Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Адам и Ева — 2

ModernLib.Net / Шумил Павел / Адам и Ева — 2 - Чтение (стр. 2)
Автор: Шумил Павел
Жанр:

 

 


      — Шейла, ты или буйнопомешанная, или… Доказать можешь?
      — Идет! — даже обрадовалась. — Я — буйнопомешанная. Сейчас у меня временное просветление. Буду себя хорошо вести, пока нас отсюда не заберут. Кир… О, господи, только не заплачь. Кир, ты же мужчина. Ну прости меня. Слышишь? Я же о тебе забочусь. Поверишь, если я скажу, что ты лучший из всех, с кем я за всю жизнь встречалась? Могу чем угодно поклясться. Я даже легла бы с тобой, но противозачаточных нет. А мне беременеть нельзя. Никак нельзя. Я бы тебе все рассказала, но тебе же хуже будет. Ты Мрака не знаешь.
      — Почему ты решила, что можешь решать, что мне лучше, а что хуже? Почему ты решаешь за меня?
      Убил. Наповал. Сморщилась, скуксилась и… расплакалась. Стал утешать, получил локтем под ребро. Но все-таки усадил себе на колени. И тут она разревелась по-настоящему. В полный голос. Что я такого сказал?
 
      Кажется, помирились. Идем за второй лосиной шкуркой. Шейла стала очень послушной. Даже согласна идти через горы к расчетному месту посадки. Хотя по-прежнему считает, что в этом нет необходимости. Но, ради меня… Сейчас идет первой и напряженно прислушивается. Я тащу жерди и любуюсь ее спиной. Диана-охотница. Со спины она красивее, чем спереди. Так ей и говорю.
      — Тс-с… Спугнешь.
      Ничего не слышу. Но она слышит. Я думал, охотники по следам добычу ищут. Она хоть бы раз на землю взглянула. Мне этой науки не постичь.
      — Видишь, это тропа на водопой.
      — А лоси где?
      — Будут лоси.
      Настораживаем самострел — двухметровый лук из сэкондийского бамбука на раме из жердей. Стрела чуть меньше моего копья. Шейла говорит, что маскировать самострел не нужно, потому что зверье здесь непуганное, запаха человека семь лет не нюхало. Привязываем леску к спусковой чеке и отходим метров на двадцать. Даже не прячемся.
      Первым на водопой идет кабан с семейством. Смешно — мама с папой одноцветные, а поросята полосатые. Ай да мама… Интересуются самострелом, обнюхивают, только на зуб не пробуют. Кабан заметил нас, вышел вперед и строго посмотрел. Я — на него. Не за нами, за женой смотри, глупый.
      — Если пойдет к нам, лезем на дерево, — предупреждает Шейла. — А потом не давай ему корни подкапывать. Бей копьем в глаз.
      Но — обошлось. Кабаниха потрусила дальше, поросята — за ней, и папа пристроился замыкающим.
      Лоси появляются только к вечеру.
      — Дай мне… Дай пожалуйста! — горячо шепчет Шейла. Смотрю на нее. Глаза горят, физиономия не угрюмая, азартная. Совсем другой человек! Отдаю конец лески. Вожак встает перед самострелом и обнюхивает острие стрелы. Остальные проходят за его спиной. Шейла готова землю грызть. Скрипит зубами от злости. Вожак замечает ее и укоризненно качает рогатой головой.
      — С-сволочь! — шипит Шейла. И проходится по всей родословной вожака. Лексикон у нее…
      — Неправда твоя, тетенька. Не делал он этого, — защищаю я животное. Шейла непонимающе смотрит на меня, хихикает и утыкается носом в траву.
      — А ты откуда знаешь? Кир, мы зря лежим. Назад они другой дорогой пойдут.
      — Почему?
      — А вот!
      Это аргумент. Кабан, кстати, не вернулся. Наверно, Шейла права.
      Нет, не права! Возвращаются! Шейла пропускает трех первых и дергает веревку. Наповал! Прямо в сердце. Ну и глазомер у девочки.
      От дикого победного визга лоси разбегаются кто куда. А я думаю, что нам теперь делать? До шалаша километров пять, до захода солнца — часа два. Три центнера мяса на двоих.
      Работаем всю ночь. При свете костра и местной луны. Она поменьше земной, но поярче. Шейла выделывает шкуру. Склонилась над ней и сурукает, сурукает… Я опять копчу мясо. Из ста килограммов сырого получается двадцать копченого. А то и меньше. Все хорошо, но без соли…
 
      Возвращаемся к шалашу. Два усталых верблюда. Нас встречают пять волков. А может, это гиены? Они обсуждали, что делать с моим тайником, но мы их отвлекли. А проблема у них серьезная. Перед тем, как закопать, я обложил тайник ветками сэкондийского колючего папоротника. Не знаете, что это такое? Колючую проволоку видели? Представьте, что на ней листья растут. Узкие, как у осоки. Синие. Шипы по три сантиметра. Как у барбариса, только потолще и покрепче. А теперь представьте, копаете вы песок. Голыми, необутыми лапами, а там — сэкондийский папоротник. Короче, волко-гиены были на нас очень обижены. Пахнет! Мясом пахнет! Но — не достать.
      Шейла сбросила узел на землю, наложила стрелу на тетиву. Кто сказал, что местные зверюшки семь лет человека не видели? Человека, может, и не видели, но что такое дикий турист, знают! Злой, голодный дикий турист — это страшно!
      Шейла расстилает на траве шкуры, прутиком снимает с меня мерки и сочиняет выкройку. Дело идет туго. Шкура слишком маленькая. Я утверждаю, что если лось в нее влезал, то и я влезу. Шейла утверждает, что шибко вумных надо стрелять в детстве из рогатки. Укладывает меня на шкуру, заворачивает, закалывает шипами как булавками, отмечает что-то угольком. Сгоняет и решительно кроит ножом. Мне даже страшно, как бы не пришлось еще одного лося убивать.
      — … Шить — женское дело! Мужское — с копьем бегать, провиант добывать!
      — Назови хоть одного знаменитого модельера-женщину! То-то.
      Я и мужчину не назову… Нет, одного назову. Скафандр Сомова! Сказка! Кто в «сомике» не ходил, не поверит. Переполняюсь гордостью за сильную половину человечества и, скрепя сердце, берусь за иголку. Шейле палец в рот не клади.
      Шьем леской. Крупными стежками. Шейла утверждает, что шкуры больше месяца не протянут — не та выделка, поэтому нечего выпендриваться. Я заканчиваю куртку первым. Надеваю. Шейла бегает вокруг, одергивает, где-то закалывает по-новому. Распускает некоторые швы и заставляет перешить. Хорошая куртка получилась — с капюшоном. С пуговицами проблемы. Делаю из палочек — как в туристской палатке. Шейла откладывает иголку и кроит мне меховые штаны. Вновь берусь за шитье. Хорошо хоть, с обувью проблем нет. В сумках оказались надежные туристские ботинки с шерстяными носками. Вообще, содержимое сумок подозрительно напоминает комплект вещей, которые мне разрешено взять. И совсем не похоже на стандартный комплект носимого аварийного запаса. Оружия, например, нет. Если не считать ножей.
      Ночью возвращаются волко-гиены и обсуждают наше нехорошее поведение. Бывалая таежница Шейла это предвидела. Шалаш защищен сэкондийской колючкой, но все равно страшно. Мне. Шейле — нет. Берет лук, высовывается и пускает стрелу в темноту. Темнота — хоть глаз выколи. Но она попадает! Визг, вопли, словно домашнему бомжику на хвост наступили. Хруст костей и чавканье. Ну, теперь сыты. Может, уйдут…
      — Как ты это — в темноте…
      — Чудак, — смеется Шейла. — У них глаза светятся.
      — А когда научилась так стрелять?
      — Знал бы ты, сколько раз я из дома убегала. В тайгу. По месяцу одна жила.
      — А потом?
      — А потом пересчитаю консервные банки. Девять. Съем две, через день пересчитаю — их опять девять. Соль кончится. Уйду на охоту, вернусь — ее опять целый коробок. Понял? Подкармливали меня родители. Или драконы. Глаз не спускали. Волком взвоешь. Я и сейчас не берусь утверждать, что это именно я его прикончила. Драконы подыграть могли.
      — Опять ты о драконах…
      — Извини, приступ мании преследования разыгрался, — засмеялась Шейла. — Уже прошел. Спи. — Мазнула губами по щеке и улеглась.
      А у меня мурашки по спине забегали. Я не психиатр, но психи себя так не ведут. Не ссылаются на болезнь, чтоб от разговора уйти. А у нее теперь один ответ — забудь, очередной приступ паранойи. И рот до ушей. Конечно, если по месяцу одна в тайге жила… В компании, понятно, веселее. Сесть бы за терминал, да навести о ней справки в информатории. Что бы ответил информаторий? Фиг-вам (жилище такое индейское). Тайна личности — и ежу понятно. Зеленому, сэкондийскому. А зеленому курсанту непонятно. К черту! Не буду торопить события.
 
      — Завтра выходим, а сегодня — день отдыха, — объявила утром Шейла. Уже командовать начала.
      — Почему это? Обоснуй, — как можно строже сказал я. Она приуныла и растерянно огляделась. Я просто по физиономии видел, как изобретает отговорку.
      — Есть такая гипотеза, что к вечеру пойдет дождь, — заявила она пронзительным голосом, причем не мне, а ближайшему кусту, сложив ладони рупором. — А до вечера мы можем отдохнуть и лучше узнать друг друга. Если дождя не будет, то рухнет весь мой авторитет бывалой таежницы, заработанный с таким трудом!
      Я посмотрел на голубое, безоблачное небо. Послюнил и поднял кверху палец, определяя направление ветра. Конечно, я не метеоролог и городской житель, но основы метеорологии мы проходили. Я знаю, откуда дул ветер вчера, куда дует сегодня, помню карту и не верю в чудеса.
      — Может, шалаш передвинем?
      — Зачем?
      — Придавит, однако, когда твой авторитет рухнет!
      — Ах ты! — схватила ветку и погналась за мной.
      День провели замечательно. А вечером пошел дождь…
 
      — Вы это просили — вот вам!
      — Кир, прости засранку.
      Я в шутку, а она — всерьез. Глупо получилось. Весь день дурака валяли, а на крышу свежих веток набросать не догадались. Теперь сидим в темноте, мокнем. Стучим зубами и вздрагиваем от молний. Водостойкости шалаша хватило минут на десять. А непромокаемая пленка укрывает запасы фуража. Провианта, то есть. Мясо в нее завернуто. Меховые куртки и штаны — в сумках. Их мочить нельзя. Так Шейла говорит. Вопрос — зачем мы их шили?
      Если гроза всю ночь пойдет, я уволюсь по собственному желанию. Нет, каптенармуса уволю! Космодесантнику положен скафандр. В скафандре можно спать хоть в луже. В луже даже лучше. Мягче.
      — Шей, что ты говорила насчет того, что это не настоящая Кентукки?
      Шейла плотнее прижимается ко мне. Укрываю ее, как могу, своей курткой, но она не водостойкая.
      — Это долгая история. Драконам нужна была пригодная к жизни планета, но без людей. Вот Мрак и организовал.
      — Как?
      — Об эпидемии синей чумы на Кентукки слышал?
      Кто о ней не слышал. Пандемия. Во-первых, к настоящей чуме никакого отношения не имеет, во-вторых, заболевание вирусное. В третьих, смертельно только для человека. Местный вирус мутировал, а биосферщики проглядели. И, не успели отдать планету под заселение, как… Так и не заселили. Репутация плохая. Подмоченная. Шимпанзе чуму переносят легче, чем насморк. Но — разносят. Будь здесь больше народу, такой шум поднялся бы. Хорошо, что на южном континенте меньше двух тысяч человек жило. 80% заболело, из них каждый пятый умер. Потом драконы объявили, что хотят полностью очистить от вируса всю планету. На сутки вывезли с поверхности все население и что-то такое сделали. Что именно — я не интересовался, потому что эксперимент закончился грандиозным провалом. Было уничтожено лишь 75% вирусов, что при темпе их размножения…
      — Эпидемию тоже драконы организовали?
      — Тебя из одной крайности в другую бросает. Эпидемия возникла сама. Мрак узнал о ней через неделю, развил бешеную деятельность и за три дня подавил. Местные на него молиться были готовы. Он свой шанс никогда не упустит.
      — Тогда…
      — Тогда остается другая половина истории. Эксперимент по глобальной очистке планеты от вирусов был туфтой от начала и до конца. Слепому ясно, что всех вирусов не уничтожить. Но Мраку нужно было хоть на час очистить планету от людей. Ты подумай, как верно он все рассчитал. Попробуй просто так вытурить всех с планеты. Наверняка найдутся упрямые идиоты, которые просто из вредности откажутся. Но он — спаситель! Его все уважают! Он же не для себя старается, для них. Все напуганы чумой. Да они сами растерзали бы любого, кто отказался бы покинуть планету.
      — Зачем?
      — Чтоб сдублировать! Не мог же он дублировать планету с людьми! Это шума не оберешься. А так — уютная планета с ухоженной биосферой. И ни одного человека. Только мы с тобой.
      Если принять, что это правда… Про дублирование планет я слышал. Незадолго до моего рождения было три удачных эксперимента. Но в результате чуть не взорвалась звезда. Насколько мне известно, эксперименты не повторялись.
      — Постой! Эпидемия на Кентукки была лет пять назад!
      — Семь. Но он же дракон. Заранее все учел. И запасся планетой.
      — И ее, конечно, никто не нашел…
      — А ее невозможно найти. Она в соседнем континууме. Местные люди еще на пещерных медведей охотятся.
      — Ради тебя создал целую планету!..
      Шейла грустно посмотрела на меня.
      — Кир… Это уже вторая… Первая — дубль Земли за пять миллионов лет до появления человека. Там я росла.
      — Как Маугли?..
      — Почему — как Маугли? Нормальный поселок, около ста жителей. Киберов — как грязи. Они хищников вокруг поселка уничтожают.
      — Люди не знали, где живут?
      — Почему? Многие знали. Мои, так сказать, родители, например.
      — Их как пленников держали?
      — Ну ты что? С дуба рухнул? ЖИЛИ они там. Просто жили. Вдали от шума городского.
      — Тогда не понимаю.
      — Нуль-т! Входишь в кабинку в одном месте, выходишь в другом. На небо посмотришь, ни одного знакомого созвездия, понял? Компьютер включил — новости с какой-то густонаселенной планеты. Может, она рядом, а может — на другом конце обитаемого космоса. Хочешь — политика, хочешь — спорт. Захотел в театре живых актеров посмотреть — иди в кабинку, набери номер. Только свой домашний не забудь. Иначе домой не попадешь. Этого адреса ни в одном справочнике нет. Слышал о планетах отшельников?
      — Да.
      — Все непосвященные считали, что живут на планете драконов-отшельников. Вот и весь секрет. Правила поведения на планете отшельников знаешь?
      — Нет.
      — Не мешай жить другим. Вот и все правила. Не понравилось — гуляй на все четыре стороны. Планет много. Тебе даже подъемные дадут. Драконы не мелочатся. Возникли проблемы — обратись в совет колонии. На нашей планете совет состоял из семьи Мрака. Он же первый там поселился. Мелкие вопросы решала моя мамашка. Все были довольны. Художники, писатели, губошлепы разные.
      — Шейла, по-моему у тебя мания величия.
      Я думал, она обидится, но она грустно рассмеялась.
      — Мания величия у подопытного кролика! Звучит? Величайший из великих подопытных кролов! Это я.
      — Какой же эксперимент над тобой проводят?
      — Сейчас? Спаривают. С тобой. С целью получения потомства и закрепления в потомстве моих ценных видовых качеств. Как то: длинноухость и особая пушистость шкурки.
      — А если серьезно?
      — Если серьезно, забудь про пушистость. Длинноухость оставь.
      Я хотел выругаться, но Шейла вдруг заплакала. Я чувствовал под ладонью ее вздрагивающие лопатки. Злость таяла как кусок льда в кипятке.
 
Один верблюд идет,
Второй верблюд идет.
Идет весь караван. 
 
 
Один верблюд устал,
Второй верблюд устал.
Устал весь караван.
 
      Может, не очень содержательно, и голос у меня плохо поставлен, зато актуально! Вниз было легче. И груза у нас меньше было. Шейла — странная девчонка. Невыносима бывает и матерится не в меру, но это в спокойной обстановке. А в критической ситуации на нее можно положиться. Сомкнет зубы — и молчок. На сколько нам воды хватит? Два литра на двух человек… Чукча! Там же ручей! Оглядываюсь.
      — Устала? Хочешь, привал сделаем?
      — У ручья.
      Железная девчонка. Верю я ей, или нет? А чему я, собственно, должен верить? Она же не говорит ничего. Слишком много вокруг нее загадок. Чему инструктор учил — доверяй интуиции! Одна загадка — обычное дело. Две — бывает. Три — случается, но редко. Вокруг нее — десяток. Интуиция говорит, надо верить. Верю. Ве-е-рую… Во что — вот вопрос. Верю, что ей плохо. Что драконы плохие — не верю. Плохие драконы бывают только в сказках. Что драконы на людях опыты ставят, тоже не верю. Тогда почему ей плохо?
      Ручей! Дошли. Привал!
 
Один верблюд прилег,
Второй верблюд прилег.
Прилег весь караван.
 
      — Композитор, … … твою мать!
      Чудо-девочка. Как бы отучить ее ругаться?
      Готовимся к ночлегу. Голые камни. Не лучшее место, но одну ночь можно потерпеть. Шейла надевает на себя всю одежду, даже платье из чехла, сверху — брюки и куртку из лосиной шкуры, натягивает на голову капюшон и становится похожа на медвежонка.
      — Я буду звать тебя Медвежонок.
      Скалит зубы в улыбке, отбрасывает ногой камешки и ложится прямо на землю. Так у нее это привычно получается… Как у волка в зоопарке. Покрутилась на месте — и легла. Я еще ни разу не ночевал вот так — прямо под открытым небом, на голой земле. Озабоченно смотрю на небо. Весь день оно было безоблачным, а теперь затягивается тучами.
      — Кажется, дождь собирается…
      — Если ночью пойдет дождь, я простужусь и помру в страшных му-уках! — орет Шейла во все горло.
      — Ты чего?
      — Но ты же не хочешь мокнуть под дождем.
      — Орать-то зачем?
      — Громкие гармонические колебания вызывают тонкие физические процессы, — смеется она. — Ложись поближе ко мне. Можешь даже обнять. Мне теплее будет.
      Так и делаю. Еще на самом деле простудится. Под голову кладу сумку с копченым мясом.
 
      Жуткая ночь. Холодно, жестко. Все небо затянуло тучами, но дождя нет. После восхода солнца тучи постепенно рассосались. Завтракаем мясом, запиваем холодной водой из фляжек. Во фляжках вода все же не такая холодная, как в ручье. А Шейле все до фонаря. Рот до ушей, и неплохо выспалась. Таежница. Хорошо было бы сегодня пройти перевал. А в идеале — дойти до леса. Но это уже из области фантазий. Спуститься бы до того места, где травка начинает расти.
      Наполняем фляжки и выходим. Километра через два нахожу странный полупрозрачный камень.
      — Шейла, смотри, кварц! Сделаем из него наконечники для стрел и копий.
      Шейла задумчиво переворачивает камень, бьет по нему другим.
      — Это каменная соль. Гады!!! — вдруг ни с того, ни с сего взрывается она и запускает моим камнем в скалу. Осколки во все стороны — и нет камня. На самом деле — соль. Была…
      — Зачем ты так? Соль бы нам пригодилась.
      — Ведут они нас! Ты не понял?! Ведут! Ненавижу!!!
      Спустя километр:
      — Кир, извини. Погорячилась.
      Оглядываюсь. С такой же мрачной рожей она вылезла из биованны. Вообще, злая она тоже красивая. Только это понять нужно. Будь я художник, написал бы с нее картину. «Идущая вперед». Или загадочно: «Она дойдет!» До ручки. Километра два выдумываю название картины. Чтоб ясно было, что ей очень надо куда-то идти. Идти тяжело — горы, камни, тропы нет. А ей одиноко и страшно. Но она идет. Потом задумываюсь, откуда же взялся кусок соли. Вот так, прямо на пути. Не мог он там взяться. На днях дождь был. А соль в воде растворяется. Его туда положили. Вчера. Чтоб мы его нашли. Вчера — это потому что позавчера дождь был, а под куском — никаких соляных разводов не было. Может, откуда-то сверху упал? Нет. Когда Шейла его об стенку шарахнула, на куски разлетелся. Значит, положили. Мягко, аккуратно положили. О чем это говорит? О том, что за нами наблюдают. Спасатели нас нашли, но, видимо, не хотят прерывать зачет на выживаемость. Оглядываюсь, гордясь силой своего интеллекта.
      — Чего лыбишься?
      Ну что с ней — такой — делать? Не дай бог, кому тещей станет. Медвежонок гризли. Нет, медвежонок свирепого пещерного медведя. Который жил в сырой, темной пещере и от мамы получал только тумаки и подзатыльники. Мама его ни разу в нос не лизнула. И всегда ругала. Нехорошими словами.
      Пытаюсь встать на ее точку зрения. Это облегчает взаимопонимание. Спасают не меня, а ее. Нет, даже не спасают. Если думать за нее, то шаланду специально грохнули. А теперь за нами просто наблюдают и подбрасывают нужные продукты. Чтоб у нас авитаминоза не было. И дождь устроили специально по ее просьбе. И ночной дождь отменили тоже по ее просьбе. Сколько на это энергии надо — представить страшно. Но она же говорила, что энергия для драконов — ничто! Они для нее две планеты сдублировали.
      Нет. Полный бред. Бывалая таежница обязана дождик за сутки чувствовать. Есть какие-то приметы. «Если солнце красно с вечера, моряку бояться нечего». Я их просто не знаю, а она пользуется. А откуда мне их знать? Я городской. У нас погода — по расписанию. На месяц вперед все расписано. Стоп, это не в тему. А что в тему? То, что рассказывала Шейла. В детстве ее тоже подкармливали. Она убегала в тайгу, а ее незаметно снабжали продуктами. Солью, например…
      Ну и что? Не так думать надо! Это — не факты. Это рассказы. Рассказы — не факты. А что — факты? Сухой остаток, если отбросить треп? Медальон и кусок соли. От этого никуда не деться. Что же мне с этими фактами делать? Что делают с фактами умные люди? Есть ли у вас план, мистер Фокс? Встречный вопрос: А где вы здесь видели умных людей, мистер Фокс? В зеркале? Шутите! Да и зеркала здесь нет. Оглянитесь, мистер Фокс.
      Оглядываюсь. Мда… Мы, кажется, говорили о людях, мистер Фокс. А это свирепое существо медвежачьей наружности — оно кто? Раз оно не с этой планеты, значит оно инопланетное. Раз у него такая свирепая физиономия, значит оно хищное. Раз у него оружие, значит оно опасное. Очень опасный инопланетный хищник. Обалдеть, что с человеком кусок соли делает.
      Холодно. По примеру Медвежонка Шейлы натягиваю на голову капюшон. Руки засовываю в рукава. Меховые перчатки мы сшить не догадались.
      Ду-урак вы, мистер Фокс. Победа разума над интеллектом! Развлекаетесь! Тут человека спасать надо, а вы даже не знаете, от чего спасать. Правильно говорят: голова не самое сильное место космодесантника. Но зато — самое крепкое! Все! Твердо решено. Спускаемся с перевала и говорим по душам. Без всяких отговорок.
      Выходим из тени на солнце, и я откидываю капюшон. Потом расстегиваю куртку. До перевала — рукой подать. Не больше четырех километров. И не круче 45 градусов. Левой, правой, левой, правой. Пик слева тысяч на восемь тянет. Эверест. А справа — на семь. Джомолунгм. А между ними — совсем ерунда. Жалкие четыре пятьсот. В барокамере нас на восемь с половиной поднимали. Толян отрубился. Чуть по состоянию здоровья из десанта не вылетел. Каникулы мы с ним в высокогорном лагере провели. Альпинистов встречали, провожали, в журнал записывали. Он дыхалку тренировал, а я — за компанию. Левой, правой. Левой, правой. Левой. Правой.
      — Шей, может привал сделаем?
      — Шагай, … … … … мать! Поперся в горы, … так шевели костылями. … … сука. … на … перевале ночевать! Внизу … ему … не сиделось.
      Нет, это уже слишком. Беру медвежонка за плечи, разворачиваю к себе фэйсом.
      — Тебе в пятак настучать?
      — Что???
      — … матом ругаешься!
      — Я вслух? Кир, родненький, прости пожалуйста! Хочешь, я тебя в щечку поцелую? — и смеется как ненормальная.
      — Лунатичка.
      Левой, правой. Левой, правой. До уступа — левой, правой. Теперь — до камня. Левой, правой. Один верблюд идет. Второй верблюд идет. Отличник физической подготовки тоже идет. До скалы дойдет. За скалу зайдет. И упадет. Нет, такая рифма народу не нужна. За такую рифму нужно в пятак настучать. Четыре километра это 8000 шагов. 7999. 7998. 7997. 799эээ… Сбился. А когда вниз пойдем — это всего 6000 шагов. Можно было бы 4000 шагов, но у Медвежонка штаны порвутся. Правой, левой. Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет. Почему цыпленок переходит шоссе? А, мистер Фокс? По асфальту? Ответ неверный, мистер Фокс. Потому что обходить было бы слишком долго! О, уклон уменьшился. Скажите, мистер Фокс, на какой высоте над уровнем моря мы находимся? Четыре тысячи будет? А вы слышали, мистер Фокс, что умные люди вперед осла пускают? Осел находит оптимальную траекторию. Обижаете, мистер Фокс, а я кого пустил? А вы самокритичны, мистер Фокс.
      Как-то незаметно выходим на перевал. Скалы справа, скалы слева. Спереди скалы. Что сзади — не знаю. Не оглядывался. И вдруг горизонт распахивается во все стороны! Перевал!
      — Перевал! Медвежонок! Перевал!
      — Было бы чему радоваться.
      Мда… И на самом деле. Если с этой стороны горы набирали высоту постепенно, то с той — словно ножом обрезано. А нам, однако, спуститься надо.
      — Дельтаплан бы сюда.
      — А ты летал на дельтаплане? — у Шейлы загораются глаза.
      — Космодесантник обязан уметь летать на всем, что летает, ездить на всем, что ездит и ходить там, где не ступала нога шагохода. А ты на чем-нибудь летала?
      — Пару раз. На драконе.
      — Расскажи!
      — Чего рассказывать? Меня на льдине унесло, он на берег перенес. Потом час ходила — голова словно ватой набита.
 
      — … спускаемся на этот карниз и идем по нему.
      — А если там, где отсюда не видно, он кончается?
      — Возвращаемся сюда, ты влезаешь мне на плечи, вылезаешь на площадку и вытаскиваешь меня.
      Шейла скептически осматривает карниз.
      — Ты завещание написал?
      — Да.
      Даже варежку открыла.
      — Счастливый. А я — нет.
      — Ты же заговоренная. С тобой ничего случиться не может.
      — А вдруг?
      Спускаю Шейлу на карниз, сбрасываю ей сумки. Хорошо было бы запастись веревкой. Но лосей жалко. Спрыгиваю вслед за сумками.
      — Не пристраивай сумку на спину, — останавливаю Шейлу. — Она тебя в пропасть утянет.
      — И то верно.
      Иду первым. Карниз, вначале широкий, сужается до ширины ладони. Но стена здесь не такая крутая, поэтому можно спокойно идти. Можно было бы сесть на задницу и съехать вниз. Но стена, плавно закругляясь, становится круче, и что там внизу — не видно. Может, обрыв. Была бы веревка…
      Проходим поворот. Карниз вновь расширяется, но стена становится отвесной.
      — Мое гениальное предвидение оправдалось, — сообщаю я Шейле. — Всего один опасный участок. А дальше — доходим до оползня и спускаемся как по лестнице.
      — А если не доходим до оползня, то летим как птицы, — недовольно замечает Шейла. — Тут, наверно, метров триста будет.
      — Глазомер у тебя… Не больше ста!
      — Мне и десяти хватит.
      — Не, лучше больше… Чтоб не мучиться.
      — Утешил, … … мать!
      — Прекрати ругаться.
      — А еще чего? — ворчит Шейла. — Мне, может, жизни пять минут осталось, а он командует.
      — Я вот о чем подумал. Сумки лучше сейчас вниз сбросить. Иначе они нас вниз утянут.
      — А потом?
      — Внизу подберем. У тебя там что, стекла много?
      — Порвется, — Шейла сильным толчком отправляет сумку в полет. Я считаю секунды. Сто метров, пожалуй, есть. Сбрасываю свою сумку. Ух ты! Моя сумка вызывает внизу целый обвал. Даже стена вздрагивает.
      — Камни! — визжит не своим голосом Шейла и вжимается в скалу. Прижимаюсь к стене, роняю копье, закрываю голову руками. Солидный булыжник ударяется в карниз между нами. По ногам шрапнелью бьют осколки. Каменная мелочь барабанит по капюшону. Небольшой — с детский кулак — камень вскользь задевает Шейлу по затылку. Девушка оседает вниз как тающая восковая статуэтка.
      — Держись! — ору я и бросаюсь к ней. Успеваю сомкнуть пальцы на лодыжке, но и сам не удерживаюсь на карнизе, повисаю на четырех пальцах. Ничего, пальцы у меня сильные. Только бы вторую руку освободить… Извиваясь как червь, пытаюсь зажать Шейлу между ног. Черт бы побрал меховой костюм! Скользит!
      Проклятый ботинок выскальзывает из пальцев, выворачивает руку. Напрягая все силы, подтягиваю его к лицу и зажимаю подошву зубами. Перехватываю руку поудобнее, смотрю вверх…
      Камень размером с трехлитровую канистру летит прямо в меня! Я ничего не могу сделать! Ничего!
      Камень бьет в карниз. Разбрызгивает мои пальцы, и я падаю. Боли нет. С ужасом смотрю на неестественно короткую ладонь с одиноко торчащим мизинцем. В следующую секунду наступает темнота. И невесомость. Мне ли не знать невесомость? Затаив дыхание, жду, чем это кончится. Несильно ударяюсь лицом в холодную металлическую стенку. Руку пронзает дергающая боль.
      — А-а-а-а!!!
 
      — Вставай, Кир, очнись!
      Кто-то хлещет меня по щекам. Открываю один глаз. Медвежонок Шейла. Шлеп! Шлеп-шлеп!
      — Больно же!
      — Живой! — смеется она. Шевелю лопатками, плечами, ерзаю задом. Все на месте. Руки, ноги, голова — все цело. Рука!
      Рассматриваю пальцы. Сжимаю и разжимаю кулак. Нормальные пальцы, в свежих ссадинах. На всякий случай осматриваю другую руку. Та-ак…
      Резко сажусь. Итак, значит, мы пролетели сто метров и упали в сугроб. Которого здесь не было. Темноты и невесомости тоже не было. Холодной металлической стенки не было. И камня, который размозжил мне пальцы, не было. Мы просто упали в сугроб. Со ста метров. И ничего при этом не сломали, не отбили… Потом Шейла долго меня откапывала. Летом — в сугроб.
      Вылезаю из снега и бреду вниз по склону. Туда, где лежат сумки. Сажусь на корточки и наблюдаю, как ручеек прямо на моих глазах пробивает дорогу.
      — Шейла, смотри, ручеек!
      — Ну и что?
      — Так, ничего. Час назад этого сугроба здесь не было.
      — Видимо, час назад оттуда, — кивок вверх, — лавина сошла. Здорово, правда? Представляешь, что с нами было бы, если б на камни упали?!
      Врет весело и с энтузиазмом.
      — Сними ботинок.
      — Какой?
      Прикидываю, как мы стояли на карнизе.
      — Левый.
      — Зачем?
      — Надо.
      Не понимает, но снимает. На подошве — отпечатки моих зубов. Значит, не приснилось.
      — Сними носок.
      — Ух ты! А я думала, чего нога болит… — На щиколотке дважды отпечаталась моя пятерня.
      — Как ты думаешь, сколько дней этим синякам? Если скажешь, меньше часа — не поверю. Надень ботинок. Ты не умеешь врать.
      Насупилась, молча натягивает носок, обувается. Стреляет в меня злым глазом. Новую легенду изобретает.
      — Где тебя на шаланду погрузили?
      — Дома, где же еще.
      — Вот-вот. Драконы туда по нуль-т ходят, а тебя на шаланду. Потом эту же шаланду погнали за мной. Тем же самым путем, через нуль-т. Только в тысячу раз дороже. Зачем, спрашивается?
      — По…
      — Не перебивай! Я вслух размышляю. На Лаванде есть нуль-т, на твоей родной планете есть нуль-т. А тебя грузят на шаланду. Глупо? Не то слово. Но дальше и вовсе чудеса начинаются. Сначала нас подкармливают, потом спасают от явной смерти. Можно сказать, с того света вытаскивают. Мне даже новые пальцы вырастили взамен героически утраченных. Ты при этом не присутствовала? Когда нас в космос отсюда вытянули. А потом на место вернули. Ах да, ты же была по голове стукнутая. Ничего не помнишь, ничего не знаешь.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7