкой в Париже, из разговора с сенатором и его женой он вынес мнение, что Джинни — обыкновенная избалованная красотка, разве что малость глуповата, как и многие красивые молодые женщины. Разумеется, после перенесенных испытаний она могла несколько ожесточиться и закалить свой дух — но не более. Подумать только, ведь эта женщина была куртизанкой! Он надеялся, что, немного поломавшись для виду, Джинни оценит открывающиеся перед ней перспективы и ухватится за предоставленную ей возможность так высоко взлететь. Однако она продолжала сопротивляться и обдавала его холодом, хотя в сердце ее, он в этом не сомневался, полыхал огонь. Иван Сарканов, всегда считавший себя знатоком лошадей и женщин, начал подумывать, что эта дама будет принадлежать лишь тому, кто на деле покажет ей свою силу.

Он сжал ее руку. Прекрасно! Джинни прикрыла от боли глаза, но не закричала. Напротив, она вдруг заговорила спокойно и рассудительно:

— Вы позволите мне уйти?

Князь улыбнулся и поздравил себя с первой победой.

— Через минуту, хотя мне очень жаль. Полагаю, нам следует узнать друг друга получше. Взгляните, какая прекрасная ночь — она словно создана для любви. Я знаю, что вы не так холодны, как изображаете. — Он привлек ее к себе и прошептал: — Подумать только, как упорно вы отталкиваете меня! А если вы боитесь себя самой, своей страстной натуры? Да и какой вред может причинить поцелуй при лунном свете: ведь мы с вами почти помолвлены!

— Вы просто безумец!

Все еще сжимая ее ладонь, князь обнял Джинни и стал покрывать ее поцелуями. Она хотела вступить с ним в борьбу, но интуиция подсказала ей, что князь только того и ждет. Поэтому, оставаясь в его объятиях, Джинни застыла как статуя, сжала зубы и не отвечала на жаркие прикосновения его губ, а только презрительно смотрела ему в глаза.

Наконец князь отпустил ее.

Она подняла руку и тщательно вытерла губы, видя, как это разозлило князя, но уже не боясь его.

— После того, как вы насильно поцеловали меня, надеюсь, вы позволите мне отдохнуть, ваше сиятельство? У меня был трудный день, и я хочу спать.

<p>Глава 6</p>

На большой мягкой кровати в роскошно обставленной комнате Джинни провела беспокойную ночь. Она не могла забыть того взгляда, которым проводил ее князь Сарканов, когда они расстались после так называемой прогулки в саду. Осадок от этой «прогулки» еще долго оставался у нее в душе.

Она ворочалась в постели, припоминая все события этого бесконечного вечера. Да и сам вечер казался ей нереальным. Ее приезд в этот пышный дворец, тайна, открытая ей графом Черниковым, а главное, удивительная самоуверенность, с которой князь навязывал себя ей в мужья, — как все это могло случиться? Ведь она замужем за Стивом — за Стивом! Они любят друг друга… Но граф Черников вдруг объявил, что брак их расторгнут. Джинни поняла, что князь не только очень влиятелен, но и весьма агрессивен, ибо привык получать все, чего желает, любой ценой. И, наконец, где же Стив? Почему он так долго не возвращается?

Утром под глазами Джинни залегли темные круги. Она с облегчением вздохнула, узнав, что в коляске с ней поедет граф Черников, а князь отправится в Гваделупу верхом.

Граф не упоминал о событиях минувшего вечера и развлекал Джинни светской беседой. Большую часть пути он, однако, подремывал, откинув голову на подушки.

— Я старею, увы! Путешествия уже утомляют меня. Надеюсь, вы простите меня, дитя мое?

В этот день князь казался загадочным. Но Джинни постоянно ощущала на себе его взгляд, и это тревожило ее. Поскорее бы вернуться и остаться одной в своей комнате. Джинни решила рассказать генералу Диасу, в каком двусмысленном положении она оказалась, согласившись стать переводчицей князя Сарканова. Она не сомневалась, что генерал все поймет. Тогда она попросит его поскорее вернуть Стива…

Джинни быстро выскочила из коляски, наспех попрощавшись с графом Черниковым и пообещав навестить его на следующий день. Она уже решила сказать графу, что слова о «долге» и «обязанностях», налагаемых на нее якобы родственными отношениями с императором России, для нее не более чем пустой звук. Все это сказки, и она им не верит. Она заявит графу, что не собирается уезжать из Мексики независимо от того, что он или кто-то еще думает об этом. Поняв, что она непреклонна, князь и граф оставят ее в покое.

Не желая ни с кем встречаться, Джинни поднялась по черной лестнице, с облегчением вздохнула, оказавшись у знакомой двери, отперла ее и вошла.

Но, осмотревшись, она вскрикнула и прислонилась к дверному косяку. Одежда Стива, его седельные сумки — все, до последней вещи, исчезло, отчего комната выглядела унылой и нежилой. «Но это невозможно, невозможно, — лихорадочно шептала Джинни. — Ведь не прошлой же ночью он уехал!» Она ждала его столько времени! Нет, он бы не уехал, не дождавшись ее и не оставив записки!

Глаза Джинни блуждали по комнате, отыскивая хоть какой-нибудь знак, который помог бы ей разгадать тайну исчезновения вещей мужа. Вдруг она подумала, что в комнату пробрался вор и вынес все вещи, — ну конечно, так оно и было!

Но ее-то вещи были на месте! И все же здесь, несомненно, кто-то побывал, ибо на ее подушке лежал скомканный клочок бумаги.

Джинни осторожно подошла к кровати, схватила записку и разгладила ее. Это было письмо от Карла Хоскинса, полное упреков и горькой ревности. Хоскинс обвинял Джинни в том, что она предпочла ему князя.

«Он пишет так, словно я подавала ему надежду, а потом переключилась на высокого гостя, — устало подумала она. — Прочитав эту записку, можно подумать, будто мы и впрямь были любовниками. А Стив, конечно, нашел ее, прочитал и оставил на видном месте. Нет, не может быть!» Ей хотелось кричать, плакать, но она прижала сжатые кулаки к губам, как делала в детстве, чтобы удержать слезы.

Дни шли за днями. Джинни была в полном смятении. Она то пыталась хоть чем-то утешиться, то погружалась в бездну отчаяния. Сначала Джинни отказывалась верить в то, что произошло. Конечно же, Стив любит ее. Они верят друг другу — ведь он клялся, что не может жить без нее. Не мог же он оставить ее, ничего не выяснив, бросить, как ненужную вещь. Стив не возвращался, и Джинни стала подумывать, что именно так он и поступил.

Даже те, кого она считала друзьями, сторонились ее, и никто не предложил ей помощи. Карл Хоскинс попал в больницу после драки со Стивом. Джинни стало ясно: все решили, что ей надо покинуть Мексику и вернуться домой к отцу.

Полковник Феликс Диас более других сочувствовал переживаниям молодой женщины.

— Послушайте, Джинни, отчего бы вам не сыграть в игру под названием «время все расставляет по своим местам»? Хвала Господу, я не женат — не то сошел бы с ума от ярости в такой вот ситуации. Весьма непросто объяснить женщине, сколь причудливые формы принимает ревность мужчины. Я знаю одно, что Эстебан вернулся — и даже вопреки приказу. Когда я беседовал с ним, он был слишком взбешен, чтобы мыслить логично. Он как раз пришел от полковника Грина. Я пытался объяснить ему ситуацию, но, по-моему, он просто не хотел ничего слушать. «Если не ошибаюсь, Джинни аннулировала наш брак, — заявил он. — Ну что ж, пожелайте ей счастья с новым женихом». И поверьте мне, малышка, если бы я не почитал вас женщиной не только красивой, но и умной, вы никогда не услышали бы от меня этих слов, я просто побоялся бы, что вы впадете в истерику.

Потом полковник сочувственно добавил:

— Разумеется, все это было сказано в состоянии помешательства, вызванного ревностью. Рано или поздно он остынет, успокоится и, уверен, пожалеет о своей несдержанности. Но пока… — Полковник Диас задумчиво потер ладонью подбородок. — Должен заметить, что все мы с нетерпением ждем, когда этот русский князек уберется от нас. Уж слишком много неприятностей доставил его приезд.

Джинни решила, что полковник мягко намекает на то, что для нее разумнее всего вернуться в Соединенные Штаты.

Князь Сарканов рассказал полковнику Грину, что сенатор Брендон аннулировал брак своей дочери, по поводу чего он даже написал письмо президенту Хуаресу. Теперь князь выжидал, когда Джинни, сломленная обстоятельствами, не выдержит и сдастся.

Случилось так, что капитан Хоскинс увидел Стива, когда тот вернулся. Они столкнулись нос к носу в одном из местных питейных заведений.

Об этом Джинни шепнула Долорес Батиста, в больших темных глазах которой блестели слезы, — она горячо жалела молодую женщину.

— Только прошу вас — никому не говорите. Маноло убьет меня, если узнает, что я приходила к вам. Рассказав мне о том, что там случилось — а он видел все своими глазами, — Маноло заставил меня поклясться, что я буду молчать. Но, донья Джения, ведь я-то знаю, как сильно вы любили Эстебана! Боюсь, все это подстроили ваши враги, которые теперь потирают от удовольствия руки, видя, что вы с ним расстаетесь.

Джинни и сама так же думала, но сейчас она молчала и только покусывала губы, слушая Долорес. Сочувственно взглянув на Джинни, Долорес продолжала:

— Ну так вот. Эстебан, конечно же, очень рассердился, когда приехал в лагерь и обнаружил, что вас нет дома. Эстебан пошел прогуляться, но видели бы вы, как он был разгневан!

Возможно, он тогда уже переговорил с американским полковником и… Мне не следовало подслушивать, но Бог создал женщину любопытной… Так вот, он сказал моему муженьку, что теперь не считает себя женатым и ему приказано сделать все возможное, чтобы вы благополучно вернулись к отцу. Что он еще говорил, мне не удалось разобрать, поскольку Маноло послал меня за выпивкой. А потом Эстебан предложил ему отправиться в кантину и как следует выпить там.

Кантина, о которой упомянула Долорес, была той самой, над которой Джинни занимала комнату. С некоторых пор она стала постоянным местом встреч американских волонтеров. Карл, без сомнения, тоже сидел там, поджидая ее возвращения. А может, он даже знал то, о чем она сама не подозревала, — что ей предстоит провести ночь под одной крышей с князем в Куэрнаваке. Неужели все это было спланировано заранее?

Последние несколько дней Джинни была в глубокой тоске, и рассказ Долорес еще больше опечалил ее. Да, она слишком хорошо знала Стива и отчетливо представляла себе, что произошло, когда он встретился с Карлом Хоскинсом.

Карл, вероятно, был крайне зол — чем же иначе объяснить ту грубую записку, которую он ей оставил. К тому же он наверняка выпил немало текилы. Поэтому, встретив Стива, которого всегда ненавидел, и поняв, что он муж Джинни, пришел в бешенство.

По словам Долорес, Стив и Карл о чем-то недолго поговорили, после чего американец покраснел и выкрикнул что-то оскорбительное в адрес Джинни. Карл без околичностей заявил, что был одним из многих ее любовников, а теперь она еще с одним — своим новым русским «другом».

— Неужели это все? — спросила Джинни Долорес. — Я хорошо знаю Хоскинса и уверена, что этим он не ограничился. Пожалуйста, не щади моих чувств, Долорес. Ты же понимаешь, я должна точно знать, что наплел этот дурак. Ведь это он так разозлил Эстебана, что тот уехал, не оставив мне даже записки!

Но почему Стив именно в ту ночь вернулся в лагерь? И почему он налетел именно на Карла?

Долорес Батиста всхлипнула и утерла глаза краешком рваной юбки. Ей не слишком хотелось продолжать, но она все-таки подтвердила, что американец говорил много. Сначала он оскорблял и поносил Джинни, но, заметив, что Стив не верит ему, Карл стал поносить самого Стива. При этом дружки Карла хохотали и всячески поддерживали его.

— А потом? Что же случилось потом?

— Потом Эстебан ударил его. Маноло вмешался и не позволил Эстебану убить гринго. Он сказал, правда, что чуть не завязалась потасовка между американцами и нашими, но, к счастью, среди гринго нашелся офицер, не такой пьяный, как другие. Он и прекратил потасовку. — Долорес подняла на Джинни глаза, полные слез. — Бедная донья Джения, что же вы теперь станете делать?

Об этом же Джинни спрашивала себя. Да, что же ей теперь делать? Что она может предпринять? Никогда прежде она не испытывала такого одиночества. Судя по всему, помощи ждать неоткуда. Когда она оставалась одна и лежала в постели, которую раньше делила со Стивом, ее охватывало ощущение нереальности происходящего. Как же так случилось, что всего за несколько часов вся ее жизнь трагически изменилась, счастье покинуло ее и будущее не сулит ничего, кроме душевной боли и отчаяния? Джинни пыталась убедить себя, что все это не более, чем ночной кошмар, который скоро кончится, но это ни к чему не приводило. Надежда увидеться со Стивом превращалась в недостижимую мечту.

«Он любил меня! В этом-то я уверена. Как же он мог меня разлюбить?»

Обиднее всего было то, что она вдруг поняла: Стив ей не верил никогда.

Джинни жила как во сне. Один унылый день сменялся другим, еще более тоскливым. В штабе генерала Диаса почему-то не было для нее работы, хотя Джинни знала, что пленных, в основном дезертиров из императорской армии, много. В лагерь она уже не ходила, да и зачем? К тому же Долорес рассказала, будто Мануэла стала распускать слухи о прошлом Джинни, не жалея при этом черной краски и утверждая, что она, Джинни, всегда была шлюхой.

Все это привело к тому, что почти все свободное время Джинни стала проводить в обществе графа Черникова. Слушая его рассказы о своей покойной матери, Джинни спрашивала себя: не потеряла ли и она, как Женевьева, свою недавно обретенную любовь?

За несколько дней после возвращения из Куэрнаваки заметно усилилась ненависть Джинни к князю, которого она считала причиной всех своих несчастий.

Когда она гневно обвинила его во всех смертных грехах, князь только приподнял брови и чуть презрительно улыбнулся:

— Дорогая мадемуазель! Хотя гнев очень красит вас, пожалуйста, прислушайтесь к голосу разума. Как, скажите на милость, мог я узнать, что ваш любовник вернется в тот самый вечер, на который я назначил вашу встречу с графом Черниковым? С тем же успехом вы можете обвинять в этом президента Хуареса! — И тут он сказал то, от чего сердце Джинни замерло: — Может, мне и в самом деле известить президента, что вы становитесь уж слишком несносной? Послезавтра я отбываю в Сан-Луис как представитель моего государя. Ходят слухи, что императора Максимилиана собираются казнить, и это вызывает озабоченность у многих коронованных особ в Европе.

— Я не хочу, чтобы вы упоминали обо мне президенту! — вырвалось у Джинни. Почему он ей угрожает?

— Но ведь он обязательно спросит меня, нашел ли я вас? Как мне известно, сенатор, ваш отец и мой добрый друг, рассылает повсюду телеграммы, пытаясь выяснить, где вы. Президент Хуарес, несомненно, обрадуется, узнав, что вы живы и здоровы. — Князь помолчал, а потом уже мягче сказал: — Если хотите, я постараюсь выяснить, где теперь этот сорвиголова, принесший вам столько горя. Не думаю, что это очень трудно. Полковник Грин, как я знаю, получил информацию о том, где находится майор, от самого генерала, который, кстати, весьма недоволен происшедшим. Так что нашего доброго майора теперь отправили на границу, где он командует патрулями. Весьма опасное задание, скажу я вам. Индейцы племени яки — народ весьма свирепый, и если справедливо то, что на территории Соединенных Штатов майор поставлен вне закона, то из охотника он может превратиться в дичь, поскольку за его поимку назначена награда. Все это, конечно, ужасно, но зато он не будет вас больше беспокоить, к чему вы, собственно, и стремитесь, не так ли? Ведь не можете же вы хотеть снова встретить человека, который поверил сплетням о вас — такой преданной и любящей женщине!

Не желая более слушать князя, Джинни выбежала из комнаты.

— Я никогда не выйду за него замуж! — крикнула она графу Черникову. — Даже если меня принудят вернуться к отцу. И вообще, я очень хочу, чтобы вы оба оставили меня в покое!

Но граф Черников по-прежнему обращался с Джинни, как с ребенком, который не ведает, что творит. Ему предстояло убедить Джинни отправиться вместе с ним в Россию. А уж ухаживания князя — не его дело.

Когда Джинни вновь встретилась с князем, тот сделал вид, словно между ними не было никакой размолвки. Джинни, которая злилась на себя за то, что Сарканов ухитрился нарушить ее душевное равновесие, тоже притворилась, будто не придает значения его угрозам.

С течением времени перспектива большого наступления на Мехико вырисовывалась все яснее и яснее, а Джинни, как спасения, лихорадочно ждала случая, который помог бы ей все исправить и вернуть любимого. Все уже понимали, что она уедет из лагеря генерала Диаса, едва вернется князь. Генерал только качал головой, глядя на нее, и в глазах его она видела осуждение.

— Мне будет очень недоставать вас, — сказал он. — Кстати, хочу извиниться, что стал невольной причиной вашей размолвки с Эстебаном. Но я уверен, что он найдет вас, когда кончится стрельба, иначе он просто спятит, поверьте. Признаюсь, меня не слишком огорчает отъезд князя. Он прирожденный интриган, — с неприязнью заметил генерал. — Как я понимаю, он уже намекнул президенту, что я не слишком нянчусь с пленными, даже если они родом из Европы.

«Карл Хоскинс и этот несносный князь разрушили всю мою жизнь, — подумала между тем Джинни, но тут же сказала себе: — Ничего… Я выдержу… Случались вещи и похуже, а боль скоро утихнет».

Но разве она могла забыть о былом счастье? Теперь у нее оставалось слишком много времени для размышлений и воспоминаний, и они превращали жизнь в пытку, не прекращавшуюся ни днем, ни ночью. Из-за этого она искала общества графа, человека, по-своему интересного и даже очаровательного. Его аристократические манеры нравились молодой женщине, а рассказы о путешествиях увлекали ее. Граф многое поведал ей о жизни императора Александра, хотя Джинни так и не могла думать о столь важной особе как о своем отце. Но разобраться в своих чувствах к сенатору Уильяму Брендону теперь тоже оказалось непросто. Ее уважение к нему и даже детское восхищение этим сильным и умным человеком в последнее время подверглись серьезному испытанию. Какие у него отношения с князем Саркановым? Почему он дал разрешение на брак с ней тому, с кем она никогда в жизни не встречалась?

— Поедемте со мной в Россию, — продолжал уговаривать ее граф Черников. — Но сначала отправимся в Сан-Франциско, где вы сможете пробыть, сколько захотите. Как я знаю, у князя Сарканова в Сан-Франциско дела, и он останется там до тех пор, пока ваш Сенат не ратифицирует соглашение о покупке Аляски. Смена обстановки благодатно на вас подействует. Потом мы отплывем в Европу — надеюсь, вы не откажетесь повидаться с тетушкой? А может, вы когда-нибудь согласитесь принять мое предложение и посетите Россию? Как знать, не захотите ли вы обосноваться там навсегда?

Он дал ей ясно понять, хотя и в самых деликатных выражениях, что ее образ жизни вызывает у него неизменное удивление. Подумать только — тащиться в обозе мексиканской армии! Жить подобно крестьянке и среди крестьян! Невероятно! И кому — женщине, которая по праву рождения принадлежит к высшему обществу! Он намекнул также, что человек, который добивается ее руки, происходит из очень богатой и родовитой семьи.

Джинни и сама предполагала, что князь богат. С тех пор, как первое острое чувство утраты и душевной боли притупилось, она стала замечать окружающее. Ей было необходимо на что-то опереться. Но на что? На свою гордость? Раз уж Стив, ничего не объяснив, покинул ее, она заставит себя не думать о нем. Ревность не дает права так обращаться с женой. Но если причиной разрыва была его уязвленная гордость, то и она сделает на нее ставку. Как мог он забыть о ее чувствах?

Итак, Джинни стала поджидать возвращения князя из Сан-Луиса. Как только он приедет, они могут отправляться. Да, она решила, что лучше всего — и для нее, и для всех — смириться с обстоятельствами.

Однажды в начале июня, когда они обедали с графом Черниковым, Джинни узнала, что князя ожидают с минуты на минуту.

— Я даже надеялся, что он успеет к обеду, — заметил граф, — но, возможно, из-за дождя он запаздывает.

Взглянув на небо, Джинни увидела тяжелые серые тучи. Вскоре совсем потемнело, и Джинни стало не по себе, однако она все же похвалила графа за то, с каким вкусом он обставил пустовавшую небольшую квартирку.

— Весьма тронут, но человек, привыкший к небольшому комфорту и путешествующий так много, как я, всегда знает, что брать с собой в дорогу. Мой камердинер — человек заботливый. — Бросив на Джинни проницательный взгляд, граф добавил: — Кстати, он начал паковать вещи. Мы должны уехать отсюда через день-другой. Признаюсь, наш отъезд позволит мне вздохнуть с облегчением.

Джинни спросила:

— А что слышно о судьбе императора?

— Вы говорите о Максимилиане фон Габсбурге? Печальная судьба! Этому несчастному следовало бы задуматься о последствиях, когда новый император Франции Луи Наполеон отказался выполнять условия Мирамарского договора. — Заметив огорчение Джинни, он мягко добавил: — Очень жаль, дитя мое, — вы ведь были знакомы с ним, не так ли? Что ж, кто знает, что в конце концов решит президент этой варварской страны? Возможно, он выпустит его на свободу. Так или иначе, все прояснится, когда вернется князь. Давайте забудем о грустном и насладимся обедом. Это, конечно, не самая изысканная пища, но смею вас уверить, что мой повар в свое время заслужил похвалу самого царя. Он просто обидится, если вы не оцените по достоинству его кулинарное искусство.

<p>Глава 7</p>

Джинни заставила себя немного поесть и даже что-то отвечала на любезности князя. Однако тоска ее не проходила, а, напротив, усиливалась — вероятно, из-за темных грозовых туч, зловеще громоздившихся на небе.

Да, дождь. Она не раз видела здесь проливные дожди и хорошо знала, какие они бывают сильные. Дождь, вернее, шквал, налетал неожиданно, и пыльная сухая земля мгновенно превращалась в непролазную грязь. Потом — столь же неожиданно — на небе появлялось жаркое солнце, и в считанные минуты потоки грязи вновь становились иссохшей бурой землей. Такова Мексика, которую она вскоре покинет, а вместе с ней — и часть своей жизни.

Перед началом шторма граф Черников отправил Джинни в своем экипаже домой.

Ветер все набирал силу, и Джинни поплотнее закуталась в шаль. Дальние отблески молний прорезали небо, раздавались пока еще негромкие раскаты грома. Такие бури случались даже в июне. Погода здесь столь же непредсказуемая, как и все, что произошло с ней самой.

Джинни велела кучеру остановиться у черного хода в кантину, по которому в последнее время пробиралась к себе. Как только экипаж остановился, она спрыгнула на землю.

— Ну вот я и приехала, вам незачем спускаться с козел, — сказала она кучеру. — Хорошо, что нас не настиг ливень. — Поблагодарив его, Джинни открыла дверь.

Она тотчас услышала звуки музыки и раскатистый хохот — в кантине, как всегда, было многолюдно. Из-за этого шума ей едва ли удастся заснуть. Джинни уже не помнила, почему она никуда отсюда не переехала — должно быть, чтобы сохранить хоть видимость независимости. Внезапно она почувствовала страшную усталость. И зачем она все это делает? Не пройдет и двух дней, как ей придется возвращаться в Соединенные Штаты с двумя едва знакомыми ей людьми, один из которых внушал Джинни острую неприязнь. Сейчас она почти не верила в то, что Стив вернется. Ведь князь Сарканов сказал, что тот получил новое и опасное задание. Но ей-то какое до этого дело? Стив привык к опасностям и умеет постоять за себя. А вот она должна запретить себе думать о нем.

— Сеньора… тсс! Сеньора!

Оборванный мальчишка лет десяти неожиданно отделился от стены и ухватился за ее юбку.

— Пожалуйста, сеньора, только не говорите громко. Мне нельзя здесь находиться, но я принес вам весточку. «Разыщи сеньору с медно-золотистыми волосами» — так сказал мне тот сеньор. И дал мне целых два песо за работу.

У Джинни заколотилось сердце. Не его ли весточку она ожидала, скрываясь от всех в своей одинокой комнатушке? Что ж, скорее всего, так…

— Давай-ка поднимемся ко мне, парнишка, — тихо сказала она. — Иди, не бойся — может, получишь еще песо за труды.

Мальчика звали Бернардо. Его отца убили на войне, и он остался единственным кормильцем матери и двух сестер.

— Сеньор сказал мне, что вы говорите по-мексикански не хуже меня. Письмо, наверное, очень важное — иначе зачем сеньору останавливать меня, когда я возвращался домой из церкви? — Бернардо важно надул щеки, радуясь, что такая красивая сеньора жадно внимает его словам, а ее красивые зеленые глаза все больше округляются. — Он сказал — нет, сначала он описал, как вы выглядите и где вас найти. А потом сказал, что я должен вас ждать, сколько бы ни пришлось. Вы должны одна прийти в церковь — так он сказал. И завернуться в ребозо, чтобы никто не узнал вас. Сеньор повторил, что дело очень важное: у него есть новости об Эстебане. Скажи ей: об Эстебане.

За окном громче прежнего загремел гром, а у Джинни застучало в висках.

— Этот сеньор, как он выглядел? Он сказал что-нибудь еще?

Мальчик нахмурился и замотал головой, стараясь припомнить каждую мелочь:

— Я очень хорошо запомнил его смуглое лицо. На нем были широкополая шляпа и пончо. Но я подумал, что это гринго — он очень высокий и говорил по-испански с акцентом. Сильно волновался. Он что-то сказал о жизни и смерти и что надеется, вы поймете. В церкви вы должны подойти к маленькой дверце у восточного придела. Он говорил, что ему опасно здесь появляться. — Большие блестящие глаза пытливо всматривались в лицо Джинни. — Ну так как, сеньора? Стоит эта новость еще одного песо? Мы очень бедны, сеньора. Моя мать и сестры…

Она прервала его одним красноречивым жестом, протянув ему монету, которую достала из ридикюля:

— Да, да. Новость того стоит. Спасибо, парень. А теперь поторапливайся, чтобы ливень не застал тебя по дороге. Беги!

Тот, однако, колебался, продолжая с любопытством ее разглядывать:

— Если вы дадите мне еще одну монету, я отведу вас прямо к церкви. Вам не следует ходить одной. На улицах бродит много солдат, попадаются и американцы, а они знаете какие — ух! Я им совсем не доверяю. Они приставали к моей сестре, а Розите всего-то тринадцать лет. Вы говорите совсем не так, как гринго, и вы добрая. Может, мне все-таки пойти с вами? Мне по дороге.

Несмотря на полное смятение, Джинни потрепала парнишку по волосам:

— Ты тоже очень добрый. Но я знаю, как пройти к церкви; к тому же уже поздно.

Но, увидев, что он обиделся, Джинни изменила решение. Может, его общество ей и в самом деле не помешает? Она улыбнулась мальчику:

— Ты прав: совершать такое путешествие одной и в самом деле небезопасно. Так что я воспользуюсь твоим любезным предложением. А теперь отвернись, я переоденусь, и мы выйдем через несколько минут.

Джинни вышла на улицу в сопровождении Бернардо, который расправил плечи и старался не отставать от нее ни на шаг.

Она надела старую юбку и блузку и так закуталась в ребозо, что ее нельзя было узнать.

— Держитесь ко мне поближе, — шепнул Бернардо. — Вас не посмеют задеть, раз вы идете со мной. А если кто-нибудь нас остановит, мы скажем, что вы — моя сестра. Не возражаете, сеньора?

— Нет. Я рада, что ты со мной, — ответила Джинни. Она и в самом деле была этому рада. Дул сильный ветер, потемнело, и все предвещало бурю.

Джинни очень надеялась, что со Стивом не случилось плохого и он прислал весточку лишь для того, чтобы показать, что все обдумал. И как это она вообразила, что сможет забыть Стива? Мало ли что приходит в голову в порыве отчаяния! Нет, она не в силах разлюбить его.

Едва они приблизились к церкви, начался дождь. Сначала упали редкие крупные капли, предвестники ливня, который вот-вот разразится. Вокруг не было ни души, и, хотя свет лампад и свечей был виден сквозь высокие стрельчатые окна, казалось, что церковь в такую ужасную погоду пуста.

— Ты уверен, — прошептала Джинни, — что тот сеньор будет ждать меня?

— Да, сеньора! Он сказал, что будет ждать, сколько бы ни пришлось. — Чуть поколебавшись, он предложил: — Может, мне остаться здесь, под деревьями? Он же просил, чтобы вы пришли одна. Кто знает, покажется ли он, если увидит, что я с вами? Я уйду, когда пойму, что с вами ничего дурного не приключится.

— Бернардо, ты настоящий храбрец! — похвалила его Джинни, охваченная нетерпением. — Ты заслужил куда больше двух песо, но это все, что я захватила с собой. Купи себе вкусной еды — себе и своей семье. И скажи матери, что она может гордиться своим сыном.

Стараясь не выказывать страха, Джинни радовалась, что мальчик подождет ее на улице. Так, значит, это американец, как утверждает мальчик? Кто же он — друг Стива? Или сам Стив?

Не обращая внимания на ветер и дождь, который теперь бил ей прямо в лицо, Джинни быстро направилась к церкви. Как же все-таки темно и пустынно вокруг! С одной стороны храм окружали густые заросли, а за ним было открытое поле, на краю которого ютилось несколько жалких заброшенных домишек. Чудесное местечко для тайных свиданий, что и говорить! Входом, к которому пошла Джинни, давно уже не пользовались. Много лет назад через эту дверь входили сестры расположенного неподалеку монастыря, который уже несколько десятилетий назад превратился в руины. Шла война, и окрестные земли часто переходили из рук в руки, здесь бывали бои. От этого пейзаж казался еще более мрачным. Монахини перебрались в безопасное место, и лишь крысы и прочая нечисть чувствовали здесь себя вполне вольготно.

Джинни уже приблизилась к двери, когда из церкви вышел высокий мужчина. Сильные пальцы схватили ее за руку.

— Что-то ты не слишком торопилась!

Неужели Стив? Джинни открыла было рот, чтобы произнести его имя, как вдруг поняла, что ошиблась. Вместо радостного восклицания из ее уст вырвался сдавленный стон.

— Удивлена? — В голосе мужчины слышалась угроза. — Зря. У нас с тобой, Джинни, есть дельце, которое придется завершить. Ты думаешь, я позволю тебе так просто уйти, после всего что ты проделала со мной?

— Карл! — Голос ее дрогнул. — Карл, что все это значит? Разве ты причинил мне мало горя? Позволь мне уйти — и немедленно!

— Вот уж нет, — сказал он и увернулся, когда Джинни подняла руку, пытаясь влепить ему пощечину.

— Так, значит, это все-таки он, Стив Морган! Представляю, как ты смеялась, уверяя меня, что вышла замуж за мексиканского офицера, что ты любишь и любима. Ну, а Морган-то как раз не смеялся, когда я выложил ему, какое ты злобное, лживое и продажное существо!

Джинни изо всех сил старалась высвободиться, но Карл втащил ее в проем и крепко прижал к тяжелой деревянной двери.

— На этот раз тебе не удастся отвертеться и ускользнуть от меня, как это случалось прежде. — Желая показать Джинни, что ему не до шуток, Карл сильно встряхнул ее, — Я наконец-то понял, кто ты такая и кем была раньше. Шлюха, вот кто ты! Да-да, шлюха! Неужели ты надеялась, что тебе удастся скрыть все это? После разборки с Морганом мне удалось поговорить с несколькими военнопленными, большинство из них — дезертиры из армии Томаса Мехии. Это говорит тебе о чем-нибудь, а?

С большим трудом Джинни удалось вставить несколько слов, хотя Карл все еще изрыгал брань.

— Карл! Перестань нести этот бред! Не знаю, зачем ты заманил меня сюда и на что надеялся, затевая свое грязное дело, но помни: ничего хорошего это тебе не принесет. Видно, ты просто спятил. Интересно, чего ты хочешь добиться?

Но он все тряс и тряс ее и даже несколько раз ударил о дверь.

— Ты и в самом деле хочешь знать? Так вот, у меня было достаточно времени обдумать, что следует сделать с тобой, когда я валялся на больничной койке, куда меня уложил твой проклятый любовник-метис. Ты по уши в долгу передо мной, Джинни Брендон. Уж больно долго ты водила меня за нос, дразнила и притворялась недотрогой. Однако постель твоя не пустовала — кто только в ней не перебывал! Да, любой вонючий мексиканский солдат, у которого завелось лишнее песо, мог себе это позволить — или я не прав? Ты, шлюха, сейчас заплатишь мне за все и будешь платить до тех пор, пока мне не надоест! Я использую тебя, как давно следовало; только так и обращаются с грязными дешевыми шлюхами!

Цедя слова сквозь зубы, Карл продолжал трясти Джинни. Он изо всех сил сжимал ее запястья. Шаль сползла у нее с головы, волосы разметались, а мокрая юбка облепила ноги.

— Нет, Карл, ни за что!

— Ну уж нет, когда я закончу то, что собираюсь сейчас сделать, ты будешь умолять меня: да, Карл, да, делай со мной все, что хочешь! Тебе не удастся снова выставить меня на посмешище. Я же предупреждал тебя, что у меня есть кое-какие планы на твой счет! Никто в мире не узнает, где ты и что с тобой, — все просто решат, что ты убежала к своему разлюбезному Моргану. А что до него, я надеюсь и здесь не упустить свой шанс — перед тем, разумеется, как отдать его в руки твоему папаше, который назначил неплохой куш за его голову. Я извещу Моргана, что ты моя пленница, вот тогда мы всласть поторгуемся. Ну как, нравится тебе мой план?

Внезапно он с силой дернул ее за руки вниз, так что в следующее мгновение Джинни упала на колени.

— А теперь постой вот так, совсем немного, и все получится как надо, — уже тише пробормотал он. Наконец Джинни нашла в себе силы закричать.

Ах, если бы только Бернардо не убежал домой! Если бы он все еще прятался под деревьями и услышал ее крик!

— Помогите! На помощь! — кричала она по-испански, пока Карл грубо не заткнул ей рот рукой.

— Ах ты, поганая шлюха! Да ты только послушай, как грохочет гром и шумит дождь! Неужели надеешься, что тебя кто-нибудь услышит?

Он несколько раз ударил ее по лицу и груди с такой силой, что у нее потемнело в глазах. Почти потеряв сознание, она не сопротивлялась, когда Карл завел ее руки за спину и крепко их связал. Столкнув ее в мокрую холодную грязь, он связал ей ноги. Казалось, Карл получал удовольствие, затягивая веревки все туже и туже. Но самым унизительным было то, что Карл засунул ей в рот кляп.

Боясь задохнуться, Джинни чувствовала, как он грубо схватил ее и куда-то понес. Дождь между тем лил не переставая.

Потом она не могла вспомнить, долго ли Карл нес ее и куда. Выл ветер, хлестал холодный дождь, но внезапно все стихло, и при свете молнии Джинни увидела, что они оказались в пустом помещении, их окружают лишь голые стены, а через дырявую крышу проглядывает светлое от сполохов небо. Под тяжелыми шагами Карла с хрустом крошились черепица и щебень. Затем тьма снова сгустилась, и ее опять понесли, но уже вниз по ступенькам. Она слышала тяжелое дыхание похитителя, хотя едва верила в происходящее.

Вдруг Джинни ощутила, что он опустил ее на твердую поверхность. Хотя пол оказался сухим, ей было холодно и жестко. Между тем Карл бормотал:

— Теперь полежи, пока я найду свечку, которую где-то здесь оставил, а потом я покажу тебе убежище, что подыскал для тебя. Как-то мы с ребятами забрели сюда из простого любопытства, но то местечко, что мы обнаружили, должно прийтись тебе по вкусу. Да, ты в этом скоро и сама убедишься!

Она услышала, как он чиркнул спичкой, и вспыхнул желтый огонек свечи. Когда Джинни попыталась пошевелиться, ее тело пронзила боль. Через мгновение он поднял ее, перекинул через плечо и вновь понес вниз. Подняв деревянные доски, Карл показал Джинни чернеющий под ними подвал:

— Раньше здесь был винный погреб. Говорят, монахини умели делать вино. Но, увы, теперь в погребе нет ничего, кроме крыс, пауков и тараканов. Тебе, однако, придется с этим смириться. Впрочем, ты долго прожила в Мексике и привыкла не к лучшему обществу.

Джинни охватила дрожь, но Карл рассмеялся, спустился со своей ношей вниз и уложил ее на старые джутовые мешки, сваленные в кучу в углу этого темного и холодного подвала.

Втыкая огарок свечи в горлышко бутылки, он с трудом перевел дух, ибо устал и пребывал в ярости и возбуждении. Все-таки, черт побери, ему удалось совершить задуманное! Его терпение было наконец вознаграждено, и жертва оказалась в силках, как он и задумал.

Он двигался медленно, понимая, что Джинни со страхом наблюдает за ним сквозь полуопущенные ресницы. Ее удлиненные зеленые глаза Карл любил и ненавидел. Да, было время, когда Джинни держала его на привязи и он подчинялся ей, покоренный ее холодной гордостью. Но сейчас он почти презирал ее, хотя неутоленная тяга к этой женщине все еще жила в нем.

Он хотел наказать ее за все, а более всего за то, что, отдаваясь другим, она держала его на расстоянии. Что ж, теперь все изменится и он своими глазами увидит ее унижение, когда Джинни начнет молить его о пощаде. Он вернется в свою часть с приятной мыслью, что оставил ее здесь и сможет навестить, когда ему только вздумается. Она будет сидеть в погребе и ждать, ждать…

Он провел рукой по мокрым волосам, вода стекала за воротник. Карл старался не смотреть в сторону Джинни, пока ставил свечку на деревянный ящик, который принес сюда заранее. Из-за ящика он извлек едва початую бутылку вина и поднес ко рту кисловатую теплую жидкость. Только сняв промокший насквозь мундир, Карл повернулся и наконец взглянул на свою жертву.

Большую часть ее лица скрывал шейный платок, который Карл использовал в качестве кляпа, но глаза следили за ним. С жестоким чувством удовлетворения он заметил на открытых участках лица большие кровоподтеки, оставшиеся после его ударов.

Блузка Джинни разорвалась у плеча, обнажив его и часть груди, а насквозь мокрая юбка задралась вверх и открывала ноги. Она очень походила на шлюху, вывалявшуюся в грязи, — так казалось Карлу, пожиравшему ее глазами со всевозрастающей жадностью. В нем нарастало желание, и контролировать его становилось все труднее.

Ее глаза, сверкавшие при свете свечи, как изумруды, ни на секунду не отрывались от Карла. Она была до смерти перепугана, а именно этого Карл и добивался. Но главное, Карл хотел, чтобы она мучилась, не зная, как он поступит с ней. Карл не спешил раскрывать свои карты, но неконтролируемое уже желание и недостаток времени, поскольку его могли хватиться, заставили его поторопиться.

Когда Карл приблизился, Джинни увидела у него на лбу еще совсем свежий шрам, оставшийся после драки со Стивом. Его взгляд ясно говорил: пощады не будет. Джинни ощутила леденящий страх. Едва он нагнулся над ней, она прикусила зубами кляп и ощутила во рту привкус крови.

Когда он протянул к ней руки, Джинни закрыла глаза. Теперь он рвал ее одежду, чтобы добраться наконец до того, чего он желал столько лет.

<p>Глава 8</p>

Джинни еще ни разу в жизни не испытывала такого ужаса. Никогда не бывала она и в руках насильника. Джинни казалось, что она вот-вот задохнется.

Когда Карл наконец ушел, забрав свечу с собой, Джинни была в таком отчаянии, что даже не подумала о полном одиночестве, ожидавшем ее. Он оставил ее связанной, хотя веревки, стягивавшие запястья и лодыжки, немного ослабли. Поначалу она даже испытала облегчение, когда дощатая крышка опустилась и последний отблеск света исчез. Карл вытащил кляп у нее изо рта и небрежно накинул одеяло на истерзанное нагое тело Джинни. После его ухода Джинни лежала неподвижно, прислушиваясь к боли, разрывавшей тело, и издавая сдавленные стоны. Худшая боль — душевная — была впереди.

Лишь час спустя, когда тьма, казалось, обступила ее со всех сторон, а из углов послышались звуки крысиной возни, Джинни до конца осознала происшедшее. Она боялась пошевелиться, и продолжала лежать на боку. Ноги затекли и болели. Она была совершенно беззащитна и беспомощна в этой крысиной норе. Именно так и сказал ей со смехом Карл, когда уходил. Тело Джинни покрылось холодным потом, который разъедал царапины и ссадины, оставшиеся после борьбы с Карлом.

«Неужели он и в самом деле решил меня здесь запереть?» — лихорадочно думала Джинни, стараясь преодолеть подступившую к горлу тошноту. А все из-за вина, которое он заставил ее выпить, сунув горлышко бутылки в ее распухший, кровоточащий рот.

— Вот, выпей-ка немного! Возможно, винишко оживит тебя, — усмехнулся он, видя, как она старается увернуться от бутылки, источавшей мерзкий запах дешевого пойла.

Внезапная мысль заставила Джинни снова вздрогнуть от ужаса. А вдруг Карл решил держать ее в подземелье, пока она не умрет от жажды и голода или пока ее не съедят крысы. Что-то скользнуло по ее обнаженной ноге, и она закричала. Вместе с криком пришло сознание полной безнадежности, и Джинни вдруг поняла, что кричит не переставая.

Ее охватил животный страх — такой, от которого сходят с ума. В горле у нее пересохло, и вместо крика она издавала беззвучный хрип. С каждой минутой она все более отчетливо слышала звуки, доносящиеся из углов подвала. Что это? Крысы? Господи, ты этого не допустишь! А вдруг здесь живут и змеи? Ей казалось, что по ее телу ползают крохотные существа с острыми коготками. Джинни сделала отчаянную попытку освободиться от пут, но лишь скинула одеяло, едва прикрывавшее ее.

Джинни снова почувствовала, что задыхается, и в мертвой тишине услышала свой прерывистый хрип. Потом тьма поглотила ее — она потеряла сознание.

Карл на следующее утро зашел к своей пленнице. Он тихонько посвистывал и выглядел свежим и отдохнувшим. Он даже подстриг бороду и волосы. Когда он шел через лагерь, а затем вверх по холму, его сильная стройная фигура, затянутая в армейский мундир, привлекла к себе не одну пару женских глаз.

В это утро он был в полном ладу с собой, хотя ночью почти не сомкнул глаз: Карла донимали мысли об оставленной в погребе Джинни, которая благодаря безупречно сработавшему плану оказалась полностью в его власти. Да, та самая Джинни, о которой он грезил столько лет. Неужели она теперь безраздельно принадлежит ему одному и он сможет делать с ней все, что захочет? Карла преследовали воспоминания о минувшем вечере. Он видел ее прекрасное тело, длинные ноги, испуганный, затравленный взгляд зеленых глаз, слышал стоны, вырывавшиеся у нее из груди, когда он начал ее ласкать. Ему еще не случалось брать женщину силой, но, оказывается, это не лишено своеобразной прелести. Более того, возбуждение, охватившее Карла, было куда сильнее того, что ему приходилось испытывать раньше. Его опьяняла мысль, что роскошное тело Джинни всецело в его власти и он может осуществить любую, самую смелую свою фантазию. Вот это он многократно доказывал ей там, в погребе, с присущим ему тайным садизмом, о существовании которого он и сам толком не знал. Его усилия не пропали даром — Джинни под конец так ослабела, что перестала сопротивляться и даже стонать. На то, что жизнь еще теплилась в ней, указывала лишь нервная дрожь, волнами пробегавшая по ее телу.

Оставив Джинни в полной темноте поразмыслить о создавшейся ситуации, Карл считал, что наутро она станет с ним полюбезнее. Одно только казалось ему странным: добиваясь ее покорности, он надеялся получить отпор. Тогда он вновь сломил бы ее и окончательно утвердился в роли властелина и повелителя.

Разрушенные стены придавали старинному храму, к которому направлялся Карл, зловещий, почти мистический вид. Поговаривали, что в развалинах обитает нечистая сила, и это отпугивало вездесущих мексиканских мальчишек. В стенах зияли проломы, повсюду валялись обломки кирпича и осыпавшаяся штукатурка.

Неторопливо пробираясь через развалины, Карл время от времени оглядывался, проверяя, не следит ли кто-нибудь за ним. Наконец он вошел под своды разрушенного главного придела храма. На полу остались лужи после ночной бури. Здесь было очень прохладно, ибо толстые стены не пропускали тепла. Только оказавшись здесь, Карл заторопился. Спустившись вниз на один пролет по пологим ступенькам, он очутился в подвале. Теперь Карл достал свечу, спрятанную неподалеку. Даже в подвале было темно и сыро, и он представил себе, что творится в погребе. Что ж, ухмыльнулся он, возможно, Джинни будет не прочь повидаться с ним.

Джинни, однако, лежала без движения, хотя Карл с шумом отодвигал доски. Трепетный огонь свечи осветил ее обнаженное тело.

Ночью, когда ее мучили кошмары, Джинни сбросила одеяло и не смогла натянуть его на себя, поэтому теперь, чтобы согреться, подтянула колени почти к подбородку. Ее волосы разметались и, словно плащом, укрывали спину. Лицом же она уткнулась в грязные мешки, служившие ей подстилкой.

— Надеюсь, ты хорошо отдохнула? — с сарказмом спросил Карл и направился к ней. Но Джинни по-прежнему не подавала никаких признаков жизни, хотя ее грудь чуть вздымалась, и он понял, что она жива. Карл, нахмурившись, стоял над ней, рассматривая ее нежное тело, покрытое синяками и ссадинами. Он понял, что несколько перестарался, но уж очень хотелось ему отплатить этой шлюхе за все обиды и унижения.

— Черт тебя побери! — Он нагнулся и грубо встряхнул ее за плечо. — Не изображай из себя дохлую курицу — я же вижу, что ты дышишь. А если тебе не хочется перемолвиться со мной словечком, я снова суну тебе в рот кляп!

Он решил перевернуть ее на спину, но это оказалось не так просто: тело Джинни стало тяжелым и неподатливым, как у мертвой. Увидев ее лицо, Карл изумился: оно распухло от кровоподтеков и уже не казалось столь привлекательным. Даже ее глаза утратили живость и были тусклыми и бессмысленными.

Присев на корточки, Карл выругался. Он не только перестарался, но чуть не убил ее! Но черт возьми, что же с ней сейчас? Вдруг она просто притворяется, чтобы вызвать у него жалость?

Он снова потряс Джинни и заметил, что ее кожа холодна, как лед. Уступив желанию, он провел ладонью по ее интимным местам в тайной надежде увидеть хоть какую-нибудь реакцию. Однако ее лицо ничего не выражало — она даже не пыталась оттолкнуть его, как это было прошлой ночью. Черт, почему она молчит? Все еще пытаясь понять, притворяется Джинни или нет, Карл дал ей пощечину, но ее голова лишь безвольно откинулась. Правда, Карлу показалось, что с ее губ сорвался легкий звук — но не более того. Что же приключилось с проклятой шлюхой? Ее странное состояние наводило на самые неприятные мысли. Может, она простудилась или подхватила пневмонию, пока лежала здесь без одеяла? Сама виновата — нечего было дергаться.

Вновь выругав женщину, он грубо закутал ее в одеяло. Черт ее побери! Она вполне заслужила все это, но еще не настрадалась сполна! Карл вовсе не хотел, чтобы она избежала всего, что он для нее уготовил. Вдруг он подумал, что слишком крепко связал ее и это нарушило кровообращение. Но ясно было одно — теперь уж она не сможет сопротивляться, даже если захочет.

Продолжая бормотать ругательства, он разрезал веревки. Как только восстановилось кровообращение, Джинни издала протяжный стон.

— На-ка, глотни малость, ради Бога, может, это прибавит тебе сил. — Он прижал горлышко винной бутылки к губам Джинни, и она стала послушно отхлебывать глоток за глотком. Вино было дрянное, но крепкое. Выпитое на голодный желудок, оно ударило ей в голову.

Карл уложил ее на спину и теперь почувствовал, что в ее теле и конечностях, все еще вялых от слабости, уже появились признаки жизни.

— Так какая же муха тебя укусила? Готов поклясться, что за деньги ты не лежала, как подстилка, а была поживее. — Он дернул ее за волосы. — Ты что, не догадываешься, почему оказалась здесь? Ведь я не прошу ничего такого, чего бы ты не предлагала раньше за деньги, а иногда и бесплатно. Неужели ты так же лежала с этим ублюдком Морганом? Послушай, — тут он приблизил к ней лицо, — если ты не покажешь, что рада меня видеть, я снова тебя свяжу — только на этот раз куда крепче. И оставлю здесь на денек-другой!

Дрожа с головы до ног, Джинни попыталась заговорить, но вместо звонкого чистого голоса из ее уст вырывался лишь хриплый шепот:

— Нет, нет — я не…

— Что «не», тварь! Говори как следует! Так, мол, и так, Карл, я тебя хочу, я хочу, чтобы ты…

— Не… оставляй меня… — Она дышала поверхностно и очень часто, а глаза ее были закрыты. Карл засмеялся и навалился на нее всей тяжестью своего тела. Его жадные руки нагло ощупывали ее — он не мог насытиться. На этот раз он исследовал самые тайные места ее тела, на что не был способен вчера из-за спешки и волнения.

— Ну, говори же! Я хочу, чтобы ты выразила свои чувства ко мне словами. И не притворяйся, будто не понимаешь что к чему. Шлюха! — Он дышал ей в лицо винными парами. Его дыхание участилось — он не желал и не мог сдержать своего вожделения.

До его прихода Джинни была в состоянии шока, когда и мозг, и тело не подчинялись ей.

Но сейчас, когда жизнь стала возвращаться к ней, кровь свободно заструилась по жилам, а вино, обжегшее желудок, несомненно, взбадривало, Джинни вновь осознала весь ужас случившегося. Она предвидела беды и унижения, которым хотел подвергнуть ее Карл. Извиваясь под навалившимся на нее насильником, она увидела, как налилось кровью лицо Карла. Он снова причинял ей боль, совершал над ней насилие. Казалось, вернулся Том Бил, чтобы отомстить…

Почувствовав, что она учащенно дышит и бьется под ним, Карл решил было, что наконец-то она уступила ему. Вот так-то, шлюшонка! Значит, ей вдруг понравилось то, что он проделывал с нею! От этой мысли он окончательно потерял голову. Тяжело дыша, он начал расстегивать петли и крючки на своей одежде, полагая, что пришел момент овладеть Джинни. Она выгнулась под ним, что-то бормоча по-испански — хрипло и неразборчиво. Карл услышал звук разбившегося стекла, закричал от резкой, пронизывающей боли и погрузился во тьму…

Джинни, собрав последние силы, ударила его по голове пустой винной бутылкой. Она еще не совсем пришла в себя и считала, что на нее навалился Том Бил. Но разве она не убила его ударом ножа в горло? Так кто же этот человек?

С невероятным усилием ей удалось высвободиться из-под тяжелого тела Карла, и она увидела, что голова его залита кровью. Сколько же крови он потерял за несколько минут? Даже на ней была его кровь, она порезала стеклом пальцы, но боли не чувствовала. Ей вообще казалось, что она ничего не чувствует. Ее разум был так же безучастен, как и тело.

Джинни запомнила бесконечные ступеньки, по которым она поднималась вверх, а затем — тепло солнечных лучей. За этим последовал провал, а потом она очнулась в постели; кто-то склонился над ней и что-то говорил тихим, убедительным голосом.

— Пора, малышка. Уже можно просыпаться. Вы очень долго спали. Да-да. Теперь просыпайтесь, вы в безопасности. — Веки Джинни, словно налитые свинцом, с трудом приподнялись. Тот же самый голос мягко произнес: — Надеюсь, она наконец приходит в себя. Ведь она была в коме.

— Она сможет сейчас разговаривать? — это сказал уже другой голос — мужественный, низкий, со странным акцентом.

— Не знаю. Это зависит от того, насколько тяжелы воспоминания. Постарайтесь набраться терпения, Иван.

«Иван?»

Джинни с огромным усилием приоткрыла глаза, чтобы увидеть говорящих. Она чувствовала себя очень слабой и беспомощной. Что же с ней произошло? И почему именно князь Иван Сарканов склонился над ней сейчас?

— Вирджиния! — Он увидел, что она открыла глаза, и наклонился еще ниже, взяв ее руки в свои. В его голосе слышалась настойчивость: — Скажите мне, что произошло? Вы просто обязаны мне сказать. Ведь вы помните, правда?

— Иван! — этот строгий предостерегающий голос, без всякого сомнения, принадлежал графу Черникову. Глаза Джинни, теперь уже широко открытые, переместились на лицо графа, озабоченное и усталое.

— Что? — хрипло пробормотала она. А затем, помимо ее воли, на Джинни нахлынули воспоминания, от которых она содрогнулась. При этом она поняла, что лежит забинтованная.

— Джинни, — негромко сказал граф Черников. — Ни к чему себя не принуждайте — если не хотите говорить, с этим можно и подождать. Вы подверглись большой опасности. По характеру ваших травм и ушибов можно предположить, что вы прошли через тяжелые испытания.

— Вирджиния, вы должны мне сказать! — «С чего это князь Сарканов называет ее на французский манер?» — подумала Джинни. Вдруг она поняла, что князь все еще держит ее руки. От света солнечных лучей его глаза казались совсем прозрачными. — Кто это был? — снова спросил он. — Что же все-таки произошло? Мы тут чуть с ума не сошли от волнения. А потом один мальчик, который вертелся возле кантины, осведомился, к нашему удивлению, не ваш ли я друг?

Джинни постаралась присесть в постели, но тут же откинулась на подушки:

— Надеюсь, вы не причинили ему зла? Бернардо старался мне помочь.

— Позволь мне поговорить с ней, Иван.

Граф Черников нагнулся над ней и коснулся ее лба сухой, легкой рукой:

— Хорошо. У вас нет лихорадки. Но когда мы нашли вас, мое дорогое дитя, вы были в таком состоянии, что я опасался за ваш рассудок.

Постепенно Джинни кое-что уяснила. По-видимому, она дошла, повинуясь только инстинкту, до домика, где жил падре, служивший в соборе Святой Девы Гваделупской. Добрая хозяйка впустила ее. Джинни была завернута в одеяло и бормотала что-то непонятное на двух языках — испанском и английском. Не зная, как быть, хозяйка позвала священника, а тот отправил секретное послание в штаб генерала Диаса, полагая, что кто-то из его солдат напал на женщину-иностранку, оказавшуюся в плену.

— Вот так мы в конце концов вас и обнаружили, — сказал граф Черников. — Вы были в шоке, не понимали, где находитесь и кто мы с князем такие. Однако вы непрерывно говорили о каком-то мужчине, который изнасиловал вас, и о том, что вы убили его.

— Так, значит, это все-таки не Том Бил! А мне показалось, что он воскрес! Но это был Карл.

— Вы уверены? Вы вполне уверены, что это не тот, кого вы называете своим мужем? Возможно, им двигала ревность или жажда мести! Вирджиния, я требую, чтобы вы сказали мне правду.

Граф Черников заговорил по-русски, по-видимому, стараясь удержать князя от расспросов, но Джинни, пылая от негодования, снова постаралась усесться в постели, несмотря на боль от ран и ушибов. Ее глаза блеснули и остановились на лице князя.

— Это был не Стив! Да как вы могли подумать такое! Это Карл Хоскинс. Он был вне себя от ревности. Я думаю, — она со вздохом откинулась на подушки, — что он возненавидел меня. Он обвинил меня в том, что я якобы выставляла его на посмешище. Карл подстроил все так, чтобы я встретилась с ним в церкви, а потом он… — Вспомнив о кошмарных событиях той ночи, которую она провела в заброшенном погребе, когда крысы бегали по ее обнаженному телу, она побледнела как мел. — Думаю… думаю, что я убила его, — сказала она наконец очень тихо. — Я ударила его пустой винной бутылкой по голове, а потом, кажется, выбралась на волю. Все, чего мне хотелось, — это выбраться из крысиной норы, куда он меня засадил, понимаете? Чтобы снова дышать. В погребе было так темно, и потом эти крысы…

Поддержав Джинни за плечи, граф заставил ее выпить немного сладковатой микстуры.

— Это слабое снотворное, которое поможет вам забыться сном. Вы не должны снова пережить шок, не так ли?

Князь Сарканов прервал графа:

— А где находится этот погреб? Скажите мне, Вирджиния! Я сам отправлюсь туда и разузнаю что к чему. Вас необходимо оградить от неожиданностей. Ваше доброе имя… — Назвав место уже нетвердым от снотворного голосом, Джинни услышала, как князь сказал: — Не беспокойтесь, княгиня. Ни одна живая душа ни о чем не узнает.

После этого Джинни погрузилась в глубокий сон, а проснувшись, поняла, что она в закрытом экипаже, а рядом с ней сидит граф Черников.

— Мы направляемся на побережье. Лежите спокойно. Слава Богу, вы молоды и у вас крепкое здоровье. Ваши раны уже подживают, и когда в следующий раз вы посмотритесь в зеркало, то не заметите никаких перемен.

Странное безразличие ко всему охватило ее, и Джинни покачала головой. Какая, в сущности, разница, как она выглядит?

Это чувство не покидало ее всю дорогу. Когда они остановились, чтобы отдохнуть и накормить лошадей, к ней подсел князь Иван.

— А вы выглядите уже гораздо лучше, — мягко заметил он, потом тихо добавил: — Я нашел Карла. Вы и в самом деле убили его. Горжусь вами, дорогая. Такой скот, как он, заслуживает более страшной смерти. Он не ушел бы от меня, если бы я нашел его. Не волнуйтесь, — продолжал он, — никакого расследования не будет, и вам не придется отвечать на вопросы. Я оставил его там, где нашел, — пусть думают, что его ограбили и убили. А вот на генерала Порфирио Диаса вы произвели неизгладимое впечатление. Несмотря на подготовку к последнему штурму столицы, он заверил меня, что никогда не спросит о том, где вы были и куда уехали. Так что опасаться скандала нам нечего. Очень скоро вы окажетесь на нашем корабле и к тому времени окончательно поправитесь.

Неожиданная доброта князя обезоружила Джинни. «Должно быть, все это от слабости», — подумала она.

Джинни не вполне осознала, что они оставили Мехико далеко позади, даже увидев ожидающий их корабль. Впрочем, и тогда она все еще оставалась апатичной и вялой.

— Итак, одна глава вашей жизни заканчивается, — сказал граф, — но скоро начнется новая. Так бывает всегда, дитя мое. С сегодняшнего дня вы должны смотреть только вперед, ибо вас ждет блестящее будущее. В судьбу, — вздохнул он, — не всегда веришь, особенно когда ты молод и упрям. Но ее воздействие на нашу жизнь не подлежит сомнению, как не подлежит сомнению благородная кровь, текущая в ваших жилах. Итак, не противодействуйте этой капризной даме, но следуйте ее велениям — и вы будете счастливы.

Вполне возможно, но какова ее судьба? На третий день морского путешествия Джинни уселась перед зеркалом в своей роскошной каюте и так долго смотрела на свое отражение, словно увидела перед собой незнакомку. Потом Джинни стала поглаживать кончиками пальцев кожу на лбу и щеках — она оказалась такой же, как и до страшного приключения в развалинах.

Какая же судьба ей предназначена — вот в чем вопрос? Не так давно она думала, что ее судьба — это Стив. Джинни попыталась вызвать в памяти его образ, но вместо него перед ее мысленным взором появилось ироничное, чисто выбритое, с тонкой улыбкой на губах лицо Ивана Сарканова.

А вдруг Стив — одно из тех видений, которые так часто посещали ее по ночам благодаря снадобью графа Черникова? Нет, Стив реален, как и ее чувство к нему. Впрочем, тогда она была слишком счастлива, слишком уверена в будущем — и оттого судьба разлучила их. Стив отвернулся от нее, не захотел ничего понять, вычеркнул ее из своей жизни. Так что теперь Джинни оставалось одно — попытаться сделать то же самое.

«Это было наваждение», — решила про себя Джинни. Едва ли Стив решился бы когда-нибудь осесть и вести нормальную семейную жизнь. Кто знает, может, он и обрадовался случаю избавиться от жены и от нудной ответственности перед будущей семьей. Если бы он любил ее, то верил бы ей безоговорочно! Нет, интуиция подсказывала Джинни, что думать о нем она больше не станет! Граф Черников прав: она должна забыть о прошлом и начать все сначала.

— Похоже, этот негодник, которого, по вашим словам, вы любили, и есть причина всех ваших несчастий и бед, дитя мое, — заметил как-то граф. — Пожалуйста, постарайтесь его забыть! Я полагаю, вы унаследовали гордость Романовых, равно как и храбрость, которой они славились во все времена.

И, конечно же, граф Черников старался исподволь убедить ее не повторять судьбу своей матери, так сильно любившей, а потому так рано умершей.

— Бедняжка Женевьева! — говаривал он, и в его голосе ясно слышалось сострадание. А ведь как часто Джинни обижалась на мать, считая, что та просто не замечает ее!

Прошло немного времени, и к Джинни вернулись душевные силы и спокойствие. Она чувствовала себя увереннее и все чаще вздергивала подбородок. «Нет, меня никогда не станут называть бедняжкой Джинни и жалеть, как мою мать! Я этого не допущу. Я заставлю себя забыть прошлое и начну новую жизнь», — решила она.

«Княгиня Романова» — так все звали ее на борту судна, хотя в Сан-Франциско это имя было тайной.

— Вы прирожденная принцесса, в вас всякий заметит родство с коронованной особой, дорогая, — говорил ей Иван Сарканов.

Джинни только пожимала плечами:

— Мне все равно, как бы меня здесь ни называли.

Временами ей вспоминался Карл Хоскинс, его искаженное желанием красное лицо и жадные, грубые руки, а потом окровавленная голова. Вспоминала она и Тома Била, жизнь которого оборвал удар ножа в горло.

«Я убила двух людей, но, кажется, это никого особенно не волнует, в том числе и меня. Может, я бесчувственна?» — подумала она.

Граф Черников обыкновенно спал большую часть дня, но едва Джинни выходила из своей каюты, рядом с ней появлялся Иван Сарканов. Когда-то он командовал военным кораблем, а потому развлекал ее анекдотами из жизни моряков.

Из-за апатии и равнодушия Джинни постепенно привыкла к присутствию князя. Опершись на поручни, Джинни лениво наблюдала, как меняют краски воды океана. Она видела, как тает в дымке побережье Мексики, по мере того как они уходили все дальше и дальше в открытый океан.

Погода стала меняться. Один день был тихим и безоблачным, но на другой начался сильный ветер. Затем на горизонте показался берег.

— Вот она, долгожданная Калифорния, скрытая пока от нас туманом. Через день-два мы будем в Сан-Франциско. Надеюсь, там вам понравится.

Джинни отнеслась к этому совершенно безучастно.

С тех пор, как они сели на корабль, князь Иван перестал флиртовать с ней. Более того, он ни словом не обмолвился о прошлой жизни Джинни, а именно это прежде раздражало ее. Зато он говорил теперь о себе и о ней «мы», и Джинни размышляла о том, что это значит.

— Мы с графом проведем в Сан-Франциско несколько месяцев, пока покупка Аляски не будет утверждена вашим Сенатом. В вашей стране есть много противников этой сделки, но теперь это дело вашего правительства. Поскольку я всего лишь дипломат, а отнюдь не политик, я хочу тем временем развлечься и показать вам город.

— Очень любезно с вашей стороны, — равнодушно ответила Джинни. Как всегда после полудня, она чувствовала головную боль и усталость. Неужели всего несколько недель назад она могла без особых усилий идти десятки миль за фургоном или скакать без седла по открытой, выжженной солнцем местности? Впрочем, тогда перед ней открывалось желанное будущее, ее ждали ночи, полные огня и страсти…

Морщась от головной боли, Джинни устало сказала:

— Боюсь… мне придется вернуться в каюту и немного полежать. На солнце слишком жарко.

— Хорошо, встретимся за обедом. И не забудьте принять один из тех порошков, что наш волшебник-доктор приготовил для вас.

Джинни казалось, что с ней обращаются по-прежнему как с больной, однако она последовала совету князя и почти мгновенно уснула. Эти порошки давали ей забытье, а Джинни о многом хотелось забыть!

<p>Глава 9</p>

— К сожалению, граф не составит нам сегодня компанию: ему слегка нездоровится. Ничего страшного — немного перегрелся на солнце. Вы не возражаете, если мы пообедаем вдвоем?

Джинни не возражала хотя бы потому, что еще не совсем пришла в себя после дневного сна и действие порошков графа продолжало сказываться на ней. Она не выказала удивления, даже увидев, что стол накрыт на двоих.

Итак, предстоял интимный ужин. Быть может, хоть сейчас она наконец узнает, чего от нее хочет князь?

Если бы не легкая качка, могло бы показаться, что они не на корабле, а в небольшом, роскошно обставленном ресторане: затененные розовыми абажурами светильники, великолепно накрытый стол, сверкавший позолотой столовых приборов.

Князь старался изо всех сил угодить своей даме. Джинни слушала его рассказы о заморских странах, о самых невероятных приключениях. Какое-то время он был губернатором Аляски, потому о нем и вспомнили, когда возник вопрос о продаже Аляски Соединенным Штатам.

Казалось, князь не пытался извлечь никакой выгоды из столь удачно сложившейся для него ситуации и в отсутствие графа держался так же светски, как и при нем. Но, несмотря на это, Джинни испытывала прежнее недоверие к нему. Его глаза сверкали, когда взгляд останавливался на ней. Отвечая на его вопросы и поддерживая легкую беседу, Джинни постоянно думала об одном: когда же он сбросит маску?

Подождав, пока лакей внесет пышущий жаром самовар, из которого русские так любят пить чай, князь протянул Джинни инкрустированную золотом чашку и сказал: — Я добавил в чай немного ликера, который привез с собой граф Черников. Может быть, выпьем за ваше русское будущее?

Она отпила глоток и поморщилась — напиток оказался слишком приторным.

— Это тост?

Он улыбнулся, показав ровные белые зубы:

— Мы, русские, произнося тост, готовы выпить даже чай, хотя для этого существует водка, но к ней вам еще предстоит привыкнуть. — Он откинулся на спинку стула и стал пристально разглядывать Джинни. — Вижу, что мой тост вас не прельстил. Но скажите, разве будущее не волнует вас?

Почувствовав в его словах вызов, Джинни хотела по обыкновению ответить дерзостью, но вместо этого лишь равнодушно пожала плечами:

— Признаться, не слишком. Да и с чего? У меня и без того было достаточно волнений.

— Разве? А мне казалось, что вы относитесь к тому типу женщин, которые волнуются и волнуют других. Как бы вы ни чувствовали себя сейчас, ваша жизнь никогда не будет пресной и скучной. Отчего бы вам не стремиться с открытой душой навстречу судьбе? Уверен, что, испытав столько потрясений, вы и на этот раз встретите ее с открытым забралом и уж, конечно, не убежите трусливо в кусты.

Зеленоватые глаза Джинни округлились — ее поразили не сами слова, но сила убеждения князя.

— Убежать в кусты? Вот уж нет, хотя я не понимаю, какую именно судьбу вы мне уготовили.

— Неужели? А ведь однажды я довольно точно выразил свои намерения. Помните, как мы прогуливались рука об руку в залитом лунным светом парке?

— Я полагала, что ответила вам тогда достаточно ясно…

— Да, вы объясняли, почему не можете стать моей, — но этого мало, княгиня. Причины, о которых вы тогда упоминали, отпали одна за другой. И вы уже не в Мексике, а на корабле, который плывет в Соединенные Штаты. Прошу вас, прислушайтесь к моим словам!

Он неожиданно перегнулся через стол и взял ее руку:

— Итак, вы вернетесь в Штаты с высоко поднятой головой, как и подобает княгине, или будете прятать лицо и смущаться, как какая-нибудь гувернантка? Надеюсь, вы знаете, как сурово встречает общество человека, некогда принадлежавшего к избранному кругу. Про вас ходит много сплетен. Сюда дошли слухи о вашем — хм — поведении, поскольку в город стали возвращаться люди, когда-то имевшие отношение ко двору низложенного императора Максимилиана. И еще, — тут его глаза сузились, — прежде чем отправиться в Мексику, я свел знакомство с одной весьма разговорчивой американкой, вдовой господина Бакстера. Ага! Вижу, что вы кое-что припоминаете. Так вот, она рассказала мне, что встречалась с вами в Веракрусе…

Джинни побледнела, но через секунду щеки ее залились румянцем. Да, Веракрус. Воспоминание об этом месте пронзило ее сердце, словно кинжал.

— Обо мне уже достаточно сплетничали! И вы полагаете, что после этого я стремлюсь занять хоть какое-то место в так называемом обществе?

— Я-то уверен, что вы украсите любое общество, княгиня. И будете поглядывать при этом на всех сверху вниз, коли вам так захочется. Если согласитесь стать моей женой.

— После всего случившегося я надеялась, что вы навсегда оставили эту глупую затею!

Сарканов встал и чуть не силой заставил Джинни подняться.

— Почему глупую? Разве вы не поняли, что я привык добиваться своего? Будьте же благоразумны, Вирджиния, — Боже, как же вы похожи на цыганку! — и подумайте о себе! Да они жить вам не дадут, вспоминая этого малого, который сначала вас похитил, потом силой принудил к любви и, наконец, бросил, как самую обыкновенную шлюху, сотни которых следуют за мексиканской армией. — Не умолкая, он все сильнее прижимал Джинни к себе. У нее не было сил сопротивляться. — Нет, милая, я не варвар-американец, готовый овладеть женщиной против ее воли. Я-то уверен, что настанет день, когда вы будете мечтать о моих объятиях. Сейчас, например, вы мечтаете о том, чтобы я вас поцеловал.

Значит, приглашение пообедать — лишь предлог? Возможно ли, чтобы сейчас, когда все ее существо восставало против него, губы — помимо ее воли — ответили на поцелуй? Неужели сильные теплые руки князя вытеснили из ее памяти другие руки? На все эти вопросы следовало ответить утвердительно. Как это князь сказал пять минут назад? «Вы должны быть благоразумной…» Да, ей и в самом деле следует подчиняться разуму, а не чувствам.

Джинни сдалась: ее дыхание участилось, глаза закрылись. Она ощутила, как рука князя стала осторожно поглаживать ее спину. Странно, ей совсем не хотелось сопротивляться, напротив, она сильнее прижалась к князю Ивану. Она не воспротивилась даже тогда, когда руки князя коснулись ее груди. Его страстные поцелуи, прежде приводившие Джинни в ярость, вызывали в ней теперь ответное чувство, с которым было бесполезно бороться.

«Не понимаю, что со мной происходит, — подумала она, чувствуя головокружение. — Может, я и в самом деле обычная потаскуха?» — Она вспомнила, как стонала от страсти в постели с Майклом, а потом с Мигелем Лопесом. И вот теперь она уступает этому русскому князю, которого раскусила с первой же встречи. Более того, она не могла отрицать, что принимает его ласки с восторгом. «Да, я и в самом деле обыкновенная шлюха…» Впрочем, как бы ни называла себя Джинни, тело ее, казалось, жило теперь отдельной жизнью и растворялось в сладостной истоме.

Князь Иван спустил бретельки вечернего платья с ее плеч и, нагнувшись, целовал ее обнаженные груди. Джинни обхватила его широкие плечи и откинула голову назад. Она забыла обо всем, испытывая только желание.

Вдруг князь Иван обнял ее за талию и прошептал, зарывшись лицом в ее пышные золотисто-рыжие волосы:

— Взгляни в иллюминатор, Дорогая. Как хорош океан при свете убывающего дня!

Он оказался прав. Таких удивительных красок Джинни еще не видела. Золотое закатное небо освещало темные воды океана. Сине-зеленые, они пенились у корпуса корабля, который рассекал водную гладь.

— Вы похожи на океан, ибо столь же непостоянны и прекрасны, как он. А изгибы женского тела напоминают волны, не так ли? — Его руки гладили Джинни, ласкали ее, и она отзывалась на эти требовательные ласки. — Да! Я не ошибся, взглянув на вас впервые, — помните, когда вы танцевали? У вас душа цыганки — страстная и огненная, но это проявляется лишь в тот момент, когда вы сами этого хотите. И вот сейчас вы хотите этого, не так ли?

У нее перехватило дыхание, а князь Иван, усмехаясь, подхватил ее на руки.

Джинни казалось, будто она в чашечке розового цветка, а вокруг нее кружатся розовые лепестки, то закрываясь, то раскрываясь вновь. Она часто вспоминала одно стихотворение Уильяма Блейка. Сейчас она вдруг произнесла любимые строки:

О, роза, ты творение природы…

Подобно золотому светлячку,

Ты тоже источаешь свет,

Но он не золотой, а алый…

Князь Иван тихо засмеялся, еще крепче обняв ее:

— Вирджиния! Я и не знал, что вы еще и поэт в душе. Так вы сравниваете себя с розой? А кто же тот таинственный незнакомец, который однажды придет и сорвет цветок, не побоявшись шипов? Я не собираюсь делать тайну из нашей любви. Вы станете моей женой, княгиня, и пусть об этом узнает весь свет!

Джинни рассмеялась:

— А разве принцы встречаются с принцессами только в сказках? Вы же сами мне об этом говорили.

— Ваша память делает вам честь, как, впрочем, и все остальные ваши достоинства. Но даже принц всего-навсего человек.

Чуть позже появился бородатый капитан. Джинни помнила, что он что-то читал по-русски, скорее всего — стихи. Потом ей снова говорили что-то по-русски, и она послушно повторяла, но видела только одно — зелено-голубые, почти прозрачные глаза князя Ивана. А когда этот ненужный разговор прекратился, она снова оказалась на руках у князя Ивана и тот опять стал покрывать ее поцелуями.

— Вот теперь я имею право сжимать вас в объятиях!

Джинни не помнила, как они оказались у нее в каюте. В памяти остались лишь горячие пальцы князя, расстегивающие крючки на ее платье.

— Сегодня я твой повелитель и раб. Этой ночью ты будешь принадлежать мне.

Он поднес к ее губам бокал, в котором пенилась прохладная чистая влага, и Джинни, послушная, как дитя, выпила. После этого каждое прикосновение князя странно и сильно возбуждало ее; она испытывала неутолимую потребность в его ласках. Внизу живота появилась мучительная истома, и всю ее охватили страсть и нега. Перед ее глазами снова замелькали розовые лепестки, но потом они сомкнулись над ней, и Джинни провалилась в темную душистую бездну.

Когда Джинни проснулась, ей показалось что рядом с ней лежит Стив. Ах, Стив — как крепко он сжимал ее в объятиях — даже во сне!

Но когда Джинни открыла глаза, легкое покачивание мгновенно напомнило ей о том, где она. А отрывочные воспоминания о вчерашнем вечере, скорее всего, только пригрезились ей во сне — ведь в кровати она лежала одна и шелковые простыни ласкали ее кожу.

— Не хочется будить вас, дорогая, но спешу сообщить, что мы почти в Сан-Франциско. Думаю, вам следует одеться, ведь вас ожидает встреча с добрейшим сенатором и его супругой.

Джинни быстро натянула на себя простыни:

— Что вы делаете в моей каюте?

Одетый и свежевыбритый, князь Сарканов по обыкновению иронически улыбнулся.

— Любовь моя! Я очень старался, чтобы вы не выпили лишнего прошлым вечером. Поэтому если вы сейчас скажете, что забыли о союзе, заключенном нами ночью, я приду в отчаяние.

— Союзе?

Проследив за его взглядом, она увидела два кольца у себя на пальце — кроваво-красный рубин, оправленный в золото, а под ним — широкое обручальное с причудливой гравировкой.

— Боюсь, что они чуть великоваты, но позднее мы это исправим. Скоро я подарю вам и другие украшения.

Он подошел ближе, и, подняв глаза, Джинни встретилась с ним взглядом.

— Вирджиния, моя алая роза, протянувшая мне навстречу свои лепестки, вы опровергли утверждение о том, что мужчина не может быть влюблен в свою жену. Я хотел бы остаться с вами далеко в море и в полном одиночестве. Совершив с вами кругосветное путешествие, я не заметил бы, как прошло время.

— Как, вы намекаете на то, что мы обручились? Я не… Нет, кое-что я все-таки помню, но не понимаю, какое отношение к этому имеет замужество…

Он присел на кровать и откинул длинными пальцами волосы, упавшие ей на лоб.

— Вы ответили на все вопросы без малейшего колебания и на отличном русском языке. Уверен, вы без труда освоите этот язык. Но язык любви вам не надо изучать, Вирджиния, — серьезно сказал он. — Я готов напомнить вам о том, как мы с вами провели эту ночь. Как жаль, что погода не помешает нам войти в гавань! Помочь вам одеться?

Когда Джинни спускалась на берег по шаткому трапу, опираясь на руку князя, а граф Черников поспешал сзади, ей все еще казалось, что она бредит. То, что она вспомнила, казалось ей обрывком какого-то странного сна. Да, она позволила князю Ивану целовать ее… читала ему стихи. А потом капитан корабля сочетал их браком — Иван переводил его слова, а Джинни вполголоса повторяла за ним все, что следовало.

Два офицера из судовой команды были свидетелями церемонии, а потом… потом Иван на руках отнес ее в каюту, где она отдалась ему, бесстыдно, с жаром отвечая на его ласки.

— Ах, молодежь, молодежь! Отчего вы так поторопились с женитьбой? — осторожно спросил Черников. — Вы могли совершить обряд как положено, в церкви. И почему вы избрали для этого вечер, когда я занемог?

— Что ж, есть вещи, которые не терпят отлагательства.

При этом князь Иван положил руку на талию Джинни — как раз под грудью, а она, только что приняв один из порошков графа, ни единым словом не возразила против этого, а, напротив, чувствовала только покой — сладостный и обволакивающий. Да, она вышла замуж за князя Ивана. Ну и что? Прошлого ведь все равно не вернешь.

«Княгиня» — так называли ее все.

— Сенатор, позвольте представить вам княгиню Сарканову! Они поженились вчера на борту корабля.

Соня, проливавшая слезы радости, казалось, ничуть не изменилась. Ее отец — тоже; впрочем, как выяснилось, он вовсе ей не отец. Интересно, как теперь к нему обращаться? Сенатор не утратил былой привлекательности. Легкая седина на висках придавала ему еще более значительный вид.

— Джинни! Доченька! — Сенатор обнял ее. От него слегка пахло табаком и дорогим одеколоном. Следом за сенатором к щеке Джинни приложилась его супруга Соня. От Сони тоже приятно пахло духами.

— Ах, Джинни, если бы ты только знала… впрочем, не стоит об этом. Мы все так рады за тебя!

Князь Иван оттеснил от нее репортеров, которые сновали вокруг, пытаясь задавать вопросы.

— Княгиня! Ведь это княгиня, не так ли? Скажите, пожалуйста, что вы чувствуете, вновь ступив на американскую землю?

— Можете ли вы как-нибудь прокомментировать события, происходящие сейчас в Мексике?

— Знаете ли вы, что императора Максимилиана казнили? Что вы можете сказать об этом? Ваше личное отношение к императору?

— Джентльмены! Моя жена слишком утомлена путешествием. Кроме того, она встретилась с родителями после долгой разлуки. Надеюсь, вы понимаете, что мы хотим побыть в кругу близких и друзей? На все ваши вопросы она ответит позже, уверяю вас. Да, мы пробудем здесь некоторое время, и у вас будет много случаев побеседовать с моей супругой.

— Да, да, именно так — позже! Я буду рад ответить на ваши вопросы, друзья, но только после того, как мы с дочерью доберемся до дома.

Дом сенатора находился в фешенебельном районе города — Ринкон-хилл. Но Джинни слишком устала, чтобы выражать восторги по поводу этого роскошного особняка. Ей совсем не понравилась поездка по узким, поднимавшимся вверх улицам, продуваемым ветром.

— Надеюсь, тебе понравится комната, которую я приготовила? — без умолку трещала Соня, хотя глаза ее по временам испуганно останавливались на лице Джинни. — Конечно, это не комната, а настоящие апартаменты. Ты сможешь делать все что захочешь и принимать кого угодно… — Вдруг она замолчала и взяла холодную руку Джинни в свои ладони: — Джинни! Что с тобой приключилось? Ты… ты счастлива? Подумать только, ты замужем… О Господи!

Джинни слегка нахмурилась:

— Почему ты так взволнована? Я думала, что и ты и… отец хотели именно этого.

Соня снова торопливо заговорила, покусывая губы:

— Ну конечно! Мы очень, очень желали тебе счастья! Но, Джинни, этот скоропалительный брак! Ты уверена, что…

— А зачем было тянуть? — холодно возразила Джинни. — Князь Иван решил, что разумнее всего представить меня обществу как свою жену. К тому же, — тут голос ее зазвенел, как натянутая струна, — мне не хотелось огорчать вас скандалом. Как, по-вашему, этот брак пресечет сплетни?

— Джинни! — взволнованно воскликнула Соня. — Ты так сильно изменилась!

— Конечно, изменилась! Боже, Соня, зачем нам притворяться, что с момента нашей последней встречи ничего не случилось? Неужели мне нужно подробно рассказывать вам обо всем, что произошло? — Джинни замолчала, заметив испуг Сони. — Прости меня, ради Бога. Иван ведь сказал, что я устала. Мне необходимо отдохнуть.

Голубые глаза Сони не отрывались от Джинни.

— Я… я пришлю к тебе Тилли. Ты помнишь Тилли? Уж как ей хочется на тебя взглянуть! Но потом ты, может, сочтешь, что тебе нужна новая служанка. Но об этом мы поговорим после, когда ты придешь в себя.

Джинни подставила Соне щеку для поцелуя и вымученно улыбнулась:

— Как только я отдохну, мое восприятие жизни изменится. Спасибо за все, особенно за терпение.

Комната, в которой расположилась Джинни, выходила окнами на залив. Город лежал внизу, у подножия холма. Он был так красив, что хотелось пойти побродить по его улицам. Оставшись одна, Джинни была почти счастлива, хотя и ругала себя за неблагодарность к близким.

Ну почему все события последних дней, в том числе и злополучная свадьба, по-прежнему казались ей мороком, ночным видением? Однако драгоценные кольца на ее безымянном пальце свидетельствовали о реальности происшедшего. Да, она княгиня Сарканова, жена князя Ивана, а вовсе не какого-то Стива. По крайней мере, уж этот брак ее так называемый отец не станет аннулировать!

— Мисс Джинни, мисс Джинни!

Обернувшись, она увидела Тилли, которая смотрела на нее округлившимися от любопытства глазами.

— Боже мой, мисс, простите, я хотела сказать — «мадам», до сих пор не могу поверить, что вы наконец вернулись! Подумать только, вы снова в Сан-Франциско, и к тому же замужняя дама. Бог мой, ваш муж такой интересный господин! Такой аристократ — ну просто до кончиков ногтей! Вы и представить себе не можете, как мы все рады за вас.

Их глаза встретились, и, как ни странно, Джинни поняла, что в этот момент они с Тилли подумали об одном. Не об Иване, нет, о другом мужчине. О темноволосом голубоглазом сорвиголове, грудь которого крест-накрест пересекали ленты с патронами. О том, кто посадил Джинни на лошадь и насильно увез из дома. О том, кого она сначала ненавидела, потом полюбила и с кем прошла и проехала чуть не половину континента.

«О Стив! Где ты теперь? Что подумаешь обо мне, узнав, как я жила без тебя?»

<p>Глава 10</p>

Он был в ярости, но, несмотря на это, понимал, что ему нанесли смертельный удар.

Уж она-то не теряла времени даром! Ох уж эта Джинни: оказывается, она была просватана за другого! Но отчего это бесило его еще больше, чем ее связь с Карлом Хоскинсом, которым была увлечена с давних пор? И почему он не мог забыть о ней, как забыл о десятках других женщин?

Он любил ее. Пусть Господь покарает эту маленькую лицемерку, эту предательницу, пусть в душе ее будет ад, но что же делать ему, если он так любит ее? Зачем убеждать себя, что в нем говорит не любовь, а уязвленное самолюбие? Стив Морган ходил из угла в угол, как раненый зверь, хотя ему давно пора было спать. Он не мог отделаться от призраков прошлого, оттого, что было связано с ней.

Джинни. Мягкие любящие губы. Лгунья! «Я люблю тебя, Стив, только тебя!»

Почему она это говорила? И зачем только он так сглупил, оставив ее одну? Да, самая большая ошибка — то, что он помчался тогда в Веракрус, желая вернуть ее. Но раз уж он на это пошел, следовало сделать все, чтобы уберечь ее от искушений. Он должен был отослать ее куда-нибудь на заброшенную гасиенду или привезти сюда, в дом деда. Кстати, именно это он и собирался сделать, вернувшись поздним вечером в Гваделупу и надеясь застать свою драгоценную женушку в постели, где ей и полагалось быть.

Вместо нее он нашел записку от другого мужчины, лежавшую на ее подушке, а Джинни проводила ночь совсем в другом месте — в Куэрнаваке. А ведь он скакал верхом почти восемнадцать часов без передышки, причем нарушив приказ, так разве удивительно, что у него сдали нервы? Он и без того отличался вспыльчивостью, а тут просто взорвался. Попадись ему тогда под руку Джинни, он задушил бы ее.

С тех пор прошло три месяца. Война закончилась, а вместе с ней — и его пребывание в рядах армии. Последние недели войны он провел на границе, где вступал в перестрелки с дезертирами, пытавшимися пробраться в Соединенные Штаты, и всякими бандитами. При этом охотились и на него самого в надежде заполучить награду, обещанную за его голову сенатором — отцом Джинни. Это особенно бесило Стива, и желание навсегда забыть о неверной жене окончательно созрело в нем. Неужели он даст подстрелить себя только потому, что сенатор жаждет его крови? Он даже заподозрил, что и Джинни замешана в этой охоте. Может, она решила избавиться от него, обозленная его внезапным уходом? Или боится свидетеля своих экстравагантных поступков, выйдя замуж за очень знатного русского?

Черт бы побрал этого Бишопа, который сообщил ему последнюю новость! Стив подошел к столу, стоявшему у самого окна и заваленному бумагами. Нетерпеливо разбросав их, он нашел то, что искал, — желтый манильский конверт, который ему вручили только сегодня утром. Стива извещали, что мистер Джим, скотопромышленник из Соединенных Штатов, навестит его в ближайшее время, чтобы побеседовать с ним о делах. Разумеется дело, которое хотел обсудить с ним Бишоп, не имело ни малейшего отношения к скоту. Стив брезгливо смотрел на конверт. Надо было уничтожить его сразу — у Бишопа, надо сказать, весьма своеобразное чувство юмора! Что ж, теперь и с Бишопом, и со службой покончено. Он пообещал это деду и в самом деле отправил письмо с прошением об отставке. Теперь Стив считал себя свободным от всяческих обязательств. Хорошо бы отправиться в путешествие ради собственного удовольствия.

«Нужно порвать письмо Бишопа сию же минуту», — сердито подумал Стив. Он плюхнулся в кресло и положил на стол длинные ноги. Потом задумчиво уставился на желтый конверт и извлек из него газетную вырезку.

Яркий свет лампы осветил довольно блеклую фотографию и надпись под ней: «Князь и княгиня Саркановы в опере. Родители невесты мистер и миссис Уильям Брендон сопровождают новобрачных».

На фотографии все они вышли не слишком удачно и казались скованными, но даже на этом снимке бросалась в глаза грациозность Джинни и неповторимое выражение ее лица. Один только локон, выбившийся из собранных в высокую прическу волос, ниспадал на обнаженное плечо. Ее голову украшала алмазная диадема, а шею — ожерелье из крупных драгоценных камней. «Похоже на изумруды», — решил Стив, не отрывая от фотографии глаз. Да как она смеет так великолепно выглядеть! Подумать только — ничуть не изменилась! На снимке, однако, она не улыбалась, но ее рука покоилась на руке мужа. «Вот шлюха!» — с яростью подумал Стив.

Скомкав пресловутую вырезку с такой злостью, словно то была не бумажка, а горло Джинни, он швырнул ее в камин. Газетная бумага мгновенно вспыхнула и через долю секунды превратилась в пепел. Вот так сгорела и их любовь. И как только женщинам удается вести двойную игру! Ведь ей ничего не стоило отделаться от него под любым предлогом, да хоть просто исчезнуть. Но она следовала за ним во время утомительнейшей военной кампании, старалась привязать к себе, изображала бурную страсть и проливала лицемерные слезы. Потом, как опытная кокотка, взяла и убежала. Какой же он дурак, что поверил всему этому да еще и сам признался ей в любви!

«Господи!» — громко воскликнул Стив. Надо сделать все, чтобы она не думала, будто он любит ее, ну и, конечно, ни на минуту не выпускать ее из поля зрения. Если бы он продолжал относиться к ней с грубоватой снисходительностью, и не более, возможно, ему удалось бы удержать ее.

Стив так погрузился в свои невеселые думы, что не заметил, как в комнату вошел дед.

— Вот что, Эстебан, твои уединенные занятия нравятся мне не больше, чем твои выходки. Во всем надо знать меру. А что, здешние женщины тебе уже не по нраву?

Дон Франсиско опирался на трость и подволакивал одну ногу. С тех пор, как он перенес удар, возраст стал сказываться все больше и больше, хотя сдаваться старик не собирался. Когда Стив в первый раз увидел деда после болезни, перемена в нем несказанно поразила его. Но Стив ничем не выказал этого, спокойно глядя в глаза старика, по-прежнему молодые.

Вот и теперь, увидев перед собой морщинистое лицо деда, его седые усы и перекошенный рот, Стив с деланной беззаботностью пожал плечами:

— Здесь красивые женщины, дедушка, но, признаюсь, это, — он указал на стол, заваленный бумагами, — интересует меня куда больше. Скажи, дед, ведь тебе тоже нравится манипулировать людьми при помощи денег — вот я и пытаюсь разобраться, как ты превращаешь все эти акции, всевозможные паи в различных предприятиях, иными словами, бумажки, в золото.

— Ага, — сердито кивнул старик. — Так, значит, ты счел это вызовом, да? Конечно, все эти штучки кажутся весьма занимательными и значительными, но в основном тогда, когда ты прокручиваешь дела у себя в голове, как бы строишь теории.

Он прохромал дальше и уселся на стул, придвинутый ему Стивом.

— Раз уж у тебя, как и у меня, бессонница, может, поговорим?

Когда Эстебан неожиданно для всех вернулся, дон Франсиско, скрывая радость, взглянул на него, как и прежде, сурово, но ни о чем не спросил, надеясь, что в один прекрасный день внук сам расскажет ему обо всем. Информацию, полученную из разных источников, в частности, от своего племянника Ренальдо Ортеги, дед хранил про себя. Однако он сразу заметил перемены, происшедшие с его неугомонным и непоседливым внуком, и кое о чем догадался. Именно поэтому в своих беседах со Стивом дон Франсиско не касался тем, связанных с женой внука, точнее, бывшей женой.

Внимательно посмотрев на деда, Стив подошел к шкафу и вернулся с двумя стаканами, наполненными вином.

— Так что же вы хотели обсудить со мной, сэр?

Палка черного дерева стукнула об пол, хотя уже не с той силой, с какой в былые времена дон Франсиско колотил стеком о разные предметы. Стив прекрасно помнил этот стек, как и то, что дед, приходя в ярость, неизменно пускал его в ход.

— Черт возьми, внучек, тебе незачем разыгрывать передо мной благовоспитанного господина! По правде говоря, мне не слишком понятно твое увлечение бумагами — всему свое время! Почему ты уже не скачешь по округе с Диего Сандовалом и почти не навещаешь свою цыганку, как прежде? — не без сарказма спросил дон Франсиско. — Неужто ты превратился в анахорета лишь потому, что я возложил на твои плечи кое-какие дела, уже непосильные для старика? Так что же ты скажешь по этому поводу?

О том же — слово в слово — спросила его Консепсьон, когда Стив навестил ее после возвращения.

— Будь ты проклят, Эстебан! Значит, решил наконец посмотреть на меня? Интересно, а что ты поделывал все это время? Кто она такая? — Ступив босой ногой в дорожную пыль, Консепсьон подняла руку, чтобы вцепиться ему в лицо. Он отступил в сторону, дернул ее за запястье и сбил с ног. Она упала, а Стив стоял над ней и ухмылялся.

— Животное! Ты… — Она обрушила на него поток брани и ругала до тех пор, пока он не поставил ее на ноги, схватив за волосы.

— А я-то думал, что Ренальдо воспитает из тебя настоящую сеньору! А ты как была шлюхой, так и осталась. Разве так приветствуют мужчину, проделавшего столь длинный путь, чтобы посмотреть на тебя?

— Ты появляешься только тогда, когда это нужно тебе. Мне не следовало приезжать сюда — уж лучше бы я подалась в Техас вместе с отцом и нашла бы там настоящего мужчину. Смотри-ка, а она тебя укротила — эта белолицая, эта «пута», которая во всеуслышание заявляла, что ты был вынужден на ней жениться.

— Заткнись, Сепсьон! — злобно крикнул он, и женщина, зная, каков Стив в гневе, тут же умолкла.

— Ладно, — сказала она примирительно. — Так что ты поделывал все это время? Где побывал? — Она поняла, что не стоит упоминать о женщине-гринго, которая называла себя его женой. Как оказалось, они вовсе не были женаты, и Эстебан теперь снова свободен. Но он изменился, и она поняла, что это связано с Джинни.

— Занят был, — отрезал Стив. — Послушай, зачем ты бесишь меня с той минуты, как я появился на пороге?

Не ответив, она неожиданно прильнула к нему и вскоре почувствовала, как его тело начало расслабляться. В следующее мгновение она ощутила его руку у себя на талии.

— Тебе пора бы научиться не задавать столько вопросов сразу, — хрипло сказал он, покрывая ее поцелуями. Ох, уж эта диковатая, но добрая и теплая Консепсьон. С ней всегда знаешь, что и почему, никаких неожиданностей. На время Стив позабыл о Джинни и о том неприятном ощущении, которое вызвала у него фотография в газете. Простое, но сильное чувство овладело им. Да, дед прав — ему следует почаще приезжать сюда, в этот домик, который он когда-то подарил Консепсьон. Вообще-то он собирался провести с нею ночь, хотя еще не сообщил ей об этом. Ему вдруг пришла в голову мысль, заставившая его улыбнуться: а вдруг у Консепсьон другие планы? Ревнивая, она была слишком похожа на него самого: если ее любовник долго не появлялся, Консепсьон ничего не стоило завести нового.

Позже, когда они лежали вместе и горячее солнце обжигало их влажные от пота тела, Стив небрежно бросил:

— Ты ждешь сегодня дружка под вечер? Может, мне уйти пораньше?

Она удовлетворенно засмеялась и потерлась о его загорелое мускулистое тело:

— Неужели сеньор ревнует?

Синие глаза Стива лениво скользнули по ее лицу.

— А ты как думаешь?

— Думаю, что тебе наплевать, есть у меня кто-нибудь или нет. Но скажу одно — женщина имеет право позаботиться о себе, если о ней не заботится никто другой, так?

— Да, — мрачно подтвердил Стив и добавил: — Кто он?

— Ах, — она пожала плечами и прижалась к нему, — какая разница? Возможно, его зовут Диего Сандовал. А может, это твой двоюродный брат. Хоть он и сидит, уткнувшись в книгу, но как-никак мужчина. Но какого черта ты притворяешься, что тебя это задевает? Мы с тобой знаем друг друга слишком давно, и, хотя мне всегда очень нравилось спать с тобой, я не могу жить одними лишь воспоминаниями. Я ненавижу одиночество, хоть я и не шлюха, Эстебан. И все же я не стану сидеть здесь и гадать, когда ты изволишь появиться — если вообще изволишь. Но раз уж ты сейчас со мной, я приложу все усилия, чтобы удержать тебя. — Потом нежно добавила: — Не беспокойся, сегодня ночью ко мне никто не придет. Я хочу, чтобы ты остался со мной.

Когда первые лучи солнца позолотили небо, они стали беседовать, как старые друзья, знавшие друг друга с незапамятных времен.

— Я ее ненавижу, — тихо сказала Консепсьон, — но, видать, ты и в самом деле любишь ее. Или любил. И эта любовь тебя изменила. Отчего ты не хочешь мне признаться? Уж мне-то ты можешь говорить все. Вот что еще, — задумчиво добавила она, потершись щекой о его плечо, — я готова поклясться, что и она тебя тоже любила. — Поскольку Стив молчал, она храбро закончила: — Только скажи на милость, почему ты ее ревнуешь, а меня — нет?

Стив ответил ей с неожиданной для себя самого откровенностью:

— Черт, откуда мне знать? Я-то считал ее женой, но нет на свете ничего смешнее покинутого мужа! Конечно, я разозлился, узнав, что она уехала с тем русским, который, как я слышал, был ее постоянным партнером во время танцев. Да еще этот капитан Хоскинс, написавший ей такое сентиментальное письмо с признаниями в любви и скрытой ревностью. А уж с каким пылом он вспоминал о своих отношениях с моей так называемой женой! Что мне было делать — торчать там и ждать, когда она изволит объявиться? А ведь меня с минуты на минуту могли схватить и предать военно-полевому суду!

— Может, так тебе и следовало поступить. Дождаться ее и послушать, что она скажет в свое оправдание. Если уж ей, как и мне, приходилось подолгу оставаться одной, почему она не имела права скрасить долгие часы ожидания? Посмотри на меня — неужели ты думаешь, что я терпела бы такое отношение к себе? И какая разница, муж ты мне или нет. А ты-то сам! Да если б ты захотел женщину, разве бы ты стал колебаться?

— А я думал, что ты ее ненавидишь, — едко промолвил Стив.

— Так и есть! Уж если я ее встречу, ей придется расквитаться со мной. Эта шлюшка-гринго мне задолжала, так что не обольщайся на этот счет! И все же скажи, чем она отличается от других женщин?

— Да ничем, — сурово ответил он.

Гораздо труднее было беседовать с Бишопом — тем самым «мистером Джимом» из Техаса, который «приехал закупать скот».

Как обычно, Бишоп сидел на коне, как мешок, а голову украшала даже не шляпа, а шляпка с крохотными полями — слабая защита от палящего солнца. Однако неопровержимые аргументы Бишопа могли остудить любую горячую голову.

— Ты, Морган, думал задницей, а не головой. Очень жаль. Раньше ты казался надежным парнем. Я-то считал, что твое главное достоинство — полное отсутствие совести, но после женитьбы ты, видать, сильно изменился.

— Джим, не уговаривай меня — это бесполезно, Я решил с этим покончить. Я ведь даже послал тебе письмо, прося отвязаться от меня. Мне до смерти надоели все связанные с тобой интриги. И я больше не хочу, чтобы в меня стреляли. Зачем мне тратить лучшие годы, гоняясь за кем-нибудь или, напротив, убегая и прячась. Да пойми ты — я вышел из игры! Постарайся забыть о том, что ты для меня припас, да кстати и о том, что сюда ездил.

Бишоп только вздохнул:

— Так я и думал. Впрочем, ты не очень-то меня слушал и, похоже, не обдумал как следует мое предложение. — Вдруг он задал вопрос, изумивший Стива: — Это не ты случайно прикончил Карла Хоскинса?

— Дьявольщина! Послушай…

— Его нашли в пустом винном погребе в заброшенном соборе. Говорили, что он умер от удара бутылкой по голове. На самом же деле причина его смерти — вроде бы колотая рана, нанесенная кинжалом или ножом. Очень точный удар в сонную артерию — так-то!

Бишоп пожал плечами, поскольку Стив молчал.

— Понятно, его искали. Боюсь, что подозрения падут на тебя. Особенно после таинственного исчезновения миссис Брендон, случившегося днем раньше. Но она потом объявилась снова — в состоянии шока, как мне сообщили. Зато Хоскинс пропал. Так что, — тут Бишоп понизил голос, — капитан Хоскинс, с которым ты, помнится, подрался, приказал долго жить. Один парнишка, который вроде бы знает обо всей этой истории больше других, рассказал полковнику Лопесу, что встретил человека, с виду североамериканца, в гваделупской церкви и тот послал его с весточкой к мисс Брендон. В этой «весточке» упоминалось твое имя: «Чтобы узнать об Эстебане, приходите к воротам церкви» — так, кажется, начиналось послание. Она кинулась к месту встречи в сопровождении этого самого мальчика. Тот спрятался в зарослях, чтобы проследить, все ли в порядке у сеньоры. Потом увидел мужчину, лицо которого скрывала шляпа. Высокого, заметь. Еще он заметил борьбу — парнишке было не разглядеть, дождь к тому времени припустил изо всей силы. Но он слышал крики о помощи. И вот этот парень, совсем еще мальчишка, испугался и побежал в лагерь, чтобы позвать на помощь. Но к кому было, спрашивается, идти? Над ним бы просто посмеялись и дали пинка под зад, чтобы не лез куда не надо…

— Очень занимательная история, — процедил Стив сквозь зубы.

— Пожалуй, что так, — спокойно сказал Бишоп. — Ты же знаешь, я питаю слабость к фактам. И вот загадочным образом пропавшая мисс Брендон неожиданно появляется перед своими обеспокоенными друзьями в сопровождении местного падре. К сожалению, его служанка предпочитает держать язык за зубами.

Она рассказала только о том, что молодая дама, почти обнаженная, едва дотащилась до дверей домика после того, как на нее совершили нападение североамериканские наемники. Ну как, улавливаешь, что произошло?

— Похоже, я отвык думать в этой глуши, — хрипло проговорил Стив. — Почему бы тебе не рассказать в нескольких словах остальное?

— Что ж, — проговорил Бишоп, — думается, остальное ты знаешь. Оказалось, что у князя Сарканова на удивление много знакомств в самых высоких сферах. Ведь все события стали разворачиваться после его приезда, или ты этого не заметил? Тебе дали весьма ответственное задание, но подальше от лагеря… Джинни назначили переводчицей к князю Сарканову благодаря усилиям сеньора Лердо де Техады. Когда же случилось все самое страшное, на помощь ей пришел именно князь. Как я знаю, он друг сенатора Брендона и, более того, деловой партнер. Сенатор также был не прочь оказать услугу князю, а потому сообщил ему, что аннулировал твой брак с Джинни. Князь поведал об этом нескольким людям, в частности, полковнику Грину, — ведь он поделился с тобой этой новостью, не так ли? Затем князь Сарканов с графом Черниковым уехали из Мехико, весьма удовлетворенные. Полагаю, что они увезли с собой и ту особу, за которой приезжали. Как только они прибыли в Сан-Франциско, мисс Брендон вышла замуж за князя и стала княгиней Саркановой.

Воцарилось тягостное молчание. Бишоп, исподтишка поглядывая из-под куцых полей своей шляпы на Стива, заметил, что его лицо словно окаменело.

— Значит, теперь Джинни — княгиня. Уверен, что сенатор без ума от своего зятя. Джинни тоже не выглядит несчастной. Какого черта я влез во все это?

Джим Бишоп успокоился.

— Человеку свойственно задавать себе такие вопросы, — спокойно сказал он. — На свете много загадок. Для меня, например, не совсем понятны связи князя Сарканова с Русско-Американской компанией. Эта весьма почтенная фирма, которая долгое время приносила сказочные прибыли, вдруг стала терпеть убытки. Поговаривают, что князь играет по крупной, но не всегда удачно. Он покинул Россию, чтобы поправить свои дела, и в Туркестане встретился с графом Черниковым. Оттуда князь направился на Аляску, а потом неожиданно для всех объявился в Соединенных Штатах как член дипломатической миссии, наделенный полномочиями вести переговоры с правительством Соединенных Штатов о продаже Аляски. Но почему, скажи на милость, в Сенате такая сильная оппозиция против этой сделки? В апреле оппозиция отказалась ратифицировать соглашение. Они до сих пор тормозят ратификацию, причем наш общий друг Брендон — один из лидеров оппозиции. Сарканов же, который рассчитывал разбогатеть на Аляске, и в самом деле стал человеком состоятельным. Он женится на дочери сенатора и теперь покупает ей дорогие украшения. Он близкий друг графа Черникова. Тот же — доверенное лицо русского императора. Ну что, ты и сейчас думаешь, что все случившееся — только случайное стечение обстоятельств?

— Ты всегда лихо разгадывал головоломки, Джим. И, как я помню, не только при игре в покер, — сухо заметил Стив. — Но сейчас, черт побери, меня на это не купишь. И не пытайся меня убедить, что Джинни принудили выйти замуж за Сарканова. Ты забываешь, что я знаю ее слишком хорошо. Принудить Джинни крайне непросто. К тому же я внимательно разглядывал ту вырезку из газеты, которую ты мне прислал… Извини, Джим, но если Сарканов и сенатор Брендон и впрямь замешаны в какой-нибудь афере, то, вероятно, Джинни заодно с ними. Помню, одно время ее весьма соблазняла мысль провозить золото в Мексику контрабандным путем. Бог мой, да она всегда считала, что ее отец — умный и предприимчивый человек. Нет, на меня не рассчитывай. У меня нет ни малейшей охоты иметь дело с моей бывшей женой, к тому же я не хочу подставлять лоб под пули желающих получить награду, назначенную за мою голову сенатором Брендоном.

— Да, — равнодушно промолвил Бишоп, — это я тоже слышал. Не могу упрекать тебя за то, что ты отказываешься от опасного дела, не сулящего к тому же прибыли. Твой приятель Диего Сандовал сказал мне, что ты вернулся сюда, на гасиенду, отчасти потому, что твой дед перенес удар, после которого стал почти инвалидом. Что ж, теперь, видно, ты осядешь здесь надолго…

Стив бросил на него настороженный взгляд.

— Мой дед, — начал он, — вовсе не такой уж инвалид, как тебе кажется. Что же до меня, то я собираюсь отправиться в Европу через несколько месяцев.

— Да ну? — Бишоп оживился. — Прекрасно, если ты посетишь Париж и Лондон во время своего путешествия, то, может, не откажешься выполнить небольшое поручение? Вернее сказать, это исходит не от меня, а от департамента. О бывшей жене и князе можешь не волноваться. Я поручу их заботам другого человека. Как считаешь, Паркер подойдет?

— Твой проклятый Паркер чуть что хватается за оружие! Ты сам мне об этом говорил. Если ты приставишь его к Джинни, то…

Пытаясь подавить гнев, Стив перехватил спокойный, оценивающий взгляд серых глаз Бишопа и с чувством выругался:

— Разрази тебя гром, Бишоп, со всей твоей логикой и знанием человеческой природы!

Бишоп улыбнулся.

Часть вторая

МИЛЛИОНЕР

<p>Глава 11</p>

Жители Сан-Франциско, скороспелого, но недоразвитого детища золотой лихорадки, большую часть времени посвящали охоте за презренным металлом. Состояния создавались и лопались с удивительной быстротой, оттого и человека здесь оценивали не по его личным достоинствам, а по количеству желтых кружочков, которыми он обладал.

Показуха была во всем, как отметила Джинни. Состоятельные люди кичились своим богатством. В Европе же такую показуху презирали и считали вульгарной.

— Здесь, любовь моя, дамы из общества одеваются, как дорогие проститутки, а вот шлюхи со вкусом, напротив, походят порой на настоящих леди, — так однажды вечером заявил ей князь, ожидая, когда жена оденется для выхода. Отослав служанку, он взял роскошное ожерелье из изумрудов, подаренное им Джинни, и нагнулся, чтобы застегнуть его. Их глаза встретились в зеркале: ее — широко открытые и удивленные, его — блестящие от возбуждения и предвкушения чего-то необычайного.

— Если сегодня вечером удача будет сопутствовать мне, то скоро ты сможешь надеть недурные бриллианты. — Он отступил назад и посмотрел на ее бледное лицо. — Тебе к лицу драгоценности, Вирджиния. Когда мы вернемся в Россию, все будут от тебя без ума.

— Из-за драгоценностей или из-за интереса к внебрачной дочери императора?

Глаза Сарканова сузились, а губы сложились в улыбку:

— Что мне в вас более всего нравится, сударыня, так это откровенность. Ты готова? Ну так пойдем…

Этим вечером, прежде чем отправиться в один из элегантных игорных домов, завсегдатаем которого был князь, ему и Джинни предстояло пообедать у сенатора. Спускаясь по резной дубовой лестнице, Джинни размышляла о том, какой приятной парой, вероятно, считают их с мужем собравшиеся внизу. Слова «прекрасная пара» она слышала так часто, что ее от них уже тошнило. Где бы они ни появились, все глаза устремлялись на них. Женщины называли ее счастливицей, завидуя, что ей удалось подцепить такого мужа, мужчины хлопали князя по плечу и говорили, как ему повезло, ибо красота его жены выше всяких похвал. В газетах их по-прежнему звали «молодыми», хотя прошло уже более трех месяцев с тех пор, как они обосновались в Сан-Франциско.

— Джинни, дорогая моя… Иван… — Ее отец, а ей все-таки было проще думать о сенаторе Брендоне как об отце, уже устремился навстречу им. Хотя он улыбался, от Джинни не укрылась его озабоченность. Она заметила, как они с Иваном обменялись быстрыми взглядами. Опять дела, подумала она, равнодушно улыбаясь гостям. Как только обед подошел к концу, князь с сенатором поспешно удалились в библиотеку, сказав, что им не терпится выкурить по сигаре.

Сенатор Брендон проявлял радушие и гостеприимство: он представил дочь и зятя избранному кругу богатых промышленников и их женам.

— Миссис Уильям Ралстон. С мистером Ралстоном вы, конечно, уже встречались.

Джинни улыбнулась и протянула руку:

— Да, миссис Ралстон, в банке. Очень рада познакомиться с вами.

— Мистер и миссис Крокер — моя дочь Вирджиния и ее муж, князь Иван Сарканов. Вирджиния, позволь представить тебе консула Великобритании сэра Эрика Фотерингея.

— Весьма, весьма рад, дорогая княгиня. Князь Сарканов, позвольте поздравить вас.

Узнав, о чем думает Джинни, все эти важные дамы и господа были бы поражены.

«Господи! Еще один бесконечно длинный и скучный вечер! Интересно, долго ли мне удастся притворяться? Если дамы предложат сыграть партию в пикет, я тут же сошлюсь на головную боль и откажусь. Ну почему, почему он так сорит деньгами? Ведь Соня утверждает, что дела у него идут далеко не блестяще».

Конечно же, все гости сенатора были очень богаты и наделены властью. Сэр Эрик, к примеру, единственный здесь холостяк, владел несметным состоянием, которое он сколотил в Индии. Сейчас гости, как поняла Джинни из обрывков разговоров, обсуждали проблемы развития железнодорожного транспорта.

Когда все наконец уселись за стол под звуки оркестра, скрытого за занавесом, Джинни оказалась рядом с сэром Эриком, высоким и весьма важным на вид. Ему было далеко за сорок, он носил длинные усы и объяснялся короткими, будто рублеными фразами.

Только через некоторое время она поняла, что этот джентльмен приволакивается за ней, правда, весьма своеобразно.

— Всегда любил посидеть рядом с хорошенькой женщиной. Гм. У вас прехорошенькое ожерелье — чудесные камни. — Пока он говорил, его слегка выпученные глаза скользили по бюсту Джинни.

— Благодарю вас, — ответила она, и настойчивый Эрик тут же подвинулся поближе.

— Вы наполовину француженка, да? Так мне сказали. Всегда любил француженок. Умеют одеваться. И не такие недотроги, как наши дамы или немки, к примеру. Хм. Никогда не любил немок.

— А как вы относитесь к американкам, сэр?

Джинни изображала саму невинность, а между тем призывно посматривала на него сквозь длинные полуопущенные ресницы. Как она и думала, сэр Эрик покраснел.

— Как вам сказать? Гм. Несомненно, они очаровательны. Но вы же не считаете себя американкой, не так ли, моя дорогая? — Рачьи глаза сэра Эрика переместились с бюста Джинни на ее обнаженные плечи. — Как я понимаю, сегодня вечером мне выпала честь сопровождать вас в театр. Жаль, что князя не будет с нами. Надеюсь, вы не возражаете против дружеской опеки пожилого джентльмена?

Робко склонив головку и ослепительно улыбнувшись сэру Эрику, Джинни подумала: «Наверное, из меня получилась бы великолепная куртизанка!»

А вслух сказала:

— И как только вы можете, сэр Эрик, называть себя пожилым? Вы же в полном расцвете сил!

На мгновение она увидела глаза Сони. В них застыла немая мольба — или это ей только почудилось? Сегодняшний прием был очень важен для нее и сенатора. Соня намекнула на это Джинни, да и Иван просил ее быть полюбезнее с важными гостями. Интересно, далеко ли должна простираться ее любезность?

К счастью, мужчины снова заговорили о железных дорогах, и Джинни заставила себя слушать, хотя бы для того, чтобы не встречаться глазами с сэром Эриком.

Центральная тихоокеанская… Объединенная тихоокеанская «Юнион Пасифик»… Чарльз Крокер расхваливал на все лады дешевый кропотливый труд китайцев. Говорили и о федеральной финансовой поддержке этих проектов, и о необходимости заручиться помощью Вашингтона.

От железных дорог разговор перекинулся на другие темы, и мистер Ралстон превозносил сообразительность своего банковского управляющего в Вирджиния-сити, некоего Шерона. Женщины за столом уже привыкли к подобным деловым беседам. Они не скрывали скуки и шепотом переговаривались.

«Деньги, — с горечью думала между тем Джинни, — это единственное, о чем рассуждают эти господа и о чем денно и нощно думают».

Обед шел своим чередом, подавали все новые блюда, а также прекрасные вина. Именно тут Джинни впервые услышала имя, которое ей не раз предстояло слышать в будущем.

— …Мердок, — донесся до нее голос сенатора. — Кто знает что-нибудь об этом человеке?

— Только его имя, — отозвался Уильям Ралстон. — Но у него солидный банковский счет. Похоже, это весьма ловкий господин с очень разнообразными интересами.

Джинни, поглощенная тем, как бы незаметно избежать прикосновений к своим ногам руки сэра Эрика, не слишком вслушивалась в беседу.

— У вас врожденное умение держать мужчину на расстоянии, — шепнул ей князь Иван. Он уже собирался в игорный дом полковника Гэмбла, находившийся в четырнадцати милях от Сан-Франциско. — Но будьте любезны с ним, Вирджиния. Это очень важно — и для меня, и для вашего отца. У сэра Эрика много свободных денег, которые он жаждет вложить в какое-нибудь, прибыльное предприятие.

— Я сделала что могла и очаровала этого джентльмена. А теперь вы требуете от меня еще и любезности! Каковы же ее пределы?

В глазах князя появилось жесткое выражение, но губы по-прежнему улыбались. Он провел пальцем по ее щеке:

— До чего же ты хороша! Именно такая жена мне и нужна. Не сомневаюсь, что ты с честью выйдешь из любого положения, не так ли, дорогая? — Нагнувшись, он поцеловал ее в губы. — Не жди меня. Я постараюсь не беспокоить тебя. Желаю тебе приятно провести вечер.

Джинни отправилась в театр вместе со всеми в состоянии глубокой задумчивости. «Желаю тебе приятно провести вечер» — кажется, так сказал князь? В этих словах Джинни уловила тайный смысл. Он обычно произносил их, когда она выезжала в свет без него, в сопровождении другого мужчины.

Конечно, она не оставалась со своим спутником наедине — княгине Саркановой следовало быть вне подозрений. Но вот в последний раз… да, в последний раз, когда он с улыбкой желал ей приятно провести время, ее спутником был Фрэнк Джулиус.

Этот привлекательный, изящный южанин встретился с ней на одном из приемов, и князь Иван представил их друг другу, не зная того, что они познакомились еще в Мексике, в Веракрусе, где мистер Джулиус сколотил состояние, теперь уже довольно солидное.

С этой встречи Джулиус следовал за ней по пятам, и, где бы Джинни ни появлялась, он всякий раз оказывался поблизости. Сначала она была благодарна ему за то, что он сделал вид, что они не знакомы. Но потом…

— Вы великолепны, как всегда, — шептал он, когда они танцевали. — Но, простите за любопытство, что приключилось с вашим прежним мужем? Когда вы внезапно покинули Веракрус, мы все долго скучали и вспоминали вас.

Настроение Джинни сразу упало, и в зеленых глазах сверкнули слезы.

— Теперь я замужем за князем Саркановым. Я… — Она поколебалась, но затем резко сказала: — Я потеряла мужа.

Джулиус продолжал преследовать ее еще настойчивее, чем прежде. Он каким-то образом знал о ее планах и однажды вечером, когда Джинни была в знаменитой картинной галерее Вудварда, появился там же.

— Давайте прогуляемся по саду. Ведь в этом нет ничего дурного? Я хорошо помню время, когда вы были не столь неприступны.

— Это делает честь вашей памяти, мистер Джулиус!

— Зовите меня Фрэнк, ведь мы так давно знакомы! Его смуглое улыбающееся лицо казалось ей тенью прошлого, а выражение глаз Джулиуса не предвещало ничего хорошего. Очень многие мужчины смотрели на нее именно так — с вожделением. — Надеюсь, вы не боитесь меня, княгиня? У нас с вашим нынешним мужем общие дела, и он не стал бы возражать против столь невинной прогулки.

Да и ничто другое не вызовет у него возражений, сказали его глаза. Хотя Джинни и не пошла с ним, он не оставил своих притязаний, и ей пришлось поговорить начистоту с князем Иваном.

— Это ты натравил на меня Фрэнка Джулиуса? И заставлял меня держаться с ним любезно? Уж не хочешь ли ты, чтобы я стала его любовницей?

Неделю спустя «Полицейская газета» опубликовала статью о том, как хулиганы с побережья напали на мистера Джулиуса, известного тем, что содержал несколько притонов и привлекал в них красивых девушек со всего света для вполне определенных целей. Господин Джулиус остался жив, но его красивое лицо изуродовали.

Потом Джинни вспомнила, что нечто подобное произошло с еще одним ее кавалером — молодым человеком из хорошей бостонской семьи, угрожавшим покончить с собой, если она не проявит к нему благосклонность. Он также стал жертвой бандитов, когда однажды вечером отправился на полуостров навестить своих друзей.

И вот теперь сэр Эрик Фотерингей проявлял с каждой минутой все большую настойчивость. Все так называемые друзья Ивана вели себя так, будто обладали правом требовать от нее внимания к своей особе. Между тем князь Иван большую часть времени проводил за игорным столом и не слишком часто делил с Джинни супружеское ложе. Это, впрочем, ничуть не волновало Джинни. Она прямо сказала об этом Соне, когда та, озабоченно наморщив лоб, спросила ее, не следует ли сенатору поговорить с князем по поводу его участившихся отлучек.

— Боже! Надеюсь, ты не сделаешь этого! Как и многие европейцы, Иван привык жить свободно, и я ничуть не возражаю, чтобы он время от времени проводил ночь вне дома с друзьями.

«Но мне не нравятся его друзья, во всяком случае, некоторые из них», — подумала Джинни, когда сэр Эрик протянул ей руку, помогая выйти из экипажа, остановившегося неподалеку от театра. Они приехали посмотреть новинку — нашумевшую пьесу «Камилла».

Поскольку англичанин слишком близко придвинулся к ней в ложе, Джинни так и не смогла сосредоточиться на пьесе. Едва в зале потухли огни, сэр Эрик перекинул руку через спинку ее стула и его короткие толстые пальцы коснулись обнаженного плеча Джинни. Время от времени он позволял себе фамильярно потрепать спутницу по колену и каждый раз напоминал ей, что француженки — самые светские дамы и его восхищение ими не знает границ.

Во время антракта он попросил принести им шампанское, а перед концом спектакля предложил Джинни отужинать с ним в роскошном номере гостиницы, который он занимал.

— Как это мило! Я попрошу мужа, когда он освободится, пойти к вам со мной, — любезно ответила Джинни. Лицо сэра Эрика вытянулось и выразило неподдельное удивление. Интересно, чего он ожидал?

— Ты, несомненно, нравишься сэру Эрику, — заметила Соня, когда они вернулись домой на Ринкон-хилл. — Он так расспрашивал о тебе, что это даже выходило за рамки приличий! Джинни… — Увидев прямой и суровый взгляд Джинни, Соня умолкла, усомнившись, следует ли ей продолжать. — Джинни, ну почему с тобой стало так трудно разговаривать? Кажется, что мы чужие, а ведь прежде я считала, что мы друзья. Скажи, Джинни, ты счастлива? Твой отец и я…

— Очень хотели, чтобы я сделала блестящую партию. Так вот, теперь я весьма удачно вышла замуж. Надеюсь, вы удовлетворены?

Джинни устала. От напряжения, шампанского и разговора, который Соня затеяла так поздно, у нее заболела голова. Весь этот проклятый вечер она задавала себе один-единственный вопрос: что, собственно, она здесь делает? Играет роль счастливицы, увенчавшей достойным браком целомудренную юность?

— Джинни! — Лицо Сони выражало душевную боль и сомнения. — С некоторых пор я совсем перестала понимать тебя. Надеюсь, ты веришь, что мы желали и желаем тебе счастья? Я еще подумала, как это романтично, узнав, что князь Иван влюбился в тебя, взглянув на твой портрет. Когда же ты приехала в Сан-Франциско, уже став его женой, мы все решили…

— Так почему же теперь вас гложут сомнения?

— Я… — от волнения Соня сцепила пальцы. — Я не могу сказать ничего такого, но князь Иван… слишком часто оставляет тебя одну, а ты совсем не та девочка, какую я помню! Иногда я чувствую, что ты словно воздвигаешь барьер между нами, но готова поклясться, что…

Джинни с усилием изобразила улыбку:

— Сейчас уже очень поздно и мы с тобой устали, так давай же не доводить дело до ссоры. Шампанское порой делает меня агрессивной, к тому же я не люблю, когда мне задают слишком много вопросов.

Соня вспыхнула, но промолчала, наблюдая, как Джинни направилась по устланному коврами коридору в свои апартаменты. Она громко захлопнула за собой дверь, а Соня, съежившись и поникнув, пошла к себе в комнату, где ее ждал муж.

— Ну что? — спросил Уильям Брендон, хотя и беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: попытка вернуть доверие Джинни не увенчалась успехом.

— Все именно так, как ты и предполагал. Она не желает откровенничать со мной. В сущности… она просто заткнула мне рот!

Брендон нахмурился:

— Разрази меня гром, если я понимаю, как вести себя с девочкой! — сердито сказал он. — И никакой благодарности за то, что мы вытащили ее из весьма неприятной ситуации в Мексике! Она холодна, как лед. Что же касается Сарканова, — тут он вздохнул, и Соня заметила, как резко обозначились морщины вокруг его рта, — что же до Сарканова, то я не знаю теперь, чего он стоит. Внешне князь — само очарование, но если копнуть глубже… Признаюсь, он очень и очень меня беспокоит.

<p>Глава 12</p>

Не только сенатора Брендона стали смущать некоторые черты князя Сарканова. Граф Черников вернувшийся два дня назад из поездки в Вашингтон и Нью-Йорк, был тоже этим озабочен, поскольку знал князя куда лучше, чем другие.

Граф отсутствовал чуть более двух месяцев, но, едва он водворился в Болдуин-отеле, до него стали доходить слухи о поведении князя. Пока это нельзя было назвать сплетнями, поскольку князь, известный непримиримой ненавистью к врагам, проявлял крайнюю осторожность. Все слухи относились к азартным играм, которыми князь был страстно увлечен. Столь пагубные привычки скрывать весьма трудно, тем более что у князя и прежде случались большие неприятности, связанные с его пристрастием к азартным играм. Но графа волновало не только это. Черников понимал, что скоро слухи распространятся в городе, а он сам не в силах пресечь их.

Граф видел лишь один выход: убедить князя поспешить с отъездом в Россию. Увидев рядом с ним молодую женщину, столь похожую на покойную Женевьеву, государь наверняка смягчится. К тому же Иван много времени провел за пределами империи, стал старше и, вероятно, смог научиться контролировать свои порывы.

Граф собирался нанести визит сенатору Брендону, дабы разобраться что и как. Графа удивило, что Иван, несомненно, осведомленный о его приезде, не засвидетельствовал ему свое почтение. Эта мысль навела его на печальные размышления, хотя, склонившись со старомодной галантностью над ручкой хозяйки дома, он ничем не выказал снедавших его сомнений.

— Надеюсь, мадам простит мне столь неожиданный визит?

От его проницательного взгляда не укрылось, что Соня чем-то взволнована, хотя и старается скрыть это. Она была бледна и выглядела утомленной. Впрочем, Соню, как и сенатора, могло поразить известие совсем иного рода — некогда процветающий район Комсток начал внушать определенное беспокойство. Даже по Нью-Йорку распространились слухи, что стоимость акций, прежде весьма высокая, неожиданно стала падать. Говорили, что тамошние золотые и серебряные рудники, считавшиеся неисчерпаемыми, стали иссякать. Нувориши, вложившие в рудники большие средства, встревожились. Люди более проницательные вкладывали средства в железные дороги, которыми предстояло покрыть весь североамериканский континент, в строительство пароходов и в недвижимость. Во что же вложил деньги сенатор Брендон?

Поглощенный этими мыслями, Черников слушал, как Соня выражает удовольствие по поводу его визита, говоря, что все домочадцы с нетерпением ждали его возвращения.

— Спасибо, но вы, кажется, одеты для выхода, и мне не хотелось бы нарушать ваши планы.

— Я и в самом деле собиралась посетить кое-кого из знакомых, но Джинни дома. Она проснулась сегодня поздно, поскольку все мы вчера ходили в театр. Уверена, она очень обрадуется вам. Прошу вас, садитесь, пожалуйста. Я уже послала известить Джинни о вашем приходе.

Между тем Джинни мрачно смотрела на свое отражение в зеркале, ожидая, когда горничная-мулатка закончит ее причесывать.

Итак, граф Черников вернулся. Успел ли он уже повидаться и перемолвиться словом с князем Иваном? Едва Джинни подумала о князе, ее охватило беспокойство.

Может, стоит попросить у графа еще одну порцию волшебного снадобья, которое успокаивало ее и избавляло от головной боли? Нужно же ей хоть что-нибудь помогающее заснуть или скоротать бесконечные, ничем не заполненные дни. Да, пожалуй, стоит принять это, прежде чем спуститься в гостиную к графу, — лекарство поможет ей выдержать проницательный взгляд его серых глаз и собраться с мыслями, чтобы ответить на его вопросы.

Конечно же, он спросит, где Иван, а она и понятия об этом не имеет. Но главное, ей на это наплевать. Она чувствовала себя куда лучше, когда князя не было дома.

Сегодня утром, когда она проснулась, вспоминая о странных ночных видениях, оказалось, что князь Иван стоит в ногах ее кровати и пристально смотрит на нее. Он был одет как всегда безупречно, и Джинни подумала, что он недавно вошел и еще не ложился.

— Доброе утро, любовь моя! Прикажешь принести тебе завтрак в постель? Ты выглядишь немного усталой — должно быть, вернулась из театра слишком поздно?

— Да. Вечер оказался невыносимо скучным. А как твои дела? Надеюсь, ты удачливее меня и хорошо провел ночь? — Говоря с ним, она всегда думала, спокойно ли звучит ее голос. Князь Иван присел на постель и, взбив подушки, приподнял их, чтобы она могла усесться. Простыни упали, обнажив ее матовые плечи. Во взгляде князя Ивана зажглось вожделение, и Джинни поспешно сказала:

— Да, я бы не отказалась от чашечки кофе. Пожалуйста, позови служанку.

— Хорошо, через минуту. Ты на редкость соблазнительна по утрам. — Его пальцы прошлись по плечам Джинни, и она сделала над собой усилие, чтобы не показать, как неприятны ей его прикосновения. — Ты напоминаешь напуганную газель, — тихо сказал он. — Неужели ты опасаешься, что я возьму тебя насильно? — Его глаза смеялись, но в них горел знакомый Джинни огонек, появлявшийся у всех мужчин при взгляде на нее. Она ждала, что он еще скажет.

— Ну, как тебе понравился сэр Эрик? Он тебя просто боготворит. Он даже поинтересовался, не возражаю ли я, если он попросит тебя заменить хозяйку на небольшой вечеринке для избранного круга гостей, кстати, весьма важных персон. Там будет и загадочный мистер Мердок, о котором говорят все кому не лень. От тебя нужно только одно — чтобы ты блистала красотой и слушала.

Джинни промолчала, и князь нагнулся к ней и коснулся губами ее шеи — того места, где билась жилка. — Твой отец весьма обеспокоен тем, как быстро падают акции Комстока в последнее время. А эти люди — манипуляторы — стоят за всем этим. Кто знает, насколько ценную информацию может почерпнуть на такой вечеринке умная женщина? Уверен, что они, как большинство мужчин, полагают, что красавицы всегда глупы. Может, докажешь, что они все заблуждаются?

— А ты? Ты тоже там будешь?

Джинни с трудом заставила себя задать этот вопрос. Простыни соскользнули ниже, обнажив ее груди, которые князь теперь с жаром ласкал. Джинни невольно напряглась, хотя и старалась скрыть отвращение к его ласкам.

— Ты соскучилась обо мне? Да, тебя воспитали в Европе, ты все понимаешь — я это знаю и ценю. То, из-за чего я слишком часто отсутствую по ночам, не более чем дело, дорогая! Это та страна и тот город, где умный человек с помощью умной и проницательной женщины может сколотить себе состояние. Когда мы вернемся в Россию, мне не хотелось бы слышать, будто я проживаю состояние моей жены, — твердо сказал князь. — Я принадлежу к очень древнему роду, который дорожит своей честью. Нет, я не появлюсь на вечеринке сэра Эрика. Без меня эти господа будут чувствовать себя куда вольготнее. Но тебе я, конечно, полностью доверяю. Надеюсь, ты удовлетворишь столь незначительную просьбу нашего общего друга? Уверяю тебя, что там не будет ничего шокирующего. Сэр Эрик не какой-нибудь озверевший американский капитан…

— Нет! — со злостью воскликнула она, спустив ноги с постели. — Нет, Иван, я не позволю себя использовать. Сэр Эрик на редкость скучный, к тому же волочится за мной. Но, несмотря на это, мне бы не хотелось услышать, что он тоже стал жертвой нападения через несколько недель после вечеринки! Надеюсь, ты меня понял?

Зелено-голубые глаза князя Ивана потемнели от злобы. Джинни, впрочем, не испугалась и не собиралась уступать ему. Их глаза встретились. Секунду спустя князь поднялся. Вспышка гнева, казалось, прошла, но на скулах его появился легкий румянец.

Не сказав ни слова, он повернулся и вышел. Уж не опасался ли он наделать глупостей, оставшись наедине с Джинни? Несколькими минутами позже она позвонила и попросила принести завтрак.

Делия, ее служанка, принесла кофе с рогаликом и плоский футляр, в каких обычно хранят драгоценности.

— Князь велел передать вам это, мадам. — Большие темные глаза Делии выражали любопытство. — Он также сказал, что поедет завтракать на биржу, но обязательно вернется домой ближе к вечеру. А драгоценности он просит вас надеть сегодня с новым вечерним платьем… О, мадам, я уверена, что камни прекрасные, хотя и не отважилась открыть коробку.

В футляре оказались изумрудные серьги. Они сверкали на белоснежном бархате футляра как две слезинки. Значит, в эту ночь князю повезло. Впрочем, блестящие камешки не вызвали у Джинни никакой радости. Еще одни побрякушки, подаренные ей лишь для того, чтобы она как можно лучше соответствовала отведенной ей роли великосветской красавицы.

Наконец Делия причесала ее и, полюбовавшись на свою работу, раздвинула шторы, чтобы впустить в комнату солнечные лучи.

— Вы великолепно выглядите, мадам. — Неожиданно Делия усмехнулась. — И вся эта красота для того престарелого джентльмена, который ждет вас в гостиной! — Поняв неуместность своих слов, Делия спросила: — Вам нужно что-нибудь еще, сударыня?

— Нет, спасибо. Больше ничего, Делия.

Чтобы предстать перед графом Черниковым, Джинни надела бежевое платье с коричневой отделкой и жемчуг. За окном уже рассеялся утренний туман, и голубое небо сверкало самыми чистыми и яркими красками. Вдруг Джинни вспомнила Веракрус, долгое-предолгое ожидание, а потом, как награду, появление Стива. А ведь это имя она запретила себе вспоминать! Но это имя пробудило в ней затаенные и сильные чувства.

«Он хотел меня, ибо считал, что я для него потеряна уже навсегда… а сейчас, наверное, и не вспоминает». По прихоти судьбы теперь она жена князя Сарканова. Воспоминания особенно болезненны, когда прошлого нельзя вернуть. Все кончено! Почему она должна страдать? Джинни приняла лекарство и вышла из комнаты.

— Мое дорогое дитя! — Ну почему этот несносный граф так ее называет? Между тем граф поднялся и, поклонившись, поцеловал ей руку. Его проницательные серые глаза внимательно смотрели на нее, поэтому Джинни заставила себя улыбнуться.

— Рада видеть вас, — сказала она, не испытывая никакого удовольствия от встречи с ним.

Джинни была настороже. Однако под воздействием лекарства она почувствовала, что готова к любой встрече и любым вопросам. Проницательный взгляд графа, казалось, легко преодолевал все барьеры.

— Вы очень похудели! — неодобрительно сказал он. — Вы что, мало едите? — Она заметила, как внимательно граф окинул взором ее фигуру, и ей вдруг захотелось смеяться. Может, граф считает, что ей пора забеременеть? Интересно, как он отреагирует, если она даст ему понять, что так оно и есть?

— Садитесь, прошу вас, — продолжал граф, — и расскажите мне, как жили вы все это время. Вы счастливы? — И снова граф бросил на нее настороженный взгляд. — А как Иван? Мы с ним еще не виделись, и я приехал узнать о вас все.

Значит, графу не удалось побеседовать с князем Иваном. Но ей-то что до этого? Джинни и сама не знала, как относится к графу, хотя он, несомненно, проявлял к ней доброту. Случайность ли то, что он «прихворнул» в ту злополучную ночь, когда Иван каким-то непостижимым образом заставил ее сочетаться с ним браком? Она доверяла графу не больше, чем князю Ивану. Оба старались использовать ее к своей выгоде — тем или иным способом.

Ну и что из того? С тех пор, как она покинула Мексику, все как-то поблекло и потеряло для нее значение. Ей хотелось одного — забыться.

Помимо воли, Джинни бойко проговорила:

— У меня все хорошо. Князь Иван постоянно чем-то занят. У него так много деловых знакомств! Разве вы не заметили, что всякий, кто приезжает в Сан-Франциско, стремится разбогатеть? Этот город просто наводнен миллионерами, которые выхваляются друг перед другом, кто больше сорит деньгами.

Зря она все это выпалила, ну да ладно. Пусть граф думает все, что хочет. Приятное, опьяняющее чувство беспредельной свободы поднималось в ней по мере того, как действовало лекарство. У Джинни даже засветились глаза, чего уже давно не было.

— Расскажите мне о Нью-Йорке. Я была там совсем недолго — сразу после войны. Там по-прежнему очень весело?

— Не так, как в Сан-Франциско, уверен, хотя улицы города залиты светом газовых фонарей — новейшее изобретение, так сказать. Но… — снова спросил граф, — вы счастливы здесь?

Отчего все задают ей один и тот же вопрос? Счастье — ничего не чувствовать, ни о чем не думать и ничего не помнить. Джинни пожала плечами:

— Почему бы и нет? Сан-Франциско — весьма занятный город.

Так и пошло. Граф спрашивал, а она давала ничего не значащие ответы. Он наконец откланялся, так ничего и не выведав.

Как бы между прочим, Джинни, провожая графа, попросила:

— Не приготовите ли мне еще одну порцию ваших волшебных порошков? Иногда мне трудно заснуть, да и от головной боли мне ничего, кроме них, не помогает.

— С удовольствием. — Ей показалось, что его взгляд стал более жестким, чем обычно, или так оно и было? — Я навещу вас, — сказал граф, — если вы захотите меня видеть. Попросите мужа наведаться ко мне в гостиницу, надеюсь, он не откажется поболтать со старым другом?

— Я обязательно передам ему. Уверена, что он с удовольствием послушает ваши рассказы. — В этот момент она ощутила такую легкость, словно готова была воспарить. Но отчего граф так пристально ее разглядывает?

— Дитя мое, вы уверены, что чувствуете себя хорошо? С вами все в порядке?

Она рассмеялась:

— Я чувствую себя превосходно! Просто чудесно! Ах, какой славный бриз с залива! Сан-Франциско — удивительный город, не так ли?

— Вполне возможно, — задумчиво сказал граф. Сев в экипаж, он отправился в отель. Всю дорогу он был погружен в задумчивость. Но когда пришел князь Иван, граф посмотрел на него холодно и даже жестко:

— Наконец вы решили ко мне зайти. Уж не жена ли сообщила вам, что я нанес ей визит?

— Я был чертовски занят. Впрочем, мне действительно сообщили о вашем визите. Если бы я узнал раньше, что вы уже вернулись в город, я бы тотчас приехал к вам.

— Не сомневаюсь, что ваши информаторы не менее точны, чем мои, — сухо произнес граф. — Итак, князь Иван?

— Итак? Что это значит? Вы что, хотите получить отчет о моей деятельности? Уверен, вы и без меня отлично знаете что к чему. Акции Комстока падают. Давно уже не секрет, что золотоносные жилы иссякают. К сожалению, мой тесть — человек чрезвычайно осторожный. Сделки с куплей-продажей земли в южной части штата не слишком успешны. Мне пришлось разработать новую методику, чтобы защитить наши вложения.

— Уж не в соответствии ли с вашей методикой вы проводите ночи напролет в игорных домах? И водите компанию с людьми с подмоченной репутацией? Может, вы уже забыли, что женаты? — Граф принялся ходить по комнате. — Если бы я знал, что вы поведете себя так, после того как принудили это бедное дитя к замужеству, воспользовавшись моим снадобьем из стеблей кактуса, называемого мексиканцами «пейот»… Но, клянусь перед Господом, я верил, что все это к лучшему. После всего пережитого она казалась такой спокойной, что я подумал: да, это дитя поможет вам стать другим. Никогда еще я не видел, чтобы вы были столь сильно увлечены женщиной. Но если вы причинили ей хоть малейший вред…

— Дорогой Дмитрий! Или мне называть вас дядей? За кого вы меня принимаете? За жестокого безумца? Моя очаровательная Вирджиния обладает всеми качествами, которые я надеялся обрести в женщине. Но даже если это и не так, неужели вы думаете, что я посмею нанести хоть малейший вред дочери нашего императора? Нет, вы ко мне несправедливы!

На губах князя Сарканова играла насмешливая улыбка, когда он покидал апартаменты графа. Но едва он уселся в модный фаэтон, улыбка исчезла.

Князь не терпел, чтобы вмешивались в его жизнь, ведь он уже не ребенок! Взбесило его и то, что он услышал совет, выраженный самым любезным тоном, — отправиться в Россию как можно скорее. Князь понимал, что это не совет, а приказ.

Доехав до дома на Вашингтон-стрит, князь швырнул вожжи лохматому мальчугану, словно выросшему из-под земли. Он открыл двери своим ключом, вошел и поднялся наверх. Газовые светильники ярко горели на улице. Судя по всему, в доме сенатора на Ринкон-хилл обед был уже в самом разгаре. Он предупредил, что задержится у графа Черникова, значит, лишних вопросов задавать не станут. Не то чтобы его очаровательная женушка уж слишком много спрашивала. Сегодня за обедом она, несомненно, продемонстрирует гостям новые серьги с изумрудами, а среди прочих гостей ждали и сэра Эрика Фотерингея.

Князь нахмурился, вспомнив не слишком приятную утреннюю сцену. «Нет!» — крикнула она ему, сверкнув своими зелеными глазами. Она не боялась выкрикивать ему и обвинения. Но рано или поздно он собьет с нее спесь. Князь представил ее себе такой, какой увидел впервые — самозабвенно исполняющей мексиканский танец. Потом вспомнил ее тело, почти сплошь покрытое синяками и ссадинами. Тело, которое до него принадлежало многим мужчинам. Утром ему понадобилась вся его воля, чтобы повернуться и уйти от нее. Он вовремя вспомнил, кто она теперь и какое место в ее новой жизни принадлежит ему, Ивану Сарканову.

Здесь, в комнате, обтянутой красным, где его ожидала женщина, которой он обладал, когда хотел, Иван Сарканов мог позволить себе быть тем, кем был на самом деле. Эта девушка, наполовину китаянка, в сущности, самая настоящая рабыня. Китайцы отвернулись от нее, поскольку считали ее отца «иноземным дьяволом». Красивая девушка! Ее длинные темные волосы струились по телу словно шелк и спускались ниже талии. Он требовал, чтобы она зачесывала их наверх и закалывала на макушке, когда он с особым усердием занимался с ней любовью.

Румянец вспыхнул на светлой коже князя Ивана, когда он пристально вгляделся в распростертое у его ног тело, сплошь — от плеч до бедер — покрытое следами его внимания. В некоторых местах ранки еще кровоточили, пачкая белоснежные простыни.

Она была его вещью, говорящим предметом удовлетворения похоти. И она обожала его — ведь именно он спас ее, вытащив из притона в китайском квартале, где ей предстояло обслуживать одного мужчину за другим всю ночь — и так на протяжении нескольких лет. Потом ее просто швырнули бы на корм акулам в залив — и концы в воду. Он купил ее три недели назад, и она, к его удивлению, оказалась девственницей. Более рослая, чем другие китаянки, она походила бы на дорогую фарфоровую статуэтку, если бы не свежие синяки на ее великолепной коже. Синяки, царапины и другие оставленные им следы показывали его полную власть над девушкой, но вместе с тем и то, что он, князь Сарканов, тоже нуждался в ней.

— Вставай! — Он швырнул кнут на пол, и девушка подняла его, скорчившись у самых ног князя в древнейшей из поз, символизирующих полную покорность господину. Она была покорна, безропотна, а значит, занимала подобающее ей место.

Дыхание с шумом вырывалось из груди Ивана. Чудовище, которое жило в нем, все еще не чувствовало себя насытившимся. Он взглянул на поникшую, дрожащую девушку.

— Вставай, шлюха, слышишь! Нет, — коротко бросил он, заметив, что она потянулась к тонкой шелковой тунике, сброшенной по его приказу. — Разве я позволил тебе одеваться? Теперь отправляйся и приведи ко мне своего брата. И не забудь прихватить ароматическое масло!..

Улыбаясь и не обращая внимания на слезы, струившиеся по щекам девушки, князь Иван начал раздеваться.

<p>Глава 13</p>

Впервые за долгое время князь Сарканов вернулся на Ринкон-хилл незадолго до полуночи. Они выпили с тестем по бокалу портвейна в библиотеке и коротко обсудили несколько деловых вопросов. Князь с некоторым удивлением отметил про себя, что сенатор Брендон несколько раз порывался начать с ним не слишком приятный разговор о его, князя Ивана, отлучках, но почему-то так и не решился.

Джинни, как сообщили князю, вернулась домой рано и сразу же ушла к себе, сославшись на головную боль.

— Возможно, ей нужно сменить обстановку, — с улыбкой произнес князь, откусывая кончик сигары. — Сэр Эрик собирался пригласить нас в свой загородный дом на полуострове, недалеко от местечка Ралстон. Попробую узнать, что Вирджиния думает об этом.

С этими словами он поднялся и направился к лестнице, а сенатор смотрел ему вслед.

Саркановым в доме сенатора предоставили отдельные спальни, объединенные гардеробной. Теперь князь быстро прошел через эту комнату, на ходу завязывая пояс расшитого халата. Дверь в спальню Джинни оказалась незапертой, да у нее и не было причин запирать ее.

Очень осторожно князь приподнял простыни, покрывавшие ее стройное тело. Какой плавный изгиб бедер и небольшие, прекрасные груди! Она подложила одну руку под подушку и зарылась в нее лицом. Джинни спала глубоким сном, по подушке разметались ее золотисто-медные волосы. По ее тихому, едва заметному дыханию князь понял, что перед сном она приняла еще один «магический» порошок. Итак, Джинни все еще пыталась распрощаться с прошлым.

Через минуту Иван снял халат, небрежно швырнул его в сторону и прилег рядом. Он натянул на себя простыни. Джинни шевельнулась и даже застонала во сне, но проснуться не смогла. Даже не прикоснувшись к ней, Иван лег на спину, закинул руки за голову и молча уставился в потолок. Мысли его, по-видимому, были приятными, ибо он улыбался.

Это улыбающееся лицо и увидела Джинни, открыв утром глаза.

— Когда…

— Вчера вечером, любовь моя. Я даже поставил перед собой цель — вернуться как можно раньше, но, увы, мне сказали, что ты уже легла из-за головной боли. Тогда я решил, что не обижу тебя, если лягу рядом.

Она замигала, словно пытаясь осмыслить его слова, но, едва попыталась двинуться, оказалось, что Иван прижал локтем ее волосы.

— Тебе бы не следовало…

— Не следовало что? Приходить к собственной жене и ложиться к ней в постель — ты это имеешь в виду? Но отчего же? Мы женаты — к тому же мне намекнули, что я слишком часто пренебрегаю своим супружеским долгом. Да и в самом деле, глядя на тебя и видя, как ты прекрасна, я начинаю понимать, что лишаю себя слишком многого.

Джинни удивленно посмотрела на улыбающегося князя Ивана, глаза которого, однако, оставались холодными и походили на кусочки зеленоватого стекла. Выражение этого лица она не могла разгадать. Джинни подумала, что, если князь попытается овладеть ею, а она станет сопротивляться, это будет выглядеть несколько театрально. Ее не покидало ощущение, что князь Иван хочет за что-то ее наказать, но за что?

— Дорогая, у тебя удивительное тело — стройное и упругое. Сомневаюсь, что на свете есть хоть один мужчина, способный устоять перед твоими чарами.

Когда князь Иван предавался с Джинни любви, в его манере поведения чувствовался автоматизм, хотя ласковые и даже льстивые слова, которые он нашептывал ей, несколько возбуждали ее. Джинни казалось, что даже в минуты страсти он не забывается и словно наблюдает за происходящим со стороны, отмечая ее реакцию. Хотя князь был весьма умелым любовником и старался доставить Джинни удовольствие, она внутренне от него отстранялась, стараясь сделать так, чтобы он побыстрее удовлетворил свою похоть и оставил ее в покое.

В это утро произошло то же, что и всегда: поначалу тело ее непроизвольно напряглось, когда Иван начал стягивать с нее рубашку, а потом Джинни закрыла глаза, предоставив князю полную свободу действий.

Джинни радовало, что князь Иван не страдает избытком воображения. Будь он изобретательнее, все только осложнилось бы. Но стоило ей подумать об этом, как князь схватил ее за плечи и перевернул на живот. Его ладони скользнули под ее торс и с силой сжали груди.

— Нет, Иван, нет! — Джинни изо всех сил старалась высвободиться, но он буквально пригвоздил ее к постели своим весом.

— Ну отчего нет, дорогая? Не сомневаюсь, что тебе уже случалось заниматься любовью подобным образом, — ты вовсе не невинное дитя, которое легко напугать. Перестань, Вирджиния, я не сделаю тебе больно — только не сопротивляйся.

Джинни зарылась лицом в подушки, чтобы не закричать от боли и унижения.

Когда все закончилось, Иван — теперь уже сама мягкость — сел на постели и стал нежно поглаживать ее:

— Не понимаю, почему человек не может немного пофантазировать в любви. Мне уже стало казаться, что ты начинаешь скучать! У тебя то и дело болит голова, так что же должен думать муж? Знаю, отчасти это связано с тем, что меня иногда не бывает по ночам дома, но ты должна понимать: то, что я делаю, я делаю для тебя, для нас. Но если ты предпочитаешь, чтобы я оставался дома и каждую ночь исполнял супружеские обязанности, что ж, я буду только рад этому приятному бремени.

Хорошо понимая, чего он от нее ждет, Джинни сухо сказала:

— Ну что ты! Нет нужды менять свои привычки. Раз уж дело касается бизнеса, поступай как знаешь. Ведь я тоже всегда чем-то занята и не ощущаю себя покинутой.

— Ага! — он убрал руку с ее бедра. — Значит, ты меня наконец поняла. Я так и думал! Ладно, с сегодняшнего дня будем жить так, как нас устраивает, согласна? А сплетники пусть займутся кем-нибудь другим. Что ты на это скажешь?

— Конечно, я согласна с тобой.

Их глаза встретились, и князь Иван все с той же улыбкой слегка коснулся ее лба губами.

Как только князь вышел, Джинни соскочила с кровати и бросилась к умывальному тазу, стоявшему за ширмой в углу комнаты.

Она изо всех сил терла кожу, словно смывая следы насилия и унижения. Через минуту ее тело покраснело от горячей воды и мочалки.

Боже, как же она презирала себя! И как усилились ее недоверие и ненависть к человеку, которого она называла своим мужем! Мысли теснились у нее в голове, она прижала ладони к вискам и прикрыла глаза. Все, что случилось с ней, по-прежнему казалось Джинни нереальным — ну разве может так неслыханно измениться жизнь всего за несколько месяцев? А ведь за это время она успела выйти замуж за человека весьма странного, которого почти не знала. Хуже всего, что он, как муж Джинни имел права на ее тело.

Тщательно одетая и свежая, с волосами, стянутыми на затылке зеленой лентой, Джинни завтракала с мачехой в небольшой комнате на первом этаже. Сенатор уже уехал на Монтгомери-стрит.

— Он обеспокоен, — пояснила Соня. — Ты же видишь, что происходит вокруг?

Стряхнув с себя привычную сонливость, Джинни заметила во взгляде Сони замаскированную враждебность.

— Какой смысл беспокоиться, если ничего не можешь предотвратить. Иногда куда приятнее просто не замечать реальности, — равнодушно проговорила Джинни.

Это равнодушие Соню и вывело из себя:

— Избегать реальности, подумать только! Так вот почему ты ходишь с таким видом, будто тебе на всех наплевать! Господи, Джинни, зачем ты создаешь эту искусственную дистанцию между нами!

С Соней определенно что-то происходило: ее голос, обычно спокойный, дрожал, а щеки пылали.

— Но на этот раз я скажу тебе все — нравится это тебе или нет! До сих пор я не задала тебе ни одного вопроса о том, как ты жила в Мексике с того памятного дня, когда тебя… нет, мне никогда не забыть того ужасного дня! А ведь мы с отцом ни единым словом не упрекнули тебя за то, что ты не написала нам ни одного письма, кроме того холодного и лишенного всяких родственных эмоций послания. А мы сходили с ума от волнения! Но и тогда ты нам соврала! Разве ты не понимаешь, сколько времени и средств потратил отец, чтобы найти тебя и обрести уверенность, что ты вернешься к нам в целости и сохранности! И вот теперь ты замужем за князем, который тебя боготворит и готов предоставить тебе все, что ты только захочешь, и все же ты… Ты когда-нибудь спрашивала себя, отчего Иван так много времени проводит вне стен этого дома? Или тебе на это тоже наплевать?

Пока Соня говорила, Джинни молчала, сжав зубы, но едва та умолкла, она со злостью посмотрела на нее и сказала:

— Да, наплевать! Мне вполне по душе моя теперешняя жизнь, если уж ты хочешь знать правду. Я бы с радостью осталась в Мексике, где была действительно счастлива, — во всяком случае, какое-то время. Но в мою жизнь вмешались какие-то люди. И вот теперь я замужем за князем. Только жизнь не сказка, дорогая Соня, и прости меня, если я пытаюсь по-своему избавиться от давящей скуки моего нынешнего существования.

Соня облокотилась о стол, и на ее щеках вспыхнул румянец.

— Хоть ты и говоришь, как взрослая светская дама, Джинни, ты все еще ребенок. Тебе только двадцать один год, а ты уже видела немало грязи. Думаешь, твой отец не обвиняет в этом себя? Но в этом есть и доля твоей вины. Сколько раз я говорила тебе: не флиртуй так откровенно с мужчинами, особенно с теми, кто способен на насилие и предательство. Таким был человек, похитивший тебя, и мне очень жаль, что его не убили тогда. Впрочем, уверяю тебя, если он наберется наглости и объявится поблизости от границы, его пристрелят без всякой жалости, как он того и заслуживает. Боже мой, Джинни, как ты… как ты низко пала! Иван поведал нам, как быстро этот Стив нашел предлог, чтобы избавиться от тебя. Да как ты могла подумать, что этот скот вдруг преобразится? Такие, как он, только и ждут момента, чтобы улизнуть от соблазненной ими женщины. И ради этого чудовища ты готова отвернуться от всех, кто спас тебя от унижений и самой дурной доли! Твой отец…

— Перестань, Соня! — Джинни вскочила. — Ни ты, ни отец никогда не знали меня. Кстати, если бы я оказалась дурнушкой, меня наверняка сплавили бы во Францию или постарались побыстрее выдать замуж. Так оно, кстати, и вышло — вы с отцом весьма преуспели! Князь Сарканов — какая великолепная партия! Но я-то вышла за Ивана по одной только причине — потому что была в состоянии шока, напугана и очень-очень несчастлива и… Боже! Я до сих пор не знаю, почему это сделала, — то ли перепила, то ли находилась под воздействием наркотиков. Но теперь это не имеет значения. Что сделано, то сделано. Но если бы отец не аннулировал наш брак со Стивом…

Как только Джинни произнесла это имя, у нее перехватило дыхание.

— После всего, на что он тебя обрек, я очень надеюсь, что его найдут и убьют! И это случится обязательно — ведь твой отец назначил за его голову награду в пятьдесят тысяч долларов! На свете немало мужчин, способных убивать не хуже, чем он. За такие деньги они пойдут на все!

Джинни смертельно побледнела.

— Но почему, — прошептала она, — почему вы так жаждете его смерти? Вы что, хотите отомстить за меня? Неужели вы воображаете… — Тут она истерически рассмеялась. — Нет, не верю… Неужели вы думаете, что он явится за мной и нарушит все ваши планы? Ах, вы боитесь, что, пока он жив, я могу бросить своего так называемого мужа и убежать к Стиву? Что ж, вы правы. Что это ты так напугалась, Соня? Разве тебе не доложили, что я уже успела прикончить двоих?

Соня с ужасом смотрела на нее, жалея, что некстати распустила язык. Но то, что произошло сейчас с Джинни, казалось ей совершенно невероятным.

— Господи, Джинни, как ты можешь… В этот момент в дверь тихо постучали, и в комнату вошел недавно нанятый сенатором дворецкий-англичанин.

— Простите, мадам. Прибыл сэр Эрик Фотерингей. Он желает побеседовать с княгиней. Могу ли я сказать, что вы дома?

Обуреваемая самыми противоречивыми чувствами, Джинни, однако, настолько овладела собой и держалась так скромно и любезно, что даже удивила сэра Эрика, наслышанного о ее похождениях. Он решил, что слухи о ее бурном прошлом, вероятно, преувеличены. Впрочем, сэр Эрик хотел убедиться в этом сам, тем более что князь Сарканов явно не возражал, когда его жене оказывали знаки внимания. Странный все-таки этот князь! Хотя взгляды европейцев и англичан всегда заметно расходились. Кто знает, не связаны ли эти супруги каким-то особым договором…

Джинни сидела, сложив руки на коленях, и рассеянно слушала банальности сэра Эрика. Она вспоминала отвратительную сцену с Соней, жалея, что выплеснула свои тайные мысли и чувства. Господи! Как она хотела сейчас принять свой порошок.

Удивительное лекарство, дающее забвение. Джинни готова была принять все что угодно, лишь бы хоть на время перестать думать и чувствовать.

— Пришел, чтобы засвидетельствовать вам почтение и признательность. Такому холостяку, как я, трудно устроить вечеринку. Только женщины могут украсить общество. А кроме вас, на ужине будут еще две-три дамы. Очень любезно, что князь позволил мне пригласить вас. Надеюсь, что и он сам пожалует ко мне, если ему удастся избежать поездки в Сакраменто. Буду очень рад видеть вас обоих.

О чем, черт возьми, он говорит? Джинни через силу улыбнулась:

— Благодарю вас. Я непременно сообщу об этом мужу, — автоматически ответила она.

Ну почему, почему все они желают смерти Стива? И почему ее чувство к Стиву до их пор не умерло? Нет, она должна их остановить, пока не поздно. Она должна убедить отца, что смерть Стива ничего не даст. Потому что, если бы Стив любил ее, даже просто хотел как женщину, ничто не остановило бы его…

— Чудесно, чудесно! — Сэр Эрик не заметил, как взволнована Джинни. Он потирал руки от удовольствия, что его визит оказался столь удачным. — Вы и представить себе не можете, как я счастлив, что вы согласились. Я очень, очень ценю вашу доброту. Наш вечер можно превратить и в уик-энд, не так ли? Если к нам присоединятся миссис Брендон и ваш супруг, мы отлично проведем время. Говорят, прогулка на речном пароходе просто восхитительна. — Сэр Эрик засмеялся, сочтя, что Джинни размышляет над его предложением. — Вам давно пора взглянуть на красоты полуострова, дорогая. Кстати, если вы именно там собираетесь приобрести недвижимость, это вполне реально. Там продается один дом. Хозяйка — чудесная женщина, из хорошей семьи. Она, правда, переживает сейчас трудные времена. Итак…

Он встал и, взяв холодную руку Джинни, задержал ее несколько дольше, чем того требовали приличия.

— Что-то сегодня вы несколько бледны. Все оттого, что редко бываете на солнце. Не смею больше вас задерживать — я хорошо знаю, что женщины обожают ходить по магазинам. Но я обязательно зайду еще раз, если позволите. Сенатор был так любезен, что пригласил меня на ужин в следующий четверг. Тогда мы и обсудим меню, вина и все остальное — буду весьма признателен, если вы что-нибудь посоветуете.

Он трещал без умолку! Она почти ни словом не обмолвилась, да и слушала его невнимательно. И вот теперь ей придется расплачиваться за это. Он счел, будто она согласилась, хотя раньше пыталась уклониться. Тут уж, конечно, не обошлось без интриг князя.

Итак, ей придется играть роль хозяйки в доме сэра Эрика, где-то в сельской местности. Это вдруг рассмешило ее. Интересно, какого рода услуги от нее потребуются? Впрочем, и это не слишком занимало Джинни — ей было все безразлично.

<p>Глава 14</p>

Позже Джинни не могла припомнить почти ничего о своей ссоре с Соней. Только осадок от размолвки да еще, пожалуй, визит сэра Эрика — вот все, что осталось у нее в памяти. Все прочее она видела словно в тумане.

Неожиданно все стали с ней необычайно добры! Даже Соня извинилась перед ней за ту злополучную ссору. Иван же купил ей кольцо с таким большим изумрудом, что камень занимал полпальца. Он вручил ей также бутылочку с лекарством, которое граф Черников прописал ей для успокоения нервов.

— Он говорит, что ты слишком уж похудела. Да и головные боли постоянно мучают тебя.

— Но они проходят от порошков.

— Ты можешь принимать их, если возникнет необходимость. Микстура же благотворно подействует на твой аппетит и сон, да и румянец вернется к тебе.

Его забота могла бы тронуть Джинни, если бы она не понимала, что за всем этим таится расчет. Но ведь она решила не противиться князю Ивану!

Короче, все казались счастливыми и довольными. Даже ее отец — если только он и впрямь ее отец. А вдруг князь Иван и граф Черников, сговорившись, выдумали эту историю? Да, сенатор гордился Джинни, в этом не могло быть сомнений — он не раз говорил ей об этом. Обстоятельства для держателей акций Комстока сложились весьма неудачно, поэтому информация, которую Джинни могла бы почерпнуть в загородном доме сэра Эрика, вполне вероятно, оказалась бы очень ценной.

— Мы с Иваном — партнеры. Приехав сюда, он располагал определенной суммой, и я помог ему тогда, указав, куда вложить средства, но сейчас… — Впервые Джинни видела сенатора в состоянии, близком к паническому. Дрожащими руками он барабанил по столу. В конце концов, он сказал: — Для меня очень важно знать, Джинни, как обстоят дела с шахтами и рудниками, вкладывают ли в них по-прежнему средства, а если вкладывают, то кто и сколько. Мне как политику не пристало проявлять особый интерес к данной проблеме — вот почему я не приму участия в вечеринке сэра Эрика. Господа, приглашенные к сэру Фотерингею, хорошо знают друг друга, и, вероятно, твое присутствие их не смутит, при мне же они не станут обсуждать дела.

— Да, я помню, что говорил мне об этом Иван. Мне отводится роль веселой и легкомысленной хозяйки, на уме у которой только флирт.

К ее удивлению, отец проявил терпение, когда она заговорила с ним о Стиве. До сих пор она никогда не спрашивала об отношении отца к ее бывшему мужу.

Сенатор самым примирительным тоном сказал, что ей незачем изводить себя и беспокоиться о судьбе негодяя. Этот человек того не стоит. Что же до пятидесяти тысяч долларов, назначенных за его голову, то Соня несколько преувеличила грозящую ему опасность. Это только предупреждение. Сенатор Брендон хочет дать понять Стиву Моргану, чтобы он оставался у себя в Мексике.

Для возражений Джинни нужны были силы и решимость, а их-то как раз ей и не хватало. Борьба требовала слишком больших усилий.

Когда у нее кончались порошки и каждая клеточка ее тела, казалось, молила о новой дозе, Джинни охватывало раздражение, и она подумывала, что неплохо бы улизнуть из этого скучного дома. Ведь она же не пленница! Однако она не знала, куда ей бежать и где взять деньги. Своих у нее так мало, что с ними далеко не убежишь. Значит, как ни крути, а она все-таки пленница, хотя в тюрьме ее содержат поистине роскошно. А ее тюремщики — очень милые люди — неизменно утверждают, что заботятся о ней. Стоило Джинни вспомнить, какой она была год назад, и она казалась себе совсем другим человеком.

Да, она от всех отстранилась. Как прекрасно уйти от всего неприятного, спрятаться от мира, не участвовать в жизни. Или, по крайней мере, стараться не думать ни о чем. Она только делает вид, что живет, говорит положенные банальности.

Друзья сэра Эрика считали ее очаровательным юным созданием, хотя и несколько скучноватым. Впрочем, что ж удивительного, если правда все те истории, которые ходят о ней по городу…

— Все, как обычно, преувеличено! — сказал гостям сэр Эрик. — Ум? Да кому же нужен ум в женщине? Дайте мне хорошенькую женщину, которая умеет одеваться и не умничает, и я буду «доволен. Именно такой я представляю себе идеальную женщину!

Сэр Эрик, хищный и весьма ловкий делец, неизменно утверждал, что всегда получает то, чего добивается. Небольшой круг людей, считавшихся ближайшими друзьями сэра Эрика, полагал, что княгиня Сарканова станет следующей жертвой англичанина. Все знали и о том, что князь весьма терпим к проделкам своей жены. Ни для кого не было секретом, что князь любит путешествовать, а многие поговаривали о его намерении купить землю в Калифорнии. Была известна и его склонность к азартным играм. Во всяком случае, князь не походил на самовлюбленных молодых людей, этих бессовестных эгоистов, которые заставляют своих жен маяться дома в одиночестве, а сами развлекаются напропалую.

Однако никто не ведал, что скрывается за привлекательной внешностью князя, а Джинни — меньше, чем кто-либо.

Она старалась не думать о Иване, но была весьма рада, что после ее притворной капитуляции князь придерживается условий заключенного с ней соглашения и уклоняется от исполнения супружеских обязанностей.

Изолированная от внешнего мира, Джинни равнодушно взирала на приготовления к предстоящему вечеру. Она получила очередную порцию порошков, да и микстура графа Черникова также успокаивала ее. Она стала лучше спать и чувствовала себя бодрее, поэтому даже неловкие попытки сэра Эрика потискать ее под столом не испортили ей настроения.

Джинни по-прежнему не испытывала сильных эмоций, но окрепла и меньше уставала, так что даже Соня это заметила.

— Джинни, кажется, Сан-Франциско стал тебе нравиться! Признайся, что ты ждешь не дождешься, когда наконец поедешь на вечеринку к сэру Эрику.

Они выехали из Сан-Франциско рано утром в пятницу в сопровождении сэра Эрика. Иван накануне отправился в Сакраменто, поэтому дом опустел до следующей среды.

Сенатора и миссис Брендон пригласил в свой роскошный дом в Белмонте мистер Уильям Ралстон. После легкого завтрака Джинни должна была последовать в сопровождении сэра Эрика в его деревенский «домик» — так скромно англичанин именовал свое поместье. Однако этот «домик» и прилегающие к нему земельные угодья граничили с владениями губернатора Лилэнда Стенфорда, занимавшими 1700 акров , поэтому Джинни представляла себе, какой «домик» увидит.

Большую часть путешествия она не проронила ни слова, притворяясь спящей, чтобы избежать утомительного разговора с сэром Эриком. Время от времени до нее доносились восторженные восклицания Сони, расхваливающей прелести пейзажа.

— Уверена, что тебе все понравится, Джинни, если ты захочешь как следует повеселиться, — шепнула ей Соня, прежде чем они расстались. — Помни, что мы с отцом вскоре к тебе присоединимся. Возможно, что приедет и Иван, если ему удастся освободиться.

— Жду от тебя подробного рассказа о Сэме Мердоке и о том, какое впечатление он на тебя произвел, — сказал ей на прощание сенатор. — Не забывай, что я полагаюсь на тебя в том деле, которое мы с тобой обсудили.

Во время короткой остановки у мистера Ралстона все, казалось, только и говорили об этом новом эксцентричном калифорнийском миллионере. — Мердок! — восклицали они, но те, кто знал его, как сэр Эрик, только посмеивались и загадочно молчали.

— Он оказался одним из немногих прозорливцев, купивших акции железных дорог «Юнион Пасифик» и «Централ Пасифик». Говорят, у него контрольный пакет акций компании Лейди-Лайн… Он приобрел половину всех земельных владений бывших испанских грандов в Южной Калифорнии… Он обнаружил богатейшие залежи серебряной руды на территории Нью-Мехико… Он продает свои акции Комстока по демпинговым ценам…

Джинни почти не слушала этих разговоров. Приняв небольшую дозу новой микстуры, она была теперь в состоянии эйфории, так что ее смешили даже плоские шутки сэра Эрика.

Последний отрезок пути она проделала в ландо сэра Эрика новейшего лондонского образца, сидя с ним бок о бок. Он обращал ее внимание на красоту местности, и Джинни выражала притворный интерес.

— Сейчас все покупают землю на полуострове. Мексиканцы же, которые владели этой землей раньше, с готовностью ее продают, ибо никак не могут приспособиться к новому, ускоренному ритму жизни, дорогая. Мердок только что купил половину долины Портола, но никто не знает, сколько у него земли. Прекрасный край, еще не испорченный цивилизацией. Кроме того, он недавно завершил строительство дома, говорят, это настоящий дворец. Он также скупил половину акций по застройке Ноб-хилл, которую начал было бедный Гриффит, который потом разорился на спекуляциях и застрелился.

Устав от болтовни сэра Эрика, Джинни как бы вскользь спросила его:

— Почему все только и говорят об этом мистере Мердоке? Он кажется человеком-загадкой. А вы сами знакомы с ним?

Польщенный интересом Джинни, сэр Эрик засмеялся:

— Конечно, знаком! Впервые мы встретились с ним в Вирджиния-сити. Вы, американцы, называете таких людей старомодными. Похоже, он прошел суровую школу жизни. Всегда окружен телохранителями: говорят, никому на свете не доверяет. Но он весьма умело вкладывает средства и к тому же умен, хотя у него не слишком светские манеры. Да вы и сами скоро увидите. Право же, я просто счастлив, что вы вызвались мне помочь! — Он похлопал Джинни по руке, а потом бросил на нее лукавый взгляд. — Он, кстати, большой женолюб. Холост, как и я, но рассказывают об одной маленькой испаночке, которую он, так сказать, опекает… — Тут сэр Эрик замолчал, словно решив, что поведал ей слишком много. Джинни, которую все это не слишком занимало, тоже молчала.

Очень скоро она узнает обо всем сама… Джинни откинулась на сиденье и прикрыла глаза. Разве она сама не приучала себя не торопить события и разрешать проблемы по мере их возникновения? Да и что может удивить ее?

Джинни равнодушно взглянула на деревенский «домик» сэра Эрика, оказавшийся копией английского замка.

— Вы, должно быть, чертовски устали, — с сочувствием мурлыкал сэр Эрик, с силой сжимая ее пальцы. — Моя экономка проводит вас в вашу комнату. Там вы можете отдыхать сколько хотите. Служанки помогут вам распаковать чемоданы.

Ландо проделало широкий круг по усыпанной гравием подъездной дорожке и остановилось перед величественным подъездом, декорированным кирпичными колоннами.

— Надеюсь, вы заметили, что на заднем дворе выстроены коттеджи для гостей? Как только отдохнете, я покажу вам мои конюшни. У меня есть два грума, оба индейцы, весьма умелые в обращении с лошадьми. Быть может, завтра вам захочется прокатиться верхом, ведь вы хорошая наездница, не так ли? Великолепно!

Экономка, весьма мрачная дама с постным лицом, была одета во все черное. Казалось, она редко разжимала свои поджатые губы, но Джинни старалась услужить.

— Вы будете жить в римском номере, ваше сиятельство, — сказала она, указав на богато инкрустированные золотом дубовые панели, которыми была обшита огромная комната. Она показала и комнатушку, предназначенную для Делии, и отделанную мрамором ванную комнату. Ванна уже была наполнена горячей водой.

Когда Джинни погрузилась в ванну, ей почему-то захотелось, чтобы уик-энд поскорее закончился. И зачем только она здесь? И чего от нее хотят?

Когда Джинни вылезла из душистой воды, Делия подала ей полотенце.

— Боже мой, мадам! Здесь все такое огромное! А уж внутренний двор замка просто необычайный! Говорят, что каждый камень доставлен сюда из Англии. Мадам, слышите музыку? Один из джентльменов привез с собой испанских певцов. Красиво, не правда ли?

— Закрой, пожалуйста, окно, Делия! Музыка прекрасная, но я очень устала.

Зачем объяснять этой девушке, что звучащая в отдалении музыка вовсе не испанская, а мексиканская, а потому слушать ее для Джинни — одно мучение. Она снова стала вспоминать то, о чем предпочла бы забыть. Боже, сколько же прошло времени с тех пор, как она в последний раз танцевала под гитары и маракасы, юбка вихрем кружилась вокруг ее ног, а волосы развевались на ветру? Но та беззаботная юная женщина, которая самозабвенно отдавалась танцу, куда-то исчезла, а вместо нее появилась княгиня Сарканова, скучающая и несчастная женщина, которой приходится прибегать к всевозможным порошкам и микстурам, чтобы влачить тягостное существование. Когда же она перестала бороться?

Делия принесла ей лекарство. Джинни поднесла рюмку к свету, полюбовалась рубиновым цветом жидкости и сказала про себя: «Да здравствует эликсир жизни, микстура забвения!»

Скоро она ощутила привычную сонливость и расслабилась. Джинни казалось, будто она парит над полом в состоянии невесомости. Последнее, что мелькнуло в сознании Джинни, прежде чем ее окутал туман, был образ мужчины с темно-синими глазами и длинными черными ресницами. Он смотрел на нее сверху вниз с неповторимой, только ему одному свойственной иронией. Взбудораженная этим видением, Джинни спала неспокойно, грезя о прошлой жизни, которую она так хотела забыть.

<p>Глава 15</p>

Чтобы избавиться от дурного настроения, тяжелых мыслей и воспоминаний о Стиве, по-прежнему угнетавших ее, прежняя Джинни способна была на самые необдуманные поступки. Но княгиня Сарканова, проснувшись с головной болью, приняла свой порошок и отправилась на верховую прогулку с сэром Эриком Фотерингеем, который все чаще размышлял, что таится под очаровательной внешностью его знатной гостьи. Неужели возможно, чтобы женщина со столь дурной репутацией была застенчивой и скромной? Или это показная скромность ловкой интриганки? Нет, она не столь глупа и невинна, чтобы не замечать его повышенного интереса к своей особе, а также не понимать, что его внимание носит не платонический характер. Впрочем, то, что муж позволил княгине посетить сэра Эрика и провести у него несколько дней, давало ей возможность пренебречь светскими условностями.

Холодные голубые глаза сэра Эрика с удовольствием задержались на стройной фигуре молодой женщины, легко скакавшей рядом с ним. Джинни сидела на женском седле в изящной короткой амазонке и высоких ботинках для верховой езды из тонкой кожи. Амазонка подчеркивала красоту и округлость ее груди и бедер. А уж рот… Сэру Эрику оставалось терпеливо ждать того момента, когда он сможет прикоснуться своими губами к ее губам. Он уже представлял себе, как зеленые глаза Джинни затуманятся, потом их закроют длинные ресницы и она покраснеет. Стоит овладеть женщиной, и она ваша. После первого раза последуют новые встречи. Он даст ей понять, что ни словом не обмолвится о том, что произошло. Но как-нибудь при случае он с удовольствием намекнет приятелям, что у него была любовница-княгиня. Хорошо иметь дело с замужними женщинами: когда их бросают, им некому жаловаться.

Пока сэр Эрик обдумывал, как соблазнить Джинни, она наслаждалась легким ветерком, налетевшим с поросших лесом холмов и освежающим разгоряченное лицо. Какие прекрасные места! А там, за горным хребтом, расстилался безбрежный океан.

День обещал быть ясным, погожим и теплым. Ничто не портило вида великолепных просторов вокруг замка сэра Эрика. Вот если бы и его не было рядом и он не смотрел бы на нее своими маленькими, поросячьими глазками, Джинни чувствовала бы себя наверху блаженства. И все же в глазах ее вспыхнул отсвет былого огня, столь свойственного прежней Джинни. Она испытала радость, увидев начало нового дня в этом нетронутом людьми уголке природы.

— Здешняя природа напоминает мне Англию, — самодовольно заметил сэр Эрик, нарушив ход ее мыслей. Едва появившееся ощущение гармонии тотчас исчезло.

— Да, здесь довольно красиво, — равнодушно ответила она.

Такое же равнодушие и безразличие ко всему Джинни собиралась разыгрывать и за ужином. Вероятно, тогда мужчины не постесняются говорить при ней о делах. А может, угаснет и интерес к ней сэра Эрика.

Джинни стояла у зеркала, ожидая, когда Делия укрепит в ее волосах усыпанную бриллиантами маленькую диадему — ее единственное украшение. Она надела темно-зеленое платье с вкраплениями серебряной нити. В отличие от других вечерних туалетов оно было без декольте и очень скромное. Только плечи Джинни, перехваченные серебряными лямочками, сверкали красотой и белизной. На ней были также перчатки из тонкой серебристой ткани и бальные туфельки.

— О мадам! — восхищенно выдохнула Делия. — Вы словно сошли со страниц «Книги для дам». Ну самая настоящая принцесса! — Потом она спросила: — Может, дать вам порошок сейчас? Я знаю, что после них вы чувствуете себя гораздо лучше. Миссис Кроуфорд сказала, что мне не стоит ждать вас — ужин закончится поздно. К тому же для нас, слуг, устраивают отдельный вечер, и мне тоже хотелось бы пойти. Если вы не возражаете, я…

— Повеселись вместе со всеми, Делия. Конечно, не надо ждать меня, я и сама разденусь.

О да! Ей приходилось раздеваться самой, что и говорить. Случалось и так, что одежду с нее срывали чуть ли не силой. Но сегодня вечером воспоминаний не будет. Сегодня она не только княгиня Сарканова, но еще и хозяйка в доме сэра Эрика Фотерингея — очаровательная жена его близкого друга. Она должна украсить своим присутствием весьма скучное общество.

В этом замке, построенном в стиле эпохи Тюдоров, была огромная обеденная зала, залитая светом многочисленных канделябров и настенных светильников. Все это несколько не вязалось со скромной холостяцкой вечеринкой, как называл роскошную трапезу сэр Эрик. Золотые тарелки, серебряные ножи и вилки, бокалы из венецианского стекла, множество блюд и самые изысканные вина — все было тщательно продумано хозяином.

Проспав большую часть дня и вечера, Джинни вышла к гостям поздно. Все словно по команде устремили на нее взгляды. Ни один мужчина не явился сюда с женой, а их элегантные спутницы были, несомненно, всего лишь любовницами.

Когда Джинни знакомили с гостями, она старалась запомнить их имена.

Доктор Томас Дьюрант из «Юнион Пасифик», основатель знаменитого «Мобильного кредита». Конгрессмен Оукс Эме и его брат Оливер. Гренвил Додж, Сайлас Сеймур. Все — выходцы с Восточного побережья. От штата Каролина присутствовали громкоголосый Чарли Крокер, Коллис Хантингтон, которого она уже встречала раньше; Марк Шерон — президент отделения Калифорнийского банка в Вирджиния-сити, а также «короли удачи», как их недавно стали называть, Маккей, Флад и Файер О'Брайен. Запомнить всех оказалось практически невозможно. Вице-президент могущественной Уэллс Фарго Компани Элвин Хейвард приехал сюда из своего загородного дома в Сан-Матео, а мистер Ризи — из Южной Калифорнии.

Но более всех Джинни запомнился Сэм Мердок, сидевший рядом с ней за столом. На вид он казался самым спокойным и тихим из всех гостей, но как только завязался разговор, Мердок проявил большую осведомленность. В отличие от своих приятелей-миллионеров мистер Мердок был не слишком элегантно одет и не носил ни запонок с бриллиантами, ни массивных» золотых брелоков на цепочке для часов. Он был холостяком, хотя Джинни помнила разговор о юной испанке, которую все считали его любовницей.

Мердоку явно понравилась Джинни, и, как ни странно, он ей тоже. Он не делал Джинни комплиментов, но и не проявлял к ней презрительной снисходительности. Он разговаривал с ней дружелюбно и раза два вполне серьезно спросил ее мнение по интересовавшему его вопросу. В его речи слышался очень легкий шотландский акцент, да и голос звучал приятно.

Джинни внезапно поняла, что внимательно наблюдает за ним. Мердоку перевалило далеко за пятьдесят, он был высок, широкоплеч и строен. В его когда-то рыжих волосах было много седины, черты лица казались резкими, но правильными, брови, сросшиеся на переносице, нависали над глазами. Все свидетельствовало о сильном и волевом характере.

После пятой перемены блюд мужчины заговорили свободнее, а женщины начали смеяться несколько громче, чем того требовал этикет. Один только Мердок, хоть и изрядно выпивший, оставался сдержанным и не слишком общительным. Джинни, однако, видела, что он не выпускает ее из поля зрения.

Интересно, почему он за ней наблюдает? Мердок поддерживал с ней легкую светскую беседу, и это мешало Джинни прислушиваться к тому, о чем говорили вокруг, то есть выполнить просьбу сенатора и князя Ивана.

Мердок спросил Джинни, понравилось ли ей жить в Мексике, и сообщил, что у него есть деловые связи и с этой страной.

— Конечно, я куда удачливее многих, княгиня. Там у меня живет старый друг и деловой партнер. Были времена, когда мы с ним враждовали, впрочем, не стоит надоедать вам этими рассказами. А нравится ли вам Калифорния?

— Конечно, хотя, признаюсь, я до сих пор видела не слишком много, но… — тут ее голос дрогнул, — зато я без ума от Мексики! Я… — Она вовремя замолчала, ругая себя за излишнюю болтливость, и сделала глоток шампанского.

Мистер Мердок пропустил ее восклицание мимо ушей и сухо заметил:

— Тогда вам следует узнать Калифорнию получше. Надеюсь, ваш муж не увезет вас в Россию слишком скоро.

Порошки и вино развязали Джинни язык, и она неожиданно для себя самой сказала:

— О, по-моему, князь Иван без ума от Калифорнии. Он отправился в Сакраменто, чтобы купить участок земли.

— Да? Уверен, что ему дали хороший совет. Цены на землю сейчас растут все быстрее.

Джинни уже почти забыла о сэре Эрике, который с вожделением поглядывал на нее. Впрочем, что ж тут такого? Он хотел, чтобы она изображала в этот вечер хозяйку, но ведь Сэм Мердок — один из самых важных гостей. Кроме того, он не навевал на нее скуку, не вынуждал зевать, а вел себя с Джинни как с равной.

Тихий, спокойный голос мистера Мердока приободрил ее, и вечер уже не казался Джинни таким тягостным и бесконечным.

Возбужденная болтовня охмелевших дам заставила Джинни вспомнить о своем двусмысленном положении в доме сэра Эрика. Что он предпримет, когда вечер закончится и гости разойдутся по своим комнатам? Знал ли заранее князь Иван, какого рода вечер устраивает сэр Фотерингей?

«Пей шампанское и ни о чем не думай», — сказала она себе. С каким бы удовольствием Джинни глотнула сейчас немного рубинсво-красной настойки!

Между тем вечер продолжался. Вот-вот должны были начаться танцы. Снова принесли шампанское. Оркестр играл какую-то медленную мелодию.

Джинни пришлось танцевать с сэром Эриком, который так тесно прижимал ее к себе, что она чувствовала у себя на щеке его горячее дыхание. Его намерения не вызывали у нее сомнений.

Совершенно безотчетно Джинни стала высматривать Сэма Мердока. Куда же он, черт возьми, запропастился? С кем, интересно знать, он танцует? Это не ускользнуло от внимания сэра Эрика. Он хрипло усмехнулся:

— Ах, маленькая плутовка! Вы гораздо умнее, чем я думал. Я же видел, как вы кокетничали с Сэмом. Помните, однако, что и он не дурак. Его не так просто очаровать, как меня. Вы ведь прекрасно знаете, что я от вас без ума! Не изображайте удивления, вы же отлично понимаете, что я имею в виду.

Его пухлые руки сжали ее ладони. Пытаясь оттолкнуть сэра Эрика, Джинни потеряла равновесие и, чтобы не упасть, вцепилась в него. Он расхохотался:

— Так-то лучше. Я понял, что вы достаточно разумны и скоро перестанете корчить из себя недотрогу. Думаю, нам уже пора прогуляться. Уверяю вас, никто не заметит нашего исчезновения.

Похолодев от отвращения, Джинни сказала первое, что пришло ей на ум:

— У меня ужасно болит голова! Врачи называют это мигренью. Я бы хотела пойти в свою комнату и прилечь.

Ей едва удалось оторвать себя от сэра Эрика. Поскорее бы дойти до своей комнаты никем не замеченной. Джинни бросилась вон из залы, придерживая длинные юбки.

Она выбралась в покрытый коврами коридор и направилась к себе. Лампы в коридоре горели тускло, однако в самом конце коридора, перед дверью в свою комнату, она увидела сэра Эрика.

— Торопитесь лечь, не так ли? Очень хорошо. Я стремлюсь к тому же.

Он подхватил ее на руки, сжал в объятиях и приник своими влажными губами ко рту Джинни. Ей стало дурно, голова закружилась, и перед глазами все поплыло.

— Насчет служанки не волнуйтесь! Миссис Кроуфорд позаботится о ней. Она будет спать как мертвая, а мы не станем ее будить, правда?.. Едва я увидел вас, мне захотелось с вами этим заняться, очаровательная малютка!..

Джинни вскрикнула, как животное, попавшее в капкан. Но вдруг почувствовала, что свободна. Она поднесла руки ко рту, чтобы унять поднявшуюся снова тошноту.

Потом словно издалека она услышала сухой, ровный голос мистера Мердока:

— Вот вы, оказывается, где, сэр Эрик! Я искал вас, желая сообщить, что согласен участвовать в деле. — Затем спросил: — Кажется, княгиня не слишком хорошо себя чувствует. Не так ли, мадам?

Джинни молча кивнула головой.

— Я просто хотел проводить княгиню до ее комнаты, — хрипло ответил сэр Эрик, пытаясь скрыть охватившую его ярость. — Все слуги сегодня тоже развлекаются, поэтому я опасался, чтобы кто-нибудь не помешал княгине.

— А! Но если это вас так волнует, я велю одному из моих телохранителей встать возле этой двери. Мои парни не участвуют в общем веселье.

— Едва ли это нужно, Сэм. Дело в том, что…

— Кстати, о делах. Мне бы очень хотелось обсудить с вами некоторые из них. Все не было удобной минуты. Конечно, если вы свободны.

Внимательно посмотрев на бледное лицо Джинни, Сэм Мердок отвесил ей почтительный поклон:

— Позвольте пожелать вам доброй ночи, мадам. Думаю, вам и в самом деле необходимо отдохнуть. Вам не нужна помощь?

Джинни собралась с силами и покачала головой. Оказавшись в своей спальне, она быстро заперла дверь и бросилась к медному умывальнику, где ее вырвало.

Джинни казалось, что хуже, чем сейчас, она себя никогда не чувствовала. «В жизни больше не выпью ни капли шампанского — никогда, никогда!» — Она ощущала озноб и страшную слабость. Опершись на мраморную подставку умывальника, Джинни подумала, что лучше уж умереть, чем испытывать подобные мучения.

Ей с трудом удалось добраться до кровати. Все тело у нее болело, и Джинни так знобило, что раздеться сама она не могла. Однако, стоило ей лечь, как комната закружилась.

Застонав, Джинни поднялась. Возможно, если она глотнет немного свежего воздуха, ей станет лучше. Скинув туфли, она босиком, слегка покачиваясь, подошла к окну, выходившему на террасу, и распахнула его. Прохладный ночной воздух хлынул в комнату. Джинни заметила каменную лестницу с пологими ступеньками, ведущую вниз, на другую террасу.

Наконец-то она почувствовала себя лучше. Правда, теперь она дрожала от вечерней прохлады и охватившей ее слабости.

Что же с ней происходит? Она вспомнила проницательные голубые глаза Сэма Мердока, который, казалось, заметил все: отвратительную сцену с сэром Эриком и то, что она непристойно пьяна. Ужасно! Отвратительно! Как она дошла до этого? Можно легко представить, что подумал о ней Сэм Мердок. Но он, что бы о нем ни говорили, настоящий джентльмен. В сущности, он ее спас. Ну отчего, спрашивается, она напилась? Чтобы сэру Эрику было легче ее соблазнить? Баронет, несомненно, не преминул бы воспользоваться ее состоянием и осуществил свой план, не помешай ему мистер Мердок, появившийся так вовремя.

Прикрыв глаза, Джинни глубоко вздохнула. «Постарайся не думать об этом», — сказала она себе. Слишком уж много неприятных мыслей одолевает ее, и она не может в них разобраться. Как она встретится, например, завтра с сэром Эриком? Лучше уж думать об этой восхитительной ночи, бездонном небе и наслаждаться благоуханием жасмина. Ей вдруг почудилось, что неподалеку кто-то закурил сигару. Может, один из гостей тоже вышел подышать воздухом? Не пора ли ей закрыть окно и скрыться за шторами?

Странный звук донесся из комнаты, и Джинни, онемев от ужаса, обернулась.

В ее спальне стоял сэр Эрик Фотерингей в кителе военного покроя. Он слегка покачивался и широко ухмылялся, глядя на нее:

— Ждали меня, не правда ли? Догадываетесь, зачем я пришел? Мы кое-что с вами не закончили. Но вам давно уже следовало раздеться — или вы решили предоставить это мне?

Она подалась назад, но за ней была кирпичная стена.

Думая, как бы спастись, она вспомнила о каменной лестнице. Впрочем, Джинни сомневалась, что сможет ею воспользоваться, ибо еле держалась на ногах.

— Так в чем же дело, маленькая леди? Вы ведь не очень стесняетесь меня, правда? Не надо разыгрывать из себя недотрогу — к чему притворяться? Мы с вами знаем, почему вы здесь, в моем доме. Так что давайте начнем… — Сэр Эрик стал приближаться к ней, говоря довольно дружелюбно, но его маленькие сверлящие глазки следили за каждым ее движением. Несмотря на несколько нетвердую походку, сэр Эрик казался очень сильным.

— Давайте начнем… — повторил он. — Вы ведь не хотите схватить простуду? А в постели нам будет очень хорошо и тепло.

— Замолчите! — вдруг взорвалась Джинни. — Знали бы вы, как нелепо выглядите и как отвратительны были час назад! Я вовсе не расположена ложиться с вами в постель. Поэтому будьте любезны покинуть мою спальню!

Глаза сэра Эрика сверкнули гневом.

— Ага, обычные женские штучки! И это после ваших авансов! Ведь были авансы, дорогая! Вы не слишком противились, когда я вас поцеловал. Я-то знаю, что вы весьма опытны, несмотря на ваш постоянно затуманенный взор. Я понял это с самого начала. Так что давайте начнем, а притворяться будете потом. Времени у нас хватит, можете не сомневаться.

Он вдруг бросился к Джинни и попытался схватить ее. Ей удалось увернуться, но при этом оборвалась лямка, поддерживавшая платье, и одно плечо обнажилось.

Англичанин плотоядно усмехнулся и протянул к ней руки. Теперь он пытался сорвать с нее платье, вцепившись толстыми пальцами в ворот. Сэр Эрик вел себя как животное.

Охваченная ужасом и ненавистью, Джинни закричала. Выставив перед собой руки, она попыталась оттолкнуть англичанина. Сэр Эрик, опешив от столь неожиданного отпора, сделал шаг назад и вдруг, потеряв равновесие, с грохотом упал на пол. При этом он ударился головой об одну из открытых оконных створок и пробил стекло. Острые обломки стекла посыпались на него, и он затих.

«Господи! Да ведь я убила его!» — в панике подумала Джинни. Она в ужасе выскочила на террасу и кинулась вниз по ступенькам… Нужно немедленно убежать, затаиться, спастись! Внезапно она столкнулась с человеком, поднимавшимся по лестнице. Джинни едва не завопила, но крик замер у нее на устах — она услышала ровный, спокойный голос Сэма Мердока:

— Когда-то я убедился, что бежать от несчастья хуже, чем противостоять ему. Сэр Эрик?

В темноте она различила только сверкающую белизной манишку и кивнула. Между тем Сэм Мердок взял Джинни за локоть, и этот дружеский жест помог ей собраться с духом.

— Шум, который вы подняли, вероятно, разбудил всех, — сказал Сэм Мердок. — Пойдемте со мной. Только молчите. Говорить буду я. И не беспокойтесь. Никто из гостей не станет поднимать скандала, а менее всех — сэр Эрик.

— Но мне кажется… кажется, я убила его! Он был как… как мертвый!

Мердок коротко и безжалостно рассмеялся:

— Сомневаюсь! А если и так, то он сам виноват. Запомните — я все устрою. Конечно, вы опечалены случившимся, и никому в голову не придет винить вас. Поплачьте, если это поможет вам. Говорят, женщинам иногда неплохо поплакать. Но поймите одно — вам не о чем беспокоиться.

Удивительно, однако она поверила этому человеку, хотя совсем не знала его. В нем чувствовалась скрытая сила, заставившая ее беспрекословно повиноваться ему.

Спокойный, трезвый и уверенный в себе, Сэм Мердок принял на себя главный удар, как и обещал. Если бы не он, Джинни впала бы в полное отчаяние. Но рядом с ним она чувствовала себя защищенной. Слыша его лаконичные, отрывистые объяснения, она старалась унять дрожь. Откуда-то появилась Делия, протирая кулачком припухшие, заспанные глаза. Сказав еще несколько слов, Сэм Мердок успокоил горничную и потребовал, чтобы та принесла Джинни что-нибудь выпить.

Приняв порошок, Джинни собралась с духом. Она слышала, как перешептывались дамы, видела их взгляды, но, как и полагал Мердок, мужчины более всего волновались за свою репутацию. До сэра Эрика им и дела не было. Происшедшее назвали несчастным случаем.

Томас Дьюрант, который некогда был врачом, осмотрел сэра Эрика и сказал, что его жизни не угрожает опасность, хотя он сильно порезался осколками стекла. К счастью, упав, баронет ударился затылком о толстый ковер, что значительно смягчило удар.

Сэра Эрика, который все еще не пришел в сознание, отнесли в его спальню, промыли и перевязали раны.

— Я сам поговорю с ним, — сказал Коллис Хантингтон. — Надеюсь, после этого никто и не вспомнит о несчастном случае.

— Но я не могу оставаться теперь в этой комнате! — воскликнула Джинни. — Надеюсь, все это понимают? Не хочу больше видеть его.

Вскоре она и Сэм Мердок остались одни. Хотя восход уже позолотил небо, Джинни не помышляла о сне.

— Вам незачем встречаться с сэром Эриком, — сказал Мердок. — Я предупредил моих людей, что мы уезжаем через час. Ваша служанка уже пакует вещи.

— Но…

Джинни заметила, как легкая улыбка тронула губы мистера Мердока.

— Я уже понял, что вы очень самостоятельная молодая леди. Не беспокойтесь, я вовсе не собираюсь везти вас к себе домой, хотя и живу не более чем в двадцати милях отсюда. Полагаю, вам лучше присоединиться к родителям в Белмонте. Скажите им, что у вас изменились планы. Я хочу пригласить вас всех к себе, что и сделаю при личной встрече. Буду польщен, если вы посетите меня. Мой дом достроили лишь несколько недель назад, и я уже пригласил нескольких друзей и знакомых. Приедете? — Его голубые глаза светились добротой. — Будет несколько человек из тех, кого вы видели здесь, но вас это не должно смущать. Возможно, ваш муж тоже присоединится к нам, если вернется к этому времени.

Иван! Она почти забыла о его существовании. Впрочем, мысль о муже не доставила ей радости. Он обо всем знал…

Ну конечно же, он знал обо всем заранее! Ей предстояло удовлетворить вожделение сэра Эрика! Так бы оно и было, если бы не вмешался Сэм Мердок.

Джинни показалось, что он наблюдает за ней, и его взгляд выражает сочувствие. Она доверяла ему как никому другому.

— Что ж, великолепно, — деловито сказал Мердок, словно уже получил ее согласие. — Теперь вот что, княгиня. Вы будете готовы через час?

<p>Глава 16</p>

Пока экипаж не остановился, Джинни сохраняла внешнее спокойствие. Ей даже удалось отчасти уговорить себя, что ничего ужасного не произошло. Она старалась не думать об эпизоде с сэром Эриком. Теперь ее сопровождал загадочный Сэм Мердок. О лучшем ее домашние и мечтать не смели. Отец был ею доволен, Соня с замиранием сердца ждала момента, когда ее представят Сэму Мердоку. Про сэра Эрика совсем забыли. Ей задали на удивление мало вопросов по поводу ее спешного отъезда из дома сэра Эрика. Имя Сэма Мердока и его внушительная свита избавили Джинни от излишнего любопытства отца и Сони — они сосредоточили внимание на ее новом знакомце. К тому же лекарство графа Черникова позволило ей успокоиться, и она выглядела так, словно ничего особенного не случилось.

Было темно, и даже луна, тускло светившая большую часть пути, скрылась за тучами. Параллельно дороге извивался ручей, названный именем Корте Мадера. Всей этой землей когда-то владели испанцы, имевшие обыкновение давать название каждому ручейку, горе или долине.

Темнота, однако, отступила, когда они увидели большой двухэтажный дом, освещенный огнями. Он был построен в знакомом ей мексиканском стиле, правда, здесь использовали в основном камень и кирпич в отличие от известняка, применяемого в Мексике. Сэм Мердок отказался от новомодных архитектурных проектов, которым отдавали предпочтение его богатые друзья, и отдал дань традиции, уходившей корнями в прошлое края, где он собирался обосноваться.

Вместо одетых в ливреи лакеев навстречу гостям выбежали усатые ковбои. Они и помогли сойти гостям своего сеньора.

Джинни поднялась по широкой лестнице и прошла через громадные гостеприимно распахнутые двери. В комнате ярко горел свет, звучала музыка, слышались голоса и смех.

Большинство гостей Сэма Мердока были испанского и мексиканского происхождения, хотя среди них, как Мердок и обещал, Джинни увидела знакомые лица. Кроме изысканно одетых джентльменов, здесь были и очень скромные люди — как вскоре узнала Джинни — шахтеры из Невады. В зале находились и вооруженные телохранители мистера Мердока в строгих черных костюмах.

Сэм Мердок вышел приветствовать гостей. Радушный и приветливый, он, как всегда, был уверен в себе.

— Сенатор? Миссис Брендон? Мое почтение. Спасибо, что выкроили время и навестили меня. Должен извиниться, что слишком поздно пригласил вас, но нынешнее новоселье — своего рода экспромт. Идея моей воспитанницы. Она познакомилась с молодым англичанином и искала повод встретиться с ним.

Джинни вспомнила о слухах, связанных с воспитанницей Мердока, и ощутила любопытство. Она его любовница — или все это сплетни? Едва ли любовница, уж слишком по-отечески обращался с ней Мердок. Кто же он? Какие у него слабости? Он, несомненно, умен и гостеприимен.

Сенатор и Соня задержались, чтобы поболтать с Марком Гопкинсом и его молодой женой, а Джинни стали представлять некоторым из гостей.

Ее познакомили с семействами Асеведо и Серрано, с сеньором и сеньорой Ривера, говорившими только по-испански. Ей пожали руку Лонни О'Хара, ирландец, старшина шахтеров, и Ангус Мак-Лейш, владелец ранчо, где разводили скот. «Странно, — отметила Джинни, — вот первые настоящие люди, с которыми я познакомилась, а ведь я в Калифорнии уже довольно давно». Интересно, почему Мердок вмешался и вызволил ее из беды? Отчего он так добр к ней?

Мердок представил Джинни молодому красивому виконту Марвуду, элегантному блондину, который не сводил глаз с широких лестниц, ведущих в зал.

— Ждет не дождется, когда появится моя воспитанница, — усмехнулся Мердок. — В жизни не встречал человека, настолько потерявшего голову. Мне было довольно трудно ее укротить. Впрочем, вы сами все поймете, когда она появится.

Джинни заметила, что за ней и Мердоком внимательно наблюдают. И снова спросила себя: почему Мердок уделяет ей столько внимания?

Ее светло-зеленое платье было с глубоким декольте. Шелковые складки ниспадали вниз, подчеркивая изящество ее фигуры. Сегодня Джинни хотелось выглядеть как можно лучше. Взгляды джентльменов убедили Джинни, что это ей удалось.

Сэм Мердок пригласил ее на танец.

— Позвольте заметить, княгиня, что вы сегодня на редкость обворожительны. — Джинни привыкла к комплиментам, но голос Мердока звучал ровно и несколько сухо. Его рука обвилась вокруг ее талии, но он даже не пытался прижать Джинни к себе. Удивительный человек этот Сэм Мердок — его непросто раскусить.

Он танцевал чуть скованно, но неплохо для человека его возраста. Но вот звуки вальса Штрауса умолкли. Мердок поклонился Джинни, а гости оживленно заговорили.

— А! Кажется, появилась моя воспитанница. Я хотел бы познакомить вас с ней.

Увидев девушку, Джинни покачнулась, а хозяин крепче сжал ее локоть. Нет, это невозможно — неужели у нее начались видения? Не может быть, что это смеющееся, живое, кокетливое существо — Консепсьон! Неужели девушка в великолепном темно-красном бархатном платье с ожерельем из рубинов на стройной шее та самая потаскушка-цыганка, с которой Джинни однажды сцепилась в жаркий летний день? «Нет, это ее двойник», — решила Джинни, как же иначе объяснить, что та Консепсьон вдруг оказалась воспитанницей миллионера?

Не подавая вида, что заметил смятение Джинни, Сэм Мердок повлек обескураженную княгиню к своей воспитаннице.

— А вот и ты, дорогая! — Мердок заговорил по-испански, зная, что английский девушки оставлял желать лучшего. — Княгиня! Позвольте представить вам мою воспитанницу, сеньориту Консепсьон Санчес, дочь моего старого друга. Консепсьон, княгиня Сарканова.

Под изящной одеждой и дорогими украшениями, несомненно, скрывалась настоящая тигрица. Она вперила свои темные глаза в зеленые глаза Джинни, изобразила некое подобие улыбки, скорее выражавшей ярость, и заговорила на мексиканском диалекте, хорошо знакомом Джинни:

— Итак, мы, к несчастью, встретились. Ты до сих пор носишь при себе кинжал?

— Зачем, ведь тебя не было рядом. А тот шрам, который я оставила тебе на память, все еще заметен?

Цыганка готова была зашипеть — слова Джинни попали в цель. Но Сэм Мердок предотвратил столкновение. Его спокойный голос стал твердым, как сталь:

— Раз уж ты спустилась к нам, надеюсь, мы сможем наконец поужинать?

Опасность миновала, хотя мстительный взгляд Консепсьон не предвещал ничего хорошего. Глубоко вздохнув, она деланно улыбнулась:

— Можно я танцевать сначала? Я уже обещай Эдди танец. Хорошо?

Вышеупомянутый виконт Эдди, до этого весьма мрачный, мгновенно просиял. Не вызывало сомнений, что ему нравится в девушке все, даже ее ужасный английский.

— Конечно, конечно! Будто я мог об этом забыть! Вы позволите, сэр?

— Что ж, это ваше дело. — Мердок равнодушно пожал плечами и посмотрел на Джинни, которая стояла как статуя. — Прошу прощения. Манеры Консепсьон, конечно, далеки от совершенства, но она упорно учится.

— Вы поняли все, о чем мы сейчас говорили? — не удержавшись, спросила Джинни. Она все еще пыталась сообразить, какими судьбами Консепсьон оказалась именно здесь.

— Если не ошибаюсь, вы уже встречались с ней, — сухо заметил Мердок. А затем громче добавил: — Не хотите ли прогуляться и взглянуть на галерею? Этот дом построен вокруг большого внутреннего двора — патио, как называют его испанцы. На него выходят окна западной галереи.

— Но ваши гости… — Голос Джинни все еще дрожал от волнения. Ее сердце безумно билось, но не только из-за встречи с Консепсьон. Увидев ее, Джинни с болью вспомнила о Стиве.

— Мои гости подумают, что я слишком увлечен княгиней Саркановой, и начнут сплетничать. Но я уже взрослый и привык к подобным вещам. А как вы на это смотрите?

Поднимаясь по лестнице, Джинни вопросительно взглянула на своего спутника.

— Обо мне всегда сплетничают, и я к этому тоже привыкла. Меня интересует одно — почему вы так добры ко мне? Вы человек загадочный, мистер Мердок, объясните же мне: почему?

Промолчав, Мердок повел ее дальше — к стене, затянутой роскошными драпировками. Он дернул за шнур, и, словно по волшебству, скрытые за драпировками створки раздвинулись, открыв взгляду окна с изящнейшими решетками.

— Что вы думаете обо всем этом? Не сочтите за хвастовство, но я принимал участие в строительстве дома. Мне нравятся практичные и удобные испанские дома. А вы бывали когда-нибудь в Альгамбре в Испании? Этот дворик — копия одного из тамошних.

— Очень красивый, — искренне восхитилась Джинни. Залитый лунным светом патио с мозаичными полами и подсвеченными фонтанами казался иллюстрацией к книге волшебных сказок. Дивное место, приносящее душе покой и умиротворение. У Джинни было слишком много вопросов, на которые она до сих пор не получила ответа. Казалось, Сэм Мердок угадал ее мысли, потому что она услышала за спиной его смех.

— Вам все еще хочется узнать мотивы моих поступков? Ну и, конечно, все о моей воспитаннице? На самом деле все довольно просто. По непонятной причине я считаю себя знатоком человеческой души. Я никогда не слушаю сплетен, не замечаю слухов, но хочу до всего докопаться сам. Мне нравятся женщины с умом и характером, прямые и честные. Вы, похоже, как раз из таких. Поэтому с первой же встречи с вами мне показалось, что вам нужен друг.

— Друг? — переспросила Джинни. Это еще более озадачило ее.

— Ну да, человек, который не смотрел бы на вас с вожделением, простите меня за прямоту. У вас на лице написано, что вы разочарованы в жизни, а этому всегда сопутствует недоверие к людям. Что ж, я испытал в жизни и это. Вы напоминаете мне одну женщину, и я думаю о том, что у меня могла бы быть дочь. Надеюсь, довольно для начала, княгиня?

Джинни удивленно посмотрела на него. Сколько мужчин говорили ей такие же слова, а потом… Но что ей, собственно, терять? Да, в Сэме есть скрытая сила, которая сразу же располагает к нему, даже несмотря на Консепсьон…

— Я хорошо знал ее отца, — продолжал между тем Мердок. — Очень суровым человеком был этот команчеро. Да и девушка кое в чем напоминает его — так же упряма, но зато — красотка и заслуживает куда лучшего, чем шататься по дорогам невесть с кем. Я обещал другу, что возьму девочку к себе и введу в общество. Как видите, так и вышло. Она неплохо танцует — некоторые даже сравнивают ее с Лолой Монтес. А молодой Марвуд от нее без ума.

Джинни и Мердок, осмотрев патио, продолжали ходить по дому в полном одиночестве. Гости внизу наверняка думают: где же хозяин и княгиня Сарканова и чем занимаются? Впрочем, какая разница? Джинни отогнала мысль о князе Иване. Его здесь нет, а если б и был, возможно, одобрил бы ее поведение.

Дом оказался гораздо больше, чем думала Джинни. Наверху были зала для приемов и комнаты для гостей, а в другом крыле — апартаменты тех, кто считался членами «семьи» Мердока, включая и телохранителей.

Большая комната Консепсьон была не прибрана. Возле кровати валялись предметы туалета. К ее апартаментам примыкали покои хозяина. Там стояла тяжелая мебель, а огромная кровать, занимавшая центр комнаты, поразила Джинни. Она не могла представить себе, чтобы Сэм Мердок спал в такой кровати, да и жил в подобной комнате. Из огромных окон, выходивших на террасу, были видны ступени, ведущие в небольшой дворик, который со всех сторон обступали высокие каменные стены. Гардеробная со множеством зеркал была наполовину меньше спальни. Здесь, на туалетных столиках, лежали предметы женского обихода из чистого серебра: щетки и гребни для волос, шкатулки для драгоценностей, открывающиеся с мелодичным звоном.

Какой же женщине принадлежали все эти сокровища, все эти ювелирные изделия, разбросанные на столе? А кто мылся в громадной ванне, украшенной аквамариновыми висюльками?

Зачем он показывал ей все это? Что это значит? Драгоценности, зеркала… Да, особенно зеркала. Они с самого начала поразили Джинни. И больше всех — то, что было на потолке, как раз над кроватью. Так что же такое Сэм Мердок?

Должно быть, он снова угадал мысли Джинни, а поэтому вывел ее из этих странных покоев и решительно двинулся вниз, к гостям.

Весь вечер мистер Мердок вел себя как любезный и радушный хозяин, радующийся гостям.

— Ты, кажется, произвела на всех самое приятное впечатление, — шепнула Соня Джинни, но та уловила в ее голосе легкое злорадство. Сенатор, казалось, не мог налюбоваться на дочь и всякий раз, как Джинни приглашали на танец, весело улыбался.

Однако Джинни не покидало смутное беспокойство, должно быть, потому, что она встретила здесь Консепсьон и поняла, что та обосновалась в доме Мердока надолго. Весь вечер Джинни ловила на себе ее злобные взгляды. Волновал Джинни и Сэм Мердок, предложивший ей дружбу, несмотря на обстоятельства, при которых они познакомились. Нет, Джинни так и не поняла, почему он проявлял к ней такой интерес. И зачем показывал ей свои апартаменты?

Заметив, что Консепсьон избегает Джинни, Соня сказала:

— По-моему, ты не нравишься этой девушке. Может, она ревнует?

— У нее нет для этого никаких оснований, — ответила Джинни. Ей не хотелось говорить ни с Соней, ни с дамами, которые, казалось, только и ждали момента, чтобы засыпать ее вопросами. Джинни давно утомило любопытство людей, пытавшихся побольше разузнать о ней. Конечно же, дам более всего интересовало, отчего на вечере нет ее мужа и каковы их планы на будущее. Ну почему они не оставляют ее в покое? Между тем время шло, и Джинни все сильнее хотелось спать.

Консепсьон пригласила женщин спуститься во дворик, где вот-вот должна была заиграть испанская музыка.

— Думаю, услышав, как мы веселимся, мужчины тотчас последуют за нами. Пойдемте же!

«Ну уж нет, — подумала Джинни. — Этого еще не хватало! Придется сослаться на головную боль…»

Но, заметив вызов в глазах девушки, она напряглась. Что ж, если сегодня вечером разыграется драма, она не останется в стороне. Надо же узнать, что все это значит!

<p>Глава 17</p>

Великолепный дворик с фонтанами был залит светом факелов. Высокие стены была увиты плющом, и хотя дом построили недавно, он походил на старинный.

— Какая удивительно тихая ночь, — заметила Соня, когда все наконец уселись. — Можно подумать, что хозяин и ее заказал для нас, как и все прочее.

В дальнем конце двора музыканты уже наигрывали испанскую музыку, в которой преобладали звуки гитар. Женский голос с затаенной страстью и надрывом исполнял испанское фламенко — песнь любящих и страдающих сердец.

Стоило Джинни закрыть глаза, как перед ней всплыли картины ее мексиканской жизни. У нее перехватило дыхание. Когда же она впервые услышала эту мелодию, дышащую истомой? Это случилось тогда, когда дон Хуан Сандовал устроил празднество по случаю свадьбы Джинни и Стива и молодой внезапно исчез вместе с Консепсьон. Как же это случилось, что все, буквально все сегодня вечером заставляло Джинни вспоминать о прошлом? Неужели ей так никогда и не удастся отделаться от этих гнетущих воспоминании?

Джинни сидела тихо, сложив руки на коленях. Ночь была теплой, но не жаркой, однако Джинни взмокла от пота.

Испанские мелодии сменились мексиканскими. Когда джентльмены вышли во двор, чтобы присоединиться к дамам, там уже разгоралось веселье и танцоры в национальных мексиканских костюмах исполняли зажигательные танцы. Нет, думала Джинни, на этот раз она не позволит музыке околдовать себя! Может, Консепсьон только и ждет, чтобы она вспомнила ту злополучную ночь и многие другие, последовавшие за ней. Консепсьон, откинувшись на спинку стула, от души наслаждалась происходящим. Она казалась еще более оживленной и очаровательной, чем прежде. Английский виконт стоял за спинкой ее стула и что-то шептал ей на ухо, склонив свою светловолосую голову. Если Консепсьон и в самом деле воспитанница Мердока, то кому же принадлежат грандиозная кровать в спальне и гардеробная, отделанная с таким безупречным вкусом? Чьи же все эти дорогие безделушки и украшения? Кто смотрится в зеркала на потолке и стенах? Нет, эта роскошь не вяжется с обликом Сэма. Хотя что она знает о нем?

Джинни заметила, что отец прогуливается с хозяином дома. В свете факелов его лицо казалось постаревшим и взволнованным. Джинни продолжала незаметно наблюдать за ними, желая отвлечься от танцоров. Сэм Мердок улыбался, но лицо его было непроницаемым. Сенатор рассеянно потирал подбородок — верный признак того, что он чем-то огорчен. Они беседовали, пока их не прервал сеньор Розарио, один из богатейших испанских владельцев ранчо.

— Согласится ли сеньорита Санчес потанцевать для нас? Сэм Мердок вопросительно посмотрел на Консепсьон, но та лишь покачала головой.

— Боюсь, что сегодня едва ли, может быть, завтра. Но почему бы и вам, дамы и господа, немного не потанцевать?

Несколько пар, испанских и мексиканских, последовали его совету. Музыка все больше увлекала как исполнителей, так и зрителей. Те, кто не танцевал, хлопали в такт мелодии.

«Нет, это невыносимо», — подумала Джинни. Она так крепко стиснула руки, что суставы пальцев побелели, а ладони увлажнились.

Ей казалось, что Консепсьон хочет ее унизить, и, хотя теперь Джинни была под покровительством Сэма Мердока, ей совсем не хотелось подвергать их дружбу испытанию, вступив в конфликт с его воспитанницей.

Джинни незаметно встала, чтобы уйти, сославшись на головную боль. Ей хотелось поскорее заснуть.

— О, Джинни, как это грустно. Может, проводить тебя? — спросила Соня.

— Нет, Соня, не беспокойся. Не то мистер Мердок решит, что нам не нравится представление…

Направляясь к дому, Джинни искала глазами Мердока, но он вдруг исчез неведомо куда. Она заметила отца; тот, куря сигару, беседовал с главными держателями акций недавно открывшейся шахты. Увлеченные разговором, эти люди не замечали ни музыки, ни танцев.

Джинни уже подошла к дверям, когда приторно-нежный голос Консепсьон остановил ее:

— А, принцесса, надеюсь, ты не покинешь нас? Один господин весь вечер ждет возможности потанцевать с тобой.

Оглянувшись, Джинни увидела очень смуглого джентльмена с великолепной белозубой улыбкой. Она давно заприметила его, ибо он не сводил с нее глаз весь вечер.

Джентльмен быстро сказал:

— Простите за беспокойство, мадам, но я близкий друг бедняги Фрэнка Джулиуса. Меня зовут Арманд Петруччио, быть может, он упоминал мое имя. Фрэнк говорил мне, что вы великолепно танцуете и даже танцевали в присутствии покойного эрцгерцога Максимилиана!

Все это время Консепсьон стояла рядом, торжествующе улыбаясь. Джинни заметила, что некоторые из гостей смотрят на них и прислушиваются.

— Видно, у меня неладно с манерами, да? — спросила Консепсьон с наигранным простодушием. — Эта дама нынче — княгиня Сарканова. Надеюсь, я правильно произнесла твое новое имя? Помнится, у нас в Мексике были общие знакомые, или я ошибаюсь?

Овладев собой, Джинни ответила, что направлялась к себе в комнату.

— У меня немного болит голова… утомительное путешествие сюда…

— И еще более утомительное путешествие утром — из Сан-Матео в Белмонт — совсем тебя доконали, бедняжка! — Консепсьон снова просияла. — А я-то так надеялась, что ты станцуешь с нами… Тогда другие дамы почувствовали бы себя увереннее и тоже к нам присоединились. Уж если ты научилась мексиканским народным танцам, для остальных это не составит труда!

— Княгиня, мы все надеемся, что вы нас не разочаруете? — неожиданно поддержал Консепсьон еще один джентльмен. — Сеньорита Санчес согласилась танцевать перед нами при условии, что и вы покажете свое мастерство.

— Вы и в самом деле умеете танцевать народные мексиканские танцы?

«О Господи, — подумала Джинни, — я ведь не смогу! Как танцевать, когда ничего не чувствуешь, когда болит голова и дрожат руки? Консепсьон решила посмеяться надо мной!» Но вдруг эта мысль, так испугавшая Джинни, придала ей силы. Да! Она выдержит! Сколько раз прежде она самозабвенно отдавалась мексиканским танцам? Было время, когда только они спасали ее от отчаяния!

Консепсьон щелкнула пальцами музыкантам и запрокинула голову.

— Играйте, мучачос! — крикнула она и спросила партнера Джинни: — Вы готовы, сеньор? Тогда начнем!

Грянула музыка; гитары почти смолкли, их сменили другие инструменты, такие же традиционные, как и сам танец — один из самых популярных и любимых в Мексике.

Джинни взглянула на своего партнера:

— Я прожила в Мексике несколько лет и знаю этот танец.

Джинни вдруг почувствовала, что, помимо своей воли, отдалась завораживающему ритму танца. Ее руки, вначале скованные, обрели прежнюю свободу, а пальцы сами собой начали прищелкивать.

Музыканты и другие танцоры издавали возбужденные возгласы и хлопать в ладоши. Это всеобщее оживление всегда сопутствовало мексиканским танцам, во время которых люди забывали о тяготах жизни. И Джинни, танцуя, забыла обо всем на свете: о Консепсьон, о своем партнере.

Несмотря на поздний час, нашлось немало желающих потанцевать с Джинни и ее партнером. Двор мгновенно заполнился танцующими парами. Все кружились то очень быстро, то замедляли темп; оставляя партнеров, дамы вихрем неслись по площадке, прихлопывая в ладоши и притопывая каблучками. Когда Консепсьон сбросила туфли, Джинни сделала то же самое. Теперь ей было совершенно безразлично, кто за ней наблюдает и что думают о ней гости Сэма Мердока.

— Я и не подозревала, что Джинни умеет так танцевать! Ах, Уильям, да она просто растворяется в музыке! — воскликнула Соня.

— Кажется, наша юная хозяйка ничуть не меньше увлечена танцем, так что не беспокойся, дорогая. После сегодняшнего празднества мексиканские танцы наверняка войдут в моду.

Джинни кружилась, забыв про усталость и головную боль. Она раскраснелась, ее волосы разметались по плечам, а на губах заиграла улыбка.

«Но где же, — подумала Соня, — мистер Мердок?» Гостеприимный хозяин неожиданно исчез после того, как к нему подошел слуга и что-то прошептал на ухо.

Танцы становились все более темпераментными. Всеобщее внимание сосредоточилось теперь на Джинни и Консепсьон, которые словно состязались. Сэм Мердок наблюдал за ними с галереи и мрачнел все больше и больше:

— Черт возьми! Мне следовало помнить, что Консепсьон может выкинуть все что угодно, как только я отвернусь.

— Похоже, княгиня не намерена уступать ей, — заметил его собеседник.

— Честно говоря, меня беспокоит девушка, — сказал Мердок. — Время от времени я поражаюсь ее необъяснимым равнодушием ко всему. Я выяснил, что она слишком часто принимает лекарства от головной боли, в сущности, не может без них обходиться. А еще какую-то микстуру. Удивительно, что ее отец смотрит на это сквозь пальцы.

— Может, вы пригласите ее на танец? Кажется, здесь есть дверь, ведущая в малый патио?

— Похоже, вы забыли о моем возрасте.

— Но ведь вы хозяин!

Сэм Мердок спустился вниз и подошел к сенатору и его супруге:

— Простите меня за исчезновение. Мне пришлось потолковать с одним из моих партнеров. Не позволите ли мне пригласить княгиню на танец?

— Мы хотели пойти отдохнуть, — заметила миссис Брендон.

— Тогда я попрошу мою воспитанницу проводить вашу дочь в спальню. Ну а сейчас, если позволите…

Лицо Сэма Мердока было по-прежнему непроницаемым. Он двинулся сквозь толпу танцующих. Музыканты, заметив хозяина, несколько замедлили темп. Джинни подняла глаза и увидела перед собой Мердока.

— Давненько уже я не танцевал под такую музыку. Теперь уж я не слишком в себе уверен — отвык от танцев, да и быстро задыхаюсь.

— Однако вы здесь, наш загадочный хозяин.

Мердок усмехнулся:

— Вы ошибаетесь. Во мне нет ничего загадочного. Я всего-навсего стареющий мужчина. Ну а еще — удачливый игрок. А вот вы великолепно танцуете. Я не видел вас прежде такой оживленной. Кстати, мне бы хотелось попросить вас об одном одолжении.

Разговаривая, они дошли до самого дальнего конца патио, удалившись от гостей. Просьба Мердока так удивила Джинни, что она даже взглянула туда, где стояли ее отец и Соня. Они уже собирались уходить и прощались с гостями.

— Я попросил у вашего отца разрешения потанцевать с вами и обещал ему, что после этого моя воспитанница проводит вас в спальню.

— Зачем, я и сама найду дорогу.

— Так что же? Вы доставите удовольствие старику?

— Конечно, да, — ответила Джинни, сама не зная, почему согласилась танцевать с Сэмом Мердоком. Может, чтобы позлить Консепсьон?

Сэм Мердок с удивительной для своего возраста легкостью закружился с ней по площадке, а затем они скрылись в темноте и оказались возле небольшой двери в стене. Мердок толкнул ее, и та бесшумно открылась.

«Как пещера Аладдина», — подумала Джинни.

Замок за ее спиной щелкнул, дверь закрылась, и они остались вдвоем в маленьком дворике в полной темноте. Здесь, за толстыми высокими стенами, окружавшими патио, музыки почти не было слышно.

В углу чуть журчал маленький фонтан. У стены росли высокие деревья, обвитые виноградными лозами.

Теперь темп музыки замедлился, и мелодия чем-то напоминала вальс.

— Так мы потанцуем?

— Но ведь вы пригласили меня на танец! — беззаботно ответила Джинни, внезапно почувствовав тяжесть на сердце. Может, Мердок ничем не отличается от других мужчин — просто ведет себя более умело и не спешит. И зачем только она пришла с ним в этот уединенный дворик?

Тут Джинни заметила двух телохранителей, одетых в черное. Они стояли возле стены. Неужели же он никому не верит?

Мердок налил ей бокал вина из хрустального графина, стоявшего на каменном столике, и печально сказал:

— Мне всегда хотелось научиться хорошо танцевать. Раньше у меня получалось лучше, должно быть, оттого что я был моложе.

Джинни подняла бокал.

— Но вы говорили…

— Я сказал, что почту за честь, если вы согласитесь потанцевать со мной здесь, в тишине и вдали от гостей. Вы будете пить?

Огорчившись, что плохо подумала о Мердоке, Джинни подняла бокал и сделала глоток.

— Значит, вы хотите, чтобы я танцевала одна?

— Что вы, вовсе нет. Но я предпочел бы, чтобы вы потанцевали не со мной, а с другим партнером.

Ей показалось, что, уходя, он пробормотал: «Простите меня». Один из мужчин, которых она приняла за телохранителей, отделился от стены и шагнул вперед. Джинни так и не поняла, что именно сказал Мердок, ибо тут же увидела перед собой Стива Моргана, заросшего бородой до самых глаз.

<p>Глава 18</p>

Звезды, ярко сверкавшие на иссиня-черном небе, закружились у Джинни перед глазами, но Стив подхватил ее на руки.

«Кажется, я сплю, — подумала Джинни. — Наверное, опять что-нибудь подмешали в вино». Она прикрыла глаза, а в голове у нее теснились самые невероятные мысли. Как все это необъяснимо! Стив сжимал ее не страстно, но крепко — так, словно их только что познакомили. Тоже поразительно.

Джинни опасливо приоткрыла глаза и посмотрела на Стива, даже боясь дышать.

— Вам уже лучше, княгиня? — бесстрастно спросил он, сделав, однако, ударение на слове «княгиня». — Может, вы присядете?

«Стив!» — хотелось ей крикнуть во весь голос, но язык не повиновался Джинни, и она промолчала.

У нее сверкали глаза, но лицо было мертвенно-бледным, и она все еще не решалась дышать, изумленно и сосредоточенно вглядываясь в Стива.

Он смотрел все так же безжалостно. Только вопросительно приподнятые брови напоминали прежнего Стива.

— Может, все-таки присядете? Простите, что появился здесь так внезапно и, очевидно, напугал вас, но не мог же я подвергаться риску. Если бы ваш отец узнал меня, ему уже не пришлось бы выкладывать деньги за мою голову.

Джинни смотрела на него во все глаза, не вдумываясь в смысл слов. Она только заметила, что они теперь совсем одни, а в голосе Стива появились знакомые иронические нотки, которые она так ненавидела прежде. Но почему она не может ни говорить, ни двигаться?

Джинни опьяняла только одна мысль, вытеснившая все остальные: «Он здесь, он здесь!» Попытавшись сделать шаг, она снова бессильно повисла на руках у Стива. Как странно, почему он не обнимает ее, как прежде, не целует?

Усадив Джинни на каменную скамью, он поднес к ее губам стакан с каким-то напитком.

— Вот, выпейте, к сожалению, ничего другого не могу предложить вам. Господи, неужели то, что я все еще жив, повергло вашу милость в такой шок?

Джинни едва не задохнулась, попытавшись сделать первый глоток, однако справилась, зная, что иначе Стив вольет ей в горло вино насильно. Мало-помалу она начала понимать, что происходит, и устыдилась своей реакции на его появление.

Джинни мучила мысль, что она уже не замужем за Стивом, поскольку отдала руку князю. Но как же относится теперь к ней Стив, если вообще как-нибудь относится? Зачем он сюда приехал?

Стив почувствовал, как Джинни отстраняется от него, хотя всего секунду назад прижималась к нему нежно и доверчиво. Он собрал в кулак всю свою волю, чтобы не воспользоваться ее беспомощностью и не подмять под себя. Он так хотел ощутить тепло ее кожи, почувствовать, как открываются навстречу ему ее губы! Однако он усадил ее на скамью, дал выпить вина и выпил сам. Теперь, глядя в это отстраненное лицо, Стив нахмурился, охваченный гневом и горечью.

— Вам лучше? — сухо спросил он. — Не возражаете, если я посижу с вами? — Он опустился рядом, а Джинни думала лишь о том, чтобы не прикоснуться к нему.

— Что вы здесь делаете? Почему вы приехали сюда? И мистер Мердок…

— Чертовски приветливо вы встречаете старого знакомого, не так ли, княгиня? — холодно бросил он.

— О! — гневно воскликнула Джинни. Поняв, что она злится, он стал, как прежде, спокойным и ироничным.

— Послушайте, я приехал сюда вовсе не для того, чтобы ссориться с вами. Зачем? Хотите верьте, хотите нет, но я вовсе не собираюсь разрушать вашу счастливую жизнь. — Он посмотрел ей в глаза, но Джинни не могла разобрать, лжет он или нет, а между тем от его спокойного, ровного тона в душу ее заползал холод.

— Честно говоря, сначала я злился и кипел от ревности. Но, обдумав все, пришел к выводу, что наша совместная жизнь не могла продолжаться долго. Войны и сражения обладают странной закономерностью — они лишают человека перспективы: на войне живешь только одним днем. Да и что я мог предложить вам? Подстилку под фургоном? Вечные скитания? Нет, я не осуждаю вас за то, что вы выбрали лучшую долю. Вероятно, и я на вашем месте поступил бы точно так же. Теперь, видя, как вы одеты, зная, какое блестящее положение вы заняли в обществе, я думаю, каким был глупцом, пытаясь лишить вас того, к чему вы привыкли с самого рождения.

Она молчала, хотя ей хотелось рыдать от бессилия, крикнуть, что он ошибается, но Стив все так же спокойно продолжал говорить, и она не прерывала его.

— Я виню себя лишь за то, что вырвал вас из привычной жизни и доставил вам много неприятностей. Теперь мне хочется только убедиться, что вы довольны жизнью.

Нет, больше она не могла этого слышать. Да разве можно поверить, что этот спокойный человек, который говорит о том, что виноват перед ней, и есть непредсказуемый и невоздержанный Стив! Нет, это совсем не тот Стив — самоуверенный, эгоистичный, временами жестокий, не тот, кого она называла своим и который любил ее. Ведь тот Стив при всех его недостатках не был к ней равнодушен!

Ему, оказывается, не следовало любить ее — вот как он решил! И все эти слова о чувстве ответственности за ее судьбу наводили Джинни на мысль, что Стив хочет лишь одного — успокоить свою проснувшуюся совесть. Но когда, скажите на милость, Стив был совестлив?

Охваченная гневом, Джинни воскликнула:

— Перестаньте! Прошу вас, ни слова больше. Как вы уже заметили, в этой встрече нет никакого смысла. Что же касается меня… если вы не ослепли, то должны прекрасно видеть, каково мне приходится. Ваше появление потрясло меня до глубины души… — Не зная, что еще сказать, Джинни спросила: — Как случилось, что вы стали телохранителем мистера Мердока? Когда это произошло?

Стив коротко рассмеялся:

— Очень рад, что вы так быстро справились от шока, вызванного моим появлением. То, что я здесь, отчасти следствие любопытства, но, как вы знаете, война закончилась, и мне пришлось искать занятие по душе. Я давно знаком с Сэмом Мердоком, притом он хорошо платит. Согласитесь, что такого рода занятие подходит мне как нельзя лучше.

— Значит, вы продаете свою шпагу, вернее, пистолет, тому, кто больше платит. Похоже, вам просто нравится рисковать жизнью, Стив Морган. Разве вам не известно, что в этой стране охотятся за вашей головой в надежде на щедрый приз? — Ее глаза снова заблистали от гнева, а щеки слегка порозовели. — Интересно, о чем вы думаете? Ведь вы человек умный и не станете совать голову в петлю!

Вдруг Джинни вообразила, что появление Стива Моргана связано с Консепсьон, и она прерывисто вздохнула:

— Консепсьон! Как же я раньше не догадалась? Ведь она ваша любовница, не так ли? Значит, вы здесь для того, чтобы быть рядом с ней, чтобы… чтобы…

— Дражайшая княгиня! Надеюсь, вы не собираетесь прибегнуть к тем выражениям, которыми некогда владели с большим мастерством? — Он снова насмешливо взглянул на нее и вытянул ноги.

Похоже, прошлое так завладело Джинни, что ей как никогда захотелось вцепиться ногтями в его улыбающуюся, самодовольную физиономию. Она даже подняла руки, но Стив остановил ее.

— Будьте благоразумны, княгиня, — произнес он, сжимая ее запястья, — разве вы забыли, что у вас теперь другой муж?

Его иронический тон подействовал на нее как холодный душ. Приступ гнева прошел, желание бороться с ним исчезло, и она растерянно уставилась на Стива. Как же она могла забыть? А ведь уже прошло несколько месяцев! Они перестали понимать друг друга, и сейчас Стив Морган вел себя так, словно хотел от нее избавиться, чтобы испытать облегчение. Джинни сникла и безвольно уронила руки.

— При чем тут Консепсьон? Мы с ней и впрямь долгое время были друзьями, однако возобновление старых знакомств требует времени. Я совсем недавно приехал сюда из Вирджиния-сити. Признаться, чертовски устал, но, услышав, что вы — по странному капризу судьбы — тоже здесь, я…

Став сознательно остановился, внимательно наблюдая за Джинни из-под своих длинных ресниц.

Джинни ясно понимала одно: он ее не хочет. Его поведение и слова убедили ее в этом с самого начала. Ладно, пусть так, но что же ему от нее надо?

Все же она знала Стива, правда, прежнего, из той, давней жизни. Едва ли появление Стива здесь, в доме Мердока, можно объяснить одним только совпадением.

Сейчас Джинни почувствовала, что смертельно устала, — последние два часа ее поддерживали лишь гнев и волнение. Теперь она ощущала пустоту в душе, не испытывая ни радости, ни горечи.

— Почему вы здесь, Стив, я надеюсь со временем выяснить. Теперь же простите меня, но я должна уйти, у меня очень болит голова.

Едва держась на ногах, Джинни подняла руки и сжала виски. У нее стучали зубы, хотя в патио было не холодно. Теперь ей больше всего хотелось добраться до своей комнаты, выпить микстуру графа Черникова и погрузиться в привычный мир сладких грез и приятных видений. Господи, как же она устала! Джинни прикрыла глаза и почувствовала, как ей на плечи легли сильные руки Стива.

— Джинни! Ради Создателя, скажи, что с тобой?

Охваченный горечью и гневом, Стив все же заметил ее странную слабость, которой сменилась недавняя пылкость и страсть. Он слегка встряхнул Джинни, надеясь, что она снова придет в себя. При всем том Стиву неудержимо хотелось отомстить этой женщине, которая, по его мнению, вела себя как куртизанка и совсем не походила на прежнюю Джинни, когда-то принадлежавшую ему.

— Джинни, черт возьми…

Да как он смеет кричать на нее? Отчего в его голосе столько ненависти и презрения?

Она постаралась высвободиться из его объятий.

— Оставьте меня в покое! Зачем, ну зачем вы приехали? Теперь обо мне заботится другой. Я уже не принадлежу вам, а кроме того, не нужна вам. Я хочу спать. И у меня нет с собой даже порошка от мигрени…

Услышав, как он вполголоса выругался, она несколько удивилась. В следующий момент она почувствовала, что он поднял ее и куда-то понес. Голова Джинни лежала на его плече, как в добрые старые времена.

— Нет, нет, я вовсе не хочу…

— У вас, как видно, нет даже сил сопротивляться! Но не беспокойтесь, княгиня. Я не намерен вас насиловать, если вы опасаетесь именно этого.

Джинни хотелось сказать, что она этого не боится, как не боится уже ничего, но язык не повиновался ей. Кроме того, ей были приятны знакомые сильные руки Стива. Джинни вспомнила, как однажды он нес ее по покрытой коврами лестнице в веселом заведении Лилы, как она тогда дралась с ним, как ненавидела его. Но сейчас уже у нее не было сил ни сопротивляться, ни ненавидеть, ни даже испытывать страх.

Делия, вскрикнув, отступила, когда дверь в комнату распахнулась от удара сапога и высокий чернобородый мужчина внес на руках ее драгоценную хозяйку. Пола его пиджака оттопырилась — под ней был пристегнут револьвер.

Делия уже открыла рот, чтобы закричать, но крик замер у нее на губах, когда незнакомец взглянул на нее.

— Снимите покрывало с кровати и не делайте вид, будто вас укусила змея! Она, то есть княгиня, вдруг плохо себя почувствовала. Вы знаете, что делать в подобных случаях?

— Но… — Синие глаза мужчины угрожающе потемнели, и Делия поспешно сказала: — Да, сэр. Княгине нужно принять микстуру — она всегда ей помогает. Я займусь княгиней, если позволите.

Мужчина бережно уложил Джинни на кровать. Она вдруг открыла глаза, несколько раз мигнув от яркого света газовой лампы.

— Стив? — чуть слышно спросила она. Тот бросил взгляд на Делию:

— Давайте скорее микстуру. Если вам что-нибудь непонятно, то я работаю на мистера Мердока. Он и прислал меня сюда.

— Что вы, сэр. Клянусь, я никому не скажу, что видела вас. Мадам это не понравилось бы.

— Спокойной ночи, княгиня.

Голос Стива звучал ровно и совершенно спокойно. Отлично вышколенный телохранитель мистера Мердока только выполнял распоряжение хозяина.

Когда дверь за Стивом закрылась, Джинни почувствовала, как у нее по щекам побежали слезы.

<p>Глава 19</p>

Джинни проснулась поздно. В голове у нее все так перепуталось, что происшествия вчерашнего вечера казались ей сном. Она попыталась убедить себя, что это был сон, и не более. Другие предположения она отвергала как невероятные. И все же…

— Все отправились кататься верхом, мадам, — сообщила Делия, помогая ей одеться. — Уехали с час назад, не велев будить вас. Принести завтрак сюда?

— И кто же распорядился об этом? — резко спросила Джинни, к немалому удивлению служанки.

— Сенатор, конечно. И мистер Мердок. Они все хотят, чтобы вы, мэм, отдохнули как следует. Кроме того, мистер Мердок просил вас чувствовать себя как дома и делать все, что захотите.

Делия поспешила к ней с порошком, аккуратно завернутым в крошечный пакетик из рисовой бумаги. Джинни автоматически протянула руку к заветному снадобью, но что-то заставило ее взглянуть на Делию.

— Мистер Мердок — великий человек, правда, мадам? И очень богатый! Это сразу понимаешь по тому, как говорят о нем люди. Он очень хорошо к вам относится. Видели бы вы, как он заботливо справлялся о вашем здоровье.

Джинни проглотила порошок и запила его ледяным соком.

— Так что ж, они все уехали?

«Невинный вопрос», — подумала Джинни. Если здесь и в самом деле вчера был Стив, он, конечно, отправился вместе со всеми. Едва ли он осмелился бы остаться в доме. Интересно, посвящен ли Сэм Мердок в их дела? И какую игру ведет он с ней?

— Все, мэм, — ответила Делия. — Даже молодая леди-испанка. Мистер Мердок сказал слугам, чтобы слушались вас, как его самого.

Надев костюм для верховой езды, Джинни вышла пить кофе с рогаликами в маленький патио. В одиночестве она чувствовала себя принцессой в заколдованном замке…

«Нет, лучше ни о чем не думать», — твердо сказала себе Джинни. Она заставила себя выпить чашку кофе и съесть половинку рогалика, хотя есть ей не хотелось. Как же тихо кругом! Тишина окутывала все — каменную скамью и столик, миниатюрный фонтан и бассейн. А вот каменная лестница, ведущая в спальню Сэма Мердока. Часто ли он спускается по этой лестнице в свой патио, скрытый от нескромных взглядов высокой стеной?

Джинни отпустила Делию, а затем исчезли и молчаливые слуги. Солнце ласкало Джинни своими теплыми лучами. Она чувствовала себя спокойно и хорошо и была готова встретиться лицом к лицу с любой неожиданностью — даже с призраками прошлого. Она решила тоже отправиться на верховую прогулку и, если удастся, догнать остальных. Но ей не так уж хотелось встречаться со всеми этими людьми.

Только увидев, как по ступеням спускается он, Джинни поняла, чего она так напряженно ждала, сидя во дворике.

Он был в белой рубашке, расстегнутой на груди, и черных брюках. Стив выглядел усталым и раздраженным, как после бессонной ночи. Сердце у Джинни забилось быстро-быстро, но она попыталась сохранить спокойствие — вне всякого сомнения, он провел ночь с Консепсьон. Но отчего это так мучает ее?

— Что вы здесь делаете?

Стив задумчиво потер подбородок:

— А черт его знает. Вообще-то я здесь живу, пока, во всяком случае. Кроме того, Сэм попросил меня присматривать за вами и выполнять все ваши распоряжения. Не возражаете, если я с вами посижу?

Не дожидаясь ответа, он сел на каменную скамейку напротив нее и протянул руку к рогалику. Джинни словно загипнотизировал взгляд Стива.

— А вы похудели. И потеряли тот персиковый загар, который вас очень красил. Видно, очень поздно ложитесь спать. Вы разве забыли, как разливают кофе? Или теперь этим занимаются слуги?

— Поскольку вы тоже слуга, не слишком ли вы фамильярничаете? — Она метнула в его сторону холодный взгляд.

— Сдается, сегодня вы куда больше похожи на прежнюю Джинни, поэтому я обслужу себя сам. Простите, что побеспокоил вас, княгиня.

— Нет уж, я сделаю это сама — но только один раз. И все же мне хотелось бы выяснить, что у вас на уме, Стив Морган? Вы забываете, что я слишком хорошо вас знаю!

— Я помню об этом и благодарен вам.

Он отвечал весьма сдержанно, но Джинни отлично видела, что в глазах у него заплясали чертики, а потому решила держаться как можно суше:

— Итак, отчего вы здесь? Вы сами ответите или мне спросить мистера Мердока?

— А Сэм не так уж много знает. Разве только то, что некогда мы с вами были очень близки. Он довольно старомодно относится к женщинам. И, кстати, весьма беспокоился за вас вчера вечером. Пожалуй, вам стоит сообщить ему, что я сохранял необходимую дистанцию. Мне бы не хотелось потерять работу.

Иронический тон Стива задел Джинни, а он, как нарочно, уселся поудобнее на стуле, вытянул ноги и принялся глазеть на нее, потягивая кофе.

— Сдается мне, что вы знаете друг друга куда лучше, чем показываете. Вот сегодня, например, вы спустились сюда прямо из его спальни.

Он насмешливо изогнул брови:

— Черт побери, княгиня, вы меня удивили! Так, значит, вы уже побывали у него в спальне? Как вам не стыдно? А может, ваш муж — само всепрощение?

Джинни вспыхнула.

— А вы совсем не изменились! — злобно воскликнула она. — И даже позволяете себе думать такое о человеке, который вас пригрел…

— С чего вы решили, что я хотел вас оскорбить? Напротив, я считаю, что Сэму очень повезло! Он просто счастливчик, как и ваш муж, разумеется. Как жаль, что его здесь нет!

Джинни открыла было рот, чтобы ответить ему порезче, но тут же осеклась. Одна мысль неожиданно пронзила ее: Стив был пьян! Причем пьян безобразно. Такого ей еще не случалось видеть. Впрочем, держался он безупречно, но Джинни знала!

— Боюсь, мне придется вас покинуть, — холодно сказала она. — Вы только что напомнили мне, что у меня есть муж, а заодно обвинили и в связи с Мердоком. Должна заметить, что это никоим образом вас не касается. Впрочем, вы и сами утверждали это вчера. Помните?

Она поднялась. Пора было выбираться отсюда: ведь Стив был здесь, чтобы пытать ее, мучить, и даже порошки уже не спасали ее от душевной боли.

— Ну что ж, кажется, мы выяснили истинное положение вещей, — раздраженно проговорил Стив. — Но вам совершенно незачем убегать отсюда. Вы же не боитесь насилия: Что было, то прошло, княгиня!

Но отчего он в таком случае вдруг схватил ее за руку? Джинни теперь уже не могла уйти. Наконец она решила, что он приехал сюда надругаться над ней.

Джинни прикусила губу, а потом спокойно сказала:

— Вот что, Стив. Прежде, чем вы скажете, что вам от меня угодно, отпустите мою руку.

Стив Морган чувствовал, что пьян. Он знал, что ему следует отпустить Джинни. Но со вчерашнего вечера те горькие слова, что она бросила ему в лицо, жгли его, словно раскаленные угли.

— Так отчего же вы не можете оставить меня в покое? Скажите, прошу вас, зачем вы вернулись в Калифорнию?

В этот момент Стив готов был послать все к чертовой матери и заявить Бишопу, чтобы он подыскал себе другого человека. Даже сейчас, черт возьми, его обуревало желание наподдать Джинни как следует, а то и придушить ее. И это после разговора с Сэмом Мердоком! Неужели она и в самом деле влюбилась в князя Сарканова? Как он этого достиг?

Они стояли друг против друга, замкнутые и отчужденные как никогда.

— Вы одеты для верховой прогулки, — коротко заметил Стив. — Сэм не хотел бы вас разочаровывать, поэтому, если вы подождете, пока я допью кофе, я провожу вас.

Джинни так и подмывало убежать и прекратить эту неприятную сцену.

— Полагаю, у меня нет выбора, но удивляюсь, что вы решаетесь показываться на людях. Если мой отец или Соня заметят вас, то… — Она потерла запястье. Стив вдруг вежливо отодвинул стул, когда она снова решила сесть за стол.

— Глазам своим не верю! — иронически воскликнула она. — А вы, оказывается, усвоили кое-какие манеры, не так ли?

— А ваш язычок ничуть не потерял былой остроты! Кстати, поскольку вас так раздражает мое присутствие, княгиня, спешу сообщить вам, что уеду отсюда сегодня же вечером. Вряд ли нам стоит обсуждать — встретимся ли мы с вами когда-нибудь. Давайте просто покатаемся. Погода великолепная! И больше никаких воспоминаний, прошу вас. Я постараюсь обуздать свой язык, если вы придержите свой.

Между тем он наблюдал за ней, чуть прикрыв глаза. Казалось, он совершенно успокоился, но это не удивило Джинни: она знала, как быстро Стив менял тактику. Слава Богу, и она кое-чему научилась: например, напускать на себя равнодушный вид.

Джинни с горечью думала о том, что Стив уезжает. Но зачем же ей страдать? Ведь Стив ее больше не любит и не хочет. А ведь бывало, что он был готов сорвать с нее одежду, если она, по его мнению, раздевалась не слишком быстро. Все это утро они были одни, но он не проявлял к ней ни малейшего интереса, смотрел на нее, как на чужую женщину, не слишком волновавшую его.

— Если не возражаете, — заметил Стив, — мы не присоединимся к кавалькаде, а потом я доставлю вас домой прежде, чем гости вернутся. Они взяли с собой припасы для пикника, значит, это едва ли произойдет раньше полудня.

Неужели возможно, что они со Стивом снова помчатся вместе? Но разве это поможет им преодолеть отчуждение и непонимание?

Судя по всему, Стив был хорошо знаком с этим лесистым и холмистым краем. Джинни не беспокоило, куда они мчатся. Она ничуть не встревожилась бы, даже узнав, что он снова решил ее похитить. Как Стив и обещал, с ним она чувствовала себя в полной безопасности. Но как он изменился! Казалось, Стив едва замечает ее.

Налетевший ветер разметал бронзовые волосы Джинни. Ее лицо было бледным и напряженным. Счастлива ли она, думал Стив, нравится ли ей новая жизнь? Любит ли она мужа, который обеспечил ей положение в обществе, ничуть не препятствуя, как говорили, увлечениям своей супруги. Все это еще можно понять, но что она нашла в дамском угоднике сэре Эрике Фотерингее? Хотя в последний момент все же отказалась спать с ним… Господи, чего же она ожидала от него? Да, Джинни стала обычной потаскухой, но и он, Стив, увы, приложил к этому руку. Странно, что ей еще удается принимать вид оскорбленной невинности!

Стив выбрал для прогулки тропинку, ведущую к маленькой полянке у ручья. Поскольку их окружал густой лес, Стив ругал себя за то, что слишком много выпил и не может толком ориентироваться. Нет, он и впрямь безумец, раз позволил Бишопу втянуть себя в это дело. Уж если бы Джинни чувствовала себя несчастной, подвергаясь манипуляциям со стороны муженька и папаши, она наверняка призналась бы ему. Так какого же черта!

Наконец они достигли поляны. Джинни сидела в седле, пристально разглядывая ручей. Она только сейчас поняла, как тихо кругом: никаких звуков, кроме щебета птиц и журчания воды. Упавшее дерево перегородило ручей, и возле ствола образовалась запруда. Казалось, здесь не ступала нога человека.

Джинни чуть повернула голову. Стив тоже молча смотрел на воду, и лицо его выражало недовольство. Казалось, он жалел, что затащил ее в эту глушь. Солнце было теперь у них почти над головой, и это напомнило Джинни, что близится полдень. Значит, пора поворачивать коней и скакать назад.

— Не хотите ли немного отдохнуть? Это нужно и лошадям. Сохраняя видимость прежней независимости, Стив соскочил с коня и бросил поводья. Потом схватил Джинни за талию, снял с седла и поставил на землю. Когда она оказалась на земле, его руки словно невзначай скользнули по ее спине. А почему бы и нет? Он желал ее — так зачем притворяться?

Джинни тихо запротестовала. Что с ней происходит? Очередное наваждение? Ну что ж, сопротивляться поздно. Стив — единственный мужчина на свете, в объятиях которого она ощущает всю полноту счастья. Ее пальцы касались его плеч, гладили волосы. Она даже закрыла глаза, чтобы не препятствовать былому почти позабытому желанию, которое неизменно пробуждал в ней Стив. Он приник к ее губам, потом стал целовать щеки, прикрытые веками глаза… Он нетерпеливо сорвал с нее шляпу, и, едва пышные волосы упали на плечи, Стив оттянул их вниз, высвобождая шею и покрывая ее страстными поцелуями. Его нетерпеливые пальцы переместились на грудь Джинни, разрывая тонкую ткань амазонки. Она была словно в огне, но и он пылал страстью! Джинни чувствовала жар и, казалось, растворялась во всем: в солнце, сверкавшем над их головами, в траве, которая мягко шелестела возле их разгоряченных тел. Молча, не сказав ни слова, Стив овладел ею.

Джинни чудилось, будто она умерла, исчезла, а потом стала медленно возвращаться к жизни, к миру, который снова принял привычные очертания. Ле пти морт. Маленькая смерть. Так вроде бы французы называют оргазм? Долго ли она пробыла в этой сладостной летаргии? И где же Стив? Джинни с усилием повернулась на бок, приподнялась на локте и, прикрыв глаза от солнца, оглядела поляну.

Он выскочил из воды, нагой и стройный, приглаживая рукой мокрые волосы. Она заметила в его синих глазах прежнюю суровость. Стив все так же молча принялся одеваться.

У Джинни сильно забилось сердце — ну конечно же, сейчас, после того, что произошло, он должен сказать хоть что-то!

Она смотрела на него во все глаза, удивляясь охватившей ее слабости, и вдруг увидела свою разорванную амазонку, валявшуюся там, где она ее скинула. Но как она вернется в таком непристойном виде? Гости наверняка уже там… А если не они, так слуги увидят, что… Но когда Стива интересовало чужое мнение?

Он повернулся к ней, застегивая пояс:

— Ты бесподобна на этой поляне и так соблазнительна, дорогая! Но не пора ли тебе одеться? Ты же не хочешь, чтобы это приключение стало известно твоему мужу?

Эти слова и ту небрежность, с какой он упомянул о ее муже, Джинни восприняла как удар. Потеряв дар речи, она смотрела ему в лицо, но не находила и намека на чувство.

— Ну так что, Джинни? Если ты собираешься искупаться в ручье, то лучше поторопись.

Нагнувшись, он с легкостью поднял ее на ноги. На одну только секунду, когда они стояли лицом к лицу, ей показалось, что в его глазах все-таки что-то промелькнуло. Но что? Осуждение? Горечь? Впрочем, как бы это ни называлось, глаза его снова стали холодными. Теперь он только поторапливал ее, словно стремился положить конец хоть и приятному, но несколько затянувшемуся приключению с замужней женщиной, которой предстояло скрыть все это от мужа.

Унижение и гнев заставили Джинни высвободиться из его объятий:

— Вы полагаете, я не смогу обойтись без вашей помощи? Раз уж вы так спешите, поезжайте один.

Закрутив волосы на макушке дрожащими руками, Джинни повернулась к Стиву спиной и отважно вошла в холодную воду. Стив, оседлав бревно, перекрывшее ручей, внимательно наблюдал за ней. Джинни нервничала, чувствуя, что он рассматривает ее. О Господи, даже после того как он словно походя овладел ею, а затем, пресытившись, отпустил, его взгляд по-прежнему волновал ее. И отчего так бывает?

Сделав вид, что не обращает на него внимания, Джинни вошла поглубже. Течение становилось все сильнее.

— Поосторожнее! — насмешливо крикнул Стив. — Или вы хотите последовать примеру Офелии?

— Неужели вы читали Шекспира? А вот вы, похоже, как и Гамлет, не можете ни на что решиться!

— Вы уже посинели от холода, Джинни, выходите.

Услышав нетерпение в его голосе, она обозлилась. Как же она забыла? Ведь временами она просто ненавидела Стива Моргана, а сейчас он делал все, чтобы возбудить это чувство.

— Уезжайте! Если вы так спешите, уезжайте! Она повернулась к нему, но вдруг, потеряв равновесие, упала в ледяную воду. Вынырнув, Джинни услышала раскатистый хохот Стива.

— Бесчувственное животное, подонок!.. Ты… — Она выругалась по-мексикански самыми гадкими словами, какие помнила.

Дрожа от возбуждения и холода, Джинни натянула рваную одежду. Ее так и подмывало рассказать обо всем сенатору или хоть Сэму Мердоку. Пусть знает, какие у него телохранители.

Наконец они собрались и отправились в обратный путь. К этому времени Джинни несколько успокоилась. Волосы ее так и не высохли, и ручейки стекали из-под шляпки на блузку. Когда они проезжали через сумрачный лес, она дрожала от холода. Но почему молчит Стив? Постепенно Джинни погрузилась в мечты о горячей ванне и сухой одежде. Но сначала она примет порошок от головной боли, которая наверняка вот-вот начнется.

Стив подъехал к дому через задний двор, держась чуть впереди Джинни. Через минуту она услышала, как он чертыхнулся:

— Проклятье! Вам надо было появиться здесь первой и как-нибудь объяснить свой вид — а вдруг сюда пожаловал ваш муж. Уверен, что вы придумали бы что-нибудь правдоподобное!

— С какой это стати мне оправдываться? Я охотно предоставлю это вам, лгать вы мастер!

Он повернулся к Джинни и окинул ее ледяным взглядом:

— Нет уж, детка. Лгать придется вам. Уж очень у меня здесь дурная репутация. К тому же я не женат — слава Создателю!

В конюшнях кипела работа. Лошадей расседлывали, коляски и фургоны разгружали. Повсюду сновали грумы. Джинни сразу притихла. Стив, натянув уздечку, остановил лошадь.

— Похоже, что дамы и господа только что вернулись. Через минуту все разойдутся по комнатам, чтобы привести себя в порядок, — пробормотал он.

Глядя на него, Джинни снова вспомнила добрые старые времена, когда Стив говаривал ей: «Ты просто заноза в заднице, дорогуша, и я, возможно, когда-нибудь избавлюсь от тебя. Но не слишком на это надейся… Пако в тюрьме, и мне придется его выручать… На этот раз я поведу тебя в настоящий дом, Джинни. Он принадлежит моему другу».

«И почему только я помню всю эту ерунду?» Джинни молча последовала за ним.

Они вошли через главный вход. Пожилой дворецкий проявил полную невозмутимость.

— Можете воздержаться от комментариев, — резко сказал Стив.

— Понял вас, сэр.

Потом Стив сильно сжал руку Джинни:

— Куда же это вы направляетесь? Сюда!

Миновав огромный и пустой холл, они свернули и оказались у потайной лестницы, по которой и поднялись наверх. Внизу, в патио и застеленных коврами коридорах и проходах, прогуливались гости, но их голоса слабо доносились сюда.

— Черт, — пробормотал Стив и постучал в дверь, выходившую на лестничную площадку. Не услышав ответа, он нажал на ручку и навалился на дверь плечом.

Дверь подалась не сразу, но, когда распахнулась, Джинни втащили внутрь.

К своему ужасу, Джинни увидела перед собой удивленное и злое лицо Консепсьон.

— Пор Диос! Ради Бога, Эстебан, ты что, спятил? С чего это ты вместе с этой?..

— Перестань. Я не желаю слушать тебя.

Отпустив руку Джинни, Стив поцеловал Консепсьон в губы. Джинни, замерев, наблюдала, как Консепсьон заключила его в объятия, такие крепкие, что Стив едва высвободился.

— Произошла одна маленькая неприятность…

— Ну да. Ты упал в воду, я это заметила. Так вы упали вдвоем?

— Как тебе сказать…

— Сначала в воде оказалась я, а потом уже он. Стив, вы что, обязаны докладывать ей о каждом своем шаге? Тогда расскажите ей…

— Джинни, замолчи, ради Бога!

— Зачем? Почему мне молчать? Я с удовольствием выслушаю всю эту историю!

— Вы оба мне отвратительны! — закричала Джинни и повернулась к двери.

Стив нагнал ее и с силой притянул к себе, так что Джинни едва не упала ему на грудь.

— Вы что же, княгиня, полагаете, что я все это затеял, чтобы развлечься? Лучше помолчите, пока я обдумаю, что нам делать дальше. Вам необходимо попасть в вашу комнату и сделать это так, чтобы половина Сан-Франциско не узнала, что вы натворили…

— Натворила? Что вы имеете в виду?

Консепсьон рассмеялась:

— Да ясно же, чем вы занимались. Я, княгиня, хотя бы не замужем. Вы хотите, чтобы все здесь узнали, кто вы на самом деле? Легко догадаться, что вы обычная потаскуха! Зачем ты тратишь на нее время, Эстебан? Она спит с каждым, когда представляется возможность.

Если бы Стив не удержал Джинни, она с великим удовольствием вцепилась бы ногтями в лицо мексиканки. Заметив это, Стив коротко бросил:

— Думаю, вы еще успеете подраться и выяснить, кто из вас большая потаскуха. Мне же сейчас не до того. Где Сэм?

Только в этот момент до Джинни дошло, что Консепсьон, босая и одетая по-домашнему, находится, как, впрочем, и все они, в спальне Сэма Мердока.

<p>Глава 20</p>

Нет ничего неприятнее, чем утраченные иллюзии. Именно эта мысль преследовала Джинни весь день.

Она добралась наконец до своей спальни и даже успокоила Делию, сочинив историю о том, как она упала в ручей, катаясь на лошади.

— О Боже, мадам! Я не решилась сказать им, что вы еще не вернулись. Да они бы меня живьем съели! Я надеялась, что вы вот-вот приедете и что с вами ничего страшного не случится. Надеюсь, вы не ушиблись?

«Да, внешних повреждений как будто нет», — с горечью подумала Джинни и покачала головой. Делия не умолкала ни на секунду, освобождаясь от накопившегося за день напряжения.

— Какой ужас, какой ужас! — запричитала она, заметив, что амазонка Джинни порвана во многих местах. — Посмотрите, мадам, она вся изодрана — вот здесь, у плеча, видите? И здесь, сбоку, где застежки на юбке. Но вы не волнуйтесь — я постараюсь все починить.

— Пожалуйста, ничего не чини, — ответила Джинни. — Я вообще не хочу больше видеть этого платья. Выброси его.

Джинни лежала на кровати в затененной комнате и, прикрыв глаза, ждала того приятного момента, когда ее охватит сладкая дремота после волшебной микстуры графа Черникова. Один лишь глоток рубиновой жидкости — и все… сладкое забвение.

— Я скажу всем, мадам, что вы слишком долго пробыли на солнце и у вас разболелась голова. Они вернулись минут за десять до вас. — Шепот Делии доносился уже словно из другого мира, а голова Джинни была отуманена сном.

Вот промелькнуло лицо Стива, чужое и равнодушное. Подумать только, он овладел ею сегодня, как самой дешевой потаскухой — ни слова любви, ни ласки… И она пошла на это!

Потом перед ней замаячило лицо Консепсьон. Она злобно кривила алые губы, сжимая Стива в жадных объятиях и как бы говоря ей: «Ты удивилась, застав меня в спальне Сэма. А почему бы мне не быть здесь? Сэм не возражает. Здесь столько зеркал, а я так люблю их. А ты — разве нет?» Эта ужасная женщина смотрела прямо в глаза Стива — ее Стива, и в них горела страсть! И Джинни видела это! Нет, трудно объяснить совпадением одновременное появление Консепсьон и Стива. Когда совпадений слишком много, значит, существует какой-то тайный план.

Но хуже всех, пожалуй, Сэм Мердок. Вот уж с кем следует соблюдать осторожность, ведь и прежде она многое слышала о нем. Он очень жестокий человек, который, не щадя никого, прокладывал себе путь к успеху. А почему же еще этот затворник вдруг окружил себя армией телохранителей? Да уж, ей надо было задуматься об этом, когда она увидела его увешанную зеркалами спальню. Но, если она правильно поняла Консепсьон, Мердок почти не пользовался этой комнатой. Да, там совращают невинных, не иначе. Интересно, включил ли ее Мердок в свой список? Но если он собирался ее соблазнить, то почему поручил ее заботам Стива, который, как ни крути, всего-навсего один из его телохранителей? Но на самом ли деле Стив — телохранитель Мердока? Да, он сам говорил об этом, но разве можно ему верить?

«Господи, да что же мне делать? Что скрывается за этим? Нет уж, лучше не думать вовсе, а просто плюнуть на все. Я ни за что не хочу снова оказаться замешанной в какую-нибудь интригу. Мне не хочется думать…»

После этого Джинни забылась сном, и все заботы куда-то исчезли. Она поплыла среди розовых облаков в прекрасную страну грез, где ей хотелось бы остаться вечно…

Кто-то тряхнул ее за плечо, поэтому с прекрасной страной пришлось расстаться и снова вернуться к действительности.

Джинни проснулась сразу, воскликнув:

— Нет, нет, оставьте меня, я не хочу…

— Вирджиния! Почему ты кричишь? Ты чего-то испугалась, дорогая? Какой-нибудь кошмар, да?

Ей все еще казалось, что она спит, но перед ней стоял князь Иван. Его Джинни совсем уж не ожидала увидеть здесь. Пытаясь собраться с мыслями, она проговорила:

— Мне почудилось… Да, мне почудилось, что я падаю.

— Ну конечно… И притом с лошади. Я уже слышал об этом и очень встревожился. — Иван присел на край постели, похлопал ее по холодной руке и широко улыбнулся: — Ты все еще напугана, не так ли? Ну, покажи мне, где болит… А ведь я просил твою глупую служанку информировать твоих родителей обо всем — и всегда. Тебя необходимо показать врачу. — Продолжая улыбаться и держать ее руки, хотя Джинни пыталась их высвободить, князь нагнулся и поцеловал ее в губы. Она инстинктивно сжалась, как от прикосновения змеи.

Князь Иван поднял голову и посмотрел на нее пустыми зелено-голубыми глазами:

— Что происходит, радость моя? А я-то надеялся, что после такой долгой разлуки ты обрадуешься мне. Должно быть, все оттого, что несколько часов назад тебя сбросила лошадь. Ты так бледна, что я все больше опасаюсь за твое здоровье!

— Иван… прошу тебя… Со мной все в порядке. Никакого несчастного случая не было — я просто упала, вот и все. Ну и, конечно, испугалась…

— Так испугалась, что не можешь поцеловать своего мужа? Да ты дрожишь как осиновый лист, любовь моя. Видно, придется мне попросить нашего любезного хозяина послать за врачом.

— Нет! — тотчас воскликнула Джинни. — В этом нет необходимости. Я говорю правду, Иван.

— Ну конечно, правду. Уверен, что ты не хочешь никого беспокоить. Но когда я увидел это, мною овладела безмерная тревога! — Князь Иван показал ей изорванную и мокрую амазонку. — Слезы, крики во сне, порванная мокрая одежда — неужели ты полагаешь, что у твоего мужа нет оснований для беспокойства? У тебя, наверное, синяки. Кто-нибудь приложил примочки?

— Иван… — Голос Джинни звучал неуверенно, ее охватило смятение. Одно она понимала хорошо — князь играет с ней. Его глаза сузились и засверкали стальным блеском, лицо приобрело хищное выражение, несмотря на улыбку. Что же ему сказать? — Я… мне… мне просто повезло! Я упала на траву… потому и не пострадала. Просто ненадолго потеряла сознание — вот и все. Но сейчас уже все прошло.

— Понимаю. Платье порвалось в кусты. Бедняжка! Как неприятно — ведь ты, должно быть, вся исцарапалась! Ужасно! Позволь мне взглянуть, любовь моя.

Он быстро сдернул с ее плеча тонкую ночную сорочку, хотя Джинни попыталась увернуться.

— Дорогая, но ведь я твой муж! Или меня так долго не было, что ты успела об этом позабыть? О, слава Богу, ни единой царапины! Тебе исключительно повезло!

— Прошу тебя, Иван…

Он крепко схватил ее за плечи и с силой бросил на подушки:

— Похоже, мы слишком давно не были вместе. — Пригнувшись, он прильнул губами к ее шее, а затем стал покрывать поцелуями грудь. Каждый его поцелуй доставлял Джинни мучение, но это было только начало. Пальцы князя с силой сжали ее подбородок, а когда он снова прижался к ее губам, она почувствовала, как его зубы терзают ее рот, вонзаются в язык…

Наконец он поднял голову:

— Скажи, тебе не хватало именно этого, малютка Вирджиния? Тебе нужен был мужчина, который занялся бы с тобой любовью? Ты не хочешь отвечать — но между мужем и женой не существует тайн. Может, все-таки вызвать врача? Пусть он обследует тебя и расскажет мне, какую травму ты получила сегодня днем. Говори со мной откровенно — разве я не самый деликатный и понимающий муж? Ведь я никогда не вмешиваюсь в личную жизнь своей жены! Так ты, значит, уверена, что падение не повредило тебе, да? — с улыбкой спросил он. — По пути к мистеру Мердоку я заехал к сэру Фотерингею и узнал, доподлинно узнал, как ты сильна, отстаивая свою честь. Ну и мою, разумеется. Бедняга просто безутешен. Кстати, я выяснил, что человека, который помог тебе вырваться из когтей старого сэра Эрика, зовут мистер Сэм Мердок и он чрезвычайно богат и влиятелен. Нет, фортуна положительно благосклонна к тебе. И вот теперь ты здесь, «в логове льва», — так это называется по-английски? Он, стало быть, заботится о тебе и уделяет тебе много внимания. Но вот беда: мне точно известно, что не чрезмерное внимание мистера Мердока стало причиной инцидента. Как я понимаю, когда ты отправилась на верховую прогулку под палящим солнцем, он уделял внимание другим гостям… Так что же заставило тебя отважиться на такую прогулку? Или кто, точнее сказать?

— Я уже все тебе объяснила! Мне захотелось покататься верхом, и я решила поехать и присоединиться к гостям. Но заблудилась и… Лошадь неожиданно сбросила меня.

Князь погладил ее по голове, и Джинни содрогнулась.

— Ах ты бедняжечка! Как ты расстроилась, должно быть. Нет, это падение сказалось на твоем рассудке. Боюсь, у тебя сотрясение мозга. Хочешь не хочешь, а врача звать придется. Похоже, ты на грани нервного срыва, а возможно, и безумия.

Забившись в угол, Джинни смотрела на мужа как на заклятого врага. В глазах ее застыли слезы — от страха и беспомощности.

— Чего ты от меня хочешь? Ты разбудил меня только для того, чтобы обвинить в… Не знаю в чем! Повторяю, я поехала кататься и упала с лошади. Но если ты желаешь вызвать врача — что ж, вызывай. Я не могу остановить тебя.

Поняв, что почти довел Джинни до истерического припадка и она начинает переходить к обороне, князь Иван изменил тактику и замурлыкал как кот. Это Джинни ненавидела больше всего.

— Как я все же недальновиден! Но ты, надеюсь, понимаешь мою озабоченность? Хорошо, Вирджиния, отложим выяснение обстоятельств этого дела. Кажется, мистер Мердок очень надеется, что ты появишься к обеду, а потом примешь участие в танцах. Поэтому продолжим разговор о твоем падении с лошади позже. А я постараюсь выяснить, нет ли поблизости доктора.

Джинни не сводила глаз с князя. Она понимала, что оказалась в весьма неприятной ситуации. Князь Иван ненадолго оставит ее в покое; зная, что у него на руках все козыри, с наслаждением будет наблюдать за ней весь вечер и радоваться, что Джинни нервничает, не зная, что он предпримет, какой вопрос задаст в присутствии гостей. А что, собственно, ему известно? И о чем он только догадывается?

— Что ты наденешь сегодня вечером? Позволь мне решить это. — Иван подошел к шкафу и провел рукой по длинному ряду платьев.

— Ага! Вот это, кажется, подойдет. Да, это белое с золотом. Золото — символ Калифорнии, а белый цвет — символ чистоты. Ты ни разу не надевала его. Думаю, оно очень тебе пойдет.

Спускаясь по лестнице, Джинни, опиравшаяся на руку мужа, походила на изваяние. Ей хотелось забыть обо всем, считать, что сегодня утром ничего не произошло, а тот смуглый и мускулистый человек, овладевший ею, чтобы удовлетворить свою похоть, вовсе не Стив…

Вечер напоминал тяжелый сон. Сэм Мердок вежливо улыбался, но казался совсем чужим. Сенатор Брендон беседовал с гостями. Соня тоже не слишком интересовалась Джинни, хотя пару раз справилась о ее здоровье.

— Я слышала, что ты каталась верхом и тебя сбросила лошадь. Ну почему же ты, Джинни, не рассказала нам об этом? Иван очень огорчен.

Но убедить Соню было куда легче, нежели князя Ивана, к тому же та казалась чем-то озабоченной и время от времени напряженно поглядывала на мужа.

Джинни была как в тумане. Даже порошок, принятый ею до начала вечера, на этот раз не помог. Князь Иван с улыбкой следил за тем, как она одевалась, но в улыбке этой проглядывало не только любопытство, ибо даже Делия забеспокоилась и несколько раз уколола Джинни булавками. Тяжелая золотая цепь, которую она надела по настоянию мужа, душила ее. Помимо воли, Джинни то и дело дотрагивалась до этой цепи, оттягивала ее.

«Надо было принять два порошка… Господи, да когда же кончится этот вечер?» — думала она.

Обед тянулся бесконечно. Джинни не могла ничего проглотить. Ее подташнивало. Между тем Иван шептал ей:

— Нет, дорогая, ты не так уж хорошо себя чувствуешь, хоть и стараешься убедить меня в обратном. Скажи на милость, куда девались твоя живость и аппетит? Нет, все-таки нам придется прибегнуть к услугам врача, даже если ты против этого.

Почему Иван пытается ее запугать? Ему ничего не удастся с ней сделать — по крайней мере, здесь. Она не должна забывать об этом. Не надо думать о Консепсьон. Каким мерзким тоном она сказала тогда: «Эта шлюха ляжет со всяким, если ей представится такая возможность… Зачем ты тратишь на нее время, Эстебан?» А как она вцепилась тогда в руку Стива…

В этот вечер Консепсьон появилась в платье из зеленого шелка с украшениями из старинного золота. Она улыбалась, и глаза ее хищно блестели. Едва взглянув на Джинни, она внимательно посмотрела на князя Сарканова.

В глазах у Джинни застыла тоска, едва она оглядела зал. Не признаваясь в этом даже себе, она весь вечер надеялась увидеть Стива, но его не было среди телохранителей Сэма Мердока. Не было его и среди гостей. Неужели он и в самом деле отправился в Сан-Франциско?

В столовой было жарко, тихо играла музыка, а князь Иван то и дело наполнял бокал жены. Но мрачные мысли одолевали ее. Вот рядом с ней сидит Иван Сарканов, ее муж. Зачем она вышла за него замуж? Почему он на ней женился? С чего это дочь царя… нет, об этом лучше не думать. В это она все еще не могла поверить. Но к чему лукавить? Точно так же она не могла до конца осознать свою нынешнюю жизнь. Это случилось тогда, когда Иван приехал в Мексику. Именно с этого момента она перестала понимать происходящее.

— Пойдем, любовь моя, потанцуем.

Она поднялась как истукан и пошла с мужем. Князь Иван провел ее в патио, где уже танцевали. Она двигалась как фарфоровая кукла, улыбаясь неестественной, застывшей улыбкой. И почти ничего не чувствовала.

— Вы сегодня так скованны, княгиня. Должно быть, сказывается неудачное падение. Ведь не далее как вчера вы плясали не хуже цыганки. До сих пор не могу забыть вечер нашего знакомства… — Князь непринужденно болтал, но в его словах был скрытый смысл. Как князь Иван умудрился столько узнать за такое короткое время? И долго ли он собирается вести с ней игру, смысла которой она не понимает?

Вечер шел своим чередом. Джинни снова ощутила приступ тошноты. Ей казалось, что вот-вот случится что-то страшное. Она слышала смех, веселую болтовню и шутки, но не могла отделаться от чувства, что в воздухе сгущается что-то зловещее. Или это состояние ее души?

Она танцевала с разными кавалерами. Иван тоже танцевал, предпочтя всем Консепсьон. Он склонял к ней голову и что-то шептал, будто у них была общая тайна. Что ж, князь Иван вполне способен разговорить такую недалекую женщину, как Консепсьон, и выведать у нее все, что хочет.

Джинни потом никак не могла припомнить, с кем танцевала и о чем говорила со своими партнерами. У нее так заболела вдруг голова, что даже князя Ивана поразили ее бледность и необычный блеск глаз.

— Сходи-ка наверх и прими лекарство, а то ты походишь на привидение! — Они стояли в тени, и князь до боли сжимал ее локоть. Его хватка была столь сильной, что Джинни тихо вскрикнула. — Слушай, а ведь ты уже не так умна, как была когда-то. Возьмем Сэма Мердока, к примеру. Этого парня ты почти приручила, но потом все испортила, связавшись с одним из его слуг и предаваясь с ним любви в лесу. Да, именно так! — Его зубы сверкнули. — А ты думала, что я не узнаю? У меня свои способы добывать информацию — и свои информаторы! И помни об этом хорошенько, Вирджиния, когда в следующий раз отважишься на такое. Пусть это остудит твою горячую кровь! Нет, подумать только! Какой-то слуга! Будь мы в России, я нашел бы средство излечить тебя от этого. Кое-что я могу использовать и сейчас, и тебе прекрасно это известно…

Князь Иван так резко дернул ее к себе, что Джинни испуганно воскликнула: «О!» Со стороны казалось, что любящий муж прижал к себе жену, чтобы поцеловать ее и пожелать спокойной ночи.

— Давай-ка решим один вопрос, дорогая, отныне и навсегда. Я не возражаю, чтобы ты время от времени заводила любовников, но только тайно. Однако предупреждаю: этих людей я сам выберу для тебя. Понимаешь — сам! У тебя слишком дурной вкус. Вечно какие-то мексиканские солдаты, жулики или даже убийцы… Так что предоставь это мне. Обещаю, что это будут люди с прочным общественным положением, богатые и влиятельные, которые сумеют помочь нам с тобой. Поняла, к чему я клоню? Если же ты откажешься, то…

Джинни пыталась вникнуть в смысл слов князя, но голова не повиновалась ей. Князь Иван с силой схватил ее за руку и приблизил губы к самому уху:

— Если ты не желаешь понимать меня, милочка, я заставлю тебя повиноваться. Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что я могу привлечь тебя к суду за супружескую неверность? А эти постоянные головные боли похожи на симптом помешательства. Или это умственное расстройство? Краткое пребывание в закрытой лечебнице без твоих любимых порошков и микстур быстро поправит тебе мозги, хотя и сделает боли невыносимыми… Мне бы не хотелось прибегать к этому — тогда задержится наш отъезд в Россию, но…

— Прошу тебя! Прошу!..

— Ага! — Он поднял голову и теперь смотрел на ее бледное лицо с удовлетворением. Итак, ему удалось наконец сломить ее. Да уж, когда дело касалось женщин, ему ничего не стоило найти их уязвимые места. Он запугал ее, и теперь с каждым разом она будет бояться все больше и больше. Странно, но эта мысль возбудила его. Теперь князь захотел обладать ею. Но с этим можно подождать. Придет время, когда все станет на свои места, но сначала необходимо вежливо спровадить старого дурака Черникова. Он сам привезет Джинни в Россию — но позже, окончательно убедившись в том, что Джинни безоговорочно капитулировала.

— Хорошо, любовь моя. Теперь, когда мы пришли к взаимопониманию, можешь подняться в спальню и лечь в постель. Я приду поздно. Меня пригласили поиграть в карты с хозяином и его друзьями. Кто знает, может, он и поверит, что твое маленькое приключение вполне невинно. В крайнем случае придется сказать, что тебя изнасиловали! — Он злобно улыбнулся. — Но ведь тебе это не впервой? Я слышал, что некоторым женщинам нравится, когда их насилуют!

<p>Глава 21</p>

Мысли, вызванные словами князя Ивана, одолевали Джинни, когда она, держась нетвердой рукой за перила, шла в свою спальню. Голова болела. Ноги словно налились свинцом. Что же с ней происходит? Кто ответит на этот вопрос? Пока она еще понимала, что ее физическая и душевная слабость не случайны.

— Прошу тебя! Прошу!.. — Неужели это она всего несколько минут назад так отчаянно молила князя о снисхождении? Словно не знала по опыту, что нет ничего глупее, как умолять мужчину, который чувствует себя властелином! Так что же с ней такое? И как все это случилось? Иван одержал над ней верх, и теперь он будет вести себя как ее повелитель. Всего минуту назад ей казалось, что ее отстегали кнутом.

«Подумать только, какой-то слуга! Будь мы в России, я нашел бы средство излечить тебя от этого».

Да, надо запретить себе думать. Запрятать все мысли куда-нибудь подальше — в самый отдаленный и темный уголок сознания. Но уж слишком много картин мелькало перед ее мысленным взором. Они выстроились в причудливую цепочку, звенья которой наползали друг на друга, складываясь в странный узор. Вот она сама — танцует, распустив по плечам волосы. А вот Том Бил, с ножом в горле по самую рукоятку. Майкл машет ей рукой и зовет с собой в чистое и светлое будущее. Вот Мигель, и, наконец, Стив Морган. Он лениво оглядывает ее своими сапфировыми глазами с головы до пят.

«Для кого танцуешь, зеленоглазка?» — спросил он однажды. А потом, позднее, как-то сказал: «Черт бы тебя побрал, Джинни! Никогда у меня не было женщины, которая так мучила бы меня, а вместе с тем дарила незабываемые ласки. Скажи ради Создателя, не слишком ли много ты получила от матери-природы?» Да, он любил ее, в этом не было сомнения; женская интуиция не обманывала Джинни. Недолгое время они были очень близки. И тогда Джинни не сомневалась в нем. А вот теперь она не уверена ни в чем…

— О, мадам! — вскричала Делия, увидев Джинни. — Простите меня, мне очень жаль, что все так случилось! Но князь сделал вид, что все знает. Он задавал мне разные вопросы, потребовал, чтобы я показала ему платье, которое было на вас, а потом сказал… сказал, что прибьет меня и выгонит прочь, если я не признаюсь во всем; он утверждал, что отлично знает, что вы катались не одна. Я растерялась и так испугалась…

Как мило! Теперь даже Делии известно, что ее хозяйка — неверная жена, женщина, с которой мужчина может отправиться на прогулку в лес и… И главное, с кем? Как это сказал князь Иван? Со слугой…

— Это уже не важно, — равнодушно проговорила Джинни. Ей хотелось поскорее забыться. Завтра она успеет подумать обо всем и решить… Но что, кстати, ей решать? Ведь она жена князя Ивана.

Бутылка, в которой вчера еще оставалось больше половины драгоценной микстуры, теперь была почти пуста.

— Делия!

— Мадам! Я ничего не могла сделать! — Делия тихо шмыгнула носом. — Он забрал вашу микстуру. И порошки от головной боли. Сказал, что они приносят вам только вред и он сам станет выдавать их, когда сочтет нужным. Господи, мадам! Что же нам теперь делать?

— Дай мне то, что осталось в бутылке. А обо всем остальном я подумаю позже. Поняла? Ты ни в чем не виновата, так что не упрекай себя.

Джинни уже предвидела дальнейшие действия князя. Он решил поставить ее на колени, заставить унижаться из-за проклятых лекарств, от которых она стала зависеть. Но нет, не надо думать об этом сейчас…

Делия помогла ей раздеться. Лежа в кровати, Джинни мечтала о сладостном сне, который позволил бы ей хоть на время забыться. Она слышала, как за Делией тихо закрылась дверь.

Джинни возмутилась, почувствовав, что ее грубо трясут за плечо. Ей не хотелось просыпаться, возвращаться к действительности. Как несправедливо лишать ее блаженного покоя!

— Нет-нет! — Ее губы едва шевелились. Она уткнулась лицом в подушку, не желая открывать глаза.

— Джинни! Черт тебя побери! Что с тобой? Что это ты такое принимаешь на ночь? Спишь словно мертвая!

— Оставьте меня! — невнятно пробормотала она, крепко сжав веки. — Может, мне уже никогда не придется так сладко спать! Убирайтесь!

Она сделала попытку натянуть на себя одеяло. Почему этот сон такой странный и совсем не похож на другие? Ведь она все еще спит! Как часто в детстве она мечтала лететь высоко над землей и видеть все сверху. А как чудесно кататься на мягком облаке, словно на пуховой подушке!

Но вдруг она оказалась в самом центре урагана. Ну почему этот противный Стив опять на нее сердится? Стив? Неужели? Она попыталась приподнять тяжелые веки, но тут же почувствовала, как его руки, будто железные клещи, схватили ее, и ей стало трудно дышать.

— Боже, Стив? Отчего вы вернулись? Ведь он хочет изуродовать вас или убить, как и всех прочих!

Он сразу же отпустил ее: должно быть, слишком уж разозлился при упоминании обо «всех прочих». Джинни наконец открыла глаза. Когда с ее глаз спала пелена сна, она увидела свое тело: оно лежало, распростертое на белых простынях. Она была бледна и бела, как мел. Только глаза сверкали как изумруды. Неужели она умерла и потому обрела способность рассматривать себя?

А затем над ней склонилось смуглое и сердитое лицо Стива, мгновенно вытеснившее из ее головы все другие неясные образы.

— Кто же эти «все прочие»? Вы уже очнулись или все еще пьяны? — Зрачки его сузились, а в голосе слышалась прежняя ирония. — Наверное, кое-кто с удовольствием совершил бы убийство по заданию вашего мужа, но вы, моя прелесть, забываете: у меня большой опыт в подобных делах. И мне не слишком нравится, когда в меня стреляют!

Он схватил ее за плечи и принялся трясти. Его грубость взбесила Джинни, и она крикнула ему в лицо:

— А в чем, собственно, ты меня обвиняешь? Где я? Как я здесь оказалась? — Джинни попыталась встать, но его сильные руки снова уложили ее. Нечто подобное происходило между ними и в прошлом, и тогда Стив точно так же обходился и разговаривал с ней. Вспомнив об этом, она размахнулась и влепила ему звонкую пощечину. Тот застонал от боли.

— Зачем вы мучаете меня? Сколько раз я просила вас оставить меня в покое! Но такого эгоиста, как вы, не сыщешь в целом свете. Жестокий человек, вы не принесли мне ничего, кроме несчастья и страданий, с тех пор… с тех пор…

Она разразилась рыданиями, совершенно забыв, что мгновение назад сопротивлялась и обвиняла его во всех смертных грехах.

Сначала она даже испугалась, что Стив накинется на нее, — так исказилось от гнева его лицо. Но он овладел собой и отпустил Джинни.

Молча опустив голову, Стив отошел от нее, и Джинни наконец поняла, что она в спальне Сэма Мердока. Но зачем Стив перенес ее сюда? Почему он так зол на нее?

Стив вскоре вернулся и принес стакан с какой-то жидкостью, которую заставил ее выпить. Очень холодная, она тем не менее обожгла Джинни.

— Ну как сейчас? Успокоились? Мне очень жаль, Джинни, что пришлось нарушить ваш глубокий сон и притащить вас сюда, но выбора не было. Вам придется со мной поговорить. — В его голосе появились суровые ноты, и Джинни вздрогнула. — Я хочу кое-что узнать, детка, и прежде всего скажите, что известно вашему мужу о случившемся? Не покаялись ли вы ему в неверности? Не потому ли он подослал ко мне убийцу, правда, довольно неумелого? — Не дав ей даже открыть рот, Стив ухватил ее за плечи, подтянул вверх, усадил и снова заставил отпить из стакана. — Прежде чем начать, выпейте побольше. Это прочистит вам мозги, а заодно вы вспомните все известные вам ругательства. — Его глаза горели. Джинни снова отпила из стакана, закашлялась до слез и попыталась слабой рукой отвести стакан.

Неужели этот человек когда-то признавался ей в любви и даже утверждал, что никогда ее не отпустит?

Джинни не видела в его глазах ни капли жалости. Когда она сделала несколько глотков, Стив снова опустил ее на подушки и уселся рядом.

— Итак, Джинни?

— Вы не имеете права… обращаться со мной так… так беспощадно. У вас нет на меня никаких прав! Какое-то безумие принести меня сюда. Ведь все там, внизу, — отец, Иван…

— Да, — он злобно ухмыльнулся, — ваш пострадавший муж, столь скорый на расправу, когда дело касается его чести и того, что осталось от вашей! Как я понял, вам не впервой заводить любовников. Должно быть, вам с мужем очень нравятся такие игры. Вы всегда потом каетесь? Или только тогда, когда партнер чем-то мешает вам?

— Боже, прекратите этот допрос! Вы всегда кипели от ненависти, — тихо сказала Джинни, отвернувшись от него. — Стив, поверьте, я ничего не рассказывала князю Ивану. Неужели вы думаете, что я горжусь случившимся утром? Но он… каким-то образом он всегда все знает! Сегодня вечером он сказал мне, что за мной наблюдают. Он сказал…

— Откуда ты узнала Джинни, что в меня стреляли? Это были первые твои слова после пробуждения.

— Потому что я знаю обыкновение князя Ивана. Он заверил меня, что знает, как все это уладить. Он не ограничился бы одним убийцей, узнав, что слуга, с которым я спала, — вы. Отец назначил награду за вашу голову — это вам тоже известно. А уж князь Иван снарядил бы целую армию, поняв, что вы Стив Морган.

— Предположим. Ну а что с другими? Например, с Карлом Хоскинсом? Некоторым ужасно хотелось приписать мне это убийство. Говорили, что после драки с ним я вернулся в лагерь, чтобы завершить начатое. Мне очень повезло, что именно в тот момент я оказался за триста миль от места преступления и, значит, у меня было алиби! Боже, как мне повезло, что мы уже не женаты, иначе я бы только гонялся за твоими любовниками и убивал их, а это чертова прорва работы!

Джинни посмотрела на него как затравленный зверь:

— Что это ты говоришь? Только подумай — что говоришь! Карла убила я! Ведь ты знаешь почти все, так зачем же делаешь вид, что это не так? Или ты ждал, пока я сама признаюсь в этом? Хорошо. Так вот, повторяю: это я убила его. Я ударила его по голове винной бутылкой, после того как он… как он… Боже мой, зачем опять ворошить все это? Неужели ты полагаешь, что мне мало от тебя досталось?

Стив прервал ее:

— Ты ударила его в шею ножом до или после удара бутылкой? Похоже, это одна из твоих милых привычек — вонзать в любовника кинжал! Ты и меня как-то раз пыталась так приласкать, помнишь? Значит, вот как ты избавляешься от надоевших любовников?

Джинни едва удержалась, чтобы не вцепиться ему в лицо ногтями. Гнев и унижение придали ей сил. Стив бросился на нее и придавил всей своей тяжестью к постели:

— Черт возьми, отвечайте, когда вас спрашивают!

Она забилась у него в руках, и слезы заструились у нее из глаз.

— Ненавижу вас, ненавижу! Как жаль, что князю Ивану не удалось вас прикончить!

— Я помню, как часто вы об этом жалели — о том, что я еще жив. Но при этом лежите у меня в объятиях! Нет, это и в самом деле что-то вроде дурной привычки! Должно быть, вы грозились убить и князя Ивана, прежде чем уступить его домогательствам? Да, вы и в самом деле шлюха, Джинни, а я как идиот делал вид, что это не так. Но слава Господу, теперь этими проблемами занимается ваш муж!

Сопротивляться Стиву не стоило: она только потеряла силы — вот и все. В одном она могла выиграть — в любви. Как бы Стив ни злился — а временами он ее ненавидел, — желание прорывалось в нем…

Она открыла было рот, чтобы закричать, но он приник к ее губам. Его поцелуй затягивал как водоворот. Оба мгновенно потеряли голову. Ведь их любовь-ненависть всегда была обоюдной. Джинни сразу поняла, что бессмысленно противиться неизбежному. Стив между тем освободил ее руки, а его ладони скользнули по ее телу к упругой груди. Перестав сопротивляться, Джинни привлекла Стива к себе.

Их разум еще противился тому, что в полном согласии совершали тела.

Разве имело значение, в чем и какими словами Стив Морган обвинял свою любовницу? Желание обладать ею он испытывал постоянно, как только пересекались их судьбы.

И Джинни, несмотря на ненависть к Стиву и только что объявленную ему войну, желала его как никого другого.

Зеркало на потолке добавило пикантности их любовным играм. Джинни не могла оторвать глаз от того, что видела на потолке. Она наблюдала, как равномерно двигается сильное тело Стива, видела свои руки у него на спине.

Когда все закончилось, они лежали рядом и волосы Джинни разметались по груди Стива.

— О чем ты думаешь? — прошептала Джинни, желая нарушить затянувшееся молчание и отогнать гнетущую мысль о том, что она лежит на смятых простынях в комнате Сэма Мердока, тогда как сам хозяин играет внизу в покер с ее отцом и мужем. А может, игра уже закончилась? Что сделает Стив, если их застанет Иван?

— Сейчас я вообще ни о чем не думаю, — тихо ответил Стив. Он даже не взглянул на нее. Может, он все наблюдает за ней в зеркале на потолке? Вдруг, к ее удивлению, он нетерпеливо подтянул ее к себе. — Боже, Джинни! Похоже, я так никогда и не пойму тебя до конца! — Стив нахмурился. — Впрочем, мне вовсе этого и не хочется. Ты права — мне следовало держаться подальше от тебя.

Джинни сжалась под его жестким взглядом, размышляя о том, как еще он собирается мучить ее. Да, он опять овладел ею, показав свою дьявольскую власть над ней. Но ведь такое бывало и прежде!

Между тем Стив заговорил:

— Послушай, Джинни, зачем притворяться мученицей? Я вовсе не собираюсь, дорогая, портить твои отношения с мужем. Но мне все же хочется, чтобы ты ответила на мои вопросы.

Когда она попыталась вырваться, он крепко сжал ее, но теперь не было и признака страсти. Он строго сказал:

— Джинни! — и она почувствовала, как ее упрямство сменилось безразличием и усталостью.

Какой смысл во всем этом? Пока она не расскажет ему все, что он хочет, Стив будет держать ее при себе. А что произойдет с ней, ему безразлично. Джинни боялась даже думать о том, что случится, если князь Иван узнает обо всем. Черт побери Стива и ее проклятую слабость к нему!

И тут вдруг Джинни рассказала ему о Карле Хоскинсе. И зачем только Стив наврал, что тот умер от ножевого ранения? Ей-то лучше знать! На этот раз он не перебивал ее, но все больше мрачнел. Ну зачем, зачем ему надо знать об этом? Но потом Джинни выложила ему ту невероятную историю, которую поведал ей граф Черников. Ничего не утаила она и о князе Иване. Как убедить Стива, что она вышла замуж, не понимая что происходит?

Из гордости она не сказала о том, какую роковую роль в ее судьбе сыграл сам Стив. Нет, он никогда не узнает, какое горе испытала Джинни, когда он так легко отказался от нее. Пусть думает, что она столь же бесчувственна, как и он.

Выслушав ее исповедь, Стив Морган спросил:

— А что знает об этом твой э… сенатор?

— Ничего! А что мне было делать? Рассказать, как его женили на моей матери? И что я вовсе не его дочь? Ведь я даже не знаю, правда все это или ложь. А вдруг это интрига, смысла которой я не понимаю? Впрочем, даже если все это и правда, говорить уже не о чем. Я жена князя Сарканова и к тому же шлюха. Разве не в этом ты убеждал меня? Что ж, пусть так! Я тебе верю. Поэтому ты не несешь никакой ответственности за мою судьбу… Пожалуйста, Стив, — ее голос предательски дрогнул, — отпусти меня — у меня начинает болеть голова… Только бы мне найти хоть один порошок… Надеюсь, что он не унес все… — Джинни трясло как в лихорадке. Наконец Стив отпустил ее.

Скорее бежать отсюда! Она соскочила с кровати. Джинни хотелось убежать от всего, главное — от предчувствия беды, которое сжимало ей сердце. Но более всего ей хотелось убежать от Стива, ибо она знала, что ему, всегда желавшему ее, нравится ее мучить.

Стив остановил Джинни, поняв, что она на грани срыва. Он поднял Джинни на руки и отнес в ее спальню. Она подумала: «А может, то, что произошло со мной сейчас, всего лишь тягостный сон?»

Стив опустил Джинни на кровать и заботливо укрыл одеялом.

<p>Глава 22</p>

В комнату заглянуло солнце, и Джинни проснулась. Натянув одеяло до самого подбородка, она размышляла, как жить дальше. Ночью ей снилось, что она лежит в постели в объятиях Стива и что он любит ее. Между тем Делия будто бы шепнула ей, что князь Сарканов требует, чтобы она с ним позавтракала.

— Принесла вам горячий кофе, мадам, — сказала Делия, озабоченно глядя в глаза Джинни. К несчастью, порошков у нее больше не было. Последний, лежавший на самом дне вышитого ридикюля, у нее еще вчера отобрал Стив. Он понюхал его, поморщился, попробовал на вкус и скривился.

— Джинни… — начал было он, но, встретившись с ней взглядом, вдруг замолчал: его поразили ее молящие глаза, в которых застыла боль. Он сказал:

— Ладно, я достану тебе немного лекарства, но мне надо знать, что это такое. Поэтому этот порошок я возьму с собой.

Почему Стив вдруг так переменился? Может, пожалел ее? Боже, как унизительна эта мысль!

Джинни держала чашку дрожащими руками. Делия раздвинула шторы, и солнечный свет ворвался в комнату. Стив, конечно, давно уже уехал, что несколько успокоило Джинни: теперь ему хотя бы не угрожает опасность. Но Стив велел ей остаться здесь. Интересно, почему?

Кофе согрел ее и немного прояснил мысли. Джинни выпила бы еще чашечку, но Делия, испуганная и бледная, попросила ее поскорее одеться. Джинни чувствовала себя как приговоренная к казни.

Умываясь, она думала, отчего князь Иван ведет себя столь деспотично. Раньше он сам приходил за ней, а теперь только приказывал. Как, однако, все изменилось! Князь Иван — ее муж, а Стив — любовник!

Вчерашний вечер походил на сон. Но сейчас начинался новый день, и в висках появилась привычная пульсирующая боль. Тело Джинни покрылось холодным потом, конечности ломило, веки чесались, а руки так дрожали, что Делии приходилось все делать за нее.

— А вот и ты, любовь моя! Надеюсь, ты хорошо спала?

Иван брился. Закончив, он поцеловал ей руку, и Джинни почувствовала знакомый запах его любимого одеколона. Потом он подтянул Джинни к себе и коснулся губами ее сжатых холодных губ.

Взглянув на себя в зеркало, Джинни отметила, что бледно-зеленое платье только подчеркивает ее восковую бледность.

— Да, — сказал между тем князь Иван, перехватив ее взгляд, — мы очень красивая пара, не так ли? Ты до сих пор не сказала ни слова, Вирджиния. Ты голодна? Может, хороший завтрак подкрепит тебя? По-моему, тебе надо почаще бывать на свежем воздухе и заняться физическими упражнениями. Посмотри на меня. Я не спал почти всю ночь, но чувствую себя бодрым и свежим. Более того, я даже готов выполнить одну неприятную обязанность, которая предстоит мне после завтрака.

— О чем ты? — спросила Джинни, повернувшись к нему, но Иван лишь улыбался и разглядывал ее своими светлыми рыбьими глазами.

— Дорогая, я же сказал: сначала поедим. Мне не хочется портить тебе аппетит. Вот, усаживайся поудобнее. Тебе налить чаю?

У Джинни так дрожали руки, что князь взял у нее серебряный чайник и озабоченно покачал головой.

— Иван! — умоляюще начала Джинни. — У меня так болит голова, что я не могу есть. Зачем ты отобрал у меня порошки? Чтобы у меня… чтобы у меня…

— Да, да, я помню. Чтобы у тебя не болела головка, моя радость. Они были очень нужны тебе вначале, но уже давно следовало бы забыть о том несчастном случае! Вчера, например, ты так хорошо себя чувствовала, что даже отважилась на некую эскападу, не так ли? Зачем же отравлять организм? Впрочем, время от времени я готов давать тебе такой порошок, но если только сам решу, что он тебе нужен. Позволь мне принимать за тебя решения, дорогая.

Джинни во все глаза смотрела на князя Ивана. Продолжая улыбаться и словно не замечая состояния жены, он разливал чай. Иван наклонился к ней и слегка потрепал по щеке:

— Ешь, дорогая, и пей чай. Пора тебе привыкать к нашему чаю — ты ведь теперь россиянка.

Джинни и думать не могла о еде, хотя, уступая настояниям князя, что-то проглотила.

Князь болтал без умолку, самым сладким голосом:

— Ну нельзя же голодать. Не капризничай, поешь как следует. Ты ведешь себя как избалованный ребенок — честное слово, — который делает все что ему заблагорассудится. Но все это скоро изменится, уверяю тебя. И самое главное, ты от этого только выиграешь!

— Я… я и в самом деле дурно себя чувствую. Простудилась, наверное. Можно мне вернуться к себе и лечь? Хотя бы на час-другой? Пожалуйста! Мне так не хочется спускаться вниз…

Неужели это она говорит, так смиренно просит? Дрожь в руках усиливалась, и Джинни переплела пальцы, стараясь унять ее. Но у нее тряслись даже губы…

— Боюсь, эти порошки не слишком полезны для здоровья. Ты почувствуешь себя куда бодрее, глотнув свежего воздуха. Пойдем — и никаких отказов, иначе я стану суровым, а мне так хотелось бы быть с тобой терпеливым и заботливым. — Он схватил ее за руки и рывком поставил на ноги. — Пойдем, не стоит заставлять мистера Мердока ждать слишком долго. Признаюсь, любовь моя, в нем я нашел понимающего и тонко чувствующего человека. Он ничуть не осуждает тебя за вчерашнее. Изнасилование — весьма серьезное преступление, а ведь именно это с тобой и произошло?

Князь Иван крепко взял ее за руку и куда-то повел. Она помнила только, что, если будет хорошо себя вести, получит порошок.

Они оказались в каком-то подземелье или погребе, куда спустились по крутым каменным ступеням. Однако большие деревянные щиты для проветривания были распахнуты во всю ширь, давая доступ воздуху и свету. На стенах лежали солнечные блики. В подземелье она увидела Мердока и одного из его телохранителей, мрачного мужчину с рыжими усами. Мистер Мердок явно избегал смотреть на Джинни.

Он раздраженно сказал:

— Княгине незачем было спускаться сюда. Дело слишком неприятное как для меня, так и для вас, князь. Если бы вы не приняли своих мер, я все равно разыскал бы этого человека и расправился с ним.

— Напротив, мне кажется, что так лучше. Хотя Вирджиния по-прежнему близка к шоку, я решил, что ей стоит убедиться в неотвратимости правосудия. Возможно, после этого у нее исчезнет страх перед одинокими прогулками верхом.

Они говорили о чем-то еще, но Джинни ничего не понимала.

— Я по-прежнему полагаю…

— Моя жена была свидетельницей войны в Мексике и не раз видела убитых — правда, мой ангел? На этот раз, уверен, она тоже не испугается. Как-никак этот человек напал на нее. Не сомневаюсь, она сама убила бы насильника, будь при ней оружие.

Стараясь скрыть дрожь, Джинни наконец встретилась глазами с Сэмом Мердоком. Он смотрел пристально и мрачно. Несмотря на хаос в голове и крайне подавленное состояние, она почему-то решила, что Мердок очень хочет о чем-то ее предупредить. Но о чем?

Наконец хозяин дома тяжело вздохнул и кивнул своему телохранителю. Тот нагнулся и откинул ткань с предмета, лежавшего на полу.

Джинни вскрикнула, слабо и сдавленно.

Перед ней лежал мертвец, избитый и изуродованный. Темные волосы, темный костюм, пропитанный кровью. Но не Стив… не Стив!

Словно издалека, до нее донесся негромкий, суровый голос Сэма Мердока:

— Разве такое зрелище для женщины? Притом этот человек умер уже часов двенадцать — пятнадцать назад. Нам нужно поскорее похоронить его, и без всякого шума. Это был настоящий сорвиголова — я ни за что не взял бы его к себе на службу, если бы он уже не работал на меня когда-то на ранчо. Но знай я, какого негодяя пригрел…

Нет. Это, конечно, не Стив. «Умер часов двенадцать — пятнадцать назад» — так, кажется, сказал мистер Мердок. А Стив вчера злился, что в него стреляли. Но кто же этот человек? Жаль несчастного, но у Джинни полегчало на душе, а вместе с тем усилилась слабость. Она даже покачнулась от головокружения.

— Лучше всего увести ее отсюда, — услышала она голос Сэма Мердока.

— К чему спешить?.. У Вирджинии сильный характер, куда сильнее, чем кажется. Открой глаза, любовь моя, и посмотри внимательно: это тот самый человек? Ошибки быть не должно.

Она с усилием открыла глаза, взглянула и быстро отвернулась.

— Он… Он одет, как тот…Но я не хочу об этом вспоминать! Не хочу!

— Ну конечно, дорогая. Я знаю, как это ужасно. Но ты же понимаешь, почему я хотел, чтобы ты своими глазами увидела, как наказан этот мерзавец! Сейчас тебе нечего бояться — он уже никогда не навредит тебе. — Князь говорил все, что следует, но только Джинни понимала скрытый смысл его слов.

— Княгиня, я очень сожалею о случившемся. Узнай я об этом раньше, я немедленно наказал бы виновного. Постарайтесь забыть обо всем, если можете. Кстати, уверяю вас, о случившемся никто не знает.

Вернувшись к себе, Джинни разрыдалась. Она плакала от слабости, от унижения, которому ее подверг князь Сарканов, от того, что ощущала себя мухой, попавшей в паутину. Но она испытывала облегчение, узнав, что убитый — не Стив.

Она чувствовала, что князь Иван находится здесь же, в комнате, и внимательно за ней наблюдает. Но теперь Джинни это было безразлично. Она услышала его голос:

— Сколько слез из-за какого-то насильника! Тебе, дорогая, следует успокоиться, не то я подумаю, что ты его поощряла. Неужели ты можешь так низко пасть? Этот человек, метис, подонок — как называют таких по-испански? — ах да, вакеро! Вакеро, от которого смердит коровьим и лошадиным навозом! Как можно так опускаться? Надеюсь, что это слезы стыда. Дочь царя и какой-то конюх! Господи, да если бы об этом узнали, представляешь, какой разразился бы скандал? Впрочем, никто ни о чем не пронюхает. Я задушил все в зародыше! Вот видишь, моя любимая, несмотря на твои странные вкусы, я все же ценю тебя, то есть не спускаю с тебя глаз. Я вообще не спускаю глаз с того, что мне принадлежит. За тобой и раньше следили — будут следить и впредь, запомни это как следует. Надеюсь, подобных ошибок ты больше не совершишь, правда?

Он смотрел на хрупкую, нежную женщину, свернувшуюся клубочком в бархатном кресле. — Правда? — еще раз спросил он, на этот раз громче, и она кивнула.

Видя ее опущенную голову и поникшие плечи, Иван Сарканов торжествовал. Наконец-то эта гордячка почувствовала, что такое хозяин. Она сделает теперь все, что он прикажет, приползет к нему, как побитая собака, чтобы вымолить эти несчастные порошки, без которых не может обходиться. Если граф Черников уедет в Россию раньше него, а Мердок его поддержит, то все, о чем он мечтал, получится!

Он начал почти радостно размышлять о скором возвращении в Сан-Франциско. И об одном доме, известном только ему. Вот где он получит истинное удовольствие, которого требовала его извращенная натура. Но прежде, к сожалению, придется уладить несколько дел: в частности, попросить Крейтона нанять для него еще одного парня, способного выполнять самую грязную работу. У Крейтона зоркие глаза и отличный нюх, ему вполне можно доверять. Разумеется, Крейтон получает немалые деньги за свои услуги. Подумать только, агент князя Сарканова — камердинер сенатора Брендона! Еще один повод посмеяться над этим важным американцем. Иван сам порекомендовал Крейтона сенатору во время своего первого визита в Сан-Франциско, хотя и знал за ним кое-какие делишки. Впрочем, этот парень был когда-то камердинером одного джентльмена и свой прямые обязанности выполнял хорошо. При этом поддерживал широкие связи с преступным миром. Например, предложил Ивану услуги одного мрачного безликого субъекта, который и угробил провинившегося телохранителя. Теперь он, несомненно, пропивал свой гонорар в знаменитом салуне «Бэрбэри коуст» на набережной. Впрочем, имея связи, наемного убийцу не сложно найти. Не трудно и манипулировать женщинами, если умеешь к ним подойти. Вот Вирджиния уже хорошо поняла, кто ее настоящий хозяин. Через некоторое время он преподаст ей еще несколько уроков — и не без удовольствия для себя, кстати. Но не раньше, чем она заарканит Сэма Мердока. Ведь ясно, что Мердок мечтает ее заполучить, а он из тех, кто не станет скупиться на такие дела.

Джинни теперь едва слышно постанывала. Ее глаза опухли от слез, а на щеках играл нездоровый румянец.

Князь Иван подошел к жене и запрокинул ее голову, чтобы она увидела его суровое лицо.

— Все, хватит! Я дал тебе время поплакать всласть, а теперь пора привести себя в порядок. Пойди и умойся. Я разрешаю тебе немного отдохнуть, но потом спустись вниз к гостям. Мистер Мердок решил устроить для всех завтрак на свежем воздухе у себя в патио. Потом он, возможно, пригласит тебя покататься с ним верхом. Ты должна принять приглашение. Никаких отказов. Не вздумай ссылаться на головную боль. Можешь принять один порошок, если уж он тебе так нужен, но ты должна выглядеть отдохнувшей и веселой. Поторапливайся, не то я пойду с тобой и прослежу, как ты выполняешь мои распоряжения.

Взглянув на свое распухшее от слез лицо, Джинни чуть было снова не расплакалась. Неужели эта женщина с всклокоченными волосами и помятым лицом и в самом деле она? Боже, во что она превратилась! Можно ли пасть еще ниже?

— Ты всегда готова к бою. Думаю, что твоя строптивость — именно то, что привлекает меня к тебе…

Так когда-то сказал Стив. Что ж, в свое время это, пожалуй, соответствовало истине. Но сейчас все это бесследно улетучилось, пропала воля к жизни, помогавшая ей выкручиваться из всевозможных переделок. Так что же с ней приключилось?

«Ох, лучше об этом не думать. Слишком сильно болит голова… Он угрожал сплавить меня в приют для душевнобольных и сделает это, если захочет…»

Джинни погрузилась в размышления, жалея и ненавидя себя. Между тем она автоматически делала все, что велел князь.

Дрожащими пальцами расстегнув крючки на платье, она разделась и умылась. Затем легла в постель и закрыла глаза.

Часть третья

ПИРАТ

<p>Глава 23</p>

Один за другим разбогатевшие на золоте миллионеры уезжали в своих роскошных экипажах в сопровождении слуг. Лошади были нагружены тюками. Некоторые направлялись в город, другие — в свои загородные дома. — Доброго пути… до свидания… какой приятный визит… рада была познакомиться… непременно увидимся в городе. — Джинни казалось, что еще немного, и она не удержит на лице эту натянутую, ненатуральную улыбку. Неужели прошло только четыре дня? Она казалась себе деревянным истуканом, а ее нервы были как струны, натянутые до предела. Она думала только о волшебных порошках, которые князь Иван выдавал ей теперь дважды в день — в награду за хорошее поведение. Один она получала утром для бодрости, когда предстояло отправиться на верховую прогулку с Сэмом Мердоком. Второй — перед тем как спуститься вечером к обеду. Между этими двумя приемами она проводила время в основном у себя в спальне, где, как считалось, «отдыхала». При этом тело ее покрывал холодный пот, а кожа чесалась. Временами она каталась по постели, чтобы избавиться от зуда. Боль в висках становилась невыносимой. Джинни уже не спрашивала себя, во что она превращается и что ее ждет. Все ее мысли сосредоточились на порошках, которые приносили ей облегчение.

Мердок был к ней добр и внимателен, но по-прежнему сдержан. Каждое утро он посылал ей свежие цветы, а вечерами — экзотическую орхидею из теплицы. Князь Иван улыбался; он стал весьма благожелателен. Да, Мердок — умнейший человек, иначе он не стал бы таким богатым и могущественным. Но даже у него были слабости: например, ему явно нравилась Джинни. Это не оставляло сомнений.

«Что ж, поживем — увидим», — думал Иван Сарканов. Его снедало нетерпение — уж слишком осторожен этот Мердок в проявлении своих чувств. К тому же сенатор в последнее время стал вести себя с зятем весьма отчужденно. Брендона явно что-то тревожило. Акции самых больших шахт компании Комсток стали в последние дни резко падать, и только очень богатые люди сохраняли спокойствие. А Брендон, помимо всего прочего, занимался скупкой и перепродажей земельных участков в Южной Калифорнии, и, как говорили, не слишком удачно. Потом возникла история с пароходной компанией: мелкие держатели акций объединились и продали свои доли — вот только неизвестно кому. Это лишило Брендона контрольного пакета, на который он очень рассчитывал… Кстати, кое-какие деньги они вложили вместе, но это приносило не Бог весть какие дивиденды. Их окружали богачи, готовые делать деньги любыми способами; они не брезговали ничем, чтобы заработать лишний доллар, и становились на пути сенатора. Мердок был одной из таких акул — «загадочный человек», так, кажется, все его называли. Но стоило с ним познакомиться, как и он оказался вполне заурядным человеком с обычными слабостями.

Ивана Сарканова опьяняло ощущение своей значимости и власти. До сих пор все его планы успешно осуществлялись. Ему даже стало везти за зеленым сукном, что прежде случалось крайне редко. Да, удача сопутствовала ему во всем — даже в скоропалительной женитьбе. Если царь Александр и узнает о его манипуляциях с акциями Русско-Американской компании и о небольшой недостаче, вряд ли он выразит недовольство мужу своей вновь обретенной дочери. Все рискованные предприятия князя начали приносить прибыль. Но главный успех ждал его впереди — он зрел, словно плод, румянился и был готов вот-вот упасть ему в руки.

Он снова строил грандиозные планы, но уже втайне от Джинни. Сенатор с зятем отправятся в Сан-Франциско со всеми гостями — то есть на день раньше, чем Джинни и Соня. Их проводит мистер Мердок, ибо у него там срочное дело. Потом он отбудет в Вирджиния-сити.

— Ты будешь очень занята, любовь моя. — Иван вошел в спальню Джинни рано утром, чтобы попрощаться с ней. — Ничуть не сомневаюсь в твоем умении обольстить мужчину — особенно, если ты этого захочешь. Будь любезна также и с его воспитанницей. Она поедет в Сан-Франциско вместе с вами. Мистер Мердок строит там дом — что-то в античном стиле, как я слышал. Но пока очаровательной сеньорите Санчес нужно пристанище в городе. Твоя мачеха любезно согласилась стать ее гидом, но, конечно, весьма пригодится твое прекрасное знание испанского языка. Понимаешь?

Да, она все отлично понимала. Консепсьон станет почетной гостьей в доме ее отца! Она уже видела, как Консепсьон танцевала с сенатором и они улыбались друг другу, а при этом Консепсьон хитро на нее поглядывала. Она, несомненно, торжествовала. Но Джинни знала, что та ненавидит ее. Интересно, во что выльется ее месть?

Однако Джинни не хотела, чтобы Иван знал, о чем она думает. Теперь она полностью зависела от него, ибо он владел порошками.

— Я оставлю тебе два порошка, этого тебе хватит до нашей встречи в Сан-Франциско, — промурлыкал князь. — Надеюсь, ты будешь вести себя разумно, не так ли? Полагаю, что жизнь кое-чему тебя научила. Никаких свиданий с конюхами и грумами. Но совсем другое дело, если Мердок пригласит тебя на прогулку или в свои апартаменты. Ты поняла меня?

Как только Иван ушел, Джинни приняла порошок. Вскоре раздался тихий стук в дверь, и в спальню вошла Соня:

— Джинни! Не притворяйся, что спишь. Я пришла вовсе не для того, чтобы ругаться с тобой. Но поговорить нам все-таки надо.

Не дожидаясь ответа, она уселась в кресло. Лицо ее выражало непреклонность.

— Джинни, скажи наконец, что с тобой происходит? В последнее время ты избегаешь меня! К тому же Иван не отходит от тебя… Мы с твоим отцом чувствуем, что у тебя неприятности, и очень этим обеспокоены. Я должна знать, почему ты поощряешь ухаживания мистера Мердока? — Соня посмотрела в полуприкрытые глаза Джинни, и ей очень не понравился отсутствующий взгляд падчерицы. Да слышит ли Джинни, что с ней разговаривают? Последнее время она ведет себя как кукла, которую дергают за веревочки. С Джинни, несомненно, творится что-то ужасное, но что именно, Соня не знала.

— Джинни, — резко повторила Соня. — Ты меня слушаешь? Что же с тобой случилось? Ведь мы когда-то были близки. Давно уже мне хотелось поговорить с тобой наедине. Теперь тебе не удастся отвертеться.

— О чем с тобой говорить? Я только исполняю то, чего от меня ждут. Я вышла замуж за Ивана, пытаюсь быть такой женой, какая ему нужна. Почему вы все не можете оставить меня в покое?

— Оставить тебя в покое? Уж слишком ты стараешься, чтобы о тебе позабыли! Может, у тебя неприятности? Я помогу тебе, если хочешь. Для тебя лучше всего выговориться. Последнее время ты плохо выглядишь. По-моему, тебе необходимо обратиться к врачу, когда мы вернемся в город.

Джинни села на постели, но потом снова откинулась на подушки:

— К врачу? Видно, ты, как и князь Иван, считаешь, что мое место в приюте для умалишенных. Долгий отдых и лечение. Прошу вас всех об одном: перестаньте за меня беспокоиться — вы с этим опоздали, и теперь я… я…

О, хоть бы Соня поскорее ушла и оставила ее с миром. Ну что им всем от нее нужно? Почему Соня пришла к ней в спальню со своими душеспасительными беседами?

— Но ведь ты несчастлива, да? — продолжала допрашивать падчерицу Соня. — Кажется, Иван предан тебе телом и душой. Но есть вещи, которые понимает и чувствует только женщина, и я действительно кое-что чувствую. Так что же с тобой? Что не так? А может, ты ждешь ребенка? Не в этом ли причина твоего странного состояния?

— Нет, нет и нет! Я не беременна, а если тебе кажется странным мое состояние — что ж, мы не так хорошо знаем друг друга. Мы редко общаемся! Прошу тебя, Соня. У меня болит голова — просто раскалывается, и я не желаю откровенничать с тобой. Да, собственно, и не о чем. Поговори с Иваном.

— Да, кстати, об Иване. Он очаровательный молодой человек, но разговаривать с ним очень непросто. Он — мне не следует этого говорить, — но Иван удивляет меня и твоего отца. Почему он так часто отсутствует? Куда ездит? Ты, Джинни, конечно же, задаешь себе эти вопросы — может, именно это тебя и гложет?

— Мне очень нравится, когда Ивана нет дома! Ты полагаешь, мне интересно, чем он занимается? Ну вот! Теперь я тебя расстроила. Но это чистая правда, устраивает она тебя или нет.

Соня не стала возражать. Она опустила голову и тихо заметила:

— Да, что-то такое я предполагала услышать. Нам с твоим отцом кажется, что Иван сознательно толкает тебя в объятия других мужчин. Джинни, мне очень жаль тебя, если это правда! По-моему, иногда и твой отец начинает жалеть… Так вот, имей в виду, мы всегда готовы тебе помочь. Твой отец не слишком разговорчив, но он любит тебя. Пожалуйста, не замыкайся, дорогая.

Соне хотелось сказать куда больше: поведать, к примеру, о своих собственных наблюдениях за князем Иваном, но мертвенная бледность падчерицы удержала ее. Она понимала, что между ней и Джинни появилась стена. Девочка слишком замкнулась. Так неохотно призналась, что они не очень ладят с Иваном. Теперь Соня уразумела, что такой разговор бесплоден.

Она участливо погладила падчерицу по бледной щеке и вышла весьма удрученная. Придется обо всем рассказать Уильяму, хотя у него и без того полно забот, отчасти из-за зятя. Уильям заметно разочаровался в нем, ибо до него дошли кое-какие слухи об Иване. Утверждали, например, что князь — азартный игрок и не отличается особой щепетильностью при достижении своих целей. И зачем только Уильям советовал ему, как и куда вкладывать деньги? Если бы акции падали не столь стремительно! Если бы, если бы, если бы… И Джинни бродит, как сомнамбула, хотя на людях танцует, улыбается и иногда принимает участие в разговоре. Да, жаль, что она поспешила выйти замуж за князя Ивана, хотя они с Уильямом поначалу думали, что лучшую партию для девочки трудно найти. Существовала еще одна проблема, о которой Соня боялась даже думать. Окажись это правдой, на всю их семью обрушилась бы беда!

«Но ведь должен быть какой-то выход!» — продолжала твердить себе Соня. Она и мужа убеждала в том же самом. Да, им необходимо найти какой-нибудь выход, но держать это в тайне ото всех.

Соня, конечно, не подозревала, что все эти мучительные проблемы в самом скором времени только усугубятся. Не знал об этом и сенатор, путешествуя в обществе зятя и чувствуя некоторое смятение. Один только князь казался вполне уверенным и довольным собой.

Джинни так и не смогла заснуть — уж слишком разволновал и взбудоражил ее нежданный приход Сони. Чтобы не думать об этом, она приняла еще один порошок и надеясь обрести временное улучшение, решила спуститься вниз.

Оказалось, что Соня уехала кататься с Консепсьон. Знала бы Соня, что Джинни когда-то сражалась с этой красоткой, держа в руках нож… Мальчик-слуга сообщил Джинни, что мистер Мердок работает у себя в кабинете, но для нее подан легкий завтрак в патио. Если она не возражает, хозяин скоро присоединится к ней.

Итак, она вот-вот выяснит, чего хочет от нее Сэм Мердок. Теперь, когда Ивана нет, она не станет терять времени даром. Эта мысль почти вдохновила ее. В патио, под большим деревом, отбрасывавшим густую тень, все было приготовлено для завтрака. Там же Джинни увидела адресованный ей большой пакет. Под именем адресата были написаны хорошо знакомые ей инициалы «С. М.».

Джинни нетерпеливо разорвала бумагу и обнаружила плоский бархатный футляр. В нем лежал широкий браслет — нет, целых два браслета: по одному на каждое запястье. На старинном золоте сверкали бриллианты и изумруды. Джинни затаила дыхание и широко раскрыла глаза. Господи! Что же это значит? А как она объяснит все это мужу и родным?

Несмотря на одолевавшие ее сомнения, Джинни залюбовалась подарком. Камни великолепно играли в лучах яркого солнца. Ей, конечно же, не следовало бы принимать такой подарок. Нужно ему об этом сказать. Но отчего же не примерить, не надеть хоть разок? «Лучше не стоит», — решила она, но тут заметила в футляре еще одну сверкающую вещицу. Маленький золотой ключик на тонкой цепочке.

— Ключ откроет боковую дверь в одном из домов, выстроенных на холме в Сан-Франциско. Ключик подходит также к двери моих апартаментов здесь, в этом доме. В частности к той комнате, которую вы видели наверху. А эти побрякушки принадлежат вам. Если они вам не нравятся, можете подарить их или продать.

Сэм Мердок вышел из тени на солнечный свет и теперь спокойно поглядывал на нее. Какой он все-таки загадочный человек! Но что же ответить ему?

— О чем вы так задумались, княгиня? — спросил он. — Я дарю вам эти украшения без всяких, гм, скажем так, условий. Вы же знаете, я могу позволить себе кое-какие прихоти. Можете считать, что таким образом я прошу извинения у дамы. — Он уселся напротив Джинни, потерявшей от изумления дар речи. Она смотрела в его сильное, с резкими чертами лицо, но ничего не могла на нем прочесть. — Теперь насчет ключика, — продолжал между тем Мердок. — Надеюсь, вы поможете мне выбрать кое-что из мебели и прочего для украшения интерьера. Это понадобится мне при отделке нового дома. Моя воспитанница, увы, напрочь лишена вкуса, а в такого рода делах всегда нужен женский глаз.

— Но, — наконец пробормотала Джинни, — почему именно я? Вы были ко мне удивительно добры и не раз помогали… но… — Она помолчала, но потом решила выложить все: — Едва ли вы хотите меня соблазнить, хотя именно это я и подумала, если бы другой мужчина преподнес мне такие дорогие подарки! Полагаю, вы знаете обо мне слишком много, поэтому у вас не возникнет такое желание. А может, вы сделали это потому, что мой… что Иван предложил меня вам? — добавила она с горечью. — Надеюсь, вы догадываетесь почему? Ведь вы хорошо разбираетесь в таких делах. Удивительно, что вы не выказываете ко мне ни отвращения, ни презрения. А вот мне предложили относиться к вам с подчеркнутой любезностью. Вы, конечно, уже заметили, как послушно я выполняю приказы. Очень мило с вашей стороны делать вид, что вы ничего не замечаете… Так скажите мне почему?

Мердок кивнул, и Джинни вдруг показалось, что лицо его выразило одобрение.

— Хорошо сказано! Раз уж вы решились на откровенность, я отвечу вам тем же. Но предупреждаю, милая, прихоти старика иногда весьма утомительны. Так вот, считайте, что я поднес вам подарок, поскольку вы мне нравитесь, а это чистая правда. Кроме того, я буду счастлив, если вы по-прежнему будете относиться ко мне как к другу и обратитесь ко мне, если вам понадобится помощь. Знайте же, что я привык хранить тайны.

Джинни покрутила в пальцах бокал с холодным сухим вином.

— Стив, — вдруг сказала она. — Должно быть, некоторые известные вам тайны связаны с этим человеком, не так ли? Ведь это вы устроили нам встречу тогда, в патио? И на следующий день? — Она перевела дыхание и спросила: — Этот человек — Стив убил его, верно? А вы его прикрывали. Хорошо, что Стив поверил мне и не боялся, что я его предам. Полагаю, вы и Стив знаете друг друга гораздо лучше, чем показываете. Но я не могу понять одного — скажите наконец: зачем он сюда приехал? Неужели это лишь совпадение?

— Думаю, вам лучше спросить об этом его самого, — сдержанно ответил Сэм Мердок, словно осуждая ее за любопытство. Помолчав, он сказал: — Вероятно, вы знаете скрытность Стива. Но кое-что я вам все-таки открою. Я очень давний друг его отца. Дружил я и с доном Франсиско Альворадо, хотя вначале мы были врагами и сражались друг против друга в войне сорок седьмого года — Затем Мердок добавил: — Стив когда-то работал на меня.

— Полагаю, что вы больше ничего не добавите. Что ж, я на это и не рассчитывала. А уж Стив… нет, вы, наверное, меня не понимаете. Он, он меня осуждает. Он…

— Думаю, — тихо и твердо сказал Мердок, — что вы себя недооцениваете, дорогая. Вот вам совет человека, прошедшего огонь и воду, — наберитесь терпения и ждите. — Он внимательно взглянул на нее и добавил: — Но все зависит от того, знаете ли вы, чего ждете.

<p>Глава 24</p>

«Чего же она ждет, чего хочет?» Последние несколько месяцев, пребывая в трансе, Джинни ни разу об этом не задумывалась. Однажды один господин показал ей муху в кусочке отполированной затвердевшей смолы. Эта древняя муха в янтаре казалась Джинни символом ее собственного существования. Она, как эта муха, угодила во что-то липкое, мешавшее ей двигаться, видеть окружающее и чувствовать. Даже когда появился Стив, она не смогла открыть ему свое сердце. Больше, чем когда-либо, она считала необходимым вычеркнуть его из своей жизни, чтобы не страдать вновь. Так почему же, несмотря на все ее колкости, он вдруг переменился к ней и стал добрее?

Он прислал ей пакетик с одиннадцатью порошками от «головной боли». Это было единственным, что помогало ей жить. Сэм Мердок молча вручил ей коричневый конверт из манильской бумаги. «Так, значит, он все-таки помнит обо мне», — подумала Джинни. Потом она стала размышлять, попытается ли Стив еще раз встретиться с ней? Она желала этого всей душой, но вместе с тем боялась. Джинни раздирали противоречия, и она не могла разобраться в хаосе обуревавших ее чувств.

— Черников приглашает нас на обед, — как-то раз сказал Иван после их возвращения в Сан-Франциско. — Полагаю, неплохо взять с нами и твою подругу, очаровательнейшую сеньориту Санчес. Надеюсь, ты не против, любовь моя? Это обычная любезность, но зато сеньорита, несомненно, оживит вечер. В последнее время ты стала тихой и незаметной, как мышка! И еще: не проси, пожалуйста, графа прислать тебе порошки — этим ты поставишь нас в неудобное положение. Я сам это улажу. Уезжая на родину, он должен убедиться, что наш брак очень удачен.

С некоторых пор Джинни отделывалась от вопросов князя короткими, ничего не значащими репликами, тщательно скрывая, что у нее есть свой собственный запас драгоценного лекарства. Порошки Стива не обладали, правда, такой силой, как те, что ежедневно выдавал ей князь, но они позволяли ей сохранять хотя бы внешнее спокойствие.

— Он что, возвращается в Россию? Уже?

— Господи! Верю, что ты питаешь к графу нежные чувства, но неужели ты будешь без него скучать? Может, и нам отправиться с ним, Вирджиния? — Князь направился к окну, где стояла Джинни, и положил ей руки на плечи. Но это не выражало расположения к ней. Едва он прикоснулся к Джинни, она вся сжалась:

— А я-то думала, что ты хочешь отвезти меня в Россию как можно скорее. Как-никак мне предстоит там встретиться с моим… царем, — произнесла Джинни с нарочитым равнодушием. — Когда я последний раз беседовала с графом Черниковым, он ни словом не обмолвился о том, что собирается ехать в ближайшее время.

— Что ж, значит, он передумал. Какой ему смысл сидеть здесь после того, как Сенат ратифицировал соглашение о покупке Аляски. — Пальцы князя впивались в плечи Джинни. Она догадывалась, как князь этим разочарован, поскольку и он, и сенатор Брендон приложили все усилия, чтобы воспрепятствовать сделке.

— Так что дел у него здесь больше никаких нет — все, что мог, он исполнил, — медленно продолжал Иван. — Я сказал ему, что очень скоро мы последуем за ним. Ведь ты этого ждешь не дождешься, правда, любовь моя? Кстати, мы можем отправиться и через Аляску — мне бы хотелось показать тебе этот край, особенно в районе Ситки. Когда-то мне принадлежал там изрядный кусок земли, а может, принадлежит и сейчас. Надо спросить твоего отца, распространяется ли продажа территории на частную собственность. — Он улыбнулся. — Из эскимосов, если их приручить, получаются отличные рабы.

Повернув голову, чтобы видеть его глаза, Джинни заметила в них тайную угрозу. Она затрепетала от страха, хотя не совсем понимала смысл этой угрозы.

Желая скрыть испуг, Джинни пробормотала:

— Скажи, почему ты так уверен, что Консепсьон примет приглашение? А вдруг перспектива провести вечер со старым графом покажется ей скучной?

Он самодовольно засмеялся:

— Похоже, ты чувствуешь к ней ревность! Уж не усатый ли телохранитель Мердока тому причиной? Честно говоря, я уже пригласил ее, и она с удовольствием согласилась. Надеюсь, ты не возражаешь, дорогая? Конечно, и ты должна подтвердить приглашение, когда мы спустимся к ленчу.

— Как мило с вашей стороны пригласить меня! Вы все так добры ко мне! — Как всегда, разговаривая с Джинни на людях, Консепсьон была приторно-любезна. При этом она лукаво посмотрела на князя Ивана, зная, от кого исходит инициатива. Джинни стиснула зубы от злости, но тут, к своему удивлению, услышала, что Консепсьон приглашает ее отправиться в новый дом Сэма Мердока и взглянуть на отделочные работы. В этот день, по словам Консепсьон, рабочим предстояло уложить ковры, только что доставленные из-за океана.

— Надеюсь, вы не возражаете? — очаровательно улыбнулась она князю Ивану. — Смит, которого я называю Рыжеусым, проводит нас, так что нам ничего не угрожает. — Тут она шаловливо рассмеялась, а потом сложила губы сердечком. — Разве вы не знаете, что все телохранители Сэма носят одну и ту же фамилию — Смит? Иногда это весьма неудобно, но Сэм считает, что так проще. Так или иначе, это отборные ребята. А я придумываю для них прозвища — мне так удобнее. К примеру, Рыжеусый, или Чернобородый — тот и впрямь похож на пирата! — или светловолосый, прозванный мною Соломинкой…

Все рассмеялись. Князь добродушно сказал, что будет рад, если Джинни немного прогуляется, — это очень ей полезно.

— Что до меня, то я отправляюсь на биржу и скорее всего проведу там большую часть дня, хотя отнюдь не забыл, что мне предстоит приятная миссия — сопровождать двух очаровательных дам на обед. Не заставляйте меня ждать слишком долго, хорошо?

Консепсьон со смехом пообещала, что они вернутся вовремя и успеют переодеться и подготовиться к обеду.

Когда они остались одни и уселись рядом в открытом экипаже, поджидая Рыжеусого, Консепсьон надулась, поджала губы и не обмолвилась с Джинни ни единым словом.

— Прекрасный денек для прогулки, — заметил краснолицый конюх, нетерпеливо поглядывая в сторону конюшен. И вдруг сердце Джинни замерло, а потом так заколотилось, что казалось, вот-вот выскочит из груди.

Вместо Рыжеусого из конюшни вышел не кто иной, как Стив Морган. Он был по-прежнему с черной бородой, а его темно-синие глаза сверкали.

Вместо приветствия Стив прикоснулся рукой к широкополой шляпе, а затем взял вожжи у грума:

— Сегодня у Рыжеусого свободный день, и мистер Мердок велел мне заменить его.

— Ну что ж, прекрасно… Смит. Так, значит, вы нас повезете? — с неудовольствием сказала Консепсьон. Джинни, как громом пораженная, не могла вымолвить ни слова. Она заметила только, как Стив улыбнулся краешком губ, легко вскочив на место кучера.

— Рад встрече, мадемуазель. Мое почтение, княгиня.

Ну почему, почему его голос всегда так насмешлив, когда Стив обращается к ней? Нет, он и впрямь сумасшедший! Стоит только князю Ивану увидеть его… или Соне… Джинни терпеливо ждала, пока удалился грум и они отъехали на приличное расстояние. Однако Консепсьон принялась злобно ругаться по-испански, то и дело бросая на Джинни свирепые взгляды.

— Нет, Эстебан, ты и в самом деле спятил! Впрочем, я так всегда считала. Что с тобой, Эстебан? Или, может, это со мной — ведь именно я таскаю из огня каштаны ради этой шлюшки. И это после того, что она мне сделала! Нисколько не сомневаюсь, что она снова тебя предаст. И что только ты в ней нашел?

— Что ты вопишь, как рыбная торговка, Сепсьон? — спокойно бросил Стив через плечо. — Не забывай, что я сегодня катаю двух леди!

— Плевать мне на это! Мне и так не дают забыть, что я вдруг стала леди! Да мне до смерти надоело быть леди и учить всякую чушь, необходимую для всякой воспитанной дамы. Для Эдди я и так сойду — он сам это сказал. Что же касается тебя, Эстебан, и ее, — она с презрением посмотрела на Джинни, — то скажу тебе, что в этой девке прежде была хоть какая-то жизнь. А теперь — полюбуйся! Она позволяет мне ругать ее на чем свет стоит! Но помни, княгиня, мне стоит только пальцами щелкнуть, и твой дурак-муженек побежит за мной на край света. Да я любого мужчину от тебя уведу!

— А вот я выброшу тебя из экипажа прямо на мостовую — в новехоньком платье и драгоценностях, если ты не заткнешься, — хрипло пригрозил Стив.

Консепсьон злобно передернула плечами, но на время прикусила язычок. Угрюмо забившись в угол, она продолжала дразнить Джинни:

— Ничего не поделаешь, и ты отлично знаешь, что все это правда.

— Если ты имеешь в виду его, то это все дело прошлого, — кротко ответила Джинни. Она изо всех сил старалась держаться спокойно и безучастно. Ну как же несправедливо устроен мир! Стив все еще заставляет ее трепетать, хотя ясно, что он играет с ней и, считая, что она изменяла ему, мстит ей. Когда же наконец он перестанет мучить ее?

Увидев дом, Джинни, к своему удивлению, забыла обо всех печалях. Казалось, он как в сказке сам собою вырос на склоне холма — прекрасный, с белыми колоннами.

Мужчина, поджидавший их, открыл ворота. За ними в толстой каменной стене оказалась арка. Посыпанная гравием дорожка вела к ступеням и входной двери, над которой висели газовые фонари.

Джинни потрясло это великолепное творение архитектуры. Даже Консепсьон восхищенно вскрикнула. Этот дом напомнил Джинни один замок, виденный ею во Франции.

Входная дверь была открыта, и несколько рабочих трудились в холле. Стив провел девушек внутрь, отлично выполняя роль гида:

— Вот это банкетный зал. Далее находится большой зал для танцев. Еще один, несколько меньше, на втором этаже; он выходит на террасу, откуда виден искусственный грот. Дальше расположены различные службы и помещения для слуг — в конце этого крыла. Боюсь, что работы на кухнях и в дальнем крыле все еще идут. Может, хотите подняться на второй этаж?

Консепсьон по-свойски взяла Стива за руку:

— Здесь так красиво, Эстебан! Но больше всего я хотела бы взглянуть на спальни. Отделку уже закончили?

— В основном да. — Стив вдруг так сурово взглянул на Джинни, что она вздрогнула. Он схватил ее за руку: — Мне необходимо потолковать с тобой. Вот почему я попросил Консепсьон заманить тебя сюда.

— Опять ложь! Ты самый большой специалист по части вранья. Знаешь, Стив Морган, иногда мне кажется, что ты интригуешь из любви к интригам, но я не хотела бы иметь к этому отношения.

— Извини, дорогая, но дело в том, что ты уже замешана в интригах гораздо больше, чем тебе кажется. Именно об этом и пойдет разговор.

Он нахмурился, и от одного этого Джинни, как и прежде, пришла в смятение, хотя и пыталась сохранить независимый вид. Консепсьон злобно рассмеялась:

— Вот так голубки — они опять готовы разругаться! Но на сей раз я проявлю деликатность и покину поле боя. Не беспокойтесь, дорогу назад я найду сама.

Стив привел Джинни в спальню хозяина — огромную комнату, обставленную массивной мебелью. Одну стену целиком занимала картина. На ней был изображен пейзаж: горы, спускавшиеся к белой пене прибоя, корабли и лодки в отдалении, а над горами и морем — бездонное голубое небо с маленькими розоватыми перьями облаков.

— Ну как, — спросил Стив, — нравится? Богатый человек может купить все, даже картину с изображением вида из окна.

Он распахнул стеклянные двери и вывел Джинни на широкий балкон, прижав ее спиной к металлическим перилам.

— Ты ведь не боишься высоты, верно? Так повернись и посмотри вниз — ты увидишь весь город.

Она схватила Стива за плечи и посмотрела на него расширившимися от страха глазами:

— Ты что, решил убить меня? И ради этого заманил сюда? Ну если уж ты что-то задумал, нет силы, способной тебя остановить. Мы здесь одни, и ты сможешь сказать, что со мной произошел несчастный случай. Иван знает, что я страдаю головокружениями.

Вглядевшись внимательно в ее бледное лицо, Стив понял, что перестарался. Более того, он вдруг разозлился на себя и устыдился своего поступка, несовместимого с мужским достоинством.

— С чего ты взяла? У меня и в мыслях этого не было!

— Если уж ты так этого хочешь, я могу сделать это и без твоего участия и тем самым положить конец всем твоим проблемам!

Произнося эти слова, Джинни и впрямь считала себя способной на это. Почему бы и нет? Смерть — избавление от всех трудностей, проблем, боли…

Она перегнулась через перила, но Стив тут же схватил ее. Едва Джинни оказалась в его руках, он почувствовал, что не может ее отпустить.

Она дрожала. Прижимая ее к себе, Стив ощущал и эту дрожь, и запах ее волос, и удивительную податливость. Злость и страх сделали его жестоким. Он дернул Джинни за волосы так, что ее голова откинулась назад, и прильнул к ее губам.

Расстегнув платье Джинни, Стив заметил у нее на шее тонкую золотую цепочку с небольшим золотым ключиком.

— Собираешься воспользоваться ключиком, а?

— Я не понимаю тебя, Стив.

Он потихоньку подталкивал ее в спальню.

— Чего же ты не понимаешь? — спросил он, подхватив ее на руки. — А я-то думал, что ты отлично понимаешь, когда тебя хочет мужчина. Но черт бы тебя побрал, я и сейчас тебя хочу!

Задыхаясь, Джинни проговорила:

— Что ты имеешь в виду? Считаешь меня шлюхой, но продолжаешь меня хотеть? Так к чему же церемонии? Раз уж ты притащил меня сюда, делай то, что собирался. Я поняла, что сопротивляться тебе бесполезно.

Стив бросил ее на кровать.

Джинни казалось, что это уже с ней происходило — даже смотрел на нее Стив точно так же, как когда-то.

— Зачем тебе сопротивляться? Как ни странно, я собираюсь кое-что тебе предложить. — Стив по привычке заложил большие пальцы за пояс брюк и поглядывал на нее сверху вниз.

— Я бы хотел, чтобы ты стала моей любовницей, Джинни, — проговорил он. Она не верила своим ушам. — Подумай над моим предложением. Согласившись, ты можешь выставить любые условия.

<p>Глава 25</p>

Джинни убеждала себя, что все это только ночной кошмар. Сев на кровати, она прижала пальцы к вискам:

— Нет, ни за что. Ты просто стараешься меня…

— Я не играю с тобой, а прошу подумать. Представь себе, что ты выставлена на невольничьем рынке, а я хочу тебя купить. Теперь встает вопрос: за какую цену? Тебе нужны драгоценности? Небольшая уютная квартирка? Счет в банке? Послушай, если я не сделаю тебе такого предложения, то на моем месте окажется кто-то другой. В отличие от твоего мужа я предпочитаю честную игру. Итак, что ты мне скажешь?

«Господи! Стив предлагает мне стать его любовницей! Нет, не просто предлагает, а просит. А ведь раньше он никогда ничего не просил — брал, что хотел, вот и все. Но какая чудовищная мысль!»

— Должно быть, ты просто спятил. Я не продаюсь. Если бы Иван услышал хоть намек на это…

— Неужели я похож на Фрэнка Джулиуса? Или на какого-нибудь влюбленного юнца? Скажи, как мне быть, Джинни? Посоветуй. Может, мне следует потолковать с твоим мужем?

Джинни вдруг легла на спину и прикрыла глаза:

— Стив, к чему все это? Ведь ты можешь, да и привык, делать со мной все, что взбредет тебе в голову. По-твоему, я обыкновенная шлюха, не больше. К чему торговаться, когда ты получишь меня просто так?

Что за дьявол в этой женщине? Стив поклялся себе вести себя с ней деликатно и терпеливо, чтобы Джинни хоть чуть-чуть раскрыла перед ним душу. Но она лежит на кровати с видом мученицы, которая понимает, что ее все равно изнасилуют, и принимает это как неотвратимый рок.

Стив длинно и смачно выругался; Услышав это, Джинни распахнула глаза и удивленно уставилась на него:

— С чего это ты так рассвирепел? Посуди сам, разве у меня есть выбор? Я согласна на все.

— Согласна! — заорал Стив. — На что ты согласна? Ты поняла, что я тебе предлагал?

— Да, повторяю тебе, если ты так уж хочешь, чтобы я стала твоей любовницей, то я согласна. — Она вздохнула. — Но не пытайся купить меня — просто будь ко мне добр, если, конечно, можешь.

Ее неожиданное согласие явно выбило почву у него из-под ног. Стив смотрел на Джинни с изумлением и недоверием. Джинни показалось, что он готов задушить ее. Подумать только, эта тигрица не просто шлюха, а шлюха, равнодушная ко всему — и к нему в особенности! Да еще она так спокойно просит проявить к ней доброту! Что таится за этими жалкими словами?

— О Господи, — пробормотал Стив, заскрежетав зубами. Потом с издевкой воскликнул: — Вставайте, мадам! Неужели вы готовы так легко отдаться любому мужчине? Даже проститутки в подобных случаях торгуются!

Он стащил ее с кровати, но сразу же отпустил, словно прикосновение к этой женщине было для него нестерпимо.

Вскинув голову, Джинни резко возразила:

— А с какой стати мне торговаться? Ваши слова убеждают меня в том, что вы проявите ко мне истинное великодушие. Надеюсь, вы можете позволить себе содержать любовницу?

Его глаза гневно сверкнули.

— Полагаю, что да, — сказал он, криво усмехнувшись. Он внимательно окинул ее взглядом, иронически заметив, что «надо знать, что покупаешь». — Впрочем, — сказал Стив, — я вполне удовлетворен и считаю, что игра стоит свеч, особенно если наша сделка будет предусматривать верность — пусть до определенных пределов. С сегодняшнего дня, прошу вас, никаких Эриков Фотерингеев! — Он быстро приподнял ее подбородок и заглянул ей в глаза. Как ни странно, его прикосновение казалось почти ласковым. — Скажи мне, любовь моя, хотелось бы тебе получить материальное подтверждение моей… скажем так, безумной страсти к тебе? Это окончательно скрепило бы наш договор. Итак, что бы ты хотела получить?

Ну зачем, зачем он коснулся ее? Джинни выскользнула из его рук и, подойдя к большому зеркалу, принялась небрежно поправлять рассыпавшиеся волосы.

— Мне почему-то кажется, что усердие, с которым вы занимаетесь своей прической, требует немедленной награды. — Казалось, он хотел побольнее уколоть ее. Но его невероятное предложение выглядело вполне серьезным. Как же это взбрело ему в голову?

Джинни никак не могла найти ответа. Только одно приходило ей в голову, но об этом она старалась не думать… Господи, неужели это возможно, или… или она просто хватается за соломинку. А вдруг Стив все еще продолжает любить ее, хоть и не желает в этом признаться? И не признается, пока не сочтет, что отомстил ей.

Но почему тогда Стив так спокойно отнесся к ее замужеству? Ведь он всегда ревновал ее до безумия. Нет, если бы он любил ее по-настоящему, то обязательно выкрал бы и увез куда-нибудь!

Однако Стив, несомненно, хотел ее — и даже сам признавался в этом.

Вечером Джинни была рассеянна и задумчива. Иван выдал ей порошок, чтобы у Черникова она выглядела «поживее».

— Ну разве можно сравнить тебя с экзотической и воодушевленной сеньоритой Санчес? Ну же, моя дорогая! Уж не хочешь ли ты показать старому графу, что несчастлива? Мы не так давно женаты, и скучать тебе не пристало. Я никогда не скучаю в твоем обществе — ты по-прежнему возбуждаешь меня, как и в самом начале!

Князь говорил, не спуская с нее своих прозрачных изучающих глаз. Каждое его слово было ложью. Джинни давно уже не сомневалась, что князь добивался ее руки, движимый отнюдь не страстью и любовью. У него были для этого свои причины.

«Как странно, что я изменяю Ивану именно со Стивом», — думала Джинни, сидя в экипаже, который направлялся по залитым светом улицам Сан-Франциско к холостяцкой квартире графа Черникова. Приняв лекарство, Джинни чувствовала покой и умиротворение. Все было бы не так уж плохо, если бы рядом с ней не сидела Консепсьон. Да, вряд ли они с Консепсьон когда-нибудь помирятся, но что из этого? Стив хотел именно ее, Джинни, несмотря на всю свою злость и припадки ярости. Он ведь рисковал жизнью, оставаясь в Сан-Франциско, где его могли в любой момент узнать. Он даже отвез ее и Консепсьон в дом сенатора и отправился присмотреть за лошадьми после того, как помог им выбраться из экипажа.

К тому времени Соня тоже вернулась, совершив обычные визиты. От нее не ускользнуло, что девушек доставил домой не Рыжеусый.

— Минуту назад я видела его, и он показался мне брюнетом.

— Да, это чернобородый, по прозвищу Пират. Он куда более отчаянный парень, чем Рыжеусый. Оказалось, что у того свободный вечер, — беззаботно объяснила Консепсьон. — Помимо всего прочего, он присматривает за домом.

— Возможно, я видела его раньше. Мне показалась знакомой его походка.

Чтобы заставить мачеху замолчать, Джинни принялась восхищенно расписывать дом мистера Мердока. К тому времени у нее сильно разболелась голова и она с трудом говорила.

Вероятно, Соня заметила это.

— По-моему, тебе необходимо отдохнуть, дорогая. Ты неважно выглядишь. Иди к себе и приляг хоть на часок! Твой муж еще не приехал, так что время у тебя есть.

Да, ложь и страх, всегдашние спутники ее теперешней жизни, постоянно преследовали Джинни. Стив так и не дотронулся до нее. Оставив ее одну в большой комнате, он отправился искать Консепсьон. Та появилась через несколько минут, облизывая покрасневшие, уже припухшие губы, которые явно только что целовали.

— Нет времени заниматься прической, — бросила она. Когда Джинни и Консепсьон оставались наедине, та всегда говорила с ней дерзко, не выбирая выражений. — Ветер все равно растреплет волосы, так что поторапливайся, Эстебан ждет. — Она посмотрела на кровать, а потом на Джинни. — Так у вас ничего не было, — расхохоталась она. — Вы только ругались — и все! Кстати, уверяю тебя, Эстебан не из тех мужчин, которые умеют прощать. Поэтому держись мужа, если желаешь себе добра.

Интересно, что знает Консепсьон об их странных отношениях с князем Саркановым.

Вечером мексиканка была в прекрасном настроении. Она шутила и кокетничала, так что даже граф Черников пару раз улыбнулся ей. Пока Консепсьон развлекала старика, князь Иван разыгрывал роль любящего мужа — он то наматывал на палец локон Джинни, то гладил ее обнаженное плечо.

— Итак, вы пока не собираетесь в Россию?

— Не судите строго Вирджинию, — заметил князь Иван. — Ведь она совсем недавно встретилась со своей семьей. Притом ей нравится шум и блеск Сан-Франциско, не так ли, любовь моя? Мне бы не хотелось принуждать ее к чему бы то ни было.

— Неужели? — удивилась Консепсьон. — А мне казалось, княгиня, что вы жаждете поскорее увидеть Россию. Я, например, жду не дождусь, когда взойду на борт корабля. Сэм обещает в ближайшее время взять меня с собой в Испанию.

— Я отплываю через две недели. — Граф Черников взглянул на Джинни, а затем вопросительно посмотрел на князя. — Так что если у вас изменятся планы…

— Можешь ли ты изменить решение, дорогая? Ведь мы приняли приглашения на два месяца вперед! Тебе следовало бы сообщить мне об этом заранее, ведь ты знаешь, как я жажду увидеть Россию и показать ее тебе.

Джинни беззаботно пожала плечами:

— Ну конечно же, я мечтаю увидеть Россию. Но в Сан-Франциско осталось до отъезда еще столько дел! Нет, я, как и все женщины, привыкла все откладывать со дня на день…

«А ведь она лжет», — подумал граф. Но почему? Он раздумывал над этим, ничем не выражая своего недоумения.

Джинни почти не участвовала в общем разговоре. Решив отложить отъезд, она думала только о Стиве. Захочет ли он встретиться с ней снова? Серьезно ли его предложение? Возможно, это повлечет за собой лишь новые унижения…

Прощаясь, граф Черников поцеловал холодную руку Джинни.

— Помните — если вы вдруг перемените свое решение… — Он посмотрел ей в глаза: — Надеюсь еще раз увидеть вас перед отъездом. Уделите внимание старику. Думаю, что и князь Иван не откажет мне в этом.

На улице было тепло; над ними мерцали звезды.

— Но еще так рано! — воскликнула Консепсьон. — Неужели мы вернемся сейчас? Как было бы славно прокатиться к океану!

Князь Иван промолчал, хотя обычно вел себя с Консепсьон очень любезно. При свете фонаря Джинни заметила, что князь чем-то озабочен.

— В другой раз, пожалуй, хотя мне неприятно отказывать такой очаровательной даме. К сожалению, у меня назначена встреча, которую я не могу отменить.

Он посадил дам в экипаж и сказал кучеру:

— Мы возвращаемся!

Вдруг одна из лошадей фыркнула и подалась назад. Именно поведение лошади, как впоследствии решила Джинни, предупредило князя об опасности.

Из темноты неподалеку от того места, где стоял экипаж, вышел мужчина и побежал к ним. Услышав сдавленный крик Консепсьон, Джинни тоже заметила незнакомца. У него за спиной моталась длинная коса, а на лице застыла странная улыбка. На незнакомце была черная мешковатая одежда, какую обыкновенно носят китайцы, живущие в Сан-Франциско.

— Сэр! Посмотрите! — громко закричал кучер, удерживая испуганных лошадей. Направляясь к ним, незнакомец на бегу что-то кричал высоким голосом. Казалось, он повторял одни и те же слова. В этот момент Консепсьон воскликнула:

— О Диос! Это, наверное, сумасшедший или пьяный!

Прошли считанные секунды, и Джинни услышала приглушенный, зловещий смех князя Ивана. Вытянув вперед руку, он совершенно спокойно стоял рядом с каретой. Затем Джинни услышала выстрел, и китаец рухнул на мостовую, выронив какой-то металлический предмет. Князь Иван подошел к телу, толкнул его ногой и поднял упавший предмет, который оказался кастетом.

Князь Иван был совершенно спокоен:

— Обычное оружие этих негодяев. Видите?

— Слава Богу, что у вас оказался при себе этот маленький пистолет, — возбужденно сказала Консепсьон, уставившись на кастет. — Интересно, чего он хотел?

— Ограбить, конечно. Думаю, он был не в себе — скорее всего, накурился опиума до одурения, а может, ему нужны были деньги еще на одну порцию. Он мертв, а все остальное не так уж важно. Поехали, Джеймисон.

— Но… неужели мы оставим его здесь? Разве не странно, что никто не вышел на звук выстрела? Иван, не следует ли нам…

— Прошу тебя, успокойся, дорогая. Прежде всего старина Джеймисон отвезет вас домой, а уж потом я отправлюсь в полицейский участок, где покажу этот маленький сувенир и сообщу, что произошло. Все остальное предоставим им.

Усевшись напротив женщин, Иван нагнулся и положил руку на колено Джинни. Экипаж тронулся. Жест князя походил на обычную ласку, но Джинни закусила губу — так сильно его пальцы сдавили ее колено. Она молчала, пока они не подъехали к дому сенатора.

— Вы отлично стреляете! Не промахнулись даже при таком плохом освещении. А удивительнее всего, что вы так спокойно стаяли, зная, что он на вас нападет, — просто невероятно!

Иван отвечал вежливо, но несколько рассеянно. Безмозглая болтушка! Хорошо еще, что ему удалось заставить молчать Вирджинию. Между тем князь быстро обдумывал происшедшее, что-то прикидывая и сопоставляя. Итак, кто же? Может, это был Бо Хо Дои, телохранитель весьма богатого мандарина? Или его послал кто-то другой, желая разделаться с ним, князем Иваном? Проклятые китайцы — ведь у них, как правило, нет даже вида на жительство! Судьба даровала им лишь право работать в поте лица и подчиняться приказам. Из всех этих косоглазых только нескольких можно назвать умными людьми — но уж, конечно, не того, кто подослал к нему этого бездарного убийцу. Разделаться с ним не составило для князя ни малейшего труда.

Но все-таки — тут князь Иван нахмурился, глядя в темноту улицы, — кто? Кто же из живущих в этом городе так хорошо осведомлен о его тайных делах и планах на будущее? Ему придется это выяснить — и чем скорее, тем лучше. Надо предпринять кое-какие шаги. Нельзя показывать слабость тайным недругам.

Когда экипаж подъехал к дому сенатора, Иван проводил жену до ее апартаментов, с улыбкой поглядывая на ее озадаченное и огорченное лицо.

— Что с тобой, дорогая? Не знай я тебя так хорошо, я бы, пожалуй, решил, что ты провинилась передо мной. Надеюсь, у тебя нет любовника, который вздумал бы расквитаться со мной?

— Если бы и был, он рассчитался бы с тобой сам, — отрезала Джинни, вдруг снова выпустив коготки, о которых он уже забыл. Несказанно удивленный, князь решил, что со временем припомнит ей эту дерзость.

— Да, ты права, — ответил он не моргнув глазом. Он принялся ласкать Джинни, дотрагиваясь кончиками пальцев до ее обнаженных плеч и груди, чтобы увидеть испуганный взгляд этих зеленых глаз. — Мне очень хотелось бы показать тебе сегодня ночью, дорогая, как я тебя люблю, — но, увы! Сначала придется ехать в полицию, а затем — за город. У меня неотложное дело. Но не волнуйся — долго я не задержусь. Ведь ты будешь скучать, правда? И будешь вести себя хорошо? Я оставлю тебе — дай-ка подумать — ага, шесть порошков от мигрени. Они тебе нужны, не правда ли? Но все-таки не хочется, чтобы ты ими злоупотребляла. Все, что сверх меры, — во вред человеку. Поэтому дам-ка тебе четыре. А взамен… — Иван подвел Джинни к трехстворчатому трюмо: — Ну не будь же такой букой, дорогая. Неужели ты и в самом деле сердишься, что я уезжаю? Может, мне задержаться? — Он наблюдал за ней немигающими глазами змеи, и от этого змеиного взгляда Джинни бросило в дрожь. «Только не сегодня», — кричало все ее существо, но Джинни хорошо понимала, что князь только и ждет, чтобы она отпрянула, сникла, попросила пощады. Поэтому она не выказала никаких эмоций. Более того, Джинни начала спокойно расстегивать ворот платья.

— Я твоя жена, Иван. Надеюсь, ты женился потому, что испытывал ко мне хотя бы желание.

Иван рассмеялся, отошел от нее, взял лежащее на столике ожерелье и принялся внимательно его разглядывать.

— Конечно, я хотел тебя. Я сказал об этом при первой же нашей встрече. Ты напомнила мне одну маленькую цыганочку, такую же очаровательную, непосредственную и непокорную. И тогда я поклялся себе укротить тебя. Ну и как, преуспел я или нет?

Он ухмыльнулся, а потом нахмурился, словно подумав о чем-то неприятном.

— М-да, застежка слишком разболталась. В любой момент может оборваться — тогда прости-прощай чудесные изумруды, которые так идут к твоим глазам. Позволь мне взять его с собой, любовь моя. Застежку отремонтируют, и я верну его тебе.

«Так вот чего, оказывается, он хотел, — подумала Джинни. — Забрать изумруды. Но зачем?»

— Спасибо, Иван, — сказала она. — Мне было бы очень жаль потерять твой подарок…

<p>Глава 26</p>

Консепсьон собралась уходить вместе со своим страстным и преданным обожателем молодым виконтом Марвудом. Рыжеусый телохранитель должен был по обыкновению сопровождать их.

— Не знаю, когда мы вернемся. Эдди хочет покатать меня на речном пароходике. — Она фальшиво улыбнулась Соне. Уже надевая модную широкополую шляпу, она прошипела Джинни:

— Мне надоело притворяться твоей подругой. Эдди обещал подарить мне фаэтон — такой же, как у него, и тогда я смогу выезжать в любое время. Скажи, а ты хотела бы свободно выезжать?

— Я рада и тому, что мне незачем притворяться, — ответила Джинни, отходя от несносной мексиканки.

— А ведь ты ее не любишь, я угадала? — спросила ее Соня, когда девушка уехала. — Что ж, не могу тебя за это осуждать. Она слишком вульгарна, а потому мне не терпится, чтобы мистер Мердок достроил свой дом побыстрее. — Она удивленно посмотрела на Джинни: — Кстати, ты выглядишь куда лучше с тех пор, как мы вернулись в Сан-Франциско. — При этом Соня подумала: «Особенно когда твоего мужа нет дома и он пропадает где-то по своим загадочным делам».

Соня и сама чувствовала себя спокойнее, когда зятя не было дома. Некоторые черты Ивана Сарканова раздражали ее. К тому же Уильям как-то намекнул, что зятек, по слухам, не брезгует даже шантажом и порядочные люди уже тяготятся его обществом. Даже Сэм Мердок, хотя он и сам для всех загадка. Почему, к примеру, он так задержался в Вирджиния-сити? А дорогие ювелирные изделия, которые он подарил Джинни? По ее просьбе Соня спрятала их в сейф мужа. Соня никогда не пошла бы на это, но даже Уильям решил, что князю лучше не знать о таком подарке. Сенатор рассуждал весьма здраво.

— Мердок — один из немногих людей, который при случае сможет помочь мне, особенно в эти трудные дни. Поэтому давай выждем, — сказал он.

Соня кинулась в комнату падчерицы, когда ей доложили, что прибыл нарочный с цветами и длинным плоским свертком, предназначавшимся, несомненно, Джинни.

— Джинни! Ты только посмотри, какая прелесть! Посыльный ждет — иначе я не решилась бы тебя беспокоить.

Розы были прекрасны, а в них лежала визитная карточка с инициалами «С. М.».

— Это от мистера Мердока! Как ты думаешь, Джинни, он вернулся?

Джинни это ничуть не оживило, но все же она разорвала упаковочную бумагу. Соня вскрикнула от восторга. В футляре на бархате лежал гарнитур из опалов: ожерелье, браслеты, длинные серьги и кольцо — огромный опал, окруженный бриллиантами и жемчугом. «Боже, — подумала Джинни, — ведь опалы сулят несчастье!» Разве она могла забыть тот вечер, когда на ней были украшения из этого камня? В футляре также лежала записка с инициалами «С. М.». Джинни прочла ее: «В час дня за вами заедет Смит. Не забудьте про ключик».

Нет, не Мердок все это прислал, а Стив. Кто еще мог столь дерзко воспользоваться тем, что его инициалы совпадали с инициалами его хозяина?

«Но как же… как он осмелился? — подумала Джинни. — И как он мог позволить себе подобную дерзость? Почему Стив вдруг решил, что она…»

Впрочем, Джинни уже знала, что поедет. Поедет вне всяких сомнений.

Соня явно не собиралась мешать ей. Она даже не напомнила падчерице, что не стоит отправляться одной.

Когда подкатил экипаж, Соня не выразила ни малейшего удивления. Она даже помогла Джинни одеться. Оказалось, что в экипаже Джинни поджидала дама, назвавшаяся миссис Мери Плезенс.

— Какой, однако, джентльмен! — восхитилась Соня. — Надеюсь, Джинни, ты будешь вести себя разумно? Если Иван узнает…

— Ивану очень по душе мистер Мердок. Уверена, что он не стал бы возражать.

— Что ж, — обрадовалась Соня. — Ты чудесно выглядишь. Интересно, куда он собирается с тобой поехать?

К счастью, Соня не прочла записки.

На козлах сидел не кто иной, как Стив Морган, загримированный под телохранителя Мердока. Зачем же он так рискует? Что за опасную и загадочную игру затеял он на этот раз?

Впрочем, Стива нельзя было узнать даже по голосу. Он помог Джинни сесть в экипаж:

— Сегодня вы особенно хорошо выглядите, княгиня. Миссис Плезенс трещала без умолку, пока карета не остановилась у дома на Вашингтон-стрит.

— Надеюсь, вы посетите меня? Княгиня, познакомиться с вами было истинным удовольствием. — С этими словами миссис Плезенс скрылась из виду, и Джинни осталась в экипаже одна. Несмотря на порошок, голова у нее шла кругом. Она не знала, что делать дальше. Между тем Стив развернул экипаж и покатил в сторону от дома Мердока — к набережной.

Через несколько минут он бросил ей через плечо:

— Мы отправляемся в плавание. Надеюсь, ты не возражаешь?

— С каких это пор ты интересуешься моим мнением?

— Мне, пожалуй, и не следовало этого делать. — Широкополая шляпа придавала ему весьма мрачный вид. — Надеюсь, ты не страдаешь морской болезнью?

Не успела Джинни ответить, как они остановились. Высокий улыбающийся мулат шагнул вперед и схватил лошадей под уздцы:

— Думал, что вы уже не приедете. Но, к счастью, погода сегодня отличная. Ветер попутный. Да и тумана нет — так что счастливой прогулки!

Стив Морган неторопливо подошел к Джинни и легко, как пушинку, поставил ее на мостовую. Его близость, как всегда, обезоружила ее. Джинни, затрепетав, тряхнула локонами: будь что будет. Ее напускная сдержанность улетучилась как дым. Она почувствовала себя беззаботной как девочка.

Это чувство усилилось, когда маленькая яхта под белыми парусами понеслась по заливу. Капли морской воды засверкали на палубе как бриллианты.

— Бог мой, да сними ты эту дурацкую шляпу! Я куплю тебе дюжину таких же, если у тебя к ним слабость! Но у меня на борту мы обойдемся без этого.

Джинни сняла шляпу, отшвырнула ее прочь и тут же заметила, как засветились глаза Стива.

Золотисто-медные волосы Джинни разметал ветер. Она смотрела на Стива во все глаза. Он стоял на палубе, слегка расставив ноги, в распахнутом темном пиджаке и расстегнутой до пояса белоснежной рубашке. Ну настоящий пират! Да, он всегда походил на пирата — и почему она не замечала этого раньше?

— Так лучше? — насмешливо спросила она.

— Да, лучше — и намного. Ах ты, зеленоглазая сирена, за дерзость тебя следовало бы выбросить за борт!

— Как, прямо сейчас? Что ж, я вцепилась бы в тебя руками и ногами и постаралась бы утащить на дно вместе с собой.

— Не сомневаюсь. А теперь держись!

Тут порыв ветра резко накренил яхту. Стив расхохотался, когда волна обрушилась на суденышко и обдала Джинни солеными брызгами. Зато его глаза светились любовью, а все другое для Джинни не имело значения.

День пролетел как мгновение. Грело солнце, морской бриз освежал разгоряченные щеки, на губах была соль от океанской воды… Стив обращался с яхтой столь же умело и ловко, как с лошадьми. Интересно, яхта тоже принадлежит Сэму Мердоку? Впрочем, вопросов Джинни не задавала. Она промолчала и тогда, когда яхта скользнула в тень океанского клипера, стоявшего на якоре с убранными парусами.

— Ты сможешь подняться по веревочному трапу, или прикажешь поднимать тебя на талях, как пленницу?

Джинни схватилась за трап и стала подниматься, стараясь не смотреть вниз. Зная, что Стив рядом и готов прийти ей на помощь, она не испытывала страха.

Уже у самой кромки борта сильные руки моряков подхватили ее и поставили на палубу. И тут она увидела человека в фуражке и в сюртуке с золотым шитьем. Неужели Стив решил похитить ее и увезти на корабле, как самый настоящий пират? Ну и что, если и так?

— Мистер Морган? Я уже подумывал, не переменились ли у вас планы… Мадам!

— Очень мило, что вы дождались нас, капитан. Познакомься, Джинни, — это капитан Бенсон.

Подумать только, как просто и непосредственно Стив представил ее капитану! Впрочем, времени на размышления не было — Джинни уже вошла в каюту, роскошь которой поразила ее, хотя она и дала себе слово ничему не удивляться в этот день.

Дверь захлопнулась. Стив пристально смотрел на Джинни.

— Ты насквозь промокла. Похоже, я доставил сюда утопленницу. Думаю, прежде всего тебе надо переодеться.

У Джинни подкосились ноги, когда Стив, подойдя к ней, разорвал платье от шеи до талии.

— Пора расплачиваться, княгиня, и, видит Бог, я ждал этого давно.

Через мгновение она уже лежала поперек дивана, а его руки, такие знакомые и теплые, срывали с нее одежду…

Она забыла обо всем и чувствовала только его руки, губы и горячее тело. Все поплыло перед ее глазами, и тогда она закричала. Она кричала, пока он не закрыл ей рот поцелуем.

Ей было трудно возвращаться к реальности. Она с радостью осталась бы навсегда в плену любовного бреда. Джинни надеялась, что Стив и впрямь решил увезти ее, на что она безоговорочно согласилась бы. Одно Джинни знала точно — они должны сохранить свою любовь, страсть, неукротимое влечение друг к другу. Ах, если бы повернуть время вспять и сделать так, чтобы никто никогда не разлучал их!

Увы, прошлого не вернуть! Стив поднялся и начал одеваться.

Приподнявшись на локте, Джинни спросила:

— А что надеть мне? Надеюсь, ты уже нашел для меня одежонку у какого-нибудь матроса?

— Мы не в мексиканских прериях, дорогая. Чем злиться, лучше оглянись вокруг. Эта каюта как раз для путешественниц; уверен, ты непременно подыщешь здесь что-нибудь для себя.

Стив отодвинул перегородку, за которой Джинни увидела большой шкаф со множеством предметов женского туалета.

— Ох! — удивленно воскликнула Джинни.

— Очень надеюсь, любовь моя, что ты не станешь меня оскорблять, ибо это не подобает царской дочери. Заметь, кстати, что все эти платья новые и сшиты по твоей мерке, если я верно запомнил твой размер. Ну как, оденешься или предпочитаешь подняться на палубу в костюме Евы? Лично мне этот наряд нравится больше всего.

— Ты… ты самый хладнокровный и расчетливый негодяй на свете!..

— Но ведь ты никогда не сомневалась, что я подонок! Но помни, что мы связаны договором! — Стив серьезно посмотрел на нее. — Так вот, Джинни, мы уже на полпути в Беницию, а там тебе придется выйти на берег одетой и даже притвориться знатной дамой. — Его глаза смеялись. — Очень жаль, что мне не пришло в голову захватить с собой служанку, но, если тебе понадобится помощь, я всегда к твоим услугам.

Ах, вот оно что! Он везет ее, чтобы подвергнуть новым унижениям! Зачем, зачем она опять доверилась этому человеку?

Джинни надела платье, выбранное для нее Стивом, и он застегнул на ней ожерелье — крупный изумруд в оправе на тонкой золотой цепочке.

— Скажи, зачем ты затеял эту игру? Знает ли о твоих странных выходках мистер Мердок?

— Я отвечу тебе, Джинни, но не сейчас. Сейчас успокойся и выйди со мной к людям. Судя по шуму на палубе, мы, должно быть, уже вошли в порт, и к тому же проделали путь за рекордное время!

На палубе все только и говорили, что о новом рекорде их клипера. Помощник капитана скользнул взглядом по Джинни, но тут же отвел глаза. «Интересно, — размышляла Джинни, — что думают обо мне все эти люди?» Она так непринужденно прохаживалась по палубе, словно ей было не впервой путешествовать на клипере с бородатым мужчиной, похожим на пирата, и заниматься с ним любовью в каюте. Да, она теперь поняла, за кого ее все принимают. За любовницу Стива!

«А чего я, собственно, хотела?» — устало подумала она, поискав глазами Стива. Он переоделся в строгий костюм с вышитым жилетом и выглядел великолепно. Да, он был дьявольски соблазнителен! Стоило ему взглянуть на Джинни, как она затрепетала.

«Как все это несправедливо… как гадко… я ненавижу его, — с неприязнью подумала она. — Подумать только, до чего он меня довел!»

В проливе появилось множество лодок и яхт; они направлялись к кораблю, стоявшему на якоре. Между тем Стив тихо подошел к Джинни и взял ее за руку:

— Боюсь, на берег тебе не придется сойти, поскольку я должен в полночь доставить тебя домой. Но скромный банкет на борту все-таки состоится. Ты по-прежнему любишь шампанское?

Его потеплевшие глаза напомнили Джинни о том, как она, пьяная от шампанского, помогла Стиву выручить Пако Девиса из тюрьмы. Эта давняя история произошла в маленькой мексиканской деревушке, но с чего он решил ворошить прошлое и напоминать ей об этом?

Она спокойно ответила:

— Банкет? Что ты имеешь в виду? К чему эта загадочность?

— Никаких загадок. Я просто думал, что ты слышала наш разговор. Мы приплыли сюда, чтобы дать кораблю название. Раньше клипер предполагали назвать «Леди Бениция», но я предложил капитану Бенсону назвать его «Зеленоглазая леди». И ты, любовь моя, сама окрестишь судно.

<p>Глава 27</p>

В этот день произошло столько событий и Джинни познакомилась со столькими людьми, что к вечеру почти ничего не помнила. Всякий раз, когда Стив представлял ее как княгиню Сарканову, Джинни чуть не морщилась. Что будет, когда об этом узнает князь Иван или ее отец? К чему Стив затеял все это?

На корабле многие говорили по-испански, в частности и модно одетые женщины. Джинни стояла в маленькой, качавшейся на волнах шлюпке, а Стив заботливо поддерживал ее. Джинни должна была разбить большую бутылку шампанского о борт корабля, что она и сделала под громкие одобрительные возгласы собравшихся. Все это время она старалась не думать о грустном.

Вероятно, ей это удалось бы, не будь рядом Стива, который то и дело небрежно обнимал Джинни, словно предъявляя права на нее. Она видела устремленные на нее любопытные, а иногда и насмешливые взгляды. Она также понимала, что за ее спиной люди перешептываются.

К вечеру, когда клипер, подняв паруса, несся к Сан-Франциско, Джинни одолели дурные предчувствия.

— Может, ты спустишься в каюту и выпьешь еще немного шампанского? Или хочешь оставаться на палубе?

Да как он смеет теперь так спокойно, почти безразлично спрашивать ее об этом? Как будто… как будто…

Джинни с трудом подавляла ярость:

— Ну как, вы успешно осуществили ваши замыслы? А может, вы спятили? Шампанское! Да я выпила его столько, что опасаюсь, как бы не раскололась голова. И все же вы ни словом не обмолвились о ваших намерениях и не подумали объяснить свое поведение.

Стив крепко схватил Джинни за руки и твердо сказал:

— Если ты собираешься устроить мне сцену, то нам лучше спуститься в каюту. Там я объясню тебе все.

Если бы Стив не держал ее за руки, она бы кинулась на него с кулаками. Уже в каюте, когда он усадил ее в кресло и разлил по бокалам шампанское, Джинни подумала о том, почему ее чувства к Стиву всегда так быстро меняются. Прежде она любила его, потом ненавидела, теперь полюбила снова, вернее, думает, что полюбила, хотя ни в чем не уверена.

— Вот, выпей немного. Один бокал тебе не повредит, зато, может, твое лицо уже не будет таким обиженным. Я-то, признаться, думал, что ты обожаешь сюрпризы. По крайней мере, ты так говорила вчера.

— Я помню, что говорила вчера и что говорили вы! Но что вы пытаетесь мне доказать сегодня? Как это все…

— А я-то думал, что мои намерения совершенно ясны. Я пытался убедить тебя, что могу позволить себе содержать любовницу — даже если она дочь русского царя. — С этими словами Стив отвесил Джинни полупоклон и поднял свой бокал. — Конечно, если взглянуть на вещи здраво, то все это выглядит весьма забавно. И именно это заботит тебя больше всего, моя радость. Не горюй, со временем мы привыкнем. В конце концов, мы не чужие друг другу, и я прекрасно знаю, как ты умеешь ко всему приспосабливаться. Как-то раз, помнится, ты призналась мне, что больше всего хочешь иметь как можно больше богатых любовников. Не исключено, что ты по-прежнему к этому стремишься…

Джинни, бледная как мел, поднесла пальцы к вискам, почувствовав острую боль. Этот жест заставил Стива пожалеть о нарочитой жестокости своих слов. Черт бы ее побрал! И пропади пропадом его неудержимое влечение к этой женщине! То она жалит, как скорпион, то напоминает затравленного зверька.

«А ведь он и в самом деле меня ненавидит, — с грустью решила Джинни. — Он хочет заполучить меня только для того, чтобы снова и снова причинять мне боль. Он предложил мне стать его любовницей, но ему важно при этом подчеркнуть, что я всего-навсего дорогая шлюха… Нет, я больше этого не вынесу!»

Впрочем, нет, Стив заставит ее вынести все — разве он не доказал, что не остановится ни перед чем? А она так слаба! Вот и сейчас она боится встретиться с ним взглядом, а все потому, что ей кажется, будто он угадывает ее мысли… Но нет, Стив ненавидит слабость! Ведь она заинтересовала его сначала только потому, что имела смелость противостоять его натиску, отстаивала свое право на самостоятельность. Так что сдаваться ей нельзя.

— Ну что ж, — иронически начал он, — не слишком приятно, что ты замыкаешься, когда я пытаюсь прояснить наши отношения. Или ты ищешь объяснения для мужа, когда тот вернется из Сакраменто?

Она подняла голову и посмотрела на него сверкающими зелеными глазами:

— Из Сакраменто? Но как ты узнал? Он даже мне не сказал, куда едет.

Лицо Стива стало непроницаемым:

— Как жестоко с его стороны, подумать только! А хоть раз он говорил, куда отправляется и насколько?

Джинни показалось, что он слишком пристально взглянул на нее, намекнув на их отношения с мужем, и она взорвалась, забыв о головной боли:

— Почему ты об этом спрашиваешь? Какое это имеет к тебе отношение?

— Но, дорогая, все, что относится к тебе, затрагивает и меня, разве это непонятно? Почему ты не хочешь поболтать со мной о своем супруге? Неужели тебя гложет совесть? — С этими словами Стив отошел от стола. Теперь он смотрел на нее, как на чужую женщину, которую ему только еще предстоит понять.

— Ты испытываешь мое терпение, доводишь меня до белого каления, с тобой я почти теряю рассудок! Слава Богу, мы расстались, и, возможно, лишь как любовники сможем сохранить то лучшее, что было у нас в прошлом! Ведь тебя очень трудно забыть! Но когда я лежу в кровати один-одинешенек, мне приходит в голову, что жизнь с такой шлюхой превратилась бы для меня в сущий ад, и благодарю Творца, что теперь о твоей нравственности заботится другой.

— Господи, Стив, да ты ничуть не изменился! Ты остался таким же жестоким эгоистом и готов идти к своей цели, подминая под себя других, ни в чем неповинных людей! Ну скажи, зачем ты привез меня сюда? Чтобы отомстить мне, хотя я и не знаю, за что?

— Отомстить? — издевательски спросил Стив. — С какой стати я должен тебе мстить? Ведь мы оба с небольшими потерями выбрались из ловушки, называемой семейной жизнью! Иначе нам, возможно, пришлось бы вечно воевать друг с другом. Поверь, я почти благодарен тебе, что ты столь резво ухватилась за предоставленный судьбой шанс. Принцесса должна жить с принцем — и вот теперь, моя дорогая, ты засверкала, как драгоценный камень, для которого наконец подобрали достойную оправу. — Она содрогнулась от этих слов, а Стив, заметив это, коротко рассмеялся: — Джинни, мы слишком хорошо знаем друг друга, чтобы притворяться. Уверен, ты достаточно умна, чтобы оценить все преимущества нашего договора. Ведь мы сможем наслаждаться друг другом без сцен ревности и лишних вопросов. А так как твой муж частенько отлучается из дома, у нас вполне достаточно времени для общения. Поэтому перестань дуться и постарайся принять и признать мою правоту. В последнее время мне пришлось прибегать к силе, чтобы заполучить тебя.

— Перестань! — Джинни вскочила с кресла и сжала кулаки. — Как ты можешь говорить о наших отношениях так… так цинично? Почему ты продолжаешь мучить меня? Нет, ты просто не в состоянии понять женщину. Ведь до сих пор ты ни словом не обмолвился о том, зачем приехал в Сан-Франциско, подвергая страшному риску свою жизнь и мою… репутацию! Улыбайся на здоровье! Тебе же на всех наплевать. Ты, конечно, не знаешь Ивана, но скажу тебе, что у вас с ним есть одна общая, ненавистная мне черта. Вы лишены элементарной порядочности. Он был готов убить тебя, не зная, кто ты, но если он вдруг узнает…

— Ты что, думаешь, я его боюсь? Его или его наемных убийц? А может, ты боишься за него? Признаться, я не люблю терять того, что мне принадлежит, Джинни. И я еще не успел всласть насладиться твоим страстным телом, когда твой князь увез тебя. Конечно, я понимаю, что ни одному мужчине ты не будешь принадлежать безраздельно, ибо верность не в твоей натуре, да, честно говоря, и не в моей тоже. Признайся хоть в этом — зачем лицемерить!

Прижав Джинни к себе, Стив прильнул к ее губам. Она вдруг начала сопротивляться, хотя и сама не знала зачем. Скорее всего, потому, что слова Стива слишком задели ее. А может, и потому, что Стив поцеловал ее так, как целуют распутниц.

— Не надо, не надо! — шептала она в отчаянии, пытаясь увернуться от жадных поцелуев Стива. — Прошу тебя, Стив, перестань, я плохо себя чувствую, у меня болит голова…

— Господи! — выдохнул он и толкнул ее в кресло. — Ты, Джинни, совершенно несносна — уж не оттого ли, что твой муженек слишком часто оставляет тебя одну? Ладно, не стану домогаться тебя силой, если мысль о близости со мной вызывает у тебя головную боль.

У Джинни и впрямь так болела голова, что на глазах выступили слезы. Тело ее содрогалось от озноба, и она как сквозь сон слышала голос Стива, в котором теперь почему-то звучала доброта.

— Джинни! Боже, что с тобой? Ты заболела? Это от шампанского?

— Мне… Я должна принять порошок от головной боли, пожалуйста, поторопись, я едва могу терпеть! Там, в моем ридикюле, есть один порошок.

Стив молча принес ей порошок. Джинни тут же приняла его, и Стив, не обращая внимания на ее протесты, на руках отнес ее на кровать.

— Лежи спокойно, ради Бога. Больше я к тебе и пальцем не прикоснусь! Когда начнет действовать?

— Не знаю… Мне трудно думать… Это один из тех, что ты мне прислал. Порошки, которые мне оставил Иван, сильнее, но их у меня всего четыре. Он сказал, что даст мне еще, когда вернется. Я не понимаю, что это за болезнь, но граф Черников утверждает, что это все нервы.

— Джинни, — вздохнул Стив, — закрой, пожалуйста, глаза и ни о чем не думай. Мне очень жаль, что все так случилось — всему виной мой характер. — Стив никогда в жизни не извинялся перед ней, поэтому Джинни решила, что это ей померещилось.

Позже, очнувшись, она не могла понять, сколько времени провела в забытьи. Вокруг, в сущности, ничего не изменилось — все так же покачивался корабль и скрипели переборки. Она по-прежнему лежала на кровати, только в каюте стало гораздо темнее. Открыв глаза, Джинни поняла, что наступило облегчение: голова уже не болела, и она чувствовала прилив сил.

Стив сидел за столом, на котором вместо бутылки с шампанским стоял хрустальный графин, наполненный жидкостью янтарного цвета. Он, конечно, наблюдал за ней, пока она спала. Стив хмурился, но его голос звучал спокойно:

— Тебе уже лучше?

— Да, спасибо.

— Тогда я могу тебя кое о чем спросить?

Джинни удивилась — подумать только, Стив спрашивает у нее разрешения!

— Опять вопросы? — на всякий случай сказала она, пытаясь понять настроение Стива.

— Да, вопросы! — с издевкой подтвердил он, и это заставило Джинни собраться с духом, чтобы противостоять его нападкам.

— Не смотри на меня, как разъяренная тигрица, Джинни. Нам нужно кое-что обсудить, прежде чем я доставлю тебя к родителям. Когда мы устраним некоторые противоречия между нами, наши отношения окрепнут. Кто знает, возможно, мы даже станем друзьями.

— Как ты и Консепсьон?

Стив усмехнулся:

— Да, что-то вроде этого.

Он присел к ней на кровать и сделал вид, что не заметил, как она сжалась.

— Я не доверяю тебе, — призналась она. — Да и может ли быть иначе? Ты обманывал меня с самого начала, проделывал надо мной всевозможные штуки. Ты притворялся…

— Черт побери, если бы ты знала, какого труда мне стоит сдержать гнев! Ты разве не понимаешь, о чем я? — Потом он вдруг спросил: — Ты любишь своего мужа? Ты вышла за него по любви?

Джинни не задумываясь ответила:

— Нет! Он мне совсем не нравится! И никогда не нравился, с самого начала. Но он… Сейчас я и не помню, как все произошло. Сначала был Карл, а до него — шок от услышанного. Я не понимаю, как попала на корабль, и даже не помню, как мы поженились! Граф Черников стал давать мне лекарства, чтобы избавить меня от ужаса, который поселился у меня в душе после истории с Карлом…

Рассказывая Стиву о прошлом, Джинни чувствовала, что он ловит каждое ее слово, сдерживая эмоции.

— Так ты хочешь сказать, что к браку тебя принудили? Так же, как Хоскинс принудил тебя отдаться ему в подвале? Должно быть, князь Сарканов влюбился в тебя по-настоящему! Только представь себе: сначала находят твоего капитана в погребе с перерезанным горлом, а потом ты едешь в Америку в обществе русского князя. А через несколько дней становишься его женой. По «всему видно, что ему просто не терпелось сделать тебя своей — ну а ты… Поняв, что исправить уже ничего нельзя, ты решила извлечь максимум из сложившейся ситуации! Ну как, я прав? Так все и было?

Джинни уселась на постели:

— Опять старая песня! Иногда ты делаешь вид, что все понимаешь, а потом… Кстати, ты и сам далеко не святой, и отлично это знаешь. Несколько месяцев от тебя не было ни слуху ни духу: ты, видно, пытался убедить себя, что избавление от меня — благо. И вот…

— Ты недооцениваешь себя, любовь моя. Да ни один мужчина, если он и впрямь мужчина, не может устоять перед тобой. К тому же мне нужно было кое-что разузнать о тебе.

— А ведь ты вовсе не телохранитель Сэма Мердока, не так ли? — спросила Джинни. — Он сказал мне, что когда-то знал твоего отца и дружит с твоим дедом. Интересно, как тебе удалось втянуть его в свои авантюры и даже переименовать корабль?

— Ах, Джинни, какое у тебя богатое воображение! Если помнишь, я уже говорил тебе, что вернулся сюда поглядеть на твои метаморфозы. И тут я понял, что ты, оказывается, ничуть не потеряла для меня привлекательности. — В его голосе прозвучало нетерпение. — Нам надо поторопиться, если ты не хочешь, чтобы за тобой отправились на поиски. Кроме того, если мы пробудем здесь еще немного, я тебя просто-напросто изнасилую.

Джинни едва не рыдала от ярости и негодования:

— И это все, что ты хотел мне сказать? Тебе, оказывается, было необходимо разузнать все обо мне — и даже об отце и Иване? Но ты это от меня утаил! — Она попыталась сорвать с шеи тяжелое ожерелье. — А на какие деньги ты купил опалы? Украл или взял взаймы? Но под какое обеспечение?

— Раньше я не мог покупать тебе дорогие побрякушки, а теперь могу, потому что преуспел в финансовых операциях. Впервые в жизни у меня в руках оказались значительные средства, которые я удачно поместил. Мы с Сэмом Мердоком своего рода партнеры. Ну как, я удовлетворил твое любопытство?

Джинни не удовольствовалась этими объяснениями. Что он имеет в виду под операциями? Он затащил ее на корабль, а теперь пытается поскорее отделаться от нее.

Корабль между тем уже вошел в залив и отдал швартовы у дока Эмбаркадеро. Джинни уже однажды приходила сюда полюбоваться на корабли, подышать морским воздухом и ароматом специй, которые свозили сюда, казалось, со всего Востока. Днем здесь бурлила жизнь, слышались крики матросов и рабочих, гудение паровых лебедок.

Но ночью царила тишина. Погода ухудшилась, и Джинни закуталась в теплую накидку, которую Стив набросил ей на плечи. Накидку, как, впрочем, и все остальные предметы туалета, он достал все из того же гардероба, укрытого за резной панелью каюты.

— Мне, конечно, не следовало задерживать тебя на борту, но ты заснула мертвым сном. Да, скажи-ка, Джинни, сколько времени ты принимаешь эти порошки? Имеешь ли ты о них хоть малейшее представление?

— Я знаю одно — они приносят мне успокоение: головная боль проходит, и я вообще чувствую себя бодрее. Когда я остаюсь без них, мне кажется, будто я заболеваю. Но почему ты так странно смотришь на меня?

— Раньше у тебя никогда не болела голова, кроме тех случаев, когда ты слишком много выпивала. Я помню, что твоя кожа имела удивительный персиковый оттенок. Ты что, почти не бываешь на воздухе?

Ей хотелось убежать — все равно куда. Какое он имеет право донимать ее этими дурацкими вопросами? Поистине она оказалась в очень странной ситуации.

Словно угадав мысли Джинни, Стив крепче сжал ее руку и засмеялся:

— По крайней мере, ты все так же любишь спорить. И по-прежнему всегда оправдываешь себя — ведь ты у нас никогда ни в чем не виновата. Надеюсь, ты уже придумала какую-нибудь правдоподобную историю, чтобы успокоить родителей? А может, мне явиться к ним и объяснить твое опоздание?

— Объяснить… — Тут она побледнела. В самом деле, что же она им скажет? А если вернулся Иван? И эта новая одежда…

Стив помог ей сесть в карету, которая словно выросла из-под земли. Лошадьми управлял тот же человек, который утром провожал их в морское путешествие.

— Надеюсь, прогулка была приятная, сэр? Думаю, на козлы сейчас придется сесть мне.

Накидка, которую Стив подарил Джинни, была с капюшоном. Теперь Стив накинул капюшон на ее растрепанные волосы.

Они сидели рядом, тесно прижавшись друг к другу, и Стив обнял ее, когда карета тронулась.

Джинни повернулась к нему:

— Какая прекрасная мысль — явиться к моим родителям! Полагаю, увидев тебя, сенатор нажмет на курок без всякой жалости. Но ты очень искусен в интригах — придумай же, почему я так задержалась?

Ей казалось, что Стив не слышит ее. Его мысли витали где-то очень далеко.

— Скажи им, что была с Сэмом. Думаю, это уже приходило тебе в голову. И не волнуйся — твой муж еще не приехал. Полагаю, то, что он затеял, потребует куда больше времени, чем он рассчитывал.

<p>Глава 28</p>

Вернувшись домой, Джинни не придумала ничего лучше, как хранить молчание. Она не отвечала на вопросы Сони. Уж слишком они походили на те, что она задавала Стиву. А ответов она не знала, ибо все было окутано тайной. И как только он исхитрился: говорить — говорил, но ничего определенного так и не сказал! Большей частью он просто закрывал ей рот поцелуями. Проводив ее до самых дверей дома, Стив сказал, что они увидятся завтра.

Соня пошла вслед за Джинни в ее комнату. Она была в крайнем возбуждении:

— Почему ты не предупредила, что задержишься? Хорошо еще, что твой отец сегодня в клубе. Вот уж он бы разозлился! Досталось бы и тебе, и мне. Ну, Джинни, что же все-таки случилось?

Джинни слишком устала, чтобы лгать:

— Я отправилась в маленькое морское путешествие. А потом мне поручили дать название кораблю. Новое судно для «Лейди-Лайн». Потом на борту состоялся банкет. Поскольку платье, в котором я отправилась на прогулку, не слишком подходило для этого, мне дали другое. Как, по-твоему, оно мне идет?

— А этот изумруд, который у тебя на груди, — ты знаешь хоть бы приблизительно, сколько он стоит? Послушай, он уже подарил тебе драгоценности на огромную сумму, но этот изумруд… Джинни, ты уверена, что…

— Мистер Мердок все еще не стал моим любовником, если тебя волнует именно это.

Делия, проворная и молчаливая, помогала хозяйке расстегнуть новое платье. Хотя она и не выражала любопытства, но впитывала каждое слово. Именно присутствие горничной помогло Джинни: Соня отложила допрос до утра. Соня хорошо знала, что, если Джинни не хочет отвечать, из нее ничего не вытянешь. Возможно, Уильям чего-нибудь от нее добьется.

У Сони появился еще один повод для волнений. Она не ложилась спать, ожидая возвращения мужа, но, когда он вернулся, Соня заметила, что и он очень подавлен.

— Соня, пойми, Джинни уже взрослая и к тому же замужняя дама. Мы можем позволить себе только давать ей советы. Признаться, — тут сенатор оглядел комнату, желая убедиться, что они одни, — я не могу сейчас противостоять Сэму Мердоку. Он наша единственная надежда. Скажу тебе заодно, что я лишился кое-каких ценных бумаг, а в некоторые из них были вложены деньги князя Ивана. Но Мердок в состоянии нам помочь. Одно только упоминание его имени производит впечатление в деловых кругах. С его помощью я надеюсь возместить убытки нашему зятю, и тогда, скажу тебе по совести, у меня на душе станет легче. За последнее время я наслушался о нем много не слишком приятных историй, а сегодня вечером… — Тут сенатор решил, что и так был излишне откровенен, и умолк.

Соня, заметив, что он замкнулся, тихо вздохнула:

— Полагаю, что больше ты ничего не скажешь. Что ж, не буду настаивать. Но, Уильям, как нам быть с Джинни — ведь она как-никак твоя дочь! Что с ней делать? Я имею в виду ее отношения с Сэмом Мердоком. Этот человек не скрывает расположения к ней, она же выказывает явное удовольствие, принимая его знаки внимания. Не думаю, правда, что ее брак удачен. Скажи, Уильям, есть ли какой-нибудь выход? Я в ужасе от того, что когда-нибудь общество узнает обо всем этом.

— Но ведь мы, кажется, решили не обсуждать больше эту проблему, — резко возразил сенатор. — Ты понимаешь, что меня ждет, если разразится скандал? Особенно сейчас! Нам остается только молчать.

Соня прекрасно все понимала, но не могла отделаться от ощущения, что сенатор совершает ошибку. Проблему необходимо решить, и, если ей удастся вызвать Джинни на откровенность, они, возможно, найдут решение. «Завтра, — подумала Соня, расчесывая перед сном волосы, — завтра я поговорю с Джинни и узнаю, далеко ли зашли ее отношения с Мердоком. Если Джинни почувствует мой искренний интерес, может, она и признается».

Спускаясь вниз к завтраку, Соня улыбалась, но, едва она увидела в гостиной надутую физиономию Консепсьон, ее хорошее настроение как рукой сняло. Временами она ненавидела эту девицу! Несмотря на красоту, привлекавшую мужчин, в, Консепсьон была первозданная дикость, что-то животное.

— Если вы ищете ее, — заметила Консепсьон, — то она уже удалилась. И не сказала, когда вернется. — Казалось, ей хотелось добавить что-то еще, но она промолчала.

Соня не желала обострять ситуацию, но заметила, как нахмурился сенатор, и вспыхнула от волнения.

— Неужели? — удивилась она. — Ну, значит, ей необходимо купить себе кое-какие мелочи. Вчера к тому же она легла спать довольно рано…

— Она пошла не по магазинам. Я проснулась рано и все видела. Он за ней зашел, и она сразу же удалилась с ним. Хорошо, что князь Сарканов еще не вернулся, правда?

Как выяснила Соня, Джинни разбудил посыльный, телохранитель Мердока, который принес ей записку. Сказав, что не хочет никого беспокоить, Джинни умчалась. Да, падчерица ведет себя просто вызывающе!

Но Соня ни с кем не поделилась своими мыслями. Вскоре Консепсьон ушла, извинившись и сообщив, что ей не терпится покататься в новом ландо.

— Я собираюсь встретиться с Эдди в Клиф-хаусе. Можете не волноваться. Сэм не стал бы возражать — он всегда позволяет мне делать все, что хочется. А Рыжеусый поедет рядом верхом. — Потом, уже уходя, она бросила: — Кстати, сенатор, у привратника для вас письмо от Сэма. Думаю, слуга уже отнес его вам в кабинет. Сэм только что вернулся в город и хочет отобедать с вами… как, бишь, называется это место? Да, «Оушн ленч салун» — очень смешное название, правда?

— Боже мой, да она прочитала письмо! — взорвалась Соня, когда дверь за воспитанницей Мердока захлопнулась. — Нет, Уильям, мне не хотелось бы показаться негостеприимной, но я очень надеюсь, что дом Мердока скоро закончат отделывать. Эта Консепсьон мне весьма несимпатична!

Сенатор помолчал, потом неожиданно сказал:

— Меня интересует вот что… Как ты знаешь, Мердок находился в Вирджиния-сити. Возможно, он кое-что узнал насчет слухов, которые в последнее время ходят на бирже. Однако странно: Консепсьон заявила, что он только что вернулся в город, а, как я знаю, Джинни весь вчерашний день провела в его обществе…

Тем временем Джинни не подозревала, какие тучи собираются над ее головой. Ночью она старалась не лгать Соне, а когда рано утром к ней в спальню с таинственным видом вошла на цыпочках Делия и сообщила, что ее, Джинни, ждет некий господин, она быстро оделась и спустилась вниз, даже не подумав, соответствует ли ее поведение общепринятым правилам.

Он стоял в холле — самоуверенный и раскованный. При виде Джинни его глаза засверкали.

— Ты что, совсем спятил? — прошипела она и взглядом окинула прихожую, дабы удостовериться, что их никто не видит. — Что ты здесь делаешь? Да тебе просто повезло, что Соня и отец спят сном праведников.

— И тебе тоже. Впрочем, тебе самое время вставать: в Сан-Франциско не так уж много погожих дней вроде сегодняшнего.

— Ты безумец!

— Что ты скажешь об устрицах и горячем французском хлебе на завтрак?

Он схватил ее за руки и притянул к себе.

— Ты просто невыносим!

Он нагнул голову и неожиданно поцеловал ее шею, потом прижался к ее губам.

— Ну так как, поедем?

Джинни решила, что ехать надо, поскольку большую часть ее вопросов Стив так и оставил без ответа, а выяснить хотелось многое.

Все дальнейшее происходило как в тумане. Стив привел ее в небольшое кафе, где они позавтракали, а после направились на пляж, держась за руки, как влюбленные.

Настроение Джинни колебалось между восторгом и отчаянием. Она до сих пор ничего не знала о намерениях Стива и о том, почему он вдруг стал преследовать ее. Впрочем, Джинни не слишком хотелось думать обо всем этом. День стоял великолепный, зачем же портить его дурными мыслями и подозрениями? Утренний туман над заливом быстро растаял, и вода сияла прозрачной голубизной. Вдали чернели рыбачьи лодки.

Джинни вдруг захотелось ощутить полноту счастья и забыть о барьере, разделявшем ее и Стива. Видимо, Стива охватило такое же чувство: он дурачился, шутил, делал ей комплименты и совсем не иронизировал над Джинни.

Он по-детски смеялся над ее нерасторопностью, когда она, не успев увернуться от набежавшей волны, насквозь промочила чулки, туфли и даже подол платья.

— Что ты теперь будешь делать — снимешь обувь и чулки и станешь разгуливать босиком? — Тут он нагнулся к ней и прошептал, давясь от смеха: — Не оглядывайся, две весьма почтенные дамы очень внимательно разглядывают тебя в лорнет. Думаю, они приняли тебя за особу легкого поведения, которая отдыхает после ночных трудов!

— Конечно, я сниму туфли, — ответила Джинни, прижимаясь к его руке, чтобы не упасть. — Знаешь, как неприятно ходить в мокрых, да еще полных песка! А вот почтенным дамам здесь совсем не место в столь ранний час.

— По-моему, ты показала им далеко не все, на что способна, зеленоглазая ведьма!

С этими словами Стив подхватил ее на руки и понес к одной из скамеек, стоявшей неподалеку от той, где расположились дамы.

Джинни бросила на дам любопытный взгляд, и тут же, тихо вскрикнув, опустила глаза.

Может, если она сделает вид, что не заметила их… Боже, какие бывают совпадения! Одна из дам оказалась золовкой той самой мисс Бакстер, с которой она познакомилась в Веракрусе, а вторая — известной в городе сплетницей: Джинни совсем недавно представили ей на одном из приемов.

Стив присел перед Джинни на корточки, чтобы помочь ей снять обувь, и тихо сказал: — Ты побледнела, как… Ты что, их знаешь?

Пытаясь унять дрожь в руках, Джинни кивнула.

Все, о чем она пыталась забыть, неотвратимо нахлынуло на нее. Она вспомнила об Иване, который мог вернуться в город в любой момент. К тому же он похвалялся, что она находится под неусыпным контролем его людей. Потом Джинни подумала о своем двусмысленном положении. Да, она сумасшедшая, несомненно, да и Стив тоже не в своем уме! Ее объял ужас. Стив заметил ее страх — она догадалась об этом по тому, как резко он сорвал с нее чулки.

— Так, значит, вы боитесь сплетен, княгиня?

Джинни вспыхнула, но прежде, чем она успела ответить, высокий и резкий голос спросил: — Прошу прощения, вы княгиня Сарканова, не так ли? Я только что говорила миссис Атертон, что горжусь своей памятью на лица. Как поживает наш дорогой сенатор? На прошлой неделе мы были в Белмонте и, видимо, с ним разминулись…

Джинни не оставалось ничего, как любезно поздороваться с дамами. Потом ей пришлось представить Стива, поставившего ее в столь затруднительное положение:

— Миссис Тереке Атертон, мисс Бакстер — мистер Сми…

Она запнулась и не стала продолжать, понимая, что дамы не поверят ни одному ее слову.

Стив сам пришел к ней на помощь. С очаровательной улыбкой он выступил вперед и отвесил дамам глубокий поклон. Те пялились на него, не считая нужным скрывать любопытство и неодобрение.

— Думаю, уважаемые леди, что мы с вами знакомы. Миссис Атертон, я имел удовольствие знать вашего мужа по Нью-Йорку. Что же касается вас, мисс Бакстер, то я слышал, как Сэм Мердок с восторгом отзывался о вашей деятельности. Ведь вы попечительница академии для молодых леди, не так ли?

Обе дамы навострили уши. Мисс Бакстер даже подалась вперед, приставив к глазам лорнет:

— Удивительно! Так, значит, мы уже встречались с вами раньше, мистер, мистер…

— Простите меня за неучтивость. Меня зовут Морган. Стивен Морган. Сэм Мердок и я — деловые партнеры. Ну а княгиня Сарканова, — добавил он, взяв Джинни за руку, — моя очень давняя знакомая…

— Очень давняя знакомая! Что верно — то верно! О Боже, каким голосом ты все это произнес! С таким же успехом ты мог бы поведать им, что был когда-то моим любовником! Кстати, ты никогда прежде не говорил, что был в Нью-Йорке. И что мистер Мердок хотел, чтобы ты занял в опекунском совете академии его место. Именно ты — ну и ну! Остается только молить Бога за судьбу юных созданий, которые обучаются в академии. — Джинни задыхалась от ярости. Стив сидел в экипаже, откинувшись на подушки и скрестив на груди руки. Широкополую шляпу он надвинул поглубже на нос, словно желая оградить себя от ярости Джинни. — Черт тебя побери, Стив! Перестань притворяться, будто ничего не произошло! Да как ты только посмел сказать им, что собираешься купить мне новые туфли взамен испорченных? Да весь город уже, наверное, знает об этом. Не сомневаюсь, это дойдет и до Сони к тому времени, как мы вернемся! — Джинни сжимала кулаки и едва не плакала. — Ты вообще хоть когда-нибудь думаешь, Стив Морган? Ты понимаешь, что натворил?

Наконец Стив выпрямился, сдвинул шляпу на затылок и внимательно посмотрел на Джинни:

— Ты ругаешься, как сварливая старуха! Умерь хоть немного свой пыл. Эти две старые сплетницы какое-то время попридержат языки, не сомневайся. Ведь они полагают, что вот-вот раскроют страшную тайну. Я сказал им, что скрываюсь под именем Смит, поскольку веду очень важные деловые переговоры, — ты разве не заметила, как им польстила моя откровенность? Сэм жертвует кругленькую сумму на эту самую академию, которой заправляет мисс Бакстер, так что она вряд ли станет сразу распускать язык. Миссис Атертон сначала расскажет обо всем своему мужу, а тот потребует, чтобы она помолчала, пока он не разнюхает, к чему относятся эти переговоры. Поэтому…

— И это все, что ты можешь сказать? А что же будет со мной? Они сплетничали обо мне, когда я только появилась в Сан-Франциско, а уж теперь… Да разве они удержатся, чтобы не разболтать об этом? Тебя-то они могут и не назвать, в конце концов, ты мужчина, но уж, конечно, все узнают, что я разгуливала по пляжу отнюдь не с мужем. Они скажут…

— Ах, вот кого ты боишься? Своего любящего мужа? Он что, бьет тебя, Джинни?

Она разрыдалась и услышала, как Стив тихо выругался.

— У тебя что, снова болит голова? Слушай, неужели он и в самом деле тебя поколачивает? Мне, признаться, это трудно себе представить. — Стив взял Джинни за подбородок и повернул ее лицо к себе. — Черт возьми, да перестань ты реветь — это делу не поможет. Так как, бьет он тебя или нет? Давно ли ты стала бояться мужа, Джинни?

Прошло не более часа, а их отношения опять переменились к худшему. Мокрыми от слез глазами она смотрела на жестокого, неприятного ей человека, который мучил ее, задавая свои бесконечные вопросы.

«Я знаю, он задает их, чтобы причинить мне боль. А на самом деле ему на меня наплевать», — нашептывал ей внутренний голос. От этого она становилась лишь более упрямой, несмотря на слезы, слабость и тоску.

— Нет, он меня не бьет! — крикнула она. — Я… то есть мы не слишком ладим временами, но какое это имеет значение? К счастью, мы не слишком часто видимся, и когда я поеду в Россию…

— В Россию? — Стив выпустил ее подбородок и разразился громким смехом: — Да у тебя грандиозные планы! Уверен, царь будет от тебя без ума — ведь против тебя никто не устоит!

— Но, находясь здесь, я не могу допустить скандала, как ты не понимаешь? Если Иван что-нибудь узнает, он… тебя убьет! И уж конечно, найдет способ наказать меня. В прошлый раз, например, он отобрал все мои порошки и даже микстуру. Прошу тебя, Стив, подумай, как избежать этого!

— Так вот оно что! Значит, больше всего ты дорожишь своими порошками! Мне, видно, придется уехать из города во избежание скандала. А потом твой муж увезет тебя в Россию, где ты, без сомнения, избавишься от него и найдешь себе нового. — Стив цедил все это сквозь зубы и с явным осуждением.

— Ты ошибаешься, ты…

— Неужели ты не понимаешь, во что превратилась? Ты наркоманка! А то «лекарство», к которому ты так привержена, называется опиум. Ты никогда не спрашивала себя, почему ты так зависишь от своих порошков и микстур? Или почему у тебя болит голова и ты так плохо себя чувствуешь, хотя ничем не больна? Это случается, когда у тебя нет твоих так называемых лекарств!

— Нет, нет, это неправда. Ты говоришь мне это только для того, чтобы меня…

— Да! Тебя просто необходимо как следует напугать, чтобы ты снова взялась за ум. Пока Сарканов держит тебя в руках, угрожая отнять порошки, тебе не удастся от него так просто отделаться!

— Я не желаю больше ничего слушать. Не понимаю, зачем ты тратишь на меня время и деньги. Неужели только для того, чтобы разрушить мою жизнь?

— Господи, перестань, Джинни. Когда ты убежала с князем и исчезла с моего горизонта, я понял, что могу заниматься и другими вещами — например, делать деньги. Отчасти я даже благодарен тебе… Зачем же мне разрушать твою жизнь?

— Что ж, ладно. — Дрожа от ярости и унижения, Джинни крикнула: — Зачем ты снова встал на моем пути? Ответь, зачем?

Стив помолчал, достал из кармана носовой платок и вручил его Джинни: — Вытри лицо. И, ради Бога, прими один из своих порошков, если только это может тебя успокоить. Разве ты не понимаешь, что сейчас незачем предаваться воспоминаниям?

— Воспоминаниям? Да ты лучше скажи, что мне теперь делать? — Она смяла платок в руке. — Отец объявил награду за твою голову — как ты думаешь, как он отреагирует, когда все узнает? Ведь я только и делала, что врала всем без разбора, а ты меня к этому поощрял!

— Раз уж ты спрашиваешь моего совета, скажу тебе вот что: не вздумай никому говорить о том, что сегодня утром была с Сэмом Мердоком. Сегодня днем он обедает с сенатором в «Оушн ленч салун».

<p>Глава 29</p>

Джинни с горечью думала о том, что совсем недавно была заложницей Стива, его рабыней, от которой он требовал одного — беспрекословного исполнения его желаний. И это при ее свободолюбии!

Она снова стала пешкой в его дьявольской игре. И опять, как и в прошлом, она не смогла противостоять ему.

— Ты хочешь, чтобы я спас твою репутацию? Тогда делай то, что я тебе скажу. Сначала вытри слезы. Тогда никто не спросит, чем ты расстроена.

Он купил ей башмаки и чулки в дорогом французском магазинчике, а также изысканное белье. В другом магазине Стив купил ей бальное платье.

— Его доставят сегодня же вечером. Надень его.

— Ты… ты просто безумец, — слабо возражала Джинни, вновь попав под обаяние его личности и полностью подчиняясь ему.

— Надень к этому платью ту изумрудную подвеску, которую я тебе подарил. Кроме того, я куплю тебе такие же серьги, когда мы приедем в дом Мердока. А горничные высушат и отгладят твое платье.

— У меня болит голова, Стив, — правда. Но я не верю тому бреду, который ты нес.

— Я мог бы сказать что-нибудь и похлеще, и обязательно это сделаю, если ты не перестанешь молоть вздор!

Стив отвез ее в дом Сэма Мердока, а может, и в свой собственный, кто знает? Он затащил ее в знакомую спальню на втором этаже, бросил на постель и изнасиловал. Именно изнасиловал — другого слова она не могла подобрать.

Хуже всего было то, что она не могла ему сопротивляться и, помимо воли, отвечала на его ласки, хота и орала, что ненавидит его.

— А теперь одевайся, — сухо бросил он. Вымокшее платье было отутюженным и чистым.

— Зачем тебе все это нужно? Ведь ты только все портишь!

— Джинни, в твоем распоряжении десять минут. Хочешь, я позову горничную, чтобы она помогла тебе причесаться?

Всего несколько минут назад там, на постели, ей казалось, что он любит ее, но сейчас Стив выглядел собранным и спокойным, словно ничего не случилось.

«Будь у меня сейчас нож, я бы знала, куда его воткнуть, — прямо в его жестокое сердце», — думала она, изнемогая от гнева. Подумать только, ведь он осмелился учинить ей допрос насчет смерти Карла Хоскинса, когда они ехали к Мердоку. Он даже намекнул, что смерть Хоскинса была спланирована ею и князем Иваном заранее, — а все для того, чтобы потом обвинить в этом его, Стива Моргана.

— Его нашли в погребе с ножом в горле. Ты уверена, что ударила его по голове бутылкой? Ведь нож для тебя привычнее.

Джинни чувствовала полную опустошенность, когда Стив подвел ее к ожидавшей внизу карете. Он позволил ей принять еще один порошок, что очень напомнило Джинни князя Ивана. Да, этот человек не знает жалости — и как только она не раскусила его раньше?

Он отвез ее в Клиф-хаус, конечно, зная, что Консепсьон будет там — в обществе молодого английского лорда, который весьма удивился их появлению. Консепсьон вела себя с ней как обычно. Джинни, несмотря на гнев, пришлось принять участие в светской беседе с молодым Марвудом. При этом Консепсьон тихо ругалась по-испански. Англичанин ничего не понимал, зато Джинни понимала все слишком хорошо.

— Ты зашел слишком далеко, Эстебан! С какой стати мне ее выручать? У меня с этой шлюхой свои счеты. А ты должен Бога благодарить, что избавился от нее. Так вот, учти, я собираюсь замуж за Эдди, а потому и пальцем не пошевелю для этой потаскухи — да и для тебя тоже!

Стив говорил мягко, но так убежденно, что мексиканка сразу сникла:

— Ладно, я сделаю, как ты скажешь, но только в последний раз. Больше тебе уже не удастся принудить меня ни к чему, бастардо!

Это испанское ругательство, произнесенное вполголоса, виконт понял и бросил на Консепсьон удивленный взгляд. Та ответила ему самой ласковой улыбкой:

— Прости нас, Эдди. Эстебан считает себя кем-то вроде моего старшего брата и постоянно поучает меня, а я пытаюсь ему объяснить, что уже и сама большая. Я советую ему больше думать о собственной безопасности, а более всего о репутации своей… хм… подруги!

— Что ж… если так…

— Консепсьон любит дразнить, правда, крошка? — промолвил Стив с улыбкой, но с таким выражением лица, что та послушно опустила голову и пробормотала какие-то извинения.

К этому моменту Джинни было уже на все наплевать. Она, конечно, понимала, что ею манипулируют, но разве этого не было прежде? Пора бы и привыкнуть. Стоило ей хоть на секунду почувствовать себя счастливой и беззаботной, как чья-то злая рука лишала ее счастья. Она жалела себя, но к жалости примешивался цинизм.

Вернувшись домой в сопровождении Консепсьон и ее спутника, Джинни решила, что на сегодня с нее хватит испытаний, и сразу же прошла к себе, чтобы принять порошок. К счастью, никто ни о чем ее не спрашивал.

Проглотив порошок, Джинни решила, что даже если в нем и есть немного опиума, то это не страшно. В других лекарствах тоже содержится опиум как обезболивающее средство. И Стив не имел никакого права называть ее наркоманкой. Она вовсе не похожа на китайцев, которые целые дни торчат в каких-то притонах и курят опиум. Зависят от опиума те, кто его курит, — вот в чем разница. Ведь даже в микстуре от кашля есть опиум.

«Все это вранье», — сказала себе Джинни, увидев в зеркале свое бледное лицо. Стив не врач, а всю эту чушь о наркомании он нес лишь для того, чтобы напугать ее. Для этого он сочинил и историю о Карле Хоскинсе с ножом в горле. Хотя она и была тогда в шоке, но отчетливо помнила, что ударила Карла бутылкой. Да и бутылка тогда разбилась и остатки вина смешались с кровью насильника… Нет, Стив сознательно пытался ее запугать.

Вздохнув, Джинни направилась к постели, зная, что отсутствие Сони и отца дает ей только временную отсрочку и разбирательства не избежать. Интересно, о чем это Сэм Мер-док решил поговорить с сенатором? Может, ему надоело прикрывать Стива, если тот даже и в самом деле его партнер. Но это означает…

«Нет, не стану думать ни о чем неприятном, пока меня к этому не принудят», — твердо решила она. Опустившись на постель, Джинни почувствовала, как напряжение понемногу оставляет ее. Она приняла последний порошок князя Ивана — эти всегда действовали на нее быстрее других. Зачем же Стив доставал эти порошки, если считает ее наркоманкой? Нет, ни в чем она не видела смысла.

Должно быть, она заснула, или явь и сон просто смешались в ее сознании. Джинни твердила себе: «Никто и никогда больше не сможет причинить мне боль, никто и никогда». У нее даже возникло отчетливое видение, будто она разрывает себе грудь, извлекает трепещущее сердце и кладет на его место камень — гладкий, полированный камень. Потом он вдруг превратился в бриллиант, сверкавший так ярко, что люди опасались подойти к ней, боясь ослепнуть.

Потом видение исчезло, Джинни очнулась и прямо перед собой увидела темные глаза Консепсьон.

— Просыпайся, — сказала ей мексиканка. — Да ты и не могла заснуть так скоро. — Она презрительно рассмеялась, наблюдая, как Джинни усаживается на кровати и сердито хмурится, глядя на нее.

— А что ты здесь делаешь? — спросила Джинни, незаметно для себя переходя на диалект, знакомый обеим.

— Я решила, что нам давно пора поговорить по душам. Мне надоело притворяться и постоянно лгать для того, чтобы тебя вызволить. — Консепсьон прохаживалась по комнате. Волосы у нее, как и у Джинни, были растрепаны, и сейчас она особенно напоминала дикое животное. — Ты и представить себе не можешь, сколько раз мне хотелось пощекотать тебя ножичком. Когда мы с тобой в последний раз дрались, ты навела меня на эту мысль… Но тогда ты была сильнее. По-моему, эта хваленая цивилизация действует на тебя разлагающе — ты, милочка, стала мягкой и слабой. Ха! — Консепсьон тряхнула головой. — С некоторых пор ты стала совсем никудышной. Тебе следует найти мужчину, которому по душе мягкие и слабые женщины.

— Настоящей женщине незачем выставлять себя напоказ, как это делаешь ты, — отрезала Джинни, спуская ноги с кровати. — Так с какой целью ты пришла сюда? Чтобы спровоцировать безобразный скандал?

Консепсьон приподняла алую губку и обнажила белые зубы:

— Я пришла, чтобы сказать тебе правду, даже если ты боишься ее услышать. Неужели ты решила, что Эстебан появился в Сан-Франциско только для того, чтобы повидаться с тобой?

— Ты просто ревнуешь, — спокойно возразила Джинни. Не обращая внимания на мексиканку, она подошла к трюмо и стала расчесывать волосы. — И это все, что ты собиралась мне сказать? — Она увидела в зеркале, как Консепсьон напряглась, словно желая вонзить когти в свою жертву.

— Нет, это далеко не все! — воскликнула мексиканка. — Послушай меня внимательно. Я очень давно знакома с Эстебаном, мы с ним были друзьями, и не только друзьями, как ты знаешь. Мы были вместе и тогда, когда в нашу жизнь вторгся мистер Бишоп.

— Мистер Бишоп? — переспросила Джинни, замерев с расческой в руках. Заметив ее смущение, Консепсьон злорадно рассмеялась:

— Да, он самый. Так вот, появлением Стива здесь мы обязаны именно мистеру Бишопу. Стив, кстати, собирался съездить в Европу, чтобы развеяться, и хотел взять меня с собой. Так что к тому моменту, как появился Бишоп, Эстебан тебя уже забыл.

Джинни положила расческу на столик и медленно повернулась к мексиканке:

— Продолжай!

— Что, заинтересовалась наконец? Начинаешь понимать, что к чему? Скажи, отчего Эстебан засыпал тебя вопросами, и в основном насчет твоего драгоценного князя? Думаешь, он сгорал от ревности? Тогда ты просто дура, лишенная всякой гордости. Полагаешь, те драгоценности, которые он дарил тебе, и ваши занятия любовью имели для него такое уж большое значение? Теперь он так богат, что подарить несколько безделушек женщине ему ничего не стоит. Что же до всего остального… — Глаза Консепсьон критически оглядели Джинни, и ее лицо снова озарила хищная улыбка. — Ты просто самка и по-прежнему пылаешь страстью к Эстебану, этому породистому самцу! Иначе ты не оказалась бы у него в объятиях. А ему что? Твоя страсть помогла Стиву выведать то, ради чего он сюда приехал. Он хочет узнать все о грязных делишках князя.

Вот теперь все становилось на свои места. Джинни слушала, хотя каждое слово было для нее как удар молота. Наконец-то истина предстала перед ней во всей своей неприглядности. Бишоп вынудил Стива вернуться в Сан-Франциско. Но у Стива были здесь и свои счеты — он ненавидел ее отца. Значит, он хочет разорить не только князя Ивана, но и сенатора.

— Твой князь, — ну отчего она так его называет? — имеет обыкновение брать деньги взаймы из фондов Русско-Американской компании, а потом передает их твоему отцу, чтобы тот инвестировал их по своему разумению. Однако, когда курс акций начал стремительно падать, твой муженек изменил направление своей деятельности. У сенатора есть акции в корабельной компании «Лейди-Лайн», а это означает, что и князь успел проникнуть в число пайщиков, прежде чем Стив выкупил акции у мелких держателей и приобрел контрольный пакет. Поэтому князь имеет возможность ввозить опиум и красивых рабынь из Китая. И не притворяйся, будто ты ничего об этом не знала!

Да как же она могла узнать? Занятая свалившимися на нее бедами, Джинни и не поинтересовалась, чем занимается ее муж.

— Так вот, учти, с этим покончено. Те люди, на которых работает Эстебан, узнали все о твоем муженьке. И те, с кем работает князь, тоже выяснили, что за «товары» он ввозит. Князь — человек конченый, иначе зачем им было подсылать к нему наемного убийцу? Подумай о себе, ведь если дело дойдет до суда, тебе придется давать показания против князя. В том случае, конечно, если ты сама не причастна к работорговле и ввозу опиума! Какой прелестный скандал намечается, не так ли?

— Но я жена Ивана. Как могут заставить меня давать показания против мужа?

Поняв, что она наконец-то одержала верх над своей соперницей, Консепсьон торжествующе расхохоталась:

— Ну что, тебе по-прежнему хочется быть княгиней? Теперь это небезопасно. На твоем месте я бы сбежала в Россию и нашла там другого князя. Учти, дура, что ты вовсе не считаешься законной женой князя. Если Эстебан захочет сделать это достоянием гласности, это навлечет на твою семью беды и бесчестье. Все разговоры об аннулировании твоего первого брака не стоят и выеденного яйца. Твоему отцу так и не сказали, где ты вышла замуж и когда. Он-то пытался добиться аннулирования, но у него ничего не вышло. Но уж очень хотелось сенатору иметь зятем князя, а не парня с большой дороги, вот он и клюнул на приманку. Ну как, смекнула, что к чему? Так что у тебя два мужа, княгинюшка! И если не хочешь, чтобы в тебя все тыкали пальцами, веди себя смирно. И делай то, что тебе говорят. Не сомневаюсь, — небрежно добавила Консепсьон, — что Эстебан разведется с тобой при первой же возможности. Уверена, что трудностей у него при этом не возникнет.

Джинни посмотрела в упор в темные глаза мексиканки, которые лучились торжеством и злорадством. Та только и ждала, когда Джинни признает себя побежденной, сломается и сдастся. Но нет, не на такую напали, она будет бороться!

— Теперь, когда ты выложила все это, не объяснишь ли мне зачем? Ведь месть — твоя и Эстебана — была бы куда эффектнее, если бы обрушилась на меня неожиданно. Только не пытайся убедить меня, что твое злобное сердце способно на сочувствие!

— Ах ты, тварь! Так ты продолжаешь показывать мне коготки? Ну ничего, скоро их тебе отстригут. Все дело в том, что в последнее время у Эстебана появилось странное понятие о чести — после того, как он и его дед стали жить вместе и очень сблизились. — На лице Консепсьон появилась презрительная улыбка. — Вполне вероятно, что он почувствовал к тебе жалость, ибо престарелый дон Франсиско неожиданно проникся к тебе симпатией. Я ведь советовала тебе скрыться. Старый граф Черников, по-моему, был бы очень рад увезти тебя в Россию. Почему бы тебе не поехать? Думаю, ты не пожалеешь.

— Еще бы! — холодно сказала Джинни. — Тебе этого очень хочется, не так ли? Нагородив такую гору вранья, тебе удалось бы устранить меня с твоего пути. А ведь ты боишься безвозвратно потерять Стива, если я останусь. Скажи, почему я должна верить тебе?

— Вот ведь дура! — разозлилась Консепсьон и топнула ногой. Джинни даже показалось, что та хочет плюнуть ей в лицо. — Хорошо! Можешь мне не верить! Тогда выясни все сама! Так даже лучше — скорее отправишься ко всем чертям. Даже если Эстебан решит из жалости или из чувства долга сохранить ваш брак, то отошлет тебя в Мексику. На его гасиенде ты будешь ухаживать за старым дедом, но при этом, учти, к тебе приставят дуэнью, чтобы следила за каждым твоим шагом. Ну а я предпочту роль любовницы, а не жены! — Мексиканка ринулась к двери, но вдруг остановилась и прошипела с ненавистью: — Спустись-ка вниз и выясни, о чем шепчутся твой отец и мачеха в кабинете сенатора! Нет, ты и в самом деле ничего не видишь, но только потому, что не хочешь! У них сейчас нет выбора, как и у тебя! Сэм кое о чем рассказал твоему отцу, а теперь нам всем придется ехать в оперу, а затем — на большой прием в Палас-отеле. Кто знает, может, Эстебан именно на этом приеме и сделает свое заявление?

Когда дверь захлопнулась, Джинни покачнулась и чуть не рухнула на пол.

— Нет, нет, нет! — восклицала она, хотя разум, увы, утверждал другое. Да, да! Все, о чем рассказала Консепсьон, — чистая правда! Не зря торжествовала мексиканка. Все загадочное и непонятное выстроилось в одно целое, и картина выглядела крайне неприглядно. Ей давно следовало бы кое о чем догадаться, но, ослепленная любовью к Стиву, она ничего не видела, да и не желала видеть. Он-то ее не любит, а если и любил когда-то, это прошло навсегда. В душе у Джинни осталась лишь горечь — ну как она могла так заблуждаться! Каждый поступок Стива был тщательно просчитан. Он представлял ее всем как свою любовницу, тогда как она его жена! Хорошо, но что же дальше? Он возбудит бракоразводный процесс? Или отправит ее на гасиенду, а сам будет жить в свое удовольствие?

Она перед сном поклялась больше не давать себя в обиду. Теперь Джинни съежилась от острой боли, пронзившей ее сердце как нож. Ей хотелось плакать, но слез не было. Она посмотрела в зеркало: ее глаза горели безумным огнем.

В отчаянии Джинни схватила с туалетного столика щетку для волос и запустила в свое отражение. Когда зеркало раскололось на сотни острых и блестящих осколков, она захохотала, хотя осколки порезали ей лицо и руки.

Закрыв глаза, она с трудом вздохнула. «Никто больше не будет использовать меня в своих целях и манипулировать мною. Клянусь! Никто! И я не позволю обижать себя — никогда, ни за что!»

Теперь она станет полагаться только на себя. Не будет верить никому, даже отцу, который тоже пытался воспользоваться ею для своих целей. Разве сенатор задумался хоть раз в жизни о ее судьбе? Она была нужна ему лишь как приманка, красивая и соблазнительная. А Стив пусть делает все, что ему угодно. Ей на него наплевать. Хорошо бы заставить его страдать, если только он на это способен.

Джинни тяжело дышала. Гнев, унижение, понимание того, что она низко пала, привели ее в полное смятение. Она хотела одного — уйти, убежать, скрыться от всех.

— Я ненавижу его, ненавижу, — повторяла она. — Я их всех ненавижу — мерзких ханжей!

Он надела самое старое платье и небрежно заколола волосы. Джинни не знала, куда бежать и что делать — но какая разница? Прежде всего ей нужно убраться отсюда, а там пусть они ищут ее. Над ними уже сгущаются тучи. Разрази их всех гром! А она? Что ж, она может танцевать в каком-нибудь салуне. Или нет, она станет шлюхой: ведь у нее такой богатый опыт! Истерически засмеявшись, Джинни приняла порошок, потом другой. Оставшиеся положила на дно ридикюля. Так, значит, наркоманка? Раба привычки? Пусть! Нетрудно найти мужчину, который даст ей все, что она захочет. Прислушавшись вдруг к голосу разума, Джинни вынула из футляра драгоценности и сунула их в ридикюль. Драгоценности всегда можно продать, а эти стоят целое состояние. Так говорили все. Она улыбнулась. Пусть Стив подумает об этом на досуге. Его безделушки помогут ей обрести свободу. Камни — опалы, бриллианты и один большой изумруд — словно подмигивали ей, как сообщники. «Что ты станешь делать, Стив, когда поймешь, что все эти камни ты подарил не женщине, а призраку, которого, может, никогда и не было? Пусть люди смеются над тобой, как смеялся надо мной ты». Жаль, что у нее нет ножа, уж на этот раз она бы не промахнулась, попадись он ей снова. Но она не станет искать с ним встреч, она больше не хочет видеть его — никогда, никогда…

В доме стояла тишина, но Джинни спустилась по черной лестнице.

— Джеймисон, выведите для меня маленький кабриолет, прошу вас. Нет, это все, править я буду сама. Я уеду ненадолго — у меня срочное дело. — Она заметила сомнение кучера. — Мне нужно встретиться с мистером Мердоком. Так и скажите, если вас спросят, куда я уехала.

— Вы говорите о мистере Сэме Мердоке, княгиня? Тон кучера сразу изменился. Слуги, оказывается, в курсе домашних дел. Еще бы!

Она улыбнулась — ласково и чуть таинственно:

— Да, хотя это и секрет, но только не от вас. Я знаю, что вы никому ничего не скажете. Но прошу вас — поторопитесь! Мне нужно вернуться и успеть переодеться, прежде чем ехать в оперу. Вы получите щедрые чаевые — мистер Мердок никогда не скупится.

— Слушаю, мадам, — ответил кучер, но потом, усомнившись, добавил: — Но ведь сенатор…

— Мы с мистером Мердоком готовим для него маленький сюрприз, поэтому уж постарайтесь и не подведите нас, хорошо?

Кучер поспешно удалился, а Джинни осталась ждать, стараясь не выказывать нетерпения. Нет, им не остановить ее. Имя Сэма Мердока в очередной раз сработало как надо.

Через некоторое время Делия поднимется к ней, чтобы помочь одеться. В спальне она найдет записку для Сони.

«Я решила убежать от мужа к любовнику. Всякая попытка разыскать меня чревата гораздо большим скандалом, чем тот, который вот-вот разразится. Для всех вас будет лучше, если вы позволите мне удалиться с миром. Повторяю: в случае поисков грандиозный скандал неизбежен».

Кто-кто, а Соня поймет. А если не поймет она, то до правды докопается Стив. Так или иначе, время у нее есть. Пароход или океанское судно доставит ее куда угодно.

Чем дальше она уедет, тем лучше. Впервые в жизни ей придется полагаться только на себя.

Джеймисон выкатил наконец кабриолет; Джинни одарила его ослепительной улыбкой и сунула ему в руку две золотые монеты:

— Я вернусь через час, Джеймисон, и никто ничего не узнает. Спасибо!

Слава Богу! Она ускользнула! И как это, оказывается, просто! И почему только она не сделала этого раньше? Да потому, что хотела встретиться со Стивом и понять… Тут Джинни заставила себя сосредоточиться, ибо ей пришлось ехать по улицам, запруженным народом. Следовало избегать и слишком пристальных взглядов — подумать только, женщина управляет кабриолетом! Ну и что тут особенного? Джинни оделась очень просто, а бесформенный чепец скрывал ее волосы. Так отчего же все мужчины глазеют на нее?

Ее провожали взглядами потому, что ни старое платье, ни бесформенный головной убор не мешали разглядеть в ней красавицу. Кабриолет к тому же был новый и дорогой, а лошадь — породистой. Мужчины, с любопытством глядевшие ей вслед, невольно спрашивали себя: кто она? Великосветская шлюха? Или дама, которой взбрело на ум прикинуться шлюхой? Ничего не поделаешь, на таких женщин, как Джинни, мужчины оглядываются всегда.

<p>Глава 30</p>

Джинни заблудилась. Она никогда еще не выезжала одна. Уличный шум и удивленные взгляды людей волновали ее. Так где же доки? Она знала названия улиц, но не имела и представления, куда ей ехать. Управление экипажем требовало от нее сосредоточенности, ибо лошадь была молодой и резвой. Внезапно Джинни почувствовала головокружение и тошноту. Господи, ну как же не вовремя появились эти предвестники мигрени! Но она не вернется назад! Ничто на свете не заставит ее отказаться от задуманного. Ей просто необходимо попасть в порт, а для этого нужно обогнуть холм и направиться вниз по улице. Если все время ехать вниз и только вниз, обязательно увидишь залив, а там и до дока Эмбаркадеро рукой подать.

Она случайно свернула на знакомую улицу и тут вспомнила слова Консепсьон: «Почему бы тебе не поехать в Россию? Граф с удовольствием возьмет тебя с собой!»

Да, конечно же, граф Черников! Почему бы и нет? Прибегнуть к покровительству графа представлялось ей теперь весьма разумным делом. Только он был до конца честен с нею. Граф поможет ей, если она согласится отплыть с ним в Россию, спрячет ее, если она попросит его об этом.

Свернув к отелю, где жил Черников, Джинни увидела на мостовой чемоданы, два фургона и закрытую карету. Какой-то человек, которого она уже видела, схватил ее лошадь под уздцы и остановил кабриолет. Рядом с ним стоял граф Черников.

— Княгиня, Боже мой! Как вы догадались? Или сама судьба привела вас сюда именно сейчас?

— Какая разница! — Джинни спрыгнула на землю и взглянула в строгое лицо графа. — Если вы все еще хотите, чтобы я отправилась с вами в Россию, я готова. Но тогда отправимся немедленно, ибо мне могут помешать.

— Ну что ж. Я уже собрался, и вы, судя по всему, знаете причину моей поспешности. Со мной вы будете в полной безопасности — это вам тоже известно. — Слова графа укрепили намерение Джинни. — Ваш дом — Россия, это предопределено судьбой. — До чего же приятно, когда рядом есть плечо, на которое можно опереться. Граф слегка обнял ее. — Заверяю вас, никто ничего не узнает, об этом я позабочусь. Вы поедете со мной, моя маленькая княгиня, и вас примут на родине с распростертыми объятиями.

Да, так оно и будет. Ее хорошо встретят. Она найдет свое место в жизни, а не будет былинкой на ветру. Ее называют княгиней вовсе не потому, что она жена князя Ивана. Она жена Стива Моргана, нового миллионера, но теперь совершенно чужого ей человека. Несколько слов, произнесенных в пустынной часовне, и множество взаимных претензий — вот все, что связывало их в этой жизни. Странно! Зато теперь она принадлежит только себе самой.

— Ты приехала сюда, чтобы предупредить? — услышала она знакомый голос.

На нее смотрел русский матрос. Да никакой это не матрос — это князь Иван! Он пристально вглядывался в нее своими пронзительными зелено-голубыми глазами. Удивительно, но появление князя совсем не испугало Джинни.

Она взглянула на графа, который помог ей расположиться в закрытой карете. Джинни и бровью не повела, заметив, что Иван тоже сел в карету.

— Я не замужем больше за этим человеком. И отказываюсь выходить замуж по чьей-либо воле, кроме как по своей собственной!

— Думаю, она уже приняла один из этих порошков. Посмотрите на ее глаза!

Джинни повернулась и в упор посмотрела на Ивана, по-прежнему недоумевая, почему его присутствие и слова больше не волнуют ее.

— Так это и впрямь опиум? Хороши лекарства, нечего сказать! Я попросила бы вас, граф, оградить меня от общения с этим человеком.

— Вы в безопасности. Никто не посмеет угрожать вам или преследовать вас. Наш государь обеспечит вам надежную защиту.

Иван, сверкнув глазами, стянул морскую бескозырку со своих светлых волос. Он смотрел на Джинни и улыбался:

— Защищать ее нет никакой необходимости, дорогой дядюшка. Я докажу в суде, что княгиня принадлежит мне по закону. Заметьте, она сама меня разыскала! Она сделала выбор по своей воле — и даже вам придется это признать. Моя прелесть… — Князь Иван взял ее за руку, но встретил ледяной взгляд Джинни. — На войне и в любви не все справедливо, верно? Давай забудем прошлое и наши маленькие размолвки. Как-никак ты моя жена.

— Нет! — Карета уже двинулась, и свежий воздух, ворвавшийся в открытое окно, приободрил молодую женщину. Она выпрямилась, чувствуя, как крепкая рука старого графа сжимает ее локоть. — Я все еще замужем за Стивом Морганом — может, вы об этом еще не слышали? Мой… сенатор не счел нужным сообщить вам, что аннулирование брака так и не вступило в силу. Да, да, это чистая правда. Но мне так же не хочется оставаться его женой, как и вашей, князь Иван. Поймите, никому больше не удастся пугать меня или использовать для своих целей. Если вы намерены и в самом деле доставить меня к царю живой и невредимой, вам следует позаботиться о том, чтобы мне не на что было ему жаловаться.

— Хорошо сказано! Вы истинная Романова! — похвалил Джинни граф Черников. Он сидел прямо и все еще держал Джинни за локоть. Судя по всему, он гордился своей подопечной. Вдруг князь расхохотался:

— Согласен. Сказано и в самом деле прекрасно, дорогая княгиня. Вот сейчас вы больше похожи на ту женщину, в которую я влюбился с первого взгляда. Кажется, вы снова обрели мужество. Когда мы с вами начнем судиться, я получу от процесса большое удовольствие. Хотите, заключим небольшое пари? Видите ли, вы уже не просто малышка Вирджиния — наполовину русская, наполовину француженка. Мы русские и можем стать или достойными противниками — или любовниками. Так что же насчет пари?

— Иван, вы забываетесь! — воскликнул граф. — Вам следует помнить, что сейчас вы не более чем простой моряк. Именно ваша страсть к игре и всякого рода аферам, а также непомерные амбиции заставили нас так поспешно заняться приготовлениями к отъезду. Поэтому держитесь поскромнее!

— Неужели тебе нужен скромный любовник? — прошептал Иван на ухо Джинни. Он нежно погладил ее руку. Она равнодушно посмотрела на него.

— Время все расставит по своим местам, — холодно заметила Джинни. Глядя на князя, она думала, что ему стоит немалого мужества вот так сидеть рядом с ней и беззаботно смеяться, сознавая, что он потерял все, чего добивался с такой удивительной настойчивостью. Князь, видимо, умел проигрывать с честью и при этом не отчаиваться.

Несмотря на тошноту и лихорадку, Джинни чувствовала возбуждение и знала, что ей уже не так нужна поддержка графа.

— Мы почти приехали. Русское судно ждет нас. Для вас мы найдем вуаль. В такой толпе никто ничего не заметит.

Знал бы граф, что происходило в доме сенатора!

Там был ужасный переполох. Все началось с того, что Соня вопреки желанию мужа решила побеседовать с падчерицей.

Она обнаружила в ее комнате страшный беспорядок — шкафы распахнуты, одежда вывалена на пол, зеркало разбито, а футляр с драгоценностями пуст. На туалетном столике лежала записка.

Соня, взволнованная признаниями мужа, пришла в полное смятение:

— Она сбежала! Сбежала к нему! Как только мы не догадались? Уильям, ради Бога! Что ты стоишь и разглядываешь эту бумажку, вместо того чтобы сделать хоть что-нибудь?

Сенатор Брендон редко повышал на жену голос, но сейчас он закричал, несказанно удивив Соню:

— Ты говоришь, что прочитала записку? Так обдумай все с присущей тебе рассудительностью, дорогая моя. Она пишет, что убежала от мужа к любовнику.

— Да я только об этом и думаю. Эта проклятая бумажка засела у меня в голове как гвоздь. Она убежала от Ивана и…

— Но Иван ей не муж! Разве я не сказал тебе сегодня, кто муж Джинни? Может, и моя дочь уже узнала об этом? — Сенатор задумчиво потер подбородок. — Так вот, если она все узнала… то кто же ее любовник? Князь Сарканов или…

— Но нам теперь ее не найти! В этом городе, во всяком случае! Она может оказаться где угодно. Вполне вероятно, что у нее есть друзья, которые ее спрячут. Возможно, ее уже и нет в городе! Знаешь, Уильям…

Сенатор сунул записку Джинни в карман и решил взять инициативу на себя. Он коротко бросил:

— Отправляйся к себе в спальню и приляг, а всем этим займусь я.

— Но… что ты собираешься делать?

— Как я уже сообщил тебе, дорогая, у меня связаны руки. Поскольку Джинни замужняя женщина, ее исчезновение должно волновать прежде всего ее мужа. Мой долг — известить об этом именно его.

Соня уже лежала на диване, прижав к лицу носовой платок, смоченный одеколоном, но, услышав слова мужа, мгновенно подняла голову. Ее голубые глаза округлились.

— Нет, Уильям, ни за что! Ведь ты не станешь звать этого… этого человека к нам в дом?

— Этого человека, — как эхо повторил сенатор и добавил: — Который, кстати, стал моим деловым партнером. Нет, не Сэм Мердок, который, кажется, просто покрывает его. У этого человека контрольные пакеты акций и во многих других компаниях… Так что, дорогая, мне придется обратиться к зятю-миллионеру. Иначе нас ждут крупные неприятности! Что же касается бывшего зятя, то он, видимо, понял, что его карта бита, а потому весьма предусмотрительно исчез. Это, заметь, для нас благо. Боже правый! — вдруг воскликнул сенатор, и Соню поразило отчаяние, прозвучавшее в его голосе. — Я до сих пор не в силах поверить в то, что услышал сегодня днем. Если бы не Мердок поведал мне эту историю, а Ралстон не подтвердил ее… Что ж, все это переполнило чашу терпения. Считай, дорогая, что тебе повезло: ты родилась женщиной и можешь позволить себе всласть поплакать!

С этими словами сенатор вышел из комнаты. Когда за ним закрылась дверь, Соня разразилась слезами.

А вот Джинни дала себе слово больше не плакать. Эту клятву она произнесла, стоя на палубе русской шхуны, которая уже выходила из залива, держа направление на север.

— Теперь вы в безопасности, дитя мое, — промолвил граф, когда за кормой осталась гавань Золотые ворота. День перешел в вечер, а вечер сменился ночью. Вместе с угасающим днем тускнели и краски океанского простора: небо и водная гладь потемнели. Небо покрылось звездами, которые мерцали над бескрайним простором океана.

Джинни закуталась в плотную шелковую шаль. Соленые брызги пощипывали кожу на лице, особенно там, где остались порезы от разбитого в сердцах зеркала. Ей было на все наплевать. Даже на эти царапины, которые граф Черников заботливо протер спиртом, пообещав, что они скоро бесследно исчезнут. Да что там! Только это пощипывание и напоминало ей, что она все еще жива.

«Я в безопасности», — повторила Джинни, несколько удивившись тому, что эта мысль ничуть не избавила ее от печали. Она чувствовала полную опустошенность, словно была той фарфоровой куклой, которую разбила еще в детстве, после чего долго плакала.

Она даже не повернула головы, когда кто-то подошел к ней и стал рядом. Впрочем, Джинни знала, кто это, — конечно же, князь Иван. Неужели она когда-то боялась этого чужого для нее человека? Сейчас их связывало то, что они оба проиграли.

Иван, казалось, угадал ее мысли. Он вздохнул, а потом спокойно сказал:

— Итак, игра окончена. Но начинается другая. На этот раз…

— Начинается? — перебила его Джинни. — Ну что ж, пускай. Только увольте меня. По натуре я не игрок. Признаться, игры надоели мне до тошноты.

— На карту тогда была поставлена ты, дорогая, и я выиграл первый кон, помнишь? Как-никак ты дочь царя!

— А потом тебя обуяла алчность, и ты взлетел высоко, но стал зарываться, что часто бывает с импульсивными людьми, игроками по натуре. Ты забыл, что нет человека, который всегда выигрывает.

— С чего ты взяла, что я приглашаю принять участие в игре именно тебя? А если у меня есть другой, более опытный партнер? Учти, я, как и всякий настоящий игрок, никогда не сдаюсь. Кто знает, может, мне удастся вернуть хоть часть проигранного.

Джинни, уже жалея, что вступила в разговор с Иваном, передернула плечами:

— Мне это неинтересно. Не хочу возвращаться в прошлое.

— А как насчет будущего? Оно-то тебя интересует? Тебе бы следовало крепко о нем подумать, княгинюшка. Будущее предстанет перед тобой во всей своей красе, и я рад, что ты наконец поняла, чего могла лишиться. Неужели я и за это не заслужил благодарности? Неужели ты все еще сердишься на меня? — Иван улыбался. Джинни промолчала, и князь продолжал: — Не стоит, ладно? Ты должна признать, что с тобой я всегда был честен. И хочу быть честным и сейчас, поскольку ты снова, кажется, начинаешь расправлять крылья. Ты не должна корить меня за то, что временами мне приходилось тебя дурачить. Ты сама на это напрашивалась, согласись! Всякий раз, как я сжимал тебя в объятиях, ты напоминала мне холодную статую. Но большую часть времени ты проводила в грезах. Ты только подумай! Я женился на гордой, полудикой цыганке, твердо стоявшей на земле, а она вдруг превратилась в сомнамбулу, почти всегда погруженную в мечты. Ты провоцировала меня и на насилие. Иногда мне казалось, что тебе нравится, когда тебя унижают, подавляют и даже бьют, хотя, может, ты и не сознавала этого. Скажу больше, если бы все шло по-прежнему, ты стала бы получать удовольствие и от побоев.

Джинни с негодованием отвернулась от князя Ивана, но тот лишь рассмеялся:

— Да, да. Ты бы позволила мне и это, как позволяла мне наказывать тебя разными другими способами. Думаю, что бессознательно ты всегда хотела кому-то подчиняться. Эх, если бы ты только знала, какие удивительные фантазии появлялись у меня, но, увы, я слишком долго ждал момента, чтобы их воплотить. Опоздал! А вдруг нет? Вдруг тебе захочется пережить удивительные ощущения, когда сладкая боль и наслаждение идут рука об руку?

— А тебе? — Она в упор посмотрела на князя и заметила его удивление. Джинни торжествующе расхохоталась: — Если вы хотите предложить себя в качестве жертвы, князь Сарканов, то я помогу вам. Но у меня самой нет ни малейшей склонности к мазохизму. А сейчас, если позволите, я присоединюсь к графу.

Он не сделал даже попытки остановить Джинни, когда она, высоко подняв голову, пошла прочь. Однако Джинни чувствовала, что он смотрит ей вслед.

В каюте графа было тепло и уютно, особенно по контрасту с пронзительным ветром на палубе и после странной беседы с князем Иваном. Граф обещал ей защиту, но потребовал, чтобы она не принимала слишком много порошков. Джинни все же удалось уговорить графа, что он будет выдавать их ей через определенные промежутки времени.

— Опиум? Глупости, дитя мое. Разве что в ничтожном количестве, для успокоения. Уверяю вас, в моем препарате его слишком мало, так что вы не станете наркоманкой. Поскольку вы окрепли, я советую вам все же воздерживаться от них. Любой препарат теряет силу, если принимать его постоянно.

Джинни верила Черникову. А Стиву приписала еще одну ложь, считая его способным на любую подлость ради достижения цели. Да, она любила его когда-то, но теперь глаза у нее открылись и все, слава Богу, закончилось. Осталась только ненависть.

— Что случилось, дитя мое? Вы вся дрожите! Нельзя стоять на палубе ночью: вы можете простудиться. — Граф Черников говорил как всегда спокойно и уверенно, и Джинни благодарно улыбнулась ему. Он знал все про ее отношения с князем. Джинни сама ему рассказала. Граф ответил, что он кое-что слышал об этом и очень волновался по этому поводу.

Граф предложил ей выпить бокал отличного бренди. Джинни слушала рассказы графа об императоре, его семье и ближайших друзьях — обо всех людях, которым она, без сомнения, будет представлена. В России воля царя и его желания — закон для подданных. Франция и Англия — демократические монархии, но в России царь по-прежнему имеет неограниченную власть над людьми.

— А если я ему не понравлюсь? Вы знаете, я не слишком люблю подчиняться приказам, от кого бы они ни исходили. И, кроме того, я не хочу, чтобы меня выдали замуж.

— Ах, дитя мое! Подождите — и все увидите сами. Царь — человек прогрессивный и много путешествовал по разным странам. Он знает, что вы воспитывались во Франции и Америке, к тому же вы дочь Женевьевы. Так что не беспокойтесь. Я буду с вами и дам все необходимые объяснения его величеству.

«Что поделаешь», — устало подумала Джинни. Так или иначе, все решилось. Она плывет в Россию — и все старые привязанности остались в прошлом.

<p>Глава 31</p>

Облокотившись о поручни, Джинни наблюдала, как свежий ветер разгоняет туман над океанской гладью. Он надул паруса и разметал ее волосы. Корабль рассекал волны, оставляя за собой длинную пенистую дорожку. Джинни старалась ни о чем не думать, радуясь свежему солнечному утру.

— Надеюсь, вы хорошо спали?

— Спасибо, ваша микстура мне очень помогла. Сейчас я чувствую себя спокойной и отдохнувшей. Граф Черников улыбнулся:

— Отлично, ведь этого мы и добивались, не так ли?

Один из матросов что-то крикнул, и все повернули головы туда, куда он указывал. Вдали, на горизонте, они увидели паруса клипера. У Джинни замерло сердце: так прекрасен был этот корабль, бегущий под белыми парусами.

— Великолепное судно! — заметил граф. — Один из ваших американских клиперов, который плывет в Китай.

Интересно, почему такой болью отозвались слова графа в сердце Джинни? По этому маршруту постоянно ходили корабли, похожие на этот. Едва ли это «Зеленоглазая леди». Ведь судно еще не было полностью оснащено для путешествия.

Сейчас все, вероятно, уже знают обо всем. Стива, конечно, утешила Консепсьон, и он, скорее всего, выбросил Джинни из головы. Ведь с ее отъездом разрешилось так много проблем!

Иван прогуливался по палубе, одетый с иголочки, его глаза блестели в свете утреннего солнца.

— Восхищаетесь тем судном? Очень быстро идет, правда? Смотрите-ка, он видит наш корабль, но менять курс не собирается. Как, по-вашему, это что-нибудь значит?

Джинни с удивлением заметила корабль, который с пугающей скоростью шел наперерез их судну. Она вспомнила одно объявление в газете: «За сто дней от Нью-Йорка до Сан-Франциско…» Клиперы считались самыми скоростными кораблями в мире, да и сейчас не вызывало сомнений, что этот шел очень быстро.

— Нет! Он тоже нас видит. Капитан клипера нам просигналит, а потом их корабль свернет в сторону.

Говоря это, она думала, свернет клипер или нет. Клипер так быстро приближался, что казалось, будто он их преследует!

Джинни услышала, как засмеялся Иван. В его глазах появился холодный блеск.

— Уж не пиратское ли это судно? Вы, американцы, такие странные люди — живете за пределами цивилизованного мира, так что с вас станется. Хотите пари, княгиня? Все, чем я владею, против, ну конечно же, против вашей неповторимой личности! Некоторые вещи я прозреваю интуитивно, и похоже, что… Ну, дядюшка Дмитрий? Что это вы хмуритесь? Я не проявляю ни малейшего неуважения к нашей спутнице, просто кое-что вспоминаю. Да, так о чем я говорил?

Джинни побледнела. Теперь она пристально разглядывала приближающееся судно. По вантам, соединявшим фок-мачту и бушприт, взметнулись вверх маленькие разноцветные флажки.

— Бинокль, быстро!

Пока Джинни и граф наблюдали за маневрами клипера, подлетевший матрос подал князю Ивану большой бинокль. Тот навел его на клипер и беззвучно рассмеялся:

— Это можно было предположить! И отчего вы не держали со мной пари? Дело в том, что они предъявляют ряд требований и хотят побеседовать с нами.

На русском корабле все пришло в движение. Покрасневший второй помощник сбежал с мостика и быстро заговорил о чем-то по-русски.

Один только Иван сохранял полное спокойствие:

— Да, так оно и есть! Мы недооценили вашего мексиканского мужа, княгиня. Вероятно, в этом и состояла моя ошибка. Мне следовало прикончить его любой ценой.

— О чем вы говорите! — крикнула Джинни. — Что вы имеете в виду? Это невозможно! Они не осмелятся!..

— Осмелятся, княгинюшка, осмелятся! Подумать только, пираты в открытом море — и какой приз!

— Я не вернусь! Если там тот человек, о котором вы говорите, я отказываюсь подчиняться требованиям!

— Над кораблем развевается американский флаг.

— А вы что, думали увидеть череп с костями? Тем не менее я считаю, что это пиратское судно!

— Невероятно! — твердил граф Черников. — Мы русские подданные и на русском корабле…

— Да, все, кроме одного — вернее, одной. Теперь вы понимаете что к чему?

Граф пошел в каюту за своими документами, но, несмотря на все его уговоры, Джинни за ним не последовала.

— Я останусь на палубе. И если это в самом деле он, я никуда не пойду! Я объясню, что я на борту этого судна по своему желанию. Я…

— Давай забудем старую вражду. — Князь Иван оттащил Джинни в сторону, чтобы она не мешала матросам, которые сновали по палубе. — Ведь ты знаешь, что теперь я не могу причинить тебе вреда. Но вот его намерения неизвестны. Да, он дикарь, варвар, но к тому же еще и игрок. Крайний индивидуалист — я понял это из разговоров о нем и того немногого, что слышал от тебя. Если ты и в самом деле хочешь сохранить свободу, я могу кое-что тебе предложить…

Невозможно! Невозможно! Джинни отказывалась верить в происходящее. Подумать только, Иван без всяких ее просьб дал ей порошок, и теперь, стоя с ним и графом Черниковым, она пыталась понять, насколько реальны все эти события, а особенно план князя Ивана.

Оба корабля теперь легли в дрейф и тихо покачивались на волнах. По распоряжению князя всем матросам на русском судне раздали винтовки, несмотря на возражения графа Черникова.

Иван обнял Джинни за плечи. На этот раз она не отодвинулась от него и не протестовала. «Пусть он подумает, — решила она про себя, — пусть предполагает самое худшее… Нет, просто удивительно, как это он посмел гнаться за мной после того, что случилось!»

Стив Морган. Ее странный и непредсказуемый муж. Неужели он и в самом деле когда-то был ее мужем? Трудно в это поверить…

Затаив дыхание, но сохраняя внешнее спокойствие, Джинни наблюдала, как Стив перелез через борт русского корабля. Он держался совершенно свободно. На боку у него в открытой кобуре висел револьвер; одет он был как пират — в белую полотняную рубашку, распахнутую на груди, черные обтягивающие брюки и высокие сапоги. На шее был голубой шелковый шарф.

За ним, и это казалось невероятным, следовал сенатор Брендон, чувствовавший себя явно неловко в темном официальном костюме. На борт поднялся также высокий человек с брюшком, на жилетке которого красовалась серебряная звезда.

— Бог ты мой, похоже, нас решили взять на абордаж! — с иронией заметил князь Иван, еще крепче прижав к себе Джинни. — Остается только выяснить, зачем пожаловали эти флибустьеры — меня ли арестовать, или за тобой, дорогая? — Джинни поняла, что Стив ее заметил, по тому, как грозно блеснули его сапфировые глаза. Он сразу обратился к графу Черникову, заявив, что русское судно находится в американских территориальных водах, а на борту клипера — представители власти Соединенных Штатов сенатор Брендон и шериф графства Сан-Франциско.

— Но в чем причина ваших агрессивных действий в открытом море? Я могу назвать это только одним словом — пиратство. Я требую…

— Граф Черников, я буду краток. Я прибыл сюда, чтобы забрать свою жену. Готов забыть кое-какие обвинения, которые мог бы выдвинуть против князя. Шериф согласен со мной. Надеюсь, вы не станете отрицать мои права на жену?

— Жену? — возмущенно воскликнула Джинни. Оказывается, в нем снова проснулся интерес к ней. — А как быть с моими чувствами и планами? Я отказываюсь ехать с вами. Да и вообще, какого черта вы преследуете меня? Вы принудили меня выйти за вас замуж, но я не намерена разыгрывать и дальше эту комедию. Если вы вернете меня в Сан-Франциско силой, я тут же подам на развод. Я устрою вам скандал… Да и зачем вам нужна жена, которая вас не любит? Я уже сделала выбор! Может, вы полагаете, что меня затащили сюда силой? Имейте в виду, что это не так, и оставьте меня в покое, прошу вас!

Стив побледнел.

— Джинни! — воскликнул сенатор.

— А вы-то здесь с какой стати? Уж кому-кому, а вам более всего следует опасаться скандала и бесчестья! Я не покину этот корабль — вам придется тащить меня силой, но и тогда я сделаю все, чтобы выставить вас на посмешище!

Стив метнул на Джинни бешеный взгляд:

— Если мне придется втащить тебя на борт клипера силой, что ж, я применю силу. А если тебе нужен развод, ты его получишь, клянусь Богом. Но прежде тебе придется вернуться в Сан-Франциско, предстать перед обществом и вести себя так, чтобы утихли сплетни. Ты поняла меня, Джинни? Через шесть месяцев ты сможешь делать все, что взбредет тебе в голову. Хочешь ехать в Россию — я отправлю тебя в Россию. Вы слышите меня, граф? Но сейчас, сию же минуту, черт побери, ты перейдешь с этого корабля на мой и отправишься назад. Заметь, кстати, что все права на моей стороне.

Все молчали. Вдруг вперед выступил Иван Сарканов и громко сказал:

— Я слышал раньше, что у американцев нет ни чести, ни совести, теперь я сам убедился в этом. Подумать только — увезти жену, которая не любит тебя, силой! Если вы меня не убьете, я заставлю всю Европу смеяться над вами. Вы же цивилизованный человек! Княгиня не скрыла, кому она отдает предпочтение, и вам не удастся ни купить ее, ни запугать. Что же касается угроз, — вкрадчиво добавил князь, — разве вы не заметили, сколько здесь вооруженных людей? А у вас на корабле есть оружие? А! В таком случае эту ситуацию можно назвать патовой… Иди ко мне, Вирджиния!

Князь обнял Джинни, и она не оказала ему сопротивления, хотя это было не слишком приятно ей.

— Видите? Она идет ко мне! Она сделала свой выбор. — Тут князь Иван выдвинул Джинни чуть вперед, прикрываясь ею. — А если кто-нибудь из вас выстрелит… Что ж, она умрет, раз уж вы не даете ей следовать велению сердца.

Шериф схватился за револьвер, но рука его застыла. Сенатор открыл рот, но так ничего и не сказал. Один только Стив сохранял спокойствие, как, впрочем, и князь.

— Да, вы правы, князь, ситуация патовая. Но если мы ничего не можем сделать, то и вы тоже. Ваш корабль не двинется с места. Так что посмотрим, у кого больше терпения.

— Но почему бы вам не вернуться? Будьте же рассудительны. Ведь Вирджиния только что сказала вам о своих чувствах. В карточной игре есть правило — не отыгрываться. Пожалуй, имеет смысл им воспользоваться.

Стив пожал плечами и ухмыльнулся.

— Хороший игрок должен уметь блефовать. Как я понимаю, у вас нет козырного туза.

Внезапно Джинни почувствовала странную слабость, и ей вдруг отчаянно захотелось крикнуть Стиву, чтобы он поскорей уезжал и не попался в ловушку, расставленную князем.

— Я думаю о том, как достойно выйти из этой ситуации, — любезно проговорил князь. — Может, нам удастся прийти к джентльменскому соглашению? Я, к сожалению, мало знаком с американскими обычаями, но в Европе в подобном положении выход был бы только один.

— О чем это ты, Иван? — спросил граф Черников.

— Да, пусть князь расскажет, какое джентльменское соглашение он имеет в виду, — негромко сказал Стив, Джинни вдруг показалось, что он разгадал замысел князя Ивана.

— Ну, что ж. Мы оба добиваемся этой женщины. Полагаю, вы понимаете, что я считаю Вирджинию женой. Ясно, что ей нужен только один муж! Это решит все проблемы, не так ли?

Стив расхохотался, и Джинни содрогнулась от этого зловещего смеха.

— Боже, и как я не подумал об этом раньше? — воскликнул Стив, посмотрев на Джинни в упор. Она с трудом выдержала его взгляд. — Так кем ты хочешь быть, моя радость, вдовой или замужней женщиной? Или не стоит об этом спрашивать?

Опять она слышала в его голосе эту проклятую иронию! Нет, она не позволит ему над собой издеваться!

— Разве я не ясно выразила свои желания? Зачем бравировать храбростью? Не проще ли оставить меня в покое? Нет никакой необходимости драться из-за меня на дуэли — я отказываюсь покинуть корабль!

Все бесполезно! Она понимала, что ее слова ничего не изменят и никого не остановят. Слишком хорошо Джинни знала Стива: перед боем он всегда был в приподнятом настроении.

— Вот видите, дама подтвердила свои намерения, — заметил князь. — Как я понимаю, вы сомневаетесь в моем праве защищать эту женщину?

— А как я понимаю, вы предлагаете выбрать оружие? — сухо бросил Стив.

— Я хочу справедливого решения — может, предоставим Вирджинии выбрать его за нас?

— Я бы предпочла сабли, — неожиданно сказала Джинни. — Мне всегда хотелось посмотреть на такую дуэль.

— В жизни не слышал подобного вздора! — крикнул сенатор. — Дуэль — анахронизм. Мы живем в девятнадцатом веке и считаем себя цивилизованными людьми!

— Но ваши дуэли на револьверах ничуть не лучше, хотя и не требуют особого мастерства. А вот умение владеть саблей… Но, может, мой достойный противник не владеет этим оружием? — Князь Сарканов смотрел с издевкой то на Стива, то на сенатора.

Стив лишь передернул плечами.

— Так, значит, вы согласны? Исход дела решит наша схватка?

— Выслушайте меня, — вмешался сенатор Брендон. — Надеюсь, вы шутите. Да посмотрите же: Джинни совсем не в себе. Она просто не понимает трагических последствий такой дуэли.

— Напротив, уверен, что она все прекрасно осознает, — бесстрастно заявил Стив, взглянув на Джинни.

Нет, на этот раз он не уйдет от нее. Она убьет его! Вернее, его убьет Иван — и Стив Морган навсегда исчезнет из ее жизни.

И все же ей безумно хотелось броситься между этими людьми и закричать: «Нет!» — но язык не повиновался Джинни. Вокруг все оживленно заговорили. Сенатор и шериф спорили о законе, который не дает права убивать, как бы это ни было обставлено, Стив улыбался, а князь Иван уже велел своему камердинеру принести из каюты чехол с двумя отличными саблями.

Джинни, плохо понимая, как все это случилось, стояла на корме, поддерживаемая графом Черниковым. На палубе освобождали место для поединка.

— Итак, надеюсь, все ясно? Все согласны? Поединок кончится смертью одного из нас, после чего проблема будет разрешена.

— Этот князь наверняка опытный фехтовальщик, — заметил шериф Микер, которому все это было весьма не по душе. Он уже жалел, что свалял дурака и принял участие в этой безумной погоне за удравшей женой.

Сенатор, наморщив лоб, напряженно думал о том, в какой неприятной ситуации он оказался. Чем бы это ни разрешилось, он знал, что его ждет громкий скандал. Господи! Все вокруг, видно, спятили, иначе не допустили бы этого! Одно дело — дуэль на пистолетах: нажал на курок — и все кончено. Но бой на саблях — хм! Сенатор опасался, что Джинни не выдержит этого.

Уильям Брендон пристально следил за молодыми людьми, которые стояли теперь лицом к лицу на расстоянии в несколько футов. С палубы клипера «Зеленоглазая леди» все, кто имел бинокли или подзорные трубы, навели их на дуэлянтов. Вся сцена казалась нереальной, словно происходила в театре.

Тем временем события разворачивались. Дуэлянты оценивающе поглядывали друг на друга. Они были в рубашках и узких брюках. Стив Морган слегка расставил ноги и чуть покачивался на каблуках. Разбойник с большой дороги, превратившийся ныне в миллионера, походил на самого настоящего пирата. Князь Сарканов, последний отпрыск знатного рода, игрок, циник и авантюрист, тоже готовился к поединку. Он был уверен в себе ничуть не менее, чем его противник.

С легкой улыбкой князь Иван поднес клинок к губам.

— За победителя! — театрально воскликнул он. — Пусть смерть покарает недостойного!

Увидев затравленные, неподвижные от ужаса зеленые глаза Джинни, Стив одарил ее насмешливой улыбкой. Да, Джинни едва ли радует, что двое мужчин собираются драться из-за нее. Она до крови искусала губы. Как, должно быть, он ее ненавидит — такую непредсказуемую, взбалмошную и доставляющую столько неприятностей женщину! Но почему же, вместо того чтобы забыть ее, он решил драться из-за нее на дуэли? При этой мысли Джинни почувствовала, как постепенно исчезает ее неприязнь к Стиву Моргану. Теперь ее охватила печаль. Каково ей будет после поединка?

— У вас нет никаких пожеланий? Не хотите ли попрощаться с кем-нибудь? Оставить записку?

— Предоставляю все это вам, — коротко бросил Стив и, повинуясь инстинкту, занял необходимую позицию. Его синие глаза внимательно следили за противником, пытаясь определить, каков будет его первый выпад.

Дуэль началась.

<p>Глава 32</p>

Джинни почти ничего не помнила. В ее сознании запечатлелись лишь ощущение колеблющейся под ногами палубы, запах табака, исходивший от графа Черникова, скрип корабельной оснастки и бревен, звуки сабельных ударов и тяжелое дыхание мужчин. Клинки сверкали в лучах яркого солнца. Все это было как сон — ночной кошмар! Джинни дрожала, не вполне понимая, что происходит.

— Иван — один из лучших фехтовальщиков, — прошептал граф Черников. — Видите, он уже загнал противника в глухую оборону. Он просто играет с ним, как кошка с мышью.

Она вцепилась в руку старика.

— Боже мой, — шептала она. — Боже мой! — Джинни не слышала своего голоса и не знала, за кого молиться. Когда граф Черников заговорил с ней, она заметила, что Иван улыбается странной, натянутой улыбкой. А Стив отступал. Он делал это осторожно, умело, но все же отступал и, видимо, отчаянно боролся за свою жизнь.

Стив, вероятно, осознавал преимущества противника, хотя и неплохо владел саблей. Сарканов же был отличным фехтовальщиком. Стив отдавал ему должное, почти восхищаясь его мастерством. Князь постоянно поворачивался так, что Стив оказывался против солнца. Яркий свет слепил его, спиной он упирался в корабельные поручни. Стив понимал, что исход поединка предрешен, но пока он все еще отражал натиск противника.

Заметив, что Стив прижат к поручням и ослеплен солнцем, Иван Сарканов не преминул воспользоваться своим преимуществом. Он понял, что пришло время пустить первую кровь, и сделал это очень легко.

Сабля казалась живым существом в руках князя, который старался продемонстрировать окружающим, что уже давно покончил бы с противником, если бы хотел этого. Он мог завершить поединок в первую же минуту, но предпочел продолжить эту игру, желая, чтобы все увидели, как неловок Стив Морган в обращении с саблей — оружием истинного джентльмена. Но больше всего князь хотел испугать Стива Моргана, заставить его осознать безысходность своего положения и неотвратимость конца.

«Ну вот и все», — подумал Стив. Он видел, как вспыхнули холодные глаза Сарканова. Сабля его мелькала в воздухе, делая сопротивление Стива бессмысленным. Всем стало ясно, что игра окончена и близится развязка. Каждая минута приближала князя к желанному мигу. Но пока еще…

— Я разрублю тебя на части, — улыбнулся князь, — но сделаю это медленно, чтобы ты помучился.

Когда сабля князя рассекла грудь Стива, тот не почувствовал ни боли, ни страха. Из раны струйкой потекла кровь. Набрав в грудь воздуха, Стив уклонился от следующего удара. Но Сарканов сменил позицию и приготовился к атаке. Сабли на мгновение звонко скрестились, а затем клинок князя рассек плечо Стива. Если бы не ключица, удар оказался бы роковым. Стив отскочил и выронил саблю.

Все тихо ахнули, увидев, как князь отбросил ногой саблю Стива и молча уставился на противника.

Дуэлянты смотрели друг на друга в ожидании развязки. Иван Сарканов был готов нанести последний удар. Ему оставалось лишь сделать резкий выпад, но он чего-то ждал. Стив тоже ждал. Он стоял неподвижно, и только грудь его часто и тяжело вздымалась. Его белая рубашка была в пятнах крови.

— Нет! — прорезал тишину вопль Джинни. — Иван, пожалуйста, не надо! Остановись! Ты победил! Все это видят! Не надо…

Граф Черников удивленно уставился на нее. Ее реакция была такой неожиданной, что сенатор повернулся к Джинни и пристально посмотрел на нее.

— Дело не в победе или поражении, дорогая, — сказал князь Сарканов, не отрывая взгляда от Стива. Он все еще надеялся заметить выражение страха. Ему хотелось видеть, как пот заливает его лицо, как он облизывает языком пересохшие губы, готовые молить о пощаде. — Ты забываешь, что дуэль должна закончиться смертью одного из нас. Через секунду я освобожу этого человека от тягот жизни.

Но Стив не выражал ни малейших признаков страха или отчаяния.

— Не делай этого! — снова крикнула Джинни, готовая броситься между князем и Стивом. Однако граф крепко держал ее за руку.

— Она права, — сказал граф. — Это хладнокровное убийство останется на твоей совести. В самом деле, Иван, я должен напомнить тебе…

В этот момент заговорил Стив Морган:

— Знаете, князь прав. Мы решили сражаться до конца. А поединок еще не окончен.

Джинни впоследствии вспоминала, как гадко засмеялся Иван.

— Я не хочу, чтобы ты умер быстро, не выказав малодушия. Я придумал такое, о чем все долго будут помнить.

Эти слова, произнесенные ровным, бесстрастным голосом, поразили Джинни, ибо были адресованы ей. Она прикрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть, когда сабля Сарканова блеснула на солнце, заставляя Стива отступить еще дальше. Он отступал до тех пор, пока не уперся спиной в поручни судна. Палубу заливала его кровь, струящаяся из ран на руках и груди. Раны были не слишком глубокими, поскольку Стив постоянно уворачивался от смертоносных ударов.

Иван продолжал насмехаться над ним:

— Ты все время убегаешь от меня, но куда же тебе деться сейчас? Может, попробуешь прыгнуть в океан, чтобы избежать смерти?

— Не потому ли покончила с собой Су Ли? — спросил Стив. — Или это связано с ее братом?

«О чем он говорит? — подумала Джинни. — Что он собирается делать?» Иван застыл, услышав эти слова.

— Причинять людям боль — твое любимое занятие, не правда ли? — спросил его Стив. — Тебе это доставляет огромное удовольствие! Видимо, потому ты тянешь время и не хочешь просто убить меня. Может, поговорим, пока ты не решил, что делать дальше?

— Нет, — спокойно ответил Иван. — Я просто хочу пригвоздить тебя к этим поручням саблей, распороть тебе живот и послушать, как ты будешь кричать в предсмертной агонии!

Джинни застонала, опустилась на колени и едва не потеряла сознание.

Иван стоял все в той же позе, готовый к последнему удару. А Стив Морган сохранял спокойствие, хотя сабля Ивана была занесена над ним. Стив терпеливо ждал исхода поединка.

Потом все произошло так быстро, что Джинни не успела осознать случившееся.

Острое лезвие сабли сверкнуло на солнце. Стив резко повернулся, мгновенно присел, а затем нанес молниеносный удар по руке Сарканова, державшей саблю. Он тотчас вывернул его руку так, что князь, закричав от боли, выпустил саблю.

Стив Морган быстро наклонился и резким движением отбросил оружие. Выпрямившись, он сильно ударил Ивана под дых. Тот громко вскрикнул и согнулся, хватая ртом воздух. Затем последовал такой же мощный удар в грудную клетку. Сарканов скорчился, а Стив Морган ударил его по затылку, после чего князь рухнул на палубу.

— Матерь Божия! — воскликнул кто-то. Джинни показалось, что князь уже никогда не поднимется.

Она не видывала еще такого дикого и жестокого зрелища. Джинни и не подозревала, что Стив может голыми руками повалить такого крепкого и сильного мужчину.

Когда князь с огромным трудом поднялся на ноги, так и не разогнув спину, Стив ударил его ногой в лицо. Тот резко выпрямился от удара, и Джинни отчетливо услышала, как что-то хрустнуло. Сарканов начал медленно опускаться на палубу. В этот момент Стив сделал шаг вперед и нанес ему сокрушительный удар ногой в бок. Сарканов упал на колени и сделал еще одну попытку подняться на ноги. Стив снова ударил его, тот рухнул на палубу, уже не подавая признаков жизни.

— Боже! — прозвучал чей-то голос. — Прошло меньше минуты — и он мертв!

— Кажется, всего пять секунд. — Голос сенатора Брендона охрип от волнения. Стив Морган направился к сенатору и шерифу.

— Спасибо, сэр, что сохранили мое оружие, — сказал он сенатору Брендону.

Брендон молча протянул Стиву ремень с кобурой, наблюдая, как тот прикрепил его. Сенатору даже не верилось, что этот человек стал его зятем. Ведь он был вне закона, и Брендон поклялся, что найдет его и пристрелит.

Он отвоевал Джинни. «Боже, — подумал Брендон, — когда Соня услышит об этом… Но что же думает сама Джинни?»

Джинни стояла на краю палубы, и ее рвало. Граф поддерживал ее. Джинни едва держалась на ногах и вздрогнула, услышав голос Стива:

— Я собираюсь забрать Джинни с собой немедленно. Вам это ясно, граф Черников? Она выбрала неподходящее время для побега.

— Значит, вы тот самый человек, о котором она говорила? — Граф тяжело вздохнул. — Мы недооценили вас, — добавил он. — Особенно бедный Иван. Вы научились драться в Китае?

— Меня обучил приемам этой борьбы мой китайский друг. Он изучал эту борьбу всю жизнь. Это полезно для человека, который не слишком хорошо владеет саблей.

— Но… Но вы, оказывается, говорите по-французски. Это правда, что ваш брак…

— Никогда не был расторгнут? — закончил Стив. — Да, правда. Но я узнал об этом совсем недавно. Граф, — голос Стива стал тверже и решительнее, — надеюсь, вы понимаете, почему я не могу остаться здесь и ответить на ваши вопросы.

— Одну минуту! — прервал его граф. — Князь Сарканов мертв. Это был честный поединок. Вы не должны опасаться никаких действий с моей стороны. Но вдруг Джинни все еще хочет отправиться в Россию? Вы же видите, что она в ужасном состоянии. Ей очень плохо. В самом деле, может…

— Я не намерен вредить Джинни, — резко возразил Стив. — И я хорошо знаю, почему вы хотите увезти ее в Россию. Но у Джинни есть некоторые обязательства здесь. И ей нужно их выполнить.

— Я не поеду с тобой, — неожиданно вставила Джинни. Она повернулась к Стиву и посмотрела на него своими большими зелеными глазами. Ее лицо было бледным, и она дрожала. — Ты обманул меня, ты дурачил меня все это время. И погнался за мной только потому, что многие люди знали, что мы с тобой… О нет! Я не буду твоей женой! Ты считаешь меня своей собственностью, глупый и самонадеянный человек! Я хочу… Я…

— Джинни! — прервал ее Стив. — Спустись вниз и собери свои вещи. Не забудь и о драгоценностях. Они тебе пригодятся. Поспорить со мной ты еще успеешь.

Стив говорил твердо и решительно. Джинни поняла, что бессильна противостоять ему. Даже граф Черников не сможет помочь ей. А Иван мертв. Едва она вспомнила о том, как он умирал, ей снова стало дурно.

— Ты еще пожалеешь об этом! — крикнула Джинни, повернулась и побежала в свою каюту.

— Вы весь в крови, — заметил граф Черников. — Если не возражаете, я обработаю ваши раны, а между тем мы обсудим некоторые дела…

Стив рассеянно посмотрел на графа и вытер лицо рукавом окровавленной рубашки:

— Я знаю все, что вы хотите сказать мне, граф. То же самое я уже слышал от Джинни.

— Конечно, — ответил тот, — но неужели вы будете препятствовать ей? Думаю, вы любите ее больше, чем кажется моей бедной маленькой княгине. Надеюсь, что и она неравнодушна к вам. Но удерживать ее насильно в такой трудный момент…

— О, черт возьми! — воскликнул Стив и прислонился к поручням, почувствовав вдруг боль и изнеможение. — Послушайте, граф. Джинни должна непременно вернуться со мной, чтобы прекратить этот ужасный скандал, который сделает несчастными ее, сенатора и всех, кто с ней связан. Но если через год она будет так же рваться в Россию, я не буду противиться этому и сам отвезу ее туда. Клянусь, что так оно и будет. Я соглашусь даже на развод. Но, ради Бога, не препятствуйте мне сейчас!

После всего происшедшего Джинни чувствовала полную опустошенность. Она ни с кем не разговаривала и никого не хотела видеть. Когда ее проводили в каюту «Зеленоглазой леди», она заперла за собой дверь и упала на постель, уткнувшись лицом в подушку.

Джинни хотела все обдумать, но в голову не приходила ни одна спасительная мысль. Ее положение казалось безвыходным. Закрывая глаза, она видела страшные сцены драки на палубе, чувствовала покачивание судна. Куда же он везет ее? И зачем? О Господи, зачем он увозит ее?

Кто-то пытался войти в ее каюту, но Джинни не отвечала на стук. Наконец ее оставили в покое. «Что же теперь делать? — подумала она. — Лучше всего не сходить на берег».

В дверь снова постучали.

— Джинни! — раздался голос сенатора. — Джинни! Открой! Нам необходимо поговорить с тобой.

— Я не хочу ни с кем разговаривать! Оставьте меня в покое! Уходите!

За дверью послышались приглушенные голоса, а затем наступила тишина.

«Надолго ли?» — подумала она. Взяв свою сумочку, Джинни достала порошок, налила себе воду и выпила ее. Теперь, может быть, ей удастся немного поспать. Джинни уснула быстро, словно погрузилась в забытье.

Но пробуждение оказалось ужаснее, чем кошмары, преследовавшие ее во сне.

Она чувствовала, что почти готова к сражению со Стивом. Но, открыв глаза и увидев перед собой лицо Стива, Джинни растерялась.

— Ты снова приняла это дурацкое снотворное, не так ли? Зачем ты это делаешь?

Джинни с ненавистью посмотрела на него.

— Да, — сказала она, — приняла. А ты думал, что я спокойно усну после всего случившегося? Как ты проник в мою каюту?

— У меня есть ключ, — спокойно и сухо ответил он. — Но больше этого не будет, Джинни. Тебе придется научиться жить без костылей.

— Костылей? — удивилась Джинни. — Что ты имеешь в виду?

Он сбрил бороду, и на его лице был отчетливо виден порез, нанесенный саблей. Наклонившись к ней, Стив пристально посмотрел в глаза Джинни и грустно вздохнул:

— Больше не будет никаких снотворных. Теперь они тебе не понадобятся, клянусь. Ты сама убедишься в том, что я прав.

Джинни охватила дрожь:

— Ты говоришь так, будто хочешь напугать меня. Это угроза? Что ты собираешься делать со мной? Держать меня здесь в заключении?

— Сейчас мы направляемся в Монтеррей, — спокойно ответил Стив. — Мы ведь никогда не были на ранчо, не так ли? Мы с твоим отцом решили, что для тебя неплохо провести несколько недель в этом тихом и спокойном месте. А твои друзья в Сан-Франциско тем временем привыкнут к твоему… твоему вдовству.

— А потом? — шепотом спросила Джинни, стараясь не выказывать волнения.

— А потом мы с тобой поженимся, — так же спокойно ответил Стив. — Мы сделаем это в церкви в присутствии твоего отца, который наконец оставит тебя в покое. И пригласим к себе половину Сан-Франциско и отпразднуем свадьбу. Конечно, кое-кто будет смущен тем, что вдова слишком быстро выходит замуж, но ничего страшного в этом нет. Пойдут также сплетни о том, что ты была прежде моей любовницей, но это все же лучше, чем иметь сразу двух мужей, не так ли, дорогая? А потом все забудется, слухи и сплетни улягутся. Я дал слово графу Черникову, что в этом году позволю тебе поехать в Россию. Ты сможешь решить это сама, как, впрочем, и вопрос о разводе.

— Боже… о, просто не верится! Ты сумасшедший, Стив!

Джинни долго возражала ему, но потом снова расплакалась — от гнева и бессилия.

Книга вторая

СТИВ

Часть четвертая

ОПЕРНАЯ ПЕВИЦА

<p>Глава 33</p>

Сенатор Брендон очень осторожно опустился на стул, подвинутый официантом. Его зять приподнялся, чтобы приветствовать сенатора, и под его густыми черными усами промелькнула улыбка.

— Слишком долго ехали верхом, сэр? Я уже слышал об охоте на лис в загородном поместье командора.

Брендон, красивый и обаятельный, разочарованно хмыкнул и сделал глоток из бокала.

— Охота на лис! Англичане сохраняют свои странные обычаи. Я пообещал командору Вандербильдту пригласить его на настоящую охоту, когда он навестит меня в следующий раз в Калифорнии. На холмах позади ранчо полно всякого зверья, особенно пум. — Сенатор пристально посмотрел на Стива Моргана. — А ты? На кого ты охотился последнее время? Луис Ван Ринк сообщил мне недавно, что видел тебя в опере с какой-то очаровательной брюнеткой. Думаю, это была не ди Паоли? Мне казалось, что эта дама уже давно порвала с тобой!

— Боюсь, что так, сэр, — нехотя ответил Стив. — Эта дама очень хотела послушать, как ее соперница исполняет Лючию, а поскольку у нее не было спутника…

Стив Морган снова улыбнулся и прищурился. Откинувшись на спинку стула, он внимательно наблюдал за тестем.

— А, — протянул Брендон, кивнул и задумчиво уставился в свой бокал. — Ну что ж, мужчине, конечно, незачем бродить в одиночестве по Нью-Йорку, особенно… — он сделал небольшую паузу, — особенно, если его жена не испытывает недостатка в поклонниках, курсируя между Парижем, Лондоном и Санкт-Петербургом!

Стив Морган равнодушно пожал плечами, сохраняя невозмутимое спокойствие, свойственное только индейцам. — Джинни отправилась в Европу, чтобы развлечься и возобновить старые знакомства. Мы вполне понимаем друг друга, сэр.

— А я не понимаю так называемые современные браки, — заметил Брендон. — Моей дочери нужна твердая рука, как ты, вероятно, догадался. По-моему, она слишком упряма. Говорят, она позирует какому-то скульптору в Париже. Что ты слышал об этом? Один мой друг предположил, что она на самом деле… Ну, в общем, черт знает что! Я понял так, что этот молодой человек специализируется на…

— Он лепит обнаженную натуру, — заметил Стив. — Но, как сообщила мне Джинни в одном из своих писем, ее он прикрыл легкой драпировочной тканью. Я, правда, не знаю, из каких соображений — тактических или стратегических.

Стив заметил, как покраснел Брендон, и поспешил успокоить его:

— Он называет это анонимным портретом. Когда он выставляет свои скульптуры, обычно не возникает вопросов о том, кто ему позировал. Вообще-то, — добавил Стив, — я и сам могу купить эту скульптуру.

Сенатор стукнул кулаком по столу:

— Господи, Стив! Как ты можешь так легко относиться к выходкам Джинни? Меня это крайне удивляет и даже возмущает! Если бы она была моей женой, я отхлестал бы ее кнутом! А теперь послушай меня. — Брендон наклонился вперед и кивнул в сторону официанта, наполнявшего его бокал. — Что у вас происходит? Соня пишет… Черт возьми, Стив, что ты так на меня уставился? Я уверен, что ты слышал все эти сплетни. Джинни уже достаточно насмотрелась на французского графа, с которым была когда-то помолвлена, и похоже, что его жена не в восторге от этого! Но что ты собираешься делать дальше? У тебя есть какие-либо планы? Она не хочет слушать ничьих советов. Когда Соня попыталась урезонить ее, Джинни просто сняла себе квартиру, как какая-то… Ты должен заставить ее немедленно вернуться. А если она станет упираться, давай ей меньше денег.

— А если она узнает о моих грешках? — выдавил Стив, но вид сенатора успокоил его. На лице Стива снова засияла пиратская улыбка.

— Извините за излишнюю откровенность, сэр. Понимаю, как вы озабочены судьбой дочери. Но Джинни впервые в жизни почувствовала себя богатой и независимой. К тому же она рождена для флирта. Но мне кажется, что все это оттого, что ей просто нравится дурачиться. Она наслаждается возможностью шокировать окружающих.

Брендон покачал головой.

— Я не понимаю ни тебя, ни ее, — тихо сказал он. — Может, я слишком туп? Вы растрезвонили о своей свадьбе и почти целый год были вместе, как и подобает мужу и жене. Вы напоминали весьма респектабельную пару. Но потом разбежались в разные стороны…

— Вы сами напомнили мне, сэр, некоторое время назад, что главное — заниматься своим делом.

Стив Морган говорил любезно и спокойно, но Брендон вдруг насторожился.

Конечно, теперь это все не его дело. Джинни — жена Стива, и он должен сам отвечать за нее. Сенатор очень надеялся, что через некоторое время она одумается и вернется к нормальной семейной жизни. Рано или поздно ей придется оставить все эти глупости.

Стив в конце концов потеряет терпение, отправится на ее поиски и убьет ее любовников. Сенатор вздрогнул от этой мысли, вспомнив страшную сцену на палубе русского судна. А может… «Интересно, — подумал он, — серьезна ли связь его зятя с этой Франческой ди Паоли?»

Брендон давно уже заметил, как действует на женщин Стив. Он даже немного завидовал ему. Женщины были без ума от Стива, даже самые искушенные в любовных делах. Брендон видел, что они пожирают Стива глазами, стоит ему где-нибудь появиться. В его облике было что-то дикое, первобытное, несмотря на хорошие манеры. Женщины, безусловно, чувствовали эту первобытную силу, и, видимо, именно она волновала их более всего. Глядя на его мягкую кошачью походку, казалось, что он охотится за ними. А может, все дело в его глазах, пронзительно голубых и таящих в себе что-то особенное, заставляющее женщин чувствовать себя женщинами. Многие из них и не скрывали своего страстного увлечения Стивом. Сенатор отчасти даже радовался этому, ибо Стив легко впадал в тоску и хандрил. Впрочем, Стив был не слишком склонен к флирту. До появления ди Паоли Брендон не замечал в его поведении ничего, выходящего за рамки светской любезности.

Брендон не проявлял к этому откровенного любопытства. Пообедав, он и Стив разошлись по своим делам. Брендон уселся в свою карету и стал попыхивать послеобеденной сигарой. Одна мысль не давала ему покоя. Он считал Франческу ди Паоли одной из тех женщин, которые привязывают к себе и от которых трудно избавиться. Она не походила на других женщин. Итальянская княгиня, дочь обедневшего аристократа, она, помимо других достоинств, обладала глубоким колоратурным сопрано. Ее талант многих сводил с ума. Целеустремленная и темпераментная, она почти всегда добивалась своей цели.

Франческу знали в Европе, из-за нее не раз скрещивались шпаги, и говорили, что она отвергла какого-то короля, просившего ее руки. Сейчас, когда она покоряла Новый Свет, многим казалось, что она не похожа на итальянскую оперную певицу, ибо в отличие от многих из них была стройна, но с очень пышными формами. Бледная кожа, чудесный овал лица, большие огненно-черные глаза, копна темно-каштановых блестящих волос, уложенных в пучок, нежная шея — все свидетельствовало о редкой и необычной красоте.

«Да, — подумал Брендон, — это удивительная женщина, и в этом она под стать Стиву Моргану». Сенатор встревожено тряхнул головой, почувствовав, как опасно такое знакомство зятя для его дочери. Знай он, как относится синьорина ди Паоли к Стиву, его беспокойство усилилось бы. Но сенатор не знал этого, а потому с облегчением вздохнул, вспомнив, что Стив обещал ему скоро вернуться в Калифорнию.

«Если так оно и будет, — подумал Брендон, — то его роман с этой певицей, возможно, закончится». А он тем временем напишет Джинни, напомнит ей о ее супружеском долге, а заодно намекнет, что она может потерять мужа.

Франческа ди Паоли привыкла получать от жизни удовольствия. В любовную связь она вступала либо с теми, у кого водились деньги и кто мог помочь ей в карьере, либо с теми, в ком она видела самцов, способных удовлетворить ее похоть. Так или иначе, Франческа всегда была хозяйкой положения и порывала с мужчинами, едва они ей надоедали. Не ведая любви, она умело манипулировала ими.

Но теперь все шло иначе, не так, как она привыкла. Она не была повелительницей этого человека. Он бросил ей вызов, и она сама оказалась в ловушке, хоть и не признавалась в этом себе. Своей служанке и наперснице она сказала однажды, что он слишком похож на нее.

— Ты часто уверяла меня, что я веду себя как дикое животное, впиваясь в свою жертву. Разве не так, Констанца? Но посмотри на него! Он ведет себя точно так же! В нем даже что-то более хищное, пугающее, скрытое под маской благовоспитанности. Ах да, это же первобытная чувственность! Вот в чем дело! Он никогда не принимает меня всерьез, и это бесит меня. Я просто с ума схожу от гнева и досады! Иногда мне хочется вцепиться в его тело зубами, но я боюсь это сделать. Представляешь себе, я боюсь!

На двух континентах она слышала гром аплодисментов, купалась в лучах славы и любви, взрывы ее гнева и бурный темперамент наводили ужас на любовников Франчески и театральных импресарио. И вот недавно она влюбилась как безумная, позволив обращаться с собой так же легко и беззаботно, как она сама прежде обращалась со своими любовниками!

— И ты думаешь, что я соглашусь петь в оперном театре Сан-Франциско? Конечно, они предлагают большие деньги, но я всегда делаю то, что мне по душе. Ты придешь туда послушать меня?

Бриллианты, которые он подарил ей так непринужденно, словно обычный букет цветов, подчеркивали ее красоту.

— Конечно, дорогая, непременно приду! Если буду в это время в Сан-Франциско.

— А если… — Голос выдал ее тревогу. — А если вернется твоя жена?

Его голубые глаза спокойно смотрели на нее.

— Ну так я познакомлю тебя с ней.

— Но ты же не сможешь отправиться со мной на торжественный ужин, который обычно устраивают после спектакля! — нетерпеливо воскликнула она.

— Не знаю, Франческа, — признался он. — Возможно, к тому времени ты найдешь себе другого поклонника. В Сан-Франциско много симпатичных и не очень старых миллионеров. И в Техасе тоже, — добавил он и весело подмигнул, зная, что она уже согласилась выступить в Сан-Антонио.

В глазах Франчески блеснули слезы. Она с трудом проговорила:

— Неужели ты не понимаешь, что заставляешь меня страдать? Твое легкомыслие бесит меня! Повторяю, Стив, мне наплевать на всех… — Она вытерла слезы и спросила: — Почему ты не любишь меня? Неужели я не достаточно красива и привлекательна?

Его длинные смуглые пальцы коснулись ее пышной груди.

— Ты очень красива, Франческа. Но если бы я по глупости и неосмотрительности влюбился в тебя, ты растерзала бы меня своими ногтями.

Она тяжело вздохнула и крепко обняла его:

— Почему мы так похожи с тобой? Иногда я ненавижу тебя за это.

— Ненавидишь? Мне нравится то, как ты меня ненавидишь…

Он прикоснулся к ней губами. Франческа стала страстно гладить его, чувствуя под пальцами его крепкие мышцы.

Ее руки все более страстно скользили по его телу. Она дала ему все, что он требовал от нее. Она, Франческа ди Паоли, ради которой мужчины готовы были жертвовать жизнью! Все произошло так неожиданно. В тот вечер ей было невыносимо скучно, а этот голубоглазый высокий авантюрист из Калифорнии смотрел на нее так, как обычно мужчины смотрят на уличных проституток. Она уже тогда поняла, что он раздевает ее взглядом, и впервые в жизни смутилась от этого. Потом он равнодушно отвернулся и почти не замечал ее весь вечер. Это было так странно, что она ощутила бессилие и злость.

<p>Глава 34</p>

Мистер Бертрам Филдз, крупный финансист, ставший антрепренером, зарезервировал все три этажа отеля «Астория» для торжественного приема по случаю успешного выступления знаменитой Франчески ди Паоли в «Травиате». К этому времени имя Франчески уже было хорошо известно в высших кругах Нью-Йорка. Интерес к ней объяснялся не только ее знатным происхождением, но прежде всего ее необыкновенной красотой, великолепным голосом и изысканными манерами.

Женщины завидовали Франческе, хотя и восхищались ее прекрасным колоратурным сопрано. А мужчины сходили с ума от этой очаровательной певицы и тайно мечтали о ней. Даже придирчивые критики не могли найти недостатков в ее пении. Она одержала несомненную и безоговорочную победу, и ее называли несравненной.

Франческа арендовала огромный номер на верхнем этаже отеля, где обычно проводили репетиции звезды балета и где бывала лишь артистическая элита или очень богатые люди.

Она стояла рядом с мистером Филдзом и своим импресарио Луиджи возле мраморной балюстрады в дальнем углу великолепного бального зала. Мимо нее медленно проходили почетные гости, и Франческа мило улыбалась им и любезно здоровалась с теми, кого ей представляли. Мужчины, которые пришли на этот бал без своих жен, просили Франческу оказать им честь и потанцевать с ними.

— Быть может, — уклончиво отвечала им Франческа. У двери выстроились те, кто желал быть представленным выдающейся певице. Очаровательная улыбка не сходила с лица Франчески, и только ее импресарио видел, что она скучает. Поэтому он нервничал и с нетерпением ждал, когда все это кончится. Франческа всегда томилась скукой в промежутках между старым и новым любовниками и никогда не скрывала этого от близких. Так же томилась она и в тех случаях, когда любовник надоедал ей.

Ее представили президенту Соединенных Штатов и его супруге, нескольким известным сенаторам и конгрессменам, миллионерам, владевшим железными дорогами, нефтяными скважинами, золотыми приисками и сотнями тысяч акров земли.

Франческа знала, что некоторые из этих богатейших людей готовы выложить огромные деньги, чтобы купить ее хоть на одну ночь. Да что там ночь — на несколько часов! Они хотели покорить ее своим богатством, но ничуть не преуспели, ибо уже все знали, что Франческа ди Паоли не продается, не стремится к замужеству, не становится постоянной спутницей ни одного мужчины — будь то король или миллионер.

— Франческа, дорогая, разреши мне представить тебе мистера Джея Гоулда. — Мистер Гоулд! Разумеется, она слышала о нем. Да и кто же о нем не слышал? Франческа ди Паоли протянула руку коренастому человеку с тихим голосом и улыбнулась ему своей ослепительной улыбкой. Он говорил с нарочитым английским акцентом, как и другой, которого все почему-то называли командором. Почему все богатые американцы так любят обезьянничать и подражать англичанам?

— Тьфу! — шепнула она Луиджи. — Это вообще не мужчины, а Бог знает что! Где же эти отчаянные авантюристы и любители приключений, о которых ты так много мне рассказывал, уговаривая поехать сюда? Я пока не видела никого, кроме марионеток в дорогих костюмах! Я начинаю презирать этих американцев.

Ее сердитые, беспокойные глаза неустанно блуждали по огромному бальному залу, а голову она наклонила к мистеру Филдзу, делая вид, что внимательно слушает его.

Когда-то мистер Филдз был ее любовником, но и сейчас продолжал восхищаться талантом Франчески. Посмотрев на нее, он улыбнулся:

— Вы же не слышали ни одного моего слова, правда? Может, заказать немного шампанского, чтобы вы приободрились?

— Что? Бертрам… — Она вдруг схватила за руку своего собеседника. В свете ярких огней блеснули бриллианты на ее тонких пальцах. Мистер Филдз увидел, как загорелись глаза Франчески. — Кто этот человек? Быстро скажи мне, кто он?

— Вон тот? — Филдз посмотрел туда, куда она указала.

— Это сенатор Соединенных Штатов мистер Уильям Брендон, — тихо сказал он. — Он все еще очень привлекателен, верно? А рядом с ним, если не ошибаюсь, жена его лучшего друга сенатора Хартмана, который, к сожалению, не смог прийти сюда сегодня.

Огненно-черные глаза Франчески сверкнули.

— Вы же знаете, что я имею в виду не этого старика! Что он сенатор, и так видно. Я говорю о его спутнике, одетом как джентльмен, но смахивающем на сицилийского разбойника. Вон тот высокий голубоглазый, с тонким шрамом на лице.

— Ах, этот! — протянул Филдз, стараясь не выказывать удивления.

Мужчина, который привлек внимание Франчески, был на шесть дюймов выше сенатора. Он стоял у двери, наклонив голову к очень хорошенькой блондинке, и о чем-то оживленно беседовал с ней.

— «Ах, этот», и больше вы ничего не можете мне сказать? — насмешливо спросила Франческа. — Ну так кто же это? Может, вы не знаете его? В чем дело? Почему вы смутились?

Франческа перешла на итальянский, как обычно бывало, если она злилась на собеседника. Однако, когда гости приблизились к ней, она заговорила по-английски:

— Спасибо, синьор! Мне было очень приятно выступать перед такой благодарной аудиторией.

Когда, обменявшись с ней любезностями, гости отошли в сторону, Бертрам Филдз шепнул Франческе:

— Значит, вы говорите о человеке, который вошел в зал вместе с сенатором? Его зовут Стив Морган. Это наш новый миллионер из Калифорнии, зять сенатора.

— Он женат? — удивленно воскликнула Франческа. — Но он совсем не похож на женатого человека! Та блондинка, что опирается на его руку, его жена? Она прилипла к нему так, словно опасается, что он убежит.

— Нет, эта блондинка — дочь сенатора Хартмана. А жена мистера Моргана сейчас в Европе со своей мачехой.

— Поразительно! — тихо сказала Франческа. — Он и впрямь похож на пирата! Впрочем, он, должно быть, такой же хвастливый и скучный, как и все прочие. Как он стал миллионером? Сколотил капитал на строительстве железной дороги или на золотых приисках? А может, получил состояние, женившись на безобразной дочери сенатора?

Мистер Филдз громко расхохотался:

— Вы уже выпустили коготки, Франческа! Дочь сенатора вовсе не безобразна. А мистер Морган сам сколотил свой капитал, хотя и происходит из богатейшей семьи в Мексике. Но многие считают его… как вы сказали… разбойником. Да. Но думаю, что…

— Дорогой мой, — оборвала его Франческа, — вы потом расскажете мне, что о нем думаете. Похоже, наши запоздавшие гости решили наконец подойти к нам.

Княгиня ди Паоли пленительно улыбнулась сенатору. Однако со смуглым голубоглазым Стивом Морганом она поздоровалась весьма сдержанно. Он поцеловал ей руку, но Франческа заметила его насмешливый взгляд. «Какой наглый и вызывающий взгляд, — подумала она. — Что это значит?»

Стив Морган смотрел на нее, как на дешевую уличную проститутку!

«Этого наглеца надо поставить на место», — подумала она, поглядев ему прямо в глаза.

— А вы, синьор, полагаю, золотодобытчик или скотовод; похоже, вам здесь не слишком уютно.

Франческа заметила, как заблестели его глаза, а когда он улыбнулся, она увидела его ровные белые зубы.

— Вы очень наблюдательны, синьорина, и к тому же у вас поистине чудесный голос! А ваша красота несравненна!

— Благодарю вас, синьор, — сказала она, не отрывая глаз от Стива. Он поклонился и отошел в сторону.

Минуту назад Франческе казалось, что она видит хищный блеск в его глазах, но тут же он сменился равнодушным выражением.

Потом Франческа несколько раз ловила на себе его взгляд. Он всюду галантно сопровождал светловолосую мисс Хартман, по-прежнему державшую его под руку. Танцевал он тоже только со своей спутницей и очень рано ушел.

«Какой же он варвар! — подумала Франческа. — Почему я должна развлекать этих диких американцев?»

Этот же вопрос она задала и Бертраму Филдзу, когда они поднялись в ее роскошный номер. Франческа нетерпеливо ходила по комнате, тогда как Бертрам Филдз стоял неподвижно, облокотившись на каминную доску. Его явно удивляло поведение Франчески. Луиджи Риццо, импресарио, молча сидел в кресле, опасаясь, как бы раздраженная Франческа чего-нибудь не выкинула.

Внезапно сверкающие от злости глаза Франчески остановились на лице Риццо.

— Этот невежа! Почему его пригласили на мой вечер? Ты видел, как он смотрел на меня? Он так груб. и нагл! Будь я мужчиной, я сумела бы поставить его на место.

— Но, княгиня…

— Замолчи! — грозно оборвала его Франческа. — Вокруг нет ни одного стоящего мужчины! А он, этот чернобровый пират, даже не пригласил меня на танец, не доставив мне удовольствия отказать ему! Скажи, пожалуйста, что он собой представляет? Он смотрел на меня, как на уличную шлюху, которую он хочет купить за гроши. А его наглые манеры? Может, он вел себя так, потому что с ним был его тесть? Может, он боится жены? Может, он вообще боится женщин? Да, вероятно, он предпочитает сопровождать маленьких сопливых девчонок!

Через два дня она выступала в оперном театре. Поначалу все было прекрасно, но настроение Франчески испортилось, когда она увидела, что ее обидчик сидит в одной из самых дорогих лож со своей блондинкой. Даже буря аплодисментов не успокоила ее.

Бертрам Филдз, хорошо знавший повадки своей бывшей возлюбленной, уже успел навести справки насчет Стива Моргана, уверенный, что ему придется отвечать на вопросы разъяренной Франчески.

— Говорят, его жена похожа на цыганку. Ее первый муж был русским князем. По какой-то таинственной причине он умер на судне во время морского путешествия. — Мистер Филдз немного помолчал. — А вот с мистером Морганом я бы советовал вам быть поосторожнее, княгиня. Я слышал, что он и впрямь разбойник. Долгое время он был солдатом, потом появился в Калифорнии и стал преуспевающим финансистом. Он принимал активное участие в кровавой мексиканской революции, свергнувшей императора Максимилиана, и сражался в армии Хуареса. Ходят слухи, что некоторое время он был вне закона и за его голову обещали большие деньги. Забудьте о нем, княгиня. Здесь много других, не менее привлекательных мужчин. Вы же любите восхищенных поклонников, не так ли?

— Таких, каким были вы? — едко заметила Франческа. Тот пожал плечами и замолчал.

— Наши отношения давно закончились, дорогая. Сейчас все изменилось. Я вложил в вашу карьеру немало денег и хочу, чтобы вам всегда сопутствовал успех. Что с вами, неужели вас уже не волнует карьера? — Подумав, Филдз добавил: — Вы должны найти себе достойного спутника, который будет сопровождать вас во время турне, дарить вам цветы и драгоценности. Забудьте о Стиве Моргане. Он скоро уедет в Калифорнию.

Франческа взяла с подноса хрустальный бокал и таинственно улыбнулась:

— Вы так думаете? Но я встречусь с ним до того, как он уедет в Калифорнию. И вот тогда посмотрим, кто чего стоит!

В ее глазах появился странный огонек, хорошо знакомый Бертраму Филдзу. Он сам когда-то стал жертвой Франчески.

Все еще улыбаясь, Франческа запрокинула голову, допила вино и поставила бокал:

— Вы же знаете, Бертрам, как упорно я добиваюсь своей цели, не правда ли? А раз уж вы вложили в мою карьеру большие деньги, надеюсь, у вас хватит ума сделать все, чтобы я была счастлива… Да, именно так. Вы же добрый человек!

Помолчав, она лукаво посмотрела на Филдза:

— Значит, мы примем приглашение этого сказочно богатого мистера Гоулда и проведем выходные в его поместье. Полагаю также, что этот господин пригласит к себе сенатора Уильяма Брендона и его загадочного зятя.

<p>Глава 35</p>

В загородный дом мистера Джея Гоулда было приглашено не более ста человек. Филдз объяснил Франческе, что список гостей составлялся очень тщательно, но та лишь равнодушно пожала плечами.

— Вы познакомитесь с очень богатыми людьми и, конечно, с партнерами мистера Гоулда по компании, — сказал Бертрам Филдз и добавил: — Полагаю, здесь подтвердятся все слухи, которые доходили до меня раньше. Если Корнелиус Вандербильдт приглашает гостей для охоты на лис, которую он устраивает на английский манер, то мистер Гоулд делает все в стиле американского дикого Запада.

Мистер Филдз весьма неплохо разбирался в бизнесе, и Франческа удивленно приподняла брови, проявив неподдельный интерес к его словам.

— В самом деле? — спросила она. — Расскажи мне подробнее об этом диком Западе, как ты его называешь.

Филдз пристально посмотрел на Франческу и задумался.

Мистер Гоулд действительно возвел настоящий западный городок на огромных просторах своего поместья. Там были салун и отель для гостей. Он построил даже тюрьму и банк. Вдоль пыльных улиц были проложены тротуары с деревянным настилом. Гостям, не знакомым с традициями дикого Запада, предлагали надеть соответствующие костюмы. В этом городке часто устраивали родео.

Гостями, как правило, были владельцы наиболее крупных ранчо на Западе и Юго-Западе. Дом посещали такие люди, как Шанхай Пирс и полковник Гуднайт, намеревавшиеся перевозить свой скот на рынок по железной дороге, которую прокладывали сейчас с невиданной быстротой. Мистер Гоулд владел большим пакетом акций в компании «Юнион Пасифик», но ходили слухи, что он собирается купить еще больший пакет акций. Но одним из самых крупных держателей акций в этом акционерном обществе был Стив Морган, зять сенатора Брендона.

Франческа ди Паоли собиралась прибыть в пятницу вечером. Как всегда, ее сопровождали самые близкие люди — Констанца, импресарио Луиджи Риццо и мистер Филдз. Возле ворот их встретила охрана в больших широкополых шляпах, довольно странных брюках и кожаных жилетах, вооруженная винтовками и кольтами, висевшими на ремне.

Франческа надела костюм салунной певицы: яркое платье с таким глубоким вырезом, который почти обнажал ее грудь. Не обращая внимания на энергичные протесты Констанцы, Франческа не пожалела румян, ярко накрасила губы, а к черным волосам приколола искусственную розу.

— Ты и так слишком привлекательна, — ворчала Констанца, помогая своей госпоже одеться. — Тебе незачем накладывать так много грима, а тем более красить губы.

— Если я должна играть роль певицы из народа, значит, мне следует одеться соответствующим образом, не так ли? Ты слишком придирчива, Констанца.

Оставив расстроенную Констанцу в комнате, которую им отвели в доме мистера Гоулда, Франческа отправилась на ужин в сопровождении мистера Филдза. Там она с удивлением обнаружила, что ее посадили между сенатором Брендоном и мистером Шанхаем Пирсом, маленьким, толстым, очень подвижным человеком.

Ужин для наиболее почетных гостей устроили на открытом воздухе в небольшом дворике, над которым была прозрачная стеклянная крыша. Франческа получила бы от этого ужина большое удовольствие, окажись здесь тот, кого она так нетерпеливо ждала.

К счастью для Франчески, справа от нее сидел сенатор Брендон, которому она выказывала подчеркнутое внимание. Между тем глаза ее искали только одного человека. Где же он? Непринужденно болтая с сенатором, она чувствовала, что надежды ее рушатся.

— Говорят, синьор, у вас прелестная жена, — улыбнулась она сенатору. — Как жаль, что я до сих пор с ней не познакомилась.

— Она сейчас отдыхает во Франции вместе с моей дочерью. Иначе она не пропустила бы ни одного вашего выступления, мадам. — Его любезность была вознаграждена очаровательной улыбкой.

— Кажется, синьор, вы не чувствуете себя одиноко, не правда ли? — В голосе Франчески прозвучал вызов. — Вы так привлекательны… Я не слишком непринужденно себя веду? Мы в Италии всегда держимся просто. Так вы очень скучаете о жене и дочери?

— Вы льстите мне, синьорина, — улыбнулся сенатор. — Моя дочь действительно очаровательна, но она уже взрослая замужняя женщина, пожалуй, даже слишком взрослая и упрямая. Дело в том, что она выросла в Париже…

— Но… Я не понимаю! Ваша дочь? Невероятно! Никогда бы не подумала, что ваша дочь уже замужем! Но почему же она уехала в Париж, оставив здесь мужа? Или он уехал с ней?.. Вы любите оперу? — перевела вдруг разговор Франческа. — К сожалению, большинство мужчин приходят в оперный театр только по настоянию своих жен, а затем мирно засыпают.

— Сомневаюсь, — возразил сенатор, — что мужчина может уснуть, когда вы на сцене! — Брендон почувствовал, что она не ожидала от него другого ответа.

— Как приятно это слышать, — сказала Франческа. — Но кажется, вы даже не помните нашу первую встречу. Признайтесь же!

— Ну что вы! Как я могу забыть! Бертрам Филдз был так любезен, что пригласил нас… Собственно, я пришел тогда только для того, чтобы познакомиться с вами.

Под темными локонами ярко сверкнули дразнящие глаза Франчески.

— Вы очень любезны, синьор. Однако я помню, что вы не пригласили меня на танец и ушли очень рано. Видите, я не лишена наблюдательности. С вами были две очаровательные леди, не так ли?

— Да, я был с женой моего друга, который не мог тогда прийти. — Брендон улыбнулся, вспомнив об этом. — В тот вечер мне пришлось попросить зятя составить компанию ее дочери.

— О? — воскликнула Франческа с напускным равнодушием. — Ах, да, припоминаю. С вами был еще один человек. Да, да, конечно, он еще говорил по-итальянски. Так это ваш зять?

Уильям Брендон сразу сообразил, зачем Франческа завела этот разговор. Ее, конечно же, интересовал Стив!

— Вы правы, — подтвердил он. — Это муж моей дочери Вирджинии. Сегодня он проводит время в каком-нибудь салуне со своими друзьями, техасскими ковбоями.

— Что вы сказали про Техас? — оживился Шанхай Пирс и повернулся к ним. При этом он так низко наклонился к Франческе, чтобы коснуться ее полуобнаженной груди. — Послушай, крошка, не позволяй ему дурачить себя болтовней про Техас. В Техасе нет ничего плохого. В Калифорнии совершается больше преступлений, чем в Техасе! Эй, Брендон! Если не веришь, спроси у своего зятя! Я слышал, он все еще собирается посетить некоторые места в Техасе. Черт возьми, твоя дочь, должно быть, сошла с ума, когда решила выйти замуж за такого отчаянного парня, как Стив Морган. — Пирс весело рассмеялся. — Почему его здесь нет? Он, наверное, развлекается где-то с моими ковбоями?

Брендон решительно оборвал его:

— По-моему, леди не желает выслушивать…

Шанхай Пирс обиженно уставился своими маленькими бледно-голубыми глазами на Франческу:

— Да, да. Когда вы собираетесь порадовать нас своим пением, моя красавица? Вы же споете нам, верно?

Франческа пожала плечами, раздосадованная тем, что тот так внезапно вторгся в их с сенатором разговор.

— Скоро, мистер Пирс. Когда мистер Гоулд будет готов к атому, а мы все закончим ужин. Имейте в виду, что я умею петь по-английски.

Когда ужин подошел к концу, сенатор Брендон отправился вместе с синьориной ди Паоли и другими гостями к ярко раскрашенному деревянному строению, над которым висела огромная вывеска: «Салун „Самородок“.

Франческа поднялась по крутой деревянной лестнице.

— Не волнуйтесь, милочка, — приободрила Франческу сопровождающая ее женщина. — Следуйте за мной, и через секунду мы будем на сцене, где вы споете ваши прекрасные песни, а затем вернетесь назад тем же путем.

— О, я совершенно не боюсь, — весело ответила Франческа.

Едва она появилась на сцене, зал разразился громкими криками и возгласами. Где-то в глубине тихо играли на пианино, но его заглушали громкие голоса и звон бокалов. «Вот как выглядит американский салун», — подумала она.

Наиболее знатные гости мистера Гоулда сидели за столиками, расставленными по периметру огромного зала. Несколько человек столпились вокруг столов для игры в карты, не обращая внимания на происходящее. Вдоль передней зеркальной стены стоял длинный бар, за которым сновали неутомимые бармены, едва успевая наполнять стаканы.

«Значит, именно здесь собрались так называемые техасские ковбои, чтобы по-своему отметить этот праздник», — подумала Франческа. Это они подняли такой невероятный шум, рассказывая друг другу о своих похождениях.

Франческа привыкла к тому, что при ее появлении на сцене воцарялась мертвая тишина, сменявшаяся бурными аплодисментами. Но здесь не было ничего подобного, и она подумала, что все эти грубые люди ушли не далеко от своих примитивных предков. Больше всего ее поразила их манера выказывать одобрение. Они громко свистели, топали ногами и выкрикивали непристойности. Франческа улыбалась, хотя ее черные глаза сверкали от гнева.

— Любая красивая малышка, которая так откровенно демонстрирует красоту своих ног и груди, вполне заслуживает такого восторженного приема, — громко объяснил причину столь бурной реакции мистер Пирс. Он уселся на стул рядом с сенатором Брендоном и пытался успокоить того. — Видите вон того здорового парня в клетчатой рубашке? — спросил он, наклонившись к сенатору. — Это Джед Лэнгли, один из моих лучших охранников. Джед довольно легко приручает женщин и, если видит интересную даму… — Шанхай Пирс сделал паузу. — Он отлично владеет своим шестизарядным кольтом и может до смерти напугать любого соперника.

Уильям Брендон посмотрел туда, где стоял крупный парень с копной каштановых волос. Сила придавала ему своеобразный шарм. Через минуту он уже расчистил себе место перед сценой, притащил стул с высокой спинкой, уселся на него, обхватив огромными ручищами колени, и плотоядно уставился на Франческу. Та наконец запела.

— Думаю, — тихо сказал Брендон, — эта леди сама выбирает себе поклонников. — Он пристально смотрел на Франческу ди Паоли, а та время от времени поглядывала на Джеда Лэнгли и на мужчину, стоявшего в дальнем конце бара.

— Готов держать пари, что Лэнгли добьется ее расположения! — воскликнул Пирс. — Для начала делаю ставку в тысячу долларов. — Он быстро вытащил толстый бумажник, отсчитал десять стодолларовых банкнот и небрежно бросил их на стол. Его слова привлекли внимание гостей. Джим Фиск, неутомимый игрок, весело смеясь, подмигнул сенатору:

— Ты ставишь больше, Брендон? По-моему, эта леди обратила внимание на твоего зятя. Ну так что, держишь пари с Пирсом? Боюсь, ты недооцениваешь своего зятя.

Брендон почувствовал себя в ловушке. Он постарался не выдать волнения, хотя ситуация ему не нравилась. Сунув руку во внутренний карман, он достал оттуда бумажник. Это было делом чести.

Даже Джей Гоулд завелся:

— Техас против Калифорнии, не так ли? Это настоящая находка для опытных игроков. Я бы сам принял в этом участие, если бы питал склонность к азартным играм.

Вскоре к ним присоединились другие гости, поспешно делавшие ставки. Но неугомонный мистер Фиск решил предложить соперникам сразиться на дуэли, что, на его взгляд, было бы гораздо интереснее обычных ставок на победителя.

— Разве не так решают споры настоящие мужчины, выросшие на Западе? Мне ясно, что между нашими соперниками непременно возникнет спор из-за этой леди.

Сенатор Брендон рассеянно посмотрел туда, куда кивнул Фиск. В этот момент Франческа закончила петь. Джед Лэнгли вскочил со стула и галантно протянул руку Франческе, помогая ей сойти со сцены. Та охотно приняла его руку, ослепительно улыбнувшись ему и скромно потупив глаза. Джед что-то прошептал ей на ухо, но она лишь покачала головой. Отказав этому настойчивому поклоннику, Франческа направилась к бару и небрежно облокотилась на него обнаженной рукой. На ее лице играла улыбка, когда она испытующе посмотрела на Фиска.

— Не сомневаюсь, ковбой, что ты хочешь угостить меня чем-нибудь покрепче.

— Боюсь, синьорина, что у вас могут возникнуть проблемы, — прозвучал рядом голос Стива. — Глаза вашего страстного поклонника выражают решимость. — Стив говорил спокойно и чуть насмешливо.

Франческа вспыхнула, но быстро взяла себя в руки:

— Как это неучтиво! А может, вы просто боитесь… поражения?

Стив улыбнулся:

— Смотря что вы имеете в виду, синьорина. Собираясь участвовать в поединке, я должен знать, за что сражаюсь.

— Как за что? За меня! Или вы считаете, что эта игра не стоит свеч?

Франческа выдержала его тяжелый взгляд, показав, что принимает его вызов.

Этот взгляд перехватил Джед Лэнгли, оказавшийся в этот момент у стойки бара. Теперь они стояли рядом — Лэнгли, Франческа и Стив Морган.

В огромном зале наступила мертвая тишина.

Брендон, пристально глядя на зятя, заметил, что тот выбрал наиболее удачную позицию, прислонившись левым плечом к стойке бара и опустив правую руку вниз, где к его ноге была прикреплена кожаная кобура с кольтом. Сегодня вечером Стив был в выцветшей голубой рубашке, черной кожаной жилетке и темно-синих ковбойских брюках, заправленных в высокие сапоги.

Сейчас он ничем не отличался от жителей Техаса, но его внутреннее напряжение чувствовалось даже на расстоянии. Для всех, кто хоть что-то понимал в этом деле, было ясно, что Стив готов к поединку.

Лэнгли тоже знал, что означает эта поза, но был слишком зол, чтобы сделать соответствующие выводы. Он не понял, что перед ним человек, готовый за доли секунды выхватить кольт и открыть стрельбу. Он принял Стива за обычного шалопая с Восточного побережья, одетого под ковбоя. Впрочем, Лэнгли это мало волновало, ибо Пирс не вмешивался в то, что происходило в салуне. Кроме того, Шанхай Пирс так же ненавидел сопляков из Восточных штатов и не упускал случая поиздеваться над ними. Пирс не станет возражать, если он проучит этого парня и покажет всем, что такое настоящий Запад. Если человек прицепляет к ремню кобуру с кольтом, значит, он должен знать, как с ним обращаться. Но самое главное то, что в этом замешана женщина. Да еще не простая женщина, а иностранка, оперная певица! Кто-то сказал ему, что она очень знаменита.

Вообще-то Джеду Лэнгли это было совершенно безразлично. Он не разбирался во всем этом. Любая женщина, которая пела в салуне, казалась ему доступной независимо от того, на каком языке она пела и сколько ей за это платили. Главное, что она пела за деньги. Он всегда считал, что настоящая леди не станет петь в салуне даже за очень большие деньги.

— Очень надеюсь, — сказал сенатору Брендону Дэн Дру, — что твой зять умеет пользоваться той штукой, которая висит у него на ремне. — Они сидели за самым большим столом в салуне и напряженно наблюдали за тем, что происходило у стойки бара. Джею Гоулду и всем его гостям казалось, что они присутствуют на спектакле, который вот-вот завершится чем-то необыкновенным.

Сенатор Брендон казался совершенно спокойным, и только пульсирующая жилка на виске выдавала его волнение.

— О да, он знает, как обращаться с оружием, господа, — уверенно сказал Брендон. — Я совершенно не беспокоюсь за него, — добавил он.

Рядом с ним засмеялся Пирс:

— Могу сказать то же самое. Морган — сущий дьявол. Во всяком случае, он был таким несколько лет назад, пока легкая жизнь не испортила его! Предложив пари, я все хорошо просчитал. Я абсолютно уверен в Джеде Лэнгли, а поэтому готов поставить на него любые деньги. Нанимая телохранителя, я выбрал, конечно, самого лучшего, в чем вы скоро убедитесь. Он меня не подведет.

Глаза Стива Моргана вспыхнули. Джинни всегда знала, что это означает. Но Франческа не могла этого знать. Она не понимала, что все это уже не игра.

— Кажется, этот парень не хочет угостить вас, мадам? — угрожающим тоном спросил Джед. — Я с удовольствием сделаю это, как только очищу здесь воздух. — Он напрашивался на драку и не скрывал этого. Франческа впервые почувствовала легкий привкус страха, но, к стыду своему, подумала, что эта сцена доставляет ей немалое удовольствие. Это ли не высшая оценка ее красоты и привлекательности? Стив Морган заинтриговал ее, сам того не желая. Собственно, только ради него она и приехала сюда…

Эта мысль пронеслась в ее голове, пока соперники пристально разглядывали друг друга.

— Похоже, мадам, — начал Джед Лэнгли, — за вами должен поухаживать настоящий мужчина. Закажите себе все, что хотите, и держитесь подальше от слюнтяев, считающих, что ковбойская одежда и кольт на ремне делают их настоящими мужчинами.

Он снова посмотрел в глаза Стива Моргана, ничуть не скрывая своих намерений. Но что-то подсказывало ему, что с этим парнем все будет не так уж просто. Джед стал чуть осторожнее.

Ему приходилось встречать немало слабаков из восточных штатов, но этот вел себя не совсем обычно. Джед думал, что он начнет нервничать, суетиться, пойдет на попятную. Но ничего подобного не произошло. Стив Морган вел себя спокойно и, казалось, совсем не собирался уступать. Он либо дурак, либо очень храбрый человек, решил Джед. А может, он считает все это забавной игрой?

— Послушай, — в первый раз за все это время обратился Джед к Стиву, но тот нетерпеливо оборвал его.

— Ты сам послушай, Лэнгли. Если ты хочешь устроить шоу для мистера Гоулда и его гостей, давай выйдем на свежий воздух. Леди уже пообещала провести оставшуюся часть вечера с победителем, разве не так, дорогая?

Не успел Лэнгли ответить, как раздался громкий голос Шанхая Пирса:

— Надеюсь, вы не собираетесь разнести этот салун в щепки своей стрельбой? Вот кретины! Выходите во двор, и там мы покажем всем, что такое настоящий поединок настоящих мужчин.

Маленький человек на высоких каблуках и в огромной шляпе, очевидно, решил взять это дело под свой контроль. Он быстро встал из-за стола и пошел к стойке бара, где стояли соперники.

— Джед, ты пойдешь с севера, — решительно скомандовал он. — А ты, Морган, с юга. И без дураков, зарубите себе на носу! Все должно быть по-настоящему. А наша прекрасная гостья станет призом победителю на весь оставшийся вечер, не так ли, дорогая?

Франческа рассмеялась; только мистер Филдз понял значение этого смеха и застонал от отчаяния. Но было уже слишком поздно. Он не мог изменить ход событий. Она добилась своего. Он молча наблюдал, как сильные руки подхватили Франческу и посадили на полированную стойку бара. Она продолжала весело смеяться, наслаждаясь вниманием публики. Это был ее звездный час.

— По рукам! — воскликнула она. — Я спою для победителя свою лучшую песню и буду танцевать с ним весь этот вечер. А тот, кто потерпит поражение… Ну, может, я всплакну о нем?

<p>Глава 36</p>

Улица была тускло освещена керосиновыми лампами, свисавшими с высоких столбов. Необычное зрелище привлекло сюда многочисленных зрителей.

Франческа ди Паоли стояла на самом почетном месте. Справа от нее были мистер Гоулд и его деловой партнер Джим Фиск, а слева — сенатор Брендон и Шанхай Пирс. Позади нее тяжело дышал Берт Филдз.

Происходящее казалось Франческе спектаклем с прекрасными декорациями. Однако все было настоящее, реальное, как и бой быков, который она видела, путешествуя по Испании. Еще несколько минут назад ей сказали, что противники будут стрелять из револьверов, заряженных боевыми патронами. К тому же Шанхай Пирс не уставал повторять всем, что они увидят самый настоящий поединок.

— В этих шестизарядных кольтах, — убеждал он сенатора Брендона, — самые настоящие патроны. И, если я не ошибаюсь, Джед Лэнгли совершенно серьезно намерен убить твоего драгоценного зятя. Хотя я предпочел бы, чтобы он остался жив.

— Мой зять, — сухо ответил сенатор, — вряд ли относится к оружию как к игрушке. — Несмотря на уверенный тон, в оранжевом свете керосиновых ламп лицо сенатора выглядело встревоженным. — Надеюсь, твой телохранитель понимает, что у него опасный противник. Иначе тебе придется позаботиться о нем.

— Что мне волноваться, — возразил Пирс, — не проходит и дня, чтобы Джед Лэнгли не практиковался в стрельбе из кольта. — Пирс снова рассмеялся и пристально посмотрел на сенатора: — Послушай, я готов поднять свою ставку, чтобы доказать тебе, как я уверен в его победе. У меня есть полторы тысячи акров хорошей земли неподалеку от Барона, которую я совсем недавно выиграл в покер. Это отличная плодородная земля; по ней течет Красная река. Это самая лучшая земля и самое дорогое ранчо в округе. Там несколько тысяч голов крупного рогатого скота. Ставлю все это против серебряного рудника, который ты купил на территории Нью-Мехико. Ну что, согласен? Это хорошая ставка. Все эти господа будут свидетелями нашей сделки.

Взволнованный мистер Гоулд вмешался в разговор:

— Если сенатор так же уверен в храбрости своего зятя, как ты в своем телохранителе, то поединок обещает быть необычайно интересным, не правда ли, господа? Конечно… — Его голос вдруг дрогнул. Мистер Гоулд искоса взглянул на Франческу. — Если один из них будет убит, нам придется объявить, что во время охоты произошел несчастный случай. Думаю, никто не возражает? Иначе нас ждут крупные неприятности.

Толпа оживилась.

— Конечно, несчастный случай, — мрачно согласился сенатор Брендон, крепко сжав зубами кончик сигары. — Я принимаю твое предложение, Пирс!

— Синьор, — обратилась к нему Франческа, — вы действительно считаете, что ваш зять справится со своим противником? — тихо спросила она. — Мне было бы крайне неприятно, если бы…

— Я убежден в нем, мадам, — ответил сенатор. — Он вполне может постоять за себя — как с оружием, так и без него… — Чуть погодя он добавил: — Но я молю Бога, чтобы моя дочь никогда не узнала, какую роль во всем этом сыграл я.

— Но ведь ваша дочь сейчас далеко!

Что-то в ее голосе заставило Брендона резко повернуться и посмотреть ей в глаза. Он почувствовал, что реальные события как-то причудливо соединились с нереальными. Видимо, это же ощущали и другие гости мистера Гоулда. Этот городок, похожий на декорацию, стал вдруг для них более чем реальным с двумя дуэлянтами, готовыми выстрелить друг в друга.

— Помните, парни, — нарушил тишину громкий голос Шанхая Пирса. — Мы все к этому не имеем никакого отношения.

Послышались одобрительные возгласы, но через минуту все снова стихло. У Франчески перехватило дыхание. Из-за нее довольно часто происходили дуэли в Европе, но она сама никогда их не видела. Это был ее первый опыт, и все здесь выглядело как-то иначе. Все казалось нереальным, но тем не менее… Неужели она будет смотреть, как из-за нее умрет человек? Это ужасно! Кому же из них так не повезет?

Здесь не было формальностей — ни секундантов, ни проверки оружия, ни даже доктора, который мог бы оказать первую помощь пострадавшему. Она слышала, что так бывает во время каждой дуэли. Возможно, доктор здесь не понадобится.

С противоположных концов плохо освещенной улицы навстречу друг другу вышли два человека. Теперь уже все отчетливо видели их. Каждый из них не спеша приближался к назначенному месту, внимательно наблюдая за противником. Их лица были неестественно спокойными. Что же произойдет, когда они остановятся? Франческа прикрыла рот рукой. Все, что она слышала и читала об американцах, оказалось правдой. Это дикие люди. Под налетом цивилизации скрывалась страсть к насилию. Только сейчас Франческа ясно поняла, чем может закончиться спровоцированный ею поединок. «Поздно, — подумала она. — Слишком поздно. Это уже невозможно остановить». Она сама стала частью этого безумия.

Двое мужчин медленно сближались, не отрывая друг от друга глаз.

— Эй ты, пижон, — крикнул Джед Лэнгли, подзадоривая противника, — ты уверен, что знаешь, как обращаться с оружием? — Все, кто наблюдал за ними, понимали, что это бравада. Просто Джед пытался скрыть беспокойство и неуверенность в исходе поединка.

— А ты уверен, что я пижон? — холодно бросил Стив Морган спокойным и ровным голосом. Они подошли так близко друг к другу, что Джед Лэнгли наконец-то заметил то, что ему следовало заметить еще в салуне: расстегнутая кобура, легкая и уверенная походка, хладнокровные и чуть прищуренные глаза, поразившие его больше всего. При тусклом свете керосиновых ламп эти глаза казались почти черными.

— Что там, черт возьми, — заорал Пирс. — У тебя нет никаких шансов, Лэнгли. Этот парень, с которым ты собираешься стреляться…

В этот момент Лэнгли призадумался, хотя и был охвачен гневом. Черт побери, что это значит? Шанхай изо всех сил старался убедить гостей в превосходстве своего телохранителя. Поэтому он и увеличил ставку. Но с другой стороны… А что, если босс хотел предупредить его об опасности?

Мозг Лэнгли вдруг быстро заработал. Он замедлил шаг и внимательно присмотрелся к противнику, припоминая, что он прежде слышал о нем. Морган! Черт возьми, да ведь ему знакомо это имя! Да, конечно, знакомо. Но кто же мог предположить, что этот парень окажется здесь?

Джед Лэнгли сразу же забыл о Франческе, главной виновнице происходящего. Все его внимание сосредоточилось на свободно опущенной руке Стива Моргана, касающейся расстегнутой кобуры.

— Эй, парень, — вдруг тихо сказал Джед Лэнгли своему противнику, — мы решили убить друг друга, чтобы поразвлечь богатых людей? Может, ограничимся малой кровью?

— Я не хочу убивать тебя, Лэнгли, — спокойно ответил Стив Морган и пристально посмотрел в глаза противника, готовый в любую секунду опередить его и выхватить револьвер. Интуиция подсказывала ему, что этот парень опытный и искусный стрелок, умеющий вместе с тем отвлечь внимание противника.

— Я тоже не намерен убивать тебя, — с облегчением сказал Лэнгли, и в ту же секунду его рука дернулась к кольту.

Но он опоздал. Стив Морган уже выхватил револьвер, резко отклонился вправо и выстрелил с бедра.

Джед Лэнгли почувствовал резкую боль в правой руке и уронил кольт. На рукаве его клетчатой рубашки появились пятна крови. Только тут он сообразил, что произошло, почувствовав запах пороха и горькую обиду поражения.

— Вот это выстрел! — прозвучал в тишине голос Шанхая Пирса. — Признаюсь, этот выстрел стоит того, чтобы потерять состояние! Я никогда еще не видел, чтобы так быстро выхватывали револьвер! Боже, Морган, если тебе когда-нибудь понадобится работа, дай только знать, договорились?

Уильям Брендон глубоко вздохнул. Ему вдруг очень захотелось выпить.

После минутной тишины все заговорили, оживленно обмениваясь впечатлениями о поединке. Вспомнив, что в салуне остались недопитые стаканы, все бросились туда.

Франческа ди Паоли стояла неподвижно, как статуя. Ее чернью глаза ярко блестели, а лицо покрывала смертельная бледность.

Друзья перевязывали рану Джеда Лэнгли.

— Пуля прошла сквозь мышцы, не задев кость… Эй, сэр, почему мы ничего не слышали о вас?

— Это у вас было прозвище Уитгэкер? — тихо спросил какой-то старик. — Я помню, когда несколько лет назад в Сан-Антонио был убит Барт Хейнс…

— Мне нужно немного выпить, — хриплым голосом проговорил Джед Лэнгли. — Платит победитель. По-моему, это справедливо, не так ли, парни?

Франческе казалось, что о ней забыли все. А главное — те, что рисковали из-за нее жизнью. Она встретилась взглядом с Джеем Гоулдом. Он смотрел на нее и странно улыбался. Впервые за долгие годы Франческа искренне обрадовалась, что рядом с ней Бертрам Филдз. Даже любезный сенатор Брендон ушел в салун вслед за смеющимися и громко разговаривающими мужчинами.

— Полагаю, настало время платить по счетам, княгиня, — заметил Филдз. — А может, вы собираетесь убежать отсюда?

— Нет, — решительно ответила Франческа. — Я буду петь, как и обещала. — Она гордо вскинула голову и посмотрела на Филдза.

— Умница, — тихо сказал Филдз. — Полагаю, что такой благоприятный исход поединка не причинит нам никакого вреда.

Франческа исполнила несколько песен.

Джед Лэнгли сидел перед сценой с забинтованной рукой. Его лицо все еще было бледным, но, несмотря на боль и горечь поражения, он не отрывал взгляда от Франчески.

— И все же я думаю, что это самая прекрасная девушка из всех, которые мне встречались.

— Почему бы тебе не пригласить ее на танец? — спросил его Стив Морган.

— Но ты же выиграл ее!

— Она еще успеет потанцевать со мной, — спокойно ответил тот. — Эй, парни, вперед! Пригласите леди на танец, а я поговорю пока с тестем.

Франческа закружилась в веселом танце, переходя из одних рук в другие. Никогда она не видела таких живых и темпераментных партнеров, как эти ковбои. Танцевать с нею хотели все, кроме Стива Моргана. А ведь именно он выиграл право танцевать с ней весь вечер! Он победил в этом смертельном поединке, но вовсе не спешил воспользоваться плодами своей победы. Как же глупо с его стороны рисковать из-за этого жизнью! А может, пренебрегая ею, он пытается преодолеть соблазн?

Стив не подходил к ней до конца вечера, когда, внезапно представ перед ее глазами, он грубовато повлек ее на танцевальную площадку. Он даже не счел нужным пригласить ее на танец! Он вел себя так, словно Франческа принадлежит только ему. Едва Стив обнял ее за талию, Франческа вспыхнула от гнева и сказала ему что-то резкое по-итальянски, а затем быстро перешла на английский:

— Как вы смеете так обращаться со мной? Похоже, вы забыли, что я не… не из тех женщин, услугами которых вы, очевидно, привыкли пользоваться. Жаль, что ваш соперник не пристрелил вас во время поединка! Американцы всегда казались мне настоящими дикарями, а вы худший из дикарей, которых я когда-либо встречала. Ваши манеры…

Он так весело рассмеялся, словно она сказала что-то смешное.

— Манеры? — удивленно переспросил Стив. — Сдается, что и у вас не лучите манеры. Интересно, где вы научились этим грубым словам?

— Вы вполне заслужили их! — воскликнула Франческа. — Будь я мужчиной, я бы показала вам, чего вы заслуживаете!

— Как хорошо, что вы не мужчина, — тихо сказал Стив и неожиданно прижал ее к себе. Затем он шепнул Франческе: — Вы слишком строги ко мне. Неужели я обречен страдать от вашего гнева? Может, нам стоит объявить перемирие? Ведь мы уже лучше узнали друг друга. Вы согласны провести со мной остаток этой чудесной ночи, или я должен вернуть вас Берту Филдзу?

То, что Стив Морган был женат, не имело значения для Франчески. Почти все ее прежние любовники тоже были женаты. Важно было другое: едва познакомившись со Стивом, она поняла, что этого мужчину нельзя приручить. Это потрясло ее. Подумать только, она повстречала мужчину, которого нельзя держать на привязи! Он страстно желал Франческу и не скрывал этого, но ни за что не стал бы ползать у ее ног, добиваясь расположения. Он не скрывал, что вполне может обойтись без Франчески и забыть ее так же быстро, как она забывала своих многочисленных любовников.

Во всем остальном он вел себя как джентльмен. Он дарил ей драгоценности, присылал огромные букеты цветов. Но она ни разу не получила от него письма со словами любви. В букетах были лишь маленькие записки с небрежно нацарапанными инициалами. Несмотря на все усилия, Франческе так и не удалось подчинить его себе. Он часто сопровождал ее во время гастрольных поездок в Саратогу, Ньюпорт и другие города. Он ездил с ней в театр и на званые вечера.

Однако Стив делал это только тогда, когда хотел. Иногда он исчезал на несколько дней. Проведя с ней впервые ночь, он не появлялся две недели, и она не могла разыскать его. Он оставил ее в постели, даже не предупредив, что уходит. Иногда Франческа теряла уверенность в себе. Она не могла понять, ненавидит ли его, или страстно желает. Она так привыкла видеть вокруг себя преданных и покорных мужчин, что отношение Стива поражало ее. Он никогда ни о чем не просил, не клялся в любви. А ведь именно это делает мужчин смешными и скучными.

Стив Морган не походил ни на кого. Но как же она не заметила в нем безжалостности, свойственной ей самой? Он был не только похож на нее, но использовал против Франчески ее же собственное оружие. При этом она так влюбилась, что даже напугала Берта Филдза. А ведь он знал ее лучше всех!

Тем не менее Берт Филдз утверждал, что это увлечение не продлится долго. Он постоянно повторял, что Франческа влюбляется так же часто, как весенний ветер меняет направление. Да и Стив Морган, насколько можно было судить, никогда не относился к женщинам серьезно. Даже его жена не составляла исключения.

Берт Филдз навел необходимые справки и выяснил, что Стив Морган незадолго до женитьбы на овдовевшей дочери сенатора Брендона был любовником красавицы испанки. Говорили также, что его брак с Вирджинией едва ли основан на взаимной любви. Стива и Вирджинию часто видели с партнерами, а однажды произошел настоящий скандал, когда Стив повел жену в такое место, куда обычно водят любовниц, но никак не жен.

Филдз также узнал, что Стив Морган — опасный и непредсказуемый человек. В финансовых делах он был так же хладнокровен и безжалостен, как и в личных. Поэтому Филдз с облегчением вздохнул, услышав, что Стив Морган скоро возвращается в Калифорнию. Возможно, на этом все закончится, подумал он. А к тому времени, когда Франческа поедет в Сан-Франциско, у каждого из них появятся новые увлечения. Это немного успокаивало Берта Филдза. Не зная дальнейших планов Франчески, он старался не думать и о том, что могло нарушить его собственные планы.

Наконец благодаря неусыпным заботам сенатора Брендона, весьма встревоженного этой связью, все прояснилось.

Сенатор, встретившись с зятем во время обеда, заметил, что Стив чем-то взволнован, хотя и не подает виду. Прошло уже около месяца с тех пор, как они впервые говорили о Франческе ди Паоли. Брендон довольно долго сохранял спокойствие, надеясь, что этот роман будет столь же недолговечен, как и все предыдущие.

Но он ошибся. Желтая пресса начала уже намекать на интимные отношения между молодым миллионером из Калифорнии и оперной певицей, любимицей жителей Нью-Йорка. Какой-то пронырливый репортер подробно описал дуэль в загородном поместье мистера Джея Гоулда.

Их часто видели вместе. Вернее, они бывали вместе слишком часто и держались слишком откровенно, ибо Стив презирал общественное мнение. Их видели вместе на скачках, в театре, в фешенебельных отелях Саратоги и Ньюпорта.

— Ты получал что-нибудь от Джинни в последнее время? — спросил Стива сенатор.

— Нет, я ничего не слышал о ней последние несколько недель. Но я не виню ее, поскольку и сам не очень люблю писать письма. — Стиву очень не хотелось говорить об этом, но интуиция подсказывала ему, что на этот раз Брендон решил выяснить все до конца.

— Я получил недавно письмо от Сони. Она сообщает, что после возвращения из России Джинни провела в Париже меньше недели. Сейчас она уехала в Мадрид к какому-то испанцу, который выращивает быков и участвует в корриде. Вирджиния заявила, что собирается изучать танец фламенко у каких-то цыган, проживающих в Мадриде. — Брендон кашлянул, стараясь скрыть смущение. — Послушай, — продолжал он. — Думаю, ты знаешь, что… э-э-э… слухи о твоих отношениях с Франческой уже наверняка опубликованы в испанских газетах. Притом Соня регулярно получает почти все нью-йоркские газеты. Она очень хочет вернуться домой, но Джинни…

Джинни. Что, черт возьми, она задумала на этот раз? Она не осталась в России, а таскается по столицам Европы и не собирается возвращаться. До Стива тоже, вероятно, доходили слухи о ее похождениях. Может, даже хорошо, что Джинни осталась в Европе, так как Стив очень зол на нее. Он уже забыл, что когда-то обещал проявлять терпение и спокойно относиться к ее выходкам, чтобы дать ей время определить свою дальнейшую судьбу.

Интересно, подумал Брендон, почему именно Джинни с самого начала удалось заставить Стива отказаться от личной свободы, которой он всегда так дорожил? Все это время он относился к ней с пониманием. С пониманием? Черт побери, это же совсем не так! Даже не видя Джинни, он гневался на нее. Джинни следует побыстрее решать свои дела, или ему придется заставить ее сделать это.

— Разумеется, Джинни свободна решать, что ей делать дальше, — тихо сказал Стив. — Перед ее отъездом мы договорились не ограничивать друг друга и не брать на себя дополнительных обязательств. Что же касается меня… — Стив откинулся на спинку стула. — Я намерен скоро уехать из Нью-Йорка в Калифорнию, где меня ждут неотложные дела. По дороге я заеду в Техас. Синьорина ди Паоли даст один концерт в Остине, и я пообещал сопровождать ее.

Вообще-то Стив Морган решил поехать в Техас с Франческой только сегодня утром. Сперва он не хотел брать ее с собой и даже не собирался говорить ей о своей поездке и дальнейших планах. У Стива действительно были серьезные дела в Техасе. Но затем он подумал, что можно совместить приятное с полезным. Так или иначе, он не видел причин отказывать Франческе в этом удовольствии. К тому же это будет непродолжительная поездка. Они отправятся туда морем, а доставив ее в Остин, он займется своими делами.

Стив рассеянно улыбнулся тестю:

— Думаю, пора посмотреть, что происходит на том ранчо близ Барока, которое вы мне отдали. Все равно я буду неподалеку от него. Я уезжаю на два месяца. Передайте Джинни, что я очень занят и не смогу написать ей.

Сенатор Брендон провел оставшуюся часть дня за письменным столом: он писал письмо Соне. Ему казалось, что теперь он понял дальнейшие планы Стива. В письме он сообщил, что не одобряет поведение дочери, и всячески защищал зятя.

«Ты упоминала, что до тебя дошли слухи об интриге Стива с этой оперной певичкой…» — Написав эту фразу, сенатор нахмурился. Стоит ли ему объяснять поведение Стива? Он помнил, как разгневался Стив, узнав о последних выходках Джинни. Очевидно, Стив не был равнодушен к жене, а только делал вид, что ему безразличны увлечения Джинни.

Сенатор Брендон не понимал и не одобрял отношений, которые сложились у Стива и его дочери. В них был какой-то холодный расчет. Он всегда осуждал выходки дочери, но ему казалось, что все это не от хорошей жизни. Если она оставит мужа или муж бросит ее, то вся жизнь Джинни будет разрушена. Все эти проблемы, подумал он, нужно решить немедленно.

Он снова начал писать, надеясь, что Соня покажет Джинни его письмо. Этой девушке нужна хорошая взбучка, подумал сенатор.

«Газетные вырезки, которые я вложил в конверт, подтвердят мою правоту, но, если ты найдешь их слишком шокирующими, дорогая, помни, что Стив узнал о безобразном поведении Джинни задолго до знакомства с Франческой ди Паоли. Эти слухи уже давно ходят в Нью-Йорке, и о них не знают только ленивые. А синьорина ди Паоли относится к той категории женщин, которые никогда не упустят своего. Она не ограничивается легким флиртом, а крепко привязывает к себе своих любовников. С такими женщинами нельзя бездумно проводить время в ожидании возвращения жены».

Сенатор Брендон задумался, потом продолжил: «Мне кажется, что Джинни пока лучше остаться в Европе и поразмыслить над тем, на что она будет жить, если Стив решит подать на развод. Стив скоро отправится в Техас. Он очень просил меня передать Джинни, что не сможет ей написать».

Он исписал десять страниц. Завтра утром в Гавр отправится почтовый пароход. Он и доставит его письмо в Европу.

<p>Глава 37</p>

— Уже второй раз ты говоришь мне, что должен уйти пораньше, — сказала ему Франческа. — Сегодня ты собираешься играть в карты! — Она приподнялась на локте и посмотрела на лежавшего рядом с ней Стива. — Почему мужчины так любят играть в карты? Может, ты играешь по-крупному? Тот человек, которого мы встретили в Центральном парке вчера вечером, не кажется очень богатым. Неужели он делает большие ставки?

Стив лежал с закрытыми глазами; Франческа наклонилась к нему и, весело смеясь, коснулась пальцем его ресниц. Огромный изумруд в дорогой оправе блеснул в золотистом свете лампы.

— Зачем мужчине такие длинные ресницы? Это несправедливо! Не притворяйся, что спишь, ответь на мой вопрос!

— Не пытайся показывать свою власть надо мной, дикая итальянская кошка!

С этими словами он опрокинул Франческу на постель и повалился на нее.

— Я должен идти, Франческа. Твои дьявольские ухищрения не заставят меня сегодня остаться с тобой.

— Если бы я хоть что-то значила для тебя, ты бы остался!

— Ты опять недовольна?

Франческа затрепетала, когда Стив прошелся губами по ее шее и щеке. Она чувствовала, что он хочет обладать ею, несмотря на твердое решение уйти.

При этом она понимала, что не сможет удержать его. Франческа уже давно смирилась с этим. Она прошептала:

— Нет! Я не стану упрекать тебя и жаловаться на судьбу. Ты все равно не послушаешь меня. Но ты вернешься к завтраку? У тебя есть ключ, и мне плевать, когда это будет. Обещаю, что дам тебе выспаться, если ты очень устанешь.

Ее сильные пальцы массировали его плечи и спину, устраняя внутреннее напряжение, накопившееся за день. Стиву даже захотелось остаться с ней.

Стив отлично понимал ее. Особенно с тех пор, как спровоцировал ее на откровенный разговор. Она рассказала ему о себе, о своем детстве, о том, как ее воспитывали, о своих честолюбивых замыслах. Она была очень талантлива. Общение с ней, умной и интересной собеседницей, доставляло ему удовольствие. Он, конечно, был влюблен в нее. Более того, Стив не сомневался, что и она влюблена в него. В этом убеждало его многое, хотя Стив понимал, что его любовь сильнее, чем ее ответное чувство. Так или иначе, но сейчас они вполне устраивали друг друга.

Непонятно почему, но Франческа чем-то напоминала ему Джинни. Возможно, темпераментом и воинственностью.

Между тем мысль о Джинни отталкивала его от Франчески. Стив почувствовал ярость, вспомнив об увлечениях жены. Освободившись от цепких объятий Франчески, Стив быстро вскочил с кровати.

Франческа молча наблюдала, как Стив поспешно натягивал на себя одежду.

— Значит, ты идешь играть в карты? Но ты не сказал, вернешься ли к завтраку? А почему ты так хмуришься? Ты же видишь, что я даже не пытаюсь удержать тебя.

— Вижу, — сухо сказал Стив и замолчал, думая о предстоящей встрече, на которую он уже опаздывал. Он даже не заметил игривого тона Франчески, которая разлеглась на постели, как сытая кошка.

— Раз уж ты не хочешь поделиться со мной своими планами, попробую высказать кое-какие предположения. Так, — начала она, — дай-ка подумать… Ты был в тюрьме — ты сам мне сказал, откуда у тебя эти ужасные шрамы на спине. Возможно, что тот человек, с которым ты собираешься встретиться, сидел вместе с тобой? Может, вы опять что-то планируете? А за что вас посадили в тюрьму? Ты был самым настоящим бандитом. Это я поняла с первого взгляда. Может, ты совершил убийство? Ты еще что-то замышляешь? Если тебе для этого нужна женщина, рассчитывай на меня. Понял? А затем мы с тобой уедем в Техас…

— Тебе надо писать приключенческие романы, дорогая, а не читать их, — усмехнулся Стив, надевая перед зеркалом пиджак. Франческа расхохоталась.

— Весьма возможно, — сказала она, — особенно вместе с тобой! Скажи, зачем ты всегда носишь с собой револьвер? Я никогда не забуду, как быстро ты выстрелил в того несчастного ковбоя. А еще я помню, что этот нудный мистер Пирс что-то говорил про тебя. Ах, да, он сказал, что оружие помогало тебе зарабатывать на жизнь. Это было где-то в Техасе, не так ли? И это очень не нравилось доброму сенатору, твоему почтенному тестю.

Франческа лукаво взглянула на Стива:

— У меня в Техасе есть один пылкий поклонник. Он судья и весьма уважаемый человек. Он постоянно пишет мне письма и присылает небольшие подарки. Если у тебя возникнут трудности, он использует все свое влияние, если я попрошу его об этом.

Стив остановился на полпути к двери. Франческе показалось, что он о чем-то задумался. Неужели ей удалось наконец возбудить в нем хоть слабую ревность? Нет, это невозможно, подумала она. Он не способен на это.

Стив подошел к ней, наклонился и прикоснулся к ее губам.

— Ты должна подробнее рассказать мне о своем пылком поклоннике, — заметил он. — Но только не сейчас. Я уже опаздываю.

Стив вышел на улицу и остановил дорогую карету, которая доставила его к неприметному зданию из коричневого кирпича. Игра в покер, наверное, уже давно началась.

«Что это, совпадение или нет?» — думал Стив. Отрывочные впечатления легко собирались в одно целое. Конечно, Джим Бишоп видел все это с самого начала. Почему, черт возьми, Джим всегда встречается на его пути в самый неподходящий момент?

Как, например, сегодня в парке. И откуда Бишоп узнал, что он обещал Франческе прокатиться верхом на лошадях? Стив сомневался, что это случайность. Он сразу почувствовал гнев и досаду и сдержался лишь потому, что рядом была Франческа, с любопытством наблюдавшая за ними.

Бишоп сразу пригласил его к себе. — У меня будет несколько наших старых друзей, — заметил он. — Ты всех хорошо знаешь. Вообще-то я давно собирался заглянуть к тебе, но это не получилось. Ты был слишком занят. Уверен, что ты не пожалеешь.

Что Бишоп хотел этим сказать? В его голосе звучала не то угроза, не то предупреждение. Неужели он стал мишенью для этой тайной организации, которую возглавлял Бишоп? А может, это имеет отношение к его недавним знакомствам и как-то связано с бизнесом? А вдруг Бишоп специально выбрал момент, когда он был с Франческой, понимая, что Стив не задаст при ней лишних вопросов?

По старой привычке Стив оделся так, чтобы не привлекать внимания и не вызывать подозрений. Квартира, куда его пригласили, находилась в многоэтажном доме в грязном и скверном районе. Все уже сидели за столом, накрытым несвежей скатертью. Из-за стены доносились плач ребенка и грубый голос пьяного мужчины, громко спорившего со своей женой. Хозяин квартиры, беспокойный человек по имени Рон Дрейпер, объяснил гостям, что жена с детьми отправилась к своей матери, а потому еды нет.

Но едва они сели за стол и сдали карты, появились бутылка бурбона и вино. Казалось, один Бишоп сосредоточенно смотрел в свои карты и при этом участвовал в беседе.

Кроме Дрейпера, за столом сидело пятеро мужчин. Четверых Стив знал хорошо — они тоже были из западных штатов. Но среди них не было того, кого Стив ожидал здесь встретить. Раздраженный пустой болтовней, он задал вопрос, которого все ждали от него:

— А где же Пако?

Кто-то хрипло закашлялся. Бишоп повернулся к Стиву и спокойно ответил:

— В больнице. Его подстрелили. На этот раз довольно серьезно, но врачи сказали, что все будет в порядке, хотя и не очень скоро. Я бы, конечно, мог прислать кого-нибудь другого, но некоторые добропорядочные граждане Барока, а особенно одна вдова по имени Лэсситер и ее деверь, судья Николас Бенуа, не любят чужаков. В этом смысле Пако повезло. Его хотя бы не убили.

— Барок? — удивленно переспросил Стив и зажег сигару. Пока горело пламя спички, Стив встретился с холодными серыми глазами Бишопа.

— Я знал, что это название тебе знакомо. Недавно Шанхай Пирс выиграл это ранчо в покер. А несколько недель назад он проиграл его, держа пари с твоим тестем. Как я понимаю, сенатор Брендон передал эту землю тебе, считая, что это ты выиграл ее.

Стив швырнул потухшую спичку в пепельницу и откинулся на спинку стула, внимательно изучая свои карты.

— Ты превосходно информирован. Пока я еще не видел, что представляет собой эта земля, хотя и собираюсь скоро взглянуть на нее. Возможно, ее придется использовать для строительства железной дороги, и я хочу проверить, верно ли это. Ты считаешь эту сделку не вполне законной и из-за этого сегодня собрал нас здесь?

— Нет, пока все в полном порядке, — сдержанно ответил Бишоп.

— Эта земля твоя, такова прихоть судьбы. Поэтому я и устроил сегодня эту встречу.

Бишоп быстро сложил свои карты и бросил на стол одну из них.

— Ты помнишь Дэйва Мэдена?

Голубые глаза Стива потемнели.

— Да, помню. Но он отошел от дел много лет назад, после того как женился. Или ты хочешь сказать, что никому не позволяешь уйти?

Бишоп сохранял спокойствие:

— Дэйв когда-то жил в этой части страны и имел здесь небольшой участок земли. А затем пришли солдаты, и он выступил против клана Бенуа — Лэсситер. Дэйв был хорошим человеком. Он всегда без труда распознавал дешевку. Но тут он дрался за выживание. Полагаю, поэтому он и сомневался, следует ли обращаться к нам.

Бишоп уставился на Стива. Тот пристально и настороженно следил за каждым его движением.

— Так вот, — продолжал Бишоп, — Дэйв Мэден сейчас в тюрьме. Его посадили за убийство и заковали в кандалы. Его ранчо конфисковали и продали за неуплату налогов. А его жена… Возможно, ты помнишь Ринейт? Такая яркая блондинка немецкого происхождения? Очень красивая женщина! Кажется, ты и Дэйв познакомились с ней в одно время, когда ты взял ее на борт своей лодки. — Заметив, как вспыхнули глаза Стива, Бишоп выдержал паузу, не спеша достал новую сигару и попытался вспомнить, хорошо ли знал Стив эту женщину до того, как она вышла замуж за Дэйва.

— Так что же случилось с Ринейт?

— Она в публичном доме в Матаморосе, — спокойно ответил Бишоп. — А до этого жила в Бароке. А еще раньше она была служанкой в прекрасном поместье судьи Николаса Бенуа. Тогда поговаривали, будто она пошла к нему, чтобы спасти жизнь Дэйву. А когда она надоела ему… Ну, тогда он выбросил ее на улицу…

Сигара дрогнула в его руке, и на стол посыпался пепел. Рои Дрейпер смахнул его со стола. Не вызывало сомнений, что он нервничает.

Стив Морган положил свою сигару на край пепельницы и налил себе теплого бурбона.

— Почему это произошло?

— Барок — очень интересное место, — уклончиво ответил Бишоп. — Там очень плодородная земля. К тому же стратегически важная из-за строительства железной дороги. Она неподалеку от границы с Луизианой, и там течет Красная река. Это самая лучшая в Техасе земля для скотоводства. Перед Гражданской войной эта земля принадлежала нескольким семействам. Но с тех пор… Ты сам видишь, что произошло! Акт о гомстедах — обычное следствие любой войны. Техасцев наказали за то, что они воевали не на той стороне. И вот теперь эти голодранцы процветают на этой земле. Это трудно понять людям, которые боролись за идею. Но…

В наступившей тишине Бишоп молча обвел всех взглядом, а затем снова уставился на Моргана. Через секунду он продолжил свою мысль:

— Но если бы ты, например, был женщиной, вдовой, расположенной к солдатам Севера, и, если бы у тебя был деверь, который до начала войны жил на Севере, а потом стал федеральным судьей, все сложилось бы иначе. Может, у тебя появились бы значительные преимущества. Стремление к богатству и власти, господа, — сильнейшая и самая опасная страсть. Думаю, мы все хорошо это знаем. И эта страсть усиливается, когда она имеет официальную поддержку или ее защищает закон, действующий в этой части света. В этом случае она особенно опасна.

После паузы Бишоп продолжал:

— Совершенно неожиданно, господа, на эту землю стали прибывать толпы новых поселенцев, что было предусмотрено Актом о гомстедах. Мелких фермеров, ранних поселенцев, изгнали за неуплату налогов или по каким-то другим причинам. Некоторые из них просто исчезли или уехали вместе с семьями. Просто поразительно, как быстро этот уголок нашего штата заполнился новыми людьми и новыми поселенцами. Но до сих пор бывшие владельцы крупных плантаций и скотоводческие бароны продолжают хозяйничать на этой удивительно плодородной земле… А чужаки из других штатов подвергаются опасности и часто оказываются жертвами «несчастных случаев», особенно если не могут доказать, что приехали по какому-то делу. Вы понимаете меня?

Стив начал постепенно понимать, к чему клонит Бишоп. Он спокойно ждал продолжения. Остальные тоже молчали и, насупившись, сосредоточенно дымили сигарами. Бишоп достал какие-то карты и стал не спеша разворачивать их на грязной скатерти. Затем снова послышался его ровный и холодный голос:

— Надеюсь, что сейчас вы уже поняли, зачем я собрал вас всех. Земля Пирса — та самая, которую он выиграл еще до того, как погиб ее прежний владелец, — до сих пор не досаждала нам.

Все мы прекрасно знаем Шанхая Пирса и его репутацию. Но судья Бенуа уже разнюхал, что появился новый хозяин. Для него и его родственницы Лэсситер ты, Стив, еще один миллионер, который приедет в Барок полюбопытствовать, что он выиграл, но не более того. Разумеется, у тебя есть прекрасный повод посетить Барок. И они не посмеют тронуть тебя. Ты можешь также найти удобный предлог для того, чтобы задержаться там на некоторое время, но не слишком долго. Все, что нам нужно, — это несколько фактов, чтобы связать их с теми, которыми мы уже располагаем. Нам нужны ответы на некоторые неразгаданные вопросы. А потом, когда я изложу все это самому президенту, мы начнем действовать.

— А что ты, черт возьми, сделал с Дэйвом? — резко спросил Бишопа Стив. — И вообще, что ты собирался делать? Ринейт… На кой черт тебе понадобился этот хладнокровный подонок, Джим? Все это время, работая на тебя, я считал, что мне крупно повезло, что я…

Стив вдруг вспомнил, как его хлестали бычьим кнутом по спине, а затем отвезли в тюрьму, то есть на серебряный рудник. Там он забыл, что такое день, солнце и свежий воздух, и почти превратился в животное. Тогда уже он хорошо знал, как, впрочем, и все заключенные, какому риску они подвергаются. Их предупредили об этом.

Черт возьми, подумал Стив, как плохо, что Дэйв ушел из этого дела. И все потому, что Ринейт настаивала на этом. Но даже при всем том… Разве человек может так спокойно бросить дело, к которому привык и которому посвятил жизнь? Как же все это случилось? Стив вспомнил, как Бишоп навестил его в Мексике. Это было совсем недавно. Именно тогда все и началось. Поэтому он сидит сейчас здесь, в этой прокуренной комнате, и слушает Бишопа?

Дым медленно поднимался вверх. Дрейпер закрыл окна, и находиться здесь стало почти невыносимо.

Похоже, Бишоп понял, о чем думает Стив. Бишоп не сомневался, что он должен изложить все аргументы как можно подробнее и предложить им свой план действий.

— Это очень неглупые люди, и к тому же в их руках местные законы. Например, полковник Вэнс, офицер гарнизона местного форта, весьма озабочен карьерой и дорожит своей репутацией. Это характерно для людей предпенсионного возраста. Как и большинство местных жителей, он кормится из маленьких ручек госпожи Антуанетты Лэсситер, молодой и очень привлекательной вдовы. Хотя Ник Бенуа отнюдь не глуп, полагаю, что именно она обладает реальной властью и все развивается по ее плану. Ник Бенуа — сводный брат ее покойного мужа. Говорят также, что он влюблен в Тони. Это его единственная слабость, если не считать еще одной…

Эта маленькая деталь, открывшаяся только сейчас, не вызывала сомнений, хотя в это трудно было поверить. Николас Бенуа, подвизавшийся на юридическом поприще, когда-то был страстным поклонником оперного искусства. Он не остался равнодушным и к чарам синьорины ди Паоли. Восхищаясь ею, он часто писал Франческе любовные письма и посылал дорогие подарки.

Располагая большими деньгами и значительным влиянием, он убедил мистера Филдза подписать контракт на выступление Франчески ди Паоли в оперном театре Техаса.

Как уже знал Стив, ее турне по южным штатам сулило огромные гонорары. А это было для Франчески самым главным аргументом. Только за очень большие деньги она соглашалась петь в таких городах, как Сан-Антонио, Остин, Хьюстон, Новый Орлеан и Нэтчез. После этого она снова вернется в Техас, а потом отправится в Калифорнию, чтобы выступить в Сан-Франциско.

Оглядев всех присутствующих, Стив встретился взглядом с Бишопом.

— Я сообщу тебе о своем решении позже, — проговорил он, удивляясь, почему не отказал ему сразу.

С полной невозмутимостью Бишоп стал подробно излагать детали своего плана. Он знал очень много в отличие от тех, кто никогда не занимался подобными делами. Он подробно описал расположение города Барока и близлежащих поселков, назвал имена многих тамошних жителей — нужных людей.

— Там еще живут Картеры. Когда-то их фамилия была Картье, но старик изменил ее, женившись на сестре Бенуа. Они совсем недавно поселились на своем заболоченном ранчо. Их старший сын Мэтью был одним из тех, кто выступил против нововведений на Юге. После войны он был объявлен вне закона. Но дело в том, что он готов все сделать для Тони, то есть для миссис Антуанетты Лэсситер. Никто точно не знает, где именно он родился и когда. Он просто появился там однажды и стал местным любимцем. Блондин, очень смазливый, с неизменной улыбкой. Старый Джон Лэсситер привез его вместе с Антуанеттой еще до начала войны. Затем он ушел сражаться в армию южан, но вскоре вернулся и стал заниматься хозяйством, причем так успешно, словно всю жизнь делал только это. И она тоже ловко проворачивала свои делишки. Она говорит, что ее семья когда-то владела большой плантацией, но ей пришлось убежать из дому, так как ее заставляли выйти замуж или постричься в монахини.

— Похоже, — сказал один из гостей, — ты много знаешь об этих людях.

К удивлению Стива, это был Грег Портер, которого друзья называли просто Порт. Его песочного цвета брови сошлись на переносице, что означало крайнюю степень нетерпения. Стив тут же вспомнил, что Порт и Дэйв Мэден очень давно знали друг друга, так же давно, как он знал Пако. «Бедняга Пако, — подумал Стив. — Весь продырявленный, он лежит в какой-то больнице».

— Но мы еще не так много знаем о том, что они задумали, — ответил ему Бишоп. — У нас, конечно, есть кое-какие подозрения, но этого мало. Нам нужны доказательства.

— Пока мы будем искать эти доказательства, — возразил ему Порт, — Дэйв сгниет в тюрьме, а его жена… Скажи, Джим, он знает, что с ней случилось?

«Не дай Бог мне оказаться на месте Дэйва, — горько подумал Стив. — А Джинни — на месте Ринейт. Его может спасти только какая-нибудь революция или что-нибудь в этом роде. Черт бы побрал этого Бишопа с его рассудительностью!»

Но, поставив себя на место Бишопа, Стив вынужден был признать, что тот вел себя правильно. Он его понимал. Бишоп не мог вытащить Дэйва из этой чертовой тюрьмы, не выяснив всего досконально. Ему нужно было предупредить всех людей, которые могли оказать ему хотя бы малейшую помощь. А Ринейт сама влипла в эту грязную историю. Нет никаких сомнений, что на нее тоже уже положили глаз.

— Когда вы будете готовы к отъезду?

Все мужчины замолчали и уставились на Бишопа. Больше всех удивился Порт, вытаращивший свои зеленые глаза. Все понимали, что Порт сам хотел отправиться туда, но, слишком тесно связанный с Дэйвом, он мог привлечь к себе подозрение. Поэтому ему оставалось играть лишь роль подсадной утки.

Стив протянул руку к бутылке и налил себе немного бурбона, морщась от неприятного запаха.

— На следующей неделе, — решительно сказал он Бишопу. — Еду морем. Подробности узнаешь потом. Назови мне только имена людей, с которыми мне придется общаться, и скажи им, что я буду действовать на свой страх и риск. — Голос Стива стал мягче. — Я запомню все, что ты сегодня сказал, и добуду для тебя все необходимые факты. Но запомни, Джим, я стану действовать по своему усмотрению.

<p>Глава 38</p>

Репортеры и почетные гости стояли на палубе большого клипера, который назывался теперь «Леди Франческа». Синьорина ди Паоли разбила бутылку шампанского о его борт. Эта церемония положила начало веселому и шумному празднеству. Предполагалось, что оно продлится до рассвета, когда последнего гостя проводят на берег, а судно отправится в свое первое плавание.

Франческа ди Паоли была сегодня ослепительно хороша. Ее темные глаза сияли как звезды. Они излучали какой-то таинственный блеск.

Луиджи Риццо походил на сердитого моржа: кончики его больших усов опустились вниз. Ему поручили наполнять бокалы. Бертрам Филдз расхаживал по палубе с гордым видом и гнал прочь надоедливых репортеров, пытавшихся любой ценой узнать подробности о дальнейших планах певицы. Франческе это порядком надоело, и она решила удовлетворить интерес журналистов и ответить на некоторые вопросы.

— Синьорина, — обратился к ней один из них, — я вижу на вашем пальце прекрасный перстень. Означает ли это, что вы помолвлены?

Франческа одарила репортера таинственной улыбкой:

— О нет! Это… Пока еще нет.

Репортеров заинтриговал такой уклончивый ответ, подтвердивший их подозрения.

— Правда ли, что этот огромный изумруд подарил вам господин из Калифорнии?

— Это подарок моего… друга.

— Будет ли мистер Морган сопровождать вас в этом путешествии до Остина, синьорина?

Глаза Франчески слегка затуманились, а улыбка стала еще очаровательнее.

— Спросите об этом его самого.

Стив Морган насмешливо улыбнулся репортерам. В своем великолепном костюме он казался еще выше и привлекательнее.

— Я отправляюсь в Техас по своим личным делам, господа.

— По делам мистера Гоулда? — спросил самый настойчивый и смелый.

Стив удивленно поднял брови.

— Господа, — возразил он, — мистер Гоулд занимается своим бизнесом, а я своим. А сейчас, если позволите…

— Когда вы ждете вашу жену в Штаты, сэр?

— Когда она решит, что готова вернуться.

Стив Морган поклонился репортерам и ушел прочь, оставив их наедине с Франческой, и они тут же набросились на нее с вопросами.

— Синьорина ди Паоли! — К Франческе протиснулась застенчивая женщина и почти шепотом сказала: — Вас часто видят на публике с мистером Морганом. Правда ли, что вы любовники?

Франческа широко улыбнулась ей, показав свои ослепительно белые зубы.

— Мы с удовольствием проводим время вместе.

— Но он… — Женщина запнулась, подыскивая слова. — Говорят, что он собирается развестись с женой. Это так?

— Любой джентльмен обязан предоставить жене право на развод, — ответила Франческа, поднялась со стула и поблагодарила репортеров за внимание.

Весь этот вечер ее преследовали не только репортеры, но и все любители светских сплетен.

— Вы заметили, как она держит его за руку?

— Да, а как он смотрит на нее! Боже, его темно-голубые глаза и бронзовая кожа просто сводят меня с ума! Меня охватывает трепет…

— Какая очаровательная пара! — тихо промолвила какая-то женщина и вздохнула. — Как они подходят друг другу!

— Но вы, дорогая, наверное, заметили, — прошептала первая, — что его тестя, сенатора Брендона, сегодня почему-то здесь нет? Вы знаете сенатора Брендона? Это довольно… странно, не правда ли?

Сенатор Брендон, отсутствие которого было замечено гостями, попрощался со Стивом еще до начала торжества. Он отказался почтить своим присутствием эту вечеринку, так как прекрасно понимал, что это может лишь подкрепить слухи о похождениях его зятя. Хотя, с другой стороны, отказ от участия в торжестве тоже, вероятно, породит сплетни.

Несколько месяцев назад он устроил празднество по случаю отъезда жены и дочери в Европу. Об этом еще хорошо помнили, и поэтому его участие в сегодняшнем торжестве могли превратно истолковать. Вообще-то он просто боялся, что это вызовет резкое недовольство Сони. Он всегда опасался ее гнева. Что же касается Стива, сенатор надеялся, что его зять отдает себе отчет в том, что делает.

Как Франческа ди Паоли, так и Стив Морган были известными личностями. Стоило им где-нибудь появиться вместе, как тотчас же возникали слухи и предположения. Люди всегда любят посплетничать, особенно если для этого есть основания. Франческа, казалось, делала все возможное, чтобы подтвердить подозрения. Она, например, не расставалась с драгоценностями, которые подарил ей Стив. Чего стоит один этот перстень с огромным изумрудом! Все знали, что изумруд обычно дарят невестам или женам. «Интересно, — подумал сенатор, — как на все это отреагирует Джинни?»

— Если Джинни хочет, чтобы я вел себя как ее муж, — довольно разумно заметил недавно Стив, — то будет лучше, если она станет вести себя как моя жена. — При этом он равнодушно пожал плечами, как бы показывая, что предоставляет ей право выбора. Сенатор Брендон ничего ему не ответил, чувствуя, что исчерпал все возможности по части выполнения родительского долга. Теперь все зависит от самой Джинни. Пусть сама решает, что ей делать.

Когда вечеринка закончилась, «Леди Франческа» отправилась в путь. На борту судна остались лишь избранники, которым выпала честь сопровождать знаменитую оперную певицу в ее турне по южным штатам. Они все еще продолжали веселиться, когда сенатор Брендон удалился в свой кабинет и сел писать очередное письмо жене, медленно потягивая бурбон из запотевшего бокала.

Он неплохо знал внутреннее расположение судна и, как многие другие, прекрасно понимал, что специально оборудованная для Франчески каюта вполне подходит для встречи любовников.

«Леди Франческа» вскоре вышла в открытое море. Равномерное покачивание судна придало любовным играм Стива и Франчески особую пикантность. Они старались двигаться в такт качке.

— У тебя самое прекрасное лицо, которое я когда-либо видел, любовь моя, — тихо шепнул он. — Ты напоминаешь мне мадонну, вырезанную из мрамора гениальным скульптором. А твои волосы похожи на тончайший шелк…

Он говорил так, словно впервые видел ее. Франческе даже казалось, что это похоже на прощание. Она чувствовала безотчетный страх и горечь от того, что он может легко покинуть ее. Способен ли он вообще безоглядно влюбиться?

Этот вопрос всегда волновал ее. Здесь, на борту судна, посреди океана, Стиву некуда уйти от нее. Внезапно она поняла, что хочет проверить его чувства, хотя и знала, как это опасно.

— Послушай, Стефано, — сказала Франческа, глядя ему в глаза, — кто-то говорил мне, что ты был пиратом. Ты взял бы меня с собой? Это было бы просто великолепно! Я давно уже мечтаю отправиться с тобой туда, где еще никогда не бывала, — в дикие неизвестные края. Почему бы тебе не взять меня в Мексику? Ты говорил, что долго жил там. Я очень хочу посмотреть на Мексику! Пожалуйста, Стефано, пожалуйста!

Франческа стала целовать Стива, умоляюще глядя ему в глаза.

— Обещай, что подумаешь об этом. Ведь у нас много времени, правда? Я же никогда не просила тебя ни о чем таком раньше!

— Нет, дорогая, — спокойно ответил Стив. — И не проси. Женские капризы не действуют на меня. — Он говорил сухо, но Франческа чувствовала, Стив не сердится, так как его рука нежно гладила ее обнаженные плечи.

Франческа крепче прижалась к нему.

— Пожалуйста, — еще раз тихо сказала она.

Стив заставил ее замолчать, закрыв ей рот поцелуем. Франческа забыла обо всем на свете, кроме того сладостного ощущения, которое возникало у нее от близости с этим человеком.

Сенатор Брендон закончил письмо к жене и вложил его в конверт вместе с газетными вырезками, посвященными торжественным проводам «Леди Франчески».

Бертрам Филдз озабоченно наблюдал за Франческой и становился мрачнее день ото дня. Его очень тревожило происходящее, но он не смел ничего сказать своей госпоже.

— Будь осторожна, Франческа, — только предупреждал он. — У этого бандита нет правил чести.

Констанца была более откровенна со своей госпожой, или «бамбиной», как она ее называла.

— Тебя все глубже засасывает трясина безответной любви, — говорила она. — И не пытайся отрицать это. Я прекрасно разбираюсь в подобных делах. К тому же я хорошо, изучила тебя за многие годы. Я видела всех твоих любовников и могу сказать, что ничего подобного с тобой раньше не бывало. Я всегда мечтала, чтобы ты встретила настоящего мужчину. Но этот человек… Он ведь женат! Тебе следует быть очень осторожной, дорогая.

— Я же не дура, Констанца! — воскликнула Франческа. — Он совершенно не похож на всех остальных. Все они были такими глупыми и ничтожными… А мой разбойник… Я только сейчас начала его понимать. Он любит свободу и не хочет обременять себя даже привязанностью. И я с ним вполне согласна. Он… Он не говорит пошлостей, как другие мужчины: «Я люблю вас, Франческа. Я восхищаюсь вами. Я умру, если вы не отдадитесь мне…» Нет, он не говорит ничего подобного. Но и не старается заинтриговать меня, прикидываясь равнодушным. По-моему, Констанца, я нравлюсь ему. Мы часто говорим о самых разных вещах. Он уважает во мне личность, помогает мне понять себя. Я думаю…

— Ты влюблена, Франческа, — невозмутимо сказала старая служанка, но та лишь мотнула головой.

— Нет, нет, я совсем не влюблена! То есть… Мы, конечно, увлечены друг другом, но похоже, мы просто выясняем, чей характер сильнее и кто первый уступит… И я все думаю, Констанца, если уступлю я, что делать потом? Ты понимаешь? Он требует свободы и должен быть свободен. Но если уж это началось у нас, то почему может кончиться? Разве когда-нибудь пройдет влюбленность, которой я боюсь больше всего?

Она развела руками:

— Ах, Констанца, не ругай меня! С меня достаточно и того, что нам просто приятно друг с другом. Ну, может, это чуточку больше, чем обычное удовольствие. Понимаешь, я очень сильно хочу его и никогда не позволю ему уйти!

— А как же его жена? Неужели ты забыла, что он принадлежит ей? Как же ты можешь не отпустить его?

Черные глаза Констанцы укоризненно уставились на хозяйку.

— Его жена? Тьфу! Она не стоит такого мужа! Почему это она уехала во Францию? И почему до сих пор там? Если бы Стефано скучал о ней, он давно бы уже отправился туда и привез ее домой. Но он остается здесь со мной.

— Значит, ты уже серьезно подумываешь о замужестве? А что ты будешь делать, если он разведется со своей женой? Неужели ты надеешься, что он женится на тебе? Разве ты готова все бросить, выйти замуж, растолстеть и окружить себя кучей ребятишек?

— Но я и не говорила о замужестве! — раздраженно воскликнула Франческа. — Я живу только сегодняшним днем и не забиваю голову планами на будущее. Сегодня мы оба вполне довольны друг другом!

В Мексиканском заливе стало жарко, а воздух был пропитан влагой. Когда быстроходный клипер высадил пассажиров неподалеку от Матамороса, Франческе казалось, что ее одежда тоже пропиталась этой ужасной сыростью. Они остановились здесь, так как ей все же удалось уговорить Стива сделать небольшое турне по Мексике.

— Я ведь предупреждал тебя, дорогая, — усмехнулся Стив, наблюдая, как она задыхается от жары. — До поместья моего друга близ Монтеррея очень нелегкий путь. Не хочешь ли вернуться и отправиться в Новый Орлеан? Это путешествие очень утомит тебя.

— Ничего, — храбро ответила Франческа. — Я уже привыкла к жаре. И Констанца тоже. Все будет хорошо, если ты сможешь погрузить в кареты мою поклажу.

Мистер Филдз вышел в Новом Орлеане, чтобы подготовить все к ее выступлению в этом городе. Франческа обрадовалась, поскольку не желала слушать его постоянных жалоб на жару и отсутствие комфорта. Но сама она решила доказать Стиву, что выдержит любые неудобства. — Так это и есть твоя страна, Стефано? Неужели вся Мексика похожа на этот городок?

— Матаморос, — объяснял он ей, — находится слишком близко от границы, а потому не типичен для Мексики. Вот я и подумал, дорогая, что тебе не захочется задерживаться здесь надолго.

Когда Стив надел грубую ковбойскую одежду и прицепил к ремню кобуру с револьвером, он показался Франческе чужим, и она пожалела, что уговорила его отправиться сюда. Они устроились в лучшей гостинице, какая только была в этом захудалом городке. Однако первый же день Стив провел с неким капитаном Альтамонте, которого они неожиданно встретили на улице. Этого постоянно ухмыляющегося человека Стив называл своим старым другом.

Он ушел с этим капитаном на следующее же утро, а вернулся лишь после обеда, и Франческа сразу поняла, что он чем-то расстроен.

— Я был по ту сторону границы, в Браунсвилле, — объяснил он Франческе, предупреждая ее расспросы. — Мне нужно было кое-кого повидать. Я жалею о том, что согласился привезти тебя сюда. Это непростительное легкомыслие. Мне следовало прежде навести справки. Оказывается, здесь свирепствует тиф.

Франческа нежно прижалась к нему, но он резко оттолкнул ее:

— Ради Бога, Франческа! Держись подальше от меня, пока я не приму ванну и не сменю одежду.

— Но ты… мы не уедем отсюда сейчас? Мы ведь только что приехали! Можно отправиться в другое место, не так ли?

— Черт возьми! Мы, конечно, уберемся отсюда как можно скорее, как только служанка упакует твои вещи! Мы должны покинуть этот город до захода солнца.

<p>Глава 39</p>

Вирджиния Морган вернулась в Париж из путешествия по Испании и застала мачеху очень подавленной.

Джинни выглядела усталой и бледной и, едва вошла в комнату, сразу же уселась на стул, не сняв даже дорожной одежды.

— Значит, ты все-таки вернулась? А где же твой красавец матадор? Я думала, ты привезешь его с собой, — язвительно заметила Соня.

Джинни молча сняла с себя шляпку и, небрежно бросив ее на стул, еще плотнее укуталась в пальто, словно стараясь согреться.

— Он решил остаться в Мадриде, — тихо сказала она. — И не смотри на меня так, Соня! В том, что он предложил мне поехать с ним в Испанию, нет ничего плохого. Кстати сказать, он вел себя как джентльмен… только один раз… впрочем, я тут же поставила его на место. — Зеленые глаза Джинни уставились на Соню, которая перед ее появлением отвечала на письмо мужа. — Для меня есть какие-нибудь новости? На мое имя приходили письма?

— Твои друзья постоянно спрашивали, когда ты вернешься, — ответила Соня. — Прежде всего, конечно, граф д'Арлинже, очень встревоженный твоим отсутствием! А также английский герцог, с которым ты обычно ездила на верховые прогулки. Ты еще помнишь его? Письмо от Стива пришло на следующий день после твоего отъезда. Оно лежит поверх стопки других писем. Разденься и почитай его.

Джинни направилась к письменному столу. Почему же письмо от Стива такое тонкое? Черт бы побрал этого Стива и Соню вместе с ним! Как надоели ей Сонины поучения и постоянный менторский тон!

Джинни уселась за письменный стол, вынула из конверта письмо и прикусила губу, заметив, что Соня внимательно следит за ней.

— Он мог бы и вовсе не писать!

— Вероятно, у него не было времени написать тебе больше, — насмешливо сказала Соня, но Джинни ее уже не слушала, читая неразборчивые каракули мужа.

Стив писал, что устал от Нью-Йорка и собирается скоро вернуться в Калифорнию. Ни слова о том, что он соскучился о ней и хочет ее видеть! Он выражал надежду, что Джинни хорошо отдыхает, наслаждается путешествием по Европе и не испытывает затруднений, получая деньги в банке.

Почему его письма такие сухие и немногословные? Значит, он вовсе не скучает о ней, а может, даже рад, что она так далеко от него? А она так надеялась, так ждала, что он бросится вслед за ней, начнет умолять ее вернуться или даже насильно увезет с собой назад в Штаты! Сначала она очень скучала о Стиве, плакала и надеялась, что он как-то выразит свои чувства. Но этого не случилось. Мысли о нем угнетали ее даже в России… Ко всему прочему, он писал ей редко и холодно, не сообщая ничего о своей жизни. Но регулярно посылал деньги. Неужели он хочет держать ее подальше от себя?

— Ну? Что же он пишет? Или это секрет?

Джинни подняла голову. Почему Соня говорит с ней так странно? Неужели она что-то знает?

— Нет, никаких тайн. Такая скудная информация, которую можно не скрывать даже от слуги. Стив сообщает, что он вскоре собирается вернуться в Калифорнию.

— Да? — с наигранным удивлением проговорила Соня, явно не доверяя ее словам. — Полагаю, с тех пор, как Стив написал это письмо, у него могли измениться планы. Я получила несколько писем от твоего отца. Они пришли совсем недавно, и он сообщает, что твой муж сейчас на пути в Техас.

— В Техас? — изумилась Джинни. Что-то в голосе Сони насторожило ее. Ей показалось, что Соня хочет сообщить ей какую-то важную новость. Между тем Соня продолжала: — По-моему, тебе следует прочитать письма отца ко мне. В отличие от тебя он не слишком уверен в Стиве. К его письмам, кстати, приложены газетные вырезки. И, пожалуйста, сними наконец пальто!

Джинни протянула руку к стопке лежащих на столе писем. Едва начав читать письма отца, Джинни забыла о существовании Сони. Ее пробирала дрожь, и буквы сливались у нее перед глазами.

Отец писал обо всем жене очень откровенно. Но как он мог верить сплетням американских газет? Что за чушь? А все эти слухи о ее муже!

Когда Джинни сказала об этом Соне, та удивилась:

— Сплетни? А чего ты ждала от людей, осведомленных о том, что ты проводишь время со своими поклонниками? Что они могли сказать о твоей поездке в Лондон? Ведь ты была одна, без спутницы, которая могла бы опровергнуть эти слухи. Если ты считаешь все это сплетнями, зачем же тебе расстраиваться из-за слухов о том, что твой муж связался с какой-то певичкой?

Сердито отбросив в сторону отцовское письмо, Джинни нетерпеливо просмотрела газетные вырезки.

Вначале ей попалось сообщение о нью-йоркском дебюте итальянской оперной певицы, которая называла себя княгиней… Затем следовал длинный список гостей, приглашенных на торжественный ужин, устроенный в ее честь миллионером-импресарио Бертрамом Филдзом в самом дорогом зале гостиницы.

Джинни продолжала перебирать вырезки, пока не увидела скандальный заголовок: «Вечеринка в стиле традиций дикого Запада в загородном поместье Джея Гоулда началась с поединка»

«Нет, — подумала она, — это все слишком преувеличено! Стив, конечно, способен на дерзкие выходки, но не пойдет на такое».

Затем она увидела весьма красноречивые фотографии.

«Франческа ди Паоли со своим постоянным спутником посетила скачки». «Молодой калифорнийский миллионер Стивен Морган сопровождает несравненную синьорину ди Паоли во время торжественного бала в доме Вандербильдтов». «Новый богатый поклонник осыпает королеву оперы драгоценностями». «Синьорина ди Паоли снисходительно смотрит на недостатки нашего города, проводя вечера при свечах с мистером С. М. А может, это любовь?»

— Гнусные и грязные сплетни! — гневно воскликнула Джинни. — Какая чушь! — Она резко отбросила газетные вырезки. — Меня поражает, что отец решился прислать это сюда. Подумать только, прислать весь этот мусор по почте! Какая-то оперная певица, толстая корова со скрипучим голосом! Уверена, Стив никогда бы не…

— По-моему, ты не все прочитала. Взгляни, что пишут о ней газеты. Она совсем не такая, как тебе кажется! К тому же твой отец не сплетник. Прочти два последних его письма, Джинни. Может, ты наконец поймешь, почему твой муж увлекся этой женщиной… Почему он назвал ее именем одно из своих судов и устроил в ее честь грандиозный бал, куда были приглашены почти все наши знакомые. А в довершение всего он подарил ей огромный перстень с изумрудом, который она так гордо носит на своем изящном пальчике и демонстрирует его при каждом удобном случае!

Джинни вскочила. Ее зеленые глаза метали молнии, а сама она, казалось, готова была взорваться от гнева:

— О да, мне кажется, я хорошо понимаю, почему ты говоришь все это! Ты просто хочешь напугать меня! А этот подонок пытается заставить меня ревновать, вот и все!

— Вирджиния! Выбирай выражения! Если бы Стив действительно хотел заставить тебя ревновать, он поступил бы иначе. Зачем ему для этого заходить так далеко в отношениях с синьориной ди Паоли? Ведь он изменяет тебе с ней! Неужели ты не понимаешь этого? — Соня попала в самое больное место. Она видела, как Джинни побледнела и с трудом сдерживала ярость. — Возможно, он надеется, что ты разведешься с ним? Один из этих журналистов предполагает, что это так. По его утверждению, эта певичка сказала, что настоящий джентльмен всегда готов дать развод своей жене.

Джинни вдруг устало опустилась на стул. Ее ноздри широко раздувались, словно ей не хватало воздуха.

— Это неправда! Этого не может быть! — дрожащим голосом повторяла Джинни. — Он не любит ее. Стив вообще не способен любить! Неужели ты думаешь, что я мало знаю его?

— Я не осуждаю его, — тихо сказала Соня. — Нет. Но Уильям, кажется, думает…

— Какая ирония! — горько рассмеялась Джинни. — Подумать только, мой отец встал на сторону Стива! Он его защищает! И всю вину возлагает на меня!

— Твое поведение вряд ли можно назвать целомудренным, — резко заметила Соня. — А женщина должна беречь свою репутацию.

— О Боже! — с отчаянием воскликнула Джинни. — Оставь меня, наконец, в покое!

— Ладно, — согласилась Соня. — Я ничего тебе больше не скажу. Можешь поступать так, как считаешь нужным, — с укором добавила она. — Впрочем, ты всегда так и делала. Что же касается меня, то я уже заказала себе билет в Америку. Я могла бы давно уехать, но мне казалось необходимым откровенно поговорить с тобой. Я не видела тебя более двух месяцев и сомневалась в том, что ты вообще вернешься в Париж.

Джинни снова посмотрела на газетные вырезки. Вдруг она заметила описание прощального вечера в честь синьорины ди Паоли на борту клипера «Леди Франческа». «Значит, все это правда», — подумала Джинни. Она быстро пробежала глазами очерк. «Это все правда, чистая правда», — повторяла она про себя. Сейчас она думала только о предательстве мужа.

Затем она посмотрела на фотографию. Стив стоял рядом с красивой женщиной, обнимая ее за талию и весело улыбаясь. Итальянка держала Стива за руку, как будто он принадлежал только ей. Неужели она так уверена в нем, эта ди Паоли? А он? Он предоставил в ее распоряжение огромное судно, да еще и назвал его ее именем. Более того, он решил отправиться с ней в Техас! Почему он открыто демонстрирует свою связь с этой певичкой? А может, это не просто временная связь, а нечто большее? Неужели Стив влюблен в эту женщину?

— Джинни! Что же ты собираешься делать? Каковы твои планы на будущее?

Джинни повернулась к Соне так резко, что ее пальто распахнулось и Соня обомлела от изумления…

Наступила мертвая тишина. Придя в себя, Соня вскрикнула от отчаяния. Джинни вскинула голову, уже не пытаясь закрывать живот.

— Да! — закричала она. — Незачем спрашивать меня о том, что ты уже знаешь. Не стану скрывать от тебя, что я, увы, беременна.

Соня мертвенно побледнела; язык не слушался ее. Она была потрясена этим открытием.

— Успокойся, — сказала Джинни, ломая пальцы и пытаясь объяснить Соне то, что произошло. — Все эти годы, — говорила она, — я постоянно консультировалась у специалистов, желая выяснить, бесплодна ли я. Разве ты не знала об этом? И вот, наконец это произошло, но в такое неподходящее время!

— О Джинни! — еле вымолвила Соня. Казалось, она вот-вот потеряет сознание. Но это не удержало Джинни от горьких упреков.

— «О Джинни!» — это все, что ты можешь сказать? Я думала, что ты разразишься тирадой о заслуженном наказании за грехи. Будь я смелее и решительнее, ты никогда не узнала бы об этом. Не думай, что все это время я провела в Испании. Я ездила в Швейцарию, так как мне сказали, что там есть какой-то знаменитый доктор, который… Но я не смогла сделать это! Он… Он уже начал шевелиться. Я испробовала все: тугие корсеты, бешеные скачки на лошади, даже танцы, которые тебе так не нравились. Но, как видишь, ничто не помогло. Скоро меня разнесет. А тут еще все это! Что, по-твоему, я должна теперь делать?

— Если бы ты сказала мне об этом раньше! Хоть бы намекнула! О Господи! — Соня вскочила на ноги. Ей хотелось броситься к Джинни и крепко обнять ее, но здравый смысл подсказывал ей, что следует держать себя в руках и сохранять спокойствие.

— А зачем, по-твоему, я переехала в отдельные апартаменты? Я просто не хотела, чтобы ты догадалась обо всем! Меня никогда не тошнило, только порой я слишком много ела. Особенно после возвращения из России. Но граф Черников еще там сказал мне, что со мной… со мной что-то не в порядке.

— Что же нам делать? — озабоченно спросила Соня. — Джинни, должен же быть какой-нибудь выход… Пока еще никто об этом не знает… Ты уже… — Она прикусила губу, помолчала, но потом спросила: — Ты уже сказала отцу о том, что у тебя будет ребенок? Возможно, он… Если ты собираешься разводиться с мужем, возможно, он…

Услышав эти слова, Джинни разразилась истерическим смехом, который внезапно сменился горькими рыданиями. Она пробормотала что-то невнятное.

— Отец! Отец! Неужели ты и в самом деле думаешь, что я… О Боже! Если даже ты так думаешь, то неужели надеешься, что Стив когда-нибудь поверит, будто это его ребенок? Да сейчас ему наплевать на все это! Он занят своими делами.

Джинни презирала себя за слабость, но ничего не могла с собой поделать. Она была слишком утомлена, проделав долгий и утомительный путь из Испании. Ее преследовали сомнения, и она раскаивалась в случившемся.

Раньше она всеми силами старалась скрыть беременность от окружающих, притворялась счастливой и беззаботной. Все это время она тщетно надеялась, что судьба поможет ей избавиться от этого бремени. А потом… потом Джинни решила вернуться домой, если прежде Стив сам не заставит ее сделать это.

Но ее надеждам не суждено было сбыться. И вот теперь она здесь, в ловушке. Но это еще полбеды. Главное, что она стала нежеланной женой.

Через некоторое время рыдания стихли, а последние силы иссякли. Соня подошла к Джинни и обняла ее, пытаясь успокоить и обнадежить падчерицу, говоря, что они непременно что-нибудь придумают.

— Жаль, что я уже сообщила твоему отцу о своем намерении вернуться домой в этом месяце, — тихо сказала она. — Но я полагаю…

— Зачем тебе усложнять жизнь из-за того, что я… я оказалась в такой дурацкой ситуации? Вообще-то я уже сделала попытку все уладить, сказав об этом Пьеру. Я должна была хоть с кем-нибудь поделиться! А Пьер… Мы всегда были близкими друзьями. Он хорошо понимает меня, и я могу быть с ним вполне откровенна.

Джинни немного помолчала, как бы раздумывая, стоит ли продолжать. Потом добавила:

— Я собираюсь уехать с ним на праздник, а тетушка Селина будет сопровождать нас. У него небольшой домик далеко от Парижа, в уединенном месте, где, надеюсь, меня никто не найдет. Там я рожу ребенка, а потом подумаю, что делать дальше.

Соню поразило, что после слез и истерики Джинни так хладнокровно и разумно изложила свой план действий. «Я никогда не смогу до конца понять эту девушку», — подумала Соня, размышляя о том, что она скажет Уильяму. А может, вообще не стоит ему ничего говорить?

Джинни молча смотрела на Соню своими огромными зелеными глазами, блестящими от недавних слез.

— Но… Но что будет потом? — спросила Соня. — Ведь ты замужняя женщина, а ребенку нужно имя. Да и что ты скажешь Стиву? Ты собираешься рассказать ему об этом или решила развестись с ним и спрятать концы в воду?

— Развестись с ним? — возмущенно переспросила Джинни. — О нет, я не доставлю мистеру Стиву Моргану такого удовольствия. Почему я должна облегчать ему жизнь? Да будь я проклята, если так легко уступлю его этой женщине! Черта с два она получит его! Я ношу под сердцем его ребенка, и он должен чувствовать ответственность за него. Я докажу ему, что это его ребенок, и никогда не позволю ему уйти.

Подумать только, все это время она казнила себя, отчаивалась, почти возненавидела своего ребенка, опасаясь, что он встанет между нею и Стивом. А он в это время открыто и беззастенчиво встречался с другой женщиной, дарил ей дорогие подарки!

Сначала Джинни пыталась возбудить в нем ревность. Она радовалась, узнав, что до него доходят слухи о ее развлечениях и многочисленных поклонниках. Когда она, почти обнаженная, позировала скульптору, ее не оставляла мысль о Стиве. Ей очень хотелось узнать, как он отреагирует на это. И что же? Все напрасно! Как бессмысленно она потратила время на все эти уловки.

«Теперь мне остается только одно, — подумала со злостью Джинни, — завести столько любовников, сколько мне приписывают. Может, еще не поздно». — Но тут же она поймала себя на мысли о том, как это глупо. Ведь она уже на восьмом месяце беременности. Недавно, раздевшись и подойдя к зеркалу, она ужаснулась своему виду.

— Джинни, дорогая, — мягко сказала Соня. — Мне очень жаль, если я обидела тебя. Но неужели ты не понимаешь, как нелепо ты себя вела? Если тебе нужно было поделиться с кем-то, прежде всего следовало написать Стиву. И сделать это немедленно!

— Ты ничего не понимаешь, — разочарованно сказала Джинни. — Я вовсе не хотела уезжать в Европу. Когда-то я сказала это, чтобы разозлить его и заставить выполнить обещание, данное мне. Я хотела отомстить ему. А потом… Не знаю, как это случилось, но мы стали чужими. — Она призадумалась, а потом продолжала: — Если бы Стив хоть раз сказал мне, что не желает отпускать меня… Но какой смысл говорить об этом сейчас? Все это уже в прошлом.

— Скажи мне откровенно, ты все еще любишь его? — спросила Соня.

— Конечно, люблю! — Этот вопрос возмутил Джинни. — Кроме тех случаев, когда он делает или говорит то, что я ненавижу! Но я не позволю этой итальянской сучке заполучить его!

«Пусть лучше она злится, чем впадает в отчаяние», — подумала Соня, однако мысль о финале этой истории была так невыносима, что она невольно вздрогнула. Что же произойдет, когда об этом узнают Уильям и Стив?

Она не представляла себе, как объяснит все это мужу… А как отнесется к этому Стив? Если бы Джинни не была так упряма и глупа! И вот сейчас она в Европе, далеко от дома и мужа, на восьмом месяце беременности. А ее муж разъезжает по Техасу с итальянской певицей!

<p>Глава 40</p>

— Значит, ты не поедешь со мной в Новый Орлеан? — Голос Франчески срывался от гнева и досады. Она бросила на Стива укоризненный взгляд и перешла на итальянский: — Скажи мне откровенно, Стефано, кто эта женщина, к которой ты так рвешься? И не убеждай меня, что все дело в бизнесе! Я ненавижу бизнес, из-за которого ты относишься ко мне, как к уличной девке, подобранной для удовольствия на короткое время. — Она приблизилась к Стиву и повысила голос: — Кто она? Ты уже встречался с ней в этом мерзком городишке? Здесь нет никакого тифа, не сомневаюсь! Ты просто решил напугать меня. Ты… Ты сукин сын! Дикий американец! Ты заблуждаешься, думая, что со мной можно обращаться, как со шлюхами, с которыми ты привык иметь дело.

В порыве гнева она разбросала все вещи по комнате, и сейчас ее рука потянулась к щетке с серебряным ободком, лежащей на кровати. Другой рукой Франческа пыталась вцепиться в лицо Стива, но тот успел перехватить ее и сжал так сильно, что она завизжала от боли. Больше всего ее бесило спокойствие Стива. Его лицо напоминало маску.

— С меня хватит, — резко сказал он. — Если ты будешь вести себя как уличная девка, я буду относиться к тебе, как ты того заслуживаешь. Моему терпению пришел конец. Поняла? Я не твоя собственность, Франческа, как, впрочем, и ты не моя. Запомни, мы не давали друг другу никаких обещании. Я ухожу через несколько часов, а ты можешь делать все, что хочешь, если не намерена отправиться в Новый Орлеан. Только имей в виду, что меня здесь не будет и тебе придется самой заботиться о себе.

— Да как ты смеешь!..

— Ты вопишь, Франческа, как ребенок. Прибереги это для сцены.

Его слова так поразили ее, что она замолчала.

Стив Морган смотрел на ее расстроенное, мокрое от слез лицо, чувствуя лишь нетерпение и раздражение. Его глаза потемнели, и Франческа забыла про свой гнев, ярость и гордость. Она испугалась этого взгляда и начала тихонько всхлипывать, оставив попытки вырвать у него руку. Ее колени подкосились, и она стала медленно опускаться на пол. Стиву ничего не оставалось, как подхватить ее.

— Стефано! — простонала Франческа. — Не говори со мной так! Не смотри на меня так, будто я ничего для тебя не значу! Ты же хорошо понимаешь, почему я так расстроена. Во-первых, ты не притрагиваешься ко мне из-за этого тифа. А во-вторых, у тебя вдруг появились здесь какие-то дела, притом такие срочные, что ты отказываешься ехать со мной в Новый Орлеан. Но ведь ты же обещал мне поехать! Ты сказал, что мы какое-то время будем вместе, не так ли? Ты не можешь отрицать этого! А я… Я никогда еще не просила ни о чем ни одного мужчину. Но ты стал обращаться со мной… говорить со мной так, будто я была… О, черт бы тебя побрал! Почему ты не хочешь честно и откровенно поговорить со мной?

Прошло немало времени после того, как Стив оставил Франческу в гостинице и отправился в лодке вверх по реке Сэбайн до городка Брауне Блафф. Он старался выбросить из головы разговор с Франческой, но все еще помнил то, что она сказала перед его уходом.

Сейчас у него появилось время, чтобы обдумать отношения с Джинни. Глядя в грязно-зеленую воду реки, он удивился тому, что Джинни, обливаясь слезами, говорила те же слова, что и Франческа. «Почему я всегда так глупо вел себя с Джинни?» — подумал Стив. Когда-то он пытался быть с ней честным, но из этого ничего не вышло. Их разлучили гордость и глупое упрямство. Каждый из них надеялся, что уступит другой. Поэтому он и разрешил Джинни уехать в Европу, а сам неожиданно встретил Франческу, которая, как выяснилось, мало чем отличалась от Джинни по характеру. Но все же Франческа никогда не смогла бы стать такой, как она. Джинни хорошо понимала его и была единственной женщиной, которая непостижимым образом находила путь к его сердцу. Стив давно уже заметил, что не может избавиться от мыслей о ней, не думать о том времени, которое они провели вместе и которое оставило ему так много воспоминаний. Боясь показать ей свою слабость, он дошел до крайнего предела, оттолкнул ее от себя, позволил уехать в чужие края…

Стива всегда охватывала злость, когда он начинал думать о Джинни. Черт бы ее побрал! Она болтается по Европе и наслаждается жизнью. «Интересно, — подумал он, — что она нашла во Франции и Испании? Что влечет ее туда?»

Через некоторое время Стив понял, что пора подумать о работе, которой ему предстояло заняться в этом городе. Он обрадовался, что может сосредоточиться на этом и отвлечься от тяжелых мыслей о жене и любовнице. Ощущение опасности должно встряхнуть его, пробудить в нем привычный азарт. Почему он должен отказываться от такой работы? Стив уже давно заметил, что смертельно устал от спокойной жизни и всей этой дурацкой цивилизации.

Заставив себя выбросить из головы все мысли о Джинни, Стив начал анализировать неожиданно полученную информацию, сравнивая ее с фактами, предоставленными в его распоряжение Бишопом. Стив прекрасно понимал: Бишоп не одобрил бы того, что планы его внезапно изменились, но какое, черт возьми, это имеет значение, если он добьется желаемых результатов?

Изменение плана заключалось в том, что Стив отказался ехать в Барок вместе с синьориной ди Паоли и разыгрывать простодушного миллионера из восточных штатов. Франческе предстояло отвлечь внимание судьи Николаса Бенуа. Стив использует этот хитроумный сценарий несколько позже, если в этом возникнет необходимость. А сейчас нужно решить более важные проблемы. Неожиданная встреча с капитаном Альтамонте, с которым Стив познакомился еще во времена Хуареса, предоставила ему редкую возможность проникнуть в стан врага. Хотя это очень рискованное предприятие, но почему бы и не рискнуть?

Стив давно уже привык рисковать. Риск — благородное дело, к тому же такую возможность было бы жаль упустить. «Беда в том, — подумал Стив, — что я давно отвык подчиняться чужим приказам». Он предпочитал проявлять инициативу сам и идти к намеченной цели своим путем. Но в данном случае он рисковал только своей жизнью, и, по его мнению, этот риск был не так уж велик.

Ему предстояло войти в контакт с неким Рефьюджио Ортой по кличке Чако. Этот человек когда-то работал на Дэйва Мэдена. Стив быстро сопоставил несколько известных ему фактов. Рефьюджио был женат на женщине, которую называл Терезитой, вдове участника гражданской войны в Мексике, наполовину каддуанке. Это индейское племя жило вокруг озера Каддо. После того как Дэйва Мэдена арестовали за неуплату налогов, а его небольшое ранчо захватили в качестве компенсации за долги, Чако с женой убежали. Они укрылись в болотах, прилегающих к озеру Каддо. Сюда убегали еще рабы перед Гражданской войной в США. А сейчас эти места обживали сбежавшие из тюрем преступники и те, кто отказывался подчиняться установленным после войны законам.

Капитан Альтамонте отвел Стива к родному брату Чако. Тот объяснил Стиву, как найти его брата, и вскоре после этого умер от тифа на глазах Стива.

Но до Матамороса предстояло добираться около двух с половиной недель. Вначале все шло по плану. Стив уже начал забывать о том, что в этих краях свирепствует тиф и что он сам встречался с больным. Но одним жарким вечером он почувствовал первый приступ лихорадки.

Небольшая плоскодонная лодка была очень удобна для такого путешествия. Она шла быстрее и была незаметнее обычных больших лодок. До Брауне Блаффа оставалось совсем немного, когда Стив вдруг объявил владельцу лодки, что хочет немедленно сойти на берег. Лодочник, молчаливый человек по имени Гастон, равнодушно пожал плечами. Ему уже хорошо заплатили золотом, а потому ему было безразлично, где высадить пассажира — здесь или в Брауне Блаффе. К тому же он догадался, что этот человек скрывается от закона и не намерен посвящать его в свои планы. Гастон просто оказывал ему услугу за большие деньги. Очевидно, этот голубоглазый бородатый человек, владеющий французским так же легко, как и револьвером, хорошо знает, что делает и куда направляется. Сам же Гастон не хотел ничего об этом знать. Он никогда не рассказывал о том, кого и куда он перевозил на своей лодке — мексиканских контрабандистов или вооруженных преступников. Он содержал семью и делал все возможное, чтобы заработать немного денег, переправляя на своей маленькой лодке товары вверх и вниз по реке. А иногда, если ему хорошо платили, перевозил в труднодоступные места вот таких бородатых вооруженных людей. А почему бы и нет? Он давно придерживался принципа не совать нос в чужие дела.

Гастон подогнал лодку к берегу и причалил под густой тенью высокого старого кипариса. Он спокойно наблюдал за тем, как его странный пассажир спрыгнул на берег. «На редкость молчаливый тип, — подумал Гастон, — и очень опасный, несмотря на сдержанность. Такие любят риск и путешествуют налегке, словно это облегчает их передвижение… Ну что ж, это не мое дело!» Пока Стив выбирался из грязи на берег, лодка быстро развернулась и исчезла за деревьями. Проклиная в душе эту грязь, Стив поднялся наверх и спрятался под деревьями, растущими вдоль берега.

Было все еще очень жарко. Несмотря на палящее полуденное солнце, Стив сидел, укутавшись в пиджак: его то знобило, то бросало в жар. Стив смутно помнил симптомы болезни. «Интересно, — подумал он, — через сколько времени я потеряю сознание? Надо во что бы то ни стало определить направление и добраться до цели».

Стив упрямо шел вперед, хотя уже понял, что заблудился. «Ничего страшного, — успокаивал он себя. — Когда наступит ночь, я без особого труда определю направление по звездам. Если, конечно, еще смогу соображать и двигаться».

В перерывах между приступами лихорадки Стив думал о своем снаряжении. Один револьвер в его кобуре, другой — засунут за ремень. Нож. Немного денег, но никаких бумаг, так что его не смогут опознать. Стив неизменно придерживался этого старого правила.

Внезапно у него началась нестерпимая головная боль, которая все усиливалась от солнца. Казалось, глаза вот-вот вылезут из орбит, а черепная коробка расколется.

Далеко ли он отошел от реки? Он часто спрашивал себя об этом, хотя его больше волновало другое — долго ли еще он сможет идти. Местность, по которой он шел, была загадочной и таинственной. Было так тихо, что Стив слышал лишь свои шаги. Иногда до него доносилось журчание воды в ручьях да шуршание мелких зверюшек в траве.

Стив старался не останавливаться. Однажды он чуть было не свалился в небольшой ручей, преградивший ему дорогу. Перейдя его, он ступил на влажную и зыбкую почву. «Начались болота», — подумал он и с облегчением вздохнул. Значит, идти не так уж далеко, хотя теперь это становилось ему все труднее. Ноги проваливались в топкое болото, и Стив старался прыгать с кочки на кочку, чтобы не оказаться по пояс в этой густой грязно-зеленой жиже.

Приходилось очень внимательно смотреть себе под ноги. Любое безобидное бревно могло оказаться огромным аллигатором. Вокруг было полно глубоких ям, которые засасывали человека за считанные секунды. Но больше всего Стива беспокоили болотные змеи и хищные звери, которые часто нападали на людей, ставших пленниками этих непроходимых топей. Он знал об этих трудностях и преодолел бы их, если бы не проклятая болезнь. Но сейчас Стив был совершенно беспомощен. Голова раскалывалась от боли, а руки дрожали так, что невозможно было сжать пальцы в кулак…

Стив громко пробормотал какое-то ругательство и не узнал своего дребезжащего голоса. Но он упрямо шел вперед, падал, поднимался и снова шел, еле передвигая ноги. Затем снова падал, вставал и шел вперед.

«Заболевание тифом наступает внезапно…» — Он вспомнил эти слова, но не мог сообразить, где их слышал. Он знал также, что надо всеми силами сохранять контроль над собой и не поддаваться слабости. Невыносимая боль в голове отдавала в шею и опускалась вниз по спине. Порой Стиву чудилось, что он посреди знойной пустыни, под палящими лучами тропического солнца, без воды и спасительной тени. Вдруг он заметил, что повторяет, как в бреду, одни и те же слова: «Тиф начинается внезапно… Тиф начинается внезапно…» Вскоре он почувствовал, что его сознание угасает, мысли разбегаются и становятся неясными. Он был готов к этому, но ничего не мог изменить.

Продвигаться вперед с каждым шагом становилось труднее. Он часто падал и, если не мог подняться, полз вперед. Инстинкт самосохранения подсказывал ему, что нужно двигаться любой ценой — не важно куда и зачем. Ему вдруг стало так жарко, что он медленно стянул с себя пиджак и бросил его в сторону. Где-то в уголке сознания промелькнула мысль, что он уже потерял способность контролировать свои поступки. Во рту так пересохло, что Стив не мог даже стонать. Сейчас уже болела не только голова, но все тело. Зачем он идет, куда? Он уже не мог ответить на эти вопросы. Какое-то время Стив еще продолжал ползти, но затем почувствовал, что силы покинули его. Он лежал в зловонной жиже лицом вниз, ощущая некоторое облегчение от прохладной влаги. Ему казалось, что по его голове бьют огромным молотом. Удары следовали друг за другом, пока Стива не окутала темная пелена.

Часть пятая

БОЛОТНЫЕ ЖЕНЩИНЫ

<p>Глава 41</p>

— Мисси! — Услышав громкий голос Мэта, она вздрогнула от неожиданности и чуть не выронила старый полевой бинокль своего отца, е которым никогда не расставалась. — Мисси Картер, ты как всегда сидишь на этом дереве и мечтаешь?

— Мэт, уходи отсюда, слышишь? — сердито ответила она брату. — И перестань приставать ко мне, как какой-то индеец. Хватит следить за мной и пугать меня до смерти! Ты же хорошо знаешь, что я здесь. Зачем же дразнишь меня?

— Ты должна разделывать форель, а не сидеть на дереве. Почему ты огорчаешь этим Терезиту? — строго спросил он.

Но она даже не шевельнулась. Мэт постоял, молча пожал плечами и пошел прочь, предупредив сестру, чтобы она не опаздывала к ужину. Но та, словно не слыша его, продолжала спокойно сидеть, укрывшись за густыми ветками огромного старого дерева, склонившегося над водой.

Когда Мэт ушел, Мисси вздохнула и опустила бинокль, устроившись поудобнее. Почему он считает, что должен опекать ее? Это так надоело Мисси, хотя она знала, что он любит ее и заботится о ней. Пусть так, но зачем он насмехается над ее мечтательностью?

Мисси закрыла глаза и снова стала мечтать, не обращая внимания на комаров и москитов, которые тучами кружились над ней. Почти все мечты Мисси были связаны с ее будущей жизнью. Она часто представляла себе, что живет на большой плантации, где родилась и выросла ее мать. Ну почему это не может стать реальностью? Ее мать родилась в семье Тома Лэсситера и имела куда больше прав на плантацию, чем эта мерзкая Тони, которая стала членом семьи Лэсситеров лишь потому, что заставила дядю Джона жениться на ней. Он просто попался в ее сети.

Мисси открыла глаза, осмотрелась, отогнала от себя комаров и снова погрузилась в мечты. Ник когда-то сказал, что ее голова всегда забита романтическими бреднями. Правда, в этом не было ничего обидного, он даже рассмеялся, хотя совсем недавно злился на нее за то, что Мисси отказалась идти в ту школу, куда он советовал. Дядюшка Ник любил свою сводную сестру, хотя отец отказался от нее, когда она сбежала из дому. И даже его приятельские отношения с Тони не мешали ему заботиться о Мисси.

Может, когда-нибудь ее мечты сбудутся, подумала она. Этот день обязательно наступит. Мисси успокаивала себя тем, что все будет хорошо. Она снова вспомнила ту давнюю историю, которую могла слушать день и ночь.

Однажды, много лет назад, старый Том Лэсситер добрался до этих мест и увидел эту землю — плодородную, влажную и совершенно дикую. Он решил поселиться здесь. Том был горцем, и к тому же индейцем, как тогда говорили. Именно поэтому индейцы племени Каддо позволили ему остаться на этой земле. Потом у него были две белые жены. Первую, англичанку, он забрал с какого-то корабля, и она стала матерью Джона Лэсситера. Но она умерла совсем молодой, и тогда Том женился на вдове из Квебека, у которой был сын Ник Бенуа. Вторая жена Тома родила ему девочку Мелиссу Луизу, будущую мать Мисси.

К тому времени старый Том построил себе огромный двухэтажный дом из белого камня, стоивший немалых денег. Он устроил на этой земле сахарную плантацию, где трудилось множество рабов.

Том очень любил Мелиссу Луизу, но она сбежала с каким-то проходимцем из Луизианы по имени Джозеф Картер. Они поселились на небольшом клочке земли неподалеку от болот.

На территории, которую Том Лэсситер считал своей собственностью, проживали в то время и другие поселенцы — в основном мелкие фермеры и владельцы ранчо. Но с тех пор, как Техас стал штатом, их становилось все больше и больше. Они все прибывали и прибывали на эту землю, и Том Лэсситер ничего не мог с этим поделать.

Но когда его любимая дочь сбежала, старый Том попытался убить этого голодранца из Луизианы. Именно этот эпизод из далекого прошлого вызывал у Мисси особую злость.

Ее отец был очень хорошим человеком, но дедушку она тоже любила. Только почему он считал дочь своей собственностью? И все из-за того, что она влюбилась в человека, который ему не понравился! Если бы индейские племена, жившие на этих болотах, не относились так хорошо к Джо Картеру и если бы он не знал эти места как свои пять пальцев, Мисси и три ее брата едва ли появились бы на свет.

После всего этого старый Том делал вид, что у него нет и никогда не было дочери. Поэтому он оставил плантацию Джону, своему сыну от первой жены. С помощью отца Джон получил хорошее образование в одном из восточных штатов.

А вот у Мелиссы Картер к концу жизни было лишь два приличных платья. Но это не мешало ей чувствовать себя счастливой. Мисси до сих пор помнила, как блестели глаза ее матери, когда в их маленький дом возвращался отец. Мать умерла очень рано, но успела научить Мисси читать и писать. Кроме того, она часто рассказывала ей самые разные истории, почерпнутые из тех книг, которые ей удалось унести с собой из родного дома. Мисси унаследовала рыжие волосы и зеленые глаза Лэсситеров, тогда как ее братья Мэт, Генри и Джо-младший были темноволосыми, как и их отец.

Чтение и рассказы матери развили в Мисси мечтательность, над которой посмеивались ее братья. Отец всегда защищал Мисси, а когда они начинали дразнить ее, он обнимал дочь за плечи.

«Как здесь было бы хорошо, если бы не появилась Тони», — снова подумала Мисси. Тони, красивая блондинка, была злая и жестокая, но мужчины почему-то не понимали этого, восхищаясь ее внешностью. Начав управлять плантацией, она все испортила, превратила ее в ранчо и вела себя так, словно все это безраздельно принадлежало ей. Она даже дядюшку Ника сделала своим союзником и другом, хотя тот хорошо разбирался в людях. Да что там дядя Ник! Она покорила даже ее брата Мэта, что уж совсем непонятно.

Мысли о Тони Лэсситер всегда портили Мисси настроение. «Тони — самая настоящая сука!» — подумала Мисси. Отец очень не любил, когда она употребляла такие плохие слова, но сейчас ведь она одна! Тони всегда притворялась, что очень беспокоится о ближних. Но на самом деле она думала только о себе и всегда использовала людей в корыстных целях. Именно она назвала когда-то Мисси диким болотным существом и сделала все возможное, чтобы дядя Ник отправил ее в монастырскую школу. Тони никогда не любила ее, хотя при посторонних делала вид, что печется о ней. «Да, — повторила Мисси. — Тони ненавидит меня, особенно за то, что дядя Ник любит меня и не скрывает этого». К тому же он не позволял Тони обижать свою племянницу.

Был еще один человек, который так же хорошо, как и она, понимал истинную сущность Тони и видел ее насквозь. Мисси нахмурилась, вспомнив горькую судьбу Ринейт Мэден. Она очень болезненно переживала то, что с ней произошло. Ринейт была ее подругой и всегда понимала ее. А муж Ринейт Дэйв, прекрасный, спокойный человек, занимался своими делами, не вмешиваясь ни в чью жизнь. Все шло хорошо до того ужасного случая, о котором она узнала от них самих. В Бароке произошла перестрелка, и Дэйв убил солдата армии северян. Вскоре его посадили в тюрьму, а Ринейт куда-то исчезла. И сейчас Тони прибрала их ранчо к рукам, как делала это всегда.

«Почему Тони удается всегда достигать своей цели?» — подумала Мисси. Это не только казалось ей странным, но возбуждало в ней гнев и досаду. Всегда этой Тони сопутствовала удача! Все получалось так, как она хотела. Многие их друзья покинули эти места — одни ушли разоренными и потом умерли, а другим, как отцу Мисси и ее братьям, пришлось оставить землю, потому что они воевали за южан. Только Тони удержалась на плаву и продолжала процветать.

Да еще дядя Ник…

Мисси было неприятно думать о том, что дядя Ник каким-то образом причастен к тому, что произошло. Когда в стране началась Гражданская война, он находился в Бостоне. Кроме того, он, как и многие другие, был ослеплен красотой Тони и ее кажущейся невинностью.

Бедный Дэйв! Его заковали в цепи, как какое-то животное! А бедняжка Ринейт? Что с ней? Где она? Почему так внезапно исчезла? Однажды Мисси подслушала разговор Мэта и Хэнка. Мэт говорил, что видел Ринейт в Бароке. Но как только она набросилась на него с расспросами, оба замолчали и помрачнели. Почему они считают ее ребенком? Ничего не говорят ей, ничем с ней не делятся, а ведь на следующей неделе ей будет уже семнадцать лет. Вот в таком возрасте ее мать сбежала из дома с отцом. И если Мэт видел Ринейт, то почему скрывает это от нее?

Ринейт была ее настоящим другом: научила Мисси готовить, шить маленькими, аккуратными стежками, от нее она узнала и несколько немецких слов.

С болью в сердце Мисси вспомнила чудесный запах свежеиспеченного хлеба, казалось, всегда наполнявший их небольшой дом. А еще Мисси помнила запах пряностей, которые Ринейт использовала, когда пекла печенье и пирожные. Ей нравился спокойный и мягкий голос Ринейт, ее легкий немецкий акцент. Она часто рассказывала Мисси о своей семье и маленькой ферме, которую потом сожгли дотла эти мерзавцы в голубой униформе. Они убили всех обитателей дома, кроме Ринейт, которую забрали с собой. И вот теперь никто не знает, где она и что с ней.

— Это все так грустно и страшно! — У Мисси перехватило дыхание. Ее большие зеленые глаза расширились от ужаса. — Но потом Дэйв все-таки спас тебя, не правда ли? Это единственное утешение во всей этой трагедии. Дэйв и его друг спасли тебе жизнь. Они вдвоем сражались со всеми этими бандитами! Какое волнующее зрелище! Расскажи мне еще немного об этом, Ринейт. Расскажи мне о том, как они садились в лодку. Они действительно напоминали тебе пиратов?

Печаль, всегда застилавшая глаза Ринейт, когда она говорила о семье, сразу же исчезла. Она задумчиво улыбнулась и вздохнула, вспоминая те времена:

— О да! Они и впрямь походили на пиратов. Особенно друг Дэйва, которого я увидела впервые. Он бесшумно вылез из лодки, держа в зубах огромный нож. Я подумала тогда, что это призрак самого Джина Лафита, и так испугалась, что не могла даже вскрикнуть от страха.

— Это очень напоминает одну из тех историй, которые мама так любила читать мне. Ты, наверное, чувствовала себя плененной принцессой, которую пришли спасать два рыцаря. Просто удивительно! А потом Дэйв влюбился в тебя, и вскоре вы поженились… А что же случилось с его другом? С тем, который был похож на пирата? Он тоже влюбился в тебя? Как его звали? Ты видела его после?

Легкая тень пробежала по лицу Ринейт.

— Дэйв называл его просто Уит, но я уверена, что это не настоящее имя. Он… Он действительно был настоящим искателем приключений, очень беспокойным человеком, из тех, кто постоянно рискует жизнью, считая это своеобразной игрой — увлекательной и азартной. Думаю, ему не понравилось, что я убедила Дэйва поселиться здесь и жить спокойно.

— Но кто же они такие на самом деле? Почему они пришли тебе на помощь?

У Мисси всегда было полно вопросов, но Ринейт, дойдя до этой части своего рассказа, отказывалась говорить дальше. Мисси случайно узнала, что этот друг Дэйва пошел своим путем и Ринейт никогда уже не встречала его.

— Однажды, — поведала ей шепотом Ринейт, — мне сказали, что его убили французы в Мексике во время революции. Он слишком любил рисковать. А мы с Дэйвом жили бедно, но были счастливы.

Ринейт надеялась, что в их небольшом домике появятся детишки. Будущее казалось ей спокойным и безоблачным.

Почему дурное случается с теми, кто этого не заслуживает? Дэйв в пожизненном заключении, Ринейт куда-то исчезла или умерла. А семья Мисси ковыряется в этих жутких болотах, чтобы прокормить себя. Почему они должны жить как изгнанники, тогда как Тони, не имеющая никакого отношения к Лэсситерам, живет припеваючи, присвоив все их достояние?

До Мисси дошли слухи о том, что их скот был продан за баснословную цену в Канзасе, а тот, что остался, бродит по болотам. Но тем, кто захочет проделать долгий путь к ближайшему скотоводческому рынку или ближайшей железнодорожной станции, придется пройти через земли, принадлежащие мексиканским контрабандистам, промышляющим в верховье реки, или бывшим рабам, которых покрывает Тони Лэсситер. Они пропускают ее скот через свою территорию и очень довольны, что Тони позволяет им жить на этой земле и работать на четырех-пяти акрах земли, чтобы прокормить свои семьи.

Мисси все это сводило с ума. Она прекрасно понимала, как это несправедливо, но ничего не могла изменить. Отец только покачивал головой и пыхтел своей трубкой. Ей было очень больно видеть его отчаяние. Хэнк и Джо-младший лишь ворчали, уверяя ее, что скоро все изменится, и говорили, что она должна ждать и надеяться на лучшее. Мисси уже давно перестала жаловаться дядюшке Нику. Какой в этом толк? Он тоже ничего не мог изменить и нес всякую чушь о том, как нужно ей дальнейшее образование. А Мэт, смутно намекая на какие-то свои темные дела, постоянно разглагольствовал о том времени, когда солдаты северных штатов уйдут отсюда и они все станут богатыми.

Мисси казалось, что это время наступит очень нескоро, если вообще наступит. Она не верила, что Тони когда-нибудь позволит им вернуть свои земли. Конечно, она добровольно не отдаст их. Как только отец заводил речь о необходимости переправить скот на рынок Эбайлена, Тони тотчас же возражала, что солдаты не пропустят его через эту территорию. При этом она утверждала, что скот можно продать только с ее клеймом и соответствующими комиссионными. Другими словами, старалась присвоить себе часть их труда и получить максимальную выгоду.

Тони верна себе! Она всегда хотела управлять ими, как управляла всеми поселенцами, которых когда-то привела в эти места. Но те были бедны и невежественны, а потому не знали, как защитить себя от ее посягательств. «Как бы мне хотелось, чтобы она утонула в болоте!» — подумала Мисси, с трудом подавляя злость и отчаяние.

Она не понимала, почему Гастон задерживается. Из-за Гастона Мэт и не стал прогонять ее с дерева. Он сам с нетерпением ждал его, так как тот должен был привезти табак и мексиканские крепкие спиртные напитки. Если его никто не окликнет, он преспокойно отправится вверх по реке и оставит их без нужных товаров. Очень осторожный, Гастон никогда не причаливал к берегу, если не был уверен в том, что это безопасно.

Сегодня Мисси ждала его с особым нетерпением. Солнце уже клонилось к закату, а в животе бурчало — ей очень хотелось есть. Она то и дело вспоминала про ужин, приготовленный Терезитой. Мисси надеялась появиться дома до того, как наступят сумерки, ведь она пообещала отцу, что не будет задерживаться дотемна.

Тяжело вздохнув, Мисси стала спускаться с дерева. Вдруг она услышала легкий плеск воды — приближалась лодка. Затем послышался тихий свист, которым Гастон всегда предупреждал о своем появлении.

Мисси быстро спрыгнула с дерева, подбежала к реке, ухватила руками нос лодки и подтащила ее к берегу.

— Гастон! — воскликнула она. — Мне казалось, что ты уже никогда не появишься! Ты задержался сегодня. Что случилось? Ты привез с собой…

Лицо Гастона выглядело сегодня особенно угрюмым.

— Привез с собой… привез с собой! — раздраженно передразнил он. — Да, я привез все горячительные напитки, которые с нетерпением ждут твои братья. Скажи им, что, если уж так не терпится, пусть сами спустятся вниз по реке и купят все, что вздумается. Я много заплатил за это, так и скажи. Цены растут и растут, а я бедный человек.

— У тебя были пассажиры? — Мисси с любопытством оглядела пустую лодку, потом, кряхтя, вытащила на берег огромный кувшин. Гастон еще больше нахмурился:

— Эй, что за вопросы? Почему ты всегда спрашиваешь меня об этом? Ты же хорошо знаешь, что на моей лодке переправляются люди, убегающие от смертельной опасности. Все они могут доставить мне крупные неприятности, как, например, этот Билли-Бой. Он все еще досаждает Терезите? — Гастон усмехнулся. — Ага, похоже, ты очень злишься, что я привез его сюда? Но откуда мне было знать, зачем он сюда направляется? Ведь я никогда не задаю лишних вопросов. Я и понятия не имел, что он бандит и работает на нее. А ты, малышка, держись подальше от всех этих грязных дел. Можешь передать мои слова отцу. Думаю, он согласится со мной. Да и твоя тетка была бы очень недовольна, узнав, как ты любопытна. Да она просто отрезала бы мне язык, если бы я сболтнул что-то лишнее.

— Она не моя тетка! — возмущенно воскликнула Мисси. — И никогда не смей называть Тони Лэсситер моей теткой! Она… Она — злая ведьма! И мне наплевать, если ты расскажешь ей об этом. А если ты надумал подразнить меня, то я уйду и больше никогда не стану встречать тебя. Ты слышишь, Гастон Лабуше?

— Ого! Значит, ты злишься! И на кого же? На своего крестного отца, неблагодарная девчонка! Ну ладно, сейчас же уходи, ты никогда не услышишь от меня никаких новостей! Поняла?

— Какие новости? Да я уверена, что тебе нечего сказать мне, вредный старик! Да будь ты и впрямь моим крестным отцом, ты попытался бы помочь мне, а не играть со мной в эти детские игры. Ты же знаешь, что я торчу здесь целый день, дожидаясь тебя, и даже крошки хлеба в рот не брала!

— Потише, проказница, — с шутливой строгостью сказал он. — Ты же хочешь получить шелковую ленту, которую я тебе привез, а?

— Она зеленая?

— Ну, конечно же, зеленая! Как твои глаза. Я неплохо заработал за эту поездку. Скажи Джо, что я забегу к нему через пару дней и мы с ним выпьем бутылочку хорошего вина.

Мисси радостно схватила зеленую ленту.

— Ох! Спасибо тебе, Гастон. Это прекрасный подарок! Это лучшая лента в мире! Я буду вспоминать тебя каждый раз, как надену ее.

— Ну уж, конечно! — усмехнулся он. — Ты забудешь старика, как только моя лодка скроется за деревьями. А кого это ты все время высматриваешь?

— Я… — Мисси чуть было не проболталась ему, что с тех пор, как был арестован Дэйв, она все время ждет, что появится друг Дэйва и спасет его. Но разве Гастон поймет это? — Я уже не надеюсь, что он когда-нибудь придет нам на помощь, — проговорила она. — Может, его уже нет в живых или ему просто наплевать на то, что случилось с его старым другом. Иначе он уже давно бы пришел сюда, правда? Только знаешь, что я тебе скажу… — Она пристально посмотрела на Гастона. — У меня такое чувство… Вот здесь… — Она прикоснулась рукой к выгоревшему на груди платью, под которым уже начала вырисовываться девичья грудь. — Терезита говорит, что мечты часто сбываются. А Терезита все знает. Не зря индейцы называют ее колдуньей. Они верят всем ее предсказаниям.

— Что? Что ты несешь? Ты еще слишком молода, чтобы мечтать о незнакомом мужчине, которого ты, кстати, никогда и в глаза не видела. Что с тобой? Может, ты тоже превращаешься в колдунью?

— Нет, нет, — возразила перепуганная Мисси. — Я так и знала, что ты не поймешь меня.

— Может, и не понимаю, — согласился Гастон. — Но тот, кого ты ждешь, вряд ли попросит переправить его сюда. Поэтому лучше не спрашивай меня, кого и куда я сегодня перевозил. Ты знаешь, какие товары я доставляю и какие люди пользуются моими услугами. — Гастон добродушно взглянул на Мисси: — Это очень опасные люди. Сегодня я перевозил одного из них — вооруженного с головы до ног, а взгляд у него такой, что хотелось выпрыгнуть из лодки. За две недели пути мы не обменялись ни единым словом. Вот это был пассажир! Волк, да и только! Он даже понял то, что я сказал ему по-французски. Сперва он говорил, что направляется в Брауне Блафф, но потом изменил свои планы и потребовал, чтобы я высадил его раньше. Честно говоря, я сделал это с большим удовольствием. Я было подумал, что это один из вооруженных наемников миссис Лэсситер направляется сюда, чтобы приструнить неугодных ей людей… Эй, глупая девчонка! Поосторожней! Ты же можешь свалиться с дерева!

К счастью для Мисси, за ней пришла Терезита, а не занудный Мэт. Она молча выслушала путаный рассказ Мисси о человеке, которого Гастон подвез на своей лодке. Хотя девочка очень волновалась, Терезита все поняла.

— Это он, — тихо проговорила Мисси. — Я знаю, что это он! Гастон сказал, что он очень высокий, темноволосый, с необыкновенно голубыми глазами. К тому же он носит нож и пистолет. Гастон сам видел это! Мы должны найти его! Неужели ты не понимаешь? Возможно, он направляется прямо к дому Мэдена, и нам нужно предупредить его об опасности! Может, он не знает, что Тони отдала этот дом Билли-Бою!

Терезита не выказала ни малейшего беспокойства, и на ее индейском лице не дрогнул ни один мускул. Выслушав все, она не сказала, как это непременно сделал бы Мэт, что Мисси должна выбросить из головы эти глупости.

— Будь поосторожнее с этой бутылкой, — заметила она. — Если прольешь хотя бы каплю этого напитка или, не дай Бог, уронишь и разобьешь ее, твой брат очень разозлится. Он и так недоволен тем, что ты часами торчишь на этом дереве.

Мисси топнула босой ногой:

— Меня не волнует, что думает Мэт, и мне плевать, что он недоволен! Гастон сказал, что высадил этого человека в трех милях вниз по реке. К тому же у него нет лошади. Если я пойду тайной тропой через ручей, протекающий близ Уайлдкэт Бей, то, возможно, найду его прежде, чем он…

— А если ты найдешь его и окажется, что это вовсе не тот, о ком ты думаешь? Если это какой-нибудь опасный преступник? Здесь много темноволосых людей с голубыми глазами. Вдруг у него какие-то дела в наших краях? Может, он просто прячется в этих болотах, как все те, у кого возникают проблемы с законом? Ведь ты никогда не видела его, как же ты узнаешь?

— Узнаю! — настаивала Мисси. — Кто еще знает имя твоего мужа? Прости, Терезита, мне не хотелось бы говорить об этом, тебе это наверняка неприятно, но этот человек спросил Гастона, знает ли он человека по имени Рефьюджио Орта, и сказал, что дружил с его братом в Мексике. Но ты же знаешь, что этот старик умеет держать язык за зубами. Пожалуйста, Терезита, прошу тебя! Даже Гастон думает, что это тот самый команчеро. Я совершенно уверена в этом! Я знаю, что это он! Поверь мне! Я все равно побежала бы к тебе, но ты сама пришла сюда.

Бронзовое лицо Терезиты оставалось совершенно невозмутимым, но глаза ее заблестели.

— Друзья моего покойного мужа никогда не называли его этим именем. Они звали его Чако, и у него было много врагов. Прошлой ночью мне приснился странный сон, но я до сих пор не поняла его. Думаю, он предвещает что-то дурное. Может быть, даже смерть. Но чью? Интуиция подсказывает мне, что появление чужого человека не принесет ничего хорошего.

— Терезита, не говори об этом ни моему отцу, ни Мэту! По-моему, ты ошибаешься. Ты же не разгадала своего сна! Если ты не поможешь мне, я пойду искать этого человека сама.

— Ты уверена, что человек, которого переправлял лодочник, и тот, о ком говорила немка, одно и то же лицо? — строго спросила Терезита. — Как ты узнаешь человека, которого никогда не видела? Может, того уже нет в живых. Боюсь, Мисси, что ты слишком веришь в свои мечты. Человек, назвавший имя моего покойного мужа, не принесет нам ничего, кроме неприятностей. Рефьюджио общался и с дурными людьми…

Но Мисси уже не слушала Терезиту. На ее губах играла загадочная улыбка. Какая разница, что думают об этом другие? Она знает истину!

<p>Глава 42</p>

Стив чувствовал, что был очень болен, хотя никто не говорил ему об этом. Он очень ослаб, но чутье подсказывало ему, что это необычное для него состояние. Он видел над собой что-то вроде крыши, и ему было очень холодно. Любая попытка сосредоточиться вызывала невыносимую головную боль. Иногда возле него появлялись какие-то люди, а какая-то женщина пыталась заговорить с ним. Он отвечал на ее вопросы, но не узнавал своего голоса — странного и чужого. Женщина…

Иногда появлялись две женщины, говорившие на разных языках. Он понимал каждую из них и что-то им отвечал, но не мог вспомнить, кто он, что здесь делает, что это за люди и почему у него такая слабость. Устав от попыток ответить на эти вопросы, он заснул, ибо только сон облегчал головную боль.

Проснувшись, он ничего не помнил. Ему казалось, что он проспал целую вечность. Он не помнил ни своего имени, ни того, откуда он пришел.

Он вскоре понял, что живет среди индейцев, и даже подумал, что и сам индеец. Должно быть, он женат на этой женщине по имени «Бегущая вода». Впрочем, все называли ее Терезитой.

— У тебя была очень сильная лихорадка, — сказала ему Терезита низким и глубоким голосом. — Мой первый муж когда-то болел такой же лихорадкой, но, к счастью, тогда мы были в Мексике и рядом был доктор. Поэтому я хорошо знаю, что надо делать в таких случаях.

— Мне постоянно снится, что я в тюрьме, — сказал он, нахмурившись.

— Ты и был там, — ответила она, — во время Мексиканской революции. Ты помнишь что-нибудь еще?

— Почему же я, черт возьми, ничего не могу вспомнить? Ничего, кроме обрывков снов… Но даже их я начинаю забывать.

— Тогда не думай о них. Так будет лучше. Ты попал в неприятную историю, добираясь сюда, но сейчас все хорошо. Лихорадка отняла у тебя память, но она вернется к тебе.

Когда Терезита наклонилась к нему, он почувствовал к ней необыкновенную нежность. Протянув руку, он погладил ее бронзовое лицо.

— Не обращай внимания на мои слова. Думаю, что ты права. Ко мне скоро вернется память. Но я хотел бы вспомнить хоть что-нибудь из прошлого.

Она опустилась перед ним на колени. «Что он за человек? — подумала Терезита. — И как только я согласилась пойти с Мисси на болота искать его? Ведь мне очень этого не хотелось».

Внезапно он схватил ее своими слабыми руками и притянул к себе.

— Похоже, что ты слишком многое помнишь, — тихо сказала она. — Но сейчас не время для этого. Ты еще слишком слаб. Пожалуйста, не надо!

— Почему? Если ты моя женщина, почему бы тебе не лечь со мной? Сегодня, слава Богу, я в здравом уме, и мне интересно, почему я забыл твое тело.

Он начал гладить и целовать ее лицо и шею.

На Терезите было только платье, но и оно вскоре оказалось на полу. Он втащил ее под свое шерстяное одеяло и стал рассматривать ее, тогда как его рука медленно скользила по ее бронзовому телу.

Терезита впервые в жизни узнала, что такое ласка и любовная игра. Прежде она только подчинялась мужчине, который вел себя как насильник. Сейчас она испытала совершенно новое чувство.

— Терезита, — нежно шептал он, и ей казалось, что она слышит свое имя впервые в жизни.

С детства ее учили удовлетворять прихоти мужчины, беспрекословно повиноваться ему. Кроме двух своих мужей, Терезита не знала мужчин. Ни один из них не избивал ее, не был с нею жесток. Они просто брали от нее то, что им хотелось, не тратя времени ни на ласки, ни на любовные игры. Да она и не знала, что бывает иначе. А этот человек, которого они подобрали на болотах почти мертвым, пробудил в ней неведомые чувства, хотя был очень слаб и ничего не помнил.

Отправившись с Мисси на болота, Терезита не верила, что они найдут кого-нибудь в этих диких местах. Но когда они все же отыскали его, Терезита сразу поняла, чем он болен. Сначала она хотела оставить его и уйти, ибо считала, что он обречен. Лучше уж ему умереть на болоте, чем у нее в доме. Но Мисси отказалась оставить его. Терезита испугалась, что девушка заразится и занесет болезнь в свой дом. Поэтому она пообещала Мисси взять его в свою хижину и присмотреть за ним при условии, если Мисси не приблизится и не прикоснется к нему. Терезита не боялась тифа, ибо уже переболела им.

Терезита выполнила свое обещание, но до самого последнего времени была уверена в том, что он все равно умрет. Она по-прежнему не верила, что этот незнакомец дружил с братом ее мужа. Что могло связывать спокойного и уравновешенного Хесуса Марию с этим странным человеком? Что у них общего? Она очень удивилась, поняв, что тот говорит не только по-испански и по-французски, но знает и язык команчей. Может, он сам из племени команчей? Но почему же она ничего не слышала о нем? Почему он не приходил сюда раньше? И зачем пришел сейчас?

Терезита ухаживала за ним и делала все возможное, чтобы он скорее поправился. Несколько месяцев после смерти Чако она жила одна в своей маленькой хижине, не подпуская к себе мужчин. Потом они оставили ее в покое, и Терезита стала лечить людей травами и толковать их сновидения. Эти познания ценили как индейцы, так и белые.

Но сейчас ей предстояло объяснить людям, почему в ее хижине находится незнакомый мужчина. А врать Терезита очень не любила. Она сказала всем, что у нее лежит тяжело больной брат ее последнего мужа, который хотел жениться на ней, но неожиданно заболел. Она утверждала, что он хочет совершить обряд по древним законам команчей. Когда же незнакомец поправится и уйдет от нее, Терезита скажет, что он потерялся в болотах…

Но все получилось иначе, когда сегодня вечером он покорил ее своей нежностью и ласками. Терезита понятия не имела, что между мужчинами и женщинами бывает такое. Она не знала, что такое настоящая страсть. Он заставил ее забыть обо всем на свете, кроме желания отдаться ему. Но потом она испугалась и отпрянула от него. К чему все это приведет? Ведь он может сделать ее своей рабыней, полностью подчинить себе.

Он удивленно посмотрел на нее:

— Почему ты стала вдруг так холодна? Разве я не сказал тебе, что ты очень красива? Мы ведь только что занимались любовью, и все было прекрасно.

Слова «занимались любовью» звучали для нее странно. Она хотела обдумать их, но тут он снова начал осыпать ее поцелуями, заставив забыть о том, что правильно в этом мире, а что — нет.

К этому времени Терезита уже поняла, что он не помнит своего прошлого и верит всему, что она ему говорит. Пока к нему не вернется память, он останется ее мужем.

Потом она отведет его в глубь болот по тропе, известной лишь немногим индейцам племени Каддо. Там, на одном из небольших островков, она на время останется с этим человеком, которого называет Маноло.

Теперь Терезита была почти уверена, что Маноло, которого она уже привыкла считать мужем, жил когда-то среди индейцев племени команчи. По длинным синим шрамам на спине Терезита поняла, что он сидел в тюрьме.

Похоже, он смирился с тем, что потерял память, а Терезита желала, чтобы память никогда не вернулась к нему. Она убеждала его, что он брат ее покойного мужа, и безудержно фантазировала, отвечая на его вопросы. Этот человек научил ее заниматься любовью. Только теперь она поняла, что любовь нечто гораздо большее, чем похоть.

Терезита не хотела покидать это дикое место, но постепенно стала замечать, что Маноло чувствует беспокойство. Поэтому она не удивилась, когда однажды он сказал ей, что пора вернуться к людям. Она пыталась объяснить ему, что за люди живут на болоте, и рассказала Маноло все, что случилось здесь после окончания Гражданской войны. Война, говорила она, закончилась, но несправедливость осталась.

— Почему же никто не борется с этим? — простодушно спросил он. — Почему они позволяют мадам Лэсситер делать все, что она хочет? Если она продает животных где-то на севере, почему бы и другим не поступать так же? Что им мешает торговать животными на богатых рынках северных штатов?

— Этот же вопрос задавали себе все, кто был впоследствии разорен или уничтожен, — резко сказала она. — Не вмешивайся в эти дела. Прошу тебя, пусть все останется, как было всегда!

Но Терезита давно уже поняла: Маноло из тех, кто влияет на ход событий.

— По-моему, ничто никому не мешает ловить диких животных, клеймить их своим клеймом и переправлять на какой-нибудь богатый рынок. Это принесет выгоду многим, а тех, кто хочет помешать этому, надо заставить понять, что их жизнь стоит не дороже жизни других людей.

Эти слова привели ее в ужас, но она промолчала. Да, пришло время вернуться к людям. Возможно, он рассчитывает на помощь таких людей, как отец Мисси и ее братья, которые прожили здесь всю жизнь. Да и сама Мисси может оказаться весьма полезной.

Вспомнив о Мисси, Терезита почувствовала себя несколько виноватой, но тут же отбросила мысли о ней. Мисси — еще ребенок, а Маноло, судя по всему, пришел сюда, чтобы найти ее, Терезиту. В разговорах с ним она проявляла крайнюю осторожность и утаила от него, что именно Мисси решила отправиться на его поиски и тем спасла ему жизнь.

— Почему все относятся ко мне как к ребенку, — кричала Мисси. — Не объясняй мне ничего, папа! Почему Терезита считает, что спасла ему жизнь? Да хоть бы и так! Я знаю, как это у индейцев: если ты спасла кому-нибудь жизнь, значит, он принадлежит тебе. Но… — Ее глаза заблестели от слез. Джо Картер не знал, что делать. Он только пожал плечами и пожалел, что его жена так рано умерла. — Но, папа, я уверена, что это тот самый человек, о котором так часто рассказывала мне Ринейт. — Мисси прорвало. — Может, он и не знает Чако, ну и что с того? Чако пришел сюда, потому что знал Дэйва… Но сейчас… Сейчас он не помнит ничего. Он забыл даже свое имя! Забыл, откуда пришел и зачем! Поэтому очень глупо, что Терезита говорит всем, будто он брат ее мужа. Это неправда! Они ушли в болота, прятались там и появились потом, как… как будто они…

— Ладно, Мисси, успокойся! Ты же слышала, что сказала Терезита. Этот человек, которого она называет Маноло, говорит на языке команчей и по-испански. Держу пари, что он из племени команчей. Во всяком случае, с индейцами он чувствует себя как со своими.

— Он, кажется, со всеми себя так чувствует. Ему все равно, где жить и с кем. — Джо-младший взорвался от смеха, а Мисси густо покраснела и убежала прочь. Она ненавидела их всех! Никто ее не понимает, даже отец.

Мисси прибежала к своему любимому дереву, низко склонившемуся над водой. Взобравшись на самую большую ветку, она молча уставилась на темно-зеленую воду реки. Затем взяла свой старый полевой бинокль и стала всматриваться в противоположный берег. Она увидела, как Билли-Бой Дозьер вышел из своего дома, вскочил на лошадь и быстро куда-то ускакал. «Может, — подумала она, — он узнал, что Терезита вернулась домой с каким-то мужчиной?» Ему давно уже нравилась Терезита. А может, он услышал, что некоторые фермеры, живущие на болотах, собрали свой скот и решили отправить его на рынок в Эбайлен. В этих краях новости разносятся очень быстро. Несмотря на плохое настроение, Мисси радовалась, что сейчас Тони далеко. Она сама уже отправилась в Эбайлен продавать свой скот. В ее отсутствие даже Мэт изменился, гораздо меньше донимал ее и почти не раздражался. Он заметно вырос и возмужал с тех пор, как началась эта проклятая война.

Мисси почти не помнила, что было до войны. Все ее представления о том старом добром времени были почерпнуты из рассказов старших. Почти все ее детство прошло на болотах, которые она знала не хуже индейцев. Ей не составило бы труда спрятаться в каком-нибудь недоступном месте, и никто не смог бы ее найти. Она с удовольствием проучила бы этого балбеса Джо-младшего, если бы не отец…

Мысль об отце вызвала в Мисси чувство вины. Она тяжело вздохнула и соскользнула с дерева на землю. Но вдруг она замерла, покраснела, а потом сразу же побледнела. Ее охватила дрожь.

У него были самые ярко-голубые глаза, какие она когда-либо видела. И он был таким высоким, что ей пришлось подниматься на цыпочки и высоко задирать голову, чтобы разглядеть его лицо.

Ее удивило, что он открыто и непринужденно смотрит на нее. Он чуть улыбнулся, словно стараясь успокоить ее. Видимо, почувствовал, что она нервничает. Мисси заметила узкий шрам на его лице. Она не отрываясь смотрела на этого человека.

— Привет, зеленоглазка.

Мисси казалось, что все это сон, но его мягкий голос вернул ее к действительности.

Все это произошло так быстро, что Мисси не успела даже опомниться. Потом лицо его стало серьезным и он вежливо спросил, не напугал ли ее.

— Вы искали меня? — встревожено спросила Мисси.

— Да. Твой отец сказал, что я могу найти тебя именно здесь. Ты не против?

Мисси смущенно покачала головой. Чего он хочет от нее?

— Говорят, ты считаешь меня другом тех людей, которые когда-то жили за рекой. — Он кивнул головой в сторону дома Мэдена. Щеки Мисси запылали от гнева. Ее возмутило его равнодушие к Дэйву и Ринейт.

— Если бы вы действительно были их другом, сеньор, полагаю, вы бы пришли им на помощь гораздо раньше. А сейчас уже слишком поздно!

— Спасибо, что напомнила мне об этом. Эти люди… они упоминали когда-нибудь имя их друга? Он внимательно посмотрел ей в глаза.

— Ринейт говорила мне как-то, что Дэйв называл своего друга Уитом. Но она почти не сомневалась, что это не настоящее его имя. Но… вы очень похожи на того, о ком она рассказывала. К тому же вы прекрасно говорите по-французски. Думаю, вы также владеете испанским, не так ли? Неужели вы и впрямь ничего не помните? Как можно все забыть? И что вам здесь делать, если не…

— Но ты ведь сама сказала, что будь я их другом, то пришел бы сюда намного раньше? Это не лишено логики. Я все время думаю о том, кто я такой. Возможно, я пришел из Луизианы, а может, пробрался сюда, чтобы с помощью оружия выбить долги у каких-нибудь фермеров? Я очень хорошо владею оружием. — Он посмотрел своими странными глазами на Мисси, но той показалось, что он совсем не видит ее. — Мне кажется, что я так хорошо владею им, что вполне могу постоять за себя. Что еще ты знаешь о друге Дэйва?

Мисси прислонилась спиной к стволу дерева, напряженно наблюдая за ним. Этот человек пробуждал в ней какое-то странное чувство.

— Почему вы спрашиваете меня об этом? Ринейт говорила мне, что он убил троих человек. Она также рассказывала, что при этом он все время смеялся, будто это доставляло ему огромное удовольствие. Похоже, для него это была опасная и увлекательная игра.

Он нетерпеливо нахмурился:

— И это все? Да, мне очень неприятно это беспамятство. Прежде чем я уеду отсюда, мне хотелось бы узнать, нет ли здесь тех людей, которых я пытался разыскать. Я должен вспомнить, зачем я явился в эти дебри и связано ли это со спасением Ринейт.

Мисси заметила, как спокойно говорит этот человек о своем намерении уехать отсюда. Интересно все же, зачем он сюда явился? Если он пришел когда-то на помощь Ринейт только из-за денег, это в корне противоречило ее представлениям о благородном рыцаре, который бескорыстно помогает женщине, попавшей в беду. Может, он вовсе не тот, за кого она его принимала?

— Дэйв Мэден женился на Ринейт, — терпеливо объяснила ему Мисси. — И возможно, она слышала от него, что вы… что друг Дэйва имел какое-то отношение к революции в Мексике и что, вероятно, он уже мертв!

Мисси сказала это с такой болью в голосе, что он сразу понял, почему она испытывает разочарование и горечь утраты.

— Ты и впрямь жалеешь о том, что человек, которого ты никогда в жизни не видела, мог умереть? — насмешливо спросил он, стараясь при этом не выказывать презрения к слабости. — Тебе следует научиться скрывать свои чувства, зеленоглазка. Такое сочувствие к чужим людям неуместно в нашем мире. Оно принесет тебе только страдания и неприятности.

— Теперь я вижу, что ошиблась в вас! — воскликнула Мисси. — Вы из тех, кому нет дела до друзей. Вам наплевать на то, что происходит вокруг, верно? Так какая вам разница, что случится со мной в будущем? И почему вы называете меня «зеленоглазкой», будто знали меня раньше?

Это неожиданное раздражение молоденькой девушки, казалось, не произвело на него ни малейшего впечатления. Он посмотрел ей в глаза и удивленно поднял брови:

— Может, я запомнил твое умное личико и зеленые глаза, когда ты склонялась надо мной во время моей болезни. Почему ты сделала это? Ведь ты могла заразиться тифом. Неужели ты так уж надеялась встретить того, о ком тебе рассказывала Ринейт? Ты думала, что я тот самый таинственный друг Дэйва?

Мисси хотела убежать от него, но он схватил ее за руку. Она почувствовала слабость в коленях.

— Не делайте из меня дурочку, — со злостью воскликнула Мисси. — Я ненавижу вас!

— Мне очень жаль, Мисси Картер, — с легкой иронией сказал он. — Я пришел сюда только из-за тебя и твоего отношения ко мне, — добавил он. — Если бы не ты, я не стоял бы здесь. Я хотел поблагодарить тебя. А вот твои зеленые глаза, — он весело рассмеялся, — видишь ли, меня постоянно преследуют во сне зеленые глаза. Не знаю, почему, но это так. Мудрецы говорят, что мужчина не должен доверять зеленоглазым женщинам!

Он ощутил нечто вроде угрызений совести. Мисси явно не доверяла ему. У него была другая женщина — Терезита. Он уже привык к теплу ее тела и относился к ней как к жене.

И вот теперь перед ним стоит девушка-подросток, которой он обязан жизнью. Эта мысль не давала ему покоя и портила настроение. Ее невинность и простодушие заставляли его почувствовать стыд. Да, именно она спасла ему жизнь. Он обязан ей больше, чем Терезите. Он понимал, что в неоплатном долгу перед Мисси. Но что он мог сделать для нее? Только быть честным. Таким же честным, какой была она с ним. Как избавить ее от тревоги, которую он вызвал в ее душе?

На мгновение в его памяти возникли еще чьи-то зеленые глаза. Он пытался вспомнить, чьи же они, но не мог. Проблеск памяти исчез так же быстро, как и появился.

<p>Глава 43</p>

Недели через три Маноло, отец Мисси, ее братья и некоторые другие обитатели болот отправились в Эбайлен продавать скот.

По пути на север он понял, что когда-то уже занимался этим делом. Во всяком случае, оно не было ему незнакомым. Он смутно помнил и дорогу на этот рынок. Может, он уже прошел когда-то этот путь? Или все объясняется его сильной интуицией? Через десять дней он уверенно повел группу по правильному пути. Это очень удивило всех, и прежде всего его самого.

Пока они добрались до Эбайлена, он стал похож на индейцев из племени каддо, которые присоединились к ним. На рынке Маноло отделился от них и предоставил определять цены на скот Джо Картеру и Мэту, заявив, что не хочет вмешиваться в их хозяйственные дела.

Они получили за своих коров неплохие деньги — по восемнадцать долларов за каждую голову. В первый же вечер Джо Картер так набрался, что его пришлось волоком тащить к гостинице. А Мэт, Хэнк и Джо-младший отметили это событие, купив себе кое-какую одежду и найдя для себя смазливых девиц.

Когда они решили побегать по городу в поисках развлечений, Маноло посоветовал им отыскать улочку, которую называли Техасской. Он не мог вспомнить, откуда ему была известна эта улица, но не сомневался в ее существовании, равно как и в том, что там можно неплохо поразвлечься.

— Кажется, что во всех этих новых городах со скотоводческими рынками есть своя Техасская улица, и с каждым днем их репутация становится все хуже, — грустно сказал он.

— Ты чертовски много помнишь, амиго, — весело ответил Мэт, который уже не раз бывал в этом городке, пригоняя сюда скот Тони Лэсситер, — но почему-то забыл самое главное.

Раньше Мэт старался не замечать Маноло. Ему не все нравилось в нем, особенно его манеры. Мэта всегда настораживало его обращение с оружием. Чутье подсказывало ему, что этот человек управляется с револьвером так же просто, как с ложкой. Но больше всего тревожили Мэта эти насмешливые голубые глаза, которым был неведом страх. Это заставляло Мэта проявлять крайнюю осторожность.

Вот и сейчас Мэт, равнодушно пожав плечами, направился к выходу.

— Может, попытаться узнать о тебе в полиции? — спокойно спросил он. — Это помогло бы тебе, не так ли?

Мэту не очень хотелось участвовать в длинном и утомительном перегоне скота. Он согласился лишь после того, как брат стал насмехаться над ним, намекая, что он без ума от Тони и выполняет только ее поручения. Всю дорогу он проявлял крайнюю осторожность и внимательно следил за всем. Однако, к своему удивлению, он обнаружил, что Маноло довольно неплохо знает этот путь. Может, то был инстинкт, но он точно знал, куда нужно идти и какую из многочисленных тропинок следует выбрать.

После того, как они добрались до рынка и удачно продали скот, Мэт подумал, что было бы неплохо пригнать сюда стадо побольше. Он обрадовался, получив пачку денег, которыми мог свободно распоряжаться. Впервые в жизни он почувствовал себя самостоятельным и взрослым.

Они могут сделать собственное клеймо, подумал он. Например, звезду в круге. А потом они станут клеймить им своих лошадей и весь дикий скот, который пасется на окрестных болотах. Это нельзя было назвать воровством, хотя он не сомневался, что Тони это не понравится. Ему даже думать не хотелось о том, как она разозлится. Но черт побери! Мужчина должен руководствоваться своими собственными интересами.

Однажды утром Мэт отправился искать Тони. Он и сам не знал, зачем ему это. Он отправился в ту часть города, где недавно видел пару лошадей с клеймом Тони Лэсситер. До этого он купил себе новую одежду и очень хотел поразить воображение Тони.

Это был его первый костюм после окончания войны. Мэту крупно повезло, что какой-то богатый джентльмен из восточных штатов заказал себе этот костюм, но почему-то не забрал его из мастерской.

Да, подумал Мэт, теперь он не похож на жителя болот. Костюм прекрасно сидел на нем, новые башмаки, начищенные до блеска, поскрипывали.

Мэт твердыми шагами направился в ту часть города, где находились дорогие рестораны и гуляла приличная публика. Теперь он мог позволить себе позавтракать в каком-нибудь ресторане. Потом он попробует навести справки насчет этой роскошной блондинки, которая, по его расчетам, должна находиться в городе.

Миссис Антуанетта Лэсситер вышла из банка, стараясь не выказывать гнева. Никто не догадался бы, что эта красивая женщина чем-то рассержена. Только Бен, ее кучер, заметил ее раздражение. Этот старый негр всегда все замечал. Как они посмели продавать здесь ее скот! А этот мерзавец мистер Девиот, новый управляющий банком, даже поздравил ее с тем, что эти техасцы проявили инициативу и пригнали сюда скот для продажи. Это же ее часть этого штата!

— Это именно то, в чем больше всего нуждается сейчас наша страна! — патетически воскликнул он. — Нам нужна перестройка всего хозяйства! Люди начинают постепенно забывать о прошлых различиях. Они привыкают сами заботиться о своем благополучии! Животноводство, миссис Лэсситер, — вот что составляет их главное богатство! Здесь, в Техасе, огромное количество скота, а именно этого и не хватало на севере. Прогресс, мадам. Вокруг Барока может сложиться прекрасное скотоводческое хозяйство! Об этом стоит подумать.

Пока мистер Девиот говорил, Тони загадочно улыбалась и кивала головой. Как и все, он был очарован красотой Тони и, сам того не понимая, нес всякую чушь.

— А сейчас о ваших деньгах, мадам. — Мистер Девиот перешел к делу. — Вы хотите взять с собой такую большую сумму наличными? Извините за вмешательство в ваши личные дела, мадам, но вы же знаете, что после войны уровень преступности…

— Я хорошо плачу своим людям, мистер Девиот. Они должны отрабатывать эти деньги. Притом мне обещали отряд всадников для охраны. Мой близкий друг полковник Вэнс недавно посетил форт Уорт. Уверяю вас, у меня будет хорошая защита и я благополучно доберусь до дома. Благодарю вас за заботу.

Миссис Лэсситер приехала в банк в своей карете.

Старый Бен служил у Тони с тех пор, как она вышла замуж в Луизиане. Он сидел в своей отличной униформе и высоком цилиндре, который так нравился Тони. Она всегда требовала, чтобы он надевал эту форму, так как она напоминала ей о прекрасном прошлом южных штатов.

Тони привлекала к себе всеобщее внимание. Она была прекрасна — светлокожая, с большими глазами, шелковистыми волосами и чувственным ртом. Но больше всего поражал ее голос — мягкий, глубокий и низкий. Видя ее, мужчины трепетали от страсти. Ее тонкая, почти осиная талия подчеркивала крутые изгибы бедер и высокую пышную грудь.

Тони уже привыкла к тому, что мужчины оборачиваются и смотрят ей вслед. Она воспринимала это как должное. Еще в юности она поняла, как легко управлять мужчинами. Она часто проверяла это на своем отце. Стоило Тони заплакать или обиженно надуть губы, как тот сразу же выполнял все ее желания. С тех пор она всегда пользовалась своей властью над мужчинами, извлекая из этого огромную пользу. Она делала это, даже презирая их…

Несмотря на это, Тони прекрасно понимала, что у нее есть свои слабости. Правда, она предпочитала не называть это своими слабостями.

Очень любя своего безвольного и красивого отца, она презирала его. Она наслаждалась жестокими петушиными боями и кулачными поединками, уличными драками и дуэлями, особенно если они происходили из-за нее. В старые добрые довоенные времена она часто ходила с отцом не невольничьи рынки и с удовольствием наблюдала, как жестокие хозяева наказывают плетью своих рабов. Она с грустью вспоминала о том, что ее отец владел когда-то большой плантацией. Жаль, что он проиграл все в карты.

Прошлой ночью она надела длинное черное платье, покрыла голову черной шалью и отправилась на небольшое ранчо, расположенное в нескольких милях от города. Там было довольно необычное заведение, и люди платили за вход немалые деньги, желая посмотреть, что там происходит. Тони не было жалко этих денег, ибо она радовалась, видя чужие слабости.

Это заведение содержала Сэйди, и оно предназначалось для знатоков и ценителей, в основном выходцев из Нового Орлеана, откуда Сэйди была родом.

Ее девушки отличались изяществом, были неприхотливы и с готовностью удовлетворяли любые желания клиентов. Сэйди обладала особым талантом находить подходящих девушек. Кроме того, она окружила себя молодыми и симпатичными парнями, которые приструнивали девиц и наказывали тех, кто отказывался выполнить просьбу клиента. Сами они удовлетворяли не совсем обычные запросы посетителей, если в этом была необходимость.

Далеко не каждому удавалось попасть сюда. Только избранные горожане знали, где это находится. Прежде всего посетителя следовало представить хозяйке. Это мог сделать только кто-то из завсегдатаев. Если вдруг оказывалось, что новый посетитель не в состоянии заплатить приличную сумму за полученное удовольствие, ему предлагали продемонстрировать свои таланты для развлечения других клиентов.

У Тони Лэсситер было много денег, и она обладала немалым опытом в подобных делах. Она многое могла показать клиентам, но не желала, чтобы ее узнали. Она познакомилась с Сэйди, когда у той было совсем другое имя. Обе тогда жили в Луизиане. Так или иначе, Тони часто посещала это заведение, демонстрируя порой свои прелести посетителям. Эта таинственная женщина в черном платье и под черной вуалью производила сильное впечатление. Но она любила понаблюдать за клиентами, прежде чем сделать выбор…

Выйдя сегодня из банка, Тони чувствовала себя отвратительно. Злость на Мэта Картера, который посмел действовать, не заручившись ее согласием, и на его глупого отца соединилась с разочарованием от посещения Сэйди. Она решила больше не ходить туда.

Бен спрыгнул с облучка и помог хозяйке забраться в карету. Тони обдумывала события прошлой ночи.

Поначалу все шло прекрасно. Вино, которое Сэйди всегда приберегала для особо важных посетителей, было, как всегда, изумительным. Да и само представление понравилось Тони, особенно когда Сэйди отказалась от привычного репертуара и перешла к импровизированному шоу, вызвав на подиум добровольцев из числа гостей.

Тони сразу же откликнулась на этот призыв и, потягивая вино, разделась, оставшись лишь в легкой полупрозрачной накидке, которую дала ей Сэйди, и в вуали, скрывавшей ее лицо.

— Дорогая, — сказала Сэйди, — мне бы чертовски хотелось, чтобы ты работала у меня! Мы вместе загребали бы кучу денег!

Тони весело рассмеялась, а Сэйди уверенно кивнула, поглядев на нее. Тони была сегодня в ударе. Она чувствовала, что у нее все получается хорошо и что скоро наступит состояние, именуемое ею диким, — учащенный пульс, волнующее жжение в груди и жар во всем теле. О Боже, да! Сегодня вечером она непременно испытает это дикое чувство. Уже сейчас она ощущала себя волчицей, свободной от всех предрассудков. Это опьяняло ее. В таком состоянии она делала все, что вздумается. Она могла выбирать любого клиента, играть роль проститутки или властной хозяйки.

В заведении Сэйди не было ничего невозможного. Ее клиенты беспрепятственно входили в любую комнату, наблюдали за происходящим, а затем отправлялись в другую. Для тех, кто не желал быть узнанным, существовали специальные глазки, которые позволяли увидеть все. Посетители хорошо знали об этом, как, впрочем, и о том, что это не ординарный публичный дом, а заведение, предназначенное для любителей приключении.

Через некоторое время Тони отправилась на охоту, не выпуская из рук бутылку с охлажденным шампанским и придерживая рукой небольшой, красиво отделанный кнут. Она искала одного из тех жеребцов, которых Сэйди наняла совсем недавно. Тони очень надеялась, что тот, кто назвал ее Мессалиной, а после этого повернулся и пошел прочь, и был одним из них. Тони сгорала от нетерпения. Ей так хотелось отхлестать его кнутом, заставить его ползать у ее ног и только после этого использовать как самца.

Торопливо обходя комнаты, Тони лихорадочно вспоминала, как он выглядит. Это был высокий, сильный голубоглазый парень с черными волосами, свободно спадающими на плечи. Его глаза она запомнила очень хорошо. Вообще-то он производил довольно странное впечатление. Казалось, он мало интересовался тем, что происходило на подиуме. А когда Тони положила руку ему на бедро, он даже не повернулся к ней. Похоже было, что его вовсе не интересуют женщины, хотя он притягивал их к себе как магнит.

Пораженная его равнодушием, Тони наклонилась к нему и дрожащим от страсти голосом спросила, не хочет ли он насладиться каким-нибудь смазливым юношей. Тот только ухмыльнулся и прошептал:

— Может, мы оба пришли сюда для того, чтобы попробовать что-нибудь необычное, Мессалина? — После этого он молча удалился, оставив ее в полном недоумении.

Она и не подозревала, что он что-то знает о древних римлянах!

Тони так и не нашла его в тот вечер. Правда, она нашла другого, и это доставило ей немалое удовольствие. Не узнай Тони, что Картер пригнал сюда скот, который она уже считала своим, ее настроение сегодня было бы куда лучше.

Она даже надела утром новое платье бледно-голубого цвета. Тони радовалась жизни, пока управляющий банком не разозлил ее.

— В гостиницу, Бен! — приказала Тони, выйдя из банка. А затем к ее карете направился молодой человек, который вышел из банка вслед за ней. Он положил руку на ее локоть:

— Я знал, что встречу вас. Я помню вас с прошлой ночи… Там, у Сэйди. Я узнал вашу походку, какой нет ни у одной женщины. Ах! Это было прекрасно.

Тони быстро выхватила кнут, который всегда носила с собой, и наотмашь ударила его по лицу. Ее глаза сверкали.

— Как ты посмел подойти ко мне? Бен, поехали!

Этим молодым человеком, к несчастью, оказался Билли Дженнингз, испорченный сынок одного из богатейших владельцев ранчо. Он всегда считал себя крутым парнем, который управляется с женщинами так же свободно, как со своим кольтом. Он не сомневался, что это та самая блондинка, которую видел прошлой ночью. Ведь он потратил на этих проституток немало денег. И вот сейчас эта проститутка, одетая как порядочная леди, при всем честном народе отхлестала его кнутом по лицу! Это уж слишком!

Не успел Бен ударить лошадей, как разъяренный парень бросился к кучеру и схватил поводья.

— Минуточку, дядя! — крикнул он Бену. — А ты… ты… — Он запнулся, опьянев от бешенства.

Именно эту сцену увидел Мэт Картер, подошедший в это время к банку. Свидетелем оказался и другой человек — Маноло. Стоя в стороне, Маноло спокойно наблюдал за происходящим, но потом решил вмешаться.

Мэт Картер с диким ревом бросился к парню и одним ударом свалил обидчика Тони на землю. Но тут случилось самое неожиданное. Тони быстро вытащила из дамской сумочки небольшой пистолет и направила его на Мэта Картера, крича, что застрелит негодяя, обворовавшего свою хозяйку.

— Но он… Черт возьми, Тони! Этот мерзавец угрожал тебе, разве не так? Я подумал, что…

— Как ты смеешь называть меня по имени? Кто дал тебе такое право? Ты же низкий и подлый вор, Мэт Картер! Ты украл мой скот! Да не будь ты дальним родственником моего покойного мужа, я бы…

Прекрасные глаза Тони наполнились слезами, и она стала вытирать их тончайшим носовым платком. Она хорошо знала, какое впечатление производит на людей этот театральный жест. А зрителей собралось уже немало. Тони надеялась, что с минуты на минуту появится шериф и арестует Мэта вместе с его гнусным отцом и братьями.

— Мерзкие воры! Похитители чужого скота! — всхлипывала она, вытирая глаза платком. — Украсть мой скот, а потом попасться мне на глаза… И все только потому, что я бедная вдова и не могу защитить себя. Неужели после войны здесь не осталось ни одного мужчины?

Лицо Тони подозрительно покраснело. Мэта ошеломило ее поведение. Он не понимал, в какую дурацкую историю только что влип.

Он даже не заметил, что Билли Дженнингз, лежавший на земле, стал медленно подниматься после мощного удара в челюсть. Он что-то кричал, пытаясь достать свой кольт, но потом оставил эту затею и согнулся в три погибели, обхватив руками голову.

Толпа угрожающе зашумела, когда невесть откуда вдруг появился высокий человек с длинными черными волосами, в грубой одежде и с револьвером в руке. Тони вытаращила на него глаза, не в силах произнести ни слова. Между тем незнакомец подошел к обезумевшему от страха Бену и велел ему увезти хозяйку подальше отсюда.

— Вы! — почти беззвучно выдохнула Тони. Он насмешливо взглянул на Тони.

— Это неподходящее место для леди, — тихо сказал он. — Здесь назревает скандал. К тому же в толпе могут оказаться люди, иногда посещающие домик Сэйди, мадам. Они подольют масла в огонь. Похоже, вам лучше уехать сейчас же.

Было что-то лихое в его манере стоять, заложив палец за тугой кожаный ремень. На его лице блуждала легкая ухмылка, но невыразимо голубые глаза были холодными как лед. Ей казалось, что он уже раздел ее донага своими глазами, изучил и решительно отверг.

Тони поджала губы и вздрогнула, как от удара. Она поняла, что потерпела поражение, во всяком случае, сейчас. Но она знала, что это не последняя их встреча. Она не успокоится, пока не отомстит ему. Очень скоро он будет унижен так, как в этот момент унижена она.

— Поехали, Бен!

Тони отвернулась от незнакомца и от Мэта Картера. Но как только они отъехали на безопасное расстояние, она приказала Бену развернуть лошадей и направиться к полицейскому участку.

<p>Глава 44</p>

Два дня спустя, уезжая из Эбайлена в сопровождении отряда солдат в голубой форме, Тони Лэсситер все еще испытывала гнев и унижение.

Во-первых, ее разозлил полковник Филипп Вэнс, который опоздал к назначенному часу, сославшись на какие-то срочные дела с индейцами. Во-вторых, шериф, этот дурак, заставил ее несколько раз повторить историю, происшедшую перед зданием банка. Она слезно упрашивала его арестовать всех Картеров, но тот отделался от нее, пообещав разобраться в этом деле. На том все и кончилось. Картеры благополучно отправились домой с деньгами, которые, по мнению Тони, принадлежали ей.

А этот голубоглазый скот, унизивший ее и назвавший Мессалиной, отбыл вместе с ними. Именно это бесило Тони больше всего. Она так разгневалась, что отправила несколько телеграмм в дополнение к тем, что послали полковник Вэнс и шериф.

— Не беспокойся, — утешал ее полковник Вэнс. — Наши парни непременно найдут этих любителей чужого скота, прежде чем они доберутся до своих непроходимых болот и скроются там. Они положат конец их деятельности.

А шериф между тем молча листал отчеты о разыскиваемых преступниках, безуспешно пытаясь обнаружить описание человека, спасшего Билли Дженнингэа.

— Да, весьма странно, — ворчал шериф. — Он отлично владеет собой и наверняка так же хорошо управляется с оружием. Один человек по имени Эйс из Нью-Мехико клянется, что где-то видел его раньше. Именно он посоветовал друзьям Билли держаться подальше от него.

— Он преступник, — быстро проговорила Тони. — Он вне закона! Иначе он не прятался бы в этих болотах! Кто еще связался бы с этими Картерами, чтобы похитить принадлежащий мне скот? Этот человек унизил меня… Он угрожал мне, шериф! Я очень напугана!

Конечно же, она преувеличила грозящую ей опасность, чтобы заставить шерифа заняться этим делом. Но вместе с тем Тони чувствовала, что это может доставить ей массу неприятностей. Она даже жалела, что по глупости не позволила Билли-Бою сопровождать ее в этот раз. На этого надежного парня всегда можно было положиться. Билли-Бой Дозьер — самый крутой наемник в этом штате. Он прекрасно владел кольтом и, будь он рядом с ней, он бы проучил этого индейца или мексиканца. Уж он не позволил бы оскорблять свою госпожу.

И откуда он только взялся? Кто он такой? Она скажет Билли-Бою, что он проворонил его, как, впрочем, и Ник. Как проник на ее землю этот подонок? Как он проскользнул незамеченным?

В результате он взбудоражил всю округу. Как еще можно объяснить то, что Картеры, которые тихо сидели на своих болотах после окончания войны и занимались своими делами, вдруг решили погнать скот на продажу в Эбайлен? А Мэт, который всегда выражал Тони свою преданность и так легко подчинялся ей… Нет, она никогда не простит Мэту, что он так подло предал ее. Как он осмелился на это? Она жалела, что ей не удалось спровоцировать толпу, которая охотно линчевала бы этого придурка. Неужели он ждал, что она поблагодарит его за избавление от того молодого парня?

Она, конечно, дурачила шерифа и полковника Вэнса, как, впрочем, и всех мужчин, имевших с ней дело. Она мило улыбалась им и всячески их очаровывала, но при этом размышляла о своих планах. Даже полковнику Вэнсу она дала понять, что верит его обещаниям.

Вернувшись домой, она сделает то, что давно уже пора сделать. Прежде всего она убедит Ника в том, что с этими Картерами нужно покончить раз и навсегда. Возмутительно, что они торчат на этих болотах и поощряют своим поведением других бездельников, незаконно проникающих в эти места. Зачем ей волноваться? Она не станет потакать всем этим проходимцам.

Тони не сомневалась, что ей удастся уговорить Ника. Узнав, как нагло Мэт Картер вел себя в Эбайлене, Ник согласится с ее предложением. Куда ему деться? В конце концов, у него есть доля в этом деле и он много потеряет, если все пойдет не так, как им хотелось бы.

Обратный путь к Бароку занял меньше времени, чем поездка в Эбайлен. Не зря ее сопровождали солдаты: она не задерживалась в пути. Тони рвалась домой, понимая, что у Фила Вэнса есть причины побыстрее добраться до Барока.

У Картеров этот путь отнимет более месяца, точнее, шесть недель. Им придется преодолеть большую реку на границе с Луизианой и множество мелких речушек и ручейков, пока они не доберутся до озера Каддо. Конечно, индейцы, которые идут с ними, хорошо знают эту дорогу, но это не ускорит их продвижения. Прежде чем они дойдут до дома, им станет ясно, что этот Маноло полагается только на интуицию, которая может подвести его.

— Он наемный убийца, — тихо убеждал отца Мэт. — Я давно уже говорил тебе об этом, папа. Его многие узнали. Один крутой парень из Эбайлена сказал мне об этом. Не думай, что он мексиканец.

— Тебе следует хорошенько взвесить все, Мэтью, — сдержанно ответил отец. — И не забывай, что именно он поддержал тебя и вытащил из этой неприятной истории возле банка.

— Мне плевать, кто он такой и что сделал для тебя, — вдруг вмешался в разговор Хэнк, обычно спокойный и рассудительный. — Как только он появился в наших краях, дела пошли гораздо лучше. Он заставил всех нас почувствовать себя мужчинами.

— Знаете, что? Может, он и впрямь тот друг Дэйва Мэдена, о котором так много говорила нам сестра? Готов поспорить, что Дэйв был крутым парнем в те давние времена, хотя потом вел размеренную и спокойную жизнь. Женщины! Они всегда губят хороших парней.

Сказав это, Мэт бросил косой взгляд на Джо-младшего и увидел, что тот ухмыляется, сидя перед костром. В этот момент к ним подошел Маноло с вязанкой дров. Все замолчали, потом оживленно заговорили о планах на будущее, вернее, о том, что теперь делать с заработанными деньгами.

— Нет никакого смысла класть их в банк Барока, — сказал один из них. — Нас сразу же пристрелят и, если мы появимся возле банка, скажут, что мы собирались ограбить его!

— Ну что ж, есть немало мест, где можно потратить наши деньги, можно положить их и в какой-нибудь банк в Луизиане — например, в Шривпорте или даже в Новом Орлеане!

— Или в Сан-Антонио, или Далласе, где нас никто не знает, кроме самых богатых владельцев ранчо вроде полковника Кинга или Шанхая Пирса.

— Кстати, о Пирсе, интересно, что случилось с этим старым поместьем, называемым Десмолин? Говорят, старый Шанхай выиграл это ранчо в покер за день до того, как этот пьяный осел Рауль прострелил свою дурную башку.

— А я слышал, что мистер Пирс потом проиграл это поместье, когда заключил пари с каким-то богатым владельцем железных дорог из восточных штатов, — невозмутимо сообщил Мэт полученную от Тони информацию. Узнав об этом, Тони чуть не взбесилась от ярости. Она немного успокоилась лишь тогда, когда убедилась, что новый владелец ничего не знает об этой земле и не будет пытаться навести здесь порядок. Уж кто-кто, а Тони знала, что эта земля — лакомый кусочек для любого понимающего человека. Она имеет важное значение, связывая все окрестные земли с городом. Кроме того, по этой территории проходила дорога к главным железнодорожным станциям.

Когда-то этой землей владел старый Амос Фенстер. Он неплохо управлял ею, тогда как его последний отпрыск Рауль Десмолин только кутил и бездумно проигрывал в карты доставшееся ему наследство. Сейчас старик Амос уже не мог контролировать ситуацию. Он почти не выходил из дома и никогда не снимал с себя меховую безрукавку, опасаясь болотной сырости.

Этот старик хорошо помнил Тома Лэсситера, поэтому Тони, впервые прибыв сюда еще невестой, сделала все возможное, чтобы подружиться с ним. Амос уже тогда проявлял ко всему полное безразличие, а потому позволил Тони делать на этой земле все, что ей вздумается, даже продавать скот, разгуливавший по земле Десмолина.

Мадам Лэсситер была очень упрямой и гордой южанкой. Она всегда добивалась своего и немало трудилась, чтобы обеспечить себе достойное существование. А Амоса не слишком волновало, что на этой земле появился новый хозяин. Он знал, что северяне неохотно приезжают в эти края. Поэтому новый хозяин вряд ли будет показывать норов и заниматься нововведениями.

Все это Маноло подробно изложил Мэт. Он не преследовал корыстных целей, а просто хотел скоротать время у костра. А им часто приходилось сидеть без огня холодными ночами и стеречь свои вещи.

К тому времени, когда они, наконец, вернулись домой на свои болота, Маноло, который еще два или три месяца назад был чужим для них, знал об их округе столько же, сколько любой местный житель. Но вот они не узнали о нем ничего нового. Они догадывались, что когда-то он жил с командами, слыхали, что он долго сидел в тюрьме, так как разбойничал с какой-то бандой. Они видели, что он свободно владеет оружием — револьвером и ножом.

Но всего этого было явно недостаточно, чтобы хорошо узнать человека, волею случая оказавшегося в их среде. Никто из них не был уверен, что понимает его, и все гадали, какую тайну он скрывает. Даже долгий и трудный переход в Эбайлен и обратно не помог им разобраться в нем. Это удивляло Мэта, который с самого начала невзлюбил Маноло и никогда не доверял ему. Теперь он почти не сомневался в том, что Маноло не скотовод, как они все решили вначале.

Когда они добрались наконец до дома, их встретили крики, рыдания, ярость и страх. Мисси, с потемневшими от слез глазами, выскочила на дорогу из хижины старого индейца, некогда бывшего вождем племени.

— Они сожгли наш дом! — закричала Мисси. — Сожгли все, даже мамины книги. А потом пришел дядя Ник и притворился, что очень расстроен и взволнован случившимся. Я не стала слушать его и разговаривать с ним. Это все… это все сделал Билли-Бой Дозьер. Он сказал… что вы все погибли. Только так ему удалось выманить Терезиту из дома! Он сказал, что всех вас застрелили по дороге домой… Солдаты все перерыли, перевернули вверх дном. Они что-то искали… С ними были люди шерифа, эти грязные подонки и мерзавцы… с огромными собаками-ищейками… Я думала… Мы все решили, что вы погибли! О, папа… Мэт… Мы думали…

Она подбежала к Маноло и бросилась ему на грудь, содрогаясь от рыданий. Пораженный, он стоял неподвижно. Ее отец с болью подумал о том, что с такой радостью встречают только мужей, вернувшихся после долгих странствий.

Солдаты пытались сжечь все, чтобы выкурить отсюда всех жителей. Но у них ничего не вышло. Они спалили дом, который Картеры выстроили своими руками на небольшом островке, но на том все и кончилось. Другие жители болот бросили свои дома и ушли в такие места, куда не решились отправиться даже солдаты со своими винтовками и собаками, хорошо понимая, что им оттуда не выбраться.

Джо Картер, поняв, наконец, что произошло, увел Мисси с собой, крепко обняв ее за плечи. Она все еще вздрагивала от рыданий, и ему стоило немалых усилий успокоить ее.

Маноло остался со стариком индейцем, братом матери Терезиты. Лицо старика было сморщенным, сухим, как пергамент.

— Тот парень, который смотрел на мою племянницу жадными глазами, — начал старик, — спросил ее, почему она сделала такой глупый выбор. Потом засмеялся и сказал, что она могла бы стать его женой. Он уверял ее, что солдаты убили вас всех, когда вы возвращались домой. Она поверила этому, как и все мы.

Старик вдруг замолчал и задумался.

— Надо ли продолжать? — тихо спросил он, но, не получив ответа, продолжил: — Мое сердце обливается кровью. Твоя женщина была младшей дочерью моей любимой сестры. Она пришла ко мне за несколько дней до этого, сияя от счастья, ибо носила под сердцем твоего ребенка. Она отчаянно и храбро боролась с тем белым подонком, который избил ее, а потом изнасиловал. Она не вынесла этого и бросилась на свой нож, чтобы ты не узнал о ее позоре.

Старый индеец говорил на своем языке, словно общался с соплеменником. Маноло все понял. Старик заметил, как в его голубых глазах зажегся мстительный огонь. Эти страшные глаза ярко блестели в полумраке индейской хижины.

— Я отомщу за свою женщину, — тихо сказал Маноло. — А скальп белого мерзавца, опозорившего ее, скоро украсит твою хижину, старик. Клянусь!

Мисси, ее отец и братья не сразу узнали о трагедии. Терезиту хоронили по обычаю ее племени, с которым все это время жил Маноло. Никто не мог отличить его от индейцев. Он провел с ними несколько дней, обдумывая план мести.

Когда траур закончился, Маноло стал тщательно готовиться к войне, как это всегда делали воины племени команчей. Однажды ночью он покинул свое убежище.

Теперь он был похож на индейца, ставшего на тропу войны. Свои длинные волосы он завязал на затылке, разрисовал лицо и тело символическими знаками и темными полосами, надел брюки и мокасины.

Он понимал, конечно, что повсюду его будут подстерегать люди Тони Лэсситер. В старом доме Мэдена все еще пьянствовали солдаты. Но воин племени команчей мог легко проскользнуть мимо них, с детства обученный незаметно пробираться в стан врага. Именно поэтому команчи были известны как ловкие конокрады.

Билли-Боя Дозьера не было в том доме, куда временно поселила его Тони. В это время он находился у Тони Лэсситер, в ее комнате, слабо освещенной лампами. Ночь была темная, и лишь изредка из-за облаков проглядывала яркая луна.

Под окном комнаты Тони был небольшой балкон, к которому тянулись толстые ветви старых деревьев. По ним не составляло труда добраться до балкона. Маноло постоял у стены, прислушиваясь к тихим звукам разговора.

У Тони Лэсситер было на редкость отвратительное настроение. Она не скрывала, что весьма недовольна Билли-Боем, и отчитывала его за допущенные промахи.

— Ты самый настоящий дурак! — злобно сказала она. — А больше всего меня раздражают дураки и тупицы! О чем ты думал, изнасиловав эту индейскую сучку? Я поняла бы это, если бы ты таким образом решил заманить его в ловушку! Но просто так, ради удовлетворения похоти! Непостижимо! Неужели тебе не ясно, что он может выследить тебя и убить? И все из-за того, что ты возомнил себя неотразимым жеребцом и бросаешься на каждую бабу. Хоть бы со мной посоветовался!

— Заткнись, черт бы тебя побрал! — так же злобно отозвался Билли-Бой, с трудом сдерживая досаду. — Чего ты, черт возьми, хочешь от человека, которому порядком надоело вынимать острые иглы из своей шкуры? Ты же сама не велела мне ехать с тобой в Эбайлен! И все из-за того, что ты вдруг решила произвести впечатление на этого толстого полковника, на этого гнусного янки! А когда ты послала мне телеграмму, черт бы ее побрал, я подумал, что могу делать все, что хочу! Откуда я мог знать, что эта сука бросится на нож только потому, что ее оттрахал настоящий мужчина? Я думал внести разнообразие в ее жизнь.

— Настоящий мужчина… Вот как ты себя называешь? Учти, даже мой старый муж, даже этот толстый полковник… Они и то мужчины по сравнению с тобой! Не выношу твоей развязности и чванливости, твоего самодовольства. Ты же хвастлив, как заяц, и ни на что серьезное не годишься. Даже Ники со всеми его слабостями…

Издевательский смех Тони оборвался, когда в окне мелькнула чья-то тень. Она не верила своим глазам. Ей казалось, что она увидела призрак. В ту же секунду в открытое окно впрыгнул обнаженный по пояс человек с чем-то блестящим в руке. Тони не сразу поняла, что это — нож или револьвер?

— Ни звука! — спокойно предупредил незнакомец. — Не двигаться. — Он был совершенно невозмутим, но холодный блеск остро отточенной стали убеждал в серьезности его намерений.

Тони неожиданно рассмеялась.

— Я же говорила тебе, не так ли? — обратилась она к Билли-Бою. — Ты всегда был дураком, мистер Дозьер! Посмотрим, что ты сделаешь теперь!

Незнакомец заговорил с Тони, словно хорошо зная, что она здесь главная.

— Мне нужен он, — твердо сказал он. — Но я с удовольствием разберусь и с тобой.

— Проклятие! — испуганно воскликнул Билли-Бой, тщетно пытаясь вспомнить, где оставил свою кобуру с револьвером. В этот момент в его мозгу промелькнула странная мысль: уж не подстроила ли она сама все это?

— Тони…

— Нечего таращиться на меня, дорогой! — злорадно сказала она, догадываясь, о чем он подумал. — Я не имею к этому никакого отношения. Надеюсь, ты слышал, что сказал этот человек? Он сказал, что ему нужен ты. Я правильно вас поняла? — спросила Тони, повернувшись к незнакомцу.

— Послушай, парень… — начал Билли-Бой, прекрасно понимая нелепость своего положения: он был голым и безоружным и даже не помнил, где бросил одежду и револьвер. Ощущение беспомощности подавляло его и вызывало панический страх. Он понял, что расплата неотвратима.

Билли-Бой все еще был в постели с Тони, хотя уже не лежал, а сидел. Едва он вскочил с постели и опустил ноги на пол, у его шеи тотчас же взметнулось лезвие ножа. Билли-Бой замер с открытым ртом.

— Не двигаться, — повелительно и брезгливо потребовал Маноло. Билли-Бой таращил глаза на обнаженное тело Тони. Он заметил, что она дрожит.

— Что вы собираетесь с ним сделать? — спросила Тони. — Если хотите драться, я не стану в это вмешиваться, обещаю вам. Может, вы хотите просто перерезать ему горло? — Выпалив все эти вопросы, Тони вдруг перешла на французский: — Если ты намерен драться, имей в виду, что под моей подушкой лежит нож. Только сам достань его оттуда. Я не хочу пострадать из-за тебя.

Маноло рассмеялся, обнажив белоснежные зубы. От этого жуткого смеха у Билли-Боя волосы встали дыбом.

— Ладно, — сказал ему Маноло, — почему бы тебе не взять этот нож? Ты уже понял, что не можешь рассчитывать на ее помощь? Но сперва свяжи ей руки за спиной. Так будет спокойней. Воспользуйся ее ночной рубашкой.

— Вы говорите по-французски? — изумленно спросила Тони. — Впервые в жизни вижу индейца, говорящего по-французски. А может, вы лишь наполовину индеец? Может, индейцем был ваш отец, и потому вас так разозлило, что Билли-Бой изнасиловал вашу женщину? Он говорит, что она не очень-то сопротивлялась… Расскажи ему то же, что и мне, Билли-Бой. Может, он не станет перерезать тебе глотку и ограничится тем, что отрежет твои…

— Заткнись! — грубо оборвал ее Маноло. — Заткнись и повернись на бок. А если ты попытаешься полезть под подушку, я разобью в кровь твою симпатичную мордашку. А ты быстро свяжи ей руки, — снова приказал Маноло, — а потом поднимайся, если у тебя не отнялись от страха ноги.

— Так вы даете ему возможность защищаться? — тихо спросила Тони. — Или побоитесь вступить с ним в поединок как мужчина с мужчиной? Если вы так хорошо владеете ножом, вам нечего опасаться. Если это будет честный поединок, вы убьете своего врата, а я отпущу вас на свободу.

— Я и сейчас свободен, — резко возразил Маноло.

Тони рассмеялась.

— Конечно, свободны, — согласилась она. — А вот руки Билли-Боя так дрожат от страха, что он не может связать меня.

— Сука! — гневно воскликнул Билли-Бой. — Ты… Ты самая настоящая сука! — Он привстал, но тут же опустился на кровать, почувствовав у горла лезвие ножа, и издал слабый стон. — О Господи! Послушай, это она заставила меня! Я не хотел! Вам сказали, что я не убивал ее? Она сама! Ей стало стыдно, ведь она дала мне понять, что я ей нравлюсь. Тони! Ради Бога, скажи что-нибудь!

— Хватит ныть, Билли-Бой. Почему бы тебе не встать и не сразиться с этим команчи, как он предлагает?

Билли-Бой не сомневался, что индеец прирежет его на месте. Но оказалось, что это не так. Тот отошел от кровати, не поворачиваясь, правда, к нему спиной. Билли-Бой даже не понял поначалу, что происходит. Только услышав злорадный смех Тони, он наконец сообразил, что нужно делать.

— Мне кажется, — нарочито весело сказала Тони, — что сейчас начнется волнующее зрелище. Вы же могли давно убить бедняжку Билли-Боя, если бы хотели этого. Но убить человека в честном поединке более благородно, не так ли? Ваша индейская кровь взывает именно к такому поединку, правда, команчи?

Тони быстро приподнялась, и в ее руке тускло блеснул двухзарядный револьвер. Никто не успел заметить, как он оказался в ее руке. Билли-Бой кинулся к подушке и вытащил длинный и острый нож.

— Вы будете драться, используя любые приемы, без всяких ограничений, и к тому же бесшумно, — грозно сказала Тони. — Я застрелю того, кто попытается убежать или позвать на помощь!

Циничный и жестокий смех Тони ошеломил Билли-Боя. Медленно приближаясь с ножом к своему противнику, он вдруг подумал о том, что напрасно связался когда-то с Тони Лэсситер. Но эту мысль тотчас вытеснила другая: как ему спастись? У него возникло предчувствие неизбежного конца.

Билли-Бой понял, что Тони не собирается помогать ему и не станет стрелять в его противника. Ему следовало предвидеть это.

А ведь из-за нее, в сущности, он и набросился на ту поганую индейскую женщину. Уж та в отличие от Тони наверняка умела делать так, чтобы мужчина чувствовал себя мужчиной. Почему, черт побери, она оказалась такой упрямой и строптивой?

Это была последняя мысль Билли-Боя. Поединок приближался к роковой развязке. Вообще-то Билли-Бой всегда отлично владел всеми видами оружия, включая и нож. Но этот индеец владел ножом куда лучше, чем он. Лезвие быстро мелькало перед лицом Билли-Боя.

— Будь ты проклят, индейский подонок! — крикнул, задыхаясь, Билли-Бой. — Будь ты проклят! — За его спиной послышался тихий смех Тони. Неужели она не понимает, что его сейчас убьют?

В этот момент индеец, которому надоела эта игра, видимо, решил, что пора кончать. Он сделал выпад вперед — и нож Билли-Боя отлетел в сторону. На запястье Билли-Боя появилась глубокая рана. Еще один выпад — и индеец воткнул нож в живот противника. Тот вскрикнул и замертво рухнул на пол. Все было кончено.

— О Боже! — воскликнула пораженная Тони. — Я никогда не видела ничего… Вы были прекрасны… как дикое животное… Как настоящий мужчина… Как восхитительна мужская сила! Чего же вы ждете? — Маленький револьвер выпал из ее руки. Тело Тони напряглось, а голос дрожал от волнения. — Ну же! Вы же видите, я готова отдаться вам! Я у ваших ног! Можете делать со мной все, что хотите! Он изнасиловал вашу женщину, верно? Так отомстите же за нее! Око за око, зуб за зуб. Разве не за этим вы пришли сюда? Билли-Бой был моим любовником, и теперь вы можете овладеть мною так же, как он сделал это с вашей женщиной. Возьмите меня… Изнасилуйте меня! Разве это не та месть, к которой вы стремились?

Он молча стоял перед ее кроватью, лихорадочно обдумывая ситуацию. Жажда мести постепенно оставляла его, вытесняемая вожделением. Он не отрываясь смотрел на ее обнаженное тело и понимал, что не совладает с животным инстинктом. Перед этой женщиной трудно было устоять.

— Сколько у тебя еще припрятано оружия?

— У меня только этот револьвер, милый. — Тони подняла грудь и раздвинула ноги. — Если ты настоящий мужчина, то, может, ты так же сразишься и с этим?

— Ты чертовски хорошая сучка, Мессалина.

— Да… А ты настоящий самец и будешь трахать меня так, как я того хочу. Ты ведь тоже хочешь этого? Ну давай же! О Господи! Побыстрее!

Она приняла его так жадно, с такой страстью, словно и впрямь была сукой, вцепившейся в кобеля, самкой, знающей лишь вожделение. Тони обхватила его руками и ногами, вонзив в его израненную спину свои длинные ногти. Он грубо схватил ее и подмял под себя. Ее движения становились все чаще и ритмичнее, а стон сменился глухим шепотом.

Он прикрыл ее рот рукой, но она стала вдруг кусать его пальцы. Ее тело дрожало от страсти.

Маноло быстро поднялся, подошел к мертвому Билли-Бою и снял с него скальп. — Послушай, Мессалина, — сказал он. — Здесь лежит мертвец, заливший кровью твой прекрасный персидский ковер. Тебе пора подумать о том, как ты объяснишь его смерть. Может, лучше связать тебя, чтобы это выглядело как нападение?

— Но ты же не собираешься уйти сейчас? До рассвета еще далеко, и, если ты не боишься, я могу потянуть за шнур, и Бен тотчас же принесет сюда немного вина. Он не войдет в комнату, пока я не разрешу ему. Он может оставить вино под дверью. Ну как?

Тони провела рукой по его спине.

— Команчи… Интересно, много ли этой крови течет в твоих жилах? Все эти шрамы… Неужели тебя так сильно били в тюрьме? Ты кричал, когда тебя били?

— У меня нет времени для разговоров с тобой, — тихо сказал он и оттолкнул ее. — Когда-нибудь ты сама узнаешь, что это такое.

— Не уходи, команчи! Я знаю, ты не доверяешь мне, но сейчас, когда я избавилась от него… — Она посмотрела на тело Билли-Боя. — У меня сейчас нет надежного защитника. Подумай об этом, хорошо? Я была бы счастлива, если бы ты согласился работать на меня, помогать мне. Мне нужен такой человек — сильный, храбрый и ловкий. Билли-Бой неплохо владел оружием, но вообще-то был слабаком. Ты же сам видел, как он корчился от страха. Ты же ничего не боишься, не правда ли, команчи? Ты жестокий дьявол и не слишком разборчив в средствах. Я права?

— Сука! — прохрипел он со злостью, когда она прокусила ему палец и высосала кровь. Она и впрямь была сукой, помешанной на крови волчицей. Посмотрев на нее, он подумал, что ему следовало скальпировать и ее или просто перерезать ей глотку.

— Да, мне нравится твоя животная страсть. Если ты хочешь заставить меня что-то чувствовать, причини мне боль! — воскликнула она.

<p>Глава 45</p>

— Каждый раз, когда к нам как бы случайно заходит мистер Бишоп, что-то случается. Из-за таких, как он, у людей всегда возникают какие-то проблемы, они нарушают спокойное течение жизни, — бесстрастно сказал дон Франсиско. — Ты и в самом деле хочешь поговорить с ним, Джинни? — спросил он молодую женщину. — Не понимаю, как он узнал, что ты здесь? По-моему, лучше, чтобы с ним вначале поговорил Ренальдо. Он сразу выяснит, что ему надо.

Старик пришел к ней поболтать о жизни, но сразу заметил, что она чем-то встревожена. С тех пор, как она приехала на его гасиенду, ее поведение казалось ему очень странным. Ее грустные зеленые глаза оживлялись редко и только тогда в них появлялся проблеск надежды.

— Вы еще не отказали ему во встрече? Он действительно здесь? Он наверняка что-нибудь знает о Стиве! Я чувствую это! — воскликнула она. — Уверяю вас, дон Франсиско, что если мистер Бишоп здесь, это не случайно. Его появление чем-то вызвано. Вы же и сами этим обеспокоены, не так ли?

Густые седые брови сошлись над переносицей. В эту минуту он очень напоминал Стива.

— Ох, уж этот мой беспокойный внук! Когда же он остепенится и станет жить как нормальный человек? Он так долго убеждал меня, что изменил образ жизни… И вот сейчас вдруг исчез, не сказав ни слова, никому ни о чем не сообщив. Значит, ты думаешь, что этот мистер Бишоп может знать, где он сейчас находится? Вижу, что ты готова отправиться на его поиски. Ну что ж, не буду задерживать тебя. Я приказал слуге пригласить его в мой кабинет. Ты можешь поговорить с ним наедине. Но имей в виду, я даю тебе на это только пятнадцать минут. А потом ты мне все расскажешь о его намерениях. Я хочу знать, зачем он пришел сюда. Мне ни к чему все эти тайны.

Несмотря на грубоватый тон деда и его суровый голос, Джинни прекрасно понимала, что дон Франсиско сознает всю сложность ее положения и очень хочет помочь ей найти пропавшего мужа. Ох, уж этот Стив! Какую странную и опасную игру он затеял на этот раз? Где он прячется, а главное — почему? Сначала ей казалось, что он просто скрывается от нее, но потом она усомнилась в этом. Даже Сэм Мердок сказал, что ничего не знает о нем и о его планах. И вот неизвестно откуда вдруг всплывает Джим Бишоп. Что это значит? А вдруг это просто совпадение?

Джинни быстро вскочила, но тут же постаралась взять себя в руки. Зачем показывать деду, что готова мчаться в его кабинет, чтобы узнать о муже? Они сидели на небольшой веранде, и Джинни делала вид, что внимательно читает книгу, хотя на самом деле не видела ни строчки.

Дон Франсиско внимательно следил за ней своими проницательными голубыми глазами. Джинни старалась держаться спокойно, хотя это было совсем нелегко. Она не желала показывать мистеру Бишопу, как сильно встревожена исчезновением Стива. На то были свои причины. Она прибыла в Мексику со своими двойняшками, не зная, что делать и где искать помощи. Охваченная дурными предчувствиями, она боялась думать о будущем. Когда отец сообщил ей, что Стив исчез в самом начале путешествия с княгиней ди Паоли, Джинни растерялась. Она просто ничего не понимала.

Попытки тетушки Селины и Пьера уговорить ее остаться во Франции ни к чему не привели. Джинни к тому времени твердо решила вернуться в Мексику. Она отправилась на корабле из Франции в Веракрус и нашла пристанище на этой гасиенде, где когда-то после долгих месяцев ожидания и надежды вновь обрела Стива. Она не вняла и просьбам отца и Сони приехать домой, хотя те засыпали ее письмами.

Джинни хорошо помнила Мексику, во всяком случае, эту ее часть, но ее мучило то, о чем она так подробно писала Соне:

«Я не могу допустить, чтобы мои дети услышали все гнусные сплетни, узнали всю чушь, которую публикуют наши газеты. Они не должны этого знать. Мне наплевать, что думает общество о моей поездке в Мексику. Очень жаль, Соня, но я привыкла поступать так, как считаю нужным!»

Дети очень напоминали ей Стива, каждый по-своему. Сын унаследовал черные волосы, бронзовую кожу Стива и ее глаза. А дочь Лаура Луиза была темноволосой и голубоглазой, как и ее отец. Увидит ли когда-нибудь Стив своих детей?

При каждом воспоминании о Стиве Джинни испытывала тягостное чувство. Именно оно побудило ее уехать на время в Европу. Теперь же она более всего тревожилась за его жизнь. Мысль о том, что с ним случилось что-то ужасное, повергала ее в отчаяние. Страх за него тяжелым камнем лежал у нее на сердце. Порой это становилось невыносимым.

Она переехала в большой дом дона Франсиско по его настоянию. Его приглашение передал ей ее старый друг Ренальдо Ортега. Все было здесь как в старые добрые времена, и если бы дети не напоминали ей о том, как много прошло времени, Джинни казалось бы, что время остановилось. Она жила в тех же комнатах, как и в те давние времена. Они когда-то принадлежали матери Стива. Одну из них сейчас занимали ее дети и их няня. Джинни узнала и старых слуг, которые работали здесь и прежде. А самое главное — она снова ждала Стива, как и тогда.

Джинни частенько напоминала себе, что все изменилось. Сейчас у нее близнецы, о которых она должна заботиться, хотя до сих пор не привыкла к тому, что стала матерью двоих детей. Последние два месяца беременности были очень трудными.

— Как они похожи, мадам, — сказала ей акушерка, принимавшая роды. — Какая удача! Их отец будет счастлив! — Открыв глаза и взглянув на младенцев, Джинни удивилась, что не умерла от этой невыносимой боли.

Стив. Обрадуется ли он детям? Поверит ли когда-нибудь, что это его дети?

Хорошо, что хоть дон Франсиско не усомнился в том, кто их отец. Он показал ей миниатюрный портрет своей дочери, матери Стива, в детстве. Даже одного взгляда на ее темно-голубые глаза было достаточно, чтобы увидеть, как похожа на нее Лаура Луиза.

Стив непременно заметит это, когда вернется. Но вернется ли он? Куда он отправился, оставив свою любовницу? На этот вопрос, мучивший ее уже несколько месяцев, Джинни надеялась получить ответ сегодня. Она уже не могла больше выносить эту тягостную неизвестность. «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца», — подумала она. Джинни и приехала сюда лишь для того, чтобы узнать о Стиве. У мистера Бишопа должна быть хоть какая-то информация. Иначе зачем он прибыл бы сюда?

«Не хочу и думать о плохом, — повторяла она про себя, направляясь в кабинет деда. — Бишоп что-то знает про Стива, но я не должна показывать ему, что очень встревожена».

Джим Бишоп сидел в глубоком кресле и, казалось, чувствовал себя не в своей тарелке. Он, как всегда, был в своем старомодном пиджаке. Рядом с ним на столике стоял стакан с вином. Когда Джинни вошла в кабинет, он быстро поднялся.

«Значит, мне все-таки позволили поговорить с ней наедине», — подумал Бишоп, склоняясь над рукой Джинни. Он заметил, как холодна ее рука, и понял, что за ее внешним спокойствием таятся глубокие переживания. «Ее сдержанность выше всяких похвал», — подумал Бишоп и с удивлением отметил, как она похорошела после родов. Ее фигура отнюдь не утратила ни стройности, ни изящества. Интересно, сохранились ли у нее прежняя воля и острый ум? Да, она не изменилась с тех пор, вот разве что стала более сдержанной. Джинни спокойно поздоровалась с ним и сразу же приступила к делу:

— Мистер Бишоп! Знаете ли вы что-нибудь о моем муже?

Бишоп в тон ей спокойно ответил:

— Вы из тех, с кем незачем ходить вокруг да около. Однако присядьте, и я расскажу вам о цели моего визита. Это очень долгая история, мадам, и мне следует сразу предупредить вас: все, о чем мы с вами будем говорить, должно остаться между нами. Лучше не сообщать об этом даже дону Франсиско. Чуть позже вы поймете, зачем нужны подобные предосторожности.

Джинни не слишком хорошо знала этого человека, но все же заметила, что мистер Бишоп не отличается красноречием. Почувствовав слабость, она опустилась в глубокое кресло. Боже! Что же он собирается рассказать ей? Он не выказывал никаких чувств. Но что-то в выражении его лица напугало ее.

Забыв о решении проявлять крайнюю сдержанность, Джинни быстро спросила:

— У вас не… не ужасные новости?

Бишоп откинулся в кресле и пристально посмотрел ей в глаза:

— Он жив. Так что можете не волноваться. Но… — Он помолчал и нахмурился, словно собираясь произнести нечто неприятное. — Можно попросить вас о любезности? Выслушайте меня до конца и постарайтесь не перебивать. Поверьте, мадам, мне очень трудно начать этот рассказ. Вы первая, кто его услышит.

— Мистер Бишоп!

Бишоп молчал и невольно любовался ее золотистыми волосами и мягкой округлостью груди, выступающей из-под простенького хлопчатобумажного платья, прелестными очертаниями ее чувственного рта. Она производила на него противоречивое впечатление: облик распутницы и манеры светской леди.

Она была явно более волевой и решительной, чем это казалось сначала. Такая женщина справится с испытаниями, которые другой не под силу.

Бишоп, привыкший хранить в памяти информацию о людях, зная, что когда-нибудь это пригодится ему, не забыл того, что рассказал о ней Дэвис. «Да, — подумал он, — Джинни Морган из тех редких женщин, которые даже в самых трудных ситуациях полагаются только на себя». Он слегка улыбнулся, представив себе ее реакцию на Тони Лэсситер. Интересно было бы понаблюдать за этими женщинами со стороны. Да, он правильно поступил, приехав сюда. А сейчас, если только ему удастся убедить ее в том, что…

— Минуточку, мадам, — сказал он, возвращаясь к разговору. — Меня больше всего смущает… как бы это сказать… смущает то, что ваш муж… э-э-э… короче, он отправился в Техас не совсем по своей воле. Он обещал навести там для меня некоторые справки. Как вы, возможно, помните, ему предстояло отправиться в Барок и осмотреть большой участок земли, который ваш отец выиграл, заключив пари, а затем передал Стиву. Он должен был прибыть туда несколько месяцев назад, но мы потеряли его след. Даже ваш отец и Сэм Мердок не имели о нем никакой информации. Конечно, меня все это беспокоило.

Джинни открыла было рот, но Бишоп жестом остановил ее. Ему хотелось поделикатнее объяснить причину своего появления в этом доме. Хорошо еще, что Джинни сохраняла самообладание и терпеливо слушала его. Больше всего он опасался истерики: она слишком долго ждала мужа и страдала от неизвестности.

Ничем не выказывая смятения, Джинни думала: «Да как он смеет утверждать, что Стив все еще работает на него? Да и Стив тоже хорош! Какого черта он постоянно лезет на рожон? Какой дьявол погнал его в этот Техас? Может, он считал, что ему не придется рисковать? Но ведь Бишоп сам напомнил ей, что Стив склонен импровизировать и никогда не выполняет приказы точно. Все хорошо знают, что Стив любит рисковать.

Джинни чувствовала, как меняется ее настроение. Гнев сменялся страхом и отчаянием, затем возвращался вновь. Она напряженно вслушивалась в слова Бишопа, нервно покусывая нижнюю губу. Конечно, ее немного успокоило то, что, по словам Бишопа, Стив цел и невредим. Но теперь она не знала, на кого ей злиться больше — на Бишопа, заварившего эту кашу, или на Стива, который согласился работать на него.

Все это казалось ей очень странным. Будь перед ней не Джим Бишоп, а кто-нибудь другой, Джинни никогда не поверила бы во все это. Но перед ней все-таки сидел Джим Бишоп, который спокойно излагал факты, даже не давая ей опомниться.

— Мне самому трудно в это поверить, — с улыбкой заметил Бишоп, словно угадав ее мысли. — Но иначе нельзя объяснить странное поведение вашего мужа в последнее время. То есть в то самое время, когда он, наконец, объявился под именем Маноло и начал творить нечто непостижимое. Он создал для нас неразрешимые проблемы. Мы узнали обо всем этом лишь после того, как полковника Вэнса перевели в другую команду, а вместо него назначили полковника Белмонта. Это мой старый друг, он-то и рассказал мне всю эту историю.

Мистер Бишоп немного помолчал, пристально следя за Джинни.

— Кстати, я консультировался с некоторыми известными психиатрами, в частности, с выпускником Венского университета, который сейчас читает лекции у нас в стране. Это один из крупнейших специалистов в области расстройства сознания. Только не думайте, будто я считаю, что Стив потерял рассудок. Ничего подобного! — быстро добавил он, опасаясь реакции Джинни. — Мне сказали, что он, вероятно, переболел тифом. Во всяком случае, капитан Альтамонте упомянул о том, что Стив общался с человеком, впоследствии умершим от тифа. Это было в Матаморосе. — Бишоп снова помолчал, собираясь с мыслями. — Эту болезнь характеризует очень высокая температура, ужасная головная боль и другие неприятные симптомы, которые подчас приводят к полной потере памяти. Я пересказываю вам слова специалистов. Нам хорошо известно от полковника Вэнса, что этот Маноло ничего не помнит о прошлом — даже своего имени. Поэтому даже… э-э-э… полиция не может установить его личность и выяснить, не разыскивают ли его органы правосудия. — Бишоп перевел дыхание. — Женщина из индейского племени, о которой я уже говорил, утверждала, что он брат ее покойного мужа. Но, скорее всего, это не так. Капитан Альтамонте сам посоветовал Стиву связаться с этим Чако, чье настоящее имя Рефьюджио Орта. Надеюсь, теперь вам понятно?

Сначала все, о чем рассказывал Джим Бишоп, казалось Джинни совершенно неправдоподобным. Но сейчас детали этой истории стали постепенно слагаться в единое целое и обретать смысл. Человек, которого описали мистеру Бишопу, несомненно, Стив. Боже, подумала она. Стив не помнит прошлого, забыл ее, думает, что он наполовину индеец, и ведет себя в соответствии с этим! В сущности, он стал наемным убийцей и убивает людей за деньги! Но ведь Стив всегда отличался жестокостью и безжалостностью. Ей ли не знать об этом? Чего же хочет Бишоп от нее? Джинни удивило, что он так много рассказал ей об этом.

— Его нужно во что бы то ни стало остановить, пока там не вспыхнула новая гражданская война, — мрачно сказал Джим Бишоп, искоса поглядывая на Джинни. — Это необходимо сделать, прежде чем в стране начнется кровопролитие и погибнет больше людей, чем в годы первой войны. Но дело не только в этом! Может снова встать вопрос о воссоединении Техаса с Соединенными Штатами! Если в Бароке возникнет заварушка, это мгновенно перекинется на другие территории, как лесной пожар. — Он тяжело вздохнул. — Клянусь Богом, если его не остановить, то под угрозой окажется и моя работа. Президент и так уже слишком обеспокоен происходящим в Техасе. К нему поступает множество жалоб. А ведь именно я послал вашего мужа в те края, чтобы предотвратить возможные конфликты и ухудшение ситуации. И вот, пожалуйста! Вместо этого он сам стал главным возмутителем спокойствия! Кто бы мог подумать, что все так обернется? Стив — послушное орудие в руках Тони Лэсситер! Даже судья Бенуа, ее родственник, озабочен сложившейся ситуацией. Он весьма осторожный и предусмотрительный человек, хотя у нас есть основания полагать, что он был замешан в этом деле с самого начала. Именно по его настоятельной просьбе недавно туда послали нового исполняющего обязанности начальника полиции. Но совсем недавно он был убит. — Голос Бишопа дрогнул.

Джинни сидела молча, ожидая, что еще он скажет.

Тот грустно добавил:

— Разумеется, это дело рук Стива. Они поссорились в одном из салунов, и Стив застрелил его. Однако в этом городишке никто ничего не видит и не знает. Никаких свидетелей происшествия найти не удалось. Стива спасло лишь то, что начальник полиции никому не сказал, кто он такой. Боюсь, это не первое и не последнее убийство, к которому он причастен. У нас есть сведения и о других загадочных убийствах. Не стану описывать того, что делает Стив. Погибают все, кто выступает против Тони Лэсситер. Я уже сказал вам, мадам, как загадочно исчез ее предыдущий телохранитель. По странному совпадению, это случилось именно тогда, когда ваш муж стал работать на нее.

— Вы хотите сказать… — с трудом вымолвила Джинни. — Вы хотите сказать, что Стив — преступник и объявлен вне закона? Он объединился с этой женщиной, чтобы… Но вы же не знаете этого точно! Мистер Бишоп… А если Стив просто ведет свою игру? Может, он только делает вид, что помогает ей, а сам пытается добыть полезную информацию? Раньше он часто так поступал, верно? — Джинни так разволновалась, что ей стало трудно говорить. — Прежде вас никогда не смущали его методы. Вы же не станете отрицать, что поручили ему выкрасть золото моего отца? А может, это вы надоумили его похитить меня средь бела дня? Нет, вы всегда спокойно относились к его ужасным выходкам! Стива прочили в профессиональные убийцы, не так ли? Но, когда он убивал для вас и по вашему приказу, вы называли это не убийством, а наказанием или возмездием!

«Да, — подумал Бишоп, — у нее все тот же сильный дух». Он спокойно выдержал ее натиск, лишь удивленно подняв брови.

Джинни наклонилась вперед и смотрела на него горящими глазами.

Бишоп так и не понял, как Стив Морган относится к женщине, на которой женился. «Стив всегда скрывал свои чувства от посторонних, если у него вообще когда-либо были чувства», — цинично подумал Бишоп. Однако Вирджиния Морган не скрывала своих эмоций.

Не обращая на это внимания, Бишоп продолжал с невозмутимым спокойствием:

— Будь я уверен, что Стив перешел на ее сторону с определенной целью или ведет свою собственную игру, я не приехал бы сюда, мадам, и не стал бы выкладывать вам все это. Как вы сами заметили, люди в моем департаменте не отличаются излишней деликатностью или душевной добротой. Их учат жестокости. И все они хорошо знают, что такое рискованная игра и в чем ее правила. Подумав, что Стив непозволительным образом нарушил эти правила, я поступил бы очень просто — послал бы туда судебного исполнителя или кого-нибудь из своих людей. Они пресекли бы его деятельность. Но я чувствую, что это не так. Мне кажется, нам крупно повезло, что Дэйв Мэден сбежал из тюрьмы, где его держали в цепях, и сейчас направляется через границу, чтобы отыскать свою жену.

— Дэйв Мэден? — Джинни вытаращила глаза.

— Ах да, я и забыл. Вы, должно быть, не знаете его. Этот человек тоже когда-то работал на меня. Затем женился и вышел в отставку. Но они со Стивом хорошо знают друг друга. Самое интересное то, что именно Стив помог ему убежать из тюрьмы. Пока никто не может объяснить этого. Дэйв клянется, что Стив не узнал его.

<p>Глава 46</p>

Просьбы и непрестанные упреки Мисси заставили Маноло пойти на это. Осуществить безумный план освобождения пяти человек, закованных в цепи. За ними следили два вооруженных охранника. Согласившись освободить этих людей, Маноло оказался главным участником этого увлекательного и опасного приключения.

Эти люди работали на строительстве одной из окружных дорог, серьезно поврежденной наводнением.

Когда Маноло впервые увидел их, ему стало не по себе. Повернув лошадь, он погнал ее к дому Картеров окольным путем, что отняло у него больше времени, чем обычно. Он долго не мог избавиться от ощущения, что это каким-то таинственным образом связано с рубцами на его руках и ногах. Почему-то он помнил боль от цепей на запястьях и лодыжках. Помнил он и удары хлыста, после которых на всю жизнь остаются глубокие шрамы на спине. Но его воспоминания были смутными и неясными, словно загнанными в самую глубину его сознания. Он напрасно ждал прояснения — оно так и не наступило.

Когда это было? Почему? Как ему удалось сбежать? Он не мог ответить на эти вопросы, а это вызывало в нем гнев и досаду. А тут еще Мисси пристала к нему со слезами на глазах, спрашивая, не видел ли он тех несчастных.

— Один из них — Дэйв, — твердила она, тихо всхлипывая. — Ты видел его? Неужели не заметил? У него большая каштановая борода и светлые волосы. Может, тебе теперь на все наплевать? Ты же сам когда-то был заключенным и работал под нещадно палящим солнцем и под дождем…

— Хватит, Мисси, успокойся, — строго сказал ей отец, после чего она замолчала и прикусила губу. Потом она выбежала из комнаты, громко хлопнув дверью.

— Мисси сейчас в таком возрасте, когда все задевает ее, — вздохнул Джо Картер, поглаживая бакенбарды. — Она слишком чувствительна и ранима, как и ее мать. Кроме того, она очень любит Ринейт Мэден. Я всегда радовался этому. Ринейт относилась к ней как к дочери, а Мисси всегда недоставало материнской любви.

Джо говорил спокойно и тихо, заметив, что Маноло почему-то злится. Глубокие морщины на лбу и бледные линии у рта придавали его лицу выражение жестокости. Маноло — крутой парень, он без колебаний совершал насилие и наслаждался дракой. Все они давно убедились в этом.

При этом он постоянно проявлял привязанность к Мисси. Может, потому, что она спасла ему жизнь?

У Джо Картера была бурная молодость. Когда в их доме появился этот незнакомец, Джо сразу заметил в нем ту дикость, которая была свойственна в молодости и ему. Но Маноло отличался еще неистребимой склонностью к насилию. Тем не менее Джо принял Маноло как родного. Впрочем, после войны он ко всему относился спокойно, иначе не выжил бы здесь. Когда Маноло отправился искать Билли-Боя Дозьера, желая отомстить за смерть Терезиты, Джо почему-то уверился в том, что этот человек не причинит Мисси никакого зла. Это убеждение основывалось не на разуме, а на каком-то глубоком необъяснимом чувстве.

Даже сейчас, увидев, что Маноло вышел вслед за Мисси, Джо удержал на месте своего сына Мэта.

— Он же любовник Тони Лэсситер! Отец, как ты можешь позволить ему остаться наедине с Мисси?

— Он не причинит ей зла, — спокойно ответил Джо. — К тому же помни, сынок, что только благодаря ему у нас хватает денег, чтобы заплатить давние налоги за наше ранчо. Не позволяй ревности ослепить себя. Твое увлечение Тони Лэсситер не помогло бы нам выпутаться из этих трудностей. Она и судья Бенуа помогли нам спасти наше ранчо лишь потому, что Маноло убедил ее. Поэтому оставь сестру в покое и радуйся тому, что нам удалось сделать с помощью этого человека.

Маноло догадался, о чем говорили Джо и Мэт, но не придал этому никакого значения. Он не боялся Мэта и относился к нему с подчеркнутым безразличием, хотя тот изо всех сил старался показать, что он ничем не хуже Маноло и когда-то тоже был любовником Тони.

Сейчас все мысли Маноло были заняты Мисси, «болотным ребенком», как называла ее Тони. Она, такая юная и наивная в свои семнадцать лет, была настоящей зеленоглазой колдуньей.

Иногда Маноло казалось, что она кого-то ему напоминает… Но кого? Он не знал. Все, что он знал о себе сейчас, так это то, что он был жесток, но при этом почему-то всегда защищал Мисси. Может, потому, что она так по-детски непосредственна и откровенна? «Да, — подумал Маноло, — Джо прав. Она действительно слишком ранима».

Не найдя Мисси, Маноло готов был уже отправиться к Тони. Тони казалась ему понятной и предсказуемой. Должно быть, потому, что у нее тоже преобладали животные инстинкты, и это объединяло их. Но Мисси совсем не походила на Тони. Маноло часто приезжал к Картерам, хотя этому противились Тони и Мэт. Что влекло его сюда? Может, невинность и бесхитростность Мисси? Или он делал это назло Мэту, желая узнать, долго ли тот будет терпеть его и что предпримет, чтобы прекратить его отношения с Мисси?

Он хорошо знал, где можно найти девушку. Скорее всего, она на полпути к своему заветному дереву, к которому можно добраться только через болота. Она ходила босиком и очень быстро, напоминая какое-то лесное существо.

— Тебе не стоило идти за мной, — заметила она, когда Маноло догнал ее. — Что тебе до чувств посторонних людей? Ты такой же, как и все! Ухлестываешь за Тони, вертишься возле ее юбки и прыгаешь как щенок, когда она щелкает пальцами. Иногда мне кажется, что ты не слишком хочешь вспомнить свое прошлое. Ты не хочешь знать о своих старых друзьях и именно поэтому не желаешь помочь… помочь им.

— Твоему отцу следует отшлепать тебя, чтобы ты не слишком распускала язык. Вообще-то я могу справиться с тобой и сам. Мужчины не любят женщин с острым языком и вредным характером. Запомни это!

« — Откуда ты знаешь? Уверена, ты никогда не позволил бы заарканить себя никакой женщине, если она, конечно, не так подла и злобна, как Тони! — Мисси сердито топнула ногой. — О, как ты мог? Рассказывая тебе об этой женщине и ее поведении, я думала, что ты и не взглянешь на нее! А ты так же неразборчив, как дядя Ник. И Мэт. И теперь тебе на всех наплевать, правда? Тебе ни до кого нет дела.

— Черт возьми! — Маноло сверкнул голубыми глазами, потемневшими от гнева. — Чего ты хочешь от меня? Я должен освободить этого Мэдена, которого, по твоим словам, я знаю, но на самом деле даже не помню? Я же не виноват, что он оказался в тюрьме! А что потом? Парни в голубой униформе начнут преследовать меня! Клюнув на твое нытье, я выкину что-нибудь дикое.

Ее голос слегка дрогнул, и Мисси посмотрела на него блестящими от слез глазами:

— Зачем же ты тогда преследуешь меня? Тебе ведь безразлично, что я думаю. Оставь меня в покое и возвращайся к ней.

— Это действительно так важно для тебя, маленькая зеленоглазка? Ты и в самом деле хочешь, чтобы я помог Дэйву Мэдену?

Перемена его настроения испугала ее. Она коснулась его руки:

— Не для меня! Неужели ты еще не понял этого? Это ради самого Дэйва, ради Ринейт, ради… твоего прошлого. Я хочу, чтобы ты поскорее все вспомнил!

После этого разговора Маноло был мрачен и задумчив. Второй раз он увидел этих заключенных, работая с Тони на ее земле. Когда они на лошадях проехали мимо этих несчастных, она заметила, что Маноло стал еще грустнее.

— Ты бываешь так мил, если хочешь, — сказала она. — Перестань грустить, а предоставь все мне. Ты же знаешь, что я всегда нахожу выход из самых сложных ситуаций. Не волнуйся.

В это время родственник Тони, судья Бенуа, в прескверном настроении возвращался в город. Его встревожили слова Тони, что она принимает все его упреки и предупреждения. «Малышка Тони стала слишком жадной, — подумал он, — и слишком самоуверенной». Он не любил самоуверенных людей. Но больше всего он не доверял человеку, которого Тони называла голубоглазым индейцем. Кто он такой, черт бы его побрал? Откуда он пришел и зачем? Очень странно, что все его попытки узнать что-то о нем оказались тщетными. Это его насторожило. У каждого человека есть прошлое. Тем более у того, кто так лихо владеет оружием и не чувствует угрызений совести. Он должен был оставить хоть какие-то следы. Если не здесь, то где-нибудь еще. Но где? Этот вопрос оказался для судьи самым сложным.

«Мне придется связаться с агентством Пинкертона, — мрачно подумал Бенуа. — Вообще давно пора это сделать». Он нахмурился, вспомнив о шрамах, про которые однажды упомянула Тони, хотя сама не придавала этому значения. Насколько знал Бенуа, этот Маноло не подвергался аресту в этой стране, хотя полной уверенности в этом у него не было. Но Маноло неплохо говорит по-испански и, по слухам, происходит из племени команчей. Значит, остается Мексика. Да, на этот раз он заставит своих людей провести необходимые расследования на территории Мексики. Все нужно начинать там…

Но вскоре судья Бенуа забыл об этом. Едва он приехал домой, слуга вручил ему конверт, прибывший с последней почтой. Николас Бенуа уставился на небольшой квадратный конверт, от которого исходил едва уловимый запах дорогих духов.

«Франческа! Несравненная Франческа ди Паоли!» — радостно подумал он, открывая дрожащими руками конверт. Он уже давно стал ее страстным поклонником. Наконец-то она написала ему! Он снова посмотрел на конверт. Письмо пришло из Сан-Франциско. Бенуа заказал в этом городе самые дорогие цветы, которые должны были доставлять ей после каждого выступления.

В конверте оказался плотный лист бумаги с древним гербом рода ди Паоли.

«Примерно через два месяца, — писала она, — я буду петь в Далласе. Надеюсь, у вас найдется время поужинать со мной…»

— Наконец-то! Как долго я этого ждал!

Радостно вздохнув, Николас Бенуа поудобней устроился в мягком кресле. Он не выпускал из рук письмо, которое, конечно, изменит его жизнь.

Забыв обо всем на свете, Бенуа стал строить планы будущей поездки в Даллас. Все проблемы, связанные с Тони и ее индейским любовником, сразу померкли, показались ему столь несущественными, что он и думать об этом не хотел. Даже странно, что лишь несколько часов назад он ломал над этим голову.

«Два месяца», — подумал он, сожалея, что это произойдет не на следующий же день. Бенуа тщательно обдумывал, что ответить этой дорогой ему женщине. Но вдруг в его мозгу вспыхнула мысль о том, что для встречи с ней нужны немалые деньги. Придется убедить Тони, чтобы она поделилась с ним частью дохода, полученного от продажи краденого скота. Не важно, как это сделать, — с помощью угроз или беспочвенных обещаний.

«Да, — подумал он, — без больших денег мне не обойтись». Он должен угостить Франческу ди Паоли самыми дорогими винами и самыми изысканными блюдами, поразить и заинтриговать ее. Ведь она необычная женщина. Франческа пользовалась успехом у коронованных особ в Европе и миллионеров из восточных штатов США.

«Ну что же, — радостно подумал он, — пусть удостоит внимания и меня». Она должна понять, что он отличается от других ее почитателей. Пусть запомнит, что он не только самый верный ее поклонник, но еще и щедрый. Как утверждали газеты, сейчас у нее не было постоянного любовника: она рассталась с одним и все еще не завела другого.

Бенуа рассмеялся. Удивительно, но он так и не сказал Тони о том, что последний любовник Франчески ди Паоли — тот самый миллионер, который владеет сейчас плантацией Десмолина, всеми этими акрами плодородной земли. Какая ирония судьбы! Но Тони не оценила бы этого.

Конечно, Франческа порвала с этим Стивом Морганом. Ей, вероятно, надоела его дурацкая щедрость. Не каждую женщину прельщают побрякушки. Пусть Стив отправляется со своим разбитым сердцем в Европу. А когда он, Николас Бенуа, ближе сойдется с Франческой, они посмеются над этим глупцом.

Часть шестая

ДОЛГИЙ ПУТЬ НАЗАД

<p>Глава 47</p>

Джинни отправилась в долгое путешествие, взяв по настоянию дона Франсиско много вещей. Она уже почти забыла, какой это властный и упрямый человек.

— Значит, так, — сказал он, — если уж ты решила отправиться в самую дикую часть Техаса, чтобы осмотреть заброшенную плантацию, о существовании которой не помнит даже Эстебан, тебе следует взять с собой все необходимое, как и подобает замужней женщине.

Его блестящие голубые глаза были исполнены решимости.

— С тобой поедет Ренальдо, — твердо заявил он, предупредив ее возражения. — И сеньора Армиджо, очень хорошая хозяйка. Да. Я думаю, эта бедная женщина давно уже хочет доказать свою преданность. Во всяком случае, с тех пор, как вы порвали с Эстебаном. Ты же знаешь, что это событие принесло нам немало горя и страданий. Прости, что напоминаю тебе об этом!

— Конечно, дон Франсиско, — улыбнулась Джинни. — Но я справлюсь и сама. К тому же мистер Бишоп был столь любезен, что обещал выделить мне эскорт.

— Ах, да, этот загадочный мистер Бишоп, похожий на обычного скотовода, который держится как господин, слишком любящий путешествовать по нашу сторону границы! Очень интересно, что думает президент о его таинственных вояжах? А может, он и не знает о его тайных перемещениях? Как ты думаешь? — Старик лукаво улыбнулся и посмотрел на Джинни. — Нет, моя дорогая Вирджиния! Я категорически настаиваю, чтобы ты была в полной безопасности и в самых лучших условиях. Уверен, что меня поддержал бы и твой отец. — Он немного помолчал, а затем спокойно добавил: — А за твоими детишками присмотрят Роза и та француженка, которую ты привезла сюда. Надеюсь, ты не собираешься взять ее с собой?

Этот разговор заставил Джинни задуматься о том, что известно дону Франсиско о ее беседе с мистером Бишопом и откуда у него такие поразительные догадки.

Несмотря на легкую хромоту и заметно перекошенный рот — результат паралича, — дон Франсиско Альворадо чувствовал себя хозяином своих владений, главой семьи. Это был настоящий патрон в старом смысле слова. Джинни не сомневалась, что он запретил бы ей покидать гасиенду, если бы она не приняла его условий. Поэтому она согласилась с его доводами, хотя и не знала, что скажет ей мистер Бишоп, когда они встретятся в Сан-Антонио. «Но это не важно», — подумала она. Все равно он не поверит ей, что бы она ему ни говорила.

Во время долгого пути Джинни поняла, что присутствие Ренальдо успокаивает ее. Даже воркование Тайн Альфонсы отвлекало ее от неприятных мыслей о том, что ждет ее в Бароке. Милый Ренальдо — тихий мудрец и хороший друг! Он первый друг, появившийся у нее в те годы в Мексике. Это было так недавно — всего лишь несколько лет назад. Но сейчас Джинни казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Он был преданным другом Стива. Она доверила все дела Ренальдо, а сама спокойно обдумывала подробности своего последнего разговора с мистером Бишопом. В тот полдень он снова приехал к ней и круто изменил все ее планы. В конце концов, он поразил ее своим безумным, как ей показалось тогда, предложением.

— Но почему вы проделали столь долгий путь, чтобы сообщить мне об этом? — раздраженно спросила его Джинни, едва не сорвавшись на крик. — Почему бы вам самому не предпринять каких-либо действий? А этот полковник Белмонт, которого вы назначили командиром поста? Почему вы не дали ему всех необходимых полномочий? Неужели он не может навести там порядок и прекратить безобразия? Как вы допустили, чтобы этот район превратился в пороховую бочку?

Бишоп улыбнулся.

— А я-то думал, что ясно выразил свою мысль, — с легкой иронией сказал он. — Действовать, вы говорите? Но на каких, простите, основаниях? Где доказательства? Если Белмонт и может кого-то арестовать, так только вашего мужа! А поскольку сейчас уже очевидно, что он полностью потерял память и даже не помнит, кто он такой, к чему это приведет? Мы снова окажемся там, откуда начали, не так ли, мадам? — Он пристально посмотрел Джинни в глаза. — Я всегда относился к вам с уважением, миссис Морган. Уважал ваш ум, самообладание и, прежде всего решительность. Это не совсем обычное дело, мадам. Поскольку мы имеем дело с грубой и примитивной женщиной… Вы понимаете меня?

«Это ирония судьбы, — подумала Джинни, когда они отправились в путь. — Просто невероятно, что теперь я должна работать на мистера Бишопа». Конечно, он необычайно хитер и коварен. Он даже ничуть не смутился, предупреждая ее, что эта миссия связана с риском.

— Он сказал, что судья Бенуа весьма опасен и ловок. Нельзя недооценивать его, — тихо сказала Джинни Ренальдо. — Но ключевая фигура в этом деле, разумеется, Тони Лэсситер. Ее нравственность не выше, чем у животного, и она неразборчива в средствах. Известны кое-какие ее поступки. Мистер Бишоп считает, что многие открыто ненавидят ее, но еще больше тех, кто боится с ней связываться. Однако появление посторонних может привести к тому, что люди забудут свои обиды и объединятся с ней против чужаков. Тогда они вспомнят, что Тони из рода Лэсситеров, хотя это всего лишь фамилия ее мужа. — Джинни помолчала, припоминая разговор с мистером Бишопом. — Конечно, — добавила она, — его предупреждение о том, с чем мне придется столкнуться, когда мы прибудем на место, имеет определенную подоплеку. Он прозрачно намекнул мне, что Стив сейчас — любовник Тони.

Джинни пыталась произнести это твердо, чтобы не волновать Ренальдо, но тот все понял. Он любил Стива как брата и ничего не ответил, а только молча пожал плечами. «Интересно, — подумал он, — закончится ли когда-нибудь все то, что разъединяет этих людей?» Он невольно вспомнил, как мрачно смотрел на них дядя, когда они выезжали со двора гасиенды.

— Позаботься о том, — сказал дон Франсиско, — чтобы Стив вернулся к прежней жизни, даже если тебе придется воспользоваться для этого оружием! Ради всего святого, Ренальдо, сделай это! Я уже очень стар и хочу видеть своего внука остепенившимся. Ведь у него двое детей, ему пора одуматься и осесть на месте. Если же он не согласится, то Вирджиния должна обеспечить себе и своим детям достойную и безопасную жизнь.

Но была ли сама Джинни готова к этому? Ренальдо Ортега с грустью отметил, что она изменилась с тех пор, когда Стив впервые привел сетевой дом. Тогда Джинни была испугана, но сохраняла самообладание. Такой он ее и помнил. Стив принес ее на руках, завернутую в одеяло. Это еще одна из его кузин, подумал тогда Ренальдо, но потом узнал, кто она и как случилось, что Джинни стала его любовницей. Однако все это осталось в прошлом, а сейчас Стив и Джинни муж и жена, хотя это уже второй их брак — в соответствии с законом. Что же их снова развело?

Покинув Сан-Антонио, Ренальдо и Джинни молчали, погруженные в свои мысли. Даже словоохотливая сеньора Армиджо устало закрыла глаза.

Ренальдо с тревогой думал о том, что ждет их в Бароке, а Джинни размышляла о встрече с Ринейт Мэден, с которой свел ее в Сан-Антонио мистер Бишоп. Эта встреча вызвала у нее противоречивые чувства.

Сан-Антонио вернул Джинни к дням ее бурной молодости. Именно в этом городе она впервые увидела Стива.

— Ринейт категорически отказывается видеть своего мужа и даже не хочет написать ему письмо, — сказал мистер Бишоп. — Она постоянно говорит, что покончит с собой, дабы не позорить мужа, и утверждает, что никогда не посмеет взглянуть ему в глаза. Это ее собственные слова, мадам. Скажу вам откровенно, миссис Морган, я не знаю, что теперь с ней делать. Вероятно, мне следовало оставить ее в семье капитана Альтамонте, но я подумал, что она располагает ценной для вас информацией. Например, может рассказать вам о людях, с которыми вам придется встретиться на месте.

— Мне кажется, мистер Бишоп, — с легким раздражением заметила Джинни, — что вам неведомы ни жалость, ни сочувствие. Вы рассчитываете лишь на помощь этой несчастной женщины, на то, что она может оказаться полезной вам. И это после всего, что ей пришлось испытать!

Ринейт начала разговаривать с Джинни только после того, как та рассказала ей о своем печальном опыте.

В ту ночь, когда Дэйв был арестован и отправлен в тюрьму, люди Тони Лэсситер схватили Ринейт и привезли ее к Николасу Бенуа. Тот встретил Ринейт ухмыляясь и предложил ей защиту и покровительство, видя, что она до смерти перепугана и избита. Она отчаянно сопротивлялась похитителям до тех пор, пока один из них не ударил ее.

— Поверь мне, малышка, — сказал ей судья Бенуа, — ты здесь в полной безопасности. Ты же знаешь, на что способна Тони Лэсситер, не так ли? Я не причиню тебе зла. Я всегда восхищался тобой и готов оказать тебе любую услугу. Такая прекрасная женщина должна жить в роскоши и богатстве. Ты засияешь как алмаз…

Несмотря на ее слезы и протесты, он все же оставил ее в своем доме, окружив такой роскошью, о которой она прежде не подозревала. При этом он не трогал Ринейт, но относился к ней как к домашней собаке. Она должна была каждый день надевать шелковые платья, прекрасные ночные рубашки и пользоваться баснословно дорогими духами. Ринейт пришлось подчиниться, поскольку он отнял у нее старую одежду.

Каждый вечер он заставлял Ринейт спускаться в столовую и ужинать с ним. При этом сам Бенуа надевал вечерний костюм.

Это продолжалось целую неделю, и за все это время он не предпринимал никаких попыток овладеть ею. Бенуа лишь целовал ей руку, перед тем как она отправлялась в спальню. Таков был старый обычай.

Ринейт поведала Джинни, что он всячески подчеркивал отцовский характер заботы о ней. Он даже сказал ей однажды, что всегда мечтал о хорошенькой белокурой дочери, такой, как Ринейт.

А потом наступила та ночь, о которой она до сих пор не могла забыть. Он, видимо, подсыпал ей что-то в вино, так как у Ринейт закружилась голова и она ничего не помнила до тех пор, пока не проснулась утром в одной постели с ним. С тех пор он уже не был с ней добр и вежлив, а вел себя как грубый самец.

Он делал с ней все, что хотел, даже использовал ее как мальчика, а через некоторое время стал предлагать ее своим друзьям, в частности толстому и мерзкому полковнику Вэнсу.

Пресытившись Ринейт, он выпроводил ее из дома вместе с каким-то смуглым человеком, приехавшим поздно ночью в его дом. Тот, как выяснилось, был сводником. Он бил ее и запугивал, обращаясь с ней еще хуже, чем сам Бенуа. Он таскал ее с собой из одного приграничного города в другой, пока, наконец не продал ее хозяйке публичного дома в Матаморосе, которая набирала белокурых американок. Именно туда, по словам Бишопа, Стив отправил своего друга Альтамонте с большой суммой денег, чтобы тот выкупил Ринейт.

— Это сделал Стив.

— Да, — подтвердил мистер Бишоп, — вопреки моим приказам. — Он мрачно улыбнулся, вспомнив, что даже преждевременное освобождение Дэйва Мэдена произошло вопреки его приказу. Такова была обычная манера Стива.

Тем не менее, Бишоп признавал, что в конечном счете все сложилось совсем неплохо, кроме того, что Стив потерял память.

Ринейт Мэден, отказавшаяся разговаривать с Бишопом, с Джинни была вполне откровенна. Она рассказала ей все, что помнила о людях, живущих в этом заброшенном месте. Особый интерес Джинни проявила к Тони Лэсситер.

К своему изумлению, Джинни поняла, что Тони тоже интересуется ею, хотя и отзывается о ней весьма презрительно.

— У нее наверняка лошадиное лицо и нудный характер, если она надоела даже собственному мужу, — язвительно предположила Тони, наблюдая за Маноло.

Этим вечером Мессалина была в дурном настроении, и он хорошо знал почему. Рано утром к ним явился судья Бенуа и торжественно объявил, что миссис Морган и ее спутники благополучно добрались наконец до их логова и что к новому дому ее сопровождает полковник Белмонт с супругой.

— Ну и что? — равнодушно спросила Тони. — Какое отношение это имеет ко мне? Так или иначе, она здесь не задержится! — Однако Тони, снедаемая любопытством, все же спросила у судьи, как выглядит эта женщина. Она не скрыла удовольствия, когда Ники признался, что не слишком хорошо разглядел ее, добавив только, что миссис Морган показалась ему рыжеволосой, на ней был дорожный костюм, а лицо она прикрыла вуалью от пыли. Он видел ее только в окне кареты.

— Но Белмонты пригласили меня на ужин завтра вечером, — сказал Тони Бенуа, — и она придет туда с каким-то испанцем, своим спутником. По-моему, это ее дальний родственник. Тони, дорогая, тебе все-таки следует наладить хорошие отношения с женой полковника! Очень жаль, что твой индеец такой негодяй. Ты же знаешь, что наш новый командующий армией вовсе не похож на этого старого добряка Вэнса. Он не так глуп и даже намекнул мне, что именно твой индеец, по его мнению, устроил побег из тюрьмы. Я уж не говорю о том, что этот подлец помог украсть наш скот. Мы потеряли на этом кучу денег. Я же предупреждал тебя, что его нужно держать на коротком поводке. Не удивлюсь, если вскоре он станет всем тут заправлять! Ты и глазом не успеешь моргнуть, как он захватит бразды правления, а ты останешься у разбитого корыта. Хотя, по правде говоря, мне трудно представить тебя прирученной домашней сучкой.

Поэтому Тони была сегодня особенно раздражена. Однако при Маноло она сдерживалась, поскольку немного побаивалась его: этот команчи был склонен к приступам бешенства.

— Почему ты молчишь как глухонемой? Когда леди приглашает тебя на ужин, можешь хотя бы поддержать разговор! Я хочу знать, что ты думаешь об этой сучке из восточных штатов? Что мы должны теперь предпринять? Я уже сказала Нику, что мы выкурим ее отсюда. Ты согласен со мной?

— Мы? По-моему, судья просто предупредил тебя, что опасается, как бы новый судебный исполнитель из столицы не доставил ему много хлопот. Кажется, он считает, что мне надо затаиться на некоторое время. — Маноло насмешливо улыбнулся и вызывающе посмотрел на Тони. — Чего ты хочешь от меня, Мессалина? Что мне сделать с ней? Перерезать ночью ей горло? Или устроить ей «несчастный случай» где-нибудь на болотах, если, конечно, она из тех женщин, которые ездят верхом. А может, нам просто похитить ее и потребовать выкуп? Даже если она и уродина, ее муж или отец могут отвалить нам кругленькую сумму. А если она хороша собой, я не прочь ее изнасиловать. Это должно порадовать такую извращенную женщину, как ты!

Отодвинув от себя тарелку, он откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. «Боже, — сердито подумала Тони, — он не то индеец, не то пират». Через несколько секунд до нее дошел смысл его слов.

— О Боже, команчи, дорогой! Почему ты так чертовски умен? Да, да, конечно! Конечно, мы дадим ей немного времени на размышление, но если она не покинет наши места… Однако Ники не должен знать об этом! И даже подозревать! Тебе следует погнать скот на север или сделать вид, что ты отправился туда. У тебя будет хорошее алиби! — Глаза Тони алчно сверкнули. — И нам тогда не придется делиться с Ники. Он же грабит нас. Ты знаешь, он заставил меня выдать ему десять тысяч долларов из тех денег, что мы получили за скот в последний раз? А ведь именно нам пришлось решать все проблемы, связанные с изменением клейма. Я уж не говорю о том, как мы рискуем!

Иногда я ненавижу его! Вот только сейчас он нам еще очень нужен. Но потом…

Маноло хорошо понимал, что нужно остановить эту мерзавку, но она пришла в такое возбуждение от своего плана, что это было невозможно. Он даже пожалел о том, что неосторожно сболтнул лишнее.

Тони возбуждала его своей беспредельной аморальностью. Сейчас, пока Тони болтала, Маноло вдруг вспомнил Мисси Картер. «Черт возьми, — подумал он, — я совершенно выпустил из виду эту девчонку. А ведь собирался присматривать за ней». Дикая, скромная, застенчивая, очень хорошенькая, Мисси пока не осознавала своей привлекательности. Она была почти так же чиста, как сама природа. Удивительно, но Маноло не питал к ней никаких сексуальных чувств. Но, хотя Мисси отличалась вспыльчивостью, а иногда и распускала язык, Маноло всегда было приятно находиться с ней. Даже разговоры с ней доставляли ему удовольствие. Он часто наблюдал, как быстро меняется выражение ее лица, как блестят ее живые зеленые глаза.

Однажды он подумал, что хотел бы иметь дочь, похожую на Мисси. При этом он понимал, что сама Мисси отнюдь не питает к нему дочерних чувств; она не могла относиться к нему даже как к старшему брату.

Это поразило его. Даже если бы Мэт не ворчал на свою младшую сестру за то, что она липнет к Маноло, а Тони не бросала на него дикие от ревности взгляды, Маноло все равно догадался бы, что Мисси влюблена в него. Она вдруг стала уделять больше внимания своей внешности, часто расчесывала волосы, каждый день мыла голову. Но самое главное — она заливалась краской, едва взглянув на него, и при этом смущалась по-детски. Голос ее дрожал от волнения, когда он дружески обнимал ее за плечи. Что же ему, черт возьми, делать с Мисси?

— Команчи! Ты слушаешь меня? Что ты думаешь о моем плане? — Резкий голос Тони нарушил ход его мыслей.

— Единственное, — так же резко ответил Маноло, стараясь подавить гнев, — о чем я могу сейчас думать, это о том, что ты должна скинуть эту чертову рубашку.

<p>Глава 48</p>

Судья Бенуа стал первым из жителей Барока, которого представили новой владелице поместья Десмолин.

В том, что Николаса Бенуа пригласили отужинать с семьей полковника Белмонта, не было ничего необычного. Он часто посещал этот прекрасный дом и беседовал с самим полковником и другими офицерами местного гарнизона. Но, как сам он сказал Тони, сегодня ему предстояла не совсем обычная встреча. Вообще-то полковник Белмонт оказал Бенуа большую честь, пригласив на ужин его одного. Судья уже решил, что при первом же удобном случае тоже окажет полковнику какую-нибудь важную услугу.

— Ах, вот и вы, дорогой судья! — дружелюбно воскликнул полковник Белмонт. — Рад вас видеть! — Он широко улыбнулся и протянул руку. — Если не ошибаюсь, вы здесь всех знаете, кроме сеньора Ортеги, кузена миссис Морган.

Высокий человек с ровным пробором поклонился судье.

— Говорят, что сеньора Ортегу, возможно, вскоре назначат новым послом Мексики в Вашингтоне. — Полковник Белмонт лукаво улыбнулся и выразительно подмигнул судье.

Ренальдо Ортега сделал протестующий жест:

— Вы льстите мне, полковник. Но я действительно прибыл сюда, чтобы поближе познакомиться с культурой вашей страны, ее нравами и обычаями, притом я сопровождаю миссис Морган.

— Уверен, судья, что вам приятно познакомиться с нашим почетным гостем, — проговорил полковник. — Я уже сообщил сеньору, что вы можете оказать ему бесценную помощь, если у вас найдется немного свободного времени. Ваши советы всегда помогали и мне, и моему предшественнику! А наша дорогая гостья сейчас наверху вместе с другими дамами. Ей нужно немного отдохнуть после трудной дороги. Она спустится сюда с минуты на минуту.

Николаса Бенуа изумило внезапное появление Вирджинии Морган. Он тотчас забыл о том, что говорил Тони о ее рыжих волосах. Видно, Тони сумела внушить ему, что эта женщина непривлекательна.

Рыжие волосы, вот уж нет! И как только он ошибся? Ее медные блестящие волосы были прекрасно уложены. В ушах сверкали огромные изумруды, а на плечи падали прелестные локоны. Хотя Николас повидал на своем веку немало красивых женщин, увидев миссис Морган, он открыл рот от удивления и восхищения. Она грациозно спускалась по лестнице, улыбаясь миссис Белмонт, слегка повернув к ней голову и прислушиваясь к ее словам.

Когда Бенуа представили ей, он увидел ее необыкновенные глаза, сияющие, как изумруды.

«Боже, — растерянно подумал он, — она же просто великолепна! А какой у нее чувственный рот! Интересно, Ортега — ее любовник?»

Бенуа ощутил острый интерес к мужу этой женщины, имя которого так часто связывали с именем Франчески ди Паоли. Неужели он намного старше ее? Да какое же нужно богатство, чтобы содержать двух столь прекрасных женщин? Затем он вдруг вспомнил о Тони: что бы она сказала, увидев ее сейчас? Эта мысль принесла ему удовлетворение.

На этот торжественный ужин были приглашены высшие армейские офицеры с женами, а также весьма влиятельные чиновники из северных штатов. Но честь сидеть рядом с Вирджинией Морган выпала именно судье Бенуа, что говорило о многом.

Она украшала общество, это не вызывало сомнений. К своему удивлению, Бенуа отметил, что миссис Морган не только красива, но и весьма умна. Она блистала остроумием и на равных с мужчинами говорила на любые темы. Миссис Морган была начитанна и отлично разбиралась в сложнейших политических вопросах. Она сказала ему, что ее отец — выходец из штата Вирджиния, впоследствии поселился в Калифорнии, но до сих пор сочувствует южным штатам, захваченным северными войсками.

Но что же привело ее сюда, в это Богом забытое место? Этот вопрос не давал судье покоя. Бенуа уже догадался, что она недавно вернулась из Европы. Ее роскошное платье, несомненно, было из мастерской самого знаменитого портного. Почему же она решила приехать в самую заброшенную часть Техаса?

Он попытался узнать у нее о цели визита, но она лишь вздохнула, посмотрев на него своими зелеными глазами:

— А разве вам никогда не хотелось укрыться где-нибудь от посторонних взглядов? Мне так надоели эти большие города, мистер Бенуа. — Она лукаво улыбнулась ему. — Думаю, вы меня понимаете.

Джинни старалась очаровать Ника Бенуа, хотя он не понравился ей с первой минуты. Она улыбалась ему, но ей было очень не по себе.

Джинни заметила, что он считает себя покорителем женских сердец, от ее внимания не ускользнуло и то, как он смотрел на нее. Его карие глаза особенно часто задерживались на ее губах.

Однако мистер Бишэп предупредил ее, что не следует недооценивать этого человека. Это недопустимо, сказал он. Поэтому Джинни вела себя с ним осторожно, показывая при каждом удобном случае, что и она не дура и неплохо разбирается в жизни.

По договоренности с мистером Бишопом Джинни и жена полковника Белмонта Перси делали вид, что они старые подруги, познакомившиеся еще в ту пору, когда полковник проходил службу в Сан-Франциско. Ник Бенуа поверил этому, видя, как мило они болтают о своих делах.

Когда ужин закончился и гости разъехались, Перси Белмонт, весело улыбаясь, спросила Джинни:

— Ну, что ты о нем думаешь?

— О местном Макиавелли? Весьма себе на уме, — ответила Джинни. — Тебе ведь он тоже не очень-то нравится?

— Да, но ты просто очаровала его! Будь осторожна с ним, дорогая. Если с тобой что-нибудь случится, мой муж никогда не получит звания генерала!

— О нет, ничего страшного со мной не случится. Я буду все так же очаровывать его, хотя это и не слишком приятно. Дело в том, что мистер Бишоп уже предупредил меня обо всем.

К счастью, эти две женщины легко сошлись и понравились друг другу. Перси Белмонт, дочь профессора колледжа, вышла замуж довольно поздно, после смерти отца. Она отличалась острым умом, редким чувством юмора и порядочностью. Полковник Белмонт полностью доверял жене. Перси не любила Антуанетту Лэсситер, и это тоже объединило ее с Джинни.

— Таких, как Тони, нормальные женщины не любят, — сказала она. — К тому же она почти не общается с женщинами, зато не жалеет сил, чтобы очаровывать мужчин. Она весьма недурна собой, но пользуется красотой как капиталем, приносящим большие дивиденды. Ее холодности не смягчает даже улыбка. Родни просит, чтобы я научила ее вести себя, но это невозможно. Кстати, я видела, как она смотрит на него. Она постоянно водила за нос полковника Вэнса.

— Значит, миссис Лэсситер — одна из самых интересных женщин в этих краях? — спросила Джинни, желая получить побольше полезной информации. — Конечно же…

— О нет, здесь немало интересных дам, — возразила ее собеседница. — Но все они какие-то запуганные, темные и необразованные. К тому же они не всегда дружелюбны и разговорчивы. Боюсь, они все видят в нас захватчиков. Хотя есть здесь одна девочка — младшая дочь Картера. Ее мать была из семьи Лэсситеров, но отец отрекся от нее, когда она сбежала с женихом.

Перси Белмонт лукаво посмотрела на Джинни:

— Больше всего сейчас говорят здесь о том, что новый телохранитель Тони Лэсситер проявляет необычайный интерес к Мисси Картер, хотя ей только недавно исполнилось семнадцать лет. Да и вообще она самый настоящий ребенок. Так вот этот телохранитель упросил Тони убедить судью Бенуа в том, что семье Картеров нужно вернуть их старое ранчо. Каким-то образом им удалось скопить деньги и выплатить все налоги. А в этих краях много людей, недовольных этим. — Она вздохнула: — Но мы здесь для того, чтобы поддерживать мир и порядок. Родни считает, что мы не должны вмешиваться в дела этих людей, кроме тех случаев, когда их поведение нарушает общественное спокойствие. Хотя признаюсь… тот, кого они зовут Маноло, — самый настоящий возмутитель спокойствия. Это очень злой человек, и чуть что хватается за оружие. Говорят, он из племени команчи, наполовину индеец. Он даже выглядит как-то странно и пугает одним своим видом. Родни говорит, будто он вне закона и его надо гнать, как опасное животное. Полагаю, он вполне подходит Тони Лэсситер. Но меня удивляет, что Джозеф Картер почему-то подпускает его к своей дочери.

Вернувшись в свою спальню, Джинни никак не могла уснуть. Она не рассказала об этом разговоре Ренальдо, а сама не могла спокойно обдумать сложившуюся ситуацию.

На следующий день жена полковника Белмонта и ее новая подруга отправились на верховую прогулку. Ренальдо остался в доме полковника, чтобы разобраться с делами, касающимися поместья Десмолин. Возле него вертелся управляющий, когда-то нанятый Шанхаем Пирсом.

Джинни сидела в дамском седле в бархатной амазонке. Увидев этот костюм, миссис Белмонт вскрикнула от восхищения.

Их сопровождали десять солдат в голубых мундирах. Полковник Белмонт решил, что так безопаснее, хотя дамы не собирались углубляться в леса. Но он-то хорошо знал, как много опасных людей скрывается в окрестных лесах и болотах.

Первым, кто заметил женщин, был Джо-младший, перегонявший скот, пойманный на отдаленных островках. Вначале он увидел группу солдат в голубых мундирах, которые почему-то скакали по земле, принадлежавшей его семье. Джо это удивило и насторожило. Потом он увидел двух женщин. Одну из них, жену полковника, он сразу узнал, а вот другая… Его так поразили красота и изящество этой женщины, что он потерял дар речи и молча глядел на нее, снедаемый любопытством.

— Простите, — сказала Джинни, мило улыбаясь, — мы, кажется, вторглись на чужую территорию? — Парень молчал, тупо уставившись на нее. — Мы просто ищем кратчайший путь к реке, — продолжала Джинни. — Мне очень жаль, что этот путь не проходит по моей земле. — Она так улыбнулась Джо-младшему, что у него на лице вдруг выступили капельки пота. Через секунду она добавила: — Меня зовут Вирджиния Морган. Я хочу немного пожить здесь и взглянуть на свои новые владения. Я знаю, что когда-то эта земля принадлежала мистеру Пирсу, а еще раньше — Десмолину. Мы, должно быть, соседи. Могу ли я надеяться, что вы простите меня за вторжение?

«Вот оно что, — подумал Джо-младший. — Значит, она уже здесь!» Эта таинственная жена миллионера, о прибытии которой предупредил их Маноло. Джо быстро стащил с головы широкополую шляпу и покраснел до ушей. Он чувствовал, что его язык прилип к небу. «Какая она еще молоденькая, — подумал он, стараясь скрыть смущение. — И такая красивая! К тому же она настоящая леди, а мы-то думали, что она совсем простая женщина».

Миссис Белмонт смотрела на него с легкой улыбкой. Наконец Джо пришел в себя и предложил дамам слезть с лошадей. После этого он довольно робко пригласил их к себе. Он и не знал, что подобает делать в таких случаях. Так он и сказал потом отцу и Мэту. Но и отец тоже робел при этих дамах. Даже Мэт, который считал себя искушенным человеком, не мог скрыть восхищения и удивления при появлении неожиданных гостей. Но больше всех заволновалась Мисси. На ее лице проступили веснушки, хотя она только что намазала лицо кремом, приготовленным из сока огурцов. Именно Мисси, не дожидаясь разрешения отца, выразила желание показать дорогу к реке.

Мисси хорошо знала эту дорогу. Ее зеленые глаза сейчас еще больше походили на глаза дикой кошки. Она с гордостью вертела замечательное кольцо, подаренное ей Маноло. Оно висело на зеленой ленточке, которую Мисси носила на шее. Всю дорогу она болтала с дамами.

— Это прекрасное и очень тихое место, — восхищенно сказала миссис Морган, впервые увидев темно-зеленую воду реки, по берегам которой стояли высокие кипарисы.

Миссис Белмонт в основном молчала, лишь изредка вставляя одно-два слова. Встречая взгляд Мисси, она дружески улыбалась ей. Джинни понравилась Мисси с первой минуты. Она была так молода и прекрасна, что Мисси смутилась. К тому же она держалась очень дружелюбно и совсем не высокомерно, чего опасалась Мисси. Она сказала Мисси, что у нее великолепные волосы, и девушка покраснела от удовольствия.

— Тебе действительно нравится эта река? — тихо спросила подругу миссис Белмонт. — Признаться, я предпочитаю дикие горные реки где-нибудь в Колорадо или Калифорнии. Эти ужасные, мрачные деревья просто пугают меня. К тому же за рекой начинаются опасные болота.

Мисси быстро вмешалась в разговор:

— Но эти болота вовсе не опасны! Если, конечно, знать, как по ним ходить. — Сказав это, она снова густо покраснела и стала теребить кольцо на зеленой ленте.

Мисси не сомневалась в своей интуиции. В тот самый вечер, когда Маноло освободил Дэйва Мэдена из тюрьмы, она бросилась ему на шею и стала осыпать поцелуями его небритое лицо. Она была счастлива, что Маноло вернулся целым и невредимым. У нее не хватало слов, чтобы высказать свою радость, и она выражала ее поцелуями. С тех пор Маноло смотрел на нее как-то иначе. Да, она не ошиблась. Он смотрел на нее по-другому: эта перемена сперва смутила и озадачила ее. Но потом она поняла, в чем дело. Однажды она вдруг осознала, что Маноло перестал относиться к ней как к ребенку. Это вызвало у нее радость и гордость.

В тот вечер он принес ей книги. Некоторые из них он взял из старого дома Лэсситеров.

— Тони они не понадобятся, — сказал он, пожав плечами. — Она никогда не увлекалась чтением.

Мисси очень внимательно прочитала все эти книги — отчасти потому, что их принес Маноло, но главное, потому, что они доставляли ей огромное удовольствие. Она всегда любила читать. А Маноло объяснял ей трудные слова или сложные фразы. Он даже начал обучать ее французскому, совсем не похожему на тот язык, на котором говорили отец и братья. Когда она произносила что-то неправильно, Маноло прислонялся к стволу ее любимого дерева и хитро прищуривался. Это было чудесное времяпровождение.

А иногда он улыбался ей так, что она просто сходила с ума и забывала обо всем на свете. Это была его настоящая улыбка, а не та насмешливая, которую она помнила по прежним временам. Эта чистосердечная улыбка изгоняла из ее памяти разговоры о том, что Маноло — преступник, безжалостный и хладнокровный убийца. Она забывала даже о том, что он любовник Тони. А это мучило ее больше всего. Она уже прекрасно понимала, что безнадежно влюбилась в него, хотя и не могла сказать, что знает его достаточно хорошо. Эта мысль всегда пугала ее.

Кольцо, которое она с такой гордостью носила сейчас на своей зеленой ленте, было на его пальце, когда они с Терезитой нашли его полумертвым на краю болота. Терезита потом объяснила ей, что это кольцо — символ людей из племени команчи. Оно было сделано из странного, красноватого золота, очень похожего на медь. На нем была изображена змея с глазами из двух крошечных камней — изумрудов, как сказал ей Маноло.

Мисси обожала это кольцо и часто прикасалась к нему рукой. В тот день, когда Маноло снова пришел к ее любимому дереву и принес две новые книги, она, не удержавшись, снова притронулась к кольцу. Ее интересовало даже не столько само кольцо, сколько те чувства, которые пробуждали в ней прикосновения к длинным загорелым пальцам Маноло. Ее охватывала какая-то странная дрожь. Чтобы скрыть смущение, она быстро сказала:

— Это похоже на настоящую змею, правда? Здесь даже вырезана тонкая чешуя.

На что он, улыбнувшись, ответил, что это кольцо напоминает ему о рыжеволосой зеленоглазой женщине.

— Ты говоришь обо мне? — удивленно спросила Мисси. — Ты же всегда называл меня зеленоглазкой! С первой минуты, как мы встретились с тобой. Признаться, я даже не знаю, нравится мне то, что ты сравниваешь меня с этой старой змеей, или нет!

— О, у тебя, конечно, очень выразительное лицо, но ты красивее змеи!

Потом он быстро снял с пальца кольцо и небрежно бросил его Мисси. Маноло сделал это так легко, словно оно ничего не значило для него. Пораженная этим, Мисси долго вертела его в руках.

— Это тебе, моя болотная русалочка, — сказал он, весело улыбаясь. — Храни его. Я уже давно заметил, что оно мешает мне.

Позже, надев его на зеленую ленту, Мисси подумала, что кольцо будет теперь ее амулетом. Она сохранит его навсегда, может, до того самого дня, когда… Но она боялась загадывать и всю ночь размышляла о том, что это было не только проявлением доброты и щедрости со стороны Маноло, а чем-то большим. Мисси гнала от себя эту мысль, но она преследовала ее.

Девушка так задумалась, что не услышала обращенных к ней слов миссис Белмонт.

— Простите, кажется, я не расслышала вас.

— Нет ничего плохого в мечтах молоденькой девушки, — мягко заметила миссис Морган. — Я и сама часто предавалась когда-то мечтам. У меня было любимое дерево: оно росло на заднем дворе дома моего дядюшки. Огромная яблоня, и я очень любила прятаться в ее густых ветвях, мечтая о принце. Это продолжалось до тех пор, пока все не узнали о моем тайном месте и не стали досаждать мне.

Девушка благодарно посмотрела на улыбающуюся женщину.

— У меня тоже есть тайное место, — призналась Мисси. — Но мои братья постоянно укоряют меня за это. — Она вскрикнула, почувствовав, что развязалась ее зеленая лента, быстро схватила кольцо и прижала его к сердцу.

— Вот, — сказала миссис Морган, подняв с земли ленту. — Давай я завяжу узелок.

Миссис Белмонт с любопытством уставилась на кольцо, лежавшее на ладони Мисси.

— Вот это да! — воскликнула она. — Какая прекрасная работа! Ведь это антикварная вещь!

Сама не зная почему, Мисси вдруг начала что-то объяснять, чувствуя, как ее лицо заливает краска.

— Я… Это… Мой друг подарил мне это кольцо. Это самый дорогой для меня подарок. Я не переживу, если вдруг потеряю его!

— Джинни, по-моему, эта девушка тайно помолвлена! — Миссис Белмонт рассмеялась, а ее глаза заблестели от любопытства. — Не волнуйся, я никому не скажу об этом. Каждая девушка должна быть помолвлена хоть раз в жизни. Я имею в виду тайную помолвку.

— О, да, это прекрасное кольцо, — тихо подтвердила миссис Морган. — И очень необычной формы.

Если бы Мисси не была так взволнованна, она бы заметила, что эта красивая женщина глубоко задумалась, а голос ее сорвался от внезапной догадки.

Но Перси Белмонт тотчас обратила на это внимание, хотя у нее хватило деликатности не задавать лишних вопросов. Джинни погрузилась в свои грустные мысли. Открытие так поразило ее, что она ничего не видела, молча покачиваясь в седле.

Эти мысли охватили ее, едва она увидела кольцо…

Изумрудные камешки в золотой оправе. Такое красноватое золото добывают только в горах Блэк Хилз. Это кольцо необычной формы Стив носил на мизинце. Джинни и сама не знала, почему купила ему это кольцо. Он никогда не носил колец, но Джинни знала, что от этого Стив не откажется. В этом было что-то мистическое. Что же заставило его подарить это кольцо Мисси Картер?

«Ведь она почти ребенок! — сердито подумала Джинни. — Даже у него должна быть хоть капля порядочности!» Но потом она поняла, что по отношению к ней самой Стив никогда не проявлял этого. Ее поразила эта мысль. Ведь, когда он похитил ее, она была года на два старше Мисси. Она также вспомнила все, о чем вчера говорила ей Перси Белмонт. Так вот почему ей так хотелось встретить эту девушку. Ей нужно было увидеть ее!

Впервые за все это время Джинни с ужасом подумала, что Стив, скорее всего, не узнает ее при встрече. А если когда-нибудь и вспомнит, станет ли считать своей женой?

<p>Глава 49</p>

Дурные мысли одолевали Джинни до тех пор, пока сеньора Армиджо, не мудрствуя лукаво, не предложила ей свое решение этой проблемы. Она очень сочувствовала Джинни, которая так огорчилась, увидев кольцо мужа, висевшее на шее молоденькой девушки.

Они сидели на небольшой веранде. Джинни отсутствующим взглядом уставилась в окно, рассеянно постукивая пальцами по подлокотнику кресла.

— Ради Бога, прости меня, Джинни, но я не понимаю варварских обычаев этой страны! В Мексике, как ты знаешь, люди гораздо дружелюбнее. В честь гостей там непременно устроили бы фиесту! Когда мы с мужем впервые приехали в наш новый дом, к нам сразу же сбежались все соседи. А я устроила для них великолепный обед. Я до сих пор помню те радостные минуты!

Джинни повернулась к старухе:

— Но миссис Белмонт приглашала нас вчера на торжественный ужин.

— Джинни! — воскликнул вдруг Ренальдо. Она удивленно посмотрела на него. — Неужели ты не понимаешь? Это же прекрасное решение всех проблем! Что может быть более естественным, чем желание поближе познакомиться с соседями? Отправь им всем приглашение на вечер по случаю переезда на новое место. Сообщи также, что после ужина можно будет немного потанцевать. Думаю… — Он выразительно посмотрел на нее. — Мне кажется, пришло время решительных действий. Надо все хорошенько обдумать. Зачем вешать голову? Да ведь раньше ты никогда не боялась трудностей. Это качество всегда восхищало меня. Зачем же откладывать то, что неизбежно случится рано или поздно?

— Да, — согласилась Джинни, — ты прав. Ты всегда прав. Действительно, почему бы и нет? Мне необходимо увидеть Стива. Все это, конечно, весьма забавно. Мы оказались в очень глупом положении, приехав сюда. Да, лучше, чтобы все это произошло поскорее.

Несмотря на внешнюю решительность, Джинни испытывала сомнения в своих планах. Она все еще боролась с собой, уверенность и надежда сменялись отчаянием. Наконец отбросив сомнения, она занялась подготовкой к вечеринке.

Ренальдо между тем полностью погрузился в бухгалтерские книги вместе с управляющим. Ему предстояло привести в порядок дела, несмотря на сопротивление управляющего.

— Эта земля обладает огромными возможностями, — говорил он Джинни. — Здесь столько скота, что ты можешь постоянно получать неплохую прибыль, тем более что цены на него сейчас очень высокие. Но беда в том, — Ренальдо беспомощно пожал плечами, — что хозяйство весьма запущенно! Все заборы рухнули, а постройки требуют безотлагательного ремонта. Даже вот этот дом… Когда-то он был прекрасным. Но здесь уже давно никто не живет, все пришло в запустение. Ты же сама видишь, как много нужно сделать. Боюсь, Джинни, что тебе придется отправиться в банк и снять со счета немного денег. А потом необходимо нанять рабочих и пастухов. Ты не должна позволять, чтобы твой скот растаскивали. Он принесет тебе большую прибыль.

— О Ренальдо! Неужели ты думаешь, что этот скот украл Стив? Полковник Белмонт, кажется, думает именно так.

— Не сомневаюсь, — ответил Ренальдо. — Ты же сама знаешь, что он способен на это. У него такие дела всегда хорошо получались. Вспомни, Джинни…

Ее лицо изменилось, когда она вспомнила прошлое. О да, она все помнит, даже слишком многое… Беда в том, что Стив потерял память. Или делает вид, что потерял? Может, это какая-то дьявольская игра, которую он задумал? Эта мысль мучила ее больше всего. Ей не давало покоя и то, что он всего в нескольких милях от нее, а она все еще не видела его. Интересно, как он будет вести себя, встретившись с ней? Слава Богу, что Ренальдо здесь. Ей так помогает его поддержка. Если бы его здесь не было, она не знала бы что и делать. Куда только исчезли ее решительность и храбрость?

Вскоре она отправилась в банк, находившийся в Бароке. Затем Джинни обсудила с Перси Белмонт состав гостей. К ее удивлению, Перси охотно откликнулась на ее просьбу и занялась подготовкой к вечеринке. Казалось, ее энтузиазм неисчерпаем. С судьей Бенуа Джинни тоже решила поделиться своими планами, несмотря на предупреждение мистера Бишопа. Она не могла обойти этого уважаемого здесь человека.

— Я хочу, чтобы ко мне пришли соседи. Все без исключения. Не только важные персоны и офицеры из местного гарнизона, но и пастухи, ковбои, фермеры. Мы должны принять как можно больше людей. Надеюсь, вы не думаете, что я сошла с ума? — Она лукаво улыбнулась и посмотрела на собеседника. — Пусть все познакомятся со мной, как, впрочем, и я с ними. Уверена, что вы понимаете меня.

После этого разговора Николас Бенуа отправился к своей родственнице и изложил ей услышанное, явно испортив Тони настроение.

— Значит, она симпатичная и далеко не так проста, как мы предполагали. Ну и что из этого? Неужели теперь я должна лебезить перед ней, как и другие? Я не согласна, Ники! Ты же знаешь меня! Не будет этого! А я-то думала, что ты хочешь побыстрее избавиться от нее! Мне казалось, что мы союзники!

— Чему ты так и не научилась, дорогая Тони, — заметил Бенуа, — так это терпению! Послушай, она не из тех, кто бросит блага цивилизации ради этих вонючих болот. Она не продержится здесь долго, поверь мне. Такие женщины никогда не променяют удобства городской жизни на мифические доходы от продажи скота. Думаю, что через месяц все это смертельно надоест ей и она затоскует по дому. А ты держи своего индейца на коротком поводке, пока ее кузен копается в бумагах и выясняет, куда исчезают ее доходы. Мы не можем рисковать.

— Да кто она такая, черт бы ее побрал! Тоже мне образец добродетели! Да она самая настоящая сучка! Нисколько не сомневаюсь! Может, у нее есть причины скрываться в этих болотах? Держу пари, что так оно и есть! А тот, о ком ты говоришь, — ее любовник, неужели не ясно? Полагаю, они просто хотят трахаться в этом забытом Богом месте. И она еще собирается устроить тут какую-то вечеринку! Да что она, принцесса? Строит из себя щедрую леди, чтобы одурачить всех! Но я не пойду к ней, слышишь, Ники? Отправляйся и скажи, что я не приду.

Ник Бенуа молча улыбнулся и встал со стула.

— Неужели ты думаешь, что миссис Морган не обойдется без тебя? Она-то обойдется, а вот ты пропустишь очень любопытную встречу, моя дорогая. Но это твое дело. Ты просто боишься красивой соперницы. Решай сама.

На Тони не подействовало даже то, что ее преданный телохранитель решил непременно отправиться на вечеринку, которую сама миссис Морган называла фиестой. Но, узнав, что Маноло намерен пойти туда с Мисси, Тони набросилась на него с кулаками. Маноло оттолкнул ее, и она ударилась о перила лестницы.

— Может, ты привыкла вести себя так с Билли-Боем Дозьером, — глухо сказал Маноло, — но со мной такое не проходит! Если ты еще хоть раз попытаешься это сделать, я поколочу тебя, а потом уеду отсюда навсегда.

Она задыхалась от гнева и ярости, но, посмотрев ему в глаза, затихла и прикусила губу, удержавшись от брани. Его потемневшие от злости глаза не предвещали ничего хорошего. Она уже научилась распознавать эти приступы гнева.

Тони стала тихонько всхлипывать.

— Почему ты всегда так груб. со мной, команчи? — пробормотала она сквозь слезы. — Неужели ты не понимаешь, что это ловушка? Я уверена, что там будет полковник Белмонт со своими солдатами, а ведь ты хорошо знаешь, что он не любит тебя. Неужели ты так глуп? И почему ты решил пойти туда с этой маленькой болотной…

— Туда придут ее отец и братья, — спокойно возразил Маноло. — А тебе, видно, просто не хочется общаться с людьми, которые на тебя работают. Будь у тебя хоть малейшая симпатия к этим людям, ты бы тоже пошла туда.

— Подонок! — заорала Тони. — Ты-то зачем туда идешь?

Маноло мрачно усмехнулся.

— Чтобы получить информацию, — отрезал он. — Я хочу все выяснить. К тому же мне надо встретиться с полковником Белмонтом с глазу на глаз. Ведь это он превратил меня в мишень для своих солдат. Может, ему будет интересно посмотреть в глаза своему противнику.

— Дурак! Я не доверяю этой женщине, как, впрочем, и полковнику Белмонту. Я почти уверена, что это ловушка для нас!

— Так почему бы нам не выяснить это?

Заметив, как в его глазах блеснули дьявольские огоньки, Тони подумала о том, что их сходство с ним в этой дикой безудержности. Они оба безрассудны и неразборчивы в средствах достижения своих целей. Он так же груб. и жесток, как и она, и это безумно влекло ее к нему.

— Ну ладно, — тихо сказала она, — но если там что-нибудь случится, не обращайся ко мне за помощью. Я скажу им, что ничего не знаю и знать не хочу. Заявлю, что наняла тебя вместо Билли-Боя и слепо доверяла тебе, команчи… — Ее глаза заблестели, она раздвинула ноги и негромко застонала от возбуждения.

Этот стон напоминал ему вой дворовой суки, тоскующей о кобеле. Она требовала, чтобы он овладел ею немедленно, и делала все, чтобы разбудить в нем животный инстинкт. Как всегда, ей удалось это. Он отдался безудержному желанию, и только одна мысль беспокоила его: почему ему всегда мерещатся зеленые глаза и мягкие шелковистые волосы?

В глубинах его сознания возник смутный образ женщины, которая когда-то была очень важна для него. Но этот туманный образ быстро исчез.

Возможно, у него когда-то была женщина, которую он до сих пор не может забыть, хотя забыл все остальное? Должно быть. Тони смутно чувствовала это, а потому еще больше желала близости с ним. Она давно привыкла к тому, что мужчины безропотно подчиняются ей, выполняя любые ее прихоти. Но этот команчи подчинил ее себе. Теперь она униженно добивалась его расположения. Ее развращенность и похотливость явно возбуждали его.

«Нет, — подумала Тони, — я еще не насытилась им. А Ники пусть идет ко всем чертям со своими дурацкими предупреждениями. Я найду способ избавиться от этого команчи, когда он надоест мне или я найду ему замену».

Судья Бенуа усмехнулся, получив на следующее утро записку от Тони. Значит, она все же решила принять приглашение миссис Морган. Он не сомневался в том, что так оно и будет. Он знал, что ее любопытство и любовь к интригам сделают свое дело. Одно лишь угнетало его: то, что Мисси придет туда с любовником Тони. Он узнал об этом от Мэта Картера, но это не входило в планы судьи. И о чем думает старый дурак Джо? У невинной девочки нет никакой возможности познакомиться с порядочными молодыми людьми ее возраста. Жаль, что Джо не позволил ему отправить Мисси в ту школу для молодых леди. Все, что нужно Мисси, — приличное образование. Ему следует заехать к Джо и еще раз поговорить с ним об этом.

Но планы судьи разрушил неожиданный визит Джинни Морган. Она приехала в Барок, чтобы встретить почтовую карету, и решила заглянуть к нему.

— Мисси сказала мне, с кем придет на вечеринку, вот я и подумала заскочить к вам и поговорить. По-моему, вас беспокоит появление этого человека в моем доме. У вас найдется для меня несколько минут?

— Вы оказали мне большую честь! — сказал Бенуа, которого одолевало любопытство. Миссис Морган действовала на него возбуждающе. Он чувствовал в этой женщине темперамент, но, к несчастью, ее всегда кто-то сопровождал — старуха служанка, так называемый кузен или солдаты полковника Белмонта. Что же привело ее в Барок?

Джинни догадывалась о сомнениях Бенуа, но никак не выказывала этого.

— Я не знаю, как и сказать вам, — спокойно начала она. — В конце концов, вы ее дядя. Но, видите ли, я хорошо помню себя в таком возрасте. Для нее это очень важно. Думаю, не стоит запрещать Мисси появляться с этим… свирепым и таинственным человеком. И я уже сказала ей, что она может пригласить кого угодно, понимаете? Я же решила пригласить на ужин всех соседей независимо от их репутации. Я хочу познакомиться с ними. Я и Ренальдо… мы… короче говоря, мы бы хотели познакомиться с человеком, которого полковник Белмонт считает виновным в краже моего скота, как, впрочем, и в совершении многих других тяжких преступлений.

Джинни перевела дыхание.

— Я попросила Мисси прийти немного пораньше. Знаете, она понравилась мне с первой встречи. Она во многом напоминает меня в юности. Я хочу купить ей красивое платье для этого вечера. Кстати, пусть она увидит этого человека в обществе цивилизованных людей. Возможно, тогда она поймет, что ошиблась в выборе.

Судью Бенуа, всегда гордившегося своим умом, поразила гениальность этого плана. Конечно же, она права! Разве он не говорил себе раньше, что его юная племянница должна общаться с достойными молодыми людьми? В штабе полковника Белмонта есть несколько холостых офицеров, к тому же вполне порядочных. А Мисси, как он давно заметил, похожа на свою мать и скоро станет настоящей красавицей.

«Вирджиния Морган, — подумал он, — весьма проницательна и к тому же очень хороша собой. Нет никаких сомнений, что она получила французское образование и воспитание». Бенуа с удивлением осознал, что ему хочется поскорее попасть на этот вечер.

— Ох, какой скользкий и гадкий человек, — сказала Джинни Ренальдо, вернувшись домой. — Он так изображал джентльмена, но буквально раздевал меня глазами. И как пронырлив! Он исподволь все выспрашивал обо мне. Я старалась держаться любезно, но едва ли меня хватит надолго.

Она посмотрела на Ренальдо и увидела, что он нахмурился.

— А что будет с этой сеньоритой Мелиссой? — озабоченно спросил он. — С этим юным и невинным ребенком? Надеюсь, Джинни, ты подумала о ней? Что будет с ней, когда весь этот маскарад закончится? Что ее ожидает? Мне тоже не нравится этот судья Бенуа, но в одном я с ним полностью согласен: она заслуживает лучшей участи! Меня также тревожит, что Стив, если он полностью потерял память…

— Ты опасаешься, что он уже соблазнил ее? — Джинни старалась говорить спокойно, но голос ее внезапно дрогнул. — Не думаю, что это так. И не считай, что я вожусь с Мисси лишь для того, чтобы побольше узнать о Стиве. Нет, она мне действительно нравится. Она такая милая, честная, и я… о Господи! Мне и самой хотелось бы стать такой же наивной и романтической! Поверь, мне будет жаль, если ее постигнет разочарование. Я не хочу причинить ей боль! Ты веришь мне, Ренальдо?

— Но мы-то с тобой прекрасно понимаем, что Стив может смотреть на это иначе.

Джинни полагала, что Ренальдо прав.

Когда Джинни ушла к себе, сославшись на усталость, Ренальдо долго не мог успокоиться.

Почему они должны идти к цели так осторожно и так медленно? Какая немыслимая и невыносимая ситуация! И во всем виноват этот мистер Бишоп, чьи указания они вынуждены выполнять.

Беспокойство Ренальдо объяснялось тем, что, помимо Джинни и Эстебана, о которых он всегда заботился, появилась еще эта малышка Мисси Картер. Все почему-то считали ее ребенком, но, по прежним меркам, она была уже взрослой женщиной, вполне готовой к замужеству. Однако его дорогой кузен отнюдь не подходил для Мисси. Стоит только посмотреть, что он сделал с Джинни за эти годы! Ренальдо сам когда-то чуть было не влюбился в Джинни и даже мечтал «спасти» ее, но так и не сделал этого, поскольку не хотел рисковать. Он уже знал к тому времени, что она любит Стива. И вот сейчас появилась эта Мисси, девочка, так напоминавшая ему юную Джинни.

Ренальдо она поразила своей любознательностью и умом, хотя была очень скромна и застенчива. Он даже начал обучать ее испанскому языку, и его очень удивило, как быстро она все схватывает.

Ренальдо всегда относился к женщинам несколько старомодно. Мелисса Картер не походила на других женщин, и Ренальдо серьезно беспокоило ее будущее.

<p>Глава 50</p>

Проснувшись утром перед «грандиозным балом», Мисси так разволновалась, что даже почувствовала легкое недомогание. Ведь это было впервые в ее жизни! Но симпатичный мистер Ортега и строгая испанская леди, которые приехали за ней в роскошной карете миссис Морган, немного успокоили ее. Когда они добрались до места, она еще чувствовала недомогание, но его постепенно сменило любопытство.

Мистер Ортега держался с ней как с настоящей леди. Даже весьма строгая старуха испанка любезно улыбнулась Мисси, когда проводила ее наверх, чтобы показать дорогое платье, купленное для нее. Она хвалила вкус миссис Морган и выражала уверенность, что выбранное ею платье будет к лицу молодой леди.

Мисси, впервые в жизни услышав, что ее называют леди, широко раскрыла глаза и густо покраснела. «Миссис Морган так добра ко мне, — подумала она, — а главное — меня пригласили на ужин». Даже насмешки Мэта, утверждавшего, что она похожа на Золушку, которая надеется превратиться в принцессу, не испортили ей настроения. И, конечно же, папа! Он был так добр к ней сегодня, хотя и заметил, что ей не следует забывать о том, кто она такая.

Ожидание чего-то необычайного еще усилилось, когда Мисси надела чудесное платье, подарок миссис Морган, и посмотрела в зеркало. Она и не представляла, что будет так прекрасно выглядеть.

— Это платье словно предназначено для тебя! Носи его, и не надо меня благодарить, — сказала Джинни.

Не дав Мисси опомниться, Джинни повернула ее лицом к себе, сняла зеленую ленту с кольцом и застегнула на ней жемчужное ожерелье.

— Не волнуйся, — тихо сказала она, — кольцо останется при тебе, но на свой первый бал ты должна надеть только жемчуг.

Снова взглянув в зеркало, Мисси вспомнила свои мечты. Она совершенно не узнавала себя! Мисси и мечтать не смела о таком чудесном наряде.

— Ты поможешь мне принять гостей? — спросила ее Джинни, когда все уже было готово. — Мне придется присмотреть за последними приготовлениями. Говорят, настоящая хозяйка выходит к гостям последней. — Джинни весело рассмеялась, но Мисси сразу же сообразила, что та смеялась над собой. Робость Мисси улетучилась, когда она увидела неподдельное восхищение мистера Ортеги. Впервые в жизни Мисси видела в глазах мужчины такое восхищение ее красотой. Это был ее звездный час. Только сейчас она поняла, что красива. Интересно, как посмотрит на нее Маноло, который собирался прийти сюда вместе с ее братьями? Что скажет ей его взгляд?

Принимать гостей оказалось не так уж сложно, поскольку рядом с Мисси стоял мистер Ортега. С ним Мисси чувствовала себя куда увереннее, и от ее скованности не осталось и следа.

— Не сомневаюсь, все гости будут потрясены вашей красотой, сеньора Мелисса, — прошептал он. — А я восхитился, едва увидев вас.

— О, это все потому, что на мне это чудесное платье! — ответила она. — Я и сама чувствую, как оно изменило меня! Я даже не узнаю себя, глядя в зеркало! Миссис Морган так добра ко мне. Я очень боюсь подвести ее сегодня!

— Думаю, вам незачем опасаться этого, — возразил Ренальдо. «А когда мне представится возможность поговорить с Эстебаном…» — подумал он.

Но будет ли такая возможность? Где же он? Почему задерживается?

Все это беспокоило не только Мисси и Ренальдо, но и Джинни, которая в этот момент спускалась по лестнице в огромный зал.

Теперь, когда встреча со Стивом казалась близкой, Джинни чувствовала тревогу. «Что будет, — думала она, — если, увидев ее, Стив ничего не вспомнит? Что тогда?» Джинни специально заказала себе точно такое же платье, что было на ней в день их тайной свадьбы. Стив тогда сам выбрал его, и вот сейчас Джинни надеялась, что оно поможет ему вспомнить тот день. Она надела и те опалы, которые он подарил ей в день венчания. Они сверкали в ее ушах, вокруг шеи и на запястьях.

«Надо во что бы то ни стало успокоиться», — приказала она себе.

Когда же он появится? Джинни успокаивало лишь то, что отец Мисси и ее братья тоже еще не пришли.

В этот момент в зал вошла Тони Лэсситер, держа под руку судью Бенуа. Ее светлые волосы отливали серебром при свете огромных свечей, а платье из золотистой парчи удивительно гармонировало с цветом ее глаз. Обнаженные плечи и руки казались неестественно белыми. На лице Тони застыла дерзкая насмешливая улыбка.

— Я так много слышала о вас от моего дорогого Ники! — томно проговорила она, подойдя к Джинни. — Боже! — воскликнула она. — Как чудесно преобразился этот старый разрушенный дом! Как вам удалось привести его в порядок? Конечно, он совсем не похож на дом моего покойного мужа. Тот был построен из камня отцом моего мужа в таком месте, что даже при самом сильном наводнении вода никогда не доходила до него. Надеюсь, что у нас больше не будет такого ужасного наводнения, как два года назад. Иначе ваш труд пойдет насмарку. Впрочем, вы же не собираетесь здесь задерживаться, не правда ли?

«Какая тупая, безмозглая баба, — подумала Джинни, сдерживая приступ ярости. — Как же Стив мог, даже если он ничего не помнит о прошлом?» Ей хотелось вцепиться в серебристые волосы Тони Лэсситер и разорвать ее платье. Но она только любезно улыбнулась.

— Я тоже рада познакомиться с вами, — сказала Джинни. — Признаюсь, именно такой я вас себе и представляла. Мы обязательно поговорим с вами позже. Судья Бенуа, очень приятно видеть вас здесь.

«Как ей удалось сохранить спокойствие? — подумала Мисси. — После всех пакостей Тони Джинни так мило улыбается, словно ничего не произошло». Мисси заметила хищный блеск в глазах Тони и легкое дрожание ее полных губ, но это не испугало ее. Она выпрямилась, гордо вскинула голову и поклонилась, во всем подражая Джинни Морган.

— Это ты, Мисси? — с деланным удивлением воскликнула Тони. — Клянусь, я никогда не узнала бы тебя без тех лохмотьев, в которых ты так любишь ходить! Похоже, что ты сегодня играешь роль Золушки, дорогая?

К удивлению Мисси, судья Бенуа решил оградить ее от нападок Тони.

— Ты прекрасно выглядишь сегодня, Мелисса, — искренне сказал он, оборвав Тони. — Ты очень похожа на свою мать. Сегодня вечером к тебе устремятся взоры всех молодых мужчин. Пожалуйста, оставь хоть один танец для своего дяди. — После этого он быстро увел Тони в сторону. — Пойдем, Тони, я хочу угостить тебя бокалом пунша. И постарайся не смотреть так злобно: это не годится для той роли, которую тебе предстоит сыграть сегодня вечером!

Погода благоприятствовала торжеству. Вечер был тихий и теплый, и вскоре весь огромный двор, освещенный небольшими лампами, заполнился людьми, которых Тони высокомерно называла «болотным сбродом». Она запретила своим ковбоям приходить сюда, но все остальные семьи этой округи прислали на вечер своих представителей. Пришли даже тихие и забитые мексиканцы, владельцы небольших хозяйств, всегда относившиеся к Тони с подобострастным уважением и называвшие ее своей госпожой. Это особенно бесило ее.

— Теперь ты понимаешь, что я пыталась вдолбить тебе в голову, — сердито шептала она судье Бенуа. — Эта высокомерная стерва наделала здесь много шума и везде сует свой нос! Она вместе со своим так называемым кузеном обошла все хижины, где живут эти голодранцы! Очевидно, она говорила с ними на их языке. Ты представляешь? Эти мерзавцы нашли с ней общий язык! Да кто она такая? Как может у дочери сенатора, выходца из Вирджинии, быть кузен-мексиканец, если ее мать француженка? Посмотри внимательнее, Ники, что скрывается под ее роскошным нарядом! — При этих словах Тони злобно усмехнулась, подталкивая судью Бенуа к Джинни. — Возможно, она была проституткой, пока ее не подобрал муж. Я не удивлюсь, если окажется, что это так. И если тебя очаровали ее манеры, то уж на меня-то они не действуют! Предупреждаю тебя, я не стану терпеть, если она надолго задержится в наших краях.

Но не только Тони была недовольна появлением здесь мексиканцев и простых работников ранчо. Проходившая мимо Джинни Перси Белмонт шепнула ей, что ее муж весьма смущен этим, ибо опасается, что это может привести к серьезным столкновениям.

— Ты же знаешь, что наши люди и местные не симпатизируют друг другу! Некоторые техасские ковбои до сих пор не могут забыть последствий гражданской войны. Они ненавидят нас, а заодно и этих бедных, несчастных мексиканцев. Джинни, ты уверена…

— Мои люди предупреждены об этом, — спокойно ответила Джинни. — К тому же мексиканцы не собираются устраивать здесь потасовку. Во всяком случае, сегодня вечером. Пожалуйста, не волнуйся, Перси. Ничего плохого не случится.

— Ну что ж, очень надеюсь… Кстати, учти, что я не доверяю этой Лэсситер. Только посмотри на нее! — Перси Белмонт понизила голос, чтобы ее не услышала Мисси. — Хоть бы этот голубоглазый индеец не пришел! Я понимаю, что это очень огорчит девушку, но зачем ей, такой милой и непосредственной, связываться с этим человеком? Мне совсем не хочется напоминать тебе, Джинни, об этом, но ты, вероятно, слышала, что он — один из главных возмутителей спокойствия! Здесь все было относительно мирно до его появления. Не знаю, откуда он, но иногда мне кажется, что сам дьявол явился сюда, чтобы перевернуть все вверх дном! Я действительно надеюсь… о-о-о!

Все это время Джинни слушала свою подругу с любезной улыбкой, но сейчас ее взгляд устремился туда, куда смотрела Перси.

Он уже здесь! Сердце Джинни громко и учащенно забилось. Она чувствовала себя так же, как много лет назад, когда ждала появления Стива. Тогда она тоже не знала, что он выкинет…

«Но сегодня я не могу подойти к нему и приставить к его горлу нож, чтобы заставить его заметить меня», — подумала она. Джинни испытывала гнев и смятение, ибо до сих пор не знала, готова ли к самому худшему — к тому, что он не узнает ее или сделает вид, что не узнал.

К счастью, пораженная миссис Белмонт не заметила выражения ее лица. Перси Белмонт уставилась на вошедшего и прошептала Джинни дрожащим голосом:

— Не могу поверить, что это тот самый человек! Боже, он чисто выбрит и обрезал наконец свои длинные волосы! Раньше они доходили до плеч, и он носил на голове ленту, как это делают индейцы. Нас это просто шокировало. Прежде я видела его только в грубой индейской одежде, внушавшей всем отвращение, да в куртке из оленьей кожи. Интересно, что он выкинет сегодня?

В большом зале воцарилась мертвая тишина, когда появились эти пятеро: Джо Картер, чувствующий себя неловко в новом костюме, три его сына и высокий человек с непроницаемым лицом, которого все здесь называли Маноло. На нем был нарядный мексиканский костюм: короткий жилет и черные брюки, обшитые серебряными нитками. Костюм плотно облегал его, как и белая рубашка, украшенная красивым кружевом.

Джинни приросла к полу и словно издали слышала голоса гостей, внезапно заговоривших после минутного замешательства. Однако она запомнила радостный возглас Мисси:

— О! Ты пришел! Наконец-то. — Лицо девушки озарилось улыбкой, а из груди вырвался вздох облегчения. Она была так простодушна, что не стеснялась своих чувств.

«Да, она не умеет скрывать свои чувства», — подумал Ренальдо, внимательно наблюдая за ней. Ему стало отчего-то горько.

За несколько минут до этого к Мисси подошли молодые офицеры, высказали ей свое восхищение, и каждый из них пригласил ее на танец. Но сейчас, забыв обо всем, она бросилась через комнату.

Она видела только одно: как красив Маноло в своем мексиканском наряде. Мисси казалось, что он так нарядился ради нее. Она заметила, как потемнели глаза Маноло, когда он посмотрел на нее.

— Мисси… ты сегодня похожа на самую настоящую принцессу. Ты слишком хороша для таких простых людей, как мы.

В самый последний момент Мисси опомнилась и не кинулась ему на шею, но голос ее дрожал от волнения.

— Ты правда так думаешь? — спросила она. — Тебе нравится мое платье? А тебе, папа? Говорят, я очень похожа на маму, ты тоже так считаешь?

— Ты выглядишь чудесно, малышка! — Голос Джо Картера сорвался от восхищения. Братья Мисси застыли от изумления. Только Мэт неодобрительно хмурился, но Мисси знала, в чем дело. Мэту не нравилось, что Мисси приняла подарки от этой незнакомой женщины. Но сегодня вечером ее не беспокоило мнение Мэта. Она была счастлива, ибо Маноло впервые посмотрел на нее как на женщину.

— Твой отец прав, принцесса, — тихо сказал он. — Ты прекраснее всех дам, которые собрались здесь. Тебя уже пригласили на все танцы или оставили один-два для меня?

— Нет, я никому ничего не обещала, кроме сеньора Ортеги… да и то только потому, что я помогала ему встречать гостей, пока миссис Морган — она просила называть ее просто Джинни — не закончила все приготовления к приему. Мистер Ортега попросил меня открыть вечер первым танцем с ним, и я… О, он так добр ко мне! Он кузен Джинни, ты знаешь об этом? Пойдем, я познакомлю тебя с ней! Она очень добрая женщина, и к тому же не…

— Похоже, наша маленькая сестренка помешалась на этих тряпках и светской болтовне, — недовольно буркнул Мэт, но замолчал, увидев осуждающий взгляд отца.

— Она хорошо относится к Мисси, — сказал он, — к тому же сегодня мы ее гости. Не забывай, сынок.

— Да, Мисси выглядит как настоящая леди, — подтвердил Мэт. — Она даже смеется как-то необычно и стреляет глазами так, как Тони.

Маноло рассмеялся:

— Ты похожа на счастливого котенка, которому достался кусок мяса. — Увидев, что она нахмурилась, Маноло сказал: — Пойдем, представь меня своим новым друзьям!

<p>Глава 51</p>

— Похоже, твоему индейцу удалось сегодня превратиться в испанского гранда, — удивленно заметил Ник Бенуа. — Думаю, мне следовало приложить больше усилий, чтобы узнать, кто он и откуда появился!

— А мне казалось, что ты приложил немало усилий, — насмешливо сказала Тони. — Я же не раз говорила тебе, что это человек образованный, но ты не слушал меня.

— По-моему, он вырядился так для моей маленькой племянницы, — сердито проговорил Бенуа. — Признайся, что она просто преобразилась! Интересно, почему я раньше не догадался, что Мисси станет настоящей красавицей. Кажется, ей удалось приручить этого дикого зверя. Согласна?

— Заткнись! — рявкнула Тони. — Эта грязная болотная нимфа — еще ребенок. Неужели ты и впрямь думаешь, что он так старался ради нее? Ты еще увидишь, дорогой: команчи знает, что делает, чего не скажешь о твоей глупой племяннице. Ей хватило ума лишь на то, чтобы вырядиться в чужие перья!

Джо Картер, гордо подняв голову, направился туда, где гостей встречала хозяйка. За ним следовали его сыновья и Маноло с Мисси. Братья Мисси были явно смущены. Зато Мисси чувствовала себя уверенно и гордо держалась за руку своего высокого кавалера, который не выказывал ни малейшего смущения и не замечал общего напряжения.

Полковник Белмонт кивнул головой и поймал насмешливый взгляд Маноло.

— Полковник?

Маноло слегка поклонился. «Черт бы его побрал, — подумал полковник, — это просто невыносимо! Судья Бенуа был прав, да и Перси тоже. Этот человек слишком нагл, дерзок и самоуверен. Он считает себя хозяином положения! С ним надо что-то делать…»

Джинни гордо вскинула голову, хотя ощущала полное смятение. Она не сразу поняла, что рядом с ней Ренальдо, однако это придало ей сил. Стив до сих пор не посмотрел ей в глаза.

Но когда это наконец произошло, Джинни поразилась: она так долго и напряженно ждала этой встречи, а он лишь рассеянно окинул ее взглядом!

Только Мисси заметила, как дрогнула рука Маноло. Но она была слишком взволнована, чтобы думать об этом. Они прошли мимо ее дяди Ника, с любопытством оглядевшего Маноло. Тони же посмотрела на них с нескрываемой злобой. Эта парочка слегка встревожила Мисси, но, встретившись глазами с сеньором Ортегой, она испытала облегчение. Присутствие этого человека вселяло в нее уверенность в своих силах. Сегодня осуществились все ее мечты!

Когда Мисси посмотрела на миссис Морган, ей показалось, что она никогда еще не видела столь яркого блеска в ее глазах. Да и щеки ее полыхали румянцем, хотя внешне она оставалась совершенно спокойной.

— Это, должно быть, твой спутник, Мисси? — легко и непринужденно спросила Джинни. — Вы пришли позже всех, сэр. Что вас так задержало?

В этот момент их глаза встретились, но — ничего! Никакой реакции! Пожалуй, глаза Стива чуть сузились, да едва заметно дрогнули губы. Неловкая пауза казалась Джинни невыносимой и мучительной.

Сказав наконец что-то Мисси, Джинни не узнала своего голоса. Почему же Стив делает вид, что не узнал ее? Ведь они так много пережили — порывы страсти, горечь разлук, любовь. Неужели он этого не помнит? Почему он снова обращается к ней как к чужой? А голос его остался таким же насмешливым, как прежде.

— Очень рад познакомиться с вами, мадам, — сдержанно сказал он и наклонил голову. — Благодарю вас за любезное приглашение.

Да как он смеет?

Она ответила ему по-испански, с открытым вызовом в голосе:

— Очень рада познакомиться с вами, сеньор, поскольку немало слышала о вас. Чувствуйте себя как дома.

— Что же вы слышали обо мне, сеньора? — спросил он с любопытством. — Неужели столь ничтожный человек, как я, мог привлечь к себе ваше внимание?

Тут в разговор вмешался Ренальдо, очевидно, опасаясь за Джинни.

— Мы с кузиной очень хотели познакомиться со всеми соседями, — быстро проговорил он и повернулся к Картеру. — А, мистер Картер, приятно видеть вас. И ваших сыновей тоже. Вы прибыли как раз к началу танцев, но, может быть, хотите что-нибудь выпить? Там, в дальнем углу, накрыты столы.

После этого все они отправились в указанном Ренальдо направлении. Мисси все так же гордо держалась за руку своего кавалера. Джинни, стиснув зубы, молча наблюдала, как Стив остановился возле Тони и что-то сказал ей. Та натянуто улыбнулась и развязно погладила его чисто выбритые щеки.

— Ну и как тебе понравился наш возмутитель спокойствия? — Язвительный голос Перси Белмонт прервал грустные размышления Джинни. Она чуть было не бросилась вслед за Стивом, чтобы покончить с тягостной неопределенностью. Но сейчас она отказалась от этой дурацкой мысли и через силу улыбнулась:

— О, у меня было слишком мало времени, чтобы составить о нем представление. Но чем-то он мне не нравится!

— Ну что ж, это меня не удивляет. А ты заметила, как ведет себя эта женщина? Как самая настоящая проститутка! Поверь мне, я редко злословлю. Бедный судья Бенуа! Представляю себе, как нелегко ему стоять рядом с ней, когда она… Он тоже не доверяет этому человеку. Но больше всего Бенуа тревожится за свою племянницу. Он только вчера говорил Родни, что…

Джинни изо всех сил старалась сохранить спокойствие и делала вид, что внимательно слушает Перси, хотя ее внимание было приковано к дальнему углу комнаты, где Ренальдо уже приглашал Мисси на танец, а Тони Лэсситер, оставив судью Бенуа, подошла к Стиву и по-хозяйски положила руку ему на плечо. Тот поставил бокал на стол. В этот момент к Джинни подошел Николас Бенуа и учтиво пригласил ее на танец.

Вскоре весь зал заполнили быстро кружащиеся пары.

Джинни улыбалась партнеру и что-то рассеянно отвечала на его комплименты. Она была поглощена мыслями о Стиве, который танцевал с Тони Лэсситер в другом конце зала, прижимая ее к себе. На его лице блуждала насмешливая улыбка.

— Кажется, — сказал Ник Бенуа, перехватив ее взгляд, — я должен извиниться перед вами за поведение моей родственницы. Тони нравится эпатировать общество.

— По-моему, ему это тоже нравится.

Заметив любопытный взгляд своего партнера, Джинни рассмеялась:

— О, это только мое предположение, мне не следовало этого говорить.

— Все в порядке, — быстро отозвался Бенуа. — Я рад, что вы чувствуете себя свободно со мной. — Он слегка пожал ее руку. — Хорошо, что вы его раскусили. Увидев, как он преобразился, я понял, что он что-то замышляет. Вероятно, он намерен сыграть с нами какую-то злую шутку. Человек, которому нечего терять, очень опасен!

Джинни затрепетала, а ее зеленые глаза широко открылись.

— О нет, не думаю, что он представляет угрозу для кого-то из нас! Ни я, ни мой кузен не замешаны в местных конфликтах. Я даже не понимаю, почему мы не можем жить в дружбе и согласии?

— Боюсь, здесь немало людей, которые думают иначе, — заметил судья, мрачно улыбнувшись. — Очень ценя ваши намерения, я все же должен просить вас соблюдать осторожность.

Осторожность! Все вернулось на круги своя. Джинни подумала, что всю жизнь люди просили ее соблюдать осторожность, никому не доверять, во всем сомневаться. И вот теперь она снова оказалась в дурацкой ситуации! Джинни так и не научилась за все эти годы проявлять осмотрительность.

Она не могла равнодушно наблюдать, как ее муж развязно танцует с этой Тони, чувствовала, что у нее нет сил притворяться, будто она не знает его. Это было слишком мучительно. «Интересно, — размышляла она, — что думает Стив?»

А Стив между тем незаметно поглядывал на хозяйку дома, вызывавшую у него какие-то необъяснимые чувства. Зеленые глаза, блестящие золотисто-медные волосы, очень похожие на волосы Мисси. У Стива возникло смутное ощущение, что он давно знает эту женщину. Оно пробудило в нем какие-то неясные воспоминания. Иногда ему казалось, что он помнит свои прикосновения к этим волосам. Он был почти уверен, что они тяжелые и шелковистые. Он не мог понять, откуда взялось это чувство.

Его поразило и то, что он помнит запах этих волос и вкус ее полных и мягких губ. Вирджиния Морган… Джинни… Он повторял про себя это имя, чувствуя, как ходят у него желваки при виде этого гордо вздернутого подбородка.

Поняв, что ее партнер занят своими мыслями, Тони вонзила ногти в его плечо.

— Что сказала тебе эта сука? Как я ненавижу ее! И как это ей удалось одурачить столько людей, даже моего бедного Ники. Я не верю ни единому ее слову! Команчи! Ты слышишь меня? Она что-то задумала! Я чувствую это! Если это не так, зачем бы ей устраивать этот маскарад? Почему она так старается понравиться этим голодранцам? А весь этот шум, поднятый вокруг Мисси? Почему она проявляет такой интерес к этой девке, к этому болотному отродью? Ей что-то нужно от нас. Это и есть причина ее приезда сюда. Посмотри, как она все перевернула здесь вверх дном! Всех взбудоражила! Пригласила всех этих голодранцев! Как будто они… И к тому же назвала это фиестой. Она ведет себя с ними так, словно хочет заручиться их поддержкой!

Он вдруг остановился, чувствуя, что ему безумно хочется ударить Тони по ее надменному лицу, рассечь ее полные губы, словно предназначенные для совращения мужчин. Но вместо этого он удивленно воскликнул:

— Мессалина! Уж не ревнуешь ли ты?

— Ревную к ней? — Тони обиделась. — К этой жалкой твари? Команчи, а может, ты влюбился в нее? Нет, дорогой, я не ревную к ней. Если бы у меня было столько денег, я бы стала королевой этого штата! Клянусь тебе, я добьюсь этого с твоей помощью! Ты один достаточно силен и умен для этого. К тому же ты неразборчив в средствах, а это самое необходимое для достижения цели, правда, команчи? Надеюсь, ты убедился, что мы должны избавиться от нее?

— Ты спятила, — равнодушно бросил он, хотя ощущал тревогу. Его насторожил зловещий блеск ее глаз. Они блестели так только в тех случаях, когда она замышляла нечто ужасное.

— О нет, я не спятила! — воскликнула Тони. — Эта женщина — интриганка. Тебе известно, что ее отец весьма влиятелен в Вашингтоне? Если не веришь мне, спроси у Ники. Он хорошо все это знает. Возможно, отец и послал ее сюда, преследуя собственные цели. Не зря в наших краях появилось так много столичных чиновников. Они, несомненно, хотят отнять у меня все, что я создала после этой проклятой войны.

Тони помолчала, пристально глядя в глаза Маноло. — А теперь пораскинь мозгами, почему она так хочет понравиться этим глупым мексиканцам? Она даже говорит с ними на их языке! Уж я-то знаю, что будет потом. Она расскажет им об их земле, правах и постарается убедить, что земля, на которой я разрешаю им работать и жить, — их собственность. Только взгляни, как мило она беседует с полковником Белмонтом. Как ты думаешь, о чем? Ты же знаешь, команчи, он ненавидит тебя. Он давно бы уже арестовал тебя, если бы мог. Может, они именно сейчас обсуждают планы, связанные с тобой!

Маноло хмурился, обдумывая ее слова. Он хорошо знал, что Тони склонна к преувеличениям, но на этот раз ему показалось, что в ее словах есть резон.

Тони ухмыльнулась:

— Теперь ты понял, наконец, что я хочу тебе сказать? Ты должен это понять, потому что похож на меня, такой же злой и отчаянный. Поэтому мы и стали одной командой.

Он почти не сомневался в ее правоте.

— И потом, — уверенно продолжала Тони, — неужели тебя не волнует судьба Мисси, этой маленькой девочки? Ты знаешь, как много времени она проводит с сеньором Ортегой? Почему эта сучка Морган так нарядила Мисси? Одно из двух: либо она хочет добыть от нее какую-то нужную информацию, либо Ренальдо Ортега намерен соблазнить ее, прежде чем это сделаешь ты, команчи!

— В один из ближайших дней, Мессалина, я сверну тебе шею и получу от этого огромное удовольствие. — Он сказал это вполне серьезно, но она только улыбнулась в ответ.

— Может быть, я и сама убью тебя, но, пока это не произошло, мы можем помочь друг другу; не так ли, мой дорогой дикарь?

Маноло молча сжал руку Тони и повел ее туда, где стояла Мисси с каким-то молодым офицером. Она казалась растерянной, хотя и притворялась, что внимательно слушает лейтенанта. Едва Мисси увидела Маноло, ее глаза заблестели.

«Какой самонадеянный глупец, — злорадно подумала Тони, взглянув на юного офицера и одарив его такой очаровательной улыбкой, что тот просиял от счастья. Опередив Маноло, Тони предложила обменяться партнерами к восторгу лейтенанта, который не мог поверить, что ему так повезло. Он мечтал потанцевать с Тони Лэсситер. Пусть все его друзья увидят, кого пригласила на танец сама миссис Лэсситер!

Даже презрительный взгляд Тони Лэсситер не испортил настроения Мисси: Маноло крепко держал ее в своих сильных руках, и она заметила, что он танцует с такой же кошачьей грацией, которой отличалась его походка. Он вел ее так легко, что Мисси казалось, будто она всю жизнь танцевала с ним вальс.

— Я соскучился по тебе, моя принцесса, — тихо прошептал он. — Ты еще не устала от танцев?

— Нет, нисколечко, — ответила она едва дыша. — Я готова танцевать хоть всю ночь!

Танец с Мисси приободрил Маноло. Он тут же забыл о Тони, и только неприятное ощущение напоминало ему о недавней беседе с ней. Он забыл даже о симпатичной хозяйке дома с медными волосами, хотя она мучительно напоминала ему кого-то из далекого прошлого. Ну что ж, впереди еще достаточно времени, он успеет все выяснить. Но сегодняшний вечер он проведет с Мисси и никому не позволит испортить его.

— Интересно, сколько мужчин мечтают сегодня потанцевать с тобой? — спросил он. — Может, мне не следовало отрывать тебя от этого симпатичного лейтенанта?

— Нет, что ты, он такой глупый и неинтересный! К тому же слишком юный! Едва увидев Тони, он забыл обо всем на свете, и обо мне тоже. Я очень рада, что так получилось. Честно говоря, я ждала только тебя.

— Тебе следует научиться скрывать свои чувства, малышка, — заметил Маноло.

— Но зачем? — удивилась Мисси. — Я ведь уже не маленькая! Мне семнадцать лет! Моя мама в этом возрасте была замужем! Когда ты перестанешь смотреть на меня как на ребенка? Я взрослая женщина!

Она увидела его приподнятые от удивления брови и насмешливый взгляд. Мисси охватил безотчетный гнев, и, сама не зная почему, она вдруг прижалась к нему всем телом, как это часто делала Тони. Она заставит его обратить на себя внимание! Она уже не ребенок, и никто здесь не обращается с ней так, как Маноло.

— Черт побери, Мисси! — воскликнул пораженный Маноло. — Ты что, флиртуешь со мной? — Он тем не менее даже не попытался отстранить ее. А Мисси впервые в жизни испытала какой-то неведомый восторг.

— Да, флиртую, — сухо ответила она, стараясь преодолеть смущение. — Разве это недопустимо для молодой женщины? Как ты поступаешь, когда молодые женщины флиртуют с тобой?

— Это зависит от того, что это за женщина. Но если со мной флиртует такая хорошенькая барышня, как ты, моя принцесса, — он наклонился к ее уху и добавил: — я прижимаю ее к себе, а потом спрашиваю, не хочет ли она выйти со мной во двор и подышать свежим воздухом.

— А дальше? Если она соглашается выйти с тобой? — Мисси была так взволнована, что голос ее дрожал, а глаза блестели как звезды.

— Хорошенькие молодые женщины обычно при этом краснеют и смущенно опускают глаза. А потом они сообщают, как правило, шепотом, что лучше этого не делать, так как люди могут о них плохо подумать.

— Но… но окажись на их месте я, мне было бы все равно, что обо мне подумают! Я хочу, чтобы ты был первым человеком, который поцелует меня.

— Боже мой, принцесса! — Маноло так рассердился, что ему хотелось схватить Мисси за плечи и встряхнуть ее. — Что за дурацкие мысли! Их, конечно, внушила тебе миссис Морган! Да еще этот ее кузен, пригласивший тебя на первый танец. — Маноло вдруг понял отцов молоденьких девушек. Его возмущению не было предела, хотя он и старался скрыть его. — Может, уже выстроилась очередь молодых людей, которые хотят поцеловать тебя во второй раз… третий…? А что будет потом? Есть мужчины, готовые добиваться того, что следует за поцелуем. Потому-то в Испании и Мексике таких маленьких и любопытных девушек всегда сопровождает дуэнья.

— О! — воскликнула Мисси, и на глазах у нее выступили слезы раскаяния. Ну почему, почему он считает ее ребенком? Ведь он же ей не отец! Мисси попыталась оттолкнуть его от себя, не замечая, что на них смотрят с откровенным любопытством. — Но я же не маленькая девочка! И если ты будешь обращаться со мной как с ребенком, я… я… я покажу тебе! А если сеньор Ортега захочет поцеловать меня, я не стану возражать! Вот так! Он гораздо симпатичнее тебя и не флиртует с каждой женщиной! К тому же он относится ко мне как к взрослой леди! Он не притворяется и не дразнит меня, как ты!

— Мисси! — прошипел он сквозь зубы, но она была так расстроена, что не обратила на это никакого внимания.

— Отпусти меня! — выкрикнула она. — Я не хочу больше танцевать с тобой!

Мисси боялась только расплакаться. Но Маноло еще крепче прижал ее к себе.

— Кто-нибудь уже говорил тебе, что ты ведешь себя как капризная маленькая девчонка? Перестань сопротивляться и держись так, как подобает взрослой леди!

— Я ненавижу тебя!

Он рассмеялся:

— Кажется, эти слова я уже слышал много раз. Ты самая настоящая зеленоглазая злючка!

Не сказав ни слова, Мисси вырвалась и пошла к сеньору Ортеге, лицо которого выражало крайнюю озабоченность. Маноло направился в другой конец зала. Мисси почувствовала ноющую боль в груди. Она не сомневалась, что он пошел к Тони. О Господи, теперь она навсегда потеряла его! И все из-за того, что она не умеет притворяться.

Мисси пыталась овладеть собой, но у нее ничего не получалось. В горле стоял комок. Она хотела одного: поскорее найти отца и попросить его проводить ее домой.

Но она не стала искать отца, а почему-то быстро побежала по лестнице. Вслед за ней поднялись сеньора Армиджо и Джинни. Они что-то говорили ей о сдержанности и умении владеть своими чувствами.

— Мужчины — очень странные создания, — заметила Джинни. — Когда-нибудь ты поймешь это. Они часто болтают о честности, но, если женщина ведет себя с ними честно, они уходят от нее. Они говорят, что ненавидят притворство, но обожают, когда их бросает то в жар, то в холод. Полагаю, это придает особую остроту их чувствам.

Несмотря на отчаяние, Мисси заметила горечь, звучавшую в словах Джинни. Она впервые подумала о том, что ее новая подруга, умная и богатая, вероятно, очень несчастна. Возможно, она тоскует по мужу…

Мисси поразмыслила, а затем медленно спустилась, высоко подняв голову. На щеках и губах Мисси вновь заиграл легкий румянец. «Нет, — подумала она, — не следует убегать. Так поступают только обиженные дети. Я буду танцевать и флиртовать, то есть веселиться, как и положено взрослой женщине».

У нее не было недостатка в партнерах. Даже полковник Белмонт просил оказать ему честь и оставить для него танец. После этого Мисси почувствовала уверенность в себе. Но самое большее удовольствие доставил ей танец с сеньором Ортегой, хотя она и вертела головой, стараясь отыскать Маноло. Ей очень хотелось узнать, что он делает и с кем танцует. Сеньор Ортега вел себя не так, как другие. Он не шептал на ухо дурацкие комплименты и не предлагал выйти с ним во двор. Он признался, что любит поэзию и даже сам иногда пишет стихи. Мисси узнала, что он объездил весь мир, встречал многих женщин, но при этом он не скрывал, что она нравится ему. Мисси поняла, что это честный и добрый человек.

— Но почему вы до сих пор не женаты? — спросила она.

Он смущенно улыбнулся и опустил глаза. Мисси заметила, что от улыбки его лицо помолодело. «Какой приятный человек, — подумала Мисси. — К тому же он такой же высокий, как и Маноло».

— Простите, мне не следовало спрашивать вас об том, — поспешно проговорила она, желая сгладить неловкость. Ренальдо покачал головой.

— Вы можете задавать мне любые вопросы, мисс Мелисса, — мягко сказал он. — Я и сам удивляюсь порой, почему не женат, тем более что моя матушка мечтает об этом. Полагаю, это оттого, что я старомоден и несколько романтичен. Я все еще ищу женщину честную, умную, духовно богатую. Я хочу, чтобы она была мне не только женой, но и верным другом. Вы, наверное, думаете, что я требую слишком многого?

— О нет! Совсем нет! По-моему, просто чудесно, что вы терпеливо ждете встречи с той единственной женщиной, которую сможете назвать своей женой. Я всегда считала, что… — Она помолчала, посмотрела ему в глаза и, убедившись в том, что он внимательно слушает ее, продолжала: — Видимо, по этой же причине мои братья, да и Маноло считают меня ребенком. Они думают, что мечтают только дети. Но я уверена, что когда-нибудь встречу человека, который сможет оценить эти качества. Все будет так, как предсказывала когда-то Ринейт. Я сразу же узнаю его, а он — меня. Но вы сомневаетесь, не так ли?

Вопрос прозвучал так грустно, что Ренальдо захотелось убить Стива. Он пристально посмотрел в глаза Мисси:

— Нет, я не думаю, что это будет именно так. Любовь начинается с взаимной симпатии, которая потом перерастает в дружбу. Люди сближаются на почве общих интересов и так далее. А любовь, возникающая внезапно, угасает очень быстро.

Мисси молча кивнула. Ее удивляло, почему она так хорошо понимает этого человека. Она вдруг подумала о Маноло, и ее охватила легкая дрожь. Он напоминал ей молнию, прорезавшую безоблачное небо, — сильный, дикий, жестокий и очень яркий. Разве она не хотела даже сейчас, чтобы он схватил ее и увез куда-нибудь подальше отсюда, прежде чем она успеет опомниться? Но что станется с ней после этого? Ни одна из прочитанных книг не говорила о том, что бывает с соблазненными девушками. Всех насильников когда-нибудь ловили и казнили. Что же происходит после того, как молодая кровь бросается в голову?

<p>Глава 52</p>

Она стояла у двери зала, наслаждаясь прохладным ночным воздухом и прислушиваясь к громким звукам веселой мексиканской музыки. Яркие фонари, которые она приказала зажечь и разместить вдоль стены, отбрасывали оранжевые отблески, усиливавшие ощущение тепла и уюта. Повсюду царило веселье, всегда сопровождающее фиесту. Сегодня вечером даже самые строгие отцы снисходительно улыбались, наблюдая, как их дочери танцуют с молодыми техасцами. Они не беспокоились за своих дочерей, так как здесь не могло случиться ничего плохого.

Такому празднеству всегда радовались все. Вина и еды было вдоволь, и гости по нескольку раз наполняли тарелки и бокалы. Больше других блюд всем нравилось мясо черепахи, обильно приправленное перцем. Белые американцы предпочитали поджаренные кусочки свежего мяса с гарниром из бобов.

Посреди большого, вымощенного красным кирпичом двора горел огромный костер. На вертеле поворачивали тушу теленка, от которой шел аппетитный запах.

— Здесь намного веселее, чем в душном зале, — заметил Мэт Картер. — И гораздо привычнее. Там меня не покидало ощущение накрахмаленности. Эти чванливые гости, особенно женщины, смотрели на нас, как на дикарей, вылезших из болот. — Мэт повернулся к Маноло и пристально посмотрел ему в глаза. — Почему ты здесь? Неужели Мисси больше нравится танцевать с этим сеньором Ортегой и другими важными гостями?

Маноло впервые вышел во двор. Заметив, что он в дурном настроении, Мэт усомнился, стоит ли заговаривать с ним.

— Кстати, о светских дамах, — сказал Маноло, отхлебнув вина из бокала. — Вон там одна из них, весьма привлекательная. Почему бы тебе не пригласить ее на танец, Мэт? Ведь она хозяйка этого гостеприимного дома. С твоей стороны это было бы очень любезно. Тем более, что и она, и ее кузен с таким участием относятся к твоей сестре.

Мэт Картер посмотрел туда, куда указал ему взглядом Маноло. На противоположной стороне двора стояла Джинни. Огонь костра отбрасывал яркие отсветы на ее волосы, отливавшие медью.

Он так и не понял, нравится ли она ему. Он только слышал от Тони, что ей нельзя доверять. Но, черт возьми, она очень мила!

— Думаешь, она умеет танцевать фанданго? — спросил Мэт, пытаясь разрешить сомнения.

— Не знаю, но, возможно, она пришла сюда, чтобы научиться танцевать этот танец. Может, ей нравится, когда ее учат танцевать. А что, ты боишься таких женщин?

Мэт молча смотрел на Джинни и не знал, что делать. Если Маноло разыгрывает его, с ним он разберется потом. Тут он снова вспомнил слова Тони и ее отношение к этой женщине. «А почему бы и нет?» — подумал он, видя, что Маноло подсмеивается над ним. Поняв, что это вызов, Мэт принял его.

Джинни медленно спустилась на мощеную площадку двора, остановилась и нерешительно огляделась вокруг. Как ни скрывала они свои чувства, ее смятение было заметно.

«Где же он, — спрашивала она себя, напряженно вглядываясь в лица людей, собравшихся вокруг костра. — Да и готова ли я к встрече с ним с глазу на глаз? Что ему сказать?» Все это так смущало Джинни, словно ей предстояло вступить в борьбу с врагом. Не успела она разобраться в своих чувствах, как перед ней появился высокий широкоплечий человек. Она узнала в нем Мэта, брата Мисси.

— Не позволите ли пригласить вас на этот танец, мадам?

Музыканты исполняли традиционный мексиканский танец, и ноги Джинни начали непроизвольно двигаться в такт музыке. Да, Ренальдо был прав, ей не следовало выходить во двор, ибо все эти танцы слишком захватывали ее, заставляя забывать все на свете, кроме далекого прошлого.

Она положила руки на плечи Мэту, почувствовав, как напряглись его мускулы.

— Я когда-то жила в Мексике и хорошо помню этот танец.

В ту же секунду они вошли в круг танцующих. Сначала Джинни чувствовала на себе любопытно-восторженные взгляды мексиканцев, но потом безраздельно отдалась стихии танца.

Закончив этот танец, музыканты перешли к другому — эль Чинако, известной песне партизан Хуареса. За ним последовала зажигательная ла Малагуена. Мэт Картер, пораженный грацией и темпераментом Джинни, не сразу осознал, что сильно уступает своей партнерше. Между тем Джинни стала быстро переходить от одного партнера к другому, тогда как танцующие расступились и начали энергично хлопать в ладоши и громко выкрикивать «оле», что означало величайшее одобрение. Джинни меняла партнеров до тех пор, пока рядом с ней не оказался худощавый мексиканский юноша с блестящими черными глазами. Он был прекрасным танцором.

— Матерь Божия! — тихо воскликнул Мэт, с трудом переводя дыхание. — Она танцует, как настоящая мексиканка! А я-то собирался учить ее этому танцу! — Он стоял у костра, разинув рот. — Посмотри-ка, что творится, — сказал он Маноло.

— Я хочу с ней потанцевать, — отозвался тот.

Вдруг Джинни поняла, что ее партнером стал Стив. «Значит, он все это время был где-то рядом и все видел, — подумала она. — И вот теперь он танцует со мной!»

Черноглазый мексиканец танцевал с какой-то молоденькой девушкой, но Джинни чувствовала, что он наблюдает за ней.

Сама она пристально смотрела в глаза Стива и напряженно думала, как ей быть.

И вдруг ее осенило. Через секунду она повторила то, что сделала в ту ночь, когда они поженились. Это была чудесная ночь, и они так же самозабвенно кружились, захваченные стремительными ритмами мексиканских танцев. Не меняя выражения лица и не отрывая взгляда от Стива, Джинни начала медленно вынимать заколки из своих волос. Они упали ей на спину, а потом разметались по плечам от быстрого танца.

Голубые глаза Стива потемнели. Джинни почти не сомневалась, что он начинает вспоминать ее. Стива мучили какие-то неясные образы, но он так и не мог понять, что это за женщина и откуда он знает ее. Он нахмурился и сердито посмотрел на Джинни.

Она танцевала темпераментно, как цыганка, с дразнящим азартом и легкой улыбкой. Он вдруг почувствовал, что страстно хочет обладать этой женщиной, а вместе с тем не прочь задушить ее.

— Где вы научились так танцевать? — мрачно спросил он. — Простите, но мне кажется очень странным, что женщина вашего круга так прекрасно исполняет столь необычные для белых американок танцы.

Джинни горделиво вскинула голову и кокетливо откинула с лица волосы. При этом ее глаза сердито сверкнули.

— А какими вы представляете себе женщин моего круга? — вызывающе спросила она. — Откуда вы знаете об этих женщинах? Я научилась танцевать в Мексике, а вот откуда у вас такие манеры, сеньор?

— Мне кажется, что никто не учил меня манерам, — задумчиво отозвался Стив. — Но скажите, что за игру вы здесь затеяли?

— Вы разочаровали меня, — насмешливо заметила Джинни. — Почему вы задаете мне такие бессмысленные вопросы? Я полагала, что такой человек, как вы, догадывается обо всем сам.

— Похоже, вы к чему-то меня подстрекаете, не правда ли, Джинни?

Ее имя сорвалось с его языка слишком легко и непринужденно. Она побледнела, но он не понимал отчего: от гнева или удивления. Заметив в ней перемену, он так крепко сжал ее руку, что Джинни вскрикнула от боли.

Выведя Джинни из круга, Маноло потащил ее в дальний конец двора. Все мексиканцы отвернулись, не желая вступать в конфликт с этим человеком.

Но Мэт Картер, увидев эту сцену, нахмурился от злости и зависти. Маноло прижал Джинни к стене и стал целовать ее, как самую дешевую шлюху. Правда, Мэт не заметил, как активно сопротивлялась Джинни.

«Значит, Тони права, — подумал он. — Она действительно шлюха». Мэт злорадно улыбнулся. Может, Мисси изменит к ней отношение, узнав, что ее новая знакомая совсем не такова, какой изображает себя. Она, наверное, специально вышла во двор, чтобы поразвлечься с кем-нибудь. При этом Мэт Картер жалел, что не оказался на месте Маноло…

Джинни не сразу поняла, что Стив не целует ее, а наказывает. Он крепко держал Джинни за волосы, чтобы она не вырвалась и не убежала. Он был так груб. и жесток, словно пытался усмирить ее, лишить воли к сопротивлению. Только сейчас Джинни вспомнила, что именно так Стив целовал ее впервые, уверенный, что взял проститутку на ночь. Потом он неоднократно прибегал к этому, чтобы добиться от нее покорности. Теперь Джинни окончательно убедилась, что Стив так и не вспомнил ее. Она попыталась вырваться из его крепких рук:

— О нет! Перестань!

Он продолжал осыпать Джинни грубыми поцелуями. «О Боже, — подумала она. — Это, конечно, Стив, но он совершенно чужой!» Повинуясь инстинкту, он целовал ее так, будто помнил, как довести ее до исступления! Через секунду он разорвет на ней платье, а потом… О Господи, неудивительно, что мистер Бишоп и даже Ренальдо не вполне доверяли ей, зная, как опасен для нее Стив. Они были почти уверены, что она может признаться ему во всем.

— Перестаньте сию же минуту! — громко крикнула она, надеясь, что он все же уловит возмущение в ее предательски дрогнувшем голосе. — Поцелуй украдкой — это одно, а такая грубость с партнершей, сэр, — совсем другое. Я ненавижу, когда ко мне пристают в темном углу! Неужели вы так же обращаетесь со всеми женщинами, которые соглашаются танцевать с вами?

Когда он неожиданно поднял руку, Джинни подумала, что Стив хочет ударить ее, и инстинктивно нагнула голову. Но он только рассмеялся сквозь зубы, а потом провел пальцем по уголкам ее глаз — нежно и чуть презрительно.

— Нет, я не затаскиваю своих партнерш в темный угол и не обращаюсь с ними грубо. Я веду себя так лишь с такими зеленоглазыми, которые распускают волосы во время танца и вызывающе виляют бедрами. Впрочем, полагаю, мадам, вы играли, хотя и весьма неосторожно. Почему, кстати, вы вышли во двор? Вас утомил душный зал?

Джинни подняла голову и посмотрела в его глаза.

— Может, и так, — тихо сказала она. — А может, потому, что я соскучилась по музыке и танцам Мексики. Иногда я чувствую острую тоску по всему этому, а вы?

Она заметила, что он задумался.

— Вероятно, вы правы, — так же тихо ответил он. — Порой мне кажется, что я помню слишком многое из того, чего на самом деле не было. — Он до сих пор не понимал, почему стоит здесь с этой женщиной. Да и она тоже стояла и смотрела на него каким-то странным, очень знакомым взглядом. Черт возьми, да он же видел эти глаза!

Внутренний голос предупреждал его о грозящей опасности. Почему эта женщина сейчас с ним? Зачем приехала сюда? Почему так легко и свободно исполняет танец, известный лишь немногим мексиканским крестьянам? Почему говорит о Мексике, как о своей родине? Почему распустила при нем волосы? Даже развязная Тони не позволила бы себе этого.

Джинни тоже слышала внутренний голос. «Будь осторожна… будь осторожна, » — говорил он. Но ей так хотелось прижаться к Стиву, положить руки ему на плечи, притянуть к себе его голову, прикоснуться к его волосам! А вдруг ей все же удастся заставить его вспомнить прошлое? Пусть даже в постели, если ничто другое не поможет…

— Может, вам лучше пойти в дом к гостям? Думаю, ваш кузен весьма обеспокоен тем, что вы исчезли.

Джинни не успела ответить, ибо Стив внезапно повернулся и пошел прочь.

Мэт Картер и еще несколько человек удивленно наблюдали, как Джинни Морган спокойно стянула волосы на затылке и направилась в дом. Это произвело на Мэта неизгладимое впечатление. Он наконец понял, чем эта женщина отличается от других. Богатство и положение позволяют ей пренебрегать мнением окружающих. Ей просто наплевать, что о ней думают. Но почему она считает себя лучше других? Замужняя женщина… неверная жена… Мэт ухмыльнулся. «Интересно, — подумал он, — что сказала бы Тони, если бы я намекнул ей, что ее индеец тайно от нее ведет какую-то игру?»

<p>Глава 53</p>

Такого веселья в этом зале не было с тех пор, как Джин Десмолин построил этот дом.

Мисси медленно потягивала шампанское. Ее щеки горели от возбуждения, и она чуть морщила нос, поднося к губам шипучий напиток.

Ренальдо с удовольствием наблюдал за ней и радостно улыбался:

— Вы прекрасно проводите время, мисс Мелисса, не правда ли?

— О да, конечно! А как же не веселиться? — Она сверкнула глазами, и Ренальдо почувствовал, что сердце у него забилось быстрее. Волосы Мисси блестели при свете свечей, а ее лицо сияло от счастья. Да, эта девочка поистине прекрасна! Как случилось, что раньше никто этого не замечал? Ему это казалось невероятным. Однако Ренальдо напомнил себе, что Мисси еще слишком юная для серьезных отношений. Она не понимала ни сложностей жизни, ни интриг, которые завязывались здесь. «Боже, — подумал он, — такая наивная, неопытная и чистая! Все чувства Мисси выдает ее лицо! Она так невинна, что любой может причинить ей боль».

Ренальдо не хотелось думать о том, что эта девушка может стать жертвой своих иллюзий. Надо непременно поговорить об этом с Джинни. Но где же она? Им не следовало использовать Мисси в своих целях и приглашать ее на этот вечер, где к ней устремились жадные взоры многих мужчин. Ведь она не умеет защищаться!

— Это самая волшебная ночь в моей жизни, — дрожащим голосом прошептала Мисси. — Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить вас и Джинни за все это?

— Отблагодарите меня, пожалуйста, еще одним танцем! — Он взял из ее руки бокал, поставил его на стол и повел Мисси танцевать.

Музыка действовала на Мисси так же возбуждающе, как шампанское. Теперь Мисси понимала, что значит плыть по воздуху, почти не касаясь пола ногами. Какое удивительное, захватывающее чувство.

Она сегодня так счастлива! Когда мистер Ортега внезапно остановился, Мисси проследила за его взглядом. К ним медленно приближался Маноло, особенно похожий сейчас на мексиканского бандита. Маноло с вызовом посмотрел на Ренальдо:

— Надеюсь, вы не возражаете, если я потанцую с хорошенькой молодой леди? Похоже, сеньор, что я и так слишком долго не замечал ее.

Что он, черт возьми, хотел сказать? Когда Маноло оставил ее посреди танца, Мисси решила, что она не нравится ему! Сейчас он застал Мисси врасплох. Она покраснела от смущения и широко открытыми глазами смотрела на мужчин, не зная, как поступить. Ренальдо тоже был в нерешительности. Сначала он подумал, не выяснить ли отношения со Стивом, но потом понял, что нельзя портить Мелиссе ее первый вечер.

Черт бы побрал его кузена! Он испортил настроение этой девочке! Что он задумал сейчас? Ренальдо слишком хорошо знал этот гадкий взгляд Эстебана. Ему стало ясно, что его кузен хочет спровоцировать драку. Для него это стало весьма неприятным открытием. Значит, Эстебан действительно не узнал его! Стив смотрел на него как на совершенно незнакомого человека, которого готов был отбросить со своего пути, не думая о последствиях.

«Похоже, он с радостью убил бы меня», — подумал Ренальдо, но спокойно ответил:

— Полагаю, это должна решить сама леди! Мисс Мелисса?

— Ну что, Мисси?

Его голос звучал грубо даже сейчас, когда он приглашал ее на танец. И почему он так вызывающе смотрит на сеньора Ортегу? Чего он хочет? Иногда Мисси казалось, что она совсем не понимает Маноло и почти ненавидит его! Но он не оставил ей выбора, а просто схватил ее за руку и потащил на середину зала.

Мисси не покидало чувство, что Маноло выставил ее на всеобщее обозрение, как военный трофей, добытый в борьбе с соперниками. Он даже танцевал с ней сейчас не так, как первый раз. Тогда он держался на почтительном расстоянии от нее, а сейчас прижал Мисси к себе так крепко, что у нее перехватило дыхание и она покраснела от смущения. Он и улыбался как-то странно, словно чужой человек. Эта улыбка напугала ее. Но она к этому так стремилась!

— В чем дело, принцесса? — спросил он, заметив ее недоумение. — Неужели танцы так утомили тебя?

— Н-н-нет… — неуверенно протянула она и принужденно рассмеялась.

— Мне казалось, ты хочешь научиться флиртовать, — поддразнил он Мисси. — Может, ты раздумала? Или кто-то из поклонников напугал тебя, малышка?

— Я же сказала тебе, что я не малышка, а взрослая, и, если хочешь знать, я флиртовала весь вечер!

— И даже выходила во двор?

— А ты что, приглашаешь меня? — с вызовом спросила она.

Он рассмеялся:

— Думаю, что самая красивая девушка в этом зале должна увидеть звезды на ночном небе.

— Должна ли я сказать «нет» только из-за того, что люди плохо подумают обо мне?

— Есть мужчины, Мисси, которые завлекут тебя в темный угол независимо от того, согласишься ты или нет. Особенно, если ты флиртовала с ними.

Он так посмотрел на нее, что Мисси затрепетала и почувствовала странную слабость. Она не понимала, что с ней происходит. Еще минуту назад она была счастлива с сеньором Ортегой и восхищалась его любезностью, а сейчас ей так хотелось, чтобы Маноло поцеловал ее! «Интересно, — подумала она, — что чувствуешь, когда тебя целует мужчина? И что я должна делать? Как поступить?» В книгах, которые она читала, все казалось таким романтичным! И вот теперь, через несколько минут, ей самой предстоит все узнать…

— Но я даже не пыталась флиртовать с тобой, — с детской непосредственностью призналась Мисси. — Флирт — это притворство, а ты же знаешь, что я никогда не притворяюсь, когда говорю, что…

— О Господи, Мисси! — с трудом проговорил он, увлекая ее к узкой двери. Они прошли через какую-то комнату, похожую на библиотеку, и оказались в небольшом дворике, заросшем травой, с маленьким фонтаном посреди лужайки. Здесь было очень темно. Только слабый свет пробивался сквозь занавешенные окна дома, да звезды тускло мерцали в небе. Она видела его лицо, но не могла понять, о чем он думает. Мисси задрожала от ночной прохлады, а руки ее похолодели. Смущение усиливалось от того, что она была в совершенно незнакомом для нее месте. Она повернулась к Маноло и спросила:

— Откуда ты знаешь это место? Кто приводил тебя сюда? С кем ты проводил здесь время?

— Я просто изучил все вокруг. Я всегда стараюсь узнать как можно больше о незнакомых местах, чтобы быстро сориентироваться в случае необходимости. Это давно превратилось в привычку.

— Но это же…

Она не успела закончить, ибо в этот момент он положил одну руку на ее талию и слегка прижал к себе, а другой рукой нежно погладил ее по щеке. Она хотела вырваться, но не успела. Все произошло слишком быстро. Она почувствовала слабость в коленях и прерывисто задышала, когда он посмотрел в ее широко раскрытые глаза.

— Мисси…

Она закрыла глаза, и в ту же секунду он приник к ее губам. «Это похоже на сон», — подумала она. Мисси боялась открыть глаза, чтобы не оказаться все на том же дереве, где она так часто мечтала об этой минуте. Это было настоящее наваждение.

Его поцелуй был таким нежным, что Мисси испытала неописуемое блаженство. Его пальцы гладили ее пылающие щеки, но потом все как-то сразу изменилось. От его нежности не осталось и следа. Он так впился в нее губами, что Мисси вскрикнула от боли.

Эта перемена отрезвила Мисси. Она подняла руки и положила их на его широкую грудь. Почему он так сильно прижал ее к себе? Почему его поцелуи стали такими грубыми? Они совсем не походили на то, о чем она читала в книгах.

Он еще крепче прижал ее к себе, и она почувствовала необыкновенную силу его тела. Его руки грубо держали ее, словно она была его пленницей.

Мисси запрокинула голову, чтобы увернуться от этих жадных поцелуев, и стала отчаянно сопротивляться, чувствуя себя зверьком, попавшим в капкан.

Очевидно, ее паника подействовала на него; услышав ее тихие всхлипывания, Маноло отпустил Мисси и отступил назад. Мисси хотела убежать, но он схватил ее за руку и снова притянул к себе.

— Нет! — кричала она. — Отпусти меня! Я не хочу… Я не знала, что… — Она с трудом перевела дыхание и снова начала всхлипывать. — Неужели все мужчины целуются именно так?

— Нет, не все, малышка, — усмехнувшись, ответил Маноло. — Только такие, как я. — Его голос стал злым. Он ненавидел себя за то, что забылся. Он не справился с желанием, разгоревшимся в нем.

Он снова нежно погладил пальцами ее щеку:

— Мисси, теперь ты видишь, что может случиться, если ты станешь выходить в темный двор с мужчинами?

— Но я же вышла сюда с тобой! — возмущенно воскликнула Мисси. — Я думала…

— Думала о чем? Что я буду вести себя как джентльмен? Пойми, многие из тех молодых офицеров, что увивались за тобой, прекрасно знают правила такой игры, малышка. Но у меня нет времени для таких игр. Для меня поцелуи — всегда прелюдия к чему-то большему.

— Ох, — горестно выдохнула она, не понимая истинного смысла его слов. Больше всего она боялась, что он снова начнет целовать ее, а потом приступит к тому, что должно следовать за поцелуями. И что за ними должно следовать?

Мисси смотрела на Маноло широко открытыми и испуганными глазами. Бедная испуганная девушка-ребенок!

— Перестань хныкать, Мисси! Ради Бога, перестань! — строго сказал он, а потом мягче добавил: — Я не сделаю тебе ничего плохого, Мисси. Через минуту мы вернемся в зал, но сначала вытри слезы. Неужели ты хочешь, чтобы все решили, будто между нами что-то произошло? Ты хочешь, чтобы мне пришлось драться с твоим старшим братом?

Она решительно покачала головой. Маноло вынул из кармана носовой платок и заботливо вытер ее слезы.

— Ты… ты, конечно, считаешь меня дурой, не так ли? И все еще видишь во мне только ребенка!

— Господи, Мисси! — воскликнул он раздраженно. — Я просто не знаю, что с тобой делать! Тебя надо либо отшлепать как следует, либо снова поцеловать! Не знаю, что лучше для тебя. Но если ты хочешь, чтобы тебя соблазнили, найди для этого кого-нибудь другого. Но при этом помни, что я могу убить этого человека.

— Я убила бы его! И не смотри на меня так, Ренальдо! Я действительно хотела убить его и была очень близка к этому. И сейчас я сделала бы это без малейших угрызений совести. — Джинни была в таком гневе, что едва владела собой. — И, пожалуйста, не говори мне, что он ничего не помнит! Мне это безразлично! Каких-то пятнадцать минут назад он целовал меня, а теперь решил воспользоваться неопытностью Мисси. Почему он выбрал именно ее? Ведь она еще ребенок и к тому же боготворит его!

Лицо Джинни раскраснелось от возмущения, и, хотя она говорила полушепотом, Ренальдо видел, в каком она состоянии, и делал все возможное, чтобы успокоить ее. Он даже забыл о своей тревоге за Мисси.

— Джинни, ты не должна показывать, что знаешь его. Это нарушит все наши планы. Зачем ты пошла с ним во двор? Это тоже не входило в наши планы. Если ты приехала сюда, чтобы решить свои проблемы, то должна набраться терпения, сохранять спокойствие и соблюдать условленную дистанцию. Я не думаю, что Стив способен причинить зло Мисси.

Ренальдо говорил спокойно и уверенно, но в голове его теснились все те вопросы, которые он так настойчиво просил забыть Джинни. Он уже сожалел о том, что предложил устроить этот злосчастный вечер. Ему казалась невыносимой мысль о том, что его агрессивный, потерявший память кузен так долго находится во дворике с Мисси. Что он там делает с ней? Ему очень не понравился его злобный взгляд, когда он увел Мисси с собой. А что ему, Ренальдо, оставалось делать? Не мог же он броситься вслед за ними!

— Иногда мне кажется, что я совершенно не знаю его, — холодно сказала Джинни. — Я даже не понимаю, что сама здесь делаю и зачем приехала сюда. Мне не стоило забывать, что Стив никогда не нуждался ни в чьей помощи. Неужели ты все еще не понял этого? Ему действительно никто не нужен! Если он поступил так бессовестно со мной, то почему ты полагаешь, что по отношению к Мисси он проявит порядочность? — Она хрипло рассмеялась: — Вообще-то я совсем не уверена, что Стив когда-либо любил меня. Я, должно быть, спятила, согласившись подыгрывать мистеру Бишопу. Мне следует прежде всего думать о детях. Видно, я совсем никудышная мать. Они еще так малы и беспомощны, а их отец, который, возможно, никогда не признает их… Ренальдо, зачем я здесь? Зачем я сюда приехала?

Он посмотрел на нее с сочувствием, не зная, что ответить. Всякий раз, глядя на нее, он думал о том, сколько пришлось пережить этой женщине. И, несмотря на все трудности, она не сдалась, не склонила голову. Как можно забыть ее? Он до последней минуты был уверен, что Стив узнает свою жену, женщину, которую он, очевидно, любил когда-то, если Стив вообще способен любить. Или он только использует женщин для удовлетворения своих желаний?

Ренальдо забыл обо всем, когда в комнату вошла Мисси с подозрительно покрасневшими глазами. Он с облегчением вздохнул и поспешил к ней, проклиная своего безумного кузена.

«Мне кажется, что он влюбился в Мисси и сам этого еще не знает», — встревожено подумала Джинни, чувствуя полную опустошенность. С Мисси ничего, слава Богу, не случилось, и Ренальдо радовался ее появлению. Он был так же прямодушен, как и Мисси. Джинни удивленно подумала о том, что эти двое могли бы стать прекрасной парой, если бы Мисси удалось избавиться от своей детской привязанности к Стиву. К ее мужу. Сегодня вечером она часто повторяла про себя эти слова, но, к сожалению, они оставались пустым звуком. Ее муж. Чужой человек, А может, он всегда был для нее чужим? Может, она просто не могла признаться себе в этом?

Где же он сейчас? От всех этих вопросов ей стало очень плохо. Джинни так устала, что не могла больше притворяться, что собрала всех этих людей случайно. Будь проклят этот мистер Бишоп и все его безумные планы! Сейчас она разыщет Стива и все расскажет ему. Ей уже давно следовало это сделать!

— Миссис Морган, — услышала она неприятный голос Ника Бенуа. — Я уже давно ищу вас! Вы же обещали мне танец! — Ник Бенуа самодовольно засмеялся и погладил усы. — Вы о чем-то задумались? Что-нибудь случилось? Чем вы так расстроены? Сегодня такой прекрасный вечер. Я должен поблагодарить вас за то, что вам удалось так преобразить мою маленькую племянницу. Вы сделали ее настоящей леди!

Джинни слабо улыбнулась и кивнула головой, согласившись потанцевать с ним, хотя ей было совсем не до него. По крайней мере, это отодвинет на какое-то время встречу со Стивом. Она предчувствовала, что его реакция может быть агрессивной и непредсказуемой. Не считая себя храброй женщиной, Джинни опасалась этого.

Она вдруг вспомнила предупреждение мистера Бишопа…

«Николас Бенуа… Судья Бенуа… Довольно самоуверенный толстяк, который считает себя покорителем женских сердец. Не следует недооценивать его…» — И тут же она услышала надломленный голос Ринейт Мэден, живо представила себе женщину, оказавшуюся в грязных руках этого человека. Но до сих пор Бенуа не проявлял никакой агрессивности. Он вел себя безупречно. Джинни, погруженная в свои мысли, не заметила, что отношение к ней, судьи несколько изменилось.

Его комплименты стали более смелыми, а танцуя, он прижимал ее к себе несколько крепче, чем позволяли приличия. Впрочем, Джинни легко нашла этому разумное объяснение: время позднее, гости выпили много шампанского, да и настроение у всех было превосходное. Джинни, конечно, заблуждалась, но чего она могла опасаться в этот момент?

Чего она, вообще говоря, ожидала от всего этого? Что Стив немедленно узнает ее и все станет на свои места? Нет! Она так же наивна, как и Мисси, которая сейчас увлеченно танцевала с Ренальдо. Ее маленькое личико озарялось радостной улыбкой, когда он что-то говорил ей.

Джинни исподтишка оглядывала танцующих, надеясь увидеть Стива. Где же он? Может, он остался во дворе, где все чувствовали себя раскованнее? Но она не видела и Тони Лэсситер. Из всех знакомых она заметила лишь Мэта Картера. Тот бродил по залу с бокалом в руке, а затем, прислонившись к стене, уставился на нее.

— Я должен уехать завтра в Даллас, — сказал Ник Бенуа. — Но я с нетерпением буду ждать встречи с вами. Надеюсь, вы останетесь здесь еще какое-то время?

Джинни молча смотрела на него, пытаясь понять, о чем он говорит.

Ник Бенуа продолжал вкрадчивым голосом:

— Я страстный поклонник оперы, а на следующей неделе в Далласе будет выступать оперная певица, которой я давно уже восхищаюсь. Эта леди оказала большую честь Далласу, и я непременно хочу послушать ее. Это Франческа ди Паоли, княгиня ди Паоли! Несравненная певица!

Услышав это имя, Джинни замерла от неожиданности. Та самая женщина! Та самая певичка, имя которой все газеты связывали с именем Стива! Что же она делает в Техасе? Почему вернулась сюда? Интересно, слышал ли Ник Бенуа об этих сплетнях? О Господи, придет ли конец ее унижениям?

А Ник Бенуа все восхищался певицей:

— У нее такой голос… Такой чистый, даже на самых высоких нотах! И она просто красавица! Да вы и сами, наверное, видели ее на сцене.

— Конечно, я немало слышала об этой певице, — сдержанно проговорила Джинни, — но не имела удовольствия видеть ее на сцене.

— Тем более вам следует поехать в Даллас, — радостно отозвался он. — Поверьте, вы не пожалеете!

«Черт возьми, какой гадкий человек! — подумала Джинни. — Он, конечно же, слышал все эти сплетни и теперь решил проверить мою реакцию!»

Джинни подавила приступ гнева и улыбнулась.

— Возможно, я это сделаю, — спокойно сказала она, — но чуть позже, когда вернусь в Нью-Йорк. Или увижу синьору ди Паоли где-нибудь в Европе. Я так и не решила, что мне больше нравится, — Новый Свет или Старый. Но почему нам надо говорить об этой скучной опере? Я предпочитаю балет и музыку. О, вы, конечно, думаете, что я совсем не разбираюсь в искусстве!

Он издал возглас удивления, а Джинни спросила:

— А как вам понравились музыканты, которых я пригласила сюда? Как, по-вашему, гости довольны музыкой и ужином? Ваша Тони…

— Ах да, — буркнул он. — Вы здесь совсем недавно и, вероятно, не знаете, что Тони — человек настроения. Если вам показалось, что она чем-то недовольна, так это потому, что ее оттеснили на задний план! Тони привыкла считать себя королевой и повелевать, а вы затмили ее красотой. Вообще-то я очень рад, что вы приехали в Барок.

«Почему он просил меня извинить Тони за то, что та так неожиданно покинула вечеринку, даже не поблагодарив хозяйку дома?»

— С ней будет все в полном порядке, — заметил Ник Бенуа. — Ее сопровождает надежный и верный телохранитель. Впрочем, надеюсь, что вы не будете судить обо всех нас по этому человеку! Просто после смерти Джона у Тони, увы, появились некоторые странности. Она почувствовала себя очень одинокой, а Маноло воспользовался этим. Однако нам незачем говорить о нем, он того не стоит. Меня больше волнует судьба моей маленькой племянницы. Ее отец всегда позволял ей бегать без присмотра. Но сейчас я понял, что вы правы: Мисси было легко с этими людьми, не так ли?

У Джинни возникло тревожное ощущение, что судья втайне наблюдает за ней, проверяя ее реакцию на его слова. Казалось, он собирает какую-то необходимую информацию. К счастью, танец вскоре закончился, и Джинни, извинившись, оставила его.

От радостного предвкушения этого вечера не осталось и следа. Джинни чувствовала тоску, усталость и безнадежность. Невероятно, что она была так уверена в успехе дела. Она явно переоценила свои возможности, решив, что без особого труда справится со всеми проблемами. Стив так и не узнал ее. Более того, она убедилась, что ей очень хочется любви Стива. Разве он не любил ее раньше? Или все это время она заблуждалась?

Джинни взволнованно ходила по залу.

— Ренальдо, он подарил Мисси свое кольцо, и эта бедная девочка по уши влюблена в него. Ты же сам видел, как он огорчил ее сегодня вечером. Неужели у него не осталось ни капли совести? Полагаю, что если бы он сильно увлекся Мисси, то без колебаний соблазнил бы ее, как сделал это со мной много лет назад. Ренальдо, ну почему ты так спокойно ко всему относишься? Почему ты не скажешь мне, что я просто дура? Сегодня вечером я кокетничала с ним, он целовал меня, как дешевую шлюху! Вот как он относится ко мне! Я, должно быть, сошла с ума, когда согласилась на эту авантюру. Мне не следовало приезжать сюда, так как сейчас все обстоит намного хуже, чем прежде.

Джинни с укором посмотрела на Ренальдо. Последние гости уже покинули дом, а Мисси, которая должна была остаться здесь, ушла нетвердой походкой в отведенную для нее комнату. Вслед за Мисси отправилась спать сеньора Армиджо, перед этим напомнив Джинни, что и ей следует отдохнуть. Но Джинни была так возбуждена и взволнована, что о сне не могло быть и речи.

— Почему ты молчишь? — допытывалась она у Ренальдо, сверкая зелеными глазами. Ей хотелось расплакаться, но почему-то слез не было — то ли от гнева, то ли от отчаяния.

Ренальдо тяжело вздохнул. У него тоже был очень трудный вечер, и ему хотелось все тщательно обдумать.

— Может, нам следует вернуться домой? — спросил он, внимательно наблюдая за ней. — Признаюсь, что мы допустили крупную ошибку, согласившись приехать сюда. К тому же твои дети требуют внимания и заботы. Расскажешь мистеру Бишопу обо всем, что ты здесь видела, и пусть он сам решает свои проблемы. — Губы Ренальдо слегка дрогнули. — Что же касается Стива, то ты хорошо знаешь, что он может позаботиться о себе. Я думаю, рано или поздно все образуется.

— Ты хочешь сказать, что я должна убежать? И показать всем, в том числе и Стиву, как я труслива? Он повел эту Тони Лэсситер домой, а его прежняя любовница — оперная певичка — приехала в Техас! Неужели мне следует признать, что я не могу справиться со своим собственным мужем? О нет! Только не это! — Лицо Джинни выразило хорошо знакомое ему упрямство. Ее голос звучал твердо, даже жестко: — Прежде чем уехать отсюда, я постараюсь уладить все свои проблемы. У меня теперь есть свой счет к Стиву, и я заставлю его расплатиться за все. Если понадобится, я буду так же неразборчива в средствах, как и он.

Спорить с ней было бесполезно. Может, завтра утром она станет покладистее и выслушает доводы разума? Лучше им уехать отсюда, тем более что у него теперь появились для этого свои причины. Но Ренальдо промолчал и только пожал плечами.

Однажды, много лет назад, Стив стоял у окна и чистил свое оружие. Потом он вдруг повернулся к Ренальдо и с любопытством посмотрел на него.

— Неужели ты в самом деле доволен своей жизнью, Ренальдо? — спросил он. — Ты вскакиваешь каждый раз, когда раздается голос моей бабушки, стараешься всем услужить. Господи, неужели тебе никогда не хотелось бросить все это, вырваться из этого дома, попробовать жить самостоятельно, а не черпать какие-то призрачные познания в своих идиотских книгах? Вообще-то я очень удивлен, что ты оставил свой духовный сан, кузен.

Ренальдо тогда только улыбнулся и молча покачал головой. Нет, он не стремился к той беспокойной жизни, которой так наслаждался Стив. Он искал покоя. Вероятно, поэтому он до сих пор не обзавелся семьей. Мать часто говорила ему, что он глупец, если его удерживает от этого «злосчастный брак» Стива и Джинни. У матери была необыкновенно развита интуиция, которая подсказывала ей, что Ренальдо привлекают только юные женщины.

«Мое чувство к Джинни было сильнее, чем обожание», — подумал Ренальдо, молча наблюдая, как она нервно покусывает нижнюю губу и нетерпеливо постукивает ногой. Джинни — прекрасная женщина, культурная, образованная. Она заслуживает лучшей участи, чем та, что уготовил для нее его отвратительный кузен. Но он слишком хорошо знал Джинни, а потому понимал, что она по-прежнему любит Стива. Хотя трудно сказать, чем все это кончится и как она отнесется к нему после того, что случилось здесь.

Конечно, Джинни права — к черту все эти интриги! Кто-то должен откровенно поговорить со Стивом. Это нужно сделан, ради Джинни, ради Мисси. Вспомнив Мисси, Ренальдо глубоко задумался.

<p>Глава 54</p>

Стив проснулся в отвратительном настроении. Первые лучи солнца пробивались сквозь ветви деревьев, образовавшие густой зеленый свод над его головой. Где-то неподалеку журчала вода, и он понял, что умирает от жажды. Стив, потянувшись за флягой, поморщился от нестерпимой боли. Ему опять снилась какая-то зеленоглазая женщина. Этот сон, как и все другие, смутно напоминал ему о чем-то.

Он открыл глаза. Сейчас Стив походил на хищника, прячущегося в кустах. Стив хорошо знал, где находится, и помнил, как он сюда добрался. Он уже давно заприметил это укромное местечко на случай, если придется укрыться от людей.

Прохладная вода освежила его, но он скривился от ее солоноватого привкуса и думал о том, что нужно поскорее забыть этот дурацкий сон.

Тут он вдруг вспомнил о Тони: он стал срывать с нее одежду, принуждая ее к покорности. Внезапно он оттолкнул Тони и пошел прочь, а она застонала от гнева и возмущения.

— Команчи! Будь ты проклят, грязный подонок! Когда-нибудь ты так разозлишь меня, что я вырежу твое сердце и брошу его собакам! Слышишь? Черт бы тебя побрал! Вернись сейчас же! Я плачу тебе за твои услуги! К тому же я еще не сказала тебе все, что я о тебе думаю! Ты выставил меня полной дурой сегодня ночью, когда стал приставать к этой рыжеволосой сучке!

Джинни. Он нахмурился, пытаясь понять, почему это имя сразу пришло ему на ум. Ну что ж, в одном Тони, несомненно, права — от этой Джинни можно ждать любых неприятностей.

— Почему она все еще здесь? Почему она проявляет к нам такой интерес? Она сказала Нику, что хочет познакомиться со всеми соседями, но я-то знаю, что эта лживая шлюха все врет. И если Ник такой идиот, что верит ей, то меня не проведешь! Я не такая дура, как она думает! Она здесь не живет, и я не позволю ей вмешиваться в мои дела! Ты же видишь, что она не собирается уезжать отсюда! Нам нужно непременно избавиться от нее! Слышишь? Любой ценой!

— И ты пришла сюда только для того, чтобы сказать мне это? — раздраженно спросил Маноло.

— Мы еще не обсудили наши дела, проклятый дикарь! А она имеет к ним прямое отношение. Ну, что скажешь?

Он без особого интереса посмотрел на Тони, на узкий костюм для верховой езды, подчеркивающий ее соблазнительные формы. Она нарочно оставила расстегнутыми верхние пуговицы жакета, чтобы под блузкой из тонкого шелка были заметны упругие и твердые соски. Тони, конечно, страстно желала, чтобы он стащил ее с лошади, подмял под себя и изнасиловал. Она смотрела на него не отрываясь и с нескрываемым вызовом, слегка ударяя кнутом по ноге. Но он устал от ее причуд и приступов гнева. Ему очень хотелось сказать ей об этом, но он промолчал.

Он слегка улыбнулся.

— Я еще не завтракал, — заметил он. — Не привык обсуждать дела до того, как выпью первую чашку кофе. Ты составишь мне компанию или будешь сидеть на лошади и злиться?

— Не знаю, какого черта я связалась с тобой, команчи? Ты даже не нравишься мне! — Она надула губы. Маноло равнодушно пожал плечами и отвернулся от нее, глядя на только что разведенный костер.

— Могу сказать тебе то же самое, — спокойно ответил он. — Ты будешь пить кофе? — Он посмотрел на нее так, что она решила промолчать. Затем слезла с лошади все с тем же обиженным выражением лица. Маноло даже не подал ей руку!

«Ну и черт с ним, — с горечью подумала Тони, присаживаясь к костру. — В конце концов, только он может помочь мне избавиться от этой сучки. Он слишком много потеряет, если не сделает этого, и многое приобретет, если послушается меня».

— Ники сегодня днем уезжает в Даллас, — спокойно сообщила Тони, переходя к делу. — Ему не терпится повидать эту глупую корову, которую почему-то называют оперной певицей. Он всегда сходил с ума от нее. Но он обещал мне выяснить там как можно больше об этой миссис Морган. По-моему, Ники сам положил глаз на нее и хочет заполучить эту красотку. Правда, не думаю, что сейчас он восторгается ею так же, как прежде, особенно после того, что рассказал ему Мэт. Ты получил удовольствие, когда целовал ее, команчи? Неужели она так же хороша в этом деле, как и я?

— Я целовал ее не так долго, чтобы судить об этом. Но как только я выясню это, непременно сообщу тебе.

— Ты и впрямь сделаешь это? — игриво спросила она. — Знаешь, мне очень хочется узнать. Как ты думаешь, она отдастся тебе сама или ты изнасилуешь ее? Боже, это было бы весьма волнующим зрелищем. Сперва ты изнасилуешь ее, а потом — меня, и посмотрим, кто из нас понравится тебе больше. А уж после этого мы отдадим ее Ники. Согласись, это намного лучше, чем просто убить ее. И если мы решим после этого отпустить ее, едва ли у нее появится желание рассказать об этом. Думаю, тогда она постарается уехать как можно дальше, чтобы этот скандал не появился на страницах газет. Ты согласен?

Ее злорадный смех действовал ему на нервы. Он видел, что она возбуждена и готова положить руки ему на шею, требуя, чтобы он овладел ею сию же минуту. Но сейчас он не хотел ее.

— Ты чертовски умна, Мессалина, — проговорил он, выливая остатки кофе в костер. — Умна до отвращения. — Он быстро вскочил на ноги и подошел к ней. — И теперь, когда мы уже окончательно решили, что делать с Джинни Морган, обмозгуй, как нам заполучить ее. И не думай, черт возьми, что я возьму на себя весь риск, связанный с этим делом. Я не собираюсь рисковать головой. Так что пораскинь мозгами.

Торжествующая улыбка на ее полных губах сказала ему, что она уже что-то придумала.

— Я уже все знаю, дорогой. Для начала мы все отправляемся в Даллас, но Ники ничего не должен знать об этом. Понимаешь… — Ее глаза слегка прищурились. — Я не вполне уверена, что могу во всем доверять ему, а ведь у нас есть общие инвестиции и капиталы. Боюсь, что дорогой Ники не сможет удержаться и потратит слишком много денег на эту итальянскую певичку. Он очень увлечен ею и может проявить излишнюю щедрость.

— И что? Не понимаю, почему я должен ехать туда с тобой? Для чего?

— Но, команчи, я всегда чувствую себя увереннее, когда ты рядом! К тому же у меня есть враги, с которыми мне нелегко будет справиться. Но самое главное в том, что мы с тобой очень похожи, а это поможет нам в Далласе. Понимаешь, у нас есть общие дела с Ником, а я боюсь, что, увлеченный своей певичкой, он не проследит за ними. Поэтому…

Маноло молча смотрел на Тони, думая о том, что они с ней не доверяют друг другу. Он уже хорошо понял, что Тони особенно опасна тогда, когда ведет себя как хитрая кошка. Ее мурлыканье и ласки — верный признак того, что она задумала нечто мерзкое. Но какое это имеет отношение к делу? Маноло подошел к своей лошади и оседлал ее.

— Ник должен прибыть в Даллас завтра днем, — сообщила Тони. — И я уже сказала всем, что отправляюсь навестить родственников в Шривпорте. Мы можем уехать отсюда порознь и где-нибудь встретиться. — Поняв, что он не обращает на нее никакого внимания, Тони повысила голос: — Куда ты уезжаешь, черт возьми? Нам еще нужно многое обсудить! Да и вообще, я не хочу возвращаться на ранчо одна!

— Ты очень хорошо сделала, что разыскала меня, — твердо сказал он, — но сейчас я должен кое-чем заняться. Я вернусь к полудню.

Маноло вскочил в седло и скрылся за густыми деревьями.

Он отправился к Картерам, чтобы повидаться с Мисси. Прошлой ночью — что, черт возьми, случилось с ним прошлой ночью? Он живо вспомнил, как Джинни Морган вытащила из волос заколки и ее медно-золотистые волосы рассыпались по плечам… Черт бы ее побрал! Ему следовало попридержать ее у стены и сделать то, чего она хотела! Это окончательно погубило бы ее репутацию, но сейчас его не преследовала бы мысль о ее зеленых глазах. Сегодня утром зеленоглазая женщина, которая так часто являлась ему во сне, обрела наконец-то свое лицо. Это было лицо Джинни. Маноло злился на эту женщину, которая так неудержимо влекла его, но еще больше на себя за то, что не сделал того, что она желала. Именно поэтому он излил вчера свою злость на Мисси, девочку, которая так доверяла ему.

Вспомнив Мисси, Маноло еще больше расстроился. Она чертовски простодушна, и Джо не следовало отпускать ее от себя. Вчера вечером она действительно выглядела как взрослая женщина, и не случайно он шутливо называл ее Золушкой. Но вся беда в том, что он не принц, который ей нужен. Он должен был поговорить с ней и объяснить, что нельзя доверять мужчинам. Кроме того, Маноло предстояло потолковать с Мэтом Картером. Выпив, Мэт слишком распускает язык.

Добравшись до заветного дерева Мисси, Маноло по привычке остановился и достал полевой бинокль. Надо хорошо осмотреться, чтобы не нарваться ненароком на глупых солдат Белмонта, которые чуть что начинают стрелять.

Прищурившись, Маноло поглядел в сторону дома Картеров. Внезапно его охватило беспокойство. Куда они все подевались, черт возьми? Что-то здесь слишком тихо для этого времени. Взглянув в бинокль, он увидел возле дома роскошную карету и серых лошадей, привязанных к столбу. «Ясно, — подумал он. — Картер принимает гостей». Выругавшись про себя, Маноло уселся под деревом, убеждая себя в том, что его удерживает здесь только любопытство.

В это самое время Джинни беседовала с хозяевами, думая, почему она все же решила еще задержаться здесь. Неужели прав Ренальдо, утверждающий, что это обыкновенное упрямство? Сегодня они снова спорили об этом после завтрака.

Джинни казалось, что причина в ее привычке не оставлять дела незавершенными.

Каждый раз, замечая дерзкий взгляд Мэта, Джинни вспоминала события прошлой ночи. Куда так внезапно исчез Стив? Ни его, ни Тони не было в доме Лэсситеров. Джинни вместе с Мисси специально заехала туда, несмотря на протесты Ренальдо. Но старый негр, слуга Тони Лэсситер, сказал ей, что хозяйка отправилась на верховую прогулку. Мисси с любопытством осматривала дом, где когда-то жила ее мать, а потом с обычной непосредственностью спросила черного слугу: — Где Маноло? Он был здесь сегодня ночью?

Черное лицо Генри выразило неудовольствие.

— Нет, мисс. Я не видел его здесь сегодня утром.

Мисси с облегчением вздохнула, а Джинни, глядя на нее, подумала о чистоте и простодушии этой девушки. Неужели и она была когда-то так наивна, чиста и доверчива?

— Может, он приехал к нам? — с отчаянием спрашивала Мисси, когда Ренальдо помогал ей сесть в карету. — Как бы мне хотелось, чтобы вы увидели его в хорошем настроении, а не таким злым, как вчера. Он наш добрый друг, и не судите о нем по сплетням, которые здесь распространяют.

Джинни переглянулась с Ренальдо. Они оба хорошо понимали, что Мисси не заслуживает дурного отношения, а Стив всегда причинял боль и страдание всем женщинам, встречавшимся на его пути.

Теперь Джинни решила окончательно, что ей необходимо встретиться со Стивом и все выяснить, хотя и сомневалась, что ей представится такая возможность. Из всего услышанного Джинни поняла, что Стив появляется и исчезает, когда ему вздумается, и до сих пор ему каким-то образом удавалось избегать встречи с солдатами полковника Белмонта, которые тщательно патрулировали все подступы к болотам.

Когда они подъехали к дому Картеров, отец Мисси пригласил их зайти и выпить домашнего персикового бренди. Мисси спросила о Стиве:

— Ты не видел здесь Маноло, папа? Он не заходил к нам?

Мэт, бросив многозначительный взгляд на Джинни, быстро ответил:

— Его никто не видел с тех пор, как он повез домой миссис Лэсситер. Вероятно, он снова отправился на болота поболтать со своими индейскими друзьями.

— Полагаю, он скоро появится, — прервал сына Джо Картер, желая успокоить Мисси. — Ты же знаешь его привычки. А пока покажи мистеру Ортеге свои рисунки.

Мисси всегда стеснялась показывать свои наброски посторонним, но сеньор Ортега так отличался от всех. Даже его имя звучало необычно — Ренальдо. Кроме того, Мисси чувствовала, что она очень нравится ему, ибо женское чутье подсказывало ей, что внимание к ней Ренальдо обусловлено не только его добротой и деликатностью.

Когда Мисси впервые увидела его, ей показалось, что он слишком строг и сдержан, но, едва Ренальдо улыбнулся, ее отношение к нему сразу изменилось. Улыбка преображала его и чем-то напоминала ей Маноло, хотя вообще-то они не были похожи.

— Знаете, мисс Мелисса, мне очень нравятся ваши рисунки. Они просто великолепны! Вам удалось очень точно передать атмосферу этих болот. Да и деревья прелестно изображены.

Мисси рассмеялась от удовольствия.

«Мисси, — думал Ренальдо, — слишком открыта, простодушна и доверчива. А я умудренный опытом человек. Но почему же я не ощущаю своего возраста, находясь рядом с ней?» Совсем недавно Ренальдо понял, что испытывает к ней какое-то особое, доселе неизвестное ему чувство. Осознав это, он начал убеждать Джинни поскорее вернуться домой. Он говорил с ней об этом и сегодня утром, понимая, что просто хочет трусливо убежать от своих проблем. Когда же он изменится? Вот Джинни, например, всегда достойно преодолевает трудности и этим очень напоминает Стива. Бедная Джинни! Сколько всего ей еще предстоит?

Когда они покинули гостеприимный дом Картеров, Джинни призналась, что захмелела от персикового бренди.

— Но сейчас мне все равно, — бодро заметила она. — Теперь по крайней мере я не думаю ни о чем дурном. О Ренальдо, ну почему я такая упрямая? Почему я не бросила все это?

— Потому что ты верна себе, — проговорил Ренальдо.

— Ты заметил, как Мэт Картер смотрел на меня? — спросила Джинни. — Так, словно знает обо мне все. Похоже, он видел вчерашнюю сцену между мною и Стивом. Но сейчас мне наплевать на это! Ведь я так хотела, чтобы Стив вспомнил меня! Но Мэт, конечно, считает, что я обыкновенная шлюха. Ну что ж, в известном смысле он прав! Посмотри сам, что я наделала! Уверена, Стив никогда не простит мне этого. Ренальдо, ты тоже считаешь, что я веду себя как шлюха? Интересно, что думает обо мне дон Франсиско?

— Положи голову мне на плечо и не отвлекай меня, иначе я не справлюсь с лошадьми. И какая, в сущности, разница, что думает о тебе Мэт Картер? Вот вернемся домой и поразмыслим над тем, что теперь делать — остаться ли тебе здесь решать свои проблемы или поступить разумно и вернуться домой.

— Но я не могу принять разумное решение! И не хочу ни о чем думать, Ренальдо! Я еще не готова к этому! Сейчас мне нужно одно — поскорее заснуть.

Дома Джинни разделась, натянула на себя ночную рубашку и пошла к кровати.

— Надо же такому случиться! Выпить бренди средь бела дня! Хорошо еще, что дон Франсиско этого не видел!

Джинни с наслаждением улеглась в мягкую теплую постель и закрыла глаза. Она еще успеет все обдумать. А сейчас так хочется спать, такая слабость во всем теле…

<p>Глава 55</p>

— Этот ее кузен, кажется, проявляет большой интерес к Мисси. Он сказал, что приедет к нам завтра и возьмет ее на верховую прогулку. А ты же знаешь, что нашего отца легко уговорить. Но ее, по-моему, слишком волнуешь ты. Я видел прошлой ночью, как она танцует, и подумал…

Маноло подъехал к загону для скота, чтобы встретиться с Мэтом, которому не терпелось рассказать ему о только что уехавших гостях.

— Ты зайдешь к нам? — спросил Мэт, заметив, что Маноло не очень внимательно слушает его. — Отец открыл бутылку старого бренди и теперь не успокоится, пока не опустошит его. Мисси сводит с ума то, что он так много пьет; она ушла к себе в комнату в самом дурном расположении духа. Но, думаю, твое появление обрадует ее. Гости сказали, что были в старом доме моей матери, где живет теперь миссис Лэсситер, но хозяйки не застали. Они хотели что-то спросить у нее.

— Ты иногда слишком много болтаешь, Мэт, — процедил Маноло сквозь зубы.

— Я просто решил сообщить, что тебя разыскивают эти люди. Тем более, что речь идет о чертовски хорошенькой женщине. Я бы и сам от нее не отказался.

Маноло внезапно повернул лошадь и ускакал. Мэту не нравилось, что этот человек все время вертится возле его сестры.

Какая, в сущности, разница — мексиканец или индеец? Мисси слишком хороша для него. Когда Тони устанет от Маноло и выгонит его, ей, конечно, понадобится другой телохранитель. Да, ей понадобится человек, к тому же знакомый…

В поместье Десмолин царило спокойствие. Ренальдо сидел в библиотеке с сигарой в зубах, рассеянно уставившись в книгу. Джинни крепко спала в своей комнате. Наступил вечер, но она проснулась лишь после того, как кто-то сильно встряхнул ее за плечо.

Сонная Джинни хотела было выразить возмущение, но Маноло быстро достал носовой платок, воткнул ей в рот кляп и обвязал голову Джинни своим шарфом. Она отчаянно сопротивлялась, пытаясь вцепиться ему в лицо ногтями. Маноло, схватив ее руки, прижал их к подушке и навалился на нее.

«Откуда он здесь взялся? Как он проник сюда?» — подумала Джинни, между тем как он крепко привязывал ее запястья к изголовью кровати.

— Я всегда любил завершать свои дела, — злорадно прошептал он. — К тому же я слышал, что вы разыскивали меня. Вот я и решил навестить вас и удовлетворить ваше любопытство. Надеюсь, вы не очень удивлены моим визитом.

Охваченный яростью, он собирался изнасиловать ее.

«Да как он смеет так обращаться с незнакомой женщиной? Зачем он засунул мне в рот этот кляп?»

Ее полные ненависти и отчаяния глаза следили за каждым его движением. Маноло знал, что она все поняла. Он видел это по ее глазам. Пользуясь ее полной беспомощностью, он сбросил с кровати тонкое покрывало и развязал ее халат. Ему вновь показалось, что он уже проделывал это раньше, видел ее обнаженное тело и маленькую прекрасную грудь.

Только что она отчаянно сопротивлялась, стараясь вырваться из его крепких рук, так почему же сейчас вдруг затихла?

Сначала он хотел быстро и грубо овладеть этой женщиной, но, сам того не желая, мягко прикоснулся к ней. Она вздрогнула и глухо застонала.

Ее кожа была мягкой и нежной, как шелк, и он почувствовал аромат ее тела, давно знакомый ему. Не удержавшись, он зарылся лицом в ее волосы.

«Теперь все ясно, — подумала она, стараясь сохранять спокойствие, — он пытается не изнасиловать, а соблазнить меня и вызвать ответные чувства». Это так изумило Джинни, что она даже забыла о том, как он обращался с ней несколько минут назад.

«О Господи, неужели он всегда будет иметь надо мной эту чудовищную власть… О, будь он проклят!» Но все эти мысли исчезли, когда она почувствовала эти ласки.

Потом он очень жалел, что ему пришлось покинуть ее в самый волнующий момент. Он готов был провести с ней всю ночь. Все то, что он задумал как месть, стало чем-то совершенно иным. Он много размышлял позднее о причинах своего малодушия. Но ведь Маноло не мог забыть Тони, эту бледнолицую сучку с янтарными глазами, нежным телом и чувственным ртом.

Тони между тем нетерпеливо ждала Маноло, изнемогая от тоски и животного желания отдаться ему. Она требовала от мужчины все — душу и тело. Но Маноло ничего не мог предложить ей в эту минуту.

— Ты не можешь остаться? Что это значит, мерзавец? Я же говорила тебе…

— Ты мне просто скажи, где мы встретимся, Мессалина, и я приду туда. Но сейчас я не могу остаться с тобой! К тебе могут явиться солдаты полковника Белмонта, если, конечно, эта Джинни Морган так глупа, что расскажет о моем визите.

— А что случилось? — взвизгнула Тони. Однако, перехватив его тяжелый взгляд, она истерически захохотала. — Ты действительно сделал это? О Господи! Ты просто великолепен! Как это было? Она сильно сопротивлялась? Ты врезал ей хоть пару раз? Надеюсь, ты оставил хоть какие-то следы на теле этой лживой шлюхи? О, прекрасно! Думаю, после всего этого она не будет проявлять такого высокомерия. Как по-твоему, команчи, ты напугал ее?

Маноло неожиданно почувствовал страшную усталость, а злобная радость Тони вызвала у него отвращение. Он даже пожалел, что рассказал ей об этом.

— Остальное расскажу тебе при встрече в Далласе, — мрачно проговорил он. — Но сейчас мне лучше скрыться в болотах, чтобы не попасть в лапы солдат.

— Команчи, я хочу услышать все сейчас же! Если сюда явятся солдаты, я спрячу тебя в винном погребе. Не волнуйся, это надежное укрытие. Ты что, не доверяешь мне, команчи?

Он знал все ее подвалы, особенно один из них, сооруженный еще стариком Лэсситером и напоминающий подземную тюрьму в каком-нибудь старом английском замке. Там старик держал непокорных рабов. Но Маноло не доверял Тони.

— Нет, черт возьми, я не верю тебе! — воскликнул он.

Теперь он направлялся в Даллас, хотя и понимал, что делает это против воли, ибо его преследовал образ рыжеволосой женщины. Его не покидала мысль о том, что произойдет, если он вдруг вернется к ней. Теперь он признался себе, что страстно желал ее в ту минуту, но самое удивительное, что и она желала его. Поэтому задуманное им не стало изнасилованием. Он даже развязал ей руки. Сейчас она, конечно, хочет забыть о том, что сама отдалась ему, ответив на зов плоти.

Поездка в Даллас означала для него не только примирение с Тони. Ему хотелось взглянуть на этот город, который он не помнил, хотя и чувствовал, что когда-то уже бывал там.

Маноло часто задумывался над тем, кто он такой, кем был до того момента, когда открыл глаза и увидел перед собой лицо Терезиты. Маноло уже не верил в то, что он брат мужа Терезиты. Но может быть, он его друг из племени команчи? Это тоже возможно, так как он неплохо понимает язык этого племени. Но как объяснить то, что он еще знает французский и испанский? Многовато для простого команчи. Он много раз пытался пробудить память, но из этого ничего не выходило. И только странные сны продолжали напоминать ему о забытой прежней жизни.

Он отправился в Даллас на свой страх и риск. Тони разыщет его там, или он сам найдет ее. А между тем можно будет понаблюдать за судьей Бенуа, который проявляет в последнее время необыкновенную активность. Маноло прекрасно понимал, что получит преимущество перед Тони, если что-нибудь выяснит до ее появления в городе. Он уже давно знал, что нужно всегда опережать Тони хотя бы на шаг, чтобы управлять ею.

Прибыв в Даллас, Маноло раздраженно отметил огромное количество плакатов, извещающих о выступлении в местном оперном театре какой-то знаменитой итальянской певицы. Рядом с этими плакатами красовались другие, где обещали высокую награду за его голову. За тридцать тысяч долларов его должны были поймать и вернуть в Барок живым. Сообщалось, что его обвиняют в краже скота и «других преступлениях». Вслед за тем следовало подробное описание его внешности… Как глупо! Нужно было не ограничиться кляпом, а завязать ей глаза!

Маноло злился на себя за то, что недооценил эту шлюху. Она оказалась намного умнее, чем он предполагал. Конечно, она и словом не обмолвилась об изнасиловании, но кто спросит ее об этом, если она под присягой заявит, что он украл ее скот? Или скажет, что узнала того, кто это сделал? Да, она чертовски умна. А может, это все проделки ее кузена? Как бы то ни было, ему следует проявить крайнюю осторожность и вести себя тихо в Далласе. А вернувшись домой, он хорошенько проучит эту миссис Морган, проучит так, что она запомнит это на всю жизнь.

Маноло поселился в небольшой дешевой гостинице, надеясь, что здесь его никто не узнает. У него уже отросла борода, а сам он казался таким потрепанным, что его и впрямь трудно было узнать.

К счастью, Даллас оказался большим городом, а потому Маноло чувствовал себя в относительной безопасности. К тому же Даллас находился неподалеку от форта Уорт, а это всегда отпугивало всяких проходимцев. Торговля скотом сейчас процветала, а вместе с ней и Даллас, через который скотоводы направлялись к большим железнодорожным станциям Канзаса. Жители Далласа мечтали о том дне, когда железные дороги проложат далеко на юг и техасцам не придется гнать скот по индейским территориям.

А пока Даллас быстро развивался и занимал важное положение на пересечении торговых путей, что обеспечивало ему постоянный приток капиталов. В город приезжали самые разные люди. Среди них было немало преступников, но местный шериф закрывал на это глаза до тех пор, пока они вели себя осмотрительно и не нарушили закон.

Стив был настороже. Полицейские извещения о награде за его поимку висели повсюду. Он не сомневался, что найдется много охотников получить круглую сумму и они готовы искать его по всей территории штата. А уж Ник Бенуа был бы счастлив выдать властям своего соперника. Да и Тони могла выдать его, ибо жадность заглушала в ней даже сексуальный инстинкт.

Сколько же времени у него осталось? Он не сомневался, что Джинни Морган жаждет его крови и не упустит возможности посмотреть, как его повесят.

Зачем же, черт возьми, он приехал в Даллас? Ему следует спрятаться где-нибудь подальше, на индейской территории, и не высовывать носа, пока все не закончится. Он смотрел на себя в зеркало и казался себе совершенно чужим. Проклятие, кем же он был в прошлом? Даже если он забыл почти все, неужели и его характер изменился до неузнаваемости? Сейчас ему явно нравилось чувствовать опасность и рисковать жизнью, то есть ходить по острию ножа. Внимательно прислушавшись к своим ощущениям, он понял, что у него нет предчувствия беды. Он испытывал только возбуждение, и именно с этим ему предстояло справиться.

Маноло зарегистрировался внизу под именем Сэма Уитэкера, хотя и сам не понимал, почему назвал это имя. Может, и оно из его далекого прошлого?

Его комната была крошечной, но имела одно преимущество — маленькое окошко, выходившее на крышу здания. В крайнем случае, он сможет выбраться через окно на крышу. Единственным стулом Маноло забаррикадировал дверь. Все эти меры предосторожности убеждали его в том, что он давно привык спасаться от преследователей.

Взглянув на кровать, он поморщился. Простыни не отличались чистотой, а одеяло было старым. Лучше уж было остаться внизу с лошадью в платной конюшне, но ему так хотелось принять теплый душ! Но, черт возьми, как можно пользоваться такой грязной ванной и такой ржавой водой! На более приличный номер у него не хватило денег; у Стива не было ничего, кроме пары долларов и изумрудных сережек, прихваченных им с ночного столика Джинни Морган. В ту минуту он подумал, что они, возможно, понравятся Тони, так как она любила дорогие украшения.

Маноло посмотрел на изумрудные сережки и задумался. Эта маленькая сучка весьма умна. Она, конечно, заявила о пропаже сережек, и теперь ему не удастся продать их. «Ну ничего, — решил он. — Вернувшись домой, я заставлю ее заплатить за все». В том, что он вернется, Маноло не сомневался.

Наконец он уснул на полу, укрывшись своим одеялом и полагая, что лучше вдыхать запах своей лошади, чем этой грязной постели. Он спал очень беспокойно, просыпаясь от малейшего звука. Сколько же у него осталось времени? Ему нужно отыскать судью Бенуа и выяснить, с кем тот хочет встретиться…

Николас Бенуа снял номер в лучшей гостинице города с невообразимым названием «Скотовод». По счастливому стечению обстоятельств, его комната была расположена на том же этаже, где поселились два джентльмена, с которыми он намеревался встретиться для делового разговора. Одним из них был мистер Макгрегор, шотландец, а другим — лорд Линдхэвен, англичанин, необычайно гордившийся своим титулом. Оба представляли крупный финансовый капитал в Великобритании и хотели вложить свои деньги в скотоводческий бизнес в Соединенных Штатах. Время частных скотоводов почти закончилось, и теперь настала пора огромных скотоводческих компаний, таких, как «Матадор» или «Экс-Ай-Ти» в западной Вирджинии. Но сейчас все плодородные пастбища в северо-восточных штатах уже заняли предприимчивые дельцы, а поэтому наиболее предприимчивые бизнесмены пытались вложить капиталы на юго-западе страны. Так, например, совсем недавно Прерия Кэттл Компани уплатила астрономическую сумму в триста пятьдесят тысяч долларов за небольшое ранчо некоего Томаса Багби. Поэтому Ник Бенуа искал встречи с этими господами, хотя его куда больше интересовала информация о Джинни Морган.

Лорд Линдхэвен, долговязый развязный человек, признался, что стал поклонником этой женщины с тех пор, как познакомился с ней в Европе.

— Я слышал, что она… гм… скрывается в этой части Техаса, мистер Бенуа, — сказал он. — Удивляюсь, хотя, вероятно, это связано с ее неуловимым мужем. Я много слышал о его делах, находясь в Нью-Йорке. Странно, что он сейчас в разлуке с ней, не так ли? — Лорд Линдхэвен погладил свои густые бакенбарды и, заметив неподдельный интерес собеседника, продолжал: — Признаюсь, я и сам был увлечен этой женщиной и несколько раз встречался с ней. Но ее окружало столько поклонников, что к ней было трудно подступиться. — Лорд Линдхэвен слегка наклонил голову. — Ходили слухи, что она открыто сожительствовала с неким графом Дарлингеном, пока не изменила ему с каким-то мексиканским полковником. После этого она вышла замуж за русского князя, имя которого до сих пор не могу запомнить. Но этот брак длился недолго. Затем она вышла замуж за некоего Моргана, появившегося невесть откуда с большими деньгами. А тот оказался близким другом синьоры ди Паоли. Говорят, он женился бы на ней, не будь к тому времени женат. Но я не понимаю, почему он ведет себя так глупо! Прекрасная Вирджиния была украшением Европы! Великолепная женщина! Красавица! Жаль, что у нее двое детей. Интересно, где они?

Ник Бенуа, поглощенный рассказом, забыл про свою сигару. Однако внезапно этот увлекательный рассказ прервал мистер Макгрегор:

— Не знаю, как ты, Алджернон, но я приехал сюда говорить о деле. Я человек женатый, у меня счастливый брак, и мне нет дела до всяких сплетен. Жена не позволяет мне мотаться по Европе, да и сюда я отправился против ее воли. Сэр, вы что-то говорили насчет этой приграничной земли, так, кажется, вы ее называете?

— Да, я полагаю, что миссис Морган захочет продать свою землю, — спокойно ответил судья Бенуа. — Как справедливо заметил лорд Линдхэвен, она вряд ли захочет похоронить себя в этих диких местах. Что же касается остальной территории, то она принадлежит мексиканским крестьянам, которые с удовольствием избавятся от нее и отправятся в Мексику. Печально, но в Техасе к мексиканцам относятся не слишком хорошо и ждут, когда они покинут эту землю. Моя родственница Тони Лэсситер уполномочила меня говорить от ее имени. Конечно же, я наделен всеми юридическими полномочиями.

<p>Глава 56</p>

У Франчески ди Паоли часто менялось настроение, хотя об этом знали лишь самые близкие люди. Но в этот вечер оно было хуже, чем когда бы то ни было.

Берт Филдз уже согласился пойти на уступки, а ее импресарио поспешил удалиться в номер, где жил ее коллега-тенор, и успокоить его перед вечерним спектаклем.

Лишь терпеливая Констанца осталась со своей хозяйкой, пытаясь урезонить ее.

— Неужели это ничтожество думает, что может сыграть роль Альфреда? Если бы Виолетта хоть раз взглянула на его лицо, она тотчас ушла бы к барону. Почему же я должна притворяться, что влюблена в него? Он слишком толстый, а его голос срывается на высоких нотах. Меня тошнит от него! И не он один мне так противен. Этот маленький пухлый судья, который восхищается мною, действует мне на нервы и внушает мне отвращение. Я ненавижу напомаженные усы и маленьких мужчин, которые таращат на меня глаза. Мне отвратительны даже цветы, которые он присылает мне. Скажи, чего ради я так долго добиралась сюда? Зачем я перенесла столько неудобств? А тот грязный пыльный городок с деревянными домишками! А эта гостиница, где могут жить только лошади и козы! Я спрашиваю тебя…

— Ты сама все хорошо знаешь, — заметила Констанца. — Ведь это ты решила приехать сюда и заставляла меня отправлять письма этому судье, своему поклоннику. А зачем ты все это делала? Ты глупа, моя дорогая! Ты все еще надеешься отыскать своего голубоглазого пирата, а я все убеждаю тебя забыть его навсегда! Он не принес тебе ничего, кроме неприятностей, не так ли? Я предупреждала тебя об этом с самого начала. Ты же видела, как он обращается с тобой!

— Я не желаю слышать твое старческое брюзжание! — раздраженно воскликнула Франческа. — Он сказал мне, что у него очень важные дела. Он много раз говорил, что не может отложить их даже на короткое время. Что же с ним случилось? Его жена в этом дурацком месте, но она одна, без него, верно? Даже сенатор не знает, где он и что с ним случилось. Что-то здесь не так. А этот ее кузен? Сенатор Брендон не обмолвился о нем ни словом!

— Ты слишком возбуждена, моя девочка, — попыталась успокоить ее служанка. — Неужели ты забыла, что выступаешь сегодня вечером? И к тому же тебя с нетерпением будет ждать этот англичанин, лорд Линдхэвен. Он тоже прислал тебе огромный букет цветов и непременно придет в театр. Так что забудь о пирате. Не стоит гоняться за мужчиной, который бросил тебя. Это не в твоих правилах.

— Я вовсе не гоняюсь за ним! — крикнула Франческа. — Я ненавижу его! Но я привыкла прощаться с теми, кто когда-то нравился мне. Только поэтому я хочу увидеть его и сказать ему все, что я о нем думаю. И я добьюсь своего!

— Конечно, ты увидишь его. Но сейчас пора одеваться. В каком платье ты будешь выступать сегодня? А твоя прическа? Нечего сказать, хороша Виолетта с такими растрепанными волосами! Садись-ка на стул и успокойся. Прикрепить цветы к твоим волосам? Из тех, что прислал Бенуа?

— Пожалуйста, не напоминай мне о нем! — взвизгнула Франческа. — Неужели я обещала ему поужинать с ним? О, Матерь Божия! — Франческа произнесла несколько грубых слов по-итальянски, отчего ее служанка нахмурилась.

— Что с тобой? Ведь ты же княгиня!

Франческа опустилась на стул перед зеркалом, капризно поджав пухлые губы.

— Княгиня! Ну и что из того? Что значит этот дурацкий титул по сравнению с моим голосом? Совершенно не важно, ругаюсь я или нет, все равно я примадонна! Или ты уже забыла об этом? Но самое главное, что я сейчас репетирую новую оперу, которую хочу спеть перед неискушенными жителями Далласа. Надеюсь, они оценят меня, не так ли? — Франческа слегка наклонилась вперед, чтобы получше рассмотреть свое отражение в зеркале. — Кармен — думаю, я легко войду в этот образ. Я очень хорошо понимаю эту женщину. Бедняга Бизе! Может, после того грандиозного провала в театре «Опера Комик» я смогу прославить его, а?

— Мне не нравится эта опера, — ответила Констанца, но Франческа лишь рассмеялась.

— Мне плевать, что думаешь об этом ты или кто-то другой. Я привыкла делать то, что мне нравится, и быть самой собой. Стефано прекрасно понимал меня, потому что сам был таким. Он всегда делал то, что считал нужным. Мне почему-то кажется, что я непременно увижу его, и довольно скоро.

Франческа надела на себя драгоценности — бриллианты сверкали в ее волосах, на изящной шее и запястьях. Она отправилась в театр, не обращая ни малейшего внимания на восторженных людей, поджидавших ее у выхода из гостиницы. Многим из них она казалась существом из другого мира. Ее сопровождали два вооруженных охранника — так распорядился шериф.

Подъехав к театру, Франческа одарила ожидавшую ее прибытия толпу улыбкой и исчезла за дверью.

Маноло, который находился в этой толпе, вполне удовлетворил свое любопытство, увидев ту самую оперную певичку, за которой так рьяно ухлестывал Ник Бенуа. Она и впрямь оказалась весьма мила. Он даже не ожидал, что она так привлекательна. Если бы Маноло мог купить билет, он непременно пошел бы послушать ее. Но, увы, это было ему недоступно. Такое удовольствие мог позволить себе судья Бенуа и те, кто жил с ним в дорогой гостинице. Маноло вспомнил двух джентльменов из Англии, которые приехали сюда выгодно вложить деньги в скотоводческий бизнес. Он легко это выяснил, а заодно понял, почему Ник Бенуа вертится вокруг них все свободное время. Но верны ли его догадки? Пока все они в опере, можно порыться в их комнатах и выяснить все до конца. Но прежде нужно немного выпить.

Маноло отправился в салун «Красная собака» — весьма оживленное место, где все девушки ходили в платьях с блестками, а спиртных напитков давали больше, чем в других местах. Это заведение находилось через улицу, напротив оперного театра, и толпа устремилась именно туда. Маноло уселся за столик, но тут же увидел в двери салуна одного из охранников, сопровождавших Франческу ди Паоли в театр. Вот неудача!

Краснощекий полицейский ввалился в салун, всем своим видом показывая, что не намерен церемониться со швалью, нашедшей здесь убежище. Его появление вызвало добродушные насмешки.

— Эй, посмотрите, кто это к нам зашел? Провалиться мне сквозь землю, если это не наш новый заместитель шерифа!

— Ред, что случилось с той хорошенькой бабенкой, которую ты сопровождал в театр? Неужели она предпочла кого-то другого? Кто будет провожать ее до гостиницы?

Ред Мориарти, ирландец по происхождению, мог выпить огромное количество спиртного. Когда-то он был управляющим на железной дороге и весьма умело обращался с оружием. Местный судебный исполнитель был его близким родственником, и Ред часто пользовался этим преимуществом. Но сегодня его взбесило, что шериф приставил его телохранителем к какой-то иностранной певичке. Больше всего его задело то, что эта сучка совершенно не обратила на него никакого внимания.

Ред пришел в салун, чтобы разыскать любимую девушку, но заодно был не прочь проучить какого-нибудь ковбоя, чтобы заставить этих мерзавцев относиться к нему с уважением. И девушку и ковбоя он отыскал сразу. Беда только в том, что от злости он забыл об осторожности. А ведь шериф неоднократно предупреждал его об этом!

Его девушка сидела за столиком рядом с высоким, странного вида незнакомцем, который угощал ее выпивкой. Ред подошел к столику и грубо схватил ее за руку. Она громко вскрикнула и подняла голову:

— В чем дело? Что с тобой? Я просто попросила этого парня угостить меня вином. Вот и все!

— Плохи твои дела, Лола-Мэй, если ты обращаешься к пастуху, который едва ли может позволить себе кружку пива. Ты уже заплатил за вино, парень?

Ред Мориарти посмотрел в глаза мужчины и вздрогнул от неожиданности. Странный блеск этих темно-голубых глаз убедил Реда, что парень не чувствует ни малейшего страха. Только в этот момент Ред вспомнил о предупреждении шерифа, но было уже слишком поздно. Эти глаза смотрели на него с таким вызовом, что он уже не мог отступить.

— Это что, входит в твои обязанности, блюститель порядка? — спокойно спросил тот. — Неужели тебя заставляют следить за тем, чтобы посетители салуна платили за выпивку? Или тебя волнует что-то другое?

— В этом салуне не обслуживают нищих, которые не могут угостить хорошенькую девушку бокалом вина, — несколько мягче ответил Ред, не отказавшись, впрочем, от своих намерений. — Такие, как ты, обычно проводят ночь в тюрьме. Тебе следует находиться совсем в другом конце города, парень.

Мориарти окинул взглядом мужчину с головы до ног, заметив, что к ремню пристегнута кобура с револьвером. Это не произвело на него никакого впечатления. Он знал, что хорошие стрелки, как правило, неплохо одеты. А этот не походил на хорошего стрелка, хотя и нацепил кобуру.

— Послушай, начальник, — спокойно сказал мужчина. — Я не ищу неприятностей. Почему бы нам не расстаться по-хорошему? Если хочешь подраться, поищи кого-нибудь другого. Я же допью вино и удалюсь по своим делам.

Ред Мориарти воспринял эти слова как попытку отступления и рассвирепел от того, что несколько секунд назад испугался этого ковбоя.

— Наглый мерзавец! — прошипел он. — Ты не уважаешь закон! Но клянусь, я проучу тебя в участке. Ты пьян и нарушаешь общественное спокойствие. Пока ты будешь сидеть в участке, я хорошенько проверю список разыскиваемых преступников, который лежит на столе шерифа.

Тут Ред опустил руку и прикоснулся к кобуре с револьвером. Эта ошибка оказалась последней в его жизни. Ему просто хотелось показать всем, как быстро он достает револьвер из кобуры. Ред успел лишь заметить кольт в руке незнакомца и яркую вспышку.

Его девушка Лола-Мэй громко вскрикнула, когда Ред Мориарти рухнул на пол, широко раскинув руки.

Лола-Мэй продолжала кричать, но другие посетители салуна сидели молча, не отрывая глаз от ствола револьвера. Воспользовавшись замешательством, незнакомец стал медленно отступать к задней двери салуна, держа в руках кольт. Взглянув на девушку, он подумал о том, что ее тоже следовало бы пристрелить. А вот в полицейского стрелять было незачем. Он выбрал неподходящее время. Инстинкт самосохранения заставил его отступить к двери. Но тут случилось то, чего он и предвидеть не мог: ему в спину уперся ствол револьвера, отрезав путь к отступлению.

— Не двигайся! — прозвучал грозный голос начальника полиции. — Что здесь, черт возьми, происходит? Я слышал какой-то крик.

В эту минуту все посетители салуна заговорили одновременно.

Все кончилось тем, что незнакомца препроводили в полицейский участок и заперли в подвале, когда-то служившем погребом.

Маноло был доволен лишь тем, что пока остался жив. Ведь что ни говори, а он убил полицейского, к тому же близкого родственника судебного исполнителя. Его пристрелили бы на месте, не сообщи он о том, что за его поимку обещана большая награда, но только если его доставят в суд живым. «Интересно, — подумал он, — скоро ли за мной приедет Ник Бенуа или кто-нибудь другой?»

В подвале было холодно и темно. Через несколько минут Маноло обнаружил, что здесь находится еще один человек. Оказалось, что это мексиканец, приговоренный к казни за убийство и ограбление.

— А тебя за что сюда бросили? — с участием спросил он. — За убийство, как и меня? Не думаю, что они будут держать нас здесь слишком долго. Все совершится до суда. Скоро явится банда головорезов — любителей суда Линча с закрытыми лицами и… пиф-паф! Ясно?

В подвале не было ни кроватей, ни одеял. Только холодный и влажный пол да еще бочка в углу. Мексиканец Руиз стал еще дружелюбнее, узнав, что Маноло — его соотечественник.

— Они относятся к нам, как к животным, хуже, чем к своим собакам, — сказал он. — И не только здесь, в тюрьме, но и повсюду. Вот если бы ты был белым американцем, они подбросили бы сюда хоть пару дырявых одеял. — Он горько рассмеялся. — А впрочем, какая, к черту, разница? Все равно мы скоро подохнем, не так ли? Я уже знаю, как это происходит. Приходит сюда группа белых американцев в масках, из так называемого отряда бдительности, чтобы потом их никто не узнал, и делает свое черное дело. Я здесь уже почти двое суток, и думал, что они придут за мной раньше. Но, похоже, они ждали, пока у меня появится компаньон. Они, видно, считают, что человек не должен умирать в одиночестве.

Руиз закашлялся, и при этом зазвенели его наручники.

— Послушай, друг, — обратился к нему Маноло по-испански, — ты боишься смерти?

Маноло вдруг вспомнил, что тюрьма, где он когда-то находился, была еще хуже. Но как же ему тогда удалось бежать?

— Успокойся, — сказал он мексиканцу. — Я тоже боюсь смерти. Раз уж нам суждено умереть, давай немного отдохнем.

— Как ты можешь так спокойно говорить об этом? Неужели ты можешь уснуть в этой холодной камере? Здесь же полно крыс! К тому же ты все время будешь прислушиваться к посторонним звукам, с ужасом ожидая, что в любую минуту распахнется дверь и они придут за тобой. И каждый раз будешь думать, что настал твой смертный час. Эти американцы не дадут тебе даже помолиться перед смертью, не говоря уж о том, чтобы пригласить священника.

Маноло закрыл глаза и лег на холодный земляной пол, стараясь не слушать жалоб Руиза. Тот продолжал что-то бормотать, пытаясь, видимо, заглушить страх. «Интересно, — подумал он, — что испытывает человек, когда его вздергивают на веревке? Наверное, ужасно, когда у тебя сдавлено горло и нечем дышать». Но тут его мысли направились в другое русло. Проверит ли судебный исполнитель его личность до казни? Или просто отдаст в руки головорезов из отряда бдительности?

В конце концов, Маноло решил, что это не имеет значения, и вскоре начал подремывать, поражаясь своему спокойствию. Он спал чутко, как дикий зверь. При таком сне он успел бы быстро вскочить на ноги, чтобы его не застали врасплох.

— О Боже! — тихо пробормотал Руиз, когда звякнула металлическая задвижка и дверь слегка приоткрылась. — Неужели я сказал, что готов умереть? Я солгал! Почему они пришли так быстро? Господи, у меня ведь жена и двое маленьких детей! Кто вырастит их?

В темный подвал проник ярко-оранжевый луч, высветив фигуры вошедших. Маноло тяжело вздохнул, узнав ту, что была в широком плаще.

— Да заткнись же ты, наконец! — прикрикнул он на Руиза. — Если тебя и повесят, так за то, что ты слишком много говоришь. Похоже, они пришли за мной. Сиди спокойно, может, они не заметят тебя.

— Очень жаль, команчи, — сказала Тони с наигранным огорчением. Маноло понял, что ее вкрадчивый, тихий голос не предвещает ничего хорошего. — Тебе не следовало убивать полицейского, тем более родственника судебного исполнителя. И вообще тебе не нужно было приезжать сюда одному. Почему ты не встретился со мной по пути в город? А я думала… О Господи, я действительно думала, что ты изменился!

Тони подняла голову и посмотрела на стоявшего рядом с ней судебного исполнителя. Тот осветил фонарем лица людей, стоявших за ним. Маноло увидел впереди судью Бенуа.

Пока Тони разыгрывала комедию, Маноло заметил радостно-возбужденное выражение лица Ника Бенуа. Его карие глаза светились: он торжествовал, победив своего давнего противника.

— Полагаю, это тот самый человек, господин судебный исполнитель, — тихо сказал судья. — Моя родственница Тони Лэсситер наняла его на службу вопреки моим предостережениям. Она поверила его обещаниям покончить с прошлым и начать новую жизнь. Но теперь вы сами видите, как далеко он зашел! Грабить и насиловать беззащитных вдов, кажется, стало его привычкой. Он всегда пользовался их беспомощностью. Вы же видели список обвинений, предъявленных ему.

— Такие большие деньги! — заметила Тони, уставившись на Маноло своими сверкающими глазами. — Она, должно быть, очень соскучилась по тебе.

— Тони! — одернул ее Ник Бенуа и повернулся к судебному исполнителю. — Видите ли, — осторожно начал он, — мы уже давно предполагали, что случится нечто подобное. Мы думали, что он приедет сюда вслед за миссис Лэсситер и натворит здесь немало бед из-за того, что она уволила его. Кроме того, ему предъявлено еще несколько обвинений, по которым он должен держать ответ в Бароке. Так, например, его обвиняют в убийстве бывшего управляющего миссис Лэсситер.

— Это что, суд или исполнение приговора? — насмешливо спросил Маноло. Тони молча смотрела на него, прикусив губу. Лица тех, кто стоял позади судебного исполнителя, не предвещали ничего доброго. Маноло понял, что убивать людей для них не впервой. — Заметьте, сэр, тот, кто поймает меня, получит тридцать тысяч долларов, если доставит живым и невредимым до Барока. Неужели вы, господин судебный исполнитель, позволите им получить эти деньги? Ведь они по праву принадлежат вам.

Подумав о вознаграждении, тот сказал:

— Послушайте меня. Кто вам сказал, что вас повесят? Вы предстанете перед справедливым судом в соответствии с законом.

— Законом, черт возьми! — прорычал один из его спутников. — Вы, Толберт, хорошо знаете, зачем мы сюда пришли! Что за шутки! Этот мерзавец убил вашего родственника, а ведь Ред был заместителем шерифа! И это далеко не единственное его преступление, если верить тому, что мы только что слышали. Парни, неужели мы позволим этому мерзавцу дожить до суда, где он обольет грязью эту милую леди?

— Одну минутку, послушайте… — начал было судебный исполнитель, но ему не дали договорить. Кто-то выхватил у него револьвер и грубо оттолкнул его в сторону. По их лицам и по тому, как они смотрели на судью Бенуа, явно ожидая от него одобрения, Маноло догадался, что это наемные убийцы, которые должны были инсценировать стихийную расправу над преступником.

Кто-то из них высоко поднял лампу, осветив темный подвал. Послышался хохот.

— Подонок, мы сейчас повесим тебя!

— Заставьте его рассказать о похищенных драгоценностях, — прозвучал спокойный голос Тони. — Пусть сперва расскажет, куда их спрятал.

Бенуа злобно улыбнулся и одобрительно кивнул. Бенуа стоял ближе всех к Стиву, поэтому он вдруг резко ударил скованными руками в мягкий живот судьи. Тот охнул от боли и согнулся, жадно хватая воздух ртом. Вслед за тем Стив ударил еще двух мрачных парней, стоявших рядом с судьей, но тут на него самого обрушился град ударов. Его били так, что уже через минуту он рухнул на земляной пол.

Он подумал, изобьют ли они его до смерти или оставят в живых, чтобы потом повесить. Но затем его сознание стало угасать, и он лишь инстинктивно старался увернуться от очередного удара сапогом. Но удары сыпались один за другим, в основном под ребра и по голове. Как сквозь сон, он слышал приглушенное хихиканье Тони…

Он лежал на полу с веревкой на шее, вздрагивая от невыносимой боли. Он не сразу понял, что булькающие и хрипящие звуки, доносящиеся до него, вырываются из его горла.

— Похоже, он приходит в себя, мистер Бенуа, — заметил кто-то. — Может, прикончить его прямо здесь?

— Так быстро? — пролепетала Тони. — Ники, но он еще не рассказал нам, куда спрятал краденые драгоценности! А ведь ты же обещал мне…

— Тони, милая, подожди немного, — успокоил ее Ник. — Скоро наступит твоя очередь допросить его. Я обещаю тебе это. Пока эти парни забавлялись с ним, мне в голову пришла очень хорошая мысль. Я подумал и решил… — Тут Ник Бенуа рассмеялся тем мерзким смехом, который всегда предшествовал какой-нибудь подлой выходке. — …Я придумал одну хитрую штуку, и она позволит нам убить двух зайцев. Но все это будет потом, а сейчас моя очередь преподнести урок этому животному, а заодно и гнусному убийце, который прячется в дальнем углу камеры. Пусть они почувствуют запах смерти и ощутят петлю на своей шее.

На одной из стен подвала были вбиты железные крюки, которые использовались когда-то для хранения мяса. На них вполне можно было повесить человека.

С Руизом покончили очень быстро. Он издал лишь один хриплый звук, а потом затих после нескольких конвульсивных подергиваний.

— Один уже готов, — прокомментировал угрюмый парень.

— А теперь повесьте этого, — приказал Ник Бенуа, указав на Стива. — Только не очень быстро. Пусть задыхается и постепенно ощущает приближение смерти.

Стив почувствовал, как петля все туже и туже сдавливает его горло. Все его тело стало дергаться от конвульсий. Он хватал воздух ртом и задыхался, чувствуя, как жизнь постепенно уходит из его избитого тела. Руки его уже совсем потеряли чувствительность и стали холодными как лед. Он отчаянно дергался, пытаясь дотянуться до пола хоть кончиками пальцев.

В самую последнюю минуту, когда казалось, что возврата назад уже не будет, они отпустили его, и он рухнул на пол. Петля слегка ослабла. Через секунду его тело стало содрогаться от приступа рвоты. Тони, стоя неподалеку от него, нервно посмеивалась.

Стив с трудом пришел в себя, но испытания еще не кончились. Ник Бенуа что-то сказал своим подручным, те подняли Стива и поволокли его к судье. Ник Бенуа, считая себя хорошим боксером-любителем, решил показать всем, на что он способен. Стиву казалось, что все это происходит не с ним. Он уже почти не чувствовал боли, хотя и понимал, что тот бьет его изо всей силы. На руках Ника Бенуа были перчатки, и он обрушивал на голову Стива удар за ударом. Его люди держали Стива под руки, иначе он давно свалился бы на пол. Скоро хрустнул нос, а во рту появился солоноватый привкус крови. Он уже ничего не видел. Ник Бенуа был еще полон сил, когда Стив потерял сознание, а его голова беспомощно повисла. Он пришел в себя через несколько минут, услышав громкие голоса.

— Эй, ты, свинья, слышишь меня? Прежде чем оставить тебя на попечение этой прекрасной леди, я хочу сказать, что тебя ждет.

Внезапно раздался другой голос, еще более мерзкий:

— Пощекочи его кнутом. Это поможет ему быстрее очухаться! Он постоянно избивал меня кнутом, Ники, но я молчала, так как очень боялась его. Я прекрасно помню, как он убил Билли-Боя у меня на глазах. Это было страшное зрелище! Но пусть он знает, что мы приготовили для него!

Удары кнута один за другим обрушились на его спину. Он вспомнил эти удары — так нещадно его избивали в той тюрьме. Почему же ему казалось, что он все забыл? Инстинкт подсказал ему, что если он не начнет стонать, эти парни будут продолжать бить его.

— Ну ладно, хватит! Я же говорила, что это поможет ему прийти в себя! Он уже очухался. Скажи ему, Ники!

— Это очень просто. — Кому же, черт возьми, принадлежит этот хриплый голос? Молодому доктору? Но у него начищенные до блеска ботинки, и… Удары по голове стали еще сильнее. Они почти заглушали голос этого человека, который выражал удовлетворение по поводу происходящего.

— Мы намерены получить вознаграждение за твою поимку, а потому доставим тебя в Барок живым. Однако едва живым, понял? Ты будешь ползать по этому подвалу, как животное, и жрать такое дерьмо, которое не едят даже собаки и свиньи! А если что-нибудь выкинешь, получишь еще больше ударов, чем сейчас.

— О, по-моему, его нужно бить в любом случае, а не только если он проштрафится, — прозвучал голос Тони. — Его следует стегать кнутом так, как стегал мой отец своих рабов на плантации. — От смеха Тони по телу пробегали мурашки. — Я всегда мечтала иметь раба, который безоговорочно выполнял бы все мои приказания. Конечно же, мужчину. Тебе это нравится, команчи?

— Тони, успокойся! А ты, ублюдок, мерзкий подонок, должен научиться хорошо ползать на коленях и подчиняться каждому моему слову. Слышишь? И к тому времени, когда мы доставим тебя в Барок, ты станешь безмозглым скотом. А пока, надеюсь, ты понимаешь меня? Нам с Тони ничего не угрожает, так как ты не сможешь произнести ни одного вразумительного слова. Мы совсем отшибем тебе память, даже ту, что у тебя осталась.

Боль во всем теле возобновилась. Он уже перестал понимать, что с ним и почему он лежит на этом холодном полу в луже крови, смешанной с блевотиной. Порой ему казалось, что все его кости переломаны. И он все слышал и слышал голоса своих мучителей… Почему они не могут оставить его в покое?

Он попытался что-то сказать, но не смог — из горла вырывались лишь стоны. Истязания сделали свое дело. Он издавал только нечленораздельные звуки, даже отдаленно не напоминающие человеческую речь. И все время он слышал это гнусное хихиканье.

— Видишь, Ники? Кажется, он все понял.

— Очень надеюсь, что так! — спокойно ответил тот. — И прошу вас запомнить, — обратился он к помощникам, — вы не должны убивать его! Да и ты поубавь свой пыл, — повернулся он к Тони, — я же вижу этот блеск в твоих кошачьих глазах. Контролируй свои эмоции, Тони, и не забывай, что мы получим за него тридцать тысяч долларов!

Ник Бенуа старательно отряхнул свои, перчатки, хотя и знал, что все равно придется надеть новые, перед тем как отправиться в театр. Эти перчатки безнадежно испорчены, ибо залиты кровью. Он снова взглянул на Тони:

— Я должен вернуться в театр. У меня сегодня очень важная встреча, если ты, конечно, помнишь об этом. Надеюсь, что все это… сойдет нам с рук. Не хотелось бы, чтобы княгиня заметила мое отсутствие. Она очаровательно сыграла Виолетту.

— О Боже, иногда от тебя просто тошнит, Ники, — капризно сказала Тони. — Ну в самом деле, что мы теперь будем с ним делать?

— Судебный исполнитель уже ушел, — угрюмо заметил один из палачей. — Он, вероятно, потягивает виски в каком-нибудь салуне и делает вид, что ничего страшного не произошло. А нам теперь придется позаботиться только об одном из них. Его нужно вынести и бросить подальше от этого места. Он уже давно загнулся.

— Ну что ж, только будьте осторожны и позаботьтесь о том, чтобы он остался жив. Иначе мы не получим деньги и не сможем заплатить вам за работу. Я оставляю его на тебя, Тони.

Ник Бенуа быстро вышел из подвала, думая теперь только об очаровательной Франческе.

Тони осталась в подвале. Черт бы побрал этого Ники! Как можно уйти, оставив на нее самую грязную работу! И зачем этот подонок команчи начал сопротивляться и вынудил их избить его до полусмерти. Он взбесил всех своей дерзостью. Жаль! Он был таким прекрасным любовником, в сущности, единственным, кто оказался способен показать свою власть над ней. Но теперь пробил ее час. Надо только хорошенько подумать, что бы заставить его сделать для нее? Надо пошевеливаться, пока он еще в ее руках. Глаза ее засверкали.

— В этом подвале очень воняет, — сказала она угрюмым парням. — Вытащите его наверх, а потом принесите холодной воды и плесните ему в лицо, чтобы он очнулся. Я хочу, чтобы он насладился тем, что ему предстоит.

<p>Глава 57</p>

Спектакль закончился. Франческа ди Паоли ушла со сцены и направилась по узкому и плохо освещенному коридору к своей костюмерной, не замечая семенившей за ней Констанцы. Она дрожала от холода, пока служанка не набросила на ее обнаженные плечи шелковую шаль.

— Какой варварский город! — возмущенно пробормотала Констанца. — По-моему, они хотят, чтобы моя девочка простудилась. А тебе незачем было надевать такое открытое платье. Таких не носят порядочные леди.

— Тебе давно уже следовало понять, что я не настоящая леди и к тому же не совсем порядочная, — резко бросила Франческа. — Но в одном ты совершенно права: это действительно варварский городишко. Послушай только, как они палят из револьверов! А как они орут! Меня даже пугают их крики. Не понимаю, зачем нужно стрелять друг в друга в минуты веселья? Хорошо еще, что они не начали стрелять во время спектакля. Хотя, может, было бы и неплохо, если бы кто-нибудь из них подстрелил этого ничтожного Альфреда! Он сегодня квакал, как лягушка, и от него несло чесноком. Луиджи!

Импресарио тут же извинился за тенора, но после ее окрика замолчал. Неужели она снова разразится ругательствами?

— Луиджи, сходи вниз и узнай, что там за шум? В чем дело? Я просто не выношу этого. Ты же хорошо знаешь, как напряжены у меня нервы после каждого выступления! И не пускай ко мне никого! К черту все их цветы и мерзкое дешевое шампанское. Ты все понял? Скажи им, что сеньор Филдз будет развлекать их весь вечер. Должна же я хоть немного отдохнуть!

— Но… но, Франческа, ты же обещала устроить ужин…

— Ужин? Неужели ты думаешь, что я могу что-то есть или даже думать об ужине с этим коротышкой, который всегда смотрит на меня так, словно хочет проглотить? Прошу тебя, не пускай его ко мне. Пусть подождет, если хочет. Мне все равно. Констанца…

— Иди и делай то, что она тебе приказала, — строго сказала Констанца импресарио. — Ты же хорошо знаешь, что бывает, когда она в таком плохом настроении. Уходи сейчас же! А я постараюсь немного успокоить ее…

Луиджи Риццо удалился, запустив руку в свою шевелюру. Ну почему он согласился стать ее импресарио? Эти вечные цветы, вазы, флакончики с духами. Господи!

— Какой глупый, никчемный человек! — ворчала Франческа. — Ну почему я до сих пор терплю его? Почему я вообще терплю все это? Я постоянно в дороге, в движении, а зачем? Чтобы донести музыку до этого стада свиней! О Констанца, я давно уже говорила тебе, что меня тошнит от всего этого.

Она всегда чувствовала себя разбитой после спектакля и превращалась в эти минуты в капризного ребенка, требующего, чтобы старая нянька успокаивала ее, гладила и утешала.

— Ну успокойся, не волнуйся, все хорошо, Констанца утешит тебя. — Эти слова были обычным ритуалом. Франческа позволила уговорить себя, с удовольствием чувствуя, как ослаб тугой корсет и ее роскошное вечернее платье соскользнуло на пол. Констанца быстро подхватила его, продолжая ворковать:

— Присядь, моя маленькая, садись в это мягкое удобное кресло поближе к огню. И выпей немного своего любимого вина — оно такое прохладное. А я сейчас расчешу твои чудесные волосы. И никто в мире тебя не побеспокоит, никто!

О Господи, почему она в таком напряжении? А, из-за завтрашнего выступления! Завтра ей предстоит петь новую партию — Кармен. Либретто понравилось ей, когда она впервые прочитала его, да и музыка превосходна. Но при всем том было настоящим безумием предложить новую оперу такому захолустному театру. Здесь никогда не смогут по достоинству оценить ее. Но вообще было чистым безумием приехать сюда, в этот дикий и грязный город…

Но тут случилось невероятное. Дверь, которую Констанца оставила незапертой, вдруг распахнулась и в комнату ввалился какой-то человек, такой страшный, что Франческе показалось, будто она сходит с ума. Она замерла, не находя в себе сил даже закричать, хотя ее рот беззвучно открывался.

О Господи! Он был весь в грязи и крови! С его голых плеч свисали клочья рубашки. А его лицо, изуродованное и разбитое, уже не казалось человеческим.

— Франческа, — прошептал он хриплым голосом. Вглядевшись пристальнее в это лицо, она подумала, что видит кошмарный сон. Из глубокой раны на шее текла кровь.

«Повешенный человек — известный символ на древних картах Таро, — промелькнуло у нее в голове. — Интересно, откуда он знает меня и почему его голос кажется таким знакомым?» Франческа со стоном упала на ковер, заметив при этом странный и до боли знакомый цвет его глаз.

— Матерь Божия! — воскликнула Франческа, пытаясь преодолеть ужас. — Это город диких животных — зверей! Что они сделали с тобой?

Франческа вскочила на ноги и, промчавшись мимо вошедшей Констанцы, быстро заперла дверь дрожащими от страха руками. Затем, подойдя к израненному человеку, опустилась перед ним на колени, рыдая и проклиная все на свете.

— Посмотри на себя! Боже мой, на кого ты похож! Что с тобой случилось? Это Бог наказал тебя за то, что ты так подло бросил меня в этом захолустье! Я все еще не простила тебя, и если бы тебе не было так плохо, я разбила бы бутылку о твою глупую голову! Констанца, хватит причитать! Лучше позови доктора. Скорее!

— Нет, нет, — простонал Стив. — Не надо доктора… — Теперь она уже вспомнила его хрипловатый голос. Ей пришлось наклониться к нему, чтобы разобрать его слова.

— Но ты же… ты выглядишь так, словно вот-вот умрешь на моих глазах! Стефано…

— Нет… не надо доктора… Я… некоторые… проблемы… хотели повесить…

— Тихо! Успокойся! Молчи! Констанца! Ты еще долго будешь там стоять? Помоги же мне… Сделай что-нибудь…

— Уж лучше бы они забрали его, — проворчала Констанца. — Какой ужасный человек! Разве я не говорила тебе много раз, что это самый настоящий бандит? Он всегда был похож на головореза! Ты же слышала, что о нем говорят в этом городе? Он убил человека, да и не одного, а нескольких! Теперь понятно, как он раздобыл те деньги, которыми так сорил. А ты должна хорошо помнить, что, защищая его и укрывая, можешь оказаться в неприятном положении.

— Да успокойся же наконец, ворчливая старуха! Неужели ты ничего не понимаешь? Советую тебе помалкивать, поняла?

Констанца покорно вздохнула. Вообще-то она ничего не понимала, но не осмеливалась возражать хозяйке. Она размышляла о том, почему этот ужасный человек снова вошел в их жизнь? Причем в тот самый момент, когда она уже стала забывать о его существовании. Если он останется здесь, им грозят крупные неприятности. В этом она нисколько не сомневалась.

О Стиве не знал никто, кроме Констанцы, Берта Филдза и Луиджи Риццо. Поэтому, когда в дверь постучали, Франческа призвала на помощь весь свой талант, чтобы не вызвать подозрений. На пороге стоял судья Бенуа, а за ним еще несколько человек.

— В чем дело? — сердито спросила Франческа, преградив им путь в костюмерную. — Неужели вы не можете оставить меня в покое и дать возможность хотя бы переодеться? Может, вы надеялись застать меня раздетой, синьор, и в этом причина вашего визита? Должна серьезно предупредить вас, что я не привыкла к подобному обращению.

— Княгиня, тысяча извинений! Но я осмелился постучать только в интересах вашей безопасности. Дело в том, что из тюрьмы сбежал очень опасный преступник, хладнокровный убийца. Люди видели, как он входил в театр, а потому моя первая мысль…

— Сюда? В мою костюмерную? Сквозь запертую дверь? Да как вы смеете унижать меня? Уж не хотите ли вы сказать, что здешние преступники увлекаются оперным искусством? А может, вы считаете, что я лгу, синьор?

В голосе Франчески появились истерические ноты. Судья Бенуа попятился.

«Надо же такому случиться, — с горечью подумал он. — Зачем же я оскорбил эту прелестную женщину, да еще в тот самый момент, когда, казалось, она начинала проявлять ко мне весьма дружелюбные чувства… Нет, невозможно представить себе, чтобы этот человек беспрепятственно проник в театр. Несомненно, кто-то помог ему скрыться. Скорее всего это тот самый таинственный незнакомец, который увел этого негодяя прямо из-под носа Тони и людей, охранявших его.

— Прошу прощения, княгиня, — подобострастно сказал судья Бенуа. — Но все же имейте в виду, что этот преступник может оказаться где-то поблизости. Я пришлю к вам мистера Филдза и позабочусь о том, чтобы вы благополучно добрались до своей гостиницы.

— Ох уж эти американцы! И зачем я только уехала из Европы? Дикие люди, варвары…

Николас Бенуа был вне себя от ярости, хотя ему и удалось скрыть это от своего кумира. Он был зол на себя, а еще больше на Тони, из-за которой все так случилось. Как же полумертвый человек сбежал из тюрьмы? И куда он исчез?

— Он не мог далеко уйти, — повторяла Тони. — Может, он, как животное, забрался в какую-нибудь нору, чтобы там умереть? Но даже если ему удастся уйти, что он может сделать? Ники, дорогой, у нас есть способы выйти из этого положении. Ты же такой умный и наверняка понимаешь, что я имею в виду?

Он не хотел этого понимать. Поиски ничего не дали, а Франческа ди Паоли разозлилась на него. Все, что он задумал, рухнуло, как карточный домик. Его попытки снискать расположение певицы оказались тщетными.

Более того, его деловые связи с лордом Линдхэвеном и шотландцем Макгрегором тоже не сулили теперь ничего хорошего. Телеграммы от патронов из Нью-Йорка и Лондона настораживали. Если раньше они просили ускорить переговоры, то сейчас предлагали подождать и подумать. Это, конечно, не было связано с бегством мерзавца, о котором эти господа не имели ни малейшего представления.

Во время переговоров с англичанами Николас Бенуа впервые услышал имя Стива Моргана и понял, что это крупный финансовый магнат с загадочной биографией, муж той самой женщины, которая почему-то приехала в Барок.

— Морган так же неразборчив в средствах, как Гоулд и Вандербильдт, — говорили ему. — Он всегда добивается своей цели, не останавливаясь ни перед чем. И беда тому, кто окажется на его пути. Будьте очень осторожны с его партнером Сэмом Мердоком. Его называли серебряным королем, пока не выяснилось, что за ним стоит Стив Морган. Мердок беспощаден и скор на расправу.

— Но как же ты отыскал меня? — допытывалась позднее Франческа. — Ты же сам говоришь, что все забыл. Как же ты нашел меня здесь, в театре?

Это почти стерлось из его сознания, хотя он хорошо помнил подвал, острую боль и то, как полз вверх по ступенькам, каждая из которых казалась ему горой. И голос… голос Тони Лэсситер.

— Давай, ползи! Ползи, команчи. Тебе следует хорошенько научиться ползать — это очень пригодится тебе в будущем.

Когда он все-таки поднялся наверх, его снова избивали. Потом кто-то вылил на него ведро холодной воды и привязал к седлу лошади. Тони между тем, злорадно улыбаясь, говорила:

— Соберись с силами, команчи, тебе придется долго бежать за лошадью, а я поскачу очень быстро.

Он бежал за лошадью, пока не послышались выстрелы, а вслед за тем пьяный голос:

— Эй, что здесь происходит? Линчевание? Мне всегда это нравилось! Могу ли я помочь?

«Порт», — промелькнуло в его затуманенном сознании, хотя он и не помнил, откуда всплыло это имя. Потом раздалось еще несколько выстрелов, и он, почувствовав, что веревка ослабла, стал медленно оседать на землю.

— Слушай меня, — тихо сказал Порт. — Я здесь один и не смогу надолго задержать их. Беги! Да быстрее же, черт тебя побери! Беги к театру! Это не очень далеко отсюда.

— К тебе пришел какой-то человек, он хочет видеть тебя, — сказала ему Франческа на следующий день.

— Значит, ты все-таки добрался сюда! — воскликнул этот человек, войдя в комнату. — Я был уверен, что ты доберешься! Что, черт возьми, ты задумал на этот раз? Бишоп просто взбешен. Я никогда еще не видел его в таком гневе. Тебе просто повезло, что я случайно оказался в этом городе — только потому, что следил за судьей Бенуа. Господи! Стив, неужели ты ничему так и не научился?

— Да, на этот раз мне порядком досталось, — тихо ответил Стив и увидел осуждающий взгляд Порта.

— Ах, да, я и забыл, черт побери, что с тех пор, как ты сказочно разбогател, для тебя это просто забавная игра. Но как же так? Было время, когда я был готов идти за тобой в огонь и в воду. Я решил отправиться на твои поиски, пока не узнал, что ты освободил Дэйва из тюрьмы, а до этого — его жену. Но я не понимаю, что за игру ты затеял? Я должен отчитаться перед Бишопом, если ты сам не сможешь этого сделать из-за потери памяти.

— Ты думаешь, он поверит, что я только сейчас начал вспоминать свое прошлое?

Порт недоверчиво взглянул на него. Стив Морган понял, что так будут смотреть на него все те, кто не знает истинного положения дел. Он всегда был так уверен в своих силах и вот теперь устроил такое, что привел в ярость Бишопа. Но каким же, черт возьми, образом связана со всем этим Джинни?

Все это предстояло выяснить Франческе, которая подробно пересказывала ему все последние сплетни, почерпнутые из разговоров с лордом Линдхэвеном. Тот все еще околачивался в Далласе, устраивая свои дела. К работе подключился и Порт, стараясь узнать все, что имело хоть какое-то отношение к этому делу.

Лежа в большой мягкой постели Франчески, Стив напряженно восстанавливал все, что произошло с ним за последнее время. Он окреп. Берт Филдз нашел где-то доктора, который не задавал лишних вопросов и держал язык за зубами, за что, впрочем, ему щедро заплатили.

Франческе Стив рассказал обо всем, ибо она проявила себя как самый верный друг. Кроме того, они оба были авантюристами и не слишком заботились о своей репутации.

И только Джинни он никак не мог забыть. Да и как же не думать о ней, черт возьми! От совершенно посторонних людей Стив узнал, что у его жены двое детей. Значит, и он теперь отец двоих детей! Да, Джинни ничего не делает наполовину. Уж если дети — так сразу двое! Но больше всего его поразило то, что она оставила их и отправилась на его поиски. Ради чего? Зачем?

Эти вопросы очень беспокоили его. «Что она снова задумала?» — спрашивал он себя. Уж лучше бы он позволил ей остаться женой этого проклятого русского, а сам бы пошел своим путем. Тем самым, что привел его сюда. «Ладно, — подумал Стив, — пусть теперь она задает себе вопросы».

<p>Глава 58</p>

Джинни мучили те же вопросы, что и Стива. Она не находила себе места с того самого вечера, когда Стив ворвался к ней в комнату, засунул кляп в рот, молча овладел ею, а затем так же быстро исчез, прихватив с собой ее изумруды. Все это имело смысл лишь в том случае, если он хотел доказать кому-то, что переспал с ней. Придя в бешенство от этой мысли, Джинни назначила большое вознаграждение за то, чтобы его поймали и доставили к ней, но непременно живым. Он был нужен ей живым!

— Я не позволю ему так легко отделаться! — заявила она Ренальдо на следующий день. — И мне безразлично, что скажет об этом мистер Бишоп. Я и так уже достаточно настрадалась. Я долго молчала, а ради чего? Чтобы меня изнасиловал мой собственный муж? Какая мерзость! И это после того, как он с огромным трудом оторвался от этой зловредной суки Лэсситер! О нет, нет, Ренальдо! Пришло время все решить. Пусть Стив наконец поймет, что я не из тех женщин, которых можно безнаказанно унижать. Я сделаю все, чтобы он осознал свою вину!

Да, гневно думала Джинни, она должна проучить его и доказать, что может действовать так же хладнокровно, как и он.

Но прошло несколько недель, а о Стиве ничего не было слышно. Она знала, что Тони Лэсситер отправилась в Шривпорт навестить родственников. «Интересно, — думала Джинни, — поехал ли с ней Стив?»

Мисси, узнав о замыслах Джинни, перестала доверять ей, хотя ее дружба с Ренальдо становилась все крепче.

Джинни чувствовала себя все более одинокой, ибо Ренальдо пропадал на ранчо Картеров. Правда, уезжая к ним, он всегда спрашивал, не хочет ли Джинни присоединиться к нему, но она прекрасно понимала, что это не более чем любезность, а потому неизменно отказывалась.

— Нет, — говорила она, — поезжай один. Ты же знаешь, что Картеры больше не доверяют мне.

Ренальдо не возражал и только хмурился. Порой он говорил, что им лучше уехать в Мексику или в Калифорнию.

— Ты можешь взять к отцу и детей, — убеждал он ее. — Дядя поймет, что твоему отцу пора познакомиться с внуками.

— О нет! — воскликнула Джинни. — Неужели ты думаешь, что Соня простит меня?

— Интересно, долго ли ты собираешься скрывать, что у тебя двое детей? Боже мой, Джинни, ведь это твои дети. Твои и Стива! Зачем же это скрывать? Зачем прятать их, словно они позорят тебя? Мне очень неприятно напоминать тебе об этом, но они имеют право на материнскую ласку и внимание!

— Значит, ты считаешь меня эгоисткой? Но я же скучаю о них, Ренальдо, действительно скучаю! Иногда мне хочется все бросить и поскорее уехать отсюда! Я просто не знаю, что мне делать! Но я должна найти Стива во что бы то ни стало и рассказать ему всю правду!

Услышав неделю спустя, что Тони Лэсситер вернулась в Барок, Джинни поняла, что Ренальдо остался единственной ниточкой, связывающей ее с внешним миром.

Тони вернулась одна и к тому же в скверном настроении. Ренальдо узнал об этом от Мисси, а та — от Мэта. Мисси очень огорчило, что ее брат провел всю ночь в доме этой женщины.

— Мне это не нравится, — задумчиво сказал Ренальдо. Интуиция подсказывала ему, что случилось что-то дурное. Плохие предчувствия охватили и Мисси. Она, конечно, очень волновалась за Маноло, но Ренальдо не знал, было ли это единственной причиной ее тревоги. — А у Ренальдо возникли собственные проблемы: он влюбился в Мисси. О Господи, ну зачем он согласился сопровождать Джинни в это дикое место? Теперь он понял, что это не принесет им ничего, кроме несчастья.

Джинни была потрясена, когда Тони Лэсситер два дня спустя после возвращения в Барок пришла навестить ее. Почему она пришла? Зачем? В эту минуту Джинни очень жалела о том, что рядом с ней нет Ренальдо.

Сначала Тони изображала любезность и доброжелательность.

— Как здесь прекрасно! — сказала она, осматривая интерьер дома. — Вы совершили настоящее чудо! Хотя я никогда не стала бы жить в этом пустынном месте, будь у меня возможность путешествовать. — Ее глаза злобно блеснули. — Но, кажется, вам очень нравится здесь? Надеюсь, что в этих местах будет так же тихо и мирно, как и до вашего приезда. Кстати, Генри сказал, что вы заезжали ко мне перед моим отъездом в Шривпорт. Ну до чего же тоскливое место!

— Неужели? — отозвалась Джинни, чуть улыбнувшись.

— Не вынеся этой скуки, я отправилась в Даллас взглянуть на ту оперную певичку, от которой сходит с ума Николас Бенуа. Какое разочарование! Да, у нее недурной голос, и она довольно смазлива, хотя и чересчур толста. Вообще женщина, выступающая на сцене, как бы выставлена на продажу. Не понимаю, почему все мужчины без ума от нее? Может, им льстит внимание модной певицы?

— А я не понимаю, почему женщина должна скрывать свой талант, — возразила Джинни.

Тони нахмурилась:

— Значит, у нас совершенно противоположные взгляды. Ну что ж, это дело вкуса! Оперная певица или исполнительница фламенко — какая, в сущности, разница? Ну для мужчин, конечно.

— Похоже, вы слишком много знаете о мужчинах! — насмешливо заметила Джинни, с наигранным простодушием посмотрев на собеседницу. Это произвело впечатление: лицо Тони вытянулось от злости. Заметив это, Джинни спокойно добавила: — Кстати, о мужчинах. Я должна принести вам извинения за то, что пообещала щедрое вознаграждение тому, кто поймает вашего управляющего и арестует его. Мне, конечно же, следовало прежде посоветоваться с вами, ведь теперь мы соседи и должны жить в мире и дружбе.

— Вот потому-то я и приехала сюда, — тихо сказала Тони. — Я тоже хочу извиниться перед вами. Ведь это было так ужасно! Вообще-то я могла бы удержать его от этого, если бы была здесь. Вот почему я должна предостеречь вас.

— Предостеречь? — переспросила Джинни, едва удерживаясь, чтобы не влепить ей пощечину. Неужели Стив рассказал этой сучке, что здесь произошло? Чего же она добивается на этот раз?

— Да, предостеречь, — подтвердила Тони. — Не хотелось бы говорить вам об этом, но в последнее время я убедилась в том, что этот человек очень опасен и склонен к насилию. Он набрался наглости и отправился за мной в Даллас. Не знаю, что он собирался там делать. Скорее всего, он хотел выманить у меня немного денег. Но по своей глупости он застрелил в одном из салунов заместителя судебного исполнителя. Все произошло из-за какой-то женщины, а потом…

Джинни собрала все силы, чтобы сохранить внешнее спокойствие. Значит, Стив действительно последовал за ней в Даллас, был арестован, а затем бежал…

— Мне пришлось отправиться туда для его опознания, — продолжала Тони, пристально глядя на Джинни. — Это было так неприятно! Все эти постоянные угрозы, особенно в отношении вас! Он почему-то не ожидал, что вы назначите вознаграждение за его поимку. Вам следует быть крайне осторожной, так как этот человек способен на все. Я уже отправила письмо полковнику Белмонту, но думаю, этого недостаточно. Я никогда не прощу, себе, если с вами что-то случится, да и Ник тоже. На вашем месте я бы прекратила все эти прогулки верхом.

«Нет, — подумала Джинни. — Стив не сделает мне ничего плохого, не может сделать, ибо самое плохое он мне уже сделал».

— Черта с два я позволю этой суке запугать себя, — сердито говорила Джинни Ренальдо, делясь впечатлениями о встрече с Тони Лэсситер. — О, это было ужасно! Я просто ненавижу ее! Она такая стерва, что я не задумавшись всадила бы ей нож в спину! Ты видел когда-нибудь столь мерзкое существо? Ренальдо, как ты думаешь, где он сейчас?

Не зная ответа на этот вопрос, Ренальдо снова предложил Джинни немедленно отправиться домой. Он также заметил, что она совершенно свободна и даже мистер Бишоп, видимо, забыл о ее существовании…

Но Стив Морган не забыл. И удивительнее всего, что именно Франческа постоянно напоминала ему о том, что у него есть жена.

Стиву очень повезло. Он быстро поправлялся, хотя сломанные ребра все еще давали о себе знать. Конечно, его лицо выглядело далеко не лучшим образом, но разве это имело значение, если он остался жив? Да и Франческа не обращала на это ни малейшего внимания.

— Знаешь, сейчас твое лицо нравится мне еще больше, — ласково сказала она. — Да, да, я вполне серьезно, Стефано! Я понимаю, что ты не веришь мне, но это действительно так! Ты и до этого мне очень нравился и прекрасно знал это, но сейчас ты выглядишь еще более мужественным, и даже сломанный нос не портит тебя.

— Франческа! Ради Бога, оставь это! Или ты считаешь, что меня следует почаще избивать?

— Скажи, Стефано, долго ли ты пробудешь со мной на этот раз? Когда ты снова бросишь меня ради какого-то глупого и опасного дела?

Стив внимательно смотрел на Франческу, перебирая ее темные локоны.

— У тебя прекрасные волосы, Франческа, — тихо сказал он. — Они похожи на тончайший шелк.

— Ты не ответил на вопрос, — заметила она. — Почему ты не хочешь поговорить со мной серьезно?

— О чем? Ты же не даешь мне сосредоточиться. — Она замерла, прильнув к нему.

— Но ты же знаешь, что я всегда хочу тебя. А ты, Стефано, чего хочешь ты? Как ты поступишь с женой? Ты же должен решить наконец, останешься ты с ней или разойдешься. Скажи откровенно, ты вернешься к ней?

Вместо ответа он стал ласкать ее. Франческа томно вздохнула.

— Ты самый настоящий дьявол, Стефано! Ты из тех негодяев, что избивают свою женщину и постоянно изменяют ей. Боже, — пробормотала она, — если бы мы серьезно влюбились друг в друга, нас ждала бы ужасная жизнь! Какая сила влечет тебя к этому безумному риску, к этим жутким авантюрам? Ты же так богат, что можешь позволить себе все! Тебе незачем заниматься такими делами!

— Быть богатым слишком скучно, — грустно сказал Стив. — А страсть к риску я, видимо, впитал с молоком матери. Меня не останавливает даже то, что в один прекрасный день меня могут убить или я умру от побоев.

— Как страшно это слышать женщине, которая вынуждена жить с тобой! Неужели у тебя нет сердца?

— Зато у меня есть слабость к черноволосым примадоннам. Ты, Франческа, всегда возбуждаешь меня. И мы хорошо понимаем друг друга именно потому, что оба — авантюристы.

— Ну так скажи мне, чего ты хочешь? Вот я, например, хочу добиться успеха, люблю музыку и знаю, что буду великой певицей. Я уверена, что наступит время, когда весь мир будет у моих ног. Я знаю свою цель и упорно добиваюсь ее осуществления. Но ты… Куда ты идешь? К чему стремишься? Какова твоя цель?

Он удивленно посмотрел на нее:

— Черт возьми, я и сам этого не знаю! Я никогда не думал об этом! Да и вообще, Франческа, перестань мучить меня.

Она бросилась в его объятия:

— Я уезжаю из Далласа через несколько дней. Вначале я поеду в Сан-Антонио, потом в Новый Орлеан, затем в Нью-Йорк. Мне предстоит также побывать в Европе, пока там не забыли меня. Ты можешь отправиться со мной, если у тебя нет здесь никаких дел.

— И стать одним из твоих восхищенных поклонников? Нет, малышка. Я не могу пойти на это, хотя и признаю, что ты достойна всяческого восхищения. Но я, как и ты, не люблю себя связывать.

Сказав это, он вспомнил, что то же самое когда-то сказал Джинни. Он не мог ревновать Франческу, которая, как и Консепсьон, была такой же аморальной, как и он сам. Но Джинни — черт бы побрал ее зеленые глаза и страстное тело — Джинни была единственной женщиной, пробуждавшей в нем ревность и гнев. Ему давно уже следовало осуществить свои угрозы и наказать ее как следует! Ведь некоторые женщины считают сдержанность проявлением слабости. Такова и Джинни. Как она посмела предать его, обмануть? Каждый раз, когда он думал об этом, ему хотелось задушить ее собственными руками. Кстати, это нужно было сделать уже давно…

Да, конечно, Стив и сам изменял ей, и ему следовало бы выбрать себе такую жену, которая терпеливо сносила бы все это и не предъявляла к нему претензий. Но хуже всего, что он до сих пор не мог забыть о Джинни. Где она сейчас? В Бароке? Чего она ждет? Чтобы ей принесли его голову? Ему нужно одно — развестись с Джинни и навсегда забыть о ней. Но способен ли он сделать это? Даже сейчас, после того, что случилось?

— Я думаю, что ты все еще любишь свою жену, но почему-то стыдишься признаться в этом, — мягко заметила Франческа. — Если бы это было иначе, я бы уже давно оторвала тебя от нее. Раз уж ты не хочешь поехать со мной, почему бы тебе не вернуться к жене и не начать все сначала?

Франческа напомнила ему и о Николасе Бенуа, который отправился в Барок, раздосадованный разрывом со своим кумиром. В Бароке была и Тони со своими блестящими глазами и влажными, жадными губами.

Стив Морган, ничуть не похожий на грязного ковбоя, который прибыл в Даллас несколько недель назад и чуть не угодил в петлю головорезов, покинул этот город на следующий день после отъезда княгини Франчески ди Паоли. Накануне он отправил во все концы страны несколько длинных и загадочных телеграмм, подписанных своим настоящим именем.

Из Далласа он отправился в Шривпорт, где объявил о своем намерении посетить Новый Орлеан в связи с неотложными делами. Вопреки этому он направился в Барок. Еще долго в этих краях ходили слухи о том, что весьма таинственный и очень опасный господин Морган предпочел посетить свои сахарные плантации в Луизиане, вместо того чтобы поехать к своей жене, находящейся в трехстах милях от этого штата.

<p>Глава 59</p>

Понятно, что многие из этих слухов дошли и до Джинни.

Она очень жалела о том, что приняла у себя Тони Лэсситер и выслушивала ее гнусные предостережения. Вернувшийся из Далласа судья Бенуа несколько изменился. Он вел себя с Джинни более фамильярно, порой даже нагло.

— Я не знал, что ваш муж намеревается обосноваться здесь, — сказал он Джинни после возвращения из Далласа. — Я и не подозревал, что он вернулся из Европы. Или он был в Южной Америке? Вы сказали, что он друг Джея Гоулда?

Она не говорила ему об этом, да и сейчас ей не хотелось поддерживать беседу с судьей. Джинни пыталась держаться спокойно, хотя сердце ее трепетало при каждом упоминании Стива.

— Мистер Бенуа, — сказала она, наконец, — я не вижу причин скрывать от вас, что мы с мужем живем сейчас врозь. Он получает удовольствие от путешествий, а я предпочитаю вести оседлый образ жизни.

— Я понимаю вас, — ответил Ник Бенуа, но Джинни почувствовала, что от его пронырливых глаз не утаилось ее смущение. Он действительно был неглуп. Не зря же мистер Бишоп предупреждал ее об этом.

— Мне выпала честь встретиться в Далласе с несравненной княгиней ди Паоли, но она почему-то была весьма рассеянна. Что же касается вашего мужа, миссис Морган, то, не в обиду вам будь сказано, он, как мне показалось, намерен сорвать дело, которым я давно занимаюсь. Я не вполне уверен в этом, хотя и слышал кое-что от людей. А поскольку он тесно связан с мистером Гоулдом, то, конечно же, мне очень интересно, не собирается ли этот железнодорожный магнат провести железную дорогу сюда, на Юг. Простите, что упомянул об этом. Полагаю, все должно храниться в строгой тайне.

— Если это и так, мистер Бенуа, — заметила Джинни, — то я ничего не знаю об этом. — Затем более спокойно добавила: — Дело в том, что Стив — совершенно непредсказуемый человек, мистер Бенуа. Даже я, его жена, не знаю, каковы его планы.

— Странно, что он не посвящает в свои дела такую умную и образованную женщину. Меня, конечно, это очень интересует, — сказал он, — ибо Барок — мой родной город. Если я смогу вам чем-то помочь, дайте мне знать, хорошо?

Когда он, наконец покинул Джинни, к ней зашла Перси Белмонт, чтобы поделиться с ней последними сплетнями.

— Не знаю, стоит ли сообщать тебе это, — осторожно начала она, — так как мне очень неприятно огорчать тебя. К тому же Родни велел мне держать язык за зубами. Но это дело касается Родни, а в таких случаях я всегда предпочитаю знать правду.

— Если речь идет о женщине, с которой был связан Стив, то в этом для меня нет ничего нового, — проговорила Джинни. — Полагаю, мне следует привыкнуть к этому.

— О, бедняжка! — пролепетала дрожащим голосом Перси. — Как ты это выносишь? Эта оперная певичка нарочито демонстрирует драгоценности, которыми ее так щедро одаривают поклонники… Порой я ненавижу всех мужчин за то, что они так легко дают себя обмануть!

Все вернулось на круги своя. Внезапное желание Франчески ди Паоли уединиться совпало с неожиданным появлением Стива в оперном театре во время ее последнего выступления. Конечно, тут же распространились слухи о том, что они вместе отправились в Сан-Антонио. Она снова стала «бедняжкой Джинни» — обманутой женой. О Господи! Порой ей казалось, что она не вынесет этого. Когда же к нему вернулась память? И что означали эти дурацкие намеки и предостережения Тони?

Вскоре Джинни постиг еще один удар, притом весьма болезненный. Из города прискакал Ренальдо, взволнованный и встревоженный. Он привез с собой телеграмму, подписанную Стивом и отправленную из Шривпорта, штат Луизиана. Самое удивительное, что она была адресована не ей, а Ренальдо:

«Настоятельно требую, чтобы ты немедленно вернулся в Мексику. Увези с собой Джинни. В Барок скоро прибудет мой представитель. Передай ему все дела».

— Его представитель! Хорошенькое дело! Что все это значит? Возможно, он решил привезти сюда какую-то женщину и хочет, чтобы я убралась с его дороги? Но он не имеет права приказывать мне! Пока я его жена, ему не удастся так легко отделаться от меня.

Джинни невольно вспомнила его последний визит в этот дом. Она испытала тогда блаженство, хотя во рту у нее был кляп, а ее руки Стив привязал к кровати. Почему? Что это значило?

— Я никуда не поеду, — кричала она. — Ты слышишь меня? Можешь возвращаться домой, если хочешь, но я… я никуда не поеду. Стиву придется поговорить со мной. Я заставлю его сделать это!

Мэт все еще не мог поверить своему счастью. Наконец-то он стал любовником Тони! И она страстно желала его, если, конечно, верить словам, которые она шептала ему. Все дело в том, что он вел себя чересчур скромно… Неужели он не мог сказать ей об этом раньше? Что же касается Маноло, то он просто напугал ее, взял силой. Тони призналась, что до сих пор видит бедного Билли-Боя, которого Маноло так жестоко убил в ее комнате, а затем снял с него скальп.

— Он сказал мне тогда, что убьет и меня, если я не уступлю ему, — говорила Тони. — О, Мэт! Что я могла сделать? Он овладел мною насильно, на этой самой кровати! Но хуже всего, что я ни к кому не могла обратиться за помощью, даже к тебе! А ведь ты такой храбрый! Я хорошо помню, как ты одним ударом свалил того ковбоя, который посмел оскорбить меня. Тогда я только сделала вид, что рассердилась на тебя. Надеюсь, ты понял это?

Теперь-то он, конечно, понял. Мэт уже точно знал: Тони — та самая женщина, о которой он так давно мечтал. Все это время он любил ее и был готов для нее на все. Наконец-то и она поняла это. Иначе почему бы она так легко отдала свое сердце ему? Да, когда-нибудь они непременно поженятся, а пока даже отец наверняка одобрит их отношения.

Как-то утром Мисси набросилась на Мэта из-за Тони, но он отвесил ей такую пощечину, что она бросилась жаловаться отцу. Тогда его не поняли ни отец, ни братья. Но после этого Мэт остался с Тони в ее большом доме, который, как она утверждала, когда-то будет принадлежать ему. Ведь он старший сын женщины из рода Лэсситеров. Тони выразила надежду, что он не держит на нее зла.

Она очаровала Мэта, распалила его страсть. Он восхищался ее прекрасным телом, нежным голосом, который сводил его с ума во время любовных игр. Тони… Тони… Он готов был отдать ради нее жизнь, сделать для нее все, что она пожелает! И так будет всегда, пока она любит его.

Но однажды Тони заговорила о Джинни Морган и о том, что рассказывает о ней Ник Бенуа. Мэт молча слушал и охотно соглашался с Тони. Да, она груба и невежественна, несмотря на богатство и роскошные платья. Он и сам убедился в этом, когда она танцевала в тот вечер перед всеми этими мексиканцами. А Маноло? Он ведь понял, чего она стоит. Он вел себя так, словно знал, что можно себе позволить с подобными женщинами. А переспав с Маноло, говорила Тони, она назначила награду за его арест и доставку в Барок. И все это якобы потому, что он ворует ее скот…

— Мэт, она плохая женщина! — убеждала его Тони. — Ей просто наплевать на нас всех, хотя она и притворяется, что озабочена нашей судьбой. Посмотри, что она сделала с Мисси. Сперва она всеми силами старалась приблизить девушку к себе, а потом просто бросила ее на произвол судьбы.

— Что ты хочешь мне доказать, любовь моя?

— Только то, что ей не место в Бароке, — тихо сказала Тони, пристально глядя на него. — Надеюсь, ты понимаешь почему? А этот так называемый кузен? Ты же сам видишь, как он увивается за твоей сестрой! Я и ему не доверяю. Ник говорит, что ее муж собирается купить много земли в наших краях, чтобы построить здесь железную дорогу. А ты понимаешь, что это значит для нас? Сюда нахлынут толпы чужих людей, этих гнусных северян, они захватят здесь власть и будут управлять нами. Все кончится тем, что нам придется продать свою землю и убраться отсюда. О Мэт! Неужели ты это допустишь?

Когда Тони так обращалась к нему, Мэт был готов на все. Ее дрожащий голос пробуждал в нем безумную отвагу.

— Тони, любимая! Послушай меня. Я не допущу этого. Я сделаю все, чтобы этого не произошло. Я буду заботиться о тебе, оберегать тебя. С этого момента ты не должна чувствовать себя одинокой. Ты только скажи, что мне сделать для тебя, и я непременно…

Она без малейших колебаний поведала ему о своих планах. Мэт напряженно слушал Тони, не отрывая от нее глаз.

— Похитить ее? — воскликнул он, поняв, наконец, суть ее плана. — Утащить подальше в болота? Но послушай, дорогая, это же невозможно! Боже! Они же направят на ее поиски целую армию!

— Но ты ведь сам сказал, что готов сделать для меня все! Конечно, если ты любишь меня не так сильно, Мэт Картер…

— Тони, ты же знаешь, что это не так! Я очень люблю тебя! Черт возьми, неужели я еще не доказал тебе свою любовь и преданность? Разве я не ждал так долго своего часа? Но все дело в том, что…

— Ты испугался, — поддразнивала его Тони. Мэт быстро схватил ее и прижал к себе так сильно, что она вскрикнула от боли.

— Проклятие! Ничего я не боюсь! Это совсем не так! Но то, что ты предлагаешь, взбудоражит всех и вызовет большие неприятности. Неужели ты не понимаешь этого? К тому же…

— Ничего такого не случится: все решат, что это сделал Маноло, — заявила Тони. — Все подумают, что он мстит ей. Я уверена в этом! Все обвинят Маноло и начнут его искать. А мы подбросим письмо, подписанное его именем, где будет сказано, что он требует выкуп за эту женщину. Уж это точно убедит всех в том, что именно он похитил ее. Тогда мы разбогатеем, Мэт, а у ее мужа пропадет охота приобретать эту землю. После этого он постарается держаться подальше от Барока. И если даже ему наплевать на жену, он все равно будет вынужден выкупить ее. Иначе его ждет позор. Подумай, что скажут люди, если он откажется спасти свою жену! О, Мэт, дорогой! Это единственная возможность спасти нас всех! И если ты действительно любишь меня…

— Тони, черт возьми, конечно же, я люблю тебя! — воскликнул Мэт. — Я люблю тебя больше всего на свете, больше жизни, больше своей семьи! Разве я не бросил всех ради тебя?

— Даже они поймут потом, что ты сделал это не зря, а только ради них. Ты же сам видишь: с тех пор, как она появилась здесь, наши дела идут все хуже и хуже. Она — воплощенное зло, Мэт! Но хуже всего то, что она постоянно притворяется нашей благодетельницей. И ей многие верят. А что, если ее прислал сюда муж, чтобы она разведала все и подготовила почву для захвата этой земли? Мэт…

— Я подумаю, — осторожно сказал Мэт, стараясь успокоить ее.

Он думал недолго. Едва она угостила его превосходным вином, а затем приласкала в постели, Мэт забыл о возможных последствиях этого дела. Теперь Мэт понял, что никогда не позволит Тони покинуть его и сделает все, чтобы завоевать ее навсегда.

Тони смотрела в темноту и улыбалась своей дьявольской улыбкой, радуясь тому, как легко подчинила себе Мэта. Этот Мэт Картер такой большой и глупый! Ей ничего не стоило обвести его вокруг пальца и манипулировать им. Он может оказаться весьма полезным. С ним можно делать все что угодно; главное — немного приласкать его. При каждом ее движении он начинал стонать от страсти, забывая обо всем на свете. Да, Мэт пойдет на все ради нее. А потом наступит черед Ника. У него просто не останется выбора. Она всех поставит на место и будет безраздельно господствовать на этой земле.

А Ренальдо между тем настойчиво добивался осуществления своих планов, не подозревая о намерениях Тони Лэсситер. Его не остановило даже неслыханное упрямство Джинни, которая и слышать не хотела об отъезде домой. Правда, сам Ренальдо считал, что это не самая трудная часть его плана. Самым трудным ему казалось объяснение с Мисси. Девушка словно чувствовала, что может потерять его, а потому была грустна и рассеянна.

— О! Как ужасно! Я всегда надеялась, что вы пробудете здесь дольше. Вы собираетесь в Мексику? Интересно, на что похожи ваши родные места?

Потеряв самообладание, Ренальдо выругался по-испански. А когда на глазах Мисси появились слезы, он чуть с ума не сошел. Ренальдо нежно обнял Мисси и крепко прижал к себе, пытаясь хоть как-то успокоить ее.

— Господи Иисусе! Какое же я грубое животное! Мелисса! Мисси! Вы неправильно меня поняли! Я вовсе не хочу уезжать отсюда! Дело не в этом. Я слишком стар для вас, слишком скучен и ворчлив. Я…

— Мне кажется, вы ругаетесь, — тихо сказала Мисси. — Но самое главное, что вы совсем не старый и не скучный. А если вы все-таки уедете, я буду очень, очень несчастна… Я не хочу, чтобы вы уезжали, Ренальдо! — Она начала тихо всхлипывать, уткнувшись лицом в его плечо. Ренальдо Ортега приподнял ее подбородок дрожащими пальцами и нежно поцеловал Мисси.

Она не выказала ни малейшего неудовольствия, поэтому он продолжал целовать ее, так осторожно, словно боялся поранить это хрупкое существо. Теперь Ренальдо уже ничуть не сомневался в том, что это поцелуй любви. Видимо, и Мисси это почувствовала, так как затрепетала и еще теснее прижалась к нему, приподнявшись на цыпочки.

Как же она глупа, что не поняла раньше его истинных чувств! Первый поцелуи ровным счетом ничего не значил для нее. Маноло наглядно доказал ей это. Теперь Мисси хорошо знала, что ее не нужно красть, увозить куда-то далеко и превращать в пленницу. Ей нужно только то, что сейчас происходит между ней и Ренальдо! Всю жизнь она ждала этого момента и чуть было не упустила его. Ей не нужно было ничего, кроме этого нежного поцелуя и объятий любимого человека. Ее губы открылись навстречу ему, ожидая его прикосновения. Поцелуй Ренальдо так много ей обещал! Казалось, Ренальдо дарит ей весь мир и с нетерпением ждет ее ответа.

Ренальдо тоже был охвачен трепетом, и Мисси чувствовала это. Она вздохнула, закрыла глаза и положила свои тонкие руки на его сильные, широкие плечи.

— Ренальдо… Ренальдо, — нежно шептала она.

Ренальдо понимал, что должен просить благословения ее отца, ведь он был испанцем и, по собственному признанию, несколько старомодным человеком. Мисси, конечно, не возражала. Ей даже нравилось, что он так придерживается старых традиций.

— Я догадался, что дело идет к этому, — усмехнулся Джо Картер, видя, как Ренальдо переминается с ноги на ногу. — Именно так хотел поступить и я в свое время. Но, к сожалению, отец моей Мелиссы и выслушать меня не пожелал. Но мы любили друг друга так сильно, что решили оформить брак в другой стране. Ты ведь действительно любишь мою маленькую девочку? Могу ли я быть уверен в том, что эта влюбленность не пройдет?

— Поверьте, — решительно сказал Ренальдо, — я действительно люблю ее и хочу, чтобы она стала моей женой. К тому же я вполне могу обеспечить ее.

— Надеюсь, хотя это не самое главное. Главное — чтобы вы любили друг друга. Конечно, мне не хочется отпускать Мисси, но для нее это лучше, чем болтаться в гадких болотах или убежать с тобой, не сказав мне ни слова!

— О, папа! — ликуя, воскликнула Мисси. Сияющими от счастья глазами она посмотрела на Ренальдо. Джо Картер молча наблюдал за ними, надеясь, что они не обманываются в своих чувствах.

<p>Глава 60</p>

— Не могу этому поверить, — изумленно повторял Николас Бенуа. — Не могу поверить, что он посмел…

— Мы уже нашли ее лошадь, — резко оборвал его взволнованный полковник Белмонт. — И ее шляпу. И больше ничего, кроме оскорбительного и безумного письма от Маноло! Господи! Неужели вы думаете, что я меньше, чем вы, хочу разыскать ее? Помимо всего прочего, это означает конец моей карьеры. Если вы знаете хоть какое-нибудь место, куда он мог затащить ее или спрятать, надеюсь…

— Если бы я это знал, то не стоял бы сейчас с вами. Я бы сам бросился на ее поиски.

Судья Бенуа выказывал такую неподдельную тревогу, что полковник Белмонт извинился за резкость.

— Я все понимаю, — мягко сказал Ник Бенуа, лицо которого выражало ужас. — Как же продвигается расследование?

— Шериф уже расставил повсюду посты в дополнение к тем солдатам, которых я послал прочесать болота. Кроме того, во все населенные пункты направлены телеграммы, а я еще послал курьеров во все близлежащие города.

— Хорошо, — одобрительно кивнул судья Бенуа. — Мы, конечно, окажем вам всяческую помощь и постараемся внимательнее следить за болотами. Я знаю несколько человек, которые родились и выросли там. Не сомневаюсь, что им известны все потаенные места, где может укрыться этот негодяй. Мы непременно найдем ее.

— Какой же ты великолепный актер, дорогой Ники! — ласково сказала Тони, когда они отправились домой. — «Мы непременно найдем ее!» — возбужденно воскликнула она, копируя его манеру, а затем весело рассмеялась. — Как галантно! Какая искренняя тревога! Ничуть не сомневаюсь, что это произвело должное впечатление на полковника. Да и на меня тоже, признаюсь. Неужели ты и впрямь хочешь найти ее? А что бы ты сделал с ней в этом случае?

— Боже мой, Тони! Даже ты не настолько безумна, чтобы подумать…

— Конечно, нет! — прервала она судью. — Иначе я не провела бы с тобой весь этот вечер. Но этого нельзя сказать о Мэте. Он все это сделал ради меня, Ники. И сейчас у нас в руках козырная карта, верно? Ты можешь гордиться мной. Ведь я нашла в себе силы сделать то, что ты не мог, ибо был до смерти напуган.

— Ты спятила, — снова повторил Ник Бенуа, что вызвало у Тони приступ гнусного смеха. Даже у судьи от этого смеха мурашки забегали по спине, и он чуть вздрогнул.

— Скажи мне откровенно, Ники, хотел бы ты узнать, до какой черты я могу дойти? Ты хочешь получить ее? Хочешь убедиться в том, что эта сучка ничем не лучше других? Особенно после того, что ты узнал про нее? Ты можешь получить ее, Ники. Я готова это устроить. И не волнуйся. Об этом никто никогда не узнает. Ты сможешь сделать с ней все, что взбредет тебе в голову. Неужели эта мысль не возбуждает тебя? А если она будет так глупа, что начнет сопротивляться, я укрощу ее. Я предоставлю ее тебе, и, признаюсь, это доставит мне огромное удовольствие. — Тони снова рассмеялась. — Но для этого мне нужно хоть на короткое время избавиться от Мэта, — продолжала она. — Он слишком старомоден для таких дел и к тому же безгранично глуп. Но мне придется держать его возле себя до тех пор, пока он полезен.

— Тони, ты настоящий дьявол!

— Разумеется, дорогой, разве ты не знал этого раньше? Ты и сам бы хотел быть дьяволом, не так ли? Ладно, ты получишь свой шанс. И не когда-нибудь, а сегодня вечером. Мы оставим ее одну, и ты сможешь заняться ею. Она, должно быть, измучилась от голода и жажды и к тому же, думаю, до смерти испугана. — Голос Тони дрожал от удовлетворения. — Я пошлю Мэта во двор, чтобы он внимательно следил за солдатами, а ты получишь ее в полное распоряжение. Ну как? Тебя это возбуждает, или ты по-прежнему боишься проявить свои мужские качества?

— Заткнись, Тони, черт тебя побери! Заткнись же ты, наконец!

Судья, однако, чувствовал, что действительно возбужден, несмотря на обычную сдержанность и осторожность. Тони всегда смотрела на вещи слишком упрощенно и часто подвергала себя не обязательному риску. Но судья объяснял это ее ограниченностью. Ему понадобилось много лет напряженного труда, изобретательности и ловкости, чтобы достичь своего нынешнего положения. А женщины нередко разрушали все его планы. Он всегда считал их вероломными и лживыми суками. А Франческа ди Паоли доказала к тому же, что женщины неблагодарны. Он так надеялся на нее, а она предпочла вернуться к своему прежнему любовнику! Стив Морган… Его тошнило от этого имени. Черт бы его побрал! Он был невероятно богат, поэтому Франческа и предпочла его! Богат и самонадеян! Но ведь у него есть жена, а жена — уязвимое место любого мужчины. Джинни, судя по всему, так же высокомерна, как и ее муж. Но уж, конечно, не сейчас, подумал он. Ник не сомневался, что в таких обстоятельствах она утратила и высокомерие, и самонадеянность. Как сказала Тони, сейчас она должна дрожать от страха и заливаться слезами в темной комнате. С ней, несомненно, происходит то же самое, что было с Ринейт Мэден. Пройдет немного времени, и она начнет просить его о пощаде, а после этого…

Словно угадав его мысли, Тони шепнула:

— Ты же хочешь видеть, как она, обнаженная, ползает по полу? Я не стала лишать ее одежды, надеясь, что ты сам с удовольствием разденешь ее. Думаю, я поступила правильно, Ники?

Тони все-таки чертовски умна, решил судья. Не стала прятать Джинни в болотах, где сейчас шныряют солдаты, которые непременно нашли бы ее, а поместила свою пленницу в подземелье под своим домом — никому не известное!

— В этой подземной камере есть металлическая кровать, к которой я приковала ее цепью за ногу, — сообщила Тони, сверкнув глазами. — Именно так мой старик приковывал своих рабынь, которыми хотел насладиться. Держу пари, что даже ты ничего не знал об этом. Интересно, как она себя чувствует в таком положении?

На кровати лежало тонкое одеяло, но Джинни Морган даже не пыталась укрыться. Она была спокойна и не испытывала страха перед грядущим. Она молча сидела на краю кровати, обдумывая свое положение.

Николас Бенуа сразу заметил это поразительное спокойствие. Пока Тони вешала фонарь на вбитый в стену крючок, он пристально рассматривал Джинни.

— Похоже, вы не слишком смущены, — тихо заметил Ник Бенуа. — Может, вы привыкли демонстрировать свои прелести клиентам?

— Он что, клиент? — насмешливо спросила Джинни у Тони. Ник Бенуа густо покраснел, ненавидя себя за неумение сдерживаться. В ту же секунду он услышал голос Тони:

— Ах ты проститутка!

— Полагаю, ты без труда узнала родственную душу, поскольку сама была проституткой и хорошо знаешь, что это такое. А вы, судья Бенуа, неужели и вы привыкли общаться с дешевыми проститутками?

В голосе Джинни прозвучала такая издевка, что Ник Бенуа пришел в бешенство.

— Может случиться, что вы почтете за честь сыграть роль проститутки, прежде чем я покончу с вами, — мрачно бросил он. — Вы же были проституткой, обслуживающей Максимилиана, притом не единственной. А потом стали переходить из рук в руки, не так ли? Француз, который называл себя графом, мексиканский полковник — неужели вы полагали, что мне это неизвестно?

— Похоже, вас ввели в заблуждение, судья Бенуа, — спокойно ответила она. — Кстати, хотелось бы узнать, кому принадлежит этот хитроумный план? Сама идея похищения принадлежит вам или ей?

— Ники, она слишком обнаглела! — вмешалась Тони. — Проучи ее как следует! Или ты предпочитаешь, чтобы это сделала я?

Зеленые глаза Джинни чуть сузились и казались совершенно спокойными. Она оценивающе посмотрела на Тони, а затем на Ника, который все еще надеялся, что она будет молить его о пощаде и милосердии. Но этого не случилось.

— Ударь ее, Ники! — потребовала Тони, чувствуя, что ситуация выходит из-под контроля. — Это именно то, что нужно ей сейчас. Я могу принести тебе плеть. Давай привяжем ее к этим кольцам на стене.

— Ты считаешь, что это необходимо? — усмехнулась Джинни. — Или твой Ники только так может заставить женщину отдаться ему?

Дыхание Ника Бенуа стало тяжелым и прерывистым, какая-то странная пелена застилала ему глаза. Джинни казалась ему соблазнительной и развратной. Он медленно подошел к ней и сорвал с нее платье, под которым скрывалась белоснежная грудь. Ник с вожделением гладил ее по голым плечам, не обращая внимания на ее отчаянные попытки оттолкнуть его. «Господи, — подумал он, — какая прелесть! Чем сильнее она будет сопротивляться, тем приятнее окажется победа над ней — над ее духом и телом!»

— Похоже, ты не нравишься ей, Ники, — ехидно заметила Тони. — Ты только посмотри, как она дрожит. Она же замерзла! Может, нам стоит подыскать ей другого любовника, который разогреет ее и подготовит для тебя? Что ты думаешь об этом? Как жаль, что здесь нет Мэта. Он, конечно же, безумно любит меня, но, думаю, он не отказался бы от такого удовольствия! А может, нам привязать ее к кровати и для начала поколотить? Быстрей соображай, Ники! Она в твоем полном распоряжении и к тому же не намерена оказывать тебе серьезного сопротивления. В конце концов…

— Что, в конце концов?

В этот момент Джинни громко вскрикнула и уставилась на дверь. Тони Лэсситер быстро обернулась, а Ник словно прирос к земляному полу.

— Команчи! — с трудом выдохнула Тони.

— Можете продолжать, — с ухмылкой сказал Стив, медленно приближаясь к ним. — Похоже, здесь веселятся лишь двое!

— Команчи, — снова пробормотала Тони, лихорадочно соображая, что ей теперь делать. — Дорогой, меня никогда не покидало чувство, что ты вернешься. Признаюсь, ты появился здесь весьма кстати. Мне так не хватает настоящего мужчины! Правда, Ники считает себя именно таким мужчиной, но ты же знаешь, как он нерасторопен! К тому же эта идея принадлежит тебе. Дорогой! Надеюсь, ты не в обиде на нас? Скажи откровенно, команчи. В конце концов, речь шла об очень больших деньгах. Ведь ты и сам бы поступил точно так же, верно?

— Возможно.

Он сунул пальцы под ремень, и они все видели, что на нем висят кольт и огромный нож. Стив выглядел как обычно, но его небритое лицо, казалось, изменилось, стало еще более жестоким из-за шрамов от побоев.

— Ты слышишь, Ники? — с притворным смирением спросила Тони. — Команчи не держит на нас зла, и, по-моему, он заслуживает того, чтобы еще раз побаловаться с ней.

— Проклятие! — рявкнул Стив. — У меня уже была такая возможность. Чего же ты ждешь, Бенуа, что тебя останавливает?

— Ты подлый мерзавец! — крикнула Джинни. Но Стив только ухмылялся, подталкивая Ника Бенуа к кровати.

У Тони это вызвало приступ гнусного смеха, а Ник Бенуа, подбадриваемый Стивом, бросился на Джинни и прижал ее спиной к матрацу.

Это не составило труда, поскольку Тони приковала Джинни за ногу к кровати. К тому же за все это время она и не пыталась серьезно сопротивляться. Однако Джинни, охваченная яростью, вдруг подняла ногу и сильно ударила Ника коленом под дых.

Судья закричал и скорчился, медленно сползая с кровати.

— Бедный Ники! — с мерзким смешком воскликнула Тони. — Она знает все приемы проституток. Я в этом не сомневалась. Теперь чья очередь? Твоя, команчи, или моя?

— Можешь попробовать, если хочешь, — тихо сказал Стив. — Но прежде сними с нее эту чертову цепь. Ты и так справишься с ней, Мессалина.

Тони повернулась к кровати и прошипела:

— Повернись на спину, шлюха, если хочешь, чтобы я освободила тебя. И не вздумай проделать со мной то, что с бедняжкой Ники, не то я расплющу твою смазливую рожу.

Тяжело дыша, Джинни молча повернулась на спину. При этом она успела заметить предостерегающий взгляд Стива.

— Ложись быстрее! Или ты думаешь, я поверю в то, что ты смирилась?

Джинни молча прикусила губу и прижалась к кровати. Ее нога нестерпимо болела от тугого железного кольца, к которому была прикреплена тяжелая цепь. Тони достала ключ из кармана и наклонилась над Джинни. Послышался легкий щелчок: Джинни была свободна.

Никто не успел понять, что произошло в следующее мгновение. Сперва Тони бросилась на Джинни, чтобы воспользоваться своим преимуществом. Но тут Стив молниеносно кинулся вперед и ударил Тони по затылку. Даже Джинни, все это время следившая за ним, не уловила этого движения. Все случилось так быстро, что никто не заметил этого.

Джинни открыла было рот, но Стив опередил ее:

— Быстро вставай, если не хочешь, чтобы сюда явился Мэт Картер. И пристегни эту цепь к ее ноге. Да поскорее!

Джинни тут же вскочила и приковала к кровати свою обидчицу. «Слава Богу, — подумала она, — что все так закончилось». А что, если… Внезапно ее поразила мысль: не придумал ли сам Стив этот хитроумный план с ее похищением? Ведь она не видела лица того, кто так неожиданно стащил ее с лошади, набросил на нее одеяло и ударил по голове. Неужели это был Стив?

Вдруг Джинни увидела, что Стив быстро направился к Нику Бенуа.

— Нет! — простонал Ник. — Ради всего святого, Маноло! Не надо! Ты же слышал, что сказала Тони. Это все из-за проклятых денег! Но сейчас… Сейчас мы поделимся с тобой, если хочешь. Мы сделаем…

— Я уже сам это сделал.

— Не надо! Пожалуйста, не надо! — кричал Ник Бенуа, пятясь назад.

— Ну так что, судья, ты думал, я буду ползать у твоих ног? Сейчас посмотрим!

— Это не я! — воскликнул тот. — Это все Тони! Это она все придумала! О Господи!

— Что-то я не слышал от тебя этого в ту ночь, — мрачно заметил Стив. — Конечно, я был тогда не в лучшей форме, но хорошо помню, что именно ты отдавал приказы тем парням. Думаю, будет справедливо, если ты почувствуешь, приятно ли висеть в петле.

Бенуа протяжно застонал, но умолк, почувствовав на шее тугую веревку. Он судорожно открыл рот и выпучил глаза, когда Стив потащил его к стене. Затем веревка слегка ослабла, и он оказался на стуле — старом и расшатанном. Его руки были крепко связаны за спиной…

— Стой спокойно, судья, — усмехнулся Стив. — Этот стул не очень крепкий, но это лучшее, что здесь есть. Боюсь, он не выдержит, если ты начнешь дергаться.

Джинни с ужасом наблюдала за тем, как Стив прикрепляет конец веревки к вбитому в стену крюку. Проверив прочность узла, он отошел в сторону.

— Не надо этого делать! — воскликнула Джинни. — Нельзя оставлять его так! Какой же ты зверь!

— Вообще-то я мог бы сразу убить его, — спокойно возразил Стив. — Но так у него, вероятно, есть шанс выжить, поскольку сюда скоро придет Мэт Картер.

Когда Стив подошел к Джинни и взял ее за руку, она вдруг поняла, что стоит почти голая: от того, что когда-то было ее платьем, остались лишь клочья.

— Ну какого же черта ты возишься? Чего ждешь? Я и так уже потратил немало времени, чтобы отыскать тебя!

Он быстро подхватил ее под руки и потащил к выходу.

Как же он догадался, где нужно ее искать? Удивительно, что никто даже не попытался остановить их. Старый дворецкий Тони, увидев их, отвернулся. Во дворе никого не было. Джинни с трудом передвигала ноги. Растрепанные волосы упали ей на глаза. «Где же его лошадь? — подумала она. — Долго ли еще мы будем идти? Куда он меня ведет?»

Ветки деревьев больно хлестали ее по лицу, но Джинни вскрикнула лишь один раз, когда ее ноги погрузились в какую-то мерзкую хлябь, в которой так и остался ее ботинок. Но даже тогда Стив не дал ей передохнуть. Он упрямо тащил ее вперед.

— Остановись, — взмолилась Джинни, упав на колени. Она решила, что останется лежать здесь, подумав, что он спас ее лишь для того, чтобы наказать… Но за что наказать? За что?

— Оставь меня здесь, — рыдая, умоляла она. Стив, мрачно взглянув на Джинни, стал поднимать ее на ноги.

— Не сейчас, Джинни. Солдаты полковника Белмонта рыщут повсюду, чтобы найти нас, а мне совсем не хочется отвечать на вопросы под дулами винтовок. Пошевеливайся, не то мне придется тащить тебя по земле.

— Мерзавец! Скотина!

Стив влепил ей пощечину, после чего она с трудом поднялась на ноги и поплелась за ним, охваченная обидой и злостью.

— Ты должна была знать, что все кончится этим, малышка, — тихо сказал он.

<p>Глава 61</p>

Наконец они остановились передохнуть. Джинни очень хотелось поскорее высказать Стиву все, что она о нем думает.

Незаметно стало темнеть.

— Это тайная тропа в царство болот, — сообщил ей Стив чуть раньше, когда они приблизились к этому месту. Теперь его голос стал таким же протяжно-тягучим и чуть насмешливым, как прежде. — Старая, можно сказать, древняя тропа индейских племен…

Казалось, будто они внутри какой-то темно-зеленой клетки.

Когда Стив, наконец отпустил ее, Джинни тут же упала на землю и ощутила неописуемое блаженство. Земля заросла мхом, но Джинни, измученная долгим переходом, почти ничего не замечала. Она глубоко и тяжело дышала и в первые минуты отдыха не чувствовала ничего, кроме облегчения. Но затем она стала припоминать все, что случилось с ней в последнее время, и у нее возникли весьма неприятные мысли. Зачем он притащил ее сюда, вместо того чтобы отправить домой, где она чувствовала бы себя в большей безопасности? Она вспомнила Ника Бенуа в темном подвале и с петлей на шее. Когда они уходили, он все еще молил о пощаде. Как же она забыла, что Стив бывает таким бессердечным и безжалостным? Он чем-то напоминал того человека, который когда-то проник в ее маленькую спальню в сельском домике и чуть было не задушил ее голыми руками. Может, именно это и хочет сделать Стив, затащив ее в такое глухое место?

Стив Морган заметил, что перепачканное и исцарапанное лицо Джинни потемнело от гнева. О да, эта женщина, несомненно, готова сопротивляться до конца. А он, несмотря ни на что, по-прежнему хотел ее. Джинни. Зеленоглазая мегера. Куда деваться от этой дьявольской страсти, которая все еще сжигает его?

Джинни, не зная, о чем он думает, видела только его глаза, насмешливо и бесстыдно оглядывающие ее с головы до пят.

— А тебе идет нагота, — заметил Стив. — Если с тебя сорвать одежду и заставить молчать, ты станешь почти безупречной женой.

Джинни, охваченная яростью, приподнялась на локтях и начала осыпать его такими грязными ругательствами, которые можно услышать только в казарме. Она кричала на Стива до тех пор, пока он не свалил ее ударом.

— Похоже, ты ничему не научилась в Европе, — спокойно заметил Стив.

Джинни снова привстала на колени:

— Видно, кроме брани, нам нечего сказать друг другу. Надеюсь, что после всего этого ты отправишь меня домой.

Стив удивленно приподнял брови и посмотрел на нее каким-то странным взглядом:

— Домой? Куда? Ты все же моя жена, нравится это нам или нет. К тому же ты очень рисковала, отправившись разыскивать меня в этих краях. Интересно, почему ты это сделала? Что толкнуло тебя на это? Может, в тебе проснулась совесть? — с вызовом бросил он и прищурился. — Или ты хотела убедиться в том, что я действительно потерял память, и после этого приступить к осуществлению своих планов?

— Моих планов? — почти взвизгнула Джинни. — Ты обвиняешь меня в том, что у меня были планы, когда ты сам…

— Скажи мне, пожалуйста, — перебил ее Стив, — почему ты не сообщила мне о том, что стала матерью? Неужели ты сочла это столь незначительным и недостойным упоминания? А ведь нормальные женщины гордятся этим! До меня уже дошли слухи, что у тебя, вернее, у нас появились близнецы. Да как ты могла пренебречь своими материнскими обязанностями и вмешаться в эти политические интриги, которые не имеют к тебе никакого отношения!

Значит, ему все известно! Когда же он узнал об этом?

— Почему я должна оправдываться? — Джинни перешла в наступление. — Почему я должна тебе все объяснять, если ты всегда так плохо думаешь обо мне? Я оставила детей, бросила их, как ты говоришь, только потому, что по глупости была слишком встревожена твоей судьбой. Особенно после того, как меня навестил мистер Бишоп! Но такой бессердечной скотине, как ты, не понять моих переживании. Мне следовало догадаться, что ты во всем обвинишь меня. Ты всегда так поступал. Да, Стив Морган, у тебя это всегда хорошо получалось! Признаюсь, меня удивляет, что ты вырвался из цепких объятий оперной певицы и примчался сюда искать меня. Но, может, ты искал не меня, а Тони Лэсситер? Ведь у вас так много общего! И я… я… — Джинни перевела дыхание. — Мне очень жаль, что у меня нет сейчас ножа! На этот раз я без всяких угрызений совести вонзила бы его в твое лживое сердце!

— Худший из твоих недостатков тот, что ты не выполняешь обязанности жены и матери. Мне очень жаль, что я не женился на той хорошенькой малышке Анне Дос Сантос. Но хуже всего, что я вообще женился.

— О-о-о!

— Признаться, — продолжал как ни в чем не бывало Стив, — я пришел к выводу, что ты из тех женщин, которых нужно регулярно сечь кнутом! Моей главной ошибкой было то, что я предоставил тебе слишком много свободы.

— Предоставил мне! — воскликнула Джинни, задохнувшись от этой наглости. Как он смеет говорить о ней так, словно она его собственность? По какому праву он пытается свалить на нее всю вину за происшедшее? Сейчас она чувствовала лишь ненависть и страх…

Между тем Стив насмешливо продолжал:

— Я решил предоставить тебе еще один шанс, но только потому, что считаю себя отчасти ответственным за то, что случилось с нами. Но это последний шанс, так как мое терпение не беспредельно!

Она пришла в бешенство. Ненавистный, жестокий зверь! Она еще покажет ему, как следует обращаться с ней!

«Она похожа на кошку с этими сверкающими злобой колючими зелеными глазами», — подумал Стив. Опасаясь, что зашел слишком далеко, он схватил ее за руку в тот момент, когда она готова была выскочить из укрытия.

Потеряв равновесие, Джинни упала на него и на какое-то мгновение неподвижно застыла, ощущая тепло его широкой груди. В этот момент она забыла о своей ярости, а ему показалось, что он наконец-то укротил ее.

— Ты делаешь мне больно! — прошептала она сдавленным голосом. Но едва он ослабил хватку, она снова стала визжать и брыкаться.

— Ублюдок! Я выцарапаю тебе глаза!

Возможно, ей удалось бы это, не увернись он вовремя. Но она все же оставила на его щеках глубокие царапины и успела схватить его нож.

Как же он мог забыть о своем неизменном правиле — никогда не терять бдительности! Сколько раз он говорил себе, что ее нельзя недооценивать! Это так разозлило Стива, что он чуть не задохнулся от ярости. Злобная маленькая сучка! Он схватил ее обеими руками и прижал к себе так сильно, что она не могла даже пошевелиться. Его губы прижались к ее губам, и крик оборвался.

Джинни сопротивлялась все слабее, а вскоре обессилела и затихла. Через секунду ей стало нечем дышать, и она стала отворачиваться от его поцелуев.

Когда он, наконец, отпустил ее, она, почти потеряв сознание, рухнула на землю.

Внезапно ей показалось, что где-то вдали послышался крик, а затем раздался выстрел.

— Похоже, тебе все-таки удалось привлечь к нам внимание, — резко бросил Стив. Подняв Джинни на ноги и вцепившись в ее плечи, он начал трясти ее.

— Чего ты хотела добиться этим, черт тебя побери? Если они начнут стрелять, то и ты можешь стать жертвой шальной пули! Ты подумала об этом? Чтоб тебя черти побрали, Джинни…

— Отпусти меня! Отпусти! — повторяла она, задыхаясь от злости. — Почему ты не хочешь оставить меня здесь?

— Боже мой! Да ведь я совсем забыл, что ты самая настоящая мегера! — рассмеялся Стив, подхватил ее под руки и потащил дальше в болота.

Джинни поняла, что сопротивление бесполезно. Она чувствовала себя совершенно беспомощной, как, впрочем, и всегда, когда вступала в борьбу со своим мужем. Когда совсем стемнело, ее охватило странное равнодушие. Она уже не думала ни о чем, а только переставляла ноги, которые все глубже и глубже погружались в омерзительное болото. Джинни так устала, что уже не испытывала страха и больше не спрашивала себя, куда и зачем он ее тащит.

Стив упрямо шел вперед, полагаясь только на свой инстинкт. Джинни плелась рядом, вцепившись в его брючный ремень и едва волоча ноги. Через некоторое время они добрались до того самого островка посреди болот, где когда-то Терезита спрятала его.

Стив, сжалившись над Джинни, отдал ей свою рубашку, и она немного согрелась. Отыскав укрытие, Стив внес ее на руках внутрь.

Джинни лежала с закрытыми глазами и вслушивалась в тишину. Темная пелена ночи окутала все, порождая в Джинни безотчетный страх. Через некоторое время она стала различать отдельные звуки: неподалеку квакали лягушки, тихо журчала вода, поскрипывали старые деревья. Джинни поняла, что болота живут своей ночной жизнью.

От холода, голода и усталости она утратила всякую надежду выбраться отсюда. Джинни казалась себе каким-то ничтожным существом, затерянным в этих бескрайних болотах. Ее здесь никто не найдет, никто не вспомнит о ней.

Стив протянул Джинни кружку с какой-то жидкостью, и она покорно выпила ее, ощутив легкое жжение в горле. Сейчас она выпила бы даже яд, не задав ни единого вопроса.

Ощущение холода прошло, когда она почувствовала, как к ней прижалось его горячее обнаженное тело. Он молча обхватил Джинни своими сильными руками. Время словно исчезло, преграды, разъединявшие их, рухнули, обиды забылись, хотя их накопилось так много за последние годы.

Часть седьмая

ИСПЕПЕЛЯЮЩАЯ СТРАСТЬ

<p>Глава 62</p>

— Это черт знает что, сеньор Ортега!

Полковник Белмонт очень редко позволял себе такие резкие выражения. Выпускник академии Вест Пойнт и прекрасный дипломат, он всегда отлично владел собой и умел скрывать свои мысли. Но сейчас… Он оставил свою прагматичную и сдержанную жену в полуистерическом состоянии. Она требовала от него ответа: почему он ничего не предпринимает, почему не пытается выйти из положения, чтобы не стать посмешищем для всех?

— Подумать только! — повторяла она. — Один человек смог обвести вокруг пальца целую армию! Да он просто насмехается над нами! Уму непостижимо, что все твои солдаты до сих пор не нашли ее! Это означает только одно — никто из нас не может чувствовать себя здесь в полной безопасности! Бедная Джинни… Родни, ну сделай хоть что-нибудь!

Но что, черт возьми, он мог сделать? Ведь есть вещи, которые связывают его по рукам и ногам. Разумеется, он не мог объяснить Перси, что она просто не все понимает.

Ренальдо Ортега вел себя совершенно иначе, хотя, пожалуй, больше других был встревожен внезапным исчезновением своей кузины. Он держался спокойно и рассудительно. Полковник Белмонт очень надеялся, что он не утратит здравого смысла и, возможно, прольет свет на те события, которые последовали вслед за получением таинственной телеграммы от Джима Бишопа из Вашингтона. Мистер Бишоп, руководитель какой-то строго засекреченной организации, подчинявшейся самому президенту Соединенных Штатов, требовал, чтобы миссис Морган и ее кузену была оказана всесторонняя поддержка в выполнении важной задачи. В телеграмме также говорилось, что им необходимо предоставить возможность беспрепятственно встречаться с местным населением. Сначала полковник Белмонт подумал, что эта дама и сама состоит в таинственной организации мистера Бишопа, однако его весьма осведомленная жена взволнованно сообщила ему, что Вирджиния Морган — супруга калифорнийского миллионера и дочь сенатора Уильяма Брендона.

Зачем она сюда приехала? Где ее муж сейчас? Полковник Белмонт часто задавал себе эти вопросы, но так и не смог ответить на них. Его очень тревожило, что время шло, а он так и не докопался до сути событий. Но все эти мысли он держал при себе. В конце концов, его обязанность — выполнять приказы и поддерживать мир и спокойствие на этой земле. Но с тех пор, как… С тех пор, как в этих краях появился этот проклятый индеец…

Сейчас ему предстояло выполнить самую неприятную и трудную задачу — проинформировать сеньора Ортегу о том, что миссис Морган оказалась в более опасной ситуации, чем они предполагали ранее, что Маноло совершил еще одно убийство и изнасилование в дополнение ко всем своим прежним преступлениям. Как сказать ему об этом? Сеньор Ортега выжидающе смотрел на полковника. Тому оставалось только одно — сказать правду.

— Боюсь, что я до сих пор не вполне понимаю, как все это случилось, — начал полковник. — Миссис Лэсситер была в истерике, что, впрочем, вполне объяснимо. А Мэт Картер, который прискакал в штаб, чтобы сообщить мне о случившемся, был крайне расстроен. Миссис Лэсситер весьма уступчива, когда встречает мужчин определенного типа. Ей всегда нравились крупные, сильные и грубые мужчины. Она взяла на работу этого Маноло, ничего не зная о нем. Заметьте, что это произошло вскоре после внезапного исчезновения ее предыдущего управляющего, Билли-Боя Дозьера. Все говорили тогда, что он пропал в болотах, но я этому не верю. Мэт Картер уверял меня, что Маноло убил его во время какой-то ссоры… Но это еще нужно доказать.

Полковник Белмонт рассказывал все, что стало ему известно со слов Мэта Картера, но Ренальдо уже сомневался в этом.

— Вначале я не мог этому поверить. Этот человек, должно быть, маньяк, а его разум помутился от гнева и пролитой крови. Он ворвался в дом миссис Лэсситер и нашел ее с судьей Бенуа в каком-то старом подвале, куда они зачем-то спустились. Как я понял, Маноло обвинил ее в том, что она предала его, потом он набросился на судью Бенуа, который якобы угрожал повесить его. Вы же видели судью Бенуа. Это маленький человек, который, полагаю, совершенно не склонен к насилию. Маноло свалил его одним ударом, а затем приковал миссис Лэсситер к кровати, изнасиловал ее и заставил смотреть, как Бенуа медленно погибает с петлей на шее.

— Что?!

Полковник Белмонт нахмурился.

— Я сам вначале не мог в это поверить, — грустно сказал он. — Он поставил судью Бенуа на стул, набросил на его шею петлю и связал ему руки за спиной. А миссис Лэсситер пришлось все это наблюдать, хотя она почти потеряла сознание от страха за свою жизнь. Я понимаю ваше потрясение. Я и сам был потрясен, хотя мне приходилось видеть немало жутких вещей за годы службы. Даже апачи не могли бы придумать более жестокой казни.

Ренальдо старался сохранить спокойствие. Эстебан? Нет, это невозможно. При всей его жестокости он не способен на это. Он не мог совершить такого насилия, тем более что к нему вернулась память.

Когда Джинни внезапно исчезла, Ренальдо очень встревожился. Тревога все усиливалась, но, получив эту дурацкую записку, он решил, что это все обычные шутки Стива. Он похитил свою собственную жену! Ну что ж, в отношениях Стива и Джинни всегда были элементы насилия, так как каждый из них старался подчинить себе другого. Он надеялся, что теперь они наконец поймут, что по-настоящему любят друг друга. Такого поворота событий он не ожидал. О чем Стив думал, решившись на это?

Полковник Белмонт успел поговорить с Тони Лэсситер, когда она лежала убитая горем в своей затемненной комнате. Дрожащим от ужаса голосом она подтвердила все, что сообщил ему Мэт Картер.

— Да, я все очень тщательно проверил, — продолжал полковник. — Я увеличил количество солдат, патрулирующих болота. И могу сказать, что никто из них не сообщал о подозрительных перемещениях людей. Правда, один из солдат утверждает, что слышал крики женщины о помощи, но потом они вдруг оборвались. Когда солдаты добрались до того места, где слышались эти крики, там никого не оказалось. Ничего, кроме… — Полковник Белмонт бросил на стол небольшой пакет. — Один из моих солдат нашел там вот это. Вы можете… опознать эту вещь, сеньор?

— Это костюм Джинни для верховой езды, а вернее, то, что от него осталось, — взволнованно ответил Ренальдо. — Он был на ней, когда она отправилась на прогулку… — Эта улика потрясла его. Поняв все, он тихо выдохнул: «Матерь Божия!»

— Теперь вы поняли, почему я так озабочен этим делом? Весь вопрос в том, что предпринять теперь? Местный шериф уже сформировал вооруженный отряд полицейских; они намерены прочесать все болота. Но они не могут рассчитывать на помощь индейцев, ибо те считают этого человека своим. К тому же я боюсь, что, если мои люди приблизятся к нему, он может… Разумеется, я уже отправил телеграмму мистеру Бишопу, но получу ответ, конечно, не сразу. А сейчас… Вы понимаете серьезность ситуации?

Ренальдо очень хорошо понимал это, так как и сам оказался в весьма затруднительном положении. Он даже не знал, много ли можно рассказать полковнику Белмонту. Если полковник узнает хоть часть правды, не покажется ли ему происходящее совершенно бессмысленным? И что они все могут сейчас сделать? С глубоким чувством вины Ренальдо подумал в эту минуту о Мисси, которая ничего не знала о последних событиях. А между тем ее родной брат идет во главе вооруженного отряда к болотам, чтобы завершить охоту на Стива! Ренальдо не доверял Мэту, понимая, что тот полностью во власти Тони Лэсситер. Но как сказать об этом Мисси и полковнику Белмонту?

Ни Ренальдо, ни полковник Белмонт не знали, что Тони Лэсситер, руководствуясь своими интересами, присоединилась к отряду, охотившемуся на Стива.

— Мы непременно должны найти их, Мэт! — твердила она. — И заставь их замолчать! Мэт! После всего, что он сделал…

— Послушай, дорогая, я вырву его сердце и брошу к твоим ногам! Он поплатится за это! Но она… Зачем нам убивать ее? Она же женщина! И к тому же моя сестра собирается выйти замуж за ее кузена. Неужели нет возможности…

— Никакой, Мэт! Как ты не понимаешь этого? Она же все расскажет о нас, о тебе! Она же знает, что это ты ее похитил! Ник все рассказал ей — он же такой болтун! Вообрази, что будет, если она все это выложит на суде? Мы должны отыскать их раньше других. Помоги мне, Мэт. Я… Я доверяю это дело тебе!

— Я найду их, — уверенно сказал Мэт, чувствуя, что не способен думать ни о чем, кроме Тони. Он знал некоторые индейские тропы, скрытые от посторонних глаз. Ни об отце, ни о Мисси он не мог позволить себе думать сейчас. Теперь Тони его женщина. Хорошо это или плохо, но он хочет ее, стремится к ней. Даже помня о том, что ее соблазнительное тело принадлежало многим мужчинам, Мэт не мог противиться обаянию Тони, хотел ее и любил. Конечно, он сделает все, чтобы остаться с ней.

Теперь уже три отряда преследователей вышли с разных сторон на болота, чтобы найти беглецов. Но болота простирались до самой границы Луизианы и даже за ее пределы, Мэт хорошо понимал, что здесь будет очень нелегко найти их. Но все зависит от того, далеко ли ушел Маноло. А ведь он был не один, а с женщиной.

— Похоже, ты совсем спятил, — сказала Джинни. — Неужели ты думаешь, что они не найдут тебя? На что ты рассчитываешь? А когда они все же найдут нас, я надеюсь…

— Ты надеешься, что тебе наконец повезет и ты станешь вдовой? Я бы не рассчитывал на это, дорогая.

Джинни прикусила губу, увидев, как загорелись его глаза. Почему он продолжает эту опасную игру? Зачем он терзает ее измученную душу?

Стив согревал ее всю ночь и даже притворялся нежным и заботливым. С утра он держался так же отчужденно, как и прежде. Она долго не понимала причин этого, но теперь все объяснилось: он хочет сломить ее дух. Но она не позволит ему сделать это!

— Хотя пока ты мой муж, тебе не удастся сделать из меня рабыню! Мне совершенно ясно, что я не отвечаю твоим представлениям о хорошей жене.

Внезапно он повернулся к Джинни, присел на корточки возле нее и пристально посмотрел ей в глаза:

— А что заставляет тебя проявлять такое упрямство, Джинни?

Джинни настороженно взглянула на него. Чего он хочет от нее?

«Она испугана, как лиса, угодившая в капкан», — грустно подумал Стив и снова спросил себя: когда же они перестали понимать друг друга?

Черт бы ее побрал! Ну почему она не может довериться ему? Если бы ее характер был таким же мягким, как ее прекрасное тело! Вот в чем проблема: она готова отдать ему тело, но не душу. Джинни — единственная женщина, в которой он никогда не был уверен до конца, а потому и терял над собой контроль и совершал дурацкие поступки. А разве раньше она была другой?

Он молча смотрел на ее исцарапанное, измученное лицо, на ее кошачьи изумрудные глаза, которые так часто преследовали его в кошмарах, и думал о том, что по-прежнему любит ее. Любит, несмотря ни на что. Эта мысль поразила Стива. Наконец-то Стив понял: он дошел до предела отнюдь не потому, что жаждал мести, а потому, что не мог преодолеть чувство к ней. И уж конечно, он не собирался бросить ее.

Это была его Джинни — та, что танцевала перед теми сальными рожами в Веракрусе, держала нож у его горла и спокойно шептала ему: «Ты мой муж, Стив, и должен свято охранять мои права…»

Джинни вдруг заметила, что Стив как-то странно смотрит на нее. Что же изменилось в его взгляде, в этих бездонно-голубых глазах? «О Господи! — подумала Джинни. — Что он делает со мной!»

— Джинни…

Стив устремился к ней, и она внезапно поняла, что в их отношениях наступил перелом.

Но в ту же секунду раздался тревожный крик птицы, Стив замер, и она заметила, как вдруг напряглось его тело.

— Что это? — тихо спросила Джинни, чувствуя, как ее сердце гулко и тяжело бьется в груди.

Стив уже вскочил на ноги и стоял неподвижно, как пантера, приготовившаяся к прыжку. Джинни не отрывала от него глаз.

— Похоже, к нам направляются гости, — тихо промолвил он. — Но пока они далеко. Впрочем, ничего страшного. Это место почти недоступно. К нему ведет только одна тропинка, такая узкая, что по ней трудно пройти. Один шаг в сторону, и…

Джинни вздрогнула, поняв, что он вел ее именно по этой тропинке, да еще ночью, когда только тусклый свет звезд освещал их путь. Она вспомнила, как мерзко хлюпала грязь под ее ногами, и ей стало страшно при мысли о том, что случилось бы с ними, если бы они отклонились в сторону хоть на шаг.

Их глаза встретились, и они долго смотрели друг на друга, словно пытаясь без слов высказать то, что не могли выразить словами. Затем Стив подавил нахлынувшие на него чувства и сказал:

— Ты не совсем одета для приема гостей, дорогая. Думаю, тебе лучше войти в хижину и подождать меня там. Я оставлю тебе револьвер. Надеюсь, ты не забыла, как им пользоваться?

— Куда ты идешь?

— Я не люблю, когда за мной охотятся, — ответил он.

— Нет! — громко вскрикнула она.

— Джинни, — строго предупредил ее Стив. — Я не собираюсь обсуждать это с тобой!

— Тогда не теряй времени. Я тоже иду. — Она поднялась на ноги и вцепилась в его руку, умоляюще глядя на него. — Стив, неужели ты не понимаешь? Я очень устала от того, что всегда остаюсь одна, всегда жду тебя. Ведь твой идеал — индейская женщина. А разве женщины из племени команчи не идут вместе с мужьями в сражение, если это необходимо?

— Ты сумасшедшая, безответственная и непредсказуемая женщина! — воскликнул Стив. — Скажи, пожалуйста, почему я должен доверять тебе после всего того, что ты вытворяла?

Она покачала головой:

— Не знаю, но придется же нам когда-нибудь снова начать доверять друг другу? Если нет, то мы никогда не помиримся.

Наконец-то она попыталась внести ясность с их отношения!

Стив молча подошел к ней и стал быстро застегивать рубашку у нее на груди.

— Стив!..

— Женщины племени команчи ходят бесшумно и не открывают рта до тех пор, пока к ним не обратятся. Не забывай об этом!

<p>Глава 63</p>

Ренальдо никак не мог объяснить Мисси, что произошло.

— Маноло твой кузен? И ее муж? Муж Джинни? Но почему же…

— Это очень долгая история, — сказал Ренальдо. — Ты действительно хочешь услышать ее, Мелисса?..

— Мне нравится, как ты произносишь мое имя, — прервала его Мисси. — Твое имя мне тоже нравится, Ренальдо. Почему ты так расстроен? Что тебя беспокоит? Ты не мог бы рассказать мне об этом? Но все это похоже… — Она покраснела, а затем, когда он взял ее за руку, рассмеялась. — Все это так похоже на какой-то старый роман! Так ты расскажешь?

— О Боже! — воскликнул он. — Конечно, я расскажу тебе всю правду. Я давно хотел это сделать, но не знал, с чего начать.

— А мне казалось тогда, что я влюблена в него, — проговорила Мисси. — Но это все от чтения и от историй, которые так часто рассказывала мне Ринейт. Ты сердишься на меня?

— Как я могу сердиться на тебя? Все это время я думал, что ты не станешь даже смотреть в мою сторону!

Наконец он рассказал ей все, что случилось с ними. Мисси внимательно слушала, порой на ее лицо набегала печаль.

Когда он закончил, Мисси заметила:

— Не понимаю, что ты мог сделать в этой ситуации. И очень сомневаюсь, что он мог убить бедняжку Ника Бенуа. Думаю, его прикончила Тони. Конечно, она не хочет, чтобы об этом узнали. Господи, как же Мэт глуп! Почему он связался с ней? Она полностью подчинила себе Мэта и крутит им, как хочет. Это беспокоит меня больше всего. Жаль, что я не могу сказать об этом ни отцу, ни братьям.

Ренальдо заметил, что Мэт, вероятно, возглавил вооруженный отряд шерифа.

— Этого старого шерифа Арнета? — спросила Мисси. — Он ничего не найдет в этих жутких болотах, кроме аллигаторов. А индейцы не станут помогать ни ему, ни его отряду. Все они давние друзья Маноло. О Господи, я никак не могу привыкнуть к его новому имени! Только Мэт знает некоторые тайные тропы индейцев. В давние времени он часто, бывало…

Внезапно Мисси замолчала и широко открытыми глазами уставилась на Ренальдо.

— Но я видела, как он вместе с Тони отправился в болота. У нее на ремне висел револьвер, как у ковбоя, а Мэт держал в руках свое охотничье ружье…

В этот самый момент охотничье ружье Мэта, казалось, примерзло к его руке, а его длинный ствол уперся в землю.

— Мне будет очень жаль, если придется убить тебя, Мэтью, — прозвучал сзади спокойный и твердый голос. Мэт мгновенно узнал его и застыл на месте. Он был в полном смятении. Но Тони не растерялась и молниеносно обернулась:

— Команчи! Команчи, мы ищем тебя, чтобы предупредить об опасности.

— Не сомневаюсь, — ответил Стив. — Но не вздумай прикасаться к оружию, Тони. — Он стоял позади них, обнаженный до пояса, в мокасинах племени апачей, и больше, чем когда-либо, напоминал индейца.

— Ну что ты, дорогой, зачем мне это нужно? Конечно, ты был жесток с нами вчера, но я уже простила тебя. Полагаю, у тебя были серьезные причины для этого. А ее ты захватил с собой для страховки? Я всегда считала тебя умным человеком. И всегда убеждала в этом Ники, но он не послушал меня. Бедный Ники! Тони глубоко вздохнула, но ее влажные розовые губы невольно растянулись в улыбке.

— Убив Ника, ты совершил большую ошибку, команчи, — продолжала она. — Даже если у тебя были серьезные причины для этого. Шериф Арнет приближается сюда со своим вооруженным отрядом и жаждет твоей крови. Да и солдаты полковника Белмонта стараются не отставать от него. Мы с Мэтом подумали, что нужно предупредить тебя об этом, верно, Мэт?

«Если мне не удастся убить его, это сделает Тони», — подумал Мэт, хотя ему очень не нравилось, как Тони обращалась с этим индейцем, — все эти нежные нотки в ее голосе, когда она называла его «команчи» и «дорогой». Конечно, она искусно притворяется. Сейчас настал его звездный час. Придется любой ценой доказать, что он настоящий мужчина. Он просто обязан сделать то, ради чего они пришли сюда.

— Но почему ты не доверяешь нам, дорогой? — промурлыкала Тони и тут же застыла, как громом пораженная.

Стив не смотрел на Джинни, но чувствовал, что она подошла поближе и стала рядом с ним. Он знал и то, что Джинни с трудом сдерживает желание вцепиться в глаза Тони Лэсситер. Стив приказал Джинни не высовываться, но она не была бы его женой, если бы подчинялась всем приказам.

В этот самый момент Мэт Картер решил, что пришло время действовать. Он быстро обернулся назад и вскинул ружье. Но не успел он и глазом моргнуть, как ружье разлетелось в щепки, а они с Тони застыли от ужаса, не понимая толком, что произошло. Мэт только удивлялся, что он еще жив.

Тони истерически завопила:

— Команчи! Нет! Не убивай меня! Это все Мэт! Он во всем виноват! Он всегда ревновал меня к тебе и завидовал тебе! Он домогался меня! Но ты же хорошо знаешь, что мне нужен только ты! Ты умный человек, а он… он просто болван! Ты понимаешь меня, команчи, верно? Мы же так похожи с тобой! Ты сделал бы то же самое, что и я! Почему ты не убьешь его, команчи? И ее тоже убей. А после этого у нас с тобой не будет никаких проблем. Мы останемся только вдвоем — ты и я. Команчи! Чего же ты ждешь? Убей их! Это единственный выход!

Лицо Мэта Картера побелело; он не отрываясь смотрел на Тони.

— Что же ты теперь собираешься делать, дорогой? — насмешливо спросила Джинни. Она стояла рядом с ним, широко расставив ноги и пристально глядя на Тони. — Полагаю, что у вас и впрямь много общего. Чего же ты ждешь? Убей меня, а заодно и бедного Мэта Картера! Это пойдет на пользу вам обоим. Ты разработал этот хитроумный план вместе со своей оперной певичкой? Интересно, эта шлюха знает о том, что у нее есть соперница?

— Что она там несет? — с недоумением воскликнула Тони. — Заставь ее заткнуться, команчи! Она спятила! Убей ее! Я очень хочу посмотреть, как ты это сделаешь!

— А как ты отнесешься к тому, что твоя поганая рожа будет сейчас изрезана ножом? — злорадно спросила Джинни, выступив вперед. — Дешевая проститутка!

— Джинни, успокойся, — тихо сказал Стив. — Ты же хотела походить на женщин из племени команчи, а они себя так не ведут.

— О-о-о! — простонала Джинни. Больше всего ее бесило то, что Стив не отрывал взгляда от Тони, а его револьвер все так же висел на ремне.

— Команчи! Если ты по-прежнему хочешь меня…

— Я не хочу тебя, Тони, — спокойно возразил Стив. — И никогда не хотел, хотя и принимал то, что ты мне так настойчиво предлагала. Тогда это меня вполне устраивало.

Янтарные глаза Тони с недоверием уставились на Стива.

— В этом мире есть только одна женщина, которая волнует меня. Это моя жена.

— Жена?! Что ты хочешь сказать? Только не она… Ее муж…

— Стив, — холодно сказала Джинни, — почему мы тратим время на эти дурацкие объяснения? — Она гордо стояла рядом с ним, в его старой рубашке и с револьвером в руке.

Мэт молчал, удивленно поглядывая то на эту странную женщину, то на того, кого он звал Маноло.

Лицо Тони исказила злоба:

— Грязный подонок! Мэт, ты слышал, что они замышляют! Мэт! У тебя же есть оружие! Сделай же что-нибудь!

Мэт молчал. Не дождавшись ответа, Тони взвизгнула:

— Ты что, забыл, как ведут себя настоящие мужчины, Мэт? Они все это придумали нарочно, чтобы одурачить нас. Они… Убей их, черт бы тебя побрал, глупый и никчемный осел. Убей их, или я сделаю это сама!

— Попробуй, — тихо сказала Джинни. — Я буду рада, если ты дашь мне повод пристрелить тебя. — Джинни не спускала глаз с пальцев Тони, которые медленно тянулись к револьверу.

Стив перевел взгляд с Тони на Мэта:

— Ты хочешь сразиться со мной, Мэт, или мы разойдемся мирно?

Мэт только моргал глазами.

— Не позволяй им уйти отсюда, Мэт! — визжала Тони. — Они должны умереть!

— Минуту назад ты хотела, чтобы он убил меня, — мрачно отозвался Мэт.

Тони так удивленно посмотрела на него, словно думала, что он шутит. Затем она быстро приблизилась к Мэту, то ли желая ударить его, то ли схватить висевший у него на ремне револьвер. В ту же секунду Мэт Картер нанес сильный удар по лицу Тони.

Она взвизгнула и, обливаясь кровью, упала на землю.

— Стив… О Господи! — воскликнула Джинни. Мэт Картер устремил на них налитые кровью глаза.

— Оставьте ее мне, слышите! Она моя! Хорошая или плохая, но она принадлежит мне! Ведь это она убила Ника, вы знаете об этом? Это она выбила стул у него из-под ног. Боже мой! Неужели вы не поняли, что там произошло? Она… она… она хотела свалить все на вас. — Он внезапно сорвался на крик: — Уходите! Я спасу ее! Никто не отнимет ее у меня.

— Мэт! — простонала Тони. — Мэт, помоги мне! Мэт! Мэт…

— Видите? Я нужен ей! Я всегда был нужен ей. Только я ей и нужен! Забери свою женщину, Маноло, и уходи сейчас же, а я позабочусь о Тони.

Джинни замерла от ужаса, но, увидев, что Стив собирается уйти, схватила его за руку:

— Нет, Стив!

— Что бы с ними ни случилось, это их дело! А тебе предстоит подумать о себе, Джинни!

«Как он может быть таким равнодушным? « Но не успела она подумать об этом, как Стив обнял ее и стал покрывать поцелуями, словно забыв о том, что где-то неподалеку их разыскивают солдаты и вооруженные люди шерифа. Впрочем, и сама Джинни забыла об этом. Однако вскоре она воскликнула:

— Я не понимаю тебя! Иногда ты кажешься мне сущим дьяволом, но порой — о Боже! — Она застонала и посмотрела ему в глаза. — Что ты делаешь со мной?

— Черт бы тебя побрал! Я хочу заняться с тобой любовью!

Джинни обняла его за шею. «Да, — думала она, — любить Стива — значит постоянно рисковать!» Но ведь она понимала, что всем сердцем любит его.

Стив вдруг почувствовал, что она уступает его желанию, но ему мало было обладать ее телом. Он хотел, чтобы и душа ее принадлежала ему, и это оказалось самым трудным. Сейчас она была нежной и покорной, но через минуту могла превратиться в дикую кошку. Что, черт возьми, делать мужчине с такой женщиной? Не ответив себе на этот вопрос, Стив снова стал покрывать Джинни поцелуями.

— Господи… — услышала Джинни свой стон. Не нужно думать ни о чем, кроме его мягких губ и горячего языка!

Только в такие минуты Стив чувствовал, что Джинни безраздельно принадлежит ему.

<p>Глава 64</p>

Почему счастливые мгновения так быстро кончаются? Почему после них приходится спускаться с заоблачных высей к жестокой и суровой реальности?

Стив лежал рядом с Джинни, прижимая ее голову к своему плечу.

Джинни слышала, как его дыхание становится все спокойнее. Она закрыла глаза, стараясь забыть о сомнениях и тревогах. Как избавиться от страхов? Что будет с ними теперь?

Вдали послышался какой-то звук, и Джинни почувствовала, как напрягся Стив.

— Что это? Ты слышала? — спросил он.

— Кажется, слышала…

— Выстрел? Крик? Ничего, дорогая, они все еще далеко отсюда, — ласково сказал он.

— Но Стив…

— Ты когда-нибудь научишься молчать? — Он еще крепче прижал Джинни к себе. — Не ты ли недавно говорила, что мы должны доверять друг другу? Так чего же ты боишься?

— Я боюсь за тебя! А еще того… — Она посмотрела ему в глаза.

— Чего, Джинни?

— Я люблю тебя, черт бы тебя побрал! Но знаю, что этого мало. Нам нужно нечто большее, Стив, неужели ты не понимаешь? Мы с тобой стали чужими, почти врагами. И все это потому, что у нас не было времени узнать друг друга! Я родила тебе детей, Стив. Это и твои дети, ты знаешь об этом? Но я всегда боялась… О Господи, мне даже трудно думать об этом! Я всегда боялась, что ты подумаешь, будто они не твои! Мне было страшно, что ты заставишь меня страдать.

— Джинни! — Стива пронзило горькое ощущение вины. Он легко относился ко всем женщинам, кроме Джинни, но всегда осуждал ее, чтобы оправдать себя. Ему не следовало отпускать жену! Стив никогда не задумывался о том, что действительно любит Джинни. А ведь так было даже тогда, когда ему казалось, что он ненавидит ее. Стив всегда страстно желал Джинни. Да и сейчас он здесь только потому, что не хочет потерять ее!

— Мы не должны вернуться к тому, с чего начали, Стив. Мы не должны жить как чужие! Я хочу, чтобы главным в жизни для тебя была я, а не твоя… твоя оперная певичка или цыганские танцовщицы, и…

Стив расхохотался:

— Ты безумная и совершенно невыносимая женщина! Есть ли предел твоим требованиям? Что мне сделать, чтобы ты чувствовала себя счастливой?

— Ничего, — прошептала она, между тем как Стив осыпал ее поцелуями. — Ничего, только напоминай мне иногда, что любишь меня. Если, конечно, это действительно так.

— Черт возьми! А что, по-твоему, я здесь делаю? Почему я торчу здесь, когда за мной охотится чуть ли не половина армии Соединенных Штатов? Есть ли слова, которые способны убедить тебя в моей искренности?

— О! О Стив, я совсем забыла!

— Я очень рад, что заставил тебя хоть о чем-то забыть. — Он провел пальцами по ее нежной коже. — Материнство ничуть не испортило тебя. Твое тело так же прекрасно, как и прежде. Если ты вздумаешь сделать меня отцом еще раз, я бы хотел быть рядом с тобой и видеть, как растет твой живот… И, может быть, тогда я сам выберу имя для нашего ребенка, моя маленькая недоверчивая плутовка!

Джинни смутилась:

— Стив, я…

— Об этом поговорим потом. Ты что, забыла про шерифа и солдат полковника Белмонта? И про моего кузена, который от горя не находит себе места? Это ты во всем виновата. — Стив нетерпеливо вскочил на ноги и поднял Джинни.

— Но они же разыскивают тебя! Что ты собираешься делать? А если они начнут стрелять первыми?..

— Предоставь это мне! Ты слишком независима, Джинни, и я намерен исправить это.

Она стояла перед ним нагая и упрямо качала головой.

— Послушай меня, зеленоглазка, и постарайся не спорить, не то я снова потеряю терпение. Как только ты наденешь рубашку, мы отправимся искать их. Конечно, мне предстоит очень долго объяснять всем, что произошло, но, надеюсь, Ренальдо поможет мне. А потом…

— А что потом, Стив?

— Потом я увезу тебя с собой, что же еще, малышка? И стану часто повторять, что очень люблю тебя, если, конечно, ты будешь молчать и слушать.

Изумрудные глаза Джинни сияли от восторга. Она молча протянула к нему руки, а Стив быстро накинул на ее голые плечи рубашку.

Высокая болотная трава чуть покачивалась от легкого ветерка, а солнце весело играло в стоячей воде. Они шли, крепко держась за руки, по тайной индейской тропе, а над их головами простиралось высокое синее небо.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36