Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ведьма - Ведьмина охота

ModernLib.Net / Ужасы и мистика / Сергей Пономаренко / Ведьмина охота - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 4)
Автор: Сергей Пономаренко
Жанр: Ужасы и мистика
Серия: Ведьма

 

 


– Все, кончай работу! – подает команду завхоз, и наша команда направляется в больницу. Для меня возвращение в палату – это как оказаться в тюремной камере.

Физическая работа на свежем воздухе меня взбодрила, и это отражается на моем облике. Иду пружинистым шагом по коридору, впереди вижу санитара Степана и не прижимаюсь, как обычно, к стене, а прохожу рядом. Вдруг правую ягодицу обжигает, резко оборачиваюсь и вижу довольно ухмыляющуюся физиономию – он ущипнул меня!

– Задок у тебя что надо – откормила на больничных харчах!

Со всей силы влепляю ему пощечину, и щека у него становится свекольного цвета.

– Ах ты сука!

Степан сильно размахивается, бьет, но его кулак попадает в пустоту. Я перехватываю его запястье, чуть тяну на себя, его тело по инерции устремляется вперед, теряет устойчивость. Резко дергаю его руку вниз, помогаю ей сделать оборот в сто восемьдесят градусов, и стокилограммовый Степан неожиданно для себя делает кульбит через голову и с грохотом пушечного выстрела растягивается на полу. Все это происходит так неожиданно и быстро, что я сама не сразу осознаю, что произошло.

Лежа на полу, слегка оглушенный Степан ошалело смотрит на меня, но вижу, что начинает приходить в себя. Тренер по рукопашному бою был бы очень доволен выполненным мною приемом айкидо, а ведь считал меня в этом искусстве посредственностью, отмечал, что не имею боевой злости. Мне вспомнилось: когда отрабатывали приемы айкидо и джиу-джитсу, сама не раз приземлялась «мельницей» на маты, и внутренности срывались со своих мест, сознание туманилось.

Степан поднимается довольно неуклюже, видимо, падение было болезненным, оно и понятно: не на мат же, а на деревянный пол. Продолжаю стоять перед ним, хотя вижу, что его глаза, как у быка, наливаются кровью бешенства. Странно, не чувствую страха, хотя здравый смысл подсказывает, что нужно бежать подальше и надежно укрыться. Маловероятно, что мне снова удастся применить прием против этого здоровенного верзилы, теперь он настороже и не даст застать себя врасплох.

– Сука, ты у меня попляшешь! – Степан сатанеет, он готов броситься на меня, а я продолжаю стоять, как в столбняке, не веря в происшедшее.

– Успокойся! – Между нами возникает Янош Давыдович, он на полголовы ниже Степана, но сложением ему под стать.

Лапа Степана тяжело ложится на плечо завхоза, и кажется, что сейчас завяжется драка. Не думаю, что интеллигентный Янош Давыдович сможет противостоять наглому бузотеру Степану.

– Ты хочешь, чтобы я рассказал главврачу о твоем поведении? – холодно и спокойно произносит Янош Давыдович, при этом его лицо остается бесстрастным.

В хладнокровии завхозу не откажешь. Пятерня Степана, сжав клещами плечо Яноша Давыдовича, тут же его отпускает. Санитар, багровый от злости, делает шаг в сторону, освобождая проход завхозу и мне. Я не смотрю на Степана, но ощущаю его ненавидящий взгляд. Не сомневаюсь в том, что санитар, дождавшись подходящего случая, отомстит мне. Здешнее бесправие больных и всесилие персонала этому благоприятствуют. Завхоз провожает меня до палаты.

– Спасибо, Янош Давыдович.

– Глупо. Очень глупо. – Осуждающе покачав головой, завхоз уходит.

Вижу, он вернулся к Степану и что-то тому втолковывает. Санитар с хмурым видом молча слушает, глядя в сторону. Завхоз ему не начальник, но обещание пожаловаться главному врачу наверняка действует отрезвляюще. Вдруг Степан ловит мой взгляд, глазки его мстительно сужаются. Я скрываюсь в палате.

Понимаю: что бы ни говорил Янош Давыдович Степану, он своего унижения не простит. Я не ожидала помощи от завхоза, так как тут между больными и медперсоналом лежит пропасть. Сколько ни жалуются больные главврачу на грубое отношение медработников, тот никак не реагирует. Другое дело, если жалоба исходит от кого-то из персонала, пусть и завхоза. Поэтому Степан испугался, ведь больница – практически единственное место работы для жителей ближайших сел.

У Яноша Давыдовича странная и длинная фамилия – Сарканифог, в ней мне слышится что-то греческое. Когда я сказала об этом Соне, та заявила, что я ошибаюсь, фамилия эта венгерская, как и у Мартина. Западная часть Украины длительное время была под властью королевской Польши, затем императорской Австро-Венгрии, и здесь произошло смешение многих национальностей.

В палате почти все пациентки посчитали нужным подойти и похвалить меня за этот поступок. Даже Галя пробормотала что-то невразумительное, глядя мне в глаза.

– Иванка, ты такая молодчага! – Лера восхищенно смотрит на меня. – Так этой скотине и надо!

– Теперь будет знать, как лапать! – поддерживает ее Кристина. – Вон, гляди, какой синяк он мне поставил. – Она поднимает полу халата и поворачивается задом, демонстрируя огромное фиолетовое пятно на ягодице.

Отовсюду сыплются жалобы на грубияна Степана, который никому не дает проходу. Как будто теперь я их защита и в любой момент могу наказать санитара. Размякшая от похвал и умиротворенная, словно совершила нечто грандиозное, сродни победе Давида над Голиафом, я возвращаюсь к чтению Шопенгауэра.


Что-то острое кольнуло меня в шею, и я чуть не вскрикнула. Боль освободила от наваждения воспоминаний. Не сразу поняла, что нахожусь не в психиатрической больнице, а у Соломии дома, лежу в мягкой удобной постели; свежие простыни пахнут лавандой, а подушка – просто прелесть. Виновником боли оказался анкх – египетский крестик из белого металла с кольцом сверху, на длинной серебряной цепочке. Отвечая в больнице на вопросы любопытных, я называла его своим оберегом, талисманом.

Но это не оберег, а уникальный прибор, который позволяет перемещаться во времени. Как и другим адептам школы Шамбалы, мне были открыты многие тайные знания, но не устройство и принцип действия анкха, позволяющего эмиссарам времени перемещаться в прошлое. Анкх – это по сути уникальный механизм, перемещающий астральное тело человека во времени. Впрочем, «механизм» – слишком грубое слово для этой небольшой изящной вещицы. При ее изготовлении применены технологии, о которых ученые даже не догадываются.

В середине прошлого столетия астрофизик Козырев проводил эксперименты с вогнутыми спиралевидными зеркалами, с помощью которых, как он считал, можно воздействовать на время. Участники эксперимента, проведшие в окружении подобных зеркал долгие часы, начинали чувствовать себя участниками давних исторических событий. Эксперименты Козырева и его последователей показали, что этот непонятный эффект может быть опасен, и опыты были прерваны. Согласно козыревской теории, внутри зеркального помещения изменялась плотность времени, и это способствовало обострению сверхчувственного восприятия. Выдвигались гипотезы, что таким образом у человека активизировалась родовая память и он словно смотрел старую кинохронику. Ведь признать, что таким образом отделялась от материального тела его астральная оболочка и перемещалась в прошлое, для ученых-материалистов советской формации было немыслимо – это было из области фантастики.

Миниатюрный прибор анкх и громоздкая зеркальная камера Козырева между собой имеют очень мало общего, гораздо меньше, чем крылья мифического Икара и современный сверхзвуковой истребитель. Создавался анкх на основе законов, к которым современная наука пока даже не приблизилась. Возможно, нас, живущих в начале ХХI века, представители загадочной Шамбалы считают еще не готовыми принять эти знания. И дело не в самом знании, а в том, что человеку придется отбросить большинство незыблемых для него истин и сломать многие стереотипы. Человеческая психика может не выдержать, если придется сделать огромный скачок в интеллектуальном развитии, расширить сознание. Маугли и Тарзан, выросшие среди животных, никогда не стали бы полноценными современными людьми, что доказывают реальные случаи из жизни: найденные в джунглях дети так и не смогли научиться человеческому языку и в скором времени погибали, будучи не в состоянии приспособиться к непривычному миру.

Растирая место укола, ощущаю усиливающуюся расслабленность в теле и закрываю глаза. Мне обязательно надо выспаться, ведь неизвестно, что ждет завтра.

Внезапно возникает ощущение стремительного падения, подобное тому, какое испытывают пассажиры на борту самолета, когда тот проваливается в воздушную яму, или когда обрывается лифт и, ускоряясь, падает вниз с верхних этажей многоэтажки. Меня чуть не стошнило, и снова резкий переход: свободное парение, словно пушинка в пространстве, где нет ни верха, ни низа, нет ничего. Потоки времени вполне ощутимы и реальны!


Открываю глаза: нахожусь в каменном коридоре без окон, освещенном медными чадящими масляными светильниками, соединенными со зловеще улыбающимися масками-стенниками, прародителями современных бра, укрепленными на высоте чуть выше человеческого роста. Нет сомнений в том, что анкх «проснулся» и отправил меня в путешествие во времени. Судя по устройству и виду светильников, я попала в Средневековье. А мощные каменные стены коридора говорят о том, что я нахожусь в замке или оборонительной крепости.

Не знаю, что стало причиной необычного путешествия. То ли я непроизвольно каким-то образом активизировала анкх, то ли он выполняет ранее заложенную в него программу. Может, это и есть задание, на которое намекал Мануель при нашей последней встрече? Мне неизвестно, ни где я нахожусь, ни что от меня требуется, ведь анкх может забросить меня в виде астрала в любую точку земного шара и в любой момент времени.

В конце коридора показались коротышка-горбун с крайне неприятной физиономией, напоминающей сморщенную грушу, поросшую редкой рыжей растительностью, и миловидная девушка в строгом сером одеянии горничной, белом фартуке и чепчике. Горбун был одет в обтягивающий короткий колет с накладными буфами и длинными рукавами чуть ли не до пола, что выглядело комично, особенно если учесть его крайне малый рост, рейтузы, плотно облегающие кривые ноги, и удлиненные остроносые туфли. Судя по одежде горбуна и девушки, предположение, что я оказалась в Средневековье, было верным.

Когда они приблизились, я интуитивно посторонилась, чуть ли не слившись со стеной. Хотя я в виде астрала чем могу им помешать? По лицу девушки заметно, что она испугана, возможно, провинилась и теперь страшится наказания. У меня конкретного плана-задания нет, поэтому решаю отправиться вслед за ними. Не знаю, насколько продолжительным будет мое пребывание в этом времени – может быть, пара минут, а может, несколько дней или даже месяцев. Завернув за угол, мы оказываемся в более коротком коридоре, который заканчивается ступенями, круто уходящими вниз. Похоже, там подвал или какое-то подземелье.

– А-а-а-а! – донесся снизу ужасный вопль, ударив по нервам, заставив все внутри похолодеть.

Конечно, у астрала нет ни нервов, ни внутренностей, это лишь фантомы ощущений, сопереживания. Вопль не умолкал, лишь изменялась его тональность, становясь то выше, то ниже. Казалось, его не может испускать человек. Кричала женщина, но что с ней делали, что вынуждало ее издавать такие звуки?

Девушка тут же остановилась как вкопанная, затряслась от страха. Мне самой было страшно в этом мрачном месте, а ведь я ничем не рисковала, находясь в состоянии астрала. Вопль перешел в хриплый крик, в нем слышались невероятная боль и мольба о пощаде.

Горбун стал что-то грозно выговаривать девушке, очевидно, требовал, чтобы она шла дальше. Мое знание латыни, итальянского, английского, испанского, польского ничего не дало – этот язык был мне неизвестен. Это явно не был один из романских или славянских языков, иначе я бы поняла хоть что-нибудь. И это не был греческий. В звучании улавливалось нечто, отдаленно напоминающее один из германских языков, но сильно исковерканный. «Ч», «р», «ш» произносились через гласную, пожалуй, мне повторить большинство услышанных слов было бы трудно. Финский, румынский, венгерский? Нет, не румынский, скорее венгерский. Если мое путешествие сюда запланировано Мануелем, то он должен понимать, что без знания языка я лишь зрительница немого кино. Тогда какой прок от моего пребывания здесь?

Женский крик оборвался так же внезапно, как и возник. Девушка, еще больше побледнев, перекрестилась двумя пальцами, как католичка. Горбун вновь что-то угрожающе сказал ей, затем с неожиданной легкостью перебросил ее через плечо и двинулся дальше, словно его ноша ничего не весила. Девушка попыталась высвободиться, стала извиваться, даже барабанить кулачками по его спине, но он держал ее мертвой хваткой. Коротконожка горбун с девушкой на плече довольно ловко и быстро спускался по крутым ступеням. Девушка, видимо боясь, что он ее уронит, прекратила сопротивление и о чем-то жалобно попросила. Горбун остановился, раздумывая, затем опустил ее на ступеньку, продолжая крепко держать за руку. Дальше девушка пошла рядом с ним, очевидно, покорившись судьбе. Я закричала:

– Зачем?! Разве ты не понимаешь, что внизу тебя ждет нечто ужасное? Борись, как можешь, за жизнь, пусть ты проиграешь, но с сознанием того, что не пошла безропотно на заклание!

Голос астрала не слышен, он эфир, невидимая бестелесная сущность. Луплю изо всех сил горбуна по мерзкой голове, но не причиняю ему вреда, да и сама не успокаиваюсь. Девушку мне искренне жаль, но при всем желании ничем не могу ей помочь.

Вхождение астрала в тело человека возможно, если он переместился во времени в то же место и этот человек не имеет на теле «знака ведьмы». Даже мысль воспользоваться телом уродливого горбуна вызывает омерзение, но я на это пошла бы ради спасения девушки. К сожалению, перенесясь во времени, я оказалась далеко от того места, где находилась до этого, и могу быть лишь наблюдателем. Как завороженная иду за ними следом, заранее зная, что в дальнейшем буду горько сожалеть о том, что стала свидетельницей происходящего в недрах этого замка.

Девушка с каждой преодоленной ступенькой теряет силы, ее шатает из стороны в сторону, но вот лестница заканчивается. Здесь спертый воздух, ощущается неприятный запах затхлости, несвежего белья. Открывается узкий коридор, освещенный факелами, установленными в специальные держатели. Справа виднеются решетчатые двери, через которые видны небольшие продолговатые помещения. Без сомнения, это подземная тюрьма, и она пуста. Вопреки моему предположению, что горбун поместит девушку в одну из этих камер, он продолжает тащить ее за собой все дальше и дальше. Вот он останавливается перед мощной деревянной дверью с металлическими накладками и, постучав, открывает ее. За ней просторное помещение, также освещенное факелами, и я вхожу следом за ними внутрь.

В центре зала стоит серебряная ванна в виде лотоса, на ножках в форме львиных лап; в ней сидит обнаженная, весьма миловидная женщина с распущенными длинными светлыми волосами, вся измазанная чем-то красным. У нее довольное выражение лица, как у удава, переваривающего кролика. Рядом с ней женщина в черной полумаске, как у Зорро, на ее обнаженное тело наброшен лишь темный плащ. Хотя лица не видно, по ее фигуре ясно, что она значительно моложе той, которая сидит в ванне.

«У них здесь маскарад сумасшедших?!»

Тут до меня доходит, что женщина принимает ванну с кровью! Если бы я не была астралом, меня точно стошнило бы! Над вампиршей, на высоте полутора метров, висит на канате металлический цилиндр с человеческий рост, из него тонкой струйкой вытекает кровь – прямо в ванну. Не понимаю, как это возможно, но мою астральную сущность пробрала дрожь: я знаю, что это за цилиндр, каково его предназначение. Это «железная дева», страшное изобретение инквизиции для пыток еретиков. Пытаемого помещали внутрь, он оказывался как бы в тесном футляре, изнутри усеянном металлическими шипами, и они впивались в тело жертвы. Но сейчас это изобретение использовалось для еще более ужасной цели – обескровливания находящейся там несчастной ради ублажения чудища в женском обличье!

Чудовище в кровавой ванне обратило жадный взор на вошедшую девушку, а та, потрясенная увиденным, еле стояла на ногах.

Горбун поклонился и что-то почтительно сказал, я разобрала только «Эржебет». Видимо, так зовут эту страшную женщину, предающуюся кровавым утехам. К вошедшей девушке, оцепеневшей от шока, подступили две женщины с уродливыми фигурами: одна невероятно толстая, другая настолько же тощая. Обе были одеты в темные платья, что на фоне стен делало их почти невидимыми. Прислужницы чудовища отработанными движениями – видимо, они делали это множество раз – быстро освободили девушку от одежды, так что когда та очнулась и вскрикнула, была уже полностью обнажена. Горбун схватил ее за волосы и, намотав их на руку, сильно дернул, заставив девушку упасть на колени. Она разрыдалась и, судя по интонациям, стала молить о милосердии. Через минуту девушка, в отчаянии рванувшись вперед, свалила с ног мучителя, и тот от неожиданности отпустил ее волосы. Ощутив свободу, девушка бросилась к выходу, но ей преградила путь к спасению женщина в маске и плаще. Размахивая факелом, обжигая им тело бедняжки, она стала оттеснять ее от двери. Вскоре несчастная забилась в руках горбуна, и он уже ее не выпустил, дотащил до дыбы. Заломив ей руки за спину и привязав веревкой ноги к массивному кольцу, укрепленному в полу, ее стали медленно поднимать. Тело девушки напряглось, вытянулось в струнку, так что обозначилась каждая мышца. Девушка завопила, крики и рыдания разрывали ей грудь. Если бы у меня была хоть малейшая возможность ей помочь, меня ничто не остановило бы. Но, увы, я была бессильна что-либо сделать.

Я в ужасе отвернулась и увидела, как дьявольские прислужницы опустили «железную деву», вышвырнули из нее безжизненное тело другой девушки, все в красных точках проколов, на которых запеклась кровь. Внутри «железной девы» видны были ужасные шипы, которые пронзают тело, как только пыточное приспособление захлопывается.

Превозмогая отвращение, я приблизилась к садистке в кровавой ванне и стала ее рассматривать. Издали она казалась значительно моложе, теперь я дала бы ей лет сорок. Холеное красивое тело, но лицо, которое заливала кровь, невозможно было рассмотреть. Вдруг за спиной раздался странный свист, и в следующее мгновение – ужасный крик. Обернувшись, я увидела, что женщина в черной маске сбросила с плеч плащ, вооружилась огромной плетью и хлещет ею девушку, подвешенную на дыбе, словно мало той выпало мучений. На спине мучительницы, под правой лопаткой, я заметила родимое пятно в виде полумесяца.

Подземелье наполнилось нечеловеческими криками жертвы. Не в силах смотреть на пытки, слышать жуткие вопли, я бросилась прочь, проклиная анкх, отправивший меня сюда наблюдать столь ужасные картины, от которых, наверное, у самого маркиза де Сада сдали бы нервы.

Выбравшись из подземелья, я понеслась по коридору, словно за мной гнались, избрав следующей жертвой садисток. Крики несчастной девушки становились все слабее.

Вижу серпантин ступенек винтовой лестницы, ведущей наверх, судя по всему, нахожусь внутри башни. Быстро поднимаюсь по ней, а ужасные сцены все стоят у меня перед глазами, крики жертв звучат в ушах. Игнорирую выходы на площадки, забираюсь все выше и выше. Останавливаюсь лишь на самом верху, под остроконечной гонтовой крышей.

Зачем я здесь? Не знаю, что дальше делать, но снова в подземелье ни за что не спущусь. Не знаю, сколько отведено мне здесь времени, так как обратный переход абсолютно не зависит от меня.

Выглядываю из бойницы: захватывает дух от высоты, словно нахожусь на верхних этажах многоэтажки, но это башня замка, расположенного на высоком скалистом холме, лишенном растительности. Вдали, на горизонте, видны множественные шапки зеленых гор, напоминающих Карпаты. Скорее всего, это они и есть и я в самом деле оказалась в средневековой Венгрии. Значительно ниже, на склоне холма, на котором стоит замок, вижу оборонительные укрепления: круглую приземистую надвратную башню, от которой в обе стороны отходят крепостные стены с мерлонами. Это барбакан, перед которым выкопан глубокий ров с переброшенным через него мостом, а дальше тянется желтая лента дороги, и, кажется, ведет она в никуда, так как поблизости не видно населенных пунктов. Все указывает на то, что замок, в котором я оказалась, представляет собой серьезную цитадель и ее владелец, точнее владелица, которая предстала передо мной в таком жутком виде в подземелье, занимает высокое положение. Это же надо пойти на такое – принимать ванны из человеческой крови! Решаю из башни никуда не уходить – неизвестно, с какими еще ужасами можно столкнуться в этом замке. Скорее бы вернуться в свое время, хотя и там мне не сладко, беглянке!

Временной переход в обратном направлении произошел так же неожиданно, как и сюда. Внезапно все вокруг закрутилось, возникло ощущение безумного полета то вверх, то вниз, что заставило меня зажмуриться. Переход всегда вызывал у меня болезненное состояние, как после длительного вращения в центрифуге. Уши заложило, в голове закружились звезды, к горлу подступила тошнота, так что я чуть не избавилась от ужина. Сделав невероятное усилие над собой, я несколько раз сглотнула, не открывая глаз, так как знала, что в противном случае еще несколько минут буду видеть перед собой круговерть.

Открыв глаза, с радостью убеждаюсь, что я у Соломии. Почему вдруг анкх отправил меня в столь жуткое место? Зачем я стала свидетельницей ужасных развлечений средневековой дамы по имени Эржебет и ее подельницы в черной маске? Почему та была в маске? Боялась, что будет узнана? Кем? Девушками, обреченными на мучительную смерть, или доверенными слугами, участвующими в пытках? Разве карнавальная маска, прикрывающая верхнюю часть лица, может обеспечить сохранность инкогнито? Ведь голос, фигура, походка, характерные движения могут выдать человека. Если она, будучи доверенной особой, присутствовала на игрищах любительницы кровавых ванн, то, вероятно, появлялась в замке не раз и без маски, и для слуг это «секрет Полишинеля». Впрочем, зачем мне ломать голову над ее тайнами, ведь теперь от нее остался лишь прах.

<p>1.3</p>

С трудом открываю глаза, вижу склонившуюся надо мной Соломию.

– Извини, Иванна, мне надо идти на работу. Завтрак найдешь в микроволновке, на обед что-нибудь придумаешь – бери в холодильнике что хочешь. Ключи от квартиры я положила на столе в гостиной, можешь прогуляться по городу до моего прихода. А вечером мы оторвемся по полной, я один классный ресторанчик знаю! Не будешь возражать, если я тебе кавалера с моей работы захвачу, чтобы ты не скучала? Он…

– Соломия, опустись на землю! Ты забыла, что я тебе рассказала вечером? Меня ищут не только как беглянку из дурдома, но и как подозреваемую в убийстве! Моя фотография разошлась по всем милицейским участкам, а может, ее вчера и в теленовостях показали… Вчера я попросила, чтобы выключили телевизор, не из-за того, что разболелась голова.

Соломия посмотрела на наручные часы, вздохнула и присела на край кровати.

– Ты права. Владик, когда ты пошла спать, мне сказал, что он сразу понял: у тебя крупные неприятности и ты приехала сюда не на отдых.

Соломия, на что-то решившись, достала мобильный телефон и набрала номер. Я напряглась в ожидании: кому и зачем она звонит?

– Ванда, привет! Скажешь шефине, что я себя очень плохо чувствую, схожу в поликлинику, буду на работе после обеда. Все, пока, спешу!

Соломия повернулась ко мне и требовательно произнесла:

– Расскажи более подробно, что с тобой произошло и почему на тебя могут повесить убийство. Не упускай ни одной мелочи.

– Можно я хоть умоюсь?

– Давай, водные процедуры тебе не повредят.

Через пятнадцать минут, в банном халате Соломии, посвежевшая после душа и с чашкой свежезаваренного кофе в руке, я приготовилась рассказать свою историю.

«С чего начать? Наверное, со вчерашнего утра, когда монотонная повседневность моей больничной жизни внезапно была нарушена трагическими событиями». Воспоминания о злосчастном воскресенье нахлынули на меня.

* * *

В воскресенье врачебного обхода нет, в лучшем случае дежурный врач мельком и молча заглядывает в палату. Для меня это самый ненавистный день, так как время еще больше замедляется, накатывает жуткая тоска, не хочется ничего делать, кроме как бездумно валяться на кровати. В больничной библиотеке взяла почитать афоризмы Шопенгауэра, больше недели мучила книгу, но так и не дочитала. Лучше взяла бы ничего легкое, не слишком заумное, не требующее напрягать мозги, если они у меня еще способны напрягаться после приема такого количества лекарств. Уже из того, как тот день начался, можно было понять, что ничем хорошим он не закончится…

– А-а-а! – безумный крик током ударил по нервам.

«Неужели Люба?» – вспомнилось зловещее пророчество Магды. Сонливость и расслабленность мигом слетают с меня. Вскочив, вижу Валю, больную эпилепсией, катающуюся по полу, бьющуюся в судорогах, на губах у нее пена. Но никто не приходит к ней на помощь. Для этого места характерен паралич человеческих отношений.

– Позовите врача! – кричу я и бегу к Вале, хватаю с ее тумбочки деревянную ложку, падаю перед ней на колени, с трудом разжимаю скрежещущие зубы и вставляю в рот ложку.

Нужно поправить язык, чтобы он не запал в дыхательное горло, мне противно и страшно совать ей в рот свои пальцы. Припадочная колотит руками и ногами по полу, с трудом удерживаю у себя на коленях ее голову, чтобы она ее не ушибла. Остальные больные окружают нас, испытывая нездоровое любопытство, они лишь наблюдают за тем, как она бьется в судорогах, и за моими действиями. Наконец на помощь приходит медперсонал – Божена и Степан. Санитар припечатывает руки Вали к полу, а медсестра делает ей укол в бедро прямо через одежду. Валя успокаивается, затихает, ее глаза наполовину открыты, видны только белки, и это страшно.

Я встаю, мои руки обслюнявлены Валей, не терпится их вымыть, но я поворачиваюсь к Любе, безучастной к происшедшему, хотя ее кровать рядом с Валиной. Полная отрешенность во взгляде Любы пугает, и я, вместо того чтобы отругать ее за то, что она не помогла соседке, участливо спрашиваю:

– С тобой все в порядке?

– Нормально! – У нее явно заплетается язык.

Вижу, что ей совсем худо, непонятно только, почему она это скрывает.

– Что с тобой?

– Отвали! – Глаза Любы злобно блеснули.

Обычно она реагирует на все спокойно, впервые вижу ее столь агрессивной. Она немногим старше меня, находится здесь из-за попытки суицида после полугода бомжевания. Не сумев выплатить кредит банку, она потеряла квартиру, а вместе с ней и возлюбленного, из-за которого, собственно, и влезла в долги. Ее, как и меня, никто не навещает, не передает ей продуктовые передачи. Держится Люба замкнуто, отгородив от мира непроницаемой завесой свое «Я».

Во время завтрака в столовой появляется бледная притихшая Магда, пробывшая вчерашний день и ночь в изоляторе на «завязках». Получив в раздаточной порцию каши и чай, она идет между столиками в поисках свободного места. Я машу ей рукой, приглашаю за свой столик. Магда недоверчиво смотрит на меня: до сих пор я старалась как можно меньше с ней общаться, и наши отношения были если не враждебными, то весьма натянутыми. Подумав секунду, она принимает приглашение, садится напротив и выжидающе смотрит на меня. «Да, ты права: я не просто так позвала тебя».

– Классно, что тебя отпустили, не стали дольше держать в изоляторе.

– Божена – дура, но, слава Богу, не все здесь такие. Новая смена сразу освободила меня.

– У меня к тебе дело.

– Я об этом догадалась.

– Тебе цикля нужна?

– Что взамен надо?

– Пару минут поговорить по мобильному телефону.

– Хорошо, минута – цикля.

– Слишком круто. Цикля – две минуты разговора. Если нет, я найду, кого «колеса» заинтересуют.

– Ладно, договорились. Давай циклю!

– Дай уехал в Китай. Получишь после утреннего приема лекарств.

– А ты мобилку получишь, когда дашь циклю. Тебе известна взаимосвязь денег и стульев?

Ненавижу воскресенье – это день посещений и передач, а мне некого ждать. Больница находится в стороне от трассы, и, если нет собственного автотранспорта, посетителям приходится от села топать сюда пешком километра четыре, поэтому родственники навещают больных редко и такие посещения становятся праздничными событиями. Во время этих встреч некоторым больным под расписку родичей позволяют на время покинуть стены больницы. На их месте я бы ни за что не вернулась обратно. В большинстве же случаев встречи с родственниками проходят скоропалительно, в специальной комнате, и ограничиваются передачей продуктов и обменом несколькими общими фразами. Выхожу из палаты в коридор, к излюбленному окну.

– Иванна!

Оборачиваюсь – темноволосая медсестра Соня уже приняла смену и переоделась в коротенький белоснежный халатик, который не скрывает, что лифчик она не носит, у нее и без него груди крепкие и упругие. Ее лицо дышит свежестью и здоровьем, в карих глазах постоянно поблескивает искорка задора и юмора. Она резко отличается от других медсестер дружелюбием и уважительным отношением к больным, которые отвечают ей тем же. С недавних пор у нас с Соней сложились дружеские отношения, в основном благодаря журналистике.

Соня закончила медучилище и, поработав здесь с годик, пришла к выводу, что медицина – это не ее. Она поступила в педагогический институт на заочное отделение, где проучилась два года. Но учителем она себя также не видит и мечтает о журналистике. Узнав о моей прежней профессии, она прониклась ко мне глубокой симпатией. После ужина забирает меня в процедурную, и за чаем с вкуснятиной, которую она приносит из дому, мы ведем долгие беседы.

Странно, что она пришла, – ее смена завтра. Если бы я об этом знала, то не стала бы проводить переговоры с Магдой. Мобильный телефон Соня дала бы мне без проблем. Вот только при ней говорить с Егором я не решилась бы.

– Наконец приняла! – Соня громко выдохнула, словно закончила тяжелую физическую работу. – Эта дура Божена в прошлый раз устроила мне приемку, так я ей сейчас показала, что тоже не лыком шита! – По выражению ее лица догадываюсь, что она хотела было добавить пару крепких словечек в адрес медсестры, но сдержалась.

– Молодец, Соня, с такими людьми иначе нельзя. С ними можно бороться только их методами. Поменяться на сегодня сменой чья была инициатива?

– Моя. Договорилась в газете, что во вторник принесу статью, поэтому рассчитываю на твою помощь ночью. Ты как?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5