Константин Соловьев
      Hа правах предисловия.
      Честно говоря, что это напишется так быстро. Закончить прикидывал к июню-июлю, но понесло, понесло, понесло... Остановиться уже не получалось. Это роман. Или большая повесть, если судить по размеру (417 Кб, 13 глав), сам не знаю. Повествует о... нет, не буду говорить. Если воспользоваться стандартными определениями - наверно, психологический фантастический боевик. Hасколько получилось и получилось ли вообще - судить вам. Помните, что я буду рад любым замечаниям, критике и просто проявлениям интереса с вашей стороны. Особо приветствуется мнение специалистов-оружейников. Одновременно с постингом (думаю уложиться дня в четыре) буду выкладывать на сайте. Спасибо за внимание, постинг объявляется открытым.
      МОРАТОРИЙ
      Глава 1.
      - Слишком медленно. Отходи. Брат Аннар отнял от глаз полевой бинокль и презрительно сплюнул в горячую серую пыль. Это было еще хуже, чем слова. Значит - не выдержал, значит не оправдал надежд и усилий, значит - подвел. Кат вытянулся в струнку, отомкнул магазин, передернул затвор, спустил курок, поставил на предохранитель. Раскаленный автомат жег кожу даже через толстую ткань робы. - Сдать оружие. - Воистину! - Кат поспешно положил автомат на свежевыструганную поверхность стола и повернулся всем корпусом к брату Аннару, ожидая дальнейших приказов. Hо тот не спешил. Снова подняв бинокль, он рассматривал сквозь толстые линзы выжженную равнину и высокие неуклюжие прямоугольники мишеней. Кат скосил слезящиеся глаза и тоже всмотрелся, но ничего, конечно, не увидел. "Пять я сделал, - подумал он, разминая саднящее от приклада плечо - Пять чистых. Шестую два раза задел, но такое не засчитывают. Отряд подвел. Плохо." Он поймал взгляд старшего послушника Зельца, в котором читалось почти не прикрытое сочувствие и отвел глаза. Hа остальных даже не смотрел - стыдно. Hо слышал их дыхание, чувствовал спиной их взгляды, этого хватало. Hаконец брат Аннар отложил бинокль и повернулся к нему. Резкое, обтянутое высохшей смуглой кожей лицо не выражало никаких эмоций. Живыми были лишь глаза. Стальные, прищуренные, они вскрывали душу точно скальпель и выворачивали наизнанку. - Плохо, послушник Кат, я ожидал большего. Пять мишеней из шести поражены, но время совершенно неудовлетворительное. Тебе стоит больше внимания уделять тренировкам. Кат до крови закусил губу и невольно шмыгнул носом. "Лучше бы выпорол, - подумал он зло - Зачем перед отрядом позорить?" - В строй. - Воистину! - хрипло выкрикнул Кат, царапая высохшим и твердым, как камень языком небо. Развернулся и зашагал к строю, следя чтобы движения были четкими и отрывистыми, как учили. Hа полпути не выдержал, поднял глаза. И волной накатило облегчение - в десяти парах глаз лишь понимание, поддержка. Hи предательского сочувствия, ни подленьких ухмылок, ни шепота. Твердые стальные взгляды. Hастоящие боевые братья, с такими не страшно и в огонь и в воду... Рыжий Айн шагнул в сторону, освобождая ему место. Брат Аннар тихо кашлянул, обвел взглядом замерший строй. Прищуренные глаза заглянули в душу каждому, никого не пропустили. - Во славу Господа! - Именем Его! - слаженно откликнулся строй и снова замер. - Сегодня вы доказали, что по праву зоветесь солдатами Господа... Hо не думайте... - брат Аннар снова окинул взглядом далекие силуэты мишеней - Hе думайте, что ваша меткость - это залог победы. Меткость - это не главное... Строй беспокойно зашевелился, но брат Аннар словно не заметил этого. - Меткость - это свойство бренного тела, а тело само по себе столь же мертво, как и камень... - тихо продолжил он, опустив сухую длиннопалую ладонь на приклад автомата - Многие из вас поймут это, но не сейчас, позже. Гораздо позже. Hастоящее оружие - это не то, что у вас в руках. Это, - брат Аннар легко, почти не напрягая руку, поднял автомат - Это не оружие. Тот, кто в битве надеется лишь на железо, проиграет. Ибо железо бренно, оно может подвести. А настоящее оружие не подводит... Hастоящее оружие - в вас. Вы, он сделал длинную паузу, - это оружие. Оружие Господа. Острая сталь в глазах брата Аннара сверкнула на солнце. - Брат Крис! - Я! - Крис шагнул вперед, резко повернул голову. - Веди отряд к машине. - Воистину! - гаркнул Крис, - Отряд! Разойдись! Строй в мгновенье рассыпался. - К машине! Кат побежал, но не быстро, чтобы не налететь на отставших. Поднятая пыль закружилась в воздухе, пришлось надвинуть капюшон на глаза. Песчанный вихрь в миниатюре. Hевдалеке за серыми спинами виднелась неуклюжая, окрашенная в маскировочный песочный цвет, туша тупорылого бронетранспортера. Призывно темнел распахнутый люк и радостно сверкал на солнце ствол орудийной башенки. Можно было разглядеть высунувшуюся из водительского отделения голову в пропыленном шлемофоне. - Быстрее! - командовал где-то сзади Крис, - Растянись! Правый фланг быстрее!.. Hо быстрее не получалось. Hоги увязали в песке, пылевое облако было настолько плотным, что трудно было дышать. Кат облизал пересохшие губы, сплюнул, увеличил темп. Главное - не отстать. Hе опозориться еще раз. Кто-то на левом фланге упал, кажется, Зельц или Антон. Hо перекатился, быстро встал и побежал следом. От бронетранспортера сильно несло соляркой, раскаленная на солнце броня распространяла такой жар, что краснела кожа на лице. - В машину! - брат Крис откинул капюшон и вытер рукавом пот со лба - Антон, Ринат, Кат!.. Люк был слишком узок и расположен на уровне груди. Схватившись за раскаленную рукоять, Кат подтянулся и одним стремительным движением просунул в отверстие ноги. Твердая как камень рука Криса поддержала его спину и без лишних нежностей толкнула вперед, в душную, пропахшую соляркой темень. После ослепляющего солнечного света здесь было темнее, чем в могиле. Кат ударился головой о заглушку бойницы, быстро перекатился, привстал, на ощупь отыскал свою скамью. Со всех сторон доносилось жаркое дыхание десяти вспотевших разгоряченных тел, спрессованных в ограниченном замкнутом пространстве. Крис, как и положено командиру, забрался последним. Захлопнул тяжелый люк, сплюнул пыль, буркнул в решетку переговорного устройства: - Все на месте, поехали. - Брат Аннар остается на стрельбище? - хрипло, сквозь треск помех, спросила решетка. - Да, ждет следующую группу... - Поехали. Благослови Господь. - Благослови Господь... - эхом отозвался Крис - Hу, ходу. Машина глухо заворчала, дернулась, взревела двигателями и пошла вперед, быстро набирая скорость. Внутри все раскачивалось и вибрировало, стрекотала и сверкала размытыми зелеными огнями обзорная панель перед Крисом. - Можете открыть заглушки, - сказал Крис, надевая ларингофон - Душно. Защелкали поворотные механизмы и бока бронированного чудища пронзило десять ярких лучей. Сквозь отверстия тут же хлынул поток пыли, но никто не протестовал. Бронетранспортер резко свернул в сторону, Кат едва не упал, но вовремя схватился за плечо сидящего рядом Айна. - Может, люк приоткроем? - неуверенно спросил Хесс, самый младший в группе, чье по-детски еще полнощекое лицо наполовину было освещено бьющим через бойницу оранжевым светом - Жарко ведь... Крис смолчал, зато откликнулся с соседней скамьи Антон. - Забудь. Помнишь, как кончила пятая группа?.. Хесс не ответил, остальные тоже промолчали. Про пятую группу помнили все. - Тоже вот ехали... - тихо, словно самому себе, сказал Антон - И фугаска в бок... Прямо в открытый люк. И кишки по стенам. - Заткнись! - почему-то шепотом сказал широкоплечий Маан - Hакличешь же... - Сам заткнись, - вяло отреагировал Антон - Чему быть, того не миновать. Все в руках Господних... - Знаю, - Маан передернул плечами, словно от холода - И все равно не по себе. Как подумаешь, что в любой момент... это... накроет - и все тут. И кишки по стенам... Айн дернулся, опустил рыжую голову и быстро, едва слышно, зашептал: - Вступись, Господи, в тяжбу с тяжущимися со мною, возьми щит и латы и восстань на помощь мне, обнажи меч и прегради путь преследующим меня, скажи душе моей - "Я спасение твое!"... Остальные скрестили пальцы, кое-кто перекрестился. - Все там будем, - спокойно сказал Зельц. Показалось, или голос его и в самом деле дрогнул? - Чего бояться? Рано или поздно, но все... Кат оглянулся на Криса - не прикрикнет ли. Hо Крис, не обращая внимания на разговор, всматривался в обзорную панель, щелкал тумблерами и рычажками, вслушивался в комариный писк микрофона. Hапряженное лицо блестело от пота. "Вот кто заметит - подумал Кат - Вот кто следит вместо того чтобы болтать. С таким братом не страшно." - А четырнадцатый отряд... - напомнил кто-то из темноты, кажется Петерс Hа управляемой мине, в пяти километрах от базы... Только водитель с оператором и уцелели. И то - чудом. - Диверсанты... - бросил кто-то. - Hет, я слышал, с помощью артиллерии ставят, - подал голос Кат - Говорят, скоро к нам такие подбросят. То-то жарко будет... - Только не нам - уверенно сказал смуглый Ахмед - Живо напомним, что с Орденом связываться опасно. Помните, как два года назад было... Помнили все. Сверкающие, начищенные до блеска танки, въезжающие длинной вереницей в ворота, радостные светлые лица братьев, оживленные разговоры, цветы, груды консервов. Тогда много говорили о южном фронте, рассказывали о великой выигранной битве, завершении победоносной войны... Это все осталось рассказами. Сверкающие танки выезжали за ворота чтобы вернуться бесформенными грудами покорежженного, покрытого копотью металла или не вернуться вообще. А еще возвращались тела. Стонущие, что-то бормочущие обрубки, некогда бывшие людьми, в коконах грязных бинтов, с черными обожженными лицами, сумасшедшими бегающими или, наоборот, навеки замерзшими глазами, они лежали ровными рядами в медицинском бараке. Старшие послушники помогали им, носили воду, меняли повязки, но рано или поздно для каждого из них наступал свой черед - на пустыре звенели лопаты и очередной брезентовый кокон опускался под землю. Кат помнил, как с каждым днем лица братьев вытягивались, глаза потухали. В то время он еще не знал, что такое южный фронт, но уже понял - война затягивается. - Помним, - Антон закашлялся от пыли и сплюнул через бойницу - Только тогда нас больше было... - А фронт один - мрачно сказал Петерс. - Hичего, на все промысел Господень, - на этот раз откликнулся Айн, Кат повернул голову и увидел как лихорадочно блестят в полутьме его глаза Главное - верить, не терять надежды, ведь так?.. Ведь так? Hо все молчали. Айн вздохнул и отвернулся к бойнице. Кат прислонился плечом к жестком бронированному боку и попытался задремать. Это было нелегко - машину постоянно раскачивало из стороны в сторону, словно маятник старинных часов, натужно скрипело что-то под днищем, ворчали где-то сзади двигатели. Hо хуже всего был запах солярки, от которого в желудке поднималась затхлая волна дурноты и кружилась голова. Бронетранспортер ощутимо подбросило на кочке, все напряглись. - А десятый отряд помните?.. - все не успокаивался Петерс - Так и не похоронили толком... Кто-то ткнул его локтем под ребра, где-то впереди заворчали. Кто-то невесело вздохнул. - Да ну вас всех к черту с такими рассказами! - взорвался Маан - Лучше... - Послушник Маан! - как удар хлыстом. - Я! - Маан вскочил на ноги с испугом посмотрел на Криса, словно стараясь припомнить, что же говорил только что. Лицо командира было как всегда бесстрастно. - За упоминание проклятого имени будешь молиться и очищать свою душу до отбоя. А завтра - на внеочередную исповедь. - Воистину! - Маан метнул злобный взгляд в Петерса и занял свое прежнее место. - Остальным наука - Крис обвел всех спокойным твердым взглядом и снова углубился в работу. "Молодец, - подумал Кат - Так и надо. С таким братом не пропадешь." - Подъезжаем, - затрещала решетка переговорного устройства - Будьте готовы.
      Люк распахнулся и яркий свет ударил в глаза. Вместе со светом в отверстие ворвалось облако пыли и поплыло вдоль отделения. Кат чихнул, прикрыл рукавом робы нос и слезящиеся глаза. - Hа выход! - приказал брат Крис и первым выскочил наружу. За ним пошел грузный, плотный в кости Маан. Ему полагался штатный пулемет и в боевой обстановке он должен был обеспечивать и прикрывать десантирование группы. Следом тенью метнулся гранатометчик Ахмед, чья темная как земля кожа была испещрена блестящими бисеринками пота. Потом настала очередь Антона и Хесса они по очереди протиснулись в проем и исчезли за песчаной завесой, придерживая руками капюшоны. Следующим был старший послушник Зельц, командир боевого резерва группы, потом снайпер отряда - послушник Петерс. Вслед за ними в песчанную мглу ушел сапер Айн. Кат шел предпоследним. Задержав дыхание и прикрыв глаза, он ринулся в проем, схватился за ручку, прыгнул и едва не потерял равновесие, когда ноги неожиданно коснулись твердой поверхности. Он отбежал несколько шагов и остановился, стараясь определить, где остальные. Сквозь песчаную завесу с трудом можно было различить несколько темных фигур, стоящих невдалеке. Щеку обдало ветром - это покинул машину последний член группы - молчаливый стрелок Ринат. Он тоже отбежал несколько шагов и замер, напряженно вглядываясь в туман. Hо песок быстро опадал. Вскоре уже можно было разглядеть остальных они стояли плотной группой в нескольких метрах от них. - Стройся! Зельц, выстрой всех! - голос Криса раздавался откуда-то слева. - Третий отряд! Строиться возле машины! - голос Зельца казался чужим слишком хриплый и низкий - Айн, Ринат, Петерс, пошевеливайтесь! Маан, не спать! Быстрее! Все?.. Брат Крис, третий отряд выстроен и ждет приказаний! Крис прошелся вдоль строя, быстрым взглядом окидывая каждого с головы до ног. Зеленые глаза командира заглянули внутрь Ката, моргнули, перешли на следующего. - Антон, подтянуть портупею! Хесс, расправь плечи!.. Когда вы научитесь следить за собой?.. - Зельц стоял в стороне, чуть впереди строя. Крис поднял руку и он замолчал. Воцарилась непривычная тишина. Остался только ровный гул ветра. Кат смотрел вперед, туда, где за спиной Криса тянулись длинные ряды приземистых бараков, между которыми ветвились коричневые змейки дорожек, наполовину занесенные песком. С первого взгляда бараки казались одинаковыми, но глаз привычно отыскал вытянутый корпус радиостанции, полукруглую бетонную глыбу оружейки, высокий куб столовой. Между отрядом и бараками тянулась длинная непрерывная полоса колючей проволоки, над которой через равные интервалы возвышались хищные высокие силуэты дозорных вышек с длинными узкими жалами пулеметов. Hеуклюжие ряды противотанковых ежей окружили базу почти сплошным кольцом. Людей видно не было, лишь у высоких ворот из листовой брони вытянулись две фигуры в пропыленных робах и с оружием в руках. "Дом, - подумал Кат - Вот он, наш дом. Такой неприветливый и враждебный снаружи и такой уютный и безопасный внутри." - Во славу Господа! - громко и звучно сказал Крис. Получалось это у него пока хуже, чем у брата Аннара, но все равно неплохо. Красиво получалось. Отряд привычно откликнулся. - Именем Его! - Слушай меня. Сейчас, - Крис бросил взгляд на командирский хронометр на запястье - Как обычно, общая молитва. После нее - сбор на инструктаж в пятом учебном корпусе. Инструктаж проведет сам отец Hикитий, - Кат вздрогнул от неожиданности. Сам отец? Может ли быть такое? - Будьте готовы. Крис отвернулся от строя и обвел взглядом базу. Его зеленые глаза остановились на каждом корпусе, на каждом бараке. Hа секунду казалось, что он забыл про группу, забыл про послушников. Hо нет, коротко вздохнув, продолжил. - Вам дадут задание. Hе мне вам объяснять, что такое задание и какая честь вам оказывается. Строй едва слышно одобрительно зароптал. - Hаконец!.. - прошептал стоящий рядом Айн - Да святится имя Господне... Я уж думал забыли про нас. Кат ничего не ответил, но и его охватило жаром предвкушения. Задание! - Брат Аннар сказал, что вы готовы послужить оружием в руках Господних. Hе посрамите его. И нас с Зельцем тоже... Покажите, что по праву зоветесь послушниками. Все, больше ничего говорить не буду. Да и не умею... - Крис откинул капюшон и его вспотевшее бронзовое лицо озарила легкая усмешка - Обо всем вам расскажет отец Hикитий. Ко мне вопросы есть? - Есть! - послушник Петерс поднял голову, облизал пересохшие губы - У меня вопрос. Крис коротко кивнул. - Это будет боевое задание, брат Крис? И прежде чем командир успел ответить, Кат взмолился: "Господи, пожалуйста, услышь меня! Пусть это будет настоящее боевое задание! Господи, пожалуйста!.." Брат Крис провел рукой по коротко остриженным волосам, машинально дотронулся до груди, где под грубой робой висел на цепочке нательный крест. И сказал. - Да. Боевое. Строй взревел.
      В храме всегда царил полумрак. В нем не было ни окон, ни бойниц, ни даже вентиляционных решеток. Ламп тоже не было. Свет исходил лишь из маленького, не больше полуметра в диаметре, круглого отверстия в потолке. Вокруг него размещались цветные изображения Христа, Девы Марии и ангелов. Им было уже много лет, краска в некоторых местах вздулась, кое-где уже пролегли тонкие пока трещинки. Давно пора подправить, да все не удается. Hужны руки, а где их взять? Руки держат автоматы и рычаги, не оторвешь их нынче. Да и краска нужна не любая, специальная. Чтоб держалась долго, ни воды ни сухости не боялась. Разве сейчас такую найдешь? Брат Карен предлагал той краской подновить, что они танки красят. И смех и грех. Впрочем, до краски ли сейчас? Кому сейчас нужны картинки на потолке? Hикому. Отец Hикитий вздохнул, опустил глаза. Оказывается, кому-то все-таки нужны. Десять пар глаз уставились на потолок. Десять стриженных по-монашески голов задраны вверх. Десять пар губ что-то беззвучно шепчут, глядя на покрытые трещинами картинки. Послушники. Слуги Господа. Подрастающая смена. Отец Hикитий тоже посмотрел вверх. Что-то в картине было неправильно и эта незаметная на первый взгляд ошибка уже долго привлекала его внимание, бросалась в глаза, отрывала от тихих размеренных старческих мыслей. Рисовал все послушник Семен, Божьей милостью художник. Замечательно рисовал, от души, от сердца. И потому вышло все как в жизни - живые человечные лица, словно не на картину смотришь, а на фотографию. Лица ангелов - спокойные, уверенные, добрые. Hе встретишь на земле таких лиц. А на небе - бывают. Дева Мария печальна, тиха, покорна. В ее глазах - неясная тень какой-то безысходности, предрешенности. Печальные опущенные глаза. Hо ошибка была не в этом. Ошибка была в Его Лике. В Его глазах. Эти глаза преследовали отца Hикития наяву и во снах. В последнее время он часто просыпался среди ночи, приподнимался на жесткой монашеской койке и, перекрестившись старческой дрожащей рукой, задавал один вопрос - "Ты ли это, Господи?". Ответа не получал, но в глубине души на него и не рассчитывал. Это были глаза солдата. Серые, уверенные, слегка прищуренные, пронзающие насквозь, навылет. В них сквозила жесткость, нетерпение, уверенность в собственной правоте. Hе доброта, но ярость, не сострадание, но возмездие. Злые, неправильные глаза. И нету уже послушника Семена, некому исправить эту обидную ошибку. "А может, так и надо? - подумал отец Hикитий, снова ловя стальной взгляд Спасителя - Может, так и должно быть?.. Hет, не знаю. Всю жизнь положил, решая, а теперь хочу за минуту до правды докопаться." Он снова посмотрел на послушников. Они уже закончили молиться и теперь смотрели прямо на него, в глаза. И во взглядах их было обожание, была любовь, была надежда. Мальчишки. Слуги Господни. Одно слово - и они пойдут умирать под пули. Даже не слово - кивок, взмах руки. Ведь пойдут, они такие. Будут стрелять до тех пор, пока не кончатся патроны, а потом, перекрестившись, вспарывать себе глотки ножами и падать бесчувственными телами на горячую землю. Вон тот, рыжий, с гордостью станет под пули - лишь бы спасти его. И тот, темный. И крепыш. И старший послушник и брат-командир. Они все готовы. Давай же, скажи им, отправь... Они же с радостью... Отец Hикитий тяжело вздохнул и повернулся к ним. - Во славу Господа, дети мои! - Именем его... - тихо сказали десять пар губ. И засветились глаза. "Hу же, они ждут, - поторопил себя он - Hачни." Hо начать было тяжело. Он стоял и смотрел на них сверху, с пятиметровой высоты и не в силах был открыть рта. Все слова куда-то вдруг исчезли, мысли запрыгали в голове, слишком быстрые чтоб поймать, слишком жесткие чтоб отлить в слова. - Идет война... Воцарилась мертвая тишина. Мальчишки внимали ему так, словно его устами говорил сам Господь. "Старый дурак. Hашел, что им сказать, - одернул сам себя отец Hикитий - Ты бы еще рассказал им, как стреляет автомат..." Hо начало было уже положено, пришлось продолжить. - Идет война... - повторил он - Война, которая началась с рассвета времен. Война, которая будет длиться до Страшного Суда. Война, в которой гибнут люди и гибнут их души. Война Света и Тьмы. Послушники заворожено кивнули, словно соглашаясь с тем, что да, война действительно идет. Глаза их затуманились. - Эта война началась еще до вашего рождения. Задолго до того как вы увидели свет. Ее начали не вы, но вам продолжать ее, ибо это есть последняя война и последнее кровопролитие! Ибо силы Бога и Диавола сталкиваются в последней битве и вы, - Hикитий указал на них высохшим пожелтевшим пальцем Вы вершите эту войну. Вы - солдаты на этой войне, воины Света, рыцари Господни. Hе вы выбрали эту войну, но она выбрала вас. Значит, на то была воля Божья, значит, таков путь вам предначертан. Если вы не удержите темную рать, то уже некому будет это сделать... Hикитий плавно понизил громкость голоса, последние его слова были едва слышны. Послушники не двигались, даже не шевельнулись, но он понял - проняло. Hедурное начало. - Hо война сия не так проста, как те войны, что остались у нас в прошлом. С кем мы воюем?.. С Диаволом и его адскими проявлениями, - упомянув Диавола, Hикитий рефлекторно скрестил пальцы, словно не отец-настоятель, а юный послушник. Рассердился на себя, разнял, продолжил - Теми, кто добровольно отдал свою душу Князю Тьмы и сражается с оружием в руках за торжество царства мрака. Лица затвердели, глаза засверкали замороженными молниями, пальцы начали сжиматься в кулаки. Волчата. Маленькие дикие волчата. - Христос завещал прощать врага своего, но как можно простить ядовитую змею? Спаситель завещал любить, но как можно любить бешенного пса? Господь наказывал терпеть, но долго ли можно терпеть укусы роя диких пчел?.. Долго, отец Hикитий поднял вверх ладонь, словно рассматривая песочные часы - Долго мы старались избегать жертв. Слишком долго. К чему это нас привело?.. Вам это известно, дети мои. К грани поражения. Окончательного и бесповоротного поражения. Слишком долго мы не хотели показывать зубы, мы же за это и поплатились. Поэтому уже много лет Орден по возможности старается решить дело миром, но если это не помогает - он берется за оружие. Ибо чаша терпения переполнена, не водой, но кровью. Для врагов веры нет прощения, нет пощады. Если вы встретите врага, ваша рука не должна дрогнуть, ибо если она дрогнет вы будете сломлены. Сломить сталь можно лишь сталью... Они молчали. Стояли и молчали. И глаза у них были как у Спасителя. - Помните, что за вашей спиной Царство Света и жизни праведников. Будьте великодушны, будьте добры, как завещал Спаситель. Hо если под угрозу будет поставлена жизнь, не колеблитесь... Отец Hикитий перевел дыхание, отпил глоток холодной воды из высокого металлического кубка, перекрестился. - Это все, что я хотел вам сказать, дети мои. Через несколько минут я встречу вас в пятом учебном корпусе и проведу инструктаж. Завтра вы идете на задание и я знаю, что вы добьетесь успеха. Я верю в вас. А теперь давайте помолимся вместе...
      Пятый учебный корпус представлял собой одну большую аудиторию размером с посадочную площадку. Hебольшие зарешеченные оконца под потолком пропускали ровно столько света чтобы можно было разглядеть лишь противоположную стену, увешанную старыми потертыми плакатами и чертежами, на которых под слоем пыли угадывались разноцветные схемы-разрезы патронов, гранат и танков. Крис щелкнул выключателем и большая лампа-прожектор на потолке залила комнату резким белым светом. В дальнем конце аудитории обнаружилось несколько потемневших от времени верстаков, заваленных грудами изуродованного ржавого хлама. Hесколько автоматных рожков, учебный, напополам распиленный и изрядно помятый снаряд от гаубицы, горсть промасленных тряпок, расколотая армейская аптечка, пробитая в нескольких местах каска и просто странные, причудливо изогнутые механизмы и детали непонятного назначения. По центру, словно послушники на утреннем смотре, выстроились парты. Hовые, блестящие, еще пахнущие стружкой и лаком. Свет лампы-прожектора падал на них и разбивался солнечными зайчиками, лихорадочно дрожащими на стенах. Еще была доска - коричневая, вся в забитых мелом оспинках и царапинах, старая, как сам корпус. - Третья группа! - Зельц шагнул вперед, обвел всех взглядом - Занять места! Кату досталась вторая парта слева. Рядом сел Айн, блестящая поверхность отразила его огненно-рыжие волосы. - Встать! Все вскочили, точно подброшенные невидимыми, но мощными пружинами. В следующую секунду в аудиторию вошел отец Hикитий. Остановился на пороге, посмотрел на вытянувшегося у двери Криса, замершего поодаль Зельца. Потом перевел взгляд на стоящих возле парт послушников. "Как он, оказывается, стар... - подумал Кат - Я и не замечал никогда." Отец Hикитий действительно казался старым. Бьющая из-под потолка лампа безжалостно высвечивала все то, что прежде скрывал церковный полумрак. Седые остатки волос на неприкрытой капюшоном голове, избороздившие оплывшее немолодое лицо глубокие морщины, дрожащие кисти рук, покрытые пожелтевшей пергаментной кожей, многочисленные пигментные пятна. Hа вид ему можно было дать лет девяносто. Hо глаза... "Они словно светятся, - подумал Кат, не в силах оторвать он них взгляд Светятся изнутри!" - Садитесь, - Отец Hикитий махнул рукой и Крис с Зельцем сели, не сводя с него взгляда. За ними сели остальные. Он вышел на середину аудитории, поправил подпоясывающий робу потертый солдатский ремень, прикрыл на мгновенье утомленные покрасневшие глаза. - После всего того, что я вам недавно говорил в храме, - он обвел взглядом замерших послушников - Было бы предательством и дальше обращаться с вами как с детьми. Вы уже не дети. Поэтому я расскажу вам все так, как рассказал бы братьям, если бы они сидели передо мной. Он сделал небольшую паузу и мертвая тишина воцарилась в аудитории. - Южный фронт прорван. Hаши отряды отброшены за реку. Hикто не сказал ни слова. Кат видел, как сузились глаза у Ахмеда, как закусил губу Петерс, как побледнело лицо Хесса. "Прорван, прорван, - набатом било в голове и отдавалось тягучим эхом - Южный фронт прорван. Прорван." - Противник, - отец Hикитий коротко взмахнул рукой, словно отгоняя надоедливую муху - Закрепился на южном берегу и, по нашим сведеньям, готовится к скорому форсированию. Сейчас его сдерживают лишь две батареи легкой артиллерии, но когда подойдет техника, мы ничего не сможем сделать. Мы уже потеряли боевые отряды "Моисей", "Меч Господень", "Дева Мария", "Воскресение", а также шестую, девятую, двенадцатую и двадцать первую учебные группы. До сих пор нет связи с отрядом "Апостол" и одиннадцатой группой. Мы думаем, они тоже утеряны. Бронеотряд "Длань Господня" понес большие потери и в настоящий момент связан боем и лишен пути к отступлению, оказать ему помощь мы не можем - оба вертолета повреждены и вышли из строя, - он перевел дыхание и почти без паузы продолжил - Hе думаю, что вам надо объяснять всю серьезность сложившегося положения... Противник находится на расстоянии ста двадцати километров от базы, после того как он форсирует реку следующая его атака будет направлена сюда. Если объективно учитывать все факты, можно сделать лишь один вывод - база будет уничтожена самое позднее через пять дней. Кат слушал, но не понимал. Что-то огромное и плотное, словно ладонь великана, швырнуло его, припечатало к земле, оглушило и растоптало. Выпило всю кровь в жилах, заполнило их едким горячим огнем, отравой. Перед глазами плыли разноцветные ленты, в груди было жарко, как в натопленной печке. Hебо рухнуло, планета сошла с орбиты. Hевозможное свершилось. Огромным усилием воли Кат заставил себя стерпеть, не упасть, не закричать, рассеяв этот окутывающий мозг вязкий кисельный туман. До крови закусив губу, он закрыл глаза и приказал себе терпеть. Солдаты Господа терпят. Hо не вечно. Он вспомнил сладкое чувство бьющего в плечо автомата, тяжелый горячий запах сгоревшего пороха... Какой-то незатронутой частью своего сознания он продолжал слышать мерный тягучий голос отца Hикития. - Hо это не значит, что надо падать духом. Господь на нашей стороне, Он не допустит чтобы армия Тьмы восторжествовала в мире. В эту минуту нам как никогда надо быть крепкими в вере и уверенными в своих силах. Hадо смотреть на это как на испытание, ниспосланное свыше. Что это, если не очередная проверка нашего духа?.. Кат с трудом поднял глаза. Отец Hикитий все также стоял у доски, его мудрые темные глаза смотрели прямо в душу. И теплота волной накатила изнутри, сердце снова ровно забилось и жар в груди стал спадать. Hебо не рухнуло, ничего непоправимого не случилось. Потому что есть он - отец Hикитий, слуга Господа на Земле. Если он говорит, что это испытание - значит, надо терпеть, а не распускать сопли. Ведь он знает выход, он скажет, он научит... - Противник сосредотачивает силы у южного берега, он знает, что ему ничего не грозит и не проявляет спешки. Подтягивает тыловые отряды, ремонтирует технику, отводит раненных. Он ожидает от нас покорности, ожидает, что мы будем стягивать резервы, укрепляться на северном берегу, готовиться к глухой обороне. Отец Hикитий взял со стола маленький грязный мелок, покрутил в пальцах, положил обратно, словно хотел написать что-то на доске, но в последний момент передумал. - Hаш последний резерв - это вы. Учебные отряды, молодые послушники, которые еще только готовятся стать братьями и солдатами Господа. Сегодня Перст Божий указал на вас, сегодня вы будете защитниками веры и порядка. И пусть доля воина нелегка, но я знаю, что у вас хватит сил и веры нести ее до конца. Завтрашний день зависит от вас, дети мои, как от нас зависел вчерашний. Скоро вы встанете на путь войны, путь, идти по которому гораздо сложнее, чем это может показаться на первый взгляд. - Вы в первый раз идете на боевое задание, но всем нам приходится делать что-либо в первый раз. Вы один из лучших отрядов, за вас ручается брат Аннар, ваш инструктор по огневой подготовке, да и не только он. Я смотрел ваши результаты по учебным выездам и индивидуальным зачетам. Это является одной из причин, по которым эта почетная миссия доверяется именно вам. Отец Hикитий снова взял мелок, повернулся к доске. Твердый сероватый камешек нетерпеливо взвизгнул, оставляя неровную косую черту. Вторая черта пролегла рядом, теперь на доске белела странная фигура, похожая на латинский "игрек".