– Что такое любовная катастрофа?
Я хмыкнул. Вопросы из моей дочери сыпались как конфеты из перевернутого мешка Деда Мороза. И хотя большинство из них не требовали серьезного ответа (откровенно говоря, большинство из них я просто игнорировал, отмахиваясь банальным «не знаю», что не красит меня как отца, безусловно), но иногда она спрашивала так, что я замирал на месте.
– Где ты слышала эту фразу?
Она приложила пальчик к щеке, посмотрела в небо.
– Ну, не помню.
– Понятно. Подсмотрела где-то в своих любимых мультиках.
– Нет, в мультиках такое не говорят. Это был какой-то взрослый фильм. Ты заснул, а я смотрела… давно еще.
«Ого, – подумал я, – надеюсь, это был не канал для взрослых».
– И о чем шла речь?
Она вздохнула.
– Ну, там дяденька хотел тетеньку, а она его не хотела… он сказал – любовная катастрофа. Вот я и спрашиваю, что такое любовная катастрофа?
«Это то, что получилось у нас с твоей мамой», – подумал я, а вслух начал неуверенно блеять:
– Ну, понимаешь, это когда ты кого-то любишь, но вместо ожидаемого счастья и радости любовь твоя приносит тебе только боль и неприятности. Понимаешь?
Томка молчала. Мне показалось, что она ничего не поняла, но я ее недооценивал. После раздумий она спросила:
– Это как у Глюкозы в песне про снег? Она любит мальчика, ждет его во дворе, гуляет с собакой, а он выключил свет и делает вид, что его нет дома?
– Примерно так. Только у Глюкозы была не любовная катастрофа, а, скорее, просто безответная любовь. Это не так сильно, хотя и больно, не скрою… – Безответная – это как?
– Это когда ты любишь, а тебя – нет.
– Ммм… – Томка помолчала, разглядывая трещины на асфальте. – А ты меня любишь?
– Не волнуйся, – рассмеялся я, – у нас с тобой любовь взаимная. И без всяких катастроф!
– Как скажешь, пап.
За разговорами мы миновали школу, в которой учился Сергей Круглов, и вскоре подошли к десятиэтажному дому, стоявшему на склоне буквой «П». Гигантский двор выглядел поразительно неухоженным: две старые песочницы, скрипучие качели на углу, скамейки у подъезда да трансформаторная будка в самом центре, поросшая бурьяном – вот и все благоустройство. Не удивлюсь, если в этом доме зафиксировано повышенное количество хулиганов.
Я снова набрал номер телефона Володи Хомутова. Он пообещал выйти через несколько минут. Говорил со мной не очень охотно, хотя я дважды особо подчеркнул, что не представляю ни полицию, ни родителей Сергея, ни другие официальные органы, заинтересованные в поимке его товарища.
– Что мы здесь делаем, пап? – поинтересовалась дочка, присаживаясь на край песочницы. – Ждем одного мальчика.
– Я буду с ним играть?
– Нет, милая, с ним буду играть я.
– А мне что делать?
Я осмотрелся. Никаких развлечений, пригодных для шестилетней девочки, не обнаружил.
– Выкопай ямку в песке, положи туда монетку, закопай, пописай и жди.
Томка уставилась на меня. Душа ее разламывалась на две части: одна верила, что папа еще в своем уме, а вторая твердила – пора показать психиатру.
Потом мы рассмеялись, и хохотали до тех пор, пока рядом с песочницей не выросла тень. Я повернулся. На нас смотрел юноша в джинсах и застиранной домашней футболке, высокий и худой, с вьющимися темными волосами до плеч. Он был смущен.
– Владимир?
Парень кивнул. Я протянул руку, он неуверенно подставил свою щуплую клешню. – Вы хотите узнать про Серегу?
– Да.
– Но я уже все рассказал.
– Кому?
– К нам заглядывал один с кожаной папкой несколько часов назад. – И что?
– Ничего.
Володя внимательно посмотрел на Томку. Моя дочка тоже хитренько поглядывала на него. Я мысленно умолял ее держать язык за зубами.
– И тебе больше нечего добавить?
Парень пожал плечами, оглянулся к двери своего подъезда. Сейчас он скажет, что его ждет ужин, сердитый папа, что надо готовиться к ЕГЭ и вообще он знать ничего не знает.
Со мной у него этот номер не пройдет.
Томыч, погуляй.
Куда?! – развела руками дочь.
Вон иди одуванчиков собери, я тебе венок потом сплету.
– Точно сплетешь?
– Точно-точно. Давай, иди, дай нам десять минут поговорить.
– Хорошо, пап.
Когда она удалилась на приличное расстояние, Володя поинтересовался:
– Вы и венки плести умеете?
– Умею. И не только из одуванчиков.
Хомутов перестал улыбаться. Он правильно понял – я не склонен шутить.
– В общем, так, мой юный падаван, на убитого горем товарища ты не похож, можешь даже не мучиться. Из чего я делаю вывод, что ты в курсе, куда навострил лыжи твой одноклассник.
Володя покраснел.
– Знаешь, сколько ежегодно детей и подростков убегают из дома?
Он поправил очки, отрицательно покачал головой.
– И я не знаю, но уверен, что много. А знаешь, сколько страданий они приносят своим родителям?
– А сколько страданий родители приносят подросткам?
– Думаешь, я никогда не был мальчишкой? Поразительная самоуверенность. Я, кстати, вообще рос без отца… – Уж лучше без отца.
Произнеся эту нехитрую мысль, Володя нахмурился и отвернулся.
– Тут ты не прав, юный падаван. Я в твои годы многое бы отдал за то, чтобы рядом был хоть какой-нибудь мужик, способный связать пару умных слов.
Я оглянулся на дочь. Томка, войдя по колено в траву на окраине двора, выдергивала желтые одуванчики и складывала их в толстый букет. Я не имел ни малейшего понятия, как буду плести этот чертов венок.
– Так, ладно, это все лирика. Я не из полиции, как ты уже понял, ни директор школы, ни папа с мамой, и меня не интересует, куришь ли ты травку и имеешь ли сексуальный опыт. Если у твоего друга Сергея проблемы, я попытаюсь ему помочь, но если ты будешь молчать и упираться, то своим молчанием создашь ему еще больше проблем. В этом случае расплачиваться будет не только он, но и ты. Решай, время пошло. Я повернулся к нему спиной, отошел от песочницы.
– Томыч, нам пора!
– Щас, пап, я еще немножко!
Она набрала гигантское количество одуванчиков. Лужайка, до нашего визита радовавшая глаз яркой весенней желтизной, стала бесцветной и унылой. Томка прошла по ней как комбайн.
– Это…
Я обернулся. Володя смущенно поглаживал пальцем очки на переносице. Он забыл мое имя.
– Антон Васильевич, – напомнил я.
– Да, Антон Васильевич… вы можете обещать, что не сдадите меня? – Кому?
– Никому.
Я прижал кулак к груди.
– Честное комсомольское.
8
Серега Круглов с утра был не в духе. Именно «не в духе», а не в своем обычном флегматичном состоянии, возвышавшем его над обыденной реальностью. Сквозь строй первоклашек, провожавших будущих выпускников в холле школы с гвоздиками в руках, он шел задумчивый, не смотрел под ноги и в результате налетел на одного малыша. Мальчишка оказался не робкого десятка, обложил зазевавшегося верзилу добрым детским матюком, но Сергей этого даже не заметил. На торжественной линейке он крутил головой вокруг, и губы его искривлялись в загадочной ухмылке.
– Ты где? – спросил его Вовка.
Сергей посмотрел рассеянно, приоткрыв рот.
– Понятно, еще не отошел от вчерашнего, – констатировал Володя. Вчера они сидели на балконе, смотрели на звездное небо и разговаривали. С беспечных бесед взрослеющих мальчишек перешли на предстоящие экзамены, потом заблудились в грустных размышлениях об армии, институте, выборе дороги, а под конец совсем уж неожиданно вырулили на Солнце и бескрайнюю Вселенную. Володя, как обычно, выступал скептически настроенным слушателем, а Сергей говорил о когнитивном диссонансе. Уже в одиннадцать вечера мать Вовчика выгнала их с балкона, потому что ей нужно было сушить белье.
– Если честно, странный он был уже вчера вечером, – сказал мне Володя.
– Все мы странные в разных ситуациях. В чем конкретно заключалась странность?
Володя растопырил пальцы и поводил ими перед своими глазами.
Как будто в пустоту смотрел. Фатальность какая-то.
Фатальность? – Нечасто услышишь подобные термины от школьников.
Да. Если бы я не знал Серегу десять лет, то сказал бы, что это глаза самоубийцы.
Я сконфузился. Мысли о самоубийстве меня не обрадовали. Одно дело, если мальчишка сбежал из дома, чтобы разозлить или наказать обидчика-родителя, и совсем другое – когда решил наложить на себя руки и успешно реализовал идею. Трудно придумать для предков кару страшнее. – Ты уверен, что он не планировал… Володя беззаботно отмахнулся.
– Ему слишком интересно все вокруг, чтобы расставаться с жизнью из-за какой-нибудь ерунды.
Как следовало из рассказа Володи, на торжественной линейке Сергей Круглов присутствовал лишь физически, а астральное тело его витало в иных плоскостях. Внятных объяснений Володя не добился. Получив из рук директрисы грамоту за мифические успехи, Сережка почти сразу ушел, утвердительно кивнув лишь на договоренность собраться позже небольшой теплой компанией в местном клубе.
Вечером заняли угловой столик в небольшом баре «Рапид» в нескольких кварталах от школы. Там они часто зависали с друзьями. На этот раз компания подобралась не очень обычная (все-таки последний звонок, как ни крути, школьникам осталось быть вместе меньше месяца): Володя, Сергей, две девушки Надя и Света – брюнетка и блондинка, отличница и хорошистка, оказавшиеся довольно интересными собеседницами и просто симпатичными девчонками; также на хвост упал троечник и умеренный хулиган Олег Пепеляев, не имевший никаких коммуникативных проблем ни с одним из своих одноклассников, а посему везде встречавший радушный прием; позже подключились два пижона Алексей и Александр, неотразимые и модные, обвешанные гаджетами как елочными игрушками. С ними остальные старались общаться нейтрально, но парни будто и не замечали этого, поглощенные собой.
Скромничать не стали, заказали шампанского, бутербродов, шоколада. До возраста, позволявшего легально употреблять спиртные напитки, они не дотягивали, но местный бармен знал их как завсегдатаев и почти всех мог назвать поименно, а потому великодушно разрешил «нарушать безобразия». Надя и Света молниеносно опьянели и стали приставать к мальчишкам, из чего глубокомысленный Сергей тут же сделал вывод, что алкоголь действует на женщин совершенно иначе, чем на мужчин.
– Ты хочешь сказать, – возмутилась Надя, очень скромная в обычной жизни девчонка, – что пьяная женщина – находка для мужчины?!
– Мне и говорить ничего не нужно, – сдержанно улыбнулся Сергей, – ты прекрасно это иллюстрируешь.
Надя обиделась окончательно, сидела в углу и смотрела на всех исподлобья, а потом подсела к Сережке, обняла его за плечи и что-то рассказывала, время от времени вытирая одинокие слезинки. – Мне показалось, она объясняется ему в любви, – сказал Володя.
– А между ними были отношения?
Парень задумался, глядя на песок, отрицательно покачал головой.
– Вряд ли. Я бы знал об этом. Они с Надькой общались в основном по учебе. Но в баре она, кажется, говорила совсем о другом. Во всяком случае, Серега слушал ее очень внимательно, потом сам приобнял ее немного и как будто начал утешать. Под конец Надька вообще разревелась и надолго пропала в туалете.
– А Сергей?
– Серега остался медитировать. Я, честно говоря… – Володя смущенно почесал нос. – Я сам прилично выпил. Знаете, я алкоголь плохо переношу. Еще в седьмом классе как-то с Серегой решили попробовать, купили красного вина и так набрались, что я с тех пор даже думать о нем не хочу. Но тут последний звонок, сами понимаете… В общем, я за Серегой особенно не следил, меня отвлекли Леха с Саней своими ай-пэдами. Идиоты.
– Выходит, больше ничего конкретного ты вспомнить о вчерашнем вечере не можешь?
Володя отвернулся, тоже стал рассматривать мою дочку. Букет одуванчиков вырос до непотребных размеров, собранного количества наверняка хватило бы на несколько венков.
– По глазам вижу, – сказал я, – что знаешь что-то важное.
Володя продолжал таращиться в сторону. Нетрудно было предсказать, что он обязательно расколется. Нынешние подростки, современные, продвинутые и имеющие возможность получить любую интересующую их информацию, столь же прекрасно пугливы, как и мы в их годы. Сейчас этот умный мальчик со знаменитой хоккейной фамилией, в очках, с нереальным для своего возраста интеллектом и нетипичным человеческим достоинством, отчаянно стеснялся врать взрослому. Черт тебя побери, выпрямись, посмотри мне в глаза и ответь!
– Я жду, Володь, – мягко напомнил я о своем существовании. – Ты не хочешь предавать товарища, и мне это импонирует. Стукачей сам не люблю, даже если стукач действует во благо. Но я вам не жандарм, ребята, и предательства не жду. Я хочу помочь.
Володя покраснел.
– Ладно, – сказал парень, придвигаясь ближе, будто не желая, чтобы нас услышали. – У него серьезные терки.
– С кем?
– Я не знаю точно, а он не стал рассказывать, но я нутром чувствую, что Серега попал.
– Деньги? Девушка?
– Возможно, и то, и другое. А может даже и третье. Серега никогда бы от меня не скрыл, мы же с ним с первого класса вместе, но тут как отрубило. «Все нормально, все нормально».
Так ничего и не сказал?
Нет.
А чем все-таки вчерашний вечер закончился?
Вовка шмыгнул носом.
– Я оставался с парнями, с Олегом, Лехой и Сашкой. Светка еще посидела с нами, а потом слиняла.
– А Сергей?
– Серега с Надькой ушли раньше всех.
– Не сказали куда?
– Кто ж будет спрашивать, раз они вдвоем ушли. Не знаю, может, просто погулять.
Володя умолк. Я понял, что больше ничего не узнаю. Впрочем, шерсти клок выдернуть удалось. – Что ты рассказал менту?
– Почти то же самое.
– Почти?
– За исключением одной маленькой детали.
Я ожидающе уставился на парня. Улыбка моя свидетельствовала о самых благородных намерениях.
– У Сергея есть телефон, номер которого знаю только я.
– Угу. – Я неспешно почесал пальцами подбородок. Мне не хотелось спугнуть удачу.
– Его родители не знают, что у Сереги есть второй телефон. Он заработал на него халтуркой в интернете. Купил хороший наладонник. Отчим все равно не поймет, скажет, что «все совокупные доходы должны капать в семейный бюджет», бла-бла-бла…
– Спокойно. Значит, говоришь, тайный канал связи у него имеется?
– Да. Только если вы будете звонить…
– То сразу сдам тебя с потрохами, дружище! Если ты этого боишься, зачем раскололся?
Володя замешкался.
– Не знаю. Мне кажется, он потом спасибо скажет.
– Не исключено. Диктуй номер.
Пока я забивал цифры в свой аппарат, подошла Томка. В руках она держала охапку одуванчиков с очень длинными стеблями.
– Пап, я придумала тебе загадку.
– Очень хорошо.
– Зеленая, с красными глазами и красными пальцами… прилипает ко всему, до чего дотронется. Кто это?
– Ээээ….
Обычно ее загадки легко расшифровывались, но, видимо, постоянная практика неизбежно приводит к их усложнению. Эволюцию не отменишь.
– Даже и не знаю. Кто же это?
– Балда ты, пап, – вздохнула Томка – это же африканская древесная лягушка! Держи одуванчики, будешь плести мне венок.
Хомутов рассмеялся.
9
Томыч – бесстрашный ребенок. Точнее, непредсказуемо бесстрашный. Она не боится вещей, от которых многие ее сверстники и даже ребята постарше залезают под диван. В то же время совершенно неожиданно может выйти из себя от смешной малости, не способной испугать младенца.
Помню, недавно к ней в гости приходил мой двоюродный племянник Матвейка. Ему тогда было семь лет, Томке – пять. В тот год мы безумно любили безвременно почившего Майкла Джексона, слушали его везде и всегда, даже поставили для новогоднего утренника в детском саду танцевальный номер в костюме короля поп-музыки. Я специально заказал фонограмму – четыре фрагмента самых известных песен Майкла продолжительностью в минуту, потом мы разучили несколько движений. Публика лежала у наших ног. Особенно удался финал, когда под звуки коды «Триллера» и безумный смех Винсента Прайса Томка опускается сначала на колени, распахнув белую рубашку, а потом падает ничком на пол, раскинув руки. Рев в зале стоял невообразимый. Фотографии с нашего выступления долго висели в фойе на втором этаже возле кабинета заведующей, а видео кто-то из сотрудников моего агентства выложил в интернет. Не помню, что там было с количеством посещений, я специально не интересовался, но посещения были.
Словом, пятилетней фанаткой Майкла Джексона моя Тамарка была такой, что не приведи господи – в самой Америке таких не сыщешь. И вот она решила поделиться своей любовью с троюродным братцем. После многочасовой унылой возни с кубиками, машинками и пластмассовыми человеками-пауками позвала Томка Матвейку в мой кабинет, усадила гостя на диван перед большим телевизором и врубила сборник видеоклипов.
Врубила не абы где, а на том самом «Триллере», поставленном по мотивам знаменитых зомби-фильмов Джорджа Ромеро (мертвяки никогда и нигде не были столь эффектны, как в этом ролике). Уже через минуту после начала, когда у персонажа Джексона из ушей полезли волосы, на пальцах стали вырастать когти, а во рту – огромные волчьи клыки, наш Матвейка, парнишка безобидный и бесхитростный, как все интеллигенты в пятом поколении, дал деру из комнаты и спрятался на балконе.
– Матвей, подожди! – звала Томка – Потом будет еще интереснее! Там мертвецы из могил полезут и танцевать начнут!
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.