– Вы часто бывали с ней на этом пляже?

– Разумеется. Вот я и нашел ей жилье здесь, в деревне.

– В котором часу это было?

– Утром, часов в одиннадцать, я не смотрел. Я отвез ее и мы распрощались. Она пошла устраиваться, а я поехал в Ялту. В шахматный клуб. Я, видите ли, любитель.

– Больше вы не видели девушку?

– Нет. Я провел время в клубе до вечера. Затем приехал сюда.

– Проводите нас на ту квартиру, куда вы перевезли девушку, – предложил Пилипенко.

Когда все трое вышли на улицу, следователь вдруг замер, глядя в угол автостоянки. Он перемахнул через барьер и присел на корточки, разглядывая что-то на земле.

Темно-синий «Вольво» довез их до места через несколько минут, лавируя в узких улочках. Это была хорошо модернизированная халупа, сдававшаяся по-дорогому – с отдельным входом, душем и прочими удобствами. Именно это новое жилье Щеглов и снял своей девушке, и именно здесь ей так и не удалось пожить.

Хозяйка узнала Щеглова и приветствовала его широкой улыбкой, какой обычно одаряют многообещающих клиентов.

– А вашей подруги нет дома, – сказала она.

– Я знаю, – хмуро ответил Щеглов.

Пилипенко достал из сумочки ключ и показал хозяйке, другой рукой предъявив удостоверение следователя. С дамской сумочкой-чебуреком под мышкой он выглядел комично, но хозяйке не пришло в голову улыбнуться.

– О, боже! – только и воскликнула она, поскольку ей, как и ее боле преуспевающей коллеге из отеля, не составило труда сопоставить слухи об ужасном убийстве на пляже с исчезновением своей квартирантки.

– Вам не стоит сюда входить, – следователь обернулся к Щеглову. – Я буду весьма признателен, если вы подождете нас в своей машине.

Когда они остались одни, Жаров с нетерпением спросил друга:

– Что ты там такое нашел, на стоянке?

– Еще один наблюдательный пункт. Некто уютно устроился в тени туй, даже доску приспособил. Я еще сверху, с лестницы заметил окурки на земле.

– «Ирбис»?

– Он самый.

– И что можно увидеть с той точки?

– Два объекта, – Пилипенко нагнулся у двери, вставляя ключ в замок. – Саму стоянку и окна номера, в котором жила девушка.

Место, куда Щеглов привез свою подругу, было двухкомнатной квартирой с лоджией, ванной и маленькой кухней. Посуда чисто вымыта, разложена по полочкам, ловит солнечные лучи из окна. Ясно, что девушка ни разу не воспользовалась кухней, и эта бликующая обстановка сделана самой хозяйкой при генеральной уборке после предыдущих жильцов. Помойное ведро также чистое, с аккуратно расправленным черным пакетом для мусора.

В спальне стоят два тугих чемодана, в кресле – раскрытая сумка. Несколько носильных вещей – летние платья, шорты, блузки – в беспорядке валяются на полу. Ощущение такое, что девушка примеряла их перед зеркалом, вставленным в дверцу шкафа, и почему-то долго не могла выбрать, во что одеться.

Пилипенко нагнулся и выудил из груды вещей длинный красный поясок.

– Странно, – произнес он, играя пояском, натягивая и отпуская его. – Поясок есть, а платья нет.

– Может, оно где-нибудь в чемоданах? – предположил Жаров.

– Это вряд ли. Хотя, можно проверить, конечно.

Он поднял чемодан, поставил на кровать и раскрыл. Тоже самое проделал и с другим чемоданом.

– Вещи сложены как попало, похоже, девушка собиралась в спешке… Ну, разумеется, красного платья здесь нет, да и кому придет в голову упаковывать платье и поясок отдельно?

Чемоданы содержали самые обыкновенные предметы, правда, их было чересчур много – начиная с десятка разноцветных блузок и футболок и кончая вычурным эротическим бельем – черным, белым, розовым…

– Если учесть, что девушка приехала только на две недели, то она имела возможность переодеваться несколько раз в день. Гм… Два вечерних платья. Актриса, а не девушка. Или… – следователь замолчал, укладывая вещи обратно в чемодан.

– Что – или?

– Потом скажу. Есть одна мысль, И я ее проверю немедленно.

– Может быть, ты думаешь то же, что и я? – спросил Жаров.

– Это вряд ли.

Жаров не стал уточнять, боясь, что друг поднимет его на смех. В самом деле, почему бы не предположить, что эти вещи принадлежали не одной, а двум девушкам? Жаров вспомнил ту, другую, найденную за автобусной остановкой в Мисхоре…

Когда они спустились с веранды и снова сели в машину Щеглова, следователь спросил его:

– В чем была причина вашей ссоры?

– Не думаю, что это имеет отношение к делу, – холодно ответил Щеглов, включая зажигание.

– Это, положим, мне решать, – сказал Пилипенко. – Ответьте на вопрос и считайте его официальным, хотя я вас пока и не задержал.

– Задержать – меня? По какому праву? – Щеглов вывел машину в переулок, делая вид, что внимательно следит за извилистой дорогой. – Впрочем, я расскажу, никакой тайны тут нет. Дело в том, что… Лиза думала, что я… В общем, она поставила вопрос ребром. Так они часто делают, знаете?

– Не понимаю, о чем вы говорите, – сказал Пилипенко.

Жаров, в отличие от своего друга, понимал. На определенном этапе отношений женщины часто пускают в ход своеобразный шантаж.

– Это началось сразу, как только мы вылетели из Москвы, – продолжал Щеглов. – Раньше у нас были свободные, ни к чему не обязывающие отношения, но тут она, наверное, посчитала, что совместное путешествие – это нечто очень серьезное. Вот и стала у нее созревать такая мысль: либо мы женимся, либо расстанемся. И дальше – больше. В конце концов, вчера это стало совершенно невыносимым, и я выбрал один из вариантов. Мы расстались немедленно, и я отвез ее сюда.

– Вам знакома эта вещь? – Пилипенко достал из кармана смотанный в кольцо поясок и развернул перед газами Щеглова, будто выпустив на волю змею.

– Это поясок, – от внимания Жарова не ускользнуло, что Щеглов весь напрягся.

– От какого платья? Вы видели красное платье на ней?

– Красное платье, красное платье… – пробормотал Щеглов, бегая глазами и потея, несмотря на достаточную прохладу в салоне машины. – Нет, не припомню.

Еще один поворот, и они въехали на стоянку, вышли, вразнобой хлопнув дверцами. Пилипенко зашил в память своего аппарата телефон Щеглова и попросил его не покидать Большую Ялту в ближайшие дни.

– Вот откуда такое разнообразие нарядов, – сказал он Жарову, когда Щеглов скрылся за поворотом лестницы. – Девушка просто очень хотела понравиться человеку, которому была безразлична. Чувствую, что мотивы и причины преступления где-то здесь, связанные со Щегловым. Он явно в чем-то лжет. А парень не виноват.

– Ты что же – веришь этому предприимчивому юноше? Что он нашел спящую девушку, подобрал ее сумочку и скрылся?

– Не знаю, в каком виде он нашел девушку – спящей или уже мертвой. Но это не он убил и растерзал ее. Допустим, дело было так. Девушка спустилась на пляж. Первая цепочка следов, ведущая с запада и только в одном направлении. Она загорала, потом уснула. Вскоре появился парень, соблазнился сумочкой, взял ее и удалился. Цепочка следов с востока – туда и обратно. Затем появились те, кто сделали с девушкой все это… Гм! Не получается. Двое могли прийти с запада – две цепочки туда и обратно. Остается одна цепочка с востока, и совершенно не ясно, кому она может принадлежать. Разве что…

– Наблюдательный пост!

– Именно. Был некто, следивший за девушкой, следивший упорно и тщательно. И юношу, который украл, и тех двоих, кто изнасиловал, он видел сверху. Когда все было кончено, он спустился вниз, ему и принадлежит последняя восточная цепочка.

– Зачем ему спускаться?

– Чтобы удостовериться, что девушка мертва. Или, может быть, чтобы забрать какую-то вещь. Думаю, что ответ зашифрован в черновике письма, которое пыталась написать девушка. Во всяком случае, мальчишка пойдет за кражу сумочки, но никак не за убийство и изнасилование.

– Почему ты так уверен в его невиновности?

– Я что же – зря его сигаретой потчевал? Учитывая, что я сам бросаю курить и к куреву стараюсь пореже прикасаться? Чистые руки, неповрежденные фаланги пальцев. На теле парня также ни одной царапины. Как можно так жестоко избить жертву, чтобы самому остаться совершенно чистым?

В этот момент телефон следователя зазвонил. Жаров слышал в трубке взволнованный голос, похоже, принадлежащий эксперту Минину.

После этого разговора Пилипенко казался даже не озабоченным – ошарашенным.

– Леня говорит, – глухим голосом сообщил он, – что сперма во влагалище жертвы принадлежит именно ему, этому голубоглазому невинному юноше.

Пилипенко положил на стол перед задержанным данные экспертизы. На допросе, не считая стенографистки, присутствовали Минин и Жаров, последний стоял, привалившись к подоконнику. Все смотрели на юношу с тревожным любопытством, следователь внутренне клокотал, что было видно по пульсирующей жилке на его виске. Его профиль заострился, словно у покойника, казалось, что он сейчас бросится на подозреваемого, чтобы собственными руками свершить правосудие.

Парня звали Олег Горенко, ему было 17 лет, он приехал из Донецка – за счет родителей, которые решили таким образом премировать его по случаю окончания школы. Здесь, в деревне, можно было снять комнату без удобств по самой низкой цене, что он и сделал.

– А теперь ты расскажешь подробно, что произошло вчера на пляже, – сказал Пилипенко. – Это твой последний шанс сказать правду. Мы имеем достаточно оснований, чтобы передать твое дело в суд. Но чистосердечное признание облегчит твою участь, и приговор будет мягче.

Жаров понял, что Пилипенко лукавит, все присутствующие в кабинете, кроме самого Олега, знали, что парень обречен: каким бы мягким ни был приговор, вряд ли с такой статьей он выйдет из зоны живым. Жаров даже заметил некую печаль в глазах стенографистки: девушка уже жалела этого Олега, предполагая его судьбу, жалела не как преступника, совершившего ужасное убийство, а как красивого голубоглазого мужчину.

– Я расскажу, – сказал он. – Я молчал, потому что… Стеснялся, вы понимаете?

Олег бросил взгляд в сторону стенографистки и вдруг покраснел. – Я не могу говорить об этом при женщине.

– Лена, выйди, – приказал Пилипенко, не поднимая головы.

Жаров знал, что беседа записывается на магнитофон, и стенограмму можно сделать позже. Лена захлопнула свой блокнот и вышла из кабинета, бросив на парня взгляд из дверного проема.

– Вчера утром я пошел купаться, – начал, наконец, он. – И увидел девушку. Она сидела на одеяле. Она что-то делала со своей головой. Я подошел и увидел кровь, девушка вытирала голову полотенцем и смотрела на полотенце, которое было в крови. Я стал ей помогать. Как я подумал, девушка упала и ударилась о камень. Поскользнулась, наверное, когда выходила из воды, ведь там скользкие камни, вы знаете. И я увидел рану у нее, волосы слиплись от крови.

Жаров и Минин переглянулись, у Минина было удивленное лицо, он скептически покачал головой.

– Тогда я нашел в ее сумочке флакон духов, они ведь на спирту. И промыл девушке рану.

Слушая, Пилипенко задумчиво играл очками над столом: похоже, он верил Олегу, имея в виду, что флакончик в сумочке-чебуреке был действительно пуст, а на пляже найдено окровавленное полотенце.

– Мне удалось остановить кровь. А после мы сидели рядом. Она плакала, я ее утешал… И мы полюбили друг друга! – вдруг повысил голос парень.

– Что? – не понял Пилипенко.

– Полюбили и все! С первого взгляда, разве так не бывает? Я полюбил ее, она полюбила меня. И мы занялись любовью.

Пилипенко мрачно смотрел на парня, подперев щеку рукой, Минин опустил голову, чтобы никто не увидел его невольной улыбки. Жаров чувствовал, что часть истории действительно правда, но никак не мог понять, где граница, отделяющая ее от лжи.

– Потом девушка уснула, – продолжал Олег. – Ну, тогда я взял ее сумочку и ушел. Сам не знаю, как это вышло… Когда я доставал флакон с духами, то увидел в сумочке деньги… Ну и… Вот…

– О чем вы с ней говорили? – спросил Пилипенко.

– Так… Мы почти и не говорили. Все было ясно по глазам. Любовь, понимаете? – парень почему-то глянул на пустой стул, где только что сидела стенографистка. – Правда, она говорила что-то, но как бы сама с собой…

– Так. С этого места давай-ка подробнее.

– Ну, она как будто обращалась к самой себе или к кому-то, кого не было видно.

– К невидимке, значит. Что же она говорила невидимке?

– Что-то про белую гору и про инь-ян. Я не понял.

Жаров вздрогнул. Эта загадочная «белая гора», «Обитель на белой горе», равно как «инь-ян» были в черновике письма.

– Постарайся вспомнить, – сказал он. – Подробнее. Какие именно слова она произнесла?

– Она сказала… Я не помню точно. Инь и ян соединились на белой горе. Вроде того… Потом она отключилась, вы понимаете?

– Не понимаю, – возразил Пилипенко.

– Ну, ей было слишком хорошо со мной, вот она и вырубилась.

Юноша хлопал голубыми глазами, в его голосе сквозило торжество. Пилипенко перевернул фотографии, которые до сих пор лежали на его столе глянцем вниз.

– Вот так она вырубилась? – тихо спросил он Олега.

Тот посмотрел. Его лицо исказил настоящий ужас.

– Нет, нет! Это было совсем не так!

– Ты хочешь сказать, что это сделал не ты?

– Честное слово – не я!

– Ты уже много раз давал мне свое честное слово.

– Но это не я, клянусь! Когда я уходил, она спокойно спала на одеяле.

В этот момент дверь приоткрылась, и кто-то из коридора окликнул Минина. Тот подошел, от волнения шаркая по полу громче обычного, и принял из руки, мелькнувшей в щели, тонкую папку бумаг. Вернувшись на свое место, эксперт углубился в чтение.

Между тем Олег продолжал лепетать:

– Это правда, мы по взаимному согласию. Девушка совсем не сопротивлялась. Она сама этого хотела… Она была счастлива, честное слово!

Минин поднял голову от своих бумаг и произнес бесстрастным голосом:

– Доктор принес результаты вскрытия. Гематомы на теле девушки образовались не во всех точках ударов. Кровоизлияние было минимальным. Это значит, что он продолжал насиловать и терзать девушку уже после того, как наступила смерть. И… Ох! Разрыв ануса, также после смерти.

Пилипенко стал медленно подниматься над столом.

– Какого ануса? – прокричал парень, весь сжавшись. – Я ведь вовсе не… – Он захныкал.

Жаров подумал, что его друг сейчас схватит парня за длинные космы и будет бить его головой об стол, пока тот не умрет.

– Что-что-что? – вдруг донесся голос Минина, который перевернул страницу. – Но это невероятно!

Следователь оглянулся, замер с растопыренной ладонью, протянутой в сторону подозреваемого.

– Не может быть, – сказал Минин. – Тут написано, что смерть девушки наступила в результате отравления.

– Как это? – не выдержал Жаров.

– Очень просто. Факты, термины. Девушка была отравлена. Причем, яд был введен в организм за несколько часов до смерти. И этот яд… Невозможно! Эр-ейч-сан шестнадцать. Медленно действующий, но смертельный. На жаргоне разведчиков он называется «солнечный удар». Применяется спецслужбами. Вызывает симптомы, сходные с сильным тепловым ударом, так что, если не провести специальное исследование, которое сделал мой коллега, так и должно показаться окружающим – солнечный удар.

Пилипенко нажал на кнопку звонка, и в дверях немедленно появился сержант.

– Уведите его, – сказал следователь, затем, повернувшись к Минину и Жарову, устало произнес:

– Выходит, теперь наша история превращается в шпионский детектив. Ну, конечно! Наблюдательные посты, некто, следивший за девушкой незадолго до убийства. Черновик письма, возможно, содержащий шифрограмму. И, наконец, яд, который не купишь в аптеке… Похоже, пора передать это дело разведчикам. Пусть смотрят по своим базам данных.

– Это еще не все, – мрачно произнес Минин. – Не все, что написано в этом документе. Вскрытие показало, что девушка была на четвертом месяце беременности.

– Значит, двойное убийство… Раньше за такое полагалась исключительная мера. Нет, рано бросаться в СБУ. Еще бы пару вопросов этому Щеглову…

Пилипенко задумчиво вел машину, почти не глядя на дорогу. Жаров молчал, ворочая некую мысль, которая проклюнулась после последнего сообщения Минина.

– Знаешь что, – сказал он, – я, кажется понимаю смысл ее неоконченного письма, хотя бы частично.

– Что именно?

– В письме говорится о втором сердце, что можно было принять за какой-то мистический символ. Похоже, это означает всего лишь то, что девушка была беременна. Возможно, что и другие загадочные фразы, например, «Обитель на белой горе», значит что-то совершенно банальное…

Щеглов ждал их в своем номере, предупрежденный звонком. На оба вопроса, заданные ему Пилипенкой, последовал отрицательный ответ. Нет, он не знал, что Лиза беременна, да и вообще, вовсе не обязательно, что от него. Девушка была свободна, возможно, встречалась с другими мужчинами. Нет, в то утро они постоянно были вместе, и никто к ним не подходил. Они долго выясняли отношения, пока не выяснили их до конца, пока не решили, что должны расстаться немедленно.

– Если это так, – невозмутимо произнес Пилипенко, то у меня есть все основания полагать, что это именно вы подсыпали девушке яд. Скажем, во время совместного завтрака.

– Яд? – удивился Щеглов, и лицо его переменилось.

Следователь внимательно наблюдал за ним.

– А ведь вы что-то знаете, – вдруг сказал он.

– Нет! – возразил Щеглов, слишком громко для того, чтобы ему верить. – Ничего я не знаю сверх уже сказанного. Просто это непонятно. Кому и зачем надо было травить Лизу? Впрочем, в кафе было людно. Мы смотрели, как лыжники взлетают на парапланах. Мимо ходило много людей. Кто-то мог бросить ей в стакан какую-нибудь капсулу. Я не знаю.

– Может быть, объектом отравления была не Лиза, а вы? – предположил Пилипенко. – У вас есть враги?

– Множество. У бизнесмена всегда есть враги. Но все они остались в Москве.

– Почему бы кому-то из них не последовать за вами сюда? – задумчиво проговорил Пилипенко, не спрашивая, а будто рассуждая вслух. – Да, вот еще что, – вдруг встрепенулся он. – Думаю, вы должны это увидеть, – и следователь выложил на стол фотографии места преступления.

Реакция Щеглова была неожиданной: его затрясло.

– Что вы мне показываете? Разве это она?

Он взял одну фотографию, приблизил ее к глазам и с негодованием отшвырнул.

Жаров задумался. Только теперь он сообразил, что Щеглову раньше не были известны подробности убийства, он даже не знал об изнасиловании. Известие о смерти своей девушки он принял сегодня утром почти равнодушно. Или только теперь, запоздало пришло к нему переживание? Как-то не верится…

– Кто же это сделал? – почти вскрикнул он.

– Пока не известно, – сказал Пилипенко. – По крайней мере, вряд ли это сделали вы.

– Да уж…

– Вряд ли бы вы стали насиловать девушку, тем более, мертвую, ту, которую только что бросили.

– Мертвую?

– Именно. Тот или те, кто это сделали…

И следователь в нескольких словах рассказал Щеглову об Олеге, о «любви с первого взгляда», об украденной сумочке.

– Любовь, значит… – неприятным голосом пробормотал Щеглов, и на сей раз его реакцию можно было понять.

– Он что-то скрывает, – с уверенностью сказал Пилипенко, когда они спустились на стоянку. – И Щеглов, и парнишка лгут, а у нас не хватает материала, чтобы их изобличить.

– Может быть, они как-то связаны друг с другом? – предположил Жаров.

– Может быть, – отозвался Пилипенко. – Ясно одно: это тупик. Нет больше никаких фактов и вряд ли они еще появятся. Если начальство ознакомится с существующими выкладками, то мне просто прикажут повесить все на мальчишку.

– Невзирая на письмо, на эти наблюдательные посты? На поведение Щеглова?

– Да. Все это покажется несущественным, не имеющим отношения к делу. «Наблюдательные посты» – это всего лишь моя фантазия: мало ли кто где сидел и курил «Ирбис»? Щеглов просто по-своему переживает случившееся, потому и неадекватен. Лишние следы принадлежат случайным людям: мало ли кто шатается по пляжу… Короче, дело закроют и все.

– А яд? «Солнечный удар», который непонятно как, кем и зачем…

– На это просто закроют глаза. Может быть девушка решила покончить с собой, но смерть пришла к ней в другом обличье…

Пилипенко открыл дверцу своего «жигуленка» и повел головой, приглашая Жарова в машину.

– Нет, я останусь, – вдруг решил он. – Похожу тут вокруг, может быть, найду еще какой-нибудь из этих загадочных «постов».

– Ну, как знаешь.

Когда машина скрылась за поворотом, Жаров уже пожалел, что не поехал. Придется возвращаться своим ходом… Что он сможет здесь найти? Пустая трата времени.

Жаров обошел отель, заглядывая под каждый куст. Нигде не было видно ни окурков «Ирбиса», ни каких-либо следов наблюдения.

Итак, мы имеем два «поста» – на обрыве над пляжем и около автостоянки. Все-таки, версия о том, что следили не за девушкой, а за Щегловым, отпадает, потому что, судя по состоянию окурков, наблюдатель у базальтового валуна был на своем месте в день убийства, уже после того, как Щеглов расстался с девушкой и отвез ее на новую квартиру.

Жаров прошел через можжевеловую рощу. Мучительный жаркий день подходил к концу, солнце светило почти горизонтально, рельефно выявляя стволы. Запах смолы стал еще гуще…

Вот и базальтовый валун, с черными, маслянисто блестящими боками. Жаров представил, как на нем сидит какой-то спецназовец в камуфляжной форме… Немыслимо. Или такой человек в строгой шляпе, в темных очках… М-да. Шпионская версия не клеилась.

Жаров спустился на пляж, цепляясь за горячие корни. Здесь уже ничто не говорило о происшедшей трагедии, только камни помнили кровь, а весь песчаный пятачок был уже испещрен следами.

Здесь будут купаться и загорать, заниматься любовью, даже не зная, что произошло на этом песке, на этих камнях. Впрочем, еще не известно, что и как здесь произошло…

В вечерних лучах место выглядело по-новому, камни сверкали, два крупных валуна-отторженца, казалось, парили над пляжем… Вдруг Жаров заметил какую-то искру среди голышей. Он медленно подошел, не теряя ее из виду. Просто кусок разбитого стекла? Или…

Нет! Это было именно то самое «или», маленькая сверкающая капля, именно оно – нечто новое, что могло двинуть расследование дальше.

Жаров нагнулся и подобрал маленький кулон на серебряной цепочке.

Цепочка разорвана. Кулон выполнен в форме капли. Где-то совсем недавно блеснула точно такая же капля… Жаров зажмурился, представив, будто в темноте шарит луч прожектора, описывая над морем круг – в поисках неостывшего воспоминания…

Ну, конечно же! Подобный кулон он видел сегодня утром на груди Олега Горенко, голубоглазого мальчишки, который был виновен лишь в том, что подобрал сумочку, что по обоюдному согласию занимался «любовью с первого взгляда» с девушкой, которую убил и растерзал неизвестно кто.

Жаров ехал в маршрутке, идущей на автовокзал Ялты, довольный своим уловом. Несколько раз он порывался позвонить Пилипенке, но передумывал, пряча мобильник в карман. Следователь наверняка вырубился после трудного дня, который был отмечен сразу двумя убийствами. Жаров покажет ему свою находку завтра с утра.

Теперь все показания молодого человека можно поставить под сомнение. Жарову уже мерещилось какое-то тайное общество, все члены которого носят одинаковые кулоны. Некий масонский заговор… «Обитель на белой горе…» Секта жестоко карает провинившегося адепта, а палачом служит именно он, Олег Горенко.

«Газель» мчалась по Южнобережному шоссе в сторону Ялты. Солнце скрылось за горами, стремительно темнело, но жара и духота ничуть не отступали, будто бы этот изнурительный день лишь притворился умершим.

Домой той ночью Жаров не поехал, поскольку компьютер был у него только в офисе редакции. Слава богу, он забыл утром выключить кондиционер и, войдя, словно сразу окунулся в холодную воду.

Он набрал в поисковике ключевые слова: «солнечный удар яд» и получил исчерпывающую информацию по этому веществу. Воистину, мировая паутина не ведает тайн!

Яд «Rh-SUN/16» применялся еще советским КГБ, когда надо было убрать человека где-нибудь в соответствующей обстановке, например, на морском курорте. Так, в 1976-м году был отравлен болгарский агент Ламбовски, он умер на пляже в Варне, на глазах у сотен людей, и только посвященные знали истинную причину его гибели. В нынешней бандитской цивилизации «солнечным ударом» никого не удивишь, и спецслужбы от него давно отказались, зато было несколько случаев применения этого секретного яда различными мафиозными группировками, так сказать, для внутреннего пользования, когда заведомо ясно, что ни милиция, ни тем более комитет вмешиваться в разборку не будут. В принципе, вещество можно достать, хотя оно и стоит недешево. Из всей добытой информации Жаров сделал вывод: тот, кто покушался на девушку, не мог быть рядовым гражданином, вроде Щеглова, он наверняка имеет отношение к каким-то особым подразделениям, например, является профессиональным киллером. Если же здесь действует секта, то неизвестно, чем могут быть ограничены ее возможности.

Следующий запрос в мировую паутину был сделан Жаровым по словосочетанию «Обитель на белой горе». Здесь его ждало разочарование: как это часто случается, ответ всего лишь поставил перед ним новый вопрос. «Обитель на белой горе» была всего лишь подмосковной турбазой, которая предлагала «великолепный зимний отдых, катание на горных и беговых лыжах, верховую езду, бассейн, сауну…»

Жаров не помнил дословно содержания неоконченного письма, но ему все же казалось, что за словами «Белая гора» должно стоять нечто большее…

Итак, что же случилось 15-го июля в татарской деревне у подножья Медведя?

Кто-то наблюдал за Лизой Донцовой в течение нескольких дней, делая это с большим упорством, несмотря на изнурительную жару.

Утром 15-го этот человек каким-то образом отравил девушку, рассчитывая, что смерть наступит через несколько часов и будет выглядеть как несчастный случай, тепловой удар.

В то же самое время с девушкой начинают происходить события, не имеющие отношения к готовящемуся убийству. Лиза ссорится со Щегловым, он отвозит ее на новую квартиру и расстается с нею. Девушка идет на пляж. Там появляется молодой человек… Трудно, конечно, поверить в «любовь с первого взгляда», но кто их поймет, это поколение? Ведь ходят же они на дискотеку, где гасят свет, и все занимаются повальным сексом, что для них естественно. Ну, допустим. Девушка была брошена. Она пожелала отомстить своему любовнику, и тут появился Олег… Впрочем, в эту версию не вписывается кулон.

Олег не совершал жестокого убийства своими руками, иначе на его теле были бы характерные ссадины. Может быть, он был наводящим, отвлекал жертву, пока с запада на пляж не подошли еще двое?

Стоп! Рана на ее голове, пустой флакон из-под духов… Значит, Олег все же частично говорил правду… Но неужели эта рана действительно осталась от того, что девушка случайно упала, выходя из воды? Пожалуй, в этой ситуации такая случайность невозможна.

Так или иначе, Олег уходит со сцены, прихватив деталь реквизита – сумочку. И тут же появляется некто или – если этот человек не возвращался на пляж дважды, оставив две цепочки следов – некие двое. И они убивают девушку. Которая и так уже умирает от яда.

По всей логике, этот некто не мог быть отравителем: ведь он знал, что девушка вот-вот должна умереть.

И вряд ли тот, кто нанес девушке увечья, был случайным человеком. Этого не может быть, просто по теории вероятностей.

Сделав свое дело, убийца (или двое убийц) уходит, но на пляж спускается наблюдатель, он же отравитель. Получается, что за девушкой охотились сазу две независимые силы, которые не знали о действиях друг друга, но обе одинаково желали смерти своей жертве. Кем же она была, эта несчастная Лиза Донцова, если для ее уничтожения понадобилось применить столько изощренных средств?

Жаров не любил заводить будильник: его принципом было вставать, когда сон пройдет сам по себе, иначе весь день будешь ходить с чугунной головой. Обычно он самопроизвольно просыпался около восьми, но сегодня, просидев до трех ночи в интернете, продолжал мирно дрыхнуть и в восемь, и в девять… В половине десятого его разбудил телефонный звонок. Это был Пилипенко.

– У меня в машине есть одно место, – сказал он. – Можем за тобой заехать.

– Куда направляемся? – бодрым голосом спросил Жаров, но следователь почему-то все равно понял, что его друг только что разлепил глаза.

– Успеешь почистить зубы, а побриться – вряд ли. Едем снова в сторону Артека.

– Новые подробности? У меня, заешь ли, тоже…

– Все свое «тоже» расскажешь по пути. Дело уже другое. Та женщина, которая была найдена на автобусной останове в Мисхоре. Короче, выходи на улицу, мы, видишь ли, спешим.

Машина подъехала через пять минут, Жаров едва успел одеться. За рулем «уазика» был Клюев. Пилипенко сидел спереди, сзади еще трое – Леня Минин и двое оперативников – те ребята, которые обычно выезжают на обыск.

Оказывается, сегодня утром в милицию позвонила женщина. Она сделала заявление, что два дня назад пропала ее квартирантка. Гурзуфские ребята догадались доставить хозяйку в судебный морг, где она опознала женщину, найденную в Мисхоре. Самое поразительное было в том, что убитая тоже снимала квартиру в деревне Айкара.

– Какая-то заколдованная деревня, – сказа Жаров. – Будет досадно, если это окажется простым совпадением.

– Это не может быть совпадением, – сказал Пилипенко. – Я еще раз проверил материалы по делу женщины из Мисхора. На ней, представь, было красное платье.

– Ну и что?

– Поясок. Тот самый поясок без платья, который мы нашли в квартире Лизы Донцовой, принадлежит платью той, что была убита в Мисхоре.