— Могу я провести у вас еще одну ночь?

— Сколько вам будет угодно. Жаль только, у нас так мало удобств.

Он поехал в город и остановился позавтракать в ресторане, где обедал накануне вечером. Поев и выпив еще две чашки кофе, закрылся в телефонной кабине, заказал лагерь Уолла-Уолла и прождал минут пять, рассматривая сквозь стекло стойку, позади которой дюжинами жарились яичницы.

— Миссис Кин? Говорит Стив Хоген.

— Ах, это вы, мой бедный! Мы вчера целый день не могли успокоиться, хотя вы нам и позвонили. Все ломали голову, что же с вами стряслось. Лишь вечером узнали о несчастье с вашей женой. Как она, бедняжка, себя чувствует? Вы с ней? Видели ее?

— Благодарю, миссис Кин, ей лучше. Я в Хейуорде.

Рассчитываю завтра приехать за детьми. Вы им ничего не говорили?

— Только одно — что мама и папа запаздывают.

Представьте себе, вчера вечером Бонни сказала, что вам, должно быть, очень весело в дороге. Хотите поговорить с ними?

— Нет. Предпочитаю ничего не говорить им по телефону. Сообщите только, что завтра я приеду.

— Что вы теперь намерены делать?

Он по-прежнему не терял терпения.

— Во вторник, когда дороги разгрузятся, вернемся домой.

— Ваша жена в состоянии перенести переезд?

— Врач полагает — да.

— Все родители, приезжающие за детьми, только и говорят об этом. Если бы вы знали, как вас обоих жалеют! В конце концов, дело могло кончиться еще хуже.

Стив заметил, что безучастно согласился:

— Да.

Съездить в Мэн, возвратиться оттуда, захватить по дороге Ненси и вернуться в Лонг-Айленд в течение одного дня невозможно, если только не гнать по-сумасшедшему. Следовательно, придется провести ночь с детьми в Хейуорде. К счастью, в понедельник вечером все разъедутся и он без труда найдет номер в гостинице.

Он подумал обо всем. В частности, решил не предупреждать м-ра Шварца, что жена не выйдет в понедельник на службу: Шварц все уже знает из газет. Точно так же, как и хозяин Стива. Достаточно послать в понедельник вечером телеграмму и сообщить: «Буду четверг». На Медисон-авеню ее принесут во вторник утром.

На устройство домашних дел Стив оставил себе среду. Он не успеет сразу договориться с Айдой, их негритянкой: она предупредила, что проведет уик-энд у родителей в Балтиморе.

Стив обдумывал пункт за пунктом, стараясь ничего не упустить, даже версию, которую изложит детям, отклоняясь от истины только в меру необходимости: все равно они услышат в школе разговоры своих маленьких однокашников.

Он радовался, что увидит детей. Но не так, как прежде. Между ними и детьми возникнет теперь нечто более глубокое: Бонни и Ден также вступают в новую жизнь.

В два часа он посетит больницу, а потом займется обменом автомобиля. В Хейуорде наверняка есть парк подержанных машин, а такие предприятия торгуют в выходные дни гораздо оживленней, чем в будни. Надо также не забыть попросить у лейтенанта временное удостоверение, какую-нибудь справку взамен водительских прав, если, конечно, бумажник не найден.

Стиву оставалось сделать еще одно, значительно более важное, такое, что он дальше не мог откладывать. Он был спокоен. Ему необходимо сохранять самообладание.

Он доехал до автострады, даже не включив из любопытства радио, и в половине одиннадцатого остановился у полицейского управления. Одна из стоявших у входа машин — номерной знак Нью-Гэмпшира, но никаких других примет — несомненно, принадлежала инспекторам ФБР, которые привезли Сида Хэллигена.

Надо также приучить себя слышать это имя и мысленно произносить его. День был такой же погожий, как вчера, разве что чуть более душный; воздух подернут легкой дымкой, которая к вечеру могла превратиться в грозовые тучи.

Стив раздавил подошвой сигарету, поднялся по каменным ступеням подъезда и вошел в большую комнату, где один из полисменов допрашивал какую-то пару.

У женщины с размазанным по лицу гримом были ужимки и голос певички из кабаре.

— Лейтенант у себя?

— Проходите, мистер Хоген, я доложу.

Пока Стив шел к уже знакомому кабинету, о нем сообщили по селектору, и чья-то рука распахнула створки в тот самый момент, когда посетитель толкнул дверь.

Лейтенант Марри, явно удивленный тем, как держится Стив, пригласил:

— Заходите, Хоген. Я знал, что вы приедете. Не спрашиваю, хорошо ли провели ночь. Садитесь.

Стив покачал головой, посмотрел по сторонам и более глухим, чем обычно, голосом спросил:

— Он здесь?

Марри кивнул, все еще изумляясь самообладанию Стива.

— Могу я его видеть?

Лейтенант тоже посерьезнел.

— Сейчас увидите, Хоген. Но прежде всего присядьте.

Стив подчинился и выслушал его так же спокойно, как свою квартирную хозяйку и соболезнования м-с Кин.

Собеседник ясно это почувствовал и говорил без обычной категоричности, продолжая набивать трубку частыми ударами указательного пальца.

— Его привезли ночью, а утром препроводили в Хейуорд. Я не хотел говорить вам об этом вчера и надеюсь, вы на меня не в обиде. Лучше было сразу же провести опознание по всей форме. Через час инспекторы уедут с ним в Синг-Синг. Если бы опознание не состоялось утром, вашу жену все равно пришлось бы утруждать позднее и…

— Как она?

— Поразительно спокойна.

Стиву не удалось скрыть непроизольную улыбку, которая скользнула у него по губам и, видимо, озадачила лейтенанта.

— В шесть утра в больнице освободилась палата, и я распорядился перевести туда вашу жену.

— Кто-нибудь умер за ночь?

Очевидно, перемена, происшедшая в Стиве, была в самом деле разительна: не успевал от открыть рот, как Марри чуть ли не терялся.

Не ответив на вопрос, он в свой черед спросил:

— Был у вас вчера разговор с женой?

— Мы объяснились, — бесхитростно признался Стив.

— Я догадался об этом утром. Она выглядела успокоенной. Сначала я вошел в палату один, спросил, чувствует ли она себя в силах выдержать очную ставку. Из предосторожности врач все время находился в коридоре.

Вопреки моим ожиданиям, она не выказала никакой нервозности, никакого страха. Говорила так же непринужденно, как вы сегодня со мной.

«Это необходимо, лейтенант?»

Я ответил — да. Тогда она спросила, где вы. Я ответил, что вы еще спите, и это, кажется, порадовало ее.

Она сказала:

«Давайте побыстрей».

Я дал знак двум инспекторам ввести арестованного.

С момента ареста Хэллиген отрицал факт покушения, настаивал, что его с кем-то путают. В остальных, не столь тяжких преступлениях он сознался. Я этого ожидал. У дверей палаты он вскинул голову, нагло усмехнулся. В палате вызывающе смотрел на вашу жену. Она даже не вздрогнула, не изменилась в лице. Только прищурилась, чтобы получше разглядеть его.

— Узнаете этого человека? — спросил один из инспекторов ФБР.

Второй стенографировал ответы.

Она сказала только:

«Это он».

Хэллиген все время смотрел на нее с вызовом, а инспектор задавал вопросы, на которые ваша жена неизменно и четко отвечала — да.

Вот и все, Хоген. Очная ставка заняла меньше десяти минут. Репортеры и фотокорреспонденты ждали в коридоре. Когда Хэллигена вывели наконец из палаты, я спросил у вашей жены, можно ли их впустить, пояснив, что неразумно восстанавливать против себя прессу. Она ответила:

«Если доктор не возражает, пусть войдут».

Врач впустил только фотографов — и то на несколько минут, а репортерам запретил входить в палату и задавать вопросы.

Как видите, она держалась молодцом. Признаюсь, уходя, я не удержался и пожал ей руку.

Стив молча смотрел в пространство.

— Не знаю, придется ли ей лично предстать перед присяжными, когда дело поступит в суд. Во всяком случае, произойдет это не раньше чем через несколько недель: в деле много эпизодов, причем довольно сложных.

К тому времени ваша жена уже поправится. Не исключено, однако, что суд удовольствуется письменными показаниями под присягой.

Лейтенант казался все более смущенным. Он по-прежнему наблюдал за собеседником, но перестал его понимать, словно поведение Стива было для него непостижимым.

— Вы все еще хотите видеть его?

— Да.

— Сейчас?

— Как можно скорее.

Марри вышел. Стив встал и подошел к окну, собираясь с мыслями. Он слышал стук двери, шаги нескольких человек взад и вперед по коридору. Через довольно долгий промежуток времени первым вернулся лейтенант и, не прикрыв за собой дверь, сел за стол.

Вторым вошел Сид Хэллиген в наручниках, за ним следовали инспекторы ФБР.

Все, кроме лейтенанта, стояли. Кто-то закрыл дверь.

Стив все еще смотрел в окно. Голова его была опущена, кулаки сжаты, лицо бескровно. Руки свисали вдоль туловища, на лбу и над верхней губой блестели капли пота.

Наконец он закрыл глаза, напрягся, словно собирая всю свою энергию, медленно повернулся и оказался лицом к лицу с Хэллигеном.

Лейтенант, наблюдавший за обоими, увидел, как постепенно усмешка сползла с лица арестованного. На секунду Марри испугался, что ему придется вмешаться, и даже привстал с кресла: Стив, глаза которого, казалось, не могли оторваться от глаз оскорбителя жены, весь подобрался, тело его как бы налилось свинцом, челюсти резко обрисовались. Правый кулак приподнялся, и Хэллиген, понимая, что за этим может последовать, поднес стянутые наручниками кисти к лицу и бросил испуганный взгляд на детективов, словно призывая их на помощь.

Оба не произнесли ни слова. Не слышалось ни малейшего шороха. Вдруг Стив расслабился, тело его обмякло, плечи опустились, лицо дрогнуло.

— Простите… — пробормотал он.

Окружающие так и не поняли, извиняется он за удар, который так и не нанес, или за что-нибудь другое.

Теперь Стив мог смотреть на Хэллигена с тем выражением, которое уже было на его лице, когда с ним разговаривал лейтенант, и которое стало характерным для него со вчерашнего вечера. Он смотрел на Хэллигена долго, словно принуждая себя, потому что считал это необходимым, перед тем как начать новую жизнь. Никто и не подозревал, что, подняв кулак, он собирался ударить не преступника, а как бы самого себя: в глазах арестанта он прочел нечто из своего собственного прошлого, которому бросал вызов.

Он увидел конец пути и мог теперь смотреть по сторонам, вернуться к повседневной жизни. Он обвел присутствующих взглядом и, с удивлением заметив, как они взволнованны, произнес обычным тоном:

— Кончено.

Потом добавил:

— Благодарю, лейтенант.

Если у них есть к нему вопросы, он готов ответить.

Теперь все это не важно. Ненси тоже держалась молодцом.