Маша – Так зачем же вы с ним познакомились, если знали что это за человек? – я удивленно смотрел на Марину.
      Но ответить она не успела, так как у меня зазвонил мобильный телефон. Звонила Маша, которая потеряла меня, и о которой я совершенно позабыл, не сообщив даже, что не появлюсь сегодня на кафедре.
      Ну, раз позвонила, то самое время сказать несколько слов и о ней, о Маше…
      С Машей я познакомился год назад. Случилось это на юбилее отца, который отмечался в небольшом кафе недалеко от нашего дома. Помимо всякой разной родни отец пригласил и своих старых друзей, бывших, по большей части, сотрудниками все того же Пятого управления, в котором служил и он сам. Многие из них пришли с женами.
      Когда я впервые увидел Машу, я подумал, что она тоже жена. Рядом с ней все время находился презентабельного вида мужчина лет пятидесяти, который вполне сходил за ее мужа. Про себя я еще тогда отметил, что жену себе он нашел ничего себе – красавицу, да еще лет на тридцать младше его самого.
      Несмотря на то, что в моем сознании Маша фигурировала как чужая жена, оторваться от нее я не мог, как себя не заставлял. Да и посадили их за столом прямо напротив меня. Так что я мог не только рассматривать эту красивую девушку, но и беседовать с ней. Чем я и занимался.
      Сначала мы перекидывались ничего не значащими фразами, а потом, слово за слово, выяснили, кто где учился и разговор перешел в чисто профессиональную плоскость.
      Оказалось, что Маша была выпускницей философского факультета МГУ, а нынче трудилась в одной небезызвестной пиар-конторе, занимавшейся раскруткой региональных политических деятелей.
      Мужчина рядом с Машей никак на наши разговоры не реагировал, все больше болтал с моим отцом и с другими бывшими коллегами, многих из которых не видел уже несколько лет. Иногда он поглядывал на меня и как-то странно улыбался. В эти моменты я прятал глаза, и чувствовал, что начинаю краснеть.
      Между собой они почти не общались. Лишь изредка она спрашивала его, не подложить ли ему в тарелку салата или еще немного горячего. При этом обращалась она к нему ровным счетом никак.
      Где-то ближе к середине вечера, Машин спутник встал и начал со всеми прощаться, ссылаясь на то, что просто вынужден покинуть столь прекрасную компанию ввиду неотложных дел. Я уже собирался расстроиться по поводу того, что остаток празднества мне придется сидеть и слушать бесконечные воспоминания коллег отца о днях их службы, как произошло то, чего я никак не ожидал.
      – Вадим, – обратился он ко мне, – я буду крайне признателен, если по завершению сего мероприятия вы проводите мою дочь домой. Договорились?
      Сначала я не понял, о ком он. Родительская принадлежность всех присутствующих на юбилее несовершеннолетних детей мне, казалось, была вполне ясна. И тут до меня дошло. Это же он о Маше!
      – Ну конечно! – ответил я после несколько затянувшейся паузы, во время которой заговорческая улыбка не сходила с его губ. – Конечно провожу! С удовольствием!
      Машу я проводил, а уже на следующий день мы встретились снова. Через неделю стало очевидно, что мы, вроде как, встречаемся.
      Встречи наши с Машей происходили с завидной регулярностью, в основном у меня.
      Жил я, благо, один, так как родители уже как несколько лет проживали в просторной трехкомнатной квартире, которая осталась в наследство от маминой тетки. Обычно мы где-нибудь гуляли или ходили в кино, а потом заезжали ко мне и занимались тем, чем обычно занимаются любящие друг друга молодые люди, оказавшись вдвоем в замкнутом пространстве с наличием раскладного дивана.
      В постели Маша была нежна и внимательна, но чуть ли ни каждый раз, когда мы начинали заниматься любовью, у меня перед глазами появлялось разгоряченное тело Ульяны Игоревны. Я всячески отгонял от себя эти видения и внутренне обещал себе, что завтра же с методисткой порву. Но на следующий день, приходя на кафедру и встречаясь с ней взглядом я понимал, что прежде чем мы уйдем с работы, какое-то время обязательно будет проведено в ее маленьком кабинете.
      Так продолжалось примерно полгода.
      А потом умер муж Ульяны Игоревны.
      Первые две недели после этого события она ходила сама не своя, принимая соболезнования от все, кто встречал ее на своем пути в институтских коридорах. А потом ее прорвало.
      Я как обычно собирался домой, после прочитанных лекций. Завибрировал мобильный телефон. Вообще-то я ждал сообщения от Маши, с которой мы в тот вечер договорились сходить в какое-то модное кафе, в котором побывали уже все ее подружки. Но сообщение было от Ульяны Игоревны. Суть его сводила к тому, что я немедленно должен приехать к ней домой, либо она за себя не отвечает.
      Ульяна Игоревна действительно была дома, так как простудилась и теперь бюллетенила. Решив, что смс-сообщением тут не отделаешься, я набрал номер своей великовозрастной любовницы и стал ждать, пока нас соединят.
      Трубку она взяла после первого же гудка.
      – Приезжай, слышишь! Немедленно приезжай! – тут же истерично закричала она.
      – Да что случило-то?
      – Я тебе сказала – приезжай! Или пожалеешь! Или.. или… – она не закончила, так как зашлась рыданиями.
      – Хорошо, через час буду, – пообещал я и нажал клавишу отбоя.
      После я этого я сразу же перезвонил Маше и честно признался, что вынужден поехать домой к нашей методистке Ульяне Игоревне. Но соврав, само собой, о причине этого вынужденного визита:
      – Маш, она заболела, попросила кого-нибудь приехать помочь ей с продуктами…
      – А ей что помочь некому? – недовольно спросила Маша.
      – Некому, – со скорбью в голосе ответил я. – Я ж тебе говорил, что у нее муж недавно умер. А больше никого у нее нет…
      – Ну ладно.. – Маша была явно рассержена. – Позвони как освободишься.
      Я пообещал, что обязательно позвоню, и поспешил к Ульяне Игоревне, до которой, к слову, надо было еще доехать. Жила она в районе Митино, а это предвещало нелегкий путь. И я не ошибся. Автобус я ждал минут тридцать, а потом еще около часа тащился по пробкам. За это время обе моих женщины успели позвонить мне по несколько раз, в попытке выяснить где я нахожу. Обеим, впрочем, я отвечал одно и тоже.
      Час в автобусе показался мне вечностью. В портфеле у меня лежал журнал "Вопросы философии" с последней статьей Окуницына, но достать его не представлялось никакой возможности – я был зажат со всех сторон. Не зная чем себя занять, я углубился в свои размышления. Думал я об Ульяне Игоревне, с которой мне предстояло разговаривать. Думал я о Маше, которая будто что-то подозревала.
      Думал я об Окуницеве… Обо всех понемножку.
      Наконец автобус дополз до нужной мне остановки. Протиснувшись сквозь толпу, я вынырнул на улицу, тут же попав обеими ногами в глубокую лужу не то грязи, не то цемента.
      И не Былов этом ничего удивительного – вокруг шла стройка. Мне казалось, что в Митино уже все давным-давно было построено, но я жестоко ошибался. Новые дома возводились буквально со всех сторон. Вынув из кармана бумажку с адресом Ульяны Игоревны, который я перед выходом узнал у секретаря на кафедре, я озадаченно покрутил головой, пытаясь определить нужное мне направление. Но однообразность пейзажа и обилие строительной техники делали это практически невозможным.
      Пришлось обращаться к народу.
      И народ помог. Тут же бойко стал указывать как пройти, где лучше обогнуть стройку, мимо какого магазина проскочить… Был бы я террористом, то за пять минут смог бы выяснить все об инфраструктуре района и путях отступа из него, после свершения злодейского акта. Никак, никак люди не перестоятся – все выкладывают первому встречному. А надо ли перестраиваться-то?…
      С этими мыслями я дошел до подъезда Ульяны Игоревны и позвонил в домофон.
      – Это ты? – услышал я знакомый голос.
      – Я, – подтвердил я, не зная, правда, кого сама Ульяна Игоревна имеет ввиду.
      Но ввиду она имела именно меня.
      Я не успел закрыть за собой входную дверь, как пожалел, что поддался на этот дешевый женский трюк – выдавить из себя слезу, надавить на жалость. Ульяна Игоревна устроила концерт. Даже не концерт, а некое шоу, с падениями на пол, разрыванием на себе шелкового халатика, морем слез, океаном проклятий и целой вселенной мольбы. Суть этого шоу сводилась к тому, что теперь она осталась совсем одна и, если мне взбредет в голову ее бросить, то она расскажет всем, чем мы с ней занимались и кто я вообще такой.
      – А кто я такой? – недоуменно поинтересовался я, после того, как она озвучила эту свою идею.
      – Сволочь ты! – закричала Ульяна Игоревна. – Попользовался, значит, и все? И девке твоей я все расскажу.!
      – Ты думай, что говоришь! – пригрозил я.
      – А я думаю, Вадечка, думаю! – она театрально рухнула на диван и зашлась в рыданиях. – Я думаю! Я уже твоей Маше позвонила! Понял?
      – Чего? – на всякий случай переспросил я. – Что ты сделала?
      – Маше твоей все рассказала! Вот что!
      Я тут же набрал машин номер.
      – Больше мне не звони, – услышал я в трубке.
      Больше Маша ничего не сказала и отключилась.
      Прямо скажем, Ульяна Игоревна сама подписала себе приговор, рассказав все Маше.
      Теперь терять мне было нечего. Сплетен на кафедре я не боялся, а Маша больше не желал меня знать.
      Я молча встал, одел свой плащ и измазанные не пойми чем ботинки, прихватил портфель и под сопровождение громогласных рыданий несчастной одинокой стареющей женщины вышел прочь.
      С этого дня мы с Ульяной Игоревной больше не предавались плотским утехам, а отношения наши перешли в сугубо рабочую стезю. На кафедре она, конечно, никому ничего не рассказала, так что ту мне не пришлось испытать и толики неудобства, а вот с Машкой…
      К Маше я поехал в тот же вечер. Дверь мне открыл ее отец, сообщивший, что Маша видеть меня не желает. Но сам он был настроен куда более благодушно. Прикрыв за собой входную дверь, он вытащил пачку сигарет, закурил и принялся расспрашивать у меня, что же все-таки произошло.
      Я рассказал. Не совсем так, как все было на самом деле, но в принципе честно.
      Сокрыв истинный возраст методистки, я поведал, что, действительно, имел с ней связь, но было это до Маши. А она все представила вон в каком свете!
      – Ладно, попробую поговорить с ней, – пообещал мне Машин отец. – Но сейчас ты не лезь – без толку.
      С Машей мы в итоге помирились. Удалось мне ее уболтать и внушить мысль, что никого кроме нее у меня нет и быть не может. В сущности, это и было правдой.
      Ульяна Игоревна после этого случая как-то сразу постарела, что заметили все вокруг. Само собой, списывалось это на смерть ее мужа. И лишь я один знал, в чем причина ее увядания – я был для нее последней зацепкой за давно ушедшею молодость. Исчез, и годы тут же взяли свое.
      Извинившись перед Машей, что не сообщил ей о своем месте нахождения, я наспех с ней распрощался и вновь приготовился слушать Марину. Но прежде, я все же решил допытаться у нее, зачем же она вступила в разговор со Скоком.
      – Ты вы мне так и не ответили… – напомнил я ей, убирая мобильный телефон в карман.
      – Не ответила?
      – Ну да, про причины вашего общения с этим уголовником.
      – Да маленькая была, глупая… – Марина отмахнулась от меня, как от назойливой мухи. – Вы лучше дальше слушайте.
 

 
      Продолжение истории Марины, рассказанной ей самой.
      – Прокатимся? – осмелев предложил Скок.
      – Это еще зачем?
      – Ну так… – снова смутился незадачливый ухажер.
      – Мне домой надо, твердо ответила Маринка и ускорила шаг.
      Но Скок был не из тех, кто привык так просто сдаваться. Он поддал газа и снова поравнялся с объектом своей внезапно вспыхнувшей страсти.
      – Не, ну погоди!
      – Нечего тут годить – отстаньте от меня!
      До Маринкиного дома оставалось буквально несколько метров, которые она преодолела почти бегом. Скок и глазом не успел моргнуть, как девушка забежала в подъезд и была такова.
      Ночью Скок не спал, все ворочался и вспоминал… Около трех вскочил – собрался ехать к ее дому… Но потом передумал, опять лег.
      Короче, проворочался он до утра, а как только взошло солнце, прыгнул в машину и поехал к Марининому дому – караулить.
      Долго караулить ему не пришлось. Около восьми Марина с портфельчиком вышла из своего подъезда и, улыбнувшись весеннему солнцу, направила свои стопы в сторону учебного заведения.
      Но Скок был наготове. Он высочил из машины, схватил девушку за руку и потащил в сторону джипа.
      – Отпусти! – Марина попыталась вырваться.
      – Вот еще!
      Скок вцепился в ее руку мертвой хваткой. Добыча была так близка, что он не собирался с ней расставаться не при каких обстоятельствах. А обстоятельства эти возникли достаточно скоро. Услышав Маринин крик, на улицу вышел ее старший брат Паша.
      Паша был хорош собой, спортивен и смел.
      Из подъезда он выскочил лихо, готовый убить любого, кто причинил вред его любимой сестричке. Любого, но не Скока. Напрягшиеся руки Павла в момент обмякли, как только он увидел, кто посягнул на Маринку.
      – Привет, Валь! – заулыбался он.
      – Здорово!- Скок узнал Павла, который был не намного младше его самого.
      Повисла небольшая пауза, после которой Скок ткнул пальцем в Маринку, а вернее в ее грудь:
      – Смотри, Паха, какая витрина! А!? И в твоем подъезде живет! А ты, гребень, вафли только ловишь хавальником! Да я и сам весь в дыму, в натуре – вальтанулся.
      Павел весь вспыхнул, но ответил:
      – Валь, так это сестра моя…
      Скок аж поперхнулся. Он -то помнил Пашкину сестру – бегала какая-то пацанка чумазая малолетняя по двору – шухер наводила. А тут выходит – она?
      – Ты чего задвигаешь, жмурик? – решил уточнить Скок на всякий случай, дабы избежать подвоха. А вдруг просто баба его, а он тут разводит его на заек.
      – Да правда, – Павел виновато улыбнулся.
      – Не гонит? – уточнил Скок у Маринки.
      – Нет, – противным голоском ответила она.
      Скок уставился на Павла.
      – А ты чего на улицу-то выскочил, Паха?
      – Воздухом подышать… – неуверенно начал Павлик.
      – Во зенки мажет! – рассмеялся Скок. – Ну чё? Зачалил я тебя?
      Павел неуверенно издал какой-то звук, близкий к смеху, но тут же снова стал серьезным. Он-то знал, что со Скоком надо всегда быть на чеку.
      В общем, разошлись друзьями – Павлик потопал домой, а Скок с Маринкой на джипе – к школе.
      Появление отличницы Маринки в компании отпетого уголовника вызвало целый шквал слухов и домыслов, которые сама виновница возникшего ажиотажа лишь подогревала.
      Маринка влюбилась и ничего не могла с собой поделать.
      И все знала, и все понимала – но вот справится с чувствами, захватившими ее, была не в силах.
      Одним словом, завалив все экзамены и не получив никакой медали она, плюнула на всех и вся и укатила со Скоком в Питер, где и зажила новой незнакомой ей жизнью.
      А потом Скока взяли. Срок впаяли – мама не горюй! Пять лет.
      А она осталась вроде как у разбитого корыта. Но только не тут-то было – Сосо, грязная свинья, тут же попытался взять ее в оборот. Она ему сразу приглянулась, как только Скок ее притащил из своего Мухосранска.
      В общем, пришлось ей лечь под Сосо или Папу, как они еще его называли.
      С ним она прожила почти все пять лет, а потом все – сбежала. Сбежала, потому что знала, что подходит к концу срок Скока, а это значит, что подходит к концу и ее срок пребывания на этом свете. Тут ведь законы какие – стала подстилкой- так и обращаться будут соответственно. Скок бы ей никогда не простил, что он под Сосо легла. А Сосо на нее плевать было по большому счету. Вот и получалось, что порешили бы ее по любому, и заступиться было бы некому.
      Но бежать Маринка решила не налегке, а прихвати с собой кое-какие важные бумаги, а именно дубликаты документов, касающихся винного бизнеса Сосо, который, к слову, был основным источником его доходов.
      Сосо гнал с Кавказа левое вино.
      Короче, Маринка смотала удочки, прихватив с собой целую сумку бумаг. Брала она все без разбора, опустошая ящики письменного стола Сосо, пока тот отсутствовал.
      Потом села в машину, сказав охране, что доедет лишь до ближайшего магазина. И только её и видели.
      Рванула она в Москву, где сняла квартиру, попытавшись отсидеться. Но они её вычислили. Они ее нашли. А к тому же и Скок, по ее расчетам, уже был на свободе…
      Нашли и начали требовать деньги.
      – Сколько, кстати? – поинтересовался я, хотя мне было совершенно безразлично – я знал, что сумма эта будет, в любом случае, заоблачная.
      – Пятьсот тысяч сам понимаешь чего, – ответила Марина.
      – Маловато, – с усмешкой ответил я.
      – Так оказалось, что бумаги-то не особо важные я прихватила, – объяснила Марина.
      – И деньги эти скорее так, за моральный ущерб и упокой души…
      Она горько усмехнулась и продолжила.
      В самый разгар событий она и познакомилась с Бориской. Сначала она ему ничего не рассказывала, а потом он как-то услышал телефонный разговор, и пришлось все выложить. Бориска побледнел, но деваться было уже некуда. Звонившие сказали, что хахаль ее теперь тоже в деле, раз спит с ней, так что теперь это и его проблема.
      Бориска до последнего дня обещал все решить, а накануне срока выплаты денег сделал то, что сделал – отдал Вадиму собаку, прыгнул самолет и скрылся в своей тундре.
      Закончив, Марина внимательно посмотрела на меня, словно искала подтверждения рассказанного. Но что я мог подтвердить? Конечно, ничего. Для меня вся эта чернуха была кадрами плохого фильма про российскую глубинку, которые теперь так любят снимать наши доблестные режиссеры.
      – Мрак, – только и сказал я.
      – Мрак, – согласилась Марина.
      – Послушайте, – в голове у меня зародился один не праздный вопрос. – А в милицию вы почему не обращались?
      – Как же не обращались! Обращались. Сама ходила- заявление писала. А сразу после этого меня тут же и встретили. Сказали, чтобы возвращалась и забирала или не только меня с Борисом грохнут, но и всех родственников вплоть до пятиюрдных братьев и сестер. Прямо при мне позвонили своим и сказали, что если через десять минут они не отзвоняться и окажутся в милиции, то…
      – Я понял, можно не продолжать…
      Марина замолчала, а потом, после недолгой паузы продолжила:
      – Но надо что-то делать. Теперь, когда он вышел из тюрьмы, он меня точно не отпустит. А откупиться не получится – сам понимаешь. Где взять такие деньги?
      Марина расплакалась, и мне пришлось потратить какое-то время на то, чтобы утешить ее и вернуть в состояние психологического равновесия.
      – Денег таких мы действительно не соберем – это факт, – я поправил ей волосы, которые спутались и теперь лезли Марине в глаза. – Но, думаю, выход есть. Вам надо скрыться. А я постараюсь разрешить проблему.
      – Да? – Марина заметно оживилась. – Но куда же мне ехать?
      – Куда угодно – главное подальше от Москвы и Питера.
      Сказав это, я почему-то подумал про тундру и Бориску, который так подло подставил меня под удар, скрывшись от нависших над ним проблем.
      Решено было, что до утра Марина останется в своей квартире, а с рассветом отправится в аэропорт и возьмет два билета до Владивостока.
      – Чем дальше, тем лучше, – пояснил я.
      Я же тем временем попробую что-нибудь придумать.
      Придумывать мне правда было нечего. Единственное, что приходило в голову – позвонить Машкиному отцу.
      Но сделать этого я не успел. Прямо у Марининого подъезда меня взяли. Мальчик рванулся с поводка и побежал куда глаза глядят… Больше я его не видел.
      Брали меня все те же Вован со Славиком. Разговоров никаких они не вили, а просто огрели по спине так, что я рухнул на бетонные ступени у подъезда, а потом погрузили мое беспомощное тело в джип, который тут же тронулся с места неизвестном мне направлении.
 

 
      На всякого мудреца довольно простоты…
      Ехали мы долго. За время пути я несколько раз успел заснуть и просыпаясь каждый раз пытался определить, где мы находимся. Но за окном была беспросветная осенняя ночь, да к тому же дождь заливал стекла с внешней стороны, что окончательно лишало меня возможности увидеть хотя бы знаки или указатели вдоль дороги, которые могли бы помочь мне сориентироваться.
      Приехали уже под утро.
      Джип остановился около особняка. Вован со Славиком вышли наружу, поприветствовали охрану и, дождавшись, когда ворота откроются, махнули водителю, давая понять, что тот может заезжать внутрь.
      Сомнения мои рассеялись окончательно – меня привезли в дом Сосо.
      – Выходи, – приказал мне Славик.
      Я вылез из машины, почувствовав невероятное облегчение – за время пути из джипа мне выходить не разрешали ни разу.
      – Иди отлей, – на сей раз обратился ко мне Вован.
      Я последовал за одним их охранников, который препроводил меня в туалет, который оказался самой обычной био-кабинкой.
      Потом меня еще какое-то время держали на улице, после чего затолкали в дом и велели подниматься на второй этаж.
      Одолев все еще несгибаемыми ногами довольно крутую лестницу, я очутился на втором этаже, который оказался одним большим залом.
      Было даже удивительно, что внутри не такого уж и большого с виду особняка могло находится столь внушительное по квадратным метрам помещение.
      Посреди зала стоял небольшой столик, на котором дымились две чашки с кофе. А прямо за столиком стояло пустое кресло.
      Двери за мной закрылись и я остался в полном одиночестве. Но буквально на несколько секунд. Внезапно, в другом конце зала открылись другие двери, которые я и не видел, принимая их за сплошную стену. И через них в зал вошел невысокий пожилой человек, вслед за которым появился еще один, но куда моложе. Мне сразу стало ясно, что один из них Сосо. Второго мне с первого взгляда идентифицировать не удалось.
      Сосо неспеша подошел к креслу и уселся в него, утонув практически полностью.
      Скок остался стоять рядом. Да и садиться ему было просто некуда.
      – Падайды, – поманил меня пальцем Сосо Я сделал несколько шагов вперед, оказавшись почти у самого столика.
      – Кофэ пэй, хароший! – Сосо кивнул на дымящуюся чашку. – Валья, и ты бэри.
      – Спасибо, – поблагодарил я его, но кофе не взял.
      Вместо этого я вытаращился на человека, которого Сосо назвал "Валей" Сосо же, тем временем, внимательно изучал меня, осматривая буквально с ног до головы. Иногда он будто слегка хмурился, или мне это только казалось. А иногда будто бы и улыбался даже…
      Скок стоял не двигаясь словно памятник. Он оказался не совсем таким, как я его себе представлял. В моем воображении он был здоровым быковатым малым со взглядом серийного убийцы. Но на деле Скок оказался весьма щуплым субъектом среднего роста, с ярко выраженным интеллигентским происхождением. Он был одет в прекрасный дорогой костюм, на кончике носа его сидели очки, а голоса была отнюдь не побрита на лысо, а наоборот, венчалась аккуратной прической.
      – Ну что? – вдруг заговорил памятник. -Деньги при вас?
      – Нет, – коротко ответил я, удивившись вежливости уголовника Скока.
      – А где она? – поступил еще один вопрос от памятника.
      – Не знаю.
      – Не знаете? – Скок упорно продолжал называть меня на "вы" – Падажды… – голос Сосо звучал совсем тихо. – Пуст обяснит…
      А что я мог объяснить? Что Марина просто исчезла? Это и так было известно. Но судить ее я не мог- она испугалась и этим все было сказано.
      – Да нечего мне объяснять… – признался я. – Кроме того, что вы меня явно держите за другого человека. Я знать не знал ни кто такая Марина, ни кто вы такие, пока ко мне не подошли ваши ребята и не стали требовать денег.
      – Да неужели!? – Скок повысил голос. – Вот так все и было?
      – Вот так все и было, – ответил я ему его же словами.
      Сосо поднялся из кресла и закурил трубку. Ну Сталин прямо!
      – Ты с собакой гулял? -спросил он.
      – Я, – честно ответил я.
      – Ты у нэё собаку взал?
      – Нет…
      – А кто? – Сосо посмотрел мне прямо в глаза.
      – Бориска… то есть Борис – мой товарищ.
      У Сосо зазвонил мобильный телефон. Он взял трубку, молча выслушал, а потом, повернувшись к Скоку, тихо сказал:
      – Парэн ничего нэ знает…
      – Как так не знает! – удивился Скок.
      – Успакойса, Валья, – Сосо положил руку на плечо Скока и примиряющее погладил его. – Нэ волнуйса.
      После этого они на несколько минут покинули зал.
      Я стоял и ровным счетом ничего не понимал. Ясно было только одно – моя казнь, возможно, откладывается.
      Сосо со Скоком вернулись.
      – Расскажи пра собаку, – вновь обратился ко мне Сосо.
      – Что именно-то?- решил уточнить я.
      – Откуда она у тэбя?
      И я рассказал все от начала и до конца. Рассказал про ночной визит Бориски накануне его отъезда, про его мольбы взять у него на время Мальчика, про разговор со Славиком и Вованом, про поиски Марины и про все, то случилось дальше.
      Сосо внимательно слушал, да и Скок притих, пытаясь вникнуть в мой рассказ.
      – Хароший ты парэн, Вадим, – улыбнулся Сосо, после того, как я закончил. – Ты кэм работаешь?
      – Преподавателем, – ответил я. – Философию преподаю.
      Сосо рассмеялся. Да так искренне, что я и сам невольно заулыбался, глядя на этого хохочущего человека.
      – Значэт философ? – отсмеявшись, еще раз спросил Сосо.
      – Философ, – подтвердил я.
      – Оно и выдно! – Сосо достал из кармана платочек и вытер глаза, на которых из-за смеха выступили слезы. – Всё философствуэшь, а в людьях нэ рарбэраешса совсэм!
      Я удивленно смотрел на него, ожидая разъяснений. И они последовали.
      – Ты знаэшь кто я? – Сосо стал снова серьезным.
      – Вы?…
      Тут я растерялся. Ну что было отвечать? Да, я знаю – вы бандит. Или да, знаю – вы авторитет уголовный. Одним словом замялся я.
      – А я тэбэ скажу. – Сосо повернулся к Скоку: – Валья, докумэнты давай!
      Скок достал документы.
      – Сматры!
      На кофейном столике передо мной оказалась целая стопка каких-то бумаг, фотоальбомов и даже книг, причем в золотом переплете. С книг я, видимо поддавшись инстинкту ученого, и начал.
      Сначала я не поверил свои глазам. Название первой же взятой мной книги гласило, что в ней написано про заслуженного артиста одной из бывших республик Союза Иосифа Помишвили! На обложке же была и фотография самого Иосифа.
      Я схватил со стола фотоальбом – весь он был посвящен Сосо. Помишвили был артистом! На разных страницах он представал все в новых обликах, а под фотографиями были подписи, поясняющие в каком году была запечатлена та или иная сцена и к какому периоду творчество Сосо она относится.
      Затем я перешел к бумагам. Это были какие-то документы, касающиеся поставок вин, их производства и так далее.
      Я удивленно поднял глаза на Сосо и Скока.
      Памишвили улыбался, а Скок тут же нагнулся к столу, чтобы убрать разложенные материалы. А потом мы прошли в соседнюю комнату, где устроившись на мягком диване я выслушал историю, в которую никогда бы в жизни не поверил, если бы сам не оказался ее участником.
      Рассказывал ее Скок, а вернее Скоков Валентин Дмитриевич – помощник и зять заслуженного артиста Иосифа Памишвили.
      С Мариной они были вместе уже шесть лет. Познакомились на выставке ее отца, стали встречаться и вскоре узаконили свои отношения.