Князь Тимерийский на предложение магистра прогуляться в арлиндский порт откликнулся охотно, однако хорошего собеседника из него не получилось. Андрей был молчалив, задумчив и чем-то явно озабочен. Настолько, что не моргнув глазом прошел мимо таверны, в которую приглашал его магистр, чтобы промочить горло. Сиринцу пришлось окликать его дважды. Вот еще новости: уж не влюбился ли человек молодой в юную кривляку Асольду Мессонскую? В планы достойнейшего из мудрых это никак не входило. Нет, король Птах прав: увозить надо князя отсюда, и как можно скорее.
 
      Вино в таверне было неплохим, однако его достоинства сильно преувеличивались хозяином, а цена и вовсе оказалась неприличной. Пока магистр объяснял неразумному кабатчику несуразность предъявляемых им претензий, Андрей Тимерийский равнодушно скользил глазами по залитым вином и пивом столам и прокопченным стенам, которые если и были когда-то белены, то, вероятно, очень давно, так давно, что и сами об этом забыли. В подобной дыре князю бывать еще не доводилось. От не слишком опрятных посетителей пахло потом, вином и почему-то рыбой.
      – Мы находимся в арпинском порту, на берегу Великого Ливийского океана,– напомнил ему Пигал, завершивший наконец дискуссию с хозяином.– А эти пахнущие рыбой люди помогут нам проникнуть в его тайны. Я уже договорился с хозяином, он сведет нас со шкипером вполне приличной шхуны.
      – И куда мы поплывем? – выказал некоторый интерес к вопросу, волнующему Пигала, князь Тимерийский.
      Честно говоря, магистр и сам пока что точно не мог ответить на этот вопрос. Сведения, собранные им за два дня, давали довольно ясную картину происшедшего, но, к сожалению, ни на йоту не приблизили способнейшего дознавателя Светлого круга к раскрытию страшной тайны. Сиринцу оставалось только уповать на свое искусство магистра Белой магии да на благосклонное расположение звезд. По косвенным уликам мессонский корвет пропал где-то в районе Асейских островов, и если с помощью Белой магии не удастся вычислить более точно местонахождение Елены Арлиндской, то поиски придется вести почти вслепую именно там.
      – Гиблое место,– поведал Пигалу человек в просоленной морской водой брезентовой куртке и с красным, как Рамос на закате, лицом.– Не каждый шкипер согласится доставить вас туда. Разве что за очень большие деньги.
      – Ты себя имеешь в виду? – холодно полюбопытствовал князь Тимерийский.
      – Летучий Зен,– вежливо представился незнакомец.– Летучий – это прозвище, Зен – имя. Моя шхуна «Жемчужина Арлиндии» к вашим услугам, благородные господа.
      – За золотом дело не станет,– обнадежил нового знакомца Пигал.– Король Птах взял на себя все расходы.
      – Я не потребую с вас чрезмерной платы, поскольку являюсь горячим сторонником Елены Арлиндской и короля Птаха.
      – А что, в Арпине у короля есть и противники? – удивился Андрей.
      – Если благородный господин изволит повернуться к выходу, то сможет полюбоваться на них собственными глазами.
      Сиятельный Тимерийский внял совету и, похоже, сделал это вовремя. Человек десять весьма решительно настроенных, вооруженных мечами и кинжалами оборванцев двинулась к его столу без приглашения. Впрочем, под рваной одеждой на них были кольчуги. Летучий Зен воспользовался паузой и скользнул под стол. Там же вскоре оказался и магистр, но не по своей воле, а сбитый с ног могучим ударом. Так, во всяком случае, он утверждал потом, и поскольку никто из очевидцев его слов не оспаривал, то, скорее всего, так оно и было. Князю Тимерийскому места под столом уже не нашлось, и волей-неволей ему пришлось выдерживать натиск нападающих в одиночку. К удивлению Летучего Зена, чужак даже не потрудился обнажить меч, зато удары его холеных рук оказались просто сокрушительными для нападавших. Не говоря уже об ударах ног, ибо чужак умело дрался и ногами, расквасив шутя пару излишне назойливых морд. У предводителя нападающих князь сначала выбил меч, а потом очень изящно снял и голову. Словом, это был очень и очень способный по части мордобития молодой человек. Буквально через пять минут оборванцы отхлынули, унося раненых. Троим, похоже, уже никогда не суждено было подняться. Летучий Зен быстро обшарил их карманы не без пользы для собственного кошелька.
      – Люди Гига Сигирийского,– сказал он князю, поднимаясь с пола.– За вами, видимо, следят.
      – Мерзавцы,– простонал достойнейший Пигал.– Я был буквально сбит с ног.
      – Бывает,– посочувствовал ему Тимерийский, допивая вино.
      – Какая наглость! – не мог скрыть своего возмущения магистр.– Этот Гиг Сигирийский просто негодяй.
      – И к тому же закрыл для нас, арлиндцев, мессонские порты,– поддержал его Летучий Зен.
      – Я его в порошок сотру,– пообещал достойнейший Пигал.
      В ответ на это заявление Летучий Зен дипломатично промолчал, создалось впечатление, что не поверил. Впрочем, Пигал Сиринский счел ниже своего достоинства разубеждать арлиндского шкипера. Задача этого простого моряка – доставить магистра к Асейским островам, а уж там он покажет кое-кому, где на Либии раки зимуют. Летучий Зен посмотрел на сиринца с уважением, поскольку не только не знал, где зимуют на Либии эти странные создания, но даже не мог этих раков представить, поскольку в Великом океане водились только крабы.
      После этого выяснилась еще одна очень интересная деталь. Оказалось, что под небольшой платой Летучий Зен и достойнейший Пигал понимают совершенно разные суммы. Настолько разные, что довольно туго приходят к соглашению.
      – Небольшая – не значит смешная,– стоял на своем шкипер.
      Достойнейший Пигал воззвал к его патриотизму, но не нашел понимания. Летучий Зен стал нести ахинею про Гига Сигирийского, про замок Крокет, где обитают колдуны, способные на расстоянии в тысячу миль превратить отважного моряка в сухопутную крысу, и прочий вздор.
      – Все это сказки, уважаемый,– снисходительно заметил Пигал.– Превращение человека в крысу процесс длительный и трудоемкий, никому еще не удавалось провести его на расстоянии в тысячу миль, можете поверить ученому, съевшему собаку на магии и чародействе.
      Обе договаривающиеся стороны постоянно взывали к князю Тимерийскому и хозяину таверны, который усердно занимался ликвидацией последствий инцидента, произошедшего несколькими минутами ранее. Князь встал на сторону Пигала Сиринского, хозяин – на сторону Летучего Зена, да еще и присовокупил к этим совершенно бессовестным требованиям свой счетец за чудовищные, по его словам, разрушения, произведенные неаккуратными посетителями. Тимерийский пообещал довершить начатое, если хозяин не умерит наглые притязания, и посоветовал арлиндцам вести себя скромнее. Совет был с благодарностью принят, требования снижены, и казна короля Птаха пострадала значительно меньше, чем можно было предположить по началу торга.
      – Я думаю, король Птах останется мною доволен,– самонадеянно заметил Пигал, но ошибся в своем оптимистическом прогнозе.
      Благородный король Арлиндии назвал своих подданных прохвостами, а достойнейшего магистра малосведущим в торговых делах человеком, что отчасти было верно, однако больно ударило по самолюбию гордого сиринца, считавшего себя непревзойденным знатоком человеческих душ.
      – За такие деньги можно дважды обогнуть Либию по экватору,– вздохнул король Птах.– Но не огорчайся, Пигал, я с этого Летучего Зена при случае три шкуры сдеру.
      Достойнейший из мудрых охотно согласился с его величеством, что просоленный негодяй вполне заслуживает такое к себе отношение, после чего инцидент посчитали исчерпанным.
      Король Птах настаивал, чтобы сеанс Белой магии проходил в его присутствии и непременно в покоях королевы Асольды, чуть ли не в ее спальне. Достойнейший Пигал не возражал против участия своего августейшего и ученейшего друга, однако присутствие рядом спящей женщины могло серьезно повредить чистоте эксперимента. Сошлись на прихожей ее величества, отделенной от спальни перегородкой. Князь Тимерийский от участия в ученом опыте отказался, сославшись на усталость и недостаток образования. После чего удалился к себе, сопровождаемый недовольными вздохами арлиндского государя.
      – Мне было бы спокойнее, если бы молодой человек все время находился у меня перед глазами.
      Пигал поспешил развеять сомнения его величества, заверив, что мимо сиринского магистра не только Герой, но и невидимая мышь не проскользнет.
      – Я кое-что слышал об этом фокусе паррийцев,– забеспокоился муж несравненной Асольды, который, впрочем, был ей не совсем муж.
      – Герой с Парры может, конечно, поставить барьер невидимости,– снисходительно пояснил обеспокоенному политику Пигал.– Но подобные мелкие магические фокусы не способны обмануть знатока Белой магии, которым является ваш покорный слуга.
      – Будем надеяться,– вздохнул король Птах.
      Достойнейший Пигал с интересом принялся изучать в подзорную трубу либийское звездное небо. Его величество, решивший поначалу составить магистру компанию, очень быстро к этому занятию охладел, вспомнив о более насущных заботах. Дверь в спальню Асольды Мессонской была плотно закрыта, но, судя по шуму, доносившемуся из-за стены, королева еще не угомонилась.
      – Звезды нам благоприятствуют,– сообщил магистр королю.
      Его величество обрадовался и за себя, и за магистра, и за несчастную пропавшую дочь, но при этом не спускал глаз с дверей, ведущих в спальню жены. Пигал упрекнул ученейшего друга в излишней подозрительности. По его мнению, Асольда Мессонская была безупречной во всех отношениях девицей, бескорыстно преданной своему мужу. Птах XXI только рукой махнул в сторону любезного сиринца.
      Достойнейший магистр времени, однако, зря не терял, и очень скоро перед ошеломленным королем закурили дымом прозрачные колбы со странными зеленоватыми и красноватыми смесями. Впрочем, запах, исходивший от них, был достаточно приятен и, по уверениям достойнейшего из мудрых, абсолютно безвреден. Но на всякий случай его величество отодвинулся подальше в угол и уже оттуда наблюдал за возникающими из дыма сложными фигурами. Одна из этих фигур была настолько реальной, что король Птах не удержался от крика. Кричал он напрасно, поскольку тут же выяснилось, что фигура принадлежит совершенно реальной служанке, рослой и мрачной особе, которую хозяйка отправила в столь поздний час за арлиндским вином. Ее величеству очень захотелось пить. Достойнейший Пигал скрипнул зубами и бросил в спину удалявшейся дылды недобрый взгляд, однако, как истинный ученый, эксперимента не прервал.
      Дыма становилось все больше, но никаких особенных чудес король Птах пока что не увидел, если не считать возвращения все той же служанки с кувшином вина. Пигал был страшно огорчен чинимыми помехами, но держался с достоинством истинного магистра. Ну разве что бросил в широкую спину закутанной в длинный мессонский плед дуре:
      – Старая корова.
      Похоже было, что сеанс Белой магии катится к неудачному финалу. Во всяком случае, его величество откровенно заскучал. Как вдруг явственно, и это слышали оба, послышалось дыхание женщины. Учащенное дыхание. Достойнейший Пигал, ликуя, поднял вверх указательный палец, призывая августейшего друга к спокойствию. К чести короля Птаха, он хоть и был слегка встревожен, но в панику не ударился, а сидел в своем углу тихо, как мышь.
      – Мне кажется, что рядом с ней есть еще кто-то,– свистящим шепотом поведал Пигал.
      – Похоже на то,– так же шепотом согласился король Птах.
      Пигал вновь предостерегающе поднял руку, напряженно вглядываясь в клубы витающего над головой дыма. Фигуру женщины он видел четко, его величество разглядел там же фигуру мужчины, очень похожего на Гига Сигирийского, который тоже дышал. А потом и вовсе раздался стон.
      – Молит о помощи,– страшным шепотом сообщил Пигал потрясенному королю.
      – Ее пытают? – ахнул король Птах.
      – Не думаю,– тоном знатока объяснил сиринец.– Фантомы не разговаривают и могут общаться с внешним миром только с помощью вздохов и стонов. Стон на языке фантомов – призыв о помощи, частые стоны – дело совсем дрянь. Одно несомненно: ваша дочь, прекраснейшая из прекрасных принцесса Елена жива, и я абсолютно теперь уверен в ее скором освобождении из плена.
      Достойнейший Пигал принялся определять место, откуда доносились стоны. Сделать это оказалось проще простого: король Птах называл вслух все известные ему материки и острова Либии, а достойнейший Пигал напряженно вслушивался в сигналы фантома. Стоило только его величеству назвать Асейские острова, как стоны усилились, а уж когда было произнесено название острова Дракона, раздался громкий крик, который достойнейшие ученые и зафиксировали к обоюдному удовольствию.
      Как человек добросовестный, сиринский магистр не остановился на достигнутом. В клубах дыма он разглядел очертания замка, который король Птах почему-то посчитал горой. Вспыхнувшая тут же довольно продолжительная дискуссия разрешилась все тем же фантомом, в очередной раз изошедшим на стон.
      – Должен вам сказать, ваше величество,– поделился с королем своими наблюдениями магистр,– такая активность фантомов случается очень редко. Обычно они выходят на связь один раз, ну два от силы.
      Король Птах согласился с ученейшим сиринцем – фантомы проявляли завидную активность, и связано это было, скорее всего, с либийской атмосферой, а возможно, и с удачным расположением светил. Его величество насчитал не менее шести вспышек активности фантомов, тогда как достойнейший Пигал настаивал на пяти.
      Ученейшие мужи были настолько потрясены и утомлены увиденным и пережитым, что смогли лишь негодующими взглядами проводить все ту же неугомонную служанку, которая в очередной раз отправилась за вином. Пигал вскользь посетовал на невоздержанность молодых людей в потреблении горячительных напитков и встретил понимание у короля Птаха.
      – Остров Дракона,– задумчиво произнес августейший.– Это, кажется, тот самый остров, где шестиглавый Сюзи устроил себе логово триста лет тому назад.
      – Не может быть! – ахнул магистр.– Но ведь, если не ошибаюсь, он в некотором роде был убит королем Птахом XVII, вашим доблестным предком.
      – С научной точки зрения это безусловно так.– Король Арлиндии со значением посмотрел на собеседника.– Но есть, дорогой друг, и фактическая сторона дела.
      Достойнейший Пигал высказался в том смысле, что, если даже шестиглавый Сюзи уцелел, в фактическом, разумеется, плане, но отнюдь не в научном, то, наверное, он убрался с Либии, и довольно давно, иначе этот негодяй напомнил бы о себе за триста лет.
      Король Птах признал довод ученейшего друга вполне убедительным и вновь пожаловался на коварство мессонской лисы – Гига Сигирийского, который у достопочтеннейшего арлиндского государя какой уже год сидел в печенке, да и не только у него одного.
      В этот момент опять появилась служанка с полным кувшином вина и с пожеланием доброго утра благородным господам. Ученые мужи, взглянув в окно, с ней охотно согласились и даже выпили вина за пробуждение прекраснейшей из прекрасных – Асольды Мессонской. Достойнейший Пигал передал через служанку извинения ее величеству за то, что их с благородным королем Птахом ученые труды, возможно, помешали добродетельнейшей из добродетельных провести ночь в спокойствии. Однако служанка уверила магистра, что королева спала всю ночь как сурок, после чего стрельнула глазами в появившегося на пороге князя Тимерийского и скрылась в спальне госпожи.
      – Наши с благородным королем Птахом труды увенчались полным успехом,– обрадовал Пигал князя.
      – И куда мы отправляемся, если не секрет?
      – На остров Дракона.
      Князь Тимерийский в ответ только плечами пожал. Выглядел он, по мнению магистра, недостаточно бодрым, словно провел ночь не в постели, а на бранном поле. К сожалению, нынешняя молодежь сильно уступает отцам в выносливости. Взять хотя бы незабвенного друга Пигала Сиринского князя Феликса, всегда, бывало, готового что в ночь, что заполночь и к серьезному делу, и к веселой пирушке. Да и сам магистр после бессонной, проведенной в трудах ночи свеж, как цветок, и готов сейчас же отправиться в путь.
      Король Арлиндии как-то уж слишком буквально понял последние слова достойнейшего Пигала и поспешил пожелать ему и его молодому другу счастливого пути. Смотрел он при этом на двери спальни собственной жены. Магистр, надо отдать должное его природному такту и чутью, сумел понять терзания государственного мужа и не стал обижаться на августейшую рассеянность и, можно даже сказать, неблагодарность.
      Шхуна «Жемчужина Арлиндии» не поражала глаз ни благородством осанки, ни богатством оснастки, но посудиной была, вероятно, вполне надежной. Несмотря ни на что, Летучий Зен и четыре его рослых матроса без страха вывели ее на просторы бескрайнего Либийского океана. Пигал Сиринский не был любителем морских путешествий и охотно воспользовался бы иным, более цивилизованным способом передвижения, но, к сожалению, такого способа на Либии просто не существовало. Приходилось только сожалеть, что наука, в безграничные способности которой магистр верил свято, не сумела пока достойно ответить на брошенный ей вызов. И если межзвездные путешествия проходили без сучка и задоринки, то перемещения из точки в точку по поверхности планеты, как правило, оборачивались конфузом. Вы вполне могли угодить в место как раз противоположное тому, в которое собирались, что, естественно, создавало массу неудобств.
      Вдоволь налюбовавшись на бескрайние океанские просторы, примечательные разве что серостью и неприкаянностью шмыгающих по этим просторам волн, достойнейший Пигал вернулся в каюту шкипера, выделенную пассажирам после небольшого скандала, устроенного князем Тимерийским уже на борту судна. Летучий Зен со вздохом унес отсюда в матросский кубрик свои вещички, и в его не слишком, правда, роскошной постели спал теперь сиятельный князь, откинувшись на спину и небрежно упершись ногами в хлипкую стену. Магистр только головой покачал при виде этого зрелища. Похоже, Андрей собирался проспать всю долгую дорогу до загадочных Асейских островов. Пигал, пожалуй, махнул бы на молодого человека рукой, если бы не одно, до глубины души поразившее его обстоятельство. На пальце князя траурно блистал черный камень, уже виденный магистром, но виденный совсем в другом месте, а уж если быть совсем точным и не совсем скромным, то на груди несравненной Асольды Мессонской. Естественно, сам собой возник вопрос: как этот камень попал к Тимерийскому? Пигал готов был поклясться, что встреча во дворе королевского замка, свидетелем которой он был, единственная за трое суток пребывания князя в Арлиндии. Так как же все-таки сиятельный объяснит сей странный феномен? Разбуженный магистром Тимерийский вяло похлопал длинными ресницами, зевнул, пожелал достойнейшему из мудрых спокойной ночи, повернулся на другой бок и заснул крепчайшим сном, оставив своего друга в большом недоумении.
      Достойнейший Пигал провел бессонную ночь, пытаясь разрешить эту трудную загадку. И еще один вопрос его беспокоил: почему кентавр Семерлинг столь поспешно покинул Либию? Дела делами, но ведь, собираясь на эту прекрасную планету, он о них даже не упомянул. Наоборот, намеревался принять активное участие в поисках девушки. Но потом почему-то изменил свое решение, не сумев или не захотев объяснить причины отъезда старому и надежному другу. Конечно, у члена Высшего Совета Светлого круга могут быть тайны, о которых достойнейшему магистру знать не полагается, но почему просвещеннейший Семерлинг так побледнел, увидев Асольду Мессонскую? А может быть, и не Асольду вовсе, а как раз этот черный камень, который, чего греха таить, и у Пигала вызывает неприятное чувство беспокойства. Напугать кентавра Семерлинга непросто. И тем не менее он испугался. А Андрей Тимерийский не удивился, узнав, что Семерлинг их покинул, и, уж совершенно точно, не огорчился. Зато и его внимание привлек черный камень: князь побледнел, и капли пота выступили у него на лице. Судя по всему, отнюдь не прелести Асольды Мессонской его тогда взволновали, как по наивности думал магистр. Вопросы, которые ставил перед собой Пигал, были слишком трудны, чтобы одной ночи хватило для их разрешения, и поэтому даже наступившее утро не принесло желанного облегчения.
      Магистр с трудом поднялся на палубу, стараясь как можно тверже ставить ступни на отсыревшие и постоянно выскальзывающие из-под ног доски. Непогода грозила разгуляться не на шутку, но ветер пока что был попутным, и «Жемчужина Арлиндии» буквально летела, едва касаясь волн своим скрипучим старым корпусом, во всеоружии всех своих белоснежных парусов.
      – Если не угодим в шторм или штиль, то через неделю достигнем Асейских островов, век бы их не видеть.– Летучий Зен переступил с ноги на ногу, словно собирался что-то спросить у магистра, но так и не решился.
      Увидев же поднимающегося на палубу молодого князя, Летучий Зен и вовсе смутился и поспешил убраться в трюм. Андрей Тимерийский был в это серое утро угрюм и неприветлив. То ли качка на него негативно действовала, то ли тайные заботы угнетали его дух. Однако расспрашивать князя о его мыслях было делом совершенно безнадежным. К немалому удивлению Пигала, Андрей ничем не напоминал своего отца, развеселого и разудалого князя Феликса, все мысли которого были на лице и на языке. С трудом верилось, что этого замечательного человека нет в живых вот уже почти двадцать лет. А развалины пограничного замка на Альдеборане, наверное, уже давно заросли травой, такой же красноватой, как кровь, залившая камни в тот страшный день. Пигал был там через несколько дней после трагедии, и картина, которую он увидел, глубоко запала в его душу. До сих пор непонятно, как жабовидным пщакам удалось проникнуть в замок сквозь мощную, годами проверенную защиту. И тем не менее они это сделали. Все защитники замка погибли, а потом пщаки разрушили все поселения планеты. Погибло десять тысяч человек, надолго потеряна планета, освоение которой началось столь успешно. Пщаки с Альдеборана тоже ушли. Ушли сразу же, как только сделали свое черное дело, что, в общем-то, не очень на них похоже, обычно они вгрызаются в захваченные территории зубами, и выбить их бывает очень непросто. Андрей Тимерийский был единственным уцелевшим в той страшное резне. С тех самых пор его воспитывает кентавр Семерлинг, в одночасье превратившийся из межзвездного бродяги в заботливую няньку. Но, кажется, молодой человек не испытывает к своему воспитателю теплых чувств, во всяком случае, умело их скрывает.
      – По-моему, я уже где-то видел этот камень,– осторожно начал Пигал свои расспросы.
      – Мне его прислала Асольда Мессонская. По ее утверждению, он приносит счастье.
      – Разве вы встречались перед разлукой? – изумился Пигал.
      – Камень принесла служанка. А почему он тебя так заинтересовал, достойнейший магистр?
      Застигнутый врасплох сиринец только плечами пожал, сославшись на необычный цвет камня и непривычную форму. Судя по всему, Тимерийский не был сегодня расположен к откровенному разговору, и Пигал вынужден был оставить надежду выяснить у скрытного молодого человека хоть что-то, дающее возможность прикоснуться к столь заинтересовавшей магистра загадке.
      Дальнейшее плавание протекало довольно скучно: магистр размышлял, князь по преимуществу спал или от скуки поругивал Летучего Зена и матросов. Которые, к слову сказать, свое дело знали, но пассажиру не перечили, а хитроумный шкипер и вовсе, по мнению Пигала, позорно пресмыкался перед ним. Ну а когда сиринец попенял Летучему Зену на раболепие, то услышал в ответ поразившую его до глубины души фразу:
      – Кому же захочется превращаться в крысу.
      На все попытки ученейшего магистра выяснить, с чего это арлиндцу пришла в голову столь глупая мысль, тот только отнекивался, а потом, понизив голос до едва различимого шепота, сказал:
      – Черный камень из замка Крокет на руке что-нибудь да значит.
      – Какой еще «замок Крокет»? – несказанно поразился сиринец.
      – А тот самый, в котором триста лет тому назад свихнулся барон Силис Садерлендский. С тех пор там поселилась нечистая сила.
      – А почему ты решил, что камень именно оттуда?
      – Так говорят.– Летучий Зен вильнул глазами к горизонту и, несмотря на все усилия Пигала, так больше ничего и не сказал.
      Странное суеверие арлиндского моряка в другой обстановке позабавило бы магистра, но сейчас ему было не до смеха. Похоже, всем и все было известно о черном камне, и только Пигал Сиринский пребывал в неведении.
      На восьмой день утомительно скучного пути Пигал был разбужен громким криком вахтенного матроса:
      – Паруса на горизонте.
      Андрей Тимерийский птицей взлетел на палубу. Магистр поспешил за ним следом, проклиная возраст и короткие ноги, ограничивающие его прыть. Летучий Зен опасался пиратов, хотя в этих проклятых водах, вблизи Асейских островов, даже нимейские пираты появлялись крайне редко. К тому же корвет шел странным рыскающим курсом, словно его капитан никак не мог поймать ветер в паруса. Что, в общем-то, было неудивительно, ибо эти самые паруса оказались разодраны в клочья.
      – «Великодушный»,– прочел надпись на борту корабля обладавший острым зрением князь Тимерийский.
      Матросы испуганно переглянулись. Летучий Зен почесал затылок и тяжело вздохнул:
      – Именно на этом корабле принцесса Елена Арлиндская отправилась в Мессонию.
      – Надо бы его осмотреть,– небрежно заметил князь, с хрустом разгрызая столетний сухарь.
      Ни Летучий Зен, ни его матросы не выразили желания поближе познакомиться с проклятым, по их убеждению, кораблем. Пришлось достойнейшему Пигалу тряхнуть стариной, тем более что его буквально распирало любопытство.
      Если на корвете и был бой, то внезапный и скоротечный – никаких следов разрушения, если не считать порванных в лохмотья парусов, исследователи не обнаружили. Ни разложившихся трупов, ни обглоданных морскими птицами костей – команда словно испарилась с палубы корабля. Все жилые помещения тоже были пусты. Разве что портрет голубоглазой блондинки в одной из самых роскошных кают мог порадовать глаз молодого человека. Несколько долгих минут князь рассматривал портрет незнакомки.
      – Шея слишком длинная,– сообщил он результат своих наблюдений магистру. Галантный сиринец стоял на том, что длинная шея – это ошибка художника, а не природы.
      – Будем надеяться, что червонная дама в жизни лучше, чем на портрете,– согласился с ним князь.
      Молодой человек ко всем прочим своим недостаткам был еще, оказывается, и картежником. Достойнейшему из мудрых не оставалось ничего другого, как только головой покачать.
      От последней каюты Пигал не ждал никаких чудес, но ошибся. Еще до того как Андрей Тимерийский отдернул завесу, магистр почувствовал беспокойство, а потом просто остолбенел от удивления и страха. Нечто разложившееся и явно чуждое как Либии, так и Светлому кругу лежало сейчас перед ним, сжимая когтистой лапой энергетический меч.
      – Кузнечик,– севшим от ненависти голосом сказал Андрей Тимерийский, и страшная гримаса исказила его лицо.
      Пигал не рискнул задать ему вопрос сразу, а когда спросил, то получил маловразумительный и уклончивый ответ. И все-таки магистр был почти уверен, что князь узнал чужака. Вопрос был только в том, где он мог видеть подобное создание раньше? Но ответ напрашивался сам собой – на Альдеборане. Да, Андрею Тимерийскому тогда было около года, но не исключено, что потрясенное младенческое сознание сохранило воспоминание о тех событиях.
      – Команда в трюме.– Тимерийский вылез на палубу мрачнее тучи.– Женщины среди них нет.
      Пигал намеревался было сам спуститься туда, но его остановил запах и подступившая к горлу тошнота. Да и какой смысл копаться в трупах, когда и так все ясно. Елену Арлиндскую похитили, и искать ее нужно на Асейских островах, а еще точнее, на острове Дракона. Корвет, найденный в том самом месте, где он и должен был находиться, еще больше утвердил магистра в мысли, что избранный им маршрут поиска верен. Белая магия, которую отдельные неучи считают шарлатанством, еще раз доказала свою строгую научную основу.
      – А почему остров Дракона? – удивился Андрей Тимерийский.
      Достойнейший Пигал снисходительно пояснил молодому человеку, что, в отличие от некоторых скептически настроенных субъектов, он провел последнюю ночь в королевском замке, обремененный трудами праведными и небесполезными. А что касается острова, то на нем в свое время жил дракон Сюзи, поэтому он и носит такое название.
      – Почему он все-таки покинул Либию? – задумчиво проговорил князь, легко прыгая с борта корвета на палубу шхуны.
      – Кто «он»? – Свой вопрос Пигал задал после довольно продолжительной паузы, вызванной страхом перед высотой и сбитым дыханием после благополучного приземления в объятия Тимерийского и подоспевших матросов.
      – Дракон Сюзи. С какой стати он вдруг решил сменить место жительства?
      Вопрос был законный, хотя и не имеющий отношения к делу, которым они сейчас занимались.
      – Сюзи уверял, что на Либии плохо с питанием, но, похоже, врал, как всегда, мерзавец.
      Летучий Зен торопился, долгое пребывание у острова Дракона не входило, видимо, в его планы. Он даже не рискнул войти в очень удобную для стоянки судна бухту, а предпочел доставить пассажиров до берега на корабельной шлюпке. Князь Тимерийский взял с него клятву вернуться к острову через неделю и забрать путешественников.
      – Думаешь, недели нам хватит? – усомнился Пигал.
      – Не хватит, так подождет. И смотри у меня, крысиная морда!
      Остров Дракона ничем на первый взгляд не подтверждал закрепившуюся за ним славу проклятого места, скорее уж наоборот: зеленые веселые лужайки радовали глаз, а вдали довольно бодро шумел лиственный лес.
      – И что дальше? – спросил Андрей у загрустившего спутника.– По-моему, остров как остров, и к тому же безлюдный.
      Они бродили по острову уже несколько дней, питаясь рыбой, которую князь Тимерийский голыми руками ловил в горной речушке, но ничего более интересного, чем птичьи гнезда, так и не обнаружили. По вечерам князь иронически хмыкал, поплевывая время от времени в костер, а достойнейший Пигал медитировал, пытаясь из последних сил спасти профессиональную репутацию. Ничего не получалось у мудрого сиринца, абсолютно ничего. Конечно, ему не хватало магических средств, которыми он так умело пользовался в своей лаборатории на родном Сирине, не было даже лейского порошка, опрометчиво оставленного в замке короля Птаха. Он ведь был уверен в успехе! Самый громкий стон раздался именно при упоминании острова Дракона. Допустим, достойнейший Пигал мог ошибиться, но рядом сидел король Птах, который тоже все слышал своими ушами.