Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Сан-Антонио - Стендинг или правила приличия по Берюрье

ModernLib.Net / Боевики / Сан-Антонио / Стендинг или правила приличия по Берюрье - Чтение (стр. 4)
Автор: Сан-Антонио
Жанры: Боевики,
Иронические детективы
Серия: Сан-Антонио

 

 


Все в школе поражает внушительностью размеров, чистотой, опрятностью, благополучием. Стены украшают современные звезды, откуда-то по радио раздаются звуки «Адажио» Альбиони. Как здорово, что этот питомник для ищеек перевели в монастырь! Здесь совсем не пахнет сапогами! Комиссары, которые закончат эту школу, могут выходить в свет с высоко поднятой головой: по всему видно, что они смогут вести себя в нем в соответствии с правилами хорошего тона.

Меня принимает какой-то чиновник. Из столичного города Парижа уже сообщили о моем приезде, и меня ждали. На меня уже заполнили личную карточку, выделили комнату, определили место в столовой. Мне вручают розовую книжечку, содержащую программу обучения, расписание занятий, перечень изучаемых предметов, фамилии преподавателей. Затем меня знакомят с школой. В спортивном зале, в классе связи, в классе стрельбы, в лабораториях и спальных помещениях с комнатами на одного человека, в общем, везде, царит порядок.

Бар украшен фреской, выполненной великим лионским художником. В школе есть телек, библиотека и даже музей полиции, где можно полюбоваться на школьный портфель Неуча, который д-р Локкард по счастливой случайности обнаружил на блошином рынке, на котором, к счастью, его продавали в комплекте с кухонной плитой «Ландрю». Вот уж действительно, везет так везет!

Мое внимание привлекает объявление, вывешенное рядом с дверью в столовую. Я читаю: «Начиная с 26 ноября, ежедневно в 20 час. 15 мин., в большом конференц-зале главный инспектор А. — Б. Берюрье из Парижа будет читать курс лекций по правилам хорошего тона. Хотя курс является факультативным, дирекция настоятельно приглашает всех г-д стажеров на эти лекции».

Итак, дети мои, началось!

Довольно забавно учиться в закрытом военном учебном заведении, будучи взрослым человеком, когда господа-слушатели имеют возраст от 22 до 30 годков. По существу это означает заново прожить школьную жизнь в зрелом возрасте. Все мужчины, когда они уже стали мужчинами, с умилением вспоминают о школе. Все, кроме меня, потому что я в ней издыхал от скуки. Иногда я встречаю своих бывших школьных товарищей. И каждый раз при встрече у них запотевают глаза. И каждый раз они начинают разговоре одного и того же: «Ты помнишь, Антуан»… Ах! Черт возьми! Как они цепляются за черную доску! Преданы забвению придирки, заковыристые вопросы на экзаменах, сочинения, домашние задания, гнусные письменные контрольные врасплох, которые ушлые учителя устраивали в конце урока, когда мы в мыслях уже были за воротами нашей тюрьмы. Преданы забвению школьная сирена, злобным воем извещающая о начале учебного гада, гнусная математика, подлые докладные записки учителей директору школы о прилежании и поведении учеников, некоторые из которых — и на меня в том числе — по содержанию напоминали надписи на стенах общественных клозетов. И после всего этого мои приятели испытывают ностальгию по этим временам, с благоговением вспоминают школьные годы. Естественно, в то время они не были женаты, не носили на голове рога, не подвергались проверкам, не облагались налогами, не платили взносы, не служили в армии, не были инвалидами, не боролись за минимальную гарантированную зарплату, за свой средний полезный вес, за Демократический союз труда, за социальное обеспечение, не выступали против нового франка и против своей тещи. И все-таки вспомните хорошенько, ребята: все это уже было и тогда. Мы были по рукам и ногам опутаны паутиной распорядка дня, мы находились под постоянным надзором, мы подвергались унижениям! С нами грубо обращались, над нами издевались, нам присуждали премии, нас аттестовывали, нас классифицировали, нам объявляли выговоры! А диплом бакалавра в то время свободно не продавался в универсаме «Призюник», как теперь.

Уже тогда мы отбивали друг у друга девчонок. Мы, как звери, наставляли рога друг другу и делали это не хуже, чем, взрослые, а может быть, даже с большей жестокостью! «Ты помнишь, Антуан?» Как же мне не помнить эти ненавистные утренние часы, когда я тащился в школу, как на эшафот, жалея о своей теплой постели, о мамуле, о своих игрушках, о своем загубленном детстве — о всем том, что наши добрые наставники с ворчанием сдирали с нас, как ощипывают пушок с желторотых цыплят! — Да! Они здорово ощипали мою юность! По волосинке выщипали мою беспечность и нашпиговали меня своими размноженными на ксероксе разносторонними глубокими знаниями. Есть от чего невзлюбить Монтеня, возненавидеть Цицерона, поносить Пифагора.

«Ты помнишь, Антуан…» Эти придурки жалеют о своем прошедшем детстве! Я, конечно, тоже. Но я особенно жалею о том, что не насладился им сполна, без остатка, без всяких ограничений. А детство у меня было одно, и я волей-неволей принес его в дар Обществу! Я задушил его своими руками на уроках. Оно скрючилось от сиденья над книжками. От ругани и наказаний мое детство иссохло и зачахло. Вот, что случилось с моим детством, и все это потому, что так требует установленный Порядок. Я назначал свидания с природой и (я не боюсь этого слова) подкладывал ей свинью, не являясь на свиданье с лесами и полями, цветами и бабочками, с весной и девчонками. Совершенно верно, Нил — самая длинная река в мире, формула этиловой кислоты — СНЗСООН, а Гренландия принадлежит Дании. Ну и что из этого? Разве то, что я знаю это, вернет мне безвозвратно потерянные золотые денечки моего детства! Заметьте, я не сержусь на своих наставников. Они делали свое дело. Но не только они делают свое дело хорошо, прекрасно работают, между прочим, служащие почты или жеребцы-производители конных заводов. Да, не только они! Но они заслуживают уважения, работая в классах по пятьдесят чертенят: это же настоящий ад! Они сгорают в этом аду! Браво! А в знак благодарности в них стреляют из рогаток! Героические люди, скажу я вам! Между тем род человеческий продолжает размножаться делением. Мы сбиваемся в кучу, нагромождаемся друг на друга, прижимаемся вплотную друг к другу и, подобно сардинам, пропитываемся натуральным оливковым маслом образования. В связи с тем, что школы растут горазда медленнее, чем пацаны, сейчас пытаются найти какие-то паллиативы: обучение по радио и телевидению, заочное обучение, обучение по Азбуке Морзе и Брайля. А классы все растут и растут. И может наступить день, когда на школы во время перемен придется кидать бомбочку, чтобы сократить численный состав учеников, либо принимать декрет о ненужности образования, а несчастных детишек, производство которых весьма поощряется в наше время, посылать в поля собирать маргаритки. В общем, я вылупился из яйца слишком рано! Я вам рассказываю обо всем этом для того, чтобы снова вернуться к теме об этой замечательной уютной чистенькой веселой школе полиции, в которой слушатели по второму разу играют в шкоду.

Интересно ходить в школу, когда ты начинаешь бриться еще до того, когда начинаешь ходить в школу, а не тогда, когда ты в нее уже ходишь! Под этим углом зрения учеба в полицейской школе парадоксально походит на школьные каникулы.

Ко всему прочему здесь есть школьные товарищи, и это хорошо. Их в Сен-Сире около двухсот. Решительно, этот святой был специально создан для патронажа над высшими школами. Этот Сир — не просто какой-то бедный сир.

А теперь я больше не отвлекаюсь и перехожу к истории о друзьях-приятелях-самоубийцах. Здесь все ясно, как дважды два: все в школе говорят только об этих двух трагических случаях. Первого покойного звали Кастеллини, и он прибыл сюда с острова Красоты. В начале учебного года он был веселым и жизнерадостным парнем и вдруг стал до такой степени странным, что даже его товарищи заметили у него сдвиг по фазе и стали волноваться. «Что с тобой? — спрашивали они, — что тебя мучает?» Но он молчал, как сурок: скрытный и непроницаемый! Он держал свои переживания при себе. Поначалу он каждую среду, ездил вместе со всеми в Лион, чтобы поразвлечься с девочками. Потом внезапно прекратил поездки и, как крот, не высовывал носа из своей монастырской норы. Его смерть никого не удивила. Напротив, смерть второго слушателя — Бардана, в большей степени возбуждает любопытство и вызывает интерес. Судя по рассказам, это был настоящий зяблик. В тот злополучный день он собирался после обеда поехать в город, но произошло что-то такое, что заставило его переменить свое решение. Он уже сидел в автобусе на конечной остановке Сен-Сир — на Золотой Горе, как вдруг, ни с того, ни с сего, перед самым отправлением вышел из автобуса. На вопросы товарищей, не заболел ли он, он отрицательно покачал головой и вернулся в общежитие. Он поднялся к себе в комнату, а час спустя один из слушателей обнаружил его одеревенелое и ледяное тело в кровати. Рядом с кроватью валялся пузырек со стрихнином. Согласитесь, что это ни в какие ворота не лезет, правда?

Бардан прибыл сюда из Либурна. Как и Кастеллини, он был холостяком. Сейчас полиция ведет расследование в его родной деревушке, чтобы выяснить, не было ли у него каких-нибудь душевных потрясений.

Одна лионская знаменитость — психиатр д-р Блондплер, утверждает, что это типичный случай депрессии. На человека просто так, ни с того, ни с сего, находит затмение. Голубое небо, птички чирикают Травиату, вы надеваете ваши выходные трусики и едете покутить. И вдруг — хлоп! Мне осточертела жизнь! В вашем черепке что-то замыкает, и вас охватывает невыносимое желание умереть. Такое же невыносимое, как почечные колики. И вы в темпе начинаете перебирать способы: веревка, аркебуз, заболоченный пруд, кухонный газ или пузырек с отравой! Призывный голос из потустороннего мира, так сказать! Святой Петр настраивает вас на волну Его Высочества, как говорят барышни с телефонного узла. Преимущественное право проезда для машины на подъеме! Вы подвешиваете себя вместо люстры, либо переносите ноги через перила первого попавшегося моста. Самоубийство — это единственный философский поступок, не забывайте об этом. Он всему дал объяснение, этот д-р Блондплер. Только у него почему-то ни разу не возникло желание вознестись в мир иной, чтобы убедиться, существует ли он на самом деле. Он — оптимист.

После первого поверхностного ознакомления с Делом, становится очевидным, что версия самоубийства ни у кого не называет сомнений. Все мучаются над вопросом, почему Кастеллини и Бардан отправились куда подальше к Божьей матери, но никто ни на йоту не сомневается, что они отправились туда по своей воле. На следующий день у нас были лекции по ожогам, по сейфам и практические занятия по опросу общественного мнения. Очень интересно! У меня даже возникло желание обратиться к Старику с просьбой направить меня сюда на переподготовку по полному курсу обучения. Все преподаватели — бывшие комиссары полиции, люди очень симпатичные и компетентные. Не какие-нибудь пустышки. А больше всего мне импонирует, что на занятиях они разговаривают с нами на равных.

Это случилось, естественно, во время обеда. Во дворе раздается грохот. Все бросаются к окнам, чтобы узнать, в чем там дело.

Мы видим старую прогнившую колымагу Толстяка, наехавшую на ни в чем неповинный платан. Или, точнее, платан наехал на машину и сейчас растет на том месте, которое некогда занимал радиатор. Мы гурьбой высыпаем во двор. Директор школы, седовласый мужчина с учтивыми манерами, уже находится на месте происшествия и наводит справки. Слегка раздосадованный Берю представляется и дает объяснения.

— Главный инспектор Берюрье, новый преподаватель хороших манер, о чем вы должны быть в курсе!

Он показывает на свой драндулет. Вместо переднего стекла вставлены листы картона, состарившиеся за несколько лет верной службы.

— Вы думаете, что через эту траурную витрину мне открывается вид на море? Я хотел выполнить поворот — дугу по кругу, чтобы так и таким образом поставить машину, чтобы она стала строго боком к входу и не дула ему в ус, но этот чертов платан не услышал, как я подъехал.

Он наклоняется над разбитым автомобилем.

— Ладно, хватит об этом! — произносит он. — Моя старушка и не такое видывала. Я отведу ее к кузовному мастеру, он и займется всеми ее болячками.

Берю расфуфырен, как милорд: штаны из серого габардина, пиджак в полосатую шашечку и серая футболка. А сверх всего этого — зеленоватого оттенка плащ с почти военными погонами и медными пуговицами из натуральной пластмассы.

Он всхрапывает, прочищает слизистую и заявляет:

— К тому же я должен вам сказать, что на дороге прихватывает, монсиньор!

Он во все горло смеется над своим каламбуром и затем выдает целую тираду:

— Все точно, настоящая зима! Пора на Головастого надевать теплый капюшон, а то он может подцепить насморк!

Приехал преподаватель правил хорошего тона!

Глава 6

Первый урок Берюрье: объявление о рождении ребенка, выбор имени, уведомительные письма, выбор крестного отца и. крестной матери, крестины

Новому преподавателю выделили квартиру в школе, но молва доносит до меня, что он остановился в кафе «Петух в вине». Это очаровательная деревенская харчевня, одновременно выполняющая функций палаццо, постоялого двора, бистро, бакалейной лавки и табачного киоска. Само собой разумеется, что Толстяк не знает о моем присутствии в школе. Это сделано с той целью, чтобы он всерьез поверил, что его назначили на эту высокую должность преподавателя.

Его приезд произвел сенсацию. Каждый хочет посмотреть на этого придурка с таким витиеватым слогом, поэтому ровно в 20 час. 15 мин., когда Его Величество торжественно переступает порог конференц-зала, именуемою «залой королевских указов», в этой зале некуда упасть яблоку. Но до этого я хочу описать это помещение.

Стены зала обиты панелями готического стиля, а ряды скамеек, установленные посредине, придают ему подобие храма. Но церемония поклонения культу, которая вскоре торжественно начнется здесь, ничего общего с религией иметь не будет, поверьте мне! На просторном возвышении установлена кафедра преподавателя. По обеим сторонам от нее стоят черные доски (сейчас они зеленые), а в глубине, на стене, висит экран для показа фильмов.

Представили обстановку? Хорошо. Итак, ровно в назначенное время, так как точность — скрипичный ключ правил хорошего тона, главный инспектор полиции Александр-Бенуа Берюрье (из Парижа) входят в большой конференц-зал. На нем все свежее: его голубой костюм, его белая рубашка, черная бабочка, папка из крокодиловой кожи, сшитая из полиэстера. Его сопровождает директор. Он слегка сбледнул с лица, Александр-Бенуа. Может быть, холод? Мы все встаем при их появлении. Директор хитровато поглядывает из-под своих очков в золотой оправе.

Я не знаю, что ему наплел Старик, во всяком случае, он мог ему просто сказать, что эти лекции по правилам хорошего тона на самом деле проводятся для того, чтобы внести какое-то разнообразие в жизнь слушателей. Короче, с умыслом или без хозяин конторы играет в эту игру.

— Господа! — энергично начинает он. — Принимая во внимание все возрастающую роль полицейского в обществе, администрация приняла решение довести ваше образование до совершенства и предлагает, вам пройти курс хороших манер, который будет читать высоко компетентный преподаватель. Я с большим удовольствием представляю вам главного инспектора Берюрье.

Я хлопаю в ладони, и, как по сигналу, мои товарищи устраивают бурную овацию, от чего лицо бравого Берю приобретает свой нормальный красный цвет. Он отвешивает куцый поклон, вытаскивает из кармана носовой платок и вытирает вспотевший нос, забыв при этом, что в дороге он пользовался им для протирания свечей. На кончике носа появляется симпатичное черное пятно отработанной смазки. Затем Толстый запихивает. платок в нагрудный карман пиджака, как он видел это в фильмах с покойным Жюлем Бери.

— Спасибо, спасибо, — смущенно бормочет он, — хватит, это уж слишком. ;

— Я надеюсь, что эти лекции принесут вам неоценимую пользу, добавляет директор, — и что, благодаря главному инспектору Берюрье, вы все станете законченными джентльменами и еще больше поднимите престиж французской полиции.

После этого он скромно удаляется. Итак, Берю остается в одиночестве у подножия стены. Из своего угла я стараюсь не пропустить ни одной детали. Это — лакомая минута, мои милые. Такие минуты надо дегустировать не спеша.

Толстый бросает на нас тяжелый подозрительный взгляд.

Затем он поднимается на возвышение и бросает свою папку на стол.

Прежде чем сесть, он ковыряет в ухе спичкой, кладет в коробок оставшуюся часть и произносит речь.

— Ребята, — обращается он к аудитории, — я предпочитаю сразу предупредить, что я хоть и не очень умный, но очень требовательный по поводу того, что касается дисциплины. Дисциплина, которую мне доверили преподавать, очень сложная, и я не могу позволить себе терпеть. Ясно? Ладно, можете приземлиться.

Мы садимся. Мои коллеги обмениваются удивленными взглядами. Берю замечает это и язвительно заявляет:

— Я знаю, некоторые из вас по званию выше меня, но тут ничего не поделаешь. То, что есть, то есть, и я в качестве преподающего требую к себе безоговорочного уважения.

Один из наших, красномордый детина с бородой, не выдерживает и начинает смеяться. Резким жестом своего не знающего жалости указательного пальца Берю обрывает его смех.

— Вы, там, с бородой, — обращается он к нему, — как ваша фамилия?

— Жан Кикин, — господин преподаватель, — я по происхождению русский, — лыбится хохмач.

— А сколько вам лет?

— Тридцать один год!

— Поздравляю! В угол! Немедленно! — приказывает он.

От негодования Толстяка трясет как при землетрясении. Он рывком поднимает бородатого со своего места и выталкивает его к черной доске.

— Руки за спину! — уточняет он. — А если это еще повторится, я буду вынужден применить санкции, ясно?

Восстановив порядок, Его Высочество пытается открыть папку. Увы! Не соразмерив усилие со своей силищей, бедняга заклинивает молнию папки. И как он ни бьется, язычок не подвигается ни на миллиметр.

Чувствуя, что весь зал вот-вот разразится хохотом, он, спасая свое лицо, вытаскивает из кармана нож и вспарывает папку как заячий живот.

— Кожгалантерея сейчас совсем не то, что в наше время, прокомментировал он, — вот совсем новенькая папка, которую я купил в лавке «Все за один франк» в своем квартале, и она уже никуда не годится.

Он извлекает из вспоротой папки потрепанный учебник графини.

— Здесь все написано! — заверяет Триумфатор своих слушателей, показывая им томик. — Когда вы выучите двести страниц, которые в нем есть, вы сможете выходить в люди без вашей горничной!

Он слюнявит палец, быстро перелистывает предисловие книги и разламывает ее на нужной странице.

— Кикин, сядьте на свое место и записывайте, — обращается он к наказанному, — иначе я буду переживать, что лишил вас хороших манер, тем более, что при их раздаче вы, по-видимому, занимались подводным плаванием!

И пока обалдевший бородач возвращается на свое место, потрясенный великодушием нового препода, Толстяк поправляет сползшую на бок бабочку, вытирает в глазу и продолжает:

— В жизни, ребята, надо уметь вести себя, чтобы о вас не могли сказать, что вы дерьмо, вахлаки, грубияны или зануды. Короче, нужно, чтобы вы приобрели стандинг. Конечно, стандинг желательно приобретать с детства, тогда легче жить. Но мы все в той или иной степени являемся детьми уличных девок или сыновьями путанок, и мы обязаны наверстать потерянные поколения. Поверьте человеку, который находится на короткой ноге с джентри, это не так просто, как кажется на первый взгляд. Приходится все начинать с самого основания, чтобы вашу штанину не намотало на цепь велосипеда!

Сопя носом, он быстро пробегает какой-то параграф в своей книге. Потом кладет ее на стол.

— Итак, начнем с самого начала, то есть, с объявления о рождении ребенка. Как только у жены появились сомнения полишинеля, она должна поделиться ими с мужем, даже если у нее нет полной уверенности, что он настоящий папаша ее ребенка. Она должна сообщать новость радостно, не с удрученным видом, в стиле «Эрнест, ты знаешь, что со мной случилось!», а наоборот, жизнерадостным голосом…

Берю складывает губы в трубочку, наподобие выходного отверстия для яйца у курицы, и воркующим голоском дрожащего от холода евнуха произносит:

— «Душечка, у меня для тебя приятный сюрприз, угадай, что…» Парень сразу же теряется в догадках. Это его подготавливает, вы понимаете? Он начинает перебирать, высказывать. предположения: «Ты купила мне новую трубку?» Или: «Заболела твоя старуха?» В общем, короче говоря, у него на языке то, что у него на уме. Если он угадывает, дама должна подсуетиться и ошарашить его сногсшибательно-нежной фразой. «Браво, лапочка, ты попал прямо в яблочко! Я тебе обещаю, что он будет похож на тебя. А как же иначе? Ведь ты же обращался со мной как с настоящей принцессой!»

Если он не может угадать, надо, чтобы баба немножко по могла ему шевелить мозгами, чтобы как-то навела его на след: «Ты помнишь. Лапочка, тот вечер, когда мы ходили на „Софью“ в „Фамилия-Палас“ и когда в тебе взыграло ретивое после возвращения?.. Так вот, представь себе, мой дорогой, все произошло как в многосерийном фильме…» Но в конце концов, внешне вы не похожи на дам, поэтому мы не будем больше распространяться по этому поводу. Давайте лучше рассмотрим, как должен реагировать на это ее муж.

Берю роется в своей папке и извлекает из нее бутылку божоле.

— Я сейчас смочу губы и мы продолжим! — предупреждает достопочтимый педагог.

Он отпивает из горла большой глоток, причмокивает языком и, не скрывая своего удовлетворения, изрекает:

— Как хорошо преподавать в гостеприимном районе, в котором природные богатства облегчают жизнь человека.

Итак, я сказал, что следует рассмотреть, как должен реагировать на это молодой папаша. Прежде всего — не скандалить. Следует воздерживаться от употребления даже такого слова как «Б…», потому что это может огорчить бедняжку-жену и испортить мордочку отпрыска. Часто задают вопрос, почему дети рождаются такими уродинами. В большинстве случаев это происходит потому, что мадам, их мать, испортила себе всю кровь, ожидая их появления на белый свет. Поэтому, мой совет: ласка и нежность. «Дорогая, а ты уверена, что радуешь меня не преждевременно!» Вот таким тоном надо разговаривать. Не принимайте удрученный вид, даже если вы живете в маленькой (самой большой) комнате коммунальной квартиры, даже если горит ваш отпуск! И я особенно рекомендую вам не делать намеков на Швейцарию. Бабы знают, что именно в Гельвеции находятся самые искусные мастера накалывающего оружия, и от оскорбительного намека они могут освободиться от груза с пикирования, а это может ухудшить ваше потомство. Генеалогическое дерево подобно ореховому: его нельзя трясти, пока с ореха не слетит скорлупа.

Он промакивает платком физиономию, украшая ее новыми полосами отработанной смазки.

— Все это, господа, касается, так сказать, начальной стадии. Но между радостной новостью и радостным событием (я подозреваю, что он откопал эту цитату в своей Библии) лежит период, во время течения которого муж должен вести себя предупредительно по отношению к своей благоверной. Как переложил на стихи поэт: «Жена — это скрипка, на которой мужики играют своими смычками». Попутно скажу, что моя жена и я больше похожи на контрабас, чем на скрипку.

Его Высочество невозмутимо воспринимает раскаты смеха, сотрясающие аудиторию. Он не против смеха, когда смеются не над ним, а над его остротами.

— Итак, на будущую мамашу надо неровно дышать, — продолжает он. — Не скупиться на деликатные знаки внимания, такие, как букет опьяняющих роз на ее праздник, эскимо в антракте или даже уступить ей сидячее место в автобусе, даже если оно одно единственное! Во время семейных ссор — что случается, как правило, в наиболее зажиточных семьях — воздерживаться от ударов в ухо и, самое главное, от ударов ногой в живот. И еще одно: когда она начнет приобретать форму башни «Тур-де-Нель», не следует задавать ей саркастических вопросов типа: «Мэдам случайно не проглотила вишневую косточку?» Либо: «Похоже, что мэдам стала питаться светильным газом?» Или еще: «Положи в карманы гири от ходиков, а то взлетишь на воздух, мамуля». Я прекрасно понимаю, что все это говорится в шутку, но среда мамаш есть обидчивые, на которых это действует деморализующе, поэтому, будьте благоразумны!

Толстый покачивает указательным пальцем, больше напоминающим тулузскую сардельку, чем нормальный палец.

— Счастье рожать, ребята, хотите вы того или нет, это в большей степени счастье для мужчины, чем для женщины. Постоянно повторяйте для себя эти слова, когда ваша баба умывается горючими словами по своим, не налезающим на нее, юбкам. Муж, вместо того, чтобы выходить из себя, должен найти подходящие слова утешения, например: «Лапочка, да стоит ли убиваться из-за того, что ты похожа на человека, приютившего дирижабль. Да будет у тебя снова твоя талия манекенщицы!» Еще пример: «Неужели ты дуешься из-за того, что у тебя талия стала как писсуар на шесть персон? Глупышка, и тебе не стыдно?» Все, скажу я вам, парни, зависит от темперамента. Есть лимфатические натуры, которые требуют очень осторожного обращения. Джентльмен должен всегда проявлять жалость. Поэтому, когда бедняжку тошнит, не надо ее разыгрывать и оскорблять, я взываю к вашему благородству. И не ворчать. Я вспоминаю одного своего приятеля, которого просто бесило, когда его женушка отбивала поклоны перед туалетным толчком, и который — грубая личность — выдавал ей кучу всяких гадостей наподобие: «Скорее бы ты уже внесла нам задаток». Малый, которого я вам привожу в качестве примера, был отъявленный хам и негодяй. И наоборот, я могу вам привести в качестве примера другого господина, хорошего во всех отношениях, с которым я познакомился в деревне. Надо было видеть, какой климат он создал вокруг мадам! Он мыл посуду, заводил пластинки с Тино Росси и подавал кофий в постельку.

А для него это было вдвойне нелегко, потому что ребенок мог быть и не от него, если учесть, что его кенгуренок не выскакивал из своей сумки с тех пор, как он получил в это место удар заводной рукояткой.

Ладно, я думаю, что я доходчиво объясняю, а? Чем больше вы лелеете мать, тем прекраснее будет ребенок, и тем больше это делает вам честь. Потому что, в конце концов, ребята, нет ничего более деморализующего, чем быть папашей сморщенного заморыша, который, еще не выпив первую рюмку портвейна, уже похож на циррозника!

Он замолкает и смотрит на нас высокомерным взглядом.

— Вопросы? — спрашивает он властным тоном председателя суда присяжных, обращающегося к судьям.

Я щелкаю пальцами, как школьник, спрашивающий разрешения выйти, чтобы написать теплой струйкой на стене туалета имя своей подружки.

— Вы что-то хотите сказать, сынок? — благосклонно спрашивает воспитатель.

— Господин преподаватель, — начинаю я, изменив голос, — вы сейчас говорили о поведении мужчины со своей беременной супругой, но если предположить, что будущая мамаша является матерью-одиночкой, то как в таком случае следует вести себя?

Он внимательно рассматривает меня и качает головой.

— Мне кажется, что я вас где-то видел, — хитрит он. — Вы, случайно, не служили в парижской префектуре полиции?

— Никак нет, господин преподаватель, я прибыл из Пуэнта-Пятр!

— Ну, если вы работали в цирке, то это другое дело, я, наверное, видел вас в цирке братьев Буглионе. Ладно, что касается вашего мерзкого вопроса, следует сказать, что он заслуживает внимания, и, откровенно говоря, — нагло врет он, — я ожидал этого.

Новый глоток. Уровено в бутылке уменьшается. Берю вытирает губы.

Понимаете, мои дорогие, я думаю, что я сейчас только понял, что облагораживает этого толстяка Берю. Так как, несмотря на его колоритный язык и его своеобразные манеры, в этом человеке есть что-то такое, что помимо вашей воли вызывает уважение и внушает симпатию. Так вот! Его обаяние объясняется тем, что он живой, настоящий, реальный живой человек. От самой зари жизни до ее заката мы вращаемся среди учеников живых трупов. Они почти холодные! Во всяком случае, не горячие. Покорные и застывшие, они инстинктивно принимают еще при жизни то положение, которое они примут в гробу. Они смогли бы завербовать столько служащих похоронного бюро, сколько захотели, если бы тем случайно стало не хватать клиентов. Для их отлова не нужны сети. Достаточно поставить гробы в вертикальное положение и открыть двери. Они бы вошли туда не силком, как крысы в крысоловку, — крыс влечет туда кусочек сыра, — а по доброй воле, как пьянчужки, которых никто не принуждает прикладываться к бутылке. Наступило время отправиться баиньки. Нос нацелен на голубую полоску неба, ноги протянуты: все готово к старту в иной мир! Пять, четыре, три, два, один — старт! Да, наконец, старт! Спасибо гробовщику господину Сегало: вот это мебель! Из прекрасного дуба, который долго служит, из почтенной сосны, да к тому же отделанная сверху, снизу и по бокам побрякушками из скобяной лавки Борниоля. Что касается меня, то я скажу вам одну вещь: когда меня запакуют в доски, то не нужно превращать мой ящик в крестоносца. Лучше наклейте сверху фото Джони Холлидея или Албаладехо, портрет Брижит Бардо, вид Неаполя, проспект фирмы Мозерати, короче, все, что угодно, лишь бы оно было цветным, живым, наполненным, динамичным и согревающим. Хотя больше всего я хотел бы все-таки иметь портрет моего Берю, в полный рост и на цветной бумаге «Кодаколор». С оторванным карманом и с пятнами отработанной смазки на его фиолетовом лице, протягивающим руки миру (но мир проходит мимо, не замечая его!).

— Итак, — говорит Берю, — сейчас мы рассмотрим вопрос относительно матери-одиночки.

Он дует на ногти, с которых еще не совсем сошел лак.

— В моей книге об этом не говорится, — продолжает Храбрец, — дело в том, что лицемер, который ее родил, посчитал, что матери-одиночке не место в энциклопедии хороших манер. В глубине души я считаю такую умышленную забывчивость отвратительной. Забеременела замужняя дама, ну и что, в чем ее заслуга? Это в природе вещей, которые маешь, когда берешь. Но девчонка, которая прижила себе постояльца, потому что перетанцевала на бале или перепила виски на групповой вечеринке, — это совсем другое дело: она достойна похвалы. Я так и не уловил до сих пор, почему в современном Обществе понятия мать и незамужняя женщина противоречат друг другу. Нас это шокирует, видите ли! Я протестую!


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22