Вот и все. Но этого моему критику мало. Ему непременно нужно превратить мой исторический очерк возникновения капитализма в Западной Европе в историко-философскую теорию о всеобщем пути, по которому роковым образом обречены идти все народы, каковы бы ни были исторические обстоятельства, в которых они оказываются, - для того, чтобы придти в конечном счете к той экономической формации, которая обеспечивает, вместе с величайшим расцветом производительных сил общественного труда, наиболее полное развитие человека. Но я прошу у него извинения. Это было бы одновременно и слишком лестно и слишком постыдно для меня... Таким образом, события, поразительно аналогичные, но происходящие в различной исторической обстановке, приводят к совершенно разным результатам. Изучая каждую из этих эволюций в отдельности и затем сопоставляя их, легко найти ключ к пониманию этого явления; но никогда нельзя достичь этого понимания, пользуясь универсальной отмычкой какой-нибудь общей историко-философской теории, наивысшая добродетель которой состоит в ее надисторичности." В этом отрывке из письма К. Маркса в редакцию "Отечественных записок" по сути заключены все ответы на вопросы о характере Октябрьской революции.
      Россия, несмотря на относительно быстрое развитие капитализма после 1861 года, отставала от стран Запада по всем пунктам - от образования до производства стали. Россия не успела развиться в буржуазное государство хотя бы по существу, то есть экономически, не говоря уж о политическом развитии, а уже была привязана к развитому капитализму Запада. К октябрю 1917 года Россию душили в "объятиях" иностранные капиталы.
      И своеобразие положения заключалось в том, что в феодальном абсолютистском государстве с деспотической властью царя, существовала буржуазия, которая не могла возглавить буржуазную
      революцию (доказательства - 1905 год, февраль 1917 года и доследующие события). "Немецкая буржуазия развивалась так вяло, трусливо и медленно, что в тот момент, когда она враждебно противостояла феодализму и абсолютизму, она сама оказалась враждебно противостоящей пролетариату и всем слоям городского населения, интересы и идеи которых были родственны пролетариату. Она увидела во враждебной позиции по отношению к себе не только класс позади себя, но и всю Европу перед собой. В отличие от французской буржуазии 1789 года прусская буржуазия не была тем классом, который выступает от имени всего современного общества против представителей старого общества, монархии и дворянства. Она опустилась до уровня какого-то сословия, обособленного, как от короны, так и от народа, оппозиционно настроенного по отношению к ним обоим, нерешительного по отношению к каждому из своих противников в отдельности, так как она всегда видела их обоих впереди или позади себя; она с самого начала была склонна к измене народу и к компромиссу с коронованным представителем старого общества, ибо она сама уже принадлежала к старому обществу, она представляла не интересы нового общества против старого, а обновленные интересы внутри устаревшего общества, она стояла у руля революции не потому что за ней стоял народ, а потому, что народ толкал ее впереди себя; она находилась во главе не потому, что представляла инициативу новой общественной эпохи, а только потому, что выражала недовольство старой общественной эпохи; то был пласт старого государства, который сам не пробил себе дороги, но силой землетрясения был выброшен на поверхность нового государства; без веры в себя, без веры в народ, брюзжа против верхов, страшась низов, эгоистичная по отношению к тем и другим и сознающая свой эгоизм, революционная по отношению к консерваторам и консервативная по отношению к революционерам; не доверяющая своим собственным лозунгам, с фразами вместо идей, боящаяся мирового урагана и эксплуатирующая его в свою пользу; лишенная всякой энергии, представляющая собой сплошной плагиат, она пошла, потому что в ней нет ничего оригинального, она оригинальна в своей пошлости, она торгуется сама с собой, без инициативы, без веры в себя, без веры в народ, без всемирно-исторического призвания - точно старик, над которым тяготеет проклятие, осужденный на то, чтобы извращать первые молодые порывы полного жизни народа и подчинять их своим старческим интересам старик без глаз, без зубов, полная развалина - такой очутилась прусская буржуазия после мартовской революции у руля прусского государства." Поразительно! Заменив "немецкая", "прусская" на "русская", мы получаем словно в волшебном зеркале полную характеристику русской буржуазии в марте 1917 года.
      Но буржуазная революция назрела, она была необходима и неминуема. И было кому возглавить ее помимо буржуазии - рабочему классу. Так и произошло в феврале 1917 года. Больше того, была сильная организация профессиональных революционеров, идеологией которых был марксизм, то есть интересы пролетариата, да и всего народа, партия, которая считала, что она должна возглавить революцию (хотя, естественно, большевики считали, что революция будет называться несколько иначе - социалистической). "Мне думается, что в одно прекрасное утро наша партия, благодаря беспомощности и вялости всех остальных партий вынуждена будет стать у власти, чтобы в конце концов проводить все же такие вещи, которые лежат непосредственно не в наших интересах, а в интересах общереволюционных и в интересах специфически мелкобуржуазных; в таком случае под давлением пролетарских масс, связанные своими собственными, в известной мере ложно истолкованными и выдвинутыми в порыве партийной борьбы печатными заявлениями и планами, мы будем вынуждены производить коммунистические опыты и делать скачки, о которых мы сами отлично понимаем, что они несвоевременны. При этом мы потеряем головы, надо надеяться, только в физическом смысле, - наступит реакция и прежде, чем мир будет в состоянии дать историческую оценку подобным событиям, нас станут считать не только чудовищами, на что нам было бы наплевать, но и дураками, что уже гораздо хуже. Трудно представить себе другую перспективу. В такой отсталой стране, как Германия, в которой имеется передовая партия и которая втянута в передовую революцию вместе с такой передовой страной, как Франция, - эта передовая партия должна обязательна очутиться у власти, как только дело дойдет до серьезного конфликта и как только будет угрожать действительная опасность. А для этой партии это было бы во всяком случае преждевременным. Однако все это не важно, и самое лучшее, что можно сделать, - это уже заранее подготовить в нашей партийной литературе историческое оправдание нашей партии на тот случай, если это действительно произойдет." Ну, что здесь можно сказать? Остается только еще раз написать "поразительно" и поставить страницу восклицательных знаков! Единственное, чего не мог предвидеть Энгельс так это того, что все произойдет через 64 года в России и в совершенно других условиях империализма, в условиях, когда классовая борьба и борьба за национальную свободу исключат возможность реакции в старом смысле слова, и реакция должна будет наступить, так сказать, изнутри самой революции.
      "Октябрьская революция" была не самостоятельной революцией, а одним из этапов Великой Русской революции 1917-1920 годов. Она была продолжением Февральской революции или, если угодно, февральских событий, февральского восстания. За восемь месяцев после Февраля буржуазия поставила своим "руководством" страну перед национальной катастрофой. Шутка истории состояла в том, что для того, чтобы завершить буржуазную революцию, необходимо было избавиться от буржуазии. В этом, впрочем, нет ничего принципиально нового нечто похожее происходило во Франции - якобинцы рубили головы буржуа, стараясь как можно быстрее и полнее осуществить буржуазную революцию, хотя, конечно, сами они воображали, что создают "царство равенства, братства и свободы." "Однако как ни мало героично буржуазное общество, для его появления на свет понадобились героизм, самопожертвование, террор, гражданская война и битвы народов." Якобинцы XX века сменили нерешительных русских буржуа, но в отличие от якобинцев конца ХУШ века не отдали власть назад буржуазии, точнее, она не смогла, да и не могла, ее у них отнять.
      К. Маркс говорил, что революции не совершаются по заказу. "Октябрьская революция" была "по заказу", то есть она и была не революцией, а переворотом - власть перешла от одной группировки к другой, что, кстати, отлично понимали непосредственные участники этого переворота, о чем я уже упоминал.
      Народ, особенно крестьяне (несмотря на то, что крестьяне получили землю из рук большевиков, они еще долго были настроены против них, против непонятной им "коммунии" - во многом это объясняется тем, что крестьяне надеялись получить землю мирным "законным" путем от Учредительного собрания), на первых порах встретили этот переход власти из одних рук в другие довольно равнодушно и даже враждебно. Но еще более равнодушным и враждебным было отношение к правительству Керенского, которое все настолько презирали, что даже монархически настроенные офицеры хотели прихода к власти большевиков, надеясь, что на скорых развалинах этой власти, легче будет вернуть на трон "возлюбленного императора".
      Крестьяне получили землю, дворян, буржуазию, интервентов сбросили в море.
      Теоретически перед Россией как будто открывалось два пути:
      1. Традиционный частнокапиталистический путь. Идти таким путем можно было бы, естественно, только во главе с буржуазией, частно владеющей средствами производства и обладающей политической властью.
      П. Этот второй путь я называю - государственным капитализмом. то есть с государственной (не общественной, не общенародной), а именно государственной, то есть принадлежащей государственной машине, которая при государственном капитализме тождественна новому классу государственных капиталистов) собственностью на средства производства, а затем и на все остальное.
      Разберем оба эти пути. Слабость буржуазии, ее заинтересованность в союзе с дворянством (в гражданской войне отечественная буржуазия играла столь незначительную роль, что ее можно сравнить с "актером без реплики" вроде лакея с подносом; ударной силой, причем ударной силой кого? иностранной буржуазии, потерявшей в России едва ли не больше, чем русская буржуазия - было дворянство), точнее - невозможность ее существования без дворянства и иностранного капитала, более сильного в России, чем сам русский капитал - могли быть предметом споров до Февраля 1917 года. В течение последовавших восьми месяцев была блестяще доказана самой русской буржуазией полная невозможность пребывания ее у власти. Безвластная власть русской буржуазии вела либо к военной диктатуре дворян, то есть к возврату старого царизма или даже еще более варварского, либо к превращению России в полуколонию Запада. Причем первое неминуемо означало и второе. Кроме того, буржуазия не разрешила и не могла такая буржуазия разрешить, главный вопрос русской революции - земельный, а значит в любом случае рано или поздно все должно было начаться сначала.
      Никто, ни один человек (или группа)в России не хотел, чтобы положение оставалось таким, каким оно стало после Февраля. Все хотели перемен - одни назад к прошлому, другие рвались вперед, третьи сами не знали, чего они хотели, причем часто и первое, и второе, и третье совмещалось в одном лице.
      Дворяне хотели восстановления монархии во всей ее первобытной прелести (я, разумеется, везде говорю о классах, о подавляющем большинстве, а не об отдельных липах, тем более, исключениях из правил, вроде дворянина большевика или выходца из рабочих или крестьян - белогвардейца), буржуазия хотела поставить на место рабочих, но монархии дофевральской не хотела (хотя и была готова согласиться с ней в крайнем случае) - хотела "более умеренной". Единственное, что русской буржуазии понравилось в буржуазном государстве, так это то, что она сама, так сказать - непосредственно, запускала руку в казну, воруя так и в таких размерах, как ей и не снилось даже при "царе-батюшке".
      Рабочий класс хотел (по крайней мере - большевики хотели, то есть несколько процентов от общей численности рабочих)сбросить со своей шеи буржуазию и, во всяком случае, рабочий класс хотел улучшения своего положения.
      Крестьяне хотели земли.
      И все, даже последний палач в белогвардейской контрразведке, хотели "истинной" свободы. Только понимал каждый свободу - по-своему.
      Это - желания. Сами по себе желания тоже значат много, но так уж устроена жизнь на нашей планете, ничего тут не поделаешь, что желания вторичны, а первичны - проявления экономики. "Мои исследования привели меня к тому результату, что правовые отношения, так же точно, как и формы государства, не могут быть поняты ни из самих себя, ни из так называемого общего развития человеческого духа, что, наоборот, они коренятся в материальных жизненных отношениях, совокупность которых Гегель, по примеру английских и французских писателей ХУШ века, называет "гражданским обществом", и что анатомию гражданского общества следует искать в политической экономии. Начатое мною в Париже изучение этой последней я продолжил в Брюсселе, куда я переселился вследствие приказа г-на Гизо о моей высылке из Парижа. Общий результат, к которому я пришел и который послужил затем руководящей нитью в моих дальнейших исследованиях, может быть кратко сформулирован следующим образом. В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения - производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обуславливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а. наоборот, их общественное бытие определяет их сознание. На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, или - что является только юридическим выражением последних - с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке. При рассмотрении таких переворотов необходимо всегда отличать материальный, с естественно-научной точностью констатируемый переворот в экономических условиях производства от юридических, политических, религиозных, художественных или философских, короче - от идеологических форм, в которых люди осознают этот конфликт и борются за его разрешение. Как об отдельном человеке нельзя судить на основании того. что он сам о себе думает, точно также нельзя судить о подобной эпохе переворота по ее сознанию. Наоборот, это сознание надо объяснить из противоречий материальной жизни, из существующего конфликта между общественными производительными силами и производственными отношениями. Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества. Поэтому человечество всегда ставит себе только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия ее решения уже имеются налицо, или, по крайней мере, находятся в процессе становления. В общих чертах, азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить как прогрессивные эпохи экономической общественной формации. Буржуазные производственные отношения являются последней антагонистической формой общественного процесса производства, антагонистической не в смысле индивидуального антагонизма, а в смысле антагонизма, вырастающего из общественных условий жизни индивидуумов; но развивающиеся в недрах буржуазного общества производительные силы создают вместе с тем материальные условия для разрешения этого антагонизма. Поэтому буржуазной общественной формацией завершается предыстория человеческого общества."
      Революции в Германии и Венгрии "по образу и подобию русской" не могли не потерпеть поражения именно потому что в отличие от России там не стоял так земельный вопрос, крестьянский, но были, конечно, и другие причины, главная из которых - частный капитализм еще далеко не исчерпал себя в этих странах, а те, кто встал во главе этих революций, довершили дело слепым копированием русского опыта, совершенно не подходящего для более развитых капиталистических стран. Это еще один довод против Ленина - в Германии, Венгрии создалась сходная с положением в России отчаянная обстановка, кроме двух главных моментов: более развитого капитализма и менее острого крестьянского, земельного вопроса. Ленин искал причины поражения Германской революции в "предательстве социал-демократов", "мировом империализме" и т.д., а действительные причины были куда более основательными, особенно в Германии; в менее развитой Венгрии, возможно, только прямая интервенция перетянула чашу весов. Но, если есть сила, которая организует крестьянство для борьбы за его крестьянские интересы - буржуазия или пролетариат, вернее организация, партия, считающая себя выразительницей интересов пролетариата, - в крестьянской стране, там победа обеспечена, как это т произошло в России. Польские крестьяне убивали красноармейцев не столько потому, что они были "москали", а потому, что Дзержинский, со свойственной ему решительностью, вместо того, чтобы продолжить раздачу земли крестьянам, начал организовывать коммуны на уже розданной буржуазным правительством земле. Жизнь ответила Дзержинскому столь же решительно.
      Ход мыслей Ленина известен - в феврале буржуазно-демократическая революция, потом "бурное развитие", а в октябре - революция социалистическая. Все это очень красиво и р-р-революционно, но за восемь месяцев Россия, конечно, не могла превратиться из крестьянской страны с отсталой, слаборазвитой промышленностью и неграмотным населением в высокоразвитую страну с преобладанием пролетариата. "Что если полная безвыходность положения, удесятеряя тем силы рабочих и крестьян, открывала нам возможность иного перехода к созданию основных посылок цивилизации, чем во всех остальных западноевропейских государствах? Изменилась ли от этого общая линия развития мировой истории? изменились ли от этого основные соотношения основных классов в каждом государстве, которое втягивается и втянуто в общий ход мировой истории?
      Если для создания социализма требуется определенный уровень культуры (хотя никто не может сказать, каков именно этот определенный "уровень культуры", ибо он различен в каждом из западноевропейских государств), то почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путем предпосылок для этого определенного уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы." Да потому, что "деревья не растут да небес", как говорил Энгельс, и нельзя собрать урожай до того как зреешь поле. Эта цитата - яркий пример того, как материалист, марксист Ленин под влиянием реальных общественных отношений стал идеалистом и бланкистом. Что это за проповедь исключительности русского пути? Причем здесь другие государства, когда речь идет о России? Никакая даже сверхбезвыходная ситуация не может открыть никаких возможностей, если нет материальных предпосылок. Здесь марксизмом и не пахнет. Чистейшей воды авантюризм. Уровень культуры как раз во всех развитых западноевропейских государствах был примерно одинаков и на порядок выше, чем в России, Ленину это было известно лучше, чем кому бы то ни было, т.к. половину сознательной жизни он прожил в этих странах и не мог не видеть разительного контраста. Кроме того, он сознательно или бессознательно, но передернул - суть вопроса не в "уровне культуры", если ты, конечно, стоишь на позициях марксизма, а в уровне экономики, но здесь же надо сказать, что в общем-то Ленин говорил правильно, при одном условии - если бы он говорил не о социализме, а о государственном капитализме.
      Каким образом народ остается ни с чем показывает опыт всех революций, так что нет ничего удивительного в том, что результатами борьбы воспользовалась кучка партийных вождей - государство, государственная машина, аппарат - перешли в их руки, что не значит, конечно, что субъективно они хотели именно такого развития событий. Я думаю, что они действительно верили в то, что строят социализм и т.д., но это ровным счетом не имеет никакого значения .
      Численность большевистской партии с лета 1917 года до окончания Гражданской войны колебалась от 200 до 400 тысяч человек, то есть составляла примерно 1/20 - 1/40 часть численности пролетариата России (если же учесть, что в партии были и крестьяне и ремесленники, и представители других слоев и групп населения, а верхушка партии состояла почти сплошь из выходцев из буржуазии, дворян и интеллигенции, то картина станет еще более ясной).
      Всю власть осуществляла РКП(б)? В-первых, не вся РКП(б), а ее аппарат, верхушка, которая едва ли составляла во все времена даже 1% от общей численности партии, но допустим даже, что вся партия властвует, хотя это и не так, но разве это можно назвать диктатурой пролетариата, когда 19/20 и более пролетариата отстранены от власти? А ведь пролетариат составлял в той России менее 1/10 от общей численности народа.
      Так чья же это диктатура? "Из того, что Бланки представляет себе всякую революцию как переворот, произведенный небольшим революционным меньшинством, само собой вытекает необходимость диктатуры после успеха восстания, диктатуры вполне понятно, не всего революционного класса, пролетариата, а небольшого числа лиц, которые произвели переворот и которые сами в свою очередь, уже заранее подчинены диктатуре одного или нескольких лиц... Однако и у наших лондонских бланкистов в основе лежит тот же принцип, что революции вообще не делаются сами, а что их делают; что их осуществляет сравнительно незначительное меньшинство и по заранее выработанному плану; и, наконец, что в любой момент может "скоро начаться". Какая убийственная характеристика "Великой Октябрьской социалистической революция"!
      Диктатура нескольких тысяч (на первых порах - скоро их станет намного больше)людей, частью сменивших, частью просто занявших места в старой государственной машине, заменивших старую, неспособную управлять страной, приведшую ее на грань краха, русскую буржуазию. Это диктатура новой буржуазии - государственный капитализм. "Но ни переход в руки акционерных обществ, ни превращение в государственную собственность не уничтожают капиталистического характера производительных сил. Относительно акционерных обществ это совершенно очевидно. А современное государство опять-таки есть лишь организация, которую создает себе буржуазное общество для охраны общих внешних условий капиталистического способа производства от посягательств как рабочих, так и отдельных капиталистов. Современное государство, какова бы ни была его форма, есть по самой своей сути капиталистическая машина, государство капиталистов. идеальный совокупный капиталист. Чем больше производительных сил возьмет оно в свою собственность, тем полнее будет его превращение в совокупного капиталиста и тем большее число граждан будет оно эксплуатировать. Рабочие останутся наемными рабочими, пролетариями. Капиталистические отношения не уничтожаются, а, наоборот, доводятся до крайности, до высшей точки. Но на высшей точке происходит переворот. Государственная собственность на производительные силы не разрешает конфликта, но она содержит в себе формальное средство, возможность его разрешения."
      Общее владение всех членов олигархии совместно производительными силами, а не отдельно каждым членом олигархии отдельными частями производительных сил, дает возможность назвать этот строй и олигархическим капитализмом, но на мой взгляд определение государственный капитализм лучше передает суть дела потому что по-существу олигархии средства производства и прочее не принадлежат в старом смысле этого слова - все принадлежит государству, то есть никому, но олигархия и каждый ее член, когда и пока он находится у власти распоряжаются ими (здесь разгадка того, почему каждый член класса государственных капиталистов от низших до высших с таким удивляющим всех нас упорством маньяка до самой смерти судорожно цепляется за власть) и распределяют прибавочный продукт - весь прибавочный продукт.
      Таким образом, государственный капитализм в чистом виде, без примеси частного - "реальный социализм" - это государственная акционерная компания, это чистый капитализм, высшая точка капитализма. "Фраза: "Коренящееся в самом существе частного капиталистического производства отсутствие планомерности" нуждается в значительном улучшении. Мне известно капиталистическое производство как общественная форма, как экономическая фаза, и частное капиталистическое производство (подч. мной - Н.С.) как явление, встречающееся в том или ином виде в рамках этой фазы. Но что же представляет собой частное капиталистическое производство? - Производство, которое ведется отдельным предпринимателем; а ведь оно уже все больше и больше становится исключением. Капиталистическое производство, ведущееся акционерными обществами, это уже больше не частное производство, а в интересах многих объединившихся лиц. Если мы от акционерных обществ переходим к трестам, которые подчиняют себе и монополизируют целые отрасли промышленности, то тут прекращается не только частное производство. но и отсутствие планомерности?" "На известной ступени развития становится недостаточной и эта форма; все крупные производители одной и той же отрасли промышленности данной страны объединяются в один "трест", в союз, с целью регулирования производства. Они определяют общую сумму того, что должно быть произведено, распределяют ее между собой и навязывают наперед установленную продажную цену. А так как эти тресты при первой заминке в делах большей частью распадаются, то они тем самым вызывают еще более концентрированное обобществление: целая отрасль промышленности превращается в одно сплошное колоссальное акционерное общество, конкуренция внутри страны уступает место монополии этого общества внутри данной страны. Так это и случилось в 1890 году с английскими производством щелочей, которое после слияния всех 43 крупных фабрик перешло в руки единственного, руководимого единым центром, общества, с капиталом в 120 миллионов марок.
      В трестах свободная конкуренция превращается в монополию, а бесплановое производства капиталистического общества капитулирует перед плановым производством грядущего социалистического общества. Правда, сначала только на пользу и к выгоде капиталистов. Но в этой своей форме эксплуатация становится настолько осязательной, что должна рухнуть. Ни один народ не соглашался бы долго мириться с производством, руководимым трестами с их неприкрытой эксплуатацией всего общества небольшой шайкой лиц, живущих стрижкой купонов.
      Так или иначе, с трестами или без трестов, в конце концов государство как официальный представитель капиталистического общества, вынуждено взять на себя руководство производством."
      Государственный капитализм играет все большую роль в частнокапиталистическом обществе, особенно в развивающихся странах что более, чем естественно. Перераспределение государством прибавочного продукта в развитой стране сглаживает кризисные явления, присущие капитализму, облегчает текущее положение народа, в отсталых - дает возможность сконцентрировать средства.
      Где и кто видел буржуазное государство, где буржуазия не влияла бы на него непосредственно своей экономической властью? У пролетариата такой возможности нет(да и вообще в принципе пролетариат не может владеть только политической или только экономической властью), он не может оказывать прямого влияния в буржуазном обществе, только косвенное - всегда и везде в большей или меньшей степени любая политическая власть должна, вынуждена считаться с народом (я не говорю о непосредственном выступлении пролетариата, так как это уже вне обычных рамок политической жизни). Но самое главное в другом: отличие буржуазного государства в том, что оно осуществляет свою миссию в конечном счете в интересах буржуазии, в ее классовых интересах исключительно и только. Государство пролетариата (если можно здесь вообще говорить о "государстве") может существовать, власть пролетариата в переходный период от капитализма к социализму будет осуществляться в интересах всего народа и для того чтобы вырвать политическую власть (социалистическая революция) и экономическую(во время и после социалистической революции) из рук буржуазии и передать ее всему народу. "Разнообразие истолкований, которые вызвала Коммуна, и разнообразие интересов, нашедших в ней свое выражение, доказывают, что она была в высшей степени гибкой политической формой, между тем как все прежние формы правительства были, по существу своему, угнетательскими. Ее настоящей тайной было вот что: она была, по сути дела, правительством рабочего класса, результатом борьбы производительного класса против класса присваивающего; она была открытой, наконец, политической формой, при которой могло совершиться экономической освобождение труда.
      Без этого последнего условия коммунистическое устройство было бы невозможностью и обманом. Политическое господство производителей не может существовать одновременно с увековечением их социального рабства. Коммуна должна была поэтому служить орудием ниспровержения тех экономических устоев, на которых зиждется самое существование классов, а следовательно и классовое господство. С освобождением труда все станут рабочими и производительный труд перестанет быть принадлежностью известного класса." "Что касается меня, то мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл существование классов в современном обществе, ни та, что я открыл их борьбу между собой. Буржуазные историки задолго до меня изложили историческое развитие этой борьбы классов, а буржуазные экономисты - экономическую анатомию классов. То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего: 1. что существование классов связано лишь с определенными историческими формами развития производства, 2.