Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ниро Вульф (№45) - Слишком много сыщиков

ModernLib.Net / Классические детективы / Стаут Рекс / Слишком много сыщиков - Чтение (Весь текст)
Автор: Стаут Рекс
Жанр: Классические детективы
Серия: Ниро Вульф

 

 


Рекс Стаут

«Слишком много сыщиков»

1

В принципе я против женщин-сыщиков. Нет, я не хочу сказать, что в нашей профессии все решают только крутые кулаки и револьверы, но к ним приходится прибегать так часто, что для дружеских чувств и разных приятных пустячков времени и места уже не остается. Сыщица должна обладать дубленой защитной шкурой, а это, признаться, далеко не мой любимый тип кожи; если же у сыщицы покровы понежнее, то в критическую минуту, когда нужен холодный глаз и стальные нервы, она не выдерживает, а коль так, ничего хорошего в нашей профессии ей не светит.

Впрочем, в любом правиле бывают исключения, так и мой принцип о женщинах-сыщицах срабатывает не всегда. Как сейчас, например. Из семи сыщиков, собравшихся в комнате, где находились и мы с Вулфом, двое были женщины — сидели рядышком в углу. Одна — Теодолинда (Дол) Боннер — приблизительно моих лет, с длиннющими махровыми черными ресницами, обрамлявшими глаза цвета жженого сахара с золотистым отливом. Одета она была в отлично сшитый твидовый костюм — видимо, приобретенный в магазине Бергдорфа, как и красовавшийся на ней норковый жакет. У Дол были собственное агентство и лицензия частного детектива, и справлялась с работой она совсем неплохо. Мне и раньше доводилось с ней встречаться, зато другую, Салли Колт, я виден впервые и узнал ее имя лишь потому, что один из собравшихся, Джей Керр, предложил всем представиться.

Я встал со своего места и направился в угол, где расположились дамы. Салли подняла на меня глаза.

— Мисс Колт? Не знаю, запомнили ли вы мое имя. Меня зовут Арчи Гудвин.

— Конечно, мистер Гудвин, — ответила Салли. Да, кожа явно не дубленая, да и голос совсем не жесткий и не грубый. По возрасту она вполне могла бы быть моей младшей сестрой, но в сестрах я острой нужды не испытывал. В отличие от Дол Салли, конечно, выбирала свое шерстяное платье и пальто на верблюжьем меху не у Бергдорфа. Впрочем, я всегда считал, что сумею прожить без шмоток от Бергдорфа.

Я взглянул на часы, потом снова на Салли.

— Уже четверть двенадцатого, — сказал я, — и одному Богу ведомо, сколько они намерены нас здесь еще продержать. Внизу я приметил буфет. Вы не против прогуляться со мной и помочь принести кофе для всей орды? Мисс Боннер, вы ведь не откажетесь от чашечки кофе?

Мисс Колт взглянула вопросительно на мисс Боннер — как-никак та была ее начальницей. Мисс Боннер кивнула и, обратившись ко мне, сказала, что это прекрасная мысль. Я возвысил голос и поинтересовался у всей честной компании, есть ли такие, кто не горит желанием подкрепить кофе свои угасающие силы. Как и следовало ожидать, таковых не оказалось, и мы с Салли отправились вниз.

Что до меня, так я просто изнемогал от желания выпить хоть глоток кофе. В монолите моего отношения к женщинам-сыщикам намечалась серьезная трещина — прежде всего из-за мисс Колт, чья наружность и манера держаться произвели на меня весьма приятное впечатление, и я жаждал проверить его. Но больше всего мне хотелось хоть на время избавиться от созерцания физиономии Ниро Вулфа. В жизни не видел более кислой рожи. Я прекрасно понимал, что его особенно выбило из колеи. Это очень печальная история. Недавние скандалы, связанные с подслушиванием телефонных разговоров, привлекли внимание к некоторым сторонам деятельности частных детективов. Оказалось, например, что всего пятьсот девяносто сыщиков имеют лицензию от секретаря Нью-йоркского отделения госдепартамента; что четыреста тридцать два из них работают в Нью-Йорк-сити; что при получении лицензии никто из них не сдавал письменного экзамена и никаких справок относительно профессиональной квалификации претендентов вообще не наводилось; наконец, что в госдепартаменте не имеют ни малейшего представления о том, сколько оперативников работают под началом у сыщиков — оперативники, работающие по найму, обычно вообще не имеют лицензий; и еще немало в том же роде.

Итак, секретарь госдепартамента решил разобраться в этом вопросе сам. Все пятьсот девяносто сыщиков получили приказание явиться для собеседования. Особое внимание уделялось подслушиванию телефонных разговоров, если подобное практикуется, и общей организации дела, И Вулф, и я лицензиями обладаем, вызвали нас обоих. Что и говорить, приятного в этом было мало, а уж для Вулфа тем более. Впрочем, сознание, что досаду приходится разделять с пятьюстами восемьюдесятью восемью таких же, как он, страдальцев, могло еще примирить Вулфа с подобным издевательством и заставить его ограничиться обычным ворчаньем и рыканьем, конечно, в значительно больших дозах, — если бы не два обстоятельства. Во-первых, собеседование проводили частью в Нью-Йорке, а частью в Олбани; нас же вызвали в Олбани, а просьбу Вулфа перенести для него собеседование в Нью-Йорк оставили без ответа. Во вторых, единственное в практике Вулфа дело, связанное с телефонным прослушиванием, не добавило ему ни славы, ни денег на банковском счете, а потому Вулф вовсе не стремился его вспоминать.

Поэтому, когда в то зимнее утро в пять часов Фриц принес в комнату Вулфа в нашем старом кирпичном особняке завтрак, а я зашел сообщить, что погода хорошая и можно ехать в Олбани на машине, а не рисковать жизнью в поезде, Вулф был настолько подавлен, что даже не пытался ворчать в ответ. За всю дорогу до Олбани, а это ни много ни мало сто шестьдесят миль — четыре часа езды — Вулф, рассевшись на заднем сиденье «седана», чтобы не удариться о ветровое стекло, когда мы куда-нибудь врежемся, произнес не больше двух десятков слов, ни одно из которых нельзя было назвать учтивым. Даже когда я обратил его внимание на новую скоростную автостраду, которую он прежде не видел, Вулф в ответ только закрыл глаза. Мы прибыли на место в девять пятьдесят пять, на пять минут раньше назначенного времени, В здании нас провели в комнату на четвертом этаже и велели подождать. Естественно, в комнате не нашлось ни единого сиденья, подходящего для грузной туши Вулфа. Поозиравшись по сторонам некоторое время и убедившись, что придется примириться с неизбежным, Вулф уныло прокаркал «Доброе утро» тем, кто уже находился в комнате, подошел к креслу у дальней стены, осторожно уселся на него и вот с тех пор дулся в нем уже час с четвертью.

Справедливости ради следует отметить, что и остальные пятеро, поджидавшие в комнате, не выражали особого восторга. Джей Керр, решив, видимо, сделать обстановку более непринужденной, предложил всем представиться, но на этом общение и кончилось, хотя все мы были членами СЛЧСШН — Сообщества лицензированных частных сыщиков штата Нью-Йорк — кроме, конечно, Салли Колт, которая была просто наемным оперативником. Только Джей Керр, круглый, как пончик, с изрядной плешью на голове и в очках без оправы, похоже, пытался хоть как-то расшевелить и сплотить собравшихся. Меня это очень позабавило, поскольку именно он большую часть своей жизни занимался совершенно противоположным: именно он со своими подручными выследил куда больше неверных мужей и жен, чем кто-либо другой из подвизавшихся на поприще сыска во всем штате. Харланд Айд, долговязый, костлявый, с седеющими висками и длинным крючковатым носом, одетый с иголочки и похожий больше на банкира, чем на сыщика, тоже был широко известен в наших кругах, но несколько иначе. Он был профессионал высокого класса с безупречной репутацией. Говорили даже, что его не раз и не два вызывали для консультаций в ФБР — только на меня не ссылайтесь. Третьего, Стива Амсела, я знал не очень хорошо, питаясь в основном случайными слухами — года два назад его уволил Ларри Бэском, после чего Амсел сам получил лицензию и основал собственное дело, сняв офис где-то в центре города. Бэском, владелец одного из лучших сыскных агентств в городе, заметил как-то, что Амсел не волк-одиночка, а скорее одинокий стервятник. Амсел был маленький чернявый живчик, с бегающим взглядом, на вид моложавый, хотя на самом деле лет ему было уже немало. Когда мы с Салли Колт отправились за кофе, он приподнялся было в кресле, словно собираясь составить нам компанию, но потом передумал.

В буфете, заказав кофе, я посоветовал Салли не тревожиться.

— Если вас с вашим боссом зацапают за прослушивание телефонных разговоров, позвоните мистеру Вулфу. Он отошлет вас ко мне, и я все улажу. Бесплатно. Честь мундира превыше всего.

— Замечательно. — Салли наклонила голову, чтобы я вдоволь насладился ее изящной шеей и подбородком. Затем, решив показать, что она не только привлекательная девушка, но и добрая заботливая душа, она добавила:

— Что ж, любезность за любезность. Когда вы и ваш босс влипнете в передрягу, позвоните мисс Боннер. Мой босс утрет нос вашему.

— Правильно, так и надо! — одобрительно воскликнул я. — Преданность всегда и во всем, да? Когда вы умрете, за такую добродетель ангелы вознесут вас на небо. Я начинаю понимать, как вы добиваетесь успеха в сыске. Наверное, завлекаете подозреваемого в темную аллею, очаровываете, и он сам выкладывает вам все, как на духу. Если бы вам вздумалось попрактиковаться таким образом на мне, я бы не возражал, хотя я — стреляный воробей.

Она подняла голову и взглянула на меня в упор. Глазищи темно-синие, умные.

— Да, вы крепкий орешек, — согласилась она. — Мне бы понадобился целый час, чтобы расколоть вас.

Тут нашу беседу прервали — кофе уже сварился. По пути к лифту я придумал сокрушительный отпор, но в лифте было столько народу, что пришлось держать язык за зубами, а уж в комнате, где томились наши коллеги, и подавно. Салли предложила кофе Ниро Вулфу, а я угостил Дол Боннер. После того как и остальные разобрали принесенные нами чашечки, я подсел к дамам в углу комнаты. Конечно, я не собирался разбивать Салли в пух и прах в присутствии ее непосредственного начальника, поэтому мы начали просто болтать о том, сколько еще нам здесь предстоит прождать. Впрочем, для меня это скоро прояснилось. Я еще не успел допить свой кофе, когда в комнату вошел какой-то замухрышка и объявил, что приглашаются Ниро Вулф и Арчи Гудвин. Вулф тяжело вздохнул, отставил чашечку, поднялся и затопал к двери. Я засеменил следом, и мы вышли, провожаемые приглушенным гулом голосов. Вместе с сопровождающим мы спустились вниз на двадцать ступенек, пересекли холл и подошли к какой-то двери. Замухрышка открыл ее, вошел и пальцем показал нам, чтобы мы последовали за ним. Да, служащим госдепартамента явно не мешало поучиться хорошим манерам.

Комната была не очень просторная. Три окна, все в потеках от тающего снега. В центре большой ореховый стол, вокруг расставлены кресла; к стенам придвинуты еще два стола, письменный и такой же, но поменьше, и несколько стульев. На дальнем конце большого стола, около кипы папок, восседал какой-то человек. Увидев нас, он жестом указал на кресла слева от него. Тот, кто нас привел, закрыл дверь и присел на стул около стены.

Сидевший за столом посмотрел на нас без особой враждебности, но и не приветливо.

— Кто из вас есть кто, понятно без пояснений, — обратился он к Вулфу, то ли подразумевая широкую известность Вулфа, то ли намекая на то, что таких толстяков днем с огнем не сыскать, — как хотите, так и истолкуйте, что именно он имел в виду. Он бросил взгляд в раскрытую папку.

— У меня имеется ваш отчет, — продолжал он, — ваш и мистера Гудвина. Думаю, если разговаривать с вами одновременно, это ускорит дело. Меня зовут Альберт Хайетт, я полномочный заместитель госсекретаря штата, и я отвечаю за проводимое разбирательство. Работа комиссии проводится без формальностей, а протокол заводится лишь в том случае, если обнаруживаются какие-то нарушения законности.

Я внимательно изучал его. Лет под сорок или чуть больше, гладенький и прилизанный — гладкая кожа со здоровым румянцем, приглаженные темные волосы, вкрадчивый голос, проворные бесшумные движения и тщательно отутюженный серый габардиновый костюм.

Я, конечно, постарался еще раньше навести справки о той парочке, которая проводила это дознание. Хайетт, как я докладывал Вулфу, был компаньоном в одной из крупных юридических контор, расположенной в центре Нью-Йорка. Я узнал также, что он активно занимается политикой и пользуется репутацией судейского крючка, а значит, любит задавать вопросы, кроме того — необычайно важно — он холост.

Хайетт снова заглянул в лежащую перед ним папку.

— В апреле прошлого, тысяча девятьсот пятьдесят пятого года, вы заключили договор на прослушивание частного квартирного телефона некоего Отиса Росса, проживающего в Манхэттене, на Западной Восемьдесят третьей улице. Правильно?

— Я же написал об этом в своем отчете; — сварливо отозвался Вулф.

— Да, написали. При каких обстоятельствах вы заключили соглашение?

Вулф пальцем указал на папку.

— Если перед вами наши с мистером Гудвином отчеты, то вы найдете в них все, что вас интересует.

— Вы правы, но я хочу выслушать вас лично. Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.

Вулф начал было корчить недовольную гримасу, но, сообразив, что это ему ничем не поможет, сдержался и начал рассказывать:

— Пятого апреля тысяча девятьсот пятьдесят пятого года мне позвонил человек, назвавшийся Отисом Россом. Он сказал, что хочет организовать прослушивание своего домашнего телефона. Я ответил, что не занимаюсь супружескими изменами. Он ответил, что супружеские измены тут ни при чем, так как он вдовец, а дело, которое привело его ко мне, касается финансовых интересов его бизнеса. Он заявил, что после вложения в свое предприятие капитала заправляет делами из дома, а не так давно заподозрил своего секретаря в двурушничестве. Он добавил также, что ему часто приходится быть в отлучке день или два, и потому он желает убедиться, справедливы ли его подозрения относительно секретаря, и, чтобы проверить это, хочет организовать прослушивание своего телефона.

Вулф поджал губы. Он терпеть не мог даже вспоминать об этом деле, а тем более — рассказывать о нем. Секунду-другую я даже думал, что он заартачится и не станет продолжать, но он снова заговорил:

— Я, конечно, знал, что законом не возбраняется прослушивать телефон с согласия самого абонента, но я отклонил его предложение, так как не имею ни малейшего опыта в подобной работе. Однако мистер Гудвин, который, как водится, присутствовал при том разговоре в моем кабинете, вмешался и сказал, что он знает одного человека, который мог бы помочь в данном деле с технической стороны. Он вмешался по двум причинам: во-первых, этим делом занимался бы он сам, а оно было ново и сулило некоторое развлечение; во-вторых, он считает необходимым изводить меня просьбами о прибавке к жалованию, и для этого берется за работу, от которой я предпочитаю отказаться. Я признаю, что иногда его требования справедливы. Не хотите ли, чтобы он и сейчас вмешался и подтвердил вам мои слова?

Хайетт покачал головой:

— Сначала вы расскажите все до конца. Итак?

— Отлично. Итак, мистер Росс положил на мой стол тысячу долларов наличными — в качестве аванса и на текущие расходы. Он сказал, что чека не выписывает, так как его секретарь не должен знать о том, что он меня нанял. По той же причине он заявил, чтобы ему не посылали по почте никаких отчетов или чего-нибудь подобного. Он сказал, что будет звонить мне сам или как-то иначе договариваться, чтобы поддерживать связь. И еще он добавил, что мне не следует звонить ему домой, так как он сомневается, не выдаст ли его секретарь себя за него, разговаривая по телефону. Поэтому он желал получать и те отчеты о прослушивании его телефона, когда предполагалось, что говорил он сам, так как вполне могло оказаться, что это был новее не он, но его секретарь.

Вулф снова сжал губы. Да, как ни крути, а приходится каяться в своих грешках.

— Разумеется, все это не только подогрело мое любопытство, но и возбудило известные подозрения. Было бы бессмысленно попросить его показать документы, удостоверяющие его личность, — ведь он мог их подделать либо украсть, — а потому я ответил, что мне придется проверить — тот ли он, за кого себя выдает, и я предложил, чтобы мистер Гудвин зашел к нему домой. Можете не говорить мне, насколько это было неразумно, я и сам все прекрасно понимаю. Он сразу и безропотно согласился, поскольку был готов к такому повороту. Он лишь заметил, что следует заранее оговорить время, когда его секретаря не будет, поскольку тот может узнать мистера Гудвина. На том и порешили. В девять вечера мистер Гудвин отправился на Западную Восемьдесят третью улицу в квартиру мистера Росса. Он представился горничной вымышленным именем, которое они подобрали заранее, и сказал, что хочет видеть мистера Росса. Его провели в комнату, где мой клиент сидел с книгой около торшера и курил сигару.

Вулф принялся стучать по столу кончиком пальца.

— Я умышленно называю этого человека «мой клиент», потому что — черт бы его побрал! — он в самом деле был моим клиентом! Мистер Гудвин переговорил с ним минут десять и, вернувшись домой, доложил, что решено приступить к делу. Мистер Гудвин в тот же вечер связался со своим знакомым и договорился с ним о встрече на следующий день. Вас интересуют какие-нибудь подробности?

— Нет, можете на них не останавливаться. — Хайетт провел ладонью по своим прилизанным темным волосам. — Все это есть в отчете Гудвина.

— Впрочем, я все равно мало что смыслю в технических деталях. Итак, прослушивание началось, и у мистера Гудвина появилось новое занятие. Однако времени на то, чтобы прослушивать все разговоры, у него не хватало, так как он то и дело был нужен мне самому, а потому вынужден был немало времени проводить в моем кабинете. Прослушивание вел главным образом его знакомый. Я даже не читал отчетов, за которыми мистер Росс каждый день заходил ко мне в контору, — как раз в то время, когда я работал наверху, в оранжерее, и, понятно, его самого тоже не видел ни разу. Спустя пять дней мистер Гудвин попросил у него еще тысячу долларов, и тут же их получил, наличными. Мне от этих денег осталось очень немного, почти все ушло на оплату наружного прослушивания и слежки. Вы сами знаете, что такое наружное прослушивание телефонной линии.

— Конечно. Почти все нелегальные прослушивания ведутся вне помещения.

— Может быть. — Вулф повернул руку ладонью вверх. — Но о том, что данное прослушивание тоже является нелегальным и противозаконным, я узнал лишь на восьмой день. Тринадцатого апреля мистер Гудвин лично прослушивал телефон два часа и довольно долго слышал голос мистера Росса. Был ли это сам мистер Росс или его секретарь, выдававший себя за него, но голос был не похож на голос нашего клиента, и это, естественно, насторожило мистера Гудвина. Из тех отчетов, которые он читал и переправлял нашему клиенту, мистер Гудвин почерпнул немало сведений об интересах и деятельности мистера Росса — например, он узнал, что губернатор недавно назначил мистера Росса председателем Комитета по изучению деятельности благотворительных фондов. Мистер Гудвин вышел на улицу, уединился в телефонной будке и позвонил мистеру Россу. В ответ он услышал тот же самый голос. Представившись репортером из «Газетт», мистер Гудвин условился о встрече, пришел по тому же адресу на Западную Восемьдесят третью улицу и лично поговорил с мистером Россом. Секретаря он тоже видел. Ни один из них не оказался нашим клиентом. Меня провели, как мальчишку.

Вулф обескураженно хрюкнул.

— Как последнего простофилю, — с горечью произнес он. Мистер Гудвин рассказал мне обо всем, и мы обсудили положение, в котором оказались. Мы решили дождаться нашего клиента — он должен был явиться за ежедневным отчетом, как обычно, в пять тридцать, — хотя, разумеется, прослушивание мы сразу прекратили. Ясно было, что у нас не оставалось иного выхода, как передать его в руки полиции и расписаться в собственной беспомощности, но я не мог этого сделать, сам не пообщавшись с ним.

Вулф сделал над собой усилие и продолжал:

— Однако клиент не пришел. Почему — я не знаю. Возможно, он что-то пронюхал — либо узнал, что мы сняли прослушивание, либо — что мистер Гудвин звонил мистеру Россу — догадки строить бесполезно. Он просто не пришел, и все. Он вообще с тех пор пропал. Словно в воду канул. Не меньше месяца все время мистера Гудвина, которое, кстати, оплачивается из моего кармана, было занято лишь тщетными попытками напасть на след этого человека, хотя мистер Гудвин в своем деле собаку съел. Ему не удалось разыскать и горничную, которая в тот раз провела его в комнату. Через неделю бесплодных поисков я решил позвонить домой мистеру Россу и обо всем ему рассказать. Разумеется, он сильно огорчился, но, поговорив со мной, согласился, что нет смысла ставить власти в известность, до тех пор пока я не отыщу виновного. Мистер Гудвин находился во время разговора вместе со мной, и вместе с ним мы дали исчерпывающее описание нашего клиента, но мистер Росс не сумел его опознать. Что же до горничной, то она служила у него очень короткое время, а затем исчезла, не оставив никаких следов, и он по сей день ничего о ней не слышал.

Выговорившись, Вулф тяжело вздохнул. Потом закончил:

— Вот и все. Месяц спустя мистеру Гудвину пришлось прекратить поиски — у него накопилось множество других дел и он больше не мог тратить свое время. Но, разумеется, ни он, ни я не забыли того клиента. И никогда не забудем.

— Я понимаю. — Хайетт улыбался. — Еще я хочу сказать вам, мистер Вулф, что ваш рассказ лично мне кажется вполне заслуживающим доверия.

— Надеюсь, сэр. Тем более что все было так, как я вам рассказал.

— Я тоже так считаю. Но, конечно, вы отдаете себе отчет, в чем слабость вашей версии. Никто, кроме вас и мистера Гудвина, никогда не видел этого вашего клиента и никто, кроме вас, не знает, что произошло между вами. Между тем вы не смогли ни найти его, ни установить его личность. Я вам прямо заявляю, что если вы оказались бы замешаны в противозаконном прослушивании телефонной линии и районный прокурор дал бы ход делу, суд присяжных вынес бы обвинительный приговор.

Брови Вулфа поднялись на одну шестнадцатую дюйма.

— Если это угроза, то что вы предлагаете? Если это только упрек, то я не спорю, что заслужил его, и даже гораздо больше. Я готов выслушать вашу нотацию.

— Упрекнуть вас, конечно, стоит, — согласился Хайетт. — Я бы с радостью как следует вас отчитал, но делать этого не стану. У меня есть для вас один сюрприз, но я хотел познакомиться с вами, прежде чем преподнести его. — Он перевел глаза на замухрышку, сидящего около стены. — Корвин, приведите сюда человека, который ждет в тридцать восьмой комнате, — это напротив через коридор.

Корвин поднялся и вышел, оставив дверь открытой. Слышно было, как он прошагал через холл, открыл дверь, затем шаги затихли. Секунду спустя до нас донесся его истошный вопль:

— Мистер Хайетт! Сюда!

Голос срывался на визг, словно Корвина схватили за глотку. Хайетт бросился на крик. Я выбежал следом, в три прыжка пересек коридор и через открытую дверь влетел в комнату. Я едва не сшиб с ног Хайетта, который остановился рядом с Корвином и молча смотрел на человека, распростертого на полу. Глаза его смотрели в одну точку. Человек лежал на спине, раскинув ноги в стороны. Он был полностью одет, при галстуке, только галстук был не под воротником рубашки, а туго обмотан вокруг шеи. Хотя лицо его побагровело, язык вывалился, а глаза вылезли из орбит, я сразу узнал его. Корвин и Хайетт, оцепенев и глядя на него, возможно, даже не заметили, что я ворвался в комнату следом за ними, а секунду спустя меня уже и след простыл.

Я выскочил и, вернувшись в комнату, где сидел насупившийся Вулф, выпалил:

— Хорош сюрприз. Там на полу лежит наш клиент. Кто-то так крепко затянул на нем галстук, что бедняга дал дуба.

2

Я, конечно, знал, что одно воспоминание об этом субъекте было для самоуважения Вулфа что острый нож в сердце, но до сих пор даже не представлял, насколько уязвила Вулфа та история. Судя по всему, едва услышав, что наш клиент здесь, Вулф тут же отключился от внешнего мира. Во всяком случае, он поднялся, шагнул по направлению к двери, и лишь тогда остановился и недоуменно уставился на меня.

— Что ты сказал? — спросил он, придя в себя. — Дал дуба?

— Да. Кто-то его задушил.

— Мертвый он мне не нужен. — Вулф посмотрел на дверь, потом на меня и, усевшись на свое место, положил ладони на стол и зажмурился. Немного погодя он снова открыл глаза и пробормотал:

— Чтоб ему провалиться, этому негодяю! Живой он одурачил меня, а теперь, мертвый, вообще впутает меня Бог знает во что! Может, нам стоит… впрочем, нет. Я просто сам не свой. — Он встал и направился к двери: — Иди за мной.

Я загородил ему дорогу:

— Постойте. Я и сам рвусь домой, но вы не хуже меня знаете, черт побери, что удирать нам нельзя.

— Да знаю! Я хочу всего лишь поговорить с нашими друзьями. Идем.

Посторонившись, я уступил Вулфу дорогу и зашагал за ним через коридор в ту комнату, где мы провели в ожидании собеседования больше часа, и, войдя в нее следом за ним, закрыл за собой дверь. Обе дамы попрежнему сидели в своем углу, но трое мужчин сгрудились в кучку — по-видимому, лед тронулся. Когда мы вошли, все дружно воззрились на нас, и Джей Керр воскликнул:

— Как, вы еще на свободе?

Вулф остановился и оглядел всю компанию. Я последовал его примеру. Вообще-то у нас не было никаких оснований предполагать, что галстук на шее нашего клиента затянул кто-то из собравшихся здесь, но все-таки он бесспорно был замешан в прослушивание телефонов, а всех присутствующих как раз и вызвали по этому самому вопросу. Вот мы с Вулфом и разглядывали их всех. Никто не задрожал, не побледнел, не облизнул губы и не упал в обморок.

— Дамы и господа, — заговорил Вулф, — все мы — члены одного профессионального сообщества, а потому вы вправе рассчитывать, чтобы я поделился с вами теми сведениями, которые касаются всех нас. Однако, только что я узнал, что сегодня утром здесь случилось нечто такое, что может доставить массу хлопот, а возможно, и серьезных неприятностей мистеру Гудвину и мне. У меня нет причин думать, что кто-либо из вас замешан в случившемся, но я могу и ошибиться; впрочем, если все вы тут ни при чем, то вам должно быть все равно, от кого узнать о происшедшем. Так что этот труд возьмет на себя кто-нибудь другой. Долго вам ждать не придется, а до тех пор, пожалуйста, не обессудьте, что я вас так разглядываю. Просто мне важно знать — вдруг кто-то из вас все же замешан во все это. Если вы…

— Какого черта! — взорвался Стив Амсел. Его быстрые черные глазки вспыхнули. — Что вы плетете?

— А мне нравится этот спектакль, — высказался Джей Керр. — Продолжайте в том же духе. — Говорил он тонким и высоким голосом, но по нему никак нельзя было подумать, что его обладатель только что кого-то задушил. Не виноват же он, что у него такой голос.

Харланд Айд, тот самый, что походил на банкира, прокашлялся и сухо заметил:

— Если мы не замешаны, нас это и не должно касаться. Вы говорите, что-то сегодня утром случилось здесь, в этом здании? Что же именно?

Вулф покачал головой, стоя на прежнем месте и разглядывая собравшихся. Падать в обморок, похоже, никто не собирался. Они продолжали разговаривать, как ни в чем не бывало. Стив Амсел предложил Дол Боннер и Салли Колт усадить Вулфа между ними и все у него выведать, но дамы вежливо отказались.

Вулф так и стоял на месте, переводя взгляд с одного на другого, когда дверь открылась и вошел Альберт Хайетт. С его прилизанной головы выбилась прядь волос. Увидев Вулфа, он замер как вкопанный и сказал:

— А, вот вы где. И вы тоже. — Это он заметил и меня. — Вы ведь зашли туда следом за мной и видели его, верно? — продолжал он, обращаясь ко мне.

Я ответил, что да.

— И тут же сбежали?

— Конечно. Вы же сказали мистеру Вулфу, что приготовили сюрприз, вот я и поспешил сообщить, какой именно.

— Так вы его узнали?

— Узнал. Это тот самый клиент, о котором вам рассказывал мистер Вулф.

— Я бы дорого дал, чтобы повидать его живым, — вставил Вулф.

— Возможно. Вы, конечно, уже рассказали о случившемся тем, кто здесь?

— Нет, сэр.

— Нет?

— Нет. — Глаза Хайетта забегали по комнате. — Похоже, все здесь. Джей Керр?

— Это я, — отозвался Керр

— Харланд Айд?

— Здесь.

— Стивен Амсел? — Тот поднял руку.

— Теодолинда Боннер?

— Да, я здесь, кстати, уже более двух часов. Я бы очень хотела…

— Минутку, мисс Боннер. Салли Колт?

— Это я.

— Отлично. Собеседование, которое я провожу по поручению госсекретаря, временно откладывается, но вы все должны пока остаться здесь. В одной из комнат на этом этаже найден труп мужчины, которого, судя по всему, убили. Естественно, делом займется полиция, и вас захотят расспросить. Я пока не могу сказать, когда возобновится собеседование, все повестки остаются в силе. Прошу вас, до прихода полиции не выходите из комнаты. — Хайетт повернулся, чтобы уйти, но его остановил голос:

— Кто этот человек, которого убили? — Это спросил Харланд Айд.

— Вам все скажет полиция. Слава Богу, это не моя обязанность.

— Мистер Хайетт! — Дол Боннер вскочила, голос ее звучал решительно. — Ведь вы мистер Хайетт?

— Да, это я.

— Мисс Колт и я рано завтракали и сейчас уже очень проголодались. С вашего разрешения мы пойдем перекусить.

Дьявольски отважное заявление, подумал я. Наверняка ведь знает, поскольку это азбука сыскного дела, что убийца после того, как расправился с кем-то, голоден как волк. Хайетт повторил, что ей придется подождать до прихода полиции, пропустил мимо ушей протестующие возгласы Стива Амсела и вышел, закрыв за собой дверь.

Оставшиеся посмотрели друг на друга. Я был, честно говоря, разочарован. Мне доводилось, несколько раз сидеть взаперти с подозреваемыми в убийстве, но сегодня впервые все подозреваемые были не кто-нибудь, а профессиональные сыщики, и вроде бы им следовало быстрее прийти в себя от неожиданности. Но нет. Им понадобилось не меньше минуты, чтобы опомниться после заявления Хайетта, словно они были сборищем самых заурядных людей. Потом все, как по команде, посмотрели на нас с Вулфом. Первым очухался Стив Амсел. Он был чуть ли не вполовину меньше ростом, чем Вулф, так что, подойдя вплотную, ему пришлось откинуть назад голову, чтобы посмотреть Вулфу прямо в глаза.

— Так вот что это за происшествие. Убивство! — Ну, может, он сказал и не совсем «убивство», но прозвучало почти так. — Ну. Кого убили-то?

— Да, Гудвин ведь узнал его, — вставил Джей Керр. — Назовите его.

Дол Боннер, выжидающе глядя на нас, подошла поближе; Салли держалась чуть сзади. Харланд Айд произнес:

— Мистер Вулф, если я правильно понял, убитый — ваш бывший клиент?

Все окружили Вулфа, так что ему пришлось отступить на шаг.

— Я не могу вам сказать, кто он, — Ответил Вулф, — я и сам этого не знаю. И мистер Гудвин тоже. Его имя нам неизвестно.

Салли Колт подавила смешок.

— Чушь, — с отвращением заявил Стив Амсел. — Ведь Гудвин его узнал? Или вы затеяли игру в угадайки?

— Так это ваш клиент или нет? — пропищал Джей Керр.

— В самом деле, мистер Вулф, — возмутилась Дол Боннер, — вы перегибаете палку. К лицу ли вам поступать так с вашей-то репутацией? Или вы хотите убедить нас, что клиент, который вас нанял, даже не представился вам?

— Вовсе нет. — Вулф поджал губы. Потом произнес:

— Дамы и господа, мне приходится просить вас быть снисходительными. Только что, прямо здесь, к моему стыду и на мою беду, меня постигла кара за самую жестокую ошибку, которую я когда-либо совершал. Чего вы еще от меня хотите? Большего позора уже и представить немыслимо. Да, мистер Гудвин узнал его, этот человек был моим клиентом, но я не знаю о нем ровным счетом ничего. И это все.

Он протопал к креслу возле стены, уселся в него и, опустив руки на колени, закрыл глаза.

Я подошел к нему и, повысив голос, осведомился:

— Указания есть?

— Нет. — Вулф даже не открыл глаза.

— Вы не забыли, что сейчас здесь, в Олбани Джил Тобер? Он на короткой ноге с фараонами. Может, мне ему позвонить, чтобы он был наготове, если нам что-нибудь понадобится?

— Нет. — Вулф явно не намеревался поболтать. Я вернулся к нашим собратьям, которые по-прежнему дружно стояли кучкой, и объявил:

— Ну что ж, дорогие коллеги, если вам хочется перемыть нам косточки, валяйте, не стесняйтесь. Может, хоть скажете что-нибудь полезное для нас.

— Где труп? — спросил Стив Амсел.

— В тридцать восьмой комнате, по ту сторону коридора.

— Как его убили?

— Задушили собственным галстуком. Вряд ли он мог бы сделать это сам. Сначала, видимо, его оглушили тяжелой бронзовой пепельницей. Она валялась там на полу.

— Вы с Вулфом пришли сюда последними, — отметил Харланд Айд. — Вы не видели его по пути сюда?

Я посмотрел на него и хмыкнул.

— Послушайте, нам еще фараоны всю плешь проедят. Поимейте совесть. Мы же братья по оружию. Неужто и вы будете допрашивать нас с пристрастием?

— Вовсе нет, — спесиво возразил он. — Я всего лишь подумал, что раз та комната расположена между этой и лифтом, а дверь была открыта, то вы вполне могли увидеть его, или даже поговорить с ним. Я совсем не собираюсь…

Тут его прервали. Дверь открылась, и вошел какой-то человек — широкоплечий тип, похожий на Кинг-Конга, с лицом, явно не обремененным работой мысли. Он закрыл за собой дверь, остановился и, шевеля губами, пересчитал нас. Затем, ни слова не говоря, ногой подтолкнул к двери стул и взгромоздился на него.

И снова компания сыщиков не оправдала моих ожиданий. Одного взгляда на вошедшего орангутанга было достаточно, чтобы понять — с умственными способностями у него туго, и вряд ли ему удастся запомнить и пересказать услышанное — даже если он и не глухонемой. Собравшиеся не могли не заметить этого и не понять, что появление соглядатая никак не может ограничить их свободу общения. Однако все разом смолкли, и молчали добрых полчаса. Для очистки совести я несколько раз пытался завязать разговор, но все мои попытки потерпели неудачу. Дамы снова уединились в своем углу; я попробовал их разговорить, и, как мне показалось, Салли была не прочь как-то разрядить напряжение и немного потрепаться, но Дол Боннер явно набрала в рот воды, а Дол, как ни крутите, была шефом Салли.

Дверь снова отворилась в десять минут второго — я как раз взглянул на часы. На этот раз вошли двое. Первым в проеме двери возник долговязый субъект ростом не меньше шести футов с вытянутой физиономией и засаленной шевелюрой. Остановившись в трех шагах от нас, он обвел всех взглядом и провозгласил:

— Я Леон Грум, начальник сыскной полиции города Олбани. — Он остановился, видимо, рассчитывая на бурную овацию, но ее не последовало. Его лицо надо было видеть, такая на нем читалась многозначительность. Голос его тоже звучал весьма торжественно, впрочем, при тех обстоятельствах это было вполне понятно: не каждый день шефу филеров выпадает счастье обращаться к аудитории, состоящей исключительно из частных детективов — той самой породы, которую многие легавые на дух не переносят, — а кроме того, все мы приехали из Нью-Йорка, что в глазах этого провинциального выскочки равняло нас примерно с улитками или с иной нечистью.

Грум продолжал:

— Вам уже сказали, что в одной из комнат на этом этаже насильственной смертью умер человек, поэтому вас задержали, чтобы задать несколько вопросов. Сейчас со мной пойдут Ниро Вулф и Арчи Гудвин. Скоро и остальных поочередно проводят в ту комнату, чтобы показать тело. — Он указал пальцем на своего сопровождающего. — Если вы голодны, то скажите этому человеку, какие сандвичи вам принести, и вам их доставят. За счет налогоплательщиков города — Олбани. Теодолинда Боннер — это вы?

— Да, я.

— Если вдруг понадобится вас обыскать, то женщину-полицейского уже вызвали.

— Я надеюсь, обыск добровольный, — оскорбление сказал Стив Амсел.

— Разумеется, добровольный. Кто из вас Ниро Вулф? Пойдемте, вы и Арчи Гудвин.

Вулф поднялся и направился к двери, бросив мне на ходу: «Идем, Арчи». Как-никак жалованье мне платил Вулф, и он не собирался разрешать кому-то отдавать мне приказы.

3

В коридоре я увидел троих, которые стояли у двери в тридцать восьмую комнату и охраняли пустые пока носилки — один, в штатском, строил из себя важную птицу, двое других, в полицейской форме, напротив, откровенно скучали. Внутри возились еще трое: двое снимали отпечатки пальцев, а третий щелкал фотоаппаратом. Они придирчиво осмотрели нас, велели ни к чему не прикасаться и провели Вулфа вокруг стола к лежащему на полу бездыханному телу. Должен сказать, труп нисколько не изменился с тех пор, как я его видел немного раньше — только ноги его теперь были вытянуты, а с шеи убрали галстук. Вулф, насупившись, посмотрел на убитого.

— Вы знаете, кто это? — осведомился Грум.

— Нет, — заявил Вулф. — Кто он, я не знаю. Однако мне приходилось встречать этого человека. Я видел его один раз в апреле. В тот день он позвонил мне и, назвавшись Отисом Россом, нанял меня. Впоследствии я выяснил, что он вовсе не Отис Росс, во всяком случае, не тот Отис Росс, за которого себя выдавал. Мистеру Гудвину доводилось видеть его не один, а девять раз, и он тоже готов подтвердить, что это и есть тот самый человек.

— Знаю. Гудвин, вы по-прежнему так считаете?

— Я не считаю, а убежден. — Раз Вулфу вздумалось поучить Грума, как выбирать выражения, я тоже решил от него не отставать. — Это и есть тот самый человек. Вернее, был.

— Тогда мы можем… да, кстати, — Грум, прервав сам себя, повернулся к столу и, указав на какой-то предмет, обратился к экспертам. — Уолш, вы уже закончили с пепельницей?

— Да, капитан. Можете забрать ее.

— Тогда, Гудвин, если не возражаете, помогите немного. Маленький опыт. Возьмите эту штуку так, как будто собираетесь ударить его человека по голове. Только не раздумывая, а как придется.

— Пожалуйста, — ответил я и потянулся за бронзовой пепельницей. Весу в ней оказалось не меньше фунта, а то и побольше. — Можно взять ее двумя разными способами, но оба вполне годятся. Можно ухватить ее за край, вот как сейчас, — особенно удобно, если времени и места хватит, чтобы размахнуться. — Я показал, как. — Или, если у того, кто берет ее, здоровая лапа и длинные пальцы — как у меня, например, — то эту штуковину легко обхватить, а тогда можно и размахнуться, и врезать как следует даже без замаха. — Я продемонстрировал мощный удар, а затем, переложив пепельницу из правой руки в левую, достал носовой платок и принялся протирать края.

— Полегче, — остановил меня Грум. — Язык у вас подвешен неплохо, и вообще о вашей страсти паясничать легенды ходят, но здесь Олбани, а не Нью-Йорк, и вряд ли ваш треп оценят. И не рассчитывайте, что вам это поможет.

— Вот как? — воскликнул я. — Вы же меня сами попросили, чтобы я показал, как обращаться с этой штукой!

Я закончил тереть пепельницу и поставил ее на стол на прежнее место. Грум, видно, решил со мной не препираться.

— Идите за мной, — велел он и зашагал к двери.

Мы повиновались. Пройдя почти через весь холл, он открыл какую-то дверь и посторонился, пропуская нас. Комната была угловая, застеленная коврами, окна выходили на две стороны. У окна за столом сидел уже знакомый нам Альберт Хайетт и разговаривал по телефону. В комнате был еще какой-то человек, лопоухий и со шрамом на щеке. Он подошел к нам и спросил Грума, кому где сесть. Как я и думал, Вулфа и меня усадили лицом к окну. К тому времени, как Хайетт положил телефонную трубку, мы с Вулфом уже сидели рядом с лопоухим, который расположился за маленьким столом и вооружился блокнотом и ручкой.

Хайетт, поднявшись, пригласил Грума занять место за соседним письменным столом, но Грум, поблагодарив, отказался, затем уселся в свое кресло лицом к нам и вперился взглядом в Вулфа.

— Мистер Хайетт разрешил мне прочитать ваш отчет, — начал он. — Я имею в виду ваш отчет госсекретарю по поводу прослушивания телефона. Он уже сказал мне, что ваш сегодняшний рассказ — почти точное повторение изложенного в отчете. Вы не хотите что-либо изменить в своем отчете?

— Нет, сэр.

— Или, может, что-то добавить?

— Смотря с какой целью. Если меня или мистера Гудвина подозревают в убийстве, то я хочу кое-что добавить. Нас подозревают?

— Давайте скажем так. Вас никто не обвиняет. Полиция задержала вас, чтобы выяснить, знаете ли вы что-нибудь об убийстве человека, который, как вы утверждаете, был вашим клиентом и дал вам повод для недовольства. Ведь это так?

— Не спорю. Я только хочу добавить кое-что к уже изложенному в отчете.

— Пожалуйста.

— Сегодня к десяти часам мне было предписано госсекретарем явиться в Олбани по этому адресу. Из своего дома в Нью-Йорке я выехал сегодня в шесть часов утра на машине; за рулем сидел мистер Гудвин. По пути мы остановились всего один раз — перекусить и выпить кофе. Сюда мы приехали чуть раньше десяти. Когда мы вошли в здание, нас направили в комнату номер сорок два на четвертом этаже. Мы пошли сразу туда, ни с кем по пути не заговаривая. Я оставался в этой комнате, пока меня не вызвали к мистеру Хайетту. Мистер Гудвин отлучился один раз — он и мисс Салли Колт принесли всем кофе. За все время, что я был в здании, я не видел и не говорил с… Как мне называть этого человека?

— Которого убили?

— Да.

— Называйте его своим клиентом.

— Мне бы не хотелось так его называть, по крайней мере сейчас. Обычно у меня клиенты другого рода. До того дня, как этот человек, назвавшийся Отисом Россом, позвонил мне и нанял меня — об этом говорится в моем отчете госсекретарю — я его ни разу не видел и никогда с ним не общался. А после тринадцатого апреля тысяча девятьсот пятьдесят пятого года я не общался с ним ни разу и даже не знал о том, где он находится. Лишь сегодня я вновь услышал о нем, когда мистер Гудвин, выйдя из комнаты следом за мистером Хайеттом и тут же вернувшись, сообщил мне, что этот человек лежит мертвый в соседней комнате. Сам я увидел его несколько минут назад, когда в соседней комнате мне показали его труп. Я не знал, что он здесь, в одном с нами здании. Впрочем, бесполезно повторять все те же «не знаю», «не видел» и другие «не». Мне ровным счетом ничего не известно ни о том, как он умер, ни о том, где он находился и куда собирался пойти перед смертью. Добавлю еще, что я также не имею ни малейшего представления о том, что могло бы хоть как-то помочь в расследовании этого убийства.

Вулф чуть помолчал, через минуту закончил:

— Вот и все, мистер Грум, что я могу вам сказать. Не знаю, есть ли смысл задавать мне вопросы, но, если хотите, попытайтесь.

— Что ж, попытаюсь. — Грум посмотрел на меня. Я уж подумал, что настала моя очередь, но он снова перевел взгляд на Вулфа. — Вы сказали, что вошли в здание чуть раньше десяти. Точнее, насколько раньше?

— Точно не знаю. Я не ношу часов. Когда мы вошли, мистер Гудвин отметил, что было без пяти десять. Он заявил при этом, что его часы никогда не врут больше чем на тридцать секунд.

— А сколько было времени, когда вы вошли в сорок вторую комнату?

— Этого я тоже не знаю. Могу лишь прикинуть. Я бы сказал, что весь мой путь мог занять минуты четыре — от входа до лифта, затем подъем на лифте на четвертый этаж и несколько шагов по коридору до двери в сорок вторую комнату. Значит, в комнату мы вошли примерно без одной минуты десять.

— А что, если кто-то один из собравшихся или даже все будут утверждать, что вы вошли в четверть одиннадцатого?

Вулф смерил его взглядом.

— Мистер Грум, ваш вопрос беспредметен, и вы сами это отлично понимаете. Если это угроза, то она больше похожа на булавочный укол. Если же это ваша гипотеза, то она весьма дерзкая. А если у кого-то из них и впрямь хватит наглости заявить такое, то я ему не позавидую. И всем остальным тоже, если они посмеют его поддержать. Если вы желаете получить ответ на ваш вопрос в той форме, как вы его поставили, то, значит, либо часы мистера Гудвина идут неправильно, либо его подвела память, либо, наконец, он попросту лжет.

— Так. — Похоже, Грума было не так-то легко вывести из себя. — Само собой, Гудвин, вы подтверждаете слова Вулфа. Верно?

— Само собой, — в тон ему ответил я.

— Я спрашиваю — да или нет?

— Да.

— Включая и время, когда вы вошли в здание?

— Да. Мы вошли сюда в девять пятьдесят пять.

Грум встал и подошел ко мне.

— Позвольте взглянуть на ваши часы.

Я вытянул руку и подтянул манжет рубашки, чтобы ему был виден циферблат. Грум взглянул на мои часы, потом на свои, затем снова на мои и, обернувшись к лопоухому, произнес:

— Отметьте, что часы Гудвина по сравнению с моими отстают на двадцать секунд.

Вернувшись на свое место, он продолжил:

— Возможно, вас удивляет, почему я не стал говорить с вами по отдельности. Но я рассудил, что только потерял бы время. Я наслышан о вас, о вашей репутации и методах вашей работы, и я понял, что если вы сговорились и сочинили эту историю, то нечего и пытаться поймать вас на разногласиях, все равно ничего не получится. К тому же мистер Хайетт собирается пойти пообедать, а мне хотелось побеседовать с вами в его присутствии — сейчас вы поймете, почему. — Он повернулся к Хайетту и добавил: — Прошу вас, мистер Хайетт, повторите им то, что рассказали мне.

Хайетт пригладил волосы и наклонился вперед, поставив локти на стол.

— Вы имеете в виду — про то, что произошло сегодня утром?

— Да. Только это.

— Ну, я приехал рано, когда еще не было девяти. Здесь уже был один из моих служащих. Том Фрэзер. Мы вместе с ним сидели за письменным столом, просматривая те материалы, которые могли понадобиться для сегодняшнего собеседования. Тут позвонила секретарша и сказала, что меня хочет видеть какой-то человек, по его словам, по срочному и секретному делу, хотя уточнить что-либо он отказался. Он назвался Донахью — это имя мне ровным счетом ничего не говорило. Мне не хотелось, чтобы он сидел здесь и смотрел, чем мы занимаемся, поэтому я сам вышел к нему с намерением побыстрее от него отделаться. Донахью сидел в коридоре на скамейке. Он не хотел разговаривать в коридоре, и я отвел его в ближайшую пустую комнату, как раз в тридцать восьмую. Шатен средних лет, примерно моего роста, с карими глазами…

— Они его сами видели, — вставил Грум.

— А, тем лучше. — Хайетт суетливо продолжил. — Он сказал, что его зовут Уильям А. Донахью и что он хочет заключить сделку. Он пояснил, что когда разузнал, что Ниро Вулф — один из тех, кого вызвали сегодня на дознание, то он струсил и хочет выпутаться из переплета, в который попал. Так он выразился. Капитан, мне все подробно пересказывать? Мы с ним разговаривали не меньше двадцати минут.

— Расскажите только самое главное.

— Хорошо, вот самое главное. Он долго ходил вокруг да около, путаясь в словах, но суть сводилась к следующему. Он сказал, что в связи с одной аферой, в которую он ввязался, — что за афера, Донахью не сказал — он занимался тем, что организовывал прослушивание телефонных линий. Одну из таких операций он проворачивал через Ниро Вулфа, которому платил тысячу долларов в неделю. Когда вокруг прослушивания телефонных разговоров разгорелся скандал — как он выразился, «подняли вонь», — и арестовали и осудили Броуди, Донахью решил, что оставаться в Нью-Йорке для него опасно, и он уехал из штата. Недавно он прослышал о том, что госсекретарь штата проводит по поводу этого скандала дознание со всеми частными сыщиками штата, и встревожился, главным образом из-за Ниро Вулфа. Ведь Вулф тогда внезапно прекратил прослушивание, для которого он его нанял, и они сильно повздорили, Вулф вряд ли это забыл. Он знал, как хитер и коварен Вулф, и теперь, когда его тоже вызвали на дознание… вас не смущает, как я выражаюсь? — Хайетт посмотрел на Вулфа.

— Нисколько, — ответил Вулф, — продолжайте.

— И вот теперь, сказал он, когда Вулфа тоже вызвали на собеседование, он, Донахью, понял, что Вулф так или иначе отвертится от этой истории, а сам Донахью влипнет по самые уши. Поэтому он решил заключить со мной нечто вроде сделки. Если бы я употребил свое влияние на районного прокурора, с тем чтобы ему, Донахью, насколько возможно смягчили участь за организацию прослушивания телефонных разговоров, то он обещал под присягой дать полный перечень операций такого рода, и давал бы в суде все показания, какие требуются. Я спросил его, знал ли Вулф, что прослушивание было противозаконным, и он ответил — да, знал. Я попросил его рассказать о себе подробнее, но он отказался это сделать, пока я не соглашусь на его предложение, сообщив только, что жил в Нью-Йорке в отеле «Марбери». Я ответил ему, что не готов сразу заключить с ним такую сделку, что мне надо подумать, и, оставив его в той же комнате, вернулся к себе и…

— В котором часу это было? — спросил Грум.

— В половине десятого или на одну-две минуты позже. Мои часы не такие точные, как у Гудвина, но достаточно верные. — Он посмотрел на часы. — Сейчас на них час сорок две.

— Ваши часы спешат на три минуты.

— Значит, когда я вернулся в свою комнату, было ровно пол-десятого. — Он снова повернулся к Вулфу. — Разумеется, я посмотрел, сколько у меня в запасе времени. Собеседование должно было начаться в десять. Я рассудил, что случившееся достаточно важно, чтобы посоветоваться с госсекретарем. Я позвонил ему, но мне сказали, что он на совещании в Нью-Йорке, а его секретарь не знал, по какому номеру его можно застать. Я позвонил в контору прокурора штата Нью-Йорк моему другу Лэмберту, он помощник прокурора, и сказал ему, что мне срочно нужно полицейское досье на Уильяма А.Донахью, который прошлой весной жил в отеле «Марбери». В четверть одиннадцатого я еще не получил никаких сведений. Я пытался связаться с помощником госсекретаря, но его на месте не оказалось. Я рассказал обо всем Тому Фрэзеру, и…

— Достаточно, — прервал его Грум. — Вы не стали возвращаться в тридцать восьмую комнату, где остался Донахью.

— Нет. Я сказал ему, что мне нужен еще час или два. Когда и в одиннадцать часов я не получил никаких сведений из Нью-Йорка, я решил вызвать на очную ставку Вулфа и Донахью и посмотреть, что из этого выйдет. Я отправился в комнату для собеседования и вызвал Вулфа и Гудвина. — Хайетт посмотрел на часы. — Я опаздываю, во время обеда у меня назначена встреча.

— Да, я помню, — ответил Грум и обратился к Вулфу: — Вы хотите что-нибудь спросить у мистера Хайетта?

Вулф сидел на стуле, скрестив ноги, — как всегда, когда ему было тесно и неудобно без подлокотников. Когда Грум заговорил с ним, он распрямил согнутые ноги и положил руки на колени.

— Я хочу задать всего один или два вопроса. Мистер Хайетт, вы, наверно, помните, как сегодня утром сказали мне, что верите тому, что я вам рассказал. Почему вы мне это сказали?

— Потому что я именно это и хотел сказать.

— Вы ведь уже говорили с Донахью.

— Это правда, только я ему не поверил. О вас мне кое-что известно, о нем же я ровным счетом ничего не знал. Хотя бы в силу простой вероятности я склонялся больше верить вам, по крайней мере поначалу.

— А сейчас вы по-прежнему верите тому, что я вам рассказал?

— Ну… — Хайетт взглянул на Грума и снова на Вулфа. — При создавшихся обстоятельствах я не могу считать свое мнение достаточно убедительным, к тому же вряд ли это относится к делу.

— Возможно, и так. Тогда еще одно. Донахью говорил об организации прослушивания телефонов, отметив, что был замешан во многих операциях такого рода. Упоминал ли он в связи с этим какие-то другие имена, кроме моего?

— Да, он упоминал и других, но больше всего говорил о вас.

— Кого еще он называл?

— Минутку, — прервал Грум. — Я думаю, это перечислять ни к чему. Мистер Хайетт, вы можете идти.

— Я хочу знать, — настойчиво повторил Вулф, — не называл ли этот человек кого-либо еще из тех сыщиков, кто был вызван сегодня.

Как говорится, хотеть не вредно. Хайетт вопросительно посмотрел на Грума, тот в ответ покачал головой, и Хайетт, поднявшись, вышел из комнаты. Вулф снова скрестил ноги и сцепил на животе руки — уж очень неудобно ему было сидеть. Его необъятные габариты всегда особенно бросались в глаза, когда он сидел на таком игрушечном стульчике, с которого со всех сторон свешивалась его могучие телеса.

Когда дверь за полномочным заместителем госсекретаря закрылась. Грум заговорил:

— Мне хотелось, чтобы мистер Хайетт сам рассказал вам обо всем. Для пущей ясности. Не хотите ли вы теперь изменить свои показания? Или, может, что-то добавить? Правда, Донахью мертв, но он оставил следы, и у нас есть зацепки, в каком, направлении вести расследование. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Конечно, — хрюкнул Вулф. — Мистер Грум, я совсем не прочь побеседовать с вами, но не собираюсь толочь воду в ступе. Что касается того, чтобы изменить свои показания, то я могу подправить стиль или пунктуацию, но суть останется та же. Добавить я также могу совсем немного, — например, что этот человек солгал мистеру Хайетту, заявив, что представился мне как Донахью и что я был в курсе того, что прослушивание было противозаконным. Впрочем, это и так подразумевается из моего отчета. У меня к вам есть только одна просьба. Сейчас я знаю его имя, по крайней мере то, что он назвал мистеру Хайетту, и знаю название отеля, где он проживал. Вряд ли я могу быть вам здесь полезен — я не имею ко всей истории никакого отношения. Но если вы позволите мне прямо сейчас вернуться в Нью-Йорк, я приложу все свои знания и опыт, чтобы выяснить, кто этот человек, откуда он взялся, чем занимался и с кем был связан…

Вулф умолк, потому что Грум повернул голову — дверь открылась и вошел еще один человек в полицейской форме. Он подошел к Груму и протянул ему сложенный лист:

— Капитан, это для вас.

Грум развернул бумагу и пробежал ее глазами. Потом он отослал полицейского и, снова прочитав написанное, поднял глаза на нас с Вулфом.

— Это ордер на ваш арест как главных свидетелей убийства. Я должен действовать соответственно. Хотите ознакомиться с документом?

Я повернул голову и посмотрел на Вулфа. Готов засвидетельствовать, что за целых десять секунд гробового молчания он ни разу не моргнул, после чего произнес единственное слово:

— Нет.

— Позвольте мне, — сказал я и протянул руку. Грум вручил мне ордер. Полный кошер, даже наши имена были написаны правильно. Подпись судьи читалась примерно так: Бимнайомр. — Кажется, это не фальшивка, — обратился я к Вулфу, но тот даже не взглянул на меня.

— Я даже не знаю, как это назвать, — процедил он ледяным голосом, не сводя глаз с Грума. — Своеволие? Самоуверенность? Или просто упрямство?

— Вулф, вы не в Нью-Йорке, а в Олбани, — Грум старался не показывать, как он горд собой. — Я еще раз спрашиваю вас, вы хотите изменить что-либо в своем отчете?

— Вы в самом деле собираетесь выполнить предписание ордера?

— Я уже это сделал. Вы арестованы.

Вулф повернулся ко мне:

— Какой номер у мистера Паркера?

— Иствуд 62605.

Вулф поднялся, подошел вокруг стола к креслу, которое освободил Хайетт, и, опустившись в него, взял телефонную трубку. Грум вскочил было, но, сделав шаг, остановился и сунул руки в карманы. Вулф набрал номер и прогудел в трубку:

— Пожалуйста, Нью-Йорк, Иствуд 62605.

4

Спустя четыре часа, в шесть вечера, нас все еще держали взаперти. Конечно, мне и раньше приходилось попадать за решетку, но вместе с Вулфом — ни разу. С Вулфом, с тех пор как я у него служил, подобное случилось в первый раз.

На самом деле в каталажку нас, разумеется, не упрятали, во всяком случае, внешне все выглядело не совсем так. В полицейском участке пустовала комната для задержанных, и не такая уж скверная, если не считать того, что запах в ней стоял как в лазарете посреди джерсийских болот и стулья были засаленные. А так в углу комнаты за перегородкой нашелся даже унитаз с рукомойником. К нам приставили фараона — чтобы он присмотрел за тем, как бы мы не попытались отвертеться от электрического стула, покончив с собой. Когда я сказал, что дам ему доллар, если он принесет нам вечернюю газету, фараон открыл дверь и завопил кому-то, чтобы его подменили. Не захотел рисковать, значит.

Вскоре после того, как нас заперли в темницу, выяснилось, что можно попросить, чтобы принесли жратву. Я заказал два сандвича с бифштексами на поджаренном белом хлебе и кварту молока. Вулф, у которого с десяти утра, когда он выпил кофе, маковой росинки во рту не было, высокомерно отказался. Не знаю, может, он решил объявить голодовку, или просто был слишком взбешен, чтобы есть. Когда принесли мой заказ, то оказалось, что под бифштексами на тостах легавые понимают всего лишь ветчину с черным хлебом, к тому же ветчина была так себе, зато молоко оказалось вполне сносным.

Плененный Вулф не только не желал ничего есть, он еще и молчал, будто воды в рот набрал. Постелив на старую деревянную скамью у стены свое пальто, он уселся, даже не потрудившись снять шляпу, и откинулся назад с закрытыми глазами и сцепленными на необъятном пузе пальцами. По его виду я понял, благо знал я его неплохо, что вместо того, чтобы взять себя в руки, он распаляется все больше и больше. Лишь однажды он соизволил прервать молчание, когда по прошествии двух часов нашего заточения открыл глаза и изрек, что хочет, чтобы я ему сказал кое-что, только честно. Я ответил, что готов честно выложить ему как на духу все, что вообще знаю, благо времени на это у нас теперь будет предостаточно.

Вулф хрюкнул:

— Я предвижу, что в будущем, если нас с тобой попрежнему ничто не разлучит, а это маловероятно, нам не раз еще придется вспомнить то, что случилось сегодня. Согласен?

— Да. При условии, конечно, что это не последний такой случай. Хотя вы предполагаете, что будущее у нас все-таки есть.

— Пф! Это я гарантирую. Ответь вот на что. Как ты думаешь, если бы тебя черт не дернул уступить соблазну и ввязаться в то дело с подслушиванием, стал бы я браться за работу, которую предлагал мне тот клиент? Я просто интересуюсь твоим мнением.

— Ха, держите карман шире, — Я встал и посмотрел на него сверху вниз. — Если я скажу «нет», вы мне потом всю плешь проедите, словно сами тут ни при чем. А если я скажу «да», то это будет последней соломинкой, которая вас сломает. Вы и так кипите, думая обо всем, что произошло. Поэтому мой ответ таков: мы делим поровну.

— Что делим поровну?

— Вину. Пополам. Нас обоих следует высечь розгами. Но не изжарить в геенне огненной.

— Это еще посмотрим, — проворчал Вулф и снова закрыл глаза.

В шесть вечера я углубленно изучал уже вторую половину вечерней газеты, с увлечением читая о том, как зашивать нейлоновые лифчики, если они вдруг порвутся, когда дверь распахнулась настежь. Наш страж развернулся на каблуках, готовый отразить вооруженный натиск, но вошедший оказался всего лишь фараоном, сопровождающим какого-то посетителя. Гость, краснолицый малый в коричневом кашемировом пальто, остановился, огляделся по сторонам, а затем подошел к нам и протянул Вулфу руку.

— Мистер Вулф? Я Стенли Роджерс. Я страшно извиняюсь. Наверное, вы уже думали, что я провалился сквозь землю, но Нат Паркер до трех часов никак не мог со мной связаться, судья сейчас на заседании, и мне пришлось кое на кого надавить. Здесь с вами не очень-то гостеприимно обращаются, да? А это мистер Гудвин? Очень приятно. — Он протянул мне лапу, и я ее пожал. — Я просил судью назначить вам залог в пять тысяч долларов, но он уперся и ни за что не соглашался на меньшее, чем двадцать тысяч, причем за каждого. Как бы то ни было, теперь вы свободны, но с единственным ограничением — вы не имеете права выехать за пределы округа без разрешения суда. Я забронировал вам номер в отеле «Лэтам», но, конечно, заказ можно снять, если вы хотите поехать в какое-то другое место.

Он дал нам подписать какие-то бумаги, рассказав, что Паркер позвонил ему из Нью-Йорка и велел сделать для нас все необходимое, и что он готов отменить званый ужин, если нужен нам. Вулф ответил, что все, чего он сейчас жаждет, — это выбраться отсюда поскорее и найти что-нибудь поесть. На одно предложение Роджерса мы все же согласились. Неподалеку от выхода его дожидалась машина, и вот мы, распрощавшись с охранником, но не предложив чаевых, заскочили в канцелярию, подписали бумаги о своем освобождении, забрали изъятые при аресте личные вещи, сели в машину Роджерса и доехали с ним до места, где оставили свой «седан». Вулф снова взгромоздился на заднее сиденье, а я сел за руль. Добравшись до отеля, я достал из багажника чемоданы, а машину сдал на попечение швейцару.

Насчет чемоданов можно было кое-чем попрекнуть Вулфа, — «Говорил же я вам», — но он был явно не в том настроении, чтобы выслушивать колкости. Вчера вечером он, как всегда, уперся как баран и наотрез отказался даже допустить возможность, что придется переночевать не дома, и настоял, чтобы никакого багажа мы с собой не брали. Я не послушался и прихватил наши чемоданы, памятуя, что человек предполагает, но кое-кто другой располагает. Сейчас, когда посыльный проводил нас в номер 902 и поставил на полки чемоданы, у меня был прекрасный повод, чтобы словно невзначай подколоть упрямца, но я счел, что разумнее и безопаснее смолчать.

Оба наших халата висели в ванной. Вулф стянул пиджак, жилет, галстук и рубашку и отправился умываться. Вернувшись, он переоделся в желтую шерстяную пижаму с тонкими черными полосками, вынул из чемодана тапочки, уселся в кресло, чтобы снять ботинки, и велел мне позвонить горничной, чтобы она принесла меню. Я напомнил ему слова Роджерса, что в отеле «Лэтам» кормят всего лишь неплохо, а лучший в городе ресторан расположен всего в двух кварталах отсюда.

— Меня это не волнует, — заявил он. — Аппетита у меня нет, и вкуса я тоже не почувствую. Есть буду просто потому, что надо. Тебе отлично известно, что я не могу работать на пустой желудок.

Итак, он собирался работать.

Не припомню, чтобы наша с Вулфом трапеза когда-нибудь проходила столь тоскливо. Нет, то, что нам подали, было вполне съедобно — устрицы, консоме, ростбиф, картофель со сметаной, брокколи, салат, яблочный пирог с сыром и кофе — и ужину мы воздали должное, но за столом царило угрюмое молчание. Хотя Вулф никогда не обсуждал за столом, дела, поговорить во время еды он любил — о чем угодно, лишь бы не о работе. Почти всегда так и бывало. Но на этот раз за весь ужин он не проронил ни слова, да и меня не очень-то тянуло на разговоры. Допив вторую чашку кофе, Вулф отодвинулся вместе с креслом от стола и, посмотрев на меня, пробурчал:

— Который час?

Я взглянул на часы и ответил:

— Двадцать минут девятого.

— Хорошо. — Вулф глубоко вздохнул, словно желая воздухом пропихнуть ростбиф подальше, и шумно выдохнул носом. — Не знаю, сознаешь ли ты, в какой переплет я попал?

— Переплет мы тоже делим пополам.

— До определенного предела. Риск — да, согласен, но мое затруднение — особого рода. Ведь, пока убийцу не найдут, нас намерены держать здесь. Ускорить наше освобождение можно, только если я сам найду его, а я не желаю этого делать. Конечно, нельзя допускать, чтобы убийца безнаказанно разгуливал на свободе, но мне не хотелось бы прилагать руку к изобличению человека, который убил этого мерзавца. Что же мне делать?

Я махнул рукой:

— Ну, это проще простого. Не хотите ввязываться, и не надо, пересидите здесь, пока все не раскроется. Тут не так уж плохо. Вы можете посещать заседания местной мэрии, брать в библиотеке книги, а я постараюсь не скучать в обществе Салли Колт, если ее тоже задержат здесь. А несколько месяцев спустя — что почти неизбежно, если этот Грум — лучшая из здешних ищеек — можно снять здесь квартирку, вызвать Фрица…

— Заткнись.

— Слушаюсь, сэр. А может, мы с Салли и без вас решим эту головоломку. Я, в отличие от вас, не испытываю такой благодарности по отношению к тому, кто укокал этого Донахью. Если же…

— Хватит нести вздор. Никакой благодарности я не испытываю. Просто мне хотелось разок увидеться с ним, пока он жив. Ладно. Значит, между нестерпимым и просто неприятным приходится выбирать второе. Наверное, со всех остальных тоже взяли подписку о невыезде?

— Если вы говорите о наших коллегах, то — наверняка, может, их и не арестовали, как нас, но задержали, как пить дать. Вряд ли Грум настолько уверен в нашей вине, чтобы отпустить остальных подобру-поздорову. Да и Хайетт еще не провел с ними собеседования.

Вулф кивнул:

— Я хочу повидаться с ними. Возможно, кто-нибудь из них остановился в нашем отеле. Разыщи их и приведи сюда.

— Прямо сейчас?

— Да.

— А зачем, не скажете?

— Пока нет. Я никак не могу собраться с мыслями. Постараюсь что-нибудь сообразить, когда ты кого-нибудь приведешь.

Такое случалось уже тысячу раз. Мне оставалось либо возмущаться в открытую, что он поручает мне непосильное дело, либо посчитать его задание лестным — мол, стоит ему только заикнуться насчет чего-нибудь, как я немедленно совершу чудо и исполню задание, сколь бы немыслимо оно ни было. И Вулф знал об этом, как и о том, что я предпочту.

— Ладно, — ответил я, — заметано. Только тогда не будете ли вы так любезны позвонить горничной, чтобы она убрала тарелки, а заодно и Фрицу, чтобы он не тревожился. А я пока что-нибудь придумаю.

Я подошел к окну и, раздвинув занавески и подняв жалюзи, вгляделся в вечернюю улицу. Не в первый раз я получал от Вулфа приказание достать хоть из-под земли нужных ему людей, но такую шайку-лейку, которая бы сплошь состояла из одних лишь частных сыщиков, мне еще собирать не доводилось. Наверное, к ним требовался особый подход. Меня начали осенять блестящие мысли, одна другой гениальнее. Например, можно было сказать, что, по мнению Вулфа, им совсем не помешает узнать, чем интересуется Хайетт на собеседовании. Или что Вулф придумал, как вызволить нас всех из заточения, но для этого ему необходимо со всеми посоветоваться. Или что Вулфу кое-что известно об убитом, однако полицейским он ничего не сообщил, а хочет сперва потолковать со своими коллегами. Или что Вулф жаждет установить точное время, когда каждый из них вошел в сорок вторую комнату, и для этого хочет собрать всех вместе… И так далее, и тому подобное — в голове у меня роились дюжины блистательных задумок. Вот только какая из них сработает?

Наконец я вспомнил правило, о котором мне говорил сам Вулф: когда приходится выбирать из ряда соблазнительных задумок, остановись на самой простой. Я опустил жалюзи и повернулся к шефу. Он только закончил разговор с Фрицем и теперь блаженствовал в кресле, которое почти подходило ему по габаритам.

Я спросил:

— Так вы хотите собрать всех вместе, верно?

Он подтвердил.

— И как скоро?

— Ну… минут через двадцать. Или через полчаса.

Я подошел к одной из кроватей и, усевшись на краешек, поднял телефонную трубку. Ответившей девушке я промурлыкал, что, наверное, мистер Харланд Айд уже зарегистрировался, а потому не сочтет ли она за труд соединить меня с ним. Почти сразу я услышал в трубке утомленное «алло», произнесенное немного охрипшим басом Айда.

— Мистер Харланд Айд? — на всякий случай уточнил я.

— Я слушаю.

— Это Арчи Гудвин. Я звоню по поручению мистера Вулфа. Он очень бы хотел посоветоваться с вами, но не по телефону. Сейчас он как раз отдыхает. Если бы вы оказали ему любезность, заскочив в номер девятьсот два, скажем, через полчаса, он был бы вам очень признателен. Если можно, подходите часам к девяти. Очень вас ждем.

После короткого молчания он спросил:

— А вы не скажете, по какому поводу?

— По телефону лучше не стоит.

Снова молчание, на этот раз подольше. Потом Айд ответил:

— Хорошо, я приду.

Да, чем проще, тем лучше. Мне даже оказалось на руку, что все они были сыщиками. Ведь только заикнись частному детективу, что хочешь с ним поговорить, но только не телефону, так он из кожи вон вылезет, лишь бы до тебя добраться.

С остальными, правда, было не так просто, как с Айдом. Стив Амсел остановился не в «Лэтаме», но я все же разыскал его в другой гостинице, и он тоже заглотил наживку целиком. Джей Керр нашелся в нашей гостинице, но его телефон был занят, и с ним я договорился последним. Дол Боннер и Салли Колт поселились в номере девятьсот семнадцать на нашем этаже. Я, конечно, предпочел бы встретиться с ними за ужином где-нибудь в ресторане, нежели приглашать на сомнительные посиделки. Дол Боннер сначала не очень-то рвалась к нам прийти, но согласилась, когда я ей сказал, что все остальные соберутся. С третьей попытки мне удалось дозвониться и до Керра, и, договорившись с ним, я повесил трубку и повернулся к Вулфу

— Все исполнено Может, раздобыть еще кого-нибудь? Грума? Хайетта? Госсекретаря?

— Который час? — вместо ответа рявкнул Вулф.

— Без девяти девять.

— Проклятье, пора одеваться. — Вулф встал с кресла и принялся стаскивать пижаму. Разве он мог допустить, чтобы предстать перед дамами в неглиже, да еще принимая их в гостиничном номере.

5

Комната была довольно просторной и не выглядела переполненной, когда в ней собрались семь человек — даже восемь, если считать Вулфа за двоих. Я позвонил портье и попросил принести еще четыре стула, чтобы никому из наших гостей не пришлось устраиваться на кровати. Дол Боннер и Салли, как и прежде, держась вместе, уселись рядышком у стены. По соседству с ними Стив Амсел развернул свой стул так, чтобы положить скрещенные руки на спинку, и оперся подбородком на запястья. Амсел выглядел так же безукоризненно, а его черные глазки по-прежнему шныряли по сторонам. Харланд Айд казался утомленным, но держался с тем же достоинством крупного банкира. Последним явился плешивый толстячок Джей Керр. Натренированным глазом я сразу подметил, что лицо его раскраснелось и дышит Керр тяжело. Это наводило на размышления.

— Ну надо же! — воскликнул он, увидев всех собравшихся. — Да здесь никак вечеринка? Что же вы мне не сказали, Арчи? Вот не ожидал!

— Садитесь и не мешайте, — велел ему Амсел. — Ждем только вас. Послушаем, что нам Вулф споет.

— Я весь внимание, — учтиво ответил Керр и сел.

Вулф обвел всех взглядом и сказал:

— Для начала, мне кажется, лучше всего я зачитаю вам мой отчет госсекретарю. — Он достал из кармана сложенную бумагу и развернул ее. — Отчет довольно длинный, но я хочу, чтобы вы в точности знали, что я в нем изложил, Если позволите.

— Конечно, — отозвался Керр — Валяйте.

Вулф начал читать. Это заняло целых десять минут, но никто не отвлекался. Должен признаться, я ему сочувствовал. Вулф так надеялся выбросить из головы всю эту историю и никогда не вспоминать ее, а его мало того что заставили изложить все в официальном отчете да еще потом пересказать Хайетту, так теперь принуждали еще саморазоблачаться перед коллегами. Пожалуй, такой пилюли Вулфу глотать еще не приходилось, но он это сделал. Дочитав до конца, он сложил отчет и передал его мне.

Вулф положил локти на ручки кресла и соединил кончики пальцев. — Вот почему сегодня утром я не мог вам назвать имя убитого. Я уже говорил, что все это просто позор для меня, но сейчас не хочу на этом останавливаться. Есть какие-нибудь вопросы или неясности в том, что я вам изложил?

Похоже, вопросов ни у кого не возникло. Вулф добавил:

— Мистер Гудвин предупредил вас по телефону, что я хочу посоветоваться с вами. Дело вот в чем. Случилось так, что все мы оказались втянутыми в расследование убийства и потому нас задержали здесь. Мистера Гудвина и меня даже арестовали, как особо важных свидетелей, и выпустили под залог. Не знаю, арестовали ли также кого-либо из вас, но уверен, что передвижения каждого существенно ограничили. Я думаю, что для нашего общего блага мы должны сложить воедино все сведения, которыми каждый из нас располагает, обсудить положение и решить, что мы можем сделать. Ведь все мы квалифицированные и опытные профессионалы.

Амсел начал было что-то говорить, но Вулф поднял руку:

— Если позволите. Прежде чем вы начнете обсуждать мое предложение, я бы хотел заметить, что ни мистер Гудвин, ни я не только не имеем отношения к убийству, но и ничего не знаем о том, как умер тот человек. Возможно, любой из вас может повторить о себе то же самое. Если это так, для всех вас должны быть очевидны все преимущества моего предложения; мы были бы последними простофилями, если бы не объединили усилия и не поделились имеющимися сведениями. Если же это не так и кто-то из вас убийца или как-то замешан в убийстве, то он, конечно, не признается, и, скорее всего, откажется поделиться тем, что ему известно. Но все равно для остальных нас было бы лучше всего объединить и наши знания, и наши возможности. Вы не согласны?

Сыщики переглянулись, а Джей Керр сказал:

— Ясно как день. Просто замечательно! Последний — водит.

— Ловко! — объявил Амсел. — Значит, если я не играю в вашу игру, — я убийца.

— У меня вопрос, — проговорил Харланд Айд. — Почему вас с Гудвином арестовали, а потом отпустили под залог?

— Потому, — ответил Вулф, — что этот человек, Донахью, — я думаю, вам уже известно его имя, — сегодня утром изложил мистеру Хайетту свою версию случившегося, которая противоречила тому, что я написал в своем отчете. Например, он заявил, что якобы представился мне как Донахью, и добавил, будто я знал, что прослушивание было незаконным.

— Ого, — протянул Керр — Не мудрено, что вам так хочется расколоть нас.

— Мистер Керр, я сам уже раскололся. И готов ответить на любые вопросы. Кстати, заверяю вас, что мною движет отнюдь не страх перед возможными неприятностями, и то же самое могу сказать о мистере Гудвине. Просто мне хочется домой, вот и все.

В разговор вступила Дол Боннер:

— Как я понимаю, для нас вопрос в одном: а зачем нам это? В любом случае хуже себе мы не сделаем. Полицейским мы уже рассказали все, что знали — во всяком случае, мисс Колт и я — и завтра они снова явятся нас терзать. — Золотистые глаза уставились на Вулфа. — А вот что мы выигрываем?

Вулф исподлобья покосился на нее. Вообще-то иногда он честно старался, разговаривая с женщинами, не хмуриться, но удавалось ему это весьма редко.

— Возможно, мадам, что ничего, однако, считается, что все мы обладаем находчивостью и смекалкой — возможно, это так и есть. А раз так, то мы могли бы и воспользоваться этими качествами, тем более что в противном случае нам остается только предаваться печальным раздумьям в надежде, что мистеру Груму достанет и без нас собственных мозгов — или просто повезет. Вы хотя бы сравнивали свои показания?

В ответ трое сказали «Нет», а еще двое покачали головой.

— Тогда самое время это сделать. Вы ведь даже не знаете, можно ли с уверенностью сказать хоть об одном из вас: «Да, он не убийца». Предположим, что убийца один из нас — вы знаете, какими временными рамками мы ограничены?.. Не знаете. Видимо, вы еще не удостоились чести, как я, выслушать мистера Хайетта. Убийство произошло между девятью тридцатью, когда мистер Хайетт оставил Донахью одного в комнате, и десятью часами, когда приехали мистер Гудвин и я. Предположим, что убийца один из нас — что поделаешь, приходится делать такие допущения, пока не найден истинный виновник. Значит, если кто-то из нас сможет доказать, что он или она вошел в сорок вторую комнату раньше девяти тридцати и не выходил из нее, то такого можно исключить из подозреваемых. Есть среди нас такие?

— Наверное, нет, — ответила Дол Боннер. — Мисс Колт и я пришли первыми, когда было без двадцати десять. Минут через пять в комнату вошел мистер Айд, и еще через четыре-пять минут — мистер Амсел. Следующим появился мистер Керр, а вы с мистером Гудвином пришли последними, почти ровно в десять. Я еще возмущалась, когда вас вызвали на собеседование, ведь мы пришли первыми и вызвать нас следовало, как я считала, тоже первыми.

— Значит, никого из нас исключить из числа подозреваемых нельзя. Разумеется, когда я очертил временные рамки, с 9.30 до 10.00 — я не принимал во внимание такую возможность, чтобы мистер Гудвин или мисс Колт, или оба вместе, отправившись за кофе, свернули в тридцать восьмую комнату и убили того человека. Или, может, кто-нибудь желает разобраться и в этом эпизоде?

Салли Колт хихикнула. Это ее не красило, но я не стал слишком уж придираться — как-никак она, вероятно, в первый раз вплотную столкнулась с убийством и, похоже, здорово нервничала. Я пришел ей на помощь:

— Да бросьте. Ни я, ни мисс Колт, ни мы вместе никуда не сворачивали и никого не убивали.

— Мисс Колт?

— Да хватит говорить глупости! — голос ее прозвенел громче, чем требовалось, и Салли добавила, уже потише: — Нет, мы не убивали. Мистер Гудвин сказал правду.

— Хорошо. Мистер Гудвин часто говорит правду, — Вулф уселся поудобнее. Его копчику сегодня досталось — это с шести-то утра! — Наверно, версия полиции такова: кто-то из нас по приезду, проходя по коридору, заметил выглянувшего из комнаты Донахью и решил с ним покончить. Тогда перед нами непростая загадка. Чтобы поговорить с Донахью более или менее обстоятельно, времени явно не хватало, если только убийца не вошел в здание значительно раньше, чем появился в комнате сорок два, а до этого полиция и без нас докопается. Важно то, что по всей вероятности убийце достаточно было просто увидеть Донахью, чтобы тут же решить его убить. Подходит ли кто-нибудь из вас на подобную роль? Я уже рассказал вам целиком и полностью, что меня связывало с убитым. Кому-нибудь из вас прежде приходилось иметь с ним дело?

— Да. Мне приходилось, — отозвалась Дол Боннер.

— Вам, мисс Боннер? Вы не поясните, каким образом?

— Разумеется, поясню. Я же рассказала обо всем полицейским, так отчего бы мне не повторить это вам? — В голосе Дол Боннер сквозило презрение, уж не знаю — по отношению к Вулфу или вообще ко всем присутствующим. — Прежде всего, кое о чем я умолчала, хотя, конечно, не нарочно. Когда мы с мисс Колт поднялись на четвертый этаж, я сначала зашла в дамскую комнату, а она направилась сразу в комнату номер сорок два. Я присоединилась к ней, когда было без двадцати десять. Полиции, конечно, это тоже известно. Кроме того, я слышала, как полицейский детектив говорил кому-то — как будто районному прокурору — что каждый из нас опознал тело.

— Вот как. — Вулф снова нахмурился. — Каждый?

— Так он сказал. — Дол посмотрела на Айда, затем на Амсела, на Керра и снова перевела взгляд на Вулфа. — Что до того, какие дела с убитым были у меня, то все повторилось как у вас. В апреле он явился ко мне в контору, представился Аланом Сэмюэлсом и сказал, что хочет нанять меня для прослушивания своего домашнего телефона в Бронксе. Условия нашего договора были в точности как у вас. Правда, у меня нет своего Арчи Гудвина, который бы подтолкнул меня на эту затею, но я сама рассудила, что не помешает попрактиковаться в организации прослушивания, которое ведется вполне легально и законно. Итак, я согласилась взяться за дело при условии, что Сэмюэлс предъявит документы, подтверждающие его личность. Он показал водительское удостоверение и кое-какие письма, но я сказала, что этого недостаточно.

Дол умолкла и сглотнула. Видно, это повествование доставляло ей ничуть не больше удовольствия, чем Вулфу.

— Тогда он заявил, что в банке за углом открыт его счет — а моя контора как раз находится на углу Пятидесятой улицы и Мэдисон-авеню — и предложил пойти туда вместе с ним. У меня была уже назначена встреча в моей конторе, и я попросила пойти мисс Колт. — Она повернулась к своей помощнице: — Салли, теперь твоя очередь.

Салли, казалось, не очень обрадовалась.

— Вы хотите, чтобы дальше рассказала я?

Дол Боннер сказала «да», и Салли перевела взгляд на Вулфа. С того места, где сидел я, свет падал так, что в глазах Салли не осталось и следа от синевы — они казались такими же черными, как у Амсела.

— Мисс Боннер объяснила, что от меня требовалось, — начала Салли, — и я отправилась вместе с этим человеком на угол Мэдисон-авеню, где располагается филиал «Континентал Траст Компани». Он провел меня через ворота в помещение, где за рабочими столами сидели четыре человека, и приблизился к одному из столов. На небольшой табличке, стоявшей на столе, было написано: Фредерик Поггетт. Мой спутник, назвав сидящего мистером Поггеттом, обменялся с ним рукопожатием и сказал, что ему необходимо удостоверить свою личность для одной сделки, и не будет ли мистер Поггетт любезен помочь ему в этом. Мистер Поггетт сказал — «Конечно», и, повернувшись ко мне, заявил: «Этот джентльмен — мистер Сэмюэлс, постоянный клиент нашего банка». Я спросила: «Алан Сэмюэлс?» Он подтвердил и добавил, обращаясь к Сэмюэлсу, что если суть сделки в получении кредита, то он будет счастлив удостоверить также и его текущий счет. Сэмюэлс сказал, что в этом нет необходимости, и мы ушли. Вернувшись в контору, я обо всем доложила мисс Боннер.

Салли остановилась, взглянула на Дол Боннер, и та снова вступила в разговор:

— Нанимая меня, мистер Вулф, этот человек якобы подозревал не своего секретаря, а своего брата, который жил у него в доме, но это уже мелочи. Сэмюэлс заплатил мне тысячу долларов наличными, а я выяснила, как организовать прослушивание, и приступила к делу. Клиент должен был приходить за ежедневным отчетом в контору к пяти часам. Наутро того дня, когда он получил пятый кряду отчет, он позвонил мне и сказал, что надобность в прослушивании отпала, и спросил, должен ли он мне еще за работу. Я ответила, что да, пятьсот долларов, и он пришел через час и принес деньги.

Дол развела руками.

— Я и не думала его в чем-то подозревать и сейчас повторяю — для подозрений не было никаких причин. Но когда все, связанное с прослушиванием телефонов, выплыло наружу и нам велели под присягой рассказать обо всех случаях прослушивания, которыми мы занимались, мы с мисс Колт отправились в банк побеседовать с мистером Поггеттом. Он, конечно, вспомнил тот случай. Просмотрев прежние записи, он сообщил, что Алан Сэмюэлс открыл счет в банке 18 февраля, указав адрес своей конторы на Лексингтон-авеню. Вел счет он, Поггетт. Он не стал уточнять размеры счета и не сказал, чьи рекомендации представил ему Сэмюэлс, но признался, что Сэмюэлс снял весь остаток и закрыл счет двадцатого апреля, то есть на следующий день после того, как Сэмюэлс отменил прослушивание. Я взяла у мистера Поггетта адрес на Лексингтон-авеню. Разумеется, тогда я уже заподозрила, что Сэмюэлс водил меня за нос, и я… Рассказывать дальше? О том, как я пыталась его выследить?

— Нет, если только вам не удалось это сделать. Вы выследили его?

— Нет, Я так и не напала на его след. Я увидела его только сегодня — в той комнате, мертвого.

— Живым сегодня вы его не видели?

— Нет.

— Каким образом вы проверили свои подозрения насчет Сэмюэлса?

Дол, казалось, была застигнута врасплох.

— О, — протянула она. — У меня вылетело из головы. Конечно. Я сама ходила по адресу указанному им в Бронксе. Там и в самом деле проживал человек по имени Алан Сэмюэлс, но это был вовсе не мой клиент.

— Вы рассказали ему о вашем — м-м, невольном вторжении в его личную жизнь?

— Нет. Хотя, вероятно, следовало это сделать. Но мне и без того было уже тошно от всей этой истории.

— А о нем вы что-нибудь разузнали — чем он занимается, например, каково его положение, интересы?

— Нет. Что бы это дало?

— Какой адрес он вам дал?

— Я не… — Она поколебалась. — Это важно?

Вулф снова хмуро воззрился на нее.

— Послушайте, мисс Боннер, мне ничего не стоит самому заглянуть в телефонный справочник Бронкса.

Дол порозовела.

— Просто, мне кажется, это несущественно. Хорошо, дом номер две тысячи сто семьдесят, Боркард-авеню, Бронкс.

Вулф повернулся ко мне.

— Арчи, свяжись с мистером Коэном. Продиктуй ему имя и адрес и скажи, что нас интересуют любые сведения, которые он может предоставить. И, если можно, в течение часа.

Я поднялся и подошел к телефону. Номер редакции «Газетт» был одним из тех, за которыми мне не надо было лезть в записную книжку. Я сказал сыщикам, что они могут не прерывать беседу, поскольку я привык звонить в сложных условиях, но все вежливо замолчали. В Нью-Йорк я дозвонился всего за двадцать секунд и изложил Лону свою просьбу. Правда, чтобы потом отделаться от него, мне понадобилось не меньше двух минут. Он хотел тиснуть статейку о том, как нас с Вулфом арестовали и какого рода узел я затянул на шее Донахью. Я в двух словах объяснил грубияну, что о нем думаю, и повесил трубку. Когда я занял свое место, Вулф обратился к собравшимся:

— Ни у кого нет вопросов к мисс Боннер?

Вопросов не нашлось.

— Я думаю, — продолжал Вулф, — что лучший способ показать, насколько мы оцепили откровенность мисс Боннер, состоит в том, чтобы ответить ей тем же. Мистер Айд? Мистер Амсел? Мистер Керр?

Айд сидел, пощипывая себя за шею над кадыком. Амсел, по-прежнему опираясь локтями о спинку стула, не сводил глаз с Вулфа. Только Джей Керр издал какой-то звук, но это оказалась всего лишь подавленная отрыжка.

— Я понимаю, — сказал Вулф, — что род занятий и накопленный опыт заставляют вас проявлять осторожность. Надеюсь, однако, что вы не возводите осторожность в культ. Мисс Боннер сказала, что все опознали убитого. Значит, вы не только были с ним знакомы, но встречались в таких обстоятельствах, которые заставляют вас считать знакомство с ним опасным или по меньшей мере постыдным, и потому делаете вид, что ничего не знаете. Как опять же заметила мисс Боннер, вы все можете повторить то, что говорили полицейским, если только вы не боитесь…

— Какого черта! — выпалил Джей Керр. — Конечно, я знал этого ублюдка.

— Здесь дамы, — одернул его Амсел.

— Здесь нет дам, а есть только коллеги по профессии. А чем он не ублюдок? Только послушайте, как он подставил Вулфа и Дол Боннер, профессионалов высшего класса. Сукин сын. Я с радостью выложу все, что знаю о нем, только сначала выпью что-нибудь.

— Прошу прощения, — извинился Вулф. — Когда я не дома, я сам не свой. Арчи, позаботься, пожалуйста…

6

Дол Боннер заказала коньяк и кофе. Салли попросила ром с кока-колой (еще один недостаток!). Айд выбрал чай с лимоном. Керр предпочел двойную порцию шотландского виски со льдом. Амсел словно назло ему потребовал двойной бурбон с содовой. Вулфу принесли две бутылочки пива, а я довольствовался молоком. Иногда я и сам не прочь промочить горло, но только не в том случае, когда выпущен под залог. Тут уж я должен быть во всеоружии.

Керр заявил, что сперва хочет выпить, и Вулф не стал начинать разговор, дожидаясь, пока всем принесут напитки. Чтобы скоротать время, он перебрасывался отдельными фразами с Дол Боннер, спросив, в частности, когда именно обратился к ней Донахью в первый раз. Впрочем, вопрос мог оказаться далеко не праздным — голову на отсечение я не дам. Я порадовался, что здесь нет Фрица. Любую женщину, которая переступает через порог нашего жилища, он подозревает в намерении захватить кухню, не говоря уж об остальном. Бедняга сейчас ерзал бы на месте от страха. Золотистые глаза и длиннющие пушистые ресницы были отнюдь не единственными притягательными достоинствами Дол Боннер; достаточно молодая, проницательная, хваткая, собрат (не сестра же!) по несчастью, пострадавшая от мерзавца Донахью, — в глазах Фрица она представляла серьезнейшую угрозу. Конечно, если бы Вулфу удалось повесить убийство на нее, угроза бы отпала, но, как я заметил, смотрел он на Дол уже отнюдь не хмуро и чело его разгладилось. Черт побери, подумал я, если Дол окрутит Вулфа, а Салли захомутает меня, наш квартет мигом изобличит всех убийц, заставив всех остальных сыщиков искать работу.

Когда принесли и раздали заказанные напитки, Вулф, вылив в себя полстакана пива, обратился к Керру:

— Итак, сэр? Что вы хотели нам рассказать?

Керр пригубил виски и сказал:

— Он и меня провел за нос. Как мальчишку. Только предлог придумал другой. Жену якобы подозревал. Хотел, чтобы прослушивали его домашний телефон в бруклинской квартире. Просил, чтобы ему давали полные стенограммы любых голосов — женских и мужских — поскольку подозревал, что в его отсутствие дом посещает посторонний мужчина. Кстати говоря, и вас, и мисс Боннер он ободрал как липку — мне он сразу вручил аванс в две тысячи, а потом добавил еще пару кусков.

— Спасибо. В следующий раз попрошу больше. А когда это было?

— В начале апреля, когда он впервые обратился ко мне. А дней через четырнадцать-шестнадцать, насколько я помню, он велел прекратить прослушивание и расплатился со мной.

— Как его звали? Каким именем он назвался?

Керр отпил из стакана, сглотнул и скорчил гримасу.

— Вкус у виски какой-то странный. Хотя дело, наверное, не в виски — я съел слишком много капусты за ужином. Вы спрашиваете, как он назвался… Пожалуйста. Леггет. Артур М.Леггет.

— Фамилия мне знакома. Л, е, г, г, е, т?

— Да.

— Я ее где-то встречал. Арчи?

— Угу, — кивнул я. — Он что-то возглавляет.

— Он президент лиги граждан Нью-Йорка, — подсказала Дол Боннер.

Эта женщина начинала действовать мне на нервы. Ответила ему на вопрос, на который Вулф не получил ответа от меня, — а ведь они еще даже не успели объявить о помолвке! Вулф рассыпался в благодарностях. Вежливость — замечательная черта, если не возводить ее в ранг фетиша.

Вулф обратился к Керру:

— Как он удостоверил свою личность?

— Никак.

Керр еще раз пригубил стакан и снова сморщился. Вулф повернулся ко мне.

— Попробуй это виски, — резко бросил он.

Я уже и сам до этого додумался. Похоже, что убийца затесался в нашу компанию, а ведь не так много воды утекло с тех пор, как я сам угостил у нас в конторе одного малого по имени Асса таким напитком, отведав которого, Асса тут же откинул копыта. Цианистый калий, ничего не попишешь. Ни Вулфу, ни мне не хотелось бы повторения подобной истории. Я подошел к Керру и попросил дать мне стакан, Керр заикнулся было: «Какого черта?» — но стакан отдал. Я чуть-чуть отпил, попробовал жгучую жидкость на язычок, пополоскал но рту, потом осторожно проглотил, отхлебнул еще немного и возвратил напиток Керру.

— Все в порядке, — кивнул я Вулфу. — Должно быть, он и впрямь объелся капусты.

Вулф хрюкнул.

— Значит, по вашим словам, мистер Керр, он не удостоверил свою личность. Почему?

— А с какой стати? — вскинулся Керр, — Знаете, сколько в Нью-Йорке мужей, которые подозревают своих жен в измене? Тысячи. Десятки тысяч! Некоторые из них обращаются ко мне за помощью. Приходит мужчина, я оказываю ему услугу, он ее оплачивает. Почему я должен сомневаться — тот ли он, за кого себя выдает? Вздумай я проверять каждого, кто ко мне обращается, я бы всю жизнь потратил только на это.

— Но разве вам не показалось знакомым его имя — Артур М.Леггет? Ведь ваша деятельность столь… э-э, многогранна.

Керр вздернул подбородок.

— Послушайте, вы случайно не фараон? Или вы все-таки один из нас?

— Один из нас.

— Так не забывайте об этом. Пусть легавые меня поучают, какие имена мне должны быть знакомы, а какие — нет. Не беспокойтесь — они еще успеют из меня душу вытрясти. Я тоже в своем отчете госсекретарю признался, что прослушивал телефон, — у меня и выхода-то другого не было. Мне напели, что двое электриков, которым я поручил это дело, уже раскололись, так что деваться мне было уже некуда.

Вулф кивнул.

— Я вас не обвиняю, мистер Керр. Я только прошу, чтобы вы внесли свой вклад в нашу копилку. Значит, вы не подозревали, что ваш клиент на самом деле вовсе не Артур М.Леггет?

— Нет.

— Ни сразу, ни после?

— Да.

— Значит, когда вам показали тело убитого, вы сказали, что его зовут Артур М.Леггет?

— Да.

— Понимаю. — Вулф чуть призадумался. — Что ж, вполне логично. И разумеется, узнав, что его зовут совсем иначе, вы вознегодовали и наградили его нелицеприятными эпитетами. Тут вы не одиноки. В таком же положении оказался и я, и мисс Боннер, и, без сомнения, мистер Айд и мистер Амсел. — Вулф допил остатки пива, снова наполнил бокал и, лишь проследив за пеной и убедившись, что она не переползла через край, снова поднял глаза и посмотрел на Харланда Айда.

— Не так ли, мистер Айд?

Айд поставил чашку с блюдцем на мой чемодан — я разрешил ему использовать чемодан вместо столика — и прокашлялся.

— Должен признаться, мистер Вулф, что чувствую себя гораздо лучше, чем по дороге сюда, в этот номер.

— Замечательно. Поскольку номер занимаем мы с мистером Гудвином, то весьма польщен.

— Да, сэр. Дело в том, что мой опыт общения с этим человеком был примерно таким же, как у вас и мисс Боннер, и я глубоко сожалею о случившемся. Я попался на тот же крючок, что и вы. Если захотите выслушать подробности, то в основном мой рассказ сведется к тому, о чем говорили вы и мисс Боннер.

— Тем не менее я предпочел бы вас послушать.

— А я не вижу смысла.

В голосе Айда прозвучало раздражение, но Вулф стоял на своем.

— Какая-то мелочь может оказаться для нас очень важной. Или подтвердить мою гипотезу. Итак, когда вы с ним познакомились?

— В апреле.

— Сколько он вам уплатил?

— Десять тысяч.

— Он представился как Донахью?

— Нет, он назвался иначе. Но подход использовал точно такой, как и в вашем случае.

— Как он удостоверил свою личность?

— Я предпочел бы умолчать об этом. Тут я, конечно, дал маху. Я даже опустил это в отчете госсекретарю. Мистер Хайетт на дознании, конечно, захочет узнать об этом, но я очень надеюсь, что моя промашка не станет достоянием гласности. А лучше я себя чувствую оттого, что, как выяснилось, не я один такой простофиля. Это утешает.

— Вы правы. Нам всем утерли нос как последним простакам.

Вулф отпил пива и облизнул губы.

— Чем закончилась эта история? Он сам отозвал вас или вы заподозрили, что дело нечисто?

— Мне не хотелось бы отвечать на ваш вопрос. — Судя по лицу Айда, которое, казалось, еще больше вытянулось, он предпочел бы поговорить о чем-нибудь другом, например, о погоде. — Скажу вот что: мы прекратили прослушивание телефона десять дней спустя и на том наша связь с ним оборвалась. Как и вы, и мисс Боннер, и мистер Керр, я с тех пор его не видел — пока меня не повели посмотреть на убитого.

— Вы опознали тело?

— Да. У меня не оставалось другого… Я был бы последним глупцом в противном случае.

— Вы назвали его так, как он вам представился?

— Да, конечно.

— Как именно?

Айд покачал головой.

— Имя и фамилия принадлежат известному, добропорядочному и уважаемому гражданину. Я уже встретился с ним, рассказал о случившемся, и он сумел войти в мое положение и простил меня. Он воистину замечательный человек. Надеюсь, что его имя не всплывет в ходе следствия, а уж я тем более не собираюсь втягивать его в такое дело.

— Но полиции, полагаю, вы его назвали?

— Нет еще. Хотя, вполне возможно, меня заставят. Не могу же я допустить, чтобы у меня отобрали лицензию.

Вулф обвел глазами присутствующих.

— Я предлагаю отложить дальнейшую беседу с мистером Айдом, пока мы не заслушаем мистера Амсела. — Все дружно повернулись и посмотрели на Стива Амсела. — Итак, сэр?

— Если я не стану играть по вашим правилам, значит, я убийца, — произнес Амсел. — Так?

— Не совсем, — поправил Вулф. — Все не так просто. Но вы слышали, что рассказали остальные. Теперь ваш черед.

— Последний платит за всех, — ухмыльнулся Керр.

— Чушь собачья! Вы меня за дурачка, что ли, держите? — Амсел залпом допил виски, встал со стула, чтобы поставить стакан на туалетный столик, достал сигарету, закурил и повернулся к нам, уперевшись задом о столик.

— Дело в том, что мое положение отличается от того, в котором оказались все вы, — сказал он. — Во-первых, я, конечно, хватил через край, что опознал того жмурика, но что мне оставалось делать? В таких случаях говорят «нет» или «да», и я сказал «да». Теперь вот что. Мисс Боннер сказала, что мы можем рассказать друг другу то же, что и полиции, и я с ней согласен, но у меня положение совсем не такое, как у вас. Дело в том, что я опознал его как Билла Донахью, которого знал уже давно.

Шесть пар глаз впились в лицо Амсела. Он ухмыльнулся и продолжил:

— Я же сказал, что у меня все по-другому. Словом, я влип, поскольку признался полицейским, что был с ним знаком. Я сказал, что встречался с ним весной несколько раз, но подробностей не помню — он только однажды попросил, чтобы я прослушал один телефон, но я отказался. Полицейские пытались дознаться, чей именно номер он просил прослушать, но я не сумел этого вспомнить — память будто начисто отшибло. Я сказал им, что не уверен даже, назвал ли мне Донахью имя человека, телефон которого хотел прослушивать. Вот и все. Я повторил вам все, что сказал полицейским.

Шесть пар глаз по-прежнему буравили лицо Амсела.

— Я полагаю, мистер Амсел, — сказал Вулф, — с тех пор вы уже смогли немного освежить свою память. Возможно, вы готовы уточнить, при каких обстоятельствах встречались с Донахью этой весной.

— Бесполезно. Ничего не помню. А имя человека, телефон которого он просил вас прослушивать?

— Нет. Мне очень жаль.

— Хорошо. Мистер Керр сказал, что, по его сведениям, «двое электриков уже раскололись». Допустим, что вы забыли еще кое-что. Допустим, вы все же организовали прослушивание, но память вас подвела и вы об этом напрочь забыли. Как вам быть, если электрики вдруг вспомнят об этом деле?

— Просто «допустим»?

— Разумеется.

— Что ж, электриков, конечно, хоть пруд пруди. Почему не предположить, что раскололись вовсе не те, кого я использовал? Или — с равным успехом — что мои электрики не расколются?

Вулф кивнул:

— Вполне резонно. Я понимаю причину вашего нежелания делиться с нами тем, о чем вы не говорили полицейским, но ответьте мне на такой вопрос: упомянули ли вы этот случай в отчете госсекретарю?

— Какой случай?

— Я имею в виду ваш отказ уважить просьбу Донахью о прослушивании.

— А с какой стати? Нас обязали сообщить только обо всех случаях, когда прослушивание имело место. При чем тут мой отказ?

— Вы правы. А имя Донахью в отчете вы хоть раз упомянули?

— Нет, конечно. Зачем?

— Да просто так. Что ж, вы опять правы Думаю, вы со мной согласитесь, мистер Амсел, что ваш взнос в общую копилку даже более скуп, чем вклад мистера Айда. Не знаю…

Зазвонил телефон. Я встал и снял трубку. Звонил Лон Коэн. Пока я разговаривал, а точнее — слушал, Вулф откупорил вторую бутылочку и подлил себе пива. Гости, как и прежде, хранили учтивое молчание. Выложив все, что узнал, Лон потребовал от меня чего-нибудь «жареного», и я посулил ему, что он заполучит аршинный заголовок, как только мы раздобудем что-нибудь стоящее. Потом, попросив Лона не вешать трубку, я обратился к Вулфу:

— Алан Сэмюэлс — отошедший от дел банкир с Уолл-Стрит. Мог бы позволить себе жить на Парк-авеню, но предпочитает Бронкс. Жена умерла четыре года назад. Двое дочерей и два сына — все замужем или женаты. Щедро жертвует деньги на достойные дела. Член Гарвардского клуба. Директор общества этики и культуры. Год назад губернатор назначил его членом комитета по изучению деятельности благотворительных фондов. Есть еще кое-что, но ничего важного. Но вы, конечно, обратили внимание на интересное совпадение.

— Да. Лон еще у телефона? Выясни фамилии остальных членов комитета.

— Хорошо.

Я вновь заговорил с Лоном Коэном. Он сказал, что должен сперва запросить досье, и на минуту отлучился. Вернувшись, потребовал, чтобы я выложил всю подноготную. Поскольку я не мог напрямик сказать ему, что у нас в комнате, возможно, сидит подозреваемый в убийстве, пришлось пока развлечь его рассказом о поведении Ниро Вулфа, столь безжалостно вырванного из привычной среды обитания, и другими байками. Принесли досье, Лон продиктовал мне имена и фамилии, а я сказал, чтобы он не надеялся заполучить заголовок к утреннему выпуску «Газетт». Потом я выдрал из блокнота исписанный лист, положил его перед Вулфом и произнес:

— Все тут, голубчики. Все пять членов, включая председателя.

Вулф пробежал глазами список. Громко хрюкнул. Обвел глазами собравшихся. Наконец изрек:

— Ну, вот. Возможно, вы помните — я упоминал в своем отчете, что Отис Росс является председателем комитета по изучению деятельности благотворительных фондов. Только что вы слышали, что Алан Сэмюэлс — член того же комитета. Как и Артур М.Леггет. Имена двух оставшихся членов — Джеймс П.Финч и Филип Мареско. Жаль, что мы пока оперируем только тремя именами из пяти. Будь у нас все пять, можно было бы твердо сказать, что эти не совпадение. Вы не можете нам помочь, мистер Айд?

Айду было явно не по себе. Он ущипнул себя за шею над кадыком, но облегчения, судя но всему, не испытал и закусил нижнюю губу. Красивей от этого он не стал, поскольку зубы имели желтовато-бурый оттенок, да к тому же еще торчали в разные стороны. Наконец он решился и заговорил:

— Я сказал, что не хотел бы впутывать его в эту историю, но положение изменилось — имя этого человека уже всплыло. Вы сами его назвали.

— Значит, у нас уже четверо из пяти. Есть ли вам смысл утаивать, кто он — Финч или Мареско?

— Нет. Это Финч.

Вулф кивнул.

— Что ж, остается только Мареско. Мистер Амсел, имя Филип Мареско не пробуждает вашу память? Хоть какой-то отголосок?

Амсел ухмыльнулся.

— Бесполезно, Вулф. У меня память напрочь отшибло. Но вот вам совет: не обращайте внимания на мою память. Исходите из того, что вспомнить мне ничего не удастся. Что же касается пятого, то это верняк.

— Что ж, спасибо и на этом. Вполне приемлемо. Итак, леди и джентльмены, считаете ли вы совпадением, что Донахью пытался организовать прослушивание телефонов пяти людей, входящих в состав этого комитета?

Никто так не считал.

— И я того же мнения. Значит, это нужно расследовать. Мисс Боннер, сколькими квалифицированными специалистами, не считая мисс Колт, вы располагаете? И можете ли вы сейчас их вызвать?

Дол испуганно встрепенулась.

— Как, сейчас? Сегодня?

— Сегодня или завтра утром. Который час, Арчи?

— Четверть двенадцатого.

— Значит, завтра утром. Итак, сколько у вас таких людей?

Дол чуть призадумалась, потирая губу кончиком пальца. Да, губки у нее прехорошенькие, подумал я, да и ручка вполне изящная.

— Жалованье я плачу троим, — сказала она. — Одной женщине и двум мужчинам. Кроме того, время от времени я привлекаю еще четырех женщин и троих мужчин.

— Значит, всего десять. Мистер Айд?

— А зачем вам это? — полюбопытствовал Айд.

— Я объясню. Сколько у вас?

— Это зависит от того, что вы понимаете под термином «квалифицированные». Всего у меня в штате двенадцать надежных людей. Я могу также дополнительно привлечь восьмерых или десятерых.

— Допустим, двадцать. Значит, всего тридцать. Мистер Керр?

— У меня девять. В срочных случаях могу наскрести еще пятерых или шестерых.

— Пятнадцать. Всего сорок пять. Мистер Амсел?

— Я пасую.

— У вас никого нет?

— Фактически — да. Я не держу штата и никому жалованья не выплачиваю. Расскажите, что задумали, а потом я подумаю.

— Значит, остается сорок пять. — Вулф вдруг рывком встал. — С вашего разрешения, я должен привести в порядок свои мысли. Это не займет много времени. Я прошу вас не расходиться, а подождать здесь, чтобы вы смогли выслушать мое предложение. Вам, должно быть, хочется пить. Арчи, мне бутылочку пива.

Он подтащил кресло к окну, развернул и уселся спиной к сыщикам.

Все заказали себе то же самое, кроме Салли, которая на сей раз предпочла кофе, и Айда, который, поблагодарив за предложение, отказался. Позвонив в ресторан и заказав напитки, я сказал гостям, что они могут не шептаться, а разговаривать нормально, поскольку, погружаясь в свои мысли, Вулф ничего вокруг не замечает. Некоторые встали, чтобы поразмять ноги, а Харланд Айд подошел к Дол Боннер и поинтересовался, каково ей работается с женщинами; Керр с Амселом присоединились к ним, остальные тоже втянулись в разговор. Принесли и раздали напитки, а беседа продолжалась в прежнем русле. Можно было подумать, что это не расследование убийства, а дружеская пирушка. Для себя я сделал вывод, что, по мнению сыщиков-мужчин, женщины хороши на своем месте — тут мнение собратьев единодушно разделили бы пещерные неандертальцы, а также все их потомки мужского пола. На один вопрос никто не дал ответа: а где это пресловутое место? Мне оставалось только надеяться, что Вулфу не взбредет в голову определить место для Дол Боннер в нашем старом особнячке на Западной Тридцать пятой улице.

Когда Вулф встал и начал разворачивать кресло, чтобы сесть лицом к публике, я взглянул на часы. Без восьми минут полночь. Вулфу потребовалось полчаса, чтобы привести мысли в порядок. Увидев, что Вулф сел, остальные последовали его примеру.

— Мы слышали, как они тикали, — ухмыльнулся Стив Амсел.

— Извините, не понял, — буркнул Вулф, посмотрев на него исподлобья.

— Шарики у вас под куполом звенели. В тыкве.

— Да. Несомненно, — отрывисто сказал Вулф. — Уже поздно, а нам еще нужно поработать. Я выработал гипотезу по поводу этого убийства и хочу поделиться с вами своими соображениями, а заодно предложить план совместных действий. Я надеюсь на вашу безоговорочную поддержку и рассчитываю получить ее. Сам я тоже внесу свою лепту, хотя и не располагаю столь мощными силами, как мистер Айд или мистер Керр. Арчи, я должен поговорить с Солом Пензером, конфиденциально. Мы можем позвонить ему из нашего номера?

— Господи, нет, конечно! — Я готов был лягнуть его за столь дурацкий вопрос. — Десять против одного, что спустя меньше четверти часа стенограмма разговора окажется на столе перед Грумом. Из гостиницы вообще нельзя звонить. Придется найти телефон-автомат где-нибудь снаружи.

— А можно это сделать в столь поздний час?

— Запросто. Мы все-таки не в пустыне, а в городе Олбани.

— Тогда, пожалуйста, дозвонись Солу и скажи, что в восемь утра я сам позвоню ему домой. Если у него другие дела, пусть их отменит. Он мне нужен.

— Хорошо. Как только мы здесь закончим.

— Нет. Сейчас. Пожалуйста.

Меня опять обуяло страстное желание отвесить ему затрещину, но я сдержался. Кипя, как чайник, я встал, оделся и вышел вон.

7

Если вы не горите желанием знать, как я провел следующий день, вторник, то в ближайшие четыре минуты вы изойдете зевками от скуки.

То есть что-то, конечно, происходило, но меня ни о каких важных событиях в известность не ставили. Но сначала — о прошлой ночи и о разговоре с Солом Пензером. Сол — безусловно лучший в своем деле; на мой взгляд, он стоит всех сорока пяти агентов, которыми располагали наши коллеги, но у него есть серьезный недостаток — уж слишком поздно он возвращается домой Телефон я обнаружил без малейших усилий, в ближайшем ночном баре, позвонил, но Сол не ответил. Что мне было делать — не возвращаться же и гостиницу, не солоно хлебавши? Когда Вулф отправляет меня с каким-то поручением, то резонно рассчитывает, что я его выполню — в этом мы единомышленники. Выждав пять минут, я снова набрал номер Сола, потом повторил попытку десять минут спустя — с прежним успехом. Так продолжалось целую вечность, пока, наконец, в четверть второго Сол не соизволил снять трубку. Он сказал, что ведет слежку по поручению Баскома, и должен возобновить ее в девять утра. Я возразил, что вовсе не должен, если не хочет, чтобы нас с Вулфом судили за убийство и вынесли обвинительный приговор, и добавил, что Вулф лично позвонит в восемь утра. Затем я поведал Солу о наших вчерашних приключениях, пожелал спокойной ночи, вернулся в отель, поднялся в номер 902 и, как и следовало ожидать, застал Вулфа в постели. Этот бездельник спал сном младенца в кровати у открытого окна, а сама комната промерзла, как усыпальница. Разделся я при скудном свете, который пробивался из-за полуприкрытой двери в ванную.

Когда я сплю — я сплю, и все же я никогда не поверил бы, что млекопитающее вулфовских габаритов способно выбраться из постели, встать на задние лапы и натянуть на себя уйму одежды, не разбудив меня. Да еще в такой адский холод. Жаль, что мне не довелось подсмотреть, как он это проделал. А сон с меня слетел от щелчка, когда Вулф повернул дверную ручку. Я продрал глаза, приподнялся и провякал:

— Куда это вы намылились?

Вулф обернулся.

— Звонить Солу.

— А который час?

— На твоих наручных часах уже двадцать минут восьмого.

— Вы же сказали — в восемь!

— Я должен сначала поесть. Отдыхай. Тебе пока делать нечего.

Он вышел и закрыл за собой дверь. Я улегся на бок, с замиранием сердца представил себе, как Вулф втиснется в телефонную будку, и уснул.

Правда, спал я уже и вполовину не так крепко, как раньше. Едва Вулф вставил ключ в замочную скважину, сон с меня как рукой сняло. Я бросил взгляд на часы: восемь тридцать пять. Вулф вошел, запер за собой дверь, снял шляпу и пальто и повесил их в стенной шкаф. Я спросил, поговорил ли он с Солом, и Вулф ответил, что да, мол, и вполне приемлемо. Я поинтересовался, чем закончилось вчерашнее собрание, согласились ли коллеги помочь нам, и получил такой же ответ: «да» и «приемлемо». Я полюбопытствовал, что нужно теперь делать, и в ответ услышал — «ничего». На мой вопрос, приемлемо ли это, Вулф ответил утвердительно. Разговаривая, он одновременно снимал одежду. Раздевшись, Вулф, не обращая внимания на лютую холодрыгу, натянул пижаму, залез в постель, накрылся одеялом и повернулся ко мне спиной.

Настала моя очередь — время приближалось к девяти утра, сна ни в одном глазу, а под ложечкой уже посасывало от голода. Я скатился с кровати, прошлепал в ванную, умылся, побрился, оделся (я с трудом застегнул пуговицы на сорочке, потому что дрожал, как осиновый лист), спустился в вестибюль, купил «Таймс» и «Газетт», прошагал в ресторан и заказал апельсиновый сок, оладьи, колбасу, омлет и кофе. Покончив с завтраком, я устроился в вестибюле на кресле и просмотрел газеты. Никаких новых для себя сведений об убийстве Уильяма А.Донахью я в них не обнаружил, если не считать нескольких дюжин абсолютно бесполезных мелочей, вроде заключения врача, проводившего вскрытие, о том, что смерть наступила за два-пять часов до того, как ему доставили тело. «Газетт» впервые поместила фотографии нас с Вулфом как арестантов. Мой снимок был просто загляденье, а вулфовский никуда не годился. Еще рядом красовалась физиономия Альберта Хайетта, а следом за ней было напечатано фото Донахью, явно сделанное после того, как над трупом потрудились эксперты. Я вышел на улицу подышать и поднял воротник пальто, чтобы хоть чуть-чуть уберечься от порывов леденящего ветра. На улице было не теплее, чем в номере 902, но меня согревала мысль, что под залог гулять куда приятнее, чем уныло вышагивать по тюремному двору. В отель я вернулся уже в двенадцатом часу, поднялся на лифте на девятый этаж, отомкнул дверь и вошел в морозильник.

Вулф по-прежнему дрых без задних ног и даже не шевельнулся, когда я вошел. Я стоял и таращился на бесформенную гору под одеялом отнюдь не влюбленным взором. Я так и не придумал, какую бы каверзу подстроить этому гнусному сибариту, как вдруг в дверь номера постучали. Нагло и громко. Я открыл дверь и увидел перед собой здоровенного громилу, который попер прямо на меня, явно намереваясь пройти по мне, как по ковру. Что ж, очень кстати, у меня как раз руки чесались. Я резко выставил локоть, и не ожидавший такого подвоха детина отлетел назад, врезавшись в стену.

— Я полицейский! — пролаял он.

— Так бы и сказали. В любом случае — я вам не половая тряпка. Что вам нужно?

— Вы Арчи Гудвин?

— Да.

— Вас вызывают к прокурору. Вместе с Ниро Вулфом. Я должен вас доставить.

Правильнее было бы сказать нахалу, что мы обсудим его предложение, и выставить его за дверь, но на Вулфа я злился еще больше, чем на этого бабуина. Ну зачем, скажите на милость, Вулфу понадобилось отправлять меня на поиски телефона в самый разгар общения с сыщиками? И уж совсем ребяческая выходка вернуться и улечься спать, даже не сказав мне о результатах разговора с Солом. И я еще предложил этому себялюбцу поделить вину пополам! Как я заблуждался!

Я посторонился, уступая дорогу закону, и, обернувшись, увидел, что Вулф открыл глаза и свирепо смотрит на нас.

— Вот мистер Вулф, — кивнул я верзиле.

— Вставайте и одевайтесь? — выпалил тот. — Я должен доставить вас на допрос к прокурору.

— Вздор! — по сравнению с ледяным голосом Вулфа стужа в комнате казалась сахарским зноем. — Я рассказал мистеру Хайетту и мистеру Груму все, что знал. Если окружной прокурор хочет меня видеть, то я готов его принять примерно через час. А мистеру Груму передайте, что он осел. Не следовало ему меня арестовывать. Теперь ему нечем мне угрожать, если он не хочет предъявить мне обвинение в убийстве или аннулировать мое освобождение под залог — первое будет верхом идиотизма, а второе слишком затруднительно. Убирайтесь вон! Нет, постойте. Арчи, как попал сюда этот человек?

— Просто вошел. Он постучал, а я открыл дверь.

— Понимаю. Ты, конечно, истинный друг, Горацио note 1. Это у тебя в крови.

Вулф перевел взгляд на полицейского.

— А вас, сэр, прислали только за мной или также за мистером Гудвином?

— За вами обоими.

— Прекрасно. Тогда возьмите с собой мистера Гудвина. Меня вы можете увести только силой, а я довольно тяжел — вам меня не поднять. Прокурор может позвонить мне позднее, но я не думаю, что приму его.

Орангутанг чуть помялся, открыл пасть, захлопнул ее, потом снова открыл и пролаял, чтобы я шел за ним. Я повиновался.

Вулф, должно быть, смаковал победу, но он просчитался. Поскольку в общей потехе я не участвовал, я уже предвкушал, как повеселюсь, задираясь с прокурором.

По дороге я еще замыслил, что неплохо бы пригласить Салли Колт отобедать вместе, но, увы — когда прокурор наконец сообразил, что препирания со мной совершенно бесполезно, шел уже третий час. Я заскочил в ближайшую аптеку, позвонил Вулфу, сказал, что он плохо разбирается в животных, поскольку настоящий осел — прокурор, и спросил, нет ли каких распоряжений. Как и следовало ожидать, распоряжений не оказалось. Я набрал номер Салли, спросил, не хочет ли она сходить со мной в кино, и получил ответ, что она бы счастлива, но страшно занята и не может. Это она-то занята! Замечательно! Что ж, пусть попробует найти, как уберечь меня от электрического стула. Я зашел в закусочную, проглотил молоко с сандвичем, потом вспомнил, что все расходы на нашу поездку в Олбани будут оплачены, отыскал ресторан, который порекомендовал нам Стенли Роджерс, заказал и уплел роскошный обед на шесть долларов, и потребовал чек. Официант рассказал мне, где найти бильярдный зал, и я отправился по указанному адресу, позвонил Вулфу, доложил о своем местопребывании и сел последить за игрой. Какой-то жучок предложил мне сгонять партию. Я обставил его с подозрительной легкостью, после чего избежал полного банкротства лишь благодаря тому, что отказался поднимать ставки до суммы, которую предложил этот прохвост. Жучок решил, что не стоит тратить силы на такого скрягу, и отвалил. Время уже близилось к семи вечера, когда кассир окликнул меня и сказал, что меня зовут к телефону. Я не помчался сломя голову, а выждал с минуту. Пусть толстяк подергается.

— Алло.

— Мистер Гудвин?

— Да.

— Говорит Салли Колт. Меня мучает совесть, что я вам отказала, но у меня не было иного выхода. Вы, конечно, не захотите поменять кино на ужин?

Я не сразу совладал с собой. Только один человек мог сказать ей, где меня искать. Салли не виновата.

— Отчего же, — сдержанно произнес я. — Ужинаю я каждый день. Когда?

— Когда сможете — я уже свободна. В гостинице?

— Нет, я знаю местечко получше, всего в двух кварталах от гостиницы. «Хеннингер». Давайте встретимся там через пятнадцать минут.

— Договорились. «Хеннингер»?

— Да.

— Хорошо. Я скажу мистеру Вулфу, где нас искать, если что случится.

— Я ему позвоню.

— Нет, я сама ему передам. Он здесь рядом.

Когда я пошел одеваться, в моем мозгу царила полная сумятица. Чего я только не чувствовал. Холодную ярость. Да, по отношению к гению можно быть снисходительнее, но это уже чересчур! Любопытство. О чем он, черт побери, договорился с Салли? Облегчение. Все-таки Вулф встал с постели и оделся, если только его отношение к женскому полу не изменилось на противоположное. Радость. Как бы то ни было, всегда приятно посидеть с хорошенькой девушкой. Надежду. Возможно, в процессе беседы мне удастся выудить из Салли хоть какие-то сведения о дальнейших планах моего работодателя.

Надежда не оправдалась. Ужин удался на славу, так что в конце его я даже изменил отношение к сыщицам, но о деле Салли даже ни разу не заикнулась, а я, разумеется, вопросов не задавал. Вулф явно велел ей держать язык за зубами. Документальных подтверждений его вероломству у меня нет, но к десерту и кофе мы с Салли уже достаточно подружились, а когда девица начинает улыбаться мне определенным образом, но при этом старательно уклоняется от разговора на самую близкую для себя тему, дураку ясно, что кто-то совратил ее и сбил с пути истинного. Мы уже допивали кофе, когда подошел официант и сказал, что меня зовут к телефону. Я последовал за ним.

— Алло.

— Арчи?

— Да.

— Мисс Колт с тобой? Приходи сюда и приведи ее.

— Ладно.

Я вернулся к столу, поведал Салли, что нас ждут, попросил счет, расплатился, и мы вышли на улицу. Тротуар местами обледенел, и Салли взяла меня под руку — я прежде не думал, что сыщицы могут ходить под руку, — но, слава Богу, за локоть не дергала. Поднявшись на лифте, я подождал в коридоре, пока Салли сходит в свой номер, чтобы оставить вещи. Мне было приказано привести ее, и я был полон желания выполнить единственное за весь день поручение с должной ответственностью. Дождавшись Салли, я сопроводил ее до номера 902, отомкнул дверь своим ключом, и мы вошли.

Комната была битком забита людьми!

— Ого! — жизнерадостно проблеял я, не желая показывать, насколько я огорошен. — Опять пируем?

Вулф восседал в кресле возле дальней стены. Письменный стол, заваленный бумагами, передвинули, и теперь он стоял рядом с креслом Вулфа. По другую сторону стола сидела Дол Боннер. Она ехидно улыбалась. Если вы считаете, что я несправедлив к Дол, что она вовсе не ехидничала, а просто не выглядела несчастной, то вы абсолютно правы. Вулф кивнул мне.

— Можешь не закрывать дверь, Арчи. Мистер Грум и мистер Хайетт должны подойти с минуты на минуту.

8

Первой моей мыслью, когда я снял пальто и шляпу, было, что этот прохвост собрался выкинуть очередной номер и совместить приятное с полезным — не только указать Груму на убийцу, но и Хайетту испортить обедню, сорвав собеседование со всей нашей шайкой-лейкой. Похоже, он до конца решил обойтись без моей помощи — да что уж там, ведь у него была Дол Боннер. Вот будет жалость, подумалось мне, если вдруг окажется, что именно она и затянула галстук на шее Донахью, и моему шефу придется-таки обратиться за помощью ко мне.

Я оглянулся по сторонам. Айд, Керр и Амсел сидели в креслах, самых дальних от Вулфа, еще два перед ними пустовали в ожидании остальных. В коридоре послышались шаги, и я обернулся к двери. Грум вошел первым. Пальто и шляпы, видимо, они оставили внизу.

— Добрый вечер, господа, — приветствовал их Вулф и указал на кресла: — Присаживайтесь, прошу вас.

Они остались стоять, а Грум сказал:

— Чего-то в этом роде я от вас и ожидал. Вы, кстати, не говорили, что здесь будет такое сборище.

— Да, не говорил. Зато я сказал, что, если вы и мистер Хайетт придете, то к своим прежним показаниям я сумею присовокупить новые — весомые и убедительные. Мне хотелось, чтобы все свидетели присутствовали. — Он снова указал на кресла. — Может, вы все же присядете?

Грум бросил взгляд на Хайетта, крутанул головой, чтобы посмотреть на меня, протиснулся между Керром и Салли Колт и, подвинув вплотную к стене одно из пустующих кресел, опустился в него. Вулф и Дол Боннер оказались от него справа, а все остальные — слева: удара сзади, таким образом, опасаться не приходилось. Хайетт не так привередничал. Передвинуть свое кресло он не потрудился, а просто уселся, хотя мы пятеро — Айд, Керр, Амсел, Салли и я — оказались у него за спиной.

— Мы готовы, — обратился Грум к Вулфу.

— Пожалуйста, сэр. — Вулф тоже переместил свое кресло таким образом, чтобы смотреть Груму прямо в лицо. — Подробностей в этом деле масса, ни сейчас я не стану на них останавливаться. Вам и так все будет понятно. Прежде всего о том, что произошло вчера. Вы в порыве болезненного служебного рвения арестовали мистера Гудвина и меня. Значит…

— Я знаю без вас, что произошло вчера.

— Конечно, но не то, что знаю я. Значит, мне оставалось одно из двух: либо пустить все на самотек, положившись на ваш опыт и удачу, либо взяться за дело самому. Для начала необходимо было выяснить, имел ли дело с Донахью кто-нибудь из тех, кто находился в сорок второй комнате, помимо мистера Гудвина и меня. Я пригласил своих коллег посоветоваться, и все они пришли. Они…

— Мне известно, что они делали. Но сегодня никто из них уже не расскажет, о чем здесь шла речь. Как, впрочем, и вы, и даже Гудвин.

— Отчего же, я расскажу. Только не прерывайте меня, если хотите, чтобы дело пошло быстрее. Мои коллеги провели здесь около четырех часов — вам они все равно в это время не понадобились бы. Когда я узнал, что тело опознал каждый из них, а значит, все они были знакомы с Донахью, и что, исходя из времени появления их в здании, ни с кого нельзя было снять подозрения, напрашивалось предположение, что убийца — один из них. Я так и подумал и не отвергал это допущение около часа, пока мы все вместе обсуждали происшедшее, после чего мне пришлось его отбросить.

Грум начал было что-то говорить, но Вулф остановил его, подняв ладонь.

— Если позволите. Может, правильнее было бы сказать «отложить», а не «отбросить». Я отложил его, потому что нечто другое привлекло мое внимание. Мне показалось весьма знаменательным, что все семеро, кто имел дело с Донахью в операциях по прослушиванию, должны были явиться на дознание в один день. Совершенно невероятно, чтобы это оказалось просто совпадением. Логично предположить, что так подстроили специально, чтобы сравнить показания всех семерых или даже устроить очную ставку.

Но нет. Потом мне стало ясно, что ничего такого не планировалось. Имя Донахью не упомянул в своих письменных показаниях ни один из нас. В отчетах мисс Боннер, мистера Айда и моем приводилось описание клиента, который обманул всех схожим образом, так что нас троих вполне могли вызвать на дознание в один день. Но мистер Керр и мистер Амсел уже не укладывались в общие рамки. Мистер Керр просто написал о том, что вел прослушивание телефона Артура М.Леггета по поручению самого Леггета. Мистер Амсел вообще ничего не указал в своем отчете — ничего, что могло бы поставить его в один ряд с мисс Боннер, мистером Айдом или со мной. Вчера он опознал в Донахью человека, который когда-то просил его прослушивать один телефон, но мистер Амсел отказался. В отчете госсекретарю мистер Амсел ничего не упоминал об этом случае.

— Не похоже, чтобы дело двигалось вперед быстрее, — провозгласил Грум. — Все вы знали убитого. Один из вас увидел его и убил.

— Но зачем все же все мы там оказались? — требовательно спросил Вулф. — Более или менее понятно, зачем вызвали мисс Боннер, мистера Айда и меня, но почему пригласили и мистера Керра с мистером Амселом? Исходя из их письменных показаний, нельзя выявить никакой определенной связи с нашей троицей; но на самом деле оказалось, что такая связь есть, и весьма существенная, ибо они, как и мы, имели дело с Донахью. Простое совпадение? Я этому не верю. Один — еще куда ни шло, но не оба вместе. Итак, все мое внимание сконцентрировалось на вопросе, кто же подстроил так, что всех нас вызвали в один и тот же день. И одновременно еще один вопрос — не объединяло ли что-то тех пятерых, чьи телефоны хотел прослушивать Донахью? И кстати — зачем Донахью понадобилось нанимать пять разных детективов для подслушивания телефонов? Не потому ли, что у интересующих его пятерых абонентов было что-то настолько общее, чего не преминул бы заметить опытный сыщик?

Вулф перевел взгляд на Хайетта, словно ожидая ответа на поставленные вопросы, но ответа не последовало, и он снова повернулся к Груму:

— С ответом на первый вопрос пришлось потерпеть — не мог же я позвонить мистеру Хайетту и спросить его в лоб. Зато на второй ответ нашелся быстро. Я выяснил, что четверо, чьи телефоны прослушивали, являются членами Комитета по исследованию деятельности благотворительных фондов. Судя по всему, пятый абонент — еще один, последний член этого комитета. Я решил обрисовать присутствующим здесь дамам и господам то, какой оборот принимает дело, чтобы организовать сотрудничество. Если бы оказалось, что моя догадка неверна и виновен все же один из моих коллег, это все равно не повредило бы; с другой стороны, интересно понаблюдать, как они откликнутся на мое предложение. Я узнал…

— Какое предложение? — потребовал Грум.

— Сейчас расскажу. Я узнал, что в Нью-Йорке в их распоряжении имеются в общей сложности более сорока оперативников, а у меня — четверо или пятеро. Итак, рассказав о том, что мне удалось узнать, я предложил немедленно подключить всех оперативников — и мужчин, и женщин — насколько это только возможно. Для расследования мы наметили три основных направления: первое — отель «Марбери», где жил Донахью, второе — поле деятельности и интересов Альберта Хайетта и особенно — его возможная связь с указанным комитетом; и третье…

— Вы что, подозреваете Хайетта в убийстве?

— Я всего лишь говорю, что мне пришла в голову догадка, и я счел, что ее не мешает проверить, и все мои коллеги со мной согласились. Я уже спрашивал — кто устроил так, что мы, все семеро, появились здесь в один день и час? Дознание проводил мистер Хайетт. Кстати, еще один момент, который всегда считается существенным, но который вы оставили без внимания: насколько известно, мистер Хайетт последним видел Донахью живым. И еще одно — Хайетт сказал, будто, по утверждению Донахью, тот представился мне под своим именем и якобы я знал, что прослушивание велось незаконно. Я понимал, что либо Донахью солгал, либо лжет Хайетт, но Донахью был убит.

Вулф поднял и опустил плечи.

— Что я заподозрил на этой стадии, уже не так важно. Третье направление нашего расследования состояло в том, чтобы отыскать подтверждение существованию какой-либо прежней связи между Хайеттом и Донахью. Мои коллеги сделали несколько телефонных вызовов, один сделал я сам. Сегодня к десяти утрам мы собрали сколько оперативников, мисс Боннер?

— К десяти часам — тридцать четыре, а к двум пополудни — сорок восемь. Сорок два мужчины и шесть женщин.

Стив Амсел вдруг взорвался:

— Слишком много сыщиков, Хайетт! Аннулируйте наши лицензии! Нас слишком много!

— Заткни глотку! — рявкнул Джей Керр. — Не мешай Вулфу.

Вулф даже ухом не повел.

— Оперативные доклады начали поступать к нам около часа дня и поступали почти до сих пор, — произнес он. — Последний был примерно час назад, когда мы сказали нашим людям, что для наших целей сведений набралось уже достаточно. В основном доклады принимали мисс Боннер и мисс Колт, но и остальные помогали. Поиски по первому направлению, то есть по отелю «Марбери», ничего существенного не дали. По второму — о поле деятельности и интересах Хайетта — конкретного также ничего не обнаружилось, зато вскрылось кое-что весьма многообещающее. Восемнадцать месяцев назад в печати появились разоблачительные публикации о деятельности некоторых благотворительных организаций и инвестиционных фондов, и чем дальше, тем обширнее и значительнее они становились. Немногим более года назад мистера Хайетта нанял ведущим консультантом крупный инвестиционный фонд с ежегодными доходами, которые оценивались от одного до трех миллионов долларов. Это было примерно тогда, когда губернатор учредил Комитет по исследованию деятельности благотворительных фондов, и фонд, нанявший мистера Хайетта, явно попадал в сферу расследования, проводимого этим Комитетом. Мы располагаем доказательствами, что мистер Хайетт пытался столковаться с двумя членами комитета, чтобы разузнать об их планах…

— Что вы имеете в виду под «доказательствами»? — резко перебил Грум.

Вулф постучал по бумагам, лежащим на столе.

— Все сведения здесь, подобраны специально для вас, но, как я уже заметил, исчерпывающей картины они не дают. Члены Комитета не очень-то склонны откровенничать с нашими людьми, а вот с официальными блюстителями закона, несомненно, будут куда более сговорчивы. Я только излагаю вам, что нам удалось узнать по второму направлению расследования: мистер Хайетт весьма и весьма интересовался комитетом и его планами. Результаты по третьему направлению оказались еще более содержательными, они, можно сказать, решили дело, или почти решили. Понятно, что третье направление представлялось нам самым важным, и работали по нему целых тридцать оперативников. По фотографиям Хайетта и Донахью, опубликованным в газетах, им удалось отыскать трех человек, которые независимо друг от друга весной прошлого года дважды видели вместе Хайетта и Донахью, причем при таких обстоятельствах, которые не оставляли сомнений, что встречались эти двое скрытно от других. Я не требую, чтобы мистер Хайетт назвал этих людей по именам и описал места и обстоятельства встреч с Донахью, — все эти сведения здесь имеются. — Вулф снова постучал по бумагам.

— И, однако же, мистер Хайетт утверждал в моем и вашем присутствии, что до вчерашнего утра никогда раньше не видел Донахью. Вы спросили, подозреваю ли я его в убийстве. Отвечаю: теперь — да. Конечно, на ряд вопросов у меня нет готового ответа — вряд ли вас удовлетворят мои догадки. Например, самое главное — зачем Хайетту понадобилось вызывать нас всех на дознание в один день и час — он, безусловно, знал, что Донахью вел с нами переговоры о прослушивании телефонов. Могу лишь догадываться — он так поступил потому, что для него это было самое лучшее, ведь нас так или иначе вызвали на дознание, либо сюда, либо в Нью-Йорк, а он, конечно, предпочел бы сам заняться с нами, чем предоставлять нас своему нью-йоркскому коллеге. Если всех нас вызвать в один день, то все мы будем под рукой, если зачем-то снова понадобимся; а если бы все сошло гладко, он мог бы собрать нас и великодушно заявить, что, дескать, раз наши индивидуальные показания подтверждают, что всех нас подло обманул этот негодяй, то он, Хайетт, постарается устроить так, чтобы против нас не предпринимали никаких мер.

Вулф повернул руку ладонью вверх.

— Конечно, Хайетт полагал, что до Донахью не доберутся, что он где-то за пределами штата и отыскать его не удастся. Несомненно, он сделал все от него зависящее, чтобы так оно и получилось. Ему лично особая опасность не грозила. То, что деятельность его фонда расследовал какой-то комитет, назначенный губернатором, не было напрямую связано со следствием, которое вел он сам, и Хайетт был уверен, что подобную связь не только не обнаружат, но и не заподозрят. Прослушивая телефоны, он получил нужные сведения, о планах и намерениях Комитета, чем и объяснялась его дерзкая самоуверенность. Если это в самом деле так, то вчера утром он, должно быть, испытал настоящее потрясение, когда снял трубку и услышал, что его по важному и секретному делу хочет видеть человек по имени Донахью.

Взгляд Вулфа скользнул по Хайетту и снова уперся в Грума.

— Если хотите услышать еще одну догадку, что произошло вчера в тридцать восьмой комнате между Хайеттом и Донахью, то наиболее вероятно, что Донахью угрожал вывести Хайетта на чистую воду и разгласить всю историю — может, это было вымогательство, а может, Донахью прослышал, что на дознание вызвали всех семерых, и заподозрил, что из него хотят сделать козла отпущения. Скорее всего именно так и случилось бы. Впрочем, эти вопросы, как и многие другие, — ваше, а не наше дело, мистер Грум. Хватит того, что мы показали — вы слишком поспешно ухватились за ложное предположение. Что касается мистера Гудвина и меня, то, я уверен, вы с успехом отведете нарекания из-за ложного ареста, но, надеюсь, усвоите, что принимать слепо на веру каждое слово человека только потому, что человек этот — уполномоченный заместитель госсекретаря — по меньшей мере ребячество. Вы готовы закрыть наше дело сегодня же вечером?

— Нет. Суд откроется только утром. — Грум встал, подошел к столу и, положив ладони на стопку бумаг, посмотрел на уполномоченного заместителя. — Вам есть что сказать, мистер Хайетт?

Хайетт был юристом. Сидел он спиной ко мне, так, что лица его я не видел, но сомневаюсь, что на нем было написано больше, чем на его спине.

— Нет, — ответил он, — кроме того, что я напрочь отвергаю голословные обвинения Вулфа в мой адрес, за которые он несет полную ответственность. Больше мне сейчас добавить нечего.

Он поднялся и зашагал к двери. Грум и пальцем не пошевелил, чтобы его остановить, да и где там, ему же еще надо было изучить все документы.

Стив Амсел крикнул вдогонку Хайетту:

— Слишком много сыщиков, Хайетт!

9

Вчера после полудня мы вместе с Вулфом сидели в его кабинете и обсуждали небольшую работенку, за которую недавно взялись. Зазвонил телефон, и я снял трубку.

— Контора Ниро Вулфа. Арчи Гудвин слушает.

— Это Дол Боннер. Здравствуйте, Арчи. Как дела?

— Лучше всех.

— Отлично. Можно поговорить с мистером Вулфом?

— Минутку, я узнаю. — Я прикрыл трубку ладонью и, повернувшись к Вулфу, сказал, кто звонит. Вулф скорчил гримасу, но, поколебавшись, потянулся к телефону на своем столе. Я не стал класть трубку — у нас заведено, что я слушаю все разговоры, если нет иных указаний.

— Да, мисс Боннер? Ниро Вулф слушает.

— Здравствуйте. Как ваши дела?

— Спасибо, все в порядке.

— Хорошо, что я вас застала. Вы, конечно, уже слышали новость?

— Не знаю. Какую новость?

— Сегодня суд вынес приговор. Хайетт признан виновным в предумышленном убийстве.

— Вот как. Я не знал. Впрочем, этого следовало ожидать.

— Конечно. Я почему звоню — час назад мне позвонил Харланд Айд. Праздновать по поводу обвинительного вердикта несколько дико, по его мнению, но он все же считает, что наш общий долг выразить вам свою признательность. Но, кроме того, госсекретарь опубликовал результаты дознания: лицензии продлили нам всем, так что это событие вполне можно отметить. Мистеру Айду пришло в голову пригласить вас от нашего имени на скромный ужин, и он спросил меня, что я об этом думаю. Я сказала, что полностью одобряю его мысль. Только что он позвонил снова и сообщил, что мистер Керр и мистер Амсел тоже поддержали его затею, и попросил меня, чтобы я пригласила вас. Пожалуйста, любой вечер на следующей неделе — или когда вам будет угодно. Надеемся, вы придете, вместе с мистером Гудвином разумеется. Мисс Колт, конечно, тоже будет.

Тишина. Я не отрывал глаз от лица Вулфа. Его губы плотно сжались.

— Вы слушаете, мистер Вулф?

— Да, слушаю. Но я крайне редко принимаю подобные приглашения.

— Я знаю. Но ведь это не просто ужин, а дань восхищения.

— Отвергнуть которую было бы верхом грубости и неблагодарности. Мистер Гудвин, правда, убежден, что я и есть неблагодарный грубиян, но это не совсем так. Просто я привык потворствовать своим желаниям. У меня к вам встречное предложение. Я тоже чувствую живейшую признательность за действенную помощь в расследовании, которую вы мне оказали, и предлагаю вам вместо намеченного ужина в ресторане отужинать у меня дома. В любой вечер на той неделе, кроме четверга.

— Но ваше предложение все ставит вверх ногами.

— Почему? Я же сказал — я тоже исполнен признательности.

— Ну что ж… тогда мне поговорить с мистером Айдом? И со всеми остальными?

— Если вас не затруднит.

— Хорошо. Я вам перезвоню.

Что Дол и сделала — меньше чем через час. Обед назначили на следующую среду. Я жду его с нетерпением. То-то будет забавно посмотреть на физиономию Фрица, когда он узрит восседающую справа от Вулфа Дол Боннер, с устремленными на Вулфа золотистыми глазами в обрамлении пушистых длинных ресниц.

Что до того, делить ли пополам вину за то, что мы вляпались в эту историю с прослушиванием, то это, конечно, вопрос спорный. Но то, что произошло в Олбани, когда меня беззастенчиво вывели из игры, вообще ни в какие ворота не лезет. Что же, раз работа по силам сорока восьми оперативникам из Нью-Йорка, так меня и посвящать незачем? Тем более, что куда проще швырнуть меня прямо в лапы кровожадного Грума и окружного прокурора.

Note1

Друг Гамлета из трагедии Шекспира.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5