Вечером, как и обещал, позвонил аккуратный Киря и очень подробно и обстоятельно сообщил мне добытые им сведения о частных заведениях нашего города, предназначенных для воспитания подрастающего поколения. Таковых оказалось три штуки, и, разумеется, все они были расположены в противоположных концах города.
      – Все это организовано на манер семейных детских домов. Все живут вместе, и свои дети, и приемные, а поскольку приемных много, – детский дом все-таки, – то, само собой, такой ораве в городской квартире было бы тесно. Поэтому подобные приюты у нас, как и везде, располагаются преимущественно в пригородной зоне. Там, я думаю, что-то наподобие коттеджа, ну, и к нему прирезан кусок земли. Это тебе – для лучшей ориентации на местности.
      – Да уж сориентируюсь как-нибудь, – недовольно пробурчала я, прикидывая в уме, сколько раз мне придется заправляться, чтобы как-нибудь неожиданно не оказаться в такой вот местности, не тронутой тлетворным влиянием цивилизации, с пустым баком.
      – Особенно обрати внимание на заведение на Лесной. Это единственное из всех, которое организовано как настоящий детский дом. Впрочем, расположение у него такое же, как и у остальных, но весь персонал наемный, и родственных отношений никто ни с кем не имеет.
      – Ладно, обращу.
      – Я выяснил, что этот детский дом открыл кто-то из наших удачливых бизнесменов, который и сам в свое время воспитывался в подобном доме. Видимо, под влиянием нерадостных воспоминаний захотел, чтобы хоть кому-то, у кого нет родителей, жилось более-менее сносно. Отзывы об этом заведении самые восторженные, ни в чем отказа там детишки не знают, и компьютеры-то у них, и домашние кинотеатры, а главное – никакого специального отбора. Кто-то из старшей группы выходит, как говорится, в большую жизнь, на его место берут первого попавшегося, хоть из приемника-распределителя, хоть еще откуда. Вполне возможно, что Настя могла попасть туда именно таким способом. Знаешь, как это бывает – этот одному сказал, тот другому... В общем, посмотришь.
      – Посмотрю.
      – И еще. Кроме детских домов, то есть предприятий, так сказать, узкой специализации, которые занимаются детьми, не имеющими родителей, я обнаружил заведение, где привечают детишек, у которых родители есть. И преимущественно родители богатые. Это тоже частная лавочка, работает на принципах интерната. Там, например, можно оставить ребенка, если вы надолго уезжаете, скажем, в загранкомандировку, и не хотите, чтобы ваше чадо прерывало учебный процесс. Сам же интернат действует пять с половиной дней в неделю, а в субботу, во второй половине дня, детей разбирают по домам на выходные. Все остальное время они проводят в интернате. Там специальная программа, правильный режим, обучение, отдых, питание, ну, и так далее. В общем, нечто вроде института благородных девиц. Находится все это в самом Тарасове, далеко ехать не надо, так что, если есть желание, можешь и туда заглянуть, поинтересоваться. Заведение очень закрытое, поэтому, если кто-то хочет спрятать там ребенка и имеет деньги (а если уж люди предпринимают такое хлопотное дело, как присвоение чужого наследства, да еще в чужой стране, несомненно, они имеют деньги), – лучшего места не найти.
      – Знаешь, – ответила я, подумав немного, – не думаю, что этот твой интернат – то, что нам нужно. Ведь ты сам сказал – заведение это дорогое и, кроме того, оно не предусматривает постоянного пребывания в нем ребенка. Максимум – на период командировки. Настя же – сирота, и если брать ее, то надолго. А относительно того, чтобы спрятать там ребенка, то ведь для этого загадочный недоброжелатель сам должен был бы приехать сюда, а насколько я поняла...
      И тут я действительно поняла, что ведь, в сущности, нам неизвестно, может ли кто-то из потенциальных претендентов на наследство Дмитрия Колобкова (кроме прямой наследницы, указанной в завещании) находиться сейчас в России.
      – Послушай, Киря, а если эти люди действительно здесь?
      По сосредоточенному молчанию, которое повисло в трубке, я поняла, что мы со старым другом мыслим в унисон.
      – Значит, нам следует поторопиться, – очень серьезно произнес он через некоторое время. – Так проверяем интернат?
      – Нет. Если я правильно поняла рассказ твоего друга, девочка попала в детский дом гораздо раньше, чем стало известно об условиях завещания, и в тот момент она не располагала средствами, достаточными, чтобы оплатить пребывание в интернате. Кроме того, думаю, что все это произошло довольно неожиданно для всех, следовательно, ни о каких предварительных договоренностях с руководством интерната речи быть не может. А без договоренности такого рода ребенок-сирота в подобное заведение попасть не может. Нет, интернат отпадает, это будет только напрасная трата времени. Если Настя после смерти своих дедушки и бабушки попала в детский дом, то это самый обыкновенный детский дом и, скорее всего, именно государственный, а не частный. Впрочем, тут загадывать не будем. Адреса твои я записала, и завтра к вечеру, надеюсь, мы уже будем иметь всю необходимую информацию. Даже если все подозрения твоего друга подтвердятся и кто-то действительно приехал сюда, чтобы заполучить Настю, то для того, чтобы найти ее, этот «кто-то» должен будет пройти тот же путь, что и мы. Следовательно, даже если он нас опередит, мы будем знать об этом, так как все данные о прибытиях и убытиях в детских домах фиксируются. И в государственных, и в частных. Давай воздержимся от гадания на кофейной гуще и дождемся фактов. Кстати, о фактах. Вот что мне хотелось бы знать. Ведь, если верить твоему другу, душеприказчиками по завещанию назначены сотрудники адвокатской конторы...
      – Ну да, – с несколько вопросительной интонацией проговорил Киря, видимо не совсем понимая, к чему я клоню.
      – Но тогда и они должны искать Настю. Ведь нужно же им исполнить условия завещания.
      – А, вон ты о чем! Ну, конечно, должны. И я даже думаю, что уже ищут. Только все это не так просто делается. Во-первых, они – люди совсем посторонние и об этой Насте слышат первый раз в жизни. Во-вторых, они находятся в другой стране и о российской географии имеют наверняка очень приблизительное представление. То есть, даже если бы они и захотели найти Настю как можно быстрее, они просто не знают, где именно следует искать. Поэтому сначала они пошлют запрос. Потом еще запрос, потом еще... И будут вести эту переписку, пока не получат точный адрес последнего местопребывания девочки. То есть тот самый адрес ее дедушки и бабушки в Тополевке, который у нас с тобой уже есть. Только тогда их агент сможет выехать на место. Учитывая бюрократические проволочки и то, что запрос пойдет по международным каналам, все это займет массу времени. И в результате они получат данные, которые выеденного яйца не будут стоить, потому что девочки там уже давно нет. Так что в этом смысле у нас с тобой и, к сожалению, у возможных недоброжелателей девочки есть очень большая фора во времени. Поэтому если Коля прав и кто-то захочет представить дело так, что девочка требует специального ухода, и под этим соусом переоформить на себя опекунство, то у него для этого есть все возможности.
      – Но, если я не ошибаюсь, больше всего твой Коля боится, что никто даже и беспокоить себя не будет такими сложностями, как переоформление опекунства, а девочку просто попытаются устранить.
      – Знаешь, – задумчиво сказал Киря, – вот этого я почему-то не особенно опасаюсь. Конечно, я не в курсе всех этих финских тонкостей по исполнению условий разных там завещаний, но сдается мне, что если наследник в завещании указан, то он должен быть предъявлен. А иначе дело просто зависает в воздухе. Теперь смотри, – если эти люди, как ты выражаешься, устранят девочку, то душеприказчикам нужно будет либо сказать, что Настя пропала без вести, либо предъявить труп. В первом случае решение относительно доли наследства, принадлежащей Насте, откладывается на неопределенный срок. Сначала ее начнут искать, потом придумают какой-нибудь срок давности, который должен пройти, прежде чем наследством можно будет распоряжаться... Преступникам все это, конечно, совсем не интересно. Если же они рискнут предъявить труп, то сразу же окажутся в числе подозреваемых, а уж это им, конечно, тем более не с руки. Поэтому я лично больше склоняюсь к тому, что они попытаются оформить какие-то документы, подтверждающие ее недееспособность. Заключение из психушки или что-то в этом роде. Скажут, что, согласно документам, девочке требуется какой-нибудь особенный уход, который могут обеспечить только они, и под этим соусом переведут на себя опекунство.
      – Но ведь саму-то Настю им придется предъявить! Как они смогут доказать, что ребенок ненормальный, если на самом деле он нормальный?
      – Ой, Татьяна, не смеши меня! Сейчас столько препаратов... Самого нормального через неделю не то что представить ненормальным, а настоящим психом сделать можно. А уж ребенку-то... много ли надо?
      – Но ведь и это тоже... подсудное дело?
      – Разумеется. Только попробуй здесь что-нибудь докажи.
      – А если они все-таки решатся на убийство?
      – Ну тогда это должно быть такое убийство, чтобы комар носа не подточил. Землетрясение или цунами. Обстоятельства, как говорится, непреодолимой силы. В любом другом случае смерть девочки как раз в тот момент, когда ей на голову свалилось наследство, вызовет очень сильные подозрения. И если эти люди не конченые придурки, они, конечно, догадаются, что подозрения эти в первую очередь будут направлены в их сторону. Впрочем, что-то мы с тобой опять ударились в фантазии. Да все о плохом. А завтра, глядишь, и впрямь окажется, что девочка живет себе тихо-мирно в каком-нибудь детском доме и никаких покушений на свое здоровье даже во сне не видит.
      – Хорошо бы...
      На этой оптимистичной ноте мы закончили разговор со старым другом. Киря отправился домой, отдыхать после насыщенного трудового дня, а я посвятила остаток вечера тому, чтобы продумать свой завтрашний маршрут таким образом, чтобы и правда не очутиться где-нибудь посреди скоростной трассы с пустым баком.

* * *

      На следующее утро, хорошенько заправившись, я отправилась по первому адресу. Нужное мне место находилось в поселке Речные Дали – довольно популярном среди жителей нашего города месте летнего отдыха.
      Вести машину по почти пустой в этот утренний час трассе, которая выгодно отличалась от городских дорог отсутствием перекрестков и светофоров, было легко и приятно. Управление автомобилем не требовало особого внимания, и во время пути я раздумывала над тем, под каким же соусом мне подать свое появление в детском доме.
      Конечно, в подобных случаях я привыкла импровизировать и действовать по обстоятельствам, но раз уж время есть, неплохо было бы придумать запасную версию.
      Я могла бы, например, представиться проверяющим... инспектором каким-нибудь... Сколько, мол, у вас детишек? Ну-ка, списки мне на стол! Кто прибыл, кто убыл. Живо! Впрочем, нет. Думаю, эта идея неудачная. Чтобы «косить» под проверяющего, нужно знать специфику этого дела, а поскольку я не имею ни малейшего представления о том, что именно обычно проверяют разные инспекторы в детских домах, то меня, скорее всего, очень быстро разоблачат. Кроме того, если детский дом существует давно, все эти проверяющие и инспекторы наверняка наведывались туда уже по нескольку раз и всех их знают в лицо. Нет, этот номер не пройдет.
      Кем же тогда? Усыновительницей? Тут мне даже стало смешно. Вот уж на кого я буду похожа еще меньше, чем на проверяющую.
      А если просто, не мудрствуя лукаво, представить дело, как оно есть? Я, мол, такая-то и такая-то, частный детектив, и попробуйте только не представить мне все нужные сведения. Хм... тоже не очень-то... Ведь все-таки данных пока у меня очень мало, и предыстория путешествия Насти из отчего дома в детский мне практически неизвестна. Мало ли какие могли быть там нюансы... Если действовать нахрапом, пожалуй, только самой себе испортишь всю игру, и вместо того чтобы склонить людей к откровенности, наоборот, закроешь всем рты. Да даже если и нет в этом деле никаких нюансов... просто объяснить, почему именно мне нужны те или иные сведения, – это же целый день займет. А мне еще в два места нужно сегодня успеть. И там тоже не просто время провести, а информацию получить...
      За всеми этими раздумьями я вдруг совсем неожиданно вспомнила умильную рожицу маленького пушистого котенка, которого мне не далее как вчера так настойчиво пытались подарить. Так вот же оно! Легенда сложилась в голове моментально. Я – владелица небольшого кошачьего цирка, который за определенную плату дает выездные представления для детей. В детских садах или, например, детских домах. Такое легкое подражание Юрию Куклачеву. Масштабы, конечно, поменьше, но тем не менее... А детишкам очень нравится. Да и как оно может не понравиться? Кошки такие пушистые... и красивые... и вообще... А подробности можно будет додумать уже по ходу дела. Например, что сначала это был приют для животных, а потом мы заметили у некоторых кисок выдающиеся способности... Ну, в общем, что-то в этом роде.
      Идея мне очень понравилась. Правда, не совсем понятно было, каким образом, пользуясь этой идеей, я смогу добыть сведения о прибывших и убывших воспитанниках, но это уже было делом техники. Например, я могу сказать, что хотела бы спросить у самих ребят, нравятся ли им кошки, а уж под это дело начнутся знакомства, разговоры... В чистых детских душах нет места лукавству, и из разговора с детьми я, вполне возможно, смогу получить гораздо больше нужных сведений, чем из разговора с их воспитателями. В общем, сориентируемся.
      В таком бодром настроении я прибыла к первому пункту своего назначения.
      Загородный поселок изобиловал всевозможной растительностью, нужный мне коттедж тоже буквально утопал в зелени. Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, я оставила машину под деревьями неподалеку, а к дому подошла пешком.
      Взорам моим предстали наглухо запертые массивные железные ворота и такая же, под стать им, калитка. Рядом с калиткой на кирпичной стене располагалась кнопка звонка, но прежде чем позвонить и начать рассказывать историю о кошачьем театре, я решила немного осмотреться. С этой целью я отправилась вдоль забора, который представлял собой кирпичную стену с вделанными в нее коваными решетками.
      Сквозь ажурные решетки хорошо просматривалась большая часть огороженной забором территории, и прошло совсем немного времени, как я увидела небольшую полянку с песочницей, где резвилось несколько малолетних обитателей интересующего меня заведения.
      По возрасту они не дотягивали до той категории, которая мне требовалась, но зато общение с ними могло оказаться полезным с другой стороны. Учитывая, что моим потенциальным собеседникам должно было быть приблизительно от семи до девяти лет, я могла надеяться на то, что в ответ на все интересующие меня вопросы услышу правду, только правду, и ничего, кроме правды. Поэтому я решила при первой же удобной возможности войти в контакт с кем-нибудь из этих милых детишек. Но возможность такая представилась не сразу.
      Дети играли с котенком, и занятие это было таким увлекательным, что они даже не замечали меня. По-видимому, они готовили его в космонавты. Именно эта мысль пришла мне в голову, когда я повнимательнее пригляделась к их манипуляциям. Бедное животное катали из стороны в сторону в песочнице, потом его клали в ведерко и катали уже в ведерке, потом его таскали туда-сюда на руках, причем так, что голова несчастного котенка болталась где-то внизу, а тоненький крысиный хвостик вертелся из стороны в сторону прямо перед курносым носом юного садиста.
      Что значит состояние космической невесомости после такой тренировки? Да это ж плевое дело!
      «Однако... – подумалось мне. – Не знаю, не знаю... Не знаю, решилась ли бы я привезти сюда кошачий цирк, если бы таковой действительно находился в моем ведении. Этак они, пожалуй, всех артистов замучили бы».
      Между тем, наигравшись с котенком, один из мальчиков наконец обратил на меня внимание. Я поспешила воспользоваться этим.
      – Мальчик, – растянув рот до ушей в самой доброжелательной из своих улыбок, обратилась к нему я, – как тебя зовут?
      – Миша, – ответил мальчик, пытливо и с неподдельным интересом разглядывая меня, словно прикидывая мысленно, а нельзя ли и меня покатать в песочнице, засунув в ведерко.
      – Миша? Очень хорошо. Миша, а ты не мог бы позвать мне Настю, – просто и без ненужных комментариев попросила я.
      – Чичас, – молвило дитя, после чего завопило так, что у меня чуть не лопнули барабанные перепонки: – На-а-ась!!!
      «Неужели удача? – застыв в параличе под натиском оглушающих децибел, робко подумала я. – Вот так вот, с первого раза... в первом же детском доме...»
      Но очень скоро я убедилась, что победа не будет такой легкой. Из-за кустов, растущих неподалеку, показалось создание в розовых штанишках, по возрасту очень близкое к Мише, с двумя хвостиками на голове, заколотых огромными заколками, на которых были и цветы, и бантики, и еще невесть что.
      – Нет, Мишенька, мне нужна не эта Настя. Настя Колобкова, из старшей группы, ее ты можешь позвать?
      – У нас только эта, – честно ответил Миша.
      – А ты ничего не путаешь? – продолжала приставать я. – Она совсем недавно к вам поступила, может, ты просто не знаешь?
      – Я всех знаю.
      – Ну тогда ты должен знать – Настя Колобкова, ей двенадцать лет...
      – Двенадцать лет только Кате Зверевой, больше никому. Егорке тринадцать, а Максиму только девять. А остальные у нас маленькие.
      – Да?
      – Да.
      – Хм, странно. А мне сказали, что Настя Колобкова к вам недавно поступила...
      – Нет, новеньких давно не было. Прошлой осенью только взяли Сашку, но он совсем салага, – солидно рассказывал девятилетний Миша. – Его еще из соски кормят.
      Настаивать дальше не имело смысла. Мне было кое-что известно о семейных детских домах. Я знала, что их потому и называют семейными, что дети там не разделены на возрастные группы, а живут все вместе, как одна семья. Если бы в таком тесном кругу появился новый человек, об этом, разумеется, знали бы все. В том числе и Миша.
      Что ж, не все сразу.
      Оставив в покое бойкого Мишу, который, подняв с земли какую-то палку, начал из нее расстреливать подоспевшую Настю, я отправилась к своей машине. Беседовать с персоналом не имело смысла, все было и так ясно. К тому же, в отличие от Миши, который, не задавая никаких вопросов, выложил мне, как на духу, всю подноготную, сотрудники могли впасть в подозрительность, и еще совсем не факт, смогла ли бы я получить от них такую исчерпывающую информацию, даже использовав басню о кошках. Можно сказать, что мне повезло.
      Я завела мотор и поехала в противоположный конец города, точнее, загорода, по второму адресу. Времени было много, и я задумалась над одной проблемой, которая не давала мне покоя с самого начала поисков. Если Настя находится в одном из детских домов, могут ли быть у персонала этих домов причины скрывать факт ее присутствия?
      Вопрос был не праздный. От ответа на него зависело, насколько глубоко мне предстоит копать. Могу ли я ограничиться официальными сведениями о прибывших и выбывших или мне придется выяснять, нет ли в этих детских домах кого-то, кто в списках не значится?
      Поразмыслив об этом, я пришла к выводу, что скрывать факт присутствия Насти не имело резона. Ведь в тот момент, когда она попала в какой-то из детских домов после смерти своих дедушки и бабушки, никто не знал, что она – наследница огромного состояния. Да в тот момент она еще и не была наследницей. Ведь Дмитрий Колобков в то время был еще жив. Между прочим, получалось, что девочка попала в детский дом при живом отце? Заинтересовал ли кого-нибудь этот факт? Или все так и решили – если живет с дедушкой и бабушкой, значит, у нее никого больше нет? Пытался ли кто-то связаться с Дмитрием? Конечно, он в это время уже был серьезно болен, но все-таки...
      Все это тоже были весьма интересные вопросы, которые могли изменить ход расследования. Но пока сосредоточимся на решении задачи-минимум. Сейчас я должна навестить частные детские дома и удостовериться либо в том, что нигде Настя Колобкова не появлялась, либо в том, что она находится в одном из них в добром здравии.
      Во второй раз мне не повезло так, как в первый. Здание, в котором располагался детский дом, по всей видимости, было переделано из какого-то административного учреждения или из бывшего помещичьего дома. Оно выходило фасадом прямо на улицу, поэтому шансов подстеречь словоохотливых детишек, играющих во дворе за прозрачными решетками, у меня не было. Правда, играющие детишки имелись и здесь, но они играли прямо на улице, перед входом в здание, под бдительным присмотром наставников.
      – Могу я поговорить с заведующей? – обратилась я к одной из женщин, которые наблюдали за детьми.
      – А что вы хотели?
      Начинается!
      Но я никак не выразила своей досады внешне. Напротив, я вся расплылась в улыбке и, доверчиво глядя в глаза бдительной охраннице, начала рассказывать про кошачий театр. Послушав меня минут десять, женщина наконец убедилась, что я не планирую захватить в заложники ни заведующую, ни ее подопечных, и объяснила, как пройти в нужный кабинет.
      – Юлия Сергеевна, – сказала она на мой вопрос о том, как зовут заведующую.
      Юлия Сергеевна оказалась весьма миловидной и довольно молодой женщиной, которая, в отличие от подозрительной смотрительницы, не усмотрела в моем появлении никакого подвоха и пришла от моего предложения привезти деткам кошек в полный восторг.
      – Ах, это было бы просто чудесно! – с сияющими глазами говорила она, и у меня сформировалось устойчивое убеждение, что самый большой ребенок в этом заведении – сама заведующая. – Вы знаете, я сама очень люблю кошек. С детства. И эти представления... Куклачева... знаете, наверное?
      – Конечно.
      – Конечно, мы могли смотреть только по телевизору, ведь у нас в Тарасове... представьте, я и не знала, что у нас есть что-то подобное...
      – Ну, мы начали выступать, так сказать, с гастролями совсем недавно, – поспешила я устранить скользкий момент. – Сначала это был просто приют. Но наши сотрудники... если бы вы знали... это такие энтузиасты! Вы себе представить не можете! Они буквально творят чудеса. Ведь известно, что кошки не особенно-то поддаются дрессировке. Но наши ребята, они столько времени проводят с животными... начали замечать за некоторыми кое-какие способности, ну и... вот. Стали развивать, и в конце концов добились того, что получилось целое представление...
      Я говорила без умолку, в то же время мучительно думая о том, как же мне с этих кошек перейти на списочный состав питомцев детского дома. Но о своих питомцах заговорила сама заведующая.
      – Да, я думаю, ребятишкам очень понравится. Ведь у нас в основном малыши. Старших мы недавно выпустили, трех человек, все поступили, учатся, – с гордостью говорила она. – Смогли поселить их в общежитие, сейчас ведь с жильем, сами знаете... Вот, вырастают – у нас им находиться как бы и по статусу уже не положено, а отпускать так, в никуда – иногда все сердце за них изболится...
      – Так теперь у вас только маленькие остались? – попыталась я вернуть беседу в нужное мне русло.
      – Ну да. Самый старший у нас сейчас Коля, ему четырнадцать лет...
      «Не такие уж и маленькие», – подумала я и решила прозондировать этот вопрос как можно тщательнее.
      – Четырнадцать? Ну что ж, не такой уж и взрослый. Надеюсь, представление ему тоже понравится. А остальные, значит, еще младше?
      – Да, Ксюше двенадцать лет, Ирине десять. Еще у нас есть два брата-близнеца, ребята зовут их братья Гримм, они рыжие и веснушчатые ужасно. Им по одиннадцать лет. Ну, а остальные и того младше. Машеньке пять, Игорьку четыре...
      Юлия Сергеевна говорила о своих воспитанниках с неподдельной любовью и большой охотой, и я уже начала опасаться, что узнаю не только списочный состав ее подопечных, но и все их биографии. Это в мои планы не входило. Я убедилась, что и в этом детском доме Насти Колобковой нет и, в принципе, делать здесь мне больше было нечего.
      – Ну что ж, рада, что вас заинтересовало наше предложение, – пыталась я ненавязчиво дать понять, что пора закругляться. – Давайте обменяемся координатами, чтобы потом мы смогли уточнить, в какое время нам лучше приехать.
      – Конечно, конечно...
      Я записала телефон детского дома, а Юлия Сергеевна записала мой. Сначала я хотела дать какой-нибудь выдуманный номер, но, представив себе, что это дитя с сияющими глазами попадет в какую-нибудь мужскую баню и спросит там о кошачьем цирке, не решилась совершить такой жестокий поступок. Так уж и быть, пускай звонит мне... совру что-нибудь. Скажу, например, что артисты объелись несвежими сосисками, так что теперь маются животами и выступать не могут.
      Было уже около четырех часов дня, и я ехала по последнему адресу. В то самое заведение на Лесной, на которое Киря рекомендовал мне обратить особое внимание.
      Здание детского дома здесь тоже выходило своим фасадом на улицу, но габаритами намного превышало два предыдущих. Вообще очень скоро я смогла убедиться, что в этом детском доме все по-взрослому. Бросив беглый взгляд на ограду, которая начиналась от самых стен здания, я увидела, что она отнюдь не прозрачная. Более того, по верху ограды шел ряд заостренных кованых прутьев, через которые смогли бы пробраться на территорию разве что птицы.
      «Не хватает только вышек и колючей проволоки», – подумалось мне.
      Разумеется, на входе располагался непрошибаемый охранник.
      – Я бы хотела поговорить с заведующей.
      – По какому вы вопросу?
      – По личному.
      – Документы, пожалуйста.
      Я не стала рассказывать охраннику о кошках. Во-первых, это его совсем не касалось, а во-вторых, учитывая специфику заведения, думаю, я была далеко не первой, кто обращался сюда по личному вопросу. Люди, которые хотели, например, усыновить ребенка или, наоборот, сдать его в детский дом, вряд ли делились всеми подробностями с охраной. Поэтому я решила, что такой способ проникнуть в здание будет наиболее легким и естественным, а уж с заведующей можно будет поговорить и о кошках.