 |
|
Популярные авторы:: БСЭ :: Борхес Хорхе Луис :: Азимов Айзек :: Раззаков Федор :: Лондон Джек :: Лем Станислав :: Толстой Лев Николаевич :: Горький Максим :: Эллисон Харлан :: Андреев Леонид Николаевич Популярные книги:: The Boarding House :: Бурый волк :: Киным-кино :: Колдовской камень :: Ираидин пансион :: Романтическая история мистера Бриджертона :: Четвертый К. :: Время и Дж. У. Данн :: Как Эрг Самовозбудитель Бледнотика победил :: Нет ночи без звёзд |
Малиганы и Слотеры - Дикий ТалантModernLib.Net / Шимун Врочек / Дикий Талант - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 2)
– С кем имею честь? – Генри Уильямс, – сказал я. – Граф Тассел. Ну и что, что имя не настоящее? Зато звучит хорошо, и проверить сложно. Кто знает, где находится этот Тассел? Я лично понятия не имею. И шкипер, кажется, тоже. Взгляд у него сделался вынуждено доброжелательным, и даже улыбка появилась – фальшивая, как урский золотой, отчеканенный в Лютеции. Вроде и хочется перед графом прогнуться, да совесть вопит об ущемлении достоинства. Тяжело с таким характером жить – ни тесто, ни сталь, серединка на половинку. – Мессир граф, позвольте мне выразить… – Видите ли, уважаемый, – сказал я. Улыбка исчезла. – Вы тратите мое время. Я рассчитывал следующей ночью быть в Китаре, а к вечеру третьего дня – в Наоле… И я там буду. – Я выдержал паузу и продолжил: – Если, конечно, вы ничего не имеете против. Шкипер поджал губы: – Смею вас уверить, мессир… – Меня не интересуют оправдания, шкип. Я хочу, чтобы вы четко и ясно объяснили, почему мы стоим – вместо того, чтобы двигаться. По моему мнению, поезд может стоять только в двух случаях: когда он пуст или когда он прибыл по назначению. Первое отпадает. Второе… Я лично не вижу здесь станции. А вы? – Но… – Отвечайте на вопрос. Вы видите здесь станцию? Шкипер сник. – Нет, мессир. – Хорошо. Пожалуй, мы начинаем понимать друг друга. Следовательно, вы согласны, что ситуация необычная? – Кхм… нет, мессир. Я бы так не выразился. Скорее… Каков наглец! – Что «скорее»? – Раздражающая, мессир. Повреждение небольшое, но… кхм, не очень удачное. Извольте сами взглянуть. Вон там, у самых ног топтуна… С виду голем-топтун – наспех сделанная заготовка человека. Творец поторопился. Огромная глыба серовато-пористого камня, покрытая, как росписью, сеточкой трещин. Маленькие ручки сложены на груди. На руках – по три пальца, на ногах – по четыре. Небольшая голова, переходящая сразу в плечи. Лицо… Меня передернуло. Все големы с клеймом Малиганов очень похожи. Несмотря на различия в строении тела, предназначении, материале, из которого голем сделан – камень, дерево или простая глина – на лицах у них одно и то же выражение. Его трудно не узнать. Если у двухлетнего ребенка отнять игрушку, его лицо превратится в лицо голема. «Это моя лопатка. Дай!» Одна единственная эмоция – но големы выглядят почти живыми. Да-а-ай! Мне это никогда не нравилось. Я обошел топтуна по широкой дуге. Шкипер подавил ухмылку. «Боимся големов-то, ваше сиятельство»? Даже если и так – не твое собачье дело. Страх перед подобными созданиями – вполне естественное чувство. Клянусь шестым Герцогом! У меня самого… Я всегда считал: родители, дарящие любимому чаду игрушку-голема – имеют большие проблемы с головой. Еще бы мертвых младенцев дарили, честное слово. Вместо куклы. А что? Толковый некромант, заклинание от запаха и – готово. Тоже шевелится… Бр-рр. Я дернул щекой. К черту воспоминания! – Вот, мессир граф, – сказал шкипер, указывая на плиту у самых ног голема. – Еле успели «топтуна» остановить, а то бы кувыркнулись с насыпи, как… кхм, очень просто бы кувыркнулись… У ног голема я увидел рваную выбоину, похожую на укус какого-то диковинного животного. Она начиналась от края дорожного полотна и доходила почти до его середины. – Кто это сделал? – Мародеры, мессир. Они часто так делают. Поливают дорогу… кхм, святой водой и вырубают куски. Заклятье выродков… Я дернул щекой. – Выродков? – Э-э, Малиганов, мессир граф. Простите! Заклятье вы… Малиганов делает свинец очень прочным. «Топтун» ведь далеко не пушинка, как видите. А святая вода разрушает чары… Шкипер помолчал и добавил: – Потому я и говорю, мессир граф, – ситуация раздражающая. Потому что постоянно. Свинец на месте «укуса» покрылся серой пленкой. Там, куда святая вода не попала, заклятье сохранилось – металл был гладким и почти белым. В нем, как в зеркале, отражалось пылающее – два часа дня – солнце. В небе ни облачка. Я посмотрел вперед. Раскаленная полоса Свинцовой дороги тянулась к горизонту и исчезала у подножия гор. С такого расстояния горы выглядели совсем плоскими – просто неровно вырезанные бумажные силуэты… Над дорогой зыбким маревом дрожал воздух. Некоторые называют Свинцовую тропу «серебряными нитями, связующими прошлое и будущее». Поэтично? Пожалуй. Только, насколько я понимаю, ремонтники называют Свинчатку гораздо грубее. – Опять «вырвиглаз» чинить, ядрена корень, мать его перемать! А вот, кажется, и они. Мастер – маленький, суховатый, в строгом коричневом камзоле, трое дюжих подмастерьев – в желтых куртках с закатанными рукавами. Лица блестят от пота. Двое несут деревянный ящик, третий – закопченный котел. За ними мальчишка лет десяти, скрючившись, тащит бадью с какой-то темной массой. Глина? Мастер кивнул мне, словно старому знакомому. Интересные они люди, эти ремонтники… Какая-то врожденная фамильярность. – Мессир? – Добрый день, мастер. Через несколько минут работа началась. Развели огонь, поставили котел, мастер с помощником обмерили выбоину, что-то начали высчитывать на пальцах и спорить. Второй подмастерье замесил глину. Ясно, сделают форму, зальют свинцом, молотками заровняют… – Потом еще заклятье накладывать, мессир граф, – с гордостью сообщил третий, вытирая волосатые пальцы тряпкой. – Мы не выродки, но тоже кой-чего могем… Ну, «кой-чего» многие могут. Уверен, каждый пятый в этом поезде балуется колдовством. Или – баловался по молодости лет. – Часто такое бывает? – спросил я. – Очень часто, мессир. Таких выщербин по всему пути до Наола – пальцев не хватит пересчитать, – сказал подмастерье. Уже не мальчик – мужчина, широкий, с рыжеватыми волосами. – Мы даже не останавливаемся, если повреждение не очень большое. А здесь… Чрево мессии! Вот чего не понимаю, мессир. Брали бы они себе свинец с краю, а на кой хаос в середку-то лезть? Ведь глупые люди… – А на кой хаос свинец мародерам? – спросил я. Ремонтник посмотрел на меня, как на идиота. Вмешался шкипер: – Им нужны пули, мессир. Как я сам не догадался? Зона Фронтира постоянно находится в состоянии войны кого-то с кем-то. И за что-то. В основном – за свободу, как ни странно. Мятежные княжества воюют за личную независимость, в которую порой изящно и непринужденно вписывается кусок-другой Наольских земель. Ур, Блистательный и Проклятый, борется за свободу Наольского герцогства. Лютеция занимается тем же самым. Мятежные князья принимают то одну сторону, то другую. Банды дезертиров и всевозможных наемников терроризируют местное население. Свинец воруют. В общем, неразбериха полная. Но официально – никакой войны нет. Хотя резня страшнейшая. Вспомнить хотя бы последнюю кампанию, в которой схлестнулись два военных гения: Виктор Ульпин и Роланд Дюфайе. Счет потерь шел на многие тысячи. И это одних людей. А сколько полегло мертвяков, вампиров и прочих магических созданий? Никто и не считал. Последнее время, правда, здесь затишье. Но хаос видит, ненадолго. Внезапно в стороне, у рощицы, мне почудилось движение. Я пригляделся. Вот, накаркал! – Думаю, мессир граф, – сказал шкипер. Глаза у него слезились, хоть и не так сильно, как у рядовых «мокроглазых». – Скоро… кхм… скоро все будет готово… Я посмотрел на этого идиота. На его дурацкий берет, на камзол, потемневший в под мышках. Потеешь, бедняга? Это еще цветочки. Потом взял шкипера за плечо и развернул лицом к приближающейся опасности. – Видите рощу, шкип? А всадников видите? Похоже, наша «срочная остановка» получила объяснение… Из рощицы выскочили один, два… пятеро! – всадников и галопом направились к поезду. Застучали копыта. Засада! Триста шагов, двести пятьдесят, двести… Кажется, никто еще ничего не понял. Ближайший всадник вскинул руку… грохот. Белый дым. Всадник проскочил облачко, оставив дым позади. Свистнула пуля. Далеко в стороне, кажется. С такого аллюра попасть можно разве что случайно. Бах! Ба-бах! Остальные четверо выстрелили. Почему не отвечает охрана поезда? Вжик, вжик. Пули! Шкипер открыл рот. Закрыл. Пригнулся и бросился к голему. Струсил? Ремонтники оставили инструменты и побежали через насыпь – я успел увидеть только их коричнево-желтые спины. У выщербины, рядом с глиняной формой, остался ящик со свинцовыми брусками. Котел скатился с насыпи, огонь погас. Хаос подери! Я так точно опоздаю. – Ах! А-а-а… У вагонов медленно, но неуклонно поднимается вой. Крик в толпе – это огонь, охвативший валежник. Толпа вспыхивает и разгорается – тем быстрее и жарче, чем больше в ней людей. Пока в этом вое еще можно различить отдельные голоса… – Люди добрые! Спасайся, кто может! Убивают!!! – Вещи мои, вещи! …но скоро они утонут в едином «а-а-а». Идиоты. У меня засосало под ложечкой. Ладони вспотели. Я обнажил шпагу, воткнул ее в землю и взялся за пистолет. Ничего. Я, когда напуган, стреляю лучше. Вон тот, в шляпе с белым пером – будет первым. Я плавно поднял руку… сейчас, сейчас, всадник окажется на мушке… – Feuer![2] – прозвучала команда, неожиданно легко перекрыв вой толпы. Охрана поезда, ландскнехты, подпустила нападающих поближе и дала залп. БА-БАХ! …Если опоздаю – Лота вырвет мне ноги. Грохнуло, строй ландскнехтов окутался дымом. Всадники дружно свернули, поскакали вдоль поезда. Приближаясь к голему. Ко мне. К рваной дыре, остановившей поезд. Все пятеро живы. Бывает, хаос меня побери! Я зарычал. Солдаты, оставшись позади нападавших, деловито перезаряжали аркебузы. Я вновь прицелился, теперь уже в приближающего всадника. Давай, Белое Перо, я уже вижу твои глаза. Давай, маленький. Ближе. Еще ближе. Надо будет перечитать письмо. Лота… Я нажал на спуск. Выстрел! Резкий запах пороха. Дым защипал глаза. …И промах. Тот, в шляпе с белым пером, продолжал скакать, как ни в чем не бывало. С такого расстояния я видел его зубы, оскалившиеся в улыбке. Или это гримаса ярости? Проклятье! Я перекинул пистолет в левую руку – наподобие дубинки, правой выдернул из земли шпагу. Не слишком хорошая защита против конного бойца, но лучше, чем никакой. Зашипел сквозь зубы. Раскаленный ствол жег ладонь, но пистолет я не выпустил. Приличная длина, рукоять, утяжеленная свинцом, хороший баланс – для уличной драки в самый раз. Как говаривал один мой знакомец из Гильдии Ангелов… «Не пора ли проломить кому-нибудь череп?» Словно почувствовав перемену в моем настроении, Белое Перо пришпорил коня. Теперь уже сомнений не оставалось – ко мне. Остальные всадники проскачут шагов на тридцать дальше. В руке моего противника блеснул пистолет. – Держитесь, мессир граф! – крикнули сзади. Я вздрогнул. Эт-то еще кто такой заботливый? Первое побуждение – обернуться. Нельзя. Белое Перо меня на копыта намотает, пока я головой вертеть буду… Выстрел. Темнота. Ча-пппп-пп-пп, кни-ммм-ммм-мм. Иги-и-ппп-ппппп. Свет. Голос: – Он весь в крови. Переворачивайте… осторожней! Ах ты… Темнота пришла еще раз. Глава 2. БОЛЬ (входит Паук) Наверное, я слишком много выпил. Или слишком устал, добираясь до Китара. Или излишне позволил себе расслабиться. А скорее – все вместе. Так или иначе, но я прозевал момент, когда случился переход. Лицо женщины неуловимо изменилось, глаза потемнели, пальцы скрючились. И все же я успел. Она почти достала, куда целилась – до моих глаз, но в последний момент я отдернул голову, ударившись затылком о спинку кровати, и когти лишь пропахали по щекам, сдирая ленточки кожи. Потекла кровь, перед глазами заплясали огненные сполохи. Второй бросок девушки я встретил мощным толчком в грудь. «Паучиха» слетела с кровати и покатилась по полу. Но тут же вскочила, и, схватив одеяло, попыталась набросить его мне на голову. Одеяло с шорохом опустилось на кровать. К тому времени я, разозленный собственной оплошностью, уже стоял на ногах, сжимая в руках подушку. Шлюха закружила вокруг меня, выставив перед собой когти. Нагая, гибкая и абсолютно безумная. Жажда убийства плескалась в помутневшем взоре, в уголках губ начали закипать пузырьки пены. И еще это жуткое шипение! Хорошо еще, что, совершив переход, они не начинают выделять яд. Трудно поверить, что совсем недавно эта фурия, прилежно отрабатывая подо мной монеты, страстно выла, стонала и царапала мне спину ногтями. Прежде я попытался бы заговорить с ней, остановить, образумить, вернуть к реальности, но теперь знал – пустая трата времени. У «паучих» так уж устроено: страсть и спаривание завершаются убийством и пожиранием самца. Природа сильнее разума. Иногда, правда, самцу удается отбиться и бежать… Она, наконец, выбрала момент и прыгнула. Неудачно. Я встретил её ударом подушки. Зверюга отлетела в сторону в облаке перьев и пуха. Точно снег пошел. Комок перьев попал мне в глаза, и на мгновение я потерял девушку из виду. Тварь выскочила справа, и когти вновь полоснули по моему лицу, сдирая кожу лохмотьями. Что-то стукнулось мне в челюсть: в последний момент я успел опустить подбородок и прикрыть горло… схватить за кадык, стиснуть его и хищно рвануть в сторону – откуда они знают, как проще всего убивать? Я поймал «паучиху» за руку, крутанулся на пятках, вынудив обежать меня по дуге, и отпустил. Раскрученная, словно камень в праще, она со всего маху ударилась о стену. Оглушенная, девушка несколько ударов сердца простояла, цепляясь за грубо оструганные доски, потом всхлипнула и медленно сползла на пол. Перья кружились вокруг нее снежными хлопьями, и со стороны зрелище представлялось совершенно безумным – нагая женщина, растаявшая посреди метели. Впрочем, мне было не до зрелищ. Не теряя времени, я шагнул к поверженной и принялся выкручивать ей руки. Обычно я делаю это пораньше: прежде чем случится переход. Если вовремя упаковать женщину в узлы и убраться подальше, паучье проклятие оставит ее. Скорее всего, она даже не будет помнить, что произошло. А за неизбежный кавардак в комнате и за синяки на запястьях можно и доплатить. Таким образом все остаются довольны. Жаль только, сегодня вышло не как обычно. Очнувшись, девушка завизжала и забилась, силясь вырваться из моей хватки. Говорят, у безумцев сил прибывает втрое против обычного. Не знаю, какого рода безумие овладевает женщинами, когда они превращаются в «паучих», но вряд ли менее сильный человек, чем я, удержал бы её. Сжав пальцы лодочкой, я коротко ударил шлюхе в солнечное сплетение. Раздалось шипение, будто прокололи бычий пузырь, и она затихла. Я завернул ей руки за спину и поволок к кровати, намереваясь разорвать покрывало на полосы и связать безумную покрепче. «Паучиха» сделала судорожный вдох и сипло задышала. Ниточка слюны, никак не желая оторваться от подбородка, свисала до пола. Лицо саднило, я был жутко зол и едва сдерживался. Не хватало еще разорвать шлюху в клочья! Ей повезло, что я помнил, заставлял себя помнить – из нас двоих в этой комнате сейчас только я оставался человеком… хотя бы отчасти. Она же была просто самкой паука в человеческом обличье. Самкой, которая должна выполнить предписанное ей природой: убить и сожрать самца. Я дотащил ее до кровати, еще недавно сотрясавшейся в такт нашим телам, бросил лицом вниз и уперся коленом в спину чуть выше поясницы – чтобы не дергалась. Затрещала раздираемая на лоскуты материя. Девица слабо завозилась, вновь обретая волю к жизни и – к убийству. – Лежи спокойно, – зачем-то сказал я. Естественно, она меня не услышала. Но это уже ничего не меняло. Никто не умеет пеленать свои жертвы так ловко и быстро, как пауки. Я управился лучше, чем любой заплечных дел мастер. Путы надежно стянули пленнице руки и ноги. Даже перевернуться на спину она бы не смогла. Хоть что-то сегодня было сделано хорошо! Остатками простыни я вытер с лица пот и кровь. Демоново отродье! Еще немного, и мои глаза сделались бы украшением её когтей. «Паучиха» повернула голову. Бешеные глаза с неестественно расширенными зрачками прожигали меня ненавистью. Девушка открыла рот и зашипела. «Надо бы сделать кляп, – подумал я, натягивая штаны, – а то…» Да, это надо было сделать… Безумный крик ввинтился в воздух. Крик, в котором не было ничего человеческого, только неизбывная ненависть, жажда крови и отчаяние. Пауки так кричат? Кричат ли они вообще? Вот стерва! Сейчас весь бордель поднимет! Я прыгнул к девке и ладонью зажал ей рот. Поздно. Вскоре послышался топот многих ног в коридоре и на лестнице. Неслись ругательства, кто-то кого-то звал, кто-то сыпал проклятьями, раздалось несколько испуганных женских возгласов, некий бас стал выяснять, что тут, к демонам, происходит?! И вот уже все это приближается к нашей убогой комнатушке. Пистолет! Я потянулся было за оружием, но проклятая тварь вдруг исхитрилась вцепиться в мой большой палец с такой силой, что едва не перекусила его! Рывок стащил девушку на пол, кровь потекла по губам, но «паучиха» всё равно не разжимала зубов. В дверь уже били плечом, и хлипенький засов едва ли мог пережить несколько ударов. Рыча от боли, я свободной рукой взял безумную за нижнюю челюсть, сдавил пальцами с двух сторон так, что хватка разжалась сама собой. Девица исходила пеной от бешенства. Я толкнул её обратно на кровать, усилием воли подавив желание свернуть эту тонкую шею. Повернулся к своим вещам… …и уставился в круглое дуло старомодного пистоля, уверенно целящего мне аккурат между глаз. По другую сторону пистолета находился здоровенный детина. Неровно остриженные русые волосы торчали во все стороны. На поясе у него висела небольшая дубинка, обтянутая кожей. Местный вышибала. – Вот как, господин хороший? Портим, значит, чужой товар? – хрипло спросил детина. Топот в коридоре усилился, за спиной вышибалы выросло несколько одинаковых рож – широких, краснощеких и довольно туповатых. Вот и гвардия подоспела. – Любим, значит, девиц бить и связанными потчевать? А платить за это, значит, не любим? – Глянь, перья кругом! И одеяло разорвал! – встряла одна из рож. – Порча имучества! За такое дело надо этот, как его… штрах! Гони штрах, образина разрисованная! Остальные радостно загудели, предвкушая развлечение и поживу. Оправдываться было бессмысленно. Во-первых, никто не поверит. А во-вторых, никто просто не станет слушать. Я понимал, кого они видели перед собой – полуголого, татуированного с ног до головы варвара с серьгой в ухе; с волосами, заплетенными на килийский манер в толстую короткую косу. Бродяга, перекати-поле, которого, случись что, никто не станет искать. Такого можно безнаказанно избить – был бы повод (а можно и без него!), ограбить да еще и сдать местному префекту, как разбойника, портящего чужое «имучество». Я сжал кулаки, прикидывая расстояние до своих вещей. Конечно, вышибал всего четверо, но огневая мощь никогда не помешает. Тем более что у противников она имелась. – Да убери громобой, Пека! – хлопнул вышибалу по плечу кто-то из-за спины. – Нечего стражу привлекать. И без того его разрисуем. – Со всем старанием! – вставил требовавший «штраха». Не знаю, зачем, но я сделал попытку остановить дальнейшее. – Я заплачу. – Ага… заплатишь, канешна! Куда тебе деться-то? Здоровяки – каждый выше меня на голову и едва ли уже в плечах, шагнули через порог, и в комнате сразу стало тесно. В дверях толпились любопытные – клиенты борделя и их полуголые подружки. Еще бы, такое зрелище! Двое вышибал поигрывали дубинками, остальные напоказ сжимали и разжимали внушительных размеров кулаки, украшенные рубцами, красноречиво говорившими о славном боевом прошлом их хозяев. А вот шрамов на рожах и телах у всей четверки было вдвое меньше против моего. Привыкли бить толпой и не получать отпора, ублюдки! Примечания 1 Erstellt euch! (фронт.) – На исходную! 2 Feuer! (фронт.) – Огонь! 1, 2 |
|||||||||