Пантелеймон Романов
      ДВЕ ПАСХИ
      I
      ОШИБКА
      По борьбе с религиозными предрассудками объявлено было уетроение комсомольской пасхи.
      В уездном отделе образования с самого утра шла работа: клеили, красили, расчесывали лен на бороду Саваофа, шили сарафан для богородицы.
      Каждые пять минут вбегал заведующий и с наивным видом начальника, которому кажется все легко, покрикивал:
      - Скорей, скорей, ребята! Что вы копаетесь до сих пор!
      Режиссер в закапанных краской штанах и в валенках, с утра ничего не евший, недовольно огрызался и ворчал на каждое замечание:
      - Говорили, с факелами пойдем, а сунулся в отдел за керосином, там говорят, где раньше был, перед самым праздником лезешь.
      - Что ж святых-то мало сделали? - сказал заведующий.
      - А льны на бороды выдали? Что ж мы их, бритыми пустим?
      - Из пеньки сделайте, откуда ж я вам льна возьму.
      - То-то вот - из пеньки. Устраивай им пропаганду, бога ниспровергай, а тут... ну, какая это, к черту, пародия на Саваофа! - сказал режиссер, отходя и издали глядя на унылого малого с привязанной бородой. - Чертей тоже неизвестно из чего делать. Да народу небось никого не будет.
      - Народу тьма будет, - сказал заведующий, - потому что идейная пропаганда. По городу везде расклеено объявление и сказано, что бесплатно всем;
      - Ну вот и не пойдет никто. Им раз плюнуть: пришлют из центра постановление, а тут весь избегаешься, прежде чем достанешь, что нужно. Куда богородица-то делась?.. Вот она. Что ты шляешься! С клеем, что ли, за тобой ходить! Где тебе подклеивать?
      - Ну, вы поторапливайтесь, правда, а то вовсе ерунда выйдет.. Что ж ты мантию-то наизнанку напяливаешь?! - крикнул режиссер. - Чертова кукла!
      - А кто ее знает... - сказал унылый малый.
      - "Кто ее знает"... По звездам-то не можешь разобраться?!
      Что ж они у тебя под низом будут?
      Он стоял перед унылым малым с банкой клея в руках и с раздражением смотрел на него.
      - А держава где у тебя?
      - Вот ламповый шар дали из читальни.
      - Опять - ослы!.. Что ж ты впотьмах с ламповым шаромто будешь? Раскокаешь его, а там и читать не с чем. И так одна лампа на всю читальню осталась. А плакаты готовы?
      - Черт их знает, - сказал помощник заведующего и пошел в соседнюю комнату, где на полу и на столах ребята рисовали краской плакаты.
      Один лохматый малый, со светлыми, совсем белыми волосами, обтер кисть о подол рубахи и оглянулся, на других, как оглядывается в мастерской живописец, меняя кисти, чтобы дать себе отдых. Буквы у него в конце каждой строчки уменьшались и загибались книзу.
      - Что ж ты не мог рассчитать наперед-то, балда! - крикнул ему помощник заведующего. - И потом: что же ты пишешь?
      "Нам не нужны небесные дядки"... Мягкий знак-то проглотил?
      Ведь тебе же написано, дураку. Одной строчки грамотно списать не можешь!
      Малый только посмотрел на образец и на свое писание, потом немного погодя проворчал:
      - Нешто за кажной буквой угоняешься...
      - Иван Митрич, - сказал с раздражением подошедший режиссер, - что же это за хвосты чертям выдали, посмотрите, пожалуйста. Я просил толстых веревок, а они прислали сахарной бечевки. Что они смеются, что ли, над нами?!
      - Ну, скрутите в несколько раз, только и всего. А Будда китайский сделан?
      - Сделали. Это самый трудный. Уж с чайницы скопировали.
      - Ну и ладно, Только, Будда, ты ведь должен на корточках сидеть. Где он? Слышишь, Будда, ты на.корточках сиди.
      - Ну, готовы? - крикнул заведующий. - Я вам подводу велел приготовить. До монастыря на ней ступайте. А то погода такая, что не дай бог. Чертям-то пока накинуть бы что-нибудь дали. А то замерзнут.
      Все стали выходить.
      - Стой, стой! Оторвешь! - раздался испуганный голос в темноте.
      - Что оторвешь? Чего стал? Проходи.
      - На хвост наступил. Пусти, говорят!
      - А ты распускай больше. На руку-то не мог перекинуть?..
      У подъезда стояла телега, на передке которой бочком сидела, нахохлившись, какая-то фигура, держа вожжи в руках.
      - Плакаты взяли?
      - Взяли... Какой тут черт плакаты - зги божией не видать.
      - Нуг трогай! Будда, на корточках сиди, пожалуйста.
      - Едем, а зачем едем - никому не известно, - говорил режиссер, - носу своего не видно, а мы с плакатами и в гриме.
      - Не надо было про идейное говорить, шшто не придет, - сказал помощник заведующего, - особливо, когда первый раз устраиваешь.
      - Пожалуй...
      Телега, подскакивая на обтаявших, камнях, ехала вниз по улипе. В густо нависшем тумане, из которого падали редкие капли дождя, едва заметно, мутно светились кое-где окошки домов да на углах улиц редкие фонари.
      - Да, напрасно про идейное объявили... - сказал кто-то еще раз.
      - Не буду я больше сидеть на корточках, какого черта! - сказал Будда.
      - Э, ну тебя совсем, сиди, как хочешь.
      Черти уже начинали мерзнуть и стучать зубами. Когда подъехали к монастырю, там все было темно. Лошадь отправили обратно и, выбрав посуше местечко, стали подпрыгивать, чтобы согреть ноги.
      - Ну, конечно, ни один черт не пришел, - сказал с раздражением режиссер. - Теперь грим от дождя расползется - все на чертей будем похожи.
      - И как это черт его надоумил про идейное написать...
      - Да... Теперь вот что: подождем, когда будут сходиться к заутрене, тогда и начнем.
      - Хоть бы поскорей утреня начиналась, - сказал Саваоф, пряча от холода то одну, то другую руку в карманы, в которых он держал ламповый шар. - Вот этого черта навязали еще. Все руки об него обморозил...
      Все стояли на пустой темной площади перед монастырем и приплясывали от холода. Из калитки дома напротив вышла было какая-то тень, но сейчас же шарахнулась обратно.
      - Когда- ж заутреня-то начнется? Уж половина двенадцатого.
      - Через полчаса. На пасху всегда в двенадцать начинается.
      - Погреться бы куда-нибудь пойти, да неловко. Пойди у церковного сторожа спроси, когда начнется, а то что-то странно: полчаса до начала, а там еще никого нет.
      Один из чертей, придерживая хвост, побежал к сторожке, постучал в окошечко, что-то поговорил через стекло, стараясь не попадать в полосу света, и вернулся.
      - Вот это так угодили. Это получше идейного: утренято по-старому в двенадцать, а по-новому - в два часа начинается!..
      - Тьфу!.. Ведь это околеешь тут до двух часов. Лошадь как на грех еще отпустили. Ноги вдребезги промокли. Пойдемте в сарай, что ли, погреться, там все-таки не так мокро.
      Все, пробравшись в ворота стоявшего на площади сарая, отыскали ощупью впотьмах сваленную в углу прошлогоднюю солому и присели на корточках, сбившись для тепла в кучу.
      - Вот как хозяин заглянет сюда с вилами... - сказал режиссер, - вот тебе будет представление!..
      - Ах, черт! Вот устряпаДи штуку. Хоть бы один дьявол вышел. А ведь объявление небось все читали.
      По площади кто-то проехал на телеге. Слышно было, как разбрызгивалась грязь, смешавшаяся со снегом. Потом телега вернулась обратно.
      - Ребята, где вы? - послышался голос заведующего,
      - Здесь...
      - Утреня, оказывается, в два часа...
      - То-то вот - оказывается...
      - А я езжу по всей площади, ищу вас. Чтой-то вы сюда забились?
      - Забьешься...
      - Ах, черт, вот маху дали. Никто не пришел?
      - Ни одной души. Тут нужно было музыку пропустить сначала, потом ребят накрасить всеми цветами, тоже Пропустить.
      И чтоб места - ограниченное количество.
      - Это верно",. Замерзли небось?
      - Еще бы не замерзли. Мокрые все, как собаки.
      - Ну, садитесь скорей, нынче уж не стоит. Черти небось закоченели совсем. Будда, садись как следует, что ты все на корточках!
      - Озяб очень...
      Все стали молча рассаживаться на телеге. Вдруг послышался звон разбитого стекла. Кто-то плюнул и скаэайз
      - Так!.. Чтоб тебя черти взяли!
      - Что там?
      - Державу разбил.
      - Эх, тюря! Последний абажур..,
      - Ну садитесь, садитесь. Ой, черт, что это мокрое попало под сиденье?
      - Это мой хвост, - сказал один из чертей.
      - Так оторви его к дьяволу, что ж ты распускаешь его, когда и без того все мокрые.
      Обратно ехали все молча. Только заведующий покачал головой и сказал:
      - И как это меня черт угораздил, же понимаю.
      - Что?
      - Да вот ошибку эту допустил: про идейное-то упомянул.
      II
      ПУСТЫЕ ГОЛОВЫ
      Вечером, накануне пасхи, когда в пригородном селе допекались последние куличи, около Народного дома толкался какой-то народ, подставляли лестницы, что-то устраивали. А потом на фронтоне дома ярко вспыхнули красные электрические звезды.
      - Что там такое? - спрашивали друг у друга редкие прохожие.
      - Э, пустые головы... ребята все пропаганду свою устраивают против бога. Люди в церковь собираются, а они - чертте что.
      - Наши мужики грозились, что ежели они будут безобразничать, то соберутся и искблотят всех.
      - Ну, да слава богу, на нее, на пропаганду-то эту, внимапия никто не обращает: в прошедшем году ни одного человека не было; поездили, поездили да так и вернулись ни с чем. Хотели было перед церковью безобразие устроить.
      - Нынче, кажись, чтой-то еще придумали. Гимнастику будут у всех на глазах делать, музыка будет...
      На улице показался отряд мальчиков со знаменами и барабаном, направлявшийся к Народному дому.
      Из калитки выскочила молодая баба в накинутом на голову платке.
      - Тьфу ты пропасть, думала, солдаты идут, - сказала она.
      Но все-таки остановилась посмотреть. Шедшие по краю мостовой прохожие тоже остановились и стали смотреть.
      - На что время тратят... Вместо того чтобы делом заниматься, а они...
      - А все-таки ладно идут, - сказал кто-то. - Малыши, а любо глядеть.
      - Намуштровались за год-то.
      - Глянь, еще идут! - крикнула стоявшая у калитки женщина в полушубке.
      Показался еще отряд, более взрослых.
      - И девки туда же! Ах, пустые головы. Вместо того чтобы в семье праздник встречать по-христиански, они антихристу в лапы лезут.
      Где-то за углом заиграла музыка, и на площади показался еще отряд с оркестром музыки.
      У калиток стал показываться народ.
      - Какое безобразие! Под великий праздник - музыка. О господи, как только терпишь, милосердный, - сказала, вздохнув, пожилая женщина.
      - Стараются музыкой завлечь, - сказал кто-то. - Только бы шли - они на всякие штуки пуститься готовы.
      - Не очень-то пойдешь... Там, говорят, по билетам да за плату.
      - О?! Значит, что-нибудь особенное придумали, раз плату положили.
      - Да, говорят, сочинили какую-то штуку.
      - О, пропасти на них нет, - сказала пожилая женщина, вздохнув, религию не почитают, старших не уважают...
      Все замолчали и смотрели вслед уходящим отрядам.
      - А дорогие билеты? - спросил кто-то.
      - Если пораньше захватить, и дешевые найдешь. Старикам и старухам, говорят, вход бесплатный.
      Пожилая женщина хотела было еще что-то.сказать, но промолчала. Потом немного погодя спросила:
      - Ас каких лет?
      - Что с каких лет?
      - Да вот бесплатно-то?
      - Ну, как сказать... вот тебя пропустят. А ежели -помоложе, то плати.
      - Нет, скажи пожалуйста, как выравнялись ребята...
      И сурьезные какие. Идут, ровно тебе настоящие солдаты.
      - Говорят, к попу приходили рясу просить, - сказала женщина в платке.
      - Зачем?
      - Что-нибудь выдумали...
      - Взять бы хворостину хорошую... Что за поношение!
      - Ну, да ведь все равно народу-то никого не будет. Перед, пустыми стенами поноси, как хочешь.
      - Нет, туда что-то побежали как будто.
      - Такие же пустые головы, как они.
      - Говорят, будто дьячок послал ,жену смотреть, как нашего попа представлять будут.
      - Небось попадья придет, не утерпит. Вот бы поглядеть, как она себя будет чувствовать.
      - Ей и стоит...
      На улице показалась группа взрослых.
      - Куда вы? - крикнули им от калитки.
      - Пойтить посмотреть, что эти умные головы вытворять будут.
      - Попа, говорят, будут изображать?
      - Там и попадья поцала...
      - О? Подождите, вместе пойдем.
      - Нет, это правда, надо пойтить посмотреть. Ежели безобразие какое, то прекратить. А то их оставили без больших, о|уи там черт знает что разведут.
      - Куда бежите? - крикнуло несколько голосов от калиток, когда шедшие подходили к концу улицы.
      - Хотим безобразие это прекратить, - ответило несколько голосов.
      - И хорошее дело.
      - А ты, бабушка, куда?
      - Да вот посмотреть хочу, что эти разбойники будут делать. Может, после этого и жить больше нельзя.
      - А денег откуда возьмёшь?
      - Нам бесплатно, кормилец, объявили.
      - Это другое дело...
      - А ведь иные, поглядите, как на настоящее представление идут.
      - Чтой-то старух-то сколько привалило?
      - Им бесплатно.
      - Небось рады эти молокососы, что к ним столько народу идет смотреть. А того не понимают, что идут над ними же смеяться, говорили в толпе, которая уже приближалась к освещенному театру.
      Из театра вышло несколько ребятишек. Увидев приближающуюся толпу, они бросились обратно. Слышно было, как торопливо, испуганно захлопнулись двери и как зазвонил телефон.
      Толпа остановилась около театра,
      - Что ж они заперли-то?
      - Должно, рано еще. Ждут, когда наберется побольше.
      Простояли минут десять.
      Вдруг послышался дребезг колес по мостовой. Кто-то быстро ехал к театру. Оказалось, что это начальник милиции с двумя милиционерами. Они быстро осадили лошадь у подъезда и выскочили С таким поспешным видом, как будто прискакали по чьему-то вызову.
      - Вы что тут собрались? - спросил подозрительно начальник милиции у толпы.
      - Билетов ждем. Да что ж они, товарищ начальник, назначают в десять часов, а уж сейчас больше десяти, - сказал крайний человек в поддевке.
      - Да еще в середку не пускают. Ведь теперь не лето.
      - Час простоим да и разойдемся...
      - Тьфу, черт! А я уж думал... - сказал начальник и не договорил.
      - Прикажите пускать начать. До каких же это пор ждать! - послышались еще голоса.
      - Сейчас распоряжусь.
      - Матушки, милиция! - крикнул кто-то из темноты, и в свете фонарей показались фигуры бегущих к театру людей.
      - Отпирают! Не напирайте там! - кричал какой-то человек в рыжей меховой шапке.
      Люди, спершись в дверях и выставив для защиты боков локти, проламывались в открывшиеся двери. А в дверях стояли милиционеры и кричали на всех:
      - Граждане, осади! Других подавите.
      - А вы пропускайте. Чего вы держите! - кричали сзади.
      - Напирай сильней! Старухи, не толкайтесь под ногами, куда вас лихая столько натащила! Вам в церкви место, а не тут.
      Старый человеке, а тоже лезешь!
      - Им бесплатно, - сказал кто-то.
      - Батюшка, а меня пропустят? - спрашивала пожилая женщина у человека в рыжей шапке, к которому ее прижали грудь с грудью в толпе.
      Человек в рыжей шапке, отклонившись головой назад, чтобы несколько издали посмотреть на лицо женщины, сказал:
      - Навряд... молода. О, черт их возьми, ну прямо все бока растолкали.
      - Там небось, в зале-то, никого нету. Они нарочно давку такую устраивают. Ведь это какой народ: где тесно, он туда и прет.
      - Сама-то зачем прешь?
      - Я раньше пришла.
      А стоявшие сзади смотрели на ломившуюся толпу и говорили:
      - Ну, прямо за людей стыдно. Нарочно пошла посмотреть на народ.
      - Я тоже. А учителя прошли с таким видом, как будто на какое важное дело идут. Да проходите вы там - сейчас уж небось начнется! - крикнула женщина в вязаной шапочке.
      - Куда ж тут проходить! - сказал раздраженно рабочий, которого сдавили со всех сторон так, что он, положив локти на плечи старух, точно плыл, куда его несло течением. - "Вы-то чего сюда приперли?
      - Это не ваше дело, - сказала женщина в вязаной шапочке. - Устраивается не для вас одних, а для всех.
      - Для всех ежели устраивать, так тогда кому нужно - не попадет.
      - Поставили бы хорошую цену, вот бы тогда призадумались, а то бежит всякий, кому не лень. Да еще старух этих набилось. Откуда они взялись только?!
      - Граждане, не напирайте! - кричал милиционер. - Временно закрываю двери, а то давка.
      И он закрыл двери.
      - Вот тебе, здравствуйте! Ждали, ждали и опять ждать.
      Пришли - еще утреня не начиналась, а уж теперь небось половину отслужили, а у них еще народ весь не прошел.
      - Да еще места не достанешь... - говорили в толпе.
      Минут через десять двери открылись. Какая-то старушка юркнула было внутрь, но милиционер поймал ее за хвост и вытеснил обратно.
      - Граждане, не толпитесь, расходитесь - нету мест больше. Не приказано.
      - Тьфу! Чтоб тебя черти взяли, - сказал кто-то, - два часа стоял"
      - А может, стоячие, батюшка, есть, - сказала старушка.
      - Нету стоячих! Все вышли. В церковь лучше иди.
      Некоторое время непопавшие все еще стояли перед закрывшимися дверями, словно дожидаясь чего-то. Потом медленно стали расходиться.
      - Откуда идете? - спрашивал кто-нибудь по дороге.
      - Да вот ходили было посмотреть, что эти пустые головы там устроили.
      - Видели что-нибудь?
      - А ну их к свиньям! Нешто туда пробьешься, кабы у них организация была, какая следует. Знают, что народу будет много, и не могли места заранее распределить. Теперь вот утреню пропустили.
      1922 - 1923
      РОМАНОВ Пантелеймон Сергеевич (1884 - 1938). Две пасхи. Впервые опубликован в сборнике: Романов Пантелеймон. Заколдованные деревни. Рассказы. М.. Недра, 1927. Печатается по изданию: Романов Пантелеймон. Поли. собр. соч.. т. 4. М.. Недра, 1928.