Шурша юбками, она села за стол.

– Для сражения требуются по крайней мере двое, сэр. В мои намерения не входит участие в нем.

Он положил ей на тарелку яйца, мясо и куски свежего хлеба, налил в чашку горячего шоколада.

– Но вы все-таки поешьте, – настаивал он.

Она поела, глотнула шоколада и почувствовала, что начинает согреваться.

– В искусстве уговаривать вы не знаете себе равных, – заметила она. – Поэтому всякий человек, вошедший в вашу жизнь, рискует стать объектом манипулирования.

Он отпил шоколада и посмотрел на нее.

– Возможно. Однако позволь изложить тебе некоторые факты. Сегодня утром из пекарни Мэтью Финча я направился прямиком в дом Мег. Истина, которую необходимо услышать Ивширу, могла сообщить только она сама. Мег позволила мне побриться у нее, одолжила мне чистую одежду и лошадь, чтобы слуги герцога не погнали меня с крыльца как бродягу. Я умолял ее о гораздо большем, но в результате ушел, так и не зная, приедет ли она в Ившир-Хаус или нет.

– Однако она появилась там.

– У Мег свои мотивы, и она вольна поступать по своему усмотрению. Так же как и ты. Как Таннер Бринк, и Берта, и Ившир. Я был связан клятвой. И до сих пор связан. Я никоим образом не мог знать, что именно решит Мег.

Пальцы ее смяли кусочек хлеба.

– Очень хорошо, я принимаю твои слова на веру. Однако что тебе стоило посвятить меня в свои планы, посоветоваться со мной!

– Ты так полагаешь? Ты и в самом деле думаешь, что я согласился бы использовать тебя в качестве щита?

Она отодвинула свою тарелку.

– Боже мой, сэр! Вы что же, ожидаете, что я выражу свое восхищение вашим мужеством? Приду в восторг от того, что вы, рискуя жизнью, позволили герцогу обрушить на вас гнев? Я и так знаю, как вы храбры. Но можете ли вы отрицать, что использовали меня и дурачили с того самого момента, как я впервые появилась здесь?

Он доел ветчину с яйцами, отпил еще шоколада.

– Меня вынудили обстоятельства поступать так. Ты хотела погубить меня.

– Даже когда мы предавались любви в кабинете мистера Фенимора? Даже в течение тех трех дней, что мы провели в твоей спальне наверху?

Вилка его замерла на полпути ко рту.

– Так что входило тогда в ваши намерения, мадам?

– Вот именно, – добавила она. – Больше не о чем говорить. Вы можете дать мне объяснения. Вы можете рассказать мне про лорда Эдварда Вейна. Я могу рассказать вам про Берту и правду о моей жизни в Европе. Могу даже признаться, что не спала с Ивширом уже долгие годы. Мы можем признаться во лжи, которую говорили друг другу, полностью и окончательно, и это ничего не изменит.

– А вдруг изменит?

Она встала, чувствуя, как ужас бьется под планшетками корсета.

– Я знаю, потому что вы заставили меня думать, что я люблю вас. Вы похитили мое сердце без моего на то позволения. Вы заставили меня поверить, что я стану всего лишь пустой оболочкой, лишившись вас. Вы разорвали меня на части и оставили ни с чем, с одной только моей уязвимостью. Одной страсти мало для того, чтобы залечить мою рану. Даже любви недостаточно, когда она основана на зыбучем песке.

Лицо его осунулось от усталости.

– А разве я давал позволение похищать мое сердце? Но ты все равно похитила его. Если ты уйдешь сейчас отсюда, то действительно унесешь мое сердце с собой. Я люблю тебя, Сильвия.

Она оперлась о спинку своего стула.

– Любите? Что ж, возможно. Но Таннер Бринк предсказал мне мою судьбу: «Я вижу одну великую любовь, почти утраченную, но затем обретенную снова...» Он только не сказал, что мне суждено утратить любовь еще раз, и так скоро, и так горько. Если мы пожинали любовь, то сеяли семена разрушения с самого начала.

На что она надеялась? Что Дав примется напыщенно декламировать? Кричать о своей любви? Настаивать, что ни один мужчина в мире не может обладать ею? Схватит ее и привяжет к кровати? Она заставила себя прикусить язык, когда возбуждение овладело ее умом.

– Происходит какое-то безумие, – покачал он головой.

– Мы оба узнали, что такое безумие. – Руки ее побелели от напряжения. – Но если я поддамся тебе сейчас, всю оставшуюся жизнь я буду всего-навсего твоей рабыней, что пугает меня больше смерти. Если ты поддашься мне сейчас, то в один прекрасный день возненавидишь меня. Нет никакого решения, и нет никакого будущего. Отпусти меня, Дав.

– Тогда позвольте мне вызвать для вас портшез. – И он, убийственно элегантный, поднялся со своего стула. В глазах его отражались только руины. – Я распоряжусь, чтобы ваши новые платья доставили в Ившир-Хаус незамедлительно.

– В Ившир-Хаус?

Он отошел и стал у окна, рассматривая что-то на улице. Она не видела его лица, только спину и длинные ноги.

– Лучше будет, если ты отправишься к нему, Сильвия. У герцога сейчас жесточайшая нужда в хорошем друге. Сегодня утром его милость узнал, что на самом деле представлял собой его брат и чего он лично лишился из-за него. Его мир обрушился.

Дав подошел к конюшне, где стоял Абдиэль, все еще взнузданный и оседланный. Он вывел лошадь из стойла и забрался в седло. Гнедого не надо погонять. Поднимая фонтаны брызг, алмазами сверкавшие под ярким солнцем, он резво бежал по заваленной тающим снегом улице, сам весь забрызганный талой водой.

Конь мчался прямо на запад. Огородам, свалкам и многочисленным печам для обжига кирпича вскоре пришла на смену открытая местность. Ажурное плетение еще голых ветвей проносилось над головой. Голубое небо казалось невообразимо высоким. Февральский день был одним из тех редких дней, которыми можно насладиться, только оставив лондонские туманы за спиной. Не прошло и часа, как конь и всадник уже влетали в кованые ворота. Они скакали по длинной подъездной дороге, а скот, бродивший тут и там за ограждением, пугливо шарахался при их появлении. Конюх выбежал им навстречу, едва Абдиэль остановился у парадного крыльца Грэнхем-Холла, загородного дома Мег. Входные двери стояли нараспашку.

Дав бросил конюху поводья и взбежал по ступеням крыльца. Дворецкий поспешно посторонился. Оставляя на полу грязные следы, Дав торопливо шагал по знакомым коридорам.

Мег сама открыла дверь своей гостиной. Она еще не сняла длинный плащ, а в руках держала муфту. Должно быть, карета только-только привезла ее из города, потому что на лице ее все еще оставались следы слез.

– Вот и весна, – произнесла она. – Говорят, в лесу уже видели подснежники. Так как ты все равно уже совершенно промок, мой дорогой Дав, и перемазался не хуже охотничьей собаки, то, может, ты хочешь пойти посмотреть на подснежники?

– Ты пыталась сбежать за границу? – спросил герцог. – Даже не повидавшись прежде со мной? Боже мой, Сильвия! Неужели ты подумала, что кто-нибудь из нас троих желал тебе зла, а тем более смерти на виселице за государственную измену?

В камине весело пылал огонь, и ее замерзшие лицо и руки постепенно отогревались. Лакей препроводил ее к герцогу без всяких вопросов. Она предстала перед ним как важная дама – в шелках и атласе, с перьями на шляпе и с меховой муфтой.

Ившир принял ее в той самой голубой гостиной с маленькой башенкой-балконом, где она сегодня утром упала в обморок.

– Ты пришла выбранить меня за Берту? Я заслужил упреки. Я использовал твою горничную, не поставив тебя в известность.

– У нее свои проблемы. Возможно, она использовала вас как второстепенное лицо своей собственной драмы. Уже не важно. Она сбежала. Но как же странно я себя чувствую, сидя здесь в надетой на меня позаимствованной сбруе и делая вид, что я настоящая дама!

Герцог откинулся в кресле и свел ладони перед собой домиком. Кожа его приобрела сероватый оттенок, как старая бумага, и отчетливо выделялся красный след пореза на щеке.

– Но ты и есть настоящая дама! Теперь, когда с миссией, которую ты выполняла для меня, покончено, Джордж Уайт может исчезнуть навсегда. Собственно говоря, мы приняли идеальное решение.

Она протянула руки к огню. Собственные пальцы показались ей какими-то другими. Чужими. Совсем женские руки. Она не могла уже ни закинуть ноги на край каминной решетки, ни развалиться в кресле, ни заложить руки за голову. Она теперь дама.

– Не уверена, что мне будет так уж приятно расстаться с Джорджем Уайтом.

– У всех у нас сегодня выдалось утро не из легких, – продолжал герцог. – Мне тоже не так-то легко признать, что я оказался глубоко не прав, мстя мистеру Давенби за смерть Эдварда.

Сильвия попыталась улыбнуться.

– Дав тоже виноват.

– У него существовали свои причины. – Ившир сжал рукой подбородок. – Я не знал очень многого о своем брате. И не хотел знать. Очень уж легко было свалить все на Давенби. Я возненавидел его, потому что не хотел смотреть правде в глаза. Чем больше, слухов доходило до меня, чем больше доказательств попадало мне в руки, тем сильнее становилась моя ненависть к человеку, который оказался невиновен, потому что иначе пришлось бы признать, что мой брат – воплощенное зло и мой отец несправедливо защищал его.

– Он же ваш брат. Что бы ни натворил лорд Эдвард, вы имели полное право и дальше его любить.

– Если бы я знал, что он совершил, я уничтожил бы его собственными руками. – Губы герцога скривила горькая усмешка. – Я сегодня утром приложил все силы к тому, чтобы зарезать Роберта Давенби.

– Я тоже пыталась, – Сильвия. – Он так умеет выводить из себя, что удивительно, отчего никто больше не пытается.

Герцог вскинул голову.

– Ты пыталась зарезать Давенби? Пальцы ее мяли голубой шелк.

– Да. На губах герцога появилась тень улыбки.

– И что случилось?

– Он мгновенно обезоружил меня. Он неуязвим.

– Ты что же, хотела, чтобы он позволил проткнуть себя шпагой?

– Нет! Я сдержала бы удар в последний момент. Ившир пристально смотрел на нее.

– Ты до сих пор влюблена в него?

– По-вашему, это любовь? Он подавляет меня, уничтожает. Я стала настоящей рабыней своих чувственных желаний. Если я допущу, чтобы он прикоснулся ко мне хотя бы еще один раз, то я навсегда останусь его очарованной пленницей. – Она пыталась найти в себе довольно мужества, чтобы признаться, объяснить своему единственному другу, что в душе она трусиха. – У меня такое чувство, что я погублю себя из-за любви к нему.

– Как именно ты погубишь себя?

– Он именно такой, как вы говорили, как говорил ваш брат, и даже более того. И он так блистателен, что просто опьяняет! Никто не может устоять перед таким обаянием: герцогини, поэты, музыканты, леди Шарлотта Рэмпол, лорд Хартшем, леди Грэнхем. Даже моя горничная Берта, хотя она возненавидела и себя, и его из-за своей влюбленности. Даже Таннер Бринк. Даже вы – теперь, когда позволили себе посмотреть на него беспристрастно. Даже ваш брат.

Глаза герцога горели как угли на бледном лице.

– И ты полагаешь, что затеряешься в толпе обожателей, плененных обаянием мистера Давенби?

Она вздрогнула.

– Надеюсь, дело не только в гордости, но я, право, не знаю. Я знаю только одно: я словно превратилась в камень.

– Почему? Почему ты боишься? В конце концов, ты сама – женщина того же типа.

– Что вы хотите сказать? – встала она.

– А почему, по-твоему, тебе так удавалась твоя работа? – Герцог тоже поднялся на ноги и взял ее за локти. – Боже мой, Сильвия, неужели ты сама не понимаешь своей силы? Даже в роли Джорджа, молодого человека без положения в обществе и состояния, ты произвела ошеломительное впечатление в лондонском свете. Когда я впервые встретил тебя, еще совсем девчонкой, ты уже сияла среди других как бриллиант.

– Если вы и заметили какое-то сияние при нашей первой встрече, то, вне всякого сомнения, лишь отраженный свет, – промолвила она.

Пальцы его сжались крепче.

– Я был старшим сыном герцога, а теперь я сам герцог Ившир. Такое положение само по себе придает некоторый блеск. В то время как ты, будь ты даже последней судомойкой, сумела бы очаровать любого мужчину. Ей-богу, вы с Давенби просто созданы друг для друга!

– Нет, – возразила она. – Вы не понимаете. Он сильнее меня. Я не в силах совладать со славой, которая его окружает. Не знаю, является ли чувство, которое я испытываю, любовью или влюбленностью, но, если я попытаюсь жить с ним, у нас ничего не получится и брак...

– Он просил тебя выйти за него?

– Я постаралась предотвратить разговор о браке. Я не могла иначе. Почему, вы думаете, я набросилась на него со шпагой?

Ившир выпустил ее и отошел к окну. Силуэт его отчетливо вырисовывался на фоне яркого солнца.

– Тогда ты можешь занять место рядом со мной, если захочешь.

– Какое место?

– Должен ли я еще раз перечислить свои привлекательные качества? Я герцог. Я несметно богат. У меня шесть обширных загородных имений, дворец в Лондоне, целая сеть предприятий и немало удачных капиталовложений. Обещаю стать покладистым мужем...

Сильвия так и села. Сердце ее отчаянно колотилось.

– Вы предлагаете брак? Мне?

– Почему бы и нет? И мне следовало жениться на тебе давным-давно. Сильвия Джорджиана, герцогиня Ившир – неплохо звучит! – Герцог протянул ей руку ладонью вверх. – Я предлагаю вам свою руку, мадам. Ни одна женщина в своем уме не откажется от подобного предложения. Ну скажи же «да», Сильвия, и герцогство твое.

– С чего бы мне вдруг захотелось пойти смотреть подснежники? – спросил Дав.

– Чтобы вспомнить, что существует невинность, – ответила Мег, – и вещи, которые очень просты.

Он стянул перчатки и бросил в сторону.

– Что, черт возьми, может быть простого в каше, которую мы заварили?

– Ты не веришь, что она любит тебя? Дав запустил обе руки в волосы.

– Я знаю, что она любит меня. И, возможно, также сильно, как и я ее. Но она думает, что для нас любовь невозможна.

– Где она сейчас?

– Она вернулась к Ивширу.

– Но, может, его милость герцог – человек, чуждый страстей? – произнесла Мег.

Дав посмотрел ей в глаза.

– О нет! Он человек очень сильных страстей. И он мне нравится. И даже если он считал меня конченым негодяем, в Сильвию он всегда верил безоговорочно.

– А ты не веришь?

– Я ее люблю. Люблю. Но она – одинокая тигрица и лишает меня надежды. Она права. Недоверие, которое мы между собой посеяли, совершенно невыносимо.

Шурша шелковыми юбками, Мег присела.

– Ах, мой милый! Какие же мы все глупцы!

«Я предлагаю вам свою руку, мадам. Ни одна женщина в своем уме не откажется от подобного предложения. Ну скажи же «да», Сильвия, и герцогство твое».

Комната завертелась вокруг нее. В два прыжка герцог подскочил к ней.

– Дыши глубже! – приказал он. – Наклони голову.

Сильвия опустила голову к коленям. Ившир быстро прошел к буфету, налил бренди и вложил стакан ей в руку. Бренди обожгло горло, и она едва не задохнулась.

– Я никак не ожидал, что предложение руки и сердца может стать причиной обморока, – заметил герцог сухо. – Тем более для тебя!

Сильвия поставила стакан.

– Мой дорогой друг, большая честь для меня услышать такие слова, но не всерьез же вы делали свое предложение?

Он принялся шагать по комнате.

– Мы не влюблены друг в друга, но мы старые друзья. Ты знаешь, что я никогда не стану принуждать тебя спать со мной, хотя в свое время мы находились в довольно нежных любовных отношениях, чем не могут похвастаться большинство супружеских пар. – Он остановился. – Ты станешь моей женой и герцогиней, и будущее твое будет надежно обеспечено.

Руки ее сжали голубую ткань.

– Но что я могу предложить вам, когда без памяти влюблена в другого? Зачем вам жениться на мне?

– Так ты отказываешь мне? Я знаю, что твою благосклонность нельзя купить просто деньгами. Но ты и в самом деле хочешь настоящей любви?

– Хочу ли я любви? – Сильвия подняла на него глаза. – А разве не того же и вы хотите, ваша милость?

Морщины пролегли в углах егй рта, он улыбнулся с иронией.

– Как и все мы, я хочу того, чего не могу получить. Неужели ты до сих пор не поняла, что Давенби всякий раз забирал то, что составляло предмет моих желаний?

Она всмотрелась в темные глаза, и ее вдруг осенило.

– О Боже! Как я прежде не догадалась! Вы влюблены в леди Грэнхем?

– Когда-то я надеялся сделать ее своей женой, но мы поссорились. И Боже мой! Теперь я припоминаю, что ту ссору спровоцировал Эдвард! И она вышла за лорда Грэнхема. Позже, когда она овдовела, мне показалось, что судьба дарит мне второй шанс. Однако Мег предпочла мне своего безнравственного любовника. Подвергая Давенби несправедливым преследованиям, я только углубил пропасть между нами.

– Но как еще вы могли поступить? Дав разорил вашего брата, привел его к гибели.

Герцог опустился в кресло.

– Я уже говорил тебе о слухах, о гнусностях. Слухи оказались верными. Гнусности – более чем реальными. Существовало тайное общество, члены которого предавались самым извращенным наслаждениям, используя для своих целей женщин, детей и юношей, употребляя наркотики. – Герцога передернуло. – Подбирали деревенских девушек, приехавших в Лондон в поисках работы, прямо у почтовых карет, а потом бросали на улице. Если девушка умирала, то ее и хватиться оказывалось некому, – а они иногда умирали.

Сильвия нервно сглотнула.

– Я предполагала нечто подобное.

– Мой брат говорил, что во главе тайного общества стоял Давенби. – Царапина на его щеке вдруг показалась очень яркой на побелевшей коже. – Мег никогда прямо не опровергала подобные слухи. Но преступником был лорд Эдвард Вейн собственной персоной!

Онемев от жалости к герцогу, Сильвия закрыла лицо ладонями. Наконец она смогла выговорить:

– И леди Грэнхем все знала? Герцог кивнул.

– Но почему она, черт возьми, ничего не сказала мне? Почему они не предали преступления Эдварда огласке тогда же? Зачем Давенби затеял вместо этого свой крестовый поход, такой ужасный и бесчестный?

– Наверное, он дал леди Грэнхем клятву, вот и все.

– Значит, есть что-то еще. – Ившир встал и подошел к окну. – Тайна настолько ужасная, что связала его и Мег навсегда. У Давенби теперь ни гроша. Книгопечатня его разорена. Все прочие его средства связаны, они в трастовом фонде Сент-Джонса. Впрочем, если бы дело обстояло только в бедности, то ты стала бы жить с ним и на улице, и она тоже.

– Нет, – покачала головой Сильвия. – Она не станет. Плечи его застыли.

– Я принужден простить Давенби смерть моего брата, но неужели ты не понимаешь, что у меня словно нож поворачивается в сердце при одной мысли, что он сейчас с Мег? У меня есть шпионы и помимо тебя, Сильвия. Когда она уехала отсюда сегодня утром, то направилась прямо в Грэнхем-Холл. Давенби отправился туда вслед за ней. Гнал лошадь галопом, как сущий черт.

– Потому что он обязан ей всем, – покачала плечами Сильвия.

Герцог стремительно обернулся к ней.

– Предупреждаю тебя, Сильвия, если подтвердится то, чего я опасаюсь, то я вполне могу и проткнуть его!

– Тогда вы лишите его жизни только за то, что я отвергла его.

Он подошел к ней.

– Право, мадам! Я вам предложил герцогскую корону, и вы ее тоже отвергли.

– Я всегда хотела иметь независимость, возможность жить по своему усмотрению – то необходимое условие, которое вы, мужчины, считаете чем-то само собой разумеющимся.

– Герцогство не предполагает независимости; все, что оно дает, – бесчисленные обязательства.

В голосе его слышалась напускная храбрость, скрывавшая душевную боль. Сильвия, справившись с собственным страданием, взяла его за руку.

– Тогда я должна благодарить Бога, что я более не мужчина. Вы обезумели от горя, ваша милость, из-за брата и из-за дамы, возможности поухаживать за которой вы лишились, как вы думаете, навсегда. Интересно, что бы вы, черт возьми, стали делать, ответь я «да» на ваше безумное предложение?

– Я бы женился на тебе, – ответил Ившир.