Щит трескается. Рука в латной перчатки соскальзывает с перекладины. Нога – тоже. Рыцарь срывается и летит вниз, на головы лезущих следом. Сбивает кого-то. И кого-то еще.

Краткая передышка.

Тимофей смотрит по сторонам. К стенам прислонены новые лестницы. Битва кипит вовсю. Ищерцы держатся. Не пускают врага дальше заборала. Пока не пускают…

Кнехты и рыцари десятками падают к подножию стен. Но убитые и раненые есть уже и среди защитников. Их мало, гораздо меньше. И все же они есть.

Копье! Тычет снизу. В лицо.

Тимофей увернулся. Срубил наконечник, перегнувшись через стену, вытянул руку, достал вражеского копейщика кончиком меча.

Еще одним латинянином на лестнице стало меньше.

Урвав свободное мгновение между взмахами меча, Тимофей глянул на князя. А князь…

Холодный взгляд, плотоядная улыбка, чуть заметно шевелящиеся губы, руки, живущие своей особой волховской жизнью…

Князь колдовал.

Угрим медленно, с усилием, разводил перед собой ладони.

Зачем?

Зачем-то…

Снизу доносятся дикие вопли. Не из-под стен, дальше – из-за вала и частокола. От рва.

Что там творится? Нет ни времени, ни возможности посмотреть: еще один латинянин вскарабкался по штурмовой лестнице. Стоит у самого заборала, почти вровень с Тимофеем. Одной рукой держится за окровавленную перекладину, второй – бьет тяжелым кистенем. Целит в голову Тимофею.

Вражеский кистень Тимофей принимает на щит.

Утыканный обломками стрел щит трескается. Но не разваливается. Тимофей наносит ответный удар. По руке, вцепившейся в перекладину. Кисть отсечена. Латинянин кричит, падает.

Тимофей смотрит вниз. И видит, наконец. Отчетливо видит, как…

Подчиняясь движению Угримовых рук, движется земля. Там где ров. Где был ров.

Сейчас дно рва проседает. Бурлит и клокочет мутная вода. Внешняя стенка отдаляется от внутренней, над которой возвышается вал и частокол.

Хотя нет, не так. Не совсем так. В ров со стороны латинян сползают пласты глины, но не наполняют, не засыпают его, а бесследно исчезают в пузырящейся воде.

Крепостной ров углубляется и расширяется. С кромок осыпается земля и орущие люди. Ломается наложенная гать из осадных щитов. Рушатся переброшенные через ров мостки. Расползается и тонет наваленная для туруса насыпь.

Разрастающийся ров обращается в глубокий овраг, в широкую балку, затягивающую все новые и новые жертвы. На склонах копошатся кнехты и рыцари. Латиняне пытаются выбраться по предательским осыпям. Пытаются – и не могут.

А ко рву подходят новые ряды. Лезут упрямо, настырно. Определенно, страха штурмующие не испытывали. Страх был придавлен, пришиблен магией. И страх, и обычное свойственное человеку чувство самосохранения.

Тимофей чуть не пропустил выпад рыцарского меча.

По штурмовой лестнице уже вскарабкались новые противники. Острие длинного обоюдоострого клинка целило ему в горло, но отклоненное в последний момент, увязло в бармице, подцепило и сбросило с головы шлем. А без шелома сейчас – беда.

На Тимофея навалились сразу двое. Рыцарь в длиннополой кольчуге и кольчужном же капюшоне перебирался с лестницы на заборало. Сразу за ним – оруженосец, пытающийся из-за плеча господина достать Тимофея копьем.

Тимофей действовал одновременно двумя руками. Меч – под копейный наконечник. Отбить! Рыцаря – спихнуть щитом. С копьем получилось. С рыцарем не вышло. Проклятый латинянин вцепился левой рукой в край щита. Правой поднял тяжелый клинок.

Тимофей стряхнул щит с руки, толкнул от себя вместе с противником. Замахивающийся мечом рыцарь потерял равновесие. Рухнул спиной назад: над заборалом только ноги мелькнули. Свободной рукой Тимофей перехватил древко копья. Ткнул мечом под шлем оруженосца. Слуга полетел вслед за господином.

Опять небольшая передышка. Тимофей глянул на князя, на ров…

Угрим уже не разводил, а сводил руки. И ров… Ров смыкался, сжимался, натягивая на себя покрывало земли. Расстояние между стенками сокращалось. А дно уходило все глубже.

Вот ров достиг своих прежних размеров. А вот – и вовсе стал узкой земляной щелью, через которую можно перепрыгнуть без разбега.

Все! Темная щель доверху набита людьми, оружием, обломками осадных щитов. Из сужающейся ловушки тянутся руки, но податливая земля осыпается под пальцами. Там не спасается никто. Крики сменяются стонами и хрипами. Людей давит заживо. Ров выплескивает красное. Воду, густо окрашенную кровью. Или кровь, слегка разбавленную водой. На миг, на краткий миг, разделенные стенки смыкаются, будто створки моллюска, захлопнувшего раковину. Крепостной ров закрывает свою добычу, обращаясь могилой…

Но уже в следующее мгновение Угрим резко развел руки. Ров снова разошелся, раскололся, разверзся, подобно ненасытной земляной пасти. Трещина расширилась, и открывшийся провал явил жуткое зрелище. Смятые человеческие останки, искореженные и впечатанные в земляные стенки доспехи, перетертое в труху дерево. Сплошная бесформенная масса. И кровь, кровь, кровь…

А ров опять поглощал сползающую землю. Глотал ее жадно и быстро. Воины, оказавшиеся на краю, вновь сыпались вниз. Падали, барахтались, тонули в кровавом месиве.

Очередной латинянин, появившийся на лестнице, закрыл обзор. Это был рослый рыцарь с шестопером на крепкой рукояти. Противник атаковал напористо и яростно. Едва не выбил из рук Тимофея оружие, чуть не достал увесистым набалдашником палицы незащищенную голову.

Латинянин поднялся над заборалом и уже готовился прыгнуть в крепость. Тимофей нанес сильный рубящий удар в ноги. Будто бы в ноги… Рыцарь опустил шестопер, прикрывая колено и голень. Однако Тимофей бил со скрытым умыслом.

Он изменил направление удара. С маху обрушил клинок на лестницу. Перерубил перекладину под ногами противника.

Хрустнуло. Латинянин, взмахнув руками, сверзился вниз.

А что Угрим? Тимофей снова стрельнул глазами в его сторону. И скользнул взглядом по рву.

Князь-волхв опять сводил руки. Сначала сводил, потом – разводил. Глинистые стенки рва сходились и расходились, сдвигались и раздвигались. Захлопывались, разверзались снова…

Земляная пасть захватывала штурмующих ряд за рядом. Пережевывала добычу. Втягивая живых, выплевывая кровь мертвых. Первый штурм захлебывался в этой крови.

Однако люди, утратившие страх, все шли и шли… Вперед, на смерть. До тех пор шли, пока внизу не взревели рога и трубы.

Ага! Михель отводил от опасного рва тех, кого еще можно было отвести. Вторая волна штурмующих откатывалась назад.

Натиск латинян, уже прорвавшихся к стенам и не дождавшихся подмоги, ослабел. Штурмовые лестницы опустели. Те, кто пытался влезть наверх, были сброшены вниз. Тех, кто остался внизу, защитники крепости добивали из луков и забрасывали камнями.

Тимофей опустил меч. Для его клинка работы больше не было.

А вот Угриму, судя по всему, работенки хватало. Князь-чародей опять творил колдовство.

Ров сомкнулся в очередной раз и…

И больше уже не открывался. Зато зашевелился вал с частоколом. Заскользили по склонам насыпи тела латинян пронзенные ищерскими стрелами, посыпались земляные комья…

Угрим, не умолкая ни на миг, бормотал неразборчивые волховские заклинания. Подавшись вперед всем телом, упершись плечом и руками в невидимую преграду, князь стал похож на мужика, бранящегося сквозь зубы и выталкивающего из колдобины перегруженный воз.

И Угрим в-в-вытолкнул!

Нет, не какую-нибудь там телегу! Князь сковырнул крепостной вал. Весь! Целиком!

Плотная насыпь, полукольцом охватывавшая прижатый к речному берегу город, грузно сдвинулась с места, поползла от Острожца земляной волной – распрямляясь и слегка покачивая гребнем из заостренных кольев. Оставляя за собой густой пыльный след.

Тимофей заворожено наблюдал за движением земли. Вот вал миновал сомкнутую пасть рва. Вот стер и впитал кровавые лужи. А вот двинул дальше, постепенно набирая скорость.

Конница, возможно, смогли бы спастись от такого. Пешцы – нет. Это было видно и это было ясно. Отступавшим латинянам – в первую очередь. Однако паники во вражеских рядах не наблюдалось: сказывалось внушенное Михелем и Ариной бесстрашие.

Неприятельские отряды остановились и уплотнили строй. Ровными шеренгами, подпирая друг друга, выстроились впереди щитоносцы, копейщики и алебардщики. Стена щитов, лес пик и широкие лезвия топоров на длинных рукоятях должны были принять на себя первый, самый страшный удар, расковырять земляную массу и ослабить напор.

Из задних рядов густо полетели стрелы. Залп. Еще один. Еще… Нет, арбалетчики и лучники не пытались расстреливать надвигающийся вал. Стрелы усеивали пространство между движущейся насыпью и людьми, стоявшими неподвижно. Пестрые оперения уже торчали, как трава, а стрелы все продолжали сыпаться.

Земляная масса коснулась древок. Стрелы немного, чуть-чуть, но все же замедлили продвижение вала.

Строй латинян разомкнулся. За воинами, закованными в железо, стояли две фигуры, не обремененные доспехами. Фигура в красном балахоне. И стройная женская фигура.

Михель. Арина.

Тимофей покосился на Угрима. Князь простер перед собой руки, затем опустил ладони, словно пригибая что-то.

Перекошенный, зияющий дырами частокол сполз с вершины вала на его внешний склон, опустился к земле. Потемневшие, заостренные концы бревен смотрели теперь не в небо, а целили в щиты и нагрудники латинян. Колья тына превратились в плотный ряд толстых копий.

Стрелки продолжали стрелять. Земляной вал, ощетинившийся деревянными зубьями, катился по ковру из оперений. Вал спотыкался о стрелы, подминая их, но, все же, двигался дальше.

Михель и Арина ударили одновременно.

Взмах рук, раскрытые ладони…

Тимофей не увидел самой магии. Он видел только результаты магического действа. В надвигающуюся насыпь будто врылись глыбы, выброшенные мощным пороком. Насыпь вздрогнула. Изломанные бревна посыпались из нее, словно выбитые зубы из десны. Разлетелись налипшие на вал человеческие останки и оружие. Утрамбованная земля брызнула вверх и назад, обращаясь в безобидные рыхлые холмики и кочки – невысокие, неприметные и неподвижные.

Еще удар, еще, еще, еще…

Маг и ворожея яростно крушили вал. Земляную стену то тут, то там разрывали широкие бреши. Расчлененная и разбитая насыпь замедляла движение, но не останавливалась.

– Вблизи-то оно конечно, – расслышал Тимофей злой голос князя. – Вблизи так можно. Только всего вам уже не срыть. Не успеть…

И – вновь невнятное бормотание. Князь-волхв, сосредоточившись, толкал разбитую насыпь дальше.

Остатки земляной стены рваной и изломанной волной накатили, на стену живую. Удар был страшен. Много страшнее, чем натиск тяжелой конницы.

Сначала заостренные бревна частокола раздвинули пики и алебарды, разнесли в щепу осадные щиты, смяли доспехи, изорвали плоть. Потом латинянский строй накрыла земля. Копейные наконечники и тяжелые лезвия алебард взрыхлили и сковырнули внешний слой вала, но не остановили насыпь.

Разом сломались десятки, а может быть, сотни крепких ратовищ.

Темные земляные гребни, отчетливо различимые в море человеческих голов, ползли сквозь вражеское войско, увязая в мертвых и живых еще телах, и еще сильнее замедляя ход.

Часть вала латинянам все же удалось разметать по бревнышкам, разрубить, разбросать, расковырять и срыть. Но лишь часть. Несколько разрозненных холмов уже прорвали вражеский строй. Изрытые, истыканные обломками копий, залитые кровью, облепленные трупами, оплывшие и отяжелевшие, они двигались на лагерь осаждающих. Медленно – гораздо медленнее, чем прежде, – но все-таки двигались. В земле покачивались прореженные, посеченные, неровно торчащие колья.

Угрим обливался потом. На лбу и шее князя-волхва пульсировали вздутые жилы. Заклинания цедились сквозь стиснутые зубы. Видимо, на таком расстоянии приводить в движение даже то немногое, что оставалось от крепостного вала, было непросто. Близился рубеж, за которым колдовская власть Угрима над валом заканчивалась.

В лагере противника началась суета. Надрывались рога и трубы. Пешие кнехты ставили на пути земляных насыпей рогатки и обозные повозки. Всадники седлали коней, готовясь к отступлению.

А Михель? А Арина? Вон они, оба! Охотятся за движущимися по ровному полю наростами. Добивают, сметают, стирают…

Латинянский маг вскидывает руки вслед большому и темному земляному горбу. Земля расплескивается, словно вода. Разлетаются сломанные колья.

Бьет гречанка. По другим целям. Колдовство Арины разносит сразу два темных бугра поменьше.

Взмах руками, магический пасс, взмах, пасс, еще и снова…

Последние остатки вала рассыпаются пылью. Катятся, словно оброненное оружие, вывороченные колья. Земля ровняется с землей. Всё…

– Всё, – вздохнул Угрим.

Князь опустил руки и обессилено привалился к стене. На лице волхва не было радости.

– Мы отбили штурм, княже! – улыбнулся Тимофей, чувствуя, что его улыбке не хватало уверенности. – Теперь латиняне не скоро сунутся.

Ведь так? Так же, княже?

– Скоро, – качнул головой Угрим. Голос князя был бесцветным и уставшим. – Скоро сунутся, не сомневайся. Это был не штурм. Это была всего лишь разведка.

– Чего? – не понял Тимофей. – Чего разведка-то? Что могли вызнать латиняне, если они даже не поднялись на стены?

– Главное. Мои силы и возможности Кощеева тулова. В следующий раз Михель и Арина учтут, все что узнали сейчас. Сегодня они дрались не за крепость, а за знания, которые помогут войти в крепость. В следующий раз будет труднее.

– За знания? – Тимофей выглянул из бойницы. – И ради этого они положили столько народу?!

– Михель и Арина гонят на смерть воинов Феодорлиха, – пожал плечами Угрим. – Какое им дело до этих людей? Да и вообще… Сильные маги, стремящиеся к еще большей силе, никогда не считаются с потерями.

Тимофей огляделся. Кровь стекала со стен, у бойниц лежали тела убитых ищерцев. Отовсюду доносились стоны раненых.

– А ты, княже? – он глянул в черные, как смоль, глаза Угрима. – Ты считаешься?

Угрим криво усмехнулся.

– Вынужден. У меня в Острожце не так много воинов.

Князь перевел взгляд на необъятный лагерь противника. Что-то похожее на зависть отразилось в смолистых зрачках ищерского волхва.

Примечания

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.