Зачин

Множеством нитей связывает нас порой судьба с тем местом, где мы живем. Иногда уезжаешь – и вдруг снова неожиданно возвращаешься туда же; читаешь что-то очень важное или встречаешь человека с интересной фамилией, напоминающей все о тех же знакомых местах. Как будто госпожа Фортуна водит тебя за руку кругами и потом тычет носом: вот, смотри, твое, не упусти. Так и у меня с зюзинскими местами.

Когда в 1970-х гг. я поселилась у железной дороги в поселке строителей на Старом Каширском шоссе, разве могла я знать, что живу на землях, которые в 1903 г. зюзинское сельское общество отдало под строительство Павелецкой железной дороги?

И все годы, что жила я в поселке строителей, бегала на другую сторону Варшавского шоссе, в квартал, что окрестные жители называли поселок Волхонка-ЗИЛ – то в баню, то на рынок, то в кино. А ведь Волхонка (до 1858 г. она называлась Изютино) – это маленькая деревня зюзинского сельского общества, стоявшая когда-то у Серпуховской дороги. Именно около Изютино старую дорогу при реконструкции полтора столетия назад спрямили и пустили по новому маршруту – так появилось шоссе, названное Варшавским, потому что в польскую столицу тогда принято было ездить так: сначала из Москвы к югу, а затем сворачивать на запад – на Варшаву.

Живя в поселке строителей, я несколько лет работала на стройке, где бригады наших электриков прокладывали наружные и внутренние сети во всех новостройках. Среди объектов у нас было немало зюзинских корпусов, т. е. домов, строившихся на месте снесенного села Зюзина.

Не часто встретишь фамилию Зюзин. А мне случилось встретить. И хоть не были мы большими друзьями, но работали в одном журналистском коллективе не один год. Жаль, конечно, что к потомству прежних владельцев зюзинского поместья он не имеет отношения. Но и это я узнала от него много лет спустя, когда, изучая прошлое района, где поселилась с некоторых пор, вспомнила о старом знакомом и позвонила Зюзину: «Михал Михалыч, где твои корни?» Но разве мог он знать, откуда растет его древо, если даже ветви родословной едва ли представляет?! Из воронежских краев, говорит.

Но ведь и те, прежние, не сидели на московских землях долго. И наше Зюзино (Чермнева стана, а позже Зюзинской волости Московского уезда), и другое подмосковное Зюзино (Каменского стана, а позже Богородского уезда, ныне Раменского района Московской области) проданы были Яковом Васильевичем Зюзиным в начале XVII в., еще до Смуты, другим владельцам. Еще два владения Зюзиных тех лет неподалеку от Москвы тоже сменили со временем не одного хозяина.

Куда разметало фамилию – кто знает? Даже родословную выстроить спустя столько веков на пустом, можно сказать, месте – задача непосильная. Сведения о владениях рода Зюзиных я уже не один год разыскиваю и в архивах, и в старинных книгах, даже построила родословное древо Зюзиных. Но неразрешенные вопросы еще остались, и я до сих пор не могу сказать, что все уже известно.

История Москвы традиционно интересует историков лишь в пределах Камер-Коллежского вала, многие годы служившего ей границей. Но столица в 60-х годах ушедшего (уже!) века перешагнула вал и заняла территорию нескольких волостей прежнего Московского уезда. И когда новые московские районы и округа накануне 850-летия Москвы стали выпускать представительские издания о своих территориях, на глянцевых страницах можно было прочесть немало нелепиц.

Случилось и мне прикоснуться к истории новых столичных окраин: предложили написать несколько очерков о районах Южного административного округа столицы, об их современных проблемах, о развитии промышленности и дорог на этой территории. Почти четверть века прожила я на юге столицы, из них несколько лет – в огромном жилом массиве, построенном на землях между деревней Ореховой и селом Борисовом и называвшемся Орехово-Борисово.

Нельзя писать о городе, не представляя, каким он был прежде, как развивался. И я отправилась в путь к истокам. А от районов Южного округа пришла к Зюзино. Ведь в нынешний Южный округ вошли и селения Зюзинской волости, располагавшиеся когда-то вдоль Серпуховской дороги и Варшавского шоссе: Верхние Котлы, Волхонка, Чертаново, Котляково, Красное, Бирюлево, Покровское-Городня с выселком, Аннино (Новые Битцы).

Центральная часть прежней Зюзинской волости – это сегодняшний Юго-Западный административный округ.

Все нынешние округа Москвы вокруг Центрального – это волости прежнего Московского уезда, можно сказать, Москва уездная.

Центром Зюзинской волости было село Зюзино, на месте которого расположен столичный район Зюзино, который по территории заметно меньше земель Зюзинского сельского совета.

Послание предков

На пути к истокам я получила послание от предков. Как будто они подсказывали мне, где искать зюзинские корни. Зашла неожиданно в подземный археологический музей, что открыли под гостиницей «Москва». А там увидела не только Воскресенские ворота в древнюю Москву, но и женские украшения вместе со многими другими предметами из подмосковных курганов. Среди нескольких названий прочла: «Зюзинские курганы». Какие украшения были найдены в Зюзинских курганах, на стенде указано не было.

Заметила вдруг необычные замысловатые узоры на маленьких пластинках некоторых серебряных семилопастных височных колец. Они останавливали, привлекали внимание, что-то сообщали, звали в ту ушедшую даль Времени, откуда появились, – к тем людям, что нанесли эти орнаменты на пластинки, к тем женщинам, что прикрепили эти височные кольца к налобному ремешку, пытаясь и охранить себя, и украсить.

Надо бы навестить курганное племя – мне было по пути. Ведь это самые первые исторически известные жители Зюзина и его окрестностей. И я решила непременно разузнать, где были Зюзинские курганы, какие здесь жили племена и в какие века.

Началось путешествие в Институте археологии, на страницах отчетов о раскопках курганов за последние полвека. И не только Зюзинских.

Предметы из археологических раскопок (железная гривна, ножницы, пинцет, булавка, нож, шипы)

Нашла отчеты археологов, которые копали курганы в Зюзине (в 1949, 1950, 1966 гг.)[1], близ Чертанова, в нынешнем Битцевском лесопарке (в 1953, 1956, 1982 гг.)[2], близ Конькова (в 1958 г.), около Деревлева (в 1978 г.), на Теплых Станах (в 1979, 1980 гг.)[3]. Чтобы представить более широкую картину древнего населения, я просмотрела и дела о раскопках курганов не только у селений прежней Зюзинской волости, но и всего ближнего Южного Подмосковья, входящего ныне в черту Москвы: дер. Битцы[4] (в 1944 г.), село Царицыно[5] (в 1944, 1960, 1961 гг.), дер. Фили[6] (в 1952 г.). Но это – раскопки лишь за последние полвека.

Историки и археологи фиксировали, а иногда и исследовали подмосковные курганы еще с середины XIX в. Все имевшиеся на момент публикации сведения о курганах собрал и классифицировал в 1947 г. О.Н. Бадер в «Материалах к археологической карте Москвы и ее окрестностей». При этом он привел детальный перечень источников. В каждом сообщении подробно описано, что известно о курганах, где они расположены, раскапывались ли и кем или имеется лишь краткое упоминание об имевшихся где-либо курганах (с точной ссылкой на источник). К сожалению, работа его не завершена – археологическая карта Москвы долго оставалась неизданной. И только недавно фрагмент карты Бадера (юго-запад Москвы), воспроизведенный с негативов, хранящихся в Музее истории Москвы, опубликовали в книге «Культура средневековой Москвы. Исторические ландшафты», т. 1 (М.: Наука, 2004).

Но современные археологи в своих раскопках (о которых речь шла выше) всегда ссылаются на Бадера: упомянут исследуемый курган в его списках или это вновь обнаруженный курганный могильный комплекс (как правило, курганы в комплексе располагаются по несколько штук одновременно).

Небезынтересно, что Бадер тоже опирался на фундаментальный труд своего предшественника М.А. Саблина «Список курганов Московской губернии» (1879). Многие могильники упоминаются только в этом списке, а позднее исчезают, распаханные или застроенные. Некоторые могильники были обозначены на старой топографической карте окрестностей Москвы (двухверстке). Назову из «Материалов...» лишь населенные пункты интересующего меня ближнего Южного Подмосковья, близ которых отмечены курганы, с указанием года раскопок, если он имеется, и количества могильников:

Село Немчиново (1921 г.), деревня Сетунь (1, 2 – 1865 г.), село Спасское[7], деревня Давыдково (1935 г.), деревни Каменная Плотина и Матвеевское (1 – 1924 г., 2, 3), деревня Раменки (1, 2 – 1924 г., 3), село Воробьево, село Очаково (1, 2, 3, 4, 5), село Никольское (1, 2 – 1924 г.), деревня Никулино[8] (1, 2 – 1924 г.), село Тропарево[9] (1, 2), деревни Верхние Теплые Станы и Брехово, село Коньково (1, 2, 3 – 1869 г., 4, 5), деревни Деревлево (1, 2) и Шаболово, село Черемушки (1, 2 – 1928, 1938 гг., 3), деревни Верхние Котлы (1909 г.), Ногатино[10] (ныне Нагатино), Котляково[11] (1, 2), Чертаново (1[12] – 1923 г., 2, 3, 4, 5, 6[13]), Волхонка[14], села Зюзино[15] и Узкое, деревни Малое Голубино и Большое Голубино, село Ясенево, сельцо Красново (Красное), сельцо Бирюлево, село Покровское (1, 2), деревня Битцы, село Царицыно (1, 2, 3, 4, 5), деревни Орехово (1, 2) и Шапилово, села Борисово, Сабурово (1937 г.), Братеево (1, 2[16], 3, 4, 5[17]), деревня Зябликово (1, 2).

Предметы из курганной группы Чертаново, XII–XIII вв. Семилопастные височные кольца. Биллон. Ожерелье. Сердолик, горный хрусталь. Браслет витой. Медь. Перстень витой. Биллон. Перстни рубчатые. Медь. Перстень. Биллон, чернь

Предметы из курганной группы Черемушки, XII–XIII вв. Семилопастные височные кольца. Биллон. Бубенчик. Медь. Браслет витой. Медь. Бусины. Горный хрусталь. Ожерелье. Стекло. Трехбусинное височное кольцо. Медь

Где находились курганные комплексы селений Зюзинской волости? Почти по всем курганным группам О.Н. Бадер приводит данные, взятые им из разных источников.

Теплостанские курганы при деревне Верхние Теплые Станы – один курган находился за домами к северо-западу от деревни и еще два – на церковных землях села Троицкого.

Бреховские – «Купринские» восемь курганов (на пустоши Куприна) у деревни Бреховой в лесу, в одной версте от Старокалужской дороги.

Близ села Конькова располагалось пять курганных комплексов. 1-й Коньковский курганный могильник из пяти курганов – в 50 метрах вправо от проселочной дороги, ведущей в деревню Брехову из села Конькова. 2-й могильник, тоже из пяти курганов, – на церковной земле при селе Конькове. 3-й – шесть курганов на земле купца Ирошникова. 4-й – четыре кургана близ с. Конькова, в даче Запольской, в 150 саженях от Старокалужской дороги. 5-й – два кургана при селе на земле Удельного ведомства, в даче Большая Роща.

При деревне Деревлевой отмечалось два курганных могильника. 1-й – шесть небольших курганов среди огорода на расстоянии полукилометра от деревни в сторону Москвы у самого Калужского шоссе, вправо от него; 2-й – пять круглых курганов в полукилометре к востоку от Калужского шоссе и около километра от деревни, за колхозными огородами, от которых их отделяло небольшое болотце.

Шаболовские курганы находились тоже в двух местах. Один курган – близ сельца Шаболова и близ дома г-жи Ржевской у Черемушкинского шоссе, пять курганов – на земле г-жи Ржевской в лесной даче Чищоба. Кстати, эта заповедная роща Чищоба еще при дворянах Бекетовых входила в зюзинское имение и находилась на левом берегу речки Котловки, напротив заповедной рощи Грачевники, где находился Зюзинский курганный комплекс (о нем речь ниже).

Неподалеку от села Черемушки – три курганных могильника. 1-й – близ села, влево от шоссе, в ольховой рощице около проселочной дороги, между «Домом агрономов» и лагерем Осоавиахима; в 1928 г. он состоял из пятнадцати курганов, раскопы которых дали много вятичских вещей первой половины XII в. 2-й находился приблизительно в 300 метрах от 1-го, в парке «Дома агрономов», и состоял из двух небольших курганов, один из которых, раскопанный в 1938 г., тоже дал много предметов вятичских украшений XI– XII вв. 3-й находился на краю села, в огороде, в 70 метрах вправо от дороги, ведущей в деревню Шаболовку, и состоял из двух высоких курганов, которые не содержали ничего.

У деревни Котляковой было два могильника. 1-й – в полукилометре к ЗСЗ от деревни группа курганов «обычного, так называемого московского, типа с обычными для этих курганов вещами, как, например, семилопастными височными кольцами, горшком и т. п.», 2-й – несколько менее 1 км к югу от деревни.

Чертановских могильников было известно шесть. 1-й – восемь-девять курганов на левом берегу речки на пологом склоне, в 400 м к северу от деревни, у самого Серпуховского шоссе и полотна железной дороги, на территории крольчатника близ старой кузницы. 2-й – два кургана в 1 км к северо-западу от деревни Чертановой, приблизительно в 700 м от первого могильника и в 400 м от третьего. 3-й – один курган в 1 км к северо-западу от деревни, среди поля, невдалеке от речки, на правом ее берегу. 4-й – шесть курганов на левом берегу Чертановского ручья, вытянутых в одну линию с северо-запада на юго-восток, в расстоянии 1,2 км к западу от деревни Чертановой, приблизительно в 1,5 км к ЗЮЗ от 1-го могильника. 5-й – шесть курганов у того же ручья в 190 м к югу от 4-го и в 2 км к северу от сельца Красного и опытной станции «Красный Маяк». 6-й – на правом берегу того же ручья, в 250 м от него, на расстоянии несколько более 1 км к ЗЮЗ от центра деревни в направлении прямо на Узкое.

Волхонковский курганный могильник состоял из двух курганов, которые находились в одной версте от деревни Волхонки (что прежде была деревней Изютиной), в «Старой роще», в пашне надела села Зюзина.

Узковский курганный могильник – это один курган при селе Узком Богородицкое тож в двух верстах от Старокалужской дороги.

Малоголубинский курганный могильник из шести курганов близ одноименной деревни – в сотне с лишним метров от парка бывшего имения С.А. Салтыкова (позже там находилось правление колхоза) в сторону села Ясенева.

Большеголубинский курганный могильник – три кургана за восточной оконечностью сельца Больше Голубино, в 500 м на северо-восток от Малоголубинского могильника.

В Ясеневском курганном могильнике было четыре кургана «на Фляжкине», в лесной даче г-жи М.С. Бутурлиной.

Красновский курганный могильник – один курган, тоже на даче г-жи Бутурлиной при сельце Красном.

Бирюлевский курганный могильник – три кургана при сельце Бирюлеве, в угольной роще помещика Г.Н. Оболенского.

О Зюзинских курганах скажу ниже.

Не все из этих курганов раскапывались, и подавляющего большинства сейчас уже нет. Но все изученные археологические памятники позволяют сказать, что на землях Подмосковья и, разумеется, в Москве жили вятичи. Очень подробно о них написала Т.Н. Никольская в книге «Земля вятичей»[18]. Она даже составила карту расположения вятичских курганных комплексов, обозначив цифрами каждый курганный комплекс и определив по ним границы Земли вятичей, располагавшейся в бассейне верхней и средней Оки и р. Москвы.

Взгляните на фрагмент этой карты, на котором вместо цифр я поставила названия селений, близ которых расположены курганные комплексы Москвы и ее окрестностей. Как видно, курганы оказались около многих селений: Зюзино, Шаболовка, Черемушки, Деревлево и Коньково, Верхние и Нижние Котлы, Чертаново, Котляково, Покровское, Бирюлево, Узкое, Ясенево, Большое и Малое Голубино, Фили, Воробьево, Ногатино, Шипилово, Борисово, Братеево, Царицыно, Орехово. Кое-что, правда, упущено. В частности, на карту не нанесены курганы у селений Волхонка, Красново, Брехово, Беляево, Теплые Станы, Битцы, Тропарево, Очаково, Никулино, Немчиново, Каменная плотина, Спасское, Сетунь, Давыдково, Матвеевское, Зябликово, о которых упомянул О.Н. Бадер. (Называю только ближайшие к столице, южнее р. Москвы.)

Карта вятичских курганных комплексов Южного Подмосковья. По книге Т.Н. Никольской «Земля вятичей»

Ученые пришли к выводу, что курганные комплексы являются, по сути, деревенскими кладбищами. Значит, близ каждой курганной группы существовало селение вятичей. А деревеньки были крошечные, 2–3 избы, не больше десяти. Вятичи жили крупными семьями, в нескольких километрах одна от другой.

В то же время курганные захоронения распространились среди вятичей к XII в., вытеснив погребение на столпах, на путях. Значит, все курганные захоронения можно отнести к XII в. и позже[19].

Около современных крупных селений отмечено по несколько курганных комплексов. Значит, вятичских поселений было даже больше, чем селений в Зюзинской волости. Конечно, они были мельче, но пустынными вятичские леса назвать нельзя. И уверенно можно сказать, что почти все населенные пункты Подмосковья XX в. существовали уже при вятичах, в VIII–XIII вв. И названия некоторых селений, возможно, остались с тех времен.

Славяне в бассейне реки Оки появились в VIII–XIII вв. Сначала с юго-запада расселились восточнославянские племена, а позже, с запада, появились и вятичи. Датировать их появление XII в. в соответствии с датировкой курганов нелогично. Известно, что до XII в. у вятичей были другие погребальные обряды, не фиксируемые археологами. Но они отмечены летописцами (в Лаврентьевской летописи)[20]: «...И Радимичи, и Вятичи, и Север один обычай имяху: живяху в лесе, якоже всякий зверь, ядуще все нечисто, срамословье в них пред отьци и пред снохами; браци не бываху въ инх, но игрища межю селы. Схожахуся на игрища, на плясанье, и на вся бесовская игрища, и ту умыкаху жены собе, съ нею же кто съвещашеся; имяху же по две и по три жены. Аще кто умряше, творяху трызну над ним, и посем творяху кладу велику, и възложахуть и на кладу мертвеца, сожьжаху, а посем собравшее кости, на путех, еже творятъ Вятичи и ныне».

Клада (небольшой сруб) сжигался вместе с телом. Кости в малой урне ставили на столпе у дороги. И они разрушались со временем, не оставляя следов в веках. Если бы вятичи не изменили этот погребальный обряд на курганный, то следов их существования на земле могло бы не остаться.

Летописец отмечает западное происхождение племени: «...Радимичи бо и Вятичи от Ляхов. Бяста бо два брата въ Лясех, Радим, а другий Вятъко; и пришедъша седоста, Радим на Сожю, прозвашася Радимичи, а Вятъко седе с родом своим по Оце, от него же прозвашася Вятичи».

«От Ляхов» могло означать, что прежнее место обитания племени, вернее, их предков, было по соседству с ляшскими племенами. Это подтверждают основные черты материальной культуры ранних вятичей (лепная посуда, жилища в виде прямоугольных в плане полуземлянок, погребальный обряд трупосожжения), имеющие много общего с раннеславянской культурой типа Корчак (или пражского типа), известной на территории Припятского Полесья.

Но существует и другое толкование, относящее вятичей еще западнее в более древние времена. Слова «Вятко», «Вятичи» в подлиннике летописей писались с буквой «юс малый» – я~. «Вя~тичи» и произносились с носовым звуком [ен] – [Вентко], [Вентичи]. Несомненна родственная связь этих слов с «венто» – древним общим названием славян, населявших в давние времена Европу. Римляне сделали из этого названия, как известно, «венедов» – так называл славян Тацит. Отсюда же племенное имя вендов, оставивших этот корень во множестве европейских топонимов. Отсюда естественный вывод: вятичи – основные носители культуры древних венедов, мигрировавших с западных территорий Европы на восточные: сначала – на верхнее Поочье, а позже – и к северу, в бассейн реки, которой они дали имя Вятка. В сплаве с местными финно-угорскими племенами и возникло новое стойкое этнообразование, оставшееся в истории как вятичи.

В IX в. вятичи платили дань могущественной волжской державе – Хазарскому каганату. В летописи под 6367 (859) г. написано: «Имаху дань.../// Козаре .../// на Полянех, и на Северех, и на Вятичех; имаху по беле и веверице от дыма».

Вятичи платили дань хазарам дольше всех племен, возможно, потому, что находились ближе всех к ним. И только Святослав освободил их от этой дани в 6472 (964) г. «И иде на Оку реку и на Волгу, и налезе Вятичи, и рече Вятичем: “Кому дань даете?” они же реша: “Козаром по щьлягу от рала даемъ”». А через два года, уничтожив Хазарский каганат, Святослав наложил на вятичей свою дань: «Вятичи победи Святослав, и дань на них возложи». Непокорные вятичи освободились от этой зависимости при Владимире. И он дважды с ними воюет, после чего берет с них дань. В 6489 (981) г. «...Вятичи победи и возложи на нь дань от плуга, якоже и отец его имаше».

Обращает внимание то, что по виду дани – «от рала», «от плуга» – виден земледельческий характер Земли вятичей.

Через год попытались вятичи освободиться от княжей опеки: «Заратишася Вятичи, и иде на ня Володимир, и победи е второе».

Победы эти были эфемерны и единовременны. Вятичи в своих непроходимых для чужаков лесах дольше всех сохраняли самостоятельность и независимость. Суздаль и Муром сообщались с Киевской Русью, огибая вятичские леса, – через верховья Волги и Смоленск. Потому и Суздальскую землю летописцы называли Залесской. Даже Владимир Мономах как об особом подвиге говорит о походе через вятичей в своем «Поучении...», помещенном в Лаврентьевской летописи под 1096 г.: «А се вы поведаю, дети моя, труд свой, оже ся есмь тружал пути дея и ловы 13 лет. Первое к Ростову идох, сквозе Вятиче, посла мя отец, а сам иде Курьску...» Недоступность для чужаков лесов в летнее время чувствуется и в другой фразе из «Поучения...»: «А в вятичи ходихом по две зиме, на Ходоту и на сына его...»

Это упоминание о племенных старшинах, какими были Ходота и его сын, объясняет столь долгое сопротивление Земли вятичей и сохранение самостоятельности до начала XII в. Сопротивление имело определенную организацию, что и укрепляло его. Мономах в своих фразах о войнах ведь не упоминает ни о покорении, ни об обложении данью.

На эту территорию претендовали не только киевские и черниговские князья, но и суздальские, смоленские, муромские, рязанские – владельцы всех окрестных княжеств. Князья в междоусобных войнах делили власть над этой землей, отнимали друг у друга право на владение то одной ее части, то другой. Десятки феодальных княжеств то возникали, то исчезали, раздирая между собой Землю вятичей на удельные, вотчинные владения. Вятичские города, прежде неведомые, где уже развивались ремесла и стали сидеть князья или их посадники, стали упоминаться в летописях только в XII в. К XIII в. территорию вятичей разделили несколько княжеств, в том числе удельное Московское. В XIV в. множество мелких удельных княжеств подпало под гегемонию крепнущей Москвы и частично Литвы.

А народ – вятичи – так и жил все века недвижимо в лесах своей жизнью. Б.А. Рыбаков отмечал, что височные семилопастные кольца – один из основных отличительных признаков вятичей – на протяжении XII–XIV вв. менялись по форме, но одновременно на всей вятичской территории. Около трех десятков городов на Земле вятичей занимались производством украшений в ремесленных мастерских, и это создавало «устойчивость и традиционность местных вкусов на протяжении нескольких столетий»[21].

В Зюзинских курганах на берегу реки Котловки, раскопанных в 1949 и 1950 гг., было найдено много вещей[22]. За два сезона археологи под руководством М.Г. Рабиновича раскопали тринадцать курганов из найденных двадцати двух, обозначив раскоп как курганный комплекс Зюзино-1. Курганы полушарной формы были сильно распаханы. Ведь прежде они находились на территории заповедной сосновой рощи Грачевники (в ХХ в. – Грачи). А в годы войны роща, относившаяся к Битцевскому лесопарку, была вырублена и использовалась жителями села под огороды. Археологи не без основания полагали, что курганов могло быть больше и некоторые ранее были просто уничтожены – жителями для огородов или зенитчиками при обороне Москвы (в этом месте в годы войны дислоцировалась четырехорудийная 15-я батарея 329-го зенитного артиллерийского полка ПВО). На вершине самого большого кургана на плане № 18 (диаметр 15 м, высота 2,3 м) археологи обнаружили врытый металлический колпак укрытия. В книге «Культура средневековой Москвы» эта группа курганов зафиксирована как два курганных комплекса – Зюзино-1 (насыпи 14–22) и Зюзино-2 (насыпи 1–13), раскопанные соответственно в 1949 и в 1950 гг. и расположенные в непосредственной близости друг от друга (по современным адресам соответственно ул. Болотниковская, д. 48 и д. 52, корп. 3).

Кстати, еще одна группа из семи курганов, в 150 м к югу от села Зюзина по дороге на Деревлево, была обследована тогда же М.Г. Рабиновичем. Эти курганы тоже были безвозвратно утеряны – пять из них разрушили в годы войны (там дислоцировалась четырехорудийная 22-я батарея того же полка). Современное обозначение этой группы курганов – Зюзино-3, на месте между домами 52–56 по Балаклавскому проспекту, в 150 м от круга, на пересечении Балаклавского и Севастопольского проспектов.

Во всех тринадцати курганах у Котловки, раскопанных в два сезона (1949 и 1950 гг.), обнаружены захоронения, мужские и женские. Костяк располагался на спине, головой на запад, или с небольшим поворотом на юго-запад, лицо повернуто влево или вправо.

В женских захоронениях найдено более ста предметов украшений около сорока наименований: ожерелье и отдельные бусины, сердоликовые и хрустальные, перстни – витые, решетчатые, пластинчатые, рубчатые, браслеты – витые и пластинчатые, кольцо поясное, крестик каменный, гривны и, конечно, височные кольца. Последние были разные: медные и серебряные, с орнаментом и без него.

Кольца с орнаментом нашлись, судя по описанию в отчете, только в кургане № 8 у женского погребения: «На правом виске – два височных семилопастных кольца большого размера из серебра, содержащего очень малый процент меди. Одно из колец имеет на средней лопасти так называемый книжный орнамент. Переплетающиеся эллипсы дают букву “О” – начертание характерное для XIII в., на других лопастях изображен крест с загнутыми концами».

Кольцо с «книжным орнаментом» было найдено и в раскопках А.В. Арциховского в Царицыне, но отличается по технике исполнения орнамента. В царицынском кольце он прочерчен, в зюзинском – нанесен зубчатым колесиком.

На левом виске найдены также два височных кольца, одно – высокопробного серебра, но с другим орнаментом. Другое височное кольцо – обыкновенное, характерное для всех вятичских погребений...»[23]

В области шеи найдена серебряная витая загнутоконечная гривна. А на кисти правой руки – медный браслет.

Два височных кольца с орнаментом из Зюзинского кургана № 8 можно увидеть только на предложенных рисунках. Одно – теперь уже в виде обломков: рассыпается от времени. Другое, «с книжным орнаментом», укреплено на манекене как часть реконструированного музеем женского вятичского костюма. Подобные височные кольца с орнаментом большого размера отнесены специалистами к семилопастным развитым и считаются позднейшими, то есть пришли к нам из XIII в.[24]

Серебряное височное кольцо «с другим орнаментом» Б.А. Рыбаков относит ко второй половине XII – началу XIII вв., подробно рассматривая его в своем исследовании ремесел Древней Руси. Знаки на лопастях он сравнивает с символами русской вышивки, которые, по его мнению, полностью совпадают. В них преобладают знаки плодородия земли. На центральной лопасти знак плодородия представлен в виде «ромба с крючками». Ромб поделен на четыре части, а от углов вовне отходят изгибающиеся отростки. Это символ «засеянного поля». На двух соседних лопастях – такие же ромбические знаки плодородия, но меньшего размера; от каждого угла ромба отходит в сторону длинный крест. Следующая пара содержит знак креста с пересеченными перекладинами концами. Это типичная четырехчастная схема распространения блага в четыре стороны.

Кстати, найденный в Зюзине каменный крестик представляет собой именно крест с четырьмя пересеченными перекладинами концами – символ распространения благополучия на все четыре стороны.

На двух крайних, самых верхних лопастях изображена свастика, знак огня (возможна связь с подсечным земледелием). Свастика в данном случае не может означать солнце, так как солнечные кольца с лучами находятся рядом, над свастикой. Это колечки у основания дужки. Их можно рассматривать как солнечные знаки у двух концов дужки-небосвода. На широком щитке – очень сложное, но устойчивое изображение системы волнистых, зигзаговых и изогнутых полос, которые нельзя определить иначе, как желание мастеров показать двухслойную природу небесных вод. Нижние полосы завершаются внизу треугольниками, которые устремлены к лопастям, т. е. к тем местам на височном кольце, которые несут на себе знаки земного плодородия. Посреди водяных линий в середине щитка изображено нечто вроде змеи, что хорошо увязывается с символикой воды.

Вятичский женский костюм с использованным височным семилопастным кольцом из Зюзинского кургана № 8 (реконструкция Музея истории г. Москвы)

Височное кольцо семилопастное из зюзинского кургана № 8 в Грачах, описанное Б.А. Рыбаковым

Жилище вятичей XII в., рисунок (автор реконструкции по результатам раскопок в Мякинине 2005 г. – нач. отдела охранных раскопок Института археологии РАН, к.и.н. А.В. Энговатова)

В целом это височное кольцо, отвечающее стандарту второй половины XII – начала XIII вв., может быть гипотетически расшифровано так:

1. Солнце изображено на щитке дважды – в позиции утренней и вечерней зари. Косые насечки на дужке щитка подчеркивают движение светила по небосводу.

2. Верхняя кромка щитка, его дужка – «верхнее небо», «хляби небесные».

3. Низ щитка, примыкающий к основаниям лопастей, – «среднее небо»: тучи, облака, дождь, капли.

4. Секирообразные лопасти, обращенные вниз, – земля. В ряде случаев здесь (особенно на средней лопасти) мастер помещал тонкогравированные знаки плодородия и плодовитости. На рассмотренном кольце теме плодородия земли посвящено пять лопастей.

К знакам плодородия имел самое прямое отношение соседний знак свастики, рассматриваемый в данном случае как знак огня, а не как знак солнца. Ведь вятичи, особенно в этих местах, вели земледелие не только на старопахотных землях, но и на расчищенных под пашню лесных участках, выжигаемых огнем.

Подсечное земледелие, освоение новых пространств должно было усилиться именно в середине XII в., когда Юрий Долгорукий призывал поселенцев в свою Ростово-Суздальскую землю (и в свою домениальную Москву) со всех сторон. Знаки свастики встречены не только в Зюзине, но и в других подмосковных курганах. Усиление расчисток леса под пашню убедительно связывает помещение знаков огня рядом со знаками плодородия земли «на картине мира», которую представляли собой женские украшения. Ведь они являлись типичным для древности примером использования макрокосма не только в распределении заклинательных узоров и украшений во всем женском наряде, но и в миниатюрном микрокосме височного украшения. Такое проникновенное внимание к этому виду украшений объясняется, во-первых, заметностью данной детали убора: тот, кто смотрит на лицо женщины, тот непременно увидит это компактное и емкое отражение макрокосма. Во-вторых, такие нарядные височные кольца, по всей вероятности, были принадлежностью свадебного наряда, а в этом случае заклинательная символика была обязательной[25].

Раскопки на кургане № 6 под с. Зюзино в 1949 г. Фото из архива Института археологии РА Н

Как определить в сегодняшнем городском пейзаже, где находились курганы? Воспользуемся описанием в отчете:

«Курганная группа “Зюзино-1” находится при въезде в село Зюзино в 146 м к востоку от шоссе из Москвы в Узкое. Она состоит из 22 курганов, расположенных на пересеченной местности, на высоком правом берегу Котловки. Территория, занятая группой, еще недавно была сплошь покрыта лесом, ныне вырубленным. Речка, возможно, прежде многоводная, теперь почти совсем пересохла.

Курганы полушарной формы в настоящее время сильно распаханы, т. к. территория используется под огороды. Возможно, что прежде курганов в группе было больше, и некоторые из них в настоящее время уничтожены.

Самый большой курган на плане, № 18 (диаметром 18 м, высотой 2,3 м), был использован во время Отечественной войны для устройства огневой точки, на вершине его до сих пор врыт металлический колпак укрытия...»[26]

На фотографии с места раскопа кургана № 6[27] просматривается русло речки, а за ней вдали – домики и щеточка редкого леска.

С фотографией и описанием пошла я к старожилам села. Цепкая зрительная память Евгения Михайловича Князева сразу сработала на знакомый пейзаж, а потом потянулась ниточка воспоминаний:

«Домики – цветочный комбинат за речкой Котловкой, а на месте редкого лесочка сейчас Нахимовский проспект. Деревья на правом берегу Котловки жители нашего села действительно вырубили в войну, на дрова. Тогда и Зюзинский лес срубили, позже специально высаживали там сосны... Мощенная булыжником улица села, уходя в Зюзинский лес, действительно шла на Узкое, только уже грунтовой дорогой. Она и сейчас там есть. 146 м к востоку от прежней улицы при въезде в село... это, наверное, за 569-й школой. Она как раз стоит на прежнем высоком берегу Котловки. Дальше по дороге уже начиналось кладбище при церкви. У нас его называли “Грачи”. Унесли, говорят, в Грачи – значит, помер». Думается, именно об этой курганной группе сообщил М.А. Саблин в 1879 г. в «Списке курганов Московской губернии». Им указаны курганы «в Грачах при с. Зюзине на земле Г. Балашовых в даче Грачах».

Кстати, место в Грачах действительно уникальное. Название за ним сохраняется не одно столетие, хотя строений здесь никаких нет. Еще в 1684 г. здесь находилась «заповедная роща сосновая, что словет Грачевник на речке Котле»[28]. Располагалась роща на пустоши Ягутиной, на которой во всех переписях и ревизиях отмечались два дворовых места и которая с начала XVII в. всегда входила в зюзинскую вотчину. Название пустоши одного корня с мифологическим образом: Баба Яга Усоньша, у которой кроме известной сказочной личины была и глубинная, древняя, – Яга как богиня смерти жила на границе между двумя мирами, живых и неживых. Такой границей стала и пустошь, где находились курганы, потому и стали вятичи называть пустошь – Ягутина, т. е. принадлежавшая Яге (в уменьшительной форме – Ягуте).

Группа московских краеведов на курганном комплексе Зюзино-6. Фото автора, 2003 г.

И хоть нет сегодня заповедной сосновой рощи, но пятиэтажки, стоящие на склоне вдоль речки Котловки, обсажены деревьями и вороний грай звучит, как и прежде.

Неподалеку от села археологи под руководством Рабиновича отмечали в 1949 г. и другие курганные группы: Зюзино-2 (в 150 м к югу от села, по дороге на деревню Деревлеву – 7 курганов, из которых полностью сохранились только два, остальные раскопаны при рытье оборонительных сооружений) и Зюзино-3 (два крупных кургана в 200 м к юго-западу от зюзинской церкви). Эти курганы не раскапывались после упоминания в отчете, а сейчас там уже стоят дома. Однако Евгений Михайлович Князев помог уточнить сведения и о них. О курганах близ дороги в Деревлево старожилы помнили: на Поташовом поле, дескать, были (на месте нынешнего завода на ул. Обручева, у кольца троллейбуса № 49). А о двух крупных курганах в селе всегда знали, что это просто кучи земли, образовавшиеся после того, как выкопали Медовой пруд (ныне на ул. Перекопской).

В 1966 г. археологи раскапывали курганы в Зюзинской лесопарковой зоне Москворецкого района г. Москвы (село тогда уже вошло в черту города). Первая группа – из четырех курганов – находилась «в смешанном лесу, в 250–300 м от жилмассива и автобусной остановки»[29]. Все четыре кургана были раскопаны. В книге «Культура средневековой Москвы» этот курганный комплекс обозначают как Зюзино-5.

Тогда же археологи зафиксировали еще одну группу курганов. При этом отметили, что эти курганы, обследованные И.К. Цветковой, названы О.Н. Бадером в 1947 г. 9 курганов расположены в смешанном лесу, в 0,75 км от с. Зюзина, в 70 м влево от дороги в санаторий «Узкое». Еще тогда, почти полвека назад, записали: «...курганы заросли лесом». Потому, видно, их и не раскапывали. Так до сих пор и стоят они в лесу, неподалеку от той же грунтовой дороги в Узкое. Евгений Михайлович Князев быстро вспомнил о них и показал их мне, ведь он исходил этот лес за всю свою жизнь вдоль и поперек. Данный курганный комплекс в книге «Культура средневековой Москвы» обозначают как Зюзино-6. К нему я водила группу московских краеведов, которые изъявили такое желание, услышав от меня о древностях Зюзина и Зюзинского леса, который сейчас входит в Природный исторический парк «Битцевский лес».

Как отмечено в «Списке...» Саблина, «2 кургана находятся в “Старой роще” при дер. Волхонка в пашне надела крестьян села Зюзина». Иных сведений об этих курганах не осталось. Вероятно, вскоре их распахали. Ведь прошло более ста тридцати лет со времени этого сообщения. В книге «Культура средневековой Москвы» их обозначают как курганный комплекс Волхонка-1 по современному адресу: примерно в районе домов 7 и 9 по ул. Азовской.

Выходит, даже крошечная Волхонка, Изютино тож, все столетия своего существования не менявшая размеров (5–10 дворов), имела своего предшественника на вятичской земле. И может быть, прежнее название свое, Изютино, бытовавшее до середины XIX в., сохранила с тех дохристианских времен.

На высоких мысах по обе стороны широкого оврага с ручьем, впадавшим в речку Котел, восемь, а то и десять веков назад уже жили вятичи, земледельцы, предки тех, кто в историческое время жил в соседних селениях – Скрябино, Скорятино, Зюзино тож, и Изютино, Волхонка тож. В 1972–1973 гг., при реконструкции церкви Святых российских князей Бориса и Глеба в Зюзине, поблизости от храма, обнаружены грунтовый могильник и селище Зюзино-1. Культурный слой выявлен в районе д. 14, корп. 1, и д. 7, корп. 1, по Перекопской ул.; в 50–100 м к северу и востоку от церкви, у флигеля усадьбы Бекетовых; на правом берегу реки Котловки, правого притока Москвы-реки, в 600 м от ее русла на высоте 30 м над рекой (абсолютные отметки 186–190 м). При наблюдениях за строительными работами сотрудники Музея истории г. Москвы зафиксировали под слоем балласта толщиной 0,5 м прослойку темного культурного слоя, содержавшую красную грубую керамику с волной под венчиком и красную гладкую, XV–XVI вв., белоглиняную гладкую, конца XVI–XVII вв., мореную и чернолощеную, XVII–XVIII вв. К юго-западу от церкви был найден железный лемех плуга[30].

Серп, кресало, нож, горшки с линейным орнаментом, гривны, решетчатые перстни, семилопастные височные кольца, на некоторых из них – орнамент с символами солнца – точные признаки культуры вятичей и их занятий. Так говорят курганы.

Что есть «волость»?

Как просто рождаются легенды! Стоит людям отвлечь свое внимание от каких-либо периодов жизни общества, забыть начала и концы событий – и вот уже события обрастают небылицами, и так трудно отделить их от былей, что проще назвать легендами. И вот уже реальные исторические персонажи уходят в легенды, а история перерастает в сказки.

Так и подмосковные волости, Зюзинская в том числе. Кто может сейчас что-нибудь сказать о них? Зачем возникали, как жили? Да что волости! Стали легендарными станы. Давно ли они были? Каких-то три-четыре сотни лет назад. Но вот уже никто не может точно сказать, что это такое, когда возникли, когда прекратили существование. Их можно разве что реконструировать по документам, где встречаются упоминания о них. Так и волости; еще лет сто – и о них можно будет сказать: древние волости... История прервалась в октябре семнадцатого, как будто ничего и не было до него. Историки стали изучать только эту новейшую историю или, в крайнем случае, доставшиеся нам архитектурные памятники и художественные ценности. Все, что я смогла найти о территории Зюзинской волости, было написано в XVIII и XIX вв., после крестьянской, а затем и земской реформ, когда земство, занимаясь развитием хозяйства и социальными программами в обществе, выпускало много книг с отчетами, обзорами, докладами по сделанной работе и т. п.

И все же не нашлось ни одного сообщения о том, как, когда и почему менялись различные формы административного управления в Российском государстве.

Только в архивах, по документам, можно было заметить – вот документ, где Зюзинской волости еще нет, а вот она уже названа, и волостное начальство циркуляры получает и рапорты шлет. А вот в ведомостях постойной и подводной повинностей крестьянских отмечено, что повинности таких-то сел будут с такого-то месяца числиться за такой-то волостью. Значит, какие-то села перешли в одну волость, а какие-то – в другую. Так я узнала, и когда возникла Зюзинская волость, и когда она изменила свою территорию.

Понятие «волость» изменялось во времени. Особенно заметно это происходило в первой половине XIX в.

В древности волостью называли территорию, выделяемую князем своим людям для ведения какого-либо промысла (например, бортническая, где бортники устанавливали борти, по-нынешнему ульи, и добывали мед, который обязаны были доставлять ко двору князя; конюшенная, где разводили и держали коней, и т. д.). Позже возникла необходимость как-то территориально организовать земли, принадлежащие государству, дворцовому ведомству, царской семье. Для этого тоже использовали понятие «волость». Так появились обширная Коломенская волость, объединявшая подмосковные дворцовые земли, а также Царицынская, в которую вошли приобретенные Екатериной II имения (в Московском уезде оказалась только небольшая ее часть – Царицыно с ближними деревеньками).

Государственные земли тоже объединялись в волости, состоявшие из нескольких сельских обществ. Эти волости, как и сельские общества, не являлись сплошной территорией. Сельское общество могло включать в себя несколько разбросанных селений. Так, в марте 1839 г. в Московское губернское правление из Министерства государственных имуществ поступило «Росписание о составе казенных волостей и сельских обществ Московской губернии по новому образованию». В Московском уезде значилось две волости: Назарьевская и Карачаровская. Последняя, судя по составу селений, располагалась вокруг Москвы. Три из шести сельских обществ размещались к югу от Москвы: Владыченское, Гладышевское и Тропаревское. Отметим, что в состав последнего входили с. Покровское, д. Котлякова, с. Тропарево, д. Никулина, д. Брехова, с. Орлово, д. Румянцева, д. Терешкова. Почти все эти селения оказались несколько позже в Зюзинской волости[31].

Но кроме царских, дворцовых и государственных земель в России было много частных владений. Единого же административного управления владельческими землями не существовало.

Для полицейского надзора были созданы станы. Древние станы (существовавшие до XVII в. включительно) носили названия, происхождение которых нередко оставалось неясным. К югу от Москвы, в Замосковном крае, до середины XVIII в. находились Ратуев, Чермнев, Сетунский, Сосенский, Молоцкий, Терехов, Жданский станы, Растовская волость[32]. Ратуев стан состоял из двух участков: первый – у города Москвы, между Московско-Тульским и Московско-Калужским шоссе, второй – по линии Московско-Курской железной дороги – между станцией Бутово и Подольском. Чермнев стан располагался между двумя участками Ратуева стана, к югу от столицы; происхождение названия неясно. Сетунский стан – по течению реки Сетуни (откуда и название) – с запада граничил с первым участком Ратуева стана. А Сосенский стан (по течению речки Сосенки, по которой и назван) граничил с юга с Сетунским станом, а с запада – с Чермневым станом. Растовская волость (по которой проходила к Москве древняя Растовская дорога) располагалась южнее второго участка Ратуева стана. Ю. Готье в 1906 г. составил ориентировочную карту станов с их границами.

Типы восточнославянских пахотных орудий (рало, соха)

Однако границы этих станов не были постоянными, что стало ясно при одновременном сопоставлении записей во всех писцовых книгах (для чего я составила хронологические таблицы по всем селениям Зюзинской волости и части прилегающего Подольского уезда).

Так, сельцо Скрябино, Скорятино, Зюзино тож[33], сельцо Шаболово[34], сельца Воронцово и Шатилово[35], пустошь Черемошье (из которой позже образовались два села – Троицкое и Знаменское)[36] всегда находились в Чермневе стану.

Деревня Изютина на овраге у речки Котла[37], село Покровское на Городне[38] и деревня Котлякова на речке Чертановке[39], сельцо Семеновское[40], сельцо Красное[41] всегда значились за Ратуевым станом.

А соседняя деревня Бирилева, Рословлово тож (южнее деревни Изютиной), в верховьях речки Сухой Городенки, до 1666 г. находилась в Чермневе стану[42], а с 1678 по 1709 г. писалась в Ратуеве стану[43].

Село Никольское, что была пустошь, на левом берегу реки Котла, до 1677 г. находилось в Чермневе стану[44]; полсела же с построенной в 1678 г. на правом берегу реки Котла Знаменской церковью, а также пустошь Козино и деревни Коршунова, Елистратова (из них позже возникло село Верхние Котлы) записаны в Ратуеве стану[45].

Село Сергиевское, что была деревня Серина, всегда была в Сосенском стану[46]. Соседнее владение по другую сторону Калужской дороги – пустошь Канкова и деревня Степановская до 1646 г. значились в Чермневе стану[47], а с 1678 г. деревня Канкова, возникшая на месте одноименной пустоши у Калужской дороги, записана за Сосенским станом[48].

Деревня Брюхова (западнее Конькова) до 1667 г. значится в Чермневе стану[49], а с 1678 г. и по 1709 г. – в Сосенском стану[50]. В Сосенском стану записаны и соседние с деревней Брюховой села Богородское (Воронино)[51], Узкое[52] и Ясенево[53]. А соседнее с селом Богородским (севернее) село Тропарево значилось уже в Сетунском стану[54], как и деревни Румянцева, Беляева, Деревлева[55].

Южнее села Зюзина находилось небольшое сельцо Марково, без крестьян, которое до 1646 г. значилось в Чермневе стану[56], как и Зюзино, а с 1678 г. – в Сосенском стану[57], как и соседняя деревня Деревлева.

Небольшое сельцо Кленково (Кленкино, Кленино, Колычево), тоже без крестьян, примыкало с юга к сельцу Маркову, а с востока к деревне Деревлевой, и его записывали то в «Сетунском стану»[58], как и деревню Деревлеву, то в «Сосенском стану»[59], как расположенные южнее земли села Ясенева.

Село Садки-Знаменское[60] и село Киево[61] (написание последнего в разных документах будет различным – Киево, Киёво, Киово) находились в Чермневе стану. А соседнее владение – сельцо Качалово – до 1646 г. значилось в Сосенском стану[62], а позже в Чермневе стану[63].

Пустошь Поляны, в 1628 г. обозначенная в порозжих землях, а в 1686 г. проданная князю В.В. Голицыну, значилась в Ратуеве стану[64]; построенная на ней деревня Поляны в 1678 г. была записана за Чермневым станом[65].

Южнее этой деревни находилось село Чернево, от которого некоторые несведущие авторы производят название Чермнева стана. Но так как это село всегда значилось не в Чермневе стану, а в Молоцком стану[66], то, естественно, связи между названиями села и стана быть не может.

Соседняя деревня Гаврикова (севернее села Чернева, западнее деревни Полян) в переписи 1678 г. записана в Молоцком стану[67], а позже, в «Делах молодых лет Москвы», – в Чермневе стану[68].

Деревня Потапова (западнее села Чернева) делилась на две части: к 1709 г. один жеребей находился в Молоцком стану, а три жеребья – в Ратуеве стану[69].

Деревня Бутова (восточнее села Чернева) тоже делилась на две части: одна в Чермневе стану, а другая в Ратуеве стану[70].

Весна 1861 г. Крестьяне преподносят хлеб-соль царю Александру II Освободителю

Находившееся неподалеку село Захарово-Знаменское до 1684 г. значилось в Растовской волости[71], а позже в Ратуеве стану[72].

Границы вновь создававшихся в XVII–XVIII вв. уездов совершенно не совпадали с границами станов. Даже когда в 1837 г. изменяли границы и наименования станов (они стали меньше и вместо названий получили номера), положение не изменилось. Границы территориального и полицейского администрирования по-прежнему не совпадали. На территории Московского уезда оказалось шесть станов, во главе которых стояли становые приставы. В 1878 г. станы разделили на уряды (тоже под номерами), во главе их были поставлены урядники.

Когда в результате крестьянской реформы 1861 г. бывшие крепостные получили земельные наделы, в России была учреждена волость как административно-территориальная единица – часть уезда. Это разделение произошло еще до 1865 г., когда в Московской губернии создавалось земство. При этом волости дворцовых и царских владений сохранились (в пределах уезда). Так, в Московском уезде сохранились огромная и причудливая по границам Коломенская, объединяющая земли Удельного Коломенского приказа (иначе – дворцовые), и маленькая – Царицынская (земель Ее Величества) волости. А из государственных и владельческих земель были сформированы еще шестнадцать волостей: Всесвятская, Выхинская, Дурыкинская, Зюзинская, Карачаровская, Куркинская, Марфинская, Озерецкая, Пехорская, Ростокинская, Тайнинская, Троице-Голенищевская, Троицкая, Хорошевская, Чашниковская, Черкизовская[73].

Сельские общества в этих волостях стали значительно меньше, чем сельские общества, созданные четверть века назад на землях государственных имуществ. Теперь, как правило, они объединяли земли одного владельца, выделенные им жителям расположенного на них селения в качестве надела. Отдельные крупные селения подчас представляли два и более сельских общества, а иногда, наоборот, два и три мелких селения соединялись в одно сельское общество. Назывались общества по имени самого крупного в них селения.

Волость стала не только территориальной единицей, но и взяла на себя хозяйственные функции: в частности, статистические сведения подворной переписи, полученные в отдельных селениях, теперь объединялись в свод данных по волостям. Крестьянская, а потом и судебная, и земская реформы коснулись и крестьянского низового самоуправления. Органами волостного управления стали: волостной сход, волостное правление во главе с волостным старшиной и волостной суд. Волостное правление являлось коллегиальным учреждением и занималось обнародованием законов, раскладкой и сбором податей и повинностей, продажей крестьянского имущества для уплаты всякого рода взысканий, а также назначением и увольнением должностных лиц по волости. После введения института земских начальников в 1889 г. за действиями волостных правлений наблюдали участковые земские начальники, уездные съезды и губернское присутствие.

К 1917 г. в Московском уезде территории волостей изменились. Пригороды до кольца Окружной железной дороги отошли к городу, а вместе с ними отошли больницы Измайловская и Ростокинская и амбулатории Марьино-Рощинская и Симоновская. А в остальной части уезда образовались 20 волостей: Дурыкинская (с населением 9676 чел.), Лобненская (13 441 чел.), Пушкинская (23 971 чел.), Сходненская (29 694 чел.), Хлебниковская (10 459 чел.), Пироговская (4707 чел.), Подушкинская (11 563 чел.), Мытищинская (24 126 чел.), Спасская (16 129 чел.), Лосиноостровская (14 487 чел.), Пехорская (10 069 чел.), Измайловская (8277 чел.), Хорошевская (11 595 чел.), Перово-Кусковская (24 966 чел.), Кучинская (16 748 чел.), Кунцевская (29 807 чел.), Зюзинская (11 323 чел.), Нагатино-Люблинская (19 480 чел.), Царицынская (13 060 чел.), Люберецкая (33 343 чел.)[74]. Население было распределено по волостям крайне неравномерно.

После Февральской революции 1917 г. Временное правительство попыталось установить новые границы земских волостей, чтобы уравнять финансовую мощь волостей. По плану статистического отдела на месте двадцати необходимо было создать тринадцать волостей с численностью около 20 000 чел. Однако районные представители, собравшиеся 5–6 мая 1917 г. на съезд, не поддержали этот план и не согласились на передел.

Передел произошел несколько позже, когда власть в России перешла к Советам. В июне 1918 г. на заседании Исполнительного комитета Московского уездного совета рабочих и крестьянских депутатов было принято постановление о слиянии волостей. Теперь причина была выдвинута другая – необходимость сократить расходы на содержание штатов и отсутствие достаточного количества опытных работников.

«Двадцать волостей, входящих в уезд, перераспределяются согласно утвержденной схеме и должны слиться в нижеследующие единицы: Дурыкинская – остается без изменений, т. е. как цельная единица; Лобненская – тоже; Пушкинская и Пироговская образуют один участок – одну волость; Мытищинская и Лосиноостровская – один участок; Хлебниковская и Подушкинская – один участок; Сходненская и Спасская – один участок; Измайловская, Пехорская и Кучинская – один участок; Перово-Кусковская и Люберецкая – один участок; Нагатино-Люблинская, Царицынская и Зюзинская – один участок; Хорошевская и Кунцевская – один участок»[75].

В октябре 1918 г. на съезде Советов Московского уезда были утверждены названия новых волостей. Они именовались соответственно с вышеназванным порядком: Бедняковская, Трудовая, Пушкинская, Пролетарская, Коммунистическая, Ульяновская, Разинская, Ухтомская, Ленинская, Козловская. Присоединившаяся к Московскому уезду одиннадцатая Щелковская волость была названа Краснознаменской[76].

У каждой волости была своя история с поиском названия. Как это происходило в Ленинской волости?

Слияние Зюзинской, Царицынской и Нагатинской волостей шло долго и трудно. Зюзинский волостной совдеп не одобрил рекомендованное Отношением уездного совдепа за № 1484 и 3833 слияние волостных судов и волостных совдепов. 14 июля 1918 г. он принял следующее постановление: «Заслушав Постановление Уездного Совдепа о слиянии волостей, Общее собрание находит это Постановление неправильным, так как данное Постановление Исполнительный комитет Уездного Совета не имел права принимать, не запросив на это согласие местного населения и местных Советов, и ввиду этого Общее Собрание Волостного Совета постановило: данное слияние не производить»[77]. Это Постановление было сообщено Нагатинскому и Царицынскому совдепам.

Нагатинский волостной совет на общем собрании 21 июля 1918 г. не согласился с решением зюзинцев, сочтя их несогласие немотивированным. Интересно замечание, высказанное в протоколе собрания, свидетельствующее, что отказ зюзинцев о слиянии уже получил оценку в уезде: «Что же касается упорства, которое может оказать население волости, просто оттого, что жалко расставаться с насиженным местом, то считаться с этим не будут и Советы таковых волостей будут распущены. Одним словом, вопрос о слиянии уже предрешен и нужно приступать к слиянию немедленно. А до тех пор пока не будет сделано такового, то не будет выдана сумма на содержание волостного Совета, его канцелярию и другие расходы».

И 11 августа 1918 г. на заседании президиумов Нагатинского, Зюзинского и Царицынского волостных Советов крестьянских и рабочих депутатов Московского уезда решение о слиянии волостей было принято. От Зюзинской волости присутствовали председатель Зюзинского волостного совета И.А. Медведев, члены И.Д. Шувалов и А.В. Городилин. Местом для нахождения Совета соединенных волостей по требованию центра должно было стать селение, равно отстоящее от всех точек линии, ограничивающей вновь образуемую волость, недалеко отстоящее от Москвы, с необходимыми помещениями и с имеющейся железнодорожной, телефонной и телеграфной связью с Москвой, что было особенно необходимо в такое тревожное время. После долгих прений избрали село Царицыно, вполне удовлетворяющее всем вышеперечисленным требованиям. Все единогласно поддержали это предложение. Но зюзинцы предложили также сохранить в прежних волостях подотделы, в особенности самого важного отдела – земельного, и устраивать выездные сессии, в особенности по судебным и земельным делам, что удовлетворило бы нужды деревень, далеко отстоящих от центра. Это предложение тоже было принято единогласно.

Долгие, но безрезультатные колебания в выборе названия заняли много времени и оттягивали сообщение в уезд о состоявшемся слиянии волостей. 5 сентября 1918 г. из уезда по всем волостям было послано срочное распоряжение: «...Всем Волостным Совдепам немедленно сообщить, произведено ли слияние волостей согласно Постановлению Исполкома от 18 июня 1918 г., и если да, то выслать соответствующие протоколы, в противном случае никаких денежных выдач Волостным Совдепам Московский Уездный Совет рабочих и крестьянских депутатов производить не будет». Только тогда, наконец, было отослано в Москву принятое накануне постановление о слиянии волостей и наименовании новой волости Южной. Но из уездного Совдепа было получено указание именовать волость Ленинской, что депутаты с энтузиазмом поддержали и тут же послали сообщение об этом в уезд.

«Президиум Нагатино-Царицынско-Зюзинского Волостного Совета, получив от вас предложение именоваться указанному Совету Ленинским Волостным Советом Крестьянских и рабочих депутатов с чувством глубочайшей радости принимает и просит Московский Уездный Совет рабочих и крестьянских депутатов немедленно утвердить таковое.

Да здравствует наш Драгоценный вождь и защитник мирового Социализма Владимир Ильич Ленин!»

В связи с этим решением волостной Совет 28 сентября 1918 г. переименовал село Царицыно и одноименную железнодорожную станцию в «Ленино», а также Царицынский поселковый Совет в Ленинский.

Несколько позже Ленинская волость стала именоваться Ленинским районом, который существовал до 1960 г. Так как 18 августа 1960 г. вышел Указ Президиума Верховного Совета РСФСР о расширении границ Москвы, Ленинский район, как и все окружающие Москву районы, был упразднен, а на территории лесопаркового защитного пояса города Москвы образованы Балашихинский, Красногорский, Люберецкий, Мытищинский и Ульяновский районы[78]. Последний был сформирован из южных селений Ленинского района и прилегавших к нему селений Подольского района. Туда были переведены колхозы и совхозы упраздненного Ленинского района. Но и лесопарковый защитный пояс, административно входивший в Москву, существовал лишь до 1962 г., когда на его основе был создан новый Ленинский район Московской области[79]. Но о нем речь будет позже.

Селения Зюзинской волости

В Зюзинскую волость сначала вошли только владельческие земли, которые одновременно были разделены на две части: надельные земли сельского общества и занадельные земли владельца. Границы волости к 1865 г. были невероятно причудливы, особенно в западной части.

Там находились село Богородское (Волынское) и деревня Давыдкова (земли наследников коллежского асессора Абрама Петровича Хвощинского, а также Богородское и Давыдковское сельские общества), село Говорово (земли коллежской советницы княгини Евдокии Михайловны Голицыной и Говоровское сельское общество), село Ивановское (земли поручика Николая Николаевича Кроткова и Ново-Ивановское сельское общество), деревня Мазилова (земли малолетних детей действительного статского советника Нарышкина и Мазиловское сельское общество), села Мамоново, Немчиново и Сколково (земли надворного советника князя Бориса Васильевича Мещерского и Мамоновское сельское общество), село Михайловское (земли коллежской асессорши Марьи Христофоровны Подольской и Михайловское сельское общество), село Очаково (земли небольших дачных владений и Очаковское сельское общество), села Рождествено (Сколково) и Суково (земли коллежского асессора Константина Петровича Йогеля и Суковское сельское общество), село Покровское (Фили) и деревня Фили (земли статского советника Еммануила Дмитриевича Нарышкина и Филевское сельское общество).

Основная территория волости, расположенная вокруг села Зюзина, была компактнее: сельцо Бирюлево (земли коллежской асессорши княгини Агриппины Степановны Оболенской и Бирюлевское сельское общество), село Богородское (Воронино) (земли Василия Григорьевича Пустошкина и Богородское сельское общество), село Зюзино (Борисоглебское) и деревня Волхонка (Изютина) (земли малолетних господ Балашовых и Зюзинское сельское общество), деревни Битцы и Аннино, села Качалово и Знаменское (земли коллежского асессора князя Николая Ивановича Трубецкого и Битцевское сельское общество), сельцо Голубино Большое (земли дворянина Христофора Никитича и вдовы майора Маргариты Яковлевны Калантаровых и Голубинское-Большое сельское общество), сельцо Голубино Малое (земли генерал-майора Николая Ивановича Миллера и Голубинское-Малое общество), село Верхние Котлы (село Никольское, деревни Поклонная Гора, Козино) (земли капитана Константина Александровича Калашникова и статской советницы Елены Федоровны Андреевой и Верхне-Котловское сельское общество), село Троицкое, Воронцово тож (земли фрейлин Мухановых и Воронцовское сельское общество), сельцо Красное (Красново) (земли подполковника Алексея Николаевича Житкова и его малолетней дочери и Красновское сельское общество), село Троицкое и деревня Верхние Теплые Станы (земли коллежского советника Григория Михайловича Устинова и Верхне-Теплостановское сельское общество), село Узкое (Богородское) и деревня Нижние Теплые Станы (земли генерал-майора Владимира Петровича Толстого, а также Узковское и Нижне-Теплостановское сельские общества), село Черемушки ( Троицкое) (земли дочерей статской советницы Анны и Софьи Николаевых дочерей Андреевых и Черемушкинское сельское общество), село Черемушки (Знаменское) (земли адмирала князя Александра Сергеевича Меншикова), сельцо Шаболово (земли генерал-лейтенанта Николая Александровича Бутурлина и Шаболовское сельское общество), село Ясенево (земли действительного тайного советника князя Сергея Ивановича Гагарина и Ясеневское сельское общество)[80].

Типичная деревенская изба в Подмосковье, 1900 г.

Другие волости были столь же прихотливы, даже переплетены друг с другом; подчас отдельные сельские общества оказались разобщены с основной территорией своей волости. Так, например, село Коньково (Коньковское сельское общество) вошло в Царицынскую волость, хотя было окружено землями Зюзинской волости, а село Покровское-Городня с выселком, деревня Котлякова и Покровское сельское общество вошли в Троице-Голенищевскую волость, хотя находились эти селения между Зюзинской и Царицынской волостями[81].

Через несколько лет неудобства административного управления при такой чересполосице, вероятно, стали очевидны, и состав волостей был изменен. Их сделали более компактными; какие-то уменьшили, какие-то, наоборот, увеличили; одни ликвидировали, другие создали вновь.

Не стало старейшей Коломенской волости – в сентябре 1868 г. ее переименовали в Ногатинскую, а к концу этого же года немало ее селений передали в другие волости, в том числе в Зюзинскую – деревни Чертанову, Деревлеву, Дальнюю Беляеву. Обменялись селениями Троице-Голенищевская и Зюзинская волости. Все вышеупомянутые западные селения последней перешли в Троице-Голенищевскую волость, а в Зюзинскую оттуда – села Тропарево, Покровское-Городня, деревни Котлякова, Брехова, Румянцева. Кроме того, из Царицынской волости перешло село Коньково. Пришлось даже переделывать постойную и подводную отчетность, которую оформляли в начале текущего года. Отправляемые крестьянами повинности за последнюю треть 1868 г. передавали в новую волость, в заведывание которой передавалось селение[82].

Девять из новых пятнадцати волостей Московского уезда располагались вокруг Москвы, примерно как нынешние административные округа. Зюзинская волость занимала практически всю нынешнюю территорию Юго-Западного административного округа города Москвы, примерно до нынешней Кольцевой автодороги, пересекающей тогдашнее Битцевское сельское общество. Южнее МКАД в те времена проходила граница между Московским и Подольским уездами. В Битцевском сельском обществе расположился нынешний район столицы Северное Бутово, а в Подольском уезде, на территории нескольких селений, в числе которых была и деревня Бутова, – Южное Бутово. Зюзинская волость даже заметно превосходила ЮЗАО – и на запад (село Тропарево ныне входит в Западный административный округ), и на восток (в Южный административный округ вошли девять селений вдоль Варшавского шоссе). Только небольшая дача земель Семеновского сельского общества, расположенная сегодня на территории Юго-Запада, находилась прежде не в Зюзинской, а в Троице-Голенищевской волости.

Отметим, кстати, что у других административных округов нет такого единства. В Южный округ вошли селения из Зюзинской, Ногатинской и Царицынской волостей; в Юго-Восточный – из Ногатинской, Царицынской и Выхинской волостей; в Восточный – из Выхинской, Ростокинской и Пехорской волостей; в Северо-Восточный – из Ростокинской и Пехорской; в Северный – из Ростокинской и Всесвятской; в Северо-Западный – из Всехсвятской и Хорошевской; в Западный – из Хорошевской, Троице-Голенищевской и Зюзинской волостей.

Исправник Московского уезда В.П. Афанасьев выпустил в 1884 г., пожалуй, самое раннее столь полное «Описание Московского уезда»[83]. Перечисляя селения всех волостей, он указывал номера стана и уряда, в которых они значились. Так, все селения Зюзинской волости располагались в 5-м стане; из них в 4-м уряде – Даниловская слобода (часть ее, что за Серпуховской заставой, входила тогда в Зюзинскую волость), деревня Нижние Котлы, село Верхние Котлы, село Троицкое, Черемушки тож, сельцо Черемушки, сельцо Шаболово и с. Зюзино (Борисоглебское). Остальные селения Зюзинской волости состояли во 2-м уряде. Детально описывая их, он называл не только расстояния от Москвы, ближайших трактов и железнодорожных станций, число дворов и жителей, но и церкви, училища (земские отдельно), летние дачи, лавки, харчевни, трактиры, питейные дома, постоялые дворы и даже заводы. В тридцати селениях Зюзинской волости, по его данным, числилось около пяти тысяч душ обоего пола. Кстати, рабочие, не жившие при заводах постоянно, при такой переписи обычно не учитывались.

Русские крестьянки XVI–XVII столетий. По рисунку А. Олеария

Во многих селениях возникли заведения, обслуживающие нужды населения; в немалой степени они были связаны с местом расположения селения, его величиной, значимостью для окрестного люда.

Село Зюзино стояло в двух верстах от Серпуховской дороги и в восьми верстах от станции Царицыно Курской железной дороги, на древней дороге, ответвляющейся к селу Ясеневу от другой древней дороги, когда-то известной как Большая Шаболовская (так как шла она к владению князей Долгоруких сельцу Шаболову), а позже Якунчиковское, Черемушкинское шоссе (ныне Большая Черемушкинская улица). Начало Большой Шаболовской дороги осталось в виде нынешней московской улицы Шаболовки. В Зюзине находились волостное правление, лавка, трактир, господский дом, церковь и 75 дворов (225 мужчин, 267 женщин).

В Даниловской слободе [от Камер-Коллежского вала по скотопрогонной дороге 23 двора (54 мужчин, 64 женщины) (по правой стороне некоторое время входили в Зюзинскую волость] работали одна бумагокрасильная фабрика, два завода, мыльный и клеевой, и один сенной склад.

В деревне Нижние Котлы, стоявшей близ реки Москвы в двух верстах от Серпуховской дороги, работало две лавки, две харчевни, питейный дом и постоялый двор, одна рогожная фабрика и бойня с альбуминными заводами, 39 дворов (137 мужчин, 139 женщин). Селение всегда было в подчинении Дворцового удельного ведомства. А государственные крестьяне всегда были и предприимчивее, и независимее. Ведь у них никогда не было надежды на помещика, что он обеспечит, выручит займами в неурожай. Сельские общества в государственных селениях были образованы много ранее, чем во владельческих, и многие общественные проблемы крестьяне брались решать сами сообща.

А село Верхние Котлы (прежнее село Никольское, деревни Поклонная Гора и Козино) искони было владельческим селением, обеспечиваемым через помещиков или заводчиков. В нем были церковь, 39 дворов (116 мужчин, 140 женщин). Деревня образовалась вдоль Серпуховской дороги из постоялых дворов, покупатели там никогда не переводились. Здесь было две мелочные лавки и два кирпичных завода.

В небольшом селе Троицкомчеремушки, стоявшем в стороне от Серпуховского шоссе (в трех верстах от Москвы, в начале старой дороги, в древности называемой Большая Шаболовская, а позже Якунчиковское, Черемушкинское шоссе, ныне Большая Черемушкинская улица – в зависимости от ситуации), было всего 15 дворов, 54 мужчины, 58 женщин, церковь, и в окрестностях работало четыре кирпичных завода.

В селе Знаменскомчеремушки, стоявшем дальше на той же дороге, находились имение Якунчикова, его кирпичный завод и церковь.

Та же Большая Шаболовская дорога вела к сельцу Шаболову, где находился господский дом, и небольшой деревне Шаболовке у пруда, сохранившегося до сих пор, где стояло 32 двора (78 мужчин, 106 женщин); там не было никаких заведений. Дальше дорога сворачивала к сельцу Семеновскому до Старокалужской дороги, до которого от Шаболова было две версты.

В сельце Бирюлеве было две части. Одна – при почтовой станции, стоявшей на Старой Серпуховской дороге, где было два трактира, 5 дворов (13 мужчин, 17 женщин), а другая – подальше от дороги, здесь находились 18 дворов (63 мужчины, 75 женщин), господский дом, оранжерея и летняя дача. В небольшом сельце Красном при Старой Серпуховской дороге стояла часовня и 14 крестьянских дворов (58 мужчин, 48 женщин). Никаких заведений здесь не было, пользовались теми, что были в соседнем Бирюлеве.

Трактир и лавка образовались в зажиточной деревне Котляковой, стоявшей у Серпуховской дороги, в ней стояло 66 дворов (173 мужчины, 180 женщин). А село Покровское на Городне было вдвое больше – 120 дворов (364 мужчины, 429 женщин), здесь имелись два трактира и церковь. Когда Варшавское шоссе прошло ближе к селу, около него образовались Покровские выселки из 12 дворов (23 мужчины, 29 женщин), где имелись два постоялых двора, трактир, лавка, народное училище и земское училище. Эти земли прежде являлись монастырскими владениями (Новоспасского монастыря), а позже владениями Министерства государственных имуществ.

Имелась лавка в деревне Старые Битцы, где стояло 47 дворов (101 мужчина, 97 женщин). Деревня находилась на Старой Серпуховской дороге, которая после строительства нового Варшавского шоссе хоть и потеряла прежнее значение, но все-таки служила нужной дорогой для селений, расположенных на ней.

Деревню Аннину, называемую также Новые Битцы, основал в 1853 г. тогдашний владелец битцевской дачи князь Николай Иванович Трубецкой, переселив крестьян из деревни Старые Битцы на новое Варшавское шоссе, проложенное вместо Старой Серпуховской дороги в середине XIX в. За тридцать лет в деревне появилось 35 дворов (111 мужчин, 108 женщин), лавка и трактир.

В селе Знаменском на речке Абица (Битца) крестьянских дворов не было, там имелись только церковь, господский дом и летняя дача.

В селе Киёво-Качалове, по имени которого названо Киёво-Качаловское благочиние, объединявшее пятнадцать приходов Южного Подмосковья, в том числе и приходы Зюзинской волости, была только церковь. Оно по-прежнему состояло из двух частей. На правом берегу речки Абицы – прежнее село Киёво с расположенными неподалеку от церкви господскими усадьбами (как правило, владельцев земель было три-четыре), с церковью, но без крестьян. Крестьяне жили напротив, на левом берегу речки, в деревне Качаловой. Когда Качалова оказалась ближе к новому Варшавскому шоссе, она разрослась, приобрела большее значение и практически поглотила крохотное Киёво. При этом возникло новое название: село Киёво-Качалово, в котором 37 крестьянских дворов (86 мужчин, 97 женщин) располагались по-прежнему на левом берегу.

1

Архив Института археологии АН РФ, дд. 308, 564.

2

АИА АН РФ, дд. 800, 1306, 9831, 9831а.

3

Там же, дд. 2378, 2378а, 8161, 8364, 8180.

4

Там же, д. 6.

5

Там же, дд. 3, 2096, 2436.

6

Там же, д. 679.

7

Старая топографическая карта окрестностей Москвы (двухверстка).

8

АИА АН РФ, д. 679.

9

Саблин М.А. Список курганов Московской губернии. ИОЛЕАиЭ. Т. XXXV. 1879. С. 185.

10

АИА АН РФ, д. 679.

11

Старая топографическая карта окрестностей Москвы (двухверстка).

12

Саблин М.А. Список курганов Московской губернии. ИОЛЕАиЭ. Т. XXXV. 1879. С. 185.

13

Старая топографическая карта окрестностей Москвы (двухверстка).

14

Саблин М.А. Список курганов Московской губернии. ИОЛЕАиЭ. Т. XXXV. 1879. С. 185.

15

АИА АН РФ, д. 679.

16

Там же.

17

Старая топографическая карта окрестностей Москвы (двухверстка).

18

Никольская Т.Н. Земля вятичей. М., 1981.

19

Арциховский А.В. Курганы вятичей. М., 1930. С. 151–161.

20

ПСРЛ. Т. 1 (Лаврентьевская летопись). СПБ., 1846. С. 5, 6, 8, 25, 35, 103.

21

Рыбаков Б.А. О двух культурах древнего феодализма. – В кн.: Ленинские идеи в изучении истории первобытного общества, рабовладения и феодализма. М., 1979. С. 26.

22

АИА АН РФ, д. 308

23

АИА АН РФ, д. 564.

24

Равдина Т.В. Типология и хронология лопастных височных колец. – В кн.: Славяне и Русь. М., 1968. С. 136–142.

25

Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М., 1988. С. 523–527.

26

АИА АН РФ, д. 308.

27

Там же, д. 564.

28

РГАДА, ф. 1209 (Поместный приказ), оп. 2, кн. 9843, лл. 981–996об.

29

АИА АН РФ, д. 3340а.

30

Культура средневековой Москвы. Т. 1. М., 2004. С. 347.

31

ЦИАМ, ф. 54, оп. 12, д. 1861, лл. 28–32.

32

Готье Ю.В. Материалы по исторической географии Московской Руси. Замосковные уезды и входившие в их состав станы и волости по писцовым и переписным книгам XVII столетия. М., 1906. С. 31, 36.

33

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 1, кн. 9807, № 95, лл. 182–184; ф. 350, оп. 2, д. 1837, л. 44.

34

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 1, кн. 9807, № 92, лл. 179–180; Дела ст. лет Москвы, кн. 9959/95, № 31, лл. 676–721.

35

РГАДА, ф. 1209, оп. 2, кн. 9832, № 170, л. 870; ф. 350, оп. 1, д. 248, л. 33.

36

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, кн. 264(1), л. 79.

37

РГАДА, ф. 1209, оп. 2, кн. 9831, № 89, л. 431; ф. 350, оп. 2, ч. 1, д. 1840, л. 537.

38

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 1, кн. 9807, № 33, лл. 81об.–84; ф. 350, оп. 2, ч. 1, д. 1840, л. 348об.

39

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, кн. 9811, № 354, с. 458об.–462.

40

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 1, кн. 9809, № 994, л. 741об.

41

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 1, кн. 9807, № 9, л. 35; ф. 350, оп. 2, ч. 1, д. 1840, л. 345об.

42

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 1, кн. 9807, № 97, л. 186–187; оп. 2, кн. 9838, л. 76–79.

43

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, кн. 9811, № 150 с. 154об; кн. 9814, № 72, лл. 220–221об.

44

РГАДА, ф. 235 (Патриарший Казенный Приказ), кн. 88, л. 277.

45

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, кн. 9811, № 151, с. 156–157; ф. 350, оп. 1, д. 250, л. 337.

46

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 9808, л. 29; ф. 350, оп. 1, д. 259, л. 305; ЦИАМ, ф. 203, оп. 747, д. 251, № 51, л. 472.

47

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 1, кн. 9807, № 96, лл. 184–186; кн. 9809, № 675, л. 544.

48

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, кн. 9811, № 289, лл. 317–317об.

49

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 1, кн. 9807, № 85, лл. 171–172; Дела ст. лет Москвы, кн. 9896/33, № 19, лл. 240–242.

50

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, кн. 9811, № 281, л. 312об.; ф. 350, оп. 1, д. 248, л. 89об.

51

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 1, кн. 9808, № 41, лл. 58об.–59; ф. 350, оп. 2, д. 1837, л. 167.

52

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, кн. 264(1), лл. 126–151; ф. 350, оп. 2, д. 1837, л. 170; ЦИАМ, ф. 203, оп. 747, д. 352, № 28, лл. 388–389.

53

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 1, кн. 9809, л. 513; ф. 350, оп. 2, д. 1837, л. 243; ЦИАМ, ф. 203, оп. 747, е.х. 352, № 26, лл. 362–372.

54

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 1, кн. 9807, лл. 827об.–832.

55

РГАДА, ф. 350, оп. 2, д. 1837, лл. 654, 858, 861.

56

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 1, кн. 9807, № 93, лл. 180–181; кн. 9809, № 674, л. 544.

57

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, кн. 9811, № 279, с. 312; ф. 350, оп. 2, д. 1837, л. 208.

58

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, кн. 9820, № 14, с. 103об.–104об.; ф. 350, оп. 1, д. 259, л. 394об.

59

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, кн. 9811, № 280, с. 312об.; ф. 350, оп. 1, д. 260, л. 109.

60

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 1, кн. 9807, № 18, лл. 49об.–51; ф. 350, оп. 2, д. 1837, л. 26.

61

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 1, кн. 9807, № 98, 99, 100, 102, лл. 188– 191об., 194–195об.

62

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 1, кн. 9808, № 20, 21, лл. 33об.–34об.; кн. 9809, № 687, 688, лл. 547–547об.

63

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, кн. 9811, № 254, с. 288об.; ф. 350, оп. 2, д. 1837, л. 35.

64

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 1, кн. 262, л. 159; оп. 2, кн. 9843, № 238, л. 1438–1440.

65

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, кн. 9811, № 253, л. 288; ф. 350, оп. 2, д. 1837, л. 35.

66

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 1, кн. 9807, № 137, лл. 261об.–263; кн. 9819, № 196, с. 400.

67

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, кн. 9811, № 166, 167, лл. 175, 175об.

68

РГАДА, ф. 1209, кн. 9973, № 6, лл. 54–75об.

69

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, кн. 9819, № 200, л. 405; № 218–220, лл. 450–452.

70

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 1, кн. 9807, л. 40об.; кн. 9820, № 5, с. 78– 80об.

71

РГАДА, ф. 1209, оп. 2, кн. 9838, № 53, лл. 330–333; кн. 9843, № 112, л. 725, 726.

72

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, кн. 9814, № 71, л. 217об.–218об.; кн. 9819, № 232, с. 470.

73

ЦИАМ, ф. 184, оп. 9, д. 46.

74

Доклады М.У.З.У. М., 1917, с. 38. Очерк положения земского хозяйства.

75

ЦГАМО, ф. 674, оп. 1, д. 11, лл. 1–3.

76

ЦГАМО, ф. 753, оп. 1, д. 5, л. 158.

77

ЦГАМО, ф. 674, оп. 1, д. 11, лл. 1–18.

78

ЦГАМО, ф. 191, оп. 1, д. 2801, лл. 45–47, 100.

79

ЦГАМО, ф. 7166, оп. 3, д. 29, лл. 41–47.

80

ЦИАМ, ф. 184, оп. 9, д. 46, лл. 305–309; ф. 4, оп. 17, д. 370, лл. 19, 20.

81

РГАДА, ф. 1209, оп. 1, кн. 9814, № 71, л. 217об.–218об.; кн. 9819, № 232, с. 470.

82

ЦИАМ, ф. 11, оп. 1, д. 632, лл. 6–15.

83

Описание Московского уезда, составленное исправником Московского уезда В.П. Афанасьевым. М., 1884. С. 54–55.