Одно только и можно было сказать в ее пользу: и в той, и в другой области Мэд работала с удивительным прилежанием. Она никогда не попадала за решетку, а если ее и вызывали иногда в полицию, что случалось крайне редко, то она тотчас же вызывала целую ватагу адвокатов — самых дорогих, и они мгновенно вытаскивали ее из самых неприятных и безнадежных положений.

У полиции всегда оказывалось недостаточно доказательств и дело прекращали.

Даже недовольный чем-то клиент никогда не доносил на нее. Ни один сыщик не мог ее подловить.

Я вошел в комнату, где за столом красного дерева сидела пышная женщина лет тридцати с небольшим. У нее были серебристо-светлые волосы и глаза, которыми она оценивала каждого входящего намного раньше, чем тот успевал пересечь толстый ковер между столом и дверью.

Улыбка ее казалась приветливой, но в глазах застыл явный холодок. Она несомненно учуяла от меня запах оружейного масла и поняла, что в моем кармане, там, где раньше лежал полицейский значок, теперь его нет.

Она пробурчала всего три слова:

— Что вам угодно?

— Передайте, пожалуйста, мисс Мэд, что я хотел бы с ней поговорить.

Меня зовут Пат Реган.

Ее брови поднялись медленно и несомненно вызывающе.

— Мы с ней старые друзья, — прибавил я.

В известной степени это была правда. Когда-то мы вместе с ней частенько возвращались из школы, а раза два я даже спасал ее от парней, покушавшихся на девичью честь. Оба раза мне от них изрядно доставалось. И тем не менее в моем голосе, видимо, прозвучали такие нотки, которые заставили даму поднять трубку, набрать номер и заговорить так тихо, что я не понял ни слова. Потом она повесила трубку и сказала:

— Ее секретарша сейчас выйдет.

— Спасибо.

У меня было минут пять, чтобы понаблюдать, что творится в этой фирме.

Туда-сюда сновали разные люди, в основном — женщины, самые разные худые и тощие, с шеями, наводившими меня на те же мысли, что и монсеньора Гильотена, когда он изобретал свою гениальную машину. Многие выглядели такими изголодавшимися, что на них смотреть было больно. На лицах у них выступали острые скулы, а покрой платьев и пальто напоминал песочные часы.

Волосы они укладывали по последней моде. И все они были плоскими, как доски, и только у некоторых на пальцах были обручальные кольца. О причине было совсем не трудно догадаться. А у меня они не вызывали никаких постыдных желаний.

И все же не все тут были такими. В кабинет вбежали две пышненькие веселые девушки, как будто для того, чтобы покрасоваться перед присутствующими. Они прошелестели нарядными платьями, которые могли свести с ума любого мужчину, и упорхнули куда-то в другую комнату.

Какая-то девушка в зеленом платье и со слишком мудрым личиком прикоснулась к моей руке и сказала:

— Прошу вас, мистер Реган.

Мы направились по длинному коридору мимо кабинетов, свернули за угол, и она распахнула дверь.

— Пожалуйста, сюда, — пригласила она.

Я поблагодарил ее, вошел в кабинет и оказался перед женщиной, из-за которой меня в детстве так часто лупили.

— Привет, Мэд, — сказал я.

О ней можно было говорить все, что говорят обычно о красивой женщине — до тех пор, пока вам не удастся заглянуть ей в глаза. В этих черных глазах, блестевших одним цветом с иссиня-черными волосами, можно было открыть бездонные глубины, населенные доселе неизвестными и странными существами. На какое-то мгновение они наполнились чем-то, чем они и должны быть наполнены всегда, но это мгновение быстро прошло. Ее губы были словно красные лепестки цветов, а зубы блестели необыкновенной белизной. В уголках губ сидела чуть заметная улыбка.

— Реган! Вот это да!

— Да, я. Давно не виделись, Мэд!

— Зато я часто читала о тебе.

— Ничего удивительного.

Мэделяйн Штумпер протянула мне руку и предложила сесть.

— Ты чертовски хороша, Мэд, — сказал я, усаживаясь.

Она улыбнулась несколько шире.

— Какое эмоциональное изъявление чувств! Недавно председатель АТР целый час пытался сказать мне то же самое.

— У меня нет столько времени, я спешу.

— У тебя его никогда не было.

— Согласен. К тому же я не особенно разговорчивый.

— Зато драчливый, — протянула она. — Принесло это тебе какую-нибудь пользу в жизни?

— Тогда я думал, что да.

— А сейчас?

— Все течет, все меняется, мы тоже.

В ее глазах снова появилось какое-то неясное выражение, смешанное с грустью.

— А жаль, что не все можно изменить.

— Может быть, и можно.

— О-о-о!

Я полюбовался на нее, а потом спросил:

— Тебе знакома рыжая стерва, которую зовут Милдред Свисс?

— Я не читаю газеты.

— Я совсем не это имел в виду.

— Реган...

— Скажи просто: да или нет?

— Неужели ты думаешь, это так просто?

Я понял, на что она намекала. Достав бумажник, я показал ей то место, где у полицейского должен быть прикреплен форменный значок.

— И вот что я хочу сказать, Мэд. Я слишком хорошо знаю, что такое твое агентство и чем здесь занимаются кроме основной работы. Захоти я, и давно бы прихлопнул эту лавочку. Но тогда бы на нас принялись давить многие известные личности и мы решили, что овчинка не стоит выделки.

Сейчас я здесь не по делам службы и, откровенно говоря, мне все равно, на что ты тратишь время и силы. Я не идеалист и не собираюсь улучшать мир.

Сейчас я пришел к тебе по личному делу и задал вопрос, касающийся меня лично. Твой ответ нигде не будет зафиксирован и никогда не будет использован против тебя.

— Ладно... Конечно, я ее знала, Реган. Но на меня она никогда не работала.

— Правда?

— Да.

— А как ты ее знала?

Мэд пожала плечами и откинула за спину роскошные волосы.

— Мне ведь тоже по долгу службы приходится интересоваться, что у меня за конкуренты, если речь идет о совсем маленьких людях. Я держу в памяти множество мелких людишек, вроде нее. Куча разных имен...

— В общем, она продажная девка, так?

— Не в обычном смысле. Она была в заведении у Мэйса, пока прокурор не разогнал эту лавочку. Потом она, скорее всего, работала в одиночку. — Мэд сморщила лоб и добавила:

— Она не часто позволяла себе такие вещи и, похоже, ждала чего-то более серьезного.

— Замужество?

Мэд утвердительно кивнула.

— Мне кажется, в основном они все такие.

— А ты? — усмехнулся я, но она выдержала мой взгляд.

— И я когда-то подумывала об этом, но у меня ничего путного не получилось. Я успела слишком хорошо познакомиться с изнанкой жизни, — на ее глаза упала тень, прежде чем она отвела их.

— Что еще ты знаешь об этой девушке?

— Что она жила в апартаментах, кажется, Рэя Хилквиста.

— Книгоиздателя?

— Он был, наверное, самой крупной фигурой в районе и доверенным многих миллионеров, пока не погиб из-за несчастного случая.

Я не стал говорить ей, что это был вовсе не несчастный случай. Было только похоже на него, потому что так было задумано, а для противного не было доказательств. Но мы-то были почти уверены, что тут речь шла только об убийстве. Это дело, собственно, до сих пор не было раскрыто.

— А чем она вообще занималась?

Мэд снова пожала плечами.

— Я же не следила за ней. Может, нашла кого другого, — она бросила на меня какой-то странный взгляд и сказала:

— Если хочешь, я узнаю. Ну что, узнавать?

Я поднялся, взял шляпу и непроизвольно потянулся поправить пистолет, которого у меня больше не было.

— Было бы очень неплохо, — сказал я, направляясь к двери. У выхода я повернулся. — Пообедаем вместе?

— Не откажусь, — промурлыкала она и вновь улыбнулась той самой улыбкой, которую дарила мне когда-то, когда я защищал ее от хамских выходок парней.

Джордж Лукас ждал меня в том же здании, где проходило первое слушание моего дела. Со своей обычной загадочностью он передал мне большой коричневый конверт с пятью тысячами, которыми меня пытались утопить в дерьме и превратить в убийцу.

— Как видишь, старина, все оказалось довольно просто, — улыбнулся Джордж.

— Это еще не все.

— Ну и что? Ты же освобожден и отстранен от должности, пока не выяснят подробности исчезновения материалов на Маркуса. Теперь они говорят только о «небрежности», и самое плохое, что может тебя ждать — это что ты опустишься до обычного прохожего.

— Пять тысяч — слишком мало за такой спуск.

— Ты еще забыл про мои десять процентов.

— В таком случае возьми-ка их лучше сразу, — заявил я, протягивая ему конверт.

Но он даже не шевельнулся.

— Это я уже сделал, — расхохотался Джордж. — А теперь надо потолковать о деле. По-моему, лучше всего для этого отправиться к Винни.

Я не стал возражать, и такси доставило нас к ресторану Винни, а тот выделил столик в самом углу. Кроме нас, в зале никого не было.

Когда мы устроились поудобнее, Джордж спросил:

— А все-таки, Пат, как эти деньги могли очутиться в твоей квартире?

— Очень просто. У меня самый обыкновенный замок, и тому, кто хотел залезть ко мне, надо было просто захватить отмычку.

— А кто имеет доступ к твоим ключам?

Я задумчиво потер подбородок.

— Я об этом уже думал. Есть две возможности: или у него был контрольный ключ, такой, как, скажем, у слесаря, или он сделал слепок с моего ключа. Он висит на кольце вместе с ключом от машины, и если я оставляю свою машину, а пользуюсь служебной, то часто оставляю связку в замке.

— Джордж прищурился и проворчал:

— Ардженино?

— А почему бы и не он?

— Ты считаешь, он способен на такое?

Я пожал плечами, хотя и помнил, что Ардженино меня буквально ненавидел.

— А разве такого раньше не случалось?

— Тогда значит, его кто-то купил.

Я молча взглянул на Джорджа.

— На него никогда не падало ни малейших подозрений. Он считается прилежным полицейским. Повторяю, ни малейших подозрений, — прибавил Джордж.

— А мне он не нравится.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего определенного, просто такое чувство, — я снова поднял глаза.

— Помнишь Вельха, мы его еще прозвали Голландцем?

— Еще бы не помнить!

— Он пристрелил шесть или семь человек, и все это было оправдано служебной необходимостью и выполнено безукоризненно. Но потом он слишком далеко зашел в развлечениях и угодил-таки за решетку. Вот точно такой же тип и Ардженино.

— Но ты ведь не сможешь обвинить его только потому, что он тебе не нравится!

— Это да, но раньше или позже я его все равно уличу.

— Это на тебя похоже.

Я усмехнулся, глядя на его встревоженное лицо, и сказал:

— Как знать, может быть, мне ничего не придется делать. Чует мое сердце — этот парень замешан в грязных делах, и я уверен: рано или поздно все выплывет. Не волнуйся, Джордж, я не собираюсь делать глупостей. А теперь давай лучше о другом.

Я потратил примерно час, чтобы рассказать все, что сам знал о Маркусе и о том, как, по-видимому, будет перестраиваться синдикат. Я так долго занимался этим делом, что у меня до сих пор стояли перед глазами детали предполагаемой перестройки. Я был почти уверен, что именно так они и поступили, потому что думал и действовал так же, как люди из синдиката.

Джордж не перебивал меня, только записывал все, а потом сложил записи в папку и защелкнул замочек.

— Отлично, — сказал он. — Будь уверен, я позабочусь об этом. А эти деньги тебе помогут. Только хоть иногда давай о себе знать.

— Конечно.

Джордж положил деньги на стол и ушел.

Оставшись один, я зашел в телефонную будку и позвонил в бюро Джерри Нолану.

— Привет, это Реган.

— Я уже знаю, чем закончилось административное расследование, сообщил он.

— Но дело-то еще не закончилось. Теперь меня обвиняют в небрежности, а это меня тоже не устраивает. Я делал все, как полагается в таких случаях, так что о небрежности и речи быть не может. Ты и сам отлично знаешь.

— Может быть, дисциплинарная комиссия тоже так считает... Чего тебе еще?

— Достань несколько фотографий Маркуса после смерти. Я у Винни.

— Ты же его и так знаешь, Пат.

— И все-таки мне надо глянуть на него еще разок. Сейчас мне многое стало ясно.

Джерри покорно вздохнул и сказал:

— Ну хорошо, жди меня там, я скоро буду.

Через двадцать минут он уже сидел напротив, а на столе передо мной лежали большие фотографии. Смотреть на них было неприятно. Все шесть пуль попали в голову, а одна к тому же оторвала мизинец. Наверное, в последний момент он пытался защититься.

Джерри хмуро смотрел на меня.

— Мы бы и до сих пор еще сомневались, он это или не он, если бы не этот палец. Он валялся у камина. Два зуба из его искусственной челюсти впились в дерево, а три вместе с оставшейся пластинкой валялись на полу.

Челюсть у него была по специальному заказу, так что ее оказалось легко опознать, на удивление легко. Протезист, который ее делал, узнал ее сразу, да и лаборатория подтвердила.

— Я знаю. А не было еще каких-нибудь признаков, по которым можно бы опознать труп?

— Черт возьми! Да ведь большего и желать не надо!.. Но вообще-то ничего другого не было.

— Джерри...

— Да?

— Было бы намного лучше, если бы это действительно я убил.

— А ты уверен, что это сделал не ты?

— Уверен!

— Ну и...

— Было бы то же самое, но не так быстро. Я бы тщательно довел дело до конца и передал в секретариат суда. Колесо юстиции, хотя и медленно, но заворочалось бы и в конце концов его прикрепили бы к тому знаменитому стулу в Синг-Синге, на котором на человека надевают капюшон, а к телу подводят электроды. Нет, это был не я.

— Знаю, — коротко сказал Джерри. — Теперь я это знаю.

— Знаешь? Откуда?

— Ты никогда бы не совершил такого убийства. Я видел, как ты сажал убийц на стул. К тому же ты слишком долго копался в этом деле, Пат.

— Я и сейчас все еще живу этим делом.

— Тогда расскажи, как было на самом деле?

Я смешал фотографии, как карты, сделал из них что-то вроде колоды и передал Джерри.

— Кто-то решил убрать Маркуса с дороги. Этот кто-то посчитал, что время Маркуса кончилось. Они хотели вывести его из игры и это им удалось.

А я тут сработал громоотводом. Хотя это им совсем не удалось.

— Кто бы это мог быть, Реган? — поинтересовался Джерри с бесстрастным лицом, какое можно увидеть у преступника на допросе.

— Вот это ты и должен выяснить. Теперь это твоя задача. Я-то ведь больше не полицейский и к тому же у меня нет значка.

— И оружия нет?

— Само собой.

— Но ведь тебя еще не уволили.

— Да, пока не уволили.

— Выходит, пока еще рано вешать нос.

— А я и не вешаю, но ты, я думаю, понимаешь — настроение у меня сейчас не на высоте. Кому-то надо их подстегнуть, ведь дело-то идет о моей голове.

— Частично ты сам виноват. Если кто и знал, кто стоит выше Маркуса, так это ты — Патрик Реган. Наверное, к ним что-то просочилось. В конце концов он отличался от других членов синдиката. Он долго лез по служебной лестнице, пока не заполучил большую власть. А очень больших людей из игры быстро не выводят, даже в таких организациях. У них свои правила игры, но и революции у них случаются редко.

— Иногда все-таки случаются, — заметил я. — А что слышно новенького?

Джерри откинулся на спинку стула и некоторое время изучал потолок.

— В каком плане?

— Связался ли, например, с тобой Ван Ривс по поводу этой Милдред Свисс?

— Да.

— Это та самая рыжая, которая сажала меня в такси.

Он пристально посмотрел на меня и возмутился:

— И ты только сейчас об этом говоришь?

— Ее последний контакт — Рэй Хилквист. Она жила с ним.

— Откуда ты все это раскопал?

— Мне же приходится бороться за свою жизнь, — напомнил я ему.

Джерри задумчиво смотрел на меня.

— Маркус и Хилквист были связаны друг с другом. Ничего такого, за что можно было бы им накинуть веревку на шею, в этой связи не было, но тем не менее они хорошо знали друг друга, — он, видимо, что-то вспомнил и продолжил:

— Однажды они повздорили, причем речь шла о женщине. Мы выяснили, что синдикат помирил их. Их поставили перед выбором: или — или.

Они, само собой, не захотели, чтобы их бизнес погиб из-за какой-то шлюхи.

И все успокоилось, потому что слишком высоки были ставки... А сейчас ты дал мне, похоже, слишком большой козырь.

— Так используй его!

— Я и хочу, — он опять внимательно посмотрел на меня. Только ты сам веди себя тихо. — Джерри поднялся. — А то от одного твоего взгляда становится жутко.

— Еще не одному человеку станет жутко от этого взгляда, пока дело не закончится, — пробормотал я.