13

Джек стоял на пороге дома, надев на лицо маску, с шеи свисали ласты, акваланг был у него за спиной, и он был закрыт от окружающего мира полностью, если не считать рта. Пластиковые мешки плотно облегали шею и уходили под водолазный костюм, и ему казалось, что у него появились реальные шансы. Если он наткнется на рой, то сможет взять трубку в рот и дышать через акваланг. Одно беспокоило Джека — ему не хотелось оставлять Алана и Кэти на задворках, Он достаточно хорошо видел, что от них осталось, и смутное чувство ненависти уже давно переросло в нем в безумное желание заставить человека, виновного в этом, расплатиться за все самой ужасной смертью. Но ему все же не хотелось просто так оставлять их на улице, неважно, что осталось от их тел. Их надо похоронить, чтобы останки не были съедены и защищались слоем земли.

Он чувствовал, что это — его долг, его последняя обязанность перед ними.

Но, взглянув на лужайку, он понял, что с этим придется повременить. Не было смысла идти по сидящим бабочкам и провоцировать их на очередное нападение.

Разрываясь между желанием сделать необходимое и сознанием, что он не может этого сделать, Джек спустился по ступенькам к бетонной дорожке. Двигаться с аквалангом было трудно, но он знал, что если не будет спешить и делать ненужных движений, то все будет хорошо. Пейзаж вокруг был просто невероятным. Стены домов и все остальное казалось живым, шевелящимся, ползающим, трепещущим, живущим своей собственной жизнью. Слева и справа от него через несколько футов начиналось сплошное покрывало из бабочек. Через дорогу, у поворота стоял фонарь, и вокруг него в неистовой сумасшедшей пляске вились тучи мотыльков. А под фонарем лежало два тела — Армстронг и тот, второй, легкомысленно укрывшийся от бабочек пакетами для мусора.

Тишина и безветрие делали пейзаж еще более неправдоподобным, пугающими нереальным. Холодная искорка страха зажглась у него внутри и начала разгораться, набирать силу, и вот сковывающий леденящий душу ужас ярко вспыхнул в его мозгу. Джек почувствовал себя последним человеком на Земле. Он остановился и несколько секунд не мог пошевелиться, прислушиваясь к тишине, шуму в голове, к собственному дыханию и тяжело бьющемуся в груде сердцу. Последней из живых. Один против бабочек. Последний, кто остался живым здесь, а, может быть, и во всем мире.

В мире? Это было смешно, и он сразу откинул эту мысль. Столько бабочек просто не может существовать. Такого не могло произойти. В этой местности, пожалуй, он и правда один, ну и что? Вот раньше здесь были одни только леса. Одни леса?

«Минуточку, — подумал Джек. — Вот оно что!» Наверное, он прав. Человек, виновный во всем, должен был знать о бабочках, если они водились раньше в этих местах. А значит, это некто иной, как Джон Стоул. Если только он знал о них, а он должен был знать, не так ли?

Ладно, еще будет время разузнать, что знал Стоул обо всем этом. Время еще будет, если только Джек уйдет отсюда живым. Люди, которые построили все это и которые здесь жили раньше, — они-то должны знать, были тут эти бабочки прежде, или нет.

Все, что нужно — это встретиться с одним из них и хорошенько его расспросить.

Он не собирается стоять здесь вечно и размышлять, один он остался в живых или нет.

И собравшись с силами, Джек тронулся в путь.

Неуклюже и медленно продвигаясь вперед, он решил первым делом направиться в дом Стоула. Тот жил неподалеку, на склоне возвышающейся над поместьем горы. На другом берегу озера. Но дом его был похож на военное поселение, защищенное колючей проволокой. И если догадка Джека оправдается, то проволока эта должна быть под напряжением. Хотя наверняка можно найти способ пробраться через нее. Нашел же он способ защититься от прокалывающих хоботков.

Да. Именно так он и сделает: переплывет озеро, взберется по тропинке к дому Стоула и предстанет перед ним. И там-то он ужасе выяснит, узнает, что тому было известно. Он расскажет этому негодяю, чем закончились его опыты для семьи Джека и для многих других, лежащих на улицах, как Армстронг. А что ему оставалось делать? Только мстить.

Теперь, сдерживая эмоции, Джек ясно представил себе цель. Он сделает то, что должен сделать, и к черту все остальное. Он достанет этого Стоула, и пусть тот расплачивается сполна. Да. Теперь все казалось просто и ясно.

Джек вышел на улицу, и несколько бабочек направились в его сторону. Но он не обратил на них никакого внимания, уставившись на два изуродованных тела. Он никогда раньше не видел ничего подобного. И очень надеялся, что больше ничего такого в жизни не увидит. И еще ему очень хотелось, чтобы Стоул оказался дома и смог сам увидеть все это собственными глазами.

Единственное, что оставалось узнаваемым от Армстронга это его белокурые волосы. Все остальное представляло собой сплошное кровавое месиво. Человек в пакетах был объеден точно так же. Создавалось впечатление, будто какие-то дикие звери разгрызали людей, съедая только самые вкусные части, а затем подлетали стервятники и пожирали остальное.

Во Вьетнаме Джеку приходилось уже видеть настоящие кошмары — головы, отрывающиеся от тел, руки и ноги без туловищ, вывороченные взрывом кишки, но ничего подобного он там ни разу не видел. Джек медленно покачал головой и отвернулся.

Точно. Первое, что он сделает — это нанесет визит Стоулу.

С этой мыслью он двинулся вниз по улице, полностью отдавая себе отчет в собственных поступках и трезво оценивая окружающую действительность. Казалось, что акваланг стал немного полегче, а сил заметно прибавилось. Теперь, когда он стал лучше разбираться в происходящем, бабочки пугали его меньше, и он уже почти не боялся за собственную жизнь. Мостовая быстро проплывала у него под ногами.

Внезапно свет по правую сторону привлек его внимание. Когда он посмотрел, что там такое, сердце у него забилось так сильно, что готово было выпрыгнуть из груди. Даже на расстоянии и через защитную маску он увидел что-то настолько необычное, что им сразу же завладело любопытство. Если сравнить бабочек и их поведение с нервным возбуждением, то все, что он видел сейчас, равнялось настоящему психическому расстройству. «Интересно, как называется что-то из ряда вон выходящее в уже и без того неправдоподобной ситуации?» подумал он.

Вдалеке, у выездной дорожки у дома Кэрол Баннор происходил какой-то безумный ритуал. Тучи бабочек летали, подобно тысячам крошечных самолетиков, делая снова и снова замысловатые круги над землей. Внизу стояла машина Кэрол, внутри горела лампочка, и луч света выделял очертания самой Кэрол. Она лежала на сиденьи и было похоже, что спала, с расстояния, разделявшего их, казалось, что бабочки ее не тронули. Видимо, не нашли ее вкусной.

Джек ничего не мог понять. То, что случилось раньше и происходило теперь никак не вязалось между собой, но он понял одно: возможно, Кэрол еще жива. Вполне возможно. Скорее всего, они кружили в воздухе, собираясь спуститься на нее, когда будет подходящий момент. Но она лежала так неподвижно...

Он не мог поверить в то, что видел и не мог окончательно решить, что ему делать. Нужно было подойти поближе и осмотреть ее. Ведь была возможность того, что Кэрол еще жива, и это следовало проверить. Но входить в обезумевший рой было опасно.

«К черту! — подумал он. — Нужно просто идти и все. Вдруг ей нужна моя помощь. Иного выхода нет. Надо убедиться, что она мертва, иначе я сам не смогу спать спокойно.»

Что он будет с ней делать, если она еще жива, он пока не знал и не думал об этом. «Сначала сделаем то, что в наших силах, — решил Джек. — Сперва выясним, в каком она состоянии, а потом будем думать, что делать дальше.»

Он медленно вышел на дорожку, ведущую к ее дому, не выпуская из виду бабочек, совершающих фигурный полет над машиной. Через каждые два-три шага Джек внимательно смотрел на Кэрол в надежде, что она изменит позу, пошевелится, проявит хоть какие-нибудь признаки жизни. Наконец он остановился в нескольких ярдах от беснующихся бабочек, раздумывая, что делать дальше. Ему не хотелось тратить драгоценный воздух в акваланге, но делать было нечего.

Он взял трубку в зубы, поправил пластиковый пакет на шее и открыл клапан.

«Все отлично, — подумал он. — Теперь надо действовать в темпе.»

Джек быстро зашагал к ней, почти побежал, не подходя, однако, вплотную. Рой бабочек врезался в него с яростью страстью, которые показались ему чересчур уж отчаянными. Они разбивались об него вдребезги. Мотыльки как маленькие ракеты, пытались пробить его костюм, ползали по маске, полностью закрывая весь внешний мир. Но он не чувствовал их, и был этому рад. Джек резко встряхнул головой, смахнул насевших на лицо и маску насекомых, потом приблизился к Кэрол и перевернул ее на спину.

И тут его отдернуло назад, будто выстрелом из двустволки в упор.

Он качнулся на полусогнутых ногах и получил от организма ударную дозу адреналина, с трудом оправляясь от шока. Кэрол была мертва. Сомневаться в этом не приходилось. Но ее тело... ее тело! — это было омерзительно!!!

Бабочки не стали пожирать ее. Нет. Они использовали ее для куда более мерзких и страшных дел.

Лучше бы они ее сожрали.

Несколько бабочек насели на него, когда он, шатаясь, отошел в сторону от того, что стало с Кэрол. Остальные снова принялись за свои дикие танцы, описывая над ней круги. Даже на таком расстоянии он хорошо видел, что с ней произошло, моля и желая не видеть этого. Лучше бы он прошел прямо к озеру и поскорее вырвался из этого чертова места!

Лицо Кэрол было в тени, а все остальное тело ярко освещалось автомобильной лампочкой. Но при этом казалось, что ее лицо светилось изнутри каким-то жутким люминесцентным светом. Свет этот шел непосредственно из-под кожи, и от этого кожа выглядела, будто сделанная из тонкого фарфора. И через нее было видно, что находится там, под ней.

Миллиарды крошечных яиц. Яйца.

Они использовали ее для выкармливания следующего поколения.

Их яйца были мельче, чем зерна граната, и уложены гораздо плотнее. Они светились, как драгоценные камни под водой, и каждое из них — это будущая бабочка, которая сможет убить человека.

Джек отошел еще на один шаг, как будто расстояние между ним и ужасом, который он только что увидел в машине, сделает этот ужас менее реальным, словно от этого он исчезнет. Он закрыл глаза, сжал веки изо всех сил, пытаясь выкинуть страшный образ из головы, но получилось еще хуже — он видел ее как наяву — кожа Кэрол казалась окном, через которое ясно проглядывалось будущее поколение разрушителей.

Яйца созреют, и ее тело заполнится личинками, голодными и движущимися. Они начнут проедать седо костей, а потом станут превращаться в обезумевших бабочек, и появится новое поколение плотоядных тварей. Джек ясно видел, как это происходит, он представлял себе, как из яиц медленно выходят мерзкие липкие личинки.

Он должен остановить это!

Он обязан попытаться.

Он должен сжечь ее тело.

Она — человек. Вернее, когда-то была человеком. И он не мог позволить, чтобы бабочки использовали ее тело в качестве кокона. Она, конечно, была ему не самым близким человеком, но все равно она заслужила не такую смерть, не такой жуткий конец — стать пищей для тварей, которые погубили ее...

Дверь в гараж была широко раскрыта. Наверное, у нее там есть канистра с бензином.

Прекрасно зная, что могут сделать с ним бабочки, Джек спокойно прошел сквозь их рой, мимо ее тела, и вошел в гараж. Бабочки реагировали на это именно так, как он и полагал — остервенело нападали на него, когда он оказывался на угрожающе близком расстоянии, а затем снова оставляли в покое, когда он немного удалялся.

Все это время ему приходилось использовать кислород, но он не видел другого выхода. Ничто в мире уже не могло его остановить. Ни за что на свете он не позволит этим тварям вывести новое поколение, если у него есть хоть шанс остановить их. Он увидел канистру с бензином у стены и быстро пошел к ней. Емкость была наполовину пуста, но и этого вполне хватало для осуществления того, что он задумал.

«Конечно. Достаточно. Умно, Джек, очень умно придумано, — пронеслось у него в голове. — Но как ты собираешься зажечь огонь?»

Он поискал в гараже спички, но ничего не нашел. Ужасно. Может быть, у нее в кошельке были спички? Вот он лежит здесь, рядом с машиной. Курила ли Кэрол? Певица? Вряд ли.

Хорошо, но должны же быть спички в доме, зажигалка для гостей, или хоть что— нибудь, чем он сможет поджечь бензин. Храбро пройдя через беснующийся рой еще раз, он обошел машину и поднялся по ступенькам к парадной двери, Джек дернул ручку и, убедившись, что дверь не заперта, вошел в дом. Он удивился, что и стены и потолок в ее доме были точно так же облеплены бабочками, как и в его собственном. Почему-то он думал, что здесь их не должно быть.

Вот она. На кофейном столике. Зажигалка.

Назад он пошел уже более спокойно и уверенно. Водолазный костюм отлично предохранял его от укусов. Зажигалка была зажата в руке, Джек прошел к гаражу, взял канистру и приблизился к телу, сразу же подвергнув себя нападению бабочек. Он хладнокровно открутил крышку и тщательно смочил труп жидкостью. Как только он начал делать это, бабочки, ошеломленные запахом, взбесились окончательно. А может быть, их взволновало то, что кто-то трогает кокон, кто не имеет права этого делать.

Он последний раз прошел по дорожке, поливая ее горючим и сделав тем самым что-то вроде жидкого фитиля. Дойдя до конца проезда, он отбросил канистру и быстро поджег бензинный след.

Огонь побежал по асфальту гораздо проворней, чем Джек предполагал, и через мгновение все тело Кэрол было охвачено пламенем, при этом раздался глухой неприятный звук. Огонь затрещал, захрустел, и тысячи и тысячи бабочек, которые до этого мирно сидели на лужайке, взвились в воздух и ринулись к костру. Когда они подлетали слишком близко, раздавалось шипение и дьявольский треск.

А потом до Джека донесся чудовищный запах горящего мяса.

Он кинулся бегом по дороге, стараясь как можно быстрее скрыться от этого запаха. Через несколько секунд он был уже достаточно далеко и смог спокойно дышать, не опасаясь тошноты.

Джек стоял в отдалении, задыхаясь и изнемогая под тяжестью акваланга. Зря он бежал с ним. Потом вынул изо рта трубку, завернул кран, перекрыв путь драгоценному кислороду, и задумался над тем, сколько же он его уже успел израсходовать.

Он был рад тому, что успел выдернуть трубку изо рта, потому что когда он оглянулся на полыхающий костер, то тут же согнулся от приступа тошноты и его долго рвало.

14

Шаг за шагом Гарри продвигался вперед. Его ноги уже стали резиновыми от усталости, а тяжелое дыхание со свистом прорывалось через взмокшую матерчатую маску. Он знал, что потерял очень много влаги, вспотев под слоем фольги, и теперь его кожа начинала зудеть. Это сводило его с ума, отвлекало внимание, но как он ни пытался смягчить неприятные ощущения, ничего не получалось. Он сжимал предплечья и плечи ладонями, тер руками туловище, прижимал пальцы ко лбу и щекам, но зуд продолжался. Больше всего его мучили ноги. Но сделать что-то с ногами означало остановку. А он боялся останавливаться.

Каждый шаг вперед приближал их к аэропорту, к свободе, к избавлению от проклятой фольги и пластика. Он представлял себя уже в кабине самолета, рядом с Филлис, и все они снимают удушливое покрытие. Иногда мимо проносился свежий ветерок, принося его телу небольшое облегчение.

Каждое мгновение задержки, каждая секунда остановки и передышки отдаляли их свободу и облегчение, и он не мог этого себе позволить. Ногам придется потерпеть, а ему чесаться и похлопывать себя прямо на ходу. Они прошли уже полпути и были теперь на вершине холма, остальную часть дороги им надо будет идти вниз, и это было довольно приятно. Он и раньше ходил в походы, и все у него получалось, но при этом он не был завернут в фольгу, как тарелка с объедками.

И он мужественно продолжал идти вперед мимо трупов, лежащих поблизости на тротуаре, на траве, у дверей домов, возле автомобилей, врезавшихся в деревья, фонари или столбы пожарных кранов и почтовых ящиков. Местность выглядела так, будто в городе шла война, которую жители успешно проиграли. Численность убитых была очень велика. Гарри сильно сомневался в том, что хоть кто-нибудь выжил. Да и мог ли хоть кто-то остаться в живых? Было слишком много бабочек, слишком много взбесившихся кровопийц. Их покрытие пока выдерживало, но кто знает, сколько других, подобных ему, пытались сделать то же самое? Сколько людей могло прийти к подобному выходу? Очевидно, не очень много. Те же, кто пробовал использовать другие средства защиты в надежде избавиться от смертельных укусов, сейчас были разбросаны тут и там, постоянно напоминая им, что означает потерпеть поражение.

Через каждые несколько ярдов мысли его возвращались к самолету, к тем операциям, которые надо будет проделать перед взлетом, к приборам, которые он увидит, но эти мысли он старался сразу же выкинуть из головы. Он боялся сглазить, не хотел слишком надеяться на то, чего, может быть, никогда не произойдет. Он прекрасно знал, ЧТО надо будет делать, когда они доберутся до аэродрома, но сейчас не было смысла думать об этом.

Теперь он был рад, что они выбрали именно этот маршрут, несмотря на многочисленные трупы на пути. Другая дорога проходила через лес, и Гарри не был уверен, что они смогли бы преодолеть этот участок невредимыми. Там они запросто могли напороться на ветку или куст и обнажить часть тела, нарушив защиту, а это было бы верной смертью. Кроме того, очевидно, что в лесу на ветвях деревьев бабочек гораздо больше, чем в жилом районе. Фонари, конечно, представляли определенную опасность, но все же это было лучше, чем идти по лесу в кромешной темноте.

Они прошли полностью освещенный дом. Он был рядом с дорогой, и путь их стал довольно опасен из-за бабочек, прилетевших на свет. Перед домом лежали останки домашнего животного, похожего на бывшую собаку — наполовину на дорожке, наполовину в траве. Рядом лежала перевернутая детская коляска. Два окна в доме были разбиты, у правого лежало тело. Ноги и руки были раскинуты в таком неудобном положении, в котором могут лежать только мертвые. Гарри почувствовал, что ему хочется подойти туда, сделать что-нибудь, помочь, но он знал, что уже не в силах что-нибудь изменить. И эта мысль приносила ему небольшое облегчение. Его чувство вины и стремление прийти на помощь растворялись сами собой — он понимал, что мертвые уже пребывают в вечном покое.

Слишком мало оставалось в живых и слишком много было трупов, чтобы кому-нибудь помогать.

Сейчас ему надо было думать прежде всего о себе. О себе и тех, кто шел с ним рядом. А этого было больше, чем достаточно.

— Что-то там произошло с оборудованием, — проворчал Коллинс. — Может, сами исправят...

— А кого ты хочешь послать? — спросил Салливан.

— Кто на вызове?

Салливан протянул руку к журналу и перевернул первую, страницу. Он пробежал глазами список несколько раз, читая фамилии и вспоминая, что он знал о каждом. Потом посмотрел на Коллинса, подумав, что его борода, безусловно, представляет собой шедевр того, что можно вырастить на лице, и пожал плечами.

— Как насчет Нейлсона?

— Думаешь, можно ему поручить? Ведь это не одна телефонная линия. Похоже, у них отключился целый район.

— Если он сам не справится, то попросит прислать подмогу.

— Ладно. Посылай его.

Салливан потянулся к селектору и нажал кнопку ремонтного отдела. Телефон прозвенел два раза, потом трубку подняли, и он велел послать Нейлсона в поместье Стоул, чтобы выяснить там обстановку и помочь местной ремонтной группе, которая никак не могла управиться сама. Дежурный задал несколько вопросов, затем, узнав сколько времени не работают телефоны, спросил, что задержало вызов ремонтников.

Салливан пожал плечами, как будто его могли видеть на другом конце провода.

— Видимо, там перегрузки. У них это иногда случается. И повесил трубку, понимая, что надо было действовать гораздо раньше.

Но в глубине души он ничуть не жалел, что они прождали столько времени. В конце концов, люди, живущие там, не относятся к его участку. Они выстроили себе поместье в красивом лесу и считают, наверное, будто за деньги можно приобрести все. Большинство друзей Салливана разделяли его мнение относительно поместья и беззаботных людей, обитающих в нем. И поэтому ему было особенно приятно, что они там злятся на телефонную компанию, "которая не торопится с помощью. Он знал, что у толстосумов из поместья полно денег, на которые можно накупить кучу разных вещей, но вместе с этими деньгами у них должно быть, по мнению Салливана, и некое чувство, что они не могут купить все на свете. И это чувство должно как можно прочнее укрепиться в них. «Пускай подождут», — подумал он.

Нейлсону нравилось работать в телефонной компании, особенно в ночную смену. Работы было немного, но если что-нибудь требовало его внимания, то он исполнял все очень старательно и ни на что не жалуясь.

Он имел избыточный вес в десять фунтов и щеголял черной козлиной бородкой. У него была такав жизнь, что работа по вечерам его вполне устраивала. По крайней мере он никому не мог помешать. На свидания ходили другие (он слышал об этом что-то в ремонтном отделе), а сам он на эту тему иногда только мечтал и пытался скрыть свое одиночество от товарищей по работе, от родителей, от младшего брата. Хуже всего было с матерью — она видела его насквозь и просила ходить на свидания, почаще выбираться из дома, встретить, наконец, симпатичную девушку и жениться на ней.

Но он никогда не рассказывал ей о своих чувствах, о том, что он назначал свидания, но в ответ получал извинения, за которыми слышался отказ. «Почему так? -думал он, залезая в грузовик. — Она меня просто не понимает...»