И было после смерти его отца, и подрос мальчик. А горожане, ибо весьма дорога была им память об отце его, решили отплатить тому добром и отдали ребенка меламеду*, чтобы тот учился у него. И весьма преуспел он в учении. И сидел и учился несколько дней, а потом убежал из школы. И стали искать его и нашли в лесу, там он сидел в одиночестве. И сказали: «Сирота ведь, некому за ним присмотреть. Вот потому и ветер у него в голове». И привели его к меламеду, и учился он несколько дней, а потом убежал из школы в лес. И так поступал раз за разом. Он убегает в лес искать там уединения. А горожане возвращают его в школу. Шли дни, и любовь их к нему поостыла, махнули рукой на него и оставили его в покое. И рос мальчик не так, как принято в мире. И нанялся он к кантору*, провожал к нему малышей, чтобы отвечали: «Амен йеге шмей раба»[15] – и произносили кдуша* и барху*. И то была его работа – святая работа с малышами, на которых нет греха. И, идя с малышами, он обычно от всей души распевал приятным голосом, так что было слышно издалека. И это служение его поднималось ввысь и приносило веселие, как песнопения, что пели левиты в Храме. И принимало его Небо. И пришел между ними Сатана[16], ибо понял, до чего это может дойти.

И испугался Сатана за себя: вдруг настанет время, когда искоренится он с лица земли. И принял Сатана образ колдуна. И было, когда шел Бешт с малышами и распевал приятным голосом, явился им колдун в обличье злого зверя, называемого «волколаком»[17], и напал на них. И побежали все из страха перед ним. А некоторые из них и заболели, да отвратит Господь такую напасть. И прекратилось это [перестали доверять ему детей].

И было после этого, и вспомнил Бешт слова отца, который перед смертью заповедал ему, чтобы он ничего не боялся, ибо Господь с ним. И укрепился он в Господе Боге своем. И пошел он к родителям малышей и воззвал к их сердцу, чтобы доверили ему детей, потому как он выйдет на бой со зверем и убьет его именем Господним, а дети – ради чего отторгать их от Торы и молитвы? И послушались его. И взял он в руку хорошую прочную палку. И было, когда он шел с детьми с благозвучной песней, в радости и веселии, напал на них злой зверь. И кинулся он к зверю и ударил его в лоб, и умер зверь. На следующий день нашли валявшееся на земле тело колдуна. Тогда сделался Бешт сторожем бейт мидраша*. И работал вот так: все время, пока люди в бейт мидраше бодрствовали, он спал, а когда засыпали бодрствующие, он просыпался и вершил свое служение – служение тайное, – пока они не стряхивали с себя сон, тогда он возвращался ко сну, а люди полагали, что он спит всю ночь.

(Шивхей га-Бешт)

Когда пришло время рабби Адама Бааль-Шема[18] покинуть этот мир, он попросил явить ему во сне, кому оставить свои рукописи. Ответили ему, чтобы передал их рабби Исраэлю сыну Элиэзера в городе Окуп[19]. Позвал он своего единственного сына и сказал ему: «Есть у меня рукописи, полные тайн Торы[20], но ты не достоин их. Но есть один город, Окуп называется, и в том городе живет парень четырнадцати лет, Исраэль сын Элиэзера его зовут, и эти рукописи – его они, корень души его они. После моей смерти пойдешь туда и передашь их ему. И дай Бог, удостоишься учить Тору вместе с ним».

Когда рабби Адам покинул этот мир, взял его сын рукописи, запряг коней в телегу и поехал от местечка к местечку, пока не приехал в Окуп. Остановился у уважаемого человека, возглавлявшего город в тот месяц. Тот спросил его: «Откуда ты и куда идешь, ибо по поступкам твоим видно, что не по денежному делу ты прибыл сюда?» Сказал ему: «Отец мой, благословенной памяти, великий праведник был, перед смертью наказал мне взять жену из города Окуп, должен же я выполнить его наказ». Тотчас заволновался весь город, ибо большим знатоком Торы он был, и совершенен был во всех достоинствах своих, и приходился по сердцу каждому, кто видел его. Предложили ему несколько партий. Наконец он взял за себя дочь одного почтенного человека. После женитьбы стал искать Исраэля сына Элиэзера, о котором наказывал ему отец. Не нашел никого, кроме паренька Исраэля, малолетнего служки в бейт мидраше. Стал приглядываться, как тот себя ведет, и увидел, что он не так прост, как кажется. Пришло ему на ум, что, быть может, это тот Исраэль, которого он ищет. Сказал тогда своему тестю: «Трудно мне учиться дома – все время люди приходят и уходят, не отгородите ли вы мне закуток в бейт мидраше, там я смогу учиться спокойно, да так и молиться буду там, где учусь». На главный его замысел был в том, чтобы оказаться в одном помещении с Исраэлем и быть все время подле него, дабы познать тайну его совершенства. Тесть поспешил выполнить его волю, ибо весьма благоволил к нему, и нанял Исраэля прислуживать ему.

Однажды ночью, когда все спали, сын рабби Адама притворился, будто и он спит. В это время Исраэль встал со своей лежанки и стал учить Тору. Как в эту ночь, так поступил и следующей ночью. На третью ночь задремал, когда занимался. Поднялся сын рабби Адама, взял один свиток из своих рукописей и положил его перед Исраэлем. Очнувшись ото сна и увидев свиток, содрогнулся Исраэль. Изучил его и спрятал за пазуху. Как в эту ночь, так было с ними и следующей ночью. Признал сын рабби Адама, что этот Исраэль – тот самый Исраэль, которому отец его наказал передать рукописи. Позвал его и сказал ему: «Рукописи сии отец мой наказал передать тебе, и вот они перед тобой. Пожалуйста, сделай мне милость, поучи Тору вместе со мной». Исраэль согласился. Но поставил условие, чтобы тот никому не открывал этого, и как пользовался его услугами доселе, так же и дальше продолжал ими пользоваться.

После всего этого сказал сын рабби Адама своему тестю: «Хочется мне учиться уйдя от мира, в полном уединении, нельзя ли приискать отдельный дом за городом, там я уединюсь и буду заниматься Торой и служить Господу?» Приискал ему тесть дом за городом. И еще попросил он у тестя, чтобы служка*, прислуживавший ему в бейт мидраше, прислуживал ему и там. И тесть поселил там и Исраэля. Сидели они там и занимались Торой письменной и Торой устной, явной и потаенной. Однажды проходили люди мимо того дома и услышали слова Торы, доносившиеся оттуда. Глянули внутрь и увидели, что зять почтеннейшего в городе человека и его служка учат Тору вместе. Сказали: «Заслуги отца его помогли ему, так что пришел сюда великий человек и приблизил его к себе, и вот уже видно, что он изменился к лучшему».

Дали ему жену. И немногих дней не миновало, как она умерла. А рукописи те были о каббале Божественной и каббале действенной[21]. Один раз столкнулись они с трудным местом в учении своем. Попросил сын рабби Адама у рабби Исраэля призвать вниз Князя[22] Торы[23], дабы тот растолковал им трудное место. Рабби Исраэль Бааль-Шем-Тов отказался. Сказал: «Страшусь я, ибо нет у нас пепла рыжей телицы[24], и так мы можем ошибиться, не дай Бог, в одном намерении и подвергнуться, не дай Бог, большой опасности». Но как тот сильно упрашивал его, не мог больше ему отказывать. Постились они от субботы до субботы, совершали положенные омовения, а на исходе святой субботы произнесли известные заклятия. Внезапно закричал Бешт: «Ой-ой-ой, ошиблись мы. Князь огня[25] нисходит, и весь город может сгореть! Беги и предупреди своего тестя и всех горожан, чтоб спасались, ибо город вот-вот сгорит, а как тебя почитают за большого праведника – тебе поверят». Тот побежал и сообщил горожанам. Поверили ему и спасли все, что смогли, пока не пал на город огонь и не сгорел город. И сочли зятя Божьим человеком и чудотворцем. Дни шли, и снова стал он упрашивать Бешта призвать Князя Торы вниз. Бешт ему отказывал. Но как тот упрашивал его много дней – уступил. Снова они постились от исхода субботы до кануна субботы и совершали положенные омовения, а на исходе святой субботы, когда настроились должным образом, вскричал Бешт: «Ой, суждено нам обоим умереть этой ночью, но есть еще надежда на спасение: если будем крепиться всю ночь, и не вкусим сна, и не прекратим настраивать себя, как должно, то “проспал приговор – отменен приговор”[26], но если задремлем, не дай Бог, то ведь сон – подобие смерти[27], дано будет право Губителю, и будет он властен над нами». Крепились они всю ночь. Перед рассветом не мог больше сын рабби Адама крепиться и задремал. Как увидел это Бешт, побежал и поднял на ноги весь город, рассказав, что тот праведник внезапно упал в обморок. Пытались пробудить его и привести в чувство, но не вышло у них. Вынесли его и похоронили с великими почестями.

(Шивхей га-Бешт)

Прежде чем Бешт, благословенной памяти, открылся миру, он скрывался в лесах и пещерах, дабы уединяться там с Господом, да будет благословен, – чтобы не отрываться от служения Создателю и от приникновения[28] к Нему, да будет благословен. Особое укрытие было у него между Кутами и Косовом, меж больших гор. Там есть большая пещера, и там он укрывался. И миква* была у него там, чтобы всякий раз совершать омовение. И до сих пор она там – открыта взору любого прохожего.

(Кегаль хасидим ге-хадаш, 4)

Прежде чем открыться миру, жил он в деревне вблизи Снятина и каждый год в дни слихот* – покаянных молитв – ехал в Снятин и оставался там до окончания праздника Суккот*. Однажды, в первый день праздника Рош га-Шана*, синагогальный кантор занемог. Забеспокоились горожане, говоря: «Кто встанет завтра перед ковчегом*?» И сказал хозяин постоялого двора, где остановился Бешт: «В моем доме есть человек достойный, и честный, и умеющий петь, и знаю я о нем, что он умеет молиться, так что может быть лучше и приятнее, чем если он проведет молитву Рош га-Шана?» И сказал староста синагоги: «Я предлагаю, чтобы он провел сегодня молитвы – минху* и маарив", – а мы послушаем и узнаем, насколько верны слова хозяина постоялого двора». И попросили Бешта почтеннейшие люди города встать перед ковчегом и провести минху и маарив. И послушался Бешт и провел молитвы. И вот, была его молитва благозвучна и сладка, как мед, и воодушевилось все общество благодаря его молитве и просило его, чтобы и назавтра он встал перед ковчегом. И молился он и на следующий день, проведя молитвы шахарит* и мусаф", и голос его был благозвучен и сладок, как мед, и люди в воодушевлении и пробуждении чувств бежали к нему, чтобы расцеловать его. И вот, за десять дней от Рош га-Шана до Йом Капура* оправился от недуга постоянный кантор, тогда забеспокоились люди, ибо всей душой прониклись молитвой Бешта и хотели, чтобы он вел молитву и в день святого праздника. И говорили друг другу: «Давайте-ка исхитримся и придумаем, что делать, ведь нельзя отказать постоянному кантору». И порешили между собой спросить совета у Бешта. И пошли и спросили его. И сказал им Бешт: «Мой совет таков – скажите ему, что дадите ему оговоренную плату, как во все годы, но только если он пойдет и попросит Бешта подменить его перед ковчегом, ибо он еще слаб после болезни». Согласился кантор и тотчас отправился к Бешту, и Бешт сказал ему, что выполнит его просьбу. И спросил Бешт у зажиточных людей: «Какова будет моя плата?» И сказали ему: «Назначь свою плату, и дадим ее». И сказал: «Моя плата – купите мне прекрасный этрог к празднику Суккот». И сказали: «Хорошо, всеми силами своими попытаемся купить тебе прекрасный этрог». И вот, в тот год не было этрогов, и почти все общины не нашли себе этрога. И разослали жители Снятина посланников искать прекрасный этрог и готовы были заплатить за него, сколько попросят, но не нашли и простого этрога.

Бешт же сидел дома в канун Суккот и был весьма обеспокоен тем, что у него нет этрога. И не пошел в синагогу на минху, а зажиточные люди ждали его на молитву, он же не пришел. И они тоже не показывались ему на глаза, ибо не получилось у них исполнить его желание. И было под вечер, и явился ему пророк Элиягу в обличье необрезанного и принес ему прекрасный этрог и прочие предписанные виды растений, все самым наилучшим образом. И спросил на нееврейском языке: «Здесь живет Исраэль?» И сказал Бешт: «Да». И отдал ему четыре вида растений*. И воспрянул душой Исраэль. А Элиягу пошел своей дорогой.

И пошел Бешт в синагогу в веселии и с радостью в сердце, также и жители города благодаря ему удостоились этрога. И знали, что пророк Эли ягу принес этрог.

После праздника направился Бешт в деревню Кси ловичи и остался там жить. Он и там скрывал свои деяния, и никто не знал величия его.

(Сипурей Яаков, 13)

В то время, когда великий учитель, автор книги Пней Йегошуа[29], да будет благословенна память праведника, был раввином в Лемберге, Бешт был меламедом в одной деревне вблизи Лемберга. И доселе скрывал свои деяния по присущей ему скромности и вел там общественную молитву, а по субботам собирался весь миньян*, и они вместе учили Тору.

Ближе к Рош га-Шана Бешт прохаживался перед ковчегом и возглашал покаянные молитвы – слихот, как принято у канторов. Просили его, не сможет ли он вести молитву в Рош га-Шана. Уступил им, и провел шахарит и мусаф, и протрубил в шофар*. Досадило им, людям лембергской общины, что деревенские осмелились собрать свой миньян и не пришли в город, ибо раньше была общине поддержка от деревень, так как все уроженцы деревень приходили в город на Рош га-Шана и Йом Кипур. И сказали главы общины: «Вот только появятся люди из той деревни, мы им устроим!»

И когда людям в этой деревне стало об этом известно, они остались молиться в деревне и в Йом Кипур, Бешт же провел молитву.

Тогда отписали главы лембергской общины в окрестные местечки, чтобы не продавали этрогов жителям той деревни. И деревенские были вынуждены поехать в Лемберг, чтобы купить себе этрог. Обязали их главы лембергской общины явиться в канун праздника Суккот в Лемберг, чтобы получить наказание. И таково было наказание, наложенное на них: чтоб от ворот города до дома раввина шли босиком, одеты в китлы* – одеяния Дней трепета*, – а их кантор и трубящий в шофар шли бы впереди всех, а оттуда чтобы шли в синагогу, а их кантор произнес бы все молитвы, требующие напева, и если окажутся его молитвы верны и в каждой буковке, и в напеве своем, то на том и конец наказанию, ибо так избыли бы они свой позор, а нет – назначат им другое искупление. Понятно само собой, сколь велик был для них позор, когда все дети увязались за ними с хохотом и насмешками. Бешт произносил все молитвы, и напев его был верен, пока не дошел до «благословения отцов»[30]. Когда дошел до «благословения отцов», обратил лицо к собравшимся и сказал: «Кто не искупил грехи молодости, пусть не стоит здесь, когда упомяну это». Они же продолжали насмехаться. И было, когда он произнес «благословение отцов», – почти все лишились чувств, ощутили слабость и едва не испустили дух. Тотчас началось великое волнение. Привели Бешта к раввину, автору книги Пней Йегошуа, раввин сидел облаченный в талит* и тфилин* и кивком показал им, чтобы отпустили Бешта с миром.

(Сипурим нехжадим)

Потом поселился Бешт в деревне Ксиловичи рядом с Тлустом, и было у него в обычае ходить зимой к небольшой речке и погружаться там в воду совершая омовение; даже когда река затягивалась льдом, он ломал его и погружался в прорубь.

Как-то сидел у реки один необрезанный. Почувствовал он жалость к Бешту, ибо один раз увидел, как тот выходит из воды и не может поднять ногу, потому как она примерзла, и тогда он с силой поднял ее, сорвав кожу до крови. С того дня необрезанный сторожил его и, как выходил Бешт из воды, подбрасывал ему сено, чтобы тот вставал на него. Так он делал каждую ночь.

Один раз сказал Бешт необрезанному: «Скажи свое желание, и исполнится оно. Богатства хочешь, долголетия или стать судьей?» И сказал необрезанный на языке язычников: «Пан раббин, все добри», то бишь: «Господин раввин, все [три] хороши». – «Хочу я все три благословения вместе». И ответил ему Бешт и сказал: «Я благословляю тебя всеми тремя благословениями вместе». И сказал необрезанный: «Как я смогу стать богатым, коли у меня ничего нет?» И сказал Бешт: «Отведи воду от этой речки, что подле твоего дома, и сделай затон. Каждый, кому потребно будет исцеление, возьмет у тебя пузырек с водой и снова будет здоров». И попросил его необрезанный намекнуть, как долог будет его век. И сказал ему Бешт: «Дни твои продлятся, пока после смерти моей не увидишь человека, обличьем подобного мне».

После всего этого занемогла жена необрезанного и дитя его занемогло. Он омыл их водами речки и дал им испить той воды, и они выздоровели. И распространилась весть об этом, и пошли к нему люди со всей округи за той водой, и вода та исцеляла от разных недугов. И весьма разбогател необрезанный, пока не стало известно об этом докторам, и те ходатайствовали перед властями, и засыпали его затон. Так сделал Бешт, да защитят его заслуги нас и весь Израиль.

И было во время праведного рабби из Ружина[31]: захотел праведный рабби из Ружина увидеть того необрезанного, и привели необрезанного к нему. И было: увидев облик праведного рабби из Ружина, сказал он: «Теперь настал мой час покинуть сей мир, ибо облик этого праведника подобен облику Бешта».

(Сипурей Яаков, 14)

Рассказывал мне реб* Шмуэль-Арье, мир праху его: «В детстве жил я в деревне Ксиловичи, слава о которой разошлась по свету, ибо рабби Исраэль Бааль-Шем-Тов до того, как открыться миру, был там резником*. Нашел я там старого резника, было ему за восемьдесят лет. Сказал ему: “Может, ты был знаком с кем-нибудь, кто знавал Бааль-Шем-Това?” Сказал мне: “Еврея, чтобы видел Бааль-Шем-Това, не нашел я, гоя*, видевшего Бааль-Шем-Това, – нашел. В юности жил я у одного крестьянина-гоя, всякий раз, когда я прыскал водой на точильный камень, чтобы точить свой нож, дед крестьянина, старик лет девяноста или ста от роду, качал головой. Я полагал, он это делает от старости. Один раз почувствовал я, что он это делает мне в укор. Спросил его: “Почему ты качаешь головой, когда я работаю?” Сказал мне: “Дело свое ты делаешь некрасиво. Исроэлке, когда точил свой нож, камень увлажнял слезами”».

Рабби Яаков Маргалиот писал в своей книге Квуцат Яаков: «Накануне своего открытия миру Бешт служил провожатым детей у одного меламеда в Городенке и столовался у рабби Хаима, благословенной памяти, тестя выдающегося учителя рабби Меира, благословенной памяти, автора книги Меир нетивим[32]. Жена его по имени Хая была величайшей праведницей. Хае было известно величие Бешта, но он заставил ее поклясться, что она никому ничего не откроет. Поначалу величие Бешта стало открываться ей так. Однажды нужно ей было поехать к одному господину, и она взяла Бешта с собой для охраны. По дороге встретился им один необрезанный, и язвил их, и бросал в них камни. Сказал ей Бешт: “Никому не рассказывай, что я сделаю с необрезанным”. Сказала ему: “Упаси меня Господь что-либо рассказать, разве ты сам пожелаешь”. Вперил Бешт взор в того необрезанного, и тот мгновенно погрузился в землю».

Еще писал там рабби Яаков Маргалиот: «Рассказывал мне мой отец, благословенной памяти, что в 5531 (1770/1771) году было моровое поветрие и распространилась повсюду гниль, упаси Господи от такого. Решили гои взять кости мертвого, и сжечь их, и развеять пепел по-над городом, дабы не пришло поветрие в город. И не хотели брать тело гоя и пробрались украдкой на кладбище Израиля, чтобы выкрасть тело мертвого из Израиля, дабы сжечь его. Случилось так, что пришли они к могиле той самой праведницы. Только начали раскапывать ее могилу, громкий голос воззвал из могилы, так что они попадали на землю от страха, лишились чувств, и не могли сдвинуться с места, и так лежали там, пока не пришли люди и не увидели их лежащими на земле. И возблагодарили Господа за то, что случилось с ними, когда они хотели сделать это, и забрали их оттуда».

(Кегаль хасидим ге-хадаш, 10)

Сочинитель книги Раматаим цофим писал в своей книге, что слышал от святого рабби Ицхака из Несхижа, слышавшего это от своего престарелого тестя, святого рабби Леви-Ицхака из Бердичева[33], который рассказывал о Беште, что в то время, когда Бешт еще не открылся миру одно время он служил провожатым детей у меламеда. И его хозяин, бывало, ездил к одному раввину, Бешт же хотел поехать с ним, но хозяин не хотел брать его с собой, и Бешт уехал украдкой, притаившись на доске, торчавшей позади телеги. По дороге нееврейский мальчишка бросил в Бешта камень, и у того пошла кровь. На обратном пути, прибыв на то место, где мальчишка бросил в Бешта камень, увидели они огромную толпу, и толпа эта не давала им проехать, требуя от них совета, ибо мальчик прилип к земле и медленно врастал в нее, и чем сильнее пытались разными уловками вытянуть его наверх, тем больше уходил он в землю. Когда увидел Бешт мальчика, сказал ему: «Впредь не бросай камни в евреев!» Мальчик кивнул головой, ибо дар речи покинул его, и отпустила его земля, и встал он и пошел, целый и невредимый. И после этого случая Бешт оставался провожатым детей у меламеда, а это чудо не повлияло никак, и Бешт не стал известен благодаря ему. И сказал святой рабби из Бердичева: «Это чудеснее самого чуда – что случай этот забылся и ни на что не повлиял, а ведь молва о чуде широко распространилась».

(Кегаль хасидим ге-хадаш, 12)

Рассказывал нам праведный рабби Биньямин Перельштейн, мир праху его (когда ехали мы в Белз, я, и мой зять, и мой друг и учитель Моше Азриэль, и сказанный Биньямин Перельштейн, да продлятся в отличие от него дни живых), что слышал он от внука святого Бешта, да будут нам его заслуги защитой, что ему рассказывали, что у одного человека, арендовавшего винокурню, был один слуга. Сказал слуга своему хозяину: «Запрягай лошадей, и поедем со мной, ехать нам два часа, и ты увидишь чудо». Приехали в одну деревню к одному необрезанному старику. Сказал слуга необрезанному старику: «Где твой отец?» Сказал ему: «Почто спрашиваешь?» Сказал ему: «А тебе что за дело? Ты только ответь». Тот показал ему, что отец лежит на плекенике[34]. Подошли и увидели необрезанного человека, дряхлого донельзя. Сказал ему: «Вставай, расскажи нам о случае с Исроэлке».

Тотчас встал старик на ноги, омыл руки, надел на голову шапку, странную такую шапку – заплата на заплате, и стал рассказывать:

«Один раз пошел Исроэлке Бааль-Шем-Тов совершить омовение, а мы стояли там, необрезанные неучи, много нас было, и бросали камни, метя ему в голову. Обратил к нам рабби лицо, взмахнул руками и сказал что-то еле слышно, и все убежали, я же не убежал и снова стал бросать в него камнями. Обратил Исроэлке лицо ко мне, махнул земле рукой, и провалилась подо мной земля, будто яма разверзлась, и я стою в той яме, растопырив руки. И не было никакой возможности вытащить меня из этой ямы. Сошлись все горожане и стали подрывать края той ямы со всех сторон, а я стоял там, и никакие уловки не помогали. Пошли к ксендзам и рассказали им обо всем. Сказал ксендз, что нет мне спасения, разве что просить реб Исроэлке, чтобы простил меня. Так и сделали. Пришел ко мне ребе, да сохранится память о нем и в грядущей жизни, и сказал мне: “Будешь еще задираться?” Я заплакал, и стал просить его, чтоб простил меня, и обещал ему всегда творить добро Израилю. Он взял какую-то шапку и надел мне на голову. Вот эта шапка, – стащил ее с головы старик. – Махнул рукой вверх, и я смог выйти из ямы. И с тех пор я творю добро Израилю».

(Дварим аревим, раздел 1, лист 5, рассказ 13)

Потом он был меламедом у одного откупщика[35] в том округе. И откупщик высоко ценил его, ибо видел его прямоту и тщание в выполнении заповедей. И попросил Бешт хозяина построить ему комору в лесу за околицей деревни, чтобы учить там его сыновей. И построил ему дом для учения.

Один раз оторвалась кисть-цицит* от его малого талита, и послал он в город купить ему цицит. До того как привезли ему кисти, наступило время трапезы, и он должен был пойти со своими учениками домой, чтобы поесть. Надел большой талит и пошел домой.

Один раз он проверил мезузу* у себя дома и нашел, что она негодная. И с места не сдвинулся, пока не принесли из города кошерную мезузу и он не прибил ее.

(Кегаль хасидим ге-хадаш, 10)

До того как Бешт, благословенной памяти, открылся миру во всей своей святости, его прозывали кинцн-махер, то есть кудесник. И был там в одном городе один богач, который не верил в силы Бешта. А у богача была единственная дочь, весьма немощная, и врачи не находили никакого снадобья для ее исцеления. И сказали богачу близкие его: «Хоть ты и не веришь в Бешта, мы вот слышали, что рассказывают о чудесных его делах, а ведь [он] живет недалеко отсюда, всего несколько верст, пошли за ним телегу, ибо он наверное найдет для твоей дочери исцеление». И послушал их богач и послал телегу за Бештом, дабы пригласить его. И поехал Бешт к богачу. И случилось так, что, не доехав до города с четверть версты, остановился он у постоялого двора, бывшего там, и сказал себе: «Заночую-ка я тут, на этом постоялом дворе». Тем временем умерла дочь богача. Поутру, чуть забрезжил дневной свет, прибыл Бешт в город и поехал к дому богача. Отвели ему там комнату, туда он и пошел. И надел талит и тфилин и стал молиться. После молитвы сказал Бешт: «Вот не поужинал я, и вот – какая-то слабость у меня на сердце». И передали домочадцы хозяину слова Бешта. И преисполнился гнева хозяин. Как бы то ни было, распорядился подать Бешту еду. И сказал Бешт: «Я хочу испить медовухи», – и дали ему. И спросил Бешт о здоровье дочери богача, и сказали ему: «Вот она мертвая лежит на земле». И взял Бешт немного медовухи, и пошел в комнату, где она лежала, и сказал: «Выведите отсюда всех». И остался только он и его люди. И сказал Бешт своим людям: «Откройте ей рот и влейте немного медовухи ей в рот». И влили ей медовухи в рот. И сказал: «Повелеваю я душе вернуться в тело ее». А ей сказал: «Слушай-ка, вставай на ноги и подай мне ужин на стол». Тотчас встала на ноги и вечером подала ему ужин на стол.

(Йешуот Исраэль)

Слышал я это от рабби Гдальи, а также от тестя моего. Рабби Давид, проповедник святой общины Коломыи, был в отъезде для сбора ханукальных пожертвований[36]. Заблудился по дороге и вышел к дому Бешта во время зажигания свечей, Бешт же был тогда в своем затворническом пристанище. Спросил жену Бешта, где ее муж. Ответила, что пошел к откупщику помочь тому напоить скотину. Сказал ей: «Что найдется здесь поесть?» Ответила ему: «Муж зарезал курицу, посмотрите на нож[37], и, если все, на ваш взгляд, в порядке, сварю вам курицу». Осмотрел рабби Давид нож и нашел его добрым. Пошла праведница и сообщила мужу. Пришел Бешт домой, и сделал вид, будто пришел от откупщика, и стал прислуживать рабби Давиду, как малый, который прислуживает великому. Постелил ему постель, поставил кувшин с водой и миску, куда ее выливать[38]. А сам лег с женой в одной кровати, как заведено у деревенских. В полночь встал Бешт с постели, ибо не спал больше двух часов. И сел тихонько у печки внизу, и стал заниматься тем, чем обыкновенно занимался в тиши. Проснулся рабби Давид, проповедник, и увидел яркий свет внизу у печки, и решил, что огонь перекинулся на поленья, что были на печке. Стал будить жену Бешта, крича: «Хана, Хана, огонь на печи горит!» Отвечала ему: «Я женщина, прежде чем оденусь и прикроюсь, огонь еще пуще разгорится. Да простит мне рабби, вода ведь у вас под рукой, спуститесь и потушите огонь». Тот взял кувшин с водой и спустился, чтобы затушить огонь. Подойдя к печи, увидел, что Бешт сидит и сияющий свет исходит от него. И рассказал мне рабби по секрету, что свет стоял над ним, как радуга. Увидев это, проповедник лишился чувств, и пришлось праведнице вернуть Бешта на землю и отвлечь от его размышлений, чтобы тот привел рабби Давида в чувство. Наутро сказал Бешту рабби Давид, проповедник: «Так и так было – я видел, что это было?» Ответил ему Бешт: «Я не знаю, я читал псалмы, может, снизошло на меня Имя Всевышнего, да будет благословен, и случилось то, что случилось». Повелел ему рабби Давид, и тот открылся перед ним. С тех пор рабби Давид, проповедник, стал время от времени ездить к нему, чтобы услышать от него слова Торы. А когда услышали его друзья, как он толкует Тору спросили его: «Откуда это у тебя?» И ответил им: «От одного нищего бедняка». И когда рабби Давид услышал рабби Гершона, как тот увещевал и поносил Бешта, сказал ему: «Оставьте его, ибо он мудрее вас». А боле ничего не сказал ему, потому что Бешт велел ничего не открывать.