Стараясь не выдать удивления, Уоррен попятился, пропуская ее в дверь, и мысленно воздал хвалу Нику.

– Кто же остался с Хло? – Он знал, что няня взяла выходной, а Шадоу ни за что не оставила бы дочь одну. Слишком часто она сама просыпалась ребенком среди ночи от кошмара и не находила рядом никого, кто бы сумел ее успокоить.

– С ней Ник. – Шадоу присела на плетеный диванчик.

Ромми последовал за ней, напряженно принюхиваясь. Уоррен едва не вышвырнул проклятое создание за дверь, но вовремя вспомнил, что именно Шадоу подарила его матери эту собачку. Он уселся рядом с Шадоу, недоумевая, каким образом Ник добился такого результата.

– В моих комнатах нет телевизора. Может, стоит предложить Нику какую-нибудь книжку?

Уоррен оглядел небольшую гостиную. Единственная книжная полка была заставлена кассетами с книжными текстами, судя по названиям. Сейчас, когда Шадоу сама явилась к нему, Уоррен не намеревался делить ее с кем бы то ни было.

– Не сомневаюсь, что он сам найдет себе занятие.

– Наверное, ты прав. Он сказал, что Джанна поможет ему приглядеть за Хло.

Уоррен вспомнил, как Джанна показывала им рисунок, на котором вместо Йена Макшейна был изображен Ник. Уоррен еще тогда догадался, что отношения его сестры и Ника не просто дружеские и уж, конечно, не ограничиваются деловыми.

– Мне не нравится, что Джанна завела любовника, пусть даже такого славного, как Ник, едва успев подать на развод. Не хочу, чтобы ей снова причинили боль. Они ведь едва знакомы, можно сказать, совсем чужие люди.

– Нет, не чужие. Они просто знакомятся снова.

Уоррен не проявил желания обсуждать Французскую революцию и вероятность встречи между Ником и Джанной в прошлой жизни.

– По-моему, Джанна сильно увлеклась им. Рисунок – хорошее тому доказательство.

– Рисунок доказывает лишь одно: Ник похож на Йена.

– Почему ты так считаешь?

Она повела плечами, по которым рассыпались ее густые рыжие волосы.

– Думаю, душу Йена потянуло на Мальту – туда, где он познал счастье, любовь.

Джанна рассказала им еще в Лондоне историю Йена и Пифани. Весьма романтично. Именно такие любовные истории захватывали воображение Шадоу. В свое время он и Шадоу тоже пережили любовное увлечение, но с тех пор прошло много лет – и несколько ее мужей. Он не был уверен в ее теперешних чувствах. Тем более в этом надлежало разобраться. Неожиданное появление Шадоу ясно доказывало, что он ей по-прежнему небезразличен.

Уоррен заглянул в ее карие глаза. Как ему хотелось увидеть в них истинное чувство!

– А ты? Ты нашла любовь?

– Да. Я люблю Хло. – Она потупила взор, опустив ресницы. – А ты?

Он ласково приподнял ее лицо за подбородок и заставил смотреть ему прямо в глаза. Глаза Шадоу расширились, в них читалась неуверенность. Он восторгался ощущением гладкости и тепла ее кожи.

– Ты – единственная женщина, которую я когда-либо любил.

Его рот медленно накрыл ее полуоткрытые губы, рука скользнула по ее щеке и зарылась в густые волны волос. Ее губы задрожали, и он догадался, что быть с ним рядом, избегая телесного контакта, было для нее столь же тяжким испытанием, как и для него. Она обхватила его за шею и притянула к себе. Уоррен ограничился всего одним страстным поцелуем. Им следовало многое решить, прежде чем идти дальше. Он не без сожаления заставил себя отстраниться.

– Я люблю тебя. Я хочу жениться на тебе и стать отцом для Хло.

Ему показалось, что она вот-вот расплачется.

– Это правда?

Вопрос был задан тоном маленькой девочки, потерявшейся во враждебном мире. Неудивительно, что она так доверяет магическим рунам и гадальным картам!

– Правда. Прости меня за то, что я когда-то подчинился отцу и перестал с тобой встречаться. Это была крупнейшая ошибка в моей жизни. Предоставь мне еще один шанс.

Она колебалась, глядя ему прямо в глаза, словно надеясь найти в них ответ. Потом она стала разглядывать складки на своей юбке.

Уоррен боялся дышать – воздух казался ему пропитанным неизбежным поражением. Он чувствовал, что ей хочется его любить, но разрыв многолетней давности лишил ее доверия к нему.

– Прислушайся к своему сердцу, Шадоу. Мы должны быть вместе.

– Хло действительно нужен отец.

Боже, нет! На протяжении стольких одиноких лет он бесчисленно проигрывал в своем воображении эту сцену, заставляя ее призрак отвечать то согласием, то отказом, но ему никогда не приходило в голову, что она способна сказать «да» только ради блага Хло.

– Не надо приносить себя в жертву только для того, чтобы подарить Хло отца. Я надеюсь, что ты будешь моей женой по любви.

Она нахмурилась еще больше.

– Конечно, я люблю тебя. Я никого больше никогда не любила. Когда ты меня бросил, я впала в панику и судорожно стала искать тебе замену. Я просто не могла жить в таком одиночестве. В конце концов выяснилось, что никто не сможет занять твое место. Тогда я и решила завести Хло. Ее я люблю всем сердцем. – Шадоу умолкла и облизнула пересохшие губы. – А тебя я никогда не переставала любить.

Он не смог больше сдерживать волнение. Шадоу с невыносимой нежностью прикоснулась к его руке, и он заключил ее в пылкие объятия. Она прижалась лицом к его груди.

– Я люблю тебя, – прошептал он, зарываясь в ее волосы. – Нас ничто больше не разлучит. – Уоррен крепче сжал объятия, и она, вдруг почувствовав себя в безопасности, поудобнее устроилась у него на плече.

Их объятия были так тесны, словно оба боялись спугнуть чудесное наваждение. Уоррен ласково поцеловал ее в щеку, потом в губы. Отзывчивость ее губ, прикосновение кончика ее языка разбудило пронзительные воспоминания о той былой любви, которую он уже не чаял обрести снова.

– Я вытянула десятку «чаш», – прошептала Шадоу, обдавая его щеку теплым дыханием. – Ник, оказывается, умеет предсказывать судьбу по одной карте. Десять «чаш» – это любовь, дети, семья.

То есть то, к чему она всегда стремилась. Уоррен не стал произносить это вслух. Он не знал, каким образом Ник подстроил, чтобы она вытянула заветную десятку, но чувствовал себя его должником.

– В роду у Ника была ведьма, казненная в Салеме. Наверное, он тоже колдун.

У Уоррена имелись на сей счет серьезные сомнения, но он не стал ее разубеждать, так как почувствовал непреодолимое желание повторить поцелуй.

– Я беспокоюсь за Ника, – сказала она вдруг. – Я тоже заставила его вытянуть карту. Знаешь, что это было? Пятерка «посохов»: беды, опасности.

– Уверен, что Ник сумеет...

Уоррена отвлек царапающий звук. Он забыл, что Шадоу явилась не одна, а в сопровождении Ромми. Что ему надо? Уоррен нехотя поднялся.

– Ромми просится выйти, – сказал он Шадоу, хотя сам, конечно, считал, что вздорная собачонка просто не нашла, что погрызть.

Он приоткрыл дверь, и Ромми пулей вылетел вон, устремившись к главному дому.

Джанна прижалась к Нику; приложив ухо к его груди, она слушала, как колотится его сердце, медленно возвращаясь к нормальному ритму. В темноте раздался ее шепот:

– Как ты думаешь, мы не разбудили Хло?

– Если ребенка не разбудили твои сумасшедшие крики: «Еще! Еще!», то беспокоиться не о чем.

Она шлепнула его по голому бедру.

– Я не кричала!

– Ну, так стонала – знаешь, как громко! Тут уж она была над собой не властна.

– Ничего страшного. – Ник слегка поглаживал ее живот; его пальцы описывали круги, перемещаясь все ниже. – Мне приятно, что тебе доставляет удовольствие заниматься со мной любовью.

Она не собиралась признаваться ему, КАКОЕ это удовольствие; она не продержалась и одной ночи, хотя дала самой себе торжественное обещание, что в присутствии родни ничего подобного происходить не будет. Куда подевалась ее самодисциплина?

– Соберу-ка я одежду и сбегу к себе, пока не вернулась Шадоу.

– Брось! Так быстро Шадоу не вернется, или я совсем не разбираюсь в ситуации. В любом случае ты можешь проститься со своим халатом. Я так сильно отбросил его в сторону, что он улетел на балкон. Думаю, он едва ли задержался и на перилах.

Она спрыгнула с кровати и метнулась на балкон. Теплая ночь предвещала наступление лета, вокруг полной луны сверкали льдинки звезд. Воздух был напоен ароматом цветущего миндаля и поспевающего инжира. Самозабвенный стрекот кузнечиков не смог заглушить уханья совы, облюбовавшей для проживания рожковое дерево. Джанна свесилась вниз и поспешно вернулась в темноту комнаты.

– Мой халат украшает тутовый куст!

Ник уложил ее на себя.

– Могло быть и хуже, – сказал он ей в самое ухо. – Там могли оказаться трусики.

– Кстати, где они?

– Не их ли поедает Таксила?

– Такси, ко мне! – негромко позвала Джанна, но тщетно.

– Такси! – пришел ей на помощь Ник. Щенок кубарем выкатился из темного угла, волоча за собой трусы.

Джанна слезла с кровати и отняла у Такси съедобные трусики, благо что собаку сейчас больше интересовал Ник, чем сладкий малиновый треугольник. Джанна рассмотрела оставшееся от него в свете луны.

– Да, изрядного куска как не бывало!

– Ну как, это вкуснее, чем косточки? – осведомился Ник у Такси, который, устроившись у него на груди, старательно вылизывал ему подбородок. – Непонятно, почему такая прелесть, как Такси, остается в тени, а пакостный Ромми кочует по выставкам?

– Все предки Ромми – сплошь чемпионы.

– То есть спариваться им дозволялось тоже исключительно с чемпионами. Велика радость!

– У Такси пегий носик, а этого не положено. Должен быть абсолютно черный, как у Ромми.

– Ну, так закрасить ему нос – и добро пожаловать на круг!

– Некоторые владельцы делают у собак на носу татуировки, лишь бы они соответствовали стандартам.

Ник потрепал Такси.

– Не бойся, парень, тебе в нос не станут тыкать иголкой.

– Тетя Пиф не допустила бы такого издевательства. Она никогда не мучила своих собак. Но даже если бы нос Такси был черен, как гуталин, он все равно не соответствовал бы клубным стандартам. У него неправильный прикус.

Ник приготовился расхохотаться, но тут тихая вилла содрогнулась от отчаянного визга.

– Господи Иисусе! – Ник вскочил, сбросив Такси на пол.

Он уже натягивал брюки, когда визг повторился.

– Это Одри! – услыхал Ник голос Джанны, уже открывая дверь и второпях едва не наступая на Такси. Джанна сорвала с кресла шерстяной плед и обмоталась им. В холле она чуть было не врезалась в тетю Пиф, вместе с которой и устремилась к комнатам Одри.

Ник стоял рядом с Одри на коленях, Эллис пребывал в той же позе, но на персидском ковре, склонившись над Фон Роммелем. Песик катался по полу и задыхался. В ноздри Джанны ударила мерзкая вонь, в горле запершило. Персидский ковер, приобретенный тетей Пиф на аукционе Сотби, был совершенно испорчен.

– Он умирает, умирает! – стенала Одри.

– Надеюсь, это пройдет, – сказала тетя Пиф.

– Наверное, съел что-то не то, – высказал предположение Ник, подмигивая Джанне.

На лестнице послышался шум. Появились всклокоченный Уоррен и Шадоу в незастегнутой блузке. Джанна еще плотнее завернулась в плед, избегая понимающего взгляда тетки.

– Что случилось? – спросил Уоррен, бросаясь к остальным.

– Ромми захворал, – ответила Джанна, мысленно проклиная шавку за то, что по ее милости их связь с Ником окончательно выплыла наружу. Вылетая в холл полуголой, она спешила оказать помощь, а нашла лишь собачонку с несварением желудка.

– Как это могло произойти? – удивился Уоррен. – Он только что от нас. Он был в полном порядке.

– Надо вызвать ветеринара, – сказал Эллис, обнимая всхлипывающую Одри.

– Нет, – решила тетя Пиф, – лучше самим отвезти Ромми в клинику. Садись за руль, Уоррен. Эллис, посадите Одри в машину, – Она повернулась к Нику: – Узнайте, что он съел, чтобы мы могли все толком объяснить доктору Захре. – Следующее ее распоряжение предназначалось Джанне: – Позвони в «Скорую ветеринарную помощь», пускай нас встречают в клинике.

– И Такси захватите, – посоветовала Шадоу.

Такси приплясывал у ног Ника, изъявляя желание, чтобы его взяли на руки; его мордочка была окрашена в ярко-розовый цвет.

Джанна нагнулась за щенком, придерживая одной рукой сползающий плед.

– С ним все в порядке. Он был со мной. Он не ел того, что Ромми.

– Верно, – поддержал ее Ник, – Такси ограничился малиновым пирожным.

Ромми жалобно скулил; через минуту он опять начал задыхаться.

– Поехали! – скомандовала тетя Пиф.

Джанна метнулась в свою комнату, набрала «990» – справочную – и справилась о номере доктора Захры.

– Пускай доктор Захра ждет Пифани Кранделл у себя в кабинете, – сказала она санитарке. – Захворала ее мальтийская собачка. – Повесив трубку, она сказала Нику: – Дай мне минуту на одевание.

Он шлепнулся на диван в гостиной.

– Заодно проверь, не сожрал ли кто шоколадное бельишко. Это может оказаться вредно для организма.

У себя в комнате Джанна всерьез забеспокоилась о Ромми. Мало ли что может оказаться ядом для такой крохотной собачонки! Она пересчитала свертки с бельем.

– Все на месте! – крикнула она Нику.

– В таком случае он мог слопать что-нибудь у меня. Уоррен говорит, что он только что из гостевого домика.

Джанна бросила плед на кровать и достала из ящика замшевый комбинезон. Она очень надеялась на скорое выздоровление Ромми: Одри так к нему привязана!

– Где Шадоу?

– Она с Хло. Весь этот шум разбудил девочку.

Пара, преследуемая Такси, вернулась в гостевой домик, где обнаружила на спинке дивана принадлежащий Шадоу кружевной бюстгальтер. На полу валялись мятые трусы. Такси бросился к ним.

– Фу, Такси!

Щенок замер, жалобно скуля. Ник щелкнул пальцами, и Такси кинулся к его ногам.

– Ты перенимаешь все дурные привычки Ромми? – укоризненно попенял ему Ник.

– Вряд ли Ромми отравился здесь, – сказала Джанна, осматривая гостиную. – Иначе он оставил бы обрывки и прочий мусор.

Они перешли в спальню Ника. Пока он заглядывал в шкаф, где Ромми нашел однажды его суспензорий, Джанна изучала фотографию Аманды Джейн. Она не могла соперничать с такой красавицей. Неудивительно, что жена взывала к Нику даже из могилы.

– Ничего! – объявил Ник. – Теперь в кухню. Крохотное помещение кухни озарилось светом.

В синей коробке с печеньем из кондитерской «Аттард» зияла дыра. Стол был засыпан крошками и недогрызенными орехами, на полу валялось надкушенное печенье.

– Печенье – что ж в этом такого? – Выражение лица Ника показалось Джанне странным.

– Такое пекут все местные кондитеры. Это всего лишь мука, колотый миндаль, корица и мед.

Ник сорвал со стены телефонную трубку.

– Как звонить ветеринару?

Джанна назвала номер, не понимая, по какой причине Ник так разволновался.

– Уоррена Атертона, пожалуйста. – Он ждал, напряженно глядя на Джанну. – Уоррен?.. Вот черт! – Он прикрыл трубку рукой и объяснил Джанне: – Издох сразу по поступлении. – Убрав ладонь, Ник сказал в трубку: – Немедленно назад. Возникли проблемы. Только не путайте остальных. Мы с Джанной ждем вас в гостевом домике.

– Да в чем дело? – не выдержала Джанна.

– Мед! В меде непременно есть олеандровый яд. Ромми не объелся, а отравился. Непосредственно перед своей гибелью Трейвис принес в подарок Пифани баночку меда. Наверное, в этом печенье был тот же мед.

– Но Клара утверждала, что ела этот мед позже и не отравилась.

– Здешняя кладовка даст фору иному супермаркету. Я насчитал дюжину сортов меда. Клара могла ошибочно решить, что ела тот же мед. В него заползли муравьи, и она выбросила баночку. Проверить ничего не удалось.

– Но это печенье куплено в солидной кондитерской. Там тебе не продали бы отраву.

Ник нахмурился.

– Я его не покупал. Мне его прислали в офис.

От страха у Джанны отхлынула кровь от лица; она буквально почувствовала, как бледнеет. У нее задрожали колени. Если он прав, то это значит только одно – его пытались убить. Умом она понимала, что вполне может существовать логическое объяснение, но нутром чувствовала, что он не ошибается. Кто-то активно желал ему смерти.

До этой минуты она не догадывалась, насколько он ей дорог. Если бы он съел хотя бы одно печенье, она бы уже никогда не... В следующее мгновение она заметила напряженное выражение его глаз, схватила со стола конверт и вытащила из него письмо. Она сразу узнала стилизованную арку – символ отеля «Голубой грот».

– Не трогай! – Он сам развернул письмо.

Она прочла:

«Дорогой!

Вчера было чудесно. За тобой новый купальник. Пока ты решаешь, какой цвет выбрать, полакомься моим любимым печеньем.

Приятного аппетита,

Джанна».

– Я этого не посылала! – крикнула она, задыхаясь от негодования и страха: ведь неизвестный пытался не только убить Ника, но и выставить виноватой ее. – Взгляни! Письмо отпечатано на машинке. Любой мог украсть мои гостиничные бланки и состряпать такую фальшивку.

Она молила бога, чтобы Ник ей поверил. Однако его чудесные голубые глаза глядели сурово, улыбка исчезла, сменившись жестким выражением. Не верит! В глубине души она никогда не сомневалась, что рано или поздно потеряет его. Но только не так!

– Я люблю тебя, Ник! Я бы никогда в жизни не причинила тебе зла.

Эти слова были произнесены тихим, неуверенным голосом, но Нику они показались истошным криком. Любовь? Последние несколько дней доставили ему много удовольствия – больше, чем он сам был готов себе признаться. Он старался не думать о том, насколько сильно ему нравится Джанна, чтобы не мучиться снова чувством вины: ведь его жизнь продолжается, тогда как жизнь Аманды Джейн так жестоко прервалась. Он сознательно воздерживался от любых размышлений о том, к чему приведут их отношения. Сейчас тем более было не до этого.

– Коротышка, – проговорил он, целуя ее в кончик носа, – ты не способна на убийство. – Притянув к себе, он чмокнул ее в макушку. Она прильнула к нему с отчаянием, тронувшим его душу. – Меня беспокоит другое: кто-то попытался тебя подставить.

Она отпрянула, не пытаясь больше скрыть свое прерывистое дыхание. Ее все еще не оставляла надежда, что он ответит на ее признание. Осознание собственной любви стало для нее потрясением, только этому были посвящены сейчас все ее мысли. Свойственная обычно рассудительность изменила ей. Пока он не высказал это прямым текстом, она не понимала, что находится в опасности.

– Зачем?

Ник смотрел на нее в упор и напряженно размышлял.

– Чтобы упрятать тебя за решетку. Чтобы не дать открыться «Голубому гроту». Что может быть хуже ситуации, когда куча представителей туристических фирм и журналистов, пишущих на эти темы, которые наметили нагрянуть сюда на следующей неделе, узнают, что ты арестована по обвинению в убийстве?

Облегчение, которое она испытала, поняв, что Ник верит ей, забылось; она осознала, насколько плохо обстоит дело. Ее ничего не стоило обвинить в убийстве. Даже сейчас вполне оставалась возможность обвинения в покушении на убийство.

– Это Бредфорды, кто же еще? Кто еще спит и видит тебя в гробу, а меня за решеткой? – решительно заявила она.

– Зачем Бредфордам моя смерть? – удивился Ник. – Акции унаследует моя мать...

– Вот именно! – перебила его Джанна. – Они рассчитывают преспокойно купить акции у твоих наследников.

– Ты права. – Пифани стоило лишь попросить – и он вернул бы ей акции. У нее не было никаких причин убивать его. – Для этого они убили Трейвиса.

– Этот отель – мечта всей жизни тети Пиф. Если она рухнет, а судьба Йена Макшейна так и останется скрыта мраком, тетя зачахнет. – Джанна так разозлилась, что отчетливо выговаривала каждый слог.

Ник бы восхищен ею, в первую очередь подумавшей не о самой себе. А ведь у нее могли возникнуть трудности с законом! Этим она напомнила ему Аманду Джейн. Неужели одному человеку может повезти целых два раза в жизни?

– С тобой тоже ничего не должно случиться! – Гнев Джанны усиливался с каждой секундой.

– Мы не позволим Бредфордам навредить «Голубому гроту», тем более отправить меня на тот свет. – Ник обнял ее и привлек к себе. – У Трейвиса была поговорка: «Доверься волне, не противься потоку». Я много лет старался жить по этому принципу. Теперь я вижу, что это невозможно. Я не собираюсь сидеть, вобрав голову в плечи, и дожидаться, пока ее снесут. Мы заставим Бредфордов горько пожалеть о том, что они на нас замахнулись.

– Каким образом? У нас нет никаких доказательств их причастности.

– Ничего не говори полиции об этом письме.

– Так поступать нельзя. Это значит утаивать улики.

– Я отправлю письмо и одно печенье из коробки в Скотленд-Ярд. Надеюсь, они сумеют доказать, что мед в печенье и мед, обнаруженный в желудке Трейвиса при первом вскрытии, происходит из одного и того же источника.

– Каким образом это поможет нам изобличить Бредфордов? – недоуменно спросила она.

– Мед, отравленный олеандром, – редкость. Следы должны быть повсюду, в частности, на этой бумаге. У них есть специальные приборы, чтобы все определить и зафиксировать.

– Отпечатки выявят отправителей письма!

– Совершенно верно. А мы тем временем привлечем к Бредфордам внимание. Посмотрим, что из этого выйдет.

Джанна задумчиво кивнула.

– Я могу рассказать полиции, как Керт подсыпал мне что-то в бокал.

– Придумано неплохо! – Ник был восхищен ее мужеством. – Но ведь они спросят, зачем это ему понадобилось и почему ты не заявила об этом раньше.

– О вражде между моей тетей и Бредфордами хорошо известно. Теперь, когда я приняла у нее дела, Бредфорды стараются любыми способами вытеснить меня из гостиничного бизнеса. Раньше я опасалась обращаться в полицию, но теперь в создавшейся ситуации поняла, что они ни перед чем не остановятся.

– Здесь очень важен выбор слов. Их виновность должна лишь подразумеваться, иначе тебя притянут к ответственности за клевету.

– Я уже ничего не боюсь. Если мы что-то не предпримем, в следующий раз дело не ограничится дохлой собачонкой.

Ник аплодировал про себя ее отваге. Полиция, несомненно, станет задавать разные неприятные вопросы, однако, похоже, Джанна не из тех, кто уступит давлению. Интересно, как повела бы себя в аналогичной ситуации Аманда Джейн? Ей был присущ инстинкт матери, защищающей свое семейство, но она бы поостереглась бросаться в наступление.

Стук в дверь прервал мысли Ника. Вошел озабоченный Уоррен.

– Гибель Ромми – не несчастный случай, – немедленно сообщила брату Джанна. – Кто-то пытался убить Ника.

Уоррен опустился на диван. Следующие несколько минут были отданы посвящению Уоррена в проблемы, связанные с Бредфордами.

– Чтобы знать, чем мы занимаемся на борту «Аманлы Джейн», они должны были наблюдать за нами, – сказала Джанна. – Точно так же они шпионили за Трейвисом.

– Смысл навлечения подозрений на Бредфордов заключается в том, чтобы заставить их перейти к обороне и побудить полицию заинтересоваться ими, – объяснил Ник. – Любому, кто осмелился на такой рискованный шаг, наверняка есть что скрывать.

– Как я могу вам помочь? – спросил Уоррен.

– Отправьте на своем самолете образец печенья и письмо в Скотленд-Ярд.

– А еще лучше – в Форт-Халстед. Этой английской лаборатории нет равных в мире. Когда над Локерби взорвался самолет «Пан-Ам», именно специалисты из Форт-Халстеда исследовали микроскопические остатки и установили, что одежда, лежавшая в чемодане с бомбой, была куплена именно на Мальте.

– Если на бумаге остались хоть какие-то отпечатки, в Форт-Халстеде сумеют с ними разобраться. Там снова поработают с медом, найденным при вскрытии Трейвиса, и сравнят его с начинкой печенья.

– А пока, – сказал Ник, – следует собрать семейный совет. Образуем единый фронт и накроем мерзавцев! Пусть знают, с кем имеют дело.

– Тетя Пиф всегда рада хорошей потасовке, – заметил Уоррен.

– Одри будет вне себя, когда узнает, что в гибели Ромми виноваты Бредфорды, – добавила Джанна.

Ник улыбнулся. Это была не его невозможная улыбка с ямочкой на щеке, а мстительная гримаса.

– Знаете, на что я больше всего надеюсь?

– На что? – спросил Уоррен.

– Тони Бредфорд – трус. Я проторчал в его приемной битый час. Там все стены завешаны его медалями и фотографиями в обмундировании британского летчика. Он воображает себя героем войны.

– Большинство так и считают, – предупредила Джанна. – Никто не вспоминает, что он был королем черного рынка. Естественно, правду знают все, но считают, что в их интересах забыть, как сколотил свое состояние один из самых видных граждан Мальты.

– А мы им напомним, – предложил Уоррен.

– Отлично! – подытожил Ник. – Врежем трусу как следует. Настоящий мужчина пристрелил бы меня, а этот шлет отраву. Черт, если бы моя секретарша в очередной раз не села на диету, я бы чего доброго угостил ее печеньицем. И вы, кстати, тоже могли бы полакомиться, – сказал он Уоррену.

– Это верно, – согласился тот, – трус всегда убивает невиновных.

– Тебе повезло, что ты не успел попробовать это печенье, – сказала Нику Джанна.

Он приобнял ее, стиснул.

– Везенье здесь ни при чем, Коротышка. Я обязан жизнью тебе. Стоило мне взглянуть на письмо, как я припомнил кровяную колбаску и печень фенека и заподозрил, что печенье непременно с подвохом. Добавь к этому соус чили, который я тебе перед этим скормил, – и ты поймешь, что я не прикоснулся бы к этому печенью, не спросив тебя предварительно, что у него за начинка.

Уоррен встал.

– Пойду в дом, расскажу всем, что произошло. Потом можно будет вызвать полицию. Положите письмо и печенье в полиэтиленовые пакеты. Как только уберутся полицейские, я заберу образцы в Лондон. Результаты нужны как можно быстрее.

Проводив Уоррена, Джанна зашла за Ником в кухоньку.

– Возникает вопрос, не стал ли и Макшейн...

– Этим мы займемся позже. Сейчас у нас и так забот полон рот. – Он вооружился щипцами и извлек из коробки одно печенье.

– Знаю, но... Мне кажется, он имеет ко всему этому прямое отношение.

Ник удивленно обернулся. Джанна и не думала шутить. Скорее напротив.

– Я показала тете Пиф рисунок, сделанный Лорел, и...

– Не тяни, Джанна, выкладывай.

– Ты – вылитый Йен Макшейн. Вы просто двойники.

За сим установилось молчание.

– Чертовщина! – Ник со всего размаху хлопнул ладонью по столу. Слова Джанны взволновали его не на шутку, более того – сильно встревожили. Он припомнил свою первую встречу с Пифани Кранделл. Она смотрела на него тогда как на ожившее привидение. – В таком случае становится понятно, почему Тони Бредфорд так странно повел себя, когда я пожаловал к нему в кабинет.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Он, конечно, угрожал мне, пытаясь заставить продать акции. Но у меня было ощущение, что на самом деле он меня боится.

– Знаешь, когда перед тобой стоит человек, которого ты давно считал мертвецом, поневоле напугаешься. Если он вдобавок собственноручно пристрелил его...

– Погоди! Ты и вправду веришь словам этой художницы-медиума, будто Макшейна прикончили выстрелом в голову?

– Сначала я, конечно, сомневалась, это так необычно, но теперь думаю, что к ее словам надо отнестись серьезно.

– Ладно, предположим, Бредфорд действительно сам его укокошил. Какое это имеет отношение ко мне? Мое сходство с Йеном – простое совпадение. Тони не может воспринимать меня как реальную угрозу.

Джанна пожала плечами:

– Наверное, ему просто очень хочется завладеть акциями.

Ник ничего не ответил. Он вспоминал портрет. Человек на нем выглядел так, словно и вправду провел полвека в могиле. Он подумал о Пифани, о ее любви к Йену. Видимо, это и объясняло ее отношение к нему. Вся эта ситуация вызывала у него противоречивые чувства. С одной стороны, он готов был считать ее загадочным совпадением, которому ни за что не найти объяснения, с другой, очень хотел нащупать разумный, логичный ответ.

– Уверена, что Йена убил именно Тони, – сказала вдруг Джанна еще более решительно, чем раньше. – Я сделаю все, чтобы доказать это.

Ник предполагал, что возникнут трудности с поисками тела Макшейна. Не говоря уже о том, чтобы можно было раскрыть убийство, совершенное так давно, однако не стал делиться своими мыслями с Джанной. Он помолчал, давая только что проклюнувшейся идее принять отчетливые очертания.

– Моя речь похожа на речь Йена?

– Никогда не встречала шотландца, который изъяснялся бы как ты.

– Я не об акценте. Говорила ли тебе тетя, что мой голос звучит как голос Йена?

– Нет, но я могу спросить ее об этом.

– Если окажется, что сходство распространяется и на голос, ты научишь меня нескольким фразам с шотландским акцентом.