- Надолго ли?
      - Как знать. Такие вот сухопарые живучи - он еще нас с тобой переживет.
      - Может, у него есть сигареты. Не. помнишь, как сказать по-ихнему?
      Ивоун сам предложил:
      - Закуривайте, пожалуйста, - произнес он. Парни взяли по сигарете. Оба чувствовали себя смущенными.
      - Мы тут глупости болтали, вы не обижайтесь, - сказал один.
      - Ничего, я привык.
      - Вы здесь служите?
      - Да. Гидом.
      - Правду брешут, будто в алтаре выставлена одна старая картина, которой нет цены? Говорят, ее держат по,а стеклянным колпаком. Только прикоснешься к стеклу - за спиной двое полицейских вырастут.
      - Правда, - подтвердил Ивоун.
      Он не стал объяснять, что в храме находится всего лишь копия знаменитой картины, а подлинник хранится в старом дворце, и полицейские охранники тоже дежурят там. Он полагал - это известно каждому.
      - Простая раскрашенная деревяшка - и нет цены? - усомнился другой водитель.
      - Цена есть. Но все равно, что ее нет, - миллионы, - объяснил парень, затеявший разговор.
      - Двенадцать миллионов, - по привычке уточнил Ивоун.
      Он любил эту картину и старался, чтобы другие составили о ней хорошее мнение. И если уж их чувства ничем невозможно затронуть, пусть хоть цена подействует.
      Ивоун давно привык, что экскурсантов больше всего интересуют цены и размеры картин, цены и вес скульптур, их высота. Неизвестно, для чего им нужны эти сведения: никто ведь из них не собирается ни покупать, ни перетаскивать скульптуры с места на место.
      Встрече с водителями Ивоун не придал значения, ему и в голову не пришло, что одному из них этот случайный разговор запомнится.
      За ночь снегу прибавило вдвое. С утра Пирану буквально осадили туристы. Всем хотелось запечатлеть в памяти древние улицы, утопленные в снегу.
      Ночью из северных городов пригнали снегоочистители, Однако справиться с заносом им было не под силу. Снег только сгребли с мостовых на главных улицах. Мокрые ватные горы загромоздили тротуары. Городская канализация не справлялась с потоками талой воды, повсюду образовались ручьи, текущие поверх мостовых. Самым разумным выходом было перекрыть дороги, ограничить наплыв машин, стремящихся в столицу. Но этого никому не пришло в голову. Городские власти радовались возможности урвать куш.
      Утром, едва лишь выйдя из дому, Ивоун понял - настал последний день Пираны. Внешне все шло обычным чередом. Ивоуну, по обыкновению, досталась разноязычная группа.
      Среди своих коллег он слыл полиглотом. Утверждали, будто он знает более сорока языков. На самом деле Ивоун владел лишь пятью. Но этих пяти было достаточно: в группе всегда находился человек, знающий хоть один из пяти языков.
      Ивоун вел экскурсантов обычным маршрутом по кругу вдоль стен храма справа налево. Осмотр начинали с витражей. Даже в дни больших служб, когда к туристам прибавлялись верующие со всего почти города, под старинными сводами не собиралось такого множества народу.
      Собор, как и большинство других старых церквей, выполнял двойную нагрузку: служил одновременно и культовым храмом и музеем старины. Среди верующих, погруженных в молитвы, беспечно и развязно прогуливались туристы, выясняющие стоимость картин, высоту колонн и вес скульптур.
      - Ну и жаркий денек предстоит нам сегодня, - мимоходом пожаловался Ивоуну знакомый гид.
      Они двигались навстречу друг другу. Тот уже закончил осмотр верхней галереи и пробирался к центральному алтарю.
      Впервые Ивоун не задержался возле своего любимого витража "Обращение неверных". Назвал туристам только предполагаемую цену. Ему не терпелось взглянуть на город с высоты.
      Все улицы и проулки, прилегающие к храму, запрудили автомобили. Это был уже неуправляемый хаос. Никто не обращал внимания на светофоры. Беспрерывно сигналили клаксоны. Автомобилисты, каждый на свой страх и риск, пытались вырваться из затора. Чудаки, они еще на что-то надеялись.
      Впервые за тридцать лет безупречной службы Ивоун ушел с работы, никого не предупредив. Он один знал, что произойдет. Давно предвидел это и загодя приготовился. Беспорядки, которые неизбежно начнутся на запруженных улицах Пираны, Ивоун решил переждать дома.
      Передачу из Пираны вела туристокая кампания. Ивоун расположился в кресле перед включенным телевизором. Самое поразительное, что даже теперь никто еще не догадывался о близости и неизбежности катастрофы. Операторы снимали город, запруженный машинами, заваленный снегом. Крупным планом давали отдельных пешеходов, бросивших автомобили, отважно бредущих через сугробы. Там и сям автомобили вылезли на тротуары. Все полагали, что это временный затор, какие бывали часто. Пройдет час-два, пробку ликвидируют, и опять можно будет из тесных древних улочек вырваться на просторную автостраду, где заторы невозможны. Но многие уже отчаялись, покинули автомобили, разбрелись по ближним отелям и ресторанам, из окон наблюдали за столпотворением.
      Водители автобусов и грузовиков пытались пробиться из города, расталкивая брошенные легковые машины, тараня их своими мощными бамперами. Но тщетно. Этим только увеличивали общий хаос и сумятицу. Глядя со стороны, могло вообразиться, что неразбериху создали сами озверевшие и взбунтовавшиеся автомобили.
      Диктор бодрым, хорошо натренированным голосом призывал :
      - Спешите в Пирану. Небывалое, захватывающее зрелище. Снегопады у нас бывают не чаще одного раза в полтора столетия. Если вы упустите возможность, второго случая можете не дождаться.
      Мысленно Ивоун представил себе загородные трассы.
      По ним безудержно мчатся все новые и новые потоки автомобилей. Вырваться из города удается одиночкам. Предотвратить катастрофу, очевидно, уже невозможно.
      Все происходило так, как предвидел Ивоун. Автомобили запрудили улицы и переулки, повалили ограды скверов, заполнили площади вокруг памятников и фонтанов, влезли на паперти храмов, давили и корежили друг друга. Даже древнейший из храмов, тот самый, где служил Ивоун, не составил исключения. На телевизионном экране показали знакомую паперть. Автомобили, взгромоздясь один на Другой, подперли все двери. Собственно, это были уже не автомобили, а лом. Владельцы бросили их на произвол судьбы. По-видимому, в храме осталось много народу. Некоторое время они изнутри штурмовали дверь, пытаясь вырваться из заточения. Видно было, как массивный створ ходил ходуном. Потом натиск затих. Должно быть, кто-то из служителей подсказал пленникам, что можно воспользоваться запасными выходами, пока их еще не забаррикадировало. В случае крайней необходимости из собора можно выбраться через галерею. Правда, для этого придется взбираться наверх по винтовой лестнице.
      Лишь теперь власти распорядились перекрыть дороги, ведущие в старый город. Но было поздно. Улицы и площади Пираны уже превратились в автомобильное кладбище.
      По телевидению выступил премьер, призвал к спокойствию, выдержке, обещал, что через день-два улицы расчистят и город возвратится к нормальной жизни. Премьер улыбался, шутил. Рекламная оптимистическая улыбка во весь экран свидетельствовала о хорошем здоровье и бодром духе немолодого уже главы правительства.
      На лицах многих из тех, кто застрял в Пиране, Ивоун замечал точно такие же идиотски-бодрые оскалы, как и у премьера. Черт бы побрал этот дурацкий оптимизм.
      Он-то и привел Пирану к гибели. Хваленые на весь мир оптимистические улыбки коренные жители Пираны начинали отрабатывать еще в школе. А после уже улыбались по инерции до самой могилы.
      Телевизионные передачи из Пираны не прерывались.
      Время от времени Ивбун включал экран. Как развивались события, он знал. Целую неделю провел взаперти. Провизией на этот случай запасся. Ивоун предвидел, что к ресторанам и кафе невозможно будет подступиться. К тому же цены мгновенно вздулись. А вскоре запасы продовольствия в городе иссякли. Подвоза не было.
      Началось массовое бегство. Толпы беженцев с трудом и риском одолевали завалы пластмассового и железного лома. Туристские, компании по-прежнему зазывали людей посетить Пирану, обещали небывалое зрелище. Снег вскоре растаял, мутные потоки поглотила канализация. Воздух над городом очистился: мертвые автомобили уже не добавляли в него копоти. Там и сям вспыхнули пожары. Очаги огня залили пеной со специальных вертолетов.
      Еще через несколько дней город опустел.
      Чего Ивоун не предусмотрел, так это запастись альпинистским снаряжением, А веревка и кошки были просто необходимы. Хотя он жил всего в двух кварталах от собора, на дорогу он потратил почти весь день. К тому же сильно зашиб колено, ободрал локоть, перепачкался в мазуте и до одурения надышался бензинными парами. Когда он наконец проник во внутренний дворик, примыкающий к южной стороне храма, он чуть не замертво упал на ступени лестницы. Долго приходил в себя.
      Церковная ограда являла кошмарное зрелище. В нее набились неуправляемые уже автомобили, покинутые владельцами. Залез даже один экскурсионный автобус и, опрокинутый, лежал на боку. Между его колесами застряла малютка "Лайда"- они точно обнялись в предсмертной судороге. Поверх автобуса взгромоздились еще несколько легковых автомобилей. Знаменитая статуя мальчика-язычника, обращенного в веру, украшающая фонтан, чудом уцелела. Сейчас в окружении разбитых автомобилей заметней было изумление в чертах детского лица. Теперь-то ему и впрямь было чем изумиться.
      Фонтан продолжал действовать. Только его струи очутились в ловушке хлестали в покореженный кузов. Крики всполошенных птиц, чьи гнезда во множестве лепились под карнизами и вокруг обоих шпилей, терзали душу Ивоуна.
      "Господи, они-то при чем?"
      Через вход на галерее Ивоун вошел в храм. Все до единой скамьи были опрокинуты. Повсюду горы мусора. Так что первую неделю ему есть чем заняться. Уборка отвлечет его мысли, спасет от отчаяния.
      Ивоун и не подозревал, что ему будет чем заняться и помимо собственных мыслей.
      Глава вторая
      На южных окнах вблизи западного портала сохранились наиболее старинные витражи. Только ради того, чтобы взглянуть на них, стоило пересечь океан. Самые лучшие цветные и объемные репродукции и фотографии не давали верного представления о красках. На копиях запечатлевался лишь один миг, а витражи не были застывшими: от освещения менялась не только яркость и прозрачность многоцветных стекол, но по-другому смотрелось все изображение. Солнечные лучи приглушали одни детали, то, напротив, высвечивали их. Никакое другое изображение не способно так сильно изменять настроение человека, то умиротворяя, то будоража его дух,
      На эти витражи Ивоун не мог насмотреться. Чтобы не утомлять ноги, он принес сюда стул.
      Порядок в храме он давно навел. На это ушло несколько дней. Он и прежде любил бродить, по пустому собору.
      Правда, совсем пусто, как теперь, здесь никогда не бывало. Ему и сейчас беспрерывно мерещились звуки: то шорох чьих-то шагов в отдалении, то музыка церковного гимна, проникающая из подземных алтарей сквозь потайные колодцы в стенах. Средневековый храм воздвигали на развалинах древнего, языческого. Про алтари и молельни, замурованные в фундаменте, вскоре позабыли. Заново их открыли лишь в середине прошлого века, когда прокладывали новый водосток. Заброшенные, засыпанные песком и почвой старые молельни расчистили, провели вентиляцию, заново освятили древние алтари. После этого там так же начали справлять службы. Часть подземных галерей и камер превратили в склады.
      Ивоуну почудились тихие голоса, шедшие вроде бы из ближней исповедальни. Вначале он не придал им никакого значения: он уже привык, что в пустом храме постоянно слышатся посторонние звуки. Лишь услыхав, как снаружи торкнулись в дверь, он отвлекся от витража. Кто-то пытался открыть дверь.
      - Нам ничего не сделать. Конечно, там никого нет,- явственно послышался Ивоуну женский голос.
      Ивоун и сам не мог объяснить, как это получалось, но по голосу он мог составить более точное представление о человеке, чем по его внешности. Вот и сейчас по двум лишь фразам за дверью храма он вообразил себе женский облик, взволновавший его. А Ивоун был искренне убежден, что такое уже невозможно. Ежедневно он видел сотни туристок. Среди них попадались красавицы. Верно, не часто, но попадались. Только, увы, самыми красивейшими из них он мог любоваться линь пока они не раскрывали рта. При первых же звуках голоса чары мгновенно рассеивались. Голос человека помогал Ивоуну проникнуть в тайники души, как выражались в старину. И тайники эти почти всегда оказывались мутными.
      Женский голос, подобный только что услышанному, грезился ему в сновидениях. Правда, давно, еще в ту пору, когда он был молод и чувственные сны нет-нет да и смущали его.
      - Может быть, мы найдем там хотя бы медикаменты.
      По звуку мужского голоса Ивоун не мог судить о внешности. Такого дара ему не дано. Лишь за одно он мог поручиться: тот, кто произнес последнюю фразу, волевой и сдержанный человек, и сейчас, в эту минуту, он испытывает мучительную боль.
      - Но как мы попадем внутрь?
      В женском голосе прозвучали усталость и отчаяние.
      - Подождите, я помогу вам,-вскричал Ивоун.
      - Там люди,- удивилась женщина.
      - Да,- да,- подтвердил Ивоун, весь захваченный обаянием ее голоса. Он позабыл даже, что дверь подперта намертво, ее не смогла открыть целая толпа. С минуту он понапрасну пытался хоть чуточку увеличить зазор. С наружной стороны ему помогали женские руки. Похоже, что мужчина совсем плох. Зазора между колодой и створом двери хватило только просунуть ладонь. У женщины были длинные и выразительные пальцы. Ивоун нисколько не удивился: у женщины с подобным голосом все должно быть прекрасно и выразительно.
      Лишь сейчас он сообразил, что им вовсе не обязательно ломиться в дверь,- есть запасной вход. Он растолковал им, как пройти в лестнице. Сам отправился встречать.
      Ему нужно было пересечь почти весь храм. В мраморной купели от последней службы осталась неслитая вода. В сумраке она блестела, точно зеркало. Он непроизвольно задержался здесь. В глубине отражения разноцветно сверкали витражи, неясно вырисовывались колонны и скульптуры. Собственное отражение Ивоун разглядел не вдруг. Лицо худощавое, продолговатое, рассечено несколькими глубокими морщинами. Возраст по внешности определить трудно. Уверенно можно сказать лишь - не меньше сорока пяти. И в чертах вроде бы заметно благородство. Это он придумал не сам: многие уверяли, что он похож на одного знаменитого актера. А тот обыкновенно играл роли отважных и благородных героев.
      "Дурак. Старый дурак",- мысленно произнес Ивоун своему отражению.
      Когда он поднялся на галерею, мужчина и женщина уже пробирались через загромождения разбитых машин. Сверху он подсказывал им, где меньше завалов. Правая рука у мужчины висела на перевязи, раненое плечо все еще кровоточило. Видимо, повязку сделали наспех из того, что нашлось под рукой. Похоже, что на нее ушли рукава от женского платья - они явно оторваны. Женщина была проворна, легко взбиралась поверх кузовов и помогала мужчине. С виду ей не больше двадцати шести лет. Наконец они достигли нижних ступеней.
      Прежде всего Ивоун привел их к купели - здесь можно промыть рану под краном. Сам поспешил в кладовую за медикаментами. Вот и понадобились его запасы. Шум воды, текущей из крана, разносился в пустоте. Ивоуну слышались голоса.
      - Больно? - спрашивала женщина, и Ивоун страдал вместе с ней.
      - Вытерплю,- заверил мужчина.
      - Господи, как только нас угораздило. Кажется, еще один осколок...
      Некоторое время длилось напряженное молчание. Ивоун непроизвольно замедлил шаги. Он не переносил вида чужих страданий, боялся, что ему станет дурно, если он увидит обнаженную рану.
      - Слава богу, извлекла.
      По голосу совершенно ясно, каких мучительных усилий стоила ей эта операция...
      - Поражаюсь, как ты терпишь?
      - Я - мужчина.
      - Тяжкая это ноша - быть мужчиной.
      - Утешает одно: быть женщиной-не легче.
      Ивоун с- полминуты уже находился невдалеке от купели, не смея приблизиться к ним. Бинт, вату и склянки с настоями он положил на мраморную приступку - женщина могла свободно дотянуться до всего.
      - Да подойдите же, помогите,- измученным голосом позвала его женщина.
      Ивоун сделал еще-два шага и застыл рядом с ней, ощущая ее прерывистое дыхание, готовый выполнить любую команду. Он не смел только взглянуть на рану.
      - Подайте пинцет. Будьте же порасторопней! Несправедливость обвинения, к тому же произнесенного ее голосом, потрясла Ивоуна. Он исполнял все ее команды, по возможности стараясь не смотреть на окровавленную руку. Мужчина держался стойко, пытался даже острить. И только крупный пот, выступивший у него на лбу, выдавал, каких усилий стоило ему показное мужество.
      - Вот и все,- сказала женщина, закончив перевязку.
      Ивоун облегченно вздохнул и осмелился взглянуть на забинтованную руку. Однако тут же отвел глаза: свежая кровь проступила сквозь повязку.
      - Найдется у вас снотворное?- спросила женщина.
      Уже одно то, что она обратилась к нему без недавней раздражительности, обрадовало Ивоуна.
      - Конечно. Я захватил.
      - На вот, прими,- повернулась она к пострадавшему.- Тебе необходимо уснуть.
      - Ничего, перетерплю,- сказал тот, но все же принял таблетку.- Через пару дней заживет.
      - Заживет,- согласилась она:- Боюсь только двух дней будет мало. Оставаться долго здесь опасно.
      - Ты слишком мрачно настроена.
      - Рада бы стать оптимисткой, да нет оснований. Где здесь можно прилечь, отдохнуть?- обратилась она к Ивоунy.
      - Удобней всего в исповедальне,- указал он на крытую черным сукном кабину северного придела. - Есть еще несколько исповедален,- прибавил он на тот случай, если окажется,- что им нужны отдельные спальни. Похоже, верно, что они близки между собой, но как знать.- Переносные кровати есть в подвале. Я принесу - они не тяжелые.
      Он чуть не бегом кинулся к лестнице. Возвращаясь с двумя складными кроватями, на лестнице почувствовал cлабую одышку.
      "Что это на меня нашло? Веду себя совсем как мальчишка".
      Женщина спустилась навстречу ему.
      - Хочу помочь вам.
      - Да право же, это такой пустяк.
      - Нет, давайте мне, пожалуйста, одну,- почти отняла она у него складную кровать.- Ой, она и в самом деле легкая.
      - Придется еще раз спуститься. Я совсем забыл о постелях. Это добро держали здесь для паломников,- пояснил он.
      На лестничном повороте она задержалась.
      - Ради бога, не сердитесь на меня за давешнее,- повинилась она.- Я устала, измучилась... Впрочем, это не оправдание.
      - Почему вы очутились в городе сейчас?-спросил Ивоун. Ему казалось чудовищным, что она просит у него прощения. Женщина обрадовалась вопросу.
      - Мы с Силсом давно мечтали побывать в Пиране. Вернее, я мечтала. Он-то уже бывал. Он всюду успел.
      При этих словах она взглянула на Ивоуна так, будто ждала от него подтверждения. А ведь и в самом деле лицо мужчины показалось Ивоуну знакомым. Он только не придал этому значения сразу.
      - Теперь настала моя очередь,- продолжала женщина после недолгой заминки.- Такой кошмар! Кто бы мог подумать.
      - Люди предпочитали не думать о будущем. Оптимизм - наше национальное свойство.
      - Увы, наше тоже,- признала женщина.
      "Выходит, иностранка,- про себя отметил Ивоун.- А по выговору этого не скажешь".
      - Это я во всем виновата...
      - Вы берете на себя вину прогресса?
      - Как вы сказали?- не оценила она его остроты.
      - Я хотел сказать: гибель Пираны была неизбежна - таково зло технического прогресса.
      - Вы считаете - Пирана погибла? Вчера по радио сказали - скоро начнут расчищать.
      - Вы счастливый человек: верите обещаниям.
      Молчание затянулось. Тревожная мысль изменила выражение ее лица. Видно стало, что давеча он ошибся,- ей больше двадцати шести. Она уже хорошо знает боль разочарований. И только ее оголенные руки, глядевшие из-под оборванных рукавов, были по-молодому налиты упругой крепостью, точно у спортсменки.
      - Вы правы,- тихо произнесла она.
      - В чем я прав?- не понял я.
      - Обещаниям нельзя верить. Им верят лишь тогда, когда не видят другого выхода. Вера спасает людей от безумия.
      Он взглянул в ее расширенные глаза - страх и тревога стыли в их глубине. Она легко взбежала по верхнему маршу лестницы. Мужчина, баюкая больную руку, сидел на жесткой скамье вблизи исповедальни. Ивоун помог ей установить переносные кровати. Они заняли почти всю кибитку, проход между ними был совсем узким.
      Вместе спустились в подвал вторично за постелями.
      На этот раз оба молчали, не возобновляя разговор, между ними установилась уже та близость, при которой молчание не сковывало.
      Расстелив постели и уложив раненого, она сама разыскала Ивоуна. Он, впрочем, никуда и не уходил, стоял посреди храма, делал вид, что рассматривает витражи.
      Благодарю вас,- сказала она.
      - Наверное, я напрасно завел давеча разговор о гибели,- сказал он.Вам и без этого хватает огорчений.
      - Рано или поздно мы поняли бы это, если бы даже и не встретили вас. Наше счастье, что встретили. Не знаю, что бы мы делали. Почему вы здесь? Один?
      - Я всегда был один,- уклонился он от прямого ответа.
      - Господи, как давно я мечтала побывать здесь. Воображала, как войду в собор, как растеряюсь от внезапности, от того, что мечта сбылась, как молча буду ступать по каменным плитам, слушать орган. Проведу здесь неделю, чтобы освоиться, привыкнуть, иначе растеряюсь, когда...
      Она вдруг замолчала и поглядела на Ивоуна.
      - Одной недели мало,-сказал он машинально.
      - Вы правы. Мало. Однажды мне в руки попалась книга об этом храме... Я и прежде до нее много читала, заглядывала в путеводители. Но с этой книгой ничего нельзя сравнить. В ней есть... есть настоящее вдохновение. Так мог написать лишь человек, до безумия влюбленный в храм, в его историю, в его красоту. Мне кажется, я способна понять его.
      Она замолчала. Ее взгляд был обращен кверху, на витражи южных окон.
      - Здесь есть какое-то волшебство, не иначе,- сказала она.- Мне кажется, что люди, которые создавали это, должны были испытывать нечто... Я не могу выразить этого чувства словами.
      "Не сплю ли я?"-подумалось ему. Всю жизнь мечтал он о подобной встрече, не просто с туристом, а с чувствующей душой, родственной его душе. В мечтах это всегда была женщина, прекрасная и юная. Впрочем, не обязательно юная. Даже, напротив, пожившая. Чувства юных не глубоки, поверхностны. Юные способны впадать в экзальтацию - это верно,- но по-настоящему глубоко чувствовать еще не умеют. И вот мечта сбылась встретил. Он невольно хмыкнул. Очень уж не вовремя сбылась его мечта.
      Она поглядела на него смущенно.
      - Вам смешна моя восторженность?
      - Ничуть. Это вы должны рассмеяться над старым дуралеем. Вы сделали меня счастливейшим из смертных.
      - Счастливейшим?- поразилась она.
      - Да, именно.- Он обезоруживающе улыбнулся ей.- Это смешно. Но я тридцать лет мечтал встретить хоть одного человека, способного испытывать те же чувства, какие испытываю сам. Мое имя Ивоун Раст.
      - Так это вы!-Она внимательно посмотрела в его лицо.- Конечно же, вы. Как только я не сообразила сразу. Кто же еще мог остаться здесь, кроме вас?
      - Вам это не кажется смешным?
      - Помилуй бог. Я понимаю вас.
      Он испугался, что у него вот-вот могут брызнуть слезы, и отвел взгляд в сторону.
      - Вам следует что-то предпринять,- сказал он.- Я остаюсь здесь - это решено. А вам... Вам необходимо чтото предпринять, не откладывая. Иначе будет поздно.
      - Иначе будет поздно,- эхом повторила она его последние слова.-Как только у Силса зарубцуется рана, мы попытаемся выбраться. Боюсь, что несколько дней нам придется побыть вашими гостями.
      Он хотел сказать, что они могут оставаться в храме, сколько им будет угодно, но вовремя спохватился, понял, насколько бестактным может показаться его гостеприимство сейчас.
      - Если вы не против, я хотела бы воспользоваться вашими знаниями и побывать во всех закоулках собора, особенно на галереях. Они так чудесно описаны в вашей книге.
      - Готов сопровождать вас повсюду.
      Неожиданно снова забарабанили в дверь.
      - Эй!- послышалось снаружи.- Есть здесь кто-нибудь?
      Они поспешили к выходу. Человек приоткрыл створ и протиснул руку. Ладонь была черной от мазута.
      - Не надрывайтесь понапрасну,- сказала женщина.- В церковной ограде с южной стороны увидите лестницу. По ней можно взобраться на галерею.
      - Понял. Есть там еще кто-нибудь?
      - Кто вам нужен?
      - Мужчина с сильными руками.
      - Здесь двое мужчин, но у одного повреждена рука рассчитывать на его помощь нельзя, а у другого...
      Она замялась. Ивоун пришел ей на выручку:
      - А у второго мужчины нет сильных рук. Если вам нужно перетаскивать тяжести, он плохой помощник.
      - Что у вас там случилось? Кто-нибудь пострадал? спросила она. - Может быть, мы все вместе...
      - Это мысль,- подхватил мужчина за дверью.- Втроем мы осилим. Я один волок пять кварталов, и ничего. Но я совсем выбился из сил.
      - Продвигайтесь в ограду, мы отправляемся навстречу вам.
      - Нам не хватает еще одного пострадавшего - будет лазарет,- сказала она, когда они отошли от входа.
      За дверью слышался металлический лязг и громыхание: кто-то взбирался на автомобильный кузов.
      Они поднимались уже по винтовой лестнице на галерею, когда женщина внезапно остановилась.
      - Пожалуй, мне уже пора представиться,- сказала она. - Зовите меня Дьела.
      Ивоун, слегка растерявшись от неожиданности, пожал ее руку. К его удивлению, женские пальцы оказались сильными и твердыми.
      - Очень рад,- сказал он.
      Ее мгновенный пристальный взгляд смутил его: женщина явно ожидала другой реакции.
      Когда они поднялись, незнакомец находился уже в ограде. Это был сухопарый рослый детина в рабочем комбинезоне. В его движениях замечалась детская неуклюжесть, а вместе с тем он ни разу не оступился, не поскользнулся и вообще одолевал препятствия довольно легко. К тому же еще волок на горбу какой-то громоздкий короб, смахивающий на детский автомобиль.
      - Слава богу, пострадавших не видно,- облегченно вздохнул Ивоун.
      Видеть снова кровь ему не хотелось.
      - Если не считать того, что парень, очевидно, потерял рассудок, сказала Дьела, - то пострадавших и верно нет. Бросьте эту тележку!крикнула она.
      Карабкаться через наваленные автомобили Ивоун и Дьела посчитали необязательным, предоставили полоумному детине корячиться, со своей ношей в одиночку. Лишь когда он достиг лестницы, помогли ему затащить коляску наверх.
      - А без этой игрушки вы не могли обойтись? - поинтересовалась Дьела.
      Мужчина обиделся, совсем по-детски надул губы.
      - Это не игрушка,- возмутился он.- Вы сами скоро убедитесь.
      Судя по его манерам и выговору, он не был простым рабочим, как это можно было заключить по его одежде.
      Втроем на винтовой лестнице поместиться негде. Детина взгромоздил коляску на плечи - она была довольно-таки тяжелой - и впригиб начал спускаться вниз.
      - Пожалуйста, придерживайте,-взмолился он.-Я могу повредить мотор. Какой болван строил такие тесные лестницы?
      - Средневековые строители не подумали, что в храм придется затаскивать автомобили.
      Ивоун поймал себя на том, что говорит в несвойственной ему манере. Не будь рядом Дьелы, ему и в голову не пришло бы острить.
      Наконец они спустились вниз. Незнакомец бережно установил свою тележку на каменные плиты пола. Он словно не замечал ничего вокруг, занимался только ею. Возможно, он и в самом деле спятил. Но, суди по его на редкость, добродушному выражению лица и какой-то располагающей к себе детской неуклюжести, новый компаньон не представлял опасности для окружающих. Пусть малый почудачит.
      В конце концов он никому не мешает со своей тележкой.
      А незнакомец словно и позабыл про них, полез внутрь моторчика, начал орудовать отверткой и ключом.
      - Зачем вы с таким трудом спасали свою малютку? - поинтересовалась Дьела. - Вокруг тысячи машин. Среди них можно отыскать целую.
      - Те отжили свой век. Их давно пора на лом, - горячо заговорил детина, словно давно ждал вопроса. - Они только пожирали нефть и загрязняли воздух. Моя в сотни раз экономней, и от нее почти нет копоти. Вода тут есть?
      - Сколько угодно. - Ивоун показал в сторону купели. - Пейте на здоровье.
      Незнакомец не захотел расстаться со своей игрушкой даже и на одну минуту - покатил ее с собой. Только Ивоун ошибся: чудак хотел не пить, ему понадобилось залить воду в мотор. Лишь после этого он напился сам.
      Ивоун и Дьела перестали обращать на него внимание.
      - Пожалуй, нам прежде следует заняться обедом - потом уже начнем осмотр, - сказала Дьела. -- Я совсем позабыла про еду. У нас с Силсом со вчерашнего дня не было ни крошки во рту.
      Они вместе направились в каморку, расположенную позади восточного придела. Здесь Ивоун оборудовал свою кухоньку и перетащил сюда из подвала часть провизии.. В каморке установлена электрическая плита, на которой служители расплавляли воск.
      Дьела занялась обедом. Ивоун подавал ей посуду и продукты.
      - Увы, только консервы, - сказал он.
      Они оба позабыли про чудака и его коляску, когда позади алтаря раздался дикий треск, напомнивший пулеметную стрельбу. Треск вскоре затих внутри храма разносилось только урчание мотора. Наверное, это был не очень сильный мотор, но его позабыли оборудовать глушителем. Ивоун выглянул сквозь прореху в занавеси. Через нее церковные служки имели обыкновение подсматривать, что делают прихожане и есть ли среди них хорошенькие девицы.
      Машину трясло от напряжения. Для ее размера мотор был слишком сильным. Долговязый устроился на сидении. Непонятно, как ему это удалось. Зрелище было забавным. Детина дернул за какой-то рычаг - коляска затряслась в предсмертных судорогах, казалось, вот-вот должна развалиться. Неожиданно она рванулась с места и, вихляя из стороны в сторону, помчалась вдоль центрального прохода. Полоумный детина едва управился с рулем, не врезался в кафедру, чудом развернулся и покатил по боковому проходу вдоль северного нефа, позади колоннады. Ему было где разогнаться. Он сделал два полных круга и остановился возле Ивоуна и Дьелы, вышедших из каморки. Автомобильчик запустил в вишину собора гулкую трель, чихнул и затих. Лицо детины выражало детский восторг.