* * *

      Не знаю, хорошо это или плохо, но решила я как-то сдуру попробовать вести дневник и взялась за это с тем азартом, с которым, впрочем, берусь за любое дело. А вот что из этого получилось — и получилось ли вообще, — судить, читатель, тебе.

      Согласитесь, подглядывать за соседями — очень увлекательное занятие. Хвала тебе, о создатель дверных «глазков», о мудрейший из мудрейших! Благодаря твоему изобретению, оставаясь незамеченной, можно увидеть много интересных вещей.
      Например, как молодая голубоглазая шатенка из квартиры напротив, всегда дорого и со вкусом одетая, походкой манекенщицы выходит из лифта и направляется к своей двери.
      «Ага, ключ в замке не поворачивается — замок-то у них английский, открыть ничего не стоит; там, правда, еще штучка какая-то, но ее при желании, ежели кто влезть захочет, сломать можно, — так вот, не поворачивается ключ: видно, муж дома.
      У них пару часов назад опять был скандал. Маргарита — баба ревнивая, даром что модно одевается; она вылетела из квартиры как ошпаренная, дверью хлопнула — и вниз по ступенькам, не дожидаясь лифта. Я, правда, этого не видела, но слышать — все слышала.
      А сейчас вон как вышагивает: остыла, успокоилась, прощения просить будет…»
      Женщина быстро справилась с непослушным замком и вошла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Соседка, вздохнув, прервала любимое занятие.

      — Витя! Виктор! Ты дома?
      Женщина сбросила туфли, тут же — у двери — оставила сумочку.
      — Ну перестань, я же знаю, ты дома. Что, в молчанку играть собрался?..
      Она застыла на пороге комнаты: муж страшно, неподвижно лежал на полу; голова — в луже крови… Ей показалось: крови так много… весь пол залит… и стены, предметы мебели — все быстрее, быстрее, быстрее — закружились в странном хороводе…
      Женщина не слышала собственного крика; не помнила, как выбежала на лестничную площадку.
      …Теперь вокруг были лица — знакомые и чужие — участливые, любопытные, испуганные… Но перед глазами стояло одно — мертвая голова и алая, липкая кровь…
      Женщина забилась в истерике.
      Кто-то побежал за водой, кто-то догадался вызвать милицию.
      Люди в форме с погонами и в штатском приехали неожиданно быстро. И так же быстро установили относительную тишину.
      — Товарищи, товарищи, попрошу не толпиться! Всем разойтись! Что вам здесь — представление? Кто хозяин квартиры?
      — Хозяйка… вот она… не в себе она…
      — Вы хозяйка? Ваше имя, гражданочка?
      — Я знаю, я тут в соседней квартире живу. Соседка я, Настасья Игнатьевна, а это Маргарита, жена убитого. Надо же — страсти-то какие! Всего пару часов назад мужик живой был: ругались они. Как поругались, она и убежала. Что ж это выходит — она пришибла его и потом сбежала? А сейчас — вроде как ни при чем? Ой, батюшки!
      — Вы видели, как гражданочка…
      — Баргомистрова она, Маргарита.
      — Как гражданочка Бургомистрова…
      — Да не «Бур», а «Бар» она!
      — Не перебивай ты, Настасья! Не видишь — люди на работе, им дело знать надо, суть самую.
      — Вы видели, как гражданочка Баргомистрова выбежала из квартиры после ссоры с мужем?
      — Нет, видеть не видала, но слыхала — все. И как ругались слыхала: «Не любишь ты меня!» — кричит и как дверью своей хлопнет!
      — А вы тоже сосед?
      — Да, я муж Настасьи, Никанор Иванович. Только я не видел ничего. И не слышал. Я телевизор смотрел, там ерунда какая-то шла. А Настасье вечно больше других надо, сует свой нос…
      — На каком же основании вы утверждаете, что именно гражданка Баргомистрова…
      — …Как ты говоришь? Баргомистрова Маргарита Вадимовна? Так и запишем…
      — …по вашему выражению, «пришибла» своего мужа?
      — Дак кому ж еще-то? Парень он тихий, мирный…
      — Не болтай чего не следует, Настасья!
      — …Вот так и выходит: жил-жил человек…
      — Да, смерть-то она, матушка…
      — Страшная смерть.
      — Разойдитесь, граждане, разойдитесь!
      — …не трогал никого; с женой вот только ругался… но и ее ни разу пальцем не тронул: я бы услыхала. Дочки у них, близняшки…
      — В котором часу произошла ссора?
      — А что здесь случилось?
      — Да мужика зарезали.
      — Не… стулом прибили. На спине еще ссадина осталась.
      — А вы видали?
      — Говорят…
      — Мало ли, что люди скажут. Народ — он ведь какой — только бы языки почесать.
      — И не зарезали, и не стулом — пристрелили товарища. Как собаку.
      — За что?
      — В нашей стране ни за что не убивают — не Америке вашей чета.
      — Ну, у нас в стране, знаете ли…
      — …Да, дочки у них… У деда с бабкой гостят. Сама мне говорила: отвезла, говорит. Я спрашиваю: мол, что девчонок-то не видать? Они бегали тут все. К родителям, говорит, отвезла…
      — «Говорят»… Мало ли, чего тебе наплетут… А ты и веришь всему… Ишь, верующий какой.
      — Нет, он и мухи не обидит. Щедрый был, в долг часто давал. Сосед вот, Голубков, и по сей день ему много должен.
      — Сосед, говорите? Витя, позвони соседу.
      — Да он спит небось. Разве добудишься? Напился и спит…
      …Шум, шум, шум… И кровь. Родное мертвое лицо… И эти — живые… чужие… страшные… Говорят — о чем можно говорить?.. Поздно уже говорить: он ничего не услышит… Витя… Витя!
      — Витя-а!
      — Тихо, тихо. Не надо, миленькая.
      — Пустите меня, пустите!.. Витя!.. Кто вы такие все здесь?.. Витя!..
      — Вы, товарищ милиционер, не трогайте ее сейчас. Видите: не в себе бабенка, умом тронулась.
      — Попрошу без разговоров.
      — Отцу ее позвонили. Большая вроде шишка — отец-то…
      …Забыться, забыться… Лица не видеть…
      — Рита, дочка!
      — Папа? Вити нет, папа… папа…
      …Взволнованный голос отца утонул в море других голосов.
      Маргарита потеряла сознание.

      «Вчера в 17 часов…»
      В семнадцать. То есть — средь бела дня. Интересно.
      «…в своей квартире был убит родственник известного бизнесмена (фамилию бизнесмена из этических соображений мы опускаем). Ведется следствие. Подробности дела мы сообщим нашим читателям в ближайших номерах газеты».
      Краткость — сестра таланта. Читатели, несомненно, будут удовлетворены столь обширной информацией. Так, что там дальше?
      «На улице Ст. Разина автомобиль, ехавший со скоростью…»
      Узнать, какая скорость была у автомобиля, ехавшего по улице Степана Разина, мне помешал телефонный звонок.
      — Алло?
      — Здравствуйте! — решительно произнес бархатный баритон. — Могу я побеседовать с Татьяной Александровной?
      — Безусловно, — голос не был мне знаком. Вероятно, очередной клиент.
      Обладатель бархатного баритона озадаченно помолчал, затем спросил:
      — Вы — Татьяна Александровна?
      — Да, я — Татьяна Александровна Иванова. Чем могу быть полезна?
      — Гм… мне рекомендовал вас Анатолий Маркович Рабинович, вы, наверное, помните его?
      Естественно, помню — крупный оптовый торговец. Не первый раз он «подбрасывает» мне клиентов, за что ему огромная правительственная благодарность. Имя Рабиновича уже стало своеобразной гарантией финансового благополучия обращающихся ко мне за помощью: можно быть уверенной, что непременно получу приличный гонорар.
      — Конечно, помню. Так чем я могу вам помочь?
      — Видите ли, в моей семье случилось несчастье…
      Ну разумеется. От большого счастья ко мне еще ни один не обращался.
      — …убили моего зятя, мужа старшей дочери… Простите, я не представился: моя фамилия Королев, — слышали, вероятно? — Королев Вадим Сергеевич.
      Как же, как же, слышали! Похоже, тот самый «известный бизнесмен», чью фамилию «из этических соображений» газетчики решили не упоминать.
      — Мне бы хотелось встретиться с вами. Под подозрением находится моя дочь. Она в глубоком трансе после случившегося. Но совершенно не виновата, ни в чем не виновата! Ее вообще в это время дома не было! Пожалуйста, возьмитесь за это дело. Я заплачу хорошие деньги. Моя дочь в горе и глубоко несчастна. Найдите убийцу — настоящего убийцу, понимаете? Сами знаете, на милицию в наше время полагаться нельзя…
      Интересно, если дочь Королева узнает, кто именно убил ее муженька, она будет от этого счастливее?
      — …а вас мне рекомендовали как человека исключительно порядочного и справляющегося с любым делом, даже самым запутанным.
      «Известный бизнесмен» замолчал. Наконец-то мне позволили вставить словечко в этот «односторонний» монолог.
      — Подождите, ведь я еще не согласилась…
      — Я заплачу, — перебил Королев. Определенно, он привык слушать только себя. — Я же говорил вам, заплачу хорошие деньги! Мою дочь необходимо спасти.
      У меня принцип: не рубить с плеча. Хотя история эта мне почему-то не понравилась сразу. Какое-то неприятное ощущение возникало при мысли об этом деле.
      — Я перезвоню, с вашего разрешения. Мне нужно подумать.
      — Да, конечно, конечно! Но согласитесь, пожалуйста! Дайте мне надежду! И запишите мой телефон. Пожалуйста!
      Королев продиктовал номер. Записывать я ничего не стала, да с моей феноменальной памятью это и необязательно. Мы договорились, что я позвоню ему во второй половине дня.
      Дело запутанное, это ясно. «Известному бизнесмену», естественно, хочется выгородить доченьку. И он надеется, что у меня это получится.
      Разумеется, получится, если она не виновата. А шут ее знает — может, она и вправду не виновата? Интересно, у нее хоть алиби-то приличное есть? Потому что только из-за восстановления справедливости ввязываться в эту историю вряд ли стоит. Так подсказывал мне «здравый смысл» (и «твердая память»). Но деньги бы сейчас очень не помешали.
      Я закрыла глаза, и перед моим мысленным взором тотчас возникли аккуратные пачки зелененьких бумажечек… Зеленое наваждение, честно признаться, и ввело в искушение мою грешную душу.
      Пожалуй, стоит согласиться.
      А что нам «скажут» на сей раз возлюбленные мои кости? В самом деле, как это я забыла про гадание? Разве можно в столь важном вопросе полагаться только на собственное мнение? Ай-ай-ай, какое упущение с вашей стороны, многоуважаемая Татьяна Александровна!
      13 + 30 + 2.
      «Это сочетание означает разоблачение чьих-то неблаговидных поступков. Никогда ни к чему и ни к кому не предъявляйте претензий — ни к прошлому, ни к людям, ни к богу, ни к судьбе».
      Хорошо. Не станем предъявлять. Уговорили.
      И все-таки — соглашусь.

      Узнав о моем решении, Королев, похоже, ничуть не удивился… Нет, не так: он словно бы иного и не ожидал — принял как должное. Я возмутилась, не вслух, конечно: какая, однако, самонадеянность!
      Чуть было тут же не отказалась. Но гонорар и в самом деле оказался щедрым: вместо двухсот долларов в день — моего обычного тарифа — «богатенький Буратино» предложил триста пятьдесят. Плюс текущие расходы.
      …Итак, мне предстояло найти убийцу королевского зятя.
      — Вадим Сергеевич, мне бы хотелось, чтобы вы рассказали обо всем, о чем сочтете возможным: о семейной жизни вашей дочери, а также об увиденном на месте преступления.
      Королев закрыл ладонью лицо.
      — Это было ужасно… Мне позвонили, и я сразу приехал. Рита была не в себе, плакала… Она теперь все время плачет.
      — Рита — ваша дочь?
      — Да… Там было полно людей… знаете — соседи, зеваки — им все всегда интересно.
      — Позвольте, на каком этаже жили ваша дочь с мужем?
      — На шестом, в одиннадцатиэтажке…
      Зеваки, как я понимаю, — конечно, лишь случайные прохожие. На шестом этаже оказалось много зевак? Один из них — или не один — мог и оказаться убийцей.
      — …я записал адрес дочери. Вот.
      — Благодарю вас, — я положила бумажку в карман плаща.
      — Была милиция, опрашивала всех. Но вы же знаете этих стариков — никто ничего не видел! Все трясутся за свою шкуру. Милиция, конечно, никого не найдет.
      — У вашего зятя были враги?
      — Нет, не думаю. Виктор был человек мирный… — Королев помолчал. — Он работал шофером, неплохо зарабатывал, и мы с женой помогали. Денег у них было достаточно — в долги не влезали. Даже сам зять, случалось, одалживал.
      — Кому?
      — Да… разным… Чаще — соседу своему, алкашу. Тому вечно на пузырек не хватало.
      Так, еще один подозреваемый.
      — И помногу одалживал?
      — Прилично, не скупился.
      Последний долг сосед, похоже, не отдал. Но выводы делать еще рано.
      — А между собой Рита с мужем жили дружно?
      — По-разному. Иногда и ругались. Но они любят друг друга!.. Вернее, любили… — поправился Королев и снова ненадолго замолчал, потом добавил: — И в дочках-двойняшках Виктор души не чаял… Не могла Рита его убить, ну просто не могла! Ревнивая она, это да, но убить — никогда!
      Он почти кричал; мы сидели на лавочке (весна — воздух — солнце; душные кафе меня не прельщали, и я предложила встретиться в Липках), прохожие стали оглядываться, и я тронула Королева за руку.
      — Вадим Сергеевич!.. — Он немного пришел в себя, кивнул: «Спасибо».
      — Знаете, там была кровь… Его ударили сзади, по голове… чем-то тяжелым… Татьяна Александровна! — Впервые за все время разговора он обратился ко мне по имени.
      — Можно просто Таня, — вставила я.
      Королев не обратил внимания.
      — Я знаю — чем! — Осенило вдруг мужика! — Я думал вчера… Может быть, это что-то подскажет вам… Прояснит. Понимаете, егоне оказалось на месте; сначала я и внимания не обратил: крики, шум, Рита в истерике, Виктор лежит в крови, стул опрокинут… А потом — уже дома — понял: чего-то не хватало! Татьяна Александровна, егоне было на месте!
      «Известный бизнесмен» оживился — и как-то даже стал симпатичнее: иссиня-черные с проседью волосы откинул назад, глаза блестят… Я даже залюбовалась этим пятидесятилетним мужчиной и не сразу сообразила: чего не было на месте? Он все говорит — его, его…
      — Простите, Вадим Сергеевич, что именно должно было быть на месте?
      — Канделябр — разве я не сказал? — чугунный канделябр, антикварная вещь; он достался Рите от прабабки со стороны матери. Моя дочь очень гордилась им, берегла; он всегда стоял на самом видном месте — на столе, чтобы каждый, кто войдет, мог обратить внимание… Так вот, канделябра не было! Может, убийца унес его с собой?
      Это уже становилось интересным.
      — Извините, а почему вы решили, что вашего зятя ударили именно канделябром? Вещь старинная, сами говорите, его могли просто прихватить с собой.
      — Нет-нет, я уверен. Понимаете, он так лежал…
      — Кто? Виктор?
      — Да; когда его ударили, он должен был стоять спиной к столу. Больше за его спиной никаких тяжелых предметов не было.
      Значит, королевского зятя убили антикварным канделябром. На сем старинном предмете наверняка должны были остаться отпечатки пальцев — зачем же светиться? Логично. Но в этом случае отпечатки пальцев должны остаться и еще где-нибудь: на мебели, на посуде… Надо позвонить Кире.
      Киря — Владимир Сергеевич Кирсанов — мой старый институтский приятель, ныне подполковник милиции.
      — …позвонить Кире, — машинально повторила я вслух.
      — Простите?
      — Нет, это я так… Вот что, Вадим Сергеевич, мне нужно будет поговорить с вашей дочерью. Она в состоянии рассказать, что видела?
      Королев буркнул что-то невразумительное и пообещал ее уговорить — словно одолжение сделал.
      Тут же появилось желание плюнуть на все… но зеленое наваждение одержало верх — и мы договорились встретиться у «известного бизнесмена» дома; завтра к полудню он пришлет за мной машину.
      А сейчас надо немного пройтись и подумать.
      Я достала из сумочки сигареты. Прикурила, затянулась. Хорошо!
      Вычитала где-то — сия отрава, оказывается, стимулирует умственную деятельность. Может, кто и поспорит с этим утверждением, но что касается меня — согласна целиком и полностью. Отгородившись от мира сизым облаком, глядя на огонек «отравительницы», с головой уходишь в работу… И думается замечательно!
      Окружающие, правда, иногда ропщут. Не нравится людям дымная завеса. Да что они понимают! Атмосферу, говорят, загрязняешь; природу, говорят, портишь… Ничего подобного! Природу «испортили» задолго до моего появления на свет божий. К тому же две трети человечества дымят как паровозы с незапамятных времен и от сей пагубной привычки избавляться не собираются. Полагаю, атмосфера не станет сильно возражать, если я примкну к «основному большинству».
      К тому же наша светлость не просто «коптит небо», наша светлость приносит ощутимую пользу человечеству… в лице Вадима Сергеевича Королева и его семейства.
      …Итак, что мы имеем на данный момент? А имеем мы по меньшей мере двух подозреваемых (возможно, в ходе следствия появятся еще) — жену убитого и соседа-алкоголика. У жены, пожалуй, больше шансов убить. И больше причин. Что же касается соседа… На моей практике еще ни один алкоголик-должник не тюкал своего благодетеля по голове старинным канделябром. Кто в следующий раз деньжат одолжит? Не выгодно тюкать.
      С Ритой мы побеседуем завтра, если она будет в состоянии со мной говорить, а вот соседа стоит побеспокоить прямо сейчас.
      Я вынула из кармана бумажку с адресом, который записал для меня Королев. Так это, оказывается, недалеко, в центре.
      Ну, вперед!

      Соседа дома не оказалось. Охранявший квартиру убитого знакомый милиционер весьма любезно сообщил, что несчастный алкоголик арестован по подозрению в совершении преступления.
      Ну и влип же мужик! — я имею в виду соседа. Теперь изволь еще и его невиновность доказывать… Отчего-то возникла уверенность, что к этому преступлению он не причастен. А кто знает, сколько уже наплел со страху в следственном изоляторе?..
      Стоп. А почему, собственно, я должна доказывать невиновность этого человека? Кто он мне — кум, сват, брат? Или, может быть, за работу много платит? Я его не знаю, он меня не знает — ну и пусть себе сидит. И без него дел предостаточно.
      Замечательно. Убедила себя, Танечка: забудем про соседа.
      И все-таки — жалко мужика…
      Ладно, если уж я оказалась здесь, не мешает самой осмотреть квартиру «безвинно убиенного».
      Любезный страж, конечно же, не стал возражать против моего проникновения внутрь «запретной зоны», только на всякий случай осторожно посоветовал:
      — Таня, ты руками ничего не трогай…
      Я обещала.
      …Все как будто бы ничего, но я почему-то ожидала худшего — каких-нибудь осколков, поломанной мебели. Драки тут явно не было. Мелом на пестром ковре обведено положение тела убитого. Со стороны головы — засохшие пятна крови. Удар, видимо, нанесен сзади, да и Королев утверждает то же самое. Причем ударили неожиданно.
      Стул опрокинут, скорее всего, случайно: падая, Виктор по инерции пытался за что-нибудь ухватиться. Вот вроде бы и все.
      — Слушай-ка, Дим, — так зовут охранника, — здесь снимали отпечатки пальцев… Ты случайно не знаешь результата?
      — Не-а, мне не докладывают. Позвони руководству.
      Непременно позвоню. Я еще осчастливлю это руководство личным появлением в «ихних апартаментах».
      А пока — что мы имеем?
      Это явно не профессиональное убийство. Профессионал не тюкает жертву по голове старинными подсвечниками, и ему нет нужды избавляться от орудия убийства, которого, если орудием убийства действительно был канделябр, на месте не оказалось. К тому же профессионал, как правило, работает в перчатках; следовательно, отпечатков пальцев того человека в квартире тоже не окажется.
      Логично.
      Подозреваемых-«непрофессионалов» (так и хочется сказать «любителей») у нас на данный момент насчитывается двое: жена убитого и сосед оного, ныне «проживающий» за решеткой. Женой мы займемся завтра, соседом… соседом — немного позже, а сейчас пора «осчастливить» руководство нашей доблестной милиции.
      Я достала из сумочки сотовый и набрала номер служебного телефона Кири.
      — Алло? — несмотря на то что рабочий день закончился, уважаемый подполковник оказался на месте.
      — Владимир Сергеевич? Добрый день. Вас беспокоит Татьяна Александровна Иванова.
      — Танечка! Здравствуй, рад тебя слышать.
      — Надеюсь. Володя, у меня к тебе дело.
      — Как всегда. — И я услышала такой тяжкий вздох, что принять его за искренний было совершенно невозможно.
      — Кто занимается делом об убийстве… — Тут я сообразила, что не знаю фамилии жертвы.
      — …убийстве Виктора — как его? — зятя «известного бизнесмена» Королева, читал сегодняшние газеты?
      — А-а, Баргомистрова! Этот бизнесмен с утра всю милицию на уши поставил: вынь да положь ему убийцу.
      Так, значит, решил дяденька подстраховаться: милиция — само собой, но и частный детективчик лишним не будет, а мне заливал: не верю, мол, ментам, не верю! Ну да ладно! Зато деньжат заработаю.
      — Алло! Таня, куда ты пропала? Слушаешь?
      — Да-да, внимательно.
      — Я говорю, майор Смолин…
      — Что — майор Смолин?
      — Ты спрашивала, кто занимается этим делом. — Кажется, Киря немного обиделся.
      — Значит, Смолин? Он молод, хорош собой?
      — Ты решила его соблазнить? — подполковник хмыкнул. — Ему сорок четыре; высок, сед; имеет один существенный недостаток: верен своей второй жене.
      — Дай-ка мне телефон этого майора.
      Киря назвал номер.
      — Звони завтра с утра, он уже ушел.
      — Спасибо тебе. Хочешь, я в качестве благодарности накормлю тебя ужином в любом ресторане, какой душа пожелает?
      — Нет уж, благодарю покорно! Однажды ты уже сделала это, — Киря рассмеялся. — После роскошного ужина возвращаться к супу из кубиков «Галина Бланка»? Ну, пока. Не пропадай, звони. — Подполковник милиции положил трубку.
      — Дима, ты Смолина знаешь? — спросила я, убирая сотовый обратно в сумочку.
      — Мировой мужик.
      — Как его, кстати, зовут?
      — Анатолий Алексеевич.
      Ну что ж, поживем — увидим, что представляет собой этот майор Смолин. А сейчас пора домой… в ванную — в прохладную успокаивающую воду… И пораньше лечь спать.

      Спать вчера я и в самом деле легла рано: около десяти. Почитав немного (есть замечательная «снотворная» книга — «Библейские холмы» Э. Церена: по прочтении трех страниц начинают слипаться глаза), заснула сном праведника и хорошо выспалась.
      На сегодня предстоит сделать по меньшей мере два дела: познакомиться с майором Смолиным и побеседовать — если получится — с дочерью Королева.
      Кроме того, необходимо постараться вызволить из тюрьмы несчастного соседа-алкоголика.
      Так, с кого начнем? Королев обещал прислать машину. Машины нет — значит, начнем с майора.
      Нет. Пожалуй… с легкого завтрака. И я с чистой совестью отправилась варить кофе.

      Перед тем как позвонить Смолину, решила бросить кости. Главное в гадании, как известно, — правильно сформулировать вопрос.
      Что представляет собой майор Смолин?
      30 + 15 + 4.
      «Ждите скорого обмана. Верьте не тому, что вам говорят, а тому, что видите». Великолепно! Следует ли думать, что Смолин — человек лживый и неприятный? Что он заведомо говорит неправду?
      Как и вчера, у меня возникло нехорошее предчувствие.
      Но звонить все-таки надо. Я набрала номер рабочего телефона майора.
      — Смолин слушает, — сейчас же откликнулся приятный мужской голос.
      — Здравствуйте, — я представилась, и меня тотчас прервали:
      — Да-да, извещен. Приезжайте, я вас жду, — майор бросил трубку.
      Может, у него манера такая — трубку бросать? Или я ему уже заочно не понравилась?
      Кире спасибо: постарался, «известил». Это хорошо: не нужно тратить времени на рекомендации, можно будет сразу приступить к делу.

      В кабинет майора меня провел — кто бы вы думали? — тот самый знакомый милиционер, с которым я вчера так мило общалась в квартире Баргомистрова.
      Смолин встал из-за заваленного бумагами стола, вежливо, сухо поздоровался и указал рукой на кожаное кресло напротив, приглашая присесть. Извинился, пообещал «сейчас закончить» («А вы тут пока располагайтесь») и снова уткнулся в бумаги.
      У меня появилась возможность внимательно его рассмотреть. «Мировой мужик», как вчера охарактеризовал майора страж Дима, — довольно интересный мужчина: седые волосы оригинально сочетаются с ярко-синими глазами; длиннющие черные ресницы — таким любая девушка позавидует, тонкий нос, красивые губы…
      Я надела на встречу любимый деловой костюм с короткой юбкой, откинула полы плаща, села в кресло — юбка немедленно задралась на нужную высоту. Смолин не заметил, поглощенный своими бумажками. Положила ногу на ногу — ноль внимания.
      Странный дядечка.
      И тут до меня дошло, что майор исподтишка за мной наблюдает. Тогда я разозлилась.
      — Извините, пожалуйста, Анатолий Алексеевич, у меня не так много времени…
      Он немедленно поднял голову. Ухмыльнулся:
      — У меня, как вы догадываетесь, тоже. Чем могу быть полезен?
      Разве Киря не сказал? Не может быть. Наверное, Смолину захотелось со мной поиграть. Что ж, игра так игра. Жесткая и не по правилам.
      «Ждите скорого обмана. Верьте не тому, что вам говорят, а тому, что видите». А вижу я… ничего хорошего я не вижу.
      — Мне хотелось бы знать подробности дела об убийстве Виктора Баргомистрова.
      — Смею думать, вы тоже заинтересовались этим делом?
      Почему «тоже»? Разве майор не посторонний человек? Всю жизнь наивно полагала, что следователь должен быть объективным.
      — Я частный детектив…
      Смолин, поморщившись, махнул рукой.
      — Знаю, не продолжайте. Я получил указание всячески содействовать вам в этом деле… — Он хмыкнул и ехидно прищурился. — Так вот, никакого дела на самом деле и нет, вернее, нет неразрешенных вопросов. Через несколько дней дело будет передано в суд… — Смолин улыбнулся, расслабился, сидя за столом. — Самое короткое из всех раскрытых мной преступлений… по времени, я имею в виду.
      — Преступление раскрыто?
      — Да, убийца сам во всем признался.
      У меня мурашки побежали по телу.
      — Сосед Баргомистрова? — спросила я напрямик.
      Майор кивнул.
      — Конечно. Вот почитайте, если интересно.
      Смолин достал папку «Дело №…» и протянул мне.

      …
      Я, Голубков Василий Семенович, признаюсь, что убил своего соседа по этажу Баргомистрова Виктора Андреевича, так как должен вышеназванному Баргомистрову деньги в сумме тысячи пятисот рублей и не смогу их отдать.
      Виктор Андреевич неоднократно требовал вернуть долг, но у меня таких денег никогда не водилось.
      Тринадцатого апреля сего года я пришел к соседу занять денег еще. Баргомистров денег не дал, стал меня ругать. В пылу ссоры я схватил тяжелый подсвечник и ударил Виктора Андреевича сзади по голове. Удар оказался смертельным.
      Увидев, что натворил, я решил избавиться от орудия убийства, то есть замести следы. Я поехал на набережную и утопил подсвечник в Волге, после чего вернулся домой и лег спать.
      Прошу суд учесть, что я признался во всем добровольно, и облегчить мою участь.
      Дата. Подпись

      Что-то здесь не так. Слишком уж все просто получается: позавчера совершено убийство — и вот уже и убийца найден, и дело закрыто. Так не бывает.
      Я еще раз перечитала «добровольное признание». Королев утверждал, что его зять давал в долг неограниченные суммы и никогда не требовал вернуть деньги в срок. Нужно уточнить.
      — В квартире Баргомистрова, конечно же, были найдены отпечатки пальцев так называемого убийцы.
      Смолин пожал плечами:
      — Разумеется.
      — А чьи еще?
      — Родных — Маргариты Вадимовны, ее сестры, отца, матери — и напарника Баргомистрова, шофера.
      — А почему вы не проверили алиби напарника?
      — Деточка, — Смолин вышел из-за стола и навис надо мной, — убийца признался сам, и все факты против него.
      — И вы даже мысли не допускаете, что Баргомистрова мог убить другой человек?
      — Кто, например? Жена? Теща?
      — Вы разговаривали с соседями?
      — Что вы предполагали услышать от соседей? Да, был шум, крики; пришла жена — увидела труп. Убийцу никто не видел.
      — Вот именно! — вставила я.
      Майор проигнорировал мои слова.
      — Голубкова едва добудились: делал вид, что спит и ничего не слышит.
      — А если он действительно спал… и вообще ни при чем?
      — Перестаньте, девушка, — отмахнулся Смолин. — Вы верите в невиновность Голубкова? У вас разработан план действий относительно поисков кого-то другого? Флаг вам в руки!
      Смолин несколько раз прошелся из угла в угол, после чего застыл прямо передо мной:
      — Но попомните мои слова: никого вы не найдете. Убийца арестован и понесет заслуженное наказание.
      Пора заканчивать этот бесполезный разговор. Я встала.
      — Еще пара вопросов, Анатолий Алексеевич, и я избавлю вас от необходимости лицезреть мою физиономию.
      Майор усмехнулся и попытался на прощание быть любезным:
      — Вы уж простите меня за резкий тон… Но сами понимаете — дела: я человек занятой… — Что-то сия приветливость слишком отдает сарказмом. — Всегда чем могу, помогу непременно. Обращайтесь в любое время дня и ночи.
      Вот исключительно по ночам я к тебе и буду обращаться. Большое искушение: разбудить пару раз и посмотреть, что из этого выйдет. М-да…
      — Вы, кажется, желаете получить еще какую-то информацию?
      — Очень даже желаю. Могу я видеть арестованного?
      — Нет!
      Удивительно, насколько быстро человек способен измениться в лице: только что Смолин ехидно ухмылялся — и вот уже его ярко-синие глаза превратились в щелочки, правая щека задергалась. Тик у него, что ли?..
      — Могу я узнать причину отказа?
      — Это ваш второй вопрос?
      — Промежуточный.
      — И каков же второй?
      Так, майор отказал мне в свидании с Голубковым безо всяких причин. Сие наводит на размышления…
      — Последний вопрос звучит следующим образом (иронии Смолин не уловил): сколько вам заплатил Королев?
      Нетактично, понимаю. Майор, бедненький, аж позеленел от злости.
      Ответа я ждать не стала: поспешила уйти с глаз долой. На свежий воздух меня препроводил все тот же «адъютант» Дима. Попросила парня достать мне к вечеру адрес напарника Баргомистрова. Дима пообещал это сделать, когда любимое начальство — то бишь «мировой мужик» — отлучится.
      До дома решила дойти пешком, чтобы было время подумать. А подумать есть о чем, милейшая Татьяна Александровна.
      Голубков к убийству не причастен, это ясно. Иначе мне не отказали бы в свидании с ним, да еще так категорично. Но почему Смолин руками и ногами цепляется за несчастного алкоголика?
      Стоп. А за кого же ему еще цепляться? Круг подозреваемых расширился: жена, сосед плюс напарник… и, возможно, некий тип в перчатках, не оставляющий после себя никаких следов. Неизвестного на время отбросим, ведь его нашей доблестной милиции сначала нужно будет найти — ежели он вообще существует; шофер, я думаю, может за себя постоять; жену Виктора не даст в обиду ейный папочка — остается Голубков: отпечатки пальцев есть, алиби нет. А признание из мужика выбить — пара пустяков.
      Как бы с этим Василием Семеновичем поговорить — как бы до него добраться? Это первый вопрос.
      Вопрос номер два: зачем Королеву нужно было покупать Смолина? Может, они давние знакомые? Тогда для чего поручать расследование убийства мне? Без меня все было бы куда проще: арестовали «божью овечку», пришили дело…
      «Богатенький Буратино» со спокойной, мне кажется, душой мог сказать: вот тебе, доченька, убийца; ты знаешь его имя — теперь можешь жить спокойно и счастливо… Какой же смысл усложнять?..
      Следуем далее. В квартире убитого, кроме отпечатков пальцев Голубкова, найдены «пальчики»:
      а) жены Баргомистрова — это естественно,
      б) сестры Риты и родителей обеих девиц, а также
      в) напарника Виктора, шофера.
      Необходимо узнать, как часто бывали в квартире родственники и друзья Баргомистровых и кто из оных посещал счастливую семью за последние, скажем, три дня до убийства. Странно, что милиция не потрудилась выяснить этот вопрос.
      В-четвертых, нужно побеседовать с соседями. Не может быть, чтобы никто ничего не видел и не слышал. Возможно, некоторые детали, утаенные от следователя, поскольку предубеждение против милиции в народе велико, станут известны мне. Тем более что следователь не слишком перегружал свои мозги «проникновением» в суть дела.
      …Я поймала себя на мысли, что давно уже топчусь на одном месте… да еще, кажется, жестикулирую и строю рожи. И топчусь-то — мама родная! — в луже! Мои ботиночки!
      Прохожие, придерживая сумки, благоразумно обходят меня стороной. Спасибо, люди, что еще никто не догадался вызвать «Скорую»! Я выбралась из лужи и чуть ли не бегом постаралась уйти как можно дальше от заклятого места.

      Благополучно, без приключений, добралась до родимых пенатов. Только очень захотелось есть. Мне вообще в последнее время постоянно хочется есть. С чего бы вдруг?
      А вот обед готовить — ну ни малейшего желания! Не люблю я сей скорбный труд. Идти куда-нибудь уже поздно: скоро подъедет королевский автомобильчик. Что нам остается? Сварить кофе. Я вздохнула — весь день на кофе!

      Мое столь приятное занятие — поглощение божественного напитка — очень «вовремя» прервал телефонный звонок.
      — Татьяна Александровна? — услышала я голос Королева.
      — Да, здравствуйте.
      — Вы дома?
      Хороший вопрос. Нет, меня нет дома.
      — Разумеется. Я жду вашу машину, как договаривались.
      — Машина подъедет минут через десять. Значит, я вас встречаю в… где-нибудь без пятнадцати час?
      — Непременно буду.
      Видимо, отказываться от моих услуг — я ожидала и такого оборота дела — «известный бизнесмен» не собирается. С одной стороны, это хорошо для меня, но с другой — что все-таки нужно Королеву? Ведь согласно официальной версии убийца найден.
      — Только… Татьяна Александровна, вы слышите меня? Пожалуйста, будьте с Ритой поделикатнее: она очень ранимая, а тут такая утрата… Рита все время плачет…
      — Конечно, конечно! Я постараюсь ничем не ранить ее…
      — Да-да… Пожалуйста.
      — …но, сами понимаете, вашей дочери придется ответить на некоторые вопросы…
      — Но вы уж — прошу вас…
      Я снова обещала «постараться» и сим закончила наш содержательный разговор.
      …Кофе тем временем безнадежно остыл, а времени до прихода машины оставалось только на то, чтобы бросить кости.
      Ходить мне голодной до самого вечера… «Ох да тяжела судьбинушка Танюши…»
      Я вынула из мешочка свои заветные — и на удачу!
      15 + 25 + 12.
      «Ваши дети должны вырасти крепкими и здоровыми. Скорее всего, их ждет неплохая карьера».
      Вот те на! А я-то думаю, что мне все время есть хочется! «И зачала она от Духа Святаго…» (ой, не надо, это уже кощунство).
      Вероятно, я должна радоваться, что моих крепких и здоровых детей ждет успешная карьера. Только мне сейчас больше нужны не крепкие дети, а крепкие нервы — для беседы с мадам Баргомистровой.
      Видимо, эта женщина очень любила своего мужа. «У попа была собака, он ее любил…» А потом — убил. «Любила — убила, убила — любила…» Что за глупая рифма лезет в голову?
      Нужно будет проверить алиби этой самой Риты, если оно вообще существует.
      …А вот и машина!

      Вышла из лифта — и передо мной сейчас же распахнулась дверь королевской квартиры. Открыл хозяин: хмурый, встревоженный, но безукоризненно одетый.
      У Королева в холле настенные часы; глянула мельком — без пятнадцати час. Надо же, тютелька в тютельку!
      — Проходите в комнату. — Вадим Сергеевич указал рукой, в какую именно. — Рита вас ждет.
      Рита — в кресле — цвет лица совершенно сливается с бледными обоями за ее спиной; неподвижная, замороженная какая-то, с остановившимся взглядом. Только слезы непрерывно текут по щекам.
      — Здравствуйте, — я присела на краешек кресла напротив. — Как мне лучше вас называть?
      Женщина молча махнула рукой: мол, все равно!
      Если она и старше меня, то года на два, не больше. В счастливую пору, скорее всего, была ухоженная, веселая. Сейчас каштановые волосы больше напоминают паклю, чем предмет женской гордости. Уголки губ скорбно опущены… Дочь Королева в таком виде скорее страшна, чем красива. Горе никого не красит…
      — Рита — можно просто Рита? Знаете, мне необходимо с вами поговорить, — осторожно начала я.
      Она кивнула.
      — Пожалуйста, возьмите себя в руки и попробуйте связно рассказать, что вы увидели в своей квартире тринадцатого числа.
      Мой призыв возымел обратное действие: у Маргариты началась истерика. И вокруг сейчас же забегали неизвестно откуда взявшиеся люди со стаканами воды, с нашатырем, одеколоном, уксусом и чем-то еще. Пару раз споткнулись о мои ноги, хотя я уж и так поджала их насколько могла, но, по-моему, они даже не заметили этого.
      Господа, кто-нибудь хоть раз ощущал себя предметом мебели? Чувство — прямо скажу — не из приятных. Эдакая никчемная моргающая статуэтка в деловом костюме с короткой юбкой.
      Однако любая ситуация имеет как плохие, так и хорошие стороны. Пока меня откровенно игнорировали, я получила возможность рассмотреть хлопочущих вокруг Баргомистровой родственников. Ну, с главой семьи я уже имела счастье свести знакомство. А эта матрона в пестром халате — нет слов, красива, но какая-то утомленная, измученная, — видимо, жена Королева. А растрепанная голубоглазая блондинка, вызывающе накрашенная, — скорее всего, младшая дочь. С ней я позже тоже должна поговорить… больше для очистки совести. Пару раз со склянкой в руках промелькнула какая-то бледная моль; судя по одежде, нянька или домработница. С особой сей тоже не мешает побеседовать: эти скромницы, не имеющие возраста, обычно видят и знают гораздо больше, чем им полагается видеть и знать. В уголке, тихонько прошлепав в комнату во время суматохи, замерли, держась за руки, две крохотные белокурые близняшки в одинаковых коротких платьицах. Наверное, дочки Баргомистровых. Хаврошечки, испуганно тараща огромные голубые глазенки, уже собирались дружно зареветь, но их вовремя заметила бледная моль: подхватив обеих на руки, она выпорхнула из комнаты и больше не появлялась.
      Минут через двадцать с помощью лекарств и ласковых уговоров Рита наконец пришла в себя. Она заморгала, закивала и замахала руками, утверждая, что ей уже лучше и что такое больше не повторится. Мать облегченно вздохнула, погладила ее по голове и, извинившись, вышла вместе с мужем, дабы нам не мешать.
      Младшая сестрица, напротив, попросила разрешения остаться. Я не отказала, но почему-то эта девица при ближайшем рассмотрении вызвала у меня глухое раздражение. В принципе в ней не было ничего особенного: девушка как девушка; может, не в меру накрашена, экстравагантно, с моей точки зрения, одета, но современная молодежь словно вся из инкубатора: одинаковые прически, одинаковая одежда… Просто девочка не нашла еще свой стиль… И все-таки чем-то она была мне неприятна.
      Но это уже, как говорится, — личное. Не следует поддаваться эмоциям. Тем более что, удобно устроившись с ногами на диване, она, кажется, не собирались нам мешать.
      А я тем временем продолжаю изображать манекен: молчу, опасаясь повторения истерики.
      Однако Рита заговорила первой и, на удивление, спокойно:
      — Я была в парикмахерской — у нас в доме внизу парикмахерская, — делала прическу. Мы собирались вечером в театр… Олю и Таню еще накануне отвезли сюда, к родителям…
      — В какое время вы вошли в парикмахерскую и когда вышли оттуда?
      — Время? Я была там примерно с час… Где-нибудь минут десять восьмого пришла домой… значит, часов в шесть — в седьмом вошла туда.
      — А где вы были до парикмахерской?
      — Прошлась по магазинам…
      — Вы можете это доказать? Простите, я спрашиваю не из недоверия к вашим словам. У вас должно быть алиби.
      — Я могу доказать, — подала голос сестра Риты. — В пять или около того мы столкнулись в дверях «Чародейки». Поболтали. Потом я пошла домой, а Рита — в очередной магазин.
      — Да-да, Ксюша права, — подхватила молодая женщина. — Мы встретились в «Чародейке» — мне нужны были кружева, — потом я зашла в «Искусство», затем в «Подарки», затем… А после встретила Володю, Витиного напарника, и он угостил меня кофе с пирожными. А потом была парикмахерская.
      — Значит, между пятью и шестью вы общались с напарником вашего мужа — как, кстати, его зовут?
      — Володя, Владимир Александрович Гришин. Вы не думайте на него, Володя славный человек, добрый, чуткий. Он был лучшим другом Вити… Звонил уже… спрашивал, не нужна ли помощь… — У Риты задрожали губы.
      Чтобы дать ей время взять себя в руки, я повернулась к младшей сестре.
      — Ну а вы, сударыня, — где вы были после встречи с Маргаритой Вадимовной?
      Ксения пожала плечом. Ответила надменно (эта девчонка еще смеет разговаривать со мной в таком тоне!):
      — Я же сказала: пошла домой. Пешком. По дороге никого из знакомых не встретила; дома была без десяти семь. Вечер провела с родителями, тихо и мирно. Вернее, провела бы… Но часов в восемь позвонили Ритины соседи, сообщили о… случившемся. Отец сразу поехал туда, привез Риту. Ну и… вот…
      — Рита, скажите, когда вы вошли в свою квартиру, как вам показалось: все ли предметы стояли на своих местах?
      Женщина чуть улыбнулась:
      — Вы имеете в виду канделябр? Папа говорил, он пропал. Но я не знаю… Когда открыла дверь, стояла такая странная тишина… Витя не вышел встречать… А потом в комнате… Я не могу, не могу так больше! Я все время вижу его голову и кровь вокруг!.. — Рита опять разрыдалась.
      — А вы полагаете, что Виктора… что — как это? — орудием… был канделябр? — зло спросила Ксения.
      Судя по тону, похоже, я тоже ей не приглянулась.
      — Полагаю, да. Если, конечно, преступник не принес орудие убийства с собой. — Тут меня посетила удачная мысль: а почему бы не узнать, что сестры думают об официальной версии убийства?
      — Вы, конечно, уже слышали, что преступник арестован, — начала я.
      Ксения сморщилась, как от оскомины; Маргарита, смахнув со щеки слезу, покачала головой.
      — Слышали, — тихо произнесла старшая сестра. — Только Василий Семенович не мог убить. Он и мухи не обидит, напрасно его арестовали. Понимаете, я думаю… я надеюсь, мне будет легче… когда вы найдете настоящего убийцу… когда он будет наказан… — Рита всхлипнула и судорожно сжала руки.
      Ксения подбежала, обняла, стала что-то шептать ей, утешая. Затем повернулась ко мне:
      — Смолин звонил нам. Этот алкаш вроде взял всю вину на себя, что-то там подписал… У него наверняка выбили это признание! Отец не верит, да и мы тоже. Просто искать не хотят. А с Василия что взять — алкаш, он и есть алкаш. Испугался…
      Как у этой девчонки все просто получается! Тот ленив, этот напуган до полусмерти… Хотя, впрочем, тут она права. Ведь и я считаю, что проще повесить вину на несчастного алкоголика, чем искать настоящего убийцу.
      И все-таки странное предубеждение сложилось у меня против Ксении. Может, тому виной ее взгляд — тяжелый, исподлобья? Или что-то еще? Есть в ней какая-то звериная настороженность. Интересно, она со всеми так держится или только со мной?
      Мои размышления прервала бледная моль, с подносом в руках бесшумно проскользнувшая в комнату. На подносе стояли кофейник, молочник, чашки и вазочка с печеньем. Мой бедный голодный желудок довольно заурчал. Фу, неудобно получилось: я заметила, как Ксения, принимая у домработницы поднос, отвернулась, чтобы скрыть улыбку. С той же торжествующе-ехидной усмешечкой девушка принялась разливать по чашкам кофе.