1 мая во второй половине дня я с горечью узнал и о трагической гибели нашего командира дивизии Павла Ивановича Шумеева и начальника политического отдела Анатолия Кузьмича Соболева. Смерть настигла их на пути в Швепнитц, когда они направлялись на командный пункт 23-го полка, чтобы оттуда руководить боем.
      Их машина, как недавно и моя, наскочила на вражескую засаду, Шумеев, Соболев и автоматчики из их охраны приняли бой. Но силы были слишком неравными. Вся группа комдива пала смертью героев.
      П. И. Шумеева и А. К. Соболева с воинскими почестями похоронили в городе Бунцлау (Болеславец) рядом с памятником великому русскому полководцу М. И. Кутузову.
      * * *
      Поздно вечером того же дня частям дивизии все же удалось остановить врага и закрепиться в районе Швепнитца. Но гитлеровцы не успокоились. Они целую ночь, а потом и весь день тревожили нас своими бесконечными контратаками, но но добились успеха.
      И вдруг по радио передали ошеломляющую весть: войска маршалов Г. К. Жукова и И. С. Конева завершили разгром берлинской группировки противника!
      Неужели конец войне? Неужели противостоящий нам враг завтра тоже прекратит сопротивление? Но не тут-то было. 3 мая противник, продолжая удерживать рубеж Швепнитц, Куннерсдорф, снова начал свои яростные контратаки. Главная их тяжесть пришлась на 23-й полк, нас же обстреливала его артиллерия. В этой обстановке комдив (а им после гибели Шумеева стал полковник Е. М. Голуб) приказал моему полку захватить господствующую над местностью высоту 142,0, что находилась несколько западнее Швепнитца. С ее овладением могли создаться благоприятные условия для последующего захвата и самого города, который, кстати, до этого ужо побывал в наших руках.
      Высоту взяла рота старшего лейтенанта Д. А. Фалина. Она же потом одной из первых ворвалась и в Швепнитц.
      Итак, этот город был вторично отбит нами у противника. Теперь же, чтобы выйти непосредственно к Кенигсбрюку, нам надо было выбить гитлеровцев из еще одного населенного пункта - Оттершютце, который, как доложил мне разведчик младший лейтенант В. А. Ермаков, довольно основательно укреплен противником. В частности, фашисты создали там целую систему дотов и дзотов, которые, конечно, голыми руками не возьмешь. Нужно было срочно подтянуть артиллерию.
      И это было сделано. А на следующее утро после сильного артиллерийского налета полк пошел в атаку на Оттершютце. Его боевой порядок я построил с таким расчетом, чтобы один из батальонов бил по вражеской обороне с фронта, а другой - во фланг. И это дало свои результаты. После короткого, но ожесточенного боя противник оставил Оттершготце и отошел на юг. Преследуя его, мы не только вышли к Кенигсбрюку, но и ворвались в город.
      Уличные бои в Кенигсбрюке не прекращались вплоть до 7 мая. И лишь в этот день остатки его гарнизона сложили наконец оружие.
      * * *
      В 26-м гвардейском воздушно-десантном я уже считался едва ли не ветераном, хотя и воевал-то всего ничего - каких-то два с небольшим месяца. Но на войне как на войне. Здесь сроки определяют не годы, а бои. А их, проведенных в этом полку, за моими плечами уже немало. Да и путь пройден большой - от Польши до немецкого города Кенигсбрюка.
      Трудными были эти версты, огненными. Каждая, даже малая победа стоила жертв. И как же было обидно сознавать, что уже почти на пороге победы гибли наши советские люди, подчас прошедшие через всю войну, испытавшие и горечь сорок первого, и перелом сорок третьего, и такую долгожданную весну сорок пятого года!
      Но оставшиеся в живых жестоко мстили врагу за смерть своих боевых товарищей. Мне никогда не забыть, как на Шпрее, сразу же после форсирования реки, артиллеристы лейтенантов С. М. Игбаева, Н. Б. Подкаминского, В. Г. Капустинского и А. Г. Глухина, видя, как в наступающих цепях то и дело падают наши бойцы, не ожидая команды, выкатили свои орудия на прямую наводку и, сами находясь под градом пуль и осколков, открыли по гитлеровцам губительный огонь.
      А в боях за населенный пункт Кауше, когда одна из наших стрелковых рот была встречена огнем из вражеского дота и, неся потери, залегла, массовый героизм проявило отделение младшего сержанта С. Г. Поплужного. Не имея возможности уничтожить фашистскую огневую точку с фронта, младший сержант, оценив обстановку, скрытно, используя для этого небольшой лесок, провел своих подчиненных в обход высотки, на которой был расположен дот. С тыла гвардейцы подобрались к нему и через вентиляционные выводы забросали гарнизон огневой точки гранатами.
      Затем героическое отделение, по-прежнему действуя смело и находчиво, первым ворвалось на окраину Кауше и захватило там один из каменных домов.
      Опешившие было гитлеровцы вскоре, однако, поняли, что перед ними лишь горстка советских гвардейцев. Едва ли не целая рота врага бросилась к дому, стремясь выбить оттуда отделение Поплужного. Но, встреченные плотным автоматным и пулеметным огнем, фашисты отступили.
      Кстати, за трофейным крупнокалиберным пулеметом лежал сам младший сержант. Отлично зная все системы отечественного стрелкового оружия, С. Г. Поплужный довольно быстро освоил и вражеский пулемет. В его руках он работал как хорошо отлаженная машина, разя гитлеровцев экономными меткими очередями.
      При отражении уже третьего вражеского штурма здания младший сержант С. Г. Поплужный был ранен. Но он не прекратил руководить обороной захваченного его отделением дома до тех пор, пока на выручку не подоспели основные силы роты.
      За этот подвиг все бойцы отделения удостоились высоких правительственных наград. А на гимнастерке их командира засиял орден Отечественной войны II степени.
      Следует сказать, что герои боев были, как правило, очень скромными людьми. Мне, например, особенно запомнились слова командира взвода связи лейтенанта Н. Д. Высокосова, которому я вручал орден за героизм и мужество, проявленные им в боях за город Шпремберг. Этот молоденький лейтенант, еще часом назад чудом оставшийся в живых, когда ему пришлось лично исправлять линию связи на простреливаемой со всех концов площади, в ответ на мое поздравление неожиданно заявил:
      - А ведь не мне нужно было этот орден вручать, товарищ подполковник, а какому-нибудь пехотному командиру. Вот они герои! А я разве подвиг совершил? Ну, сползал к обрыву... ну, соединил... Дела-то на пять минут...
      А о том, что этим самым "сползал" и "соединил" он восстановил нарушенную в самый критический момент связь с попавшим в беду батальоном, ни слова! Вот он, наш советский человек!
      Да, советские люди были и всегда останутся скромными, храбрыми и человечными. В этой связи мне вспоминается вот какой эпизод.
      ...Случилось это в самый канун первомайского праздника. Я со своим заместителем по политической части объезжал батальоны, как говорится, на местах выполнял приятное и волнующее поручение - вручал отличившимся в недавних боях бойцам и командирам полка ордена и медали.
      На командный пункт возвращались где-то уже во второй половине дня. И вдруг... Что такое? У дома, где разместился наш КП, вижу толпу стариков, женщин и детей. Сразу определяю, что это не узники фашистских концлагерей. Выходит, местные жители, немцы. Но почему они так волнуются, пытаются что-то объяснить нашему часовому? Екнуло сердце: "Неужели кто-нибудь из бойцов полка допустил по отношению к ним беззаконие? Не может этого быть! И все же... Зачем же они тогда собрались здесь?"
      Подъезжаем. Прошу майора Гонопольского узнать, что привело немцев к нашему КП. Замполит обращается с этим вопросом к собравшимся. Из толпы выступает высокая изможденная немка и что-то быстро-быстро говорит майору.
      - Опи пришли к нам за помощью, товарищ подполковник, - переводит Гоноиольский. - Их дети умирают с голоду. А в Нейес-Лагере находится крупный продовольственный склад. Около него собрались сотни голодных матерей, стариков и детей. А наши солдаты их, естественно, не подпускают к складу. Вот местные жители и отрядили эту делегацию к советскому командованию. Просят выделить им хотя бы немного продуктов.
      - Но как же мы можем им это разрешить? - растерянно спрашиваю я Гонопольского. - Ведь продсклад же трофейный. А на этот счет соответствующий приказ имеется. Так что... И детишек жалко, и в то же время... Какой видишь выход из данной ситуации, замполит? Может быть, связаться со штабом дивизии? Глядишь, и разрешат поделиться запасами с местным населением...
      - Другого выхода я тоже не вижу, товарищ подполковник, - разводит руками Гонопольский.
      Оставляю замполита с немцами, а сам иду звонить. Комдива на месте не оказывается, трубку берет начальник политотдела полковник А. К. Соболев. Докладываю ему о сложившейся ситуации.
      - Что ж, - минуту подумав, отвечает Соболев, - нужно выделить часть продуктов местному населению. Мы не можем допустить, чтобы умирали с голоду женщины и дети. Так что распорядись, Николай Григорьевич...
      Кладу трубку, тут же вызываю к себе помощника по снабжению капитана И. А. Астахова. Приказываю ему немедленно начать раздачу местному населению продовольствия из склада в Нейес-Лагере. Сам с замполитом тоже еду туда.
      В тот день продукты питания получили более 400 немецких женщин. Мы выдавали их даже с избытком, в расчете на тех жителей города, которые по той или иной причине не смогли сами прийти на склад.
      Во время раздачи продовольствия я увидел такую картину. Пожилой усатый ефрейтор, не иначе как из тылового подразделения, до этого смотревший со стороны на очередь немецких женщин и детей, вдруг сорвал с плеч свой сидор, порылся в нем, достал из вещмешка объемистую горсть кускового сахара, подошел к очереди и начал одаривать сладостями мальцов, жмущихся к своим матерям. Те вначале брали сахар с опаской, но уже через четверть часа я увидел того же ефрейтора в окружении немецких детей.
      И это тоже был наш, советский человек!
      Глава седьмая.
      Полк идет по Саксонии
      Итак, над поверженным рейхстагом уже полощется на майском ветерке алое Знамя Победы. Но для нас, к сожалению, война еще не закончилась. Полк, как и дивизия в целом, продолжает с боями идти на юг, на дрезденском направлении.
      Вскоре узнаем, что и войска правого крыла 1-го Украинского фронта, в том числе танковые армии П. С. Рыбалко и Д. Д. Лелюшенко, перегруппировавшись из-под Берлина в полосу нашей армии, тоже начали наступление на юг, на Прагу. Это случилось 6 мая. Советские воины ринулись на выручку братьев чехословаков, поднявших в своей столице 5 мая вооруженное восстание против фашистской тирании.
      Многострадальная Прага звала на помощь. И три общевойсковые, две танковые армии, а также два танковых корпуса, нанеся главный удар из района Ризы вдоль западного берега Эльбы, через Рудные горы двинулись к ней. Наша же 5-я гвардейская армия, сосредоточив основные усилия вдоль берега Эльбы, обошла с юго-запада Дрезден и завязала за него тяжелые бои...
      После разгрома противника в районе Кенигсбрюка перед 9-й гвардейской воздушно-десантной дивизией была поставлена задача овладеть городом Радеберг, что находился в трех километрах юго-западнее Дрездена. В дальнейшем, продвигаясь к чехословацкой границе, дивизия должна была форсировать Эльбу и с ходу захватить Пирну и Кенигштейн.
      7 мая в Саксонии прошли проливные дожди. Проселочные дороги раскисли. Артиллеристы капитана Б. И. Московского то и дело сами впрягались в лямки, помогая лошадям вытаскивать из хлябей застревавшие орудия. А едва выбирались на дороги с более твердым покрытием, как появлялись новые заботы - разбор завалов, встречавшихся чуть ли не на каждом шагу. Наш полковой инженер капитан В. Н. Кравцов буквально сбился с ног, кидаясь с одного участка маршрута на другой.
      В дивизии то и дело появлялся командир корпуса генерал Н. Ф. Лебеденко. Лично разъезжая по полкам, просил, требовал увеличить скорость движения.
      8 мая на рассвете наш полк, как и другие части дивизии, вышел наконец к Радебергу. По всему чувствовалось, что гитлеровцы не собираются сдавать его без боя. Так, на подступах к Радебергу наша дивизионная разведка была встречена сильным огнем противника и, понеся потери, отошла.
      .Начали готовиться к штурму города. В это время в полк прибыл исполняющий обязанности командира дивизии полковник Е. М. Голуб. Вместе с ним приехали командующий артиллерией дивизии полковник В. К: Валуев и хорошо уже знакомый нам начальник разведки капитан П. Г. Скачко. Тот самый Скачко, который однажды, после моего ранения, принял на себя командование нашим полком.
      Как оказалось, дивизионное начальство перед этим успело побывать и в остальных частях 9-й гвардейской. И вот теперь оно на моем командном пункте...
      Доложил полковнику Голубу о ходе подготовки к штурму Радеберга. Он выслушал меня внимательно, не перебивая, и лишь потом внес несколько своих поправок и предложений.
      Затем здесь же, на КП нашего полка, полковнику Е. М. Голубу доложил капитан П. Г. Скачко. Он, в частности, обратил внимание комдива на тот факт, что в Радеберге гитлеровцы имеют подвижные группы, которые, опираясь на опорные пункты, будут маневрировать между ними.
      А полковник В. К. Валуев, хорошо осведомленный о противнике и системе его огня от своих артиллерийских разведчиков, в свою очередь предложил:
      - Думаю, что нам нужно всю артиллерию дивизии, кроме гаубичного дивизиона, выдвинуть на прямую наводку. И атаку начинать только после того, как мы массой огня пройдемся поочередно по всем вражеским опорным пунктам.
      Это его предложение было тут же принято. В заключение комдив решил для штурма Радеберга в первом эшелоне развернуть два полка: наш, 26-й, и 23-й, которым командовал подполковник В. С. Накаидзе. 28-й полк подполковника В. С. Лазебникова будет вести наступление во втором эшелоне дивизии.
      Полковник Е. М. Голуб и сопровождавшие его офицеры уехали. А мы без промедления принялись за работу. Ведь на окончательную подготовку полка к бою, в том числе и на занятие исходных позиций, оставалось теперь не более трех часов.
      Нужно сказать, что все работали без суеты, но в полном смысле этого слова на пределе человеческих возможностей. Мне особенно запомнилась четкая деятельность штаба во главе с майором А. И. Ивановым. Пример завидной сноровки и распорядительности показывал и начальник артиллерии полка капитан Б. И. Московский. Большую помощь как мне, так и штабу оказал заместитель командира полка по политической части майор М. Б. Гонопольский. Он в короткий срок собрал и проинструктировал партийно-комсомольский актив, агитаторов, призвал их действовать в предстоящем тяжелом бою не столько призывами и лозунгами, сколько личным примером бесстрашия и воинской сноровки.
      Во всех подразделениях полка, кроме того, прошли летучие митинги, беседы. Здесь уже поработал прибывший вскоре к нам начальник политического отдела дивизии подполковник Ф. Н. Пономаренко. Федор Николаевич лично побывал в тех ротах и батальонах, которым по плану боя предстояло первыми ворваться на улицы Радеберга.
      ...Работая, нет-нет да и поглядываю на часы. Пока стрелки показывают 7 часов 45 минут. Солнце уже поднялось над горизонтом. Мысленно прикидываю: вот когда оно дойдет до верхушки вон того дерева, тогда...
      Командиры батальонов уже доложили о готовности. Поймал себя на том, что с особым удовольствием слушал по телефону голос капитана М. М. Бакулина, Дело в том, что еще при выходе из окружения в районе Нейес-Лагера он был ранен и вот теперь снова вернулся в строй. Мы все рады этому. Ну а я вдвойне: ведь батальон снова возглавил талантливый и довольно опытный командир.
      Атака назначена на 10 часов. А сейчас - это знает каждый из нас - вся дивизионная и полковая артиллерия, минометы и станковые пулеметы уже скрытно занимают огневые позиции. И минут за 10-15 до атаки все это разом подаст свой громовой голос. Тогда уже не будет пощады врагу...
      * * *
      ...Первыми открыли огонь батареи из артполка Н. А. Климовского. Им тут же начали вторить и наши полковые средства - артиллеристы Л. С. Лавренчука и Н. П. Кучерявого, минометчики В. Ф. Тонких, пулеметчики из роты И. С. Баринова. Прикладываю к глазам бинокль. Мины и снаряды рвутся точно, густо. Замечаю, как несколько гитлеровских грузовиков - не иначе как подкрепление пытались проскочить через простреливаемую нами зону, но тут же вспыхнули от точных попаданий. Кто же это так отличился? Забегая несколько вперед, скажу, что после боя мне сообщили имена этих мастеров огня. Ими оказались минометчики С. В. Земницкий и Л. П. Коряшков. Они первыми заметили мчавшиеся машины и уничтожили их.
      Но об этом, повторяю, я узнаю потом. Сейчас же наступил момент поднимать батальоны в атаку. Но едва наши цепи ринулись вперед, как по ним открыли огонь закопанные в землю вражеские танки. Один из снарядов буквально разметал артиллерийский расчет из взвода лейтенанта А. X, Немежанова. Стали нести потери и стрелки. Выручили противотанкисты. Снаряды их орудий в считанные минуты продырявили торчавшие из земли башни фашистских машин. Атака продолжалась.
      Батальоны капитанов М. М. Бакулина и В. В. Кошукова неудержимо идут вперед. Вот уже несколько рот - как потом оказалось, роты Ф. Ф. Фалина и П. С. Столярова - врываются на окраину Радеберга. Гитлеровцы сопротивляются отчаянно, даже предпринимают контратаки. Но поздно! Теперь уже все подразделения полка втягиваются на улицы дымящегося города. Медленно продвигаясь вперед, они прочесывают подвалы, верхние этажи зданий, чердаки, окончательно ломая сопротивление противника.
      В город вступил и 23-й полк подполковника В. С. Накаидзе. Второй же эшелон дивизии - 28-й полк подполковника В. С. Лазебникова - по приказу полковника Е. М. Голуба начал развивать наступление на восточные пригороды Дрездена.
      Батальоны уже очищали от гитлеровцев центр города, когда ко мне прибежал замполит майор М. Б. Гонопольский. Переведя дух, доложил, что в полк прибыли исполняющий обязанности командира дивизии полковник Е. М. Голуб и командир корпуса генерал Н. Ф. Лебеденко, требуют меня.
      Признаться, появление комкора насторожило. Подумалось: "Сейчас достанется на орехи за слишком медленное продвижение вперед. Попробуй-ка докажи, что буквально на каждом шагу натыкаешься на огневые точки".
      Но я ошибся в своем предположении. Генерал Лебеденко был явно доволен темпами нашего продвижения. Не дослушав моего доклада, махнул рукой, сказал весело:
      - Знаю, знаю, что вам есть чем похвалиться. Что ж, молодцы! Если так и дальше пойдут дела, то, глядишь, мы уже сегодня и Дрезденом овладеем.
      Командир корпуса и полковник Е. М. Голуб вскоре уехали в другие полки. А мне почти тут же позвонил по телефону оперативный дежурный из штаба фронта. Попросил пригласить к телефону Лебеденко. Я доложил, что командир корпуса только что убыл из расположения полка. Тогда дежурный неожиданно сказал:
      - Хорошо. Сейчас будете сами говорить с командующим фронтом.
      Меня охватило волнение. Шутка ли! Мне, подполковнику, придется говорить с прославленным маршалом Коневым! Лихорадочно набросал в голове план доклада, по он оказался ненужным. Командующий лишь задал несколько коротких вопросов и в заключение объявил благодарность личному составу полка за взятие Радеберга.
      Меня тогда до глубины души поразила осведомленность маршала об обстановке на фронте, его желание из первых уст узнать о происшедших в ней изменениях. Даже частичных.
      Ну а что касается прогноза генерала Н. Ф. Лебеденко, то он подтвердился на деле: 8 мая вечером войска 5-й гвардейской армии овладели Дрезденом.
      Город лежал в развалинах. И это у каждого из нас вызвало вполне понятное недоумение. Ведь наши части и соединения старались по возможности не разрушать Дрездена, сохранить этот древнейший город Германии. А тут сплошные руины да пепелища...
      И лишь позднее из сообщения ТАСС мы узнали о его печальной участи. Оказалось, что виновником разрушения города на Эльбе и невероятных страданий его населения явилась союзная авиация. Еще задолго до нашего наступления, 13 и 14 февраля 1945 года, почти полторы тысячи английских и американских самолетов в течение четырнадцати часов подвергали Дрезден бессмысленной и варварской бомбардировке. Причем бомбы, как правило, падали на жилые кварталы, хороня под развалинами женщин, детей, стариков. А вот промышленные и военные объекты оставались, как по волшебству, в неприкосновенности.
      Что это? Низкий класс подготовки союзных авиаторов или расчет? Во всяком случае, даже на нас, которым, как говорится, было не привыкать к виду пожарищ и развалин, растерзанный Дрезден произвел удручающее впечатление.
      * * *
      8 мая, миновав Дрезден по разрушенным лабиринтам Альтштадта - так называлась часть города, расположенная на восточном берегу Эльбы, оперативная группа нашего полка вскоре достигла развилки дорог, ведущих на Пирну и Штадт-Верлен. Здесь мы встретились с группой бойцов, среди которых особенно выделялась могучая фигура секретаря партбюро полка капитана П. Е. Погребняка. Он, стоя в самом центре группы, пытался при помощи жестов что-то объяснить двум пожилым немцам. Те, не понимая его, виновато разводили руками.
      Я приказал остановить машину. Заметив меня, Погребняк подбежал и, козырнув, доложил:
      - Товарищ подполковник, мы тут толкуем вот с этими немцами. Насколько я смог понять, им нужен командир советской части. То есть вы. Поговорите с ними.
      - С удовольствием бы, но... - замялся я. - По-немецки я едва ли лучше вас, капитан, говорю...
      Выручил меня замполит майор М. Б. Гонопольский. Он довольно свободно владел немецким языком. Прежде чем начать беседу с мирными жителями, замполит не удержался и едковато заметил Погребняку, что, мол, в свое время, еще в школе, нужно было поменьше гонять футбол, а больше ходить в разные кружки. Конечно, то же самое относилось и ко мне, но я сделал вид, что не понял намека.
      Пока Гонопольский "вразумлял" Погребняка, немцы тоже подошли к машине. Самый пожилой из них первым обратился к нам с длинной и взволнованной речью.
      Ожидая от замполита перевода, я с интересом разглядывал говорившего. Он был невысокого роста, сухощавый, с довольно энергичным лицом, на котором выделялись высокий покатый лоб и большие живые глаза. Красная повязка на рукаве указывала на то, что перед нами стоит немецкий антифашист. Но что он говорит? Да к тому же так взволнованно. С нетерпением взглянул на майора Гонопольского. Тот, поняв меня, начал переводить:
      - Артур Геллер, немецкий коммунист с 1913 года. Просит его выслушать. Он уполномочен встретиться с первой воинской частью Красной Армии, которая будет освобождать от нацистов его город Пирна. Поясняет, что это самый старинный город в Саксонской Швейцарии. Поэтому, приветствуя от имени коммунистов и жителей города героических посланцев первой в мире Страны Советов, чьи неисчислимые жертвы в борьбе с фашизмом никогда не забудут простые люди земли, в том числе и трудовой народ Германии, они, немецкие коммунисты, просят советское командование помочь им после освобождения Пирны установить там народную власть.
      Но что я мог ответить тогда немецкому товарищу, когда за Пирну еще нужно было сражаться, когда до города было 18 километров и нас разделяла Эльба? Я лишь заверил Артура Геллера в том, что немецкие антифашисты - это наши соратники по общей борьбе, что советские люди, конечно, окажут материальную помощь немецким трудящимся, которым фашизм оставил в наследство истерзанную и разоренную страну. Ну а что касается внутренних порядков, то это, закончил я, дело сами! немцев. Мы пришли в Германию не для того, чтобы навязывать ее народу угодную для нас власть, а только для того, чтобы покончить с фашизмом, принесшим миру страдания и миллионные жертвы.
      На этом, еще раз обменявшись приветствиями с немецкими товарищами, мы и расстались. Но встреча и разговор с ними надолго врезались в мою память. Вот почему, когда уже была взята Пирна ц наши войска ушли от нее далеко на юг, я все время интересовался судьбой этого города. И однажды, к своей радости, узнал, что первым бургомистром Пирны стал коммунист Артур Геллер.
      Но вернемся снова к событиям 8 мая 1945 года. Пока мы разговаривали с немцами, авангард первого батальона - стрелковая рота старшего лейтенанта П. С. Савельева с ходу ворвалась в ту часть Пирны, которая была расположена на противоположном берегу Эльбы. Одновременно второй батальон, совершив обходный маневр, разгромил опорный пункт противника в Москентале. А стрелковая рота старшего лейтенанта Д. А. Фалина тоже вышла к Эльбе в районе деревни Шёне-Хёле, но, встреченная сильным артиллерийским огнем с противоположного берега, временно отказалась от форсирования реки.
      Вместе с офицерами штаба я разместился на НП полка в районе высоты 164,2. Отсюда хорошо была видна Эльба и общая панорама Пирны, в далеком прошлом крепости Кастро пирне, что в переводе означает "крепость на твердом камне". Но тогда нам, конечно, было не до переводов, так как при подготовке и форсированию реки то и дело возникали трудности. Так, в том месте, где вышел к Эльбе батальон М. М. Бакулина, форсировать реку было нельзя. Имевшийся здесь мост оказался разрушенным, а наведенная гитлеровцами временная понтонная переправа держалась под таким плотным огневым прикрытием, что к ней невозможно было и подступиться. Поэтому было решено форсировать Эльбу в районе южной окраины Пирны. Но тут же возникла и другая трудность - подразделениям явно не хватало штатных переправочных средств (в полку имелось всего лишь несколько складных деревянных и надувных лодок). Вот уж где начальнику инженерной службы полка В. Н. Кравцову снова пришлось проявить всю свою изобретательность и находчивость! И он раздобыл-таки подручные переправочные средства!
      В период подготовки полка к форсированию на мой НП прибыл исполняющий обязанности командира дивизии полковник Е. М. Голуб. Сообщил мне, как он предупредил, "по секрету" волнующую весть: якобы где-то в пригороде Берлина уже подписан акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. Помнится, я ответил тогда полковнику русской поговоркой:
      - Свежо предание, но верится с трудом. Выходит, война уже закончилась? А что же вон те фрицы, товарищ полковник, что окопались в Пирне, не знают об этом?
      - Может, и не знают, - неуверенно сказал Голуб. - А возможно, и знают, но в бессилии обреченных, по злобе, продолжают сражаться. Это же фашисты, недочеловеки...
      И будто подтверждая его слова, над расположением полка, ведя яростный пулемётный огонь, с воем сирен пролетели крестастые стервятники. Тут же появились раненые и убитые. Погиб и находившийся рядом с НП герой боев под Шморкау пулеметчик младший лейтенант Василий Павлович Щербаков.
      - Вот вам и капитуляция, - с горечью сказал я полковнику Е. М. Голубу, уезжавшему в соседний, 23-й полк, который тоже готовился к форсированию Эльбы, но только чуть севернее Пирны.
      Перед началом форсирования мы произвели по городу артиллерийский налет. Противник тоже отвечал нам из юго-восточной части города. Но из центра Пирны почему-то не прозвучало ни одного ответного выстрела. Взглянув в бинокль, я заметил там интенсивное передвижение санитарных повозок. Тут же приказал артиллеристам вести стрельбу только по выявленным огневым точкам, а не по площади. Мы ведь не фашисты, добивать раненых и местных жителей не будем. К тому же, как сообщил мне майор М. Б. Гонопольский, Артур Геллер и другие антифашисты уже ведут в городе соответствующую работу, призывая гарнизон Пирны к капитуляции.
      И вот уже наш, а также 23-й и 28-й полки начали форсирование Эльбы. Своеобразным сигналом к этому послужил приезд в дивизию комкора генерала Н. Ф. Лебеденко, ставшего к тому времени первым военным комендантом Дрездена.
      ...На реке - масса лодок, плотов. Находящиеся на них гвардейцы ведут плотный огонь по левому берегу. Противник отвечает, но как-то вяло, вроде бы нехотя. Со стороны района Розенталь вновь появились вражеские самолеты. Но это были, видимо, их последний вылет и последние сброшенные ими бомбы больше авиация противника не показывалась.
      Первые плоты и лодки уже подплывали к противоположному берегу реки, когда находившийся рядом со мной Дмитрий Фалин, командир одной из стрелковых рот, вдруг радостно закричал:
      - Ура! Они сдаются! Товарищ подполковник, смотрите на город! Там флаги!
      Город и в самом деле буквально на глазах расцвечивался флагами. Из каждого окна словно по команде выбрасывались белые и... красные полотнища. Пирна капитулировала. Я тут же приказал начальнику связи полка А. А. Яковлеву передать по радио во все подразделения сигнал о прекращении огня.
      Так один из красивейших городов Саксонии был не только освобожден от нацистов, но и спасен от разрушения. И в этом заслуга не только советских воинов, но и немецких антифашистов...
      Тридцать лет спустя мне снова удалось побывать в Пирне. Прибыл я туда по приглашению секретарей районного и городского комитетов СЕПГ Ганса Энгера и Руди Цирлиха, бургомистра города Рудольфа Лоренца и его заместителя Манфреда Кунце. Вместе с ними побывал на развилке дорог перед Пирной, где весной сорок пятого встретился с Артуром Геллером. Как оказалось, именно и а этом месте жители Пирны воздвигли позднее обелиск в память о первой встрече советских воинов с немецкими коммунистами.
      И вот еще один неожиданный сюрприз: к обелиску подъехал автомобиль, из которого вышли мужчина и женщина. Подошли к нам...
      Я узнал его сразу. Да, это был тот самый Артур Геллер, с которым мы беседовали здесь 8 мая 1945 года. Он приехал сюда с супругой. Нужно ли говорить, сколь трогательна была наша встреча через тридцать лет после войны!
      Поздно вечером 8 мая, не задерживаясь в Пирне, наш полк вновь двинулся форсированным маршем вдоль левого берега Эльбы на юго-восток, к чехословацкой границе. Следует сказать, что в те часы никто у нас, кроме меня да замполита майора М. В. Гонопольского, еще не знал о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. Да и нужно ли было сообщать об этом людям? Что бы изменило это в нашем положении? Ведь мы имели боевой приказ, для выполнения которого нужно было сконцентрировать всю свою волю, силы и помыслы. А сообщение о капитуляция выбило бы людей из колеи, могло привести даже к расхолаживанию. И это в тот момент, когда впереди нас ждали новые бои!