Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Будни Звездной России (№1) - Тень спрута

ModernLib.Net / Научная фантастика / Щеглов Сергей Игоревич / Тень спрута - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 4)
Автор: Щеглов Сергей Игоревич
Жанр: Научная фантастика
Серия: Будни Звездной России

 

 


— Какое заявление? — обеспокоенно спросил Макаров. Теперь он припомнил — действительно, было какое-то заявление. Обидное, но правильное.

— Он сказал, что по его наблюдениям Сандра вам нравится — в сексуальном смысле, конечно, для всего прочего вы слишком мало знакомы, — а следовательно, ее дальнейшее пребывание в доме будет оказывать на вас определенное давление — в пользу Звездной России и некоторых ее обитателей, — а следовательно, нарушать ваши права гостя на объективную информацию о жизни звездных русичей.

Макаров кивнул головой:

— Понятно... Значит, они ушли, а я остался допивать, что было в доме?

— Примерно так, — кивнул чейн. — Вы даже помирились с Шубниковым и пытались петь с ним песни дремучего двадцать первого века. Про белую армию и черного барона, а также про город Будапешт.

— Понятно, — повторил Макаров. — Значит, приставать к женщинам не получилось. Но в остальном — могло быть значительно хуже!

— Ну, это вряд ли, — ответил чейн. — Все-таки мы с вами в Звездной России!

Макаров скушал последнее печенье, допил чай и вытер губы салфеткой.

— Хорошо тут у вас, в Звездной России, — сказал он и задумчиво посмотрел в сторону реки. — Тихо, просторно... Жаль только, что я во всей этой истории совершенно ни при чем.

— Вы — гость, — сказал чейн. — Вы и не должны быть «при чем».

— А Калашников? — вдруг вспомнил Макаров. — Он ведь уже звездный русич? — Чейн молча кивнул. — Значит, он — должен?

— Он — должен, — подтвердил чейн. — Поэтому он и странствует по Сети. Профессию выбирает.

— Понятно, — в третий раз сказал Макаров. Не то чтобы он позавидовал Калашникову; но слова о выборе профессии изменили направление его мыслей. С Калашниковым все ясно, подумал он, программированием займется или журналистикой; а вот чем я буду на жизнь зарабатывать? Рамочки клеить? Или на шее у Звездной России сидеть?

— Рассказать вам что-нибудь еще? — спросил чейн. Повинуясь его короткому жесту, остатки завтрака стремительно растаяли в воздухе.

— Да, — попросил Макаров. — Расскажите, чем я смог бы заняться... здесь, в Звездной России?

4

Чейн скорчил недовольную гримасу и покачал головой.

— Вопрос не по адресу, Павел Александрович, — ответил он. — Это вы у Семена Петровича спросите. Кстати, а вот и он!

Семен Лапин поднялся по лестнице и вступил на веранду, заставив ее жалобно заскрипеть. Одет он был по-прежнему в белую хламиду, делавшую его похожим то ли на папу римского, то ли на древнегреческого философа, и выглядел донельзя озабоченным.

— Здравствуй, Павел Александрович, — приветствовал он Макарова. — Уже позавтракал?

— Так точно, — непонятно почему обрадовался Макаров и поспешно поднялся.

— Тогда пойдем, — сказал Лапин, показывая рукой в сторону сада. — Времени у нас — в обрез!

— Пойдемте, — кивнул Макаров, от неожиданности позабыв свой вопрос. — А на что, позвольте полюбопытствовать, времени — в обрез?

— Ну как же? — укоризненно обернулся Лапин. — Нешто забыл? По космосу прокатиться!

— По космосу? — переспросил Макаров, догнав Лапина. — Через Сеть, что ли?

— Обижаешь, Пал Саныч, — ответил Лапин. — Ну ее, эту бесовщину. Так полетим!

Он спустился с веранды в сад и повернул за угол дома. Макаров шагнул следом за ним и замер с раскрытым ртом. На крошечной полянке, укрытой со всех сторон непролазным боярышником, стояла летающая тарелка. Ее пузатое тело, поднятое над землей тремя телескопическими опорами, поблескивало ровными рядами заклепок, четко выделявшихся на фоне вороненой обшивки.

— Чего смотришь? — пробасил Лапин. — Нормальная техника! Полный привод, кондиционер, звездная подзарядка. Правда, к Метро не подключается, ну так нам оно и ни к чему.

Он деловито подошел к тарелке, подобрал полы своей хламиды и подождал, пока из раскрывшегося люка выдвинется рифленый язык трапа.

— Пошли! — кивнул Лапин Макарову, забираясь внутрь. Макаров, не чуя под собой ног, двинулся следом. В космос, подумал он. В космос — на такой развалюхе?

Изнутри тарелка напоминала дом на колесах. Лапин уже обосновался в кабине, предоставив Макарову самостоятельно пробираться через шлюз и просторный грузовой отсек. Макаров проследовал по гулкому металлическому полу мимо плотно закрытых железных ящиков, обогнул овальный белый стол, окруженный привинченными к полу стульями, и наконец добрался до соседнего с водителем места.

— Садись, — сказал Лапин. Убедился, что Макаров плотно вошел в анатомическое кресло, удовлетворенно кивнул и положил руку на торчащий из приборной панели рычаг. — Готов? Тогда полетели!

Зелено-коричневые заросли боярышника нырнули вниз, долина неизвестной реки раскинулась до самого горизонта и тоже ушла вниз, быстро растворившись в голубоватой дымке. Воздух стремительно почернел, над головой у Макарова зажглись звезды. Вытянув шею, Макаров посмотрел за борт: оставшаяся под ногами Земля уже приобрела форму громадного диска.

— Теперь вторую, — пробормотал Лапин и шевельнул рукой. Макаров ощутил только легкий толчок, но, подняв голову, увидел, как мимо пронесся желтый предмет, подозрительно похожий на Луну.

— Это что? — воскликнул Макаров, провожая диск взглядом. — Неужели Луна?

— Луна, — кивнул Лапин. — Не разглядел, что ли?

Макаров ничего не успел ответить. Лапин усмехнулся в бороду и повернул рычаг влево. Тарелка по огромной дуге развернулась на сто восемьдесят градусов, и Макаров увидел Луну прямо перед собой.

Луна приближалась так быстро, что Макаров инстинктивно втянул голову в плечи.

— Вот так, — важно сказал Лапин, закладывая обратный вираж. — Ладно, потом насмотришься. Включаю третью.

На этот раз Макаров догадался, что речь идет о переключении скоростей.

— Третью космическую? — спросил он и тут же понял, что сказал глупость. Скорость, с которой перемещалась тарелка, уже сейчас должна была приближаться к световой. Иначе за пару секунд от Земли до Луны нипочем не долететь!

— Третью по счету, — ответил Лапин и потянул рычаг. — Пилотажный сверхсвет.

Макаров вцепился в подлокотники и изо всех сил раскрыл глаза.

Чернота космоса озарилась праздничным фейерверком. Тусклые, едва заметные звезды засияли вдруг в полную силу, заполнили все небо и разом пришли в движение. Макаров увидел, что тарелка на полной скорости летит в темную область между двумя яркими звездами — оранжевой и синей.

— Это компьютерная модель? — с надеждой спросил Макаров.

— Какая еще модель? — удивился Лапин. — Обычные звезды. Вот это Спика, а вон там — Арктур.

— Но как же тогда мы их видим? — наморщил лоб Макаров. — Если скорость выше световой... — Макаров оглянулся назад и убедился, что сзади по курсу звезд ничуть не меньше, чем спереди. — Как нас фотоны догоняют?

— Это мы их догоняем, — пояснил Лапин. — А они по кабине размазываются. Передние — спереди, задние — сзади.

Макаров понял, что более вразумительного объяснения ему от Лапина не добиться, и принялся смотреть на проносящиеся мимо звезды. Надо же, думал он. Еще вчера рамочки в подвале клеил, а теперь вот лечу по Галактике, как по проспекту.

— Красиво, — сказал он, когда мимо промелькнула целая туманность. — Какая у нас сейчас скорость, Семен Петрович?

— Тысяч сто-о, — протянул Лапин. — Пристегнись, Пал Саныч. Сейчас тормозить будем.

— Тысяч сто чего? — спросил Макаров, ощупывая кресло в поисках привязных ремней.

— Тысяч сто световых, — в тон ему ответил Лапин. — По ручке хлопни, по ручке!

Макаров хлопнул ладонью по подлокотнику и почувствовал под рукой холодную металлическую пряжку. Машинально он перетащил ее на другую сторону кресла, раздался звонкий щелчок, и широкий ремень прижал Макарова к спинке.

— Пристегнулся? — спросил Лапин. — Ну, тогда держись!

Лапин рванул рычаг от себя, и Макаров едва не влетел лбом в стекло. Ремень, растянувшийся едва ли не вдвое, втянул его обратно в кресло. Звезды за окном остановились, потускнели, превратившись в еле заметные точки.

Лапин повел рычагом вправо, и Макаров увидел чужое солнце. Его маленький диск выплыл из-за спины Лапина и остановился точно в середине лобового стекла.

— Я на минутку, — сказал Лапин, снова дергая за рычаг. Тарелка устремилась в сторону солнца. — Посидишь в кабине, добро?

Макаров захлопал глазами.

— Куда — на минутку? — спросил он.

— Дело у меня здесь, — пояснил Лапин. — С одним парнем вроде тебя.

— А, — понимающе кивнул Макаров. — Так посижу, конечно. Хоть в себя немного приду.

Лапин свернул налево и нацелился на яркую белую точку, которая через несколько секунд увеличилась до размеров планеты. По ее голубоватой поверхности тянулись белые полосы, сквозь которые просвечивали темные контуры материков. Макаров вытянул шею, всматриваясь в их очертания — уж не Земля ли? Что, если полет был всего-навсего шуткой? Но материков оказалось сразу шесть, и Макаров только головой покачал. Чужая планета, подумал он, а значит, мы и взаправду в космосе. Надо же, как это здесь просто...

Лапин заложил вираж, вошел в атмосферу и сбросил скорость до самолетной. Через минуту тарелка мягко опустилась на каменистом пятачке посреди высокой болотной травы.

— Брат у меня тут, — сказал Лапин, вставая, — по разуму. Потолкую с ним минут пять.

Макаров с любопытством огляделся. Солнце чужой планеты, белое и маленькое, висело на полпути от зенита до горизонта. Камни, валявшиеся вокруг, казались зелеными — то ли от необычного освещения, то ли вследствие неземного происхождения. Внимание Макарова привлекла груда камней, сваленных в форме правильного конуса; в ее темных расщелинах чувствовалось какое-то шевеление.

Лапин вышел из тарелки и сложил руки на груди.

— Таля Калим! — громко сказал он, и у Макарова в голове зазвучал синхронный перевод. «Имя собственное, — услышал он, — Таля Калим».

Несколько камней на конической груде пришли в движение, открывая темный проход. Затем он осветился, наружу высунулись два щупальца, легли по обе стороны от прохода. А потом — Макаров только моргнуть успел — перед Семеном Лапиным появился гигантский спрут.

Его круглая белая голова с двумя близко посаженными глазами находилась на высоте человеческого роста. Пять могучих щупалец упирались в землю, словно корни громадного дерева. Еще два щупальца — те самые, что первыми появились из логова, — свернулись на груди, придавая спруту сходство с винторогим козлом.

— Сема Лапин, — прогудел спрут, заставив Макарова улыбнуться. Голос спрута звучал столь же степенно и важно, как и у самого Лапина. — Гуали зуанава сами ла!

Макаров затряс головой, и невидимый переводчик приглушил заунывные завывания спрута, запустив вместо них лишенную интонаций русскую речь. Спрут радовался, что Лапин пришел вовремя, и намекал, что очень торопится.

Интересно, подумал Макаров. Этот Таля Калим — тоже кандидат в звездные русичи?

— Я подумал над твоей просьбой, — услышал Макаров перевод сказанных Лапиным слов. — Мы примем тебя как гостя.

— Благодарю, — ответил спрут, — и благодарность моя будет жить вечно.

Похоже, я был прав, подумал Макаров. Знаем мы, кто такие эти гости.

— Сколько тебе нужно на сборы? — спросил Лапин.

— Я готов, — ответил спрут, — все свое я ношу с собой.

— Тогда... — начал было Лапин, но вместо продолжения Макаров услышал сухой щелчок. Что-то не так, обеспокоенно подумал он и машинально огляделся по сторонам.

Еще пять спрутов, в черных, с прорезями для глаз капюшонах вылетели из высокой болотной травы и в мгновение ока очутились на площадке. Двое из налетчиков растянули блеснувшую на солнце сеть и набросили ее на Лапина, который от неожиданности даже рта раскрыть не успел. Остальные трое взметнули в воздух свои передние щупальца и с трех сторон опустили их на Таля Калима.

Макаров обеспокоенно сжал правую руку. Страха он не чувствовал, но что-то среднее между болью и досадой засело в груди. Бить будут, понял Макаров, и снова стиснул правую руку. Хоть бы палку какую-то...

Шесть щупалец сомкнулись на месте, где только что находился спрут Калим. Но — Макаров изумленно захлопал глазами — самого спрута там уже не было. Каким-то чудом он оказался на вершине своего каменного конуса и в свою очередь поднял передние щупальца. Трое нападавших издали гулкий вопль: в щупальцах Калима блеснуло какое-то оружие. В следующее мгновение раздался душераздирающий свист, клубок из шести щупалец распался, оставив на земле два извивающихся обрубка.

Калим снова взметнул свои щупальца к небу, и Макаров наконец понял, что так ярко блестит на солнце. Это были длинные, точно шпаги, полоски металла, мертво прилепившиеся к присоскам «брата по разуму».

Кто-то из нападавших издал булькающий звук, и Макаров на мгновение ослеп.

Шоковая граната, подумал он. Значит, спецназ. Зрение вернулось к нему практически сразу — должно быть, тарелка защитила своего пассажира. Но лучше бы оно не возвращалось!

Спрут Калим, корчась всеми семью своими щупальцами, лежал у подножия своего конуса и жалобно стонал. А под сверкающей на солнце сетью, между двумя застывшими в недоумении спрутами, лежало кровавое месиво, лишь отдаленно напоминавшее человеческое тело. Макаров увидел клочья вырванной бороды, колышущиеся внутренности и ошметки белой материи, служившей живому Лапину его странной одеждой.

Правая рука сама собой скользнула вдоль кресла — и вдруг уперлась в твердый округлый предмет. Макаров усилием воли подавил приступ рвоты, стиснул холодную сталь помпового ружья и выставил его перед собой, внимательно наблюдая за каждым из пяти инопланетных убийц. Как только первый из них сделал движение в сторону тарелки, Макаров заученным движением взял его на мушку и нажал на спусковой крючок.

Только увидев, как из дула выскакивают легкие, безобидные с виду светящиеся шарики, Макаров осознал, что держит в руках оружие двадцать третьего века. Шарики беспрепятственно пролетели сквозь стенки кабины и лопнули на свежем воздухе, расплескавшись струйками искрящихся брызг. Макаров медленно опустил ружье, в котором больше не было никакой надобности. Пять спрутов один за другим разлетелись на куски, выпустив в воздух пять клубов белого, быстро рассеявшегося дыма.

Макаров опустил ружье и замер, боясь пошевелиться. В голове крутились нелепые картинки: грязные стаканы в подвале, кратер с «хроноквантовой пеной», летящие навстречу звезды. Но Макаров, не отрываясь, смотрел в одну и ту же точку. Смотрел на бездыханные останки Семена Лапина, звездного русича, убитого инопланетными спрутами.

— Сурово, — пробасил над ухом Макарова знакомый голос. — Слушай, Пал Саныч, откуда у тебя это ружье?

Макаров повернул голову, сам удивляясь своему спокойствию. Рядом с ним стоял Семен Лапин. Живой, в безукоризненно-белых одеждах, задумчиво поглаживающий бороду. Макаров перевел глаза на его окровавленные останки — те лежали на прежнем месте.

Исм, подумал Макаров. Ну конечно же, исм!

— Вы живы?! — воскликнул Макаров, чтобы хоть как-то выразить свою радость.

— Я-то жив, — озабоченно отозвался Лапин, — а вот они... — Он мрачно покачал головой. — Нехорошо получилось!

— Я думал, они вас убили, — сказал Макаров.

— Ну, убили, — пожал плечами Лапин, — с кем не бывает. Чего же сразу на поражение стрелять? Ну-ка, покажи, из чего ты их приложил!

Макаров перехватил ружье за ствол и протянул Лапину:

— Вот. Из-под кресла вытащил.

— Из-под кресла? — пробасил Лапин, разглядывая ружье. — Ну да, откуда ж еще...

Он небрежно швырнул ружье через плечо, и то с характерным чмоканьем растаяло в воздухе. Макаров приоткрыл, рот, пораженный внезапной догадкой.

— А может, — сказал он, — мне его тарелка сделала? Когда я пострелять захотел?

— То-то и оно, — нахмурясь, кивнул Лапин. — Видать, очень сильно ты пострелять захотел...

Макаров физически ощутил повисшее в воздухе напряжение.

— Что-то не так? — испуганно спросил он. — Я не должен был их убивать?

— Про тебя особый разговор будет, — пообещал Лапин. — Тут в другом дело, Пал Саныч. Не должна была тарелка тебе ружье делать. Никак не должна!

Глава 4

Прекрасная Галактика

Я в Стокгольме, явки старые. Начинаем все сначала!

Старый анекдот.

1

Когда Калашников закрыл последнюю страницу «Необходимой свободы», выстроившиеся справа от него белые конверты зашелестели на ветру, подобно осенним листьям. Надо же, сколько писем, подумал Калашников. Похоже, на этот раз мне удалось задать правильные вопросы.

Он протянул руку и коснулся первого из девяти болтавшихся в воздухе конвертов. Себастьян Хонс, элфот из Мадрида, перечислял наиболее перспективные, на его взгляд, модели галактического сообщества — ПЭС-матрицу, полициклы Шварцкопфа и «дрейф элит» Жозефа Круза. Калашников удовлетворенно потер руки и отложил письмо в сторонку. Ну вот, подумал он, у Хонса я теперь почти что ученик; еще пара писем, и он мне сам расскажет, что такое «инвариант Хонса»!

Калашников наугад ткнул пальцем и выбрал следующий конверт. Приглашение от Межпланетного Университета Сравнительной Культуралистики на шестидневный конгресс. «Всего за триста ЭЕ — шесть дней безмятежного отдыха на берегу океана в окружении интеллектуальной элиты нашей Галактики!»

Калашников перевел триста энергетических эквивалентов в доллары — и покрутил пальцем у виска. Конверт растворился в воздухе, уступив место следующему, необычно большого размера. «Уважаемый коллега, — прочел Калашников, — если вы задались целью охватить как можно более широкий круг знаний, рекомендую воспользоваться прилагаемым искусственным интеллектом. Это моя личная разработка, работающая значительно медленнее серийных, однако в отличие от них способная формировать эвристические связи сколь угодно высоких порядков. Впрочем, попробуйте сами! С уважением, Абдель Фарук, элфот Багдадского университета».

На неделю бы раньше, подумал Калашников, взвешивая на руке прилагавшийся к письму искусственный интеллект. Ладно, при случае попробую; а это еще что такое?!

Калашников протянул руку и дотронулся до ярко-красного, да к тому же еще и круглого конверта. Тот раскрылся, превратившись в телевизионный экран с мутным, трясущимся изображением. Калашников с трудом узнал свой собственный кабинет — и самого себя, с запрокинутой головой сидящего в рабочем кресле.

Конверт издал неприятный писк, и поперек экрана протянулась черная надпись: «Артем Сергеевич! Пока вы книжки читаете, по вам мухи ползают! Гринберг».

Мухи, подумал Калашников. Это сколько же часов я в Сети? А может быть, — дней?! Калашников решительно провел ладонью по лбу и открыл глаза.

Гринберг не соврал — толстая лоснящаяся муха ползла у Калашникова прямо по носу. А сам Гринберг сидел на кушетке, закинув ногу на ногу, и злокозненно улыбался.

— Который час? — попытался произнести Калашников и не узнал собственного голоса.

— Час? — язвительно переспросил Гринберг. — Вы хотели сказать — год?

Калашников тщательно откашлялся.

— Ну уж, год! — пробурчал он и принялся протирать глаза. — Когда я последний раз на время смотрел, было девять.

— Вчера, — уточнил Гринберг. — А сейчас — одиннадцать вечера. Сегодня! По правилам галактической безопасности, вам давно уже пора оказывать первую медицинскую помощь!

— Прошу прощения, — выдавил Калашников, осознав, что и впрямь паршиво себя чувствует. — Зачитался. Понимаете, Сеть для меня — все равно что громадная компьютерная игрушка. Ходи, куда хочешь, собирай ресурсы, повышай собственный уровень — и все это намного быстрее, чем в реальной жизни!

— Ничуть не быстрее, — возразил Гринберг. — Сеть это и есть реальная жизнь, Артем Сергеевич. А все это, — он обвел рукой вокруг головы, — лишь одно из ее проявлений. Помните, как мы с вами дом строили?

Калашников усмехнулся:

— Нашли в Сети типовой проект и слегка подправили? А потом я чуть в стене не застрял?

— Вот именно, — кивнул Гринберг. — Когда вам надо — есть этот дом, он исчезнет точно так же, как появился; а вот его проект по-прежнему останется в Сети. Сеть — вот подлинная реальность, мы с вами — всего лишь призраки. Временные носители разума, перемещающиеся на двух ногах лишь в силу многолетней привычки...

Калашников разинул рот и с опаской огляделся по сторонам. Если полковник КГБ пускается в подобные рассуждения, значит, дело нечисто!

— Михаил Аронович, — почти шепотом произнес Калашников. — Что случилось?

Гринберг перестал улыбаться, снял ногу с ноги и подался вперед.

— Артем Сергеевич, — спросил он, глянув Калашникову в глаза. — Что такое «Прекрасная Галактика»?

Телепат, подумал Калашников. А впрочем, какой телепат — я же об этой «Прекрасной Галактике» уже три дня в каждом письме распространяюсь! Интересно, что в ней такого противозаконного?

— А вы из какого письма про нее узнали? — полюбопытствовал Калашников.

— Из самого первого, — спокойно ответил Гринберг. — Я все ваши письма читал, даже неотправленные.

— Даже так?! — поразился Калашников.

— Именно так, — кивнул Гринберг. — Я отвечаю не только за безопасность Артема Калашникова от остального мира, но точно так же, и даже в большей степени — за безопасность остального мира. От Артема Калашникова.

Калашников самодовольно улыбнулся.

— Не слишком ли много чести? — спросил он, желая услышать еще парочку столь же масштабных похвал.

— Честь здесь ни при чем, — возразил Гринберг. — И мне, и вам прекрасно известно, что вы сделали в двадцать первом веке. А нынче возможностей у вас намного больше.

— Верно, — кивнул Калашников. — На вашем месте я бы не то что почту — каждую мою мысль просматривал!

— Это само собой, — поморщился Гринберг. — К сожалению, этого оказалось недостаточно.

— Что значит — недостаточно?! — удивился Калашников. — Для чего недостаточно?

— Для обеспечения безопасности, — устало произнес Гринберг. — Давайте начнем с начала, Артем Сергеевич. Расскажите мне о Прекрасной Галактике.

Елки-палки, подумал Калашников. Выбрал, называется, первую попавшуюся метафору!

— Это действительно так серьезно? — на всякий случай уточнил Калашников. — Именно Прекрасная Галактика и есть исходящая от меня угроза?!

— Как вы догадались? — усмехнулся Гринберг. — Что ли старую поговорку вспомнили? Чем величественнее идеал, тем больше трупов?

Калашников почесал в затылке. Какая ж это поговорка, подумал он. Сущая правда.

— Хорошо, — сказал он. — Давайте я расскажу обо всем по порядку. Только, чур, потом объясните, чем эта злосчастная Галактика угрожает нашей безопасности!

— Объясню, — кивнул Гринберг. — Честное слово комитетчика!

2

Калашников медленно сжал пальцы правой руки, обхватил возникший прямо из воздуха стакан и отпил несколько глотков тонизирующего напитка.

— Что Звездная Россия рай земной, я уже в первый час понял, — сообщил он Гринбергу, отставив стакан в сторону. — На одни только восстановленные ландшафты любоваться — целой жизни не хватит. Плюс материальное изобилие, вечная молодость, люди вокруг замечательные, до любой планеты рукой подать...

Калашников печально вздохнул и покачал головой.

— Одним словом, вспомнил я ваши слова, Михаил Аронович. Буквально в первые же минуты вспомнил. Рай земной вокруг, это точно; но мне-то, Артему Калашникову, что в этом раю делать? Раздобыть арфу, сандалии, крылышки и петь аллилуйя? Квалификации-то у меня — никакой, интеллект — специально проверил, Сети спасибо, — ниже среднего, личные потребности — ого-го! Да, да, именно ого-го — меньше, чем на мировую известность, не претендую. Особенно теперь, когда каждому чейну известно, кто такой Артем Калашников!

Калашников посмотрел на Гринберга, но комментариев не дождался.

— Так что сел я посреди Сети и пригорюнился, — заключил Калашников. — Опять, думаю, план составлять надо, как жить дальше. Ну, что в Сети при слове «план» происходит, объяснять не надо, сами знаете; короче, в следующие четыре часа пришлось мне изрядно попотеть. Такого количества нерешенных проблем я не то что не видел — представить себе не мог! История двадцатого века — три тысячи тем, адаптивное программирование — двенадцать тысяч, понимающая психология — аж сорок четыре тысячи! И все темы, как вы сами понимаете, мои — то есть и по силам, и по интересам подходят! Ну, думаю, труба дело: раз в нашей Звездной России столько всего несделанного — значит что-то не так с демографической политикой! Не осилить нам всего этого, нас же, звездных русичей, всего миллиард человек!

— Минутку, — сказал Гринберг. — Вам не кажется странным, что вместо конкретных задач, предложенных вам по Сети, вы увлеклись совсем другой проблемой? Проблемой, если можно так выразиться, стратегического развития Звездной России?

— Напротив, — возразил Калашников, — мне показалось странным, что никому до меня эта проблема даже в голову не приходила. Позднее я понял почему. Простите за издевательскую цитату, но у меня сложилось впечатление, что в Звездной России труд стал первейшей потребностью человека.

— Так оно и есть, — подтвердил Гринберг. — Собственно, вы сами — ну то есть не сами, но вы, — к этому и призывали! Креативный императив, Артем Калашников, две тысячи тридцать шестой год.

— Тоже мне, авторитет, — фыркнул Калашников. — Что ж, заветы классика успешно воплощены в жизнь. Звездного русича нынче хлебом не корми, дай какую-нибудь проблему решить. Или просто хорошо поработать — вон мой сосед, Семен Лапин, водку по старинным рецептам гнать научился, восемьдесят сортов в погребах держит, хорошо еще, лирк успевает лишний алкоголь расщеплять... Но это к слову, а если вернуться к Прекрасной Галактике — то идея у меня возникла практически сразу. Я еще раз провел аналогию между нынешней Звездной Россией и добрыми старыми компьютерными играми. Какое было главное отличие игры от жизни? В игре я гарантированно достигал результата! Быстро ли, медленно ли — но в конечном счете я всегда выигрывал. Игры, в которых не удавалось продвигаться с привычной для меня скоростью, отбрасывались как скучные; я играл только в те, где уже достиг определенного мастерства. Так вот, аналогия заключается в том, что для нынешних звездных русичей жизнь — это бесконечная и увлекательная компьютерная игра. Подобно мне, они точно знают, какая задача им по силам, а какая — нет, и берутся только за те проекты, которые наверняка будут реализованы. Это действительно рай — жизнь вечной молодости, вечного изобилия и вечных гарантированных успехов. Обратной стороной этого рая является то, что проблемы стали для нас своего рода пищей — пищей для нашего ума и наших тел. Нам нравятся проблемы; мы хотим, чтобы их стало все больше и больше. Понимаете, к чему я клоню?

Гринберг нахмурился и сцепил руки в замок.

— Пока еще нет. Пожалуйста, продолжайте!

— Это как в старом анекдоте, — улыбнулся Калашников. — Один дедушка боролся, чтобы не было богатых, а другой, чтобы не было бедных. В своем двадцатом веке я думал, что проблемы нужно решать так, чтобы их больше не было. Сегодня я столкнулся с миром, где проблемы решаются так, чтобы их стало еще больше.

Калашников замолчал и допил стакан с тоником до дна.

— Я по-прежнему не понимаю, — сказал Гринберг. — Честно!

— Ну вот, — развел руками Калашников. — А еще мысли читаете... Я же не говорю, что это плохо. Чем больше знание, тем больше граница с непознанным, и все такое прочее. Но лично мне как-то не по себе от перспективы провести всю свою бесконечную жизнь, настраивая очередные версии искусственного интеллекта, моделируя психологию Наполеона или совершенствуясь в изготовлении светлого пива!

— Не по себе, — повторил Гринберг и поднял палец. — Интересно. Почему — не по себе?

— Да потому, — махнул рукой Калашников, — что я пессимист, паникер и патологический трус. Потому что проблемы, любезно предложенные мне в Сети, были отсортированы не по их важности, а по их интересности для меня лично. Потому, что если все звездные русичи именно так выбирают, чем им заняться, то есть очень большая вероятность просмотреть действительно важную проблему!

— А если не все? — спросил Гринберг. — Если существуют звездные русичи, выбирающие проблемы подобно вам — по степени важности?

— В таком случае, где они, эти звездные русичи? — воскликнул Калашников. — Где их списки нерешенных задач? Почему я не смог найти их в Сети?!

— Почему не смогли? — улыбнулся Гринберг. — Очень даже смогли. Например, один из них сидит сейчас перед вами.

— Так какого же черта вы мне голову морочите? — возмутился Калашников. — Давайте к делу! Где я сейчас могу быть полезен?!

— Здесь, — просто ответил Гринберг. — Если продолжите свой рассказ о Прекрасной Галактике.

— Далась вам эта Галактика, — пробурчал Калашников. — Обычная метафора для долгосрочной цели, вчистую содранная у Жанны д'Арк.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5