Глава третья

Королевский вердикт

22—24 день Первой летней луны.

Искусство составления докладов для вышестоящего начальства сродни приготовлению блюда туранской кухни: побольше острого, соленого и самая капелька горького. То есть изрядная горсть вымысла, приправленная крупицами правды и засыпанная сверху щепотью желаемого, выдаваемого за действительное. Не исключено, что где-нибудь в Офире или Шеме любой младший квартальный надзиратель с легкостью сочиняет по десятку подобных докладов за седмицу, но здесь, в захолустном Пограничье, над его созданием бились три не самых бестолковых человека. В итоге сочинители порешили: сразу по завершении рассказа ширрифа о событиях минувшей седмицы дружно податься в бега.

– Иначе король прикажет швырнуть нас за решетку, а мне в застенки попадать никак нельзя – растолковал невольным сообщникам по заговору Темвик. – Меня тогда сразу тянет волком перекинуться и заесть кого-нибудь. Госпожа Рени, как полагаешь – вдруг я тоже попал под злодейские чары гиперборейцев и теперь взбешусь?

– Непременно взбесишься, – уныло согласилась волшебница. – Тебе хорошо, ты под любым кустом можешь спрятаться, а мне куда податься? Просить убежища в «Радуге»? Там теперь заправляет… – она оглянулась по сторонам, но длинная галерея пустовала и подслушать ее никто не мог, – … этот желчный и въедливый старикан, Озимандия. Читали, что он мне написал? В ответ на все расшаркивания? Они, видите ли, чрезвычайно заняты! Прибудем, когда изволим! Не малые дети, справляйтесь сами!

– Так мы вроде справились, – нерешительно заикнулся Грайтис. Оборотень и стигийка дружно бросили на него столь мрачный взгляд, что ширриф обескуражено смолк, как охранительную молитву твердя про себя речь, которую ему надлежало вскорости произнести.

«Мы по самое горлышко в грязи, – заявил два дня назад Темвик, стоя возле бывших ворот гиперборейского посольства и озирая закопченный остов каменного здания с темнеющими провалами окон. Над руинами до сих пор курился белесый дымок, и два десятка стражников с явной неохотой копались в горелых обломках. Грайтис и Ренисенб кивнули. – Мы остолопы, способные только хлопать ушами. Гиперборейцы с легкостью обвели нас вокруг пальца и вдобавок заставили платить за битые горшки. Нам позарез необходимо выбраться из этого гнилого болота и оправдаться перед королем за ротозейство. Согласны?»

Возражений не последовало. Управляющий говорил сущую правду: недавние события вполне могли привести к изрядному ухудшению и без того натянутых отношений между королевством Пограничным и его полуночным соседом. Магнуссон сотоварищи приложили все усилия для того, чтобы справиться с растущей волной слухов, однако большая часть гиперборейских купцов свернула торговлю и спешно отбыла из Вольфгарда домой, в Халогу, наотрез отказавшись участвовать в Летней Ярмарке. С ними, надо полагать, сбежали уцелевшие обитатели посольства. Грайтис представил, сколь жуткие истории они поведают соплеменникам о царящих в Пограничье нравах, плюнул и велел себе больше над этим не задумываться. Что сделано – то сделано.

В остальном же замыслам компании сопутствовал успех. Может быть, из-за того, что они сумели действовать достаточно быстро и решительно, подстегиваемые ожидаемым со дня на день возвращением Эртеля и аквилонских гостей.

«Состряпаем ужасный заговор и заявим, будто мы его раскрыли, – предложила Ренисенб и, вымученно хихикнув, добавила: – Глядишь, еще наградят за проявленное усердие. Гиперборейцы ведь в самом деле затевали какую-то пакость, которую мы вовремя предотвратили. А о том, что произошло это по чистейшей случайности и совпадению обстоятельств, мы мудро умолчим».

Двое угодивших в подвалы столичной цитадели гиперборейских магиков вначале дружно решили отмалчиваться, заявляя, что станут говорить только с королем и в присутствии посланника из Халоги. Рассвирепевший Темвик пригрозил безотказным средством для развязывания языков и обратился за помощью к стигийке.

Госпожа Ренисенб явилась в каземат, выгнала из отведенной месьору Эгарнейду камеры всех посторонних и накрепко закрыла дверь. Что она там делала, Темвик и Грайтис так и не узнали, хотя в нарушение строжайшего запрета подслушивали в коридоре. Из-за створки пару раз полыхнула темно-багровая вспышка, тек приторно-кисловатый запах, слышались неразборчивые вопли и проклятия, а потом вышла усталая и рассерженная Ренисенб. Ширриф через ее плечо заглянул в камеру и злорадно полюбовался на гиперборейского письмоводителя, мешком болтавшегося на вбитых в стену цепях.