Глава 1: На живца

«Каждому бизнесмену – по явке с повинной!» – возвещало кумачовое полотнище, прибитое над лестницей.

В фойе из-под полы наливали коньяк. Девушки в красных пионерских галстуках и мини-юбках предлагали пиво.

– Кружечку пенистого, красавчик? – предложила «пионерка» с вызывающей грудью и откровенно наглыми глазами.

– Спасибо.

– Спасибо – нет или спасибо – да?

– Пиво не пью, – с извиняющейся улыбкой успел сказать вслед уходящей «пионерке» слегка ошарашенный Александр Максимов, выпускник Высшей школы экономики и престижного западного университета.

Накануне самолет доставил его в Москву из Лондона, где в течение пяти последних лет он работал в одной из крупнейших консалтинговых фирм. Завтра предстояла встреча с российским работодателем – известным в московских кругах бизнесменом Рюминым, предложившим Максимову исключительно выгодный контракт. Решив, что на Западе такие деньги заработать за год нереально, Максимов согласился.

Предполагалось, что сегодняшний вечер будет посвящен знакомству с культурной жизнью столицы. В роли экскурсовода и змея-искусителя выступал молодой, очень подвижный и какой-то верткий парень по имени Георгий, которого Рюмин рекомендовал по телефону как «эксперта по маркетингу».

– Бородин или просто Борода, но не Сифон, – представился Георгий при встрече и загадочно рассмеялся.

Максимов, который не видел ни одной из историй про Бороду и Сифона – «бомжей» с Рублевки, шутки не понял, но по причине природной вежливости с пониманием улыбнулся. Впрочем, какое уж тут понимание – понимал в окружающем его мире Максимов все меньше.

Поднявшись по лестнице на второй этаж кинотеатра, он некоторое время постоял у плетня, за которым, сидя на пне, задорно играл на баяне опухший субъект в ушанке и телогрейке.

– Иван Никифорович, – сообщил баянист и погладил козу, лежавшую рядом на сене.

Коза равнодушно посмотрела на Максимова и передернула ушами.

– Фильм смотреть будем? – спросила говорящая коза.

Максимов сделал шаг назад и чуть не сбил с ног Георгия, возникшего из воздуха.

– Клево, правда? – поинтересовался Борода – он притащил теплый коньяк в кружке, тронутой по краям ржавчиной. – Фильм смотреть будем, спрашиваю?

«Ах это он. Коза здесь ни при чем. Чертовщина какая-то», – с облегчением вздохнул Максимов.

– Нравится? – не отставал Борода. – Так как насчет фильма?

– Может, в другой раз? – робко заметил Максимов.

– Да легко! – охотно согласился Георгий. – Тем более что я его уже видел. Здесь рядом галерею бутиков открыли. Класс! Органоморфный дизайн. Не выговоришь, блин! Все предметы в форме органов.

– Каких органов? – насторожился Максимов.

– Человеческих! Ну, там, сердце, почки, печень, у кого она осталась, ха-ха! Цвета – зашибись! Очень яркие. Желтые, оранжевые. Прикольно. Автор – профессор университета из Филадельфии. – И Борода назвал восточное имя знаменитого американского дизайнера.

– Он профессор? – изумился Максимов, вспомнив обильную татуировку этого культового художника, часто приезжавшего в Лондон.

«А теперь в Москву, значит, наладился».

На городские пейзажи профессор посматривал сквозь свои огромные кислотные очки с нескрываемым скепсисом. Поговаривали, что этот мировой кудесник предложил перекрасить Биг-Бен в пронзительные цвета детской неожиданности, но не встретил сочувствия у консервативных британцев.

– Хотя поздновато. Я как-то сразу не подумал. Наверное, закрыли галерею. Органы отдыхают, – замялся Георгий, в планы которого вообще-то посещение бутиков не входило. – Предлагаю другой вариант. Ночной клуб. Сегодня немцы выступают.

– Идет, – согласился Максимов.

О своей уступчивости он пожалел ровно через пять минут после начала представления.

Голый по пояс мужчина, закопченный, словно потомственный кочегар, резал бензопилой деревянный брусок. По соседству с «человеком-пилой» его коллега оглушительно долбил стену перфоратором. Звук, напоминающий надсадный вой сломанной бормашины, органично дополнялся истошным металлическим уханьем – один из музыкантов подпрыгивал на листе кровельного железа, а заодно хлестал алюминиевыми трубками по металлическим пружинам.

«Сумасшедший дом!» У Максимова нестерпимо заломило затылок.

– А нет чего-нибудь поспокойнее? Джаза, например?

Бородин с искренним сочувствием кивнул и показал в сторону выхода.

– Не пугайтесь, это клуб только для своих, – доверительно сообщил он через некоторое время, осторожно проводя Максимова через подозрительно темный двор.

– Но здесь нет даже вывески!

– Я же говорю, для своих. Классическая музыка устроит?

– Идеально.

– О чем и речь. Классика, кстати, тоже вставляет не по-детски. Кто понимает, конечно, – проникновенно поделился своей мыслью Бородин. – Осторожно, не навернитесь. Япона мать – какая лестница крутая!

В заброшенном подвале было темновато. На стенах чадили смоляные факелы. В углу вместо бара стояли две канистры.

– Коньяк, – сообщил всезнающий Бородин. – Сейчас налью по кружечке.

Максимов утонул в безразмерной подушке, брошенной прямо на земляной пол, и вскоре почувствовал, что музыка обволакивает, расслабляет, убаюкивает.

Засыпая, он вновь, но уже без внутреннего протеста, а с умиротворенной обреченностью и тихой нежностью подумал: «Сумасшедший дом».

Генеральный директор компании «Консалт энд Бэнкинг», или сокращенно «K&B», Валентин Борисович Рюмин нетерпеливо посмотрел на часы. Встречу с выписанным из Лондона новым специалистом Александром Максимовым он предусмотрительно назначил на три часа дня – сразу после обеда.

Рюмин предполагал, что после вчерашней экскурсии по московским знаковым местам Максимову понадобится отдых, и хотел, чтобы он приехал на беседу свеженьким.

Однако даже многоопытный Валентин Борисович ошибся.

Борода докладывал, что новенький не пьет и даже не курит, хотя от впечатлений слегка «поплыл».

«Пионер какой-то, физкультурник. Впрочем, сейчас это модно», – подумал Рюмин.

Он и сам практически не пил – даже в те времена, когда это считалось неприличным и подозрительным. И надо сказать, эти подозрения не были лишены оснований.

Рюмин был убежденным трезвенником не потому, что не мог выпить, – мог, и немало, хотя и без особого удовольствия, – а по причине благоприобретенной подозрительности. Он рос без отца, под присмотром истеричной и издерганной матери, которая внушила ему, что подарков от судьбы ждать не стоит. С детских лет Валентин Борисович воспринимал окружающий мир как дремучий лес, скрывающий кровожадных хищников и прочие опасности. Он не верил никому и никогда, а значит, рассупонивание и дружеское братание за бутылочкой-другой исключались по определению. Поэтому другие трезвенники симпатии у Валентина Борисовича не вызывали. Он слишком хорошо знал себя, чтобы доверять людям, которые хотя бы в чем-то походили на него.

– Валентин Борисович, к вам господин Максимов, – раздался по линии громкой связи голос Галины Юрьевны, элегантной и уже немолодой дамы, которая многие годы провела в самых высокопоставленных кабинетах, а нынче несла вахту в приемной Рюмина.

Длинноногих девиц с откровенными «сучьими» глазами Валентин Борисович к серьезным делам не допускал, а свою приемную он справедливо относил к числу самых сакральных мест.

«Ну что же, посмотрим на это чудо консалтинга».

– Пусть войдет, – сказал Валентин Борисович и отключил громкую связь.

Максимов выглядел так, как и ожидал Рюмин.

Высокий. Аккуратная стрижка – волосок к волоску. Черные ботинки «Джон Лобб», модный костюм одной из фирм, изделия которой принято считать символом успеха.

Пиджачок, на вкус Рюмина, был коротковатым и кургузым, брюки слишком в обтяжку, но так сейчас модно.

Слегка выбивался из общего ансамбля шелковый галстук «Гермес» с классическим геометрическим рисунком. Обычно их носят успешные предприниматели постарше, но, видимо, Максимов сознательно сделал этот выбор, как бы давая понять, что уже претендует на роль солидного бизнесмена.

Фигура статная – наверняка старательно нагружает себя фитнесом. Глаза внимательные, но без внутренней агрессии.

«Хорош бойскаут».

– Присаживайтесь! – Валентин Борисович широким жестом указал на диван, перед которым стоял антикварный столик из карельской березы, а сам устроился напротив – в кресле из мореного дуба.

На Валдае у Рюмина был знакомый мастер, который вручную резал такие вот чудеса – иностранцы принимали это за подлинную готическую мебель.

Максимову понравился гостеприимный хозяин. Когда нужно, Валентин Борисович умел производить впечатление демократа, а заодно человека радушного, слегка рассеянного и абсолютно безобидного. Это был один из его излюбленных образов в обширной галерее мастерски освоенных ролей и психологически выверенных приемов.

– Как вам Москва? Давно не были в родном городе? Многое изменилось. Да, сейчас столица не только мировой финансовый центр, но и Мекка культуры!

Максимов вспомнил про баяниста с козой и погрустнел. Вообще-то «Мекку культуры» он представлял себе иначе.

– Спасибо за оказанное внимание. Вчера с Георгием мы увидели много интересного, – счел своим долгом поблагодарить Максимов.

– Да, я в курсе. Тогда перейдем сразу к делу, не возражаете? – вежливо спросил Рюмин.

Максимов не возражал.

– Я пригласил вас поработать над конкретным проектом. Мы заключили контракт о консалтинге с горно-металлургической компанией «Интер-Полюс». Очень перспективный бизнес. Компания показывает небывалый рост по всем направлениям. За три года капитализация выросла в два раза. Активы – несколько перерабатывающих предприятий и весьма перспективные месторождения. Акции компании торгуются на фондовых биржах в Москве. Они уже освоили выпуск американских депозитарных расписок – крутятся в Лондоне и на внебиржевом рынке США.

– Да, мне встречались эти бумаги, они постоянно растут в цене, – заметил Максимов.

– И это правильно, – оживился Рюмин. – Я бы даже сказал – закономерно. У них понятная стратегия развития. Сейчас «Интер-Полюс» делает ставку не на дальнейшую скупку месторождений, а на их развитие. Понятно, что это приведет к росту добычи. А при нынешних ценах на сырье – в общем, сами понимаете. Одновременно планируются модернизация производства и введение в строй новых фабрик. Стратегия разработана до 2020 года.

– Впечатляет. Западные инвесторы часто говорят, что самые интересные проекты сейчас в России.

– Вот именно! А деньги по-прежнему на Западе. К сожалению! Объемы финансирования, которые предлагают на российском рынке, не сопоставимы с тем, что можно получить за рубежом. Поэтому руководство «Интер-Полюса» приняло решение о первичном размещении акций на Лондонской бирже. Не скрою, решение принято не без моего участия. Вам же знакомы технологии IPO?

– Да, собственно, мне этим и приходилось заниматься последние годы, – поскромничал Максимов.

– Мы предлагаем вам возглавить консалтинговую группу, которая проведет аудит «Интер-Полюса» и подготовит компанию к выпуску акций для размещения в Лондоне. Условия вы знаете. Согласны?

Вопрос носил формальный характер. Максимов уже дал согласие подписать контракт, но Рюмин любил придавать даже скучным ситуациям театральную интригу, тем более что в этом разговоре развязка была еще впереди.

– Контракт я читал, меня он устраивает, – подтвердил Максимов.

– Отлично, тогда я подписываю! – Рюмин не без торжественности извлек из кожаной папки трудовое соглашение с Максимовым и подписал его на каждой странице.

Вслед за Рюминым торжественный обряд посвящения совершил и Максимов.

– И еще два дополнения, – неожиданно жестко сказал Рюмин. – По мере выполнения условий контракта руководство «Интер-Полюса» может высказывать и дополнительные просьбы. Начнем с аудита, а выяснится, что нужна кардинальная реорганизация компании. Это посерьезнее, чем подготовка к размещению акций. Я попрошу – отнеситесь с пониманием. Западные консультанты сразу же начинают стонать – дескать, об этаких работах мы не договаривались, контракт их не предусматривает и все такое. Меня «плач Ярославны» не устраивает. Он никого не устраивает. Это Россия. Здесь нужно быть гибким и готовым поработать не за страх, а за совесть. Если возникнут новые задачи, следует их решать по мере поступления. Так что никаких отказов! Все дополнительные просьбы вы должны согласовывать со мной, и будем совместно думать, как удовлетворить заказчика.

– Да, я понимаю. В принципе все консультанты заинтересованы в расширении заказа. Дополнительная работа меня не пугает. Но может потребоваться привлечение новых специалистов более узкого профиля.

– Это пусть вас не беспокоит. Привлечем кого надо, догоним и еще раз привлечем. Значит, договорились? Разумеется, все трудозатраты будут учтены при окончательном расчете – в виде бонусов, премий или другими разумными способами.

– Нет возражений.

– И второе. Вас представят как руководителя консалтинговой группы. Это отражает вашу функцию. Но вы должны четко понимать, что главным консультантом для «Интер-Полюса» в реальности буду я и никто другой. Я к славе не стремлюсь и на почетные звания не претендую. Но договоримся, что консультант номер один – это генеральный директор компании «K&B» в моем лице, а вы мой эксперт. Ни одна рекомендация, ни один вывод не должны ложиться на бумагу без моей визы.

Такая постановка вопроса Максимову уже не очень нравилась. Получалось, что ответственность за консалтинг несет он, а содержание документов и рекомендаций будет определять Рюмин.

«Впрочем, он же хозяин этого бизнеса. К тому же в России роль собственника всегда была более авторитарной, чем на Западе. Ладно, будем иметь в виду эту специфику. Но только почему он говорит это после того, как я подписал контракт? Что это меняет? Он же разумный человек», – подумал Максимов.

– Я согласен.

– У вас, кажется, нет детей? – неожиданно спросил Рюмин.

– Пока нет.

– Будут! В России это происходит быстрее, чем на скучном Западе. Поверьте моему опыту. Для вас с женой места в квартире более чем достаточно, и даже для двоих детей останется.

Одно из основных достоинств контракта с Рюминым состояло в том, что компания «K&B» бесплатно выделяла новому консультанту квартиру в центре города, которую в дальнейшем можно было выкупить в кредит на льготных условиях. Предоставлялись также престижный автомобиль и снятый на год номер в подмосковном санатории.

Компания вообще брала на себя решение всех бытовых вопросов, вплоть до доставки мебели из Лондона и ее расстановки. Для этого жена Максимова Екатерина получила план будущей квартиры, на котором она с превеликим удовольствием нарисовала, как поставить мебель, разместить напольные светильники, развесить картины и семейные фотографии.

– Галина Юрьевна, господин Максимов освободился, пригласите Кристину, пусть покажет его апартаменты, – вновь воспользовался громкой связью Валентин Борисович.

Через несколько минут в приемную за Максимовым зашла Кристина – длинноволосая блондинка в дорогом элегантном костюме.

– Кристина сама представится, – пообещал Рюмин.

В стеклянном лифте Максимов и его спутница поднялись на пятый этаж.

– Вот ваш кабинет, – сказала Кристина и незаметным жестом откинула назад волосы.

Максимов с изумлением увидел на двери табличку с собственным именем.

«Надо же – они все подготовили еще до того, как я подписал контракт. Сильный ход!»

– А вы где работаете? – спросил Максимов.

– Я ваш заместитель.

– Вы консультант?

– Не совсем. Я представляю компанию «Интер-Полюс», – сказала Кристина и распахнула перед Максимовым дверь в его новый кабинет.

Москва, 1988 год, июнь

Комната напоминала шкаф – узкая и с высоким потолком. Все пространство было заполнено клубами табачного дыма – сгрудившиеся на стульях мужчины курили. Не вынимал сигареты изо рта и начальник – худощавый мужчина неопределенного возраста, укрывшийся под фамилией Сидоров. Он сидел за письменным столом спиной к окну, в которое был виден памятник Феликсу Дзержинскому, возвышающийся посреди круглой площади.

У самой двери пристроился Валентин Борисович, который пришел на прием в точно назначенное время, но попал на затянувшееся совещание.

– Посиди, сейчас закончим, – по-свойски сказал ему Сидоров, которого Рюмин видел в первый и, как выяснилось через некоторое время, в последний раз в своей жизни. – Какого же хрена выеб...сь с этим п...ром? – продолжил совещание Сидоров, слегка сбавивший обороты речи при виде посетителя.

Валентин Борисович не любил забористых русских словечек и никогда не ругался матом.

Через пять минут он почувствовал себя дурно. Вонючий дым терзал гортань и нестерпимо резал глаза. Матерщина липла к телу, как грязное белье.

Несмотря на сложные условия, догадливый Рюмин быстро понял, что участники сходки просматривали списки иностранных студентов одного из московских вузов. Сноровисто, не теряя зря времени на дискуссии, они делили студентов на три категории – вербовать, компрометировать и выдворять или продолжать изучение.

В роли верховного арбитра выступал Сидоров. Он жонглировал «человеками» с непостижимой быстротой карточного каталы. Только по ему ведомым признакам он разгадывал в матерных и часто несвязных пояснениях подчиненных, кто из студентов представляет реальный «вербовочный интерес», а где – начудили, нахреничали и вообще вешают лапшу на уши.

– Всех разобрали, архаровцы? Никого не забыли? – Сидоров еще раз посмотрел в разложенные перед ним бумаги, щурясь от едкого дыма.

«Стопроцентный охват, каждого ждет одна из трех категорий», – изумленно подумал Рюмин.

После окончания юридического факультета университета он попал в более элитное подразделение органов, которое занималось изучением и вербовкой приезжающих в страну зарубежных коммерсантов. Это были, как правило, солидные люди со связями в советской внешнеторговой номенклатуре. Бесцеремонное отношение к ним и такой вот «стопроцентный охват» были нежелательны и невозможны. Его работа требовала избирательности и деликатности.

Здесь же все выглядело намного проще.

«Неужели всех?!» – вновь ужаснулся Рюмин и беспокойно заерзал.

Сидоров пристально посмотрел на «визитера», скривился и обреченно махнул рукой.

«Он, кажется, умеет читать мысли, – догадался Рюмин. – Понятно. Говорим одно, а делаем другое. Наши желания не совпадают с нашими возможностями. Втираем помаленьку. Но это везде так».

«Экстрасенс» Сидоров благожелательно улыбнулся и, как показалось Рюмину, даже подмигнул. Впрочем, в условиях вонючей задымленности могло померещиться все, что угодно.

– Ладно, тогда закончили. Все свободны, – подвел итог совещанию Сидоров.

Дождавшись, пока «мужики» протиснутся в коридор, Сидоров, а точнее, его невнятный силуэт, окруженный плавающими многослойными облаками дыма от дешевых сигарет и «Беломора», устало предложил:

– Садись поближе. Кто тебя интересует?

– Жан Фурнье.

– Ах да, помню. Хотели мы его «вербануть» или на худой конец выдворить. Не успели. Жаль. Парень хороший. А вам-то он зачем?

– У него отец крупный коммерсант и перспективы хорошие.

– М-да, жалко отдавать. Мы уже клинья стали подбивать – и тут ваше начальство позвонило. Ну да хрен с ним! Не обеднеем. Он выезжает из страны через две недели. Можете передать привет от его девушки Наташи.

– Ваш человек?

– Да, она у нас на связи.

– Привета маловато будет. Есть с ним какие-либо договоренности?

– Да все есть! Вообще вы молодцы. Как дерьмо лопатой разгребать, так это – мы. А за бугор ехать или ордена получать – извини, подвинься! – взорвался Сидоров.

Ему действительно было очень обидно, что в Париж для охоты на Фурнье поедет не он или кто-нибудь из его сотрудников, а хрен с горы.

– Там легко сгореть. А потом всю жизнь горевать, что поехал, – возразил Рюмин.

– И волосы на заднице рвать. Это верно. Ладно, держи все данные на Фурнье. Детали сами отработаете. И не забудьте мне коньячку из Франции привезти. Хотя от вас дождешься! Кстати, кто на вербовку поедет?

– Поручили мне, – сказал Рюмин.

Сидоров впервые воздержался от мата и посмотрел на него сочувственно:

– Про коньяк не забудь и презервативы с усами!

Париж, 1988 год, сентябрь

В очках с роговой оправой, вечно помятом пиджаке и с потертым портфелем Валентин Борисович, несмотря на молодость, походил на задроченного жизнью преподавателя. Но безобидная внешность была обманчива.

Рюмин не любил людей – никаких. Ни соотечественников, ни иностранцев, никого. Иногда он сам задумывался, почему его раздражают все окружающие. Можно было бы объяснить это желанием преуспеть, добиться власти и связанных с ней материальных приятностей. В этом случае люди действительно являлись не более чем инструментом, материалом, неизбежным злом и препятствием на пути к светлому будущему. Однако эта стройная система не объясняла всего многообразия настроений и реакций Валентина Борисовича.

Он не любил прежде всего людей умных, так как они представляли наибольшую опасность для его триумфального шествия по жизни. Именно поэтому в числе его приятелей, а впоследствии, когда он преуспел, среди тех, кого он поддерживал по жизни и продвигал по служебной лестнице, преобладали серые личности, вызывавшие у Рюмина приятное ощущение превосходства.

Однако раздражали и эти придурки.

Некоторые – таких было большинство – по причине откровенного примитивизма, унижавшего тонкую душу Рюмина. Другие, что еще хуже, проявляли себя лукавцами, которые разгадали комплексы Валентина Борисовича и использовали их в собственных интересах, применяя против своего благодетеля его же оружие.

К какой категории следовало относить Жана Фурнье, пока было неясно.

С одной стороны, он проявил слабину, попавшись в сети коварной контрразведки и связавшись с некоей Наташей – имя наверняка вымышленное, – полюбившей его далеко не бескорыстно. Однако Фурнье был умным парнем.

Это у Рюмина сомнений не вызывало – он внимательно прочел его оперативное дело – толстый том агентурных сообщений, данных наружного наблюдения, прослушки телефонов и помещений, а также ознакомился с заключениями психологов. «Неужели он не понимает, что Наташа – наша подстава? Не может быть! А если это так, значит, он сам подстава и меня уже ждут местные “Сидоровы”».

Валентин Борисович прекрасно понимал, что попал в сложную, а фактически безвыходную ситуацию. Он вообще не разделял восторгов своих коллег и знакомых по поводу заграничной командировки. Слишком многое от него не зависело. Риски явно перевешивали возможные плюсы.

Ну съездит он в Париж – «сто лет бы его не видеть», – завербует этого самого Фурнье, что весьма сомнительно, получит за свой «подвиг» почетную грамоту или медаль, а дальше что? Жди всю жизнь, пока какой-нибудь долбоеб не завалит агента или его не продаст очередной перебежчик. Оказаться заложником собственного успеха – кислая перспектива, что и говорить.

Валентин Борисович был патриотом – в том смысле, что в условиях всевластия органов сделать на родине карьеру ему было намного проще и безопаснее. Лучше предсказуемость и надежность, чем журавль в небе – считал он.

Но делать нечего, и сейчас Рюмину приходилось ждать Фурнье в парижском кафе.

Накануне он позвонил французу домой – номер он получил от запасливого Сидорова – и представился другом Наташи, прихватившим по ее просьбе «сувенир для Жана».

Фурнье охотно согласился встретиться, что еще больше усилило подозрения Рюмина. Прошло уже десять минут сверх назначенного времени, но Фурнье не появлялся. Правда, по улице метался какой-то парень, внешне похожий на вчерашнего студента.

«Неужели это и есть Фурнье? А почему не заходит в ка-фе?» – терзался сомнениями Валентин Борисович, наблюдая сквозь витрину за этими странными перемещениями.

Ноги сами подняли его со стула и вынесли на улицу.

– Вы Жан?

– Да, месье. А вы – друг Наташи?

– Да, у меня для вас сувенир. – Рюмин сделал непроизвольное движение в сторону своего неизменного портфеля. – Может, зайдем в кафе?

– Ни в коем случае! Вы – сумасшедший! Мой офис на этой улице. А вдруг нас увидят вместе?

«“Э!” – сказали мы с Петром Ивановичем, – мысленно процитировал гоголевского героя Рюмин. – Да ты боишься. Хочешь скрыть наш контакт. А почему? Понимаешь, что сувенир от Наташи – это предлог, или заманиваешь?»

– Тогда, может быть, прогуляемся? – предложил Рюмин.

– Давайте, но у меня не более двадцати минут.

– Я тоже спешу. Проездом, знаете ли, в Париже.

– Да, понимаю. Как Наташа?

– Привет вам передает. И вот, просила передать. – Рюмин достал из портфеля и протянул Жану сверток, предусмотрительно помещенный в пакет с названием известного парижского магазина «Галлери Лафайетт».

– О, это так мило с ее стороны! Что там?

– Не знаю. Это ее подарок, – соврал Валентин Борисович, прекрасно осведомленный, что в конверте – дорогая палехская шкатулка, которую он сам же и покупал в «Березке» на конторские деньги.

– Передайте ей привет от меня. Подарок я вручу при встрече, скорой встрече! Скоро приеду в Москву, – сообщил Жан.

– Хотите продолжить учебу?

– Не совсем. Вы же знаете, что мой отец – президент одной из крупнейших компаний Франции.

– Разумеется, – соврал Рюмин. В деле на Жана упоминалось, что его отец – богатый предприниматель, но более точные данные отсутствовали.

– Компания моего отца открывает представительство в России. Перестройка, гласность! Очень хорошо для бизнеса.

«Это точно. Спекулянтов развелось!»

– Я назначен директором представительства компании моего отца в Москве, – со значением пояснил Фурнье.

Рюмин почувствовал, как отлегло от сердца.

Он долго и проникновенно тряс руку Жану, уверяя, что вместе с Наташей первым встретит его в аэропорту Шереметьево.

– Перестройка, – гордо сказал Рюмин на прощание и в знак солидарности поднял сжатый кулак: – Рот фронт, товарищ!

Глава 2: Консультант стоит дорого

– Не знал, что ты такая капризная! – возмутился Максимов. – Как может не нравиться Арбат?

Уже час он и его законная супружница Екатерина разбирали вещи в новой квартире и вяло переругивались.

– Я думал, что ты будешь в восторге. О нас позаботились – дали квартиру в Центре, – не мог успокоиться Максимов. – Помнишь Окуджаву? «Ах, Арбат, мой Арбат – ты мое Отечество». Целая эпоха! Писатели ходили по арбатским переулкам.

Максимов хотел еще сравнить Арбат с Латинским кварталом в Париже или районом Сохо в Лондоне, но язык не повернулся. И правильно сделал, так как это вызвало бы у Екатерины новый взрыв возмущения. Впрочем, она и так не могла угомониться.

– Саша, а что здесь хорошего? Тесно – окна в окна. Машину поставить негде. Зелени нет. Кругом одни приезжие, как на вокзале. Во дворах мусор. Появится ребенок – гулять негде. Это что, мое «Отечество»? Где они, писатели или элитная публика, о которой ты говоришь? Шпаны полно – это да!

Максимов опять вздохнул. Новые владельцы арбатской недвижимости и прочие состоятельные граждане появлялись в переулках редко, приезжая на машинах с водителем, а свой досуг проводили в основном в загородных коттеджах и поместьях.

Здание, в котором компания «K&B» предоставила квартиру ценному специалисту и его семье, было построено в начале двадцатого столетия и некогда относилось к разряду самых дорогих и престижных доходных домов. Все квартиры в нем были уже давно скуплены новыми русскими или солидными корпорациями для своих сотрудников. Компания «K&B» капитально отремонтировала жилье Максимова, вследствие чего оно приобрело вполне европейский вид. Но подземный гараж в этом историческом строении, естественно, не был предусмотрен, а с парковкой на Арбате возникали серьезные трудности.

Переулок выходил к памятнику поэту и писателю Окуджаве, вокруг которого жизнь не утихала ни днем, ни ночью. Туристы из разных городов России фотографировались у памятника, не всегда даже зная, кто такой Окуджава. Вездесущие японцы и прочие иноземные странники торговались у киосков и сувенирных развалов, приобретая зимние шапки военного образца, значки, расписные ложки и столь необходимые в современной цивилизации лапти. Подвыпившие молодые люди распевали песни, обнимались и толкали прохожих.

Откровенно говоря, все это не нравилось и самому Максимову. Погулять здесь было забавно, а жить – не очень. В чем-то он понимал Катю, которая родилась и выросла в зеленом районе по соседству с Московским университетом. Ее отец был известным ученым-атомщиком и в свое время получил просторную квартиру в доме Академии наук. Школа находилась тут же, во дворе, заросшем высокими деревьями и густым кустарником. Как на даче. В районе сложилась особая атмосфера. Суетливая Москва была совсем рядом, на расстоянии протянутой руки, но здесь – большая деревня, где все знали друг друга.

После окончания МГУ Катерина поступила в Лондонский университет, а затем осталась работать в британской столице в рекламном департаменте крупной нефтяной компании. Она легко привыкла к лондонской повседневной жизни, которая чем-то напоминала ей уютное детство и благополучную юность – несколько скучную, но предсказуемую и лишенную столкновений с грубой действительностью.

В Лондоне она познакомилась с Максимовым и влюбилась в сильного, красивого и спокойного парня, похожего на ее отца в молодости. Она была готова последовать за ним куда угодно, но позволяла себе покапризничать – конечно, не до такой степени, чтобы вынести мозг возлюбленному, но пощекотать ему нервы Катя любила.

– Не смогу я здесь жить! – Екатерина в сердцах бросила в угол не вовремя подвернувшееся нелюбимое платье, которое всегда вызывало у нее раздражение. – Вчера опять видела, как в переулке пьяные бомжи дерутся. И это – самая дорогая недвижимость в мире! Да за такие деньги в Лондоне можно дворец купить.

– Не надо песен. Дворец ты не купишь. К тому же квартира нам предоставлена бесплатно. Нужно уметь быть благодарной.

– Саша, не злись. Я благодарна, просто не могу привыкнуть. Ты утром уходишь на работу, а я пока даже не смогла устроиться.

– Все будет в порядке. Я помогу тебе – найдем отличную работу, не хуже, чем в Лондоне, – успокаивал Максимов.

– Интересно, а всем новым специалистам компания предоставляет такие квартиры? – Несмотря на свои капризы и претензии, Екатерина прекрасно понимала, что ее мужа встретили в Москве по высшему разряду. Это одновременно ей льстило и беспокоило: «А за что? Не слишком ли большие авансы, и как за них придется выкладываться?»

– Думаю, что не всем, – признался Максимов.

– Почему для тебя сделали исключение?

– Давай не будем отвечать сразу на все вопросы. Поживем – увидим. Пока все неплохо.

– Да, я понимаю. – Екатерина подошла к Максимову и, нежно прижавшись, обняла его.

Почувствовав, что она томно подталкивает его к дивану и что ее нежность может иметь бурное продолжение, Максимов деликатно, но решительно запротестовал:

– Милая, я опаздываю.

Ему удалось выскользнуть из объятий жены и, отступая спиной вперед, протиснуться в прихожую.

Прихватив портфель, Максимов трусливо бежал с поля боя.

У подъезда его уже ждала машина.

Екатерина подошла к телефону и набрала номер своей подруги Анфисы, с которой училась в одном классе и даже сидела за одной партой.

– Привет, это я. Когда мы увидимся? Да, все в порядке. Сашка убежал на работу. Нет, ничего не выйдет.

Екатерина еще пять минут слушала голос в трубке.

– Думаю, что главным консультантом его не утвердят, – жестко сказала она и повесила трубку.

Заседание Наблюдательного совета горнодобывающей компании «Интер-Полюс» проходило в только что построенном здании в Центре. На некоторых этажах еще продолжались отделочные работы, в коридорах пахло краской и лаком, а из окна уже можно было наблюдать растущие, как грибы после дождя, новые бизнес-центры, помещения в которых были арендованы на годы вперед еще на стадии котлована.

Признаки денежного изобилия проявлялись в Москве повсюду – в неутоленном спросе на коммерческую и жилую недвижимость, чему не препятствовали даже безумные цены, в потоках новых дорогих автомобилей на улицах, закупоренных бесконечными пробками, потребительском буме в магазинах, где севшие на «кредитную иглу» покупатели лихорадочно скупали все подряд.

Деньги проедались, разбазаривались, исчезали, несмотря на призывы «небожителей» о том, что пора бы перейти на новые технологии, а не жить за счет распродажи энергетических ресурсов.

Максимов чувствовал, что все это изобилие временное. После роскошного застолья неизбежно наступит похмелье, а на столах останутся объедки и осколки разбитой посуды.

В этом смысле проект «Интер-Полюса» был интересен Максимову потому, что он представлял собой попытку выйти из замкнутого круга «добыл-продал-съел-добыл».

Конечно, компания хочет привлечь зарубежные займы, чтобы увеличить отдачу от месторождений, но одновременно будут построены и новые современные предприятия. Внедрение одних технологий потянет за собой другие. Главное – заняться модернизацией, а дальше сама логика процесса потребует перехода к более совершенной экономической модели.

Максимову хотелось не только прилично заработать, но и добиться реальных результатов. Он серьезно готовился к Наблюдательному совету, изучил все доступные материалы о деятельности «Интер-Полюса» и не боялся вопросов.

Вокруг длинного стола в конференц-зале рассаживались члены Наблюдательного совета во главе с его председателем и главным акционером Николаем Семеновичем Крюковым, надевшим по торжественному случаю светлую рубашку в мелкую полоску и шелковый галстук с изображением елок макушками вниз. Обычно он появлялся в офисе в дачных брюках и поло с крокодильчиком, а то и в пестрой пляжной рубашечке – загорелый и радостный после зарубежных поездок или отдыха в своей подмосковной резиденции, откуда он ежедневно совершал набеги в гольф-клуб.

Увидев рисунок галстука, напоминающий масонский опрокинутый циркуль, Рюмин проявил к нему неподдельный интерес, но других признаков принадлежности солидного Крюкова к ордену вольных каменщиков не обнаружил и опять уткнулся в свои бумаги.

По правую руку от Крюкова устроились генеральный директор компании Виктор Владимирович Дронов и его заместитель Константин Антонович Литвин. Эти руководители реального бизнеса были настолько не похожи друг на друга, что за глаза в компании их прозвали «Пат и Паташон». Дронов – высокий, массивный, улыбчивый и взрывной – был полной противоположностью Литвину – маленькому, вечно недовольному, едкому, но дни и ночи проводящему в офисе и знающему мельчайшие детали бизнеса компании.

Среди акционеров преобладали люди среднего возраста, которых Крюков, некогда бывший ответственным работником советского Госплана, набрал из своих старых друзей и знакомых, выбившихся в директора предприятий и торговых компаний. На фоне потертых временем физиономий попадались и более молодые, энергичные лица предпринимателей, преуспевших за последние годы и вложивших капитал в перспективную сырьевую компанию.

От чинных и многозначительных ветеранов молодые волки отличались быстрыми взглядами, более оживленной мимикой и многочисленными вопросами при рассмотрении любого проекта. Старые акционеры высказывались в ходе заседаний редко, предпочитая перетирать темы непосредственно с Крюковым, без лишних свидетелей и в полной уверенности, что их не кинут. Детали их не интересовали. Главное – они доверяли Крюкову, а это стоило не меньше, чем все активы, вместе взятые.

Правда, в последнее время проверенная временем дружба стала давать трещины. По мере роста собственного бизнеса акционеры отдалялись друг от друга, а это, в свою очередь, порождало сомнения в надежности совместной компании.

Напротив главных совладельцев устроились топ-менеджеры компании, отвечавшие за различные департаменты и виды бизнеса.

Крюков твердо следовал заветам «царя Бориса» с его знаменитым «Неправильно сели» и внимательно следил за тем, чтобы места за столом заседаний занимались в точном соответствии с вкладом акционеров и менеджеров в бизнес компании, наглядно демонстрируя, что чем больше вложено денег и усилий, тем комфортнее чувствуют себя задницы их обладателей.

Крюков любил поговорить в домашней незатейливой манере, чем расслаблял даже самого недоверчивого собеседника. В этом стиле он и начал свою вступительную речь:

– М-да... э-э-э... значит, так, господа. Всем удобно? Ну, замечательно. К нам тут, знаете ли, консультанты пришли. Ну, эти, которые за каждое слово деньги берут, даже за «здравствуйте».

– У компании завелись лишние деньги, почему мы не знаем? – пошутил ухоженный и в отличие от Крюкова стильно одетый Аверкин, один из приближенных к Крюкову «ветеранов».

Он радел о благе отечества на посту генерального директора крупной транспортной компании, которая только на бумаге числилась государственным унитарным предприятием, но уже давно работала на его собственный карман.

Все, включая и настороженных молодых топ-менеджеров, вежливо заулыбались.

Реплика была не столь безобидной, как могло показаться с первого взгляда: вопрос о том, что бизнес компании недостаточно прозрачен для акционеров, вставал с завидной регулярностью.

Шуточка была опасная, с двойным дном. Она таила намек, легко превращаемый в жесткие обвинения, что Крюков и его команда скрывают подлинные размеры получаемых компанией прибылей и недоплачивают дивиденды акционерам.

Крюков, однако, не смутился – он знал за Аверкиным немало грешков и всегда находил с ним общий язык при распределении прибыли «Интер-Полюса».

«Цену себе набивает», – подумал Крюков, бросив в ответ:

– Лишними деньги не бывают. Мы как раз и собрались, чтобы договориться, как ими распорядиться. С пользой для дела. Если на новую яхту не хватает, можем подбросить «дровишек».

О том, что Аверкин под влиянием молодой жены увлекся парусным спортом и не жалел монет на приобретение дорогих яхт, поговаривали и в компании, и за ее пределами. Особенно недовольны были ветераны. Они привыкли не афишировать реальные доходы и осуждали показное мотовство Аверкина, опасаясь, что оно может привлечь нежелательное внимание и к их собственному бизнесу.

– Коли ты по рангу государственный чиновник, так будь скромнее. А то на яхтах этих как бы до Сибири не доплыть, – неоднократно предупреждал своего приятеля и акционера Крюков.

К его изумлению, плейбоем Аверкиным никто в компетентных органах не интересовался.

В среде госчиновников и на самом верху властной пирамиды финансовую удаль воспринимали снисходительно, если не нарушались требования политической лояльности, а Крюков с его повадками теневого воротилы смотрелся уже несколько старомодно.

Тем не менее реплика подействовала, и Аверкин широким жестом показал, что его замечание не более чем «шутка юмора» и принимать ее всерьез не стоит.

Крюков грозно прокашлялся, предупреждая потенциальных шутников, что пора заняться делом.

– Господа, «Интер-Полюс» будет отмечать в этом году десятилетие своего создания. За эти годы произошли такие глобальные изменения, что, кроме названия и владельцев, уже ничто не напоминает компанию, которую мы имели в самом начале. Цифры я называть не буду – они хорошо известны и приведены в подготовленных для вас материалах.

Некоторые члены Наблюдательного совета для порядка зашелестели годовым отчетом и справками о последних показателях компании.

Выждав из вежливости несколько минут, Крюков сменил роль доброго и снисходительного дядюшки на сухую речь современного менеджера и стал сыпать модными терминами – внедрение мировых стандартов корпоративного управления, инновации, повышение информационной открытости для потенциальных инвесторов, выход на западные рынки, первичное размещение акций, социальная ответственность бизнеса.

В конечном итоге он умудрился не запутаться в этих словесных построениях, вывернулся из цепких объятий коварных слов, каждое из которых можно было истолковать по-разному – в пользу или во вред «Интер-Полюсу», – и ловко подвел к выводу, что, несмотря на значительные расходы, пора прибегнуть к услугам профессиональных консультантов.

– Но и вы имейте в виду, – грозно обратился Крюков к группе присмиревших советчиков, – что за общеизвестные истины мы платить деньги не намерены. Консалтинг-гадалкинг – это не для нас. Нам нужен конкретный результат: чтобы вся документация и системы управления были готовы к размещению акций в Лондоне. Советовать, как зарабатывать деньги в России, нам тоже не обязательно. С этим мы и сами как-нибудь справимся.

«Высший класс, – подумал Максимов, привыкший к более скучным совещаниям в западных корпорациях. – Крюков не прост! Заранее отвел все возражения и поставил дискуссию в жесткие рамки. Артист! Непонятно только, им действительно нужен консалтинг или это так – игра для инвесторов?»

Однако вопреки ожиданиям Максимова оказалось, что ловкости Крюкова для российских акционеров недостаточно.