Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Комиссар Мегрэ - Негритянский квартал

ModernLib.Net / Классические детективы / Сименон Жорж / Негритянский квартал - Чтение (стр. 1)
Автор: Сименон Жорж
Жанр: Классические детективы
Серия: Комиссар Мегрэ

 

 


Жорж Сименон

«Негритянский квартал»

I

— Смотри, здесь одни негры, — прошептала Жермена.

Пароход маневрировал, подползая к причалам, и с прогулочной палубы была хорошо видна пристань, на которой в два ряда стояли чернокожие грузчики.

Муж Жермены посмотрел на них и неуверенно ответил:

— Конечно.

Почему «конечно»? Пароход находился у входа в Панамский канал, то есть в Центральной Америке. Разве не естественнее было бы увидеть здесь индейцев?

Прошло еще два часа, и путешественникам пришлось еще не удивляться. Супруги были одеты в белые полотнянные костюмы, на головах — пробковые шлемы.

Дюпюш, говоривший по-английски лучше, чем его жена, вступил в переговоры с негром. Взяв багаж Дюпюшей, негр вручил мужу картонный номерок и проворчал сквозь зубы:

— Вашингтон-отель?

— Yes, — ответил Дюпюш. Он был поражен, потому что рассчитывал остановиться именно в Вашингтон-отеле.

Пароход «Верден» стоял в Кристобале всего три часа.

Пассажиры, ехавшие до Таити, торопливо сбегали по трапу, чтобы успеть осмотреть город, пока пароход будет. ждать своей очереди у Панамского канала. Кто-то спросил Дюпюшей:

— Долго пробудете в Кристобале?

— Два дня, пока не придет наш пароход.

— Желаю удачи!

Здесь даже солнце светило по-иному, незнакомым и непривычным было все: форма таможенных чиновников, полицейских, американских солдат, охранявших порт и прилегающие к нему улицы. Негры хватали пассажиров за руки и тащили их к автомобилям, но Жермена облюбовала одноконную пролетку под белым тентом, с которого свивали помпончики.

— Ключи от чемоданов не забыл? А метрдотель остался доволен чаевыми? Смотри, нам кланяется госпожа Роше.

Они помахали г-же Роше, которая возвращалась к мужу, служившему на Гебридских островах. Супруги Дюпюш жадно смотрели по сторонам, словно хотели впитать в себя пейзажи этой страны.

— Вашингтон-отель? — осведомился чернокожий кучер.

Справа красивый проспект, с двух сторон обсаженный пальмами. Вдоль него роскошные особняки, принадлежащие мореходным компаниям.

— Надо узнать, где здесь почта.

Затем широкая, залитая солнцем улица, идущая параллельно железной дороге. Универсальные магазины, лавки и на каждом пороге левантийцы, зазывающие туристов.

Наконец показался парк, засаженный кокосовыми пальмами, в глубине его белели колонны Вашингтон-отеля. В гигантском прохладном холле бои были в белой униформе, а дежурный администратор — в куртке. Дюпюш обратился к нему по-английски.

Багаж уже прибыл, и через две минуты супруги очутились в своем номере, заглянули в ванну, распахнули окна и шкафы.

Дюпюш не посмел признаться жене, что номер стоит десять долларов в сутки. Впрочем, не все ли равно? Что значат для них теперь несколько лишних долларов? В холле они увидели несколько старших офицеров американской армии. Зал ресторана был просторным, в парке виднелся мраморный купальный бассейн.

— Ванну примем вечером, — решила Жермена. — А сейчас первым делом в банк.

Было так жарко, что Дюпюш оставил пиджак в номере. Бой уже подозвал машину.

— Не надо. Мы пешком.

Им хотелось посмотреть город. Около полудня супруги, по-видимому сбились с пути: они оказались в унылом, грязном квартале, застроенном деревянными домами, на тротуарах было полно негров. Солнце стояло в зените, у дверей дремали чернокожие женщины. Жермена тревожно огляделась.

— Какая вонь!.. Спроси у кого-нибудь дорогу.

Через четверть часа они вышли на проспект, о чем догадались по тому, что увидели лавки левантийцев, продававших пассажирам «Вердена» сувениры и безделушки.

— Спроси, где банк, Жозеф!

— Знаешь, по-моему, именно здесь мне рекомендовали купить полотняный костюм.

— Сперва в банк!

— Простите, мсье, где тут «Нью-Йорк Чейз Бэнк», please[1].

— Второй квартал налево.

— Смотри-ка, — сказал Дюпюш, когда они проходили мимо кафе, — здесь пьют довоенный перно! После банка мы обязательно завернем сюда.

Банк оказался маленькой конторой, в которой восседал единственный служащий. Дюпюш протянул ему аккредитив на двадцать тысяч франков, но тот даже не взглянул на него.

— Вам следует обратиться в панамское агентство.

Жермена, почти не понимавшая по-английски, забеспокоилась.

— Мы занимаемся только обменными операциями.

Садитесь на двухчасовой поезд, и через сорок пять минут вы будете в Панаме.

— Идем, Жермена.

— Что он сказал?

— Надо ехать на другой конец канала, в Панаму. Но мы еще успеем позавтракать и выпить перно.



Было душно и немножко хотелось спать. Солнце проникло в вагон, озаряло тростниковые кресла и людей, читавших американские газеты. Мужчины были в воротничках и галстуках, один Дюпюш без пиджака и в пробковом шлеме.

Слева бежала водная серо-зеленая равнина, справа иногда появлялась водная гладь Панамского канала, по которой медленно двигались суда.

— Мне больше нравились Антилы, — заметила Жермена.

Они провели двое суток в Фор-де-Франс на Мартинике. Здесь, в Панаме, сильнее чувствовалась цивилизация. Слишком много было комфортабельных бунгало, автомашин и американских солдат.

— Бумажник не забыл, Жозеф?

В Панаме они сели в открытую машину, которой управлял метис.

— «Нью-Йорк Чейз Бэнк»!

Впечатления громоздились одно на другое. Сначала они ехали по узким улочкам с множеством лавчонок.

Потом начались улицы потише, застроенные деревянными домами; наконец, Дюпюши оказались в районе, где ходят трамваи и высятся каменные здания, где помещаются конторы, магазины музыкальных инструментов и радиоприемников, гаражи.

Машина остановилась на тенистой площади, обсаженной роскошными деревьями, перед красивой церковью, построенной в староиспанском стиле, и шофер указал на угол, где разместился американский банк.

Они вошли, и Дюпюш нагнулся к первому же окошку. Его послали ко второму. Наконец рассыльный-негр проводил его в кабинет директора агентства. Дюпюш протянул ему аккредитив.

— Дадите мне половину в долларах, а половину — во франках, — сказал Дюпюш и достал из бумажника паспорт.

Директор просмотрел аккредитив и вызвал по телефону служащего. Вместе с директором они некоторое время молча рассматривали аккредитив, потом придвинули бланк каблограммы, лежавший на столе. Наконец директор возвратил Дюпюшу аккредитив.

— Весьма сожалею…

— Вы не можете выплатить мне сегодня?

— Я не могу выплатить вообще. Акционерное общество «Копи Эквадора» обанкротилось. Сегодня мы получили каблограмму из нашего парижского отделения, в которой нам предложено прекратить платежи.

— Тут какая-то ошибка! — закричал Дюпюш. — Этого не может быть. Аккредитив выдан всего месяц назад, его подписал директор-распорядитель господин Гренье! Я главный инженер АОКЭ, еду в Эквадор руководить работами…

— Весьма сожалею…

— Подождите! Надо немедленно дать телеграмму в Париж, тут, безусловно, недоразумение.

Дюпюш обливался потом, ноги у него подкашивались. Жермена спросила:

— Что он говорит? Не хочет выплатить?

Дюпюш жестом велел ей замолчать.

— Послушайте, общество выдало мне десять тысяч наличными на проезд до Панамы. Послезавтра я должен пересесть на «Святую Клару», пароход компании «Грейс-Лайн», чтобы ехать в Гуаякиль. Эти двадцать тысяч мне необходимы, иначе…

— I'm sorry…[2] Еще раз извините, — повторил американец, распахивая перед Дюпюшем дверь кабинета.

— Простите, один вопрос: сколько времени потребуется, чтобы дать телеграмму в Париж и получить ответ?

— Двое суток.

Дверь захлопнулась, они оказались на тротуаре. Тот же шофер подбежал к ним.

— Прокатить по городу?

У Дюпюша кружилась голова.

— Что думаешь предпринять? — нахмурив брови, спросила Жермена.

— Пойти к нашему консулу или посланнику. Надеюсь, в Панаме есть французский посланник?

— Есть, мсье, есть! — подтвердил метис, слышавший их разговор.

Машина остановилась на безлюдной площади у красивого особняка, утопавшего в цветах. Жермена осталась в машине. Дюпюш позвонил, ему открыл мулат и провел в кабинет, где на столе лежала гора старых журналов.

Пришлось подождать — посланник отдыхал после обеда.

Спустя некоторое время он, без пиджака, вышел к Дюпюшу.



— Что он тебе сказал?

— Что телеграфировать можно, если я настаиваю, но предупредил, что американские банки никогда не ошибаются.

Шофер ждал, куда прикажут ехать.

— Что же нам делать?

— Все-таки надо дать телеграмму!

Чтобы вытереть лоб, Дюпюш снял шлем и позабыл снова надеть его. Он чувствовал себя неважно после перно, выпитого без сахара.

«Париж АОКЭ Прошу немедленно принять срочные меры оплате аккредитива тчк Пароход уходит завтра тчк Следующий пароход через месяц тчк Дюпюш».

Каждое слово стоило одиннадцать франков. Дюпюш поспешно опустил в карман бумажник, в котором оставалось всего тысяча двести франков.

Шофер невозмутимо сидел за рулем, Жермена забилась в уголок.

— Пройдемся пешком: нам нужно поговорить.

Дюпюш рассчитался с шофером, и они пошли по оживленной торговой улице.

— Что ты решил?

— Не знаю… Ничего не могу понять.

Они совершенно забыли, что находятся в Панаме, вокруг деревянные дома, а прохожие говорят по-английски или по-испански. Они шли, ничего не видя, без единой мысли в голове.

— Сколько у тебя осталось?

— Меньше тысячи двухсот франков… Нет, это невозможно! Гренье обязательно мне ответит.

Гренье пригласил их завтракать на следующий день после свадьбы в роскошный ресторан на Елисейских полях. Он вообще был шикарный тип. Учреждение, которым он руководил, помещалось на Беррийской улице, в одном из небоскребов американского типа. За завтраком Гренье спросил Жермену:

«Итак, маленькая новобрачная, вы довольны свадебным путешествием, которое я для вас устроил?»

И преподнес ей цветы.

— Послушай, Жозеф, наш багаж остался в Кристобале!

Дюпюш с ужасом вспомнил о номере в Вашингтон-отеле, за который надо платить десять долларов в день.

— Мы позвоним, чтобы багаж переслали сюда. Здесь должны быть менее дорогие гостиницы.

Дюпюш растерянно шагал, сам не зная куда. Вскоре они оказались в районе, который напоминал негритянский квартал Кристобаля, но был обширнее и мрачнее.

— Куда это мы зашли? — спросил Дюпюш у жены.

— Не знаю. А ты что, не смотрел, куда идешь?

Кругом, насколько хватало глаз, виднелись только двухэтажные домишки с верандой наверху. В окнах сушилось белье, на улицах в метр шириной ютились жалкие лавчонки. На прилавках лежала странная снедь, и в воздухе плавали незнакомые запахи. Встречные негры в матерчатых туфлях или веревочных сандалиях заглядывали Дюпюшам в глаза. Особенно их интересовала Жермена, которая шла с опущенной головой.

— Пойдем в другое место, Жозеф!

— С удовольствием. Но куда?

Они все дальше углублялись в этот странный квартал, в сущности, целый город. Улицы делались уже, а негров на тротуаре становилось все больше.

Они выбились из сил. Рубашка на Дюпюше взмокла и прилипла к спине, пиджак он оставил в гостинице.

Внезапно зашуршали шины, заскрипели тормоза. Их обогнал давешний шофер, он остановил машину и улыбнулся. Потом заговорил по-французски с легким испанским акцентом:

— Не стоит вам здесь гулять. Садитесь, я отвезу вас в одно место. Там есть французский отель…

— Да, да! — облегченно вздохнул Дюпюш. — Во французский отель!

В конце концов все разъяснится, все встанет на место.

Машина пересекала новый квартал, который производил не менее неожиданное впечатление. В садах утопали ультрасовременные виллы.

— Здесь помещаются посольства и консульства, — пояснил шофер.

Машина выехала на тенистую площадь, которую Дюпюши сразу узнали по церкви в испанском стиле. Обогнув ее, шофер остановился перед белым фасадом с золотыми буквами «Гостиница Соборная».

— У вас не осталось багажа на вокзале? Могу привезти.

— Спасибо.

— Если захотите покататься по городу, спросите Педро. Меня здесь все знают!

Дюпюш с трудом изобразил благородную улыбку.



Дюпюш говорил очень быстро. Эта женщина, эта сморщенная старушка в черном, похожая на провинциальную кассиршу, подавляла его.

— Вы понимаете меня?.. Мы отплываем послезавтра на «Святой Кларе». А багаж остался в Вашингтон-отеле в Кристобале. Мы ожидаем телеграммы.

— Вы хотите, чтобы багаж доставили сюда?

Старушка сняла телефонную трубку, вызвала Вашингтон-отель и сказала несколько слов по-английски.

— Ваш багаж будет здесь к восьми часам.

Старушка подозвала боя-негра в накрахмаленном полотняном костюме и протянула ему ключ.

— В шестьдесят седьмой.

Она ничуть не удивилась, увидев французов, и почти не взглянула на них. Ей они были совершено безразличны. Дюпюши молча последовали за боем. Архитектура здания показалась им необычной: оно напоминало внутренний дворик под стеклянной крышей. Каждый этаж отеля был окаймлен галереей, на которую выходили двери номеров.

Они поднялись на лифте и вошли в просторную комнату. Шторы на окнах были опущены, в комнате царил полумрак. Бой ушел.

Вот и все. Дюпюши остались вдвоем. Осмотрели комнату, широкий диван, одинаковые медные кровати, ванную.

— Сколько стоит этот номер? — спросила Жермена.

— Не знаю.

Он не посмел задать старушке этот вопрос. Чтобы чем-нибудь заняться, Дюпюш поднял штору, и комнату залило солнце. За окном была тенистая площадь, обсаженная высокими деревьями, похожими на эвкалипты.

На скамейках, в тени, сидели люди в соломенных шляпах, читая газеты или рассеянно следя за ленивой игрой света в листве.

— Не мог же он обанкротиться так быстро!

Дюпюш думал о Гренье, с которым подписал контракт на пять лет на должность главного инженера акционерного общества «Копи Эквадора»; Дюпюш должен был получить пятьдесят тысяч франков подъемных, однако в последний момент Гренье выдал ему всего десять тысяч наличными и два аккредитива по двадцать.

— По одному вы получите деньги в Панаме, по второму — в Гуаякиле, — сказал он Дюпюшу.

— А если дать телеграмму в Гуаякиль? — подумал вслух Дюпюш. — Быть может, мне выплатят там?

— Что же тогда останется от тысячи двухсот франков? — возразила Жермена.

Она была права: лучше подождать ответа от Гренье.

Жермена сбросила туфли и растянулась на кровати. Это раздражало Жозефа.

— Нет, не надо валяться. Лучше пойдем вниз, немного развлечемся.

— Я устала. Иди один.

У нее было такое же измученное лицо, как и в первые дни плавания, когда она страдала от морской болезни, но ни за что не хотела признаться в этом. Раньше она лишь несколько раз ездила из Амьена в Париж и обратно.

Дюпюш прикоснулся губами к влажному лбу жены, но без всякой нежности: он был слишком озабочен. Потом спустился в холл и несколько минут бесцельно бродил там.

— Ищете бар? — осведомился пожилой мужчина, сидевший за конторкой. Он выглядел лет на шестьдесят — шестьдесят пять, но, как и все вокруг, был в белом; целлулоидный воротничок и черный галстук дополняли костюм.

— Не угодно ли вам заполнить карточку?

Он встал за спиной Дюпюша, чтобы видеть, что тот пишет.

— Голову на отсечение даю, вы северянин. Я сразу понял это по вашему выговору: Амьен! И я слышал ваш разговор с госпожой Коломбани. Чудный город… У меня там были друзья — торговали шерстью.

Он взял пресс-папье и промокнул листок.

— Чего-нибудь выпьете?

Он толкнул одну из дверей, и они оказались в обширном и пустынном кафе. Чернокожий мальчишка бросился на колени перед Дюпюшем и принялся чистить его ботинки.

— Так чего мы выпьем?

— Что хотите. Можно перно.

Но незнакомец заказал пиво с лимонадом.

— Вы долго пробудете в Панаме?

— Послезавтра я отплываю к месту назначения. Я вновь назначенный главный инженер компании «Копи Эквадора». Прежний наделал глупостей, и его отозвали.

Гренье в Париже предложил мне его место. Язык у Дюпюша развязался, может быть, потому, что было жарко, а пить он не умел. Огненные полосы солнца слепили его, лицо собеседника принимало невероятные размеры. Это было интересное лицо — узкое, морщинистое, с маленькими дырочками глаз, которые казались усталыми, но глядели так пристально и настойчиво, что становилось не по себе.

— С вами едет жена?

— Да. Я женился за три дня до отъезда. Мы были помолвлены два года, но можно сказать — всю жизнь, потому что родились на одной улице… Вы знаете Амьен?

— Приходилось там бывать.

— Жена моя работала телефонисткой. Родители ни за что не хотели отпускать ее так далеко. Тогда Гренье сам написал им — Гренье — это мой директор — и заверил их в том, что климат в Эквадоре очень здоровый…

Вы бывали в Эквадоре?

— Да.

— А в Гуаякиле?

— Прожил там пять лет.

Дюпюш чувствовал потребность говорить, жестом приказал бармену-негру снова наполнить свой стакан.

Потом небрежно бросил негритенку-чистильщику несколько серебрянных монет, но собеседник вернул негритенка, отобрал у него половину денег и отдал их Дюпюшу.

— Не следует их баловать. Пятнадцать центов — этого более чем достаточно.

Что бы ему еще рассказать?

— Сначала мы остановились в Кристобале, в Вашингтон-отеле.

— Знаю этот отель. Там слишком дорого.

— Потом мы приехали сюда налегке и остановились у вас. Багаж нам привезут скоро…

— К восьми часам, — уточнил собеседник.

Он был спокоен, слишком спокоен. Казалось, он не делает лишних движений и говорит вполголоса, чтобы не утомляться.

— Из Европы вы плыли на «Вердене»? Он придет сюда через час, и вы сможете повидать своих попутчиков. Почти все они останавливаются у нас.

У Дюпюша заболела голова.

— А в Панаме много французов?

— Во-первых, наш хозяин, владелец отеля, и его сыновья. Собственно говоря, они корсиканцы, но это все равно. Потом братья Монти. Они держат кафе в негритянском квартале и буфет на ипподроме. Французы есть еще в Кристобале, но о них даже говорить не стоит.

— Правда, что здесь живут беглые каторжники?

— Всего двое или трое, но это самые мирные и спокойные люди… Ваша супруга прилегла?

— Да, отдыхает.

У Дюпюша не хватило мужества подняться. Когда собеседник на минуту покинул его и отошел к своей конторке, он вдруг почувствовал себя невыносимо одиноким и с трудом дождался его возвращения.

— Давно здесь живете? — спросил он.

— Вот уже сорок лет, как я в Южной Америке.

— Что будете пить?

— Ничего. Чем больше пьешь, тем невыносимей жара.

Дюпюш весь вспотел, но жажда по-прежнему томила его. После некоторого колебания он заказал себе еще одно перно и счел нужным извиниться:

— Понимаете, во Франции настоящий перно давно запрещен. А между тем он доставляет столько удовольствия…

Дюпюш забыл послать матери открытку, как обещал.

С тех пор как он сидел в кафе с этим незнакомым человеком, город начал ему казаться более гостеприимным. Его уже не удивляло, что собор напротив деревянный, а не каменный. Вполне естественным находил Дюпюш и то, что костюм на нем самом из белого полотна, а бармен — негр.

И, напротив, совершенно не правдоподобным представлялось то, что всего три недели назад в церкви святого Иоанна в Амьене состоялась его свадьба с Жерменой. «Газетт д'Амьен» сообщила об этом на следующий день:

«Наш выдающийся земляк Жозеф Дюпюш, блистательно сдав последние экзамены на звание горного инженера, отправляется в Южную Америку, чтобы высоко держать там французское знамя.

Ему и его мужественной молодой супруге мы желаем от всей души…»

Г-жа Дюпюш приехала на вокзал с приятельницей, чтобы не чувствовать себя одинокой после того, как уйдет поезд. Она привезла им на дорогу пирог, но им не хотелось есть, и Жермена выбросила его за окно.

— Бедная мамочка!..

Отец Жермены знай твердил:

— Прежде всего, не забывайте ежедневно принимать хинин!

Он был почтовым служащим и устроил Жермену работать телеграфисткой. Отведя зятя в сторонку, он прошептал с трагическим лицом:

— И ни в коем случае не вздумайте обзавестись ребенком, ясно?.. У вас еще хватит времени.

Потом завтрак в Париже с Гренье. Потом поезд Париж — Марсель, посадка на пароход «Верден». Среди пассажиров был чиновник с Маркизских островов. Несмотря на высокий чин, он сразу подружился с ними.

— Мне думается, АОКЭ в неважном положении, — вздохнул собеседник Дюпюша. — Вы четвертый директор за последние десять лет.

— А, так вы знаете это общество?

— Я знаю обо всем, что происходит в Южной Америке. Например, что сыну одного крупнейшего владельца плантаций какао, который перед войной зарабатывал пять миллионов в год — пять миллионов золотом! — теперь не на что купить пароходный билет.

В окно Дюпюш увидел Педро, шофера. В его машине сидели три пассажира с «Вердена». Они остановились и принялись фотографировать собор.

Но зачем теперь были Дюпюшу эти люди? Они уезжали, а он оставался здесь, в Панаме!

— Скажите, а жизнь тут дорогая?

— Не дороже, чем в Кристобале. И, уж конечно, здесь дешевле, чем в Вашингтон-отеле. Я думаю, вам предложат полный пансион на двоих за пятнадцать долларов в сутки. Когда Че-Че вернется, он вам скажет точно.

— Пятнадцать долларов в сутки… — повторил Дюпюш, стараясь, чтобы голос его звучал естественно. У него оставалось всего восемьдесят долларов.

Вошли двое мужчин.

— Вот братья Монти, о которых я вам говорил.

Монти подсели к их столу.

— Господин Дюпюш, инженер из Амьена.

— Очень приятно! Что будем пить?

В зале было уютно и тихо, совсем как в провинциальном кафе.

— Пикон-гренадин.

— Два пикона-гренадина.

— Вы ехали на «Вердене»? Судовой комиссар — наш приятель.

Волнение Дюпюша почему-то усилилось. Он выпил еще. Ему опять захотелось поговорить. Он описал завтрак с Гренье, показал контракт. Восемь тысяч жалованья в месяц, доля в прибылях. Новые знакомые, однако, слушали без особого интереса.

— Это то самое общество, которое постоянно меняет директоров? — спросил один из Монти.

Эти люди знали все! Они говорили о Гуаякиле так, словно это пригород Панамы, о Перу, Чили, Боготе и других городах, про которые Дюпюш и не слыхал. Казалось, они беседуют о чем-то таинственном и непонятном.

— Луи получил известия из Бельгии.

— Ну и какие?

— Она не приедет. Он в бешенстве.

Дюпюш сидел среди них с тяжелой головой и блуждающим взглядом. Вероятно, кто-то угостил его сигарой, потому что, вернувшись в номер, он обнаружил незажженную сигару у себя во рту. Жермена спала.

Волосы у нее растрепались, лицо блестело, платье задралось выше колен, обнажив мускулистые, сильные ноги.

Дюпюш растянулся рядом, она проснулась.

— Что нового? — спросила жена.

— Какие могут быть новости!..

Жермина недовольно нахмурилась.

— От тебя пахнет спиртным.

— С чего ты взяла? Дай мне спать.

— Куда ты ходил?

— Никуда. Был внизу.

Дюпюш слышал, как она вытащила у него бумажник и пересчитала деньги.

— Пил ведь, правда?

— Одно перно. С шикарным типом, который может нам пригодиться.

Он с трудом выговаривал слова и не мог поднять веки.

— Гуаякиль… Богота… Бонавантар… Большой Луи…

Сквозь сон он услышал, как постучали в дверь, потом с шумом внесли и поставили чемоданы. Жермена шепнула ему на ухо:

— Жозеф! Послушай, Жозеф… Проснись же на минутку!.. Сколько надо дать на чай?

— Не знаю…

Он все еще спал, во рту оставался неприятный вкус.

Потом Дюпюш вдруг приподнялся и сел на кровати. В комнате было темно, за окном горели огни, и откуда-то издалека доносились обрывки военного марша.

— Жермена! — окликнул он.

Никто не отозвался.

Он крикнул громче, уже с тревогой:

— Жермена!

— Что тебе?

Оказывается, она сидела в тростниковом кресле на балконе.

— Надеюсь, протрезвел? — сухо спросила она.

Дюпюш поднялся и сделал несколько шагов к окну.

Павильон в центре площади был иллюминирован, вокруг неторопливо прогуливалась нарядная толпа. Стало прохладнее, от деревьев исходил какой-то особый аромат.

— Который час?

— Десять.

— Ты так и не обедала?..

Он заметил разбросанные по комнате чемоданы.

— А, хорошо. Значит, багаж привезли.

Он был растерян и не знал, что сказать, что делать.

— Все-таки надо бы пообедать.

— Я не голодна.

Уже несколько месяцев Дюпюш не пил и не мог понять, почему это случилось с ним сегодня. Он чувствовал, что жена сердита на него, и ему стало стыдно.

— Прости, Жермена. Я очень нервничал. Меня угостили…

— Оставь меня в покое.

— Жермена, уверяю тебя…

— Замолчи! Ты бы послушал, как ты храпел…

— Клянусь тебе, я не мог отказаться.

— Еще раз прошу: оставь меня в покое.

И тут неизвестно почему Дюпюш вдруг взорвался.

Лампу в комнате они так и не зажгли, лицо Жермены было слабо озарено светом, проникавшим с улицы. Внезапно она показалась Дюпюшу чуть ли не врагом.

— Ну конечно, оставить тебя в покое! Тебе наплевать, что у нас нет денег. Мне одному приходится хлопотать и думать о неприятностях. А если я, не дай Бог, выпью стаканчик…

Не слушая его, она вышла на балкон и уселась в кресло.

— Жермена, поди сюда…

Она не шелохнулась.

— Жермена, прошу тебя…

— Отстань.

Дюпюш разбушевался. Он выкрикивал бессвязные слова: она его не понимает, он одинок и несчастен, Жермена ему не помощница, и лучше бы сидела у своего коммутатора, а не выходила замуж.

В ярости он ударил кулаком о стену, ушиб руку и заплакал.

Видимо, опьянение еще не прошло. Очнулся он в кровати, Жермена лежала рядом, но не спала. Приподнявшись на локте, она внимательно смотрела на него.

Как она догадалась, что он хочет пить?

— Пей, — протянула она ему стакан воды.

Но ему показалось, что лицо ее не выражает нежности.

— Ты больше меня не любишь?

— Пей… Поговорим об этом завтра.

Он заснул опять, но и во сне все время помнил, что утром предстоит неприятное объяснение.

«Она меня больше не любит! Она меня не понимает!»

Ему приснилось, будто из-за аккредитива его посадят в тюрьму. Почему-то тюрьма помещалась в соборе и охраняли ее часовые в такой же форме, какая была на солдатах в павильоне.

Было уже совсем светло, когда в дверь постучали.

Вошел бой с подносом в руках.

— Распишитесь, пожалуйста.

На подносе лежала телеграмма. Дюпюш прочел ее.

Это была его телеграмма, которую он дал Гренье. Он осмотрел бланк со всех сторон и разыскал краткую пометку: «Выбыл, не оставив адреса».

Когда бой вышел, Жермена скинула простыню, укрывавшую ее с головой.

— Ты получил свои двадцать тысяч?

Он коротко ответил:

— Нет.

Они молча смотрели на балкон, на ослепительный солнечный свет, льющийся на тростниковое кресло.

Трамваи с грохотом огибали площадь, останавливались возле собора, шли дальше. Уже было жарко.

II

Если бы Дюпюшу сказали, что все это происходит во сне, он ответил бы:

— Разумеется! А как же иначе?

Но это происходило не во сне. Дюпюш стоял на тротуаре рядом с машиной братьев Монти — Эжена и Фернана. Он еще не знал точно, кто из них Эжен-высокий, с седеющими волосами, или маленький, с рукой, парализованной после ранения на войне.

Солнце садилось, и деревянные дома на одной стороне улицы казались кроваво-красными, на другой — пепельно-серыми.

— Сначала кровать. Раз-два взяли!

Братья Монти не обращали на него внимания. Они снимали с крыши машины, на которой приехали, стол и кровать.

— Эй ты, пойди сюда! — крикнул один из братьев негру, наблюдавшему за разгрузкой. — Возьми этот стол и снеси его на второй этаж.

Дюпюш уже успел выпить. Он не был пьян, но мысли его утратили четкость. Он увидел над дверью надпись:

«Эмиль Бонавантюр. Верхняя одежда».

Дюпюш пересек мастерскую. Здесь пахло шерстью и краской, в углу стоял манекен. Высокий негр в черном, с очками в стальной оправе на носу, посмотрел на Дюпюша и не сказал ни слова.

Дюпюш стал подниматься по лестнице.

— Сюда! — крикнул сверху один их Монти. Дюпюш вошел в комнату, оклеенную обоями в розовый цветочек.

— Вот вы и у себя. До завтра!

Братья пожали ему руку и ушли. В комнате не было стульев, и Дюпюшу пришлось сесть на железную кровать.



Когда Дюпюш проснулся в гостинице «Соборная», в его памяти всплыло имя: г-н Филипп. Но кто был этот г-н Филипп — спокойный и холодный пожилой господин, который так хорошо знает Южную Америку и накануне принимал Дюпюша в отеле? Теперь он знал о нем гораздо больше, ему рассказали всю жизнь г-на Филиппа. Тот долгие время был управляющим пароходной линией «Френч-Лайн», а потом разорился, потеряв не один миллион на неудачных спекуляциях.

Тогда его подобрал Че-Че и дал ему место управляющего в своем отеле. И странно: решительно все звали богатого собственника просто Че-Че[3], а его управляющего — господин Филипп.

За эти дни Дюпюш слышал еще о многих, но сведения эти были беспорядочны, и он охотно разобрался бы в них.

Однако сейчас он чувствовал себя усталым и решил отдохнуть. Выйдя на веранду, которая шла вдоль фасада, Дюпюш нос к носу столкнулся со старой негритянкой, чистившей картофель.

А как же иначе? На втором этаже было три комнаты, и веранда принадлежала обитателям всех трех комнат, как двор дома принадлежит всем жильцам. Дюпюш и сам не мог бы рассказать о событиях, которые привели его сюда, в негритянский квартал.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8