Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Должностные лица

ModernLib.Net / Щеголихин Иван / Должностные лица - Чтение (стр. 9)
Автор: Щеголихин Иван
Жанр:

 

 


      — А я бы туда добавила Уголовный кодекс, — сказала Соня, — сразу видно, что жизнь была полна приключений.
      — А сколько такая могила может стоить? Тысяч за сто можно купить? — заинтересовался Махнарылов.
      — Василий Иванович, мне такую даром не надо.
      — Это не могила, это захоронение, олухи, своего рода мавзолей.
      — Ну, мавзолей в Москве гораздо скромнее, — определил Шевчик.
      — Алесь, скажите, а вы что окончили?
      Каролина, забыв о правилах хорошего тона, переложила вилку из левой руки в правую. Шевчик заметил, но пока не мог угадать, кого она сейчас пырнет спьяна, Соню или же его самого в честь приезда.
      — Ну, живут! — восхитился Вася. — А какой, интересно, будет у меня, это самое... мавзолей?
      — Без нулей не построишь мавзолей, — изрек Шибаев. — Какой человек, такая у него могила.
      — А вот великие люди завещают хоронить их без всего, — манерно продолжала Соня, не замечая состояния Каролины, или, вполне возможно, не боясь ее. — Они бессмертны делами, а не могилами.
      — Засыпет нас всех в один прекрасный момент атомным взрывом, а потом через тыщу лет откопают, и по этим могилам узнают, как мы жили. Под Алма-Атой нашли золотого воина, на нем полторы тысячи украшений.
      — Жили не тужили. А где наше золото, Алесь, покажи товарищам.
      Шевчик внимательно посмотрел на Шибаева, тот уверенно кивнул — давай без всякого. Шиберу надо утвердиться, при нем все можно, вон какой гужевон устроили, пьют, едят, и пусть тут сидит Яша Горобец, стукач Голубя, никому не страшно.
      Алесь достал из-под своего куртача джинсового длинную змею из полиэтилена, брякнул на стол, гнезда прошиты белым двойным швом, в каждом гнезде монета, а может быть, и не одна.
      — Дай подержать!
      Все поддатые, веселые, свободные, никого не боятся, дружные, словно скованные золотой цепью. Сияет металл, ленту из рук в руки тянут.
      — А ну дай! — Шибаев взял нож, хотел вспороть, чтобы достать, подержать в пальцах.
      — Не надо! — вскричал Шевчик. — Держите! — и метнул монету Шибаеву. Зачем портить такой пояс, это же фирма.
      Директор посмотрел, повертел, передал другим. Ахая-охая, рассматривали орла двуглавого, дату 1899 год, дошла очередь до Каролины, она покрутила ее, как конфетку, на зуб попробовала, послала Шевчику воздушный поцелуй и сунула монету за лифчик. Кое-кому придется туда слазить после застолья. Если бы такой жест выкинула Соня, Шевчику было бы интереснее. Но никто не знает, что Соню волнуют деньги бумажные, и только розовые.
      Шевчик спрятал свой пояс, выпили за удачу, Алесь поинтересовался, откуда взялся у нас Горобец.
      — Хороший специалист, три судимости, — отрекомендовал его Шибаев. — Сейчас мода пошла двигать на руководящие посты бывших зеков.
      — Не понял! — угрожающе сказал Вася.
      Надо сказать, из Алма-Аты Махнарылов вернулся с большой победой. Там хотя и столица, Вася не растерялся ни на одном этапе. Рахимов был на совещании у министра. Вася туда, а в приемной мымра, в обед сто лет, — нельзя, говорит. Вася повысил голос, потребовал товарища Рахимова по срочному делу, он уполномоченный из Каратаса, сегодня летит обратно, самолет уже на заправке. Секретарша, представьте себе, вызвала Рахимова — молодой человек, моложе Васи, в сером костюме, холеный, с усиками, глаза с глянцем, очень недовольный, грозный, но Вася и не таких видел, Вася сказал ему тоном Цоя Игнатия: «Пройдемте!» Прошли в кабинет с табличкой «X. А. Рахимов». Вася без лишних слов — директор нашего комбината Роман Захарович просил передать образцы. А тот как был недовольным, так и остался, наверно, таким родился, открыл недовольно верхний ящик стола и ждет. Вася двумя пальцами, как фокусник, опустил туда сверток в голубой ленте (пять косых) и сам закрыл ящик этаким подгребающим к себе движением. И лиса пошла, куда надо и сколько надо. Гриша уверял Шибаева, что все сделал Мельник. Но как бы это выглядело без Васиных «образцов»? Лиса серебристо-черная, сортовая, отменная, большая партия, резерв будет неплохой, тьфу-тьфу. Первым делом надо удовлетворять заказ фабрики индпошива в Целинограде — просят лисы на восемьдесят тысяч. Кто повезет? Шевчику надо дома побыть, отдохнуть, мотается от границы с Японией до границы с Турцией, шутка ли? Новый кадр повезет — Яша Горобец, проверим на профпригодность.
      Душевный, свойский, демократический обед в кабинете директора с возлияниями и излияниями был прерван деловым звонком — звонила Зябрева, начальник Государственной торговой инспекции. Она попросила Романа Захаровича приехать к ней для серьезного разговора, получена жалоба на плохую норку. Застолье поутихло, без паники разошлись, забрали бутерброды, помогли Соне все отнести в приемную, а Шибаев начал подготовку к визиту. Почему Зябреву Альбину Викторовну называют грозой торговли? Потому что сама была продавщицей и знает, где и как обычно химичат. Закончила техникум советской торговли, затем институт народного хозяйства, и то, и другое заочно, а иначе, когда бы она росла по должности, если бы протирала юбки на студенческой скамье почти десять лет? Росла, росла и сейчас выросла. Вращается в кругу — обком, горком, исполком, и никак не ниже, Прыгунова не считает за должностное лицо. С такой особой в нашем деле можно горы свернуть, но на крючок она не идет. Шибаев подбрасывает ей наживку, подбрасывает, а она не клюет. За два года она сшила на комбинате двенадцать дамских шуб, платила по ярлыку, по номиналу, как положено.
      Прежде чем идти к ней, надо позвонить в ЦУМ и узнать, что там произошло. Разыскали ему срочно Тлявлясову, и что выяснилось. Пришли двое, муж с женой шибко грамотные — почему качество товара низкое, а цена, видите ли. высокая? Потребовали директора, ну а директор «ушла на базу», тогда они в торгинспекцию, и теперь Зябрева вызвала Тлявлясову на три часа. Шибаев легко представил себе такую картину. Дошлые эти муж с женой явились к Зябревой, представились, такие-то они по фамилии и такие-то по специальности, кожно-венерологи из диспансера. В два голоса они четко задали один вопрос: разве это норка? Если это норка, то, извините нас, что вы считаете дохлой крысой? Зябрева их очень внимательно выслушала, кивая головой с шиньоном метровой высоты, ни разу не перебила, дождалась, когда иссякнут их доводы, затем начала свой силовой прием — крыса, к вашему сведению, не такая уж плохая тварь. На голове вашего мужа тоже дохлая крыса, водяная, между прочим, называется ондатрой, ее рекомендуется при входе в помещение снимать, этому еще в школе учат. И как это умудряются люди на зарплате в сто пятнадцать рублей покупать меха и золото? Отчитала она их, но чтобы тут же они не пошли в горком, пообещала принять меры и вызвала заведующую отделом.
      Пока Шибаев добирался до торгинспекции, Альбина Викторовна тем временем пропесочивала Тлявлясову. С опухшими глазами заведующая меховой секцией ЦУМа сквозь слезы давала клятвенное обещание, что больше никогда в ценнике тройку не будет исправлять на восьмерку. И единицу впереди тоже не будет ставить. Несчастных кожно-венерологов уже не было, они пошли сосать свой валидол, обвиняя друг друга в приоритете — ты первый, нет, ты первая предложила пойти с жалобой. Тут еще один важный момент в работе должностного лица — обязательно выслушать, обязательно поддержать, возмутиться беспорядком изо всех сил и еще более обязательно испортить жалобщику настроение, помотать ему нервы так, чтобы он на всю жизнь зарекся ходить по инстанциям, — это высший шик для руководящего, особенно в сфере торговли и бытовых услуг. И не просто шик, а социальная государственная необходимость — всеми силами способствовать снижению количества жалоб.
      Плохо, что Зябрева до сих пор не на крючке. К будущей зиме у Шибаева с торговлей пойдет большой разворот, надо искать слабину в торгинспекции. Зябрева — большая модница, вместе с тем солидная дама, уже не первой молодости, лет через десять ей на пенсию, но тряпки любит, как девочка, все комиссионки города завалены ее барахлом, один раз наденет и сдает. Всегда умело накрашена, у нее своя парикмахерша, делает ей маникюр и уже лет пятнадцать крутит одну и ту же халу на голове. Зябрева, конечно же, берет, судя по ее кольцам, перстням, по одежде, по холености. Зарплата у нее рублей сто пятьдесят, не больше. Берет с умом, из одного источника и наверняка имеет прочное прикрытие сверху — тем более важно склонить ее к участию в нашем общем, и, как говорится, благородном деле. Своей машины у нее до сих пор нет, а уже пора, пора-а. Начнем сотрудничать, Альбина Викторовна, и машина будет.
      Зябрева отправила зареванную Тлявлясову на передышку и обратила свой взор на Шибаева — он был невозмутим, непроницаем, Тлявлясову будто не заметил. На него не накричишь. Зябрева это видит, его не прижмешь, а жаль.
      — Меня попросили отобрать шкурки каракуля, чтобы завиток бобом.
      — Меня тоже попросили — с бобовидным завитком.
      Она недоуменно посмотрела.
      — Для важного ответственного лица. В интересах дела.
      — Опять совпадение, Альбина Викторовна. Я отберу получше, а вам оставлю похуже, вы потеряете доверие. Для кого, скажите мне прямо?
      Она не из пугливых.
      — Для жены мэра.
      Кажется, есть возможность закинуть крючок.
      — Я прошу вас, Альбина Викторовна, сделать это самой, — твердо сказал Шибаев. Когда он был начальником цеха, он мог шестерить перед ней, а сейчас он директор — не может.
      Она помедлила.
      — Хорошо, завтра в семнадцать часов можно?
      — Приезжайте, я обеспечу вам возможность отобрать лучшее из того, что у нас есть. Я предупрежу своего начальника цеха.
 

Глава двенадцатая
ДИПЛОМ ДОЦЕНТА

 
      Голубь пунктуально соблюдал режим дня, уверенный, что великое складывается из малого, из физзарядки, например, из пробежки, из стакана кефира на ночь, из разрядки эмоции. Он любил утреннюю пробежку и не любил вечернюю, когда скапливаются на улице пары бензина, угольная пыль, копоть, и весенняя зелень сквера не успевает переработать все эти отходы цивилизации. Бежать вечером тяжело, приходится сокращать нагрузку, а сегодня тем более, времени у Голубя в обрез, предстоит званый ужин, торжество — получен наконец из Москвы диплом. Решением Высшей аттестационной комиссии Голубь Григорий Карлович утвержден в ученом звании доцента по специальности уголовный процесс.
      До прихода гостей оставалось полтора часа, есть возможность закончить статью, которая лежала почти готовой, Голубь все откладывал и откладывал, а вчера вечером позвонил научный консультант, профессор Бершштейн, поздравил с присвоением звания и напомнил о статье, обещанной полгода назад журналу «Социалистическая законность». Сегодня он ее выправит и отдаст на подпись начальнику школы генералу Ходжаеву, такой порядок.
      О чем пойдет речь на званом ужине? Не навязчиво, но вполне четко будет поставлен вопрос о назначении старшего преподавателя, ныне уже доцента Голубя начальником кафедры уголовного процесса. Что он для этого имеет? Помимо ученого звания без ложной скромности у него незаурядный талант лектора и организатора учебной работы. Есть кое-какие бумаги, в наше время они играют немаловажную роль. Почетная грамота облисполкома за активное участие в подготовке и проведении научно-практической конференции, благодарность министра внутренних дел республики за добросовестное отношение к служебным обязанностям и успехи при подготовке кадров, Почетная грамота редакции газеты «Вперед», грамота общества «Знание» проректору Народного университета государства и права Голубю Г. К. за активное участие в пропаганде правовых знаний среди трудящихся. Что еще? Приказ о денежной премии, например, в размере тридцати рублей.
      В плане морально-бытовом у него все в порядке. Жена занимает ответственную должность в музыкальной школе — зав. учебной частью и ведет класс фортепьяно. Дочь учится в консерватории в Ташкенте, сын в Ленинграде, в политехническом. У семьи много друзей в Каратасе и все достойные люди. Уезжать отсюда он не собирается, в Москве слишком велика конкуренция, а здесь он через три года закончит докторскую, затем подаст на конкурс в высшую школу милиции, что находится в старинном городе на Волге, или же в другой крупный центр на юридический факультет, есть у него друзья в Киеве, хотя там погода для приезжих не слишком благоприятна, но поживем увидим. А пока вместо журавля в небе есть у него перспективная синичка в руке.
      Приготовление к застолью у Голубей делается по-современному. Жена, Светлана Филимоновна, готовит только одно блюдо, коронное, остальное — из ресторана «Маяк» по заказу. Все свежее, все лучшее, без диких наценок, а почему? Дочь шеф-повара учится у Светланы Филимоновны в музыкальной школе, а сын директора «Маяка» — курсант школы милиции. Голубь уже отмечал в одной из своих бесед характерную тенденцию последних лет. Если раньше был недобор курсантов — «наша служба и опасна, и трудна», — то сейчас отбоя нет, едут к нам со всей республики, служить в милиции стало весьма престижно, хотя причину трудно назвать. Риск стал не меньше, но — идут. Можно считать заслугой пропаганду по телевидению, знаменитый сериал — «Следствие ведут знатоки», но крутят «Знатоков» давно, а сдвиг произошел в последние два-три года, и тут нельзя сбрасывать со счета взятое из жизни заявление: «В связи с тем, что мы с женой решили купить дачу, прошу перевести меня на работу инспектором ГАИ сроком на один год», Из достоверного источника Голубь знает, что в Баку, например, должность инспектора линейной милиции (на железной дороге) стоит ни много ни мало восемь тысяч, — сказать бы такое в двадцатые годы, а также в тридцатые, сороковые, да и в пятидесятые тоже! Началось мало-помалу где-то в конце шестидесятых, и что с нами будет к концу двадцатого века, одному богу ведомо...
      На сегодня у Голубя задача простая — закончить статью и подать ее на подпись генералу. Разговор о назначении начальником кафедры будет подкреплен очередной научной публикацией в московском журнале.
      Генерал Ходжаев — главный гость, и потому коронное блюдо у Светланы сегодня — баранина. По казахскому обычаю, непременно с головой. В застольном ритуале она займет важное место, пожалуй, главное. Голубь не казах, жена и дети у него русские, но он уважает, как всякий культурный человек, обычаи народа и своего непосредственного начальника. Сами Голуби баранину не едят. Дед Светланы, сибиряк, рассказывал, что в старое время баран у них шел только на шерсть, на овчину, а мясо они выбрасывали. Но когда это было, при каком царе?
      Григорий Карлович плотнее прикрыл дверь своего кабинета, чтобы поменьше беспокоил запах баранины, и сел за статью. Печатать на машинке он научился давно, еще когда был адвокатом, мог состязаться с профессиональной машинисткой — по скорости, и тем более по грамотности.
      Статья называется «Хозяйственные преступления и борьба с ними на предприятиях местной промышленности». Сначала идут авторитетные ссылки. «В. И. Ленин считал нетерпимым любое проявление бесхозяйственности, небрежное, недобросовестное отношение должностных лиц к исполнению своих обязанностей. Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев в докладе к Пятидесятилетию СССР, выделяя основные черты современного руководящего работника, говорил: «Большая непримиримость к недостаткам, любому равнодушию в работе, глубокая партийная ответственность за то, чтобы получить наибольший народнохозяйственный эффект, затрачивая наименьшие ресурсы, должны стать неотъемлемыми качествами каждого руководителя».
      Выбор цитаты — это уже уровень и позиция ученого. «В. И. Ленин учил применять для борьбы с бесхозяйственностью, наряду с мерами воспитания и убеждения, также и принуждение, в том числе и уголовное наказание. К сожалению, меры уголовно-правового характера в борьбе с бесхозяйственностью в действующем законодательстве недостаточно совершенны. Наблюдая, как бесхозяйственность приводит к порче, к уничтожению товарно-материальных ценностей, иные люди перестают дорожить народным добром, а нередко даже оправдывают его расхищение». Далее пойдут два-три факта, а в конце не забыть о том, что главная задача социализма — повышать материальное благосостояние трудящихся.
      До прихода гостей он спокойно перепечатал статью, вышло около семи страниц через два интервала с соблюдением формата и всех требований для научной публикации. Сопроводиловка уже готова, акт экспертизы и авторская справка подписаны, сегодня генерал должен подписать второй экземпляр статьи, который пойдет в редакцию вместе с первым.
      Каждое приглашение Григорий Карлович продумал, чтобы гости были примерно равными по своему значению, совместимыми и без очевидной враждебности друг к другу. Прежде всего начальник школы, генерал-майор с супругой, затем, если уж начали с военных, полковник из военкомата, тоже с супругой, зампред исполкома, курирующий правоохранительные органы с супругой, далее, майор Лупатин, начальник горотдела по борьбе с хищениями социалистической собственности с супругой, заместитель редактора газеты «Вперед» с супругой. Приглашены также и одинокие — главный режиссер драмтеатра Кульчицкий, из тех, что сразу не разберешь, плох он или хорош, врач-рентгенолог Октябрина Семеновна или попросту Октябрина, дама приятная во всех отношениях, и, наконец, «замдиректора мехового комбината по связям» Горобец, личность единственная, может быть, не вполне продуманная Голубем, но надо же что-то и для души. При нынешних манерах, одеждах и нравах Яша сойдет за кого угодно — за дипломата, за кандидата медицинских наук, за доктора юридических (по знанию кодекса наверняка), за журналиста, за валютчика, фармазонщика, фальшивомонетчика. Яша мимоходом может сказать: «Зашел я перед Новым годом к товарищу в Комитет, одно время мы с ним на Ближнем Востоке работали», — понимай, что они с товарищем — из ведомства Андропова.
      В другой раз Григорий Карлович пригласил бы других, взаимно совместимых, вместо генерала, допустим, зампреда, по строительству, не стал бы тревожить замредактора газеты, а вместо него позвал бы Косовского, главрежа заменил бы комик Мамин, а вместо Лупатина — судмедэксперт, у которого все санитары на выдаче трупов имеют собственные машины.
      Планируется, но не навязывается обсуждение новостей культуры, современной литературы, искусства, передачи заграничных радиоголосов — а правда ли, что было покушение на Леонида Ильича? За что его, собственно говоря, он мухи не обидит? Обсудят последнее закрытое письмо ЦК, сведения из разных изданий «для служебного пользования». Прикинут, сколько денег у певцов, композиторов и писателей, ну и обязательно новости из Алма-Аты, кого сняли и кого повысили, — одним словом, все остросовременные проблемы будут обсуждены, оценены и взяты на учет. Женщины, конечно, будут курить, нужна дюжина миниатюрных пепельниц, чтобы каждая могла держать в руке и сбрасывать пепел изящным движением, как умеют это делать только дамы города Каратаса. Ну и, наконец, за парами всем любопытно будет следить, как развивается роман между Горобцом и Октябриной, сегодня у них состоится помолвка. Ну и походя можно еще затеять игру-загадку — о чем молодые будут говорить в первую брачную ночь? Для разгадки берем газету наугад и читаем заголовок: «Стыковка на орбите», «Почему такое плохое обслуживание», или: «За путевку в высшую лигу».
      Да, чуть не забыл, еще стоматолог приглашен, вернее, зубной техник с любовницей, человек всем полезный, особенно с возрастом, личность смелая — может хоть сейчас занять другу пятьдесят тысяч.
      Одни собирают компанию для души, другие для дела, а Голубь таких разделений не признает, у него все одновременно. Он любит своих гостей, они любят друг друга, им весело, соберутся они и увидят свою дружбу, сплоченность, щедрость, заручатся поддержкой, подставят плечо, если друг оказался вдруг на мели. А убежденность в нерушимости благополучия им необходима, работа у них нелегкая, наоборот, самая трудная — с людьми, которые от рождения добрые, благородные и прочее, а по сути сволочи, покоя от них нет и не будет. Вот почему мы должны собираться, заручаться, объединяться и предаваться. Но не предавать.
      Собрались, расселись с шутками-прибаутками, очень внимательные один к другому, улыбчивые, а как же иначе? Мы же сливки общества (не говорим эти слова, но помним).
      Подали голову на блюде генералу Ходжаеву, как наиболее уважаемому. Он благоговейно ее принял и начал разделывать еще горячую, парящую, с помощью небольшого ножа. Частями этой благословенной головы предстояло одарить каждого за столом, никого не обойти, но этого мало — никого не обидеть ни словом ни жестом. Генерал начал с ушей и подал одно ухо зампреду исполкома — чтобы вы, дорогой, хорошо слышали чаяния народа и хорошо управляли всеми делами нашей области; язык — заместителю редактора газеты — чтобы вы красноречиво говорили о достижениях Каратаса и его трудящихся. Дошла очередь до глаза, один Лупатину, чтобы он зорко высматривал расхитителей социалистической собственности, а другой полковнику, чтобы в нашем замечательном городе был мир и ясное небо над головой. Зубы вручили стоматологу, естественно, нёбо, лучшую часть, мягкую, волнистую, — Октябрине, чтобы она была вечно молодой. Генерал говорил не хуже адвоката, без бумажки, не спотыкаясь, пословицами, поговорками.
      Затем пошли тосты, зампред внушительно и без околичностей потребовал: выпьем, друзья, за то, чтобы в следующую нашу встречу — пусть она состоится в самое ближайшее время — мы поздравили дорогого Григория Карловича со званием начальника кафедры. Зампреда поддержал замред: чтобы капитану Голубю присвоили майора, а в скором времени и полковника.
      Чуть позже, когда уже выпили по две, по три, шум стал дружнее, образовался некий хор, Светлана Филимоновна предложила объявить помолвку двух одиноких людей — Октябрины и Якова, как делалось это в старину. Если действительно что-нибудь получится, то пусть они потом вспоминают наш дружеский вечер. Замредактора вместо помолвки предложил тут же их поженить. Набрался он, кстати говоря, быстро и стал предлагать: «Выпьем за генерала Голубя!» Жена его попыталась отвлечь внимание и стала восклицать показывая на диван:
      — Ах, какая прелесть!
      На диван забрались болонка и кошка, болонка легла комом, а кошка возле полукольцом, как дрессированные.
      — Что значит в семье мир и дружба!
      — Гриша намерен скрестить их и получить потомство.
      — Вот вам пожалуйста, живут, как кошка с собакой, что это значит?
      — Что нужно сделать, чтобы у собаки случился инфаркт? Создать ей человеческие условия.
      — Надо ли до такой степени терять свое лицо, — возмутилась Октябрина. — Это противоестественно.
      — Человек создан для инфаркта, как птица для полета.
      — Товарищи, я предлагаю загадать под каким лозунгом пройдет первая брачная ночь у молодых. Гриша, дай мою газету! — И замредактора начал читать вслух: — «Времени на раскачку нет».
      Общий хохот.
      — «Нужны совместные действия».
      Хохот.
      — «Лицом к людям».
      Всеобщий хохот прерывался восклицаниями Октябрины:
      — Но что за пошлые выдумки?!
      — Да ты глянь сама, сама прочитай вслух!
      Октябрине дали газету, она прочитала:
      — «Опережая график».
      Все так и легли.
      Потом стоматолог показал умопомрачительный фокус с картами. Потом Светлана снова играла, полковник пел: «Не искушай меня без нужды возвратом нежности своей».
      А тем временем Голубь отозвал Яшу Горобца, и они сели в кабинете за шахматной доской вдвоем. Гришу интересовал вопрос: что еще, кроме трехсот норок, увез в Грузию Шевчик?
      — Похоже, что ничего, но от Вишневецкой он что-то имеет.
      — Получил ли что-нибудь Махнарылов?
      — Шибер ему обещал монеты.
      — Когда ты едешь в Целиноград?
      — На той неделе.
      — Слушай меня внимательно. Процедура несложная, из двух стадий. Первая — ты выписываешь накладную по всем правилам, подписываешь ее у начальника цеха. Кто будет отправлять?
      — Махнарылов.
      — Вот у него и подпишешь на всю партию товара. Сложишь накладные в папку, эту папку товаровед с экспедитором возьмут с собой в Целиноград. На этом первая стадия закончится, начнется вторая. Выписываешь еще раз точно такие же накладные, но подписи уже другие — директора и главного бухгалтера. Эти вторые накладные тут же спрячь в карман, за пазуху, куда-нибудь подальше, чтобы ни в коем случае не попали в ту папку, которая поедет в Целиноград. Все ясно?
      — Гриша, за кого ты меня держишь? — обиделся Яша.
      — Грузить будете накануне. Сделай так, чтобы погрузку затянуть до самого вечера.
      — А смысл?
      — Чтобы выехать на другой день утром. Без тебя. Во время погрузки пожалуйся на давление, голова болит, или живот, следы бурной молодости, угостили однажды ташкентской дыней на селитре, и с тех пор печень страдает при физической нагрузке. Или Боткина перенес. Я тебе целый веер средств выдаю.
      — Понял.
      — Утром сообщат на комбинат из больницы, что тебя привезла скорая с печеночной коликой. Больной пока жив, всем привет. Документы на товар в Целиноград лежат в папке у Махнарылова. Разумеется, вечером не забудь эту папку ему вручить как начальнику цеха.
      — Гриша, чего ты так не любишь Целиноград? Что мне делать в больнице? Я там никогда не лежал.
      — Яша, лучше лечь в больницу, чем сесть в тюрьму.
      — Гриша, там у них все чисто с фабрикой индпошива.
      — Яша, не имеет значения чисто — не чисто. — Голубь проглотил слюну, нравилась ему творческая работа. — Как будете лису грузить — штучно, связками, в коробках?
      — Связками по тринадцать штук.
      — То, что надо. При погрузке, Яша, сделай фокус — чтобы одной связки недоставало. Нужна зацепка, мелочь нужна.
      — Гриша, тринадцать штук по восемьдесят рублей это уже тыща.
      — Яша, не будем мелочиться, у тебя же нет лисы в другой расфасовке? Полежишь три дня в больнице, выйдешь и приступишь к работе.
      — Для тебя, Гриша, я на любой фокус.
      Когда они вернулись в гостиную, замред кричал:
      — Товарищ-щи, выпьем за маршала Голубя!
      Яша начал рассказывать, как недавно он был на Кубани, там розы выращивают не только колхозники, но и агрономы, учителя, врачи. Побросали школы, больницы, устроились в городе сторожами, гардеробщиками. Сутки отдежурил, трое дома, на дежурство ездят на собственных «Жигулях». Не щадят себя. Посадил шиповник, вырастил розы, с каждого куста берет по пятнадцать, двадцать рублей. Один к двадцати доход. Добавка к пенсии.
      — Человек рожден для пенсии, как птица для полета.
      — Стрелять надо, — предложил зампред.
      — У них там девятнадцать подпольных миллионеров, только учтенных ОБХСС, — это Лупатин сказал.
      — То есть самых глупых, которые не спрятали свой миллион. Но есть же еще и умные.
      — Вешать надо!
      — Нет, все-таки куда смотрит наша идеология?
      — Человек рожден для бомбы, как птица для полета.
      Перед чаем, когда замред уже еле языком ворочал, женщины поднялись, убрали посуду. Болонка с кошкой все-таки разодрались, не могли поделить тихо кем-то спущенный под стол то ли бараний глаз, то ли кусок языка. Генерал держался молодцом, ничего не заметил, но Гриша был в шоке — получит ли он теперь начальника кафедры? Как много от пустяка зависит. А животные не унимались, будто это был их коронный номер.
      — Наконец-то они обрели свой статус, браво! — воскликнула Октябрина.
      Потом Григорий Карлович с полотенцем обхаживал замреда, он заблевал ванную, потом зампред заблевал туалет. Ну, а в общем, обыкновенные люди новой формации — без царя, без бога, без нищеты и безработицы, без страданий и слез — только труд, вал, план, чистоган, зато юмора а-ат пуза.
      Разошлись поздно, в третьем часу. Гриша вызвал по телефону весь таксопарк. Генерал Ходжаев с женой покинули хозяев последними, за что оба получили по шапке — он ондатровую шестидесятого размера, она — из белой норки в виде чалмы, пятьдесят седьмого размера. Обе шапки были сшиты лучшей скорнячкой города Каратаса, а может и всей республики, женой Шибаева Зинаидой.
 

Глава тринадцатая
ЗОЛОТЫЕ СЕРЕЖКИ ИЛИ КРАСНЫЙ ГАЛСТУК

 
      Классный руководитель Елена Гавриловна не спала всю ночь. Будь она мужчиной, хлопнула бы сейчас дверью и ушла из постылой школы с английским уклоном, нашла где-нибудь место попроще и успела бы заработать и авторитет, и хорошую пенсию.
      Но она женщина, и ей пятьдесят четыре, и что она будет делать в недалеком будущем при оформлении заслуженного отдыха, если не найдет выхода из создавшегося положения?
      А в чем дело? А в том, что Ксюша Зябрева, ученица пятого класса «Б», пришла вчера на занятия с проколотыми ушами. Сущий пустяк — дырка в ухе, но он всколыхнул класс, а значит, завтра-послезавтра он всколыхнет школу, и от того, какую тактику выберет по отношению к этому пустяку Елена Гавриловна, зависело очень много, даже, как ей думается, будущее нашей Родины.
      Ксюша вообще модница, курточка у нее всегда самая яркая, сапожки самые высокие, шапочка самая диковинная, и удивляться нечему, Ксюшина мама — начальник торговой инспекции.
      Когда юная Елена Гавриловна училась педагогике, то источники своего обогащения принято было скрывать, особо выпендриваться считалось неприличным. Сейчас все наоборот, Елена Гавриловна может рассказать о своем классе известный анекдот — «Кто твой папа? У одного развозит по стране цветы, у другого продает вино, у третьего перепродает фрукты и только у бедного Карапета папа инженер. Дети при этом хохочут, а учительница их при этом стыдит: сколько раз я вам говорила не смеяться над чужой бедой!» Так и у нее, почти все дети — позвоночные, принятые по звонку сверху, дочь начальника торговой инспекции, сын председателя горсовета, дочь известного протезиста, еще сын шашлычника в парке Горького, сын генерала, начальника школы милиции, сын закройщика из ателье «Жанар» и еще двое детей работников комбината спецобслуживания, где делают гробы и надгробия.
      Было время, когда графа о социальном происхождении казалась Елене Гавриловне отжившей, ненужной, ибо она ничего не отражала при нашем всеобщем социальном равенстве. Но в последние годы графа эта приобрела смысл, только заполнять ее надо конкретно, не писать «из рабочих», «из служащих», а писать — сын шашлычника или дочь продавца гастронома, или внук облпрокурора — чтобы сразу было ясно, в какой атмосфере воспитывается ребенок и на что он сориентирован.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24