Рано утром вернулись ремонтники. Истертый паркетный пол в обеих комнатах закрыли чем-то мягким, раскатав рулон и точно обрезав его по углам. Поклеили новые обои, даже не сдирая прежний слой. Косметический ремонт – понятно.
За несколько часов квартира полностью преобразилась. Когда рабочие ушли, Влад долго стоял посреди комнаты и недоуменно оглядывался.
Старая мебель теперь выглядела убого. Едва он успел об этом подумать, как позвонили в дверь, и эта невообразимая сказка продолжилась. Скорее, страшная сказка для взрослых, чем волшебная детская.
– Да, – без колебания ответит Влад.
Операция начинается
Днем позвонил Хозяин, поинтересовался, хорошо ли он запомнил историю… Предупредил, что приедет и примет последний экзамен.
Они устроились на кухне, где был положен свежий линолеум лилового цвета и стояла новая плита, матово блестящая гладкими боками, словно глазированная голландская печь.
– Тарас Балашов… – начал Влад, чувствуя себя полным идиотом…
Он еле сдерживался, чтобы не рассмеяться, когда рассказывал о его приключениях за Байкалом и в госпитале. О забавном красномордом капитане, который был его соседом в двухместной палате, и морда его была красной, оказывается, не от водки, а по причине болезни сердца. О дружбе с начальником госпиталя, майором Котиковым, который порой заходил в палату, присаживался, кряхтя, на табуретку и слушал рассказы Тараса про столичную жизнь. О цветке молочае, который рос в палате под окном и о котором писатель сочинял шутливые стихи.
– Прочитай мне стихи, – мягко перебил поток его речи Хозяин.
– Но мы так не договаривались! – воскликнул Влад. – Разве я должен был еще и эти стихи учить, из писем?
– Конечно. Ведь ты, Тарас Балашов, как раз и сочинил стихи о молочае. А разве поэт может не помнить своих собственных стихов?
– Я не сообразил. Конечно, должен. Я заучу их сегодня же.
– Хорошо. Заучи обязательно. Тебя могут попросить их почитать.
Влад помолчал, думая, говорить или нет о своей догадке. Решил все же сказать. Так и закончил урок:
– Вот и вся история… Ах да! Забыл одну маленькую деталь. В самом конце этой истории Тарас Балашов умер.
Хозяин с удивлением уставился на него.
– С чего ты взял?
– Ну, его положили на операцию… А ему нельзя наркоз…
– И что?
– На этом переписка обрывается. Я подумал…
– Тарас Балашов жив, – твердо сказал Хозяин. – Жив как вечный Жид, как сам Ленин – живее всех живых, будь он неладен!
Он достал из барсетки листок бумаги, развернул, шаркнул им по столу в сторону Влада:
– Ознакомься.
Влад глянул. Это было продолжение переписки. Операция прошла успешно, только на другой же день доктор ушел в отпуск и взял компьютер с собой. Тарас остался без связи. Поправился, вернулся в Москву и сразу написал Наталье. Пообщавшись несколько дней, они договорились увидеться. Последнее письмо было датировано сегодняшним утром:
«Значит, в семь. Жду тебя у памятника Пушкину. Традиционное и самое лучшее место в Москве для встреч! Позвоню.
С уважением и наилучшими пожеланиями, Тарас Балашов».
Это было выше его понимания. Если Тарас жив и пишет ей письма, то почему он сам с нею не встретится? Допустим, он и руководит всем этим процессом, он и стоит за Хозяином, а тот всего лишь исполняет его волю. Но зачем?
Спрашивать было бессмысленно. Хозяин меж тем взял со стола телефон Влада, набрал номер и, задержав палец на кнопке вызова, поднял голову:
– Готов с нею поговорить?
– Сейчас?
– Считай это своей работой. За работу будет уплачено.
Кнопка была нажата.
– Здравствуйте! – неуверенно проговорил Влад.
– Вы с нею на ТЫ, – шепотом заметил Хозяин.
– Здравствуй, Наташа! – звонко выпалил Влад, чувствуя, как капля пота ползет по ложбинке спины, да и лоб покрылся градинами. – Это я, Тарас.
– Здравствуй-здравствуй! – услышал он высокий задорный голос. – Можешь не представляться: узнала. Значит, ни ты, ни я не передумали, и памятник Пушкину никуда не убежал?
– Так точно!
– В военном госпитале набрался таких словечек?
– Именно! От красномордого майора.
Хозяин одобрительно улыбнулся, достал и расправил клетчатый носовой платок.
– Тогда в семь так в семь, – сказала Наталья. – Я уже собираюсь, между прочим.
– И я!
– Женщине надо больше времени. Поэтому давай прервемся. До встречи?
– До встречи.
Пока Влад изо всех сил старался, чтобы его голос не дрожал, не фальшивил, Хозяин осторожно вытирал ему, говорящему, лоб своим платком.
– Ну вот, – сказал он. – пришло время надевать новый костюм, – Хозяин встал, хлопнув себя по коленкам. – Держи в уме все материалы. И про молочай выучи в темпе. Да, был еще один момент. Сразу после операции, когда тебя мутило от наркоза, ты умудрился высказать этой женщине пару таких комплиментов, что она… Гм! – запнулся Хозяин. – Может быть, это и не важно, но одно письмецо в подборке отсутствует.
– Как отсутствует? – удивился Влад.
– Отсутствует и всё!
Хозяин был явно раздосадован. Будто бы коллекционер: собрал все возможные пробки, но вот одной не достал…
– Разве такое может быть?
– Может, может… – произнес Хозяин. – Думаю, что это и не важно, что письмецо затерялось. Будем надеяться, что она не заговорит о нем.
Странно все это, конечно. Каково же тогда происхождение этих писем и как объяснить, что здесь не хватает одного?
– А о чем мы с нею говорили по телефону? – спросил Влад. – Вдруг и она мне устроит экзамен?
– По телефону вы просто болтали ни о чем. У тебя в руках вся информация. Переведи разговор на свои рассказы. Похвали ее стихи. Ты владеешь практически всей информацией, которая прошла между тобой и этой женщиной.
Хозяин уже пошел к двери но вдруг обернулся, держа палец над головой:
– Впрочем, есть одна деталь. В телефонном разговоре с тобой женщина между прочим заметила, что любит красное инкерманское вино. Запомни.
– Никогда не слышал о таком вине, – сказал Влад.
– Продукция инкерманского завода марочных вин, Севастополь. Оно довольно дорогое… Да, чуть не забыл! – Хозяин засунул руку в барсетку и извлек на свет бумажник, а оттуда – три пятитысячных ассигнации. – Дорогое, потому что хорошее. Лучшее на территории бывшего СССР, – он положил деньги на тумбочку в коридоре.
– Я не пойму, – сказал Влад. – Если я похож на Тараса Балашова, это понятно. Но неужели и мой голос тоже похож? Она же узнала меня!
Хозяин удивленно вскинул бровь:
– Кто тебе сказал, что ты похож на Тараса Балашова? Я, например, не говорил.
– Но как же тогда?.. – Влад осекся, поняв, что переходит границы дозволенного, собираясь задать вопрос.
– Ты не похож на Тараса Балашова, – серьезно проговорил Хозяин. – Ты и есть Тарас Балашов.
На грани провала
Прохаживаясь перед памятником Пушкину, Влад вглядывался в толпу, втекающую в печально знаменитый подземный переход, и думал: как же у него получится сыграть не только какого-то постороннего человека, представителя совсем другой среды и культуры, но и просто москвича? Ведь он совсем не знает город. Он будет вести себя иначе, говорить иначе, размахивать иначе руками и непременно провалится. Как Штирлиц.
Еще один вопрос: кто он сейчас на этом поле, где возвышается, словно черный ферзь, Пушкин – игрок или фигура? То, что он вообще какая-то пешка – понятно, но для грядущей Натальи он кто? Двигает ли она его по игровому полю, или же он – ее, являясь продолжением пальцев Хозяина? А вдруг они оба заодно? Последние часы он воображал, будто делает что-то вместе с Хозяином, а на самом деле – Хозяин делает что-то вместе с Натальей, и делает против него… Впрочем, Штирлиц – разве он провалился? Можно было и второй сериал снять…
Он стал припоминать стихотворение Тараса, которое успел заучить, но вспомнил только начало:
С жителем приюта моего
временное чувствую родство.
Житель на паркет бросает тень
и следит за тенью он весь день
или ночь, коль тень дает луна,
хоть и чаще вовсе не видна
тень…
Мысли его рассеянно шатались, повторяя взгляд. Чем ближе подходило время встречи, тем чаще о посматривал на плывущую перед ним человеческую массу, пока и вовсе не вперился в нее, и вот уже казалось, что мелькнуло перед ним несколько Наталий – 89/61/91 – высоких стройных блондинок…
Призрак тени тоже, как часы, —
Житель усмехается в усы.
Та же история, что четыре дня назад… Или пять? Он как-то с трудом отдавал себе отчет в том, что прошло совсем немного времени с тех пор, как он ждал ее (именно ее, только юную) в другом городе, в другом – уже кажется – мире…
И она пришла. Почему-то сразу стало ясно, что это она, и идет она именно к нему, хотя издали еще не было видно лица. Шла быстро, казалось, сейчас просто врежется, но остановилась внезапно, близко, положила ладошку ему на грудь, словно прижимая пальцы к губам: молчи!
– Ну, здравствуй, путешественник! Честно говоря, я до последнего момента не верила, что ты существуешь.
Она была гораздо старше его, но сказать точно, сколько ей лет, Влад бы не смог, чтобы не ошибиться, скажем, на десяток. Наталья принадлежала к тому типу женщин, которые будто каменели в тридцать. Впрочем, и в тридцать, каменея, выглядели они на двадцать пять.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.