Радж

Первым моим проводником по зоопарку стал Георгий Васильевич. Он хорошо знал животных и любил за ними наблюдать. Он же открыл мне и некоторые первые секреты. В частности, я узнал, что больше всего о состоянии наших подопечных можно узнать рано утром и вечером.

Вот по этой причине утренний и вечерний обходы у меня превратились в ритуал. В первый раз, отправившись с ним, я спросил Василича, когда мы уже почти завершили осмотр:

– А что, слонов у нас нет?

– Так мы же вокруг них полчаса ходили! – Василич изумленно развел руками. Он естественным образом посчитал, что меня необходимо познакомить, скажем, с лемуром галаго, которого я мог просто не заметить, с Потапом, потому что они друг друга обожали, или со львом, который хоть и в клетке, но – все-таки царь.

А слоновник располагался в самом центре зоопарка таким образом, что все остальные клетки находились вокруг него. Вот мы и ходили почти все время спиной к слоновнику, не замечая гигантов. Впоследствии я не раз слышал, как многие посетители, проходя мимо, тоже спрашивали: «А где у вас слоны?» Вот и я в первый раз их не заметил, совсем как в той басне.

Со временем при обходе начинаешь видеть и понимать очень многие вещи. И здесь уже нет мелочей. Кто-то не так стоит, кто-то опустил голову или повернул в одну сторону, кривит спину, другой вроде и не хромает, но ходит как-то иначе, не так дышит, не так пьет или оправляется, не так смотрит. И чем раньше удастся распознать какое-то изменение в поведении животного, тем скорее и эффективнее можно что-то предпринять. Мало того, я для себя сделал удивительное открытие: многие животные, когда их начинаешь лечить, живо откликаются на твои действия и идут навстречу. Правда, здесь очень важно, как это делаешь. От врача в первую очередь зависит, как будут восприняты его действия. Хотя, конечно, это правило распространяется далеко не на всех животных.

Слоны в животном мире – интеллектуалы. И хотя работать с ними совсем не просто из-за их исполинского размера, но вместе с тем и очень интересно.

Наш слон с благородным именем Радж, естественно индийский, был не больно велик, не чета своему африканскому брату-исполину. Ну а Инга, его подруга, в мире слонов, наверно, и вовсе бы прослыла за Дюймовочку. Но тем не менее – слоны.

Ухаживал за ними, под стать им, очень рослый и крепкий мужчина по имени Амин. Кроме него подойти к слону никто бы и не рискнул. Хотя один такой «смельчак» однажды нашелся; правда, у него имелось смягчающее обстоятельство – он был немножко «под мухой». Насмотревшись фильмов про добрых индийских слонов, он воспылал нежностью к Раджу и полез к нему через ограждение целоваться. Посетителю удалось проскользнуть за спиной Амина, когда тот разгружал для своих подопечных комбикорм. «Смельчак» сразу попал на хобот Раджа.

Рекламная пауза…

Дорогие посетители зоопарка! Все, что написано на предупредительных надписях зоопарков, – ЧИСТЕЙШАЯ ПРАВДА! И за ограждения, действительно, заходить не следует! Безопасности вам там никто не гарантирует.

А лично я не обещал бы безопасности и просто на аллеях зоопарка.

Конец рекламной паузы…

Амин спиной почувствовал что-то неладное, но когда развернулся, подвыпивший любитель слонов был уже в воздухе. Радж быстро понял, что поступил не очень хорошо и что Амин сейчас будет сердиться. Поэтому опустил свою «игрушку» прямо на невысокий бетонный оградительный вал, сплошь утыканный острыми стальными шипами (чтобы у слонов не возникало желания по ним погулять). «Смельчак», оказавшись прочно пришитым к ограде, не мог ни пошевелиться, ни произнести ни звука. Амин, не иначе как на адреналине, снял посетителя с шипов одной рукой, словно кузнечика с булавки, и оттащил в сторону.

Когда зеленый от страха и шока посетитель оказался у нас в лечебнице для оказания первой помощи, у него, как ни странно, даже еще остались силы для шуток. На предложение сесть он ответил крылатой фразой:

– Спасибо, я пешком постою!

Раны у любителя слонов в действительности оказались не такие страшные, как могло показаться, но уехал он из зоопарка на «Скорой помощи». На всякий случай.

Радж не упускал возможности отомстить тем посетителям, которые кидали в него камешки. Больших камней на аллеях не найдешь, а вот маленькие кое-где им удавалось выковыривать. Радж терпеливо сносил надругательство, не проявляя никаких эмоций. Потом дожидался, когда посетитель пойдет в обход слоновника, и, как только тот исчезал из виду, трусцой бежал за своим любимым оружием – шариком испражнения. Надо сказать (если еще кто не видел), у слона эти «шарики» по форме почти как у козочки, ну а по размеру – с хороший арбуз. Когда посетитель появлялся с другой стороны слоновника, его ждал сюрприз. Удивительно, как такая гора мяса может передвигаться совершенно бесшумно, а когда надо – и очень быстро! Благо, что шарики были мягкие и никакого серьезного телесного ущерба посетителю не наносили. Если готового шарика под хоботом не оказывалось, то обидчика ждал душ. Возле слоновника мы никогда не ругали посетителей за то, что они беспокоят Раджа, – тот умел постоять за себя.

Однажды в слоновнике засорился как раз тот самый арык, из которого Радж брал воду на полив посетителей. Вода из арыка ныряла под бетонное ограждение в трубу диаметром сантиметров десять-пятнадцать. Амин долго и безуспешно пытался продолбить затор длинным куском стальной арматуры. Но арматуры не хватало на всю длину трубы. Поэтому Амину приходилось ее ковырять с двух сторон, но, как он ни старался, продвинуться ему не удавалось.

Радж какое-то время внимательно наблюдал за Амином, потом подошел, аккуратно хоботом отодвинул служителя в сторону. После этого, выдернув из трубы арматуру и отбросив ее в сторону, вставил хобот и как следует дунул. С другой стороны, как из гаубицы, вылетел квач из плотно спрессованных листьев. Вода опять побежала по арыку. Амин, не глядя на слона, поднял арматуру и, довольно покачивая головой, поблагодарил:

– Ай маладес, Радж, ай рахмат! (Молодец, Радж, спасибо!)

Потом, уже в воротах оглянувшись, недовольно добавил:

– Хитрый, да? Чего раньше думал, а?

Иногда казалось, собственно и не казалось, а это так и было на самом деле, что они друг друга понимают с полуслова. Как-то Амин в слоновнике чистил дно бассейна: лопатой черпал мусор, накопившийся на дне, и заполнял им ведра. Радж внимательно за этим наблюдал. Заполнив все ведра, Амин обратился к слону.

– Эй, бизделник, памагай!

Радж аккуратно подцепил хоботом дужку ведра и опустил его на тележку, которая стояла наверху рядом с бассейном, а пустое подал Амину.

Однажды – дело было в середине лета – в лечебнице появился сердитый Амин и бросил с порога:

– На Раджа нога болит, иди сматри! – развернулся и ушел.

Радж прихрамывал на заднюю ногу. Из-за боли он обиделся на весь мир и не подпускал к себе даже Амина. Вот почему тот был такой сердитый. В этот день как следует осмотреть слона так и не удалось. Радж почти не двигался, стоял посреди вольера и к ограде не приближался. Амина, который к нему пытался подойти, отталкивал хоботом. Не удалось его осмотреть и на следующий день. На третий нога уже сильно распухла, и слон на нее совсем не опирался, заменив ее при ходьбе хоботом. Что-то надо было срочно предпринимать.

– Юрич! А представляешь – подохнет! Вскрывать в водолазном костюме будешь, я-то туда по инвалидности не полезу! – пытался немножко разрядить атмосферу Георгич.

Принудительно зафиксировать слона, конечно, можно, но связано с определенными трудностями, и делать это на ограниченном пространстве довольно рискованно, прежде всего для самого слона. Но делать что-то необходимо! Плохо представляя себе план дальнейших действий, я приготовил тазик мази на основе ихтиола и березового дегтя. С тазиком я и присел в слоновнике возле ограждения, уговаривая Раджа показать ногу. Слона неожиданно привлек запах мази, и он, подойдя совсем близко, начал у меня выпрашивать тазик.

– Нет, – говорю, – сначала покажи ногу.

Амин, который стоял рядом, тоже принялся его убеждать:

– Раджа! Зиволичь! Нога давай! Бойся не! Амин лечить будет, дохтур не будет!

В результате этих переговоров в мозгу слона все же произошло какое-то замыкание, и он, развернувшись к нам задом, не просто показал, но, встав на колени, даже просунул ногу между стальными швеллерами ограждения. Из пятки слона торчал громадный, загнутый крючком, гвоздь. Амин быстро прихватил его пальцами и сильно дернул. Гвоздь остался в его руке, а Радж, подпрыгнув от боли, оглушил нас на несколько секунд своей иерихоновой трубой.

Успокоившись, слон опять попросил тазик. «Ногу он теперь точно не даст, – подумал я. – Дам-ка я ему мази, если что, еще приготовлю».

Вывалив половину тазика на большой и плотный кусок крафта, я пододвинул его так, чтобы слон мог достать. Радж затащил кусок к себе и, запустив хобот, набрал какое-то количество мази. После чего начал ее аккуратно наносить на ногу. Потом еще.

Больше всего меня поразило, что мазал он в основном по ходу нервных стволов и вен, как с наружной, так и с внутренней стороны.

– Ай, Радж, сабака, маладес какой! – улыбался Амин.

– Это ты молодец, Амин, что успел с первого раза выдернуть гвоздь, второй раз он бы нам уже не позволил.

За всей процедурой, ритмично покачивая головой, очень внимательно наблюдала слониха Инга. Она вообще-то всегда качала головой, независимо от ситуации, – у нее этот тик остался еще из прошлой жизни, когда она работала в цирке. Инга вообще никогда и ни в чем не мешала, не поддерживала и не противилась Раджу, являя образец для подражания женам всех времен и народов.

Из любопытства она несколько раз пыталась с разных сторон подобраться к мази – хотя бы ее понюхать. Радж каждый раз отодвигал ее своим корпусом в сторону. Окончив наконец «намаз», Радж подобрал хоботом кусок крафта с остававшейся на нем мазью, вытер его о больную «пятку», затем, описав хоботом в воздухе большую дугу со всего размаху влепил им Инге прямо в лоб: «Нюхай!»

Инга попятилась назад, сбросила кусок крафта, но остатки мази размазала хоботом по ушам. Чем-то слонам запах и состав мази весьма пришелся по вкусу.

На следующее утро в моем кабинете появилась хитрая усатая физиономия Амина:

– А, дохтур, вкусный мазя немножко давай! Радж хорошо!

Вообще, что бы слоны ни делали, это всегда необычно: как они с аппетитом отправляют в рот буханку за буханкой, словно это маленькие кнайпики, как неторопливо перемалывают своими жерновами ветки толщиной с человеческую руку.

Конфеты, заброшенные слонам, чаще всего доставались Раджу. В обертке он никогда их не ел, непременно очень аккуратно разворачивал, действуя при этом хоботом и лишь немного помогая ногой. Попробуйте развернуть конфету двумя пальцами и пяткой… То-то!

Хобот у слона очень чувствительный, говорят, что он может поднять с земли швейную иголку.

С Раджем любил развлекаться Василич. Носил ему разные лакомства. Однажды как-то перед Новым годом пару раз угостил его мандарином. (Мандарины тогда в Душанбе были большой редкостью, и дети, например, получали мандарины только раз в году в новогодних подарках.) Вскоре после этого, уже первого января, идем мы с Василичем мимо слоновника, а у Василича в кармане остались один мандарин и один лимон. Радж подошел к ограде и тут же получил любимый мандарин. Благодарно покачав головой, попросил еще. Василич, решив над ним подшутить, сунул ему и лимон.

Слон какое-то время покрутил подношение хоботом, обнюхал его со всех сторон. Потом уверенно отправил в рот. После двух движений челюсти он крепко изменился в «лице», засунул хобот обратно в рот и, брезгливо вытащив оттуда раздавленный лимон, запустил им в Василича. Тот успел увернуться, и мы, посмеиваясь и ни о чем худом не подозревая, пошли дальше. Когда мы обошли слоновник вокруг, Василич про шутку с Раджем успел забыть. Но Радж не забыл и не простил. За углом слоновника нас ожидал обильный душ. Увернуться не успели ни я, ни Василич. Для первого января ощущение не из приятных. С этого дня Радж нас частенько встречал холодным душем. Любите шутки – давайте шутить!

Слоны обладают очень богатым набором поведенческих реакций. Некоторые из них иногда могут поставить любого человека в тупик.

Однажды между слоновником и обезьянником, на разделительной полосе с высокой высохшей травой, от брошенного окурка начался пожар. Собственно, о пожаре сообщил сам Радж. Подняв хобот вверх, он бегал вокруг своего бассейна и трубил. В этом отрывистом звуке явно слышалась тревога. Когда мы добежали до места происшествия, Амин уже черпал ведром из бассейна воду и кричал слону.

– Э, Раджа! Бизделник, вада давай!

Радж очень быстро сообразил, что от него требуется, и, набрав полный хобот воды, в один заход погасил весь огонь.

– Ай, Раджа маладес! Ай, спасиб! – как ни в чем не бывало Амин поблагодарил слона, будто тушить пожары для них привычное дело.

Очень не любил Радж наш ДУК: самоходную машину, предназначенную для дезинфекции больших помещений. Возможно, потому, что ДУК чем-то напоминал слону конкурента. ДУК во время работы издавал достаточно шума, чтоб обратить на него внимание, и к тому же у него был длинный «хобот», которым он мог все вокруг поливать. Когда начиналась дезинфекция, Радж частенько старался перекричать соперника. ДУК приезжал по понедельникам, когда слону разрешалось играть с покрышкой. Так вот, однажды слон прицельно запустил баллон в кабину машины и попал по капоту. Подозреваю, что слон умышленно целился конкуренту прямо в «голову». К счастью, никто не пострадал.

Иногда наши слоны отправлялись в «далекое путешествие». Инга всегда шла впереди, а Радж, зацепившись хоботом за кончик хвоста, следовал за ней. Так как идти им было некуда, двигались они вокруг бассейна. Мне иногда казалось, будто слоны думают, что если идти вокруг бассейна очень долго, то можно, наконец, куда-нибудь прийти. Может, в страну, где есть чистые озера, большие реки и зеленые-зеленые джунгли.

Рома, Бой и Катерина

Обычно, если гиббон Рома с утра поет, обход обезьянника можно не делать – все здоровы. Как правило, летняя эпидемия – расстройство желудка – начиналась с него либо с шимпанзе. Уж что только мы не делали и чем только не дезинфицировали клетки. Но как лето, так всё. А иногда и все. Включая обслуживающий персонал.

Сейчас кто-нибудь из братьев-ветеринаров подумает: да у вас там, батенька, полная антисанитария происходила. Эх, коллеги! Вас бы туда на сорок градусов в тени и по одному водопроводу на гектар.

А жара у нас летом стояла крепкая.

В один такой нестерпимый знойный день после обеда выполз я из лечебницы на порог. Ходить было тяжело, поэтому все мы медленно передвигались. Порог цементный, и это последняя точка, на которой можно находиться в безопасности, то есть не на солнце. Дальше – асфальт. Раскаленный асфальт, который в это время суток начинает активно плавиться и течь. А на том самом пороге, на который я выполз, сидела большая, пузатая, черная муха. Когда муха увидела, что к ней что-то приближается, она немного подвинулась. Но не улетела.

– Что, – говорю, – тоже мотор перегрелся?

Муха, присев на передние лапки, приняла стартовую позицию. Потом успокоилась и расслабилась.

А мне интересно стало: неужели и муху, как меня, на жаре разморило? И немножко подвигаюсь к ней. Муха, наконец, заволновалась и включила пропеллер. Но сразу не взлетела. Видать, сначала надо было охладить потоком воздуха летательный аппарат. Несколько секунд прожужжав, она очень тяжело, но все же взлетела. Лететь ей предстояло через самое пекло. А следующая тень только через семь метров, возле кухни. Набрать высоту мухе не удалось, и она пошла на бреющем полете над самым асфальтом.

– Не долетит… Подохнет, – услышал я сзади голос Георгича, который с любопытством за нами наблюдал.

Муха очень старалась, прибавила обороты, но, даже несмотря на включенный форсаж, начала катастрофически терять высоту. До спасительной тени муха не дотянула буквально полтора метра и, врезавшись в ступеньку кухонного порога, рухнула на раскаленный асфальт. Эх, если бы не этот предательский порог! Прожужжав по асфальту на спине два небольших кружка, она закончила свою эволюцию.

– Вот это жара!.. – даже местный старожил Георгия удивился.

Да, так вот расстройства жкт (желудочно-кишечного тракта) начинались всегда либо с Ромы, либо с шимпанзе. Да-да, это случалось иногда и из-за перегрева. Тепловой удар – по-нашему.

С шимпанзе и другими обезьянами было несколько проще: большинство из них после непродолжительной диеты не то чтобы с удовольствием, но все же иногда соглашались на рисовый отвар с фталазолом. А вот Рома… Рома был готов умереть с голоду, только бы не принимать лекарство. Приходилось его ловить.

Вообще, кому-кому а гиббонам на большие вольеры точно места не надо жалеть! Вся красота и грация этой обезьяны раскрывается именно в полете. Особенно эффектно, когда их вольер спланирован таким образом, чтобы гиббоны имели возможность преодолевать большие расстояния по воздуху. В джунглях гиббон не обезьяна, а настоящая птица. Раскачиваясь и перебираясь с лианы на лиану, они так лихо набирают скорость, что способны преодолевать по воздуху до семи метров и более. Но у нас Роме в полное удовольствие полетать не удавалось, хотя клетку ему выделили совсем не маленькую. Но зато нам его было не так сложно ловить.

Так вот, когда Рома здоров – поет и летает, а как заболеет – сядет на пол, собрав под себя лапки, свернется в клубочек и становится похож на маленького паучка. И силушки даже нет убегать от сачка. Иногда, скорее для порядка, полетает по клетке, чтоб нам жизнь малиной не казалась. Чем-то Ромку привлекали редкие и всегда взлохмаченные волосы Василича, каждый раз он упорно пытался уменьшить их количество. Пролетая во время прыжка, вроде как-то даже и в стороне, он умудрялся вытянуть лапу, зацепить Василича и выдрать очередной клок. По этой причине Василич не любил ходить к Саймиру так как к бегемоту приходилось пробираться в опасной близости от Ромы. Меня почему-то гиббон не трогал, несмотря на то, что с моей макушки рвать было гораздо удобнее, а главное, можно больше зацепить. Наверное, боялся. Может, моя грива активизировала у него отделы мозга, в которых записана память про львов?

Бегемот Саймир очень любил наблюдать, как ловят Рому. Подплывал к поребрику, клал на него голову и внимательно следил за нами, только что советов не давал.

Пойманный Рома никогда не сопротивлялся и, только с ненавистью поглядывая на спринцовку, вставленную ему в рот, постанывая, глотал «отраву».

Однажды, когда Рома был совсем плох, я на нем испытал свой глинтвейн, заваренный на гранатовой корке. Понравилось. Даже уговаривать не пришлось. Запел уже через десять минут. Я его потом частенько этим лекарством баловал. А может, поэтому он меня и любил. Но не скажу, чтобы сильно.

Окончательную победу над поносом подсказал медведь Потапыч. Он любил выпрашивать у меня лакомства, среди которых оказались и листья яблони. Как-то раз во время очередного расстройства я ему наломал веток ивы, памятуя о том, что в ней достаточно вяжущих и дубильных веществ. Результат превзошел все ожидания. Во-первых, они ему пришлись очень по вкусу. Во-вторых, на следующий день он был абсолютно здоров. А в-третьих, я испытал это средство на себе. Гораздо приятнее левомицетина, а главное – не менее эффективно. И, наконец, четвертое – все обезьяны с удовольствием едят листья, ведь в естественной среде обитания листья составляют основу их рациона.

После этого в критические дни кашу и хлеб с повидлом, которые обезьяны получали каждый день (детский сад – как я ни боролся с бутербродами, последние победили), по моей настоятельной просьбе заменили на листья яблони и ивы. Правда, с агрономом по этому поводу у меня несколько раз выходил конфликт. Она, естественно, выступила в защиту яблонь. Всякий раз я извинялся, ну а потом оказалось, что яблони и ива произрастают в нашем подсобном хозяйстве. И проблемы с диспепсиями закончились. Так что, когда к нам прибыл шимпанзе по кличке Бой, я уже открыл для себя средства лечения расстройств желудочно-кишечного тракта.

Самца шимпанзе прислали «по заявке» Кати – его будущей подруги.

Новый обитатель представлял собой жалкое зрелище. Глаза впалые, еле живой, несчастный, вонючий…

Только прибыл в зоопарк, а его уже надо лечить.

Это человеку можно объяснить: вот, на три дня таблетки плюс диета! Иначе помрешь. А в обезьяну эту таблетку надо еще как-то затолкать, да еще три-четыре раза в день.

Привезли его в транспортной клетке, а как он при этом выглядел – я уже описал. Хотя по документам числился – здоров.

Георгич, оценив общее состояние новоприбывшего, выдал свое обычное заключение:

– Подохнет.

Обычно это означало, что состояние очень тяжелое, но есть надежда. А когда надежды не было, он молчал или просил сто грамм.

Пока Бой находился в транспортной клетке, его удалось отмыть, осмотреть и даже прослушать. Когда он увидел шланг с водой, то, к нашему всеобщему удивлению, хоть и с трудом, но безропотно подставил под струю самые испачканные места, похоже, ему и самому не хотелось ходить грязнулей.

С диагнозами, с которыми необходимо определиться у животных, все обстоит не так просто. А если еще животное дикое, нестандартных размеров и с непредсказуемыми реакциями, то сложность постановки диагноза умножается как минимум на три. Находясь возле клетки с очередным ребусом, я очень часто ощущал себя древним китайским диагностом, которому предстояло выяснить причину недомогания дочки императора. Дело в том, что императорскую особу не разрешалось ни видеть, ни слышать. Лекарь имел право только прослушать пульс на ее руке, протянутой из-за занавески.

У зоопарковского доктора задача несколько иная. Смотри на пациента, сколько хочешь, но вот потрогать его не так просто. Постепенно хороший наблюдатель становится хорошим диагностом, а став хорошим диагностом, наконец, становится настоящим врачом. Как говаривали древние эскулапы: «Quo bene diagnosis bene curat!» – Кто лучше диагностирует, тот лучше и лечит.

К счастью, самец позволил Георгичу который у нас был специалистом по сердцам и легким, прослушать себя.

– Легкие в порядке, а мотор плохой, хилый какой-то, и небольшая аритмия, но еще поживет, – вынес свое заключение Георгич.

Примерный диагноз выглядел так: «Подозрение на миокардит, возможно – мелкоочаговый инфаркт, энтерит, общее истощение».

После осмотра и душа Бой немного пришел в себя. Мы решили его выпустить на карантин в летний вольер. Катю на это время заперли в «зимнике». Специального места для карантина обезьян у нас не было.

Равнодушно поглядывая по сторонам, Бой неторопливо перебрался из транспортной клетки в вольер. Самец был действительно весьма плох, поскольку почти не исследовал новое помещение и, только зацепив мешок, выданный ему для подстилки, забрался в дальний угол. Сев на корточки, он накрылся мешком и безразлично уставился в одну точку. Казалось, ему настолько все тошно, что он хочет просто спрятаться от этого мира подальше, только бы его никто не трогал.

Нашей ветеринарной троице предстояло решить совсем непростой вопрос. Бою необходимо назначить какое-то лечение. Но одно дело назначить, а другое дело – выполнить все то, что назначили.

На первых порах решили дать ему отдохнуть и не мучить в таком состоянии фиксацией и уколами. Все дело в том, что к нам в зоопарк привезли не просто какую-то обезьянку, а человекообразную. И не просто шимпанзе. А того самого Боя, который был участником многочисленных экспериментов, проводившихся ленинградским институтом физиологии, и в том числе участником довольно известного псковского эксперимента, во время которого группу обезьян выпустили на остров. До этого он обитал в лабораториях института.