5. Госпиталь

В госпитале Заколов первым делом разыскал Екатерину Гладкову. Бывшая одноклассница после окончания медицинского училища работала медсестрой хирургического отделения. Это она сообщила Заколову и Евтушенко о тяжелом ранении Витьки Королькова.

– Тихон! – Узкие бледные губы Кати расплылись в счастливой улыбке. Она держала какую-то бутылочку, но все-таки исхитрилась поправить каштановую челку, выбившуюся из-под белой пилотки. – Тихон, какой ты стал…

Худенькая одноклассница, превратившаяся в медсестру, смущенно умолкла.

– Давно не виделись, – согласился Заколов. – Катя, как сейчас Витька?

– А я думаю, кто меня спрашивает? – Широкая бесхитростная улыбка придавала серьезной девушке глупый вид. Так было и в школе. Погружаясь в счастье, она неизменно расставалась с интеллектом. Тихон задержал взгляд на крупной родинке на стыке носа и щеки девушки. Катя заметила движение его глаз, и сразу нахмурилась. Она всегда стеснялась коричневого пупырышка на лице.

– Я хочу повидаться с Корольковым, – напомнил Тихон.

– К нему нельзя. Он в реанимации.

– Катя. – Тихон взял девушку за костлявые плечи и чмокнул в кончик носа. Над белым воротничком медсестры, застегнутым на все пуговицы, контрастно проступил розовый румянец. Не позволяя новой волне счастья окончательно затопить разум девушки, Заколов мягко потребовал: – Ты должна провести меня к нему.

– Шаповалов запрещает.

– Кто это?

– Главный хирург.

– А мы не будем ему говорить.

– Другие скажут. – Екатерина скользнула взглядом по ладной фигуре Тихона и стряхнула нерешительность. – Хорошо, пойдем.

– Как он?

– К сожалению, пока нет положительной динамики.

– Он приходил в сознание? – с надеждой уточнил Тихон.

– Я же сказала. Без положительных изменений. – Начинающая медсестра вновь окунулась в привычную атмосферу лечебного учреждения.

– Неужели нельзя ничего сделать?

– Почему же. Состояние больного стабильное. Скоро его прооперируют. Шаповалов уверял, что есть надежда.

– Когда операция?

– На днях.

– Почему не спешат?

– Тихон, ты только не нервничай. Больной очень тяжелый. Кроме ноги, у него осколочные ранения всей паховой области. Понимаешь, что это значит?

– Я понимаю, что время уходит, а человек умирает!

– Главный хирург лучше знает, когда проводить операцию.

– Катя, ты сказала, что шанс есть, – Тихон попытался успокоиться.

– Это сказал Шаповалов. Он самый опытный хирург. Не беспокойся, мы сделаем всё, чтобы вытащить Витьку. Вот его палата.

Они остановились в конце длинного коридора напротив широкой двери. Из соседних палат с любопытством выглядывали больные в застиранных голубых пижамах.

– Я не надолго, – заверил Тихон.

– Две минуты, пока я не вернусь.

Тихон смотрел, как по коридору удаляется худенькая фигурка в белом халате. Она так и не приобрела женскую округлость, и не научилась расправлять сутулые плечи. Катя чувствовала его взгляд и жалела, что не обула сегодня новые туфли. Она знала, что из всего возможного богатства женского красоты, ей достались только стройные ножки, да и то, если смотреть на них ниже колена.

Заколов вошел в реанимационную палату. В маленькой комнатке под капельницей на высокой кровати лежал больной. На его неподвижном теле были закреплены несколько датчиков, присоединенных к сложному прибору, ото рта тянулась трубка для искусственной вентиляции легких. Белая простынь издевательски провисала там, где должна была находиться левая нога. Тихон подошел ближе. В худом изможденном лице, с проступившей щетиной, трудно было узнать прежнего жизнерадостного Витьку.

Проклятая война! За что? Ведь ты только начал жить. Почему война калечит самых молодых?

Назвав друга на ты, Тихон вспомнил его последнее письмо. Что же там было: выдумка или предчувствие скорой беды? Даже не предчувствие, а крик души солдата, приговоренного к смерти. Очнись. Расскажи. Если это правда, и тебе угрожал кто-то из своих, то я достану его, где бы он ни был! Подлость и предательство должны быть наказаны!

Опечаленный и подавленный Заколов покинул плату.

– Почему никто не борется за жизнь Витьки? – угрюмо спросил он Катю при выходе из корпуса.

– Это не так. Все стараются. Но он всего лишь рядовой. Нам привозят много раненых из Афганистана.

– Его бы туда.

– Кого?

– Вашего хваленого хирурга Шаповалова.

– Он был в Афганистане. И не раз.

– Тогда я хочу поговорить с ним. Он должен начать операцию немедленно. Витька не может ждать!

Девушка примирительно коснулась руки Заколова.

– Сегодня две бригады медиков уехали на полигон. Там важные испытания. И Шаповалов с ними.

– Высокоточное оружие для военных важнее судеб простых солдат, – с горечью констатировал Заколов и, не попрощавшись, направился к проходной.

– Тихон, – окликнула Катя. Он обернулся. – Мы еще увидимся?

– Я буду сюда приходить каждый день.

– А вечером? – смущенно спросила она и, мгновенно покраснев, выпалила: – Мои родители в отпуске. Ты знаешь, где я живу.

Гладкова убежала. Растерянный Заколов подумал, что бывшая одноклассница восприняла его поцелуй в кончик носа слишком серьезно.

6. Спецтрусы

Новоиспеченный лейтенант Олег Григорьев приехал в воинскую часть на 38-ю площадку за полтора часа до начала важных испытаний и сразу окунулся во всеобщую суету. Тут и там пробегали офицеры с большими звездами на погонах, некоторые на ходу отдавали приказы, младшие офицеры с выпученными глазами спешили их исполнять. От вопросов молоденького лейтенанта все отмахивались, как от назойливой мухи. Наконец, расстроенный Григорьев заметил генерал-майора, шагавшего в окружении озабоченных офицеров, и решил: сейчас – или никогда. Он дождался, пока невысокий горбоносый генерал закончил кричать на толстого подполковника, набрал в грудь побольше воздуха и бойко отрапортовал о собственном прибытии к месту несения службы. В воцарившейся тишине с особым шиком щелкнули новенькие каблуки лейтенанта, вытянутая рука протянула документы.

Командир части, генерал-майор Николай Иванович Орел бегло посмотрел бумаги, сверкнул глазами на взмыленного офицера и гаркнул:

– Где пропадал, мать твою? Гражданский борт на семерку прибыл четыре часа назад. Ты что, в озере прохлаждался?

– Никак нет, товарищ генерал-майор. – Лейтенант не ожидал такой проницательности у генерала и попытался отшутиться: – Вспотел с непривычки.

– Вот! Распустили людей в отпуска. Теперь работайте с потными салагами! – генерал нашел взглядом среди своей свиты флегматичного капитана и приказал: – Капитан Курагин, определить лейтенанту место дислокации на предстоящие пуски.

Процессия удалилась в штаб. Капитан, получивший приказ, сплюнул под ноги и толкнул Григорьева в плечо.

– За мной, лейтенант.

Ничего не объясняя, он протопал к стоянке автомашин и запрыгнул в армейский джип без тента, где его поджидал водитель срочной службы. Через десять минут тряски по пыльной дороге УАЗ остановился в степи около зеленой автобудки, верхняя часть которой напоминала форму гроба. Рядом возвышалась ершистая стена разнообразных антенн, по сторонам виднелись несколько бункеров и других вагончиков. Капитан отпустил водителя и вошел в помещение, представлявшего собой кунг автомобиля «Урал», поставленный на бетонные блоки.

– Вот наше место дислокации на период испытаний, – сообщил Курагин, не оглядываясь на Григорьева. В кунге около приборов находились два старших лейтенанта. Капитан обратился к ним: – Матвеев и Пряхин, часовую готовность объявляли?

– Только что.

– Знакомьтесь. Лейтенант Олег Григорьев. Прибыл сегодня в часть после училища. Будет служить с нами.

Посыпались обычные для новичка вопросы: кто такой, откуда, что закончил, кого из местных знаешь. Григорьев отвечал и улыбался, стараясь понравиться новым сослуживцам.

– А что сегодня испытываем? – в свою очередь поинтересовался он.

– Зенитно-ракетный комплекс С-300. Слышал про такой?

– Еще бы. Ракетный щит будущего.

– А ты, выходит, первый раз на испытаниях? – спросил Матвеев.

– Да. Первый раз – и сразу такое событие. Повезло.

– Может, повезло, а может и…, – Матвеев грустно посмотрел на Григорьева.

– В чем дело? Ты что имеешь в виду?

– Спецтрусы получить успел?

– Какие еще трусы?

– Специальные, из просвинцованной ткани.

– А, я понимаю. Прикалываетесь.

– Выходит, не успел, – скорбно покачал головой Матвеев.

– Да-а, – сочувственно вздохнул Пряхин. – Был у нас один такой смелый…

– Товарищ капитан, о чем это они? – сдерживая беспокойство, поинтересовался Григорьев.

– Отставить разговорчики! – рявкнул капитан и мельком взглянул на Григорьева. – Зато из него вырастет хороший офицер, он не будет вечно думать о бабах, как некоторые.

– Вы что серьезно?

– Если тебя не берет нейтронное излучение, то, конечно, можешь и без трусов щеголять, а у меня жена молодая, – Пряхин отвернулся и демонстративно уставился на приборную панель.

– Ребята, хорошь прикалываться. Какие еще спецтрусы? – Григорьев старался выглядеть бодрым и уверенным, хотя давалось это ему всё сложнее.

Матвеев встал, расстегнул ремень и сдернул форменные брюки.

– На, смотри!

Он предстал в плотных белых обтягивающих трусах с широкой резинкой, похожих на плавки. Тут уверенность лейтенантика, что над ним подшучивают, существенно поколебалась. За годы жизни в военном училище других трусов, кроме как сатиновых до колена, видеть ему не доводилось. А здесь – явный спецпошив.

– Всё еще сомневаешься? Смотри! – Пряхин тоже снял брюки. На нем были точно такие же трусы, как и на Матвееве.

Растерянный взгляд Григорьева заметался между двух пар голых ног и остановился на брюках капитана.

– Ну, ты лейтенант обурел. Не веришь старшим по званию?

– Они сговорились, да?

– Не веришь, – покачал головой капитан и встал, расстегивая ремень – Гляди!

Форменные брюки съехали на пол. Над волосатыми капитанскими ногами белели обтягивающие трусы точно такого же фасона, как и у других офицеров. По внутреннему динамику объявили тридцатиминутную готовность.

– Всё! За дело, – скомандовал капитан, застегивая брюки. – Занять свои места и приготовиться!

– Мужики. А как же я? – выдавил звук, похожий на стон, растерянный лейтенант.

– У тебя жена есть? – заботливо поинтересовался Матвеев.

– Нет.

– А невеста? Жениться собираешься?

– Конечно. Как все.

– Как все, у тебя уже не получится.

– Что же делать, мужики?

– Да-а, пока мы все мужики, – философски изрек Пряхин.

– До испытаний, – уточнил Матвеев.

– Мужики, братцы… – взмолился Григорьев, готовый заплакать.

Матвеев сжалился.

– Тут склад в пяти километрах. Беги. Кликнешь прапорщика и потребуешь, чтобы выдал спецтрусы. Успеешь добежать?

– Успею. Где склад?

Получив подробные инструкции, Григорьев выскочил из автобудки и понесся по опустевшей дороге в сторону штаба.

Когда дверь за ним захлопнулась, капитан пробурчал:

– Мы с салагой не переборщили?

– В самый раз, товарищ капитан. Пусть вспомнит курсантские кроссы.

– Ох, эти югославские трусы. Весь город ими затоварили.

– Военторг постарался. Обеспечил дефицитом. Теперь все мужики в них ходят.

Григорьев бежал по выжженной солнцем степи в полной уверенности, что от результата бега зависит его жизнь. По крайней мере, та ее важная часть, на которую мужчины тратят так мало времени, но которой придают такое огромное значение. Руки молотили горячий воздух, подошвы ботинок истирали песчинки в пыль, липкий пот застилал глаза.

Лейтенант ворвался в расположение части и уже видел впереди длинный барак с вожделенной защитой, но тут его остановила цепкая рука. Генерал-майор Орел на минуту выбрался из командного пункта, чтобы лично убедиться в готовности части к ответственным испытаниям. Все подразделения заняли свои места. Вокруг ни одной живой души. И тут – топот взбесившегося офицера.

– Куда прешь? Почему не на посту? – грозно рыкнул генерал, сверкая глазами.

– Да я… туда… срочно…, – Григорьев дышал, как загнанный конь.

– Докладывать по форме!

– Товарищ генерал-майор, докладывает лейтенант Григорьев. Я только прибыл, спецтрусы не успел получить, а тут… испытания.

– Что ты несешь!

– Разрешите на склад. Мне только сейчас сказали.

Лейтенант порывался бежать дальше, талдыча про спецтрусы, но генерал его удерживал. Опытный командир начинал вникать в ситуацию.

– Вот козлы! Издеваются над парнем. Лейтенант, кругом! Бегом на пост.

– Товарищ генерал, я еще совсем молодой. Жениться собираюсь. Не губите!

– Пошутили над тобой, парень. Ну, я им задам!

– У всех офицеров есть спецтрусы, а у меня нет. Разрешите, на склад, – зациклился лейтенант.

Генерал понял, что нервы у парня на пределе. В таком состоянии его нельзя оставлять рядом с грозной техникой, а вот-вот будет команда на старт самолетов-мишеней. Он окинул взглядом пустой плац и принял мудрое педагогичное решение, достойное великого Макаренко.

– Если бы существовали спецтрусы, то в первую очередь они были у меня. Так?

– Так, – согласился лейтенант, чуть не плача.

– Смотри, сынок.

Генерал-майор Орел расстегнул штаны. Воспаленному взгляду Григорьева предстали белые обтягивающие югославские трусы. Один в один, как и у офицеров на посту!

Вот тут-то и пригодилась дежурная бригада медиков. Истерику молодого лейтенанта удалось погасить только уколом транквилизатора.

7. Ночное купание

После грустной встречи в госпитале Тихон Заколов направился домой к Александру Евтушенко. Друзья, не видевшиеся полгода, обменялись сдержанными приветствиями и крепким рукопожатием. Осознание страшного факта, что их друг-одноклассник стал калекой и находится в зыбком равновесии между жизнью и смертью, не располагало к проявлению радости.

– Как ты думаешь, с Витькой произошла случайность или нет? – задал главный вопрос Тихон.

– В Афгане идет настоящая война.

– А как же его письма?

– Поначалу я был уверен, что он просто пишет повесть, сочиняет.

– Там много фактов из Витькиной жизни. Он очень похож на главного героя.

– С начинающими писателями всегда так бывает.

– А если это документальная проза? Его дневник, написанный литературным языком.

– Не исключено, – согласился Евтушенко.

– Тогда получается, что опасения за жизнь главного героя – это его личные страхи. Корольков боялся расправы над собой!

– Мне кажется, он боялся конкретного человека.

– Покажи его письма, – попросил Тихон. – Надо совместить их с моими, ведь история разбита на отрывки. – Он взял протянутую пачку и рассмотрел штемпели на верхнем конверте. – Это получено уже после моего.

– Оно пришло несколько дней назад.

– С него и начнем. – Заколов развернул вчетверо сложенный листок, пробежал глазами строчки, написанные знакомым почерком. – Вот. «Пока Ты еще не знаешь всех деталей. Ты гадаешь, в чем тебе прикажут участвовать: в контрабанде, торговле оружием, перевозке наркотиков. Или это нечто гораздо худшее? Хотя, что может быть хуже. Разве только… Но об этом не хочется даже думать! Он холоден, всегда собран и не раскрывает своих секретов. В тот день Он ухмыльнулся, наставил оружие и предложил тебе помогать ему. У тебя не было выбора. Ты кивнул, иначе тебя бы убили в тот же момент. Он дружески похлопал тебя по плечу: «Вот мы и вместе». Но Ты понимаешь, что не можешь быть с ним заодно. Ты и Он – разные люди! Это означает, что Ты просто отсрочил свою смерть».

Рука Тихона с письмом беспомощно опустилась. Он сжал губы и напряженно глядел в пол.

– Ты прав, Витька опасался конкретного человека. Если Корольков – Ты, то кто скрывается под именем Он?

– В тексте ни одной фамилии. Даже не ясно: враг это или сослуживец? – задумчиво произнес Александр.

– Если бы это был душман, то зачем скрывать его имя? Витька шифровался от своих. Он знал, что письма читаются, поэтому вел свой дневник в виде повести. Имена он опускал, но я уверен, что это реальные люди! Я соберу повесть целиком. Мы прочтем ее с самого начала и докопаемся до сути.

– У нас с тобой не все части повести, – напомнил Евтушенко.

– Ты прав. Надо сходить к его родителям.

– Сейчас в городе только его мама, Анна Федоровна. Мужу она пока не сообщала. Он в краткосрочной командировке. Через неделю вернется, к тому времени Витька должен пойти на поправку.

– Как она?

– Я видел Анну Федоровну в первый день, когда Витьку только привезли. Гладкова позвонила. Мы встретились в госпитале. После того, как она увидела сына, ее саму еле откачали. Сейчас она дома, к ней заходит врач. А письма… Я думаю, она тебе их не отдаст. Единственный сын, сам понимаешь…

– Понятно. Тогда сегодня изучу эти письма, а завтра все-таки схожу к ней. У меня нет выбора. Попрошу посмотреть, не выходя из дома.

Друзья помолчали. Евтушенко напомнил:

– Ты о практике еще не забыл?

– Без нее меня не впустили бы в наш славный город.

– Где остановился?

– В офицерское общежитие устроили.

– Поужинаешь у нас. А завтра к девяти приходи на сороковую площадку. Пропуск тебе заказан. Там научно-исследовательская часть, сокращенно НИЧ, с отличным вычислительным центром.

– Так уж и с отличным?

– Самые современные ЭВМ. Считают всё!

– Если бы они еще умели вычислять злодеев, – вздохнул Заколов.

В разгар домашнего ужина в доме Евтушенко прозвенел телефонный звонок.

– Тебя, – удивленный Александр протянул трубку Тихону. – Девушка.

Заколов сразу узнал задиристый голос Ларисы Трушиной.

– Фу, еле тебя нашла.

– Как?

– Твою фамилию здесь тоже многие знают. А дальше. Связи, явки, пароли…

– Не ожидал такой прыти от московской девушки.

– А я не ожидала, что местные парни такие занятые. Где ты шляешься?

– Друзья, – с улыбкой оправдывался Тихон, уже не удивляясь напористому тону москвички.

– Я тоже хочу быть твоим другом. Ты обещал мне город показать.

– Прямо сейчас?

– А разве поздно? Тебе пора бай-бай?

– Я взрослый человек.

– Надеюсь. Когда ты за мной зайдешь?

Заколов посмотрел на часы.

– Если хочешь, через пятнадцать минут.

– Он еще спрашивает! Да я с тоски помираю! А еще я хочу искупаться в вашем славном озере, больше похожем на море.

– В темноте?

– А это запрещено?

– Не думаю.

– Так в чем же дело?

– Жди.

– Я живу в шестнадцатом номере, – по-деловому сообщила Лариса Трушина и положила трубку.

К небольшой двухэтажной гостинице «Люкс», расположенной в парке у озера, Заколов подошел, когда южно-казахстанский городок стремительно погружался в ночную мглу. На изящной телевышке, видневшейся за парком, зажглись сигнальные огни. Каждая рука молодого человека толкала по велосипеду, любезно предоставленному школьным другом. Лариса выскочила из гостиницы в легком открытом платье и уставилась на двухколесную технику.

– А это зачем?

– Так мы быстрее посмотрим город.

– Тихон, ты спешишь от меня отделаться?

– Я стремлюсь предоставить тебе лучшее средство передвижения в местных условиях.

Девушка скептически посмотрела на подол короткого платья и махнула рукой.

– Поехали!

– Тогда, за мной.

Молодые люди катились по дорожке вдоль извилистого берега озера. Кое-где светили фонари, мягко шуршали галькой прибрежные волны, большая вода дышала прохладой. На самом высоком холме Тихон остановился.

– Фу, уморил, – пожаловалась Лариса, оправляя платье. – Давно не крутила педали.

– Это памятник летчикам, погибшим на полигоне. – Заколов указал на истребитель, взметнувшийся на пьедестале над крутым обрывом.

– Но здесь же не воюют?

– Испытания военной техники максимально приближены к боевым условиям.

– Мой отец постоянно испытывает свои ракеты! – раздраженно высказалась Лариса.

Рядом прогуливались несколько парочек. Некоторые обернулись на ее слова. Девушка стрельнула глазками и перешла на лукавый шепот.

– Здесь что, место для свиданий?

– У нас нет памятника Пушкину, – в тон ей подыграл Тихон.

– Зато у вас море.

Заколов не стал поправлять москвичку. Море, так море. Причем уникальное: здесь оно пресное, а на востоке соленое. Он обратил внимание на человека в инвалидной коляске. Прямая спина, аристократический профиль, аккуратная прическа, вкупе с уверенным взглядом, вызывали невольное уважение. Чувствовалось, что инвалид не сломлен, вопреки обстоятельствам. Коляску катила моложавая стройная женщина. Инвалида Заколов знал, впрочем, как и все в городе, а вот его строгую спутницу видел впервые. Коляска проехала рядом с молодыми людьми и остановилась у края обрыва.

Лариса тревожно зашептала:

– Он не боится, что его столкнут?

– Этот человек ничего не боится. Поехали, я тебе кое-что покажу.

Велосипедисты промчались мимо лодочной станции, боксов для катеров и остановились на мысе, с которого открывался красивый вид на широкий пляж, озеро и телевышку. Край скалы огораживал металлический заборчик с узким проходом, под ним слышался размеренный плеск волн.

– Здесь была вышка, с которой ныряли. Но потом ее срезали, и теперь это просто смотровая площадка, – пояснил Заколов.

Лариса Трушина подошла к ограждению и пыталась заглянуть за него.

– Ого! Высоко! Неужели ныряли?

– В нашем городе живут смелые люди.

– А почему срезали? – поинтересовалась девушка. Она вытянулась над обрывом. Свежий ветерок шевелил ее волнистые рыжие волосы.

– Здесь молодые офицеры показывали свою удаль. Но лучше всех прыгал подполковник Ольховский. Он крутил сальто и пируэты, с места и с разбега. Никто не мог повторить его трюки. Но лет шесть назад он прыгнул неудачно. Ударился о камни и сломал позвоночник.

– Какой ужас!

– Трагедия. После этого случая вышку спилили. Подполковник долго лечился, но ничто не помогло. Вдобавок его бросила жена.

– Надо было ехать в Москву. Там лучшие врачи.

– Он был и в Москве, и во многих санаториях, даже в Карловых Варах побывал. Но медицина оказалась бессильна. Мужчина в расцвете лет стал инвалидом.

– Печальная история.

– Но не всё так грустно. Ольховского хоть и демобилизовали из армии, но оставили на работе. Он зам по науке в научно-исследовательской части. Светлая голова. Ездит в инвалидном кресле, которое сам модернизировал. А пару лет назад его полюбила молодая женщина, инженер вычислительного центра. Они живут вместе в маленьком домике на берегу. Их часто можно видеть здесь на прогулке.

– Так это они были там, около памятника?

– Да.

– Она такая эффектная, а он… Полюбить инвалида! Я бы так не смогла… А ты? Способен на такое?

Молодые люди придирчиво посмотрели друг на друга.

– А слева пляж, – встрепенулся Заколов. – Видишь, некоторые пришли окунуться перед сном. Ты тоже хотела.

– Такая красота, – Лариса распахнула руки, пытаясь обнять бескрайнюю панораму озера.

– На пляж?

– Поехали дальше. Где никого нет.

– Там дорожка не освещается.

– У нас же есть фары.

– Как скажешь, мой генерал, – улыбнулся Тихон и запрыгнул на велосипед. Ему всё больше нравилось общаться с бойкой москвичкой.

– А у женщин разве звания бывают? – спросила Лариса, догоняя его.

– Еще какие! Вот на днях случайно подслушал разговор двух дам. «Я в армии подполковником была», похвасталась первая. А вторая ей гордо отвечает. «А я под генералом. И не один раз!»

– Фу! Да ты пошляк, – по-доброму рассмеялась Лариса.

Они катились на велосипедах, взлетая с одного пригорка на другой, пока асфальтовая дорожка не перешла в грунтовую, затем сузилась до тропинки и полностью затерялась на каменистых склонах.

– Ну, всё. Так можно и шины проколоть, – остановился Тихон. Желтый моргающий свет маленькой лампочки под рулем сразу погас. – Пора возвращаться.

– А это что? – Лариса показала на озеро.

На мерцающей под яркими звездами водной глади в полукилометре от берега чернела каменистая груда.

– Это островок. Необитаемый, – таинственно прошипел Тихон.

– А здесь можно купаться?

– Купаться можно везде, только надо осторожнее заходить в воду. Валуны.

– Поплывем на остров?

– А ты хорошо плаваешь?

– Я многое делаю хорошо, – таинственно ответила девушка.