Кстати, не только врачи! — продолжал он, охваченный внезапным приступом гнева, и девушка невольно содрогнулась. — Каждый начнет уверять, что своим исцелением Вы обязаны именно ему. Диетолог не забудет похвалить патентованные пшеничные ростки и рисовое печенье, священник падет ниц и вознесет хвалу Господу за то, что Он услышал его молитвы, а генетик сядет на своего любимого конька и заверит, что у Ваших предков была такая же ремиссия, только они ни о чем не догадывались.

— Прошу вас, не надо, — вскрикнула она, но мужчина уже не мог остановиться.

— Знаете, какая у меня профессия? Инженер в квадрате: механик и электрик, с дипломом юриста.Окажись Вы настолько глупы, чтобы рассказать, что здесь произошло (надеюсь все-таки на лучшее, но если ошибусь, знаю, что предпринять в свою защиту), мне светит порядочный срок за занятие врачебной практикой без разрешения. Кроме того можете обвинить меня в насилии, — я ведь вонзил шприц в Вашу плоть, — и даже в похищении, хотя для этого придется доказать, что Вас вынесли прямо из медицинской лаборатории. Никто никогда не поверит, что я просто взял и вылечил больную раком. Вы не знаете, кто я, правда?

— Я даже не знаю, как Вас зовут...

— А я Вам этого не скажу. Я тоже не знаю Вашего имени.

— Ну, меня...

— Пожалуйста, не говорите! Не желаю ничего знать! Я хотел заняться Вашей опухолью, поэтому Вы здесь. А теперь хочу, чтобы Вы вместе с ней ушли, как только придете в себя и наберетесь сил. Я достаточно ясно выразил свою мысль?

— Позвольте мне одеться, — произнесла она, — и я немедленно уйду.

— Без прощальной речи о моральном долге и любви к человечеству?

— Да, да. — Неожиданно злость пропала, и она почувствовала жалость к этому человеку. — Я просто хотела Вас поблагодарить, вот и все. Что тут плохого?

Он тоже успокоился. Подошел к кровати и присел, так что их лица оказались совсем близко.

— Это очень мило с Вашей стороны, — мягко произнес он, — несмотря на то, что добрые чувства испарятся, скажем, дней через десять, когда Вас убедят в «ремиссии», либо через полгода, год, два, пять лет, — после того, как обследования будут раз за разом давать отрицательный результат.

В его словах сквозила такая печаль, что она не удержалась и дотронулась до руки, которой он держался за край кровати. Мужчина не убрал ее, но и не показал, что тронут ее участием.

— Почему же Вас нельзя поблагодарить за то, что Вы для меня сделали?

— Это стало бы символом Вашей веры, — холодно отозвался мужчина, — а ее уже нет, если она вообще когда-нибудь была.

Он поднялся и пошел к двери.

— Не уходите сегодня. Уже темно, дороги Вы не знаете. Увидимся завтра утром.

А утром дверь оказалась открытой. Постель заправлена, все белье, которым она пользовалась, — простыни, наволочка, полотенце, — аккуратно сложено на стуле.

Девушка исчезла.

Он вышел во внутренний двор и погрузился в созерцание бонсаи.

Лучи утреннего солнца золотили верхушку кроны, придавая изогнутым серовато-коричневым, казавшимся бархатистыми сучьям выразительность барельефа. Лишь тот, кто вместе с бонсаи проходит весь цикл жизни дерева, растит его, словно сына, — подлинный хозяин (есть еще владельцы, но это низшая порода), по-настоящему сознает существующую между деревом и человеком связь.

Бонсаи обладает индивидуальностью, поскольку это живое существо, а живому свойственно меняться, а еще стремиться развиваться согласно своим желаниям. Человек смотрит на дерево, рисует в воображении форму, которую оно должно принять, чтобы удовлетворить его чувство прекрасного, и начинает реализовывать свой замысел. Дерево, напротив, ограничено своими раз и навсегда закрепленными возможностями; оно погибнет, но не сделает чего-либо, не свойственного деревьям, никогда не нарушит времени, отведенного Природой на тот или иной жизненный цикл. Поэтому формирование бонсаи — это всегда компромисс, всегда взаимное уважение.

Человек не способен сам создать бонсаи; не может себя превратить в нечто, находящееся на стыке природы и искусства, и дерево. Всё должно происходить, основываясь на постепенновозникающихпонимании, воле к сотрудничеству, что требует долгого времени. Человек помнит свое бонсаи — каждую веточку, трещинку, каждую иголку — и часто бессонной ночью или когдавыдается свободная минутка за тысячи миль от дома чертитв памяти линию ствола или ветки и планирует будущее своего дерева. Используя проволоку, воду и освещение, траву, забирающую влагу, заслоняя определенную сторону тканью, прикрывая корни, человек объясняет бонсаи, чего он хочет. Если указания обозначены ясно, оно откликнется и будет послушно воле хозяина. Почти послушно. Ибо всегда существуют чисто индивидуальные отклонения от запланированной формы, возникающие как проявления чувства собственного достоинства: «Ладно, я сделаю так, как ты хочешь, но сделаю это по-своему». Иногда дерево может представить человеку ясное и логическое объяснение подобных отклонений, но чаще всего словно с улыбкой говорит хозяину, что, прояви он больше понимания и любви, мог бы избежать такого.

Бонсаи — живая скульптура. Ни одно изваяние на свете не творится так медленно, и порой неясно, кто создает его — человек или само дерево.

Он стоял уже минут десять, любуясь золотыми отблесками на верхних ветвях. Потом подошел к резному деревянному ящику и вытащил потрепанную тиковую тряпку. Открыв одну из стеклянных стенок павильона, он накрыл тканью землю и корни с одной стороны, оставив противоположную открытой для ветров и влаги. Возможно, через какое-то время — месяц или немного позже — один из побегов, сейчас старательно тянущийся вверх, уловит указание человека, а равномерное поступление влаги окончательноубедит его дальше растигоризонтально. Если нет, придется применить сильнодействующие аргументы: проволоку, бандажи. Не исключено, что даже после подобных доказательств дерево будет настаивать на своем варианте роста, и сделает это так убедительно, что хозяин откажется от задуманного плана. Так завершится непростой, терпеливый, обогативший обе стороны диалог.

— Добрый день!

— Ах, черт возьми! —рявкнулон. — Из-за Вас чуть язык не откусил! Я думал, Вы ушли.

— Так и было. — Она сидела в тени под стеной, повернувшись к павильону. — Но я задержалась, чтобы немного побыть с Вашим деревом.

— Ну и?..

— Я много думала.

— О чем?

— О вас.

— А сейчас?

— Послушайте, — решительно начала она. — Ни к какому врачу, ни на какие обследования я идти не собираюсь. Я не хотела уходить прежде, чем скажу это и увижу, что Вы мне поверили.

— Пойдемте, перекусим.

— Не могу. Ноги затекли.

Не раздумывая, он подошел к ней, подхватил на руки и понес. Обняв его за шею и глядя пристально в лицо, она спросила: — Вы мне верите?

Он не сбавил шаг, и лишь оказавшись возле деревянного ящика, остановился и поймал ее взгляд. — Верю. Не знаю, почему Вы решили так поступить, но все равно верю.

Он посадил девушку на ящик.

— Это символ веры, о котором Вы говорили. — Ее лицо было сосредоточенным, решительным. — Наверное, Вы заслужили такое хоть раз в жизни. Чтобы никогда больше не пришлось повторять, что сказали мне.

Она осторожно стукнула пятками по каменному полу и скривилась.

—Ух ты! Ну и мурашки!

— Я вижу, Вы основательно все обдумали.

— Да. Можно я продолжу?

— Конечно.

— Вы ожесточились, Вас не отпускает страх.

Казалось, он в полном восторге от ее слов. — Рассказывайте дальше!

— Нет, — спокойно откликнулась она. — Вы сами расскажите. Я считаю, что в этом суть проблемы. Почему Вы всегда такой сердитый?

— Нет, неправда.

— Почему Вы такой сердитый? Почему?

— Повторяю, это неправда. Хотя, — беззлобно добавил он, — Вы делаете все, чтобы я таким стал.

— Спрашиваю еще раз: почему?

Ей показалось, что он необычно долго смотрит на нее.

— Вы действительно хотите знать причину?

Она молча кивнула.

Мужчина описал рукой круг. —Какпо-вашему, откуда тут все взялось — дом, участок, аппаратура?

Она замерла, выжидательно глядя на него.

— Система удаления выхлопных газов. — Голос мужчины звучал хрипловато. Знакомый признак. — При выходе из двигателя они совершают вихревое движение. Несгоревшие частицы откладываются на стенках глушителя на слой стекловаты, которую можно вынуть и заменить свежейчерезнесколько тысяч миль. Остаток выхлопа воспламеняется запальной свечой. Таким образом, сгорает все, что способно гореть, жар разогревает топливо, а остатки вновь осаждаются на вату, которой хватает на пять тысяч миль. То, что в конечном итоге выходит наружу, может считаться, — по крайней мере, по нынешним нормам, — практически полностью очищенным от вредных элементов. А благодаря подогревудостигается б

— Значит, Вы заработали на этом целую кучу денег.

— Да, заработал кучу денег, — повторил он. — Но вовсе не потому, что мое изобретение способствовало чистоте воздуха и активно внедрялось. Его купила одна автомобильная фирма, чтобы хранить секрет за семью замками; конечно, им не понравилось новшество, ведь установка системы на новых моделях требовала дополнительных затрат. А раз повышается эффективность двигателя, изобретение не пришлось по вкусу и их дружкам из топливной промышленности. Что делать!

Человек учится на собственных ошибках. Я такой ошибки никогда больше не совершу. Но Вы правы, — я рассержен. Злость кипела во мне,ещекогда я, молодой парень, служил на танкере. Как-то раз мне велели хорошенько надраить переборку с помощью серого мыла и тряпки. Я сошел на берег, купил средство для мытья, которое оказалось лучше, дешевле и отмывало грязь гораздо быстрее. Показал его боцману и сразу получил по физиономии за то, что хотел стать умнее его. Правда, он был тогда пьян... Но самое худшее началось потом. Вся команда — старые морские волки — объединилась против меня. Они называли менястукачом, а на корабле это самое обидное прозвище. Я никак не мог понять, почему люди с таким ослиным упрямством сопротивляются любым проявлениям прогресса.

Я боролся с этим всю жизнь. В мозгу у меня вечно работает какое-то устройство, которое заставляет вновь и вновь спрашивать: почему надо делать непременно так? Почему нельзя сделать вот так? Любое событие провоцирует работу мысли, возникают новые проблемы, а они рождают изобретения. Главное — не останавливаться, особенно если хочешь получить ясные ответы, ведь они рождаются лишь после того, как задаешь вопросы. А нынешняя публика просто не желает задавать себе новые вопросы...

Я получил кучу денег за вещи, которые никогда не будут служить людям. То, что меня вечно трясет от злости, — моя, и только моя вина, потому что все-таки я не могу удержаться от новых вопросов, а стало быть, ищу ответы. Здесь, в этой лаборатории, имеется полдюжины по-настоящему стоящих изобретений, и еще штук пятьдесят существует пока лишь у меня в голове. Но разве нужны они в мире, где люди охотнее перебьют друг друга, стоя в пустыне, даже если им доказать, что можно превратить ее в цветущий оазис? В мире, где миллионы уходят на разведку и освоение нефтяных месторождений, хотя имеется бесчисленное множество доказательств, свидетельствующих, что подобный вид топлива несет нам всем погибель!

Да, я вечно сердит, но разве у меня недостаточно причин для этого?

Она терпеливо ждала, когда тишина поглотит эти гулкие тирады, развеет их эхо в свежем утреннем воздухе. Потом помолчала еще немного, чтобы до него дошло: сейчас он не сидит здесь наедине со своим вечным спутником — гневом. У него есть собеседница. Наконец, мужчина понял это и смущенно улыбнулся.

— А что, если Вы неверно формулируете свои вопросы? — заговорила она. — Возможно, люди, живущие по старым правилам, действительно стараются не забивать голову мыслями о будущем. Но я знаю одно правило, над которым стоит задуматься: «Еслитыверно задал вопрос, то уже получил ответ».

Она сделала паузу, чтобы убедиться, что он слушает.

— Ну, вот, например, Вы опустили руку на кусок раскаленного железа. Можно задать себе вопрос: «Что делать, чтобы она не сгорела?». Ответ очевиден, правда? Если мир не хочет принимать Ваши изобретения, можно ли так сформулировать вопрос, чтобы в нем содержался ответ, почему происходит именно так, а не иначе?

— Тут все ясно, — коротко сказал он. — Люди глупы.

— Это неправильный ответ, и Вы сами прекрасно знаете это.

— Интересно, как же выглядитправильный?

— Представления не имею! Могу сказать одно: для людей главное, — не что делать, а как. Вы ведь уже знаете, как поступать с бонсаи, чтобы он рос, повинуясь Вашим пожеланиям?

— Ах ты, черт!

— Люди тоже живые существа, им также свойственно расти. Я не имею и сотой доли Вашего опыта обращения с бонсаи, но почему-то уверена, что когда Вы начинаете их формировать, они редко бывают здоровыми, стройными, сильными деревцами. Но именно изсамыхчахлых и искривленных могут вырасти самые красивые экземпляры. Помните об этом, если беретесь формировать всё человечество!

— То, что Вы сказали... Не знаю, что лучше, — рассмеяться в лицо или стукнуть по нему хорошенько!

Девушка встала. Только сейчас он заметил, какая она высокая и стройная.

— Наверное, мне лучше уйти.

— Нет-нет, продолжайте. Я ведь не в прямом смысле!

— Да нет, я совсем не испугалась. Просто мне лучше уйти сейчас.

— Боитесь задать следующий вопрос? — теперь он сумел угадать ее мысли.

— Ужасно.

— Все-таки попробуйте.

— Нет.

— Хорошо, я спрошу вместо вас. Вы сказали, что я рассержен, ожесточился, что меня не отпускает страх. Хотите знать, чего я боюсь?

— Да.

— Вас. Я смертельно боюсь вас.

— Не может быть!

— В Вас есть что-то вызывающее на откровенность, — с трудом произнес мужчина. — Знаю, знаю, что Вы сейчас думаете: боится сблизиться с другим человеком. Боится всего, с чем нельзя справиться при помощи отвертки, спектроскопа или таблицы косинусов и тангенсов. Да. С этим я ничего не могу поделать.

Он очень старался сохранить в голосе иронию, но руки предательски дрожали.

— С этим Вы справитесь, поливая лишь одну сторону или выставляя ее на солнце, — мягко сказала девушка. — Просто обходитесь с ним, как с любым живым существом, неважно, бонсаи это или женщина, — и оно станет таким, как Вы хотите. При условии, что сумеете остаться самим собой. — Не жалейте ни времени, ни усилий. Вложите в него часть себя.

— Наверное, можно считать это своеобразным предложением. Почему?

— Я сидела здесь почти всю ночь. В результате мне пришла в голову одна безумная мысль. Как Вы думаете, могут два чахлыхскрюченныхдеревца сформировать друг из друга бонсаи?

— Как тебя зовут?..