Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Лебеди Кассиды

ModernLib.Net / Научная фантастика / Синякин Сергей / Лебеди Кассиды - Чтение (стр. 2)
Автор: Синякин Сергей
Жанр: Научная фантастика

 

 


Опознавательный жетон члена экипажа, позволяющий выйти на связь с Мозгом корабля, лежал на столике, и я взглядом указал на него Алексею. Мы выскочили в коридор.

В рубке управления собрался почти весь экипаж.

— Что? — выдохнул Худов, и ему уступили место у пульта.

— Помехи на трассе, мастер, — доложил второй пилот. — Десять минут назад локационная станция крейсера засекла группу точечных объектов, идущих перпендикулярно плоскости эклиптики в сфере притяжения Теллура. Мы столкнемся через двадцать минут. Маневрировать поздно, а СВР для уничтожения объектов, угрожающих кораблю, может быть применена только командиром корабля или по прямому его указанию.

— Правильно, — одобрил Худов. — Происхождение объектов установили?

— Судя по всему, это группа метеоров.

— Замеры! — Худов плюхнулся в кресло. — Замеры делайте каждые пять минут, а по мере приближения сократите интервалы до минуты.

— Понял, Мастер! — молодцевато сказал второй пилот, и было видно, что ему хочется произвести впечатление на пассажиров своей невозмутимостью и уверенностью.

— Готовь первый замер, — приказал Худов. Второй пилот издал невнятное восклицание.

— Что там у тебя? — недовольно осведомился командир крейсера.

— Ерунда какая-то, — изумленно сказал второй пилот. — Угроза столкновения миновала. Объекты изменили направление полета.

— Считать надо было лучше, — укорил его Худов.

— Но ведь угроза-то была? — растерянно возразил второй пилот.

Худов помолчал.

— Смотри, — второй пилот прошелся по сенсорным клавишам дисплея. — Два тридцать одна собственного времени. По курсу с отклонением до двух тысячных группа из семи объектов, следующих курсом перпендикулярно плоскости планетной эклиптики… Предполагаемые размеры… Возможность маневрирования… Все правильно!

— Что правильно? — осведомился Худов.

— Должны были столкнуться, — развел руками второй пилот.

— Должны, да не столкнулись, — пробормотал командир “Саматлора”. — Лично меня это радует, а не огорчает. Съемку вели?

— Конечно.

— Материалы на обработку, — приказал Худов и повернулся ко мне. — Ну, что? Пойдем допивать сок?

— Пойдем, — согласился я. — Если ты не будешь по полчаса задумываться над каждым ходом, то одну партию мы сумеем завершить вничью. Это вернет тебе утраченное душевное равновесие.

— Идет, — довольно согласился Худов. — Но ты начал рассказывать про Энону…


КРЕЙСЕР “САМАТЛОР”.

АНТОН НИКОЛАЕВИЧ СТРОГОВ.

ВОСПОМИНАНИЕ


Да, Энона… На вторую неделю исследований в пустыне Бейтсабыл был обнаружен прозрачный пятикилометровый купол. В прозрачной его глубине высились странные сооружения, отражающие по форме все многообразие геометрии. Под куполом было много зелени. Зеленые и голубые лианы оплетали гигантские пушистые деревья, под которыми росла голенастая, в рост человека трава.

И ни малейшего признака присутствия в городе живых существ.

Существа парили над прозрачным куполом в знойном небе Эноны. Они были похожи на ковры-самолеты из древних сказок. Вначале их так и называли. Но йотом Лойонель открыл способность этих существ перемещаться во времени, и с легкой руки остряка Видала их стали называть агасферами — вечными странниками Эноны. Они могли парить над куполом неделями, потом исчезали, смещаясь во времени на несколько месяцев, появлялись вновь и снова исчезали. Странная жизнь их оставалась загадкой для землян, породила десятки остроумных гипотез, два направления в хронофизике, что, впрочем, ни на йоту не приблизило человечество к пониманию их сути.

Таинственным оставался и город. Все попытки землян проникнуть под купол были безуспешными. Город находился в центре своеобразного прозрачного яйца, материал которого не поддавался имеющимся в распоряжении землян средствам.

Были десятки исследовательских групп, тысячи голографии, масса остроумных проектов. Не было одного: четкого и цельного понимания замыслов неведомых строителей Города. Земляне были похожи на дет си, пытающихся сломать незнакомую игрушку из желания узнать ее устройство, но не имеющих под рукой средств для осуществления задуманного.

Энона представляла собой пустыню, иссеченную тектоническими разломами. Полностью обезвоженная планета с редкой атмосферой, Энона катилась вокруг светила по немыслимой орбите, и Город был единственным ее уголком, где имелась зелень, а загадочные непостижимые агасферы — единственными ее обитателями. Подстрелить агасфера не удавалось — смертельно раненная птица уходила в прошлое, и исследователи получали окаменевшие скелеты.

Попытки прорваться за купол также оканчивались неудачно, а неосторожное нейтринное просвечивание привело к мощному землетрясению, из тектонических разломов выплеснулась лава, ожили мирные на первый взгляд вулканы, а возмущения ядра планеты оказались столь сильны, что все исследования на Эноне пришлось прекратить на пять лет.

Цели, для которых был создан Город, остались непонятны землянам. В Совете ООН были встревожены открытием. Трудно найти ответы на вопросы, которые сам ставишь перед собой, и это тем более трудно, если причины, побудившие тебя поставить эти вопросы, не укладываются в твои представления о мире. Кто может пояснить назначение предмета лучше его создателя?

В это время космос подкинул еще одну загадку — Золотую планету Сириуса. В астроархеологии начался невиданный бум. Мальчишки бредили нашей работой. Научные работы в “Вестнике астроархеологии” читались, как захватывающие приключенческие романы. На Земле начался звездный бум, сравнимый разве что с радостным и нетерпеливым азартом ожидания, охватившим человечество после выхода в космос Гагарина.

А я неожиданно испытал разочарование. Внешне все было прекрасно: мы занимались съемкой Золотой планеты, каждый был удостоен Знака Общественного Уважения, мальчишки на нас взирали с восхищением, работа приносила новые и новые открытия, но все они были загадочны, а догадки наши были субъективны л определялись уровнем технологического развития человечества.

Если крепостному крестьянину дать квантабер, то крестьянин быстро сообразит, что квантабером удобно забивать в стену гвозди, и будет полагать, что открыл истинное назначение неизвестного ему предмета. В своих научных изысканиях мы уподобляемся такому крепостному мы подтянем свойства обнаруженных нами предметов под свой технологический уровень, но истинное их назначение остается за пределами нашего понимания

Выход человека в Дальний Космос, освоение новых звездных систем повлекло за собой новую научно-техническую революцию На стыках старых и новых наук рождались десятки других, причем настолько часто, что человечество не всегда успевало дать им названия Многие открытия рождались там, где всегда господствовала сказка. Научно-техническая революция ведет к размежеванию отраслей внутри одной науки, к сужению специализации. Время энциклопедистов навсегда кануло в Лету. Но древний сатирик сказал: “Узкий специалист подобен флюсу!”.

И я ушел из астроархеологии, а потом и из Укона, занявшись иным делом. А теперь я лечу на Кассиду, но не в качестве инженера-психокинетика — на Кассиде он просто не нужен — и не в качестве астроархеолога — за десять лет я безнадежно отстал от работы. Я лечу на Кассиду специалистом по здравому смыслу во главе таких же здравомыслящих людей, хотя при анализе фантастического здравый смысл не всегда выручает.


АЛЬБЕРТ АШКЕНАЗИ,

БЫВШИЙ РУКОВОДИТЕЛЬ УКОН-КАССИДА,

СКАН-10, ОРБИТА ПЛАНЕТЫ


СКАН-10 представлял собой длинный серебристый цилиндр с раскрытым ажурным венчиком с одной стороны и сегментным огромным шаром с другой. Боковые ионники ровными голубыми язычками выбросов придавали СКАНу вращение, создавая на станции искусственную тяжесть.

Станция Космического Наблюдения предназначена для космических экспериментов. Несмотря на свои гигантские размеры, они вмещают малочисленный экипаж. Обычно экипаж, который состоит из двух—трех человек, возглавляет “космический волк” — опытнейший капитан дальней разведки, уже отлетавший свое, но не желающий расставаться с любимой работой. Кроме этих звездных странников на СКАНе постоянно находятся “научники”, ведущие исследования и наблюдавшие за планетой и открытым космосом.

Идей — вплоть до самых безумных — у научных работников было хоть отбавляй, аппаратуры за дальностью от метрополии на всех не хватало, поэтому ожидающие своей очереди постоянно помогали уже работающим блестяще похоронить рожденные ими идеи или с не меньшим блеском, но значительно реже, утвердить их среди буйной поросли других не менее безумных идей.

На СКАНе-10 не заглядывали в звездные дали, не занимались изучением светила ИН-245 Ц Теллур, не обращали аппаратуру в сторону ближайших планет системы — Фароса и Аэлиты. СКАН-10 был хозяйственным спутником. Планета, входящая в реестр хозяйственных, имела полное право обладать внимательным и заботливым попутчиком, предусмотрительно следящим за каждым движением дамы.

СКАН-10 занимался разведкой Кассиды. Не было на спутнике дерзких астрофизиков, мыслящих масштабами Вселенной космогонистов, или математиков, умещающих эту вселенную на кончике пера и рассчитывающих ее эволюцию на смятом листочке бумаги. Не было здесь и буйных хронофизиков, не обживали рабочие места СКАНа жадные до телескопов планетологи. Здесь сидели рассудительные и обстоятельные агрономы и агрофизики, решающие задачи повышения урожайности, терпеливо ожидали удачи геологи, ломали головы над астрологическими расчетами метеорологи и климатологи, которые вдали от Земли пока еще не имели погодных преобразователей. Людям этим было не до вселенских загадок; несясь над Кассидой на четырехсоткилометровой высоте, они решали прозаические задачи — как накормить, обогреть, уберечь от опасностей и обеспечить всем необходимым шесть миллионов кассидян. Они раскрашивали карты планеты, обозначая месторождения, розы ветров, климатические пояса, рождающие циклоны и антициклоны, тем самым помогая сделать из планеты жемчужину Хозяйственного реестра Федерации.

Космобот совершил маневр, и СКАН уплыл в самый угол экрана. Прошло несколько минут, бот качнуло, и сидящие в рубке ощутили легкий толчок. Стало видно, как к боту ползет рубчатая труба переходника с утолщением кессонной камеры посередине. Переходник СКАНа коснулся космобота, и на панели вспыхнул сигнал благополучной стыковки.

— Приехали, — сказал пилот, снимая шлем-вычислитель. Он неожиданно оказался огненно-рыжим.

Они прошли через переходник и вошли на станцию.

В пустом и гулком коридоре Ашкенази догнал высокий худой парень и, неловко поздоровавшись, протянул ему таймер. Некоторое время Ашкенази смотрел ему вслед, рассеянно подбрасывая таймер на ладони, потом взглянул на индексатор опознавателя. На белом кружке стояла цифра “десять”, указывающая номер каюты и индекс Ашкенази для бортового компьютера.

Альберт нашел каюту, бросил сумку в настенный шкаф и сел в кресло. В иллюминатор заглядывала космическая тьма — не черная, а пепельная от мириадов усеявших бездну звезд.

Теперь Альберту казалось, что он просто бежал от внезапно обрушившегося на него людского неуважения, спрятался от стремительного бега событий, от самого себя, от тех, кто считал его действия неверными, и тех, для кого поступки его были единственно правильными.

Изучение убитого Лебедя и погибших с ним Прыгунов ничего не дало. Остались голограммы, кристаллозаписи, десятки бесполезных заключений, части загадочных существ в биоформике, многочисленные гистологические срезы и с ними — полное непонимание природы Симбиотов. С окончанием работ пришло чувство вины. Но разве он надеялся на иное, затевая игру с охотником? Разве он не готовил себя к тому, с чем столкнулся сейчас?

Ашкенази вышел в коридор. Наступило время наблюдений, и в коридоре никого не было. Бывший руководитель Укона прошел к лифту, и прозрачная капсула пронесла его через глубины СКАНа к смотровой площадке.

Над смотровой площадкой во весь гигантский прозрачный потолок светилось пепельно-серое небо, усеянное яркими звездами, которые сплетались в причудливые неземные созвездия. Ашкенази прилег на пластиковую скамью и принялся смотреть на звезды.

“— Мы допустили ошибку, — сказал Горин. — Даже не ошибку, а неоправданную жестокость!

— Цель оправдывает средства, — возразил Ашкенази.

— Жестокость никогда не приводит к взаимопониманию.

— Равнодушие страшнее жестокости. Безразличие исключает саму возможность общения, а следовательно, и взаимопонимание”.

А что ответил Горин? Что он сказал тогда?

Послышались голоса, и Ашкенази повернул голову Рыжий пилот, доставивший его на СКАН, обнимал высокую хрупкую девушку. У той были удивительно большие глаза и хрустальный смех. Ашкенази снова ощутил горечь обступившего его одиночества.

Что ему тогда сказал Горин?

“А ты уверен, что оно вообще возможно— взаимопонимание?” — спросил Горин, жестко и требовательно глядя на друга.

Две слепящие точки затмили звезды, и вскоре мимо СКАНа прошли два биссера, буксируя обломок скалы или метеора к вакуумметаллургическому заводу. Ашкенази проводил их взглядом и встал. Двое влюбленных смотрели на него и молчали. Он пошел к выходу, чувствуя спиной их взгляды.

— Мне его жалко, — тихо сказала девушка. — Нельзя же так жестоко…

— Нельзя, — грустно улыбнулся рыжий пилот.

°°°

— Лебеди! — сказал дежурный наблюдатель восторженно.

Над поверхностью Кассиды неслись стремительные белые точки.

— Сейчас они будут под нами. Пойду, позову ребят. Такое не каждый день видишь.

Включив запись, наблюдатель поднялся и вышел. Ашкенази смотрел, как серебристые точки смещаются от сиреневых гор облаков в сторону СКАНа.

“Боишься? — насмешливо спросил он себя. — Тогда чего ты здесь сидел? Возвращайся на Землю. Космосу неудачники не нужны. Еще есть время. Решайся, Аль!”

Он отстегнул от комбинезона таймер, снял с запястья браслет, связывающий его со станцией службы индивидуальной безопасности, и положил все на кремовую панель пульта.

Спустя несколько минут после его ухода в рабочий отсек ввалилась группа наблюдателей.

— Где твои Лебеди, Валера? — нетерпеливо спросил кто-то.

Сказочные птицы пронеслись в нескольких километрах от СКАНа, совершили изумительный по синхронности маневр и исчезли в сиренево-изумрудных облаках.

И в это время взвыла сирена. Экран ослепительно вспыхнул, потом снова потемнел, и на нем проступили звезды и край планеты.

— Кто-то угнал орбитальный лидер! — догадался один из наблюдателей. — Кто этот дурак? Я с удовольствием надрал бы ему уши за побитую аппаратуру. Не сомневаюсь, что он ее побил!

— Чей это таймер? — спросил дежурный наблюдатель и тут же замолчал, увидев рядом с таймером браслет СИБ.

— Так это отшельника из десятой палаты! — догадался кто-то.

— Забыл он его, что ли?

— Похоже, что не забыл, — сказал дежурный наблюдатель. — Он их нарочно оставил.

— Сумасшедший! — возмутился невысокий веснушчатый наблюдатель. — Валера, вызывай нашего волка. Скажи ему, что псих из десятой палаты угнал орбитальный лидер. Пусть волк организует погоню со стрельбой и призывами сдаться. Добродетель должна восторжествовать!

— Не на чем догонять! — грустно сказал Валерий. — Космобот уже ушел, а аварийный лидер стоит с разобранным движком. Плохо дело, ребята. Браслет СИБ он оставил не случайно.

Все уставились на экран.

Под СКАНом снова бежала неровная от облачности поверхность планеты. Инверсионный вязкий след, уходящий в облака, был похож на короткий белый шрам на теле.

Спорить было не о чем. Оставалось только надеяться на возвращение безумца.

Надеяться и ждать.

— С лидером он хоть обращаться умеет? — ворчливо спросил кто-то из толпящихся у экрана наблюдателей.

— Он из Укона, — уточнил дежурный.

— Значит, из умельцев, — уточнил тот же голос. — Тогда не разобьется. Но я тебе, Валера, сочувствую. Как дежурному. Тебе предстоит увлекательная беседа с нашим “КВ”. Старик уважает дисциплину. Поэтому будь уверен, Устав Космофлота ты будешь знать не хуже первокурсника Школы Спейсеров. А может быть, и намного лучше.

— Иди ты! — раздраженно сказал дежурный, обреченно глядя на тающий в облаках след орбитального лидера.

Часть вторая. ПАРЯЩИЕ В БЕСКОНЕЧНОСТИ

КАССИДА. СТРОГОВ АНДРЕЙ НИКОЛАЕВИЧ,

РУКОВОДИТЕЛЬ ЭКСПЕРТНОЙ ГРУППЫ СОВЕТА ООН


Светило уходило за горизонт. По темному небу еще бежали изумрудные сполохи, льдинистыми глыбами редко тянулись облака, а в черном зените уже высветились яркие звезды, и горы черно обрисовались острыми горбами на фоне непостижимого заката.

Было тепло. Худов, напросившийся с нами, неторопливо и бесцельно обламывал подобранную с земли веточку. За спиной у меня кто-то переговаривался негромко, срываясь на свистящий шепот.

Меня тронули за локоть. Я обернулся. Рядом стоял новый руководитель группы Укон-Кассида Витольд Зеньковский.

— Ну что? — спросил он. — Будем сниматься? Сегодня они, видимо, уже не прилетят.

Я посмотрел на небо. Небо было пустым.

— Пожалуй, — согласился я. — Дайте команду на посты. Пусть спускаются к ручью.

Дебюсси поднялся с короткого крыла лидера и потянулся.

— Не везет, — с сожалением констатировал он. Худов тоже встал, отбрасывая изломанную веточку.

— Ну, что? — звучно спросил он, но договорить не успел. От ручья кто-то сипло прошептал:

— Тише! Кажется, они летят! Все застыли.

— Показалось! — выждав некоторое время, вздохнул Зеньковский.

Говорил он, однако, шепотом.

В воздухе послышался еще далекий шум, и над чернеющими горами мелькнуло голубовато светящееся пятнышко. За ним еще… еще… и еще… Воздух наполнился басовитым гудением. К пещере планировали светящиеся в полутьме птицы.

Люди торопливо прятались в заросли.

— Смотрите! — Зеньковский вновь схватил меня за локоть.

— Мы же договаривались…

— На пещеру смотрите! — перебил меня Витольд.

Я обернулся. В сгустившихся сумерках входа в пещеру не было видно, но там, где он находился, светился неяркий желтый шар. Словно рядом с пещерой зажгли уличный осветитель. Откуда он взялся, Днем мы тщательно осмотрели пещеру и ее окрестности и ничего, кроме гигантских стреловидных перьев, не обнаружили.

Лебеди меж тем начали исчезать во тьме. Издалека это выглядело так, словно в темноте плыли голубые фонарики и неожиданно гасли, натыкаясь на невидимую преграду.

Последняя птица исчезла в пещере. Таинственный шар у входа в пещеру погас.

— Пятнадцать, — негромко сказали от ручья.

— Съемку вели? — спросил Зеньковский.

— Все нормально, Витас! — отозвались от ручья. Осыпаясь, зашуршали камни. К нам спускался техник центра связи Кассиды Сухорученко.

— Фонит, — сказал он. — Только что было чисто, а теперь там фон как в реакторе корабля. Данные уже обрабатывает “Гном”.

— Аппаратура работает? — уточнил Зеньковский. Сухорученко показал большой палец.

— Снимаемся? — обратился ко мне Зеньковский. Я согласно кивнул.

— Никого оставлять не будем?

— Зачем? — возразил я. — Аппаратура работает. Давайте по плану.

Через час группа была в Поселке. На горизонте в сером сумраке высвечивалась гигантская сияющая звезда — там находился один из городов Кассиды.

Мы с Зеньковским стояли у лидера. Небо заволокли облака. Моросил мелкий дождь.

— Свет видели? — спросил Зеньковский. — Да.

— Мощный источник. Но можно ли сделать вывод о его искусственном происхождении?

— Можно, — согласился я. — Можно, но не нужно. Пошли, посмотрим передачу.

— Антон, — Зеньковский шагал рядом, энергично двигая длинными руками. — А вы лично верите в возможность контакта?

— Сначала надо убедиться в разумности Симбиотов, — возразил я.

— Контакт предполагает внешнее или внутреннее сходство, — сказал Зеньковский. — Но сходства нет. Я думаю, что контакт невозможен.

— Мы с вами в положении древних проповедников, — усмехнулся я. — Их знание о боге зависело от богатства фантазии.

— Наши стоят, — вдруг сказал уконовец. Мы подошли к стоящим людям.

— Что случилось? — спросил Зеньковский. — Аппаратура не в порядке?

Из дверей шагнул Сухорученко, держа руки в карманах.

— Аппаратура в порядке, — ответил он уныло. — А изображения нет. Такое вот получается кино.

Некоторое время все молчали.

— Что будем делать? — снова заговорил Зеньковский.

— По домам расходиться, — отозвался я. — Утром будем разбираться. На свежую голову.

— Точно, — вмешался в разговор капитан Худов. — У меня штурман был. Так у него все самые умные мысли появлялись после хорошего сна.

Люди начали расходиться.

Некоторое время мы с Зеньковским в одиночестве стояли под дождем.

— Не везет, — вслух подумал тот и вздохнул.

— Не огорчайся, — сказал я. — Частная неудача — еще не провал всего дела. Завтра начнем все сначала. Нам ведь к этому не привыкать, Витольд?


КАССИДА.

ДЖОРДЖ ПАТРИК КЕЛЛЕН, АСТРОБИОЛОГ


Неделю мы изучали свежие материалы местного Укона. За день до нашего прилета на Кассиду случилось несчастье. Отстраненный от работы Альберт Ашкенази по разрешению Совета Кассиды вылетел на хозяйственный спутник. Угнав со спутника орбитальный лидер, Ашкенази погнался за Стаей и исчез. Лидер обнаружили на третий день. Ашкенази в нем не было. В зарослях поисковики нашли мертвого Прыгуна. Убит он был из разрядника. Разрядник валялся рядом с Прыгуном. Тут же был обнаружен комбинезон Ашкенази. Владельца комбинезона поисковая группа не нашла. Рядом было озеро, поэтому решили, что Ашкенази утонул. Не исключалась возможность нападения на Ашкенази. Применение Альбертом разрядника и найденный мертвый Прыгун давали основания для такого вывода. Правда, случаев нападения Симбиотов на людей не было, но ведь и люди не нападали на этих существ до удачной охоты Тарнье. Даже звери на Земле редко нападают на человека, чаще они это делают в порядке самозащиты. То, что тела погибшего Ашкенази поисковики не нашли, никому не казалось удивительным — подводный рельеф озера изобиловал трещинами, а в самом озере водились прожорливые рыбки, которых по праву называют водяными санитарами Кассиды.

На Кассиде мы находились с единственной целью: нам предстояло решить вопрос о разумности Симбиотов. Разумны они — и человечеству предстоит эвакуировать земные поселения с планеты, нет — и земляне получали свободу действий на Кассиде.

Климов и Шаталов сидели на анализе сообщений о Симбиотах, изучали материалы исследований убитого Симбиота и занимались расшифровкой наблюдений Симбиотов со СКАНов. От них пока ничего не поступило.

Мы тоже пытались организовать наблюдение за Симбиотами. И вскоре обнаружили новое гнездовье. Это была пещера в горной системе Цандера. Пещеру нашпиговали разнообразной аппаратурой, и что же? Наблюдения не удались. Во второй раз Прыгуны уничтожили установленную аппаратуру. Почему они это сделали? Вряд ли они понимали, чему служат металлические коробки, установленные в пещере! Правда, это могло быть и проявлением недовольства вмешательства землян в дела Симбиотов. Живите сами и не мешайте жить другим. Я думаю, человечеству тоже было бы неприятно узнать, что оно стало объектом изучения для иного разумного сообщества. Но с другой стороны, мне казалось, что мы и Симбиоты совершенно несовместимы в смысле биологии и социума. Что общего у человечества и, скажем, муравейника? Хотя, может быть, наши осмысленные действия кажутся полной бессмыслицей муравьиному сообществу. И наоборот — действия муравьев, которые мы склонны объяснять рефлексами, на деле имеют куда более серьезные корни, нежели мы полагаем. Ведь что такое Разум? Где взять его емкое определение? И что для Разума главное? Способность живого существа совершать нецелесообразные поступки? Или способность использовать свойства окружающего мира без разрушения этого мира? Тяга к знаниям? А что, собственно говоря, есть знания? Я где-то читал, что Разум — это медленно формирующийся инстинкт. Высказывалась такая точка зрения. И значит, мы находимся на пути к истинной разумности.

Вот мы встретились с вероятным разумным партнером. Как определить степень его разумности? Способностью к контакту? А не порочно ли это в самой своей сути — навязывать психологию человечества иному разумному сообществу?

Время шло, а однозначного ответа на поставленные перед нами вопросы не было.

На Золотой планете было легче. О разумности построивших ее существ гадать не приходилось. Гадали о природе Разума, о его технических возможностях, научном потенциале. Для этого брали конкретный предмет и на основе его характеристик и выявленных свойств судили о назначении. Не всегда верно, конечно. Но это было легче, потому что человечество имело дело не с разумом, а с его материальными следами. Отрогов там себя показал с наилучшей стороны. Эвристик он сильный, его уход из астроархеологии многие восприняли с недоумением. Чего стоила его догадка о Черном Стержне как о вариаторе постоянной Планка?! В результате на Меркурии уже построен такой вариатор, появилась отрасль новофизики, даже термин специальный ввели — изменения Строгова. Все человеческие представления о Вселенной летят ко всем чертям. Может, это и есть основное свойство Разума: изучая известные явления, объединять их и делать парадоксальные выводы?

Мысленно я постоянно возвращался к Симбиотам. Ранее мне казалось нереальным обнаружить иную цивилизацию на пятнадцатый год колонизации планеты. Но теперь моя уверенность была поколеблена, еще не имея веских доказательств; я хребтом чувствовал, что человечеству придется уходить с Кассиды. В случае разумности Симбиотов люди не имели морального права продолжать колонизацию плалеты. В истории человечества много примеров, когда ради собственной выгоды завоеватели физически истребляли целые народы. Земная история построена на костях, но теперь мы достаточно умны и гуманны, чтобы предотвратить возможную трагедию даже ценой собственных неудобств.

Я не сомневался, что в случае положительного ответа о разумности Симбиотов человечество покинет Кассиду, объявив ее планетой Контакта, как это было сделано на Амфитере и Нереиде. Но ответить на этот вопрос только еще предстояло, и это значило, что каждый из нашей группы в определенной мере отвечал за судьбу Кассиды, нес свою долю ответственности перед земным человечеством за судьбу Симбиотов.


КАССИДА. АЛЕКСЕЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ХУДОВ,

ВЫПУСКНИК АКАДЕМИИ СПЕЙСЕРОВ,

КОМАНДИР КРЕЙСЕРА “САМАТЛОР”.

НАУЧНО-ПРОМЫШЛЕННЫЕ МАРСИАНЕ.

В ПОРЯДКЕ ЭКСПРОМТА


Просто помешались люди на контактах. И что больше всего раздражает, так это те розовые мечты, которые с ними связывают. Вот найдем цивилизацию, чей научный и технический потенциалы превышают земной, и… даешь большой скачок! В старину модно было говорить про марсиан, теперь же по всей Галактике шарят.

Ну, предположим. Предположим, что контакт состоялся. Поутихли первые восторги, послабее стали дружеские похлопывания ладонями да щупальцами. Остыл пыл первых удивлений: ах, у вас третий глаз на подбородке? Уши на затылке? В крови гемоглобин вместо хлорофилла? Поутихли изумления, что у землян нос между глаз, а не как у всех порядочных людей посредине темени шишкообразно выступает. Привыкли друг к другу, как в свое время к космическим полетам привыкли. И встал, наконец, вопрос: а что же дальше?

Моральная сторона ясна: полное, как говорится, удовлетворение — правы ученые, зря мракобесы Джордано Бруно на костре спалили. Не одиноки мы во Вселенной! Ну, хорошо. Заклеймили позером мракобесов. Дальше-то что?

Даешь знания!

Опыт сравнительной анатомии. Инопланетный нос возвышается над теменем и морщится от незнакомой вони благоухающих роз. Ему, носу марсианскому, стократ приятнее запах сернокислого аммония, слегка сдобренный сероводородом. Ну, ладно, бог с ним, с носом! А вы видите в темноте? А почему у вас нет ресниц, а вместо них меховые щеточки? А почему у вас вместо костяного грудочного панциря в наличии ребра разнокалиберные и ненадежно-хрупкие? Ах, приспособление к природным условиям?! Интересно…

А дети у вас как рождаются: по любви или почкуетесь потихоньку? Вырастил втихомолку яйцеклетку, вынянчил ее в маточном кармане, шлепнул чадо любовно по юношеским лиловым ягодицам, и пускай гуляет, набирается жизненного опыта. А у вас разве не так? М-да… Интересно!

Разобрались с биологией. Все изучили. Тугоухость марсианскую лечить научились.

Дальше-то что?

Желательно, конечно, обсудить морально-этические проблемы. Только вот как их обсуждать? У нас, землян, главное — не вызреть раньше времени, волнуют нас вопросы воспитания и половой зрелости, кричим о культивации любви и уважения к противоположному полу и к сожителям по родной планете. А ему, марсианину, это неинтересно. Он своим детям и папа и мама. Ему тревожно одно: вынянчиваешь яйцеклетку, так не кичись, не вывешивай ее на маточный карман, может, и ничего еще не выйдет, напрасно только обнадежишь общество преждевременными заверениями, а там глядишь: мальчика-то и не было, скисло будущее разумное существо, в бродило ушло, растворилось в углекислотной среде.

Вот тебе и вся сравнительная этика. Все равно, что спорить с крокодилом о любви.

Иные кинутся в искусство. А как же — опыт культуры иного разума! Даешь познания! Познавай на здоровье. Ты ему, марсианину, Данаю прекрасную на картине Рембрандта тычешь, Пушкина цитируешь, Баха и Моцарта на музыкальных инструментах воспроизводишь, а он, марсианин, удивляется. Ему Даная прекрасная до лампочки, поскольку однополое он существо. Чувств она в нем никаких не вызывает. Бах и Моцарт ему и вовсе ни к чему, его затылочная перепонка на диапазонах ультразвука сигналы воспринимает. Пушкин, правда, хорош, да вопросов много возникает: а крестьянин — это кто? а дровни — это что? а лошадка — это как: фауна или флора? Скучно ему, вот марсианин и тянет тебя в обонятельницу отдохнуть, вдохнуть там перекисшего ангидрида пополам с сероводородным ветерком. И удивляется он, что в обонятельнице ты сразу зеленеешь, а мгновением позже в глубокий обморок падаешь. Навещает он тебя в больнице и радуется, что искусство его родной планеты на тебя неизгладимое впечатление произвело.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5