- И все-таки это не факт, - сказал в пространство Круглов. - Не вижу связи между жестким излучением и зарождением пауков.
      - Мы еще ничего не знаем о спутнике, - весело сказал Даймон. - Но теперь-то мы его из-под нашего внимания не выпустим. Вот если бы его удалось пометить, было бы вообще великолепно. Представляете, командор, если мы докажем влияние спутника на жизненные процессы на Земле...
      - Научные споры потом, - вмешался в разговор Ротман. Что у вас сейчас на экранах, "десятка"?
      - Смотрите! - неожиданно крикнул пилот.
      И Круглов увидел загадочный спутник. Нет, вначале он его увидел не на экранах, спутник был виден в обзорных иллюминаторах космоскафа - странное продолговатое тело, напоминающее спрута, собравшего щупальца воедино и поджавшего их к телу. Спутник медленно двигался в лучах встающего впереди свечения - и спутник, и космоскаф выходили на освещенную сторону Земли. Неподалеку от загадочного небесного тела поблескивали голубоватыми звездами спутники наблюдения. Круглов опустил взгляд на экраны - все четыре дисплея показывали сейчас "неуловимого Джо" вблизи, на максимальном увеличении. У загадочного объекта была темная бугристая поверхность, он словно весь состоял из узлов и сухожилий - так выглядит мускулистое тело; похожий на живое существо объект наблюдения медленно пульсировал, сжимался и разжимался, вздрагивал, ежился, словно ему было холодно в околоземном пространстве.
      - Мы его видим, - сообщил Круглов. - Это что-то невероятное, Ротман. Вы слышите, Даймон, мы его видим!
      - Мы тоже, - сказал далекий Даймон.
      Таинственный спутник медленно уходил в сторону Солнца, растворялся в его лучах, таял в алом зареве, встающем впереди, и только на мониторах наблюдения он оставался прежним. Подобно вставшим на след охотничьим псам спутники наблюдения не отпускали его ни на шаг, фиксировали каждое его движение, каждое покачивание, отмечали то, что было недоступно человеческому глазу, - пульсирующую ауру излучения вокруг спутника и пучки излучения, которые время от времени уходили к планете.
      - "Союз", - откидываясь в кресле, сказал Круглов. - Говорит "десятка". Работу сделали. Возвращаемся на базу.
      О'Нил повел космоскаф вверх, выходя на орбиту базы.
      Земля медленно удалялась, уступая место пространству, усеянному звездами. Впереди по курсу космоскафа сияла сфера "Союза", к которой двигались красно-зеленые звездочки - поисковые группы возвращались домой.
      - Послушайте, командор, - глядя на приближающуюся станцию, заговорил пилот. - Этот спутник... Если он и в самом деле влияет на жизнь Земли, значит, кто-то управляет всеми процессами? Выходит, мы тоже производное чьей-то деятельности, так?
      - Трудно судить, Томас, - сказал Круглов, хотя он и сам думал о чем-то подобном. - Мы пока еще слишком мало знаем, чтобы делать какие-то выводы.
      - То-то попы обрадуются, - без особой злости сказал пилот.
      - Не знаю, - после некоторой паузы с сомнением отозвался инспектор. - Возможно, что как раз они-то и загрустят.
      Глава десятая
      СКУЧНЫЙ ВЕЧЕР НА МАРСЕ. 2057 ГОД
      В иллюминаторы можно было не смотреть, погода за пластиковой броней жилого купола и так была очевидна. Ветер то повизгивал, словно обиженная собака, то набирал басистую угрожающую силу, и легко было представить, как над ржавой поверхностью несется мутная бурая поземка, медленно воздвигая вокруг куполов Поселка мрачные песчаные холмы.
      Хорошо, что мотонарты еще с вечера загнали в общий ангар. О надвигающемся буране никто не знал, но рачительный и хозяйственный Степаненко обошел машины, пнул лыжу одной из них ногой и мрачно сказал:
      - Це не дiло, хлопщi! Ховайте цii хреновины, щоб зустрiчь журиться не пришлось!
      И вовремя он это сказал: не загнали бы машины в ангар, после бури пришлось бы их откапывать из песка, да еще с двигателями и трансмиссией возились бы до седьмого пота. И ведь не угадаешь, когда эта чертова буря начнется, - атмосферное давление не падает, облачных признаков нет, а что касается семилапок, так им песчаная буря не хуже ясной погоды, они в любую погоду скачут, а в бурю, пожалуй, еще и резвее, чем обычно, бывают.
      Международная станция "Альфа-REX" состояла из пяти куполов и основного блока научного центра, соединенных между собой герметичными коридорами с шарообразными отростками кессонных камер, через которые можно было выбраться на поверхность. Ангар примыкал к русско-украинскому блоку, французы, китайцы, англичане и американцы предпочли своей жилой площадью ни с кем не делиться и жили раздельно. Впрочем, деление это через полгода пребывания на станции стало условным, астробиологи, например, объединились во французском куполе, аресологи, не обращая внимания на протесты остальных и грозные распоряжения начальника экспедиции Тима Данна, вообще оборудовали свой жилой закуток в блоке научного центра, только китайцы продолжали жить сплоченным коллективом. Но их можно было понять, у них руководитель был вроде из партработников, и замполит у них был такой дотошный и въедливый, что многие - и не без оснований - считали его за кадрового разведчика. Ничего необычного в этом не было, в каждой исследовательской группе, без сомнения, имелись свои разведчики.
      Как говорят французы, а ля rep, ком а ля гер! Се ля ви, хлопцы! Это в космосе национальные интересы особого значения не имеют, а на Земле они по-прежнему в приоритете.
      На поверхность сейчас мог выбираться только распоследний идиот, поэтому кессонки были заблокированы на тот случай, если такой идиот все-таки найдется. От метеорологов можно было всего ожидать или, что было более вероятным, от физиков. Все были изолированы, а потому каждый занимался своим делом: кто статистические данные анализировал, кто отчеты наблюдений готовил. А Астахову ничего делать не хотелось. Вот такой у него бзик был - поваляться на постели и почитать Льва Николаевича Толстого. Впрочем, почитать - это было слишком сильно сказано. За полгода Астахов Толстого в буквальном смысле измусолил бы, да вот только не книга это была, а дискета, и весь Толстой на этой дискете со всеми своими несообразностями умещался. Любил Астахов просматривать текст и вылущивать из него перлы наподобие того, что "какие-то два господина прошли по улице с огнем папиросы во рту". Впрочем, у Льва Николаевича, как и у всякого порядочного классика, и похлеще ляпы встречались.
      Астахов завалился на койку, натянул на виски рожки дистанционки и совсем уже было предался любимому занятию, когда его бесцеремонно отвлек Саня Цымбаларь. Вообще-то его звали Олексой, но на станции когда-то украинизированные имена быстро приняли свои русифицированные звучания. И наоборот, Николая Федорова никто иначе, как Мыколой, не называл. А Семена Лежнева вообще все и в глаза, и за глаза звали паном Петлюрой. Саня Цымбаларь выключил астаховскую пэкашку и поинтересовался, куда лентяй и бездельник засунул дискету с отчетом по последней "линзе". Астахов, немного обиженный его бесцеремонностью, со всей прямотой заявил, что никакой дискеты он не брал, более того, он ее в глаза не видел, но если уж с кого дискету спрашивать, так это с пана Цымбаларя, поскольку именно он с ней не расставался всю последнюю неделю. Цымбаларь почесал затылок и отправился искать отчет по каютам. Настроение уже было не то, и Астахов с сожалением бросил дистанционку на надувную подушку. Посидев немного на постели, он осознал, что желания работать у него не прибавилось. Но и валяться без дела было глупо.
      Со скуки Астахов пошел по каютам. В каюте у Лежнева он обнаружил еще парочку тунеядцев - Семен Родионович играл в шахматы с Биллом Селлингсом. Судя по внешнему виду пана Петлюры, он находился в проигрышном положении, но все еще хорохорился и, как крейсер "Варяг", шел ко дну под гордо развевающимся флагом. Увидев Астахова, Семен Родионович нехорошо обрадовался и с радостным возгласом: "А вот наш Боренька пришел, сейчас он нам расскажет что-нибудь интересненькое!" быстро смешал фигуры на доске.
      - How are you? - вежливо сказал Селлингс и покивал Лежневу. - You made the same boobo, Samuel! Ho, - он поднял палец, - я есть сог-гласен!
      Учитывая, что великодушный Селлингс благородно согласился на ничью, Лежнев добровольно отправился за соком.
      Астахов сел на его место и задумчиво посмотрел в иллюминатор. За прозрачной броней стояла бурая мгла, сквозь которую ни черта не было видно.
      - Это будет долго, Борья, - сказал Селлингс. - Ж-жаль. Вся программа недельи к шорту!
      - Моя тоже, - уныло сказал Астахов, играя шахматной фигуркой.
      В каюту заглянул Олекса Цымбаларь и поинтересовался, не видел ли кто-нибудь из присутствующих дискету с отчетом по последней "линзе". Увидев Астахова, он не стал дожидаться ответа и прикрыл за собой дверь. И правильно сделал, Астахов уже готов был ему достойно сказать, где он дискету с этим отчетом видел и где пан Цымбаларь ее может найти.
      - Людьи работ-тают, - печально сказал Селлингс.
      - Люди придуряются, - возразил Борис. - Он уже полдня этот отчет ищет и найти не может.
      - "Ль-инза" - это... как сказать будет... интерь-есно, по-прежнему печально сказал Селлингс. - Есть чем голову сломать, вы мьеня понимаете, Борь-ис?
      Астахов Селлингса понимал. Проблемы, связанные с "линзами", действительно были интересными. Никто не мог понять, почему "линзы" залегают в почве планеты таким неравномерным образом. Как будто кто-то взял и собрал всю воду в эти компактные чечевицы, а затем разместил их по магнитным линиям. Но вот ведь какая ерунда получалась: там, где по расчетам "линза" должна была быть, ее не оказывалось, а там, где ее заведомо быть не могло, эта ледяная чечевица обнаруживалась самым наглым образом. И плевать ей было на все расчеты хохла Олексы Цымбаларя и рафинированного француза Шарля де Лавальера!
      Упомяни о черте!
      В каюту вновь заглянул Цымбаларь, задумчиво оглядел присутствующих и, пробормотав "Здесь я уже был", закрыл за собой дверь.
      - Ищет, - подмигнув Селлингсу, сказал Астахов. - Вчерашний день он ищет, он эту дискету еще с вечера в пэкашке Федорова оставил.
      - Это есть неправильно, Борь-ис, - мягко упрекнул Селлингс. - Вы нужны сказать ему... э-э... мьесто.
      - А вот не будет пользоваться чужими компьютерами, мстительно сказал Астахов, но, не выдержав укоризненного взгляда американца, пожаловался: - Скучно, Билл...
      - Скучьно, - согласно покивал Селлингс. - Дьел столько, а погода... - И Селлингс тоскливо посмотрел в иллюминатор, прозрачную броню которого лизали бурые языки взвихренного песка.
      Они помолчали. Молчание уже становилось тягостным, но тут дверь каюты распахнулась, и вошел Лежнев с пакетами консервированного сока.
      - Скучаете? - поинтересовался он. - Боречка, ты бы рассказал что-нибудь веселенькое. Ты же можешь, я знаю!
      Астахов подумал.
      - Ладно, - покладисто согласился он. - Давайте я вам про Вторую лунную расскажу. Я еще не рассказывал эту историю?
      - Которую? - переспросил Лежнев. - Ты про эту Вторую лунную столько рассказывал...
      - Про вымпел, - уточнил Борис.
      - Про вымпел я не слышал. - Пан Петлюра откупорил пакеты, сунул в отверстия соломинки и почти торжественно вручил собеседникам их порции.
      Астахов потянул из трубочки сок. Сок оказался яблочным и прохладным. Он немного щипал язык своей кисловатостью, но это было все же лучше, чем приторная сладость других.
      - В сорок третьем это было, - начал Борис свое повествование. - Если помните, базу тогда монтировали в кратере у лунных Кордильер. Мудрить особо не стали, лазерами проплавили туннели в базальте, облицевали их пластиком, кессон-камеры и люки ненадежнее поставили, получилось, как говорится, дешево и сердито. А чтобы электроэнергии на все хватало, решили гелиостанцию смонтировать рядом с кратером. Ну и устроили субботник. Так сказать, День подсобного работника.
      Выгнали всех, даже сам начальник экспедиции Клайв Расс решил всех личным примером вдохновить. Надо сказать, что вкалывал он не хуже других, будь здоров, как вкалывал! А командовал еще хлеще! И вот на южном склоне, где резервные батареи монтировали, натыкается он на непонятные металлические кружочки явно искусственного происхождения. Шум, конечно, на всю Луну, Расс никого к этим кружочкам не подпускает, требует, пусть сначала все на видеокамеру отснимут, кружочки эти блестящие лунной пылью припудрены, значит, без обману все, естественно, не подкинул никто ничего, и кружочки эти до появления работников на поверхности нашего спутника лежали.
      Притащили видеокамеру, засняли все. Расс как первооткрыватель торжественно наклоняется, поднимает один из кружочков и под объективом видеокамеры начинает его разглядывать. И тут мы даже сквозь светофильтры видим, как физиономия нашего начальника становится багровой. И есть от чего - почти столетие считалось, что на Луну первыми высадились американцы на "Аполлоне", а тут такой конфуз - на металлическом вымпеле выбит герб нацистской Германии, свастика, ихний вождь Гитлер в профиль, надпись "Deutschland - uber alles!", а главное дата: одна тысяча девятьсот тридцать четвертый год!
      - Помню, - сказал Лежнев. - Большой скандал тогда вышел! Шума тогда было много. Брауна вспомнили, его ракеты, даже байку раскопали, что в одна тысяча девятьсот сорок втором на полигоне немецком запуск первой ракеты с космонавтом на борту состоялся. А раз так, то простой запуск мог еще раньше быть!
      - Это есть пропаганда, - погрозил пальцем Селлингс. Pablisiti!
      - С чего бы мне, русскому, немцев рекламировать? - удивился Астахов. - Я бы тогда лучше хохлам все приписал. Мол, на вымпеле Степан Бандера, галушка и надпись "Хай живе рщна ненька Украина!". А первый вымпел на Луну русские отправили, еще когда мы с хохлами одним Советским Союзом были!
      - Ты лучше скажи, чем вся эта история закончилась? - сказал Лежнев. - Я же знаю, что все это потом не подтвердилось!
      - Подтвердилось, - авторитетно сказал Астахов. - Еще как подтвердилось. Только совсем не то, что вы думаете. Дотошные журналисты раскопали, что в две тысячи тридцать четвертом году одному из состоятельных неонацистов пришла в голову идея отметить столетие со дня основания Великого рейха. Вбухал он в эту идею кучу денег, запустил в космос "лунник" под видом спутника связи, а все остальное решил оставить на откуп потомкам. Пусть, мол, они акценты над приоритетами проставят!
      Селлингс захохотал и погрозил пальцем Астахову. Борис расплылся в простецкой улыбке и развел руками - мол, за что купил, за то и продаю!
      - Я всегда говорил, - авторитетно заявил Лежнев. - Для самых таинственных историй имеется простейшее объяснение. Но история хорошая.
      - Best, - подтвердил Селлингс и показал большой палец.
      Лежнев откинулся в кресле и некоторое время задумчиво потягивал через трубочку сок.
      - Я вот что думаю, мужики, - сказал он. - Сколько эта погодка держаться будет, одному Марсу известно. А не устроить ли нам, господа-товарищи, конкурс на лучшую историю? С условием, чтобы она была из жизни рассказчика, чтобы в ней присутствовала тайна и у этой тайны было в конце реалистическое объяснение, а?
      - Мысль неплохая, - сказал Астахов. - Но невыполнимая. Тим не поддержит. Скажет, что нужно делом заниматься, а не языки чесать.
      - Че-сать? - удивился Селлингс. - Зачь-ем?
      - Ну вот видишь, - сказал Астахов. - Даже Билл нас не понимает, как это можно чесать языки, когда надо работать!
      Селлингс наконец понял и радостно замахал руками.
      - Ney, ney, - вскричал он. - I'll do my best to help you!
      - Если идею одобряют трое, то она вполне выполнима, - упрямо сказал Лежнев. - Главное, подойти к ней с нужного конца...
      В каюту вновь заглянул потерянный Цымбаларь.
      - Олекса! - радостно вскричал Лежнев. - Иди сюда, Шурик! Дело есть!
      - Материалы по последней "линзе" найти не могу, - озабоченно сказал Цымбаларь. - Ты не видел дискеты, Сема? Она еще с оранжевой такой наклеечкой...
      - Не видел я твоей дискеты, - отмахнулся Лежнев. - Мы вот тут конкурс задумали на лучшего рассказчика. Как тебе наша идея?
      Цымбаларь некоторое время смотрел на него.
      - Понял, - наконец сказал он. - Научную конференцию задумали провести? Давно пора. Я тоже с докладом по "линзам" выступлю.
      Селингс радостно захохотал.
      - Брысь! - с отвращением сказал Лежнев. - Сгинь с глаз моих, потомок Кия и Щека! Нет в тебе полета свободной мысли! Я ему про отдых души, а он... Иди, Шурик, иди!
      Цымбаларь вышел, но через секунду снова заглянул в каюту.
      - Так я не понял, - сказал он. - О чем вы на конференции говорить хотите?
      Селлингс весело сполз с кресла. Астахов подавился соком.
      Лежнев швырнул в Цымбаларя шахматным конем. Голова Олексы исчезла.
      - И чтоб я тебя больше никогда не видел! - запоздало вскричал Семен Лежнев. - Я-то думал, что все психи на Земле остались!
      К обеду идея выкристаллизовалась настолько, что обрела форму плаката, который Селлингс и Лежнев торжественно повесили в общей столовой. Текст был сделан на английском и русском языках.
      КОНКУРС
      на лучшую историю из жизни
      невероятные события с реалистическими
      объяснениями
      ПРИГЛАШАЮТСЯ ВСЕ
      ГЛАВНЫЙ ПРИЗ - БУТЫЛКА ОТЛИЧНОГО КОНЬЯКА
      У плаката немедленно собрались любопытствующие.
      - Это уже не смешно, - сказал Мыкола Свиристюк. На этот раз говорил он по-английски, чтобы было понятно всем. - Нет, я не спорю, идея неплохая, но зачем над людьми издеваться? Где жюри возьмет бутылку коньяка? Да еще отличного!
      - Фирма гарантирует, - загадочно сказал Семен Лежнев. Горилки з перцем не обещаю, а коньяк будет настоящий.
      После этого заявления пана Петлюры, да еще сделанного при таком количестве свидетелей, идея обрела плоть. В самом ведь деле, хорошо сидеть в теплой и уютной столовой, слушать удивительные истории, в то время когда за стенами свистит ветер, несется ржавая поземка, поднимающаяся почти до звезд, и температура на поверхности планеты падает до минус семидесяти градусов по Цельсию.
      Глава одиннадцатая
      САМ СЕБЕ НЕ ХОЗЯИН, 2057 ГОД
      В кабинете у Чамберса было прохладно, но разговор медленно становился все более напряженным. Ни тональность его, ни направленность Круглову не нравились.
      - Не понимаю, - раздраженно сказал Чамберс. - Что тебя не устраивает? На этой работе ты постоянно оказываешься в центре событий, Алекс. Ты становишься исторической личностью, как Авраам Линкольн или Джордж Вашингтон. Но тебе хочется бросить все и вернуться к профессии пилота. Почему? Это ведь глупо, Алекс. Более интересной работы у тебя никогда не будет. Это я тебе говорю! И потом, ты меня вполне устраиваешь. Ты очень многое успел за последние годы.
      Круглов уныло смотрел в окно.
      - Каждый должен заниматься своим делом, - неловко сказал он. - Понимаешь, я чувствую себя не на месте. Не надо делать из меня межгосударственного деятеля. Я пилот, Ричард, и этим все сказано.
      - Какой ты пилот, - злобно сказал Чамберс. - Посмотри на себя. Ты уже отстал и с каждым годом будешь отставать все больше. Романтик! - В устах Чамберса это прозвучало настоящим ругательством. - Тебе уже не двадцать лет, Алекс, ты занимаешься тем, чем должен заниматься умный и знающий дело человек. Ты хорошо показал себя на Луне, неплохо зарекомендовал себя у саперов, но я никак не могу понять, какого дьявола тебя тянет делать все самому? Ты рискуешь, как мальчишка!
      - Вот поэтому я и не хочу быть инспектором, - мрачно сказал Круглов. - Каждый раз ты должен выбирать из когото. А нормальный человек должен рисковать сам, а не подвергать опасности других людей.
      - Расскажи это в российском Сенате, - ядовито посоветовал председатель КОСМОЮНЕСКО. - Там тебя поймут!
      - Да не хочу я кому-то объяснять очевидное! - Круглов махнул рукой. - Достаточно, что я все объяснил себе сам! Короче, Ричард, ты должен мне помочь.
      - В смысле? - недоуменно поднял брови Чамберс.
      - Я хочу уйти в программу "Икар", - сказал Круглов. - Там готовится первая модель планетолета нового типа. Скорее это даже не планетолет, а межзвездник. Меня возьмут туда испытателем, мне надо, чтобы ты замолвил словечко перед медицинской комиссией. Ты видел меня в деле и хорошо знаешь, что все их придирки - бред, чушь собачья. Сейчас я готов, как никогда.
      - А если тебя все-таки забракуют? - с любопытством поинтересовался Чамберс.
      - Не пойдет, - решительно отозвался инспектор. - Ты сразу воспользуешься этой лазейкой, чтобы привязать меня к КОСМОЮНЕСКО раз и навсегда. Но зачем тебе чиновник, который будет искренне ненавидеть свою работу?
      Чамберс покачал головой.
      - Я думал, ты уже вырос, - грустно сказал он. - Я хотел бы, чтобы ты очень хорошо подумал. Нет, пышные некрологи я тебе обещаю, ты их вполне заслужил. Тахионные монстры слишком ненадежны, чтобы риск их испытаний оставался в допустимых рамках. Или ты надеешься принять участие в межзвездной экспедиции? Напрасно, Алекс, подготовительные работы затянутся лет на пятьдесят. К звездам полетят те, кто еще не родился. А ты нужен здесь.
      Круглов вздохнул, поднялся, разминая затекшие ноги, подошел к окну. За окном простиралась небоскребная панорама Нью-Йорка. Между многоэтажными зданиями торопливо сновали воздушные такси - основание города было отдано паркам и пешеходным тропинкам. Некоторое время он следил за серебристыми шариками такси.
      - У нас еще хватает дел в собственной системе, - сказал ему в спину Чамберс. - Зачем человечеству звезды? Мы еще не созрели для звезд.
      - А тебе самому не хочется узнать, что происходит у Сириуса? - не оборачиваясь, спросил Круглов. - Или увидеть своими глазами океаны планеты у Бетелыейзе?
      Сидящий за столом Чамберс фыркнул.
      - Мало ли, чего мне хочется, - сказал он. - Надо думать не о том, чего тебе хочется, надо думать о том, что необходимо обществу. А обществу необходимо в данный момент, чтобы Чамберс и Круглов занимались организацией межпланетного флота. Это важнее. Человечеству нужна Луна, человечеству нужны Марс и Венера, человечеству скоро понадобятся спутники больших планет. А звезды человечеству пока не нужны, звезды необходимы отдельным людям, чтобы ублажить свое самолюбие и потешить любопытство.
      - Ты меня не убедил, - возвращаясь к столу, сказал Круглов. - Сегодняшнее любопытство всегда обеспечивает будущую пользу. Если человечество утратит любопытство, оно начнет запаздывать. Мы перестанем успевать обеспечивать собственные потребности.
      - Только не надо громких слов, - поморщился Чамберс. Только не надо говорить о Земле, как о колыбели, утверждать, что человечество не может вечно жить в этой самой колыбели. Мы ведь и не живем, мы вышли в космос, обживаем Солнечную систему. Просто не надо торопиться, всему свой черед.
      - Ты мне поможешь? - Круглов сел напротив Чамберса.
      Тот отвел глаза.
      - Ты берешь меня за глотку, - пробормотал он. - Знаешь что? Давай сходим в китайский квартал. Мы с тобой тысячу лет не пробовали вонтонского супа. Выпьем вина, полакомимся пресноводными креветками, там и поговорим. Идет?
      - Бюрократ-гурман, - веселея, сказал Круглов и встал. Пошли? Время обеда.
      В китайском ресторане было прохладно. Повар-китаец поставил перед ними фритюрницу и принялся филигранно играть ножами, одновременно ловко пластая еще трепещущую рыбину. Чамберс и Круглов на китайца внимания не обращали, поэтому повар кудесничал больше для себя. Видно было, что это занятие ему нравилось, а может, сказывался характер, но с круглого и узкоглазого лица китайца не сползала широкая улыбка. Из своего кабинета выглянул хозяин - Старый Ма, - узнал гостей и низко им поклонился, приложив ладони к груди.
      - Не понимаю, - сказал Чамберс, размахивая палочками. Что за проблемы, Алекс? Ты на месте, понимаешь, ты делаешь важное и нужное дело, я даже не знаю, кем тебя и заменить. За год ты успел столько, что невозможно представить. Ты разобрался в ярославской проблеме. Джонсон этого не сделал за два года, а тебе потребовалось меньше года. Ты сделал важное дело на Луне, ты привел в норму эту вольницу на "Союзе". И после этого ты заявляешь, что занимался не своим делом? Нет, Алекс, я решительно тебя не понимаю!
      - Вот именно, - мрачно сказал Круглов. - Приходится принимать решения. Приходится унижать людей. Даже если обходится без унижений, все равно на одного довольного приходится сто недовольных. И я сам чувствую, что меняюсь. И не в лучшую сторону, Ричард. Власть развращает и портит людей, а мне ужасно не хочется портиться.
      - Глупости, - сказал Чамберс, придвигая к себе принесенную тарелку, на которой зеленел салат, где выделялись тоненькие кольца красного жгучего перца и белели кусочки рыбы. - Я этого не замечал. И сколько я ни разговаривал с людьми, никто не сказал о тебе ничего плохого.
      - Себя порой видишь лучше. - Круглов неохотно ковырял свою порцию. Разговор ему был неприятен, и он даже не пытался скрывать этого. - Я уже принял решение, Ричард, можешь меня не отговаривать.
      - Он принял решение! - Полное лицо Чамберса побагровело. - Он принял решение! Нет, вы только посмотрите на него, он принял решение! А на программу тебе наплевать. Не выйдет!
      Повар прекратил свою эквилибристику и вопросительно посмотрел на Чамберса. Тот махнул рукой, показывая, что громкие фразы повара не касаются.
      - Так вот, Алекс, - сказал председатель КОСМОЮНЕСКО. Катись ты со своими переживаниями! Завершишь ярославскую программу, там и посмотрим. А пока тебе предстоит очередной полет. На этот раз на Марс. Принято решение о расширении марсианских поселений. Там обнаружено почти открытое месторождение трансурановых. Решено ставить там завод, а на орбите Марса будет заправочная станция. Марс, таким образом, превращается в космодром подскока. Оттуда экспедиции будут уходить в Заземелье. Ты участвовал в разработке проекта? Вот и будь добр принять участие в его реализации. Туда ты летишь не один, туда идет целая флотилия. Для этого подготовлены "Ниагара", "Гагарин" и "Вашингтон", счет оборудования ведется на сотни тонн. И мне хорошо, по крайней мере я в течение десяти месяцев не буду видеть твою страдальческую физиономию и слушать, как ты терзаешься и холишь свои комплексы. И не говори ничего! - Чамберс поднял руки, словно защищался от Круглова. - Решение уже принято, Алекс, и принимал его не только я.
      Повар поставил перед ними тарелочки со сложными салатами и гарнирами, перед каждым из них появились овальные блюда с дымящейся рыбой. Чамберс сладострастно пошевелил губами, склонился над своей порцией, вдыхая ароматы.
      - Ладно, - сказал он. - Оставим на время споры. Предадимся чревоугодию. Настоятельно рекомендую, Алекс, на Марсе ты этого не поешь!
      - Странное дело, - вслух подумал Круглов. - Каждый раз, когда возникают сложности в наших отношениях, вы тянете меня в ресторан. С чего бы это, Ричард?
      - Не ищи особых причин, - посоветовал Чамберс, вытирая губы салфеткой и с наслаждением делая глоток чая из тонкой фарфоровой чашечки. - Просто сытого человека легче уламывать. Сытый человек лучше чувствует общую гармонию, он умиротворен, ему лень возражать.
      - Психолог, - с уважительной насмешливостью сказал Круглов. - Ладно, Ричард, ты меня уговорил. Отложим разговор до возвращения с Марса, тем более что самые неприятные разговоры мне еще предстоят.
      - Собираешься на родину? - внимательно глянул Чамберс.
      - Пора решить все вопросы. - Круглов кивнул официанту, ожидавшему этого знака. - Тем более что назад я вернусь почти через год. Кстати, вот еще одна причина, чтобы поработать в программе "Икар". Есть возможность значительно сократить сроки перелетов. Мы слишком застоялись, пора сделать еще один шаг. Скорость должна расти, а расстояния - сокращаться.
      - И ты говоришь, что не чувствуешь себя функционером? Чамберс театрально возвел очи горе. - Правильной дорогой идете, товарищ Круглов, как говорят наши китайские друзья.
      Он посмотрел на часы.
      - Кажется, на этот раз мои увещевания не особо затянулись, - удовлетворенно сказал он. - Итак, Марс. Сейчас там одно поселение. Форпост в горах можно не считать, хотя он является важнейшей отправной точкой принятого решения.
      Наша задача - довести за десять лет поселения на Марсе до десяти - пятнадцати тысяч человек. Красивая задача, не правда ли? Кроме того, планируется создать поселение на орбите. Так что Ярославский завод со своей идеей появился крайне своевременно. Поселение на орбите будет на первых порах складом и ремонтной базой, в дальнейшем планируется развернуть там космолитейный завод, сборочный цех и мощную астрофизическую станцию. Я тебя познакомлю со всеми документами.
      Подумай, Алекс, тебе придется стоять у истоков космической цивилизации в полном соответствии с прогнозами вашего Циолковского. Это тебя не убеждает?
      - Свое отношение к происходящему я уже высказал, - глядя в окно, сказал Круглов. - Каждому свое, не так ли?
      - Только ты от этого своего почему-то бежишь, - поднимаясь, сказал Чамберс.
      Они вышли из ресторана. Служба погоды проводила профилактическую разрядку облаков, и над Нью-Йорком, над его небоскребами и скверами, моросил легкий дождь, делая нежной и глянцевой листву, заставляя оживать пожухшую от жары траву, делая темными и скользкими полибетонные дорожки. С левой стороны небес облаков не было, и в синеве сияло солнце. "К грибам", - машинально подумал Круглов и едва не засмеялся: ну какие, к черту, грибы в мегаполисе? Неподалеку на темном влажном пятачке посадочной площадки приземлилось маршрутное аэротакси, из которого выскочили два одинаковых курчавых негритенка и, весело препираясь, помчались в парк, откуда доносились возбужденные детские голоса. Круглов знал, что там находится бейсбольная площадка, но негритята, по-видимому, были зрителями. По крайней мере сумок со спортивной амуницией он у них не увидел.
      - Так ты сейчас куда? - спросил Чамберс, поглядывая на часы. - У меня в три часа совещание по лунным проблемам. Мы туда направляем хорошую экспедицию. Звездные имена, Алекс. Зоопсихологи, ксенологи, специалисты по изолированным общественным группам. Не хочешь поприсутствовать?
      - Не хочу, - глядя вслед беззаботным мальчишкам, сказал Круглов. - Мне еще в библиотеку ООН надо заскочить, поинтересоваться материалами по Марсу. Хорошим я буду функционером, если покажу свое полное невежество во всех тамошних делах.