Следующим утром я начал с того, что зашел в ее отель. Хотя директор театра не получил оттуда никакой информации, но он выспросил у них абсолютно все. Они ничего не знали.
      Я не осмелился идти в полицию, и, вероятно, они не смогли бы мне ничем помочь, попроси я их об этом.
      Оставшийся возможный источник информации мне совсем не хотелось использовать, но после мучительных раздумий, на которые была потрачена большая часть дня, я решил, что иного выхода нет, и отправился обходить билетные кассы железной дороги и пароходных компаний.
      Меня ожидал немедленный успех. Первый запрос я сделал в кассе, где Гарри и я обычно заказывали себе билеты.
      Как только я вошел, начальник, или, по крайней мере, они его так называли, вышел вперед, чтобы с улыбкой меня поприветствовать.
      - Да, - сказал он в ответ на мой вопрос, - мистер Ламар получил у меня билеты. Давайте посмотрим... в четверг, не так ли? Нет, в пятницу. Точно в пятницу.
      - Билеты! - бормотал я себе под нос. И в рассеянности я совершенно не слушал его. Потом сказал вслух: - Куда были билеты?
      - В Денвер.
      - На поезд в пятницу?
      - Да. Западный экспресс.
      . Это было все, что я хотел узнать. Я поспешил домой, наспех упаковал пару сумок и отправился на запад дневным поездом.
      Глава 3
      СОВРЕМЕННАЯ МАРАНА
      Во время моего путешествия на запад произошло много всего интересного; но я пишу не "Историю Тома Джонса" и опущу детали. Наконец я добрался до Денвера, сделав остановку в Канзас-Сити на неделю.
      Приключение было прекрасным, но к моему рассказу оно отношения не имеет.
      Я вышел из поезда в городе Скалистых гор примерно в полдень. И что делать теперь? Я не дурак, думаю, но я никакой детектив и не знал, с чего начать и куда направиться, когда попросил водителя такси отвезти меня в отель "Алкаэар".
      Я был совершенно уверен, что Гарри в Денвере. Он путешествовал с настоящей капризулей, существом, которое не дало ему сесть в поезд в Рахвее, в Нью-Джерси, так как ей понравилось место. Сейчас, думал я, они едут по бульвару Мичиган, или завтракают в Уиллис-Вуд, или потягивают мятный джулеп в "Плантерз".
      Даже если они в Денвере - как их найти? Я пожалел, что потерял неделю. Я подумал, что Гарри избегал бы людей и большие отели. А Денвер - не деревня.
      Именно красота Ле Мир спасла меня. Я мог бы предвидеть это. И я предвидел, но недооценил ее ни с чем не сравнимую привлекательность, не знал, что эта женщина нигде не могла пройти незамеченной и тем более незапомненной.
      Я спросил менеджера отеля, но был резко остановлен вопросом об именах моих друзей. Я как-то выпутался, как-то глупо уклонился и понял, что передо мной почти непосильная задача.
      В тот вечер я обедал у своего двоюродного брата, Хови Стаффорда, который переселился на запад много лет ранее. У него были слабые легкие, и ему понравилось здесь, поэтому он остался. Впервые я встретил его жену; ее можно представить так - если она была его причиной остаться там, лучшей причины найти было невозможно.
      Мы сидели на веранде и курили сигары после обеда. Я поздравлял Хови с его выбором и удачей, выразив симпатию к его жене.
      - Да, - вздохнул мой брат, - я до последней недели не жалел об этом. Теперь все изменилось.
      Миссис Хови посмотрела на него с большим презрением.
      - Я думаю, ты имеешь в виду сеньору Рамал, - пренебрежительно бросила она.
      Ее муж, совершенно опечаленный, грустно кивнул; она стала напевать мелодию "Шансон де колонель", он ее нежно поцеловал.
      - А кто такая эта сеньора Рамал? - поинтересовался я.
      - Самая красивая женщина в мире, - изрекла миссис Хови.
      Услышать такое от женщины, которой и самой красоты было не занимать! Удивительно! На моем лице было написано все, что я думал.
      - Это не благотворительность, - улыбнулась она. - Как Джон Холден, я видела огненные шары, потом я увидела луну и больше не видела огненных шаров.
      - Но кто она?
      Хови объяснил:
      - Она жена сеньора Рамала. Они приехали сюда примерно десять дней назад с несколькими письмами к лучшим семьям города, и это все, что мы о них знаем. Эта сеньора - очаровательная смесь Клеопатры, Сафо, Елены, из-за которой шла Троянская война, и самого дьявола. Весь город был у ее ног через двадцать четыре часа, и вы бы не сомневались, видели вы ее или нет.
      Я понял, что знаю в чем дело, но хотел убедиться.
      - Байрон описал ее, - предположил я, - в "Чайльд Гарольде".
      - Да нет, - сказал Хови. - Никакой полночной красоты. Ее волосы чистое золото. Глаза зеленые; кожа светлая. Не знаю, откуда она, но она явно не испанка; и, даже если и знать, легче не станет.
      Я не счел нужным спрашивать о Гарри, так как не сомневался, кто были сеньор Рамал и его супруга. Я стал думать об имени, но тут же понял, что, наоборот, оно было Ламар!
      Это открытие сняло последние сомнения.
      С безразличным видом я спросил, в каком отеле они остановились, сказал, что хочу с ними познакомиться.
      Хови сообщил мне, что они уехали из Денвера двумя днями раньше и он не знает, куда они отправились.
      Вот так появилось еще одно препятствие. Но я напал на след: запах женской красоты - самый сильный аромат в мире, а также самый сладкий. Я поблагодарил брата за приятный ужин - хоть он и не знал, как я был ему обязан, - и отказался от его предложения привезти багаж к нему.
      По дороге в отель мне внезапно пришла в голову мысль: сеньор Рамал не мог быть моим братом, Хови узнал бы его! Но тут же я подумал, что они не виделись уже десять лет, с тех пор когда Гарри был мальчишкой.
      На следующее утро я был просто уверен, что Рамалы уехали в Колорадо-Спрингс.
      Я последовал за ними. Тем же вечером, когда я регистрировался в отеле "Антлерз", как раз перед обедом, я прочел прямо над моим именем запись: "Сеньор Рамал и сеньора Рамал, Париж", это был почерк Гарри.
      После обеда - прекрасного обеда, с дынями из Ла-Хунты и форелью из горных рек - я отправился с расспросами к служащему отеля. Он был очень любезен - остроумный, приятный парень с торчащими ушами и гнусавым выговором Скалистых гор.
      - Сеньор и сеньора Рамал? Конечно, сэр. Они здесь были несколько дней. Нет, их здесь нет. Сегодня днем они уехали в Маниту, чтобы там пообедать и ночью отправиться к вершине.
      Тут же у меня появилась идея. Они, конечно, вернутся в отель утром. Все, что мне надо было сделать, - это сесть и ждать, но это было скучно. Мне пришла в голову мысль получше.
      Я изучил шкаф в своем номере и оделся в хаки, гетры и ботинки. Потом я заказал машину и отправился в Маниту, к подножию горы.
      В десять часов я уже сидел на осле, направляясь к вершине, после того как проводник мне сказал, что "тот человек и прекрасная леди" направились туда часом раньше.
      Я уже два раза поднимался туда, и проводник мне был не нужен. Так я и решил; но позже очень об этом пожалел. Три раза я сбивался с пути; один раз решился на опасный спуск в деревню, нисколько не боясь.
      Уже далеко за полночь я проехал Дом-на-полпути, погонял осла, стремясь к своей цели.
      Тот, кто знает философское спокойствие и полное безразличие ослов с пика Пайка, может представить себе, какими словами я пользовался, - я не решусь это написать. Шагу он не прибавлял.
      Я опаздывал фактически на четверть часа. Я был в нескольких метрах от вершины, когда взошло солнце, сквозь облака пробивались его лучи, я остановился, задержав дыхание от овладевшего мной благоговения.
      В этом виде не было ни искусства, ни поэзии; в нем была славная война. Солнце пробивалось широким пламенем и ярко сверкало; можно было слушать победный крик. Тот, кто создал вселенную, не художник; он слишком часто забывает о сдержанности и ослепляет нас.
      Я повернулся, почти пожалев о том, что поднялся туда, так как моя задача сбивала меня с толку. Я слез с осла и медленно пошел к вершине.
      Там, на солнышке, на краю огромного валуна около обрыва, сидели двое, которых я искал.
      Голова Ле Мир была повернута в другую сторону, она смотрела на опускающуюся, прекрасную груду облаков, которая, казалось, покоилась на ее коленях. Гарри смотрел на нее. И таким взглядом!
      В природе нет соперниц для Ле Мир; никогда женщина не добивалась такой победы, как Ле Мир этим Утром. Несколько минут я смотрел на них, Гарри не сводил с нее глаз.
      Потом я сделал шаг в их направлении, окликнув Гарри; они повернулись и увидели меня.
      - Пол! - закричал Гарри, вскакивая на ноги; он остановился и посмотрел на меня наполовину недоверчиво, наполовину с любопытством и подвинулся ближе к Ле Мир, положил руку ей на плечо, как ребенок, который держится за игрушку.
      Его подруга не двинулась, она только повернула голову, радость сменило выражение легкого удивления на ее лице.
      - Если я не ошибаюсь, сеньор и сеньора Рамал? - улыбнулся я, подходя к ним с показным поклоном.
      Я видел, как Гарри насторожился, прислушиваясь к интонации, с которой я произнес первые слова, потом его лицо расплылось в дружелюбной улыбке. Он снял руку с плеча Ле Мир и протянул ее мне.
      - Как ты сюда попал? Как ты нас нашел?
      - Ты забыл дать Ле Мир вуаль, - ответил я.
      Гарри посмотрел на меня, потом на свою подругу.
      - Да, конечно, - согласился он, - конечно. Боже!
      Как глупо! Теперь, - сказал он со вздохом, - ты, наверное, хочешь знать...
      - Я ничего не хочу знать... сейчас, - оборвал я. - Уже почти шесть часов, с десяти часов вечера я сижу на идиотском осле. Мне нужен завтрак.
      Бархатные веки Ле Мир поднялись.
      - Здесь? - спросила она.
      Я указал на место, которое можно назвать гостиницей, - дым поднимался из трубы.
      Вскоре мы сидели в обеденном зале, перед нами дымился кофе. Гарри дурачился в приливе дружелюбия, а Ле Мир все время молчала. По ее поведению было заметно, что мое появление ее встревожило, чему я удивлялся.
      Я с интересом смотрел на нее и все больше и больше восхищался. Было шесть утра, она не спала и только что закончила очень трудное восьмичасовое путешествие; но в первый раз я видел ее такой красивой.
      Подошел хозяин, я повернулся к нему:
      - Что у вас есть?
      В его глазах было сожаление.
      - Яйца, - сказал он как бы окончательно.
      - Ах! - сказала Ле Мир. - Я хочу яйца... так... о бернуар, пожалуйста.
      Мужчина посмотрел на нее и произнес одно-единственное слово:
      - Жареные.
      - Жареные? - с сомнением сказала она.
      - Только жареные, - был непререкаемый ответ.
      - Сколько?
      Ле Мир повернулась ко мне, и я объяснил. Потом она снова повернулась к угрюмому хозяину с улыбкой, которая заставила его пожалеть о своей резкости.
      - Что ж, тогда... жареные! - сказала она, раскатывая "р". - Принесите мне пять, пожалуйста.
      Оказалось, не я один был голоден. Мы не торопясь поели и покурили и отправились в обратный путь около восьми часов.
      Было часов пять, когда мы добрались до "Антлерз".
      Все прошло без происшествий, но Ле Мир была совершенно вымотана, а Гарри выглядел как помятый. Это самое худшее в горных походах: подъем к вершине не окупает спуск. Мы наконец могли вздохнуть с облегчением.
      Я сказал что-то вроде того, что присоединюсь к ним за обедом, и пошел к себе.
      За обедом у Гарри было приподнятое настроение, он на все радостно реагировал - и на скучное, и на умное; Ле Мир была очень оживленной.
      Она производила впечатление; она нисколько не обращала внимания на восхищенные взгляды Гарри.
      Так оно чаще всего и случается: мужчина всегда чем-то обязан женщине, которая влечет его.
      Я собирался поговорить с Гарри после обеда, но все мы были слишком усталыми, и, прослушав два или три номера, в то время как Ле Мир избавлялась от назойливости потенциальных партнеров, пожелал им спокойной ночи и отправился спать.
      Уже поздним утром парочка нашла меня в саду и мы пошли завтракать, столовая была почти пустой.
      Этим утром нам не так все понравилось; еда была, как и прежде, честно говоря, превосходной, но у нас не было прежнего аппетита.
      Мы также не много говорили; я был молчалив, поскольку мне предстояло договариваться с Гарри, что я считал достаточно трудным. Но мне надо было знать некоторые вещи.
      - Не хочешь прокатиться по долине? - спросил Гарри. - У них тут прекрасные лошади; я катался пару дней назад.
      - Надеюсь, они не похожи на моего осла, - с чувством сказал я.
      - Ух! - вздрогнув, произнесла Ле Мир. - Никогда это не забуду. Кроме того, - добавила она, поворачиваясь к Гарри, - сегодня я вам мешаю. Ты разве не знаешь, что твой брат хочет с тобой поговорить? Он хочет поругать тебя; ты очень плохо себя ведешь.
      И она наполовину вызывающе, наполовину безразлично посмотрела на меня, взгляд ее говорил: "Если мы сцепимся, я выиграю, но мне по большому счету все равно".
      После завтрака она пошла в свою комнату приводить в порядок голову, как она сказала, я отвел Гарри в уголок во дворе отеля. Мы молча гуляли: Гарри, видимо, интересовало, что я хотел ему сказать, а я собирался с мыслями.
      - Думаю, - резко начал он, - ты собираешься мне сказать, что я вел себя как дурак. Начинай, чем скорее - тем лучше.
      - Ничего подобного, - сказал я, обрадовавшись, что он начал разговор.
      Гарри остановился и потребовал, чтобы я продолжал.
      - Конечно, - сказал я, - Ле Мир вызывает восхищение. Она не совсем в моем вкусе, но в мире найдется мало мужчин, которые не позавидовали бы тебе.
      Я тебя поздравляю.
      Но меня пугает вот что: обаяние Ле Мир, твоя собственная молодость и беспечность и твой весьма своеобразный отъезд. Я больше всего боялся, что ты женишься на ней и еще что ты вынесешь наше имя на всеобщий суд.
      Гарри смотрел на меня без улыбки, нисколько не обрадованный; ему было горько.
      - Значит, - взорвался он, - ты боялся, что я женюсь на ней! Что ж, я бы женился. Последний раз я просил ее об этом... сегодня утром.
      - И?..
      - Она не хочет.
      - Вот как!
      Я не выказал удивления, я и вправду не думал, что парень такой дурак.
      - Может быть, она кокетничает, Гарри?
      - Я тебе говорю, она не хочет!
      - Ты ее просил?
      - Тысячу раз. Я стоял на коленях. Предлагал ей... все.
      - И она отказывает?
      - Именно.
      - Отказывает?
      - С благодарностью.
      Минуту я не сводил с него глаз. Потом сказал:
      - Иди и приведи ее сюда. Я узнаю, чего она хочет, - и сел на скамейку в ожидании.
      Гарри ушел к отелю, не сказав ни слова.
      Через несколько минут он вернулся с Ле Мир. Я встал и предложил ей место рядом, она с улыбкой села, а возле примостился Гарри. Я стоял перед ними.
      - Мисс Ле Мир, - сказал я, сдвинув брови, - мой брат сказал мне, что вам предложили стать госпожой Ламар.
      - Я поблагодарила его за это, - согласилась она.
      - И отказались.
      - И... отказалась, - подтвердила она.
      - Что ж, - сказал я, - не люблю полумер, как вы скоро поймете, мисс Ле Мир. Кроме того, я понимаю вашу власть. Когда, - продолжал я медленно, когда я поддержу вас в вашем решении отказать, вы сможете получить чек на миллион долларов.
      Признаюсь, она меня удивила. Я ожидал взрыва, злости и высокомерия, так как начал довольно резко.
      Но я стоял и ждал, что ее глаза блеснут, однако раздался смех - она весело смеялась. Потом она сказала:
      - Вы, американцы! Вы такие смешные! Миллион долларов! Невозможно разозлиться на такой комплимент. Вы такие смешные! Вы не знаете Ле Мир? Разве я не могу стать принцессой, если захочу этого завтра, сегодня? Да! Вот мир, разве он не мой? Миссис Ламар? Ух! Простите меня, мой друг, но это отвратительное имя.
      Вы знаете, кто были мои предки? Де Ленкло, Монтале, Матено, Ла Марана! Они были счастливы по-своему, и они были великими. Я не должна делать ничего недостойного их. Успокойтесь, мистер Ламар; вам следовало лучше знать, вы ведь видели мир, видели Ле Мир в Париже! Теперь, я полагаю, развлечение закончилось? Теперь мы должны вернуться в ужасный Нью-Йорк? Что ж!
      В самом деле, я не понял ее. И как? Существует только одна такая женщина во всем поколении; иногда вообще ни одной, так как природа не бросается своими дарами. Передо мной сидела сама удача, Марана двадцатого века, и я низко ей поклонился и извинился.
      - Простите меня, мадам, - сказал я, - я не пытаюсь что-либо исправить, мои слова были не для вас.
      Считайте, что я ничего не говорил. Что касается нашего развлечения, почему надо его заканчивать? Мы ведь можем забыть. Я просто не святой Ивремонд, но я и не дурак. Мой брат нравится вам, ну и хорошо.
      Что касается меня, я или останусь заботиться о вас как о двух детях, или вернусь в Нью-Йорк, как вы сочтете нужным.
      Ле Мир с сомнением смотрела на меня одну минуту, потом повернулась к Гарри и, взяв его руку в свою, нежно погладила. Потом, засмеявшись как ребенок, промолвила:
      - Тогда все хорошо! Вы все-таки меньше американец, чем я думала. Конечно, оставайтесь, будет так весело! Разве не так, мой друг?
      Гарри кивнул, улыбаясь ей. Но его что-то тревожило.
      Глава 4
      ВПЕРЕД!
      События следующего месяца хоть и были увлекательными, но рассказывать о них скучно, и я быстро пройдусь по ним.
      Мы оставались в Колорадо-Спрингс всего два дня после утра в саду. Ле Мир, все время в поисках новизны, подталкивала нас двигаться, и мы, за неимением лучшего, согласились. Следующей остановкой был Солт-Лейк-Сити, но и им она пресытилась за день.
      - Я хочу к Тихому океану, - сказала она мне и Гарри, и мы сразу же отправились в Сан-Франциско.
      Необходимо ли мне описывать свое состояние? Оно говорит само за себя. Я не хотел оставлять Гарри в положении, когда он не мог позаботиться о себе. С другой стороны, мне хотелось развлечься, как всегда, и мне явно было не скучно.
      Выходки и капризы красивой женщины всегда вызывают интерес, а когда представляется возможность соприкоснуться с ними и в то же время не быть верным рыцарем ее, интерес еще больше возрастает.
      Ле Мир обходилась с Гарри очень тактично; я держался в стороне и смеялся.
      В Сан-Франциско она Добилась успеха почти скандального. Пол Ламар из Нью-Йорка представился высшим кругам общества, а также представил своих друзей, сеньора и сеньору Рамал. Сеньора завоевала город за одну ночь на балу в "Телеграф-Хилл".
      На следующий день она получила несколько десятков писем, также приходили и приглашения. Она приняла два или три и побывала в нескольких помпезных апартаментах; потом оскорбила очень знатную даму несколькими замечаниями, которые дошли до ушей ее мужа.
      - Вы сами виноваты, Ле Мир, - сказал я ей.
      Она ответила мне с улыбкой - и сразу же перешла к развлечениям в нашем отеле. Я не знал, что она собиралась делать, и не стал об этом думать, чувствуя, что она не примет большую часть приглашений, но я здорово ошибался: она приняла все.
      Ле Мир для них танцевала.
      Для меня все это было просто интересно. Я бывал в тайных порталах священных храмов Индии, и с тех пор человеческое тело для меня не секрет. Но благородные господа Сан-Франциско были шокированы, удивлены и очарованы. Все мужчины стали рабами Ле Мир; даже женщины были вынуждены аплодировать. Она сразу сделалась божеством и парией.
      Все газеты следующим утром писали об этом, восхваляли, восторгались и удивлялись. Одна из статей, написанная мужчиной, который явно бывал и восточнее Сан-Франциско, заканчивалась так:
      "Вкратце, это было возвышенно. Каждое движение, каждый жест что-то скрывал, намек на индивидуальность и таинственное очарование, которое мы с тех пор считаем принадлежащим только одной женщине в мире. Но Дезире Ле Мир не в Сан-Франциско; хотя вчерашнее представление вызвало достаточно подозрений, особенно в свете таинственного исчезновения Дезире из Нью-Йорка".
      Я взял газету и понес к Дезире и, пока она читала статью, стоял и глядел в окно. Гарри ушел на прогулку, сказав, что вернется через полчаса, чтобы позавтракать с нами.
      - Ну что? - сказала Дезире, закончив читать.
      - Ничего хорошего, - откликнулся я, поворачиваясь к ней лицом. - Я вас не упрекаю; вы развлекаетесь, и я, сознаюсь, тоже. Но ваше имя... Ле Мир... было упомянуто, и явно последует разоблачение. Мы сейчас же должны покинуть Сан-Франциско.
      - Но меня это развлекает.
      - Все равно, мы должны уезжать.
      - Но если я хочу остаться?
      - Нет, так как Гарри захочет остаться с вами.
      - Что ж, я не поеду.
      - Ле Мир, вы поедете!
      В ее глазах вспыхнул огонь, и секунду мне казалось, что она взорвется. Потом, подумав об этом в другом ключе, она сказала:
      - Но куда? На запад мы ехать не можем, там океан. Возвращаться я отказываюсь. Куда?
      - По океану.
      Она вопросительно смотрела на меня, и я продолжил:
      - Что вы скажете? Если мы возьмем яхту... 35-метровый пароход, со смелым капитаном и самыми уютными каютами в мире?
      - Да! - Ле Мир щелкнула пальцами, показывая свое недоверие. - Но такого не существует.
      - Нет, существует. На плаву и в полном порядке, только нужен чек. Ослепительно белая яхта, с вторым Антуаном в поварах, комнаты обставлены как ваша вилла. Что вы на это скажете?
      - На самом деле? - Глаза Ле Мир заблестели.
      - Правда.
      - Здесь, в Сан-Франциско?
      - В гавани. Я сам видел его сегодня утром.
      - Тогда - вперед! Ах, мой друг, вы совершенство!
      Я хочу его видеть. Сейчас! Можно? Пойдемте!
      Она вскочила со стула, а я засмеялся над ее энтузиазмом:
      - Ле Мир, вы просто ребенок. Нашли новую игрушку! У вас она будет. Но вы не завтракали. Мы поедем туда днем; я уже договорился о встрече с хозяином.
      - Ах! В самом деле, вы совершенство. И... как хорошо вы меня знаете. Она запнулась в поиске слова, потом резко сказала: - Мистер Ламар, могли бы вы сделать мне одолжение?
      - Все, что угодно, Ле Мир, все, что только есть в мире.
      Она снова засомневалась, потом сказала:
      - Не называйте меня Ле Мир.
      Я засмеялся:
      - Конечно, сеньора Рамал. А что за одолжение?
      - Это...
      - Это?..
      - Не называйте меня Ле Мир и не называйте меня сеньорой Рамал.
      - Но я должен к вам как-то обращаться.
      - Зовите меня Дезире.
      Я посмотрел на нее с улыбкой:
      - Я думал, вы разрешаете так вас называть только определенным людям.
      - Так оно и есть.
      - Тогда это будет наглостью с моей стороны.
      - Но если я прошу?
      Я стал понимать ее и сухо ответил:
      - Дорогая Дезире, нет такой другой.
      - Вы всегда так холодны?
      - Когда хочу.
      - Ах! - Это был вздох, а не восклицание. - И на корабле... вы помните? Посмотрите на меня, мистер Ламар. Неужели обо мне нельзя думать?
      Ее губы дрожали; глаза горели странным огнем, но взгляд был нежным. В самом деле, она заслуживала того, чтобы о ней думали, безусловно, мой пульс убыстрился.
      Нужно было быть стоиком, и я посмотрел на нее с циничной улыбкой и сказал самым спокойным голосом:
      - Ле Мир, я бы мог любить вас, но я не буду. - И я повернулся и вышел, не произнеся больше ни слова.
      Почему? Я совершенно не понимаю. Это явно было мое тщеславие. Всего несколько мужчин завоевали Ле Мир; другие подчинялись ей; но ни один не мог устоять перед ней. В этом было какое-то удовлетворение.
      Я ходил по холлу в отеле до возвращения Гарри, по-идиотски довольный собой.
      За завтраком я рассказал Гарри о наших планах отправиться в круиз, он так же с радостью согласился, как и Ле Мир. Он хотел сняться с якоря тем же вечером. Я сказал, что нужно было дождаться денег из Нью-Йорка.
      - Сколько? - спросил он. - У меня полно...
      - Я запросил сто тысяч, - сказал я.
      Ты что, собираешься купить его? - Он был в изумлении.
      Потом мы стали обсуждать маршруты. Гарри был за Гавайи, Ле Мир за Южную Африку.
      Мы подбросили монетку.
      - Орел, - сказала Дезире, и так и вышло.
      Я попросил Ле Мир не уходить далеко от отеля, пока мы оставались в Сан-Франциско. Она так и сделала, но с большим трудом.
      Никогда я не видел существа настолько полного психической энергии и огня; только суровой сдержанностью она могла заставить себя быть спокойной.
      Гарри держался около нее все время, хотя темы их разговоров были за гранью моего восприятия. Также я не понимал эти брызги идей и ежеминутные признания в любви.
      Был прохладный солнечный день позднего октября, когда мы подняли якорь и вышли из Золотых Ворот. Я взял яхту в аренду на год. Я также сделал и Другие приготовления на случай, если Ле Мир все это надоест.
      Они с Гарри восхищались яхтой, что меня не удивило. Яхта и правда была превосходной. Бока белые, как морская пена; все над палубами из сверкающей желтой меди и красного дерева, и все такое чистое, как голландская кухня. Кроме капитанской, там было пять кают плюс гостиная, столовая и библиотека. Еды у нас было много и великолепный повар.
      Первым нашим портом стала Санта-Каталина. И в день, которым может похвастаться только Южная Калифорния, мы бросили там якорь в пять вечера. Спустили лодку, чтобы добраться до берега.
      - Что там? - спросила Ле Мир, указывая на берег, когда мы ждали, пока спустят лестницу.
      Я ответил:
      - Туристы.
      Ле Мир пожала плечами:
      - Туристы? Да! Только не это. Пойдемте!
      Я засмеялся и пошел к капитану сказать, что мадам не понравилась Санта-Каталина. В следующую минуту лодка была поднята обратно, якорь тоже, и мы отправились в путь. Бедный капитан! За неделю он привык к сменам настроения Ле Мир.
      В Сан-Диего мы вышли на берег. Ле Мир понравились какие-то индейские пледы, и Гарри ей их купил; но потом она сказала, что хочет взять с собой индейскую девочку лет шестнадцати - как компаньонку, я сказал твердое "нет". Но это ей почти удалось.
      С месяц мы заходили в один порт за другим. Мазатлан, Сан-Байас, Сан-Сальвадор, Панама-Сити - мы выходили в каждом на час, иногда на два или три дня.
      Ле Мир загружала яхту всякого рода реликвиями, всем подряд. Были ли они отвратительными или красивыми, полезными или нет, настоящими или подделками; если вещь ей нравилась, она покупала ее.
      В Гуаякиле мы впервые столкнулись. Это был наш второй вечер там. Мы обедали на палубе с пятью южноамериканскими генералами и адмиралами.
      К концу обеда Ле Мир вдруг притихла и погрузилась в размышления; потом неожиданно она повернулась к генералу сбоку от себя и сказала:
      - Где Гуаякиль?
      Он в изумлении уставился на нее.
      - Город там, сеньора, - наконец сказал он, указывая на берег, где блестели огни.
      - Я знаю, знаю, - нетерпеливо сказала Ле Мир, - но где он? В какой стране?
      Бедный генерал, слишком удивленный, чтобы обижаться, пробормотал имя своей родины, а мы с Гарри еле удержались, чтоб не расхохотаться.
      - Ах, - сказала Дезире, как бы сделав важное открытие, - я так и думала. Эквадор. Месье, Кито находится в Эквадоре.
      Генерал или адмирал низко поклонился ей, в знак почтения перед ее знанием географии.
      - Да, я часто слышала о Кито, месье. Это очень интересное место. Я отправлюсь в Кито.
      Сразу последовала путаница. Каждый из гостей настаивал на том, что он будет сопровождать нас на остров, и все бы закончилось кровавой стычкой на палубе, если бы я не сказал твердым голосом:
      - Но, господа, мы не едем в Кито.
      Ле Мир посмотрела на меня таким взглядом! Потом она сказала как бы окончательно:
      - Я еду в Кито.
      Я покачал головой, улыбаясь ей; она вышла из себя.
      - Мистер Ламар, - взорвалась она, - я вам говорю, я еду в Кито! Несмотря на вашу улыбочку! Да! Вы меня слышите? Я еду!
      Ни слова не говоря, я вынул монету. Я хорошо знал Ле Мир. Секунду она сомневалась, явно пытаясь сдержаться, потом неотразимая улыбка показалась на ее губах, и она захлопала в ладоши.
      - Прекрасно, - закричала она, - вперед, месье!
      Орел!
      Была решка, и мы не отправились в Кито, к большому сожалению наших гостей. Ле Мир об этом забыла уже через десять минут.
      Через пять дней мы бросили якорь в Кальяо.
      Этот старый исторический порт сразу же привел Ле Мир в восторг. Я что-то рассказал ей о его истории: о его обстреле освободителями из Чили, испанском эскадроне и пиратах из Европы, не говоря уже о землетрясениях и приливах. Мы стали на мертвый якорь у каменного пирса у маяка; старые часы показывали шесть утра.
      Но как только Ле Мир узнала, что Лима недалеко, она потеряла всякий интерес к Кальяо. Мы сели на дневной поезд и были в столице к обеду.
      И как раз там, в живописной Лиме, Ле Мир достигла пика своей карьеры. В первый же вечер мы отправились на пикник, был прекрасный день, никто из жителей не сидел дома.
      Вскоре глаза всей толпы уставились на Ле Мир. Потом я встретил своего друга, который несколькими годами раньше был профессором климатологии в университете Сан-Маркоса. Он с важным видом представил нас нескольким группам модно одетых людей, а затем и самому президенту. Той ночью мы спали в роскошном и очаровательном особняке в Мирафлорес.
      Ле Мир взяла столицу штурмом. Ее тип красоты был как раз для них, так как бледность считается красивой среди женщин Лимы. Но только этим ее триумф объяснить было нельзя. Было ли у меня предчувствие?
      Сам президент сидел с ней на опере. За неделю из-за нее случилось две дуэли, но как это произошло без меня - бог знает.
      На празднике, во время боя быков, Ле Мир давала сигнал; ее рука бросила розу матадору, а восемь тысяч зрителей не знали, кому аплодировать - ей или ему.
      Лима была завоевана; и за две недели было еще немало происшествий.
      Но Ле Мир вскоре все это надоело. Однажды утром она сказала мне:
      - Пол, давайте поедем в Серро-де-Паско. Там есть серебро - тысячи и тысячи тонн - как вы их называете? Украшения.
      - А потом в Анды? - предложил я.
      - Почему бы и нет?