- Вылазь, кому надо, - сказал негр, держа ее сверху.
      Внезапно сильный толчок сбросил его вниз. Это Штирлиц совершенно слегка подергал за нижний конец лестницы. Удар по затылочным областям головы поверг его в состояние легкой эйфории. Здесь же возникло некоторое замешательство. Никто не подумал о том, кто же будет держать лестницу, если негр, для этого предназначавшийся, уже внизу. Штирлиц не стал задумываться. С диким визгом Борман, приобретя некоторое начальное ускорение, вылетел наверх и ударился лбом об стенку сарая.
      - Давай, привязывай, - глухо сказал снизу Штирлиц.
      - Подождите, - сказал Борман, трясущимися пальцами расстегивая штаны. Через несколько минут сверху раздался его облегченный вздох и звук умиления, заключавшийся в том, что партайгеноссе наступил на хвост молодому коту.
      - Ну вот, - нежно сказал Борман, привязывая бантиком конец лестницы к прутику, торчащему из плетеного забора. Из проема в подвале показалось испачканное чем-то желтым лицо Штирлица. За ним, кряхтя и матерясь, вылез пастор Шлагг, поправил сутану и громко чихнул.
      - Чертов подвал, прости господи, - сказал он и перекрестился. - я схвачу насморк на нервной почве.
      - Не схватишь, - сказал Штирлиц, выжимая галифе в мгновенно образовавшуюся лужу. - Подзатыльник схватишь. Или в глаз получишь...
      В Штирлице явно кипела ненависть к другу детства изменнику и вражескому разведчику Мюллеру. Одним кастетом тот точно не отделался бы.
      Внезапно веревочная лестница задергалась. Снизу пытался вылезти негр.
      - Не долезет, - сказал Борман, радостно потирая руки.
      На него посмотрели четыре удивленных глаза.
      - Я бантиком веревочку завязал, - покраснев и сильно засмущавшись, объяснил партайгеноссе.
      В подвале раздался грохот и мат. Негр упал головой как раз в то самое ведро. Борман покраснел до кончиков ушей и смущенно посмотрел на Штирлица честными глазами.
      - Так, - сказал Штирлиц, засучив рукава подобно члену зондеркоманды СС. Сейчас надо обобщить и в целом решить важный вопрос : Мюллера будем сразу бить или потом?
      - Потом, - сказал пастор Шлагг, вытирая вспотевшую лысину. - Очень жрать хочется.
      - А, ну да! - сказал Штирлиц, оглядываясь в поисках ресторана. Некоторое подобие ресторана виднелось метрах в двухстах.
      Короткими перебежками между бочками вина Штирлиц и все остальные добрались до импровизированного ресторана и ввалились внутрь. Судя по всему, их там почему-то не ждали. Из пищи имелась только похлебка из полудохлых кроликов, которую партайгеноссе Борман отказался есть. Выпивка отсутствовала совсем. Штирлиц спокойно сел за стол и достал из кармана банку тушенки, откупорил ее и приготовился закусывать. Вошли два белых с кнутами.
      - Синьор Франциско, это наши или не наши? - толстая негритянка с лоснящейся мордой указала пальцем на Штирлица, спокойно разделывавшего банку тушенки.
      - Замолкни, старая бочка, - пастор Шлагг совершенно не по-христиански цыкнул на негритянку и принялся молиться очевидно о том, чтобы им не набили морду.
      - Это, по-моему, не наши, Януария, - Франциско приготовился набить морду или наложить в штаны.
      - Ваши, ваши, - сказал Штирлиц, облизывая вилку. Борман приготовился удалиться через дверь или окно, в зависимости от обстоятельств. - Гм, Франциско высморкался в первый попавшийся ему предмет и задумался. - Нет, сказал он после сорока минут напряженного раздумья на тему, когда же очередная получка. - Нет, Януария, это не наши. Это, наверное, опять притащились за нашей рабыней Изаурой... Я пойду позову вневедомственную охрану. - И Франциско, напрягши мускулы ног, рванул вон из того, что Штирлиц принял за ресторан. Штирлиц спокойно поднялся и сделал пастору и Борману знак вилкой, означавший, судя по всему, что пора делать ноги.
      - Па-апрашу да-акументы, - на пороге стоял пухлый негр с усами в форме милиционера.
      - Ты че, мусор? - пастор достал из-под полы своей сутаны нунчаки и вскоре негр стал издавать жалкие всхлипывания. Стоящий сзади Франциско поспешил удалиться, чтобы остаться при своих зубах.
      ГЛАВА ШЕСТАЯ
      Мюллер в панамке и кедах полулежал в гамаке, читал прошлогоднюю газету " Комсомольская Правда " и пил чай со смазанными вареньем плюшками. Мюллер не знал, что партайгеноссе Борман успел налить ему солярки вместо варенья, и потому пока испытывал наслаждение во всех отношениях. Перед ним выхаживали полуобнаженные негритянки с приятной для бывшего шефа Гестапо внешностью и мулатки с выдающимися подробностями, с виртуозными визжаниями исполняя стриптиз. Мюллер одной рукой обсасывал ложку, смазанную вареньем, другой держал газету и посматривал на танцующих женщин. Вскоре ему захотелось кое-чего и еще спать.
      - Спасибо, девочки, я завтра досмотрю, - Мюллер сполз с гамака и на четвереньках пополз в пикантное заведение, чтобы больше ему ничего не хотелось. Девочки ретировались в женскую раздевалку, куда за ними тотчас же отправился толстый негр.
      Проползая мимо кадки с мутантировавшей пальмой, на которой ни с того ни с сего начали расти бутылки со спиртными напитками, Мюллер услышал в ней некоторое шуршание и насторожился. Обычно он не обращал внимание на такие вещи, но негры, залезавшие в кадку в поисках спиртного, шуршали открываемыми бутылками немного не так. Мюллер снял кеды и прислушался. В кустах кто-то сказал "Вот он", и тут же крепкие руки схватили Мюллера за уши и он оказался в самых недрах оторвавшегося от коллектива растения.
      - Как вы смеете! - Мюллер попытался показать, что он сильно недоволен, но до боли знакомый удар палкой по тому месту, по которому положено бить веслом, привел его в состояние безмолвного умиления и ожидания продолжения.
      " Штирлиц пришел ... ", - догадался Мюллер, и ему стало очень страшно и захотелось крикнуть, что Штирлиц его опять обижает или нажаловаться Кальтенбрунеру.
      " А кто же еще ", - с гордостью подумал Штирлиц, со зловещей улыбкой доставая кастет.
      - Ну вот, Мюллер, плюшки кончились, - зловеще сказал Штирлиц, протирая кастет сравнительно чистой тряпочкой. Ради Мюллера он пожертвовал своим носовым платком, постиранным всего лишь зимой сорок второго года.
      - Ага, - сказал Мюллер, чувствуя, как намокают его любимые цветастые шорты.
      - Ну вот, - сказал Борман, вылезая из-за мощного ствола пальмы, измазанный молоком и с кокосовым орехом в руках. Ему представилась сцена того, как ужасный Зубной Врач вставляет Мюллеру новые зубы, и он восторженно прикусил губу, представляя, какие муки должен испытывать при этом бывший шеф Гестапо.
      - Здесь бить будем или за угол заведем? профессионально поинтересовался пастор Шлагг. - Здесь, - сказал Штирлиц, полируя кастет до хрустального блеска.
      - Ребята, не надо, - Мюллер поправил намокшие шорты и, шмыгнув, вытер нос. - Я же не нарочно...
      - И я, - сказал Штирлиц, применяя кастет. Мюллер с выдохом опустился на землю в кадке и выплюнул выбитый передний зуб.
      - Вот видиф? - шепелявя, сказал он. - Ты мне опять жуб выбил...
      - И еще выбью, - сказал Штирлиц, угрожающе придвигаясь ближе. - Чтоб ты знал, как надо помнить друзей детства.
      - Я же помнил, - сказал Мюллер, делая честное лицо. - Я же не нарофно...
      - Я вот тебе дам, - Штирлиц приготовился ударить еще раз, но пастор непроизвольно предотвратил избиение Мюллера, уронив сорванный с пальмы кокосовый орех в форме фляжки с пивом. Он и успокоил разбушевавшегося не в меру Штирлица.
      - А что случилось? - как всегда, ничего не понимая спросил Мюллер.
      - Ничего, - сказал Штирлиц на редкость спокойно, потирая возникшую на голове крупную шишку.
      - Фтирлиц... - Мюллеру хотелось сказать Штирлицу что-нибудь приятное.
      - Чего? - Штирлицу не хотелось бить Мюллера, потому что сильно болела голова.
      - Профти меня, Фтирлиц... - Мюллер смущенно стал крутить пальцем правой руки в ладони левой и покраснел.
      - Прощаю, - сказал Штирлиц, отбрасывая кастет подальше.
      - Пофли, что ли, фтриптиф пошмотрим... - Мюллер пошел на примирение.
      - Стриптиз? А что, можно, - Штирлиц, кряхтя, поднялся и, потирая затылок, отправился вслед за Мюллером.
      ***
      Мюллер переоделся в костюм обергруппенфюрера СС и сидел в роскошном кресле, поигрывая повязкой со свастикой. Они вдвоем с Борманом предавались воспоминаниям, только Мюллер после выбитого зуба стал немного шепелявить.
      - Помниф кабасек "Фри форофенка"? - спрашивал Мюллер.
      - Помню, - Борман расплывался в улыбке. Протянутые веревочки действовали лучше всего в том самом кабачке.
      - А Геббельфа помниф?
      - Помню, - отвечал Борман, вспоминая, как прыгал Геббельс с гранатой в шароварах.
      Штирлиц смотрел стриптиз и одновременно напивался. После шестнадцатого стакана он опьянел окончательно и принялся подпевать песню "Красотки кабаре", объясняющую, с какой целью эти самые красотки созданы. Штирлиц был и сам не прочь отцепить одну из них - благо, жены рядом не было.
      - А помниф, как Фтирлиц Айфману жуб выбил? - спрашивал Мюллер, вспоминая сам, как вопил Айсман, получив такое удовольствие.
      - Помню, конечно... Такой был зуб... - Борман навеял на Мюллера неприятные воспоминания о собственном выбитом зубе и тот нахмурился. Искоса поглядывая на Штирлица, Мюллер сунул пухлый пальчик в рот и с беспокойством ощупал то место, где находился предмет гордости одного из швейцарских стоматологов. В бывшем шефе Гестапо проснулась давняя злоба на Штирлица.
      - Флуфай, Богман, - Мюллер заговорщески склонился к Борману и что-то сказал ему на ухо. Борман тут же скорчил недовольную физиономию.
      - Штирлицу - веревки ставить? Не-е... Он и в глаз может дать... - Мюллер сделал жалобное лицо. - Ну ладно... Ничего плох... то есть, хорошего не общаю, но попробовать могу.
      Забегая вперед, скажем, что Борман и не подумал ставить веревки Штирлицу, а в тот же вечер все доложил ему лично. Гнев Штирлица был безграничен. Подлая натура Мюллера заставляла кипеть его нордическую душу. Штирлиц рвал и метал и обещал сам себе, что набьет Мюллеру морду непременно. Борман радовался и втихоря потирал руки. Ласковый вечерний туман спустился на виллу Мюллера.
      Сам Мюллер спокойно спал, с глубокой любовью прижимая к груди облезлого плюшевого медведя. Ему снился сон, как Штирлиц идет по одному из темных коридоров его Управления и совершенно внезапно для себя зацепляется за Длинную веревку и, падая, выбивает себе именно тот зуб, который выбил ему, Мюллеру. Воспоминание о зубе опять заставило Мюллера помрачнеть. Он сжал плюшевого медведя, медведь стал вырываться и пищать ( так как это был уже не медведь, а партайгеноссе Борман, пришедший вместе со Штирлицем на выполнение своего черного дела ). Мюллер пару раз врезал разбушевавшейся игрушке, Борман, всхлипывая, уполз от него подальше.
      - Ну вот щас мы ему покажем, - Штирлиц держал в одной руке дерущегося во сне Мюллера, в другой подушку и фонарь. Мюллер вскрикнул от повышенной знакомости голоса и проснулся.
      - Фефо покафем? - ему стало страшно и захотелось в одно место.
      - Где закуска к пиву зимует, - Штирлиц выбирал кастет потяжелее. Мюллер задергался у него в руке, внезапно вырвался из ночной рубашки и удрал в недоверчиво потрескивающие джунгли.
      - Черт, - сказал Штирлиц.
      - Бог с вами, Штирлиц! - пастор Шлагг с укором посмотрел на Штирлица и перекрестился свободной от бутылки с водкой рукой.
      - Заткнись, папа римский, - Штирлиц замахнулся на пастора, тот исчез и больше не появлялся.
      - Ну вот, - Штирлиц был сильно разочарован. Упустить глупого толстого Мюллера он считал непростительным попустительством и расхлябанностью и собирался писать рапорт в Центр, с просьбой вынести ему выговор по собственному желанию с последующим внесением в почетную грамоту.
      Бросив ночную рубашку Мюллера в кусты, Штирлиц плюнул, сунул руки в карманы и отправился назад. Сзади его, расставляя веревочки и капканы, полз партайгеноссе Борман.
      Едва два достойнейших человека скрылись из виду, из ближайшего куста показался Мюллер, держа руки наподобие футболиста в защите родных ворот. Он торопливо, дрожа от ночного бразильского холодка, одел ночную рубашку, заботливо поправил рюшечки на плечах и плюнул в темноту.
      - Фто я такофо ему фделал? - Мюллер обиженно втянул голову в плечи и достал из кармана пачку леденцов. Тайный заговор Штирлица и Бормана ему явно не нравился. Мюллер сплюнул непрожеванный леденец и решил действовать своим старым способом. Старый способ заключался в том, что все его враги внезапно пропадали и оказывались в его гнусных сырых застенках. Мюллер колебался, так как не знал, можно ли провернуть такую операцию со Штирлицем. Он решил бросить монетку, но ее у него, конечно же не было. Стодолларовая бумажка летала плохо. Мюллер плюнул и решил заняться этим делом завтра с утра.
      Утром он встал в редкостно плохом настроении. Утреннее какао он пролил себе на шорты и долго злился. После всего такого он решил, что Штирлицу сильно непоздоровится.
      Его доблестная зондеркоманда во главе с Франциско, бредившим, похоже, со своего дня рождения захватами Изауры, лучшей наложницы Мюллера, направилась к Штирлицу с целью сопроводить его для допроса и последующего тюремного заключения. Штирлиц встретил их довольно неприветливо.
      - Чего приперлись? - он не мог найти открывалку для банки с тушенкой, и это его сильно бесило.
      - Товарищ Штирлиц, именем нашего любимого вождя товарища Мюллера, вы арестованы, - Франциско издалека показал Штирлицу ордер на арест, но в руки предусмотрительно не давал.
      Штирлиц обиделся и высказал Франциско все, что о нем думает, из чего следовало, что Штирлиц и Мюллер состояли в предосудительных интимных отношениях, причем при этом использовалась труба от паровоза.
      Франциско обиделся, и сказал, что он сейчас применит силу, но Штирлиц так на него посмотрел, что Франциско исчез и больше не появлялся. Его зондеркоманда, погудев и обсудив данное мероприятие, также разошлась.
      Мюллер, узнав о такой наглости со стороны Штирлица, был в гневе. Гнев его состоял в том, что он отказался есть на обед манную кашу и весь день капризничал и требовал новых игрушек, в том числе железную дорогу и нового плюшевого медведя, но непременно с хвостом. Штирлиц тоже злился изрядно.
      Вскоре Мюллеру стало скучно, и он решил идти к Штирлицу мириться. Штирлиц на редкость быстро помирился с ним и даже не заставлял себя уговаривать. Через час пьянки Мюллер и Штирлиц уже вместе распевали о том, что будет, если друг внезапно заболеет, с ужасными вариациями на тему качества грузинских спиртных напитков. Штирлиц чувствовал, что Мюллер неспроста такой добрый, и совсем не удивился, оказавшись утром в каком-то темном сыром помещении среди толстых грязных мышей, имевших странную склонность к поеданию сапогов. Через полчаса Штирлиц узнал, что Мюллер хочет предъявить ему обвинение в обижании интересов рейха вообще и его, Мюллера, лично. Этот толстых хам хотел устроить показательный процесс по делу Штирлица и заключить его в заточение. Штирлиц относился к этому вполне спокойно и уже придумывал обвинительную речь на Мюллера, но его потащили на допрос. Мюллер, надев мундир, из которого он уже порядочно вырос, сидел в глубоком кресле в сандалиях и поигрывал своим пухлым животом.
      - Так, товариф Фтирлиц, - сказал он, с беспокойством исследуя место утраченного зуба. - Фот мы и фтретилифь в привыфной обфтанофке...
      - Я тебе щас дам привычную обстановку... - сказал Штирлиц, думая, отчего же так сильно болит голова.
      - Уфпокойфя, Фтирлиц, - Мюллер коварно поигрывал ключом от наручников, подло надетых на Штирлица. - Нифего у фебя не полуфитфя.
      Штирлиц, несмотря на такое замечание, весьма ловко снял наручники и положил их на стол. Мюллер занервничал и вызвал Франциско, но тот предпочитал стоять сзади и держаться подальше от Штирлица, которого сам сильно боялся.
      - Ну вот, Мюллер, пришла пора Мировой Революции и всеобщего счастья и ликования..., - зловеще сказал Штирлиц, нарочно растягивая слова и потирая затекшие запястья...
      ГЛАВА СЕДЬМАЯ
      В колонии четвертого рейха был большой переполох внезапно из самых тайных и самых круто закупоренных застенков в мире исчез любимый вождь товарищ Мюллер. Вместе с ним пропал и Штирлиц, задержанный по делу о врагах рейха, а также Франциско.
      Никто в колонии не знал, радоваться или не радоваться им по такому поводу. Никто не мог догадываться, пропали Штирлиц и Франциско по воле Мюллера, Франциско и Мюллер по воле Штирлица или Штирлиц и Франциско утащили куда-то любимого вождя. В таком случае были организованы поиски всех трех. Любимая наложница Мюллера, его рабыня Изаура грозила, если ее пухленький Мюллерчик не вернется за неделю, уйти к тайному любовнику. Охрана Мюллера не знала, как отнестись к такому заявлению.
      Мюллер, которого Штирлиц утащил в джунгли вместе с Франциско, узнал об этом и стал сильно страдать. Большой синяк под левым глазом мешал читать утренние газеты. Штирлиц обещал ему, что, если Мюллер обещает ему устроить его на работу вождем, он, Штирлиц, выкрадет Изауру. Мюллеру не нравилась перспектива делить власть с каким-то русским шпионом. Но тем не менее он пообещал Штирлицу, что место вождя и любимого учителя ему будет.
      Штирлиц засучил рукава черного гестаповского мундира и приготовился красть Изауру. Связываться со всякими там рабынями он не очень хотел, но место вождя ему нравилось очень. Он стал искать пути к глупой Мюллеровской Изауре. Ближайший путь лежал через столовую. Здесь обитала близкая подруга Изауры, такая же тупая и неравнодушная к мужчинам, и, тем более, крупная интриганка, толстая Януария. Штирлиц стал наведываться к ней каждый день, называя ее "леди" и "мадам", и за неделю старая негритянка разомлела. Она рассказала Штирлицу, где находится тайное отделение гарема Мюллера, где обитает Изаура, и предупредила, что эта бестия готова броситься на шею и еще кое-что каждому мужчине. Поскольку Мюллер обеспечил то, что Изаура видела только его одного, неудивительно, что она воспылала к нему такой любовью. На то, что молодая мулатка называла его "синьор Леонсио", Мюллер по возможности старался не обращать внимания.
      - Януария, - сказал он толстой негритянке однажды вечером, - Я сегодня явлюсь за Изаурой, но я буду не один...
      - Кабальо, завел себе женщину! - Януария, приготовившись царапаться, бросилась на Штирлица.
      - Не-е, - сказал Штирлиц, отскакивая к печке и принимая оборонную позицию, - Я буду с мужчиной.
      Раздался звон битой посуды - Януария выронила стопку тарелок и челюсть у нее также отвисла. От такого потрясения она не могла произнести ни слова, и только жалобно вращала глазами.
      - Ну ладно, - сказал Штирлиц, довольный эффектом, который он производит на женщин. - Я пошел...
      И он, открыв дверь, послал негритянке воздушный поцелуй и шагнул в темноту.
      Вечером он пришел с Борманом. Януария злобно смотрела на партайгеноссе, злясь на Штирлица, обменявшего ее пламенную страсть на такое убожество. Борман, смотря на злобный взгляд Януарии, заволновался и спросил у Штирлица, не бешеная ли эта негритянка и не кусается ли. Штирлиц покрутил пальцем у головы и велел ему не нести бреда.
      - Ну, - сказал Борман, весьма обиженный, - где твоя Изаура?
      Януария, кряхтя, откупорила в полу дырку тайного люка. Борман в это время, ни чуть не смущаясь, преданными глазами смотрел ей под юбку. Штирлиц полез туда, и через десять минут вылез с Изаурой в руках, говорящей ему "Любимый синьор Леонсио" и целующей в щеку. Штирлиц воротил лицо и жаждал избавиться поскорей от этой смазливой мулатки. Мулатка целовалась с еще большей силой. Штирлиц хотел передать ее Борману, но побоялся, что тот ее уронит, а Мюллер, чего доброго, не примет с поломками и не сделает его вождем.
      К утру Штирлиц дотащил Изауру до Мюллера и тут же побежал умываться, так как был красным от губной помады.
      - Ну как, сделаешь меня вождем? - спросил он Мюллера, вытираясь им, словно полотенцем.
      - Слово джентльмена, - сказал Мюллер, прыгая вокруг Изауры, стремящейся его поцеловать и щелкая свежевставленным передним зубом.
      - И меня, - сказал Борман весьма категорично.
      - И тебя, - подтвердил Мюллер, прыгая вокруг Изауры, но в другую сторону.
      Штирлиц сказал, что если до завтра Мюллер официально не произведет его в вожди, Изауру он заберет обратно. Мулатка, прослышав об этом, прыгнула к Штирлицу целоваться снова. Мюллер сказал, что организует произведение в вожди, как только вернется на место.
      - Но Штирлиц... - Мюллер засмущался, не зная, как сказать.
      - Говори, не стесняйся, - Штирлиц был пока что в прекрасном расположении духа.
      - Видишь ли, Штирлиц, мой народ не сможет принять вождя, если его не будут звать Мюллер...
      - И что? - Штирлиц не понимал мысль Мюллера.
      - Можно, мой народ будет думать, что ты и Борман - мои родственники?
      - Ну, я думаю, можно, - Штирлиц знал наверняка, что, прийдя к власти, он Мюллера назовет Штирлиц, а не наоборот.
      - Ну вот, - радостно сказал Мюллер, увековечив тем самым свое имя.
      ***
      В полдень состоялась коронация Штирлица и Бормана. Они официально были названы вождями четвертого рейха, но фамилию им присвоили - и Штирлицу и Борману - Мюллер.
      - Штирлиц, а как размножаются Мюллеры? - пастор Шлагг стоял рядом со Штирлицем с новой удочкой.
      - Спроси у Бормана, - сказал Штирлиц, отбрасывая пастора подальше.
      ЭПИЛОГ
      За окном стояла цистерна с молоком и больше ничего не стояло. Товарищ Сталин отвернулся от окна и спросил :
      - Послушай, Лаврентий, как там дела у товарища Исаева?
      - Коба, Исаев теперь вождь в Бразилии... - грустно сказал Берия, ковыряя в носу и вытирая палец о штору.
      - Это нехорошо, - сказал Сталин. - У нас есть для нэго хорошая камера?
      - Конечно, Коба, - преданно ответил Берия.
      - Так пойди и позаботься, чтобы она через неделю нэ пустовала, - сказал Сталин, кроша сигареты "Camel" в трубку.
      - Слушаюсь, Коба, - Берия вышел из кабинета, на ходу составляя ордер на арест Штирлица. Он не мог знать, что Штирлица невозможно арестовать.
      Сталин повернулся обратно к окну и некоторое время молча курил, стряхивая пепел с усов на подоконник. Через некоторое время он с презрением выругался и сказал :
      - Хе, вождь...
      Нажав на звонок, он подождал, пока войдет секретарша и спросил, прищурившись, оценивая полноту ее бедер :
      - Послушай, дэвушка, какое сегодня число?
      - Пятое апреля тысяча девятьсот тридцать восьмого года, - сказала девушка, соблазнительно покачивая бедрами.
      - Вай, - сказал Сталин и сделал знак, чтобы девушка вышла. Остался всего месяц его пребывания у власти. Но вождь этого не знал.
      Он выколотил трубку и стал задумчиво смотреть вдаль.