— Очень хочешь?

— Больше жизни!

— Ты знаешь, — округлив глаза, сообщила капитану Лена, — здесь травоядных нет. Только всеядные и хищные. Ужас, правда?! Такие странные пищевые цепочки! Кто крупней — тот и прав. Бросаются на все, что движется. Без стального скафандра из шлюпки выйти нельзя.

Постепенно биологи разобрались в эволюционном дереве жизни на планете. Геологи увешали все стены плакатами с красочными разрезами коры. И ругались в голос, тыча в них пальцами и размахивая руками. На вежливые предложения остыть отмахивались, утверждая, что это спокойный, деловой разговор. Но вопрос острый.

Лэн уставал. Он старался быть в курсе всего, и видел, как изматывают себя работой люди. Усталость притупляет бдительность, замедляет реакцию и сообразительность. Короче, Лэн все больше боялся аварии, несчастного случая или серьезной травмы. Тем более, что настрой команды падал. Планету, казавшуюся такой перспективной поначалу, теперь в открытую звали пустышкой.

— Вот увидишь, — горячилась умница и красавица. — Когда мы скажем, что планета ни на что не годна, нам просто не поверят! Пошлют вторую экспедицию, а мы все попадем в черный список до выяснения!

— Усталость плюс депрессия — это предпосылка любой аварии, понимаешь? — разъяснял Лэн Джоанне, поймав ее в уголке камбуза.

— Объяви выходной день.

— Они не хотят. Говорят, что осталось всего полтора месяца.

— Лэн! Вот и повод! Через три дня ровно месяц, как мы тут! Подведение итогов, юбилей, вечеринка…

— В вашем предложении, мэм, е-е-есть разумная мысль, — без восторга отозвался капитан, теребя мочку уха. — Праздник — это хорошо… Но почти наверняка нарушение сухого закона. Для снятия напряжения и те-де. А на следующий день — головка бо-бо. Я подумаю…

В таких печальных мыслях Лэн брел по коридору за двумя биологами, тащившими внушительный ящик криогена, и вполуха слушал их треп.

— … Куда Димон делся?

— Спел ему песню печали дождевой червяк.

— Э-э?

— Не «э-э», а японская классика! Исса, сын крестьянина. В переводе, правда. Я не помню, как червяк по-японски.

— Щас криоген брошу, сам потащишь…

Мне бы ваши заботы, — улыбнулся Лэн и пропустил часть диалога. Но в следующий миг навострил уши:

— … Какой, к бесу, мозг? Ганглии. Димон его вскрыл, требуху отпрепарировал, за нервный ствол принялся. Только скальпелем прикоснулся, этот урод ожил и полпальца отхватил! Представляешь, больше суток в консерванте отмокал. Димон орет, кровь фонтаном, девочки в ауте.

— А потом?

— Костик косточку склеил, палец пришил, все чин-чином. Но рука перебинтована, к ладошке биотех медицинским пластырем примотан. Не рука, а боксерская перчатка. В рукав скафандра никакими силами не лезет. Димон с тоски на стенку лезет и от капитана прячется.

Лэн замер на полушаге, отстал от парней, развернулся и пошел в другую сторону. Кружным путем пройдя на мостик, вызвал на экран список экипажа и задумался, кто из трех кандидатур мог быть тем самым Димоном. Вызвал медицинский отсек.

— Костик, здравствуй. Как дела у Димона?

— Ты уже знаешь? Все путем. Если к возвращению палец не разработается, на Земле сделаем вторую операцию, нервы подправим.

— Хорошо. Ты скажи ему при случае, чтоб от меня не прятался. И еще. Будет время, напиши рапорт и зарегистрируй в бортжурнале по всей форме. Только не забудь.

— Обязательно, Кэп!

Следующим был групповой вызов всех руководителей лагерей.

— Лэн, можно попозже?

Лэн протянул руку и включил ревун аварийного вызова. С лиц моментально исчезли улыбки.

— В одном лагере произошло ЧП, — с каменным лицом начал Лэн. — А у меня на столе до сих пор нет рапорта о происшедшем. Даю два часа. Если через два часа рапорта не будет, виновный сядет под домашний арест на пятнадцать суток. Если такое повторится, виновный сядет на пятнадцать суток. Вопросы есть?

— Лэн, так нельзя! Сейчас каждый час на счету.

— Вот именно. Пятнадцать суток, и ни часом меньше. Все свободны.

Отключил связь, откинулся на спинку кресла.

— Сейчас, Фафик, нас завалят рапортами. Спорим, их будет три штуки.

— Прогноз принят, — отозвался кибермозг.

— … Эльвира, ты это серьезно?

— Что, Максик?

— Ну, что больше жизни хочешь.

— Так ведь все равно не позволят.

Макс остановился и дернул ее за руку.

— Ты эти школьные привычки брось. Они здесь не действуют. Мы в космосе, и сами за себя отвечаем.

— Макс, ты что, серьезно?

— Серьезней некуда.

— Тогда и я серьезно, — Эльхен взмахнула челкой. — Да, я хочу развернуть планету, и для этого готова пожертвовать жизнью.

— Идем ко мне в каюту, — Макс уже тянул ее за руку. — Жизнью жертвовать не надо, только карьерой.

Он ворвался в каюту, нырнул в шкаф, бросил на пол небольшой коврик и уселся в позу «Лотос». Джинсы не выдержали и лопнули на самом интересном месте, обнажив ярко-красные плавки. Макс не обратил на это внимания.

— Сядь! — он прикрыл глаза и положил ладони тыльной стороной на колени. По спине девушки забегали знакомые уже мурашки, под сердцем опять похолодело. Послушно опустившись на пол, она вспомнила школьные годы и кое-как повторила позу «лотос».

— Ты понимаешь, что одна не справишься. Нужно пять-шесть человек, которым твоя мечта поломает жизнь. Ты готова на это?

— Но… Только добровольцы, — голос прозвучал робко и неуверенно.

— Они будут думать, что добровольцы. Но решать тебе и сейчас. За них.

— А ты?

— У меня другие планы на жизнь. Но я готов помочь тебе.

— Максик, ты что, бог? Максик, я даже боюсь.

— Правильно боишься. Сосредоточься и решай. Как решишь — так и будет. Обещаю.

Проклятые мурашки никак не давали сосредоточиться. Эльвира чувствовала себя героиней непонятной пьесы. Никогда Макс так грубо не таскал ее за руку по коридору, никогда так странно себя не вел. И теперь сидит, в пол перед собой уставился. Если б удалось в глаза посмотреть…

— Макс, посмотри мне в глаза.

Поднял взгляд, и девушке стало по-настоящему страшно. Холодный, глубокий, но какой-то отстраненно-равнодушный. Глаза в глаза. Неподвижный. Как у змеи. Передернувшись, она зажмурилась, напружинила спину, словно линейку проглотила. И вдруг поверила, что Макс МОЖЕТ, что все — серьезно.

— Ты знаешь, что с нами будет?

— Нет, результат я не гарантирую. Проект запущу, остальное зависит от вас.

Все еще не открывая глаз, Эльвира потрогала ладошкой лоб, щеки. Лицо пылало. Но мысли обрели четкость и глубину. Целая планета получит шанс. Хороший, крепкий шанс начать все сначала. На гигантские стройки уходят десятки тысяч человеколет. Это тысячи жизней. А тут — всего пять-шесть. И — целая планета. Беспомощная как слепой котенок.

— Макс, я готова взять на себя ответственность. Если можешь — помоги.

Голос подвел. Одновременно и сиплый, и писклявый.

— Да будет так!

Эльвира открыла глаза. Макс снова стал обыкновенным. Смущенно улыбался.

— Эль, выйди, пожалуйста. Мне брюки сменить надо. Только не исчезай. У нас куча дел.

— О, великий Будда. Кровью договор подписать не надо?

Макс фыркнул и рассмеялся.

— … Все? — Эльвира загнула шесть пальцев. — Кэп добро дал, Геологи готовы, Лева слово скажет. Что еще? — И побежала разыскивать Макса.

Максим нашелся в ресторане для ВИП-ов. Пододвинул стол к стенке, на стол поставил мягкое кресло, на него — табуретку. Сам взгромоздился на эту неустойчивую пирамиду и шарил руками по стенке, там, где фальшивые деревянные панели соприкасались с потолком.

— Ой, Максик, подержать табуретку?

— Не надо, я уже закончил, — аккуратно спрыгнул, повалился на бок, красиво перекатился, как каскадер, и поднялся на ноги. Пирамида из кресла с табуреткой с грохотом рассыпалась. Девушка взвизгнула и отскочила.

— Ты что там делал?

— Превентивные меры предосторожности для сохранения карьеры, — Макс убрал в карман маленькие маникюрные щипчики, поставил кресло на ножки. — У тебя все готово?

— Угу.

— Тогда начинаем, — расчехлил гитару, взял несколько аккордов. На звук тут же заглянули чумазые геологи. Эльвира призывно замахала им обеими ладошками, а Макс исполнил полонез Агинского. Гитарой он владел профессионально, и когда закончил, слушателей было уже больше двух десятков. Макс улыбнулся и запел. В этот раз он выбрал старинные песни первой половины двадцатого века.

Девушка вновь не понимала, что с ней происходит. Наблюдала за собой как бы со стороны. И Макс — полчаса назад он был целеустремленный, деловитый, торопливый и даже грубый. А теперь — душа компании.

И песни поет странные. Наверно, в этом есть какой-то смысл. Максим ничего не делает просто так. Он все на десять ходов просчитывает. Может, и сейчас?… А в голову уж совсем бестолковые мысли лезут, что если за него выйти, то никакие напасти не страшны. За ним — как за каменной стеной… Ни пикнуть, ни «мяу» сказать. Фу ты, пропасть!

Эльвира потрясла головой, изгоняя ненужные мысли, и запела со всеми:

— Внимание! — прозвучал по трансляции голос капитана. — Через десять минут общее собрание. В программе — доклад биологов, потом геологов, и под конец — доклад группы гляциологов о возможных вариантах эволюции системы.

Макс переждал объявление, тряхнул головой и звонко ударил по струнам:

Вошел капитан. Макс взял звучный аккорд и отложил гитару.

— Все в сборе?

— Группы Поля не хватает.

— Они задержатся. Просили начинать без них.

Как всегда, от биологов выступал Лева. Кратко описал основные направления эволюции жизни на Макбете, коснулся перспектив. Всем стало грустно.

— Почему это на Макбете эволюция неправильная? — возмутился врач Костик.

— Я не говорил, что неправильная. Необычная! Это совсем другое дело.

— А почему необычная?

— Она возвращает утраченное. Нигде больше эволюция так не делает. Ее лозунг — только вперед! А здесь она в такой заднице, что сама природа поняла — вперед пути нет.

— Э-эй, просветите темного! — донеслось от столика космачей. — Что значит — утраченное?

Лева почесал лоб, подбирая пример.

— Дельфины! Они вернулись в море, но дышат легкими. У их предков были когда-то жабры. Дельфины тоже хотели бы иметь жабры, но эволюция не повторяет ходов. Проехали — значит, все. А на Макбете повторяет!

— О чем это говорит?

— Я бы сказал, о полном эволюционном тупике. Здесь слишком мало суши и слишком мелкий океан. У местной живности нет возможности создать несколько полигонов и проверить на них различные эволюционные модели. Ну, типа Австралии с ее кенгуру. Каждый новый вид распространяется по всей планете. На практике это вырождается в примитивное соревнование зубов. Кто съел, тот и прав. Мы можем еще долгие годы изучать рода и виды, а можем вернуться на Землю хоть завтра. Главное выяснили — разум здесь не появится никогда. По теории ксеноэволюционистов Штрауса-Менге в подобных мирах нет шести необходимых условий возникновения разума.

— Что нужно, чтоб у планеты появился шанс? — с места спросил Максим.

— Я же говорил — суша! Дрейф материков. Материки расположились по полюсам. Если они выплывут в экваториальную область, жизнь моментально их освоит. На островах уже есть растительность. И есть двоякодышащие.

— Спасибо. А что скажут геологи?

— Без шансов! Макбет — старая планета с толстой корой. Если на Земле под океанами до магмы местами всего шесть-восемь километров, то здесь — двести пятьдесят и больше. Литосфера хорошо сбалансирована, так что движения материков не предвидится.

Доклад геологов был не такой печальный, но менее понятный для большинства. Тамара сыпала терминами, играла миллионами лет и геологическими эпохами.

— А вывод-то какой? — поинтересовался космач Толик.

— Планета щедрая, богатая, но для людей абсолютно бесполезная. Нам здесь не жить, а возить ископаемые в другие системы — себе дороже.

— Летели-летели — и все зря… — огорчился кто-то из геологов.

— Напротив! Для нас такая планета — находка! — возразил Макс. — Будь эта планета ценной, наш отчет десять раз перепроверили бы. За каждую неточность… — изобразил, будто возит провинившегося лицом по столу. — А так — проглотят все, что напишем.

Группа гляциологов задерживалась, Макс протянул руку за гитарой, но передумал и начал вполголоса читать стихи. В зале мгновенно наступила тишина. Потому что стихи были не абы какие. А такие, что холодок по спине и горло сводит.

Эльвира вдруг поняла, что план Максима прост как гвоздь. Зажечь ребят, и на волне энтузиазма пробить ее проект. Но ведь не дадут! Прилетят с Земли, силой посадят всех на корабли, и пиши пропало…

Как же он не понимает? Как спросить? Ведь три раза повторил: «Только не мешай. После собрания — все, что угодно. Но после, ясно?»

Макс повернулся к ней, улыбнулся и подмигнул. Эльвира обреченно выдохнула, села на собственные ладошки и зажмурилась.

С шумом ввалились гляциологи.

— Элька, ты где? Сработает твой план. В лучшем виде сработает.

— Я здесь, — пискнула девушка.

— Что за тайны? Какой план? — зашумели вокруг.

— Разворот планеты.

— ЧИВО???

— Ну, передвижка материков в экваториальную область. План, сразу скажем, прост и гениален! — взял слово Поль. — «Фонтаны рая» Кларка все читали? Нет? Ну, об идее космического лифта, надеюсь, все знают? В двух словах — Земля вращается. Если на экваторе вбить колышек, привязать к нему нитку, а на другой конец нитки повесить спутник Земли, то за счет центробежной силы нитка натянется. По ней можно будет пустить кабинку лифта. Прямо в космос. Одна беда — Земля вращается медленно, поэтому нитка должна быть длинной и крепкой. Около пятидесяти тысяч километров. На сегодня такой материал только один — углеродное моноволокно.

— Короче, теоретик!

— Короче? Вопрос в зал! Что будет, если колышек вбить не на экваторе, а рядом с полюсом? Скажем, в Антарктиде, на восьмидесятом градусе южной широты?

— Отколется а-агроменный айсберг с твоим колышком и поплывет на экватор.

— Кто сказал? Молодец, возьми с полки пирожок! А если колышек поглубже вбить?

— Всю Антарктиду ему не сдвинуть…

— Почему? Центробежная сила тянет колышек в сторону экватора. Тянет? Тянет! Каждый день, каждую секунду тянет. Причем, со страшной силой! Если взять время в геологических масштабах, то всю Землю развернет так, что колышек окажется на экваторе.

— Ждать долго…

— А мы куда-нибудь торопимся? На самом деле все произойдет намного быстрее. Развернуть надо только кору. Под ней жидкая магма — она как вращалась, так и будет вращаться.

— Кора треснет.

— Правильно! Земная — треснет. А на Макбете она толстая, прочная…

— Так вы что — собираетесь Макбет развернуть?

— Мы просчитываем варианты. И пока все реально. Поправьте, если я не прав. У Макбета есть спутник на стационарной орбите. Это тот самый грузик, который подвешивается на конец нитки. В системе есть астероид из графита — это сырье для углеродного волокна. Остается только соединить одно с другим…

— Тогда почему на Земле до сих пор нет ни одного космического лифта?

— Грешков за ним много. А если оборвется? И все низкие орбиты придется от спутников очистить… Иначе рано или поздно любой спутник размажется об лифт. А низкие орбиты — они самые удобные. Лифт на Земле сэкономит копейки, а потерь будет на миллионы. На Макбете городов нет, спутников нет, благодать…

— Хорошо, — поинтересовался кто-то из космачей. — Сделаем мы лифт, а что дальше?

— А дальше — самое интересное! — обрадовался Поль. — Сейчас Макбет напоминает приплюснутый с полюсов шар. Когда полюс поедет на экватор, нарушится балансировка планеты. Произойдет перемешивание горячих глубинных слоев магмы с поверхностными, в результате чего кора планеты станет значительно тоньше. Планета попытается восстановить свою форму — приплюснутый с полюсов шар. Вдобавок за сто пятьдесят — триста лет материки потеряют ледяной панцирь и попытаются всплыть. Все это приведет к раскалыванию коры и возобновлению горообразовательных процессов. В конце концов, Макбет станет обычной планетой голубого ряда. С глубокими океанами и двумя крупными материками на экваторе.

— А экология? Не погибнет?

— С чего бы? Ну, уменьшится площадь теплых океанов. Ну, появятся два теплых материка и два холодных океана. Но это же не за год произойдет!

— И сколько лет это займет?

— Поворот полюсов — совсем немного. Сильно зависит от температуры и вязкости магмы на глубинах триста-четыреста километров, но по наилучшему сценарию — от ста до двухсот лет. А новый облик планеты сложится за восемь — десять тысяч лет. По геологическим меркам мгновенно.

В зале повисла тишина. Эльвира заметила, что Макс давно уже подает ей условные сигналы.

— Они никогда не пойдут на это, — торопливо и звонко выкрикнула, словно боясь упустить момент, выверенный Максимом до секунды.

— Кто — они? — удивился Поль.

— Наши правительства. Они только о сегодня думают!

Прозвучало по-детски глупо и неубедительно. Эля зло взглянула на Макса. А тот… подстраивал гитару, не обращая внимания на происходящее в зале. Предатель! Эльвира заговорила горячо и убежденно:

— Если мы хотим, мы должны сами! Своими руками, понимаете? Целая планета — она как ребенок! Ждет нашей помощи! Помните, что нам говорили? «Любите жизнь! Любите во всех ее проявлениях!» Вот она, здесь, ей помочь надо. Мы можем, надо только захотеть!

— Ты, Эльхен, фантазируешь…

— Эльхен права, — звенящим как стекло голосом произнес Максим. — Мы можем это сделать. У нас есть все необходимое. Корабль, киберы, шлюпки, сырье и свобода действий. Сейчас я скажу такое, чему вы поначалу не поверите. На всю операцию нужно полтора-два года времени и шесть человек максимум.

— А остальные?

— Остальные вернутся на Землю. Мы разобьем на поверхности несколько научных станций, высадим экипаж, сымитируем гибель Моби Дика и дадим SOS. Якобы Моби Дик взорвался, перелетая с северного материка на южный. Так как погибшими будут считаться всего пять-шесть человек, большого шума не будет. Корабль спрячем во втором поясе астероидов. А когда спасатели заберут «уцелевших», коллекции и улетят, оставшиеся на Моби Дике начнут работать.

— Кто же останется?

— Я! — выкрикнула Эля. Зал зашумел.

— Ти-хо! — возвысил голос Макс. — Останется Эльхен, кто-то из пилотов, кто-то из киберпрограммистов, я, как организатор…

— И капитан, — закончил Лэн.

— А я киберпрограммистом могу, — подняла руку Джоанна.

— Кто-то из пилотов — это, надо понимать, я, — криво усмехнулся Спиид.

— Вместе! — возразил Степа.

— Постойте, ребята! Вы что — с ума сошли? — возмутился Толик.

— Ни в коем разе, — спокойно ответил Макс. — Набираем команду смертников. Не в физическом плане, а в смысле карьеры. Эльхен — автор идеи, ей сам бог велел. Лэну за супергуманизм буксир светит, Спииду никогда больше не пилотировать ничего даже отдаленно напоминающее Моби Дик. Таких шикарных гигантов больше не делают.

— А ты?

— А у меня будет шанс взять в жены Эльхен. Сейчас она от меня нос воротит, а за два года притерпится. СтОит такая девушка двух лет жизни?

Эльвира фыркнула, сверкнула глазами и покраснела, вспомнив недавние мысли. Нет, все-таки Максу надо по голове настучать. При всех такое ляпнуть!

Села в уголок, закрыла глаза, зажала уши ладошками. Лицо горело, в желудке свернулся калачиком ледяной ежик. Зал шумел океаном.

— Послушайте, от вас никто не требует подвигов! — перекрыл шум громкий, уверенный голос Макса. — Держите язык за зубами — и все! Через два года, когда вернется Моби Дик, история забудется, а вы давно разлетитесь по всему космосу.

И опять гул неразборчивых голосов, на фоне которого тихий, но отчетливый перебор гитарных струн.

«Как ему удается пробиться даже сквозь такой гомон?» — Эльвира на секунду открыла уши и снова зажала ладошками. И еще, и еще раз. «Ву, ву, ву, ву» — шумело в ушах. «Они решают мою жизнь, а я чем занимаюсь? Спросят дети: Мама, а что ты делала в самый важный день в жизни? — А я им скажу: Ушами хлопала».

Эля больше не слушала слова, только интонацию. Преобладали гневные, возмущенные голоса.

Резкий удар по струнам!

И тихий голос в наступившей тишине:

— … И последнее, — опять перекрыл шум голос Макса. — Обсуждать проект можно только здесь или в Холодном доме.

— Почему?

— Подслушки, — Макс указал на видеокамеру в углу. — Что решим, еще неизвестно, но запись ведется. От этой записи всем могут быть большие неприятности.

— А здесь? В этом зале?

— Здесь я камеру отключил, — Макс достал щипчики и пощелкал ими в воздухе.

Вернувшись в каюту, Эля скинула тяжелые ботинки компенсационного костюма и забралась с ногами в кресло. В голове царил сумбур, поэтому его срочно требовалось выплеснуть на бумагу.

Интересно, а кто из парней тянет на беса покоя? Максик, или Томми? Лэн тянет, вот кто! Ну и пусть тянет. Томми сильней, и подбородок с ямочкой. Если Лэн слово скажет — плакал мой проект…

Последняя строчка Эле не понравилась. Но коварная муза куда-то улетела, а без нее дело застопорилось. Постановив, что строчка временная, Эля принялась рисовать музу. Скромно одетая бесстыдница, всего в полметра ростом, сидела на крышке рояля, касаясь босыми пальчиками ноты «Ля» и кормила с ладошки шоколадными конфетами такого же маленького пегасика. Рисунок удался! Некоторое время Эля наводила марафет, прорабатывая детали, потом аккуратно вырезала лист из альбома и повесила на стенку.

Раздался вежливый стук в дверь.

— Ой, я не одета, — взвизгнула Эля, почему-то перепутав себя с музой. — Минутку!

Это был Макс. С бумажками в руках. Заметил ботинок на полу, поискал взглядом второй, усмотрел его в противоположном углу комнаты, кивнул своим мыслям и прилип взглядом к рисунку. Даже пальцем потрогал.

— Нравится?

— Неправильно!

— Что неправильно? — обиделась Эля.

— Если к поэту приходит муза, то к поэтессе приходит музик, — уверенно провозгласил он.

— Максик, хочешь, я тебя кофем угощу, — затараторила Эльвира. — Я до сих пор понять не могу, как тебе всех убедить удалось?

— Ничего еще не удалось. Момент истины будет через три дня, когда народ в себя придет. Я составил список противников проекта. Большинство возьму на себя, но пятерых придется тебе убеждать. Если я подойду, только хуже будет. А у тебя шанс есть.

— А если Лэн прикажет все отменить?

— Лэн против коллектива не пойдет, как бы ему этого ни хотелось. Это за рамками национального менталитета. А вот с этими, — он отчеркнул ногтем фамилии, — на эмоции дави. Ну там, слезы, всхлипывания. Можешь на крайняк постель пообещать, все равно откажутся. Только этому не обещай. Этот согласиться может, — Макс посмотрел ей в глаза и широко, по-детски улыбнулся. Желание стукнуть его чем-то тяжелым от этой улыбки растаяло.

— Макс, я тебя когда-нибудь стукну. Больно! Давай список.

— Не надо меня стукать, лучше кофеем напои. Ты любишь кофе с коньяком? — Макс извлек откуда-то плоскую стеклянную фляжку с завинчивающимся колпачком и опять оглянулся на рисунок.

— А сухой закон? — Эля уже вызывала с камбуза кибера-стюарда.

— Сухой закон не против того, чтоб не пили, а против того, чтоб напивались. Только не все понимают разницу.

Кофе с коньяком показался Эле восхитительно вкусным.

— Ой, Максик, а шпиончики?

— Извини…

— Что?!

— Здесь их больше нету. Я принял меры еще перед собранием. Извини, тебя не было дома…

— … Что эквивалентно ускорению 8 "g" в свободном полете.

— Но ведь двигатели дают двадцать!

— Мало ли кто чего дает! Между прочим, у нас двигатели от танкера стоят. И рама от танкера. Только на нее столько финтифлюшек навешано, что к раме не подобраться. А если ферму за каркас цеплять, больше восьми единиц не получим! Каркас не выдержит!!!

— Мальчики, не ругайтесь!

— Спокойно, Эльхен. Мы не ругаемся, а обсуждаем. Толик, это сколько в пересчете на Зайчика получается?

— За один час работы двигателей на восьми единицах мы разгоним зайчика на двадцать пять сантиметров в секунду.

— Метр в секунду — за четыре часа???

— А ты что, куда-то торопишься? — возмутился Степан. Мы планету двигаем! Шестьдесят пять кубических километров. А ему мало!

— А дюзы не прогорят?

— Говорю же — движки от танкера! И нам орбиту надо только чуть-чуть приподнять. Дальше тросами и центробежной силой разгоним!

— Мальчики!

— Все нормально, Эля. Следующий вопрос. Какой максимальный угол отставания можем Зайчику позволить?

— Идеальные условия для разгона при угле 90 градусов. Но тут чуть ошибешься — и тросы на полюс намотаются. Думаю, надо держать 45 градусов. А если больше шестидесяти — будем выбирать тросы. Орбита ниже — скорость выше. Зайчик догонит — снова начнем вытравливать.

— Парни, вы учтите, что трос — больше сорока тысяч километров. Если мы сто километров выберем — это капля в море. Лишь натяжение чуть изменится.

— Да чухня все это! Страшно только в самом начале. А поднимем Зайчика хотя бы на тысячу километров — он тросы натянет, как шелковый слушаться будет!

— А до этого?

— А до этого пусть рядом Моби Дик дежурит. Чуть что не так — лбом упрется, движки включит — скорректирует.

— Степа, рассчитай начальный участок. Особенно, пока первый трос тянем. Томми, ты потом проверь.

— А о рабочем теле для движков вы подумали? Надо на Зайчике заранее несколько заправок организовать.

— Рабочее тело — вода?

— А что же еще?

— Ой, геморрой… Ниже нуля замерзает, выше ста — закипает…

— Когда закипает — это от давления зависит. Но ты прав. Если замерзнут трубопроводы, проблем не оберешься…

— Если трубопроводы замерзнут, они лопнут!

— Тем более!!!

— Мальчики…

— Эля, не тусени. Все путем.

— На фиг заправки, — возвысил голос Спиид. — Заливаем полный бассейн — это тысяча двести тонн рабочего тела. Если нарастить борта, будет две тысячи тонн. Плюс то, что в баках для бассейна. Уже три с половиной тысячи. А еще можно лед в грузовых трюмах хранить. И по ходу дела в бассейне растапливать. Ставим в трюмах холодильники, в бассейне нагреватели — и рабочего тела имеем столько, сколько надо!

— Принято. Проехали, что дальше?

— А дальше то, что Зайчик на куски развалится! Та самая центробежная сила из него наши якоря вырвет — и ку-ку! Или он вообще в щебенку рассыплется. Он же не железный. Может, он от рождения на нескольких кусков растрескался.

— Блин! А мы тут сидим, губу развесили.

— Спокойно, это не вопрос. Пусть он хоть из коровьей лепешки слеплен. Мы для него авоську из тросов сплетем.

— Хорошая мысль! Тамара, возьмешь на себя расчет авоськи? Геологию Зайчика, размер ячейки сети и прочее?

— Если Димон поможет. И мне нужна буровая.

— Будет тебе буровая. Джоанна, поможешь Тамаре с буровой. Проехали. Поль, что у вас нового?

— Ничего. Все старое. Чуть уточнили расчеты — и все.

— Ну, в двух словах?

— Как я раньше говорил, поворачиваем не всю планету, а только кору. Кора выдержит.

— Ты говорил, трескаться начнет.

— Обязательно! Но позднее. Она сначала снизу подтаять должна.

— Поль, что из тебя каждое слово клещами тянуть надо? — возмутилась Эля.

— Хорошо, повторяю еще раз. Кора здесь толстая — до трехсот километров. С привлеченными в движение массами мы затронем слой до шестисот километров в глубину. Ниже ядро как вращалось, так и будет вращаться. Движение коры будет определяться силой натяжения тросов, инерционностью коры и вовлеченных в движение сопутствующих масс, силой вязкого трения и гироскопическим эффектом. Точных данных у нас нет, но ясно, что сила трения будет возрастать пропорционально квадрату скорости. Чем больше сопутствующая масса, тем больше инерционность, но ниже сила трения.

Когда пойдет поворот, поверхностные слои магмы перемешаются с глубинными. Начнется подтаивание коры снизу. Знаете, как айсберги в теплых морях… Через несколько веков прочность коры опустится ниже уровня внутренних напряжений. В общем, кора растрескается, возродится вулканическая активность. И это будет хорошо.