Глава 9

О таком случае мне точно не захочется рассказывать, чтобы не выглядеть лопухом.

Я — сокрушитель челюстей, проламыватель крепких черепов, гроза блатных, ас из асов, человек, у которого в кулаках динамит, дал себя уделать какому-то дешевому хулигану! На что это похоже?!

Моя ярость так велика, что я прихожу в себя… Я двигаюсь… дрожу, трясусь, щелкаю зубами… Моя морда распухла. Один клык качается, в, висках стучит кровь… Щеки горят.

Ой как больно! Ой как мне хреново!

Я, пошатываясь, встаю, терзаемый, кроме всего прочего, неприятным чувством, что свалился, как сломанный робот.

Тут я констатирую, что мои распоротые карманы висят, как кроличьи шкурки в магазине. Парень в круглой шляпе добросовестно обыскал меня.

Видели бы вы, во что превратился мой клевый костюмчик! Он буквально изрезан на куски. У меня в нем такой видок, будто я собрался на балмаскарад одетый под нищего. Нет ни единого квадратного сантиметра, который не был бы осмотрен. Мой бумажник, выпотрошенный и разодранный, валяется на полу… Документы разбросаны по всей комнате. Парень дошел даже до того, что отодрал фотографию, украшавшую (я говорю “украшавшую”, потому что моя морда делает более красивым все, что удостаивает своим присутствием) мое удостоверение личности. Эта деталь погружает меня в бездну размышлений. Я говорю себе, что тип в круглой шляпе, возможно, искал вовсе не брильянты. Во всяком случае, он ведь не мог рассчитывать обнаружить их под фотографией на документе.

Тогда что?

Тут я вспоминаю о маленьком снимке, найденном в часах Ван Борена, и говорю себе (вернее, это мне подсказывает мой палец), что тот крохотный кусочек глянцевой бумаги представляет слишком большую ценность, чтобы не играть своей роли в деле! Мой нос отлично чует это, а когда он что-то чует, то можете поспорить на руку своей сестры против комплекта свечей от запора, что он не ошибается.

В таком случае возникает новый вопрос, на который я не могу ответить, по крайней мере сейчас: существует ли связь между таинственной фотографией и брильянтами?

That is the question, как выразился бы Уинстон Черчилль, который бегло говорит по-английски.

А пока что я имею качающийся зуб и разодранный костюм, за который я отвалил пятьдесят с чем-то “колов” у Альбо. Новенький итальянский костюм в полосочку! Нет, честное слово, такие истории случаются только со мной.

Старик прав: надо мне было вернуться домой. Никогда не следует соваться в чужие дела. Это вредно для здоровья. Подтверждение: по возвращении в Париж мне предстоит серия визитов к стоматологу. Можете себе представить, как мне этого хочется!

Чтобы вернуть себе немного оптимизма, я говорю пару слов бутылке виски милейшего Рибенса… Он и не догадывается, что его квартира стала филиалом боксерского ринга.

Алкоголь мгновенно придает мне бодрости. Может, он и убивает человека, но я предпочитаю умереть от этого, чем от водородной бомбы.

Это все-таки приятнее.

Смотрю на часы. Они больше не показывают the clock (как сказала бы королева Англии, тоже знающая английский), потому что тип с двухцветными глазами выпустил из них кишки, то бишь шестеренки.

Я все больше и больше убеждаюсь, что он искал именно маленькую фотографию. Он искал ее потому, что я наплел ему, будто знаю, где она, и готов ее продать. А он сделал вывод, что она при мне.

Это меня отучит умничать… Я пытался провести его, а кто пострадал? Морда Сан-Антонио.

Я добираюсь до зеркала. Но и видок у меня! Зенки начинают оплывать синевой, на носу есть даже золотистые отсветы. Я похож на кусок тухлого мяса, забытый посреди пустыни.

И вдруг я замираю в расстроенных чувствах. Парень прочел в моих бумагах, что я полицейский, но все равно обыскал. Значит, он считал меня способным спрятать нечто ценное!

Правда, мы заговорили с ним о сделке; поскольку я разрешил ему уйти, он, наверное, счел меня продажным легавым. Меня, Сан-Антонио!

Короля честности! Святого Иосифа порядочности! Ай! У меня аж сердце защемило!

Я, насколько это возможно, привожу свою одежду в порядок и выхожу.

Немного свежего воздуха мне не повредит. Городские часы бьют шесть ударов… Может, я зря ушел, не дождавшись Рибенса… А, ладно, очень скоро я навещу его опять… Мне надо прийти в себя, чтобы продолжать расследование.

Мне нужно восстановить силы и найти моего противника, потому что я хочу взять реванш. И говорю вам сразу, когда я его отыщу, вы увидите бой высшего класса. Этот чемпион в плаще меня второй раз не уделает!

Он даже не снял шляпу, когда молотил меня. Какой класс! Я до сих пор вижу его прямой левой, летящий мне в рожу. И чувствую его…

Этот тип умеет оставлять современникам сувениры на память о встречах с ним.

Когда я выхожу из здания, солнце начинает бледнеть. Я вдыхаю теплый воздух начала вечера… Уф! Это мордобитие вымотало мне все нервы, как будто я принял слишком горячую ванну. Я с трудом шагаю, а все прохожие пялятся на меня, как на суперзвезду экрана…

Поскольку я не страдаю манией величия, то побыстрее запрыгиваю в такси и говорю название моего отеля.

Портье разевает рот, увидев меня в таком прикиде.

Он бормочет, не понимая, что напевает модную песенку:

— Что это, что это такое?..

Я делаю похвальное усилие, чтобы улыбнуться ему.

— Не пугайтесь, — говорю. — Мы с приятелем играли в боксеров. Я исполнял роль груши…

Придурок за стойкой администратора обалдевает еще сильнее, чем швейцар.

— С вами произошел несчастный случай? — спрашивает он.

— Ага, — отвечаю, — поскользнулся.

Я беру ключ, бегу в свой номер, раздеваюсь, встаю под душ, и ледяная струя возвращает меня к жизни.

Бывают моменты, когда самый закоренелый любитель спиртного понимает, что вода — лучшая жидкость! Аж два “О”! Просто и со вкусом… Нет, ученые — молодцы! Изобрели водичку до всяких там пенициллинов и кастрюль-скороварок. Разве это не класс?

После доброй четверти часа под холодной струей я чувствую себя лучше и растягиваюсь на кровати, опять-таки нагишом. И плевать на зрителей, всюду таскающих в штанах штопоры. Я быстро засыпаю.

Будит меня парочка, вселившаяся в номер, ранее занятый Ван Бореном. Мужчина и женщина доказывают друг другу взаимную симпатию в очень бурных выражениях. Песнь матраса! Припев тоже улетный…

Малышка издает истошные вопли, и я “в глубине туши” сознаюсь себе, что тоже с удовольствием бы кого-нибудь трахнул…

Я откупориваю дырку, позволившую мне сегодня утром заглянуть в одно из самых таинственных дел за все время моей работы в полиции, и вижу спарринг-партнеров в действии. Хорошо работают! Мужчина так вообще в скором времени может переходить в профессионалы. Если бы в “Ред Стар” были такие парни, эта команда никогда не скатилась бы во вторую лигу, это я вам говорю!

Во дает, Казанова! Хоть и бельгиец, а применяет французскую методу. Он проделывает с подружкой “вывернутый зонтик” (который известен очень немногим), продолжает “поднимись сюда” и переходит к “папа, мама, бонна и я”, когда я отрываюсь от этого невероятно интересного зрелища.

Чужие похождения меня не трахают, если позволите мне столь вольно выразиться. Я звоню узнать время, и сонный голос отвечает, что сейчас одиннадцать часов десять минут… Здорово я храпанул. Я чувствую себя в хорошей форме и иду к умывальнику почистить зубы и помыть мой бедный фамильный портрет. Со второй половины дня моя морда не увеличилась в объеме. Ее по-прежнему украшают два или три фингала малоаппетитного цвета. Ну да делать нечего… Через несколько дней ничего не будет видно.

Поскольку мне больше совершенно не хочется спать, то я одеваюсь и выхожу… Два типа в коридоре слушают влюбленных из двадцать шестого; разумеется, оба старички, которым эти забавы напоминают безвозвратно ушедшую безумную молодость.

Малышка достигает вершин экстаза и начинает звать какого-то Рири, который, надеюсь, не кто иной, как ее партнер. Я надеюсь из-за него, потому что нет ничего противнее, чем слышать, как баба в такие моменты орет не ваше имя! От этого бросает в холод.

Народу on the street (как сказал бы наш министр иностранных дел, если бы знал английский) очень мало. Большинство льежцев отправились баиньки, лишь немногие гуляют в кафе, глуша пиво.

Я захожу в бистро съесть бифштексик. Жутко хочется есть. Проглотив кусок мертвого животного, я чувствую себя просто отлично… Вот только физия немного горит…

Выхожу на улицу одновременно со зрителями расположенных рядом кинотеатров. Это вносит некоторое оживление, но очень ненадолго…

Поскольку мне совершенно не хочется возвращаться в гостиницу, тем более что парочка из соседнего номера наверняка еще не утихомирилась, я брожу по пустынным улицам.

Только ночью можно по-настоящему полюбить или возненавидеть чужой город. Я с некоторым удивлением чувствую, что испытываю к Льежу очень сильную симпатию… Клевый город, красивый и полный воздуха.

Равномерный шаг создает благоприятный для мыслей ритм. И вдруг я остро осознаю, что время безвозвратно уходит в песочных часах вечности (не пугайтесь, этот образ уже давным-давно стал достоянием широких масс). Я говорю себе, что завтра после обеда должен буду отбыть в Париж, а сам дрыхну, вместо того чтобы попытаться что-нибудь разузнать. Может, у меня началось разжижение мозгов?

Ну уж нет! Никто не скажет, что Сан-Антонио лопух, который трусливо молчит, после того как ему задали трепку!

Так что же предпринять?

О! Схожу-ка я снова к Рибенсу… Отличная идейка. Всегда надо отправляться к людям без приглашения, если хотите всучить им аудиокурс уроков папуасского на мягких пластинках!

Глава 10

Я решаю отправиться к жиголо мадам пешком. Это позволит мне немного размяться, что в теперешнем положении совсем не повредит.

Теперь я знаю Льеж так, словно прожил в нем всю жизнь. Я иду по тихим улицам, как добропорядочный буржуа, закончивший свои дела.

Надеюсь, в этот раз я застану парня и сумею серьезно поговорить с ним.

На перекрестке я замечаю смазливую куколку. Она возвращается домой, покачивая бедрами. Заметив меня, усиливает качку своей задницы.

Такая девочка стоит иных двух. Коробка передач на шарикоподшипниках, идеальная подвеска… Я приближаюсь к ней, привлеченный ее покачиванием; к тому же сеанс, увиденный в отеле, растравил меня.

Я ускоряю шаг, и, поскольку она замедляет свой, очень скоро мы оказываемся рядом.

— Как, моя прелесть, — говорю я ей, — вам не страшно ходить одной по ночам?

Она смотрит на меня с симпатией. Это очень привлекательная малышка, брюнетка с умело обесцвеченной прядью и с очаровательно глупым выражением на мордашке.

— О, нисколько! — воркует она.

— Вы правы, — соглашаюсь я. — У кого может возникнуть мысль причинить вам зло? У вас такая фигурка, что все скорее хотят сделать вам приятное.

Эта фраза попадает ей сразу в лифчик, и ее груди начинают танцевать томное танго.

— Откуда вы идете в столь поздний час, прекрасная незнакомка?

— Из кино.

— Понравился фильм?

— Я работаю билетершей…

Отличная работа… Вот они, настоящие ночные девочки. Все время ходят по темному залу со своими фонариками, а игривые зрители поглаживают их ножки.

У этой, во всяком случае, вид совсем не строгий.

— Кажется, нам по пути, — замечаю я.

— Да, — соглашается нежное создание.

— Где вы живете?

— На авеню Леопольда Первого.

— Забавно, я тоже иду туда…

— Я живу в доме сто восемьдесят шесть, — говорит она.

— Не может быть!

— Почему?

— Потому что я тоже иду именно в этот дом. Мы обмениваемся восклицаниями, как и должно быть при таком невероятном совпадении. Она заявляет, что жизнь забавная штука, случай — это великая вещь, а мир тесен.

Я поражаюсь уместности ее тирады.

— Если вы живете в сто восемьдесят шестом, — закидываю я удочку, то должны знать моего друга Рибенса. Я иду его проведать…

Она со смущенным видом кивает:

— Да, я его хорошо знаю. Мы одно время были друзьями.

Ну ты смотри! Оказывается, парень трахал малышку! У этого Рибенса большая склонность к любовным похождениям… Должно быть, девчонки в его постели следуют одна за другой в ускоренном темпе.

— Ну и как он? — осторожно спрашиваю я, опасаясь задеть ее выражением слишком большой радости, а то вдруг они разругались?

— Пфф, — фыркает она, — совсем ребенок. У него полный беспорядок в мыслях… А кроме того, он большой бабник.

— Как это нехорошо!

Она бросает на меня взгляд сбоку, и на ее губах появляется улыбка.

— Кажется, вы тоже, — говорит малышка.

— Вы так думаете?

— Черт возьми! Вы же француз!

— Как вы догадались?

— По вашему произношению.

Девушка на секунду замолкает, мы делаем четыре с половиной шага, и она добавляет:

— Я очень люблю французов… У меня среди них много друзей…

Чем больше я на нее смотрю, тем больше убеждаюсь, что она не должна быть слишком несговорчивой. Она не из тех куколок, что зовут на помощь, когда начинаешь с ними детальный разговор.

Чтобы проверить, верна ли моя догадка, я беру ее под локоток. Она нисколько не вырывается, даже наоборот. Я прижимаюсь к ней сильнее.

— Спорю, Рибенс ухаживал за вами? — говорю.

— О! Он ухаживает за всеми…

— Он работает?

— Стажером у адвоката.

— И какую жизнь он ведет? Она не сразу понимает.

— У него есть любовница, — отвечает она. — Блондинка, которая его часто навещает.

Девушка описывает блондинку достаточно четко, чтобы я понял, что это Югетт Ван Борен.

— Других гостей у него не бывает?

— О! Еще сколько: девушки, приятели, с которыми он устраивает загулы…

— Какой тип! Вы никогда не видели у него высокого мужчину в плаще и в круглой шляпе? У него светлые топорщащиеся усы и необычные глаза.

Она пожимает плечами.

— Нет!

— Вы уверены?

— Еще бы! Мы живем под ним, этажом ниже…

— Мы?

— Мои родители и я…

Я невольно насупливаюсь. Я представлял себе, что малышка живет одна, безо всяких родителей, и уже строил планы на ближайшее будущее с ней.

— А! Вы живете с родителями? Жаль.

— Почему?

— Ну, я надеялся, что вы пригласите меня выпить стаканчик.

— Я бы с удовольствием, но… Вы понимаете? Я беру ее за талию, она по-прежнему не возражает. Чувствую, как вздымаются ее груди, и от этого в моем спинном мозге и нервных центрах происходит короткое замыкание.

Эта малышка просто сгусток энергии, честное слово! Мы останавливаемся в темном углу, и я жадно целую ее в губы, с одного раза стирая всю губную помаду. Она здорово целуется. Должно быть, научилась этому в своем кино: когда герой прилипает губами ко рту партнерши, она открывает глаза пошире.

Мы стоим в двух шагах от дома Рибенса. Она вынимает из кармана ключ, открывает дверь и заходит первой. Я следую за ней и закрываю дверь. Мы оказываемся в полной темноте.

Здесь можно проявлять фотографии, но я занимаюсь совсем не этим.

Прежде чем она успевает нажать на выключатель, я ловлю ее за бюст и прижимаю к стене…

Лапание и новые поцелуи!

После таких дыхательных упражнений можно поступать работать ловцом губок.

Она вибрирует, как туго натянутая скрипичная струна. Волны ее желания совпадают с моими, они пересекаются. Поверьте, мы ведем свою передачу на одной волне.

Потом мы возвращаемся к реальности. Она устраняет беспорядок в одежде, как пишут в романах для хорошего общества. Термин очень деликатный, почему я его и употребляю: я питаю слабость к деликатности.

Доказательство? Вы никогда не увидите меня сморкающимся в шторы вашей гостиной или плюющим косточками от вишни в декольте дам.

Эта киска мне нравится, потому что идет прямо к цели.

Она слушается только своего инстинкта. Мы даже не знаем имен друг друга. Зачем нужны представления, если есть опьянение? Мы так разогрелись, что эта температура может разжечь Везувий.

Между нами говоря, таких лапочек надо использовать всего раз.

Только не вздумайте выходить с ними на люди, иначе вам крышка. Они вцепляются в вас мертвой хваткой, и потом вы от них уже не отделаетесь…

— Это было чудесно, милый, — мурлычет она в темноте.

Я отвечаю ей взаимной любезностью:

— Мы безумно любили друг друга, мой ангел, и вы бросили меня в море наслаждения…

— Мы увидимся снова? — жадно спрашивает она.

Я мысленно напеваю знаменитую песенку:

"На небо, на небо, на небо…

Отправлюсь я однажды ее повидать…"

Мы увидимся в ином мире, где парни не думают о войнах, а девчонки не вертят задницей. Только на таких условиях я соглашусь еще раз встретиться с этим ходячим пулеметом.

— Завтра, — отвечаю я с легкой торжественностью.

Она на ощупь, если так можно выразиться, ищет мои губы.

Маленькая билетерша готова повторить сеанс.

— Ты мне нравишься, — уверяет она, как будто после такой демонстрации ее чувств у меня могли остаться какие-то сомнения.

— Ты мне тоже, — отвечаю я. — Мы квиты. Ну, деточка, давай подниматься наверх.

После жертвы, принесенной Венере, подниматься по лестнице очень непросто.

— Ты так спешишь меня покинуть? — спрашивает она голосом, слегка окрашенным меланхолией.

— Наоборот, я хотел бы провести рядом с тобой всю жизнь, но, если мы еще задержимся здесь, явятся соседи, и остаток ночи мы проведем в каталажке.

— Ладно… Подожди, я включу свет.

Она включает его, и это позволяет нам констатировать, что мы любили друг друга в пятидесяти сантиметрах от трупа Рибенса.

Глава 11

Ослепленный внезапно вспыхнувшим ярким светом, я его не сразу замечаю. Мое внимание привлекает окаменевшее лицо малышки Огонь-в-заднице. Я слежу за ее взглядом и вижу темную массу, лежащую на плитке коридора. Наклоняюсь. Бледное, бескровное лицо смотрит на лампочку остекленевшими глазами. Это Рибенс. Его голова наполовину отрезана великолепным ударом бритвы. Он потерял литра три крови, и мы, я и потаскушка, некоторое время топтались в ней. Ею покрыта наша обувь и забрызган низ одежды. Прямо как на бойне!

Отличный десерт после экстаза, как вы понимаете!

Моя шлюшка слабо икает и качается. Я хватаю ее за лапку в тот самый момент, когда она начинает падать.

Первым делом я вывожу ее из дома и сажаю на порог. Свежий воздух приведет ее в чувство. Разобравшись с этим делом, я бегу поднимать тревогу.

Первая же дверь служит мне инструментом для соло на звонке.

Открывает перепуганный тип в колпаке, как на рисунках Домье, в ночной рубашке и домашних туфлях.

— Э, что случилось? — кричит он.

— Убийство. Позвоните в полицию.

Бедняга роняет свою вставную челюсть, поднимает ее, сдувает пыль и сует в рот.

На помощь ему вылетает его благоверная с тридцатью кило дрожащего жира спереди и с бигуди на голове.

Новые восклицания… В доме начинается оживление. Я оставляю мою красавицу объясняться с соседями. Пусть говорит что хочет, ее версия будет моей.

Перепрыгивая через ступеньки, поднимаюсь в квартиру Рибенса. Моим глазам предстает неожиданное зрелище: у него все перевернуто, разворочено, разорено…

Не теряя времени, я быстренько спускаюсь вниз, где уже собралась большая компания.

Народ продолжает валить. Большой вальс навозных мух! Справа по курсу труп! И они вскакивают в штаны, набрасывают халаты! Прощайте, подушка и жена! Всеобщий сбор. Прибежавший первым получит лучшее место!

Посреди толпы девица, чье тело я обрабатывал, объясняет, как мы обнаружили жмурика, не уточнив, правда, чем мы занимались непосредственно перед этим.

Я слушаю ее болтовню, думая совсем о другом, потому что пересказ предыдущих глав меня не интересует. Я говорю себе, что убийца чертовски смелый парень, и спрашиваю себя, не человек ли в круглой шляпе это сделал.

Его возвращение в квартиру, после того как он нокаутировал меня и узнал, что я полицейский, кажется настоящим вызовом самой что ни на есть элементарной осторожности… А он показался мне умным человеком.

С другой стороны, если бы он был профессиональным убийцей, то не оставил бы меня в живых, потому что я представляю серьезную угрозу для его безопасности.

Приезд полиции, за которой вскоре появляется “скорая”, привносит нечто новенькое.

Комиссар, руководящий операцией, — толстый сангвиник с бычьей шеей и глазами без ресниц. Его кожа похожа на крокодилью, причем наивысшего качества.

Я отзываю его в сторонку и представляюсь. Он выглядит взволнованным и недовольным. По всей видимости, он бы предпочел, чтобы я не совался в криминальные дела, находящиеся в его компетенции.

— Я живу в отеле “Тропик”, — говорю я ему, — где вы можете меня найти, когда захотите. А сейчас мне надо бежать.

Успокоившись, он дает мне благословение, и я отваливаю, бросив сальный взгляд знатока на мою Мисс Задери-повыше-юбку.

Ночь прохладная. Легкий туман обволакивает город, погружая дома в волшебный мир (чертовски удачно закрученная фраза. Если вы свободны завтра во второй половине дня, дорогая мадам, заходите ко мне в кабинет, я для вас приготовлю другие, не хуже!).

Я отчаянно ищу такси, но в этот час они стоят где-то с выключенными моторами. Тем хуже, потопаем на своих двоих, не портить же себе из-за этого нервы.

Через четверть часа я заявляюсь на улицу Этюв, весь в поту — а как может быть иначе на улице с таким названием?

Останавливаюсь перед домом Ван Боренов. Где там моя отмычечка?

Дверной замок поддается на мои убеждения, и я захожу в подъезд. Идет второй час ночи. Все тихо…

Дойдя до квартиры прекрасной Югетт, я навостряю уши. Ни единого звука. Должно быть, милашка спит без задних ног, наплевав на то, что за один день стала дважды вдовой. Не везет ей на мужиков!

А может, им не везет с ней. Есть такие девицы, которые приносят несчастье… Или порочные женщины, убивающие мужика по своей гнусной природе, как самка богомола “мочит” самца, после того как приняла его (оцените широту моих познаний, ребята!).

Я спрашиваю себя, следует ли звонить, чего требуют правила хорошего тона, или можно проникнуть путем взлома, как выражается Уголовный кодекс. Было бы смешно разбудить Югетт внезапно. Ее может хватить желтуха, и ей не придется ехать на юг, чтобы ее мордашка покрылась загаром… Это особенно вероятно, если я ей расскажу, каким образом дал дуба ее любовник… Утром муж, вечером его дублер! Случаев облачиться в траур у прекрасной вдовы хоть отбавляй! В общем, ей несладко. Всем несладко: ей потому, что осталась без мужика; полиции потому, что надо расследовать убийства; мне потому, что осталось всего несколько часов, чтобы распутать эту загадку, если я хочу сохранить свою репутацию; а парню в круглой шляпе потому, что он до сих пор не нашел то, что ищет…

Итак, я без предупреждения проникаю в кокетливо обставленную квартирку, включаю свет… Все выглядит нормально.

Иду прямиком в спальню. Никого. В других комнатах тоже. Это не вдова, а какой-то ветер!

Глава 12

В квартире все стоит на своих местах, все в порядке… Иду на кухню и вижу на плите сковородку, на которой жарили яйца. Это доказывает, что Югетт подкрепилась, прежде чем сделать ноги.

Вопрос заключается в том, чтобы узнать, смылась ли она насовсем или поехала к родственникам. Вполне нормально, что молодая вдова не остается одна ночью после смерти мужа в доме, служившем фоном для их идиллии (если позволите так выразиться!).

С другой стороны, ничто не указывает на окончательный отъезд…

Даже пижама красотки лежит на кровати. В шкафу хранятся стопки тонкого белья, заставляющего вздрогнуть… Значит, в этой сбруе прекрасная вдова выходила на похотливую охоту. Я до самого смертного ложа, если оно у меня будет, не забуду ее белые шелковые трусики шириной в два пальца с черными кружевами по краям.

Если потаскушка отваливает без таких безделушек, значит, ее отсутствие будет недолгим…

Я присаживаюсь в кресло перевести дух. Если вы вспомните, что все то, о чем я рассказал, произошло за двадцать часов, то признаете, что я веду очень насыщенную жизнь.

Поскольку мне нужно повторить пройденные шаги, я закрываю глаза и начинаю вспоминать.

Первое: я вижу типа, засовывающего брильянты в засахаренные фрукты.

Второе: он посылает драгоценную посылку по почте жене, которая живет в нескольких сотнях метров от отеля, где он остановился.., и которой он собирается нанести визит, вот что важно. Ван Борен от начала и до конца вел себя парадоксально…

Третье: через несколько часов он пикирует вниз головой в шахту лифта своего дома; поскольку двери лифта на всех этажах были закрыты, напрашивается вывод, что в шахту его столкнули.

Четвертое: в тот момент, когда он совершал свой полет, его достойная супруга была в обществе своего молодого любовника.

Пятое: одна соседка видела мужчину в круглой шляпе, удравшего, узнав труп.

Шестое: мужчина в круглой шляпе отправляется в отель Ван Борена забрать его багаж и заполучает квитанцию на отправленную утром посылку.

Седьмое: инспектор Робьер обнаруживает в часах погибшего крохотную фотографию. Что на ней изображено? Загадка.

Восьмое: навестив квартиру Рибенса, я нахожу засахаренные фрукты, использованные для той же цели, для которой их использовал Ван Борен.

Девятое: человек в круглой шляпе тоже является к Рибенсу и тоже что-то там ищет. Он задает мне сильную трепку.

Десятое: вернувшись несколько часов спустя к Рибенсу, я нахожу его лежащим с перерезанным горлом в подъезде дома.

Одиннадцатое: прибежав затем к вдовушке Ван Борен, я не нахожу ее дома…

Ну вот, все! Дайте-ка мне аспирину и водички запить…

Согласитесь, что все эти задачки представляют большую сложность даже для людей, не обделенных серым веществом!

Брильянты, мертвецы, тумаки, фотографии.., всего в избытке.

Я говорю себе, что раз уж оказался один в квартире Ван Борена, то могу провести небольшой обыск. Очень даже неплохая мыслишка.

Снова начинаю поиски в ящиках, шкафах, комоде и так далее. Нахожу то, что обычно лежит в таких местах, то есть белье, счета, не представляющие интереса семейные документы, почтовые открытки от кузена Люлю, письма от тетушки Эрманс, иностранные трамвайные билеты, вырезки из журналов мод и еще тысячи всяких ерундовин, не имеющих ценности для постороннего.

Прохожу в маленькую комнатку, в которой стоят письменный стол и картотека. Я надеюсь найти что-нибудь интересненькое здесь, но не тут-то было.

Письма на официальных бланках на имя Ван Борена, досье, содержащие переписку с клиентами на предмет фотоаппаратов… Всего пятьдесят различных имен. Все выглядит нормально. Может быть, я нашел бы что-нибудь, внимательно изучив каждую бумажку, но на это у меня нет времени…

Несмотря на храпака, заданного во второй половине дня, я чувствую груз усталости от хождений туда-сюда и эмоций. Опускаюсь во вращающееся кресло кабинета, и тут мои глаза падают (это проходит безболезненно, спасибо) на листок бумаги, вставленный в печатную машинку, стоящую на столе. (Уф! Я уж и не надеялся закончить эту фразу; если вы сумеете произнести ее вслух не переводя дыхания, значит, у вас есть задатки ныряльщика.) На листке плохо напечатаны несколько слов. Я читаю фразу, выглядящую шуткой: “Жорж, я в — ”.

И все! Надо признать, что этого очень мало. Я говорю себе, что это сообщение адресовано Рибенсу, а следовательно, Югетт не знает, что он протянул ноги, и ждет его визита.

Господи, какая запутанная история! Вот и двенадцатый пункт, которого я совершенно не ждал…

И что это означает: “Я в — ”? Это скорее похоже на код, чем на мельницу для перца.

Я вытаскиваю листок из машинки и сую его в карман, желая себе найти решение этой новой загадки. Задача из двенадцати пунктов…

Остается только ждать тринадцатого, надеясь, что он принесет мне удачу.

Я выхожу из квартиры и, поскольку ноги у меня просто отваливаются, решаю спуститься на лифте. Предварительно убедившись, что кабина передо мной, поскольку совершенно не желаю свалиться с пятого этажа, захожу в нее и собираюсь закрыть дверь, но тут замечаю, что она снабжена механизмом, автоматически закрывающим ее. Это открытие заставляет меня задуматься. Дурак! Я даже не догадался проверить систему запирания дверей. Раз они закрываются автоматически, значит, можно вернуться к версии о несчастном случае.

Ладно, допустим, это несчастный случай… До он мог произойти только тогда, когда Ван Борен уходил. Его жена клянется, что не видела его. Если она врет, значит, сама его и убила. Если не она угробила своего Джефа, то его вообще не было в доме.

Мне снова понадобился аспирин. Принесите коробочку побольше!

Возвращаюсь к себе в отель, пережевывая тринадцатый пункт моего личного отчета: несчастный случай или убийство?

That is the question!

В номер я попадаю в три ночи. Соседи за стенкой утихомирились.

Отовсюду доносится храп.

Засыпая прямо на ходу, я снимаю телефонную трубку. Гудок раздается довольно долго, прежде чем ночной дежурный отвечает липким от сна голосом: