– Мы поедем. А ты оставайся, пусть тебе голову просверлят насквозь. Мы будем загорать, читать и пить дурацкие коктейли на пляже.

– Пляж? Нет! Я хочу неизведанного – тайны, загадочные места, змеи, джунгли.

– Мэнни, я не намерена проводить свой отпуск в змеиной яме.

– Да, но жара. Наверное, ужасно не хватает влаги. Ну, в крайнем случае, можно пить собственную мочу.

– А как же насекомые? И как там мыться?

– Это отходит на второй план, когда приходится литрами глушить свою мочу.

– Нет, дело не в этом. Эта клавиша на работает, смотри.

– Ты нажимаешь мне на руку.

А! Непослушный маленький паспорт. Опять прячешься в чипсах!

– Мне кажется это Майами.

– Хорошо. Буду жить здесь и продавать оружие детям.

– Да уж, мне не скоро снова захочется приносить в жертву обезьяну.

– Мы же договорились, что не будем говорить о Канаде!

– Что с магазином? Где Мэнни?

– Он ушел. С самого начала это знал. Все они так поступают, когда любишь, заботишься и воспитываешь их.

– Хочешь сказать, что уволил его?

– Предположим, там был некий инцидент. В котором были задействованы столовый прибор и рука. Возможно, рука принадлежала Мэнни, а столовым прибором был тостер для сандвичей и, возможно, я представил их друг другу.

– Никто мне теперь не звонит…

– Загадка, у тебя же такие сандалии и такое яйцеобразное бородко.

– Эй Мэнни, прикинь, я заскочила к Полу, и меня он тоже пригласил..

– Куда?

– На регги-барбекю.

Мы оставили сообщение, чтобы предупредит, что приедем на уикенд, но ты не перезвонил, так что мы решили, что ты не против.

Да ему же не нужны друзья. Он от них забывает про реальность.

Мэнни, сейчас я открою тебе секрет, доступный только женщинам и геям: не обязательно всё чистить.

– Магазин-то, вижу, до сих пор "Книжный магазин Блэка" называется.

– Да. Мы собирались назвать его "Мир Колготок", но людям видите ли всё надо разжевывать.

Ну, когда я пишу им письма, у меня наблюдается невольная тенденция к приукрашиванию вещей.

– Мисс Хэнли мертва.

– Мне все равно. В смысле "как ужасно"!

А помнишь, как у тебя закончился табак и ты свои лобковые волосы стал курить?

Знаем мы таких, избалованный поддакиваниями рекламный мальчик.

Я не хочу юридических блаблаблаканий, опечаливающих истинное правосудие.

Слышал? Он там! Мяукает там себе в нервном центре своей империи. Схитрит с арендной платой там, уклонится от налогов сям. Протянет ножку в воздух, посмеется своим кошачьим смехом, а затем нагнется, чтоб подмывать себе яйца.

– Не сработает. Всё раскроется.

– Спокойнее, просто стрельни, когда она войдет. О трупе я позабочусь.

– Как?

– Не знаю. Воткну ей в спину нож и оставлю валяться на столе в библиотеке. Следи за дверью!

Если бы не ты, эта кошка могла быть, где ей положено быть – в аду, и убегать от гигантских мышей

От курева ты умрешь. Ты весь почернеешь так изнутри, раздуешься как кит, и взорвешься в больнице. Папа говорит, что курят только преступники и негодяи.

– Можно сделать перерыв?

– Да, но ты же разрушишь всё волшебство детишкам, так что нет, нельзя.

– На самом деле дети очень даже требовательны.

– А я говорю, что они проглотят любую туфту.

– Миллион-биллион на то, что у вас ничего не выйдет.

– А, заезженный миллион-биллион! Может лучше 50 для интереса?

– Сюжет интересный. Возможно, немного сложноват для детей от 3-х до 6-ти.

– Да проще ж не бывает. Академик, переживший сталинские гонения, в своем сознании регулярно возвращающийся в прошлое, и его дочь, чей горький многолетний брак рушится у неё на глазах, и журналист, расследующий дело академика, из-за подозрения того в том, что тот никогда не был в России. Тем временем журналист становится одержимым его дочерью и жертвует свою карьеру, став линзошлифовщиком в Омске. В смысле, что такого? Не думаю, что стоит умалчивать правду от детей.

– У меня, правда, пара мини-мини предложеньиц насчет книги.

– Каких же?

– Ну… вместо академика, журналиста и дочери, может, она будет про слоника?

– Слоника?

– Именно.

– Ясно. А каково же второе предложение?

– Ну, может вместо того, чтобы страдать от сталинских чисток, развода дочери и расследования, может, он потеряет шарик?

– Слоник, теряющий свой шарик?

– Именно.

– Но тогда все равно останется моей историей, моим видением?

– Абсолютно.

– Ну ладно, давай так! Давай!

Я еще никогда никому такого не говорил, но… поищи себе работу.

– Мои волосы! Разве не прекрасно? Разве я не божественна? Сейчас я являюсь мной больше чем когда-либо прежде. Не могу поверить, что не заметили!

– А у мужчин особый подход к замечанию волос, который заключается в их незамечании.

– Что я тут делаю, тратя перед вами свои волосы? Передо мной же должны раболепствовать. И будут! Потому что сегодня мы пойдем куда-нибудь!

– Почему это?

– Сегодня же пятница – вечер!

Ве-еечер пятницы.

– Вечер пятницы был на той неделе, и еще будет, каждую неделю, и даже после нашей смерти. Вся эта гнилая канитель будет продолжаться и продолжаться.

– Можем посидеть в саду.

– Саду?!

– Да, там сзади был сад. Уверен, он всё еще там.

Ты же знаешь что я не приветствую, когда ты видишься с другими женскими… людьми.

– Скажи, какая она? Какие у неё перспективы?

– Ну, милая.

– Ах, милая? Да я сейчас блевану своим презрением!

– А нельзя просто позвонить ей и сказать "Я хочу снова увидеться с тобой"?

– Не глупи. Я не хочу, чтобы она приняла меня за гея.

– Я не хотел уходить с вечеринки, там было классно!

– Нет не классно! Музыка слишком громкая, еда холодная. Выпивки мало, а людей много.

– Но, по крайней мере, я попытался завязать отношения с человеком.

– А ты-то когда-нибудь вообще пытался? Вот именно. У тебя вообще нет сердца, Бернард.

Просто кусочек льда.

– Камня.

– Что?

– Камня. Я всегда считала его кусочком камня.

Я до сих пор должен бы жить с ней. А вместо этого, каждое утро я смотрю через мои хлопья и вижу твою большую безумную кривозубую морду.

И вот однажды за пиццей мы разговорились о бойфрендах. И эта девушка сказала, что помолвилась с этим ужасным ирландцем по имени Бернард. И единственное что она придумала, чтобы избавится от него – попросить друзей сказать ему, что она умерла.

«Страшась мужчин и преклоняясь пред женщинами, Бренден Блэйк повернулся к окну и похлопал Ларри, своего гоминидоподобного, вскормленного молоком калеку».

Но какая разница, был ли у меня бойфренд… Или работа… Или будущее… Зато у меня загар.

Некоторые называют это "докучательством", но мы называем это "заботой".

– Да, но каждый заслуживает второй шанс.

– Я бы не взял тебя обратно в магазин, даже если мы были бы последними людьми на Земле, Земля была бы в огне, я бы умирал с голоду, а у тебя было бы волшебное, тушащее огонь дыхание и рукава, извергающие чипсы.