Глава 4

Знакомьтесь – Генри Чески

Это был человек, о котором в его участке не вспоминают без кислой гримасы, вызванной чувством внутреннего дискомфорта. Сорокавосьмилетний детектив убойного отдела был в состоянии взвинтить нервы любого напарника в течение одного дня совместной работы. И хотя менять напарников не приветствуется, Чески это ничуть не тревожило по той причине, что менял не он, а лейтенант Кросби, и по просьбе как раз самих напарников Чески.

Привычка жевать сигары, а не курить их, сосать леденцы, сплевывать в урны в общественных местах и ехидные насмешки выводили из себя не только новичков, но и бывалых детективов 13-го участка. Чески ел в машине, сыпал крошки на коврики, ужасно потел, отчего по три и более раза возвращался в участок, чтобы принять душ, и не стеснялся пройтись мимо женской раздевалки в одних трусах и с полотенцем через плечо.

– Сьюзи! – грохотал при этом его голос в сторону шуршащего водой женского душа. – Я видел тебя вчера с этим альфонсом из «Гроверсон» Хатчером! Он ходит на курсы анонимных алкоголиков и ночами рисует голых женщин! Ты не знаешь, кто ему позирует?

– Пошел к черту! – доносилось из душа.

Чески ухмылялся и, потрясая двумястами пятьюдесятью фунтами живого веса, шествовал обратно. До пенсии Чески оставался год с небольшим, и если этот факт озарял перспективы всех без исключения детективов участка, то он же невероятно беспокоил лейтенанта Кросби. Чернокожему начальнику участка было совершенно наплевать, что жует и где плюет Чески. С его уходом участок лишался единственного в своем роде сыщика, поцелованного Господом в лоб. Чески развязывал такие узлы, которые были не под силу самым толковым детективам, замены ему не было, и убойный отдел скоро мог лишиться профессионала, подаренного участку случайным образом.

Чески оказался в 13-м участке настолько же случайно, насколько случайными считаются все его удачные расследования. При всем великолепии его опыта работы, у детектива имелся недостаток, способный затмить все преимущества. Он до смерти боялся садиться за руль. Никакая сила не могла затолкнуть его на то место в полицейском «Форде», за которым располагается рулевое колесо. Чески знал наизусть все уложения, положения и инструкции, он применял их на практике молниеносно, как если бы сам был их автором, но запомнить порядок переезда регулируемого, а тем более нерегулируемого перекрестка было для него чем-то сродни игры на фортепиано, которой он учился в детстве шесть лет, да так и не научился. Без умения управлять автомобилем детектив по всеобщему признанию детективом не является. Поговаривали, что на экзамен по вождению в полицейской академии Чески пригласил своего брата-близнеца, жившего в ту пору в Цинциннатти, однако до сих пор это никто не мог ни подтвердить, ни опровергнуть.

Кросби приметил будущего детектива своего участка во время соревнований полицейских штата Нью-Йорк. Работавший в ту пору в Бронксе, Чески изнывал от бумажной работы, изводил своими неотразимыми шуточками коллег. На стене 23-го участка висел календарь, на котором было написано: «Пенсия Чески состоится через…» Под надписью был пришпилен кармашек, в который дежурный офицер вкладывал по утрам новый листок. Так, «8 лет 3 месяца и 12 дней» менялся на «8 лет 3 месяца и 11 дней» и так далее… Чески, к всеобщему неудовольствию, не обижался, напротив, правила игры принял, и вскоре участникам общего издевательства стало ясно, что издеваются не они, а над ними. Только через пару месяцев кто-то из офицеров заметил, что прежней надписи с упоминанием имени Чески больше нет, а существует другая, появление которой не было обнаружено сразу по причине одинакового шрифта и цвета.

«Она обещала дать мне через…»

Чески любил прессу, а в ней – политические заметки, потому что это был самый доступный способ поиздеваться над теми, над кем он еще вдоволь не наиздевался. А таковых оставалось все меньше и меньше.

– Уго Чавес зачастил в шоп-туры, – докладывал он, входя к дежурному офицеру, лицо которого при появлении Чески тускнело, а глаза становились несчастными. – Если верить Times, то он закупил у русских автоматы и истребители, а у Лукашенко – трактора… Как твоя жена и мои дети, Джордах?

Чески не любили все… Знали, что он презирает спиртное и гордится своим весом, однако никто не знал, что у него больное сердце, и он часто страдает бессонницей от одиночества. Его родители, опустившиеся старики, проживали на юге штата Мэн, и половину своего еженедельного жалованья он посылал им, точно зная, что семидесятилетние Боб и Шарлотта Чески их пропьют за два дня. Генри Чески был некрасивым мужчиной и знал это… Его жизнь была разделена на две половины, как делятся сутки на ночь и день. Ночью он страдал от того, что никому не нужен, а днем демонстрировал окружающим, что самый счастливый человек на свете. Больше всех Чески любил стариков, детей и женщин. И если старики и дети отвечали ему взаимной любовью, то женщины его сторонились, видя в этом толстяке животное, не способное ни на чувства, ни на благородные поступки.

Кросби приметил Чески на соревнованиях. От своего участка в Бронксе тогда еще сорокалетний Генри Чески должен был быстро и правильно допросить двух подозреваемых, дающих по одному и тому же факту разные показания. Поскольку вождение, стрельба и приемы самообороны лейтенанта Кросби не волновали, а главной задачей для него было найти и переманить на этой ярмарке профессионального мастерства толкового сыщика, Кросби все время проводил в импровизированных классах для допросов, где за подозреваемых выступали, дабы усложнить процесс соревнований, те же детективы.

Задача была проста и в то же время необычна. Двое офицеров полиции в штатском изображали убийц, забравшихся в дом и убивших хозяина. Они были задержаны спустя сутки, но в разных штатах. И теперь детектив, то есть экзаменуемый Чески, должен был добиться признательных показаний, совпадающих в деталях. Задача проста, если учесть, что просты исходные данные, но она практически невыполнима, если знать, что колоть придется двоих реальных копов. Конечный результат для жюри был неважен по причине того, что глупо было бы подозревать, что ни с того ни с сего статисты вдруг начнут давать одинаковые показания. Жюри оценивало сам процесс работы детектива, его умение правильно вести себя на допросе и анализировать факты.

Кросби был потрясен.

Чески рассадил подозреваемых по смежным кабинетам, а за прозрачной зеркальной стеной напротив за происходящим наблюдали около пяти десятков крупных полицейских чинов. Каждое слово они слышали, и каждый жест они видели на расстоянии трех метров от себя, однако двоим подметным копам слышать и видеть друг друга было невозможно.

По обыкновению сунув сигару в зубы, Чески прошел в кабинет одного из «подозреваемых» и под его насмешливым взглядом уселся на стул.

– Это правда, что в ночь на 22 августа этого года вы с Гарсиа были в сто первом доме на 22-й стрит?

– Это неправда, – улыбнулся коп из Queens. – Я был, но не в сто первом доме на 22-й стрит, а в пятнадцатом на 66-й. И не в ночь на 22 августа, а днем 14 сентября. Кстати, Антонио Гарсиа я не знаю. Возможно, вы говорите о Патрике Маккалоу?

В жюри раздались добродушные смешки, и кто-то даже хлопнул в ладоши. Было совершенно ясно, что толстяка из Бронкса ждет потрясающее фиаско, подобное тем, что уже случались перед ним.

– Я вам верю, – невозмутимо ответил Чески. – Но то, что у вас есть сестра Полли, вы оспаривать, вероятно, не станете?

У детектива Колина Франка действительно была сестра Полли, но он решительно не понимал, при чем здесь она. Это обстоятельство сменило его усмешку на улыбку радости, и он ответил: «Есть».

Заинтригованное жюри тоже не совсем понимало, о чем и о ком идет речь, все поерзали на стульях с минами удивления… Такая же мина появилась и на лице офицера Гарсиа при виде входящего в кабинет детектива Чески. «Подозреваемый» офицер Гарсиа пил кофе и жаждал повеселиться…

Присутствие свое в упомянутую ночь в упомянутом месте Гарсиа отрицал, заявив при этом, что с Колином Франком он не виделся с прошлого Дня благодарения.

– Странно, это очень странно, – молвил Чески, пережевывая сигару. – Колин Франк только что сообщил мне, что вечером 21 августа вы направились на 10-ю авеню, где купили двух проституток – Полли Брандт и Стефанию, фамилию которой Франк запамятовал. Так вы настаиваете на том, что не виделись с Франком вот уже полгода? Если Полли и Стефания предстанут пред судом и под присягой заявят, вопреки вашим показаниям, что весь вечер, всю ночь и весь день 22 августа вы были вместе с ними в Бруклине и ни на минуту не отлучались ни к месту убийства, ни куда-либо еще, то вы будете осуждены на два года, как лжесвидетельствовавший под присягой. А?

Жюри хранило молчание, Кросби был восхищен. Он уже догадывался, чем это должно закончиться.

Офицер Гарсиа, играющий роль подозреваемого, хорошо знающий офицера Франка, вовремя сообразил, что перед ним не пустышка, которому поставят семь баллов за одни только правильные вопросы, а толковый игрок. Одно только понимание, что ему брошен вызов, переключило сознание Франка на серьезный лад.

– Ладно, ваша взяла. Вы правы, я и Франк были с Полли и Стефанией. Я тоже не помню фамилию последней. Кажется, мы заплатили им по двадцать долларов.

– Франк уверяет, что вы отсчитали Полли пятьдесят. За что? Уж не за молчание ли относительно того, что отлучались на пару-тройку часов в Манхэттен? Или за безмолвие ее брата, страдающего болезнью Дауна и видевшего, как вы удаляетесь с девочками? Франк утверждает, что мальчик любит рядиться в форму полицейского и хочет им стать. Я не знаю, почему Франк решил, что ее брат болен этим заболеванием, однако у него, видимо, есть на то основания… Как, кстати, – я позабыл – фамилия этой Полли?..

И члены жюри заметили, что Чески нажимает под столом переключатель звука, дающий возможность слышать текущий разговор «подозреваемому» в соседней комнате.

– …Брандт, – повторил Гарсиа забитую в свою оперативную память сыщика фамилию упомянутой девушки. Если бы он знал, что эту фамилию носит замужняя сестра коллеги по участку, у которой Гарсиа вместе с Франком не раз бывали дома, вряд ли он был бы так откровенен. – Торри Брандт. Что касается пятидесяти долларов… Она стоила пятидесяти баксов, о, да… минет в ее исполнении прекрасен. Я бывал у нее… да, правильно, около десяти раз, и другой проститутки мне, знаете ли, не нужно… Что же касается ее брата, дебила… Он подсматривает в замочную скважину, как трудится его сестра, и, признаться, это немного отвлекает от процесса. Если бы я не знал этого придурковатого малого, то, пожалуй, навсегда бы лишился эрекции. Когда я впервые бывал у Торри, этот урод вскочил в спальню со слюнявым ртом, полицейским значком на груди и криком «Арест, арест». Знаете, это несколько напрягает…

Члены жюри наблюдали уже не за разговором Чески с Гарсиа, а за мебелью в «комнате для допросов» Франка.

«Ты думаешь, я тебя не слышу, fucking dog!.. – И стул, запущенный в стену, легко разделился на ножки и спинку. – Грязная лживая тварь!.. Твоя мама понесла от пьяного мексиканца, паскуда!.. Торри пекла тебе кексы. Мразь!.. Она наливала тебе чай… Мать вашу, когда вы успели перехлестнуться, и зачем ты это рассказываешь здесь, сволочь?!! Господи, Дэн знает ли?!! Это у тебя слюнявый рот, поддельный коп!.. Это ты всегда бежишь ссать, когда нужно идти на задержание!..» – И стол, разломанный сильной рукой, развалился на четыре части.

Франк ломился в запертую дверь. Гарсиа продолжал рассказывать об искусстве Торри, решительным образом осознавая, что уводит детектива сладким подробным повествованием от главной темы и тем играет на руку общей с Франком идее.

«Заткни свой вонючий рот, мерзавец!.. Из него всегда несет кариесом и чесноком!.. Ты дрочишь в туалете участка по ночам, а в это время Дик Хартон пашет твою безгрудую Жаклин!.. Сучий сын, по субботам, вместо того чтобы идти в церковь, ты посещаешь психоаналитика! У тебя проблемы с мочеиспусканием, и это мешает тебе общаться с Богом!..»

Когда Генри Чески с равнодушным лицом вошел в кабинет с разрушенной мебелью и буркнул: «Так вы по-прежнему настаиваете, что незнакомы с Антонио Гарсиа?» – лейтенант Кросби понял, что без Чески в свой участок не уедет.

Чески не любили, Чески платил тем же. Единственное, что оставалось у него в жизни, лишенной женщин и детей, это его старики и работа.

И сейчас этот человек входил в сопровождении двух офицеров полиции в кабинет советника «Хэммет Старс», расположенный на тридцать третьем этаже дома на 10-й авеню.

Глава 5

Секреты Нью-Йорка

Сняв в лифте под тревожными взглядами разномастных леди и джентльменов разодранный пиджак, Мартенсон приобнял девушку и вышел с ней на первом этаже так, как выходят собравшиеся на ланч менеджер среднего звена с любовницей из делопроизводителей.

– Мне ничему не удивляться?

– Вот именно, – подтвердил Мартынов.

Пройдя через холл и подмигнув приятелю Джорджу, он вывел Сандру на улицу, и первое, что она сделала, пока он стремительно приближался к стоящему у обочины «Бьюику», посмотрела вверх. Распахнутое окно на тридцать третьем этаже находилось так высоко, что Сандра невольно покачнулась.

Взявшись за виски пальцами, она послушно добралась до «Бьюика» и увидела картину, которая ее, впрочем, не удивила.

Мистер Мартенсон сидел рядом с водителем, чьи волосы были заплетены в тугие толстые косички. И было непонятно, отчего они так торчали: оттого ли, что хозяин не мыл их около полугода, или от прислоненного к виску пистолета. Пистолет, как уже поняла Сандра, был водительский. Своего мистер Мартенсон не имел.

– Малыш, садись на место этого чебурашки, – произнес смешную непонятную фразу мистер Мартенсон.

Едва она приоткрыла водительскую дверь, грузный шофер с перстнями, коим позавидовал бы сам Оззи Осборн, вывалился наружу. При этом он издал какой-то кряк и, уткнувшись в расплавленный асфальт 10-й авеню, сделал вид, что устал.

– Он жив? – поинтересовалась она, включая передачу и разглядывая, как ее спутник вытирает салфеткой рукоять пистолета, похожего на бластер.

– Ты не скажешь мне, мисс, почему чем темнее житель Нью-Йорка, тем больше у него пистолет?

– Мнительность, – сказала она и резко выехала на авеню. – Я, вообще-то, совсем забыла спросить, куда мы следуем и что мне теперь делать… Все некогда было.

Мартынов почесал пальцем ухо и поморщился. Вопрос хороший, да вот ответ на него найдешь не сразу.

– Тебе честно ответить или таким образом, чтобы у тебя оставалась хотя бы крошечная надежда на возвращение домой, на работу, на продолжение беспечного существования?..

– Понятно… – Сандра вывернула на 14-ю стрит и внимательно посмотрела на Мартынова. – Послушайте, раз уж так получается, что благодаря вашему возвращению на службу из отпуска я потеряла все, включая надежду на беспечное существование, тогда восстановите справедливость и объясните глупой девушке, что ей делать дальше, и… кто ты, черт возьми, такой!

– Справедливо, – кивнул Мартенсон. – Но сначала мы доедем до Бруклинского моста и свернем вниз. Там есть хороший закуток, я там дрался за деньги первые два месяца. Ни полиции, ни порядочных американских граждан, ни Малкольма, никого.

– Странно это как-то все получается, – адресуясь к рулю, пробормотала девушка. – Этот день непохож на другие. Сначала в офис пришел незнакомый мне мистер, который стал пинать ногой мой стул, потом он заставил меня вымыть в его кабинете пол. Затем засунул в шкаф, а после того как вдоволь настрелялся, выпрыгнул со мной на руках из окна тридцать третьего этажа. И сейчас он везет меня под Бруклинский мост, хотя любому нормальному американцу известно, что там ни одного нормального американца не найти. При этом мистер не пьян, не под наркотиком, и есть подозрение, что у него все в порядке с головой.

– Ну, под мост-то, допустим, ты меня везешь, а не я тебя, – найдя слабое звено для возражений, буркнул Мартынов, вынимая из кармана трубку, переданную ему обмочившимся гангстером. – А что до остального… Считай, что ты провела привычный день в обычной русской семье…

– В какой семье?!

– Алло? – Откинувшись на спинку, Мартенсон закрыл глаза и прислушался к знакомому голосу. – Нет, это не Бронко, мистер Малкольм… И не Луис. Узнали?..

Мартынов рассмеялся, посмотрел на трубку и снова нажал на кнопку вызова.

– Нервничает, – объяснил он смотревшей на него широко распахнутыми глазами Сандре. – Алло? Мистер Малкольм! Бросьте нервничать, все нормально! Это не галлюцинации. – Прикрыв трубку рукой, Мартынов пояснил: – Совсем плох стал старик, руки дрожат. – И в трубку: – Я вам еще три года назад говорил – хотите испортить дело, пошлите его делать Бронко с его насекомыми. Я, собственно, что звоню-то… Подробно мы с вами поговорим чуть позже, сейчас же хочу кое о чем предупредить. Ваши люди вели меня от самого аэропорта, и они, конечно, видели, что я прилетел не один, а с женщиной. И они, конечно, знают, что женщина в отеле «Хилтон». Так вот, она вне игры. Она даже не знает, куда я подался. Посему считаю необходимым предупредить вас: если на пороге ее номера по любой причине появятся посланные вами люди, произойдет следующее… – он прикрыл трубку рукой, сказал ей – Сандра, следи за дорогой, ради бога, мы сейчас вылетим с Warren Street и начнем сбивать деревья в Сити-Холл парке!.. – И продолжил беседу: – Так вот, Стив Малкольм! Как только женщину потревожат, тотчас в путь отправятся два письма. Первое будет адресовано окружному прокурору, второе – в ФБР. Начинайте загибать пальцы, я принимаюсь перечислять десятую часть того, что в этих письмах указано… Убийство менеджеров из Chicago City Grand, убийство журналиста Грегори Анклмен из New York Echo, убийство судебного исполнителя Марка Стива. В письме указаны места их захоронения, мотивы и время убийства. Подкуп сенатора от штата Иллинойс Джеймса Паркера – загибайте второй палец… Налоговые махинации на сумму около двадцати миллионов долларов – средний палец прижмите, он торчит у вас, как вызов! Дальше продолжать? Всего пятнадцать пунктов.

Сандра сидела, слушала, и волосы на ее голове шевелились от ужаса… Недоступный для простых смертных, могущественный, жестокий Стив Малкольм разговаривал сейчас с неизвестным ей мистером и, кажется, не собирался бросать трубку… Опять же, женщина какая-то… Сандра посмотрела в лицо Мартынова и только сейчас нашла его симпатичным. Он должен нравиться женщинам. И, кажется, он знает, что нужно делать, чтобы их очаровать. Интересно, что за женщина? Кажется, она не пустое для него место…

– Вот, – удовлетворенно качнулся в кресле Мартенсон, – это другое дело… Такой разговор мне нравится. Мои позиции столь сильны, мистер Малкольм, а ваш зять столь болтлив и глуп при этом, что сейчас вы подумываете о том, что лучше уж распрощаться с десятью миллионами долларов, которые присвоил русский парень Мартынов, чем оказаться на виду у агентов ФБР и прессы. И вы уже обдумываете вариант, как бы меня прирезать. Должен вас разочаровать! Письма отправятся в путь и в том случае, если неприятности по вашей милости начнутся у меня. Я не успел вас предупредить до прихода Бронко и его недоумков, поэтому будем считать, что ничего и не было. Вам остается лишь разрулить вопрос с полицией в офисе. Там слишком грязно и пахнет сырым мясом… Через пару часов, когда я успокоюсь после разговора, позвоню, и мы решим, что делать дальше…

Отключив связь, Мартенсон улыбнулся Сандре и убрал телефон в карман пиджака. Покосившись на него, Сандра сглотнула.

– Русский парень?

– Ага.

– А женщина?

– Тоже русская.

– Ты любишь ее?

– Пока еще не понял. Остановись у этой тележки, я куплю хот-догов и колы. В этой долбанной Америке нет ни пирожков с рисом, ни беляшей, ни мантов на картонной тарелке.

Прислонившись к горячей машине, они старательно пережевывали сосиски и делали вид, что давно знакомы.

– А ты не хочешь ей позвонить, сообщить, что все в порядке? – проглотив, спросила Сандра. Не найдя чем вытереть руки, она наклонилась в окно двери так, что сразу несколько человек получили возможность полюбоваться ее безупречно идеальными ногами.

Он не хотел. Через две минуты он мог упасть с дыркой в голове, и почему-то считал невозможным сообщать перед этим Маше, что все в порядке. Приняв от девушки пару салфеток, он использовал их и бросил на тротуар.

– Что такое belyashi?

– Это запечатанные со всех сторон сэндвичи с фаршем из кошачьего мяса внутри.

Ладно, ладно, поехали, – смилостивился он через секунду, отрицая своей улыбкой сам факт жестокого обращения с животными этого семейства.

Я бы мог сказать тебе, что со мной опасно, что я привлекаю к себе смерть… Что там еще говорят в ваших фильмах Уилл Смит и Брюс Уиллис? Но вместо этой бредятины я тебе сообщу вот что, милая моя: если ты отдалишься от меня теперь хоть на шаг, ты окажешься там же, где сейчас находится секретарша Малкольма Тереза, работавшая в «Хэммет Старс» до Сондры.

– А… где она находится, Тереза?

– Я так полагаю, что как раз между Бруклинским и Манхэттенским мостом, с гирей на ногах. Мистер Малкольм не очень-то привечает у себя умных секретарш. Поскольку они в какой-то степени являются носителями некоторых секретов, то, по надобности, от них избавляются, не очень-то при этом фантазируя. Дай-ка я угадаю… ты приехала издалека, родственников у тебя в Нью-Йорке, равно как и в остальных сорока девяти штатах, нет. Тебе некому послать открытку с поздравлениями к Рождеству, и тебе их никто не посылает. А?

Сандра почувствовала, как у нее забурлило в желудке. Была ли тому причиной сосиска с капустой на голодный желудок, или это случилось после получения информации от мистера Мартенсона, да только Сандра вдруг вспомнила, что выиграла конкурс на это золотое место в «Хэммет Старс», оказавшись лучше сорока пяти конкуренток. И что среди вопросов, которые ей были заданы на собеседовании, звучали преимущественно: «У кого вы собираетесь жить?», «С кем из родственников вы поддерживаете наиболее теплые отношения?» И на вопросы эти она отвечала легко, потому что у нее нет никого, кто бы заботился о ней… Но ей никто не задал вопроса о том, кто из родственников у нее в живых и где они живут.

– Я расскажу, как провалились остальные претендентки на твое место, девочка, – пообещал Мартынов. – Их всех попросили ответить на вопрос, чем занимались их предки и чем занимаются их родственники сейчас. Они отвечали: «Мой дедушка был пиратом Карибского моря, а бабушка – продавщицей мороженого, моя мама сейчас работает в Стейт-Айленде швеей…», и в этот момент их перебивали и говорили: «Очень, очень жаль, что ваш дедушка был пиратом Карибского моря. Это может негативно сказаться на имидже компании. Вы не приняты».

Мартынов посмотрел на небо. Ни тучки. Проклятая жара давила его, и он чувствовал поднимающееся давление. Ошеломленная Сандра стояла рядом и внимала каждому его жесту и слову.