Глава третья

Криста Петерсон выросла в привилегированных условиях, так что порочность ее натуры никак нельзя было объяснить происхождением и воспитанием. Ее отец и мать любили друг друга и души не чаяли в их единственном ребенке. Отец Кристы был известным и уважаемым торонтским онкологом. Мать работала библиотекарем в колледже Хейвергал – элитной частной школе для девочек, в которую Криста ходила с детского сада по двенадцатый класс.

Криста посещала воскресную школу. Она прошла конфирмацию в англиканской церкви. Она изучала «Книгу общих молитв» Томаса Кренмера, но ничто из перечисленного не затронуло ее сердце. В пятнадцать лет Криста открыла для себя могущественную силу женской сексуальности, и та почти сразу стала не только ее валютой, но и любимым оружием.

У ее лучшей подруги Лизы Малькольм был старший брат, которого звали Брент. Брент был симпатичным парнем. Выглядел он так же, как очень и очень многие выпускники колледжа Верхней Канады – частной школы для мальчиков, где учились отпрыски из старинных богатых канадских семей. Брент был высоким и ладно сложенным голубоглазым блондином. Он занимался гребным спортом, входил в мужскую сборную Торонтского университета и вполне мог бы сниматься в роликах, рекламирующих спортивные товары фирмы «Джей-Крю».

Криста издали любовалась Брентом, однако ей мешала их разница в четыре года. Брент ее даже не замечал. Но однажды, оставшись ночевать в доме Лизы, Криста пошла в ванную и по пути наткнулась на Брента. И тогда он впервые обратил на нее внимание. Он был просто в восторге от длинноволосой девушки с большими карими глазами и юным, но уже таким сексапильным телом. Прямо в коридоре Брент нежно поцеловал Кристу и робко потрогал ее грудь. Потом они взялись за руки и пошли к нему в комнату.

После получаса обычных разговоров, какие ведут при первом знакомстве, и ощупывания друг друга через одежду, Бренту захотелось продолжить отношения с Кристой. Но сама Криста не торопилась, поскольку в тот момент еще была девственницей. Брент принялся напористо и экстравагантно завоевывать ее, делая ей подарки и приглашая на романтические свидания. Наконец он подарил ей швейцарские часы фирмы «Бом и Мерсье» в корпусе из нержавеющей стали – родительский подарок на его восемнадцатилетие.

Кристе очень нравились эти часы, и она знала, как Брент ими дорожит. По правде говоря, часы она хотела даже сильнее, чем Брента.

Брент надел подарок ей на руку. Криста разглядывала их. Сталь корпуса приятно холодила кожу, а браслет легко двигался вверх и вниз по ее узкому запястью. Часы были символом, доказательством того, как сильно он хочет Кристу, если ради нее готов расстаться с одной из самых дорогих его сердцу вещей.

После этого подарка Криста почувствовала себя желанной. А еще она ощутила свою силу.

– Ты такая красивая, – шептал ей Брент. – Я не сделаю тебе больно. Боже, как я тебя хочу. Обещаю, тебе со мной будет хорошо.

Криста улыбнулась и позволила Бренту уложить себя на его узкую кровать, словно девственницу народа инков, приносимую в жертву на алтаре. Она отдала ему свою девственность в обмен на часы стоимостью в три тысячи долларов.

Брент сдержал слово. Он был нежен с Кристой. Он не торопился. Он целовал ее, осторожно познавая ее рот. Он долго ласкал ее груди. Он массировал ее тело своими пальцами и постоянно проверял ее готовность. Входил он в нее с чрезвычайной осторожностью. Крови не было. Крупные руки Брента массировали ей бедра, а его тихий голос подсказывал, как надо расслабиться, чтобы неприятные ощущения ушли.

Брент не обманул ее: Кристе действительно было с ним хорошо. Она чувствовала себя красивой и особенной. А когда их первый сексуальный контакт закончился, Брент всю ночь держал Кристу в своих объятиях. Он жаждал плотских наслаждений, но его душа не была целиком порочной.

В течение трех лет они часто занимались сексом, хотя у Кристы были и другие романтические увлечения. Прежде чем войти в нее, Брент обязательно вкладывал ей в руку какой-нибудь подарок.

Потом Брента сменил мистер Вулворт – преподаватель математики. К этому времени Криста уже училась в одиннадцатом классе. Общение с Брентом позволило ей многое узнать о мужчинах. Она научилась угадывать их желания и потребности, научилась мучить и провоцировать их, дразнить и обманывать.

Криста безжалостно соблазняла мистера Вулворта, пока тот не выдержал и не стал умолять ее после уроков встретиться с ним в отеле. Кристе нравилось, когда мужчины ее умоляли. В заурядном гостиничном номере преподаватель математики удивил свою ученицу, преподнеся ей ожерелье от Тиффани. Он сам надел изящное украшение ей на шею, а потом нежно целовал ее тело. За это Криста разрешила ему в течение нескольких часов познавать ее тело, пока он, измученный и довольный, не заснул.

По части привлекательности мистер Вулворт уступал Бренту, зато он был куда опытнее молодого парня. За каждый подарок она позволяла ему уже знакомые и новые ласки. К тому времени, когда их отношения закончились и Криста переехала в Квебек, где поступила в Бишопский университет, у нее собралась внушительная коллекция драгоценностей, а сама она приобрела обширные знания тонкостей сексуальных отношений. Более того, Криста стала одной из немногих женщин, считавших амплуа соблазнительницы и «пожирательницы» мужчин достойным ремеслом, в котором можно и нужно совершенствоваться.

Когда Криста защитила во Флорентийском университете свою магистерскую диссертацию по эпохе Возрождения, ее стереотип отношений с мужчинами окончательно оформился. Она предпочитала мужчин старше себя, мужчин, обладающих властью. Ее манили запретные отношения, и чем более изощренными они были, чем сильнее отличались от традиционных, тем больше ей нравились.

Два года подряд она старалась соблазнить священника, служившего во Флорентийском соборе, и буквально накануне выпуска добилась желанной цели. Их грех совершался в его тесной квартирке на узкой кровати. Прежде чем коснуться тела Кристы, священник вложил в ее длинные, теплые пальцы маленькую иконку, написанную Джотто. Эта вещь была бесценной. Криста пришла к выводу, что и она сама – такое же сокровище, не имеющее цены. Правда, это не мешало ей отдаваться мужчинам. Разумеется, за хорошую плату. Мужчины, которых она хотела, рано или поздно обязательно оказывались с нею в постели.

Так было до тех пор, пока на первом курсе своей докторантуры в Торонтском университете ей не встретился профессор Габриель О. Эмерсон. Он был гораздо привлекательнее и чувственнее всех ее прежних мужчин. Вид у него был очень сексуальный. Каждая клеточка его тела излучала желание. Горячее, неистовое. Криста нюхом чуяла это.

Она наблюдала за Габриелем в его любимом баре. Изучала его тайные повадки соблазнителя и то, как на него реагируют женщины. Криста изучала профессора Эмерсона так же, как итальянский язык, и сразу же стремилась применить свои знания на практике.

Но Габриель относился к ней с пренебрежением. Не обращал внимания на ее тело. Он холодно смотрел ей в глаза, словно она вообще не была женщиной.

Она начала одеваться все более вызывающе. Профессор Эмерсон упорно не смотрел ниже ее шеи.

Она попробовала быть с ним любезной и даже прибегла к самоуничижению. У него это вызывало лишь раздражение.

Она пекла ему печенье, которое складывала в пакеты и тайком засовывала в его факультетский почтовый ящик. Ее лакомства неделями лежали там нетронутыми, пока миссис Дженкинс – референт факультета – не выбрасывала их в мусорное ведро, опасаясь, как бы в них не завелись черви.

Чем больше профессор Эмерсон отвергал Кристу, тем сильнее она его хотела. Чем неукротимее становилось желание уложить его в постель, тем меньше она думала о подарках за свой труд. Она была готова отдаться ему бесплатно, за один его взгляд, полный желания.

Но таких взглядов он на нее не бросал.

И потому осенью 2009 года, когда у Кристы появилась возможность встретиться с ним в кофейне «Старбакс» и обсудить ее диссертацию, ей не терпелось проверить, не продолжится ли их встреча за обедом в ресторане. Идеальным продолжением был бы совместный поход в «Лобби». Криста решила вести себя в высшей степени пристойно, но пустить в ход все свои чары соблазнительницы.

Готовясь к встрече, она потратила шестьсот долларов на черную комбинацию «Борделл», подвязки и черные шелковые чулки. Криста терпеть не могла лифчик и трусики одинакового фасона и из одинаковой ткани. Всякий раз, когда она надевала подвязки, у нее внутри вспыхивал огонь. Она представляла, какие чувства испытает, когда профессор Эмерсон примется снимать с нее подвязки. Предпочтительно зубами.

Но к несчастью для Кристы, в это же время в «Старбакс» угораздило закатиться Джулию и Пола. Она сразу поняла: сокурсники будут за ней следить и сразу заметят любой промах в ее поведении. А профессор в их присутствии поведет себя еще более официально.

Угроза ее планам сильно рассердила Кристу, и она почти сразу затеяла словесную перепалку с Полом и Джулией. Ей хотелось сказать им что-нибудь обидное, чтобы они убрались из кофейни раньше, чем там появится профессор. Добиваясь этого, она не жалела сил. Однако намерение выгнать сокурсников вдруг обернулось против нее. Профессор Эмерсон пришел раньше намеченного времени и подслушал ее разговор.

– Мисс Петерсон, идемте туда.

Габриель указал на свободный столик, находящийся очень далеко от Пола и Джулии. Кристе не оставалось иного, как последовать за ним.

– Профессор Эмерсон, я взяла для вас «венти латте» со снятым молоком.

Криста попыталась вручить ему пластиковый стакан, но Габриель отмахнулся:

– Только дикари пьют кофе с молоком после завтрака. Разве вы никогда не бывали в Италии? И да будет вам известно, мисс Петерсон, что снятое молоко потребляют лишь идиоты. Или толстые девицы.

Резко повернувшись, Габриель направился к стойке заказывать кофе по собственному вкусу. Криста тем временем усиленно старалась упрятать подальше вспыхнувшую злость.

«Будь ты проклята, Джулианна. Это все ты виновата. Ты и этот „монах“».

Криста уселась на стул, указанный ей профессором Эмерсоном. Она была почти раздавлена. Почти, ибо с места, где сидела, ей открывался потрясающий вид на профессорский зад, обтянутый серыми фланелевыми брюками. Его ягодицы были круглыми, словно два яблока. Два спелых, вкусных яблока.

Кристе захотелось откусить от них.

Наконец профессор вернулся за столик со своим чертовым кофе. Он сел как можно дальше от Кристы, хорошо, что не за другой столик, и взгляд у него был суровый.

– Мне необходимо поговорить с вами о вашем поведении. Но прежде чем я это сделаю, хочу, чтобы вы уяснили следующее: сегодня я согласился встретиться с вами здесь лишь потому, что мне самому захотелось выпить кофе. Дальнейшие наши встречи будут происходить только в стенах факультета, как это и принято. Ваши неприкрытые попытки перевести наши отношения на неформальный уровень не увенчаются успехом. Вам это понятно?

– Да, сэр.

– Одно мое слово – и вам придется искать нового руководителя для своей диссертации. – Габриель откашлялся. – В будущем извольте называть меня «профессор Эмерсон», даже когда говорите обо мне в третьем лице. Это ясно?

– Да, профессор Эмерсон.

«О-о-ох, профессор. Ты не представляешь, как мне хочется выкрикивать твое имя. Профессор. Профессор. Профессор…»

– Кроме того, вы будете воздерживаться от высказывания ваших личных суждений о других моих аспирантах. В особенности о мисс Митчелл. Это понятно?

– Понятно.

Внутри Кристы начинал закипать гнев, но внешне это никак не проявлялось. Конечно же, во всем была виновата Джулия. Ей хотелось выкинуть Джулию из числа профессорских аспирантов, но она не знала, как это сделать. Пока не знала.

– И наконец, все, что вы услышите от меня о другом аспиранте или человеке, связанном с университетом, будет считаться конфиденциальной информацией, не подлежащей разглашению, иначе вам придется искать себе другого руководителя. Как вы думаете, вам хватит ума, чтобы подчиняться этим простейшим правилам?

– Да, профессор.

Кристу злил его снисходительный тон, но, если честно, даже его брюзжание было сексуальным. Ей захотелось вытащить из него эту сексуальность. Захотелось соблазнить его, заставить сделать с нею что-нибудь неизъяснимое, чтобы она…

– Любое ваше новое проявление враждебности к лицам, проходящим магистратуру, будет доведено до сведения профессора Мартина, нашего завкафедрой. Полагаю, вы хорошо осведомлены о правилах, определяющих поведение аспирантов, и мне не надо напоминать вам, что они запрещают всевозможные издевательские «проверки». Да или нет?

– Но я вовсе не издевалась над Джулией. Я…

– Не лицемерьте! Сомневаюсь, чтобы мисс Митчелл разрешала вам называть ее по имени. Либо называйте ее так, как положено, либо вообще молчите о ней.

Криста опустила голову. Угрозы, вылетавшие из уст профессора Эмерсона, звучали совсем не сексапильно. Она потратила немало сил на поступление в докторантуру Торонтского университета и вовсе не хотела, чтобы теперь все это развалилось, словно карточный домик. Особенно из-за какой-то слезливой маленькой сучки, закрутившей с ассистентом профессора.

Габриель видел ее реакцию, но молчал, потягивая свой эспрессо. Он не сожалел, что говорит с Кристой в таком тоне, и подумывал, чем еще можно было бы довести ее до слез.

– Уверен, что вы хорошо знакомы с университетским законодательством по части различного рода домогательств. Это законодательство имеет обоюдную направленность, и профессора точно так же могут подать жалобу, если они сочтут, что стали объектом домогательства со стороны кого-то из студентов или аспирантов. Если в отношениях со мной вы нарушите установленные правила, я с головокружительной скоростью доставлю вас в кабинет декана. Понимаете?

Криста подняла голову и взглянула на него вытаращенными, испуганными глазами.

– Но я думала, что мы…

– Никаких «я думала»! – резко перебил ее Габриель. – Если вы не страдаете галлюцинациями, то должны понимать: никаких «мы» не существует. Повторяться я не намерен. Извольте знать свое место. – Он в последний раз бросил взгляд туда, где сидели Джулия и Пол. – А теперь, когда мы разобрались с вашими сегодняшними «любезностями», я выскажу свое мнение о плане вашей диссертации. Это какая-то мешанина. Во-первых, ваша тема грешит банальностью. Во-вторых, вы не удосужились представить мало-мальски адекватный обзор литературных источников. Если вы не сумеете переработать ваш план, чтобы он соответствовал названным требованиям, ищите себе другого руководителя. Если же вы решите внять моим словам, у вас на это есть две недели. А теперь, с вашего позволения, мне пора на другую встречу, где мое время будет потрачено гораздо продуктивнее. Счастливо оставаться.

Габриель стремительно покинул «Старбакс», оставив получившую взбучку Кристу очумело смотреть в пространство.

Разумеется, она слышала его монолог, но лишь отчасти. Ее мозг был занят другими мыслями. Прежде всего, она решила отомстить Джулии, хотя пока и не знала, когда и как это сделает. Но она собиралась сгноить эту сучку (образно говоря) и разрезать на кусочки (тоже образно говоря).

Далее, Криста решила переработать план своей диссертации и заслужить одобрение высокоэрудированного профессора Эмерсона.

И наконец, Криста была намерена удвоить свои усилия в плане его соблазнения. Увидев профессора Эмерсона сердитым, она просто жаждала узнать, как он сердится на нее… будучи голым. Она заставит его изменить мнение о ней. Она сломает его внешнюю броню. Она сделает так, что он будет стоять перед ней на коленях, прося ее о благосклонности, и тогда…

Криста ясно сознавала: четырехдюймовых каблуков и нижнего белья «Борделл» недостаточно. Нужно наведаться в «Холт ренфрю» и купить себе новое платье. Предпочтительно европейского фасона. Что-нибудь сексуальное. Что-нибудь от Версаче.

А потом она отправится в «Лобби» и начнет осуществлять свой третий план…

Глава четвертая

Во флорентийском отеле, в гостиной роскошного номера-пентхауса путь от входной двери до стены был, словно хлебными крошками, отмечен валяющимися предметами одежды, а сама стена, прежде пустая, сейчас таковой не была. Воздух наполняли стоны и ритмичные звуки характерных движений. Они парили над элегантными мужскими ботинками ручной работы, черным лифчиком, костюмом, сшитым на заказ и в данный момент брошенным поверх кофейного столика, и платьем из тафты, превратившимся в ярко-синюю лужицу…

Человек с детективным складом ума заметил бы, что среди этих «крошек» недостает женских трусиков и туфель.

В гостиной стоял густой аромат апельсиновых цветков, одеколона «Арамис», перемешанный с мускусным запахом пота и обнаженного тела. Было темно; даже лунный свет с террасы не проникал туда, где у стены сплелись два обнаженных тела. Мужчина стоял, поддерживая женщину, чьи ноги обвились вокруг его бедер.

– Открой глаза, – умолял Габриель.

Его мольба прорывалась сквозь какофонию других звуков: тел, трущихся друг о друга, отчаянных криков, приглушаемых губами, судорожных глотаний воздуха и легких ударов спины Джулии о стену.

Джулия слышала, как он стонет при каждом движении внутри ее, но ее способность говорить исчезла, поскольку сейчас она сосредоточилась на единственном ощущении – ощущении наслаждения. Она наслаждалась каждым движением своего любимого, даже трением своих грудей о его грудь и крепостью его рук, удерживающих ее в воздухе. Она балансировала на самом краю удовлетворения, затаив дыхание и зная, что каждое новое движение приближает ее к оргазму. Ближе, ближе, ближе, ближе…

– Тебе хорошо? – спросил Габриель.

Он тяжело дышал, и эти слова вырывались у него изо рта, как крик, поскольку малейший поворот ее ступней отзывался острой болью от каблуков, впивавшихся ему в ягодицы.

Джулия запрокинула голову. Приближаясь к оргазму, она издавала нечленораздельные звуки. Там, где соприкасались их тела, рождались мощные волны. Они разносились по ее нервам, пока не заставили вибрировать все тело. Габриель, естественно, почувствовал, когда она кончила. Еще два глубоких толчка, и он выкрикнул ее имя, уткнувшись губами в ее шею. Все его тело сотрясалось от оргазма.

– Ты меня напугала, – шепотом признался он потом.

Теперь Габриель лежал на спине, занимая середину громадной белой кровати. Его сонная возлюбленная свернулась калачиком, положив голову на дракона, что был вытатуирован у него на груди.

– Почему? – спросила Джулия.

– Глаз не открываешь. Не произносишь ни слова. Я уж испугался: вдруг я был слишком напорист?

Пальцы Джулии, лежавшие у него на животе, опустились ниже и принялись лениво перебирать волоски, что начинались за его пупком.

– Ты не сделал мне больно. Просто на этот раз все ощущалось куда интенсивнее. Каждое твое движение внутри меня вызывало удивительное чувство. Я просто не могла открыть глаза.

Габриель облегченно улыбнулся сам себе и прижался губами к ее лбу.

– Эта поза дает более глубокие ощущения. И потом, не забудь нашу музейную прелюдию. Весь банкет моим рукам было не оторваться от тебя.

– Это потому, что ты знал: я сижу без трусиков.

– Это потому, что я тебя хочу. Всегда, – с легкой улыбкой добавил он.

– Каждый новый секс с тобою лучше, чем было в прошлый раз, – прошептала Джулия.

– Но ты так и не произнесла моего имени, – вздохнул Габриель.

– Я постоянно повторяю твое имя. Просто удивительно, что к тебе не пристают никакие уменьшительные имена. Ни Гейб, ни Данте, ни профессор. Наверное, тебе хочется, чтобы я называла тебя каким-нибудь ласкательным именем.

– Я совсем не об этом. Когда ты кончаешь, ты не произносишь моего имени.

Джулия приподнялась, чтобы видеть его лицо. Выражение на нем соответствовало интонации Габриеля: такое же грустное и беззащитное. Маска уверенности была сброшена.

– Твое имя для меня – как синоним оргазма. Я теперь начну называть оргазмы «эмгазмами».

Габриель громко и искренне засмеялся. У него сотрясалась вся грудь, и Джулии пришлось сесть. Она тоже засмеялась, радуясь, что разогнала его меланхолию.

– А у вас, мисс Митчелл, недурное чувство юмора.