Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Сказание о морде небритой

ModernLib.Net / Шуваев П. / Сказание о морде небритой - Чтение (стр. 1)
Автор: Шуваев П.
Жанр:

 

 


Шуваев П

Сказание о морде небритой

П.Шуваев

СКАЗАНИЕ О МОРДЕ НЕБРИТОЙ

Автор считает своим долгом в первую очередь уведомить читателй, что испытывает серьезнейшие затруднения сугубо принципиального характера в плане определения места и времени действия. Более того, он ни в коей мере не склонен настаивать на том, что описанные ниже события вообще где-либо и когда-либо имели место; в пользу такой точки зрения говорит, в частности, очевидная невозможность некоторых действий, упоминаемых в тексте как вполне естественные. Тем не менее автор берет на себя смелость опубликовать данный труд и приносит извинения за нечеткость изложения, в ряде случаев проистекающую более из характера материала, нежели из его собственной небрежности.

Жил когда-то на свете один небрит. Небрит был как небрит: маленький, тихий и небритый. Жил он в отдельной комнате и считал себя поэтому весьма везучим:

далеко не у всякого небрита есть своя комната. Правда, комната была так велика, что небрит, стоя в одном углу, не видел, что происходит в противоположном, будучи, как положено небриту, несколько близорук, - но зато была она теплой и светлой, а в противоположном углу все равно ничего не происходило. Ко всему прочему, комната была очень красива: стены покрыты мраморными плитами, а пол выложен мозаикой из цветного стекла. Была в комнате даже крыша; она, правда, кое-где протекала, и в сильные дожди на мозаичном полу появлялись лужи, но небрит давно уже знал все дырки и спал в местах более сухих.

Туда же перетащил он и все свои ценности. Раньше, в молодости, ценностей было немного: очки с одним стеклом, старый чайник и карандаш. Когда небрит поселился в этом доме, богатства его возросли неимоверно: в многочисленных комнатах оказалась уйма всего разного, главным образом книг и свитков. Собственно, только они небрита и занимали. Теперь ему мало было уже угла, который он не собирался покидать до конца своих дней, - а всем известно, что небриты живут долго, - теперь его сокровища хранились во всех сколько-нибудь защищеннных от дождя местах.

Итак, жил небрит обеспеченно и даже, по меркам небритов, богато. Назвать его жизнь безбедной нельзя было потому, что дом, в незапамятные времена покинутый исконными обитателями, был ныне, помимо небрита, заселен еще и иными существами - многочисленными, разнообразными и не всегда приятными. Будучи от природы боязлив, он старался не вступать с ними в конфликты, а потому по большей части прятался от них, ограничиваясь общением с несколькими знакомыми домовыми и с ночными бабочками, прилетавшими порою на свет его свечи. Это все был народ незлобивый, покладистый и по натуре спокойный; небрит даже почти сдружился с домовыми Кси и Пси, и они нередко по вечерам собирались поболтать за чашкой чая.

Пачку чая небрит давным-давно выменял у какого-то лешего на отвертку, которая была ему совершенно не нужна (лешему, скорее всего, тоже), и с тех пор запасам конца не предвиделось: вероятно, пачка была волшебная.

Однако и домовые далеко не всегда оказывались столь же обходительны, как двое его приятелей. Они не только могли при случае обозвать словом, которое небрит потом долго и тщетно выискивал по всем словарям, - они были способны и на кражу, и как-то раз небрит обнаружил, что у него пропали очки. С тех пор он побаивался не то что выходить из дому, а даже и по дому ходить после наступления темноты. А попробуйте не бояться, если по вечерам в доме происходят ни с чем несообразные безобразия. Иногда по залам принималось разгуливать старое -престарое привидение с большой лысиной; однажды небрит попытался с ним заговорить, но оно заухало так жутко, что от страха он был вынужден забиться под полку со свитками. Порой из подвала начинали доноситься устрашающие стоны и вопли. К счастью, такое бывало очень редко, но все же бывало, и тогда единственным спасением для небрита было попытаться заглушить эти звуки грохотом чайника или стуком собственных зубов.

Подвал вообще был местом настолько таинственным, что даже и домовые, которые, известно, существа ушлые и пройдошливые, соваться туда боялись. Там, по слухам, творились всяческие непонятности, вплоть до того, что вдруг загорался свет, становилось холодно и странный страшный голос принимался распоследними словами крыть какого -то призрака и некий канон. Небрит попытался выяснить, какой именно, однако все слышавшие этот голос в испуге убегали со всех ног, не имея довольно времени, чтоб вслушаться в содержание его речей.

Так или иначе, в подвале творились дела странные и жуть наводящие. Все население дома пребывало в страхе, и по вечерам никто уже не выходил из укромных углов, кроме привидения да нескольких приблудных духов, которым все нипочем, потому что они и так давно уже померли. Даже домовые, которым ничто не могло угрожать, потому что где это видано, чтобы дом без домовых был, - даже и они поговаривали о каком-то не то сокращении, не то вовсе извращении. Такое все страшное и невозможное говорили, что вот, мол, с минуты на минуту случится нечто странное и грозящее всем большими неприятностями.

Как-то раз, например, прибежал к небриту взволнованный домовой Пси; он весь дрожал мелкой дрожью, а шерстка его встала дыбом. Пси сообщил, что сам слышал, как говорили, будто бы вот-вот погонят из дому всех домовых, кроме одного-единственного, поскольку единственный -то уж необходим. Но вот кто будет этим единственным - не знал, разумеется, никто, кроме, может быть, домового Ро, который по вздорности характера укрылся от собратьев именно в подвале.

Новости были неприятные. Небрит вообще не любил выслушивать новости: ему гораздо больше нравилось вычитывать новое в свитках, - хотя бы по той причине, что уж эти новости ему не повредят. А тут... В самом деле, раз уж гонят домовых, так могут погнать и всех прочих, тем более домовой на то и домовой, чтоб в дому обитать, а небритам обитать вообще нигде не предписано. Может быть, и существовала где-нибудь предназначенная для них экологическая ниша, но ни один небрит о ней не слыхивал.

А паника все разрасталась. Уже перестали залетать в дом бабочки, уже ни один леший даже в самую темную ночь не приближался к дому, уже началось на чердаке невнятное скрипение и копошение... "Не к добру это, дорогие мои, ох, не к добру", - говорил старый мудрый домовой Ипсилон, по привычке окая в самых неподоходящих местах. "Не к добру, однако", - подхватило все население дома.

Почему-то все вдруг начали окать; только небрит какое-то время держался на этот счет иных воззрений, но и он однажды сорвался. Пересказывая Пси содержание очередного манускрипта, он неожиданно для себя произнес: "ОдинОкОе ОтчужденнО-забрОшеннОе сОзнание..." Потом замялся, смутился, но, поразмыслив над причинами своей слабости, продолжил в том же духе. Пси все равно ничего не заметил: он никогда не вслушивался, когда небрит говорил о непонятном.

Но добро бы все одним оканьем и ограничилось. Отнюдь! Из дома стало разбегаться население. Первым, как ни странно, покинул его один из приблудных духов - благородной наружности, синевато-серого цвета, всегда закутанный в необеятный плащ. Никто не знал, чей он, собственно, дух, но был он горд, самолюбив и обидчив до крайности. Вероятно, его что-то напугало, хотя трудно сказать, чего может испугаться дух; сам он, по слухам, заявил, что не может долее выносить столь вульгарное общество.

За духом последовали прочие жители дома, и довольно скоро небрит остался один.

То есть, может быть, и не один, но в его комнату никто не заходил. Недели три небрит был этим очень доволен, но потом ему малость надоело отчужденное одиночество, и он, выбрав день, когда солнце светило особенно ярко, решился осмотреть дом. На свитки никто никогда не покушался, а вот чайник небрит предпочел спрятать в самом дальнем углу, завалив вдобавок трактатами о всяких первосущностях: там бы уж точно никто не стал копаться.

Дом был огромен, и так уж получилось, что небрит ни разу не собрался обойти его весь - даже когда был здесь новичком и не начались еще эти странности. Теперь дом казался небриту еще более огромным и страшным. Комнаты сменялись комнатами, и все они были запущенные и захламленные. Небрит всегда любил рыться во всяком хламе и теперь был за эту любовь вознагражден: в углу одной из комнат ему попались очки. Очки были очень красивые, но, к сожалению, были они так велики, что держались лишь на кончике носа, благо нос у небритов бывает длинный.

Вдобавок видел небрит в очках ничуть не лучше, чем без оных. Он хотел было уже снять очки - для этого довольно было бы легкого кивка, - как вдруг они стали уменьшаться и, наконец, расположились на небритьем лице самым что ни на есть удобным образом. Возможно, они были волшебные, но небрит так редко сталкивался с волшебными вещами, что не сразу поверил. А поверить пришлось, потому что и видеть он к тому же стал лучше, кажется, иногда даже и сквозь стены. Вообще говоря, не было ничего удивительного в том, что очки оказались волшебными: ведь уже много лет в доме обитала только нечистая сила, а известно, что даже самый распоследний домовой имеет при себе что-нибудь этакое.

Небрит почувствовал себя увереннее и смелее: теперь он видел всю комнату целиком, даже когда стоял в самом дальнем и темном из многочисленных ее углов.

Но ни в этой комнате, ни в других не оказалось никого, с кем можно было бы побеседовать: были тараканы и пауки - публика скучная, бессловесная и пригодная разве что в пищу домовым. Тараканы громко топали, громко чавкали, но больше никаких звуков не раздавалось, как вдруг послышались невнятные крики.

Небрит долго не мог набраться храбрости и пойти разузнать, кто кричит: начинало смеркаться, а орали, судя по всему, подозрительно близко к подвалу. Крики, впрочем, были хоть и истошные, но вполне мирные: прислушавшись, небрит разобрал, что кричащий недоволен энтропией, которая, дескать, все возрастает. Возрастание энтропии до сих пор никоим образом не мешало небриту жить, и он не очень понимал, что тут такого плохого, но ясно было, что кричит существо по натуре невоинственное. Поэтому небрит хоть и не осмелел, но, поразмыслив, решился все же поглядеть, что там такое.

Когда он добрался до источника шума, было уже темно, и небриту удавалось хоть как-то ориентироваться лишь с помощью очков. Места по всем приметам были как раз те самые, где некий голос нехорошо отзывался о некоем призраке. Небрита разобрало любопытство, тем паче что вблизи все оказалось много менее страшно, нежели можно было предположить по рассказам. Приоткрыв дверь, небрит различил фигуру, в которой нельзя было не признать духа. Дух был обширен собой и полупрозрачен до неприличия; в руке он держал прохудившуюся реторту. Дух стоял перед столом, заваленным свитками, и пытался, вероятно, в одном из этих манускриптов разобраться. Небрит постучался.

- Кто ты, презренный, осмелившийся нарушить мое уединение? - дух посмотрел на небрита сквозь реторту.

- Здравствуйте, - сказал небрит, - я небрит. А это вы тут энтропию ругаете?

- Я, достославный и премудрый, незабвенный и неизбывный дух абсолюта, гордо ответствовал дух, не выпуская из рук реторты, - то есть, конечно же, призрака реторты. - А ты, жалкий небрит, неужели же ты не способен оценить всей премерзостности оного понятия - если, конечно, разумеешь, что такое есть понятие?

- Разумею, - небрит даже не пытался скрыть обиды. - А что?

- Так она же возрастает!

В голосе духа слышался уже не столько гонор, сколько, как это ни странно в данном случае, простая человеческая тоска.

- Простите, - сказал небрит, - а это вы тут холод напускали и ругали какого-то призрака?

Вопрос был задан не в той форме, к какой дух привык, но он, видно, соскучился без собеседника, поэтому все же ответил.

- Не знаю я никакого призрака, я демонов ругал, и первого рода, и второго, и всегда буду повторять, что они, многогнусные, недостойны таковыми называться за деяния свои непотребные!

Дух помолчал немного, а потом разразился бранью, какой небрит от существа духовного даже не ожидал, хотя, если вдуматься, от столь древнего и дряхлого духа как раз и следовало ждать сугубо архаических выражений.

- А ты, ничтожнейший и небритый, признаешь ли ты? - далее следовало нечто до крайности неразборчивое: дух, похоже, и сам забыл, на чем стоит.

- М-ммм... наверное, нет, - ответил небрит после некоторого раздумья.

Поступать так не следовало, потому что дух взъярился до безобразия. Он кричал, размахивал руками, топал ногами, шелестел мантией, а под конец вовсе плюнул в несчастного небрита - и попал. Разумеется, призрачная слюна прошла сквозь него, не встретив ни малейшего сопротивления, но небриту все равно было неприятно.

Заметив неудачу своей попытки и будучи твердо убежден в необходимости нанести собеседнику физическое увечье, дух запустил в небрита ретортой.

Небрит попятился, хотя, понятно, реторта причинила ему не больше вреда, нежели причинить была вообще способна. Духов небрит вообще-то не боялся, однако общение с духом абсолюта оказалось отнюдь не весьма сладостно для души его, поэтому он выбрался в коридор и затворил за собой дверь.

Он рассеянно шел по коридору, занятый размышлениями о том, в какой мере безбожно и безосновательно был поруган демон Максвелла и, вероятно, успел бы даже примыслить за духа какое-нибудь благоприличное обоснование, - но вдруг оказался перед полуотворенной дверью. Пути дальше не было: коридор оказался для небритовых раздумий коротковат, и можно было разве что набраться храбрости и заглянуть в дверь, благо горел там не какой-нибудь странный огонь, а, судя по всему, обыкновенна свеча.

В комнате стояли колбы, реторты и перегонные кубы, и все они были настоящие, что доказывалось толстым слоем пыли: на вещах нематериальных пыль, понятно, не оседает. Вещи эти, казалось, простояли без употребления не один век, однако комната была обитаема, а именно - на массивной дубовой скамье сидело небольших размеров существо и внимательно разглядывало какой - то свиток. Признав в существе родственную душу, небрит несколько осмелел.

- Здравствуйте, - сказал небрит почти даже не дрожащим голосом, - я небрит.

- Здорово, чувак, - произнесло существо. - Небрит, значит? Заметно.

Чувак? Небрит был несколько шокирован: от домовых он, понятно, всякие слова слыхал, но домовые ведь не читают свитков!

- А я гомункулус. Слыхал про таких?

- Кажется... Только это ведь давно было...

Небрит пригляделся к существу. От человека оно не отличалось ничем, кроме малых размеров, от небрита же - гладкими щеками без признаков щетины.

- Да не, ты не думай, чувак, я настоящий. Просто алхимик, который начал меня создавать, не сообразил, что к моменту моего появления на свет он давно уже будет лежать в гробу в белых тапочках.

- В каких тапочках?!

- Неважно. Да пойми ты, наконец, что мы, гомункулусы, народ особый. Мы сотворяемся долго и тщательно, ибо скоро только кошки родятся, как говаривал некогда мой творец.

- Кошки?

- Ну да, маленькие такие зверьки, симпатичные... Да, слушай... небрит, ты, может, случаем, грамотный?

- Грамотный, - небрит собрался уже обидеться: в самом деле, кто и когда видел неграмотного небрита? Такого не бывает.

- Тогда, может, скажешь мне, что тут написано?

Небрит взял свиток и попытался прочесть. Понял он только, что текст, похоже, очень длинный, хотя, строго говоря, он не мог бы даже поручиться, что это вообще текст.

- Не знаю, - честно сказал он. - Послушайте, гомункулус, а откуда у вас этот манускрипт? Впрочем, может быть, это даже не манускрипт...

- А ты что, не знаешь, небрит ты этакий? Ты хоть слышал о домовом, которого зовут Ро?

- Ро? Кажется, слышал. Только ведь домовые вообще писать не умеют.

- Ну не умеют, так он и не писал. Так ты не что, правда не знаешь, что натворил этот Ро?

- Правда, гомункулус. Знаю только, что он давно уже пропал, а потом и все остальные домовые разбежались... Так он жив?

- Живехонек, - гомункулус усмехнулся. - Так вот, когда он пропал, а пропал он рядом - несколько комнат отсюда... Короче, чувак: этот свиток единственное, что может нас спасти.

- Нас с вами?

- И весь остальной мир, дорогой мой.

- Весь мир? - небрит не знал, что и думать.

- Да уж, поверь мне. Это, впрочем, длинная история, которую я и сам не могу понять. Так ты совсем ничего не можешь здесь прочесть?

- Не могу, гомункулус.

- Слушай, ну что ты все гомункулус да гомункулус... Понимаю, я единственный в своем роде, но все же это несколько длинно. Нет, в самом деле, я и сам иногда запинаюсь, когда о себе думаю.

- Тогда, может быть, просто гомик?

Небрит, как и все небриты, был существом чистым и неиспорченным.

- Нет, это, знаешь ли, слишком фамильярно, к тому же похоже на гномика. Зачем мне такие ассоциации?

- Тогда... Ну, если желательно, чтоб ни на что не было похоже... Ну, синтантроп, к примеру.

- Ты правда сдурел, небрит, или прикидываешься? Это же не короче, не говоря о том, что я не обезьяна.

- Или просто какое-нибудь христианское имя? Бенедикт там или, допустим, Бонифаций...

- Сам посуди, какое я имею отношение к христианству?

- Полагаю, что крайне приблизительное. Нечто древнегреческое...

- Не стоит, ибо не думаю я, друг мой небрит, чтобы ты вспомнил имя достаточно краткое и благозвучное. А имя обязательно должно быть благозвучно, ибо я, как ты уже убедился, прекрасен, более того, очарователен и, следовательно, прекрасен чарующе!

Слова эти, сказанные, скорее всего, совершенно случайно, тем не менее помогли небриту. Подобное попалось ему когда-то в старинной книге, описывавшей похождения алхимика Кварка, прозванного Очарованным Кварком.

- Кварк?

- Вот это, кажется, как раз то! Да, то, самое то!

Гомункулус подошел к небриту и обнял его.

- Доволен? Между прочим, этот Кварк был когда-то известным алхимиком.

- Алхимик Кварк? - гомункулус был до крайности удивлен.

- Ты хоть по- нимаешь, что ты мне рассказал?

- А что? В самом деле был такой алхимик, честное слово...

- В том-то и дело, что был! Когда я родился... то есть создался... то есть вылупился... В общем, когда я появился на свет, я не знал имени своего создателя. Теперь понял?

Небрит по-прежнему не представлял, что тут такого.

- Благодетель ты мой! Да ведь я, не зная его имени, не мог быть полноценным гомункулусом, пойми ты!

- А теперь вы полноценный? - спросил небрит без особой уверенности.

Гомункулус расхохотался, а потом вдруг поднялся над скамейкой и принялся кружить по комнате.

- Теперь веришь? Полноценный гомункулус должен уметь летать. Кстати, почему ты ко мне на "вы" обращаешься? Выпить бы, конечно, на брудершафт, да нечего.

- Ладно, на "ты" тоже можно, - согласился небрит. - Теперь, стало быть, ты Кварк, ты даже летать умеешь, это все хорошо. Только вот что нам делать с манускриптом?

- А и в самом деле, чуть не забыл! Надо же... Так ты правда не знаешь, что это такое?

Вообще говоря, небрит мог бы обидеться: небриты всегда говорят правду, когда дело касается любой формы письменной речи; собственно, об этом они обычно только и говорят. Следовало бы, пожалуй, принять горделивый вид и с интонациями, заимствованными у приблудного духа, произнести: "Небриты не лгут, запомните это раз и навсегда, молодой человек". Но вопрос прозвучал столь необидно, а дело было столь важно, что небрит со стыдом признался в своем невежестве и воздержался от самовосхваления.

- А там точно хоть что-нибудь написано?

- Ро говорил, что написано, - Кварк, впрочем, и сам, похоже, не был убежден, что домовой Ро заслуживает полного доверия.

- И ты не имеешь представления?

- Ни малейшего.

Небрит задумался. Если ситуация в самом деле такова, как ее изображает Ро, это довольно-таки страшно. А если нет? Раз уж не удалось расшифровать текст, было бы разумно отыскать того, кто способен это сделать. Это, во всяком случае, было бы разумнее, чем сидеть дома и дожидаться конца света в компании домового Ро и абсолютного духа. Небрит стал припоминать известных ему лингвистов и вообще мудрецов, но как-то уж так получилось, что все эти светила мирно почили задолго до его рождения: небрит знал жизнь в основном по литературе, причем по старой литературе. Не стоит поэтому подробно разъяснять, как он обрадовался, вспомнив, наконец, некоего мудреца, который вполне мог быть жив до сих пор.

- Слушай, Кварк, кажется, я знаю, как нам помочь!

- Правда? - гомункулус даже привстал со скамьи, где он было вновь расположился со всем возможным комфортом.

- Да, - твердо сказал небрит. - Есть на свете такой профессор, Перитрихий Триптофанович. То есть, может быть, он и умер, но может и жить. Так вот, он мудрец, он-то, наверное, сможет прочитать.

- Ты уверен?

- Ну... Не знаю, но это шанс. И потом, я же читал о нем в книге, посвященной актуальным проблемам передовой науки. Не помню вот только, что именно он делал...

- Ладно! Пошли! Где он живет?

- Не знаю, кажется, где-то в дубовой роще, только вот где поблизости растут дубы?

- Найдем! Пошли!- Кварк подлетел к двери. Небрит ни в коем случае не предполагал, что придется вот так вот, прямо сейчас, без сборов, без обсуждения, без подготовки, да к тому же и ночью покидать дом. Не так начинались великие экспедиции, о которых он читал.

Поэтому хоть он и двинулся к выходу, но не торопился отнюдь. Кварк же порхал вокруг, всем своим видом выражая стремление ринуться навстречу трудностям. Под таким вот напорос небрит и покинул странную, старомодно обставленную, но, в сущности, вполне уютную комнату.

Когда они были уже недалеко от небритова жилища, вновь раздался истошный вопль:

дух ни с того ни с сего принялся кому-то то ли показывать, то ли доказывать, что он вообще абсолютный и ни в какую относительность не верит, даже и в языковую.

Потом дух вдруг захрипел, раскашлялся и умолк, но лучше от этого не стало.

Невесть откуда выскочили лучи голубовато-зеленого света, и там, где они пересекались, возникла фигура...

Фигура была на редкость необычна, нелепа и даже, пожалуй, смешна. В самом деле, как еще охарактеризовать маленькое-премаленькое существо, облаченное в сильно приталенную хламиду, которая выше и ниже оной сомнительной талии болтается как бог на душу положит? Существо стояло неестественно прямо, воздев руки к потолку, и пыталось оно, похоже, изобразить даже не солидность, но величественность; более всего оно походило на крашеного домового.

- Здравствуйте, - сказал небрит, - я небрит.

Кварк толкнул его локтем.

- Это он, Ро.

Ро сделал, очевидно, какое-то движение, потому что, хоть ничего не было заметно, но хламида громко зашелестела. Физиономия его приняла мрачное и торжественное выражение - насколько это возможно для домового.

- Вы еще здесь, нечестивые? - возгласил он писклявым голосом, простирая вперед руку. - Так бойтесь же!

- Чего бояться-то? - Кварк подлетел поближе.

- Молчи, презренный! - рявкнул Ро. - Ты не смог прочесть Великую скрижаль, так пеняй на себя. Даю тебе год сроку, но если ты придешь к мне с ответом хотя бы секундой позже - трепещи, о несчастный! Трепещи, ибо повсюду воцарится холод и смерть! Холод и смерть! Холод и смерть!! ХОЛОД И СМЕРТЬ!!!

Сказавши это, Ро исчез. Небрит огляделся: все было, как обычно, только вот сам он слишком уж откровенно дрожал - или трепетал? Уняв дрожь, небрит взглянул на Кварка и не вполне твердым голосом спросил:

- А что... Это правда?

- Насчет холода и смерти? - гомункулус не выглядел испуганным.

- Ну да.

- А черт его знает. Он мне уже несколько раз вот так вот являлся и все чего-то страшного обещал. Только вот, по-моему, это просто домовой возомнил себя князем тьмы. Боюсь, это дух его испортил...

- Ну, Ро и раньше-то был не подарок. Так, думаешь, врет?

- М-ммм, не знаю. Сам-то он точно ничего не сделает - ни хорошего, ни плохого, - а вот дух... У него там машина стоит, вечный двигатель называется, так все работает, делает чего-то. А дух смотрит и ничего больше, только разве подкрутит что-нибудь там иногда.

- Как так подкрутит?! Он же дух!

- Ну да, и машина у него призрачная. Только вдруг он еще что-нибудь учудит?

Боязно все-таки...

- И мне боязно, - честно сказал небрит.

- Так пошли искать, кто нам поможет разобраться в этой Скрижали.

Кварк был вновь преисполнен энтузиазма.

- Пошли... Только, может быть, все-таки лучше дождаться утра?

- Чего дожидаться-то? И так светло. Собирай вещи, небритая твоя морда!

- Ладно, - отвечал небрит с тоской в голосе.

Рассвет застал их уже в пути: вещей у небрита, как сказано, было немного, а книги он оставил дома. Небрит пытался рубить карандашом длинные плети развесистой клюквы, но получалось почему-то не очень удачно. Кварк вился над ним и уговаривал лететь вместе. Но что поделаешь, если небриты летать не умеют...

Продвигались они не слишком быстро: общеизвестно, что даже в умеренных широтах развесистая клюква (если она, конечно, настоящая) образует густые и труднопроходимые заросли. Небрит пожалел было, что не захватил с собой топора, - но вовремя вспомнил, что топора он в доме ни разу не видывал, да и пользоваться таковым, как и все небриты, не умел.

К счастью, заросли все же кончились, и взорам путников предстала обширная равнина, на которой росло одно-единственное, зато до крайности высокое и могучее с виду дерево. Это одинокое древо никак не могло быть дубом, в недрах которого обитал профессор Перитрихий Триптофанович, но справа и слева от него не было вообще ничего.

Идти по ровному пространству было легко, и они бы довольно быстро добрались до дерева, если бы не мешали голоса. Голоса тведили что-то странное и ни на что не похожее.

- На основании вышеизложенного доводим до сведения, что вследствие наличия отсутствия обоснования...

- Не представляется возможным произвести дислоцирование без предоставления надлежащего обеспечения, в связи с чем доводим до вашего сведения...

- А что такое? Я маленький, какой с меня спрос! - говорили голоса.

- Слушай, ты не знаешь, что это такое? - спросил Кварк.

Небрит терялся в догадках.

Между тем дерево было уже близко. Можно было различить его мощные ветви, густую листву и плоды странной формы, ярко-белыми пятнами выделявшиеся на зеленом фоне.

Вершина дерева скрывалась в облаках. Дерево было огромно, и оно было каким-то таинственным образом связано со всей равниной, потому что по мере приближения к нему голоса становились все громче. Раздался громкий вопль: "А что? А ничего!" - и шагах в десяти от небрита возник луг с сидящей на нем птичкой. Птичка была маленькая и пестренькая, небриту она очень понравилась.

- Здравствуйте, - сказал он, - я небрит.

Но было уже поздно: неизвестно откуда взявшаяся корова с громким мычанием ухватила птичку за ногу. Послышались крики. Кричали: "Будь здорова!", "Спасибо!", "Банзай!", "Виват!" и даже "Аминь!"

- Что это такое? - шепотом спросил Кварк.

- Не знаю. Слетай, посмотри, что там около дерева.

Гомункулус улетел. Вернувшись через несколько минут, он сообщил, что около дерева бардак. Бардак жуткий, откровенный и несомненный, настолько жуткий, что он, Кварк то есть, даже затрудняется определить, в чем, собственно, этот бардак состоит. И еще он принес плод с дерева.

- Бардак? - спросил небрит, внимательно рассмотрев плод.

- Бардак, - вздохнул гомункулус.

- А какой? Не махровый случайно?

- Махровый, - признался Кварк и покраснел.

Небрит наконец понял, что это такое, но это было, с его точки зрения, слишком страшно.

- Это оно, - прошептал он Кварку на ухо. - Древо маразма...

- Ты уверен? - спросил Кварк испуганно.

Небрит развернул плод и показал ему. Тут уже Кварку возразить было нечего: такое ни на каком нормальном дереве не растет и расти не может. Начать с того, что лишь плод древа маразма сплошь состоит из бумаги, причем бумаги исписанной. А если еще посмотреть, что именно написано...

- Ну как, убедился? - спросил небрит, когда Кварк дочитал.

- Ты прав. Это и в самом деле маразм.

Да, ситуация, в которой оказались наши друзья, никак не может быть названа приятной. Кварк не знал про древо маразма почти ничего, но он был испуган.

Небрит знал чуть больше, поэтому (да, только поэтому!) и напуган был сильнее.

Впрочем, и небрит знал лишь один факт, сообщавшийся всеми авторами как совершенно точно установленный: никто из наблюдавших древо не смог впоследствии рассказать, что именно он наблюдал. Оставалось, конечно, неизвестным, от кого же в таком случае все эти разные авторы получили хотя бы ту скудную информацию, которой обладали.

Небрит, вероятно, долго бы предавался размышлениям на эту тему и не пришел бы в конце концов ни к какому определенному выводу, но на этой ненормальной равнине ему даже не дали возможности порассуждать спокойно. Голос, в котором не было ничего человеческого - нечеловеческого, впрочем, тоже, - заорал: "Да что же вы, Беда, пригорюнились? Не видите, что ли: я спать хочу. Подайте мне мою валторну!"

Валторны не оказалось, зато на равнину невесть откуда выплыли маленький человечек в рясе и некое существо. Существо это до такой степени не имело никаких особых примет, что небрит так и не смог впоследствии внятно описать, на что же оно было похоже. Единственное, что он мог утаерждать, это что существо "кажется, слегка блестело и вращалось изнутри... или снаружи?"

- Долго мне ждать валторны? - строго спросило существо.

Человечек в рясе заметался туда-сюда, бормоча что-то вроде "совсем ведь замучил, будь он неладен..."

- Здравствуйте, - сказал небрит. - Я небрит.

И тут же подумал, что, может быть, поступил опрометчиво: если уж ты оказался близ древа маразма, никогда нельзя сказать, что здесь хорошо, а что плохо.

Человечек побегал еще немного, ворча по-латыни и поминая нехорошими словами самых разных святых, угодников, ангелов и архангелов. Он все еще искал валторну, хотя странное существо требовало уже аксельбант, утверждая, что именно с аксельбантом оно и привыкло спать. Когда существо все же уснуло, удовлетворившись всего-навсего апофегмой, небрит осмелился приблизиться и спросить, кто же они все-таки такие.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4