Товарищ Василов между тем не без досады прочитал записку своей жены. Он знал, что легче найти квадратуру круга, чем совпасть с намерениями своей супруги, а потому махнул рукой и занялся укладкой. Василов был стройный и ловкий человек с бритым лицом, успевший значительно американизироваться за долгие годы пребывания в Америке. Он был хорошим партийцем и умелым инженером и ехал теперь на родину с мандатом в кармане и горячим желанием работать на русских заводах и фабриках. Сложив кое-как в чемодан многочисленные тряпки, лиловое платье и ноты Кати Ивановны, он разместил по карманам свои собственные бумаги, сунул туда же полученное только что послание, взял шляпу и отправился покупать себе билет второго класса на пароход "Торпеда", отбывавший через три дня в Европу.
      19. ПРИЯТНОЕ ЗНАКОМСТВО
      Безлюдный подъезд, где разговаривали Джонс и Катя Ивановна, был таковым лишь на первый взгляд. Не успели оба они разойтись в разные стороны, как из-за вешалки вынырнул черномазый человечек в необычном костюме с блестящими пуговицами. Он зашел в будку автоматического телефона, назвал неразборчиво номер и, когда его соединили, шепотом сообщил, что "Нетти придется купить себе новую шляпку". Только всего и было сказано, и ровнешенько ничего больше. Неизвестно, в какой связи было это с дальнейшими событиями, но только Катя Ивановна, не дойдя еще до жилища миссис Дебошир, почувствовала внезапное желание отдохнуть.
      Она оглянулась вокруг и увидела, что неподалеку, в маленьком и пустынном сквере, стоит одинокая скамейка. Дойдя до нее, Катя Ивановна хрустнула пальчиками, откинула голову и зевнула несколько раз с непонятным утомлением. Солнца на небе не было, глаза ее никогда не болели, но тем не менее ей казалось, что перед ней что-то вроде красного солнечного пятнышка.
      - Странно, - сказала себе упрямая дама, - в высшей степени странно! Я хочу спать, хотя и не имею намерения спать. Это мне не нравится.
      Через сквер проходил между тем какой-то среднего роста человек, щегольски одетый, задумчивый, можно даже сказать - грустный. Руки его, со слегка опухшими сочленениями, висели безжизненно, глаза были впалые, унылые, тоскующие, как у горького пьяницы, на время принужденного быть трезвым. Под носом стояли редкие кошачьи усы. Он опустился на скамейку возле нее, глубоко вздохнул и закрыл смуглое лицо руками.
      Катя Ивановна почувствовала странное сердцебиение.
      Незнакомец вздохнул еще раз и прошептал:
      - Я не переживу этого... Дайте мне умереть!
      - У всех есть горе, - ласково заметила миссис Василова, придвинувшись к незнакомцу. - Сегодня одно, сэр, а завтра другое. Бывает и так, что оба горя сразу. Надо закалять характер.
      - Я не в силах... - глухо донеслось со стороны незнакомца.
      - Соберитесь с силами, сэр, и вы перенесете.
      - Дайте мне вашу руку, мисс, нежную руку женщины. Влейте в меня бальзам.
      Катя Ивановна немедленно сняла фильдекосовую перчатку и протянула свою энергичную руку незнакомцу. Тотчас же электрический ток прошел по всему ее телу, она почувствовала головокружение, впрочем очень приятное. Привыкнув к самоанализу, она подумала с изумлением: "Я, кажется, влюбляюсь! Это странно. Я влюбляюсь, хотя я не имею намерения влюбиться".
      Между тем незнакомец вливал в себя бальзам целыми бочками при посредстве протянутой руки. Он прижимался к этой руке носом, губами и щеками, гладил, водил по глазам, покалывал жесткими усиками.
      - Женщина, - воскликнул он вдруг проникновенно, - будь ангелом! Будь сестрой милосердия! Пожертвуй мне час, два, отгони от меня демона самоубийства!
      Непонятно, как это случилось, но Катя Ивановна не смогла бы отказать ему решительно ни в чем. Она подумала, что отлично попадет к миссис Дебошир и в четыре часа дня, встала со скамейки, приняла предложенную руку, а другой рукой вознесла свой зонтик над страдающим незнакомцем.
      - В минуту скорби, - поучала она его твердым, хотя и ласковым голосом, - самое важное, дорогой сэр, это орнаментировка на общество. Когда вы орнаментируетесь, сэр, на общество, вы убеждаетесь, что, кроме вас, есть другие люди, большое количество других людей, со своими собственными горестями и радостями. Это успокаивает и расширяет горизонт.
      - Вы правы, - глухо прошептал незнакомец, - идемте прямо туда, где есть общество. Сядем на пароход и поедем в Борневильский лес.
      Миссис Василова никогда не была в Борневильском лесу и не знала, есть ли там общество. Тем не менее ей очень польстило, что слова ее производят на несчастного человека столь решительное действие.
      Они сели на пароход и мирно проехали две остановки, миновав Нью-Йорк и отплыв довольно-таки далеко в сторону Светона. Во время пути Катя Ивановна вела беседу на общеобразовательные темы, как-то: кто живет в воде и на суше, бывают ли у рыбы крылья, а у птиц плавники, кто изобрел паровое отопление и почему дома с паровым отоплением не двигаются, а пароходы двигаются. Два-три раза ей пришлось схватить и остановить незнакомца в его намерении броситься через борт.
      Наконец, на третьей остановке, они сошли с парохода на землю. Место было довольно пустынное. Здесь начинались Рокфеллеровские рудники, поросшие тощим кустарником скалы и небольшой лес, мрачный и неприятный, так как он был из осины и можжевельника.
      Миссис Василова вздрогнула.
      - Куда вы ведете меня? - прошептала она с тревогой, когда незнакомец потащил ее прямо в этот лес, носивший гордое наименование "Борневильского". - Чего вы хотите от меня, дорогой сэр? Здесь нет общества, здесь нет даже людей!
      Но приятный попутчик Кати Ивановны преобразился. Тусклые глаза его оживились, худое тело напружилось, мускулы сделались стальными. Он пристально глядел на нее и тащил за собой в лес, не отвечая на вопросы.
      Странная слабость овладела миссис Василовой. Руки и ноги ее налились тяжестью, во рту было горько, в голове стоял непонятный туман. Она уже не помнила ничего, кроме необходимости дойти до леса и, кой-как дотащившись до первой осины, поникла всем телом на кочку.
      - Мне худо... - прошептала она тихо. - Я не имею намерения, но меня тошнит.
      Незнакомец вынул коробочку с круглыми голубоватыми шариками и протянул ее Кате Ивановне. Почти машинально взяла она шарик и положила себе в рот. В ту же секунду страшная судорога прошла по ее телу с пяток до головы, и несчастная свалилась вниз головой в овраг. Человек прыгнул туда вслед за ней, убедился, что она мертва, натаскал хворосту, валежника, осиновых прутьев и закрыл ими тело своей жертвы.
      Потом он оглянулся вокруг, зашел за дерево и исчез.
      Все было пустынно кругом по-прежнему. Шелестели осины. На. Гудзоне неподвижно стояла одинокая дровяная барка.
      20. ОТПЛЫТИЕ "АМЕЛИИ"
      Джек Кресслинг никогда не позволял себе громко сердиться, а тем более на синьора Грегорио Чиче. В этом отношении он брал уроки сдержанности у своих крокодилов. И сейчас, сидя не без опаски перед небольшим смуглым человеком неопределенной наружности, свесившим со спинки кресла худую, слабую руку, слегка опухшую в сочленениях, он не сердился, но говорил сухим, мертвенно жестким голосом, глядя мимо своего собеседника:
      - Итак, вас постигла неудача с Иеремией Морлендером. Первая неудача синьора Грегорио Чиче. Тем более досадная, что этот техник Сорроу оказался поразительным дураком и ничтожеством... Непонятно, почему, с какой целью его держал и расхваливал Иеремия Морлендер.
      - Во всем остальном - полная удача, - ответил синьор, чуть подняв верхнюю губу, что ощетинило щеточку его кошачьих усов.
      - Знаю, знаю. И тем не менее...
      Джек Кресслинг тяжело вздохнул. Все утро он потерял на выяснение изобретательских способностей Сорроу. Техник притащил целую папку неграмотных чертежей; он, захлебываясь, говорил нестерпимые благоглупости о том, что изобрел вечный двигатель - перпетуум мобиле - из пары сапог и старой водосточной трубы; он разводил какие-то теории о произрастании чечевицы на асфальте, а когда Джек Кресслинг, окончательно убедившись в полной его негодности, дал ему расчет, - долго еще что-то такое кричал у дверей конторы и не хотел уходить. Одно только утешительно: ненависть этого Сорроу к коммунистам.
      Джек Кресслинг называет себя умнейшим заводчиком в Штатах - недаром на сотнях его предприятий в Миддльтоуне нет ни одного, решительно ни одного рабочего, кто хоть однажды был бы заподозрен в симпатиях к коммунизму. Дорого оплачиваемые агенты - такие, как пожилой и солидный слесарь Виллингс, например, - вздыхая, говорят о том, что зря получают от него жалованье... Кстати, Виллингса необходимо послать на "Амелии" в Россию с гуверским фрахтом и кое с чем еще...
      - Итак, вы оформите Виллингса на негласное отбытие с "Амелией", а сами отправитесь на "Торпеде" согласно выработанным инструкциям, - подводит он итог своей беседы с молчаливым синьором Чиче.
      Тем временем Виллингс и Сорроу тоже кончали свой разговор - с Миком Тингсмастером.
      - Уф, нелегко изображать дурака! - вздохнул старичина Сорроу. Посмотрел бы ты, как передо мной разложили самые секретные чертежи Морлендера, а я, как осел, только ушами хлопал, стараясь втихомолку отпечатать их в своей памяти.
      - Не легче играть и агента, - угрюмо отозвался Виллингс. - Зато ты теперь, Сорроу, освободился от моего недремлющего ока и волен ехать куда надо!
      Тут оба друга и Мик вместе с ними весело расхохотались.
      Вот при каких обстоятельствах старичина Сорроу, получив расчет у Джека Кресслинга, нанялся монтером машинного отделения на пароход "Амелия", зафрахтованный компанией Гувера. За два часа до отплытия он уже был на пристани, наблюдая за погрузкой парохода.
      Ирландец Мак-Кинлей, капитан парохода, посасывал свою трубку, разгуливая по корме. Подъемники сбрасывали на пароход одно за другим: бочки с салом, прессованные тюки с маисом и сахаром, ящики с консервированным молоком, мешки с маисовой мукой. Все это предназначалось для тонких кишок голодающего русского народа с целью приобщения его к вершине американской цивилизации - суррогату. Рабочие, грузившие пароход, весело подмигивали Сорроу, и он подмаргивал им в свою очередь.
      Вдруг посыльный Джонс, красный, запыхавшийся, растрепанный, опрометью влетел на пристань, огляделся туда и сюда, подбежал к технику Сорроу и, задыхаясь, шепнул ему:
      - Жены Василова нет решительно нигде. Не видел ли ты ее в числе пассажиров?
      Сорроу отрицательно покачал головой.
      - Что мне теперь делать? - взвыл Джонс. - Эта вздорная дамочка, верно, спит вторые сутки. Но где ее искать? У подруги она не была, домой не вернулась, а я, видишь ли, не смею расспрашивать ее мужа, не знает ли он, куда сбежала от него его собственная жена! Что мне делать с билетом, с документами, куда девать сдачу? Кто мне заплатит комиссионные?
      - Посоветуйся с Миком, - флегматически ответил Сорроу, продолжая шагать по пристани. - Да торопись: до отплытия осталось всего час пятьдесят восемь с половиной минут.
      Джонс подпрыгнул, как ужаленный, метнулся между фонарными столбами туда и сюда, провалился сквозь землю и через десять минут мчался на деревянном стуле по проволоке с крыши манежа Роллея - вверх и вверх, к вышке Миддльтоуна.
      Путешествие было рискованное: провода свистели вокруг него, тюки сена могли налететь сверху, если ребята не успеют попридержать их, электрическая энергия могла прекратиться, но честный посыльный Джонс не имел другого способа попасть в Миддльтоун во-время, и он рискнул на него.
      - Ты говоришь, ее никто и нигде не видел? - спросил Тингсмастер, выслушав сбивчивую речь Джонса.
      - Именно так, Мик.
      - Это значит, что несчастную убрали с пути. Это значит, что Василова тоже ждет западня. Они уберут и Василова, послав вместо него заговорщика Морлендера.
      - Василов поедет на "Торпеде", Мик, времени у тебя много... А куда мне девать билет, документы, сдачу? Кто мне заплатит комиссионные? - выл честный Джонс. - "Амелия" стоит под парами, говорю я тебе!
      Тингсмастер недолго раздумывал.
      - Так подожди же! - крикнул он решительно. - Мисс Ортон, дитя мое, скорей, бегите-ка сюда!
      На пороге появилась мисс Ортон.
      - Слушайте. Вот вам документы и билет. Вы едете через час в Кронштадт на пароходе "Амелия" как жена коммуниста Василова. Ваш муж едет туда же на "Торпеде". Вы по капризу сели на "Амелию". Вы встретите его на кронштадтской пристани. Вы шепнете ему, что посланы рабочими вместо его жены, чтобы охранять его жизнь от покушений, и раскроете ему заговор фашистской организации... Поняли?
      - Да, - ответила мисс Ортон. - Спасибо, Микаэль Тингсмастер. Вы будете рады, что поручили это дело мне.
      - Постойте-ка... Может случиться, что Василова уберут и вместо него подошлют Артура Морлендера...
      - А-а! - вырвалось у девушки сквозь стиснутые зубы.
      - Тогда мстите, мисс Ортон. Но сумейте мстить. Вы будете женой заговорщика, вы притворитесь, что не угадали подмены. Это тем более легко, что он сам не знает, какая у Василова жена. Вы день и ночь будете сторожить его и раскрывать шаг за шагом, нить за нитью гнусный заговор, покуда все нити не будут в ваших руках. Тогда откройте все советской власти. Поняли?
      - Да! - воскликнула девушка. - Еще раз спасибо.
      - Ты немедленно доставишь ее на "Амелию", - обратился Тингсмастер к посыльному Джонсу. - Поручи ее Сорроу, и пусть Сорроу снабдит ее всем необходимым. Во время пути пусть Сорроу каждый час принимает радио с "Торпеды". Мы пошлем монтера Биска охранять жизнь Василова. Понял? Иди.
      - Мик, - простонал бедный Джонс, почесав у себя в бороде, - а кто же заплатит мне комиссионные? Кому передать сдачу?
      - Бери себе сдачу вместо комиссионных! - крикнул Тингсмастер, схватив за руки обоих - Джонса и девушку - и увлекая их к телеграфной вышке.
      Через полчаса стройная молодая дама под темной вуалью заняла каюту первого класса на пароходе "Амелия", а техник Сорроу принял от Джонса подробнейшие указания Тингсмастера.
      Трап поднят. Дым повалил из трубы. Палуба, реи, бесчисленные окошки кают полны высунувшихся голов, шапок, носовых платков. Все это машет, свистит, визжит, кивает - и в ответ машет, свистит, визжит, кивает залитая толпой пристань. Пароход "Амелия" делает красивый поворот и, задымив, отправляется в далекий рейс.
      21. РИСКОВАННОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ БЬЮТИ
      Отослав Сорроу и Виллингса делать свои дела и простившись с мисс Ортон, Мик Тингсмастер дал наконец волю своим чувствам.
      Редко кто мог бы сказать, что видел его в таком гневе, в каком он находился сейчас.
      Мик ударил кулаком по столу:
      - Убивать женщин, подлецы! Если бы я только мог напасть на след этого человека!
      - Менд-месс, - раздалось из стены.
      - Месс-менд, - ответил он поспешно, и тотчас в комнату с ловкостью обезьяны прыгнул трубочист Том.
      - Мик... - начал он свою речь запинаясь.
      - Ну?
      - Мик, хоть в обществе и поговаривают, будто я черт, но не в обиду тебе будь сказано, Мик, я сам начинаю побаиваться черта. Видишь ли, мы с Ван-Гопом, как ты приказал, день и ночь сторожили "Патрициану". Только сидим мы в стене, а под нами, тоже в стене, кто-то знай себе сторожит нас. И ей-ей, Мик, если я черт только по фальшивому наговору, то под нами в стене ходит что ни на есть настоящий черт, в этом я тебе прозакладываю собственную голову.
      - Значит, вы продолжаете слышать шаги в подземном ходе?
      - Называй это подземным ходом, если тебе нравится, а мы с Ван-Гопом называем это бесовской тропой!
      Тингсмастер поглядел на широкую черную рожицу Тома, хотел было сказать ему слова два, но махнул рукой и решительными шагами подошел к двери. Раскрыв ее, он крикнул в темноту:
      - Бьюти! Бьюти!
      Тотчас же в комнату ворвалась огромная белая собака с золотистыми пятнами. Она прыгала вокруг Тингсмастера, била хвостом, припадала на передние лапы, дружески рыча, потом вскакивала на задние и обнимала своего хозяина с самой пылкой нежностью. Наконец, угомонившись, она лизнула его в нос, свернулась на полу и положила морду на его пыльный сапог.
      - Бьюти, - ласково сказал Мик, нагнувшись к своему другу; белый хвост энергично забарабанил в ответ. - Бьюти, мне требуется от тебя важная штука. Опасная штука, понимаешь?
      Хвост дал ритмически понять, что Бьюти готова на все.
      - Я не могу послать туда человека, Бьюти, потому что это сильно смахивало бы на убийство. Ты же сумеешь выкрутиться. Но гляди, Бьюти, гляди, дружище: тот, за кем мы с тобой охотимся, - величайший враг твоего хозяина.
      Ррррр! - раздалось снизу.
      - И величайший враг человечества. Будь осторожен, песик.
      Рррхав! Хав! - свирепо пролаяла Бьюти и положила лапу на колени Тингсмастера.
      - Мик, - умоляюще произнес Том, - что это ты задумал? Что может собачка противу черта!
      Но Тингсмастер не любил лишних разговоров. Он оглядел зубы, уши и лапы Бьюти, надел ей на грудь тонкий, как батист, металлический панцирь и привязал к ошейнику веревку с нанизанными на ней кусочками мяса.
      - Смотри, Бьюти, по кусочку в день, не больше того, - сказал он умной собаке, следившей за каждым его движением.
      Оглянувшись вокруг, он сунул себе в карман электрический фонарь и кое-какую мелочь, кивнул головой Тому и двинулся в путь.
      Между тем на кухне отеля "Патрициана" шло торжественное совещание служебного персонала с администрацией. За первых представительствовала миссис Тиндик, вторую возглавлял Сетто из Диарбекира.
      - Я скажу коротко, - начала миссис Тиндик, поджимая губы. - Со дня смерти мистера Тиндика, моего мужа, ни одна мужская рука не касалась моих плеч. Я введена в убыток. Я положительно настаиваю на возмещении убытков, причиненных мне прикосновением мужчины к моим плечам на территории вашей гостиницы, мистер Сетто.
      - Правильно! - Хором поддержала ее вся кухня. - Насчет убытков - это она в самую точку. Мы тоже в убытке, хозяин. Если этак, не разбирая времени, каждый божий день станут на нас сыпаться черти с потолка, вы можете преждевременно потерять свою рабочую силу.
      Миссис Тиндик с неудовольствием повернулась к своей аудитории.
      - Не будем путать наших законных претензий, - сказала она твердо. - Я, как известно даже мировому судье, могу рассчитывать на особую поддержку общества, ибо общество принимает во внимание роковую игру природы. Я должна стоять за честь своего имени. Я имею положительное намерение оградить свое имя от посягательств джентльменов неизвестного происхождения на территории вашей гостиницы, мистер Сетто.
      Сетто из Диарбекира вынул изо рта чубук, оглядел всех присутствующих и спокойно произнес:
      - Правильно. Вы в убытке, я в убытке. Как утверждает эта умная женщина, миссис Тиндик, на самой что ни на есть территории моей гостиницы поселился бесплатный элемент. Разберем дело... Жена, иди сюда, разбери дело. Я нанимаю швейцара, я нанимаю курьера, я нанимаю сторожа, я нанимаю камердинера, я нанимаю официанта, я нанимаю девушку. Верно я говорю, жена?
      - Истинную правду, Сетто.
      - И я нанимаю... слушайте меня крепко, миссис Тиндик... я нанимаю даму, надзирающую за швейцаром, курьером, сторожем, камердинером, официантом и девушкой. И что же получается? Вы не можете досмотреть жильца, поселившегося в стенах моей гостиницы и противозаконно попирающего мою территорию. За что, спрашивается, вы получаете жалованье, миссис Тиндик, а?
      Такой оборот дела очень не понравился служебному персоналу.
      - Но мои плечи, мистер Сетто! - возмущенно воскликнула миссис Тиндик.
      - Э, дорогая моя миссис Тиндик, - продолжал неумолимый Сетто, - черт или не черт, а в вашем возрасте и при положении, какое вы у меня занимаете, позволять голому мужчине прыгать себе на плечи - это верх неприличия, сударыня, верх неприличия!
      Миссис Тиндик вскрикнула, как ужаленная, от оскорбления. В кухне раздался хохот, а Сетто из Диарбекира подхватил жену свою под руку и как ни в чем не бывало отправился восвояси.
      Пока этот знаменательный разговор происходил в кухне, наверху, перед комнатой без номера, бесшумно выскочив из стеклянного шкафа, появились Мик со своей собакой, Том-трубочист и водопроводчик Ван-Гоп.
      Мик нажал невидимую кнопку, и дверь вместе с замком и запором тихо отошла от стены. В комнате никого не было. Вообще это жилище синьора Чиче производило страшное впечатление необитаемого места. Постель казалась нетронутой, стулья - несдвинутыми, занавеси на окнах - никогда не поднимающимися. Мик покачал головой и направился прямо к тому месту, где должен был находиться люк.
      - Ни один квадрат этого пола не снабжен нашим клеймом, - шепнул он своим спутникам. - Сдается мне, братцы, что мы в логове крупного зверя. Все остальные рядом с ним - только болтуны.
      Он опустился на колени, вынул лупу и долго изучал поверхность пола. Потом вскочил и побежал к стене. Здесь был вбит крохотный гвоздь, на котором криво висел стенной календарь. Тингсмастер сдвинул календарь в сторону и указал Тому и Виллингсу на едва заметную выпуклость под обоями. Надавив на нее, он вернулся к полу и снова пристально оглядел его в лупу. Между двумя кусками паркета появилась теперь чуть заметная щель. Тингсмастер вынул тонкую полосу стали и принялся ею орудовать. Щель расширилась, паркет шевельнулся, затрепетал и медленно стал ребром. Внизу чернела дыра.
      - Бьюти! - подозвал собаку Тингсмастер.
      - Ребята, взгляните, что с ней! - воскликнул Том.
      Собака тряслась всеми членами, зевала так, будто ей раздвигали челюсти щипцами для расширения сапог, и шерсть у нее на спине стояла дыбом.
      - Я говорил тебе, Мик, я тебе говорил, - в ужасе бормотал Том, - не связывайся с чертом! Зачем губишь собаку!
      Но Тингсмастер тоже казался удивленным, тем более что на него самого напала непреодолимая потребность зевать. Он стал, однакоже, смотреть вовсе не на собаку, а на окно, на ставни, на драпировку. Он пододвинул стул, вскочил на него и стал шарить по кисейной занавеси, складками спускавшейся вниз. Найдя что-то, он сорвал это и спрыгнул на пол. В комнате раздался лишь треск оборвавшейся нитки, и в ту же минуту собака перестала трястись. Она подняла умную морду к хозяину и забила хвостом.
      Тингсмастер подошел к Тому и Ван-Гопу и раскрыл ладонь. На ней лежало круглое стеклышко странного цвета, того молочно-мутного цвета с примесью теплого багрянца, какой можно увидеть в глазах новорожденного теленка.
      - Фабионит, - сказал Мик, тотчас же опять зажав камень. - Техник Сорроу может рассказать вам про него интересные вещи, ребята. Это искусственный камень, изготовленный химиком Фабио Дуцци года полтора назад на одном из заводов Франции. Я не могу понять, откуда и зачем он очутился здесь. Эта штука может усыпить целую армию, если направить на нее световые лучи.
      Он спрятал стеклышко в карман и опять подошел к дыре:
      - Бьюти, собачка, поди-ка сюда!
      Бьюти подошла к хозяину, не выражая на этот раз никакого страха. Но дух, шедший из подземного хода, действовал на нее, по-видимому, возбуждающе. Шерсть ее шевелилась на спине, а ноздри беспрерывно втягивали воздух.
      Тингсмастер взял ее морду обеими руками и пристально посмотрел в умные собачьи глаза.
      - Бьюти, - сказал он медленно, - иди туда, в дыру. Не давайся никому в руки. Проследи, куда идет ход и где выход. Возвращайся назад в Миддльтоун и покажи нам всем, откуда ты выбралась. Поняла?
      Бьюти повизгивала, тыкаясь носом в хозяина.
      - Иди. Раз, два, три!
      Бьюти еще раз взглянула на трех людей, стоявших над люком, вильнула хвостом и в мгновение ока бесшумно исчезла в дыре. Минут десять все трое ждали ее, прислушиваясь к каждому шороху. Но все было тихо. Собака не возвращалась.
      Тогда Тингсмастер закрыл трап, снова повесил календарь, как он висел раньше, каждую вещь поставил на прежнее место и вместе с товарищами вышел из комнаты.
      22. ХАРВЕЙСКИЕ ДОКИ
      В трех милях от Нью-Йорка, по пути к Светону, высятся знаменитые Харвейские доки. Пароход "Торпеда", отправленный сюда на починку, готов к отплытию. Он вычищен внутри и снаружи, заштопан, облицован, перекрашен и весело косится на вас тысячью выпуклых круглых окошек, похожих на лягушечьи глаза.
      Матросы, которым уже надоело шмыгать по городу и уже нечего было пропивать, собрались дружной семьей в машинном отделении. Табачный дым заволакивал все, как банный пар. Матросы рассказывали друг другу страшные истории и коротали досуг, оставшийся им до отплытия "Торпеды".
      - Ну, ребята, - сказал новый механик, рекомендованный "Торпеде" союзом докеров, веселый шотландец Биск, - "Торпеда" хоть сейчас снимайся - так мы ее заштопали. Братья Дуглас и Борлей могут быть довольны.
      - Был бы доволен капитан, - мрачно ответил старый матрос Ксаверий, до сих пор молчавший, - а уж братья Дуглас и Борлей не пикнут.
      - Помалкивай! - крикнул ему бледный, как смерть, матрос с глазами, обведенными черными кругами. Это был Дан, еще недавно веселый смельчак, друг и собутыльник несчастного Дипа, а сейчас истощенный, хилый, как тень, человек, боявшийся заглянуть себе за плечо.
      - Что с тобой сталось, баба ты! - сердито огрызнулся Ксаверий. - Коли я говорю громко, значит, можно говорить громко. Я не дурак, отдаю себе отчет. Ты, товарищ, здесь только третьи сутки, - снова обратился он к Биску, - а пробудешь еще трое - так проклянешь день и час, что занес тебя на нашу "Торпеду".
      - Ну, я не из робких! - засмеялся Биск. - Нашему брату тоже приходится испытывать всякую всячину. А кто же капитан "Торпеды"? Разве не Джексон из Гаммерфорта?
      - Джексон уже год как ушел. Это был капитан в самый раз. Про Джексона, парень, тебе никто даже спьяну не скажет худого слова. А теперь у нас...
      - Молчи! - опять перебил его Дан, трясясь, как в лихорадке.
      На этот раз старый Ксаверий как будто послушался Дана. Во всяком случае, он закрыл рот и не пожелал продолжать речь.
      - Как зовут нового капитана? - спросил Биск, оглядывая матросов.
      Лица их были пасмурны. Кто-то ответил нехотя:
      - Капитан Грегуар.
      - Что он, француз, что ли?
      - Француз ли, черт ли, - вмешался опять Ксаверий, - а только он рыжий. Этакой масти нечего соваться в море. Если ты рыжий, так и служи в банке, а на море тебе делать нечего, если не хочешь накликать беду на всю команду. Не было еще случая, чтоб океан спокойно снес рыжего человека.
      Разговор оборвался. Матросы забились каждый в свой угол, и неизвестно, от сумерек или от табачного дыма, но лица их стали серыми. Биск выбрался из отделения на лестницу, сделал шагов сто, оглянулся туда и сюда, быстро провел пальцем по железной обшивке и юркнул в образовавшуюся щель. Обшивка тотчас задвинулась, а Биск очутился в крохотной, но очень уютной комнатке с вентилятором на потолке и электрической лампочкой сбоку, сделанной ребятами с кораблестроительного и не подлежащей оплате. На столе перед Биском лежала тетрадь, в стол была вделана походная чернильница, перо висело на длинной цепочке. Биск открыл первую страницу тетради, на которой было крупно выведено:
      ДОНЕСЕНИЯ БИСКА С ПУТИ СЛЕДОВАНИЯ "ТОРПЕДЫ"
      и написал под этим:
      "Личность капитана Грегуара, судя по рассказам матросов, очень подозрительна. Пассажиров записалось всего 980 человек. Из них в Россию едут еще несколько человек, кроме Василова. Он записался на каюту второго класса N_117, находящуюся между трапом и каютами служебного персонала. Я осмотрел ее и ничего подозрительного не нашел. На всякий случай осмотрел и смежные каюты. Невидимому, железо на обшивку всего служебного отделения взято не с наших металлургических - ни на одном листе нет нашего клейма. Проникнуть к капитану не удалось. Среди пассажиров, отправляющихся в Европу, подозрительны банкир Вестингауз и сенатор Нотэбит с дочерью. По слухам, Вестингауз едет развлечься после исчезновения своей таинственной Маски, а сенатор Нотэбит исполняет каприз своей дочери, с некоторого времени преследующей без всякой видимой причины банкира Вестингауза. Совершенно непонятно отсутствие на пароходе Артура Морлендера, который должен был, по плану фашистов, инкогнито отправиться в Советскую Россию. Среди пассажиров нет ни одного, кто мог бы оказаться переодетым Морлендером".
      Написав все это, Биск вырвал страничку, запечатал ее в конверт, тихо выбрался из каюты и через минуту был уже в комнате почтового отделения, где восседала наша старая знакомая, мисс Тоттер. Она была помещена сюда прямехонько из "Патрицианы", по рекомендации знатных жильцов Сетто-диарбекирца.
      - Мисс Тоттер, - сказал Биск, - вот вам первое письмецо для Мика. Я надеюсь, их еще будет с добрую дюжину, и надеюсь также, что мы с вами благополучно доберемся до Кронштадта.
      Мисс Тоттер ничего не ответила, взяла письмо и подошла к одной из многочисленных темных клеток, висевших в комнате. Микроскопическими буквами "ММ" была отмечена дверца.
      - Это голуби Мика, - шепнула мисс Тоттер и меланхолически вздохнула.
      Потом она достала одного из почтовых голубей, вложила письмо в сумочку на его груди, раскрыла верхнее окошко и выпустила птицу на волю.
      Биск свистнул, как человек, выполнивший свой долг, заложил руки в карманы и кратчайшим путем отправился на палубу, то-есть раздвинул обшивку и углубился в узкий межстенный ход. Он шел в темноте не более двух минут, как вдруг замер как вкопанный. Из стены, близехонько от него, донесся свистящий звук. Спустя мгновение звук превратился в царапанье, и кто-то прошел в стене мимо Биска так близко, так слышно, что механик невольно отодвинулся, хотя проходивший был отделен от него железным листом. В то же время над ним что-то хлопнуло с тихим треском, словно закрылся невидимый люк.
      Но шотландец Биск недаром считал себя человеком не из робкого десятка. Он выждал несколько минут, раздвинул обшивку и вышел на трап, не заходя к себе в каюту.
      - Придется делать дополнение к письму. Довольно-таки скоро! - сказал он себе философски.
      В это время мимо него пробежали матросы с криком:
      - Сниматься, сниматься! Приказ от капитана снимать "Торпеду" на Нью-йоркский рейд. Завтра утром отплытие.
      Биск остановил пробегавшего юношу и спросил его: