Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Мемуары [Лабиринт]

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Шелленберг Вальтер / Мемуары [Лабиринт] - Чтение (стр. 7)
Автор: Шелленберг Вальтер
Жанры: Биографии и мемуары,
Военная проза

 

 


Ввиду этого, сказали они, английская разведка оказывает свою поддержку, но она не уполномочена уже сейчас заключать какие-либо политические соглашения. Однако существует надежда, что к следующей встрече со стороны британского правительства смогут быть сделаны заявления, содержащие определенные обязательства. В связи с этим, — сказали англичане, уже поставлено в известность министерство иностранных дел, которое, в свою очередь, информирует совет министров.

Основа для доверия, казалось, была заложена. Мы договорились встретиться в следующий раз 30 октября в резиденции Сикрет Сервис в Гааге. Наши «партнеры» придавали особое значение тому, чтобы на этой встрече присутствовал руководитель оппозиции или один из ее выдающихся деятелей в чине генерала. После этого мы простились.

В ту же ночь я поехал в Берлин, чтобы доложить обо всем. На основе моего сообщения было решено продолжать игру. На следующий день часть своего свободного времени я провел в доме друга моего отца профессора де Криниса, директора психиатрического отделения клиники «Шарите». Уже много лет меня принимали в его доме как родного сына — так почему же, спрашивал я сам себя, я не должен посвятить его в предприятие с Голландией и не попросить у него совета? Де Кринис был уроженцем Австрии и состоял на действительной службе в вермахте в чине полковника медицинской службы. Мне пришла в голову мысль пригласить де Криниса с собой в Гаагу, поручив ему роль «правой руки главы оппозиции». Де Кринис был высокообразованным человеком, глубоко разбирался в политике, имел внушительный вид. К тому же он говорил с австрийским акцентом, что могло скорее вызвать доверие, чем подозрение. Де Кринис сразу же заявил о готовности сотрудничать со мной.

29 октября мы снова отправились к голландской границе. Перед этим мы обговорили систему условных знаков, которыми решили пользоваться в ходе переговоров — если я сниму свой монокль левой рукой, это означает, что де Кринис должен тотчас же прервать беседу и предоставить слово мне. Если я сделаю то же самое правой рукой, он должен поддержать меня в переговорах. В том случае, если я начну жаловаться на сильную головную боль, необходимо вообще прервать переговоры.

Точно в 12 часов дня мы прибыли на назначенный перекресток в Арнхейме. Однако никого из наших партнеров не было видно. Мы подождали полчаса, сорок пять минут. Затем я предложил немного проехать вдоль улицы. Но и это осталось безрезультатным. Де Кринис уже начинал нервничать, тем более, что внезапно невдалеке появились двое голландских полицейских и медленно пошли по направлению к нашему автомобилю. Один из них спросил нас, что мы здесь делаем. Мы ответили, что ожидаем знакомых. Полицейские недоверчиво поглядели на нас и попросили проследовать в полицейское отделение.

Все выглядело так, как будто мы попались в ловушку. Главное было теперь соблюдать самоконтроль. Несмотря на наши протесты, нас, уже не так вежливо, обыскали в отделении. Затем наступила очередь нашего багажа. Любую, даже самую небольшую вещь, изучали с крайней придирчивостью. Молниеносно я окинул взглядом наши разложенные вещи. К своему ужасу я увидел в открытом дорожном несессере моего спутника пачку аспирина с надписью «Главное медицинское управление СС». Я быстро положил несколько вещей из моего чемодана рядом с предательской коробочкой. Затем, бросив изучающий взгляд на полицейских, я схватил лекарство. При этом я уронил щетку, наступил на нее, нагнулся и проглотил таблетки вместе с оберткой.

Теперь начался допрос — откуда, куда едете, какие друзья должны были вас встретить? О чем с ними хотели говорить? И так далее. Я заявил, что без адвоката не буду отвечать ни на какие вопросы. При этом я намеренно вел себя вызывающе, что дало определенные результаты. Внезапно отворилась дверь и вошел лейтенант Коппер. Он представился и все недоверие голландцев исчезло, как по мановению руки. На улице нас ждали майор Стивенс и капитан Бест. Последовали вежливые слова извинений — они крайне сожалеют о случившемся, всему причиной простая ошибка — перепутали место встречи. Конечно, мне было ясно, что наши английские «друзья» устроили все это для того, чтобы проверить нас.

Во второй половине дня мы прибыли в Гаагу. В кабинете майора Стивенса, слегка перекусив, мы сразу же приступили к переговорам. Мы сошлись в следующих пунктах: устранение Гитлера и его ближайших сотрудников; немедленное заключение мира с западными державами; восстановление независимости Австрии, Чехословакии и Польши; отказ от политики экономической автаркии Германии и планового хозяйства, а также возвращение к золотому стандарту. С другой стороны, было учтено и то, что необходимо оставить открытым «клапан» для избытка немецкого населения, возможно, путем возвращения германских колоний.

Решение, к которому мы пришли, было записано и послужило основой для телефонного разговора майора Стивенса с центральным управлением разведки в Лондоне. Примерно через полчаса он вернулся и сообщил, что Лондон положительно отнесся к предварительным результатам переговоров; правда, необходимо еще переговорить с министром иностранных дел лордом Галифаксом, но решения можно ожидать сегодня же вечером. Важное значение, по его словам, имеет наше согласие действовать в связи с установленными сроками.

Совещание длилось около трех с половиной часов, и тем временем, несмотря на то, что я проглотил пачку аспирина, у меня на самом деле разболелась голова. Поэтому во время телефонного звонка Стивенса я на минутку вышел в коридор, где находился туалет с умывальной. Только я смочил виски холодной водой, как неожиданно за моей спиной появился капитан Бест. «Вы всегда носите монокль?» — спросил он меня, как мне показалось, слишком подчеркивая значение своих слов. Хорошо, что я наклонил голову над умывальником и он не видел моего лица. Я почувствовал, как кровь бросилась мне в лицо. Однако я быстро взял себя в руки и ответил: «А знаете, такой же вопрос я хотел задать вам». Мы оба рассмеялись.

После совещания мы поехали на квартиру одного голландца, сотрудника капитана Беста. Мы умылись и переоделись в выходные костюмы, так как были приглашены на ужин к Бесту. На его частной квартире появился и Стивенс, сообщивший нам, что он только что получил из Лондона положительный ответ. Из последующей беседы мне стало ясно, что Англия рассматривает войну против Гитлера как вопрос жизни или смерти и исполнена решимости продолжать ее до конца, не считаясь с жертвами.

Бест произнес небольшой любезный тост, на который мой друг де Кринис ответил с истинно венской элегантностью. Ужин был великолепен — редко приходилось мне отведывать таких свежих и вкусных устриц. Превосходны были и вина — взаимные тосты следовали один за другим. Агент Ф-479, который тоже был приглашен на ужин, незаметно для окружающих дал мне понять, что мы можем быть в высшей степени довольны достигнутыми результатами.

На следующее утро я встретился с де Кринисом в ванной; в своей добродушной венской манере он произнес: «Ну и темп они взяли…» Перед последним совещанием мы еще раз с удовольствием позавтракали, и по-голландски щедрый завтрак прибавил нам сил. Последняя встреча происходила в служебном помещении голландской фирмы «Хандельсдинст фоор хет Континент» в Гааге. Эта фирма играла роль «крыши» для английской разведки. Здесь нам передали английский радиоприемник и передатчик: кроме того, был разработан специальный шифр. Позывной был 0Н4. От лейтенанта Коппера мы, кроме того, получили удостоверение, в котором всем голландским официальным учреждениям предлагалось разрешать подателю сего звонить по секретному телефонному номеру в Гааге. Помнится, номер был 55-63-31. Отныне мы должны были быть застрахованы от всех неприятных неожиданностей. Капитан Бест проводил нас почти до самой границы. О следующем сроке мы решили договориться по радио.

Вернувшись в Берлин, я предложил продолжить операцию, расширив переговоры за счет введения в число их участников одного из наших генералов, пользующихся доверием и по возможности, распространить ее на Лондон. В глубине души я еще надеялся найти какой-то приемлемый «модус вивенди»; однако дело зашло уже слишком далеко [11].

Радиосвязь с нашими английскими партнерами работала превосходно. В течение недели мы трижды осведомлялись о сроке следующей встречи. Тем временем я вернулся в Дюссельдорф, бесплодно ожидая новых указаний из Берлина. Возникла опасность, что связь, установленная нами, оборвалась. Поэтому я решил действовать по своему усмотрению и договорился о краткой встрече на следующий день. Мы условились встретиться в расположенном неподалеку от границы голландском кафе 7 ноября 1939 года в два часа пополудни.

Бест и Стивенс появились точно в назначенный срок. Я, со своей стороны, намеревался в ходе этой встречи успокоить партнеров, так как заметил, что они проявляют нетерпение. Я сообщил им, что руководство германской оппозиции еще обсуждает прежние предложения. Не исключено, что высокопоставленный немецкий генерал решится полететь вместе со мной в Лондон, чтобы продолжить и завершить переговоры на высшем уровне. Бест и Стивенс с энтузиазмом встретили мое сообщение и заверили меня, что с этого дня на голландском аэродроме Шипноль специально для этой цели будет постоянно дежурить самолет.

В Дюссельдорфе мне сообщили из Берлина на мой запрос, что Гитлер еще не может решить, как проводить операцию дальше; он больше склоняется к тому, чтобы разорвать установленные связи. Но меня игра захватывала, поэтому я вновь связался с Гаагой и условился встретиться с обоими англичанами на следующий день в том же кафе в Венло. Я еще не имел ни малейшего представления, как я отговорюсь на этот раз. Однако, во избежание возможных подозрений, мне нужно было подыскать убедительную причину затягивания дела. Я провел беспокойную ночь. На Берлин я разозлился, хотя знал, что там имелись все основания для колебаний: Гитлер наметил наступление на Западном фронте на 14 ноября 1939 года. То, что впоследствии он изменил этот план, можно объяснить неблагоприятными погодными условиями, а с другой стороны, как позже считал Гиммлер, нерешительность Гитлера усилили мои переговоры с англичанами и мой доклад о решительной позиции Англии. За завтраком я пробежал утренние газеты — заголовки сообщали о посредничестве голландской королевы и бельгийского короля. Это подсказало мне решение вопроса, как мне вести себя с партнерами в Гааге. Теперь я имел возможность заявить, что в связи с изменением обстановки руководство оппозиции хочет сначала подождать решения Гитлера. Утром я еще переговорил с кандидатом в «генералы» и «вожди оппозиции». В действительности же это был один промышленник (в прошлом офицер), занимающий одну из командных должностей в СС.

В среду я пересек границу. На этот раз мне пришлось прождать в голландском кафе около часа. Я обратил внимание на то, что меня рассматривали различные люди в штатском, из чего заключил, что мои партнеры вновь стали проявлять недоверие и осторожность. Наконец, показались мои партнеры по переговорам. Наша беседа была довольно непродолжительной, однако мне снова удалось рассеять их подозрения. Затем мы договорились встретиться на следующий день.

Вечером в Дюссельдорфе ко мне явился один из видных руководителей СС, который командовал специальным отрядом. Он сообщил, что прибыл по указанию из Берлина для обеспечения безопасности моего перехода через границу уже в этот же день. При этом, как он заявил, ему стало известно, что участок границы, где намечалось совершить переход, полностью блокирован голландской полицией и агентами голландской разведки. Если меня арестуют, сказал он, его отряду будет очень трудно выручить меня. Но у него есть приказ ни при каких обстоятельствах не позволить мне попасть в руки противника. В этом случае не обошлось бы без ожесточенной схватки. При этом сообщении мне стало немного не по себе, тем более, что я подумал о предстоящем дне и возможности того, что мне придется сопровождать своих противников в глубь голландской территории или даже в Лондон.

В ту же ночь меня разбудил телефонный звонок из Берлина. У телефона был Гиммлер: «Вы знаете, собственно, что произошло?» — спросил он меня возбужденным голосом. Я еще как следует не проснулся и кратко ответил: «Нет, рейхсфюрер». На это Гиммлер сказал мне: «Сегодня вечером, после выступления Гитлера в мюнхенском пивном баре, на него совершено покушение. Однако фюрер покинул зал несколькими минутами раньше. Взрыв произошел в результате действия адской машины, при этом убиты несколько старых членов партии. Покушение, наверняка, подготовила английская разведка». Гитлер срочно отдал Гиммлеру приказ арестовать моих английских «коллег» во время переговоров в Голландии и доставить их в Германию. То, что при этом произойдет нарушение границы, Гитлеру безразлично, сказал Гиммлер. «Приставленную для вашей охраны специальную команду вы можете использовать для выполнения этого приказа. Вы все поняли?»

Было бы бессмысленно противоречить или даже делать какие-либо поправки и замечания. Поэтому я тотчас же связался с начальником специальной команды. Он покачал головой и сказал, что, учитывая меры предосторожности, принятые голландскими пограничниками, дело вряд ли обойдется без перестрелки. Наши шансы на успех заключались, по его мнению, только в моменте внезапности. Если я зайду с англичанами в кафе, время будет уже упущено. Надо будет действовать сразу же, как только подкатит «бьюик». Специальная команда прорвет пограничный заслон и схватит англичан на улице. Начальник команды сказал, что еще днем раньше внимательно разглядел «бьюик», чтобы сразу узнать его. После захвата англичан следует молниеносно отойти к германской границе. Таким образом можно будет обеспечить, сообщил он, свободное пространство для стрельбы во все стороны. По обеим сторонам улицы будут расставлены бойцы отряда, прикрывающие фланги. Я должен буду ждать англичан в кафе, но сесть так, чтобы видеть их приезд из окна. Как только приблизился «бьюик», я должен буду выйти на улицу, чтобы встретить англичан и сразу же уехать в своем автомобиле. Все остальное — дело специальной команды. Я попросил командира отряда познакомить меня с двенадцатью его подчиненными, чтобы в случае перестрелки они не спутали меня с капитаном Вестом. Фигурой он был похож на меня, кроме того, носил пальто, очень похожее на мое, и монокль.

На следующий день между 13 и 14 часами я пересек вместе со своим прежним спутником голландскую границу близ Венло. На улицах было очень оживленно, среди прохожих было поразительно много штатских с полицейскими собаками. Я немного нервничал и заказал в кафе аперитив. Приедут ли Бест и Стивенс? Они заставили ждать себя довольно долго — часы показывали уже 15 часов, а никого из них еще не было видно. Внезапно я вздрогнул — на полной скорости подкатил серый автомобиль. Я вскочил, но меня схватил за руку спутник: «Ошибка, это не тот». Мучимый сомнениями, я взглянул на здание немецкой таможни — не ошибется ли и спрятавшаяся там команда СС? Но все было спокойно. Наконец, я заказал себе крепкого кофе, и только сделал первый глоток, как меня толкнул мой спутник: «Вот теперь они приехали!» С нарочитой неторопливостью мы вышли из кафе, оставив свои пальто висеть на вешалке. Хозяину, который нас уже знал, я сказал, что приехали наши гости.

Резко затормозив, «бьюик» свернул с улицы к парку позади кафе. От автомобиля меня отделяли еще десять шагов, когда я услышал урчание мотора нашего автомобиля с командой. И сразу загремели выстрелы. Раздались громкие, разъяренные голоса голландских пограничников, метавшихся туда и сюда. В этот момент лейтенант Коппер выпрыгнул из «бьюика», выхватил из кармана крупнокалиберный кольт и наставил его на меня. Я был невооружен и прыгнул в сторону. В то же мгновение из-за угла выскочил автомобиль с эсэсовцами. Коппер обернулся к ним и несколько раз выстрелил в ветровое стекло их машины. В долю секунды я увидел, как разлетелось в осколки стекло и подумал, что один из выстрелов угодил в шофера или в сидящего рядом с ним командира отряда. Но командир в гигантском прыжке выскочил из машины и между ним и Коппером началась настоящая дуэль.

Внезапно лейтенант Коппер уронил свой пистолет и опустился на колени. Я все еще стоял рядом с ним. Тут до меня донесся грубый голос командира: «Ну, а теперь сматывайтесь!» Я бросился за угол к своему автомобилю и в последний момент увидел, что Беста и Стивенса вытащили из их машины как вязанки сена. За углом меня ожидала еще одна роковая неожиданность: здоровенный эсэсовец схватил меня за грудь (его ввели в состав отряда буквально в последнюю минуту, поэтому он спутал меня с Бестом). Я оттолкнул его и крикнул: «Да убери ты пистолет!» В тот момент, когда он нажал на курок пистолета, на его руку обрушился кулак, и пуля пронеслась на волос от моего лица. В последнюю секунду мне на помощь пришел второй начальник отряда.

Я прыгнул в свою машину и сломя голову помчался к немецкой границе. Наш неожиданный маневр не вызвал какого-либо заметного противодействия голландских полицейских. Мы договорились, что участники операции после выполнения задания как можно быстрее должны добраться до Дюссельдорфа. Через полчаса после меня туда прибыла спецкоманда с пленными. Как выяснилось, лейтенант Коппер оказался на самом деле офицером голландского генерального штаба Клоп. Раненного, его сразу же доставили в Дюссельдорфский госпиталь, где он, однако, позже умер от ран. Беста, Стивенса и их шофера отправили в Берлин, а потом в концлагерь Заксенхаузен. Через два дня начались допросы; их вели опытные специалисты-разведчики. Я сам неоднократно присутствовал на допросах и убедился, что с Бестом и Стивенсом обращались корректно. Однако после покушения Стивенса на самоубийство обоих арестованных по ночам приковывали на длинную цепь, чтобы часовые при малейшем шорохе были начеку и помешали бы им вторично совершить попытку самоубийства. Через четырнадцать дней, посетив случайно лагерь, я увидел цепи. Я тут же распорядился снять их. Капитан Бест, видимо, был убежден, что я задерживаю его письма к жене. Он не мог знать, что это делало по приказу Гитлера ведомство шефа гестапо Мюллера.

О результатах допросов нужно было ежедневнодокладывать Гитлеру, который давал затем своиуказания о продолжении допроса и о трактовке, какую должен был получить этот случай в прессе. При этом он явно преследовал цель изобразить покушение в пивной как дело рук Сикрет Сервис, в котором, якобы, участвовали Бест и Стивенс.

Сведения, полученные на допросах, были переработаны в общий отчет и ясно показали, что английская разведка давно создала в Голландии широкую агентурную сеть под руководством Беста и Стивенса, деятельность которой была направлена против Германии; стало известно также о тесном сотрудничестве нидерландской военной разведки с англичанами. Из того факта, что вскоре после инцидента в Венло шеф голландской военной полиции был снят со всего поста, мы могли сделать вывод, что голландское правительство само рассматривает сотрудничество разведок как противоречащее принципам нейтралитета.

Бест и Стивенс после поражения Германии в 1945 году вышли на свободу. Все время их пребывания в заключении я неоднократно пытался освободить их, обменяв на наших агентов. Но все мои попытки каждый раз проваливались, потому что Гиммлер решительно отказался освободить этих людей и в 1944 году даже запретил мне вообще когда-либо говорить об этом. Гитлер, сказал он мне, еще не кончил дела о «неудаче» гестапо (имелась в виду безуспешная попытка выведать какие-либо сведения о подлинных организаторах покушения в мюнхенском баре у Эльзера, непосредственного исполнителя покушения). Гитлер, по словам Гиммлера, по-прежнему считает Беста и Стивенса соучастниками этого дела. В заключение Гиммлер сказал: «Не возвращайтесь больше к этой истории, а то против обоих англичан еще будет возбужден судебный процесс». Капитан Бест, который после войны написал книгу о своем пребывании в немецком плену, видимо, не знал, какой опасности он и Стивенс постоянно подвергались в те годы.

ПОКУШЕНИЕ В МЮНХЕНСКОЙ ПИВНОЙ

Арест покушавшегося — Награждение орденами команды, действовавшей в Венло — Застолье в имперской канцелярии — Гитлер о войне с Англией — Эксперименты с исполнителем покушения Эльзером.


Берлин всегда жил нервной, напряженной жизнью. Но теперь на службе меня охватила атмосфера буквально лихорадочного возбуждения. Только что прибыла из Мюнхена комиссия по расследованию покушения в пивной, и все силы гестапо и уголовной полиции были брошены на поиски инициаторов преступления. Я упоминаю об этом потому, что часто раздавались утверждения, будто организаторами покушения в пивной были Гейдрих, Гиммлер или даже сам Гитлер. При столь широких масштабах расследования, проводившихся тогда, исключено, что в таком случае не были бы обнаружены хоть какие-нибудь следы.

Пока удалось схватить только конструктора адской машины. Им был столяр Георг Эльзер, арестованный в Констанце при попытке перейти швейцарскую границу. Под тяжестью улик он признался, что вмонтировал свою адскую машину с часовым механизмом в одну из колонн пивного зала. Часовой механизм представлял собой очень остроумно переделанный будильник, соединенный со взрывчаткой. Эльзер сообщил, что при подготовке покушения ему помогали два незнакомых человека, обещавшие позаботиться о нем позже за границей. Это навело Гитлера на подозрение, что оба эти человека были не кто иные, как майор Стивенс и капитан Бест. С другой стороны, он также считал, что к этому делу причастен «Черный фронт», организация Отто Штрассера. Во всяком случае он грозил открыть против Эльзера и обоих офицеров английской разведки показательный процесс.

Тем временем весь личный состав команды, проводившей операцию в Венло, вызвали в имперскую канцелярию. Во дворе здания выстроился почетный караул в составе роты СС. Двенадцать человек из специальной команды и я по-военному выстроились в шеренгу в зале приемов. Когда Гитлер вошел в зал, он сначала изучающе оглядел каждого из нас с головы до ног. После этого он произнес небольшую речь: в ней он выразил признание наших заслуг и свою радость при виде нашей беспрекословной готовности к действию. Германия, сказал он, еще не может противопоставить старым традициям английской разведки ничего равноценного — именно поэтому надлежит держать порох сухим. Впервые он вручает сотрудникам разведки военные награды в знак того, что борьба на тайном фронте так же важна, как и открытые боевые действия. Затем он протянул каждому из нас руку и наградил меня и трех других Железным крестом 1-й степени, а остальных — Железным крестом II-й степени. Когда мы покидали рейхсканцелярию, стража сделала «на караул» своими винтовками. Я должен признать, что тогда эта церемония произвела на меня сильное впечатление. На следующий день меня вызвали к девяти часам вечера с докладом к Гитлеру. Гейдрих посоветовал мне предварительно подробно разузнать у шефа гестапо Мюллера о ходе допросов Эльзера. Гитлер мог спросить и об этом. Я использовал эту возможность для того, чтобы убедить Мюллера в полной непричастности Беста и Стивенса к покушению. Он ответил равнодушно: «Может быть, вы и правы, но Гитлер так уверен в этой версии, что никто, даже люди вроде Гиммлера или Гейдриха, не могут переубедить его». Я спросил его с нескрываемым интересом, кто, по его мнению, стоит за действиями Эльзера. Он прищурил глаза и ответил: «Я просто не могу узнать от этого парня ничего нового, он очень упорен и придерживается своих первых показаний — он якобы ненавидит Гитлера за то, что тот посадил его брата, коммуниста, в концлагерь. Кроме того, он утверждает постоянно, что увлекательная работа по изготовлению адской машины доставляла ему большое наслаждение, потому что он всегда при этом видел перед собой разорванное в клочья тело Гитлера. Взрывчатку и взрыватель он получил, по его словам, от двух незнакомцев в одном мюнхенском кафе. Возможно, — сказал в заключение Мюллер, — что в этом замешан и Штрассер со своим „Черным фронтом“. Мюллер замолчал и задумчиво посмотрел перед собой. Я заметил, что он выглядел невыспавшимся, а суставы его широкой правой кисти покраснели и опухли. Он бросил на меня быстрый взгляд снизу вверх. Глаза его загорелись злым блеском. „До сих пор мне удавалось справиться с любым, кто попадался мне…“ — сказал он. Мороз пошел у меня по коже. Мюллер заметил мое состояние и подчеркнуто добавил: „Если бы этот парень получил от меня пару оплеух раньше, он бы не выдумывал этой чепухи“. Таков был Мюллер. Он не позировал, это было в его природе. Он не останавливался в свою попытках заставить любыми средствами заговорить свою жертву.

После этого я поехал в имперскую канцелярию. В прихожей перед большим обеденным залом непринужденными группами расположились ожидавшие приема, в их числе Гейдрих и Гиммлер. Сначала я должен был сдать отчет об операции в Венло для Гитлера, который хотел прочитать его еще до ужина. Я беседовал об этом с Гиммлером и Гейдрихом, когда открылась дверь, ведущая в личные комнаты Гитлера. Он вышел подчеркнуто медленно, опираясь на руку одного из своих адъютантов, подошел к нам и поздоровался с Гессом, Гиммлером, Гейдрихом и мной, пожав нам руки. Остальных он приветствовал поднятием руки. Бесшумно и быстро адъютанты рассаживали гостей в обеденном зале. Справа от Гитлера сидел Гиммлер, рядом с ним я, затем Гейдрих. По левую руку от Гитлера уселись Кейтель и Борман.

Гитлер тотчас же обратился ко мне, сказав своим гортанным голосом: «Ваш отчет об операции очень интересен». Затем возникла пауза. Лицо Гитлера было неестественно красным и припухшим; похоже было, что он простудился. Наклонившись к Гессу, он пожаловался на низкое атмосферное давление и спросил его о показаниях барометра в Берлине. Тишина была нарушена — нашли тему для беседы. Заговорили об атмосферном давлении.

Но Гитлер почти не прислушивался к словам гостей. Через некоторое время он неожиданно обратился к Гиммлеру со словами: «Шелленберг считает, что оба англичанина не связаны с Эльзером». Гиммлер в ответ на это: «Да, мой фюрер, но это только его личное мнение». Тут я подключился к разговору и заявил совершенно открыто, что считаю сотрудничество Эльзера, Стивенса и Беста невероятным: правда, сказал я, нельзя утверждать, что английская разведка не поддерживала контактов с покушавшимся по другим каналам. Сначала Гитлер ничего не возразил. Затем он обратился к Гейдриху: «Я хочу знать, что за тип этот Эльзер. Ведь надо же его как-то классифицировать. Сообщите мне об этом. Вообще, используйте все средства, чтобы заставить преступника заговорить. Гипнотизируйте его, дайте ему наркотики; употребите все, чем располагает для этого современная наука. Я хочу знать, кто подстрекатели, я хочу знать, кто скрывается за всем этим».

Только теперь он принялся за свои диетические блюда. Он ел торопливо и без особого изящества. В тот вечер его трапеза состояла из вареных кукурузных початков, которые он крепко брал обеими руками и обгладывал. На второе ему подали полную тарелку стручков гороха. Во время еды он не разговаривал. Но как только он разделался со своим блюдом, он обратился к своему адъютанту: «У меня все еще нет доклада Йодля». Когда ему принесли доклад, он среди глубокого молчания всех присутствующих за столом начал изучать его с помощью лупы. Одновременно он делал отдельные замечания о количестве стали, выплавляемой французской промышленностью, о тяжелых и легких орудиях, об оснащении линии Мажино и превосходстве немецких бронетанковых войск. «У нас много видов автоматического оружия, мы имеем новую 85-миллиметровую пушку, которая обеспечит наше превосходство, я уж не говорю об авиации. Нет, французы мне ничем не страшны». Он протянул адъютанту доклад с пометками: «Оставьте мне его на ночь: я хотел бы его еще раз проработать». Эти слова явно касались представителей вермахта, так как, насколько мне было известно, наступление на Западе, намечавшееся на середину ноября, было перенесено частично из-за давления генералитета.

Некоторое время за столом царило молчание. Я решился нарушить его, ухватившись за одно замечание Гитлера; гости, не понимая, как самый молодой из присутствующих решился на такое, обратили на меня полные укоризны взоры. «Как оцениваете вы, мой фюрер, боеспособность Англии? Я уверен, что Англия будет сражаться». Гитлер какую-то секунду глядел на меня с изумлением. Затем решил ответить на вопрос. Его интересует, прежде всего, ответил он, только мощь английских экспедиционных сил, промышленные предприятия Англии сможет разрушить немецкая авиация. Я возразил ему, сказав, что несомненно, в борьбе с нашими самолетами примет участие английский флот, располагающий крупными силами и средствами. «Флот, — ответил Гитлер, — будет занят другими операциями. У наших ВВС хватит времени, чтобы заминировать прибрежные воды Англии. И не забывайте, мой милый, мы будем строить подводные лодки, подводные лодки и еще раз подводные лодки. На этот раз Англии не удастся взять нас измором и поставить на колени». На мгновение он умолк и затем спросил: «Что вообще удалось вам узнать во время переговоров с англичанами в Гааге о позиции Великобритании?» «Судя по их словам, — ответил я, — англичане, если немцам удастся захватить остров, будут продолжать борьбу с территории Канады. Это будет братоубийственная война не на жизнь, а на смерть, а Сталин при этом… — я хотел сказать, — … будет радостно следить за нашей схваткой». В этот момент Гиммлер так резко толкнул меня ногой в щиколотку, а Гейдрих бросил на меня такой яростный взгляд, что я проглотил конец фразы. И все же после этого я, словно обуянный бесом, добавил: «Я не знаю, действительно ли необходимым было изменение нашей политики по отношению к Англии после совещаний в Годесберге и Мюнхене». Я заметил, что все присутствующие пришли в ужас от моей дерзости. Гейдрих побелел до кончика носа, Гиммлер смотрел в стол, играя крошками хлеба. Гитлер секунду неподвижно смотрел на меня и потом сказал: «Сначала я хотел идти одним путем с Англией, но Англия постоянно отталкивала меня от себя. Верно, нет ничего хуже, чем ссора в одной семье. Достойно сожаления, что мы вынуждены вести борьбу не на жизнь, а на смерть с людьми одной с нами расы, а Восток только и ждет того, когда Европа истечет кровью. Поэтому я не хочу и не могу уничтожать Англию». Здесь его голос стал настойчивым и резким: «Но в один прекрасный день Англия сойдет со своего величественного коня и господин Черчилль должен будет признать, что Германия тоже имеет право на жизнь — а до тех пор я буду бороться против Англии. Большего я не желаю. Тогда наступит время, когда Англия должна будет пойти на компромисс с нами. Она останется морской и колониальной державой, но на континенте сольется с нами и образует единое целое. Тогда мы станем повелителями Европы и Восток не будет представлять для нас никакой опасности. Вот моя цель».


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31