Ее дом в Париже, в котором она проживала со своей вечной спутницей жизни Алисой Токлас, был местом, где часто собирались американские писатели и художники. Мужчин она ненавидела и жила на деньги, которые ей посылали американские родственники. Единственным мужчиной рядом с ней был брат Лео, с которым они вместе вдруг стали коллекционировать произведения художников-кубистов. Так эти весьма странные люди познакомились с Пикассо, Матиссом и другими художниками.

Гертруда Стайн написала три книги, стала хозяйкой салона для избранных, изобрела, как утверждают, знаменитый коктейль «Кровавая Мэри», смешивая водку с томатным соком, и ввела в обращение термин «потерянное поколение» для обозначения всех тех, кто пережил Первую мировую войну (его она якобы услышала от какого-то француза, хозяина гаража, отчитывавшего своего молодого механика, только что вернувшегося с фронта).

Жан-Поль Креспель описывает ее так:

«Гертруда Стайн обосновалась в Париже почти двадцать лет назад […] и благополучно занималась новой для себя культурно-просветительской деятельностью. Прошло то время, когда ее, тяжелую, грузную, сутулую, Пикассо рисовал в своей мастерской в «Бато-Лавуар», когда за смехотворные деньги она вместе с братом Лео купила у Воллара «Сезаннов», а в Осеннем салоне – «Женщину в шляпе» Матисса […] Проводив брата, уехавшего обратно в Соединенные Штаты и забравшего с собой половину совместно собранной коллекции (из них двоих только он отличался чувством нового и истинно прекрасного в искусстве), Гертруда жила вместе с Алисой Токлас. Вдвоем они представляли собой парочку языкастых недоброжелательных мегер. Они были неистощимы на язвительные сплетни, касавшиеся самых разных людей, и преподносили их в самой изысканной манере. Обладавшая гораздо более тонким умом и интуицией, смуглая, волнующая Алиса Токлас всегда оказывалась хозяйкой положения, несмотря на свое подчеркнуто томное поведение. Тщеславие туманило ум Гертруды Стайн, интересовавшейся только собственной персоной. Без лишней скромности она считала себя величайшей англоязычной писательницей, которой не было равных, и не стеснялась заявлять об этом во всеуслышание […] Однако незначительность ее литературного дарования компенсировалась огромным влиянием на американскую литературу. Ее достижением были пока лишь два произведения: «Три жизни» и «Нежные бутоны», которые прочли, возможно, человек десять, но она уже вовсю работала над «Становлением американцев», совершенно неудобочитаемой семейной сагой. Поражает бездна, разделяющая ее поверхностное творчество и степень ее влияния на творчество других писателей. Просто невероятно, но эта грузная американская еврейка, словно вытесанная из гранитной глыбы, с мыслями столь же короткими, как и волосы, остриженные ежиком на гермафродитном черепе, в течение двадцати лет умудрялась господствовать в мире американской литературы. И все воспринимали ее всерьез, несмотря на напыщенный и претенциозный стиль ее творений с бесконечными повторами […]

Но это так: каждый американец, считавший себя творческим человеком, по приезде в Париж должен был нанести визит в дом № 27 по улице Флерюс. Гертруда жила все в той же студии в глубине двора, где принимала Пикассо и Матисса: просторная комната, заметно обветшавшая, была загромождена темной и тяжелой испанской мебелью, подчеркивавшей краски на картинах Сезанна, Ренуара, Пикассо, Брака, Гриса, висевших в тесном соседстве друг с другом. Приемы проходили по раз и навсегда установленному ритуалу, хотя правильнее было бы назвать их «аудиенциями», по аналогии с папскими: Гертруда восседала на высоком готическом стуле, утопая в складках тяжелой накидки то ли из вельвета, то ли из твида. Она принимала только мужчин, женщины оставались уделом Алисы, пока Гертруда подвергала суровому допросу допущенных до ее милости особ мужского пола. Горе тем, кто отвечал неудачно и не выказывал должного уважения к «божественной» персоне. Впрочем, даже те, кто вел себя с положенным смирением, ничего от этого не выигрывали. Независимо от их стараний, она разносила всех в пух и прах».

В самом деле, ее мнения было достаточно для того, чтобы уничтожить или, наоборот, укрепить практически любую репутацию[6]. А ее брат Лео Стайн вырос до положения известного критика-искусствоведа, также весьма влиятельного.

Амбруаз Воллар появился на свет в 1866 году на острове Реюньон, а к 1909 году, основав свою собственную арт-галерею, стал одним из наиболее значительных торговцев произведениями искусства в Париже. Он прославился тем, что поддерживал как финансово, так и морально большое количество художников, включая Сезанна, Матисса, Майоля, Гогена и Пикассо. Многих из них «открыл» именно он, человек резкий и грубый, живший по принципу «покупай дешево – продавай дорого»[7].

Став известным галеристом и издателем, Воллар делился впечатлениями со знакомыми, говоря, что люди приходят, смеются над картинами, а потом покупают именно те, над которыми хохотали громче всего.

Даниэль-Анри Канвейлер родился в 1884 году в Германии и, переехав в 1902 году жить в Париж, стал одним из крупнейших пропагандистов французского кубизма. Амбруаза Воллара он считал своим учителем. Во всяком случае, по его примеру он тоже открыл свою арт-галерею на улице Виньон, где через несколько месяцев познакомился с Пикассо и его друзьями[8].

Итак, Гертруда и Лео Стайны, Амбруаз Воллар и Даниэль-Анри Канвейлер начали покупать работы Пикассо. Это мгновенно отразилось на благосостоянии Пабло с Фернандой. В результате, осенью 1909 года они получили возможность перебраться в большую и гораздо более комфортабельную квартиру на бульваре Клиши, в доме № 11. Неподалеку от весьма своеобразно известной на весь мир пляс Пигаль. Вскоре после этого у них появилась прислуга.

Фернанда обожала кино и с готовностью наивной простушки перенимала повадки роковых женщин, которых видела на экране: она шила себе экстравагантные платья, заказывала какие-то безумные шляпки, больше напоминавшие голубятни в Ботаническом саду… Благо, что она теперь могла себе это позволить. А еще она обожала духи. У нее была просто страсть к ароматам. И однажды она истратила все сто франков, которые Пикассо дал ей на недельную покупку продуктов, купив себе флакон самой модной и самой дорогой парфюмерии.

Пикассо хотел было возмутиться, но передумал. В конце концов, они теперь и в самом деле могли себе это позволить. Гораздо больше его напрягало другое. Оказалось, что Фернанда хочет от него детей. Ей, такой высокой и красивой девушке, поначалу был просто любопытен этот «чудаковатый испанец с горящими глазами» (ростом он приходился ей примерно по плечо). Но любопытство быстро сменилось любовью, и с каждым месяцем их совместной жизни ее чувства только усиливались.

И настал день, когда Фернанда, грезившая «о настоящем семейном очаге», начала разговоры о детях.

В отношениях между мужчиной и женщиной рано или поздно этот момент наступает, и уйти от него практически невозможно. Разные люди в подобных обстоятельствах ведут себя по-разному. У Фернанды с Пикассо ситуация была особенно запутанна. Возможно, после первых родов Фернанда не могла больше иметь своих детей. А может быть, все дело было в том, что Пикассо еще не полностью излечился от подхваченной в Барселоне венерической болезни и боялся зачать ребенка. Как бы то ни было, они вдруг решили взять из приюта девочку по имени Леонтина.

Карлос Рохас констатирует:

«Для Пикассо она станет замещением Кончиты, и он избавится от странных угрызений совести, которые мучили его столько лет; обратите внимание, что когда доходит до выбора ребенка, он останавливается на девочке, а не на мальчике».

Подобное утверждение нуждается в пояснениях. У Пикассо было две сестры – Лола и Кончита (Консепсьон), и последняя в семилетнем возрасте умерла от дифтерии. Произошло это в январе 1895 года, когда самому Пикассо было тринадцать лет. Кончиту похоронили на кладбище Ла-Коруньи, и художник всю оставшуюся жизнь помнил о ней, страшно переживая по поводу того, что он остался жить, а ее не стало. Ее смерть превратилась в постоянный кошамр и, возможно, маленькую Леонтинуон и в самом деле воспринял как ее психологическое «замещение». Но, как говорится, не сложилось. Учитывая образ жизни и характер новоявленных родителей, история эта закончилась грустно: ведь Пикассо вечно был погружен в работу, а Фернанда – в свою лень. В результате имя Леонтины почти не упоминается, и многочисленные биографы, восхваляющие гений Пикассо, обходят ее стороной, хотя известно, что он как-то зимним вечером не выдержал и оставил несчастную девочку на бульваре Клиши у сжалившейся над ней консьержки.

Конечно же, подобный жизненный поворот не мог пройти для Пикассо без последствий. Мало того, что Пабло оказался явно не готов к отцовству, он еще и переложил всю вину за случившееся на Фернанду. Ведь именно она инициировала всю эту историю с Леонтиной, значит, и виновата во всем именно она. Для мужчин-эгоистов это типичный ход: а как же.

Более того, как выяснилось, она уже давно представлялась всем как «мадам Пикассо». Это говорило о том, что любовница всерьез собралась за него замуж. Казалось бы, а почему нет? Но в планы Пикассо это не входило. Да и не могло входить. Молодому, амбициозному и полному творческих замыслов художнику было в тот момент вовсе не до создания семьи.

– Ты женишься на мне? – как-то, не выдержав, спросила Фернанда.

– Нет, дорогая, я не собираюсь жениться. Я по-своему люблю тебя, очень люблю, и ты это знаешь, но я не могу себя связывать. Каждый человек должен что-то сделать в этой жизни. Что-то значительное, понимаешь, и брак этому – лишь помеха. По крайней мере, сейчас, когда дела только-только стали налаживаться…

После такого откровенного и одновременно решительного ответа крах матримониальных планов Фернанды стал очевидным. Даже разговоры об этих планах безумно угнетали Пикассо. Что тут же нашло отражение в творчестве, например в работе 1909 года «Бюст женщины». Не нужно быть искусствоведом, чтобы увидеть: в ней уже не воспевается красота некогда обожаемой женщины, а напротив, изображаются некое подобие карикатуры на ее внешность.

Как это обычно бывает, раздражение Пикассо нарастало. Более того, он, как оказалось, уже завел совсем необременительные отношения на стороне. Ведь его неугомонный характер требовал смены натурщиц и источника вдохновения.

Короче говоря, довольно примитивная Фернанда Оливье просто-напросто наскучила Пикассо, и к 1911 году их бурный поначалу роман угас.

Целых семь лет Пикассо страстно любил свою музу и желал при этом только одного – чтобы она целыми днями, ничего не делая, создавала чувственную обстановку в его мастерской, которую охотно посещали мечтающие о славе писатели, поэты и художники – Модильяни, Аполлинер, Пьер Реверди, Макс Жакоб и другие. Это ей прекрасно удавалось.

А потом Пикассо приелись рубенсовские формы Фернанды. Появилось новое увлечение – волнующая худышка Марселла Юмбер, настоящее имя которой было Эва Гуэль. Художник сразу отметил, какая у нее изумительная фигурка.

Впрочем, парочка Пикассо – Оливье и до этого не слишком-то хранила друг другу верность. Само собой Пикассо не пропускал ни одной юбки. Его любимой фразой была следующая: «Ничто так не похоже на пуделя, как другой пудель, то же самое относится и к женщинам».

А еще он любил «философски» изрекать:

– Для меня существует всего две разновидности женщин – богини и подстилки.

При этом с настоящими подстилками ему всегда было скучно, а любую другую, лишь только заподозрив, что она чувствует себя слишком уж богиней, он всеми силами старался превратить в подстилку. Такой вот странный парадокс – порождение великого множества комплексов. Время от времени он говорил Фернанде:

– Не думай, что я привяжусь к тебе навсегда. Я дорожу своей независимостью.

А она каждый раз отвечала ему:

– Я тоже.

И улыбка тут же сходила с его лица. Он страдал от ревности, но это была ревность собственника, не допускавшего и мысли, что его любимой игрушкой может играть кто-то другой. Вот говорят, что женщина ревнует, потому что недостаточно любит себя, а мужчина – потому что слишком любит себя. Это точно про Пикассо. Похоже, он и влюбился в Фернанду из одной только ревности.

Позднее Фернанда призналась, что Пикассо заставлял ее жить, как затворницу. Собственно, так оно и было. Паталогически ревнивый художник обзавелся надежным замком и, уходя, всякий раз запирал ее снаружи. В результате, Фернанда могла неделями не выходить на улицу, а однажды осталась под замком на целых два месяца. Что это было, если не своеобразное сексуальное рабство? Но оно до поры до времени устраивало обе стороны. К тому же Фернанда умудрилась каким-то образом завести отношения с Роже Карлом, а потом – с умным и приятным художником Убальдо Оппи из Болоньи, который был на восемь лет младше ее.

Этот человек был подлинным атлетом, и человеческое тело изучал, наподобие греческих скульпторов, в гимнастических залах. Высокий и мускулистый брюнет с моложавым лицом, на котором Фернанда успела разглядеть задиристое, почти мальчишеское выражение. Он практически во всем был полной противоположностью Пикассо.

Догадавшись о появлении Марселлы Юмбер, Фернанда призадумалась. Она понимала, что ни один из начинающих художников не будет способен обеспечить ей такую роскошную, по ее понятиям, жизнь, как Пикассо. Но в то же время она безумно жаждала близости с таким привлекательным Убальдо…

Она не считала себя предательницей. До поры до времени это был ее секрет, но никак не ложь. Она молчала. Но лгать – не лгала. Или почти не лгала, ведь очень трудно жить, когда лжешь. Проще иметь тайны.

Пикассо отвечал тем же. Тоже молчал. Тогда женщина придумала ход, который показался ей гениальным: она почти демонстративно убежала к Убальдо и спешно принялась с бешеным темпераментом удовлетворять свою страсть, ожидая громовых ударов в дверь и появления распаленного столь характерной для него ревностью Пикассо. Ведь он обязательно должен был примчаться, чтобы попытаться вернуть ее домой. И она, само собой, обязательно вернулась бы…

Однако ожидание затянулось сверх всякой меры, и, в конце концов, Фернанда поняла, что ее старая как мир уловка завершилась полным провалом. Пикассо после ее ухода лишь вздохнул с облегчением и… перевез к себе домой Марселлу, его дорогую «Куколку».

Эту историю можно было бы назвать гротескной, не обойдись она Фернанде так дорого. Не то чтобы она умирала с горя… Вовсе нет… Однако Убальдо ей вдруг моментально надоел. Не зря же народная мудрость гласит: избавиться от любовника очень просто – достаточно выйти за него замуж. И что самое смешное – в 1912 году они и в самом деле поженились, но он оказался явно слабоват. Не в физическом смысле, конечно. С этой точки зрения, у него как раз все было в полном порядке. Просто денег у него никогда не было, не говоря уже о каком-то особом таланте.

Поняв, что возврата к Пикассо не будет, Фернанда бросила Убальдо и разыскала своего прежнего «ужасно милого» Роже Карла. За него она вышла замуж в 1918 году. Роже был чудаковатым, но вполне надежным малым. И Оливье прожила с ним двадцать лет. Конечно, их отношения были фарсом, но фарсом, не бросавшимся в глаза. И второй брак не принес Фернанде счастья. В конечном итоге, она так и не смогла найти «своего» мужчину и закончила дни в бедности и одиночестве. После похорон в ее квартирке обнаружили шкатулку для драгоценностей, в которой лежало… зеркальце в форме сердца. До своего последнего дня, а умерла она 20 января 1966 года, она любила неистового Пикассо, а это был его подарок.

Относительно недавно в Великобритании вышла книга «Любить Пикассо: личный дневник Фернанды Оливье», полная пикантнейших подробностей о взаимоотношениях гениального художника и первой женщины, с которой он начал жить «одной семьей».

Ставший очень богатым, Пикассо оставил бывшую возлюбленную без гроша. Впрочем, нищета не была для нее самым тяжелым испытанием – к ней она привыкла. Совершенно невыносимым для женского самолюбия оказалось то, что, как выражается Карлос Рохас, «она не разделила с ним достатка». Тогда-то «прекрасная Фернанда» и решила написать полные ностальгии воспоминания о годах, проведенных в обществе Пикассо. Надеясь, что их скандальное содержание привлечет к ней внимание и позволит заработать на жизнь.

Летом 1930 года выдержки из книги появились в парижской газете Soir (Вечер). Пикассо был в бешенстве, ведь Фернанда рассказала о том, как он давал ей курить опиум, об их интимных отношениях, о жалких условиях, в которых они жили.

В частности, она писала:

«Под воздействием опиума все представляется каким-то особенно отчетливым, прекрасным и хорошим. Благодаря ему, кажется, я сумела постичь истинный смысл слова «любовь». Наконец-то я поняла Пабло!.. Он – именно тот, кого я ждала так долго.

Любовь вдруг проснулась во мне, распустилась, как бутон, стала расти. Пабло сделался частью моего существа, и «голова», поддерживая «сердце», требовала, чтобы это чувство не покидало меня. Несомненно, это и было причиной моего столь неожиданного решения соединить наши жизни».

Скандал действительно разразился, однако денег Фернанде он не принес. Тогда разгневанная разоблачительница стала бомбардировать Пикассо письмами с угрозами открыть миру еще большие его тайны, если он не поделится с ней своими баснословными доходами. Но художник был неумолим.

В 1933 году Фернанда выпустила книгу «Пикассо и его друзья». Макс Жакоб назвал ее «лучшим зеркалом кубистского Акрополя», а Гертруда Стайн даже пообещала найти американского издателя. Впрочем, об этом обещании Стайн быстро забыла – примерно в это же время вышла ее собственная книга «Автобиография Алисы Токлас», быстро ставшая бестселлером. А Фернанда в очередной раз осталась ни с чем.

Она умерла 20 января 1966 года в возрасте 84 лет. Квартира была разграблена, и вместе с немногочисленными ценными вещами исчезла и часть личных бумаг. Однако крестник Фернанды, Жильбер Крилль, собрал все, что осталось от ее воспоминаний, дневников и различных записей, и плодом его усилий стала книга, вышедшая в Париже в 1988 году, через много лет после смерти Пикассо.

В книгу «Любить Пикассо: личный дневник Фернанды Оливье» вошли самые разные тексты – и из «Пикассо и его друзей», и из книги, написанной самим Криллем. А еще – отрывки из ее дневников, жалобы неудачницы Фернанды на судьбу и на жадного Пикассо, грязные подробности их интимной жизни, сплетни о наиболее знаменитых друзьях художника… Если бы Пикассо был жив, он ни за что не допустил бы подобной публикации.