- Это Ганс, - начал объяснять мальчик-с-пальчик. - Это Фриц. Еще шевелится. Это Фридрих. По-моему, пакетик разорвался - смотрите, какое блаженное лицо, даже на рентгене видно. Это Генрих... Это Иоганн...
      - Полостное сокрытие, - кивнула мулатка, и Великана заковали в наручники.
      66. Потерянное время
      - Кто вы такой? - спросила гардеробщица.
      - Я? Петя Зубов!
      - Петя Зубов? Этого не может быть! Вы, должно быть, дедушка Пети Зубова! Вы посмотритесь в зеркало!
      Петя Зубов посмотрелся и ахнул. Из зеркала на него глядел неухоженный, заросший космами дед. "Надо остальных предупредить! - разволновался Петя. Время! Время!"
      Вскоре нашел он Марину Поспелову - старушку семидесяти восьми лет. Она играла в мячик. Схватил ее за руку, и они побежали, чтобы успеть. Еще двоих не хватало: Наденьки Соколовой и Васи Зайцева. Наденьку нашли во дворе, она выглядела годиков на восемьдесят семь и прыгала себе по шашечкам, играя в классики. А после и Васю нашли, который тянул на все девяносто и прицепился к трамвайной "колбасе". Сняли его, обнялись.
      - Скорее бежим, - говорит Петя. - Иначе к сроку не поспеем, и все пропало.
      Долго бежали, пока не добрались до леса, на границе с которым был тот самый домик, где старички недоброе каркали. Там уже сидели за столом те же самые зловещие личности с именами и отчествами: Сергей Владимирович, Ольга Капитоновна, Марфа Васильевна и Пантелей Захарович. Санитары приосанились, заулыбались:
      - Молодцы! К самому ужину поспели! Давайте сюда увольнительные, мы вам отметим. Маразм не маразм, а ты смотри, как они ориентируются, не то что эти арифметики. Все карцера боятся.
      Один санитар сказал:
      - Сегодня по радио говорили, что в Америке научились вставлять в башку микрочип для памяти. Но в русской версии он твердит на выходе лишь одну строчку из поэта Вознесенского: "И памяти нашей, ушедшей, как мамонт, вечная память".
      Повар сердито сказал:
      - Можно бы и разнообразить для старичков. Для мобил же пишут разную музыку. Вот это скажем: "А годы летят, наши годы, как птицы, летят..."
      - Как рыбы плывут, - подхватил санитар. - Эй, Фирс! Ты ложку-то переверни, да с другого конца возьми.
      Повар, глядя в окно, мечтательно сказал:
      - Какой здесь раньше вишневый сад был! И во что превратили? Дерьмократы поганые. Потерянное время!
      67. Привередливые кони и Позорные волки
      За горами, за лесами, за колючими стенами сидит ворон на дубу, он играет во трубу: "Подъем!"
      - Что тут у вас за базар? - загремели запоры; в камеру вошли, поигрывая дубинками, трое в форме.
      А дело началось с очень ответственной операции. Спасти положение мог только Конек-Горбунок.
      - Важный вопрос решаем, брателла, - сказал Каюму Смотрящий камеры. Погоняло у Смотрящего было Бай. - Ты понимаешь, что с тобой будет, брателла, если конь не доскачет?
      - Очень хорошо доскачет, - кивал Каюм. - Я сделаю Конек-Горбунок. Это такой специальный конь. Он долетит, как птица.
      Горбунок, он же малява, касался судьбы очень важного в камере человека. Всякому культурному человеку из современной литературы известно, что конями называют записочки, облепленные хлебным мякишем. И перетянутые нитками. Ими, конями, пуляют через отверстие в решетке в окна напротив, и так общаются. Плюют конем в специальную трубку-газету. Мякиш прилипает, малявная записка изымается, натягивают нитку, проводят дорогу, а менты их потом находят и режут, дороги эти.
      Сивка-Бурка был уже перехвачен и подшит к делу. Еще один Конь стал сразу Огонь, потому что свалился точно в горсточку прикурившего прапорщика, который пересекал тюремный двор. Росинантом нечаянно подавились, и счастливчика отвели в санчасть.
      - Дддда что-та кони... мне попались... привередливые-е-е-е... протяжно тянули в углу.
      - Конек-Горбунок - особый Конь, - клялся Каюм. - Он долетит.
      - Ну, гляди, - сказал Смотрящий. - Я тебя за язык не тянул.
      Каюм до посадки играл трубачом в провинциальном оркестре. В трубе он возил героин и был взят прямо в оркестровой яме, когда закладывал пакетики. У Каюма была хорошая дыхалка, и он клево плевался конями. За такое мастерство сокамерники прозвали его Морисом-Мустангером из романа, который перед сном, ежедневно, тискал Смотрящему один петушок.
      Каюм тщательно вылепил из мякиша фигурку с загадочными аэродинамическими свойствами - не то Горбунка, не то Пегаса. На выпеченном и разжеванном Горбунке покоилась вся его надежда.
      И хлебный Горбунок не долетел. Что-то сломалось - может быть, крылья; а может - мотор, и ангел, как в песне, рухнул, то есть пал.
      Так что начальники явились на дикие крики Каюма.
      - Папка старый был! Мамка старый был! - вопил Каюм еще на суде. - Судья калым хотел, откуда взять?
      А теперь он кричал и жаловался, потому что его волокли к параше:
      - Конь хотел! Конь жалел! Бай жениться хотел!...
      - Пошли из этого зоопарка, ничего страшного, - сказал старший офицер, и гости вышли. - Террариум, - донеслось уже из коридора.
      - Бай уже женится! - донесся до них истошный вой Каюма.
      68. Прикладная диалектика
      Сказка в продолжение философии Г. Остера
      - Куча - это что? - спросил Слоненок.
      Конечно, это были не настоящие звери, а не вполне в уме, юные красавцы-герои из молодежных комедий изготовления США, приехавшие на пикник. И у них были свои любимые, интимные ники-кликухи.
      - Куча - это когда много, - сказала Мартышка.
      - А много - это сколько? - спросил Слоненок.
      - Ну вот, смотри, - объяснила мартышка. - Вот я наливаю одну стопочку бренди. Удав, ползи сюда. Удав, это много или мало?
      - Мало, - нахмурился Удав, опрокидывая стопочку.
      - Хорошо. А две?
      - Мало, - Удав выпил вторую.
      - А пять? - Удав выпил еще три.
      - Мало, - отрезал он.
      - Прекрасно, - Мартышка налила шестую стопочку. - А теперь?
      - Мало.
      Она налила ему седьмую, восьмую, девятую и десятую.
      Удав выпил и начал делать зарядку для того, что они с Мартышкой называли хвостом. Мартышка захлопала в ладоши:
      - Много?
      - Мало, - улыбнулся Удав.
      - Тебе понятно? - Мартышка прильнула к Удаву и обратилась к Слоненку.
      - Нет, - сказал Слоненок.
      Он взял бутылку и допил, все что было. И сразу, с непривычки, потому что у него был самый высокий IQ, навалил кучу.
      - Куча! Куча! - захохотал Попугай.
      - Мы с кучи и начинали, - напомнил Слоненок. - Теперь все ясно.
      69. Приключение Синдбада
      Вообще говоря, его звали вовсе не Синдбад. Восточный орнамент своему имени он, человек зажиточный, придал самолично путем подкупа, позднейших вставок в тысячу и одну ночь - прошу прощения за нескромные ассоциации. На самом деле это был великий мореплаватель и путешественник по имени Сент-Бад, английский лорд-дворянин, совершавший кругосветные подвиги ради своей обожаемой жены, очаровательной леди Джейн. Сент-Бадом же он звался за то, что и сам он, и предки его, считали купание делом святым, особенно горячую ванну. Для леди Джейн он постоянно привозил с отдаленных островов удивительные диковины, всякий хлам, живой и неодушевленный, среди которого попадались и полезные вещи - например, эликсир долголетия, благодаря которому они оба веками сохранялись так хорошо, что можно было действительно вставлять в тысячу и одну ночь.
      Однажды приволок на цепи одноглазого Циклопа, который только и знал, что жрать да ломать все вокруг, а потому был вскорости продан одной строительной компании для сноса старого фонда, но и оттуда сбежал, едва получил подъемные, и шлялся по темному Лондону, и потрошил несчастных женщин, которые из-за несоразмерности анатомии отказывались его удовлетворить. Его не поймали только потому, что очень боялись ловить, а отважный лорд Сент-Бад уже утратил к нему интерес.
      И вот в свое последнее, роковое, уже совсем современное путешествие Сент-Бад позабыл, что женщина на корабле - сплошное горе, принял на борт леди Джейн и отправился к одному таинственному острову ловить гигантскую обезьяну, которая, судя по слухам и местной религии, там обитала. Он выследил ее прибором инфракрасного видения, но та успела похитить гулявшую по берегу леди Джейн и что-то ей нашептала, развела с ней какие-то шуры-муры. Поэтому, когда Сент-Бад вознамерился застрелить косматое чудище, леди Джейн заслонила обезьяну грудью и сказала, что не позволит пролиться крови и заберет обезьяну в Нью-Йорк, куда они давно переехали.
      Обезьяна, малость умевшая говорить, назвалась Кинг-Конгом. Гневаясь на леди Джейн, лорд Сент-Бад не посмел пойти против ее воли. В Нью-Йорке же, после нескольких цирковых выступлений выяснилось, что это вовсе и не обезьяна, а просто очень большой, но сильно запущенный, заросший и одичавший на необитаемом ранее острове человек по имени Робинзон Крузо, который тоже прожил долгую жизнь, найдя очередной эликсир, да приобрел кое-какие дурные сексуальные привычки, регулярно общаясь с Пятницей и другими туземцами, которых Пятница соблазнил необычным опытом. И леди Джейн, втайне от лорда Сент-Бада, соблазнилась этими привычками. А вынужденный труд на острове сделал из Робинзона не человека, как воображали Дарвин с Энгельсом и Сталиным, а совсем наоборот.
      После этого лорд Сент-Бад, не в силах простить себе такую ошибку, когда Кинг-Конга побрили и вычистили, пустил себе пулю в лоб. Ведь он, как-никак, был членом Географического общества и ведущим передачи "В мире животных".
      А Кинг-Конг задумал снова сделаться человеком. Робинзоном он быть не хотел и смеялся, расставаясь со своим прошлым. Сократил свое имя наполовину - убрал вторую. Сел за пишущую машинку и стал вспоминать, что с ним было, да что ему снилось, да кто ему являлся на острове. Очень скоро он радостно улыбнулся в бороду, набил заголовок "Сияние", и дальше наколотил еще кучу томов, ибо его память говорила, и говорила все больше страшные, немыслимые вещи. Сейчас мистер Кинг совершенно очеловечился, носит очки и даже, по-моему, сбрил бороду. Правда, не до конца усвоил дорожные правила, и недавно попал под колеса.
      70. Пропорции огромного размера
      В ведомстве Лилипутии, куда угодил Гулливер, для него быстро нашлись переводчики.
      Когда путешественника выбросило на берег, его быстро доставили на место специальным транспортом, которым перевозят баллистические ракеты.
      - Из него самого недурная боеголовка получатся, - ворчали сопровождающие. - В шахту - и дело с концом.
      Для собеседования включили локатор вместо лампы, задействовали подъемник, расположились по бокам - слева и справа.
      - Я думаю, уважаемый Гулливер, что выбор у вас небогатый, - сказал один. - Вы проникли к нам незаконно. Вам остается надеяться лишь на ваши весьма необычные физические данные. Поэтому для начала поработаете в милиции... Получите новый документ.
      Кончиками ногтей Гулливер раскрыл книжечку, и ему перевели: "Дядя Степа".
      - Ну, а во флоте вы нужны, - крякнул второй. - Послужите для страны.
      - Для какой страны? О какой стране вы говорите? - осведомился Гулливер без особенного восторга.
      - А вот об этой! - вдруг заорал первый собеседник, выхватил из-за пазухи карту мира и развернул ее перед задержанным. - Вот где наша страна! Раздвиньте пальчики, измерьте! А вот где ваша!
      И Гулливер моментально ощутил себя лилипутом среди бробдингнегов. "Они похожи на лапутян столько же, сколько и на гуигнгнмов, - думал он. - Но нет, не они".
      71. Прощай, Дорога из желтого кирпича
      Ролевики облюбовали себе скверик с песочницей и грибом. Скверик был благоустроенный: от каждого подъезда тянулись дорожки из желтого кирпича.
      Сегодня пришли не все: Дровосек, Страшила, Гудвин, Бастинда, Тотошка и несколько Жевунов. Жевунами была мелюзга, наряженная в колпаки с бубенцами. Остальные - старшеклассники и студенты.
      - Ну, куда пойдем? - спросил Страшила.
      Ролевики, разодетые на манер своих кумиров, отдыхали под музыку. Элтон Джон прощался с Дорогой из желтого кирпича.
      - Я без Элли никуда не пойду, - сказал Тотошка.
      - Давайте-ка лучше сегодня без Элли, - негромко заметил Страшила. После вчерашнего.
      - Элли... Элли... - прошептал Дровосек. - Кто такая Элли?
      И все дружно подхватили:
      "А что это за девочка, и где она живет; а вдруг она не курит, а вдруг она не пьет..."
      Дверь дома вдруг распахнулась, и на пороге возникла Элли, только недавно выписанная из шестой психиатрической больницы. Растрепанная, с неумытым лицом, она пускала слюни и тупо смотрела на приятелей. Желтые зубы обнажились в недоброй улыбке.
      - Девочка, убивающая домиком! Девочка, убивающая домиком! - закричали Жевуны и бросились врассыпную.
      Элли двинулась по дорожке. В руке она сжимала свою любимую с детства игрушку: железный, увесистый, с облупившейся желтой краской домик. Его изготовили и пустили в продажу в середине пятидесятых годов.
      - Девочка, убивающая домиком! - вопили со всех сторон.
      За Элли, заламывая руки, уже бежали родители. Но та успела догнать убегавшего Гудвина и ударила его самым углом желтого домика в голову, проломив ее насквозь. Гудвин упал.
      - Обманщик! Обманщик! - заливалась слезами Элли.
      72. Путешествие Нильса
      Когда Нильс Хольгерссон, не выпив положенного стакана, увидел гнома и начал его гонять, родные бросились к телефону и позвонили Диким Гусям.
      Когда те прибыли, Нильс уже поймал гнома в сачок и собирался убить его кухонным ножом.
      В лапах Диких Гусей Нильс Хольгерссон сразу сделался очень маленьким, но санитар Мартин отнесся к нему мягко и связал его не очень больно. Он был добр, да и халат у него был самый чистый, совсем белый.
      Гном тем временем выскользнул из сачка и бросился наутек.
      - Когда же?... - взмолился Нильс, бившийся в лапах Гусей. - Когда же я снова сделаюсь прежним?...
      Гном на секунду задержался и прищурился.
      - Когда, - запищал он, - одна палочка и девять дырочек истребят целое войско... Когда король обнажит голову, а ты останешься в шляпе... И когда к обеду подадут твоего самого лучшего друга.... Вот тогда!
      Дикие Гуси затащили измельчавшего Нильса в фургон и отвезли в ближайшую больницу с решетками. В ней заведовала отделением знаменитая и опытная Акка Кебнекайсе, которой Нильс Хольгерссон очень не понравился, и ей ужасно не хотелось его принимать.
      - Он исправится, - умоляющим тоном сказал санитар Мартин.
      И Нильса оставили.
      По отделению тем временем разгуливали Лис Смирре, господин Эрменрих, король в самодельной короне из кусочков фольги, старый и добрый Розенбом с застывшей улыбкой и совершенно одеревеневший от галоперидола, и многие, многие прочие.
      Нильсу назначили уколы. Гном тайно являлся к нему, стоял в углу, приводил к Нильсу целые полчища демонов, а сам исподтишка кривлялся, показывая язык. Но после первого же укола облик его слегка потускнел, а после второго он убрался быстрее, чем рассчитывал. После девятого укола гном перестал приходить, и демоны его - тоже. Тогда Нильс, изогнувшись и разглядывая дырки на заду, задумчиво изрек:
      - А ведь гном говорил: когда одна палочка, - и он кивнул на шприц, - и девять дырочек, - он почесал отверстия, - истребят целое войско...
      - Да! - радостно отозвался Мартин. - Ты скоро станешь прежним. Тебя сегодня выписывают.
      Нильсу выдали его одежду. С ним прощалось все отделение. Король снял корону и размахивал ею; Нильс потянулся к своей шляпе, однако вовремя вспомнил про второе условие гнома и не стал ее снимать, но король не обиделся.
      - И крепкий же ты старик! - крикнул вместо этого король и с треском ударил по плечу Розенбома, который затвердел настолько, что ничего не почувствовал.
      Акка выдала Нильсу справку и отпустила домой.
      Дома Нильс уселся за стол и стал ждать, когда же ему подадут его любимого друга.
      - Ты же только что вернулся из больницы, - попыталась возразить робкая и забитая жена Нильса, но тот только грохнул кулаком по столу. И жена покорно выставила на стол четверть свежайшего самогона.
      Отведав друга, Нильс моментально почувствовал, что сделался прежним большим и сильным. Он вынул нож, положил рядом с бутылью и стал караулить гнома.
      73. Разноцветная Борода
      Синяя, как чаще всего бывало, Борода - изящный и грациозный вельможа исхитрился жениться раз шесть, и все его жены исчезали в неизвестном направлении. Ходили слухи, что он их ел, но некоторых, якобы, встречали в провинциях; те отводили потупленный взор и спешили укрыться понадежнее.
      В этом, как думали многие, была какая-то тайна.
      Поэтому седьмая, самая отважная невеста, не побоялась пригласить Синюю Бороду на белый танец, что состоялся на одном из балов, хотя тот было направился к ней первым. Она курлыкнула, прильнула к бороде и удивилась ее необычайной жесткости; там даже не было приличного вшивого насекомого для хранения в памятном медальоне или табакерке.
      Синяя Борода пал на колени с незамедлительным предложением руки и сердца. Но при одном условии, оговорил он.
      - Вот тебе ключи от всех помещений в замке. Заходи в любую комнату, кроме одной.
      Они уже прогуливались по замку, и Синяя Борода указал на вполне заурядную дверь.
      - Это страшная, тайная дверь, и вход туда дозволен мне одному.
      - Очень мне нужно, - скривилась новобрачная, и не соврала.
      У нее созрел план. Она уже знала, что Синяя Борода, кое-как справившись с супружескими обязанностями, немедленно уходил в свои покои, а после и вовсе из замка. Он поднимался с петухами и отправлялся по каким-то делам. Она решила, что перед уходом он неизменно посещает тайную комнату, а потому нет надобности отпирать ее своим ключом - достаточно заглянуть в щелочку или скважину. Ведь не засядет же он впотьмах, не зажигая свечи. Конечно, если он оставит в скважине ключ изнутри...
      Но этого не случилось. Синяя Борода нанес мужскую обязанность, для приличия похрапел, а молодая жена, чтобы не заснуть, приняла бодрящее снадобье по имени фенамин, которое выпросила у замковой охраны, в награду пообещав удовлетворить под его действием весь личный состав.
      Вскорости Борода встал и потащился наверх, в тайную комнату. Супруга, припрятав на всякий случай кинжал, последовала за ним. Она услышала, как дверь отворилась, но не защелкнулась. Осторожно и бесшумно приблизившись, разведчица увидела искомую щель, пропускавшую свет. Она подкралась и заглянула.
      Супруг сидел перед зеркалом; рядом корячился столик, уставленный румянами, белилами и притираниями. Самой синей бороды не было. Она обнулилась, превратившись в парик, и Синяя Борода превратился в Девочку с голубыми волосами.
      Тут в саду, под балконом, заиграла какая-то мандолина, и раздался ненатуральный бас:
      - Пропала, пропала невеста моя! Она убежала в другие края!
      - Сейчас-сейчас, одну секундочку, бегу, - шептал Синяя Борода, наслаждаясь серенадой (после которой, между прочим, и разбегались жены)..
      Вообще, таких бород у него висело штук десять, на стенке, самых разных оттенков и длины. Под Карабаса, Черномора, Хоттабыча и Карла Маркса. Ну, и валялась всякая гуттаперчевая всячина с фамильными вензелями.
      74. Разогрев
      - Не, они окончательно оборзели, - процедил Трубадур.
      - Ну, чего тебе снова? - заныл Петух. - Принцессу не пускают на дискотеку?
      - Да у них тут никаких принцесс, - отмахнулся Трубадур. - Есть одна Примадонна, и все. При ней - Король эстрады.
      - Тогда что же?
      - Они ставят нас на разогрев Газманова! Врубаетесь? Газманова!
      Бременские музыканты нахмурились.
      - Так дело не пойдет, - заревел Осел. - Не для того я ишачил.
      - Ну, тогда действуем по старой схеме. Крадем Короля. Кто у них тут Король?
      - Королем у них Сыщик, и он корешится с Маккартни, - угрюмо сказал Трубадур. - Конечно, мы украдем Короля, но все того же, эстрадного.
      - Того самого, который при донне? - уточнил Кот.
      - Ну да. Мы посмотрим, кто кого будет греть.
      - Лишь бы не нас в камере, - философски поежился Пес.
      ... Лимузин Киркорова взяли в клещи.
      - Мы Раз!.. бо-бо!... бобойники! - воскликнули Кот, Осел, Петух и Пес, которым даже не понадобилось гримироваться, благо такие в избытке. Женоподобный Король поверил им с первого слога.
      - У тебя под днищем тикает бомба, - прохрипел Кот. - Взведенная. Слышишь? Тикает.
      Тикало у Короля в голове.
      - Тронешься с места, зайка моя, - пропел Петух, - и Примадонна овдовеет. И не сильно расстроится. Думай! Мобилу отдай.
      - О чем? - спросил в отчаянии Король эстрады.
      - Сам догадайся. Времени час, время пошло!
      И разбойники скрылись, а через пять минут, одетый в форму старослужащего саперных войск, пришел Трубадур и прошел мимо Лимузина.
      - А я не боюсь никого, ничего... - напевал Трубадур.
      Король шепотом позвал его через щель прочно заклиненного оконного стекла.
      - Зайка моя! - Сапер всплеснул руками. - Что случилось?
      - Выключи бомбу, - осиплым, естественным голосом попросил Король. - И я все сделаю.
      - А что ты можешь сделать, такой накрашенный? За двадцать гринов, да?
      - А что тебе нужно?
      - Мне нужно, чтобы Бременские музыканты не разогревали Газманова. Пусть его заморозит группа с Чукотки. Пусть поет "Белый-белый-белый снег". Найди ему талантливых эскимосов.
      - Это легко. Что-то еще?
      - Пусть мы вообще никого не разогреваем. Пускай разогревают нас. Например, Uriah Heep или King Crimson. Минут на двадцать их выпустите.
      - Это невозможно! Вы выдвигаете немыслимые требования.
      Трубадур сел на корточки и стал рассматривать заводного Винни-Пуха, который расхаживал под машиной взад-вперед.
      - Бомба! - пожаловался он. - Такая, сякая - обидела Отца!
      - Хорошо, я согласен!
      Через неделю публика, разогретая "Red"'ом, безумно скандировала:
      - Баю, ба-юшки баю!... Я всегда ложуся с краю... Лягу, так и знай!...
      Сыщик присутствовал и тоже, сдержанно, хлопал.
      75. Реинкарнация гидры
      сказка-миф
      Девочка шла и задумчиво вертела стебелек с одним-единственным лепестком. Шесть чудес цветика-семицветика уже сбылись - и что же ей оставалось?
      Она кусала губу, придумывая желание.
      И вдруг этот цветик запищал тонюсеньким голосом, с мольбой обращаясь к девочке:
      - Сделай что-нибудь доброе, а? Видишь, там на скамеечке сидит хромой мальчик в ортопедической обуви? Пусть он поправится?
      - Это зачем еще? - нахмурилась девочка.
      - Чтобы я вознесся на более высокую ступень воплощения, - ответил цветик. - Иначе мне приходится возрождаться на низшем уровне и постоянно расплачиваться за какие-то грехи, ибо я убил и прелюбодействовал. Меня обрекли числу семь. Я рождаюсь то гидрой - обязательно семиглавой, которую побивает национальный герой-богатырь, то плеткой-семихвосткой для избиения глупых кукол, то этим вот цветиком для удовлетворения идиотских капризов. Сплошное зло! А мне же хочется оправдаться, мне же хочется прелюбодействовать! Я желаю попасть на высшую ступень бытия и обрести человеческий облик.
      - А чем же так плох и зол цветик? - удивилась девочка.
      - Если бы ты знала, чего желают, - тот горестно вздохнул. - Недавно... впрочем, ты еще маленькая.
      Девочка познакомилась с мальчиком, и ей отчаянно захотелось поиграть с ним в догонялки.
      Она тяжело вздохнула, оторвала лепесток и повторила заклинание. А потом обратилась к мальчику:
      - Встань и беги!
      Раздался мелодичный звон, и мальчик побежал.
      - И ты лети, - сказала девочка стебельку, пока тот летел в канаву, - на высший уровень.
      Наигравшись, она вернулась домой ужинать. Включила телевизор. Там начинался фильм "Семь невест ефрейтора Збруева".
      76. Русалочка
      - С Русалочкой вышла накладка, - доложил старший лаборант.
      - Почему же? - возмутился профессор. - Принц ждет. Он заказал Русалочку. Уже расколдованную, с ногами. Но и с хорошим голосом. Я не пожалел для этого дела собственного сына, - добавил он, поглядывая на бак, привязанный цепью к кольцу, продетому в стену.
      - Во-первых, он так и остался сыном, - печально сознался лаборант. Жабры прижились, а пол не изменился.
      Профессор задумчиво побарабанил пальцами по столу.
      - Мне отчаянно нужны деньги, - сказал он строго. - Я думаю, что Принцу все равно. Мы договоримся насчет пола. Возможно, так будет лучше. Что еще?
      - Вокальная программа не сработала, - продолжил лаборант. - Сильно мешают жабры. Он, конечно, поет, но дальше шансона дело не двигается.
      - Принц любит шансон? - профессор почесал в затылке. - Должен любить. Хотя он ждал, конечно, как минимум, тенора... Это все? Или вы припасли еще что-то, посерьезнее?
      Лаборант задрожал, как осиновый лист.
      - У него выросли ласты, - прошептал он. - Сначала выросли ласты, а потом они склеились в рыбий хвост.
      Профессор побагровел:
      - Что? У него вырос хвост? На что, позвольте спросить, сдался Принцу мужик с рыбьим хвостом? Принц - мужчина широких взглядов, но не настолько...
      Он сел и взялся за виски.
      - Короче говоря, Русалочки не получилось, - констатировал он. - Принц будет в ярости.
      - Давайте закажем ему в Таиланде какую-нибудь танцовщицу. Заплатим ей, сделаем пару надрезов - якобы жабры, которые от любви к Принцу начали зарастать.
      - Это мысль, - оживился профессор. - Только мы поступим хитрее. Мы не будем тратиться, мы устроим обмен.
      Он подошел к баку и пнул его ногой.
      - Отец... - пробулькал бак.
      - Поедешь, Ихтиандр, в Таиланд, - объявил профессор. - В порядке обмена. Там полно извращенных туристов. Им одним морской милее дьявол...
      77. Саженцы
      Их было трое братьев, и у всех появилась кличка Садко, а фамилии, возможно, были разные, такое бывает.
      Первого звали Садко за особую меткость, ибо он с половины версты садил из берданки прямо в беличий глаз. Этот старший Садко подрабатывал киллером, и однажды его повязали, когда он засадил свою пулю в купеческий двор, заказанный боярским двором. Судили, пометили лоб и тоже не промахнулись с такого-то маленького расстояния. И даже пыж не помог, который он успел найти и проглотить прежде милиции.
      Второй Садко был богатым гостем, благо приторговывал марафетом, эфежроном, герычем, планом и прочими вещами, которые привозил из заморских стран. Этот подсаживал молодняк; за то и прозвался Садко.
      Однажды ему даже случилось проделать такую штуку с Подводным Царем, который захватил его где-то у берегов Кипра. Гуслей у Садко не нашлось, и он откупился таблетками экстази, от которых в подводном ресторане моментально начался шторм, и Царь махнул рукой - ступай, мол, с миром, но в следующий раз промышляй в сугубо нейтральных водах.
      За то, что Садко подсадил много народу и понаделал, стало быть, много новых Садко, богатых и не очень, его посадили.
      В камере, то есть хате, где очутился Садко, к нему бросился обниматься брат меньший, тоже Садко - но по иной причине Садко. С недавних пор младший Садко чалился за какую-то чепуху. Садко-Богатый Гость всю ночь докладывал брату о своих торговых приключениях. И совершенно зря, так как последнего брата порядочные люди называли не Садко, а Наседкой и давно грозились удавить.
      В оперчасти он выложил все, что узнал от доверчивого брата.
      И тот за коммерцию получил на полную катушку с конфискацией и приведением в исполнение.
      А главное - сыщики вышли на секретный вертеп Подводного Царя, который, пусть не по крови, но по жизни уж точно был четвертым Садко. Сущий садист: выталкивал неугодных за дверь.
      78. Самородок
      - Ну, старик, где твое золото? - спросило ГПУ.
      - Какое, какое золото, - закудахтала старуха. И старик закудахтал нечто свое, но подобного содержания.
      - Да поговаривают, что ты золотишко моешь, - с угрозой напомнил кожаный человек с наганом. Сзади маячил придурковатый красноармеец. Он ковырял штыком иконостас.
      - Откуда, мил человек, у нас золотишко? - развел руками старик.
      Чекист пощупал оклады - не из золота ли. Выяснилось, что нет.
      - Мы ведь тут все вверх дном перевернем, - предупредило ГПУ. - И если найдем хоть крошку...
      - Так на то ваша воля, - согласился старик. - Только переворачивать нечего.
      Уполномоченный сумрачно осмотрел убогую утварь.
      - Иди в подпол, потом на чердак, - велел он красноармейцу. Сам же начал обыск, простукивая древнюю мебель и заглядывая в кастрюли и горшки. Потом приказал деду вывернуть карманы, задрал старухе подол. Пнул подвернувшуюся под сапог рябую курицу.
      Нищета престарелых была вопиющей.
      - Ладно, дед, - молвил кожаный. - Пока не тронем. Но ты меня знаешь, если хоть краем уха услышу... спалю, короче, родную хату.
      Комиссия ушла.
      Дед схватил рябу, старуха полезла в шкапчик, налила ложку касторки и насильно влила курице в жестоко раздвинутый клюв.
      Через полчаса курица закряхтела, и из нее вывалился бугристый, угловатый самородок в полфунта весом.
      - Тяжело тебе было бедной, - приговаривал старик, который самолично запихивал самородок в курицу. - Прямо-таки каменный цветок.
      Тут прибежала мышка, разъевшаяся невесть на чем до бодибилдинга, и хвостиком расколола самородок на кусочки.
      Старик ахнул и стал собирать осколки в нательный мешочек, предусмотрительно снятый перед обыском..
      - По цыпляткам рассуем, - зашептала старуха. - Цыплятки это, скажем.
      - Да, согласился дед. - Пусть простое яйцо несет. А с детей какой спрос.
      79. Сказка о двух близнецах
      Так получилось, что тропинки Ивана-Царевича и Колобка пересеклись.
      Имелся там, в лесу, перекресток, где светофором - злобный филин.
      Иван-Царевич пошел по привычке налево, за Колобком, который праздновал в своей сдобной душе убедительную победу над прочими соискателями. А Клубочек покатился направо, где его поджидала Лиса. Если кто думает, что по пути он разматывался, то это большая ошибка. Что бы от него осталось?
      Дело в том, что оба были желтого цвета. У Бабы Яги все было шито желтыми нитками, ибо Господь ей не выдал белых: не положено.