Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ниро Вульф (№24) - В лучших семействах

ModernLib.Net / Классические детективы / Стаут Рекс / В лучших семействах - Чтение (стр. 5)
Автор: Стаут Рекс
Жанр: Классические детективы
Серия: Ниро Вульф

 

 


— Остановитесь у тротуара!

Польщенный вниманием, как и любой другой водитель на моем месте, я повиновался. Патрульная машина стала рядом, полицейский вылез и с ходу изобрел еще более оригинальную фразу:

— Предъявите ваши права.

Я достал водительское удостоверение.

— Да, мне сразу показалось, что я узнал вас. — Он вернул мне удостоверение, обошел вокруг капота моей машины, открыл дверцу с противоположной от меня стороны, устроился на соседнем сиденье и выпалил:

— Поехали в Девятнадцатый участок. Шестьдесят седьмая улица восточнее Лексингтон-авеню.

— Можно и туда, — согласился я. — Хотя лично я предпочитаю Бруклинский ботанический сад, особенно сейчас, на пасху. Давайте бросим жребий.

Он и ухом не повел.

— Ладно, Гудвин, не старайтесь. Я знаю, что вы за словом в карман не лезете, да и вообще наслышан, что вы за штучка. Поехали!

— Приведите любой довод — хороший или плохой. Если вы не против, конечно?

— Какой еще довод! Час назад по радио передали, что вас следует найти и задержать. Почем я знаю, может, по случаю пасхи, вы подбросили младенца к церковным ступенькам?

— Да, вы правы, — согласился я. — Поедем, заберем его.

Я тронул машину с места, сопровождаемый почетным эскортом. Место назначения, отделение полиции 19-го участка, было мне уже знакомо. Именно там мне однажды выпало счастье провести изрядный кусок ночи в оживленной беседе с лейтенантом Роуклиффом, нью-йоркским Коном Нунаном.

Доставив меня в участок и предъявив сержанту, баловень судьбы, нашедший и задержавший самого Арчи Гудвина, сделал следующее заявление. Оказывается, его звали не Джон Ф.О'Брайен, а Джон Р.О'Брайен. А важно это потому, объяснил он сержанту, что в прошлом году один из его выдающихся подвигов ошибочно приписали Джону Ф., так что с него хватит — он и сам не прочь насладиться лаврами за задержание разыскиваемого беглеца от правосудия. Закончив свою речь, он пожелал мне приятного времяпровождения и отчалил. Тем временем сержант позвонил по телефону. Повесив трубку, он взглянул на меня уже с меньшим равнодушием.

— Вас требует Вестчестер, — возвестил он. — Вы сбежали с места преступления и уклоняетесь от расследования. Хотите исповедоваться?

— Не особенно, хотя не сомневаюсь, что это было бы Забавно. А что случится, если я откажусь?

— Человек из Вестчестера уже в городе. Несется сюда на всех парах, чтобы забрать вас.

Я покачал головой.

— Я буду биться, как загнанная крыса. У меня четырнадцать адвокатов, и все предупреждены. Десять против одного, что у него нет ордера. Такие дружеские услуги не в моем вкусе. Похоже, вы влипли, сержант.

— Ой, как напугали! Если у него не окажется ордера, я отошлю вас в городское управление, а там уж разберутся.

— Да, — признал я, — тогда вы выйдете сухим из воды. Но, если желаете, могу избавить вас от лишних хлопот. Свяжитесь по телефону с вестчестерским прокурором и позвольте мне поговорить с ним. Я готов даже заплатить за звонок.

Сначала эта мысль его не вдохновила, но потом чем-то приглянулась. Видно, он передумал после того, как сообразил, что может оказаться причастным к расследованию самого громкого убийства месяца. Конечно, пришлось еще его поуламывать, но после того как я сообщил, что окружной прокурор сейчас пребывает в рэкхемовской резиденции, и дал номер телефона, сержант сдался. И позвонил. Правда, подстраховался. Сказал, что хотел только предоставить окружному прокурору возможность, если тот пожелает, конечно, переговорить с Арчи Гудвином. Тот пожелал. Я обогнул заграждение, подошел к столу и взял трубку.

— Мистер Арчер?

— Да! — проревела трубка. — Это совершенно…

— Минуточку! — решительно прервал я. — Как бы вы ни охарактеризовали мой проступок, я берусь удвоить силу ваших выражений. Так вот: это возмутительно! Чудовищно! Ни в какие ворота не лез…

— Вам было приказано оставаться на месте, а вы улизнули! Вы сбежали с места…

— Мне вовсе не приказывали оставаться. Вы спросили, остановился ли я у Лидса, а я ответил, что там моя сумка, и вы сказали, что мы продолжим сегодня, на что я ответил, что да, непременно. Если бы я остался у Лидса, мне позволили бы поспать семь часов. Я же решил использовать эти законные часы по своему усмотрению, и они еще не истекли. Впрочем, вы мне кое-что напомнили. Выбирайте: либо я сейчас перехвачу что-нибудь на завтрак и, заморив червячка, приеду к вам сам, без сопровождения, либо же упрусь рогом и тогда ваш посланник изрядно попотеет, чтобы вытащить меня за пределы города. Вот, кстати, и он, легок на помине.

— Кто?

— Ваш человек. Входит в дверь. Если надумаете и захотите увидеть меня сегодня, велите ему не таскаться за мной. Я от этого робею.

Молчание. Потом:

— Вам было сказано — не уезжать из округа.

— Ничего подобного.

— Ни вас, ни Вульфа не было дома в одиннадцать часов… или вы уклонялись от встречи с моим человеком.

— Я был на пасхальном шествии.

Опять молчание, теперь более затянувшееся.

— В котором часу вы приедете? Сюда, в Берчвейл.

— Пожалуй, к двум поспею.

— Мой человек там?

— Да.

— Передайте ему трубку.

Что ж, это уже было вполне приемлемо. Пока все шло как по маслу, за одним лишь исключением. После того как вестчестерский сыщик завершил телефонные переговоры, и мы сошлись на том, что я поеду сам, сержант великодушно заявил, что счет оплатит полицейское управление. Я спросил сыщика, осознал ли он, что я не потерплю слежки за собой, на что он ответил, чтобы я не волновался, поскольку он возвращается на Тридцать пятую улицу, дабы встретиться с Ниро Вульфом. Мне это не понравилось, но я смолчал, поскольку еще не решил, что говорить. Поэтому, заглянув в забегаловку на Лексингтон-авеню, чтобы проглотить сэндвич и пинту эля, я первым делом зашел в телефонную будку, позвонил домой и наказал Фрицу не снимать дверную цепочку и говорить посетителям, что Вульф отбыл из города и больше ничего. И еще — никого не впускать.

Все-таки то, что я двигался, помогло. Пока я колесил по Центральному парку и по близлежащим авеню, я разобрался с самыми насущными проблемами и теперь, по пути в Берчвейл, составил для себя ясную картину. Учитывая все обстоятельства, например, что дом выставляют на продажу, не оставив мне даже намека, не говоря уж о четком плане действий, я бы не рискнул побиться об заклад, что Вульф попросту затаился. Уж больно искренне Марко кудахтал: «О, мой друг, мой бедный юный дружок…» Вполне могло статься, что Вульф и в самом деле решил умыть руки. Сотню раз, а то и больше, когда что-то или кто-то — частенько я — ему особенно докучали, он начинал разглагольствовать о своем собственном доме в Египте и о том, насколько замечательно было бы пожить там. Я, естественно, пропускал это мимо ушей как досужие бредни. Теперь же я осознал, что человек, настолько эксцентричный, чтобы угрожать переездом на житье в Египет, вполне эксцентричен для того, чтобы претворить свою угрозу в жизнь, особенно после того, как дело заходит так далеко, что он вынужден улепетывать, как заяц, вскрыв коробку с колбасками.

Следовательно, я был бы олухом, полагая, что он просто отсиживается где-то, собираясь с силами и вынашивая планы. Но и обратного полагать я не мог. Я вообще ничего не мог полагать. Исчез ли он навсегда, или замыслил нечто такое, по сравнению с чем его обычные выходки казались бы детскими шалостями? Подразумевалось, видимо, что я одним махом отыщу ответ на этот вопрос, как и на все остальные, руководствуясь, естественно, собственным опытом и интеллектом, однако в моем нынешнем положении комплимент мне не польстил. Если случилось так, что я, наконец, окончательно и бесповоротно предоставлен самому себе, то очень даже хорошо; как-нибудь справлюсь. Но, с другой стороны, с жалованья меня вроде бы пока не сняли… И что из этого следует? Свихнуться можно. В итоге, все для себя прояснив и разложив по полочкам, в Берчвейл я прибыл в более свирепом и презлющем настроении, чем когда бы то ни было.

У въезда в имение меня подстерегал один из коллег Нунана, несший стражу, и на извилистую аллею меня пропустили лишь после того, как я предъявил четыре разных документа. Оставив машину возле дома на площадке, окаймленной вечнозеленым кустарником, я обогнул дом и подошел к парадному входу. Дверь открыла служанка, бледная и заплаканная. Она не проронила ни слова, только стояла и держала дверь, но тут подвернулся один из подручных шерифа, которого я знал в лицо, но не по имени. Он буркнул: «Сюда» и провел меня направо, в ту самую комнатенку, в которой я уже побывал.

— А, добрались наконец, — проворчал Бен Дайкс, сидевший за столом перед кипой бумаг.

— Я обещал Арчеру, что приеду к двум. Сейчас еще без двух минут два.

— Угу. Присаживайтесь.

Я присел. Дверь осталась открытой, но до моих ушей не доносилось ни одного звука, кроме шелеста бумаг, которые ворошил Дайкс.

— Раскрыли уже убийство? — вежливо поинтересовался я. — Здесь так тихо. В Нью-Йорке куда шумнее. Если вам…

Я умолк, так как получил ответ. Где-то поблизости застрекотала пишущая машинка. Звук был приглушенный, но, без сомнения, принадлежал пишущей машинке, причем печатал профессионал.

— Полагаю, Арчер знает, что я здесь, — заявил я.

— Не трепыхайтесь, — посоветовал Дайкс, не поднимая головы.

Я пожал плечами, вытянул ноги, скрестил лодыжки и вперил взор в лежащие перед ним бумаги. Я был слишком далеко, чтобы различить отдельные слова, но по разным признакам вскоре заключил, что Дайкс сравнивал отпечатанные показания членов семьи, гостей и прислуги. Не будучи в данный миг занят, я бы с радостью помог ему разобраться в них, но прекрасно понимал, что делать такое предложение — значит просто сотрясать воздух. От напряженного разглядывания бумаг мои утомленные веки смежились, и тут я впервые ощутил, насколько хочу спать. Я решил, что лучше открою глаза, потом подумал, что проявлю силу воли, если сумею бодрствовать с прикрытыми глазами…

Кто-то, видимо, перепутал мою голову с шейкером для коктейлей. Протестуя против такого обращения, я отшатнулся и отмахнулся кулаком, а уж потом открыл глаза и вскочил на ноги. Щуплый малый с гусиной шеей едва успел отпрянуть. Он казался одновременно испуганным и разозленным.

— Простите, — выдавил я. — Кажется, я вздремнул на секундочку.

— Вы вздремнули на сорок минут, — поправил Дайкс. Он по-прежнему сидел за столом и ковырялся в бумагах, а подле него высился окружной прокурор Арчер.

— Все равно я еще не добрал до семи часов, — напомнил я.

— Нам нужны ваши показания, — нетерпеливо выпалил Арчер.

— Чем скорее, тем лучше, — согласился я и придвинул стул поближе. Арчер уселся у края стола слева от меня, Дайкс восседал напротив, а тщедушный субъект устроился справа с блокнотом и ручкой.

— Сперва, — начал Арчер, — повторите то, что рассказали нам вчера о визите миссис Рэкхем и Лидса к Вульфу.

— Это займет полчаса, — возразил я, — а вы так заняты. Для меня это пара пустяков. Заверяю вас, что мои показания не изменятся ни на йоту.

— Начинайте. Я хочу послушать, и у меня есть вопросы.

Я всласть зевнул, потер ладонями глаза и приступил. В первую минуту я испытывал некоторые затруднения, но потом слова потекли свободно, и я с удовлетворением предложил бы сравнить мой рассказ с моими Предыдущими показаниями, если бы сохранился протокол.

Арчер задал несколько вопросов, и Дайкс добавил один или два. В конце концов Арчер спросил:

— Вы согласны подтвердить свои показания под присягой, Гудвин?

— Конечно, с радостью. Если вы оплатите нотариуса.

— Идите и отпечатайте их, Чини.

Щуплый встал на ноги, прихватил блокнот и засеменил из комнаты. Когда дверь закрылась, Арчер заговорил:

— Пожалуй, вам стоит это знать, Гудвин: вам противоречат. Мистер Рэкхем говорит, что вы лжете про разговор его супруги с Вульфом.

— Вот как? А откуда он знает? Его там не было.

— Он говорит, что она никак не могла такого сказать, поскольку это неправда. По его словам, в денежных вопросах никаких трений или недоразумений между ними не было. Кроме того, он показал, что жена говорила о том, что подозревает мистера Хэммонда из Кредитной компании Метрополитен в неверном ведении ее финансовых дел и желает проконсультироваться по этому поводу с Ниро Вульфом.

— Что ж, — зевнул я. — Занятно. На моей стороне Лидс. А кто подтверждает его слова?

— Пока никто.

— А Лидсу вы это уже сказали?

— Да. Как вы выразились, он на вашей стороне. Он подписал протокол. Как, впрочем, и мистер Рэкхем.

— А что говорит Хэммонд?

— Я не… — Арчер прервался, задумчиво глядя на меня. — Возможно, не стоит говорить вам. Пусть эти останется между нами. Сами понимаете — щекотливое дело… Он крупная шишка в таком влиятельном банке…

— Верно, — согласился я. — Кстати, обозвать новоиспеченного миллионера гнусным лжецом тоже щекотливое дело, для вас, во всяком случае. Но не для меня. Так вот, я заявляю: он — гнусный лжец! Думаю, он уже миллионер, не так ли?

Арчер и Дайкс переглянулись.

— Если не хотите, не говорите, — великодушно согласился я. — Дайкс мне скажет. Если знает. Он знает?

— Да. Завещание огласили сегодня. Я присутствовал при этом. Слугам и дальним родственникам досталось, конечно, по мелочи. Миссис Фрей унаследовала усадьбу и миллион долларов. Лидс получил полмиллиона. Лина Дарроу — двести тысяч. Остальное досталось мистеру Рэкхему.

— Ясно. Стало быть, он и впрямь миллионер, а дельце и впрямь щекотливое. Все равно он гнусный лжец, к тому же нас двое против одного. Я подпишу свои показания в трех экземплярах, если хотите. Что я еще могу сказать?

— Я хочу, чтобы вас стало трое против одного. — Арчер пригнулся ко мне. — Послушайте, Гудвин. Я преклоняюсь перед талантами Ниро Вульфа. Как вам известно, у меня есть для этого основания. Но я не допущу, чтобы из-за его капризов страдало следствие. Мне нужны его показания, подтверждающие ваши слова с Лидсом, и я намереваюсь заполучить их без проволочек. Я послал к Вульфу человека. Сегодня утром, в одиннадцать, ему сказали, что Вульф не принимает, а вас нет дома и где вы находитесь — неизвестно. Тогда-то мы и передали циркуляр о вашем розыске. Час назад мне снова позвонил мой человек. Он опять побывал в доме у Вульфа, и ему сказали, что Вульф отбыл из города. Больше ничего выведать ему не удалось.

Арчер сжал кулак и упер его в стол.

— Я не потерплю этого, Гудвин. Это самое серьезное преступление, которое случилось с тех пор, как я занял свой пост в округе, и я не потерплю вульфовских штучек. Пусть он и гений, но он также жирный и тщеславный павлин, и пора поставить его на место. Позвоните ему с этого телефона. Если через два часа он не прибудет сюда давать показания, я выпишу ордер на его арест как важного свидетеля. Вот телефон.

— Сомневаюсь, что вам удастся пришить ему статус свидетеля. Его и близко здесь не было.

— Чушь! — прорычал Бен Дайкс. — Не будьте простофилей. В пятницу миссис Рэкхем поплакалась ему в жилетку, а в субботу ее прикончили.

Я решил вызвать огонь на себя. Что касается меня, я бы с удовольствием позволил им попасть впросак со своим ордером, но, к сожалению, не сумел придумать вразумительного объяснения для завтрашнего дня, когда им на глаза неминуемо попадется объявление в «Газетт». Черт с ними, решил я и провозгласил:

— Я не могу ему позвонить, поскольку не знаю, где он.

— Ха-ха, — сказал Дайкс. — Ха-ха-ха!

— Да, — признал я, — это сошло бы за шутку. Но это не шутка. Я даже не знаю, в Нью-Йорке он сейчас или нет. Мне известно лишь, что из дома он ушел вчера ночью, пока я был здесь, и с тех пор не возвращался… нет, не совсем так. Еще мне известно, что он зашел к своему другу по имени Вукчич и договорился о том, что тот организует перевозку орхидей и возьмет на работу нашего повара. Он дал Вукчичу генеральную доверенность. И отправил в «Газетт» объявление, в котором возвестил, что навсегда оставляет сыскной бизнес.

На сей раз «ха-ха» не последовало. Дайкс, насупив брови, смотрел на меня. Арчер, скривив рот, тоже пожирал меня глазами, словно пытаясь прожечь меня взглядом насквозь. Так продолжалось некоторое время, и я заерзал на стуле. Я запросто выдерживаю любой взгляд, но тут меня буравили две пары глаз одновременно спереди и сбоку.

Наконец Дайкс повернул голову и обратился к Арчеру:

— Хорошенькое дело!

Арчер кивнул, не спуская с меня глаз.

— Этому трудно поверить, Гудвин.

— Еще бы. Чтобы он вышел из дома…

— Нет, нет. Трудно поверить, что вы с Вульфом пойдете на такой блеф. Видимо, у него не было другого выхода. Ночью вы звонили ему от Лидса, как только вам представилась такая возможность после убийства миссис Рэкхем…

— Извините, — решительно прервал я. — Не как только представилась такая возможность после убийства миссис Рэкхем. Правильнее будет сказать: как только представилась возможность после того, как я узнал, что миссис Рэкхем убили.

— Ладно, ладно. Мы не на суде. — Арчер пригнулся ко мне. — Это случилось чуть позже полуночи. Что вы ему сказали?

— Я рассказал, что произошло. Подробно, как позволяло время, описал все события от моего приезда до той самой минуты. Если телефонистка подслушивала, то она вам подтвердит. Я спросил, должен ли я при допросе рассказывать полицейским лишь о том, что происходило здесь, предоставив остальное ему, но он ответил, что нет, я не должен ничего утаивать, включая даже подробности его беседы с миссис Рэкхем. Вот и все. Как вам известно, все инструкции я выполнил.

— Господи! — вздохнул Дайкс. — Да, сынок, похоже, пришел твой черед попотеть.

Арчер, не обращая на него внимания, продолжал:

— А потом, велев вам ничего не утаивать от полиции, Вульф вдруг посреди ночи решает, что ему надоел сыскной бизнес, посылает в газету объявление о своем уходе на покой, навещает друга, с которым договаривается об орхидеях, и… Что он сделал потом? Я что-то запамятовал, слишком увлечен был вашим рассказом.

— Я не знаю, что он сделал потом. Ушел. Исчез.

Представляю, как дико это прозвучало. Бред сумасшедшего. Только полоумный поверил бы, что его не водят занос. И я еще едва не проболтался про колбасу и слезоточивый газ, собираясь, естественно, умолчать про то, что мы знали, кто прислал нам этот гостинец, но вовремя спохватился, сообразив, к чему могла привести такая неосторожность. Вот уж точно была бы сенсация! Но что-то добавить или сделать мне следовало. Я решил представить доказательства и полез за ними в карман.

— На столе в спальне, — сказал я, — он оставил записки Фрицу, Теодору и мне. Вот моя.

Я протянул ее Арчеру. Тот пробежал ее глазами и передал Дайксу. Дайкс перечел ее дважды и вернул Арчеру, который упрятал записку в собственный карман.

— Господи! — с чувством повторил Дайкс, взглянув на меня с выражением, которое мне не понравилось. — Ну и наворотили! Я всегда считал, что у Вульфа семь пядей во лбу, да и вам я пальца в рот не положил бы, но тут вы, пожалуй, перестарались. Это как пить дать. — Он повернулся к Арчеру. — Все здесь ясно.

— Несомненно. — Арчер опять сжал кулак. — Гудвин, я даже не прошу, чтобы вы рассказали, что случилось на самом деле. Я сам расскажу вам. Найдя тело миссис Рэкхем, вы сговорились с Лидсом и придумали эту сказку про визит к Вульфу. Лидс пришел сюда, чтобы сообщить об убийстве. Вы поспешили к его дому, чтобы позвонить Вульфу и доложить как о преступлении, так и о вашем сговоре с Лидсом… или же Вульф уже знал о нем, поскольку вы прикидывались, что расследуете дело об отравлении собаки. В любом случае Вульфу было известно нечто такое, что он не смел бы скрыть и в равной степени не отважился бы выложить вам. А тут еще убийство, которое подлило масла в огонь. Поэтому он счел за благо исчезнуть, и нам, возможно, потребуется день, а то и неделя, чтобы разыскать его. Зато вы в наших руках.

Он стукнул кулаком по столу, не слишком, впрочем, сильно.

— Вы знаете, где скрывается Вульф. Вы также знаете, какой именно информацией он располагает и из-за чего вынужден прятаться. Это ценные улики, которые необходимы мне для расследования убийства. Неужто вы сами не понимаете, что приперты к стенке? И двадцать Ниро Вульфов не вытащат вас из такой передряги. Даже если он готовит нам один из своих дурацких сюрпризов, даже если завтра он мне предъявит убийцу вместе с неопровержимыми уликами для суда, мне этого будет недостаточно. Протокола вашего вчерашнего допроса не существует. Я сейчас вызову стенографиста, мы разорвем его блокнот и все, что он напечатал, и вы начнете заново.

— Соглашайся, сынок, — дружелюбно посоветовал Дайкс. — Я сам за преданность патрону, но не тогда, когда он такой сумасброд.

Я зевнул во всю пасть.

— Боже, как мне хочется спать. Я ни секунды не колебался бы, чтобы навесить вам лапшу на уши, но сейчас, когда говорю чистейшую правду, доказать это не в состоянии. Спросите меня завтра, допрашивайте хоть целое лето, но лгать я категорически отказываюсь. И я не знаю, где находится мистер Вульф.

Арчер вскочил на ноги.

— Выпишите ордер на его арест, и пусть отдохнет в нашем тюремном люксе, — голос прокурора сорвался на визг, и он пулей вылетел из комнаты.

8

В уайт-плейнзовской тюрьме ежедневно, не исключая и воскресенья, расходуют добрый галлон преедкого дезинфектанта, естественно, разводя его. Чтобы вы не сочли мое утверждение голословным, могу подкрепить его сведениями, почерпнутыми из двух источников: со слов надзирателя Уилкса, отвечающего за наш блок на втором этаже, а также от моего собственного носа, обладающего нюхом повыше среднего.

За двадцать часов, что я проторчал там в течение воскресной пасхальной ночи и последующего дня, мне не представилось возможности совершить ознакомительную экскурсию, но за исключением мерзкой вони, жаловаться в газету было не на что, особенно если согласиться с тем, что общество должно хоть как-то защищать себя от таких головорезов, как я. Моя камера — вернее, наша камера, так как у меня имелся сосед — оказалась на удивление чистой. Одеяло, правда, внушало подозрение, и я не стал натягивать его на голову, но, возможно, я просто мнителен. Что касается света, то он уступал солнечному, но был достаточно ярок, чтобы читать, при нем в течение тридцати суток.

Когда после досмотра меня привели в камеру, я спал на ходу, поэтому с окружающим интерьером и напарником познакомился уже только в понедельник. Тюремщики были дотошными, но зверствовать не стали. Мне позволили звякнуть Фрицу и предупредить, чтобы домой меня не ждали, что было вполне гуманно, так как трудно предугадать, что отколол бы Фриц, если после исчезновения Вульфа пропал бы и я. Я передал также, чтобы он связался с Натаниэлем Паркером, единственным адвокатом, общество которого Вульф иногда мог стерпеть за ужином; однако из этой затеи ничего не вышло, так как Паркер уехал на уик-энд. Добравшись наконец до койки, я уснул мертвым сном через десять секунд после того, как привалился головой к подушке, изготовленной из моих брюк, завернутых в мою же сорочку.

Кстати, именно благодаря брюкам, или вернее — пиджаку и жилету, составлявшими с брюками цельный ансамбль, мое пребывание оказалось более приятным, чем могло бы. Я проспал примерно половину желаемого времени, когда мои барабанные перепонки задрожали от адского грохота. Я приподнял гудящую голову и разлепил глаза. На койке напротив, на таком почтенном удалении, что мне пришлось бы вытянуть руку во всю длину, чтобы дотронуться до него, сидел мой сокамерник — детина с широченными плечищами, примерно моего возраста или чуть старше, с копной взъерошенных черных волос. Он только очнулся от сладкого сна и теперь позевывал.

— Что за бардак? — осведомился я. — Побег, что ли?

— Через десять минут завтрак и построение, — ответил он, спуская ступни в носках на пол. — Идиотское правило.

— Придурки, — согласился я и, извернувшись, сел на край койки.

Шагнув к стулу, на котором была развешана его одежда, черноволосый мимоходом взглянул на мой стул и остановился, приметив пиджак с жилетом. Он уважительно потрогал отвороты, полюбовался подкладкой и воздал должное петлицам. Затем, ни слова не говоря, вернулся на свою половину и принялся одеваться. Я последовал его примеру.

— А где мы умываемся? — поинтересовался я.

— После завтрака, — ответил он. — Если будете настаивать.

По другую сторону зарешеченной двери появился надзиратель, крутанул что-то, и дверь открылась.

— Погодите минутку, Уилкс, — попросил мой товарищ и повернулся ко мне: — Вас выпотрошили?

— Естественно. Это современная тюрьма.

— Яичница с беконом вас устроит?

— Как раз то, что надо.

— Гренки пшеничные или ржаные?

— Пшеничные.

— У нас одинаковые вкусы. Удвойте заказ, Уилкс. Все вдвойне.

— Как скажете, — с расстановкой произнес наш тюремщик и вышел. Мой новоиспеченный приятель, заправляя галстук за воротничок рубашки, добавил:

— От проверки и построения отделаться не удастся, но бурду можно не жрать. Позавтракаем в камере, здесь спокойно.

— Воистину человек человеку друг, — с чувством сказал я. — Я расплачусь за наш завтрак, как только заполучу назад свой бумажник.

— Ерунда, — отмахнулся мой благодетель.

На перекличке и построении случая почесать языки не представилось. Всего нас набилось человек сорок — довольно разношерстная публика и отнюдь не ангельского вида. Аромата завтрака в сочетании с дезинфектантом хватило бы с лихвой, чтобы объяснить тоскливое выражение, застывшее на перекошенных рожах, не ставших симпатичнее от заточения, так что мы с напарником облегченно вздохнули, когда возвратились в нашу уютную камеру.

Мы уже сидели с чистыми руками и умытыми физиономиями, а мой приятель также с вычищенными зубами, когда принесли еду на большом свежеотдраенном алюминиевом подносе. По меркам Фрица, то, что нам подали, считалось бы несъедобным, но, по сравнению с местным ассортиментом, запах которого мои ноздри позабудут нескоро, нам устроили настоящий пир. Поскольку сосед заказал все вдвойне, нам досталось два экземпляра «Газетт». Еще не прикоснувшись к апельсиновому соку, он вцепился в свой номер и, не удостоив передовую даже мимолетным взглядом, сразу погрузился в спортивную хронику. Покончив смаковать предстоящие соревнования, он пригубил сок и спросил:

— Вас не интересует быстрота бега лошадок?

— Не особенно, — признался я. — Но мне нравится, как вы разговариваете. Приятно пообщаться с культурным человеком.

Он метнул на меня взгляд, преисполненный подозрительности, но, увидев мое открытое и честное лицо, успокоился.

— Не мудрено. Судя по вашему гардеробу.

Мы сидели на стульях, разделяемые крохотным деревянным столиком. Особых неудобств мы не испытывали, если не считать того, что некуда было поместить развернутую газету. Мой напарник расстелил свой экземпляр на койке и продолжал штудировать спортивную полосу, усердно перемалывая зубами кусок бекона с гренкой. Я же довольствовался собственным коленом, пристроив газету на нем передовицей кверху. На фотографии миссис Рэкхем смотрелась лучше, чем при жизни — чертовская несправедливость! Имена Вульфа и вашего покорного слуги красовались в заголовках под отчетом об убийстве, занимавшем целых три колонки. Я перевел взгляд ниже и тут же последовал совету продолжить чтение на четвертой странице, где поместили остальные фотографии. Вульф выглядел, как и полагалось, раздутым мыльным пузырем, мое же изображение просто потрясало. По соседству оказался снимок добермана, застывшего по стойке «смирно». Подпись свидетельствовала, что это Геба, в чем я сильно сомневался. В материале про нас с Вульфом основное внимание уделялось его внезапному исчезновению из города и уходу из бизнеса, а также тому, что я оказался на месте преступления и был арестован как важный свидетель. Имелось также интервью с Марко Вукчичем, данное им только для «Газетт», за подписью Лона Коэна. Готов ставить не меньше десяти против одного, что ловкий прохвост воспользовался моим именем, чтобы проникнуть к Марко.

Расправившись с завтраком, в том числе с кофе, который оказался на удивление приличным, я настолько увлекся чтением, что даже не заметил, как мой товарищ, насытившись спортивными новостями, перекинулся на уголовную хронику. Вдруг у меня появилось неясное ощущение, будто меня пристально разглядывают, что было правдой. Сосед откровенно посматривал то на меня, то на четвертую страницу.

Я ухмыльнулся.

— Потрясающе похожа, да? Хотя я лично не думаю, что это та самая собака. Я, правда, не эксперт, но Геба не такая тощая, как эта тварь.

В его взгляде появилось новое выражение, и отнюдь не самое дружеское.

— Так вы, значит, и есть маленький Арчи Ниро Вульфа.

— Был, — отмахнулся я. — Читайте внимательнее. Кажется, теперь я уже свой собственный маленький Арчи.

— Значит, я заплатил за завтрак легавого!

— Ничего подобного. Разве я не сказал, что расплачусь сам, как только заполучу назад бумажник?

Он потряс головой.

— Ни за что бы не поверил. Такой шикарный костюмчик! Я-то думал, что вас зацапали во время облавы. Проклятые фараоны совсем озверели — хватают всех подряд. Потрясающе: в каталажке встречаю такого разодетого парня, а он, на тебе — фараон!

— Строго говоря, я не фараон, — я был уязвлен до глубины души. — Я частный сыщик. Я говорил, что мне нравится, как вы разговариваете, но вам изменило чувство меры. Я подметил, что вы человек культурный, что должно было сразу насторожить. Образованные люди редко попадают в тюрягу. А вот фараоны в наши дни пошли вполне культурные. Меня сюда засадили, поскольку подозревают в утаивании важных сведений об убийстве, что совсем не так, и хотя этот трюк стар как мир, они на него пошли. Ошибка не в том, что вас ко мне подсадили, им не привыкать попадать впросак, но вы перестарались, когда ни за что ни про что купили мне завтрак. Тогда-то я и начал соображать.

Он вскочил на ноги, набычился и ожег меня свирепым взглядом.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14